Последний интегратор

Глава I. Апрель, суббота

Артём и Майя ждали меня у институтского крыльца. Артём — высоченный, выше меня на голову, и широченный. Настоящий атлет. А Майя… Майя улыбалась. Наташи не было, Дениса не было.

— Наташа забежала домой, — сказал Артём. — Она нас в Луна-парке встретит. А Денисыч сдаёт книги, сейчас будет.

Я посмотрел на часы.

— Ребята, у меня есть небольшое дело по пути. Надо зайти в префектуру. Я там пробуду недолго. Наверное, недолго.

— Господин городской советник, прикажете подать автомобиль? — сказал Артём.

— Ладно тебе, — сказала Майя. — А если серьёзно, зачем?

— Для доклада, — сказал я. — Жебелев посоветовал покопаться в архиве Интеграционного комитета. Это где-то в префектуре.

— Ну, если Жебелев… — сказал Артём. Других объяснений ему не требовалось.

— Зачем тебе Наташа, если у тебя есть Жебелев? — спросила Майя.

— Я попрошу вас не смешивать личное и общественное, — сказал Артём с притворной строгостью.

Это была цитата из старого фильма про Легион. В детстве мы все его смотрели, и не один раз.

— Вот и наш Денисыч, — сказал Артём.

У Дениса были заняты обе руки. В одной — раздутый портфель, в другой — три книги, которые в портфель не поместились. Ещё немного, и книги бы выпали.

— У него свои развлечения, — сказал Артём. — Зачем тебе столько, зубрила? Не забыл, куда мы идём?

— Эти положи к себе, — спокойно попросил Денис.

Артём взял три книги и посмотрел на их обложки. Как я заметил, что-то по философии. Артём без споров положил книги в свой портфель. Денис в очках со стёклами толщиной в палец выглядел как типичный ботаник и был ботаником. Но они с Артёмом были лучшими друзьями.

— Пойдём тогда? — сказал я. — Мне нужно успеть до четырёх.

— Пойдём, — сказала Майя.

— Погнали, — сказал Артём.

Денис ничего не сказал.

Было такое время года, когда не знаешь, как одеваться. Утром и вечером температура ниже нуля, а днём печёт солнце. Снег уже сошёл, на газонах пробивается трава, лёгкий ветерок несёт по тротуару клубы пыли.

Мы проходили мимо старинных каменных особняков, государственных учреждений, коммерческих контор, магазинов. Некоторые были подновлены ремонтом. Нарядная гимназия, окружённая парком. Неприметный театр с аллеей перед входом. Банк с медузьими головами под крышей. Кинотеатр «Колизей»…

Белое восьмиэтажное здание ушло на две эпохи вперёд от стоявших рядом особняков. Я подошёл к широкой лестнице.

— Вы тут постойте, я скоро, — сказал я.

— Будет исполнено, господин городской советник, — сказал Артём.

Оставив Майю, Артёма и Дениса, я поднимался по лестнице. Массивные деревянные двери — их было три пары, — а по бокам от дверей таблички: «Префектура г. Туганска», «Туганский городской совет», «Городская газета „Туганский вестник“».

В холле никого не было. Я поискал на стене какие-нибудь указатели. Ничего не увидел.

По лестнице спускались несколько мужчин в расстёгнутых пальто и с портфелями и переговаривались: «У Легиона были свои плюсы». — «Разумеется». Они шли к выходу, не обращая на меня внимания. «Разве он был несовместим с демократией? Можно было заменить назначение командиров выборами». — «Разумеется».

Один из них, высокий, толстый, усатый, посмотрел на меня — то ли с подозрением, то ли с сочувствием. Потом отвернулся и возразил спутнику: «Погодите, но военизированная организация…» — «Ну, так и гимназию можно объявить военизированной…»

Компания вышла на улицу. Снова в холле стало тихо. Из боковой двери показался седой мужчина в форме. Охранник.

— Молодой человек, вам куда? — спросил он.

— Мне в Интеграционный комитет, — сказал я. — Только я точно не знаю, где он.

— А, к этим… — сказал охранник. Почти презрительно сказал. — Это с торца. Налево.

Я вежливо поблагодарил и вышел. С крыльца был такой вид! На противоположной стороне улицы, из-за решётчатого забора торчали аттракционы Луна-парка. В ясном небе выделялось колесо обозрения — «Всевидящее око», которое недавно зачем-то стали называть «Атон». За ним сверкали стёкла небоскрёбов.

