Последний дракон

ГЛАВА 11

Йондалран смотрел на городских детей, затеявших игру. Они весело пинали тряпичный мяч через доску, в которой были проделаны восемь арочных отверстий разного размера. Старику было больно видеть, как весело детям, не понимающим, что скоро война, что некоторым из них предстоит потерять отцов и братьев, и вести об этих потерях принесут печаль и смятение в их жизни, сейчас наполненные радостью и задорным смехом. Война заставит их повзрослеть. Старый фермер грустно вздохнул.

Мяч подпрыгнул и покатился к старику. Йондалран поднял его и бросил обратно детям. На миг старейшина подумал о том, как хорошо было бы все забыть, сделать так, чтобы Фандора вернулась к нормальной жизни. Но это было невозможно. Старик повернулся и пошел прочь, не в силах смотреть на лица детей. В каждом из них он видел Йогана. Он медленным шагом направился к грейвудской таверне. Эгрон собирался тоже туда подойти.

Старик сидел за столом в таверне, но не пил. Через час вошел Эгрон.

— Они вернулись, — сказал он.

Почти следом за ним в таверну вошли двое людей, покрытых слоем золы и пепла. В руках они держали свитки, стопки книг и совсем непонятные предметы из сгоревшего Дома отшельника.

— Эля сюда! — громко сказал Эгрон, помогая вошедшим сложить свои находки на стол.

Все трое уселись за стол. Помощники Эгрона потягивали эль из глиняных кружек, пока Йондалран рассматривал то, что они принесли. Он осторожно, потому что вещь была, несомненно, колдовская, взял в руки черную обуглившуюся трубку и обнаружил, что она полая, а на обоих концах ее вставлены прозрачные стекла. Старик повертел трубку в руках, поднес к глазам и тотчас выронил с криком ужаса. Колдовская штуковина скатилась на пол и разбилась на кусочки.

— Что ты видел? — спросил Эгрон.

— Трактирщика с кружкой, которую он, гляди, наполняет элем, так близко, что рукой можно дотянуться! — Он передернул плечом: — Колдун, точно!

Двое помощников Эгрона переглянулись. Им было неуютно от мысли, что они несли в руках такие вещи несколько миль.

Йондалран тем временем взял один из хрупких, обуглившихся свитков и очень аккуратно развернул неповрежденную часть. Йондалран читал достаточно хорошо, но написанное на этом пергаменте было только отдаленно похоже на привычные ему буквы.

— Кажется, написано задом наперед. Надо поднести к зеркалу, — сказал Эгрон, заглядывая через плечо старика.

— Незачем, — ответил фермер, — одно то, что он шифровал свои записи, подтверждает, что он шпион. Я был прав.

Затем он развернул еще один свиток.

— Вот, смотрите, что может быть убедительнее? — сказал он, показывая детальную карту береговой линии Симбалии. — Что ж, мы воспользуемся его работой в своих целях, эта карта поможет нам разработать план вторжения. Лучше не придумать — пусть убийца моего сына поможет нам сокрушить его народ. Нашли ли вы доказательства его смерти?

— Там было много обуглившихся костей, — сказал один из мужчин.

Йондалран удовлетворенно кивнул:

— Значит, он мертв. Я не хотел, чтобы так вышло… Но что сделано, то сделано. Расскажите людям о том, что мы узнали.

В течение часа новости о том, что найдены неопровержимые доказательства того, что Эмсель был симбалийским шпионом, распространились по городу, и разговоры, полные сомнений о необходимости войны, прекратились. Старейшины разъехались по домам, чтобы собирать армию. Каждое поселение должно было выставить сотню воинов.

Подготовка оказалась трудной задачей. Мастера разучились ковать мечи, фермерские лошади не были приучены скакать по каменистым полям и вересковым пустошам. Раньше у фандорцев не было причин воевать. Сама природа отделила страну от соседей, а междоусобиц фандорцы не знали. Опасные течения залива Баломар и высокие прибрежные скалы служили отличной защитой от возможной атаки симбалийцев или южан.

Найти людей, готовых сражаться, оказалось просто, но никто не знал, как вооружить воинов. Земля была богата рудой, но не было времени добывать ее, плавить и ковать оружие. Каждый город и каждая деревня должны были сами вооружить своих ополченцев, кто как мог.

— Я не позволю вам взять их!

Согбенный годами старик стоял со скрещенными руками на верхней ступеньке крыльца. Он был очень стар, его кожа выглядела как сухой пергамент, а волосы — как белая паутина. На нем было желтое шелковое платье, на пальце сверкало, как будто отражая его гнев, кольцо с опалом.

