Глава 10

— Почему ты так долго? — спросил Корф, когда увидел, как его товарищ спускается вниз по лестнице.

Поляков удивлённо вскину брови:

— Долго? Прошло всего-то пять минут.

— Для тебя и этого времени достаточно, чтобы…

— Ладно, Дэн, не заводись! — поспешил успокоить его Димон. — Всё в полном порядке, я тебя уверяю!

— А теперь, — начала Кристина, — я думаю, самое время начать решать вопрос с вашей машиной.

Георг посмотрел на неё и, улыбнувшись своей очаровательной улыбкой, сказал:

— Вы абсолютно правы, милая леди!

— Что ж, а я, пожалуй, поднимусь наверх, — произнесла Мирослава.

Поляков смерил её взглядом и усмехнулся:

— Да цел он, ничего я не делал.

Поднявшись на второй этаж, она направилась к комнате Авдеева. Как и в первый раз, её сердце бешено стучало, пытаясь вырваться из груди. Она тихо постучалась, но ответа не последовало. Приоткрыв дверь, Соколовская вошла внутрь. Матвей лежал на кровати.

«Похоже, он спит», — подумала Мира.

Он был бледен, но дыхание было ровным. Она хотела направиться к выходу из комнаты, как вдруг услышала его голос.

— Я не сплю.

Соколовская слегка смутилась.

— Не помешала?

— Всё в порядке!

Она медленно подошла к кровати и села на краешек. Улыбнувшись, Мирослава спросила:

— Как ты? Соня сказала, что у тебя голова болит, этот… — она пыталась подобрать нужное слово, но у нее не получалось найти такого. — Этот…

— Димон, — помог ей парень.

— Да, Димон. Он поднимался наверх.

С этими словами Соколовская посмотрела на Матвея.

— Он правда дал тебе таблетки?

— Да, — ответил Авдеев. — Он вернул то, что забрал тогда, внизу!

Мира посмотрела на тумбочку и на стоявший там тюбик. Прочитав название, она спросила:

— Что это? От чего они?

Матвей молчал. Ему не очень хотелось рассказывать печальную историю о своей жизни. В свете всех произошедших событий она сделает его ещё большей жертвой в глазах Соколовской, а выглядеть жалким ему не хотелось.

— Ни от чего, — сухо ответил Авдеев и, взяв пузырёк, сжал его в ладони.

Мирослава подозрительно глядела на парня.

— Ты принимал их по дороге сюда. И в университете тоже, я видела один раз. Это…

— Нет, это не наркотики, — перебил её Матвей. — Это просто таблетки. Таблетки и всё!

— И всё?

Авдеев начинал злиться.

— Чёрт, Мира, да! Таблетки и всё!

После этого в комнате стало тихо. Матвей понял, что был резок. Нужно было срочно что-то делать. Скорее всего, ему снова придётся довериться ещё одному человеку.

— Прости. Я не хотел тебя обидеть.

Он посмотрел на неё, а потом разжал ладонь, и Мирослава снова увидела маленький тюбик. Она поняла, что Матвей хотел ей что-то рассказать, но не знал, как начать.

— Я… Я могу сказать тебе, но боюсь, что после этого я стану выглядеть в твоих глазах ещё более жалким, чем есть сейчас.

— Не говори ерунду, — успокоила его Соколовская. — Нет ничего плохого в том, что тебя могут жалеть. Хуже всего, когда тебя ненавидят.

Авдеев улыбнулся:

— Ты и правда меня ненавидела, как сказала? Или это просто была фигура речи в порыве гнева?

Мира покраснела. Но раз уж они начали откровенный разговор, решила, что сказав правду, она поможет Матвею раскрыть свою.

— Ну… Да, ты мне очень не нравился, а после того случая с председателем ботаников, — она увидела, как он улыбнулся, — я была готова разорвать тебя в клочья. А потом ещё из окна я заметила, как ты что-то принимал, и после этого я окончательно убедилась, что ты… Ну, в общем, не очень хороший человек.

Авдеев аккуратно положил свою руку на её колено, а потом протянул ей таблетки.