Мне захотелось всё бросить и поскорее оказаться на самой вершине «Ока». Когда я катался на нём в последний раз? Ещё в гимназии.

— Быстро же ты, — сказал Артём.

— Мне в другую сторону, — сказал я.

— Это несерьёзно. Наташка там одна стоит.

— Так вы идите, а я вас потом догоню.

— И правда. Мы там все вместе подождём.

— А тебе обязательно прямо сегодня туда идти? — спросила Майя. — Завтра нельзя? И зачем тебя Жебелев туда отправил?

— Сегодня или никогда, — сказал я. — Вы идите, я скоро.

— Мы будем у входа, — сказала Майя, — а потом у дельфинов.

Артём и Денис кивнули.

Они шли по площади, оглядываясь и махая руками. Артём вообще шёл вперёд спиной, пока Майя его не развернула. Я тоже махнул и пошёл к боковой стороне здания.

Здесь за высокими кустами был ещё один вход — с небольшим крыльцом. Я его раньше не замечал.

На крыльце стоял какой-то парень, его лицо скрывал капюшон. Он услышал мои шаги, резко обернулся и неожиданно перескочил через перила. Он кинулся в кусты, затем перебежал через дорогу и скрылся в переулке.

Мне пришло в голову, что это Гоша. Да нет, Гоша был высокий, плотный. Сейчас он наверняка растолстел, а этот — худощавый и шустрый.

Я подошёл ближе и понял, почему парень убежал. Клеёнчатая дверь была прорезана так, что получалось слово «кханды». Дальше шла ещё какая-то буква — у или х. Парень в капюшоне не закончил своей работы потому, что я его спугнул.

Кажется, эта сторона здания частенько переживала такие нашествия. Стену вокруг крыльца недавно покрасили. Из-под совсем свежей зелёной краски были видны мазки других цветов, как будто стену красили несколько раз подряд. Кое-где хвосты больших букв оставались незакрашенными. Возле двери вообще не было табличек. Чтобы лишний раз не привлекать вандалов?

Коридор был тесный, с серыми стенами. Над входом горела одна лампочка. Остальное пространство освещалось светом из двух открытых дверей. Я заглянул в первую. Небольшой кабинет был забит шкафами, тумбочками, столами, падающими башнями из стульев. Только узкий проход между мебельных гор вёл к окну. Людей здесь не было.

Из второй двери был слышен спор двух мужских голосов. «Сядь и объясни», — говорил один. «Нечего объяснять! — ответил второй голос. — Вы всё сами понимаете! Так зачем тянуть?» — «Нет, я ничего не понимаю. Вот давай сядем, и ты мне объяснишь». — «Не буду я!..» Дальше — неясное бормотание.

У спорщиков закончились аргументы, они двигались по кругу. И что делать? Останься, так решат, что подслушиваю, а уходить глупо. Тут из двери навстречу мне вышел один из участников спора. Похоже, тот, что был более раздражён. Если бы я не посторонился, он бы меня сшиб. Мы только чуть задели друг друга рукавами, он что-то буркнул и пошёл к выходу. У выхода он оглянулся и всмотрелся в меня. Я выждал, пока он уйдёт. Постучал в открытую дверь.

— Войдите, — послышался голос. Как ни странно, женский голос.

Этот кабинет не был похож на склад мебели. Хотя в нём стояли такие же старые столы и шкафы — вдоль стен и посередине. Шкафы были забиты папками. Я заметил надписи на папках: «О-ва (XI)», «О-ва (XII)», «ОЧК». Второго участника спора не было видно.

У входа за столом сидела девушка чуть старше меня и работала за пишущей машинкой. Она сделала заключительный удар по клавише и вопросительно посмотрела на меня.

Я не успел открыть рот, как из зашкафного закутка вышел человек в очках, одетый в свитер. Несмотря на невысокий рост, — я был немного его выше — он был не щуплым и слабым, а, наоборот, крепким, жилистым. Его лицо напоминало лица античных героев: чёткие формы, прямой нос с небольшой горбинкой, высокий лоб. Глаза были неуловимого тёмно-серого оттенка. У него были длинные светлые волосы, убранные в хвост, и такая же светлая борода. У него были самые светлые волосы из всех авзанов, которых я встречал. На фотографиях он казался выше, а его волосы — темнее. Он выглядел уставшим. Не просто уставшим — измотанным, как марафонец на финише.

