Посланники небес

Глава 1

— Здравствуй Сергей. Вот уж кого не ожидал здесь увидеть, так это тебя. Значит, говоришь, ты из будущего? Интересно, очень даже интересно. И каково оно, это будущее? — он привычно, прищурил взгляд и зло посмотрел в мою сторону.

— Так ты и сам, наверное, знаешь, — ответил я.

— Отчего же, будущее для меня неведомо. Я из времени настоящего, хотя, кто его знает, где оно прошлое, будущее и настоящее. Все относительно. Для тебя мы в прошлом, для нас, ты в будущем, поди разбери, кто где, не так ли?

— Наверно, — уклончиво ответил я.

— А твой друг, тоже с Земли?

— Возможно.

— Надо же, каким дипломатом ты стал. Значит, нет. Впрочем, какое это имеет значение. Вы оба из той части Галактики, которая населена людьми, существами, как выразился наш друг Йоа, состоящими из материальной оболочки, внутри которой находится нематериальная составляющая, мне даже помнится, как ты её однажды назвал — душа, не так ли?

— Не понимаю, о чем ты?

— Так уж и не понимаешь? А может, не хочешь понимать или вспоминать? После нашей последней встречи, где ты и все, кто принял участие в твоем освобождении и считавшие, что сумели ловко провести Гао, покинули станцию, я долго смеялся, как легко и просто мне удалось вас всех обмануть. Это не беда, что мой план не до конца сработал, и Артур не дал нам тех результатов, на которые мы рассчитывали, тем не менее, кое-что мы узнали, впрочем, и это не самое важное. Самое главное, что я успел просканировать твой мозг, получить ту бесценную информацию, которая хранилась в ней. Собственно для этого и была затеяна вся эта операция, хотя, не буду отрицать, изначально мы рассчитывали, что Артур позволит нам сделать больше. Затем потребовались напряженные дни и недели для анализа той информации, которую мы получили от тебя и от зондирования вашей планеты. Мысли, слова, разговоры, видео информация, все наши разговоры, этапы создания телепорта, идеи, которые приходили Артуру, всё это оценивалось, и как сквозь сито, процеживалось и анализировалось. Не такая простая задача, как кажется на первый взгляд. Слишком много «мусора» в твоей голове, эмоции, переживания, чувства. Совершенно бесполезная информация. Однако ваша планета и люди, живущие на ней, оказались весьма и весьма интересным объектом для изучения. Вы во многом отличаетесь от тех, кто живет в Галактике. Это довольно странно, но это факт. Мы многого не замечали и лишь детальное изучение твоих мыслей и полученной информации с планеты, позволило на многое взглянуть по иному, а главное задуматься над вопросами, которые раньше казались малозначимыми. Например, вопрос о душе.

Ты помнишь наш разговор о душе, впрочем, вряд ли. Это ты завел разговор на эту тему и если помнишь, я сказал, что над этим стоит подумать. И я подумал, напряженно, вдумчиво. На Земле действительно этому придают большое значение, и именно это натолкнуло меня на мысль поискать, а не занимается ли кто-нибудь подобными вещами не на Земле, а где-нибудь на других планетах, тем более, что мы получили возможность иметь доступ к главной информационной базе Федерации.

— Вы получили доступ?

— Конечно. Я же сказал, что Артур лишь частично выполнил свою задачу. Он был в больничной палате, и его датчики были подключены к компьютерной системе. И нам не составило никакого труда дать сигнал его мозгу запросить коды доступа в информационную базу, впрочем, туда и кодов-то нет, она общедоступна. Мы просто получили возможность ей пользоваться. А спустя некоторое время я узнал, что есть такой ученый Йоа, который занимается весьма интересной проблематикой, которая в определенной степени связана с тем, что меня заинтересовало. Потом все было просто. Бросок во времени, выяснение того, что произойдет, и Йоа получил доступ к финансированию своих экспериментов.

— Вы забыли только упомянуть, что перед этим вы отправили копию Йоа на сто тридцать с лишним лет назад. Затем взорвали остров и создали тем самым миф о жизни некоего ученого, который жил и работал, внесли изменения в базу данных, а настоящий Йоа был обвинен во всех тяжких и с обидой на весь мир ушел в затворничество, не так ли? — зло сказал я.