— Это правда не наркотики, Мир. Просто очень давно, лет восемь назад, мне тогда было двенадцать, мой отец… Я попал в аварию и… Я выздоровел, но получил сильное сотрясение. Оно тоже прошло, но головные боли остались.

Матвей немного помолчал, а потом продолжил:

— Они не беспокоят, если моя голова не пересечется с чьим-нибудь кулаком. Или с трудно решаемой задачей.

Соколовская не верила его словам. Она робко подняла руку и коснулась ладонью его щеки. Авдеев посмотрел ей в глаза.

— А перед поездкой сюда, когда мы поссорились в коридоре, ты с кем-то подрался.

Матвей слышал в её голосе столько нежности. Он ни разу ни от кого не чувствовал такого отношения к себе, кроме матери. Сейчас он был готов рассказать ей всё, что бы она не попросила.

Сглотнув застрявший в горле комок, Авдеев почти шёпотом сказал:

— Прослушал воспитательную беседу… Дома.

— Матвей… — только и могла проговорить Мира.

— Я же говорил, что ты снова начнёшь меня жалеть, как побитую собаку. А я…

— А ты этого не хочешь, — закончила она за него. — Я знаю. Но мне приятно, что мои чувства к тебе изменились, пусть это пока только жалость.

— Пока?

Соколовская снова покраснела, щёки горели огнём. Ну, почему он выхватывает из её фраз не те слова? Как она могла так оговориться? И вдруг она поняла, что это была не оговорка. Мира хотела узнать, какие чувства он к ней испытывал. И у неё это получилось.

— Я…

Но она не смогла договорить то, что собиралась, потому что Матвей тоже многое понял, что дало ему зелёный свет. Он в мгновение ока оказался рядом с ней и, притянув её к себе, начал целовать. В этот раз поцелуй был немного напористым. Матвей так нуждался в ней. Он забыл о том, что она могла не разделять его желаний, но, почувствовав, что Мирослава обняла его и уверенно подалась ему навстречу, парень перестал себя сдерживать.

Зарывшись одной рукой в волосы девушки, Авдеев другой скользил по её позвоночнику к талии и наверх. По мере того, как страсть овладевала им, Матвей становился более смелым. Как только его рука коснулась голой кожи на спине Миры, она вздрогнула.

— Матвей… — выдохнул она.

Мирослава поддалась инстинкту и, положив ладони на грудь Авдеева, двинулись вниз. Она жаждала прикоснуться к нему без каких-либо преград, поэтому дойдя до бёдер, Мира попыталась запустить руки под его футболку.

Матвей сообразил, чего она добивается, но выдержать такое искушение не смог бы, поэтому он поймал её руку и поднял наверх, положив к себе на грудь.

— Я не сдержусь… — прошептал он ей в губы, прервав поцелуй. — Мне уже тяжело себя контролировать.

Она вырвалась и вернулась на опасную территорию, также тихим голосом, полным страсти, проговорив:

— Мне всё равно…

И с этими словами она запустила руки под его футболку и продолжила их страстный поцелуй. Авдеев издал тихое рычание и снова притянул её к себе. Мирослава, не отрываясь от его губ, гладила его пресс, возбуждая парня ещё сильнее.

— Ты не представляешь, как долго я хотел это сказать, — шептал Матвей. Я…

Но Мира снова остановила его, начав снимать с него футболку. Когда она почти справилась с этой задачей, её взгляд упал на его голый торс и Соколовская ахнула:

— Господи, что это?

Авдеев не сразу понял, что произошло, но когда страсть немного поутихла, он увидел, куда смотрела девушка. Она провела пальцами по длинному шраму на его боку, начинающемуся в районе груди. Матвей вздрогнул.

— Это шрам…

Он накрыл своей ладонью её руку чуть выше бедра, там, где заканчивалась жуткая бледная полоса.

— После той аварии…

Мирослава перевела взгляд на Матвея и коснулась его щеки:

— Шрамы вас только украшают.