Дом старика был одним из прекраснейших в Фандоре, дома других богачей рядом с ним казались глинобитными хижинами. Окруженный каменной стеной, он стоял на окраине города, прямо за ним начинался лес. Крыша дома была выложена кованым железом, две невысокие башенки со стеклянными окнами венчали кровлю, а на уровне второго этажа был устроен балкон с резными перилами. Старик стоял перед закрытыми двойными дверьми дома и сердито смотрел на тех, кто стоял перед ним.

— Мы должны их забрать, — сказал глава городских старейшин. Он тоже был стар, хотя и не так, как хозяин дома. Его одежда была из грубой шерсти, а плащ поношен. У него за спиной стояли еще четверо мужчин. Трое из них нетерпеливо переминались с ноги на ногу, глядя, как старейшина разглагольствует со стариком. Только четвертый был спокоен, как скала. Он был широкоплечим гигантом, почти шести футов ростом, с огромными руками и скучным, невыразительным лицом.

— Поверь мне, — убеждал старика старейшина, — я не хочу этого делать, но ты должен понять, в каком положении мы находимся!

— Вы — варвары и заслужили его! — крикнул старик.

Старейшина скинул плащ и вытер его краем пот с лица.

— Ты на них не пашешь и не ездишь! — отчаянно повторил старейшина то, о чем он уже не раз говорил. — От них вообще никакой пользы! Фандора идет на войну! Нам нужно железо! Железо, чтобы ковать оружие!

— Так расплавьте свои грабли и бороны, — ответил старик в желтом, — снимите кольца с пальцев, подковы с лошадей и бросьте все в огонь! Я не отдам вам то, что для меня дороже жизни!

Один из мужчин, стоящих за спиной старейшины, почти лысый из-за шрама, который тянулся через макушку, не выдержал.

— Что ты вообще со старым дураком разговариваешь? — громко сказал он. — Нам нужно железо, времени лишнего у нас нет. Пошли, возьмем их, и дело с концом!

— Только попробуй! Я не позволю! — закричал старик.

— Пожалуйста, — сказал старейшина в последней попытке сохранить мир, — пойми, это война. У нас нет выбора.

— Всегда есть выбор! Вы выбрали войну! Глупцы, если вы хотите идти убивать друг друга, идите! Но не с оружием, выкованным из…

— Ну, все. Хватит! — сказал другой мужчина. Он тоже был высок ростом и думал, что красив. Он был одет так, как, по его мнению, должны одеваться офицеры — в черную тунику с эполетами и штаны, крест-накрест расшитые золотой тесьмой. Ему явно было жарко, но он не снимал шляпу с пером и не расстегивал тугой воротник. — Мы не можем больше терять время!

Он направился вдоль дома к каменной стене. Остальные пошли за ним. Старейшина помедлил, посмотрел на старика так, словно хотел попросить прощения, развел руками и пошел вслед за своими помощниками.

Старик вошел в дом и хлопнул дверью.

За домом начинался пологий спуск в сторону леса. Массивные деревянные ворота в стене не были заперты. Громко подбадривая друг друга, мужчины толкнули створку, вошли в сад и остановились.

Сад был прекрасен. Среди клумб с цветами и невысоких холмиков, покрытых аккуратно подстриженной травой, бежал сквозь несколько водоемов с лилиями журчащий ручеек. Он падал с одного уровня на другой сверкающим на солнце маленьким водопадом. Дорожки, выложенные плиткой и посыпанные блестящим мелким гравием, извиваясь, образовывали причудливый узор. Но главным украшением сада были, конечно, статуи. Их было двенадцать, каждая венчала небольшой холм.

Незваные гости стояли у ворот и вертели головами, рассматривая статуи, изображавшие, как они догадались, легендарных существ. Там был и летящий крылатый дракон, и морской змей, плывущий в водяных брызгах. Другие статуи изображали существ, про которых ни старейшина, ни его помощники никогда не слышали. Должно быть, они были плодом воображения их создателей. Например, одна скульптура изображала наполовину лошадь, а наполовину — рыбу. А еще был крылатый олень, опустивший рога в угрожающей позе, и цветы, украшенные драгоценными камнями, и Демоны с крыльями, как у летучих мышей. Некоторые были сделаны с изумительной точностью, до каждого мельчайшего волоска или лепестка. Другие — отлиты с нарочитой живописной небрежностью. Единственным, что их объединяло, был материал. Все они были сделаны из металла.