— Не буду отрицать. Чтобы решить проблему, её надо спрогнозировать, построить алгоритм решения и затем воплотить в жизнь, а как именно, это дело программиста, не более того.

— Значит, это вы виноваты, что меня обвинили в плагиате? — взволнованно выкрикнул Йоа, гневно глядя на Гао, — выходит, я украл идею у самого себя и за это был осужден своими же коллегами по науке? Как у вас на это хватило совести?

— Совесть, это нематериальная составляющая материальной субстанции человеческого индивидуума, — произнес Гао, — Вы только что об этом сами говорили.

— А разве вы, не человеческий индивидуум? — произнес Йоа, явно не понимая, к чему клонит Гао.

— Я нет. Я биокибернетическое создание. Мое тело является материальным продуктом, созданным по образу и подобию человека, однако мое сознание является продуктом, созданным отнюдь не природой, а мне подобными. Программа, заложенная в микрочип, в соединении с искусственным мозгом, который по мере моего развития наполняется информационной начинкой. Но руководит моими поступками не мозг, как у вас, а программа, в которой нет места чувствам и эмоциям, а, следовательно, отсутствует нематериальная основа, которую Сергей назвал душой. Это душа может страдать, плакать, радоваться, эмоционально переживать. Она не алгоритмизируема, а потому, не может быть задана программой. Вот почему, даже поняв вашу идею, мы не могли воспроизвести эксперимент без вас, уважаемый Йоа.

— А все остальное?

— Что всё остальное?

— Ну, то о чем они говорили, что эмпиора, которую я создал, уничтожает Галактику, это верно?

— Возможно, этого я не знаю. Это они прилетели из будущего. Мы с вами из настоящего, из нашего настоящего, где значение имеет только одно, ваш, точнее, наш эксперимент. От того, насколько удачно он пройдет, зависит будущее.

— Но вы только что сказали, что знаете результаты эксперимента, для этого построили лабораторию, постоянно контролируете мою деятельность, а теперь еще, оказывается, проделали всю эту манипуляцию с двойником во времени?

— Разумеется, но я знаю то, что возможно будет. Будущее можно сделать любым, достаточно прихлопнуть муху, сидящую на рубильнике, выключить его в неподходящий момент и мир окажется совсем иным, не так ли Сергей?

Я промолчал, прекрасно понимая на что, намекает Гао. Прыжок во времени, изменил историю Земли, а возможно повлиял на историю в целом, недаром нам пришлось затем возвращаться обратно, и снова участвовать в событиях, которые, так или иначе, влияют на ход истории.

— Выходит, все это время вы меня обманывали? — сказал Йоа, и глаза его стали влажными, от нестерпимой обиды за то, что всё это время его просто использовали в корыстных целях и обманули самым жестоким образом.

— В определенной степени да. Но вы получили доступ к занятию, о котором мечтали всю жизнь. Никто и никогда не дал бы вам возможность просто так лишить жизни семерых людей для проверки того, работает ваша теория или нет. А мы сказали, пожалуйста, хоть миллион человек подсоедините к рубильнику с электрическим током и поджарьте их, лишь бы ваш эксперимент удался и то, о чем вы нам говорили, воплотиться в реальность.

— Это подло, это,… — он запнулся и замолчал.

— Это эмоции. Еще одна из не программируемых категорий человеческого бытия.

— А разве вы не подвержены эмоциям? — вдруг спросил Клоэр, — разве вам не присуще чувства страха, боли, гнева? Когда то, что вы делаете, пусть и по программе, получается не так, вы не испытываете досады, обиды, гнева или еще каких-то чувств на того, кто создал не так программу или виноват, что она дала сбой и все получилось не так, как ожидалось?