И она притянула его к себе, готовая продолжить то, что было прервано по её вине. Авдеев нежно опрокинул её на кровать, покрывая поцелуями шею. Мира изогнулась от наслаждения. С трудом сдерживая себя от того, чтобы не начать раздевать девушку в ответ, Матвей прошептал:

— Я люблю тебя!

Соколовская замерла. Авдеев воспользовался этим и, нависая над девушкой и держа её непослушные руки, продолжил:

— Я хочу, чтобы ты знала. Но я не могу сейчас сделать это. Пока…

— Я…

— Дело не в тебе, — поспешил успокоить её он. — Просто мне больно… Драка внизу, — пояснил Матвей.

Соколовская только сейчас догадалась, что Авдеев ещё не совсем отправился после потасовки с Поляковым. Когда смысл его слов окончательно дошёл до неё, Мирослава села на кровати рядом с ним и снова залилась краской. Ведь до неё дошло не только то, что он сказал, но и то, что она сама сделала.

— Ты очень милая, когда краснеешь, как томат.

Матвей провёл большим пальцем по её щеке:

— Мне это нравится. А ещё нравится, когда ты злишься.

Мира улыбнулась.

— Можно я не буду сейчас злиться?

— Да, не стоит, — засмеялся Авдеев. — Томатом ты нравишься мне больше.

Матвей натянул футболку и облокатился спиной на подушку, глубоко вздохнув.

— Я надеюсь, что ты не жалеешь о том, что тут случилось? Ты меня застала врасплох.

— Нет, — она поправила прядь волос, заложив их за ухо.

Это был верный признак того, что она нервничала. Авдеев это видел.

— Но это было здорово! Слышишь?

Мирослава робко подняла на него глаза.

— Да.

Выдержав паузу, она тихо спросила:

— Ты тогда сказал… Это просто порыв или…

Матвей улыбнулся и взял её за руку:

— Это не порыв.

В комнате наступила тишина. Это был неловкий момент, потому что Соколовская не могла сказать ему то же самое. Она уставилась на свои руки и не осмеливалась поднять глаза на парня. Авдеев не был глупцом, поэтому решил увести разговор в сторону.

— Ты можешь ничего не говорить. Это не обязательно, но я хочу, чтобы ты знала об этом. Для меня это важно! А теперь могу я тебя кое о чём попросить?

Мирослава с облегчением вздохнула и посмотрела на него:

— Да, конечно.

— Ты можешь просто полежать со мною? Чтобы мне не казалось всё это сном.

Соколовская улыбнулась:

— Двигайся.

Она сбросила кроссовки и легла с ним рядом, так же, как и он, облокатившись спиной на подушку.

— Спасибо. И… есть ещё кое-что….

Мира выпрямилась и повернулась к Авдееву. Глядя на него, она поняла, что его что-то беспокоит, поэтому решила первой нарушить затянувшуюся паузу.

— Матвей, что-то случилось?

— Мира… Ты… ты ничего мне не хочешь сказать?

— Я? — удивилась она. — О чём ты? Что я должна тебе рассказать?

Авдеев глубоко вздохнул. Ему было неприятно говорить об этом, но он должен был узнать правду.

— Хорошо, тогда я задам вопрос по-другому: скажи, что произошло этой ночью?

Мирослава смотрела на него широко раскрытыми глазами.

— Что-то я тебя совсем не пойму.

— Димон… Он… — запинаясь на каждом слове, произнёс парень. — Он ничего тебе не сделал?

Только сейчас она стала понимать, к чему он клонил.

— Матвей, ты что такое говоришь!

— Значит, это всё ложь? Что он был у тебя в комнате….

— Я бы и на метр не подпустила его к своей комнате, а тем более к себе! — уверенно сказала Мира. — А ты… Ты вообще как такому мог поверить?!

Они смотрели друг на друга. Авдеев улыбнулся. Он стал медленно приближаться к ней. Когда он оказался на небезопасном расстоянии, она ловко увернулась и, улыбнувшись, произнесла:

— Вижу, что вам уже стало лучше, товарищ Авдеев! А раз так, тогда идёмте вниз. Кстати, я забыла сказать, у нас очередные гости! Георг Мареш.