Это был Александр Карапчевский собственной персоной.

— Ты извини, Игнат… — начал он.

Когда он говорил, углы его губ слегка загибались вниз.

— Похоже, этот молодой человек к вам, Александр Дмитриевич, — сказала девушка. — Если он только не ошибся дверью.

— Вы ко мне? — спросил Карапчевский.

— Это Интеграционный комитет? — спросил я. — Я студент…

— Проходите, — ответил Карапчевский. — Диана, — сказал он девушке, — займитесь пока нашим гостем. Я ненадолго.

Я снова не успел ничего сказать, как Карапчевский уже вышел из кабинета. Я остался наедине с Дианой.

— Садитесь, — сказала Диана.

— Я хотел поговорить с Карапчевским, — сказал я. — С Александром Дмитриевичем.

— Он сейчас вернётся, вы пока начните. Садитесь.

Я сел на стул.

— Давайте знакомиться. Меня зовут Диана. А вас?

— Иван.

— Зачем вам нужен Карапчевский?

— Понимаете, я просил Сергея Павловича, чтобы он помог мне встретиться с Карапчевским.

— Сергей Павлович — это кто? — спросила Диана.

— Жебелев! — сказал я, как будто сама эта фамилия, как должность главнокомандующего, не требовала пояснений. — Он звонил Карапчевскому.

— Так вы студент Сергея Павловича и хотите встретиться с Карапчевским?

— Я занимаюсь историей города, — сказал я. — Пишу курсовую. Мне хочется сравнить дома в авзанской части города и кхандской. Чтобы лучше понять прошлое. Посмотреть, что изменилось, что осталось таким же. Этого никто не делал.

— Все наши материалы к вашим услугам. У нас давно был заключён договор с Пединститутом. Любой студент может приходить и пользоваться чем угодно. Вот я сейчас печатаю последний отчёт о санитарном состоянии воды на Островах. Диссертацию можете написать.

— Я хотел сам побывать на Островах. А от Карапчевского получить… рекомендацию, что ли. К какому-нибудь кханду. А то я попрусь туда, никого не зная…

— Без рекомендации на Острова не попадёшь, — совершенно серьёзно сказала Диана и повернулась к входящему Карапчевскому.

— Так что у вас? — сказал он мне.

— Александр Дмитриевич, это Иван, — сказала Диана. — Иван… э…

— Тюменев, — сказал я.

— Иван Тюменев. Он хочет с вами поговорить. Жебелев вам звонил.

Карапчевский оживился.

— Так вы от Сергея! Пойдёмте ко мне.

Мы с Карапчевским пошли за шкаф. Здесь стояло два стола, заваленных бумагами, карандашами, папками. В углу одного стола взгромоздилась высокая пишущая машинка. Папки лежали даже на стуле.

Карапчевский аккуратно взял их и положил на подоконник рядом с цветочными горшками и настольной электроплитой. Он уселся за стол и уже не казался таким измотанным. Он с интересом смотрел на меня и потирал ладони, как будто в предвкушении обеда. Я догадывался, что он рад не столько мне, сколько тому, что я от Сергея.

— Как дела у Сергея? — спросил Карапчевский. — У меня из головы вылетело, что он звонил. Так что, вы изучаете историю кхандов?

— Историю кхандов закрыли до того, как я поступил, — сказал я.

— Да, точно. Много чего закрыли за эти пять лет…

— Я занимаюсь историей города. Я хочу посмотреть на кхандские дома прошлого века.

— Это хорошо. Но у нас не совсем научная организация. Точнее, совсем не научная. Вы ведь знаете, чем мы занимаемся?

— Да, знаю.

Я не мог подобрать слова, хотя ещё дома долго репетировал свою речь перед Карапчевским. Придуманные заранее слова казались мне фальшивыми и напыщенными для такой прозаической обстановки. А какой ещё обстановки ты ждал?