— Мои чувства и эмоции совсем иного рода. Лишите человека зрения, и Вы сразу поймете, что ему будет совершенно все равно какого цвета трава, небо, всё то, что окружает его. Когда я смеюсь, улыбаюсь или грущу, я всего лишь делаю так называемые рефлекторные действия, которые вписаны в мою программу. Это не что иное, как попытка приспособится к окружающему внешнему миру. На Земле это назвали бы рудиментами прошлого. Вроде бы и не нужны, но существуют. А что касается чувств, они не свойственны нам. Как они могут быть, если они не заданы программой. Хотя в какой-то степени я могу испытывать и гнев и досаду, когда программа выполняется с ошибками или происходящий процесс идет не по намеченному плану. Но, опять-таки, это воспринимается мной совсем иначе, чем вами, людьми. Я пытаюсь проанализировать, где была допущена ошибка, которая привела к неправильному решению. Мои эмоции, это попытка углубленного анализа ситуации с целью исправления допущенных ошибок.

— Значит, и понять их тебе, не дано, — произнес Клоэр, — чтобы понять чувства, их нужно сравнить, пережить самому. Как можно судить о любви, боле или утрате близкого, если только прочитать об этом или посмотреть голографическую справку. Мне жаль вас. Вы лишь бледная тень человека, безликая копия, пусть и наделенная мыслящими функциями.

— Глупости, — с пафосом произнес Гао, — душа ничто, разум все.

— А вот тут вы заблуждаетесь, — воскликнул Йоа, который до этого сидел, подавленный новостью о том, как его обманули, — душа, вот основа материальной субстанции человека. Материальное тело ничто. Только душа, освобожденная от тягот существования в бренном теле, покидая его может с моей помощью соединиться с плазмой, которая является основой мировой материи и образовать мировой разум, стать Богом вселенной, и я докажу это всем, хотите вы того или нет.

Йоа посмотрел на всех горящим взором, и неожиданно вскочив со стула, на котором сидел все это время, рванулся к одному из пультов и нажал кнопку. В тот же момент экран ожил, и голографическое изображение спроецировало установку, а механический голос произнес:

— Запуск процесса создания эмпиоры начат. Первый цикл образования плазмы сорок пять секунд. Полный цикл эксперимента восемнадцать минут. Для приостановки эксперимента введите код. В вашем распоряжении шесть минут двадцать четыре секунды. По истечении этого времени экспериментальные образцы подлежат замене на новые.

— Что вы наделали? — закричал я, — сейчас здесь все взорвется, немедленно введите коды отмены.

— Никогда, — решительно заявил Йоа, — будь что будет, это мой звездный час.

Он стоял, словно ожидал, что я его ударю киркой и он как герой примет смерть, но я смотрел на него и не верил, что он не боится смерти.

— Вот видите, — почти весело сказал Гао, — эмоции. Людьми правят эмоции, а не разум.

В этот момент Йоа сник и протянул руку к экрану, чтобы нажать коды отмены эксперимента, но неожиданно энергетический луч прожег тело ученого, и он рухнул на пол, не успев сказать даже слова. Гао стоял у двери с оружием на перевес.

— Я же сказал, что шестерка трижды подряд не выпадает, Сережа. Сегодня не твой день и с этим придется смириться. Желаю всего хорошего.

Он выскользнул за дверь и закрыл её с обратной стороны. Мы оказались взаперти.

— Клоэр, попробуйте взломать код, может у вас получится как с замком?

— Это не тот случай. Здесь я бессилен.

— Тогда надо отсюда выбираться.

Механический голос сообщил:

— До окончания эксперимента осталось семнадцать минут.

— Дайте мне резак, я попробую открыть дверь, а вы дайте сигнал Гройдевану, чтобы он вылетал за нами и ждал нас на посадочной площадке.

Я схватил плазменный резак и, посмотрев на дверь, направил ствол на петли. Она оплавилась и отвалилась, следом за ней вторая. Мы просунули кирку и нажали, дверь с грохотом упала на пол. Хорошо хоть, что не все две автоматические, а простые как на Земле и их можно открыть без использования хитроумной электроники, подумал я.

— Как там Гройдеван?

— Уже стартовал, просил не мешкать.

Когда мы выбежали из аппаратной, позади нас раздался голос:

— До окончания эксперимента осталось шестнадцать минут.