Четверо мужчин шагали по саду, гравий хрустел под подошвами сапог. Ближе всех к воротам стоял крылатый олень. Двое мужчин взялись за него и начали раскачивать, чтобы вырвать из земли. Статуя накренилась, качнулась и рухнула на землю. Они отерли пот со лба, ухватились за металлические ноги оленя и поволокли его к воротам.

Не успели они донести свою добычу до ворот, как один из них вдруг обернулся и посмотрел на заднюю сторону дома. Старейшина, занятый раскачиванием другой статуи, тоже обернулся. В проеме двери стоял хозяин сада. В руках он держал странное оружие, в котором старейшина узнал арбалет.

— Положите, — сказал он тем, кто нес статую.

Они подчинились. От удара основанием статуи плитка дала трещину.

— Я двадцать лет работал, чтобы построить этот дом и сад, — сказал старик. Его голос дрожал, а на лбу выступили бисеринки пота. — Путешествуя по дальнему востоку, я искал лучших мастеров и дорого заплатил за то, чтобы привезти эти скульптуры сюда. Вы… вы разрушите их потому, что они не годны для пахоты? Вы отправите их в кузницы, чтобы их расплавили и перековали в оружие? Никогда! Вам не понять — эти скульптуры бесценны! Они были сделаны не для чего-нибудь, а просто чтобы быть! Вон отсюда, пока я вас не поубивал!

Пока старик говорил, старейшина заметил, что тетива лука не натянута. Почему-то ему стало грустно. Он повернулся к высокому человеку с невыразительным лицом и сказал:

— Подержи его в доме, пока мы закончим.

Огромный человек кивнул и направился через сад к дому.

— Я вас предупреждаю! — закричал старик с истерическими нотками в голосе. — Убирайтесь! Оставьте статуи и вон отсюда! Я буду стрелять!

Старейшина покачал головой.

— Ты не будешь стрелять. Ты бы не стал, даже если бы умел с этой штукой обращаться, — сказал он и кивнул своим подручным: — Продолжайте.

Гигант стоял перед стариком, беспомощно уставившимся на деревянные пуговицы на его рубашке. Старик издал жалкий всхлип и опустил оружие. Гигант положил огромные ладони на его плечи, развернул и подтолкнул к дому.

Стены комнаты, в которую они вошли, украшало панно из перьев диковинных птиц. Старик бессильно опустился в кресло, а огромный человек сел напротив, с любопытством рассматривая хозяина дома. Он не понимал, почему старик так расстроен. Если бы он мог говорить, он бы спросил, но гигант был немым. Конечно, он многого не понимал, но не беспокоился об этом. Мир казался ему восхитительно интересным, полным загадок и тайн, и все ему было любопытно. Сейчас он никак не мог взять в толк, почему старик сидит согнувшись, обхватив костлявые колени, раскачиваясь взад и вперед. Гигант посмотрел в окно. Уже пять статуй унесли. На зеленом ковре травы остались черные пятна. Он смотрел на те статуи, которые еще остались стоять. Он никогда не видел ничего подобного. Они были такие живые, как будто настоящие люди и звери застыли, превратившись в металл «Зачем эти, ну, кто делал их, — он мучительно пытался вспомнить слово „художники“, — зачем художникам было нужно так стараться?»

Хозяин дома смотрел на него.

— Не переживай, — сказал старик, — всех заберут. Я их всю жизнь собирал, понимаешь? Да тебе все равно. Ты же не понимаешь, какое преступление вы совершаете. Разрушить искусство ради войны — не может быть большего преступления…

Немой гигант смотрел, как статуи складывают одну за другой у ворот, смотрел, как их выкорчевывают из земли, и каждый раз, когда статуя покидала свое место, он, непонятно почему, чувствовал тупую боль в сердце. Без статуй сад выглядел пустым, заброшенным. Он отвернулся вдруг от окна и посмотрел на старика. Он больше не хотел видеть того, что происходит в саду, и он больше не хотел слышать обвинений старика. Ему было больно слышать. Немой издал нечленораздельный звук, стон боли и непонимания.

Старик уставился на него.

— Ты понимаешь, да? — шепотом спросил он. — Если б ты понимал, мне было бы легче. Шедевры не восстановишь, но мне будет утешением, если их разрушение научит хотя бы тебя ценить искусство.

Гигант взял старика за плечи, нежно поднял его и подтолкнул к окну.

— Нет, нет, — начал сопротивляться старик, — я не могу смотреть на них, мне больно.

Гигант нахмурился и осторожно встряхнул старика за плечи, как отец встряхнул бы непокорного ребенка. Он повернул голову в сторону сада, кивнул в направлении каждой статуи и вытянул палец перед лицом старика.

Старик начал понимать.