— Да, я знаю, чем вы занимаетесь, Александр Дмитриевич. Я знаю о вашей работе. Я вас целиком поддерживаю. Я хочу вам помочь. Я хочу работать в Интеграционном комитете. Не ради… — Я помялся. — Не ради славы или чего-то. Я ещё в гимназии про вас узнал и понял, что здесь… Здесь должны быть все… все честные люди… Здесь творится будущее… нашего… нашей…

Я начал бойко, но голос перестал меня слушаться. Он стихал, стихал. Последние слова я пробормотал себе под нос.

Карапчевский был серьёзен. Он сложил пальцы куполом — кончики расставленных пальцев одной руки прижаты к кончикам расставленных пальцев другой руки — и смотрел на меня поверх этого купола. Когда я закончил, он вышел из-за стола и протянул мне руку. Я тоже встал и протянул ему руку в ответ. Он сжал мою ладонь. У него было крепкое рукопожатие.

Казалось, он хотел сказать что-то возвышенное, но пересилил себя и заговорил деловым тоном:

— Поскольку вы студент, то весь день работать не сможете. Ещё год назад я бы взял вас на половину жалованья. Теперь могу предложить только на общественных началах. С деньгами у нас туго.

— Я согласен на общественных, — сказал я.

— Это на первое время. Потом что-нибудь придумаем. — Он посмотрел на настенные часы. — Вы приходите в понедельник, тогда всё обговорим. Только вы ещё раз подумайте. Работы здесь много, беготня, волокита, бумажки, и никто спасибо не скажет. Начальников выше крыши.

— Но ведь у вас неограниченные полномочия, — сказал я. — Разве вы не подчиняетесь лично первому консулу?

— Подчиняемся, — сказал Карапчевский. — И всем его холуям — от Константинополя до этого здания. Но подробности — в другой раз. Мне пора.

Карапчевский поднял с пола портфель, и мы вышли из-за шкафа. Карапчевский снял с вешалки пальто и шарф.

— Диана, — сказал он. — Вы запишите данные Ивана, а я побежал. Я вас умоляю, вы тоже долго не задерживайтесь, закончить можете в понедельник.

— Хорошо, Александр Дмитриевич, — ответила Диана.

— До скорого, — сказал Карапчевский и, на ходу натягивая шарф, вышел в коридор.

Интересно, Диана слышала мою провальную речь? Виду она не подала. Она записала моё имя и адрес, а затем сказала:

— Увидимся в понедельник, — и вернулась к санитарному состоянию воды.

На улице солнце ударило мне в глаза. От свежего весеннего воздуха голова закружилась, как от вина.

Я спустился с крыльца и осмотрел стену. Я вспоминал намёки Карапчевского, вспоминал того парня, которого я принял за Гошу. Я понял, за что стене так достаётся. Я понял, почему комитет переселили сюда из главного входа. Но эти трудности меня только раззадоривали.

Я пересекал площадь и краем глаза заметил, что навстречу мне двинулся какой-то человек. В своём опьянении я не сразу услышал, что он что-то мне кричит. Я остановился только тогда, когда он схватил меня за рукав. Я решил, что это кто-то из наших ребят.

Но это был тот спорщик, который чуть не толкнул меня в коридоре. Ему было лет тридцать. Он отпустил руку и извинился.

— Это ведь вы были в Инткоме? — спросил он.

— Допустим, — сказал я и отряхнул рукав в том месте, за которое он хватался.

— Меня Игнат зовут.

Я промолчал. Он перешёл на ты:

— Слушай, я видел, ты шёл к Карапчевскому. Ты, наверное, тоже хочешь работать в Инткоме?

— Допустим.

— Допустим, допустим… Слушай, давай поговорим.

— Там вы не хотели разговаривать, а со мной хотите, — сказал я, имея в виду его спор с Карапчевским.

— Там не о чем разговаривать. Слушай, ты хочешь работать в Инткоме, перевернуть мир? — Он заранее знал мои ответы и не ждал их. — Свобода, равенство и так далее? Это всё хорошие вещи, всё правильные устремления. Но там, — он показал в сторону бокового входа, — там ничего этого добиться нельзя. Там всё разваливается, уже развалилось. Карапчевского никто не поддерживает, у него никого не осталось. Только Дианочка-дурочка, да ещё этот жирдяй…

Я развернулся.