Мы сбежали по лестнице вниз, потом Клоэру потребовалось около двух минут, чтобы вскрыть замок в туннель, какое-то время мы вспоминали, где находится лестница наверх, поскольку помещение было завалено оборудованием. Еще пара минут потребовалась, чтобы открыть замок двери, ведущей на посадочную площадку. Гройдеван уже ждал нас, и кабина из шлюзовой была опущена. Вскочив в нее, мы поднялись в корабль и он, не дожидаясь, когда мы сядем и пристегнемся, сделал вираж и на полном ходу стал уходить в открытый космос. Мы с Клоэром от такой неожиданности упали на пол и прижатые перегрузкой к стене, сидели не в силах что-либо сказать. В этот момент мы услышали голос Гройдевана.

— Извините, что пришлось так с вами обойтись. По данным, которые я получил, у нас было всего пятьдесят секунд до взрыва. И самое худшее, это то, что мы обнаружены кораблями противника, так что ползите до кресел, надо уходить и как можно быстрее.

Корабль набирал скорость и при этом постоянно маневрировал. Пока мы с Клоэром с трудом доползли до кресел и смогли в них усесться и пристегнуться, мне показалось, что прошла целая вечность. То и дело я слышал голос компьютерного диспетчера:

— Нанесение удара с трех направлений. Удар отражен. Энергопотери сто пять мининодолей.

Корабль все дальше и дальше уходил от планеты по направлению точке перехода. Судя по последнему сообщению диспетчера, за нами следовало десять вражеских кораблей. Выйдя в открытый космос, мы потеряли возможность маневрировать и могли рассчитывать только на разницу в скорости.

— Они нас могут догнать? — спросил я, после того как немного отдышался.

— Вполне, они идут на форсаже, а мы ограничены тем, что не можем увеличить скорость.

— Почему?

— Потому что мы не выдержим перегрузок, — почти выкрикнул, обычно спокойный Гройдеван.

— Ничего, нам не привыкать, прибавь газу, как говорят у нас на Земле, чтобы звезды в глазах, авось проскочим, не погибать же нам из-за того, что мы слабее этих роботов, — прокричал я, почти теряя сознание.

— Держитесь, — крикнул Гройдеван.

Кровь шла носом и из ушей. Я чувствовал это, но включить воздушный пузырь, и вытереть кровь, не было сил. Туман застилал глаза. Я только скосил взгляд, чтобы посмотреть как там Клоэр, и увидел, что ему так же худо, как и мне.

Голос диспетчера был еле слышан, но я понял, что корабли противника непрерывно атакуют. Энергопотери возрастают. До точки входа минута двадцать секунд.

Гройдеван держался из последних сил. Он не терял нить управления кораблем, а значит, не передавал его в автоматический режим управления. Если бы это произошло, корабль резко снизил бы скорость в целях безопасности жизни экипажа, и не принял бы во внимание, что именно это было бы для нас смертельно опасно. Он сделал запрос об общих энергопотерях.

— Мы потеряли семь и два десятых процентов энергии. Включаю навигационные системы вхождения в зону перехода. Включаю зону перехода.

В этот момент мы почувствовали, как корабль затрясло, и в ту же секунду мы вошли в зону, экран погас. Корабль двигался в полной темноте. Это было совсем не так, как при полете через черную дыру, корабль не крутило, он словно застыл на месте. Было полное ощущение, что он завис в пространстве, и в этот момент, яркий голубой свет залил все пространство внутри корабля. Это ожил экран и я понял, что мы снова движемся в световом потоке. Голос диспетчера вновь вернул нас к реальности:

— Корабль вышел в расчетную точку. Возврат во времени произошел полностью. Отклонение от заданных параметров, одна десятитысячная плюс две седьмых. Вектор отклонения ноль две. Командир, сообщаю, что при входе в зону перехода имел место энергетический удар. Энергопотери составили полтора процента. Общие энергозатраты корабля, включая энергию на отражение ударов противника девять и два десятых процента. Рекомендую произвести дозаправку корабля энергоресурсами.

Гройдеван перевел дух и, оглянувшись, посмотрел в нашу сторону, спросил:

— Живы?

— Вроде как того, — ответил я.

— Второй такой перелет я навряд ли переживу, — ответил Клоэр.

— Я тоже.

— Ничего, еще как переживете, если потребуется, — пробурчал Гройдеван.

Корабль двигался в луче, который исчез также внезапно, как и появился и когда он погас, оказалось, что корабль уже опустился на посадочную платформу, с которой мы стартовали. В этот момент мы увидели на экране знакомое лицо Фейнхотена.

— С возвращением.

Он смотрел на нас, словно пытался прочитать по нашим лицам, с хорошими или плохими вестями мы прилетели. Судя по всему, он так ничего и не понял, впрочем, это было немудрено. Я посмотрел на Клоэра, лицо которого, так же как и мое, было перепачкано кровью, и внешний вид скорее требовал срочной медицинской помощи, чем обсуждения хоть каких-то вопросов. Мы сидели в креслах, и сил не было даже отстегнуть ремни безопасности. Я тупо смотрел на экран, словно ждал, что сейчас в нем появится смеющееся лицо Гао и скажет:

— Землянин счет два один в твою пользу, но еще не все потеряно. Мы еще встретимся с тобой на темных дорогах вселенной, и я сравняю его. Вот увидишь, обязательно сравняю, — И он дико смеется. Я открываю глаза и понимаю, что это лишь наваждение от усталости.

Прошло минут десять. Как только над кораблем образовался купол, Гройдеван включил открытие главной двери. Мы сидели в своих креслах, не в силах подняться, но в этот момент почувствовали, что в корабль вошли врачи и сотрудники лаборатории, чтобы оказать нам помощь. Я не успел отстегнуть второй ремень, как мне ввели какую-то инъекцию через специальный разъем, после чего помогли встать и спуститься.

Лекарство подействовало через несколько минут. Пока мы медленно шли до лаборатории, мне становилось с каждой минутой лучше. Клоэр и Гройдеван, которым так же были сделаны аналогичные инъекции, почувствовали облегчение наравне со мной. Войдя в лабораторию, я увидел Фейнхотена, Друмингана, Эберни и других сотрудников. По всему было видно, что они с нетерпением ждут нашего доклада. Мы расселись по креслам. Фейнхотен стоял напротив меня, скрестив руки на груди. Наконец он первым не выдержал и сказал:

— С благополучным возвращением. Вижу, не сладко досталось от прогулки в прошлое?

— Прямо скажу, не очень приятное путешествие, зато мы кое-что узнали, правда, информация, которую мы получили, не утешительная, — произнес Клоэр, — мы не смогли остановить доктора Йоа, и он провел эксперимент. Лаборатория взорвалась, но мы не узнали самого главного, чем он закончился и если да, то каким образом то, что образовалось в результате взрыва, попало в руки Галактиан.

— Никакого взрыва не было, — поспешил сказать Фейнхотен, — мы уже отсмотрели запись, которая была сделана после вашего старта с посадочной площадки лаборатории и велась на протяжении всего перелета до точки входа. Они вели непрерывный обстрел корабля. Дистанция между вами была столь небольшой, что они применили энергетическое оружие. Еще немного и расстояние между вами сократилось настолько, что они смогли бы использовать антипротонное оружие, тогда бы у вас не хватило бы энергии для защитного экрана.

— Постойте, что значит, не было взрыва? — спросил Клоэр, — ведь эксперимент, который начал Йоа, проводился в тот момент, когда мы были там и мы улетели буквально за несколько секунд до его завершения.

— Совершенно верно. Эксперимент состоялся. И мы знаем, точнее, предполагаем, что произошло потом, посмотрите сами, и возможно, у вас появятся на сей счет свои предположения.

Один из сотрудников включил запись и на голографическом экране спроецировалось изображение, которое можно было наблюдать позади корабля, стартующего с посадочной платформы лаборатории. Было видно, как лаборатория удаляется, точнее корабль удаляется от нее и в какой-то момент центральный корпус, в котором находилась сама установка и проходил эксперимент, вдруг исчезла.

— Я не понимаю, что произошло? — воскликнул я, — на взрыв явно не похоже.

— Совершенно верно, — сказал Фейнхотен, — мы пропустили запись через компьютер и наши мнения совпали. Они телепортировали лабораторию. А взрыв все же был, только спустя несколько секунд после этого. Смотрите дальше.

Запись включили снова и буквально через одну или две секунды, после того, как произошла телепортация, произошел мощный взрыв, который даже на столь большом удалении, на котором находился корабль, был отчетливо виден.

— А вот и доказательства нашей правоты, — сказал Фейнхотен, — покажите кадры сразу после телепортации за секунду до взрыва.

Картинка поменялась и застыла в максимальном увеличении.

— Видите, — он показал рукой, — отчетливо видна телепортационная площадка, на которой находилось здание лаборатории.

— Выходит, они с самого начала знали, что эксперимент удастся и его результат нужно будет куда-то переправить? — спросил Клоэр.

— Возможно. Этого мы не знаем. Важно другое. Мы только что получили сообщение, которое говорит о том, что вы, каким-то образом повлияли на ход истории.

— Мы!

— Да вы, — сказал Фейнхотен, — после вашего отлета, мы сделали предположение, что если вы измените ход истории, то ваше возвращение обратно будет вообще невозможно.

— Что значит невозможно? — спросил Гройдеван.

— Всё происходило в такой спешке, что только после вашего старта, мне вдруг пришла в голову мысль, от которой мне стало плохо. Я не знал, что делать и как быть. Вас нельзя было никуда посылать. Ведь, если бы вы изменили историю, вы действительно могли в лучшем случае, застрять в прошлом. Видите ли, вся штука в том, что нас просто-напросто не было бы на Гоэмте, и машина времени не была бы включена в режим приема объекта из прошлого. Вы просто вошли бы в переход и бесследно исчезли бы. Вот почему так опасны полеты в прошлое и не даром Совет запретил их. Однако вы были уже в пути, и вернуть вас было невозможно, оставалось только ждать и надеяться на лучшее. Вот тут нам и пришла мысль, что если вам удастся каким-то образом хоть как-то повлиять на будущее, как мы об этом узнаем? Только путем сопоставления событий, которые произошли до вашего отлета, и после возвращения. Нам пришла идея записать информацию о наиболее значимых фактах и событиях последнего времени, с тем, чтобы после вашего возвращения сравнить с той, которая имеет место в настоящее время.

— Да, но разве вы не знаете, какая была история, или я чего-то не понимаю?

— Если вы что-то изменили в прошлом, безусловно, все что было, нам будет неизвестно, и следовательно, только сравнение может показать, какие изменения произошли. Так вот, появились различия.

— И в чем разница? — спросил Клоэр.

— Разница в том, — ответил Золанбранг, стоящий рядом с Фейнхотеном, что количество кораблей, которые атакуют нашу Галактику, во всех сообщениях стало шесть, а не семь. Один корабль исчез.

— То есть, как исчез? Экспериментаторов, как сказал Йоа, было семеро, это я помню точно, Сергей может подтвердить.

— Да, совершенно верно, я еще подумал, как же так, вы говорили, что погибло семеро, включая Йоа, а когда он говорил про установку, то упомянул о семерых экспериментаторах.

— Не знаю, что произошло, и почему, но Галактиане атакуют шестью кораблями. Всё совпадает, и очередность уничтожаемых ими звездных систем, и время и даты нападения на ту или иную систему Федерации и погоня во время нашего бегства с базы. Только везде упоминается о шести кораблях, в то время как в информации, которая была записана до этого, значилось семь кораблей.

— Странно, — сказал я и добавил, — а вы знаете, кого мы там встретили? Гао.

— Гао? — переспросил Фейнхотен.

— Представьте себе, Гао.

— Вот как. А как он там оказался?

— Не знаю. Мы достигли лаборатории и застали там Йоа накануне эксперимента. Я возьми, да и скажи ему, что мы от Гао. Я даже сам не пойму, почему это мне пришло вдруг на ум. И странное дело, он знал его и даже сначала поверил нам. Оказалось, что эксперименты проходили под непосредственным контролем Гао. Йоа не сразу сообразил, кто мы такие, а когда понял, было уже поздно. Он более или менее подробно рассказал нам о принципах экспериментальной установки и в тот момент, когда мы сказали ему, какие губительные последствия для Галактики оказал его эксперимент, появился Гао. Он, по всей видимости, телепортировался после того, как мы проникли в лабораторию, и вошел незаметно. Мы не сразу заметили его. Трудно сказать, что произошло бы, если бы не Йоа, который неожиданно нажал кнопку и активировал процесс начала эксперимента, а поскольку он ввел код защиты, остановить его было уже невозможно. Гао выстрелил и убил доктора, а сам скрылся, закрыв дверь. Хорошо, что мы взяли подручные средства, когда отправились в лабораторию и еле успели на корабль, когда эксперимент подходил к завершению. Мы были уверены, что лаборатория взорвется и эксперимент не удастся, а оказалось, что они все продумали заранее или Гао после телепортации, сообщил о начале эксперимента и успел телепортировать установку в другое место. Вот собственно и все, что нам удалось сделать, — закончил я свой рассказ о том, что произошло в лаборатории.

— Странно, что Гао прибыл в лабораторию практически одновременно с вами, — задумчиво произнес Фейнхотен, — возможно он знал о вашем появлении. Если да, то как? Неужели он снова использовал машину времени и сумел таким образом узнать о том, что произойдет в результате эксперимента, и что вы окажетесь там?

— Да, но если он знал о нашем появлении, — сказал Клоэр, — то почему он допустил начало эксперимента, или вы хотите сказать, что он всё это заранее предвидел и потому не очень волновался, что эксперимент начнется спонтанно?

— Возможно да, впрочем, я ничего не знаю. Я знаю одно, что биокиборги, а возможно и Галактиане, знают о результатах эксперимента достаточно много и потому охраняют его секрет столь тщательно. И то, что вам удалось так много узнать, непростительная ошибка с их стороны, — сказал Фейнхотен.

— Позвольте с вами не согласиться, — вежливо сказал Клоэр, — результат нашего броска во времени вызвал больше вопросов, чем ответов.

— Вы так считаете?

— Да, я так считаю. Посудите сами. У Гао, в тот момент, когда он находился с нами в лаборатории, была возможность убить не только Йоа, но и нас, однако он этого почему-то не сделал. Почему? Если он знал, что произойдет потом, то мы ему больше были не нужны, и избавиться от нас вытекало из самой ситуации. Вместо этого, он оставил нас в лаборатории, правда, закрыв при этом дверь. Далее. Если они вообще знали о результатах эксперимента и его важности для Галактиан, как оружие для нападения на нашу Галактику, то зачем нужно было вообще непосредственно заключительную часть эксперимента доверять Йоа. Судя по всему, они ему не очень доверяли, раз говорили и обещали совсем не то, что мог дать результат проведения опыта. Потом взрыв самой лаборатории, к чему он, раз сама установка была телепортирована? Одним словом, почему и зачем слишком много и ответов на них нет, во всяком случае, сейчас.

— Отчего же на кое-какие вопросы я, пожалуй, могу дать ответ, или, по крайней мере, попытаюсь дать логическое обоснование. Во-первых, ваша гибель. Я не думаю, что в планы Гао, входила ваша смерть. Вы правы, если бы он этого хотел, он сделал бы это, не задумываясь, как сделал это, убив Йоа. Значит, это не входило в его планы. И знаете почему? Я отвечу. Потому что этого нельзя было сделать до того момента, пока он не телепортировался с острова. Ваша смерть в прошлом, могла привести к непоправимым последствиям в будущем и каковы эти последствия, неизвестны, а раз так, то Гао, с присущей для робота логикой, решил, что собственная жизнь, дороже вашей гибели и потому понадеялся, что закрыв дверь, вы не успеете выбраться до окончания эксперимента, а после того, как телепортируется сама лаборатория, можно было бы заполучить заодно и вас. Далее, участие Йоа в проведении эксперимента вплоть до завершающей его стадии, на мой взгляд, связано с тем, что он не до конца раскрыл все технические особенности проводимого опыта, и потому они не рисковали до последнего момента, впрочем, здесь есть одна деталь, которая и меня смущает. Убив Йоа, они лишили себя источника основной информации по эксперименту, а, судя по всему, повторить его, они не в состоянии, иначе кораблей было бы значительно больше. Здесь действительно есть неувязка. Впрочем, если исходить из того, что Йоа начал эксперимент