Тик-так. Тик-так. Тик-так.
Били в ритм шагам равнодушные часы.
Тик-так. Тик-так. Тик-так.
Тело требовало пищи. Хотелось взять несчастный кус хлеба и порвать его, заглатывая огроменными порциями. Но стоило только еде оказаться в руках, как глотку сводила судорога, отчаянное урчание желудка сменялось на дикую изжогу. Те крохотные порции, что всё же попадали внутрь, тут же исторгались желчным потоком. Организм отказывался их принимать. Оставалось скуля бродить по каюте, поджав хвост, как последняя псина, и безутешно причитать, обнимая трясущиеся бока.
Авентин. Авентин! Это не неожиданность, не оплошность, не ошибка. Апофеоз легкомыслия, самоуверенности и поспешности, возведённый на костях двухста восьмидесяти тысяч душ! Во всех армиях штрафбаты идут впереди, но здесь остались в тылу, да и ещё и без комиссара с дулом у виска. Гениально! Повод похлопать самому себе! Браво! Какая решимость! Какой напор! Решил, что перехитрил в одном крупном сражении, сможешь и в остальных? Враг не раз доказывал свою силу и свой ум, стоил руки и ног, но, очевидно, так и не забил в мозг одну простую мысль: его следует уважать. А что в результате?! Обманный манёвр, сочинённый на коленке за десять минут. Надёжный ход, не раскусить! И как вишенка на торте, любимая присказка: «Давайте быстрей все победим, отпразднуем и обдумаем, наконец, мою пенсию»! Кто мешал посмотреть отчёты подробнее, проверить, убедиться лично?!
Кто, кто тогда тянул его за язык, кто требовал подтверждать клятву, которую уж никто не помнит? Самолюбие? Смотрите, я оберегаю людей! Как будто им своих щитов не хватает. Если надо, найдут, кем прикрыться, добровольцы ныне не в почёте. Ему самому надо было? Нет. Не разглашал бы, утаил бы, не стал бы отцом величайшего поражения в истории, поставившего крест на всей кампании!
Союз продался. Продался за место во Внутреннем круге. Но кто кого должен винить? Политика не идёт рука об руку с моралью, она руководствуется необходимостью и ценой. Значит, Совбез решил, что неопределённо плохое будущее стоит того.
Про сам Совет вспоминать не хочется! Кучка слабых, ничтожных предателей! Они, словно малые дети, сначала испугались, а потом поверили. Права была Сидера: от вреда больше, чем пользы.
Война официально прекращена на время переговоров. Как бы переговоров. Пока люди выбирают первого представителя, оставшиеся советники уже слюни пускают под гипнозом. Они хоть всю галактику натравят на немногих выживших сопротивленцев по мановению руки своего господина.
Такие провалы ещё объяснимы для неулучшенных, простых людей, но Оклайн ведь не из таких! Он создан для решения подобных задач, для предусмотрения вариантов, о которых иной и подумать бы не смел. И всё же, он пропустил дыру размером с межзвёздный переход. Не окинул всю картину, купился на сладкий кусочек под носом! Это недостойно его звания, недостойно его предназначения, недостойно всего, что он делал и говорил! Этому нет прощения!
Ноги незаметно перетащили в камбуз, где в гробовом молчании сидели трое. Увы, ни Ораракс, ни Хельмут не пережили того дня, будучи убитыми прямо в штабе. Шансов выбраться у них не было.
Пустые взгляды обратились на Эмбара. Как они устали. Как он их подвёл!
Вид их больных, измученных лиц стал последней каплей. Обессилив, заблудившись в себе, он не выдержал и рухнул, где стоял. Рухнул, как пустая древняя башня, час которой пробил сотни лет назад.
***
Спустя много времени пришло осознание. Через тяжесть отчаяния прорвался одинокий лучик — вина лежит на многих: на своих, и на чужих, на живых и мёртвых, не только лишь его провал стал причиной катастрофы. Это не облегчило бремя, но заставило подняться с кровати и твёрдо сказать:
— Мы победим.
Остальные ловили каждое слово. На их лицах пробегали сомнения, но глубоко в глазах горел огонёк надежды.