Брови Матвея медленно поползли вверх.

— А это ещё кто такой?

— Европеец. Насколько я могу судить, румын. Он случайно оказался в этих местах. Его машина сломалась в миле от нашего коттеджа! Он оставил её на дороге, а сам отправился на поиски того, кто сможет ему помочь! И, естественно, мы оказались единственными в округе!

Соколовская улыбнулась.

— Ребята сейчас решают, кто отправится за его машиной, чтобы доставить её к коттеджу.

— И как у них это получается?

— Одного уже выбрали, вернее, он сам вызвался добровольцем, это Костик и, скорее всего, Илья, он же у нас машинных дел мастер.

— Костяш? — переспросил Авдеев, не поверив её словам. — Он терпеть не может возиться с маслом и болтами, он мне по дороге сюда не помог, а тут вдруг воспылал любовью к четырёхколёсным?

Шевцов никогда не любил возиться с машинами, даже если его просили помочь. Он находил кучу отговорок, только бы не копаться под капотом, а тут вдруг резко изменил себе…. Откуда такое рвение?

Матвей изменился в лице. В глазах промелькнула тревога.

— Да, а что такое? — удивилась Мирослава. — Что случилось? Ты вдруг стал таким серьёзным? Что-то не так?

— Нет, всё в порядке. Просто…

— Просто что?

Авдеев молчал. Он совсем не хотел пугать её своими домыслами, которые не нашли ещё никакого подтверждения, но предупредить её он должен был. Но как? Как сказать это, чтобы не вызвать лишних подозрений? Он и так вёл себя последнее время очень странно… Если сейчас он начнёт настраивать ребят друг против друга, из этого ничего хорошего не выйдет. Он сам сомневался, было ли всё увиденное им настоящим или это была простая галлюцинация, но что-то подсказывало ему, что в доме теперь было небезопасно, и одним источником, из которого исходило зло, являлся Константин Шевцов.

— Мира… — Матвей замолчал, собираясь с мыслями. — Тебе покажется это странным, но, пожалуйста, отнесись к моим словам серьёзно и постарайся не задавать вопросов.

— Я тебя не понимаю…

— Это неважно! Просто пока поверь мне и всё, хорошо?

Он посмотрел на неё. Соколовская видела, что он был не на шутку чем-то обеспокоен.

— Матвей, да что случилось?

— Я тебя очень попрошу, держись подальше от Костика.

— Матвей…

— Мир, я не могу всего объяснить, просто поверь мне!

— Ты очень странно ведёшь себя, — начала она. — Извини, если мои слова покажутся тебе немного грубыми, но, по-моему, единственный человек, которого стоит опасаться сейчас, это ты, не считая наших новых друзей.

Авдеев молчал, утопая в своей беспомощности. Он не мог ничего ответить ей, потому что она была права. Шевцов не сделал ничего такого, что могло бы заставить ребят изменить своё отношение к нему, скорее, наоборот. В то время как Матвей уже успел наломать столько дров, что скажи он сейчас о том, что Костя стал опасен для окружающих, его никто не воспримет всерьёз. И, кроме того, больше никто ему не поверит… Никогда. А допустить этого он не мог, по крайней мере, сейчас, когда они были так далеки от людей и от помощи цивилизованного мира.

Он чувствовал что-то неладное, но не был уверен точно, откуда ждать удара, и в чём вообще будет заключаться этот удар, он просто знал: опасность уже нависла над домом.

В этот момент он услышал голос Миры:

— Пожалуй, я пойду! Если ты идёшь вниз — идём, если нет, то я спускаюсь одна.

С этими словами она посмотрела на Матвея. Он в последний раз заглянул ей в глаза, пытаясь найти в них хоть что-нибудь, что говорило бы о том, что она ему поверила и прислушалась к его просьбе, но, увы, всё было тщетно… Глубоко вздохнув, он ответил:

— Да, я иду с тобой.

И они вместе покинули комнату.

Загрузка...