— Слушай, подожди. Вот видишь это здание. Здесь все против Карапчевского. На словах они все за. А на деле они лучше утопятся, чем ему помогут. Он всем надоел со своими громкими фразами, со своей скромностью. Они все ему гадят… Видел на стене надписи? Или нет, их вчера закрасили. Ну, ничего, завтра ещё увидишь. Это кто пишет? Благодарные граждане благодарят за героизм? Это ему говорят: ты здесь не нужен! Он каждую неделю их закрашивает, а краску покупает на свои деньги. Потому что тут даже завхоз смотрит на него, как на второсортного человека. Как на кханда! Да он сам за столько лет превратился в кханда. Видел его волосы? Десять лет назад он был почти брюнетом. Скоро он переселится на Острова и будет жить в их вонючей хибаре и хлебать их вонючую бурду.

Он размахивал руками и кричал. Люди, которые проходили по площади, оглядывались. Я начал понимать. Передо мной диффер. Диффер, вот и всё. Наверное, он хотел сказать всё это Карапчевскому. Но не посмел. И теперь говорил мне.

— Мне пора, — сказал я.

Он снова удержал меня. Я разозлился и резко вырвал руку. Будет всякий диффер меня лапать…

— Слушай, дело проиграно, — сказал он. — Всему конец. Интком скоро разгонят, а Карапчевского…

Он замолчал.

— Что? — не вытерпел я.

— Что угодно! Снимут, посадят… Или он пропадёт. Как раньше люди пропадали. Ты историю хорошо знаешь? Народ его не поддерживает, чиновники — только притворяются из-за первого консула. Получается — Дианочка и жирдяй, вот и вся его команда. Хочешь быть с ними?

— Допустим. Это моё дело.

Он хихикнул.

— Слушай, ты на Дианочку, что ли, запал? Это у Карапчевского такой приём для всех юных последователей. Сначала Дианочка их завлекает, а потом они на всё готовы. За идею. Дианочка втюрилась в Карапчевского, она и жизнь за него отдаст, и в постель ляжет.

— Да иди ты!

Я его оттолкнул. Он отступил назад и развёл руки, показывая, что не оскорблён тычком и драться не собирается. Я тоже не собирался и быстро зашагал к дороге.

Во время разговора у меня пересохло в горле. В голове крутились слова, которыми надо было приструнить его, но теперь было поздно.

Я перешёл дорогу и направился к главному входу в Луна-парк. Я уже слышал, как играет оркестр. Ребят здесь не было. Я прошёл мимо сфинксов, стороживших высокие ворота, и оказался в тени редких для нашего климата лип и дубов, которые пережили всех правителей и продолжали расти. Я обошёл пока неработающий фонтан с дельфинами. Здесь ребят тоже не было. Этот диффер как будто нарочно меня задержал!

— Ванька! — закричал Артём.

— Ваня! Ваня! — хором закричали Майя и Наташа.

Они стояли у «Гробницы Тутанхамона» и ели сладкую вату. Я пошёл, потом побежал к ним. Всё забылось — и невменяемый Игнат, и даже Карапчевский.

— Друг мой, брат мой! — с чувством сказал Артём. — Больше, чем брат!

Это была цитата из того же фильма.

Я хлопнул его по плечу. Майя и Наташа засмеялись, обняли меня с двух сторон и по очереди чмокнули в щёки липкими от ваты губами.

Приближался Денис со свежей порцией ваты. Я полез к нему обниматься. Он недовольно отстранился и выронил вату на бетонную дорожку.

— Спасибо тебе, — обиженно сказал он.

Я поднял палочку с запылённым комком и запихал её в ближайшую урну.

— Дениска, я тебе сто таких куплю, — сказал я. — Тысячу, миллион!

— Ладно тебе, — сказала Майя и обняла Дениса за плечи.

— Ребята, пойдёмте кататься! — сказал я.

— И жрать! — сказал Артём.

Он откусил огромный кусок ваты. Большая часть ваты осталась у него на щеках и на носу.

— И жрать! — сказал я.

Продавщица, которая смотрела на нас через окошко билетной кассы, понимающе улыбалась. Я тоже ей улыбнулся. Я улыбнулся бы любому встречному.

Беззаботное ощущение летних каникул охватило меня. Аттракционы, игровые автоматы, тир, сладкая вата, мороженое, шарики, танцы под духовой оркестр. Завтра будет воскресенье, а впереди — бесконечная жизнь, полная открытий и перемен.

И тут мне вспомнился мой сон.