— Ты хочешь, чтобы я… выбрал одну из них? — изумленно спросил он.

Немой кивнул.

Старик выглянул в окно. Как он мог выбрать? Каждая была ему по-своему дорога. Например, вон ту ему подарили, когда он спас жизнь скульптора в Дагемон-Кен много лет назад. А другие, те, которые он покупал, выменивал только потому, что их красота не давала ему спать по ночам? Как он мог выбрать? Так же можно приказать отцу выбрать одного ребенка. Он не мог. И все же он должен был воспользоваться шансом спасти шедевр. Он окинул статуи последним прощальным взглядом и принял решение. Со слезами на глазах он показал пальцем на одну из самых маленьких, изображающую женщину, вырастающую из цветка.

— Эта, — сказал он.

Статую подарила ему теперь уже покойная бундурская художница, которую он хорошо знал и любил. Что ж, пусть часть ее будет жить.

Гиганта выбор старика удивил. Он бы и не заметил ее, таким маленьким казалось по сравнению с остальными изваяние. Но понимая, что сам ничего в этом не смыслит, он кивнул и направился в сад, туда, где одетый в яркую форму мужчина уже примеривался к тому, чтобы вырвать ее из земли.

Красавчик поднял голову, когда на него легла тень гиганта и широкая ладонь опустилась на плечо металлической женщины.

— Эй, ты чего? — спросил владелец блестящих эполет.

Не обращая на него никакого внимания, гигант одной рукой поднял статую и направился обратно к дому.

— Куда это ты собрался? — спокойно спросил старейшина.

Немой повернулся к нему и кивком показал сначала на статую, а потом на старика, замершего в проеме окна.

Старейшина взглянул на своего немого помощника, потом на старика, помолчал и в конце концов кивнул. Немой вернулся в дом и встал на пороге, смотря на старика, наблюдавшего за разрушением сада. Затем старик обернулся. В руках гиганта маленькая женщина, вырастающая из цветка, выглядела странно. Ее постамент, прямо с комьями черной земли, теперь стоял на дорогом ковре.

Старик вглядывался в лицо гиганта, но не находил в нем видимой перемены. Лицо было совершенно невыразительным. Старик изучал его, как изучал бы скульптуру, а гигант смотрел на него, не зная, что делать.

«Он ждет, — думал старик, — знает ли он? Знает ли, что я чувствую? Или жалеет меня?»

Старик нежно взял огромную ладонь немого и сжал в своих костлявых руках. Затем он взял пальцы гиганта и провел ими по спине скульптуры.

— Я знал ее, давно это было, — сказал старик, — она выглядела по-другому, но когда я касаюсь этой статуи, я чувствую присутствие той женщины.

В глазах гиганта мелькнула искра понимания. Старик попытался обнять его, но гигант отстранился и вышел из дома.

Старик смотрел из окна, как немой быстро шагает по садовой дорожке. Потом он повернулся к статуе, стоящей на ковре, и сказал, обращаясь к женщине из Бундуры, которой уж много лет не было на свете:

— Госпожа моя, он плакал.

Подготовка к войне шла полным ходом. Весь жизненный уклад фандорцев, милые их сердцам привычки и традиции трещали по швам. Во многих домах впервые с самой постройки в дверные замки и защелки заливали масло. Проржавевшие механизмы, кулачки и шкворни протестующе скрипели. С наступлением темноты население городов и деревень охватывал панический страх. Дети засыпали только в объятиях родителей, а взрослые, сменяя друг друга, наблюдали за окрестностями.

Лэгоу, недавно вернувшийся в родной город, относясь к этой повальной истерии скептически, вынужден был, однако, признать, что охвативший всю страну страх существенно облегчал задачу по сбору ополчения. Мужчины выстраивались в очередь, чтобы записаться в армию и защитить свои семьи.

— Мне только на руку, — сказал Лэгоу жене, — что они сами готовы присоединиться к безумному походу. Но в глубине души я не готов приказать им идти в бой.

— Так решил Верховный совет, — сказала жена, — какой бы глупостью это ни было. Ты больше не несешь за это ответственности, Лэгоу. Тебя никто не обвинит в том, что ты исполняешь свой долг.

— Я вот думаю, — ответил он, — может ли зло стать добром по воле кучки стариков?

Дина вздохнула.

— Боюсь, ответ тебе известен, — сказала она, ворочаясь в постели. Впереди была еще одна бессонная ночь.

В Боргене многие были настроены против войны. Город был богат, и горожанам не хотелось рисковать всем нажитым годами тяжелого труда. Еще больше беспокойства вызывало то, что многие мужчины могут не вернуться с войны. Как тогда проживут женщины и дети?

Тенньел терпеливо выслушивал эти доводы и не мог не согласиться с их справедливостью. Назначенное городу ополчение никак не набиралось. Тенньел обратился за советом к двум другим старейшинам.

— Мы должны вдолбить им, — сказал Таленд, — если Фандора не даст отпор сейчас, колдуны обнаглеют вконец!

В годы своей молодости Таленд охотился на медведей и кабанов в горах и знал, что раненый и разозленный зверь опаснее здорового, и повезет охотнику, который спасется, задев стрелой медведя. Ему самому не повезло, и изувеченная нога была тому свидетельством. Фандора должна была наброситься на колдунов, как раненый вепрь, считал глава боргенских старейшин, а для этого им были нужны люди. Таленд созвал собрание на городской площади и произнес длинную речь.

В результате еще кое-кто из пристыженных и запуганных горожан записался в ряды ополчения. Тенньел был восхищен талантом старшего товарища и в то же время расстроен, он-то считал сбор ополченцев своей главной задачей, а получилось, что его молодость и неопытность в такого рода делах привели к тому, что Таленду пришлось вмешаться. И все-таки они еще не выбрали квоту. В отчаянии Тенньел придумал вывесить объявления, гласившие, что любой вор, разбойник или беглый работник с фермы, разыскиваемый разъезжими, мог найти убежище в армии. В течение нескольких дней боргенское ополчение пополнилось неприятного вида оборванцами.

Таленду эта мера не пришлась по душе, но Тенньел убедил его в том, что иного выбора не было. Дальше его задача состояла в том, чтобы переправить новобранцев в Тамберли, где собирались основные силы, и это казалось молодому старейшине нехитрым делом, ведь он сделал самое главное. Но его ждало разочарование.

Старейшина Кейп Бейджа любил эффектные представления и весть о решении Верховного совета донес до горожан красиво. Вернувшись в город, он направился прямо к колокольне во Дворе Глупцов.

Глубокой ночью над городом раздался тревожный гул колоколов. Пьяницы, просто любители ночных посиделок, а за ними и сонные горожане вывалили на улицы из таверн и домов и увидели Тэмарка, взывающего во весь голос с колокольни:

— Добровольцы! Фандора набирает армию! Нам нужны добровольцы, готовые защитить родину!

Те, кто уже не был в состоянии понять его слова, вернулись к кружкам с элем, но большинство горожан осталось на улице, возбужденно разговаривая и гадая, не спятил ли рыбак. Многие из них слышали о нападении на Гордейн, некоторые видели симбалийские корабли вдалеке над заливом, но никто не верил, что Фандора может решиться пересечь его и пойти войной на колдунов.

Среди наблюдающих за неожиданным выступлением старейшины был и Дэйон, молодой моряк, только что вернувшийся из опасного плавания. Он ждал у подножия колокольни, надеясь перехватить Тэмарка, когда он будет спускаться.

Через несколько минут он схватил старейшину за плечо. Рассерженный Тэмарк попытался было вырваться, но, узнав молодого человека, тотчас же его обнял.

— Дэйон! Ты жив!

— Да, сэр, — сказал моряк, смущенный таким проявлением чувств. Он не знал, что Тэмарк так тепло к нему относится. — Меня снесло в самую худшую часть залива, там, где течения. Лодка разбилась, и я проторчал на каком-то островке, пока не починил ее. Ужасно. И что я слышу, вернувшись домой? Разговоры о какой-то войне. Какая война, Тэмарк?

Тэмарк нахмурился:

— Боюсь, это уже не только разговоры. Эти безумцы из Тамберли собрались воевать и втянули в это всю страну.

— Из Тамберли? Это же мой родной город!

— Тогда ты должен знать Йондалрана. Этот сумасшедший склонил на свою сторону Верховный совет.

Дэйон усмехнулся:

— Йондалран мой отец.

Тэмарк спал с лица и почувствовал ком в горле.

— Твой отец?

Дэйон кивнул:

— Судя по твоему описанию, точно он.

Тэмарк отвел глаза.

— У меня плохие новости, — сказал он тихим голосом, — надо поговорить.

Они выбрались из гудящей толпы и отправились домой к Тэмарку.

Чуть позже в маленькой комнатке позади пекарни раздались рыдания, потом дверь открылась, и Дэйон бегом промчался через выложенную булыжником площадь. У себя дома он быстро собрал одежду и еду на день пути. Несколько рыбаков видели, как он быстро, почти бегом, устремился по темной дороге в сторону Тамберли.