— Мы победим, — склонился он над голографическим столом.
Потери 616-й Киля оказались настолько велики, что Оклайн внезапно стал старшим по званию. Их среднего и верхнего звена выжили немногие, но они безоговорочно приняли как его власть, так и решение продолжать борьбу до конца, несмотря на постановление Союза. Все, кто собрался тут, — мятежники, изгнанники, избитые и забытые. Мечтали они об одном: отомстить.
— По данным маячков Варраден, — Оклайн кивнул Варайну, — флот Совета на переговоры направился по тем же координатам, что нашли у эннан. Значит, за всем стоит одно лицо. Мы отправимся в его логово и прикончим его. Пусть многие не вернутся, пусть не вернётся никто, но война кончится. Будущее останется за нами.
Он вывел карту системы. Цитадель горизонтальной конструкции, похожая на огромную рыбу, выбросилась на поверхность второй планеты. Стеклянного мира с редкой атмосферой и мёртвой тектоникой. На просторах Млечного пути часто встречаются подобные пейзажи — на полях древних сражений.
— Мы воспользуемся дополненным штурмовым манёвром Гарреля. Враг превосходит нас числом минимум два к одному.
А ведь когда-то Гвардия и законники составляли меньше трети объединённых сил.
— Наш лёгкий флот выйдет на высокой орбите над цитаделью. После на гравитационной тяге начинаем пикирование вниз. По прямой. Никаких крупных орбитальных манёвров. Как только фрегаты выйдут на низкую орбиту, они оставят маячок для навигации тяжёлого флота. Тот пробивает линию защиты и прикрывает десант. Снарядов и бомб — не жалеть.
На карте планетарного региона загорелись три плотно скомпонованные красные точки.
— Зона десантирования. Возможности для разведки нет. Атакуем всеми силами по одному направлению. Схема атаки «Альфа». Ничего не жалеть. Конечная цель этого этапа — пробить дыру в корпусе вот здесь, — он указал на схему. — Пусть эта точка не ближайшая к тронному залу, она наиболее удобна. Далее по сети тоннелей продвигаемся к цели и взрываем её зарядами антиматерии или уничтожаем иными средствами, если такое возможно.
Выговорившись, Эмбар закрыл глаза и облокотился на стол.
— Совет прошёл через врата на вражеской территории. Благо, я смогу провести нас, минуя их. Это последний шанс покинуть флот. Я хочу, чтобы перед стартом каждый сделал выбор. Отто, — он обернулся к полковнику. — «Меч мира» ваш. Стартуем через пять часов. Брифинг окончен.
***
Сидя на кубрике, раз за разом перебирал былые награды. Сознание безропотно приняло несчастную судьбу, но душа ещё протестовала. Быть может, возможно, что-то случиться, и они выживут все. Не будет такого. То путь в один конец. Путь без возврата. Пусть же он пройдёт без сомнений, и, если потомки когда-нибудь вспомнят их, пусть знают, что предки шли гордо и прямо, а не влача ноги.
Рядом уселась Сидера. Она будто постарела лет на десять.
— Готов?
— Всегда. Честно, никогда не думал о будущем.
— Ты-то! Не смеши! Да ты всё предсказываешь!
— Я о другом. Я всегда о тех, кто рядом, что будет с ними. Но о тех, кто будет дальше, после нас, никогда не беспокоился. Как они воспримут?
— Будут крайне благодарны.
— Если вспомнят.
— Вспомнят, не беспокойся. А если забудут, духи им напомнят. Поверь, они умеют.
— Ха, — он болезненно усмехнулся. — Умеешь поддержать.
— Тебя? Да запросто? — она пихнула в правый бок. — Ты у нас главная говорящая голова. Я не хочу разгребать весь бардак одна!
— У тебя есть Варайн.
— Не, не то. Он осторожный. Сидит на берегу, думу ворочает. Авось мимо труп врага проплывёт. Мне такое не по душе. Яркий напор, взрывы, вперёд нестись паровозом — это да!
— Я так похож на реактивный ранец?
— Скорее, на рогатку. Запульнёшь точно в лоб, а там круши, ломай, беспредельничай, сколько влезет! Потому мне и нравится с тобой. У тебя подходящая тактика. И ты умеешь её применять.
— Не без ошибок.
— Пф… Нашел проблему. Нет, мы с тобой — команда на века. Вместе до конца.
— Братья не по крови, но по духу, — солнечно прищурился Эмбар.
— Именно так! Именно так! Только брат и сестра. На такое я согласна.
Он вытянул правую руку. Они стукнулись предплечьями.
— Да, жаль, что всё так обернулось, — пробормотала Наррайн. — Зажуёт же у нас эта тварь! Так зажуёт! Ух!
С грохотом пустая кружка опустилась на стойку.
***
Они собрались в командном зале. Усталые, обозлённые, но жаждущие завершить войну во что бы то ни стало. Облизав разорванную губу, Варайн взял слово.
— Братья, товарищи, друзья. Я рад, что имею честь служить рядом с вами, что вы идёте вместе со мной в последний бой. Враг наш силён и хитёр, велик и опасен. Однако у него нет того, что есть в сердце каждого из нас! Решимости сражаться до конца! Чувства локтя и стремления победить! Да, нас превосходят числом! Но не боевым духом! Каждый из нас поклялся защищать свой народ, справедливость и галактику, каждый из нас готов отдать жизнь за них! Каждый тут герой! Ваши имена достойны занесения в анналы истории! Ваш подвиг не будет забыт! Мы все лучшие из лучших, плоть от плоти своего народа. Так пусть наша чистая кровь поведёт нас в последний путь! До последнего патрона! До последнего литра топлива! До последней капли крови! До победы или смерти! Мы пойдём до конца! Мы сокрушим врага. А теперь, друзья, запомните жар ваших сердец и пронесите его через тот ад, что ждёт нас! Займите посты и свирепой решимостью разите наших врагов! За галактику, за справедливость, за людей! Победа или смерть!
— Победа или смерть!
— За людей!
Оклайн сжал челюсти и кивнул. Как же он алкал крови своих врагов! Собственное выживание более не волновало его. Не осталось в мире ничего, кроме грядущей битвы. Каждая мысль, каждое движение посвящено одной ей.
Плотно обхватив штурвал корвета, отдал швартовы в последний раз. Лёгкий флот отсалютовал, отправляясь в бой. Раскрылись магнитные паруса, сверкала зеркальная броня. Они не будут скрываться. Они ударят всем, что есть, не жалея ни себя, ни снарядов, ни техники! Пусть враг узнает, что значит чистая ярость обозлённых солдат!
С гулом пронёсся световой год. Оклайн считал каждую секунду, каждый вдох, каждый удар сердца. Его веки дёргались в нетерпении, разряды скакали по оперению. Сам воздух наэлектризовался, готовый разразится грозой. Железный привкус во рту. Скрежет зубов и резины.
Они выскочили сверкающим клином на орбите мёртвого мира. Предатели зависли внизу. Ровными шеренгами, как на параде. Тут же выпустили рои истребителей, поворачивали бронированные туши своих колоссальных пустоходов.
Стрелой тонкий строй нёсся вперёд, паля из всех калибров. Залились огнём непроницаемые щиты, раскидывали сопровождение удары, оставляя линкоры без прикрытия. Один за одним фрегаты вспыхивали в смертельном огне, разлетаясь на звёздную пыль. Уходили без крика и ругательств, со стойкой святостью внутри. Разрезали черноту пульсары лазерных лучей, проносились роями ос снаряды. Гудели ракеты, взрывались торпеды. Стрекозы летали тут и там.
Серебром блистали облака пара, обломки и снаряды. Дождём летели ядерные заряды. Вот, «Паладин» дал залп. Разлетались в щепу окружившие его корветы и фрегаты. Оставляли чёрные нити дыма катера. Не в силах лёгкому флоту одолеть мастодонта, но основной удар уже на подходе. Маршрут его построен.
Вот, вот они! Яркими вспышками осветилось их прибытие. Ионные лучи разрезали на части врага. «Меч» сверкнул на солнце златом, выстрел его пронзил проклятый бело-алый корпус. И разорвался «Паладин» тысячей осколков, оставляя дыру во вражьем строе.
Грузные галеоны и невесомые транспорты, выпуская фейерверки ложных целей, ринулись вниз. Расцвела истерзанная поверхность вспышками, поднимались над берлогой врага голографические щиты, отражая новую волну снарядов. Но и сама крепость не могла огрызаться в ответ, мешая высадке десанта.
«Бездна» в пике прошла побоище, метеором врезалась в атмосферу, оставляя огненный след. Краска её от жара сошла, но керамика осталась цела, закалившись в жаре сражения. Бросив рычаги, кинулся Эмбар к танку, вылетел над головами авангарда.
Враг послал на них все силы. Из неведомых укрытий ринулись навстречу орды тварей, волной ужаса и смерти. Выскакивали одурманенные солдаты и Гвардейцы, гудели танки и пронзали перехватчики небеса, оставляя за шаттлами предательские полосы маслянистой тьмы!
Разорвались утренние сумерки светом ядерных пожаров, и обугленная плоть планеты оплавилась вновь. И вновь на чёрный камень пролилась горячая кровь. И вновь реют знамёна, идя за строем строй в последний бой. Сверкают взрывы, дым клубится. Лишь белые черты на спинах выдают в аду солдат. А те умирают, но стреляют вновь и вновь, забирая жизнь за жизнь. Падают, но не сдаются!
Гудят моторы, рвутся танки вперёд. Под гул тысячи орудий взмывают ракетные грады, пронзая застланное небо. Разрываясь впереди цветами тысячи смертей! Они рвались, рвались нещадно. Под лучи крепости, под гибель товарищей, идя по трупам врагов. Только вперёд! Не надеясь вернуться назад! Только вперёд!
Передовой отряд стрелой огня и взрывов достиг извитой обшивки. Не желая отступать, они, словно снаряд, подорвали и её, и себя, забрав на тот свет тысячи тварей. Бойцы ринулись в пролом. Сражались бок о бок рыцари и простые солдаты, танкисты и пехота, люди и мидду. Плечом к плечу, спина к спине, сжигая пирроген и собственную ярость, разя уродов направо и налево!
Они внутри! Пробились через рой! По колено в крови, врага и товарищей, в ранах и обугленных скафандрах. В гневе и беспощадном прорыве через орды тварей.
Впереди замаячили белые доспехи. Браться столкнулись с братьями. Лилась рекой лучшая кровь галактики. Падали один за одним, брусчаткой благородных тел устилая путь. Они не отступали, они выгрызали победу из вражеских рук!
Уж последний линейный солдат рухнул, не показав лопаток. Уж последний Белый щит отдал долг своему народу. Уж последний танк застыл, упёршись стволом в тушу жуткого монстра! Но они все шли и шли! Шли и шли! Кто не мог, становился на колени и стрелял, прикрывая товарищей.
Тварь на машину прыгнула сверху, Оклайн механически зажал гашетку. Щелчок. Опустел магазин. Он взмыл вверх, размазав гада по потолку. Триста алых рыцарей стояли по пояс в трупах врагов, пробирались, отбивались, но теряли темп. С каждой минутой их становилось всё меньше и меньше, а цель так близка, но так далека!
Внезапно ослаб напор тварей. Отступили они перед мастерством противника, готовясь добить несговорчивого врага!
— Оклайн! — позвал его слабым голосом Ур. — Спустись! Быстрее!
Выглянув из люка, он всё понял. Рыцари. Они уже в силах идти вперёд. Они останутся тут, прикроют его.
— Осталось всего ничего! Заложи эту бомбу и убей эту тварь!
— Я пойду с тобой! — подняла окровавленную руку Сидера.
Её почти не видно за слоем отрубленной плоти и грязи. Она словно чёрт из ада во время пира, но она жаждет покончить с этим не меньше остальных. Из туннелей раздался вой. Волна света пробежала по карамельным стенам.
— Оклайн, — Варайн достал блестящий медальон рыцаря. — Если ты выживешь, не дай Ордену погибнуть!
Он молча кивнул в ответ. В последний раз их взгляды встретились. Время замерло на миг негласного прощания. Варраден просто так не сдадутся, даже когда их силы иссякнут… У них остались бомбы.
Первые чудища показались из-за изгибов. Танк рванул вперёд на всех парах. Один зал, второй, третий! Позади раздался вой битвы. Последней битвы.
Вот, вот оно! В толстенной стене одинокий проход, похожий на глубокую нору. Повреждёнными датчиками, заляпанными и обломанными, прощупал округу. Вроде всё чисто.
— Вперёд, — прошептала Сидера, вырываясь наружу.
Громкий удар. Она падает вниз с развороченной грудью. Пуля снайпера разорвала ей сердце. И прежде, чем Аррас успел сделать второй выстрел, раздался дикий грохот. Зажглись зелёные щиты останавливая ударную волну невиданной силы. Варраден исполнили последний долг!
Оклайн не кричал. Нет. Он был в такой ярости, что с голыми руками кинулся на рухнувшего с балкона предателя. Однако тот оказался силён. Очень силён. Они боролись полминуты, силы равны, как вдруг новый толчок.
Эмбар упал навзничь, нащупал рукой древко и молниеносным ударом лишил Арраса жизни. И головы. Тот качнулся пару раз и недвижно грохнулся оземь, истекая чернильной кровью.
Отдышавшись, Оклайн склонился над Сидерой. Она уже мертва, но голова её цела! Значит, есть шанс! Он закинул её в танк, а сам поднял бомбу и побежал, что есть мочи, по тоннелю.
За ним открылся тронный зал. Огромные колонны украшали его по обе стороны. Стены и пололок словно свиты из корней. Но они ничто, по сравнению с владельцем этого зала — огромная, невиданных размеров бесформенная туша, словно опухоль, зависла на цепях над огромным глубоким бассейном. Она метров сто в диаметре, вся испещрена глазами, лапами, копытами, пастями, крыльями и ртами. Главная голова напоминала лошадиную, с огромными рогами и закрытыми толстым бельмом глазами. К ней снизу тянулись десятки шлангов и кабелей, словно жуткий фартук. Так вот он какой. Шаггот. Нет существа во вселенной, способного выглядеть так!
Перед ним в трансе на балконе застыли три советника. Вот и все их переговоры — остались лишь пустые оболочки.
Не сбавляя темпа, Оклайн взвёл бомбу. Десять секунд таймера. Он размахнулся и метнул что есть силы заряд, дабы тварь сдохла! А вместе с ней — и вся её орда!
Вспышка! Волна обожгла латы, откинула его на десяток шагов назад.
— Вот мы и встретились, — проревели, прошептали, пролаяли, проскрипели и прокрякали десятки голосов. — Я же говорил, что не даю выбора!
Зеленоватое поле вокруг бомбы рассеялось.
— Иблис? — проскрежетал Эмбар.
— В одном ты ошибся, Оклайн. Я не прикрываюсь личиной шаггота, я он и есть! А теперь ты отдашь мне то, что я искал столько лет!
Он открыл свою пасть, откуда выползло длинное механическое щупальце, увенчанное огромной сияющей жемчужиной. Точь-в-точь Белая звезда! Фауст был прав!
Оклайн пытался оползти, но Иблис догнал его. Неведомая сила парализовала его. Чужое сознание накрыло мешком голову. Эмбар внезапно ослеп.
— Твое зрение — мой дар! Твоя живучесть — мой дар! Твоя скрытность — мой дар! Я их отдал, я их и заберу!
— Ты заплатишь за всё!
Не видя цели, он махнул протезом, неподвластным ещё контролю Абхама. Раздался дикий визг, внезапно поле пропало. Эмбар вновь стал собой. Оказывается, копьё попало прямо по держателю жемчужины, и сейчас, она, болтаясь на ниточке, спешно скрылась внутри тела. Все глаза опухоли устремились на жертву, все головы дико завывали, предвкушая расправу. Чем его убить?!
— Какой у тебя был потенциал! — гневно проревел Иблис. — Ты мог бы стать моим величайшим творением! Но ты бездарно растратил свои способности! Я дал тело, о котором и мечтать нельзя, а ты вернул мне кусок поношенного, отбитого мяса! Ничего, я могу вырвать импланты и из трупа!
Из щели позади выпрыгнул охотник, проскрипел своими когтями, прошипел в наслаждении. Однако Иблис не собирался беспомощно наблюдать — он поднял свои железные щупальца.
Оклайн едва успевал уклоняться. То один бьёт, снося колонну, то другой прыгает, рассекая со свистом воздух. Кровавая пелена злобы застилала взор. Улучив секунду, он вонзил копьё в бок охотника. Прогремел взрыв, разлетелись ошмётки.
— Я бог! Я творец! Ваша плоть для меня глина, из которой я рождаю свои творения! Я имею полное право сломать то, что отслужили своë!
Выхватил гранату, прогудел новый клинок. Когда Иблис попытался расплющить Эмбара, тот ловким ударом рассёк железный щуп. Потек из раны грязно-жёлтый ихор. Однако щупальце не отломилось, сбило с ног и потянуло за собой, к парапету обугленного балкона.
В последний миг он схватился за рваный край. Глянул вниз. Отсюда начинаются все кабели и трубы, что питают опухшее тело. Словно трубы органа, они выходили из стены. Граната пошла. Пламя порвало сосуды и нервы. С воплем боли и ненависти дендриты шаггота рухнули, но сам он ещё дышал!
— Ты, ты отобрал у меня всё!
— Я дал тебе это всё! Я бог! И даже твоя Райна — моё творение! Своей борьбой ты лишил себя всего! Своими руками!
— Нет, нет! Гад ползучий! Нет!
Блокираторы отключены. Охладитель вытек. Ядро лат выскочило, со звоном ударилось об обрубки труб и скрылось в коричневой мутной пучине бассейна. Подтянувшись, Оклайн рухнул на пол в секунду взрыва. Раскалённая жидкость гейзером устремилась ввысь, исходя раскалённым паром.
Иблис закричал от боли тысячей голосов. Он выл, варясь заживо, но не умирая! Не умирая! Эмбар выхватил пистолет и принялся стрелять в тварь, пока магазин не опустел. И всё равно он нажимал на курок с бессильным щелчком — он добраться до врага и быть не в силах его убить!
— Оклайн! Оклайн! — достучался до него голос Саффа. — Пустоход взлетает! Его голографические щиты отключены!
— Отто! Отто! Как слышишь?!
Раздался звук боя и щелчки отлетающих от стен пуль.
— Сэр, нас взяли на абордаж! Мы теряем «Меч»!
— Сделайте выстрел! Уничтожьте крепость!
— Сэр, — отчаянно прошептал он. — Мы не можем. Орудие повреждено.
— А другие?!
— Мы остались последние! Их слишком много! Хотя! — раздался скрип закрывающейся двери. — Мы сможем! Да! Сможем! Уходите оттуда!
— Не тяните! Стреляйте!
— Мы протараним флагман! Он как раз у нас на пути! Бомбы сомнутся и взорвутся. Уходите оттуда!
Сердце разрывало грудь с каждым ударом. Не чуя ног, Оклайн побежал, выбрался из рушащегося, скрипящего зала под дикий хохот Иблиса, сел в танк и полетел! Быстрей, быстрей! У Сидеры ещё есть шанс! Твари в панике разбегались прочь, из Стаи став зверьми.
На месте крайнего рандеву зияла огромная пробоина, которую оставили заряды Варраден. Тень разорвала рассветные лучи. «Бездна»! Невредимая, зависла на солнечной тяге. Залетев в ангар, первым делом подхватил Наррайн и запихнул в аварийную криокапсулу. А после — на мостик.
Машина взмыла вверх. Неслась навстречу судьбе через пепел и дым, к лучам и свету! Астероидом падал «Меч мира», Оклайн видел показатели Отто — он смертельно ранен. И всё же ещё жив!
— Полковник! Полковник! — в последнюю минуту крикнул он. — Рад был служить с вами.
— А я-то… как. Вы были… лучшим… Благодарю… — Либершафт глубоко дышал. — За Людей и во славу Их.
Они разминулись. Потоки ветра и пламени закрутили «Бездну», завертели её, не желая отпускать. В последний миг перед вспышкой сработал протокол Стеллара. Они вылетели перед волной всесокрушающей энергии и осколков. Ввинтились в пустоту.
Эмбар не сразу пришёл в себя. Он распластался на полу. В полумраке глядел в потолок. Застонал. Тяжело поднялся и закряхтел, держась за бок. Медленно, хрипя и хватаясь за стену, побрел обратно, роняя редкие вздохи. Как внезапно стало тихо. Казалось, что он оглох. Не было даже звона. Просто тишина.
Подойдя к капсуле, он прилип к окошку, боясь спросить.
— Сожалею…
Дальше Оклайн уже не слушал. Упал, где стоял, у ног Сидеры, свернулся и зарыдал. Все мертвы. Все мертвы. Все мертвы. Один он, поклявшийся их защищать, жив. За что? Почему? За что-о-о-о?
Редкие солёные слёзы текли по мятым посеревшим перьям, а вместе с ними вытекала и боль. Горло свело — из него выходили лишь безутешные хрипы и мольбы. За что?
Обессиленное тело вздрагивало, когда из душевных ран выливалась новая порция крови. Он сотрясался от плача, не ведя утехи. Он повел на смерть товарищей, убедил их, а сам остался жив? Разве это достойно?! Разве это правильно?!
Достав из кобуры пистолет, прижал к виску. Уж лучше так, чем мучатся всю остальную жизнь! Нажал на курок… Бессильный щелчок. Внутри пусто.
— Не-е-ет! Нет! Дай мне умереть! Дай! Тупая тварь!
— Я очень сожалею, но не надо, — остановил его попытки Сафф. — Вы живы, значит, так распорядилась судьба.
— Ты, машина, говоришь о судьбе?! Не сбрендил ли ты вместе со мной?!
— Вы должны жить.
— Ради чего? — обречённо прошептал он.
— Ради будущего.
— Оно не стоит того, — зубы застучали от холода. — Я не вынесу! Я… Я сойду с ума!
— Вы выстоите. Я знаю. Я верю в вас. Вы нужны мне, я нужен вам. Вам нужно поспать.
— Не надо, прошу. Если ты мне друг, дай яд.
— Спите, мой друг. Спите спокойно.
Под действием снотворного он и не заметил, как бессильно осел, упоённый тьмой.
***
Один пустоход покинул поле боя. Всего один.
Оклайн глыбой камня стоял на развёртываемой станции «Вавилона» перед капсулой Наррайн. Словно хрустальный гроб лучшей воительницы галактики, ставшей лучшей подругой. Нет, сестрой. Младшей сестрёнкой. Весёлой. Азартной. Живой.
Слёзы кончились. Глаза высохли и покраснели, но в груди тяжело щемило, не давая вдохнуть. Рядом покоилась урна с прахом. Эмбар слишком слаб, чтобы отнести её, как обещал. Однако потом, в будущем, он сделает это. Обязательно.
Стоя тут, он думал обо всём, через что прошёл. Кто был другом — лежит в безымянной могиле. Кто был врагом, им так и остался. Союз отвернулся в час нужды. Стоило ли оно того? Брошенный всеми. Ненужный. Забытый. Тот, чья смерть станет для мира облегчением. Последний из «Знамения». Последний землянин. Последний капитан. Последний с «Вавилона». Последний рыцарь.
Крепко сжав в руке медальон, он вышел из стазис-камеры и побрёл по пустому белому коридору. Один. Сердце, словно подушку для иголок, истыкала едкая скорбь.
Теперь настало его время. Над вечным покоем потухнет последний факел. Пусть дрёма снимет боль. Пусть время зашьёт раны. Пусть мир забудет его. Только забудется ли он сам?
Оклайн лёг в криокамеру. Закрыл глаза. Глубоко вдохнул. И уснул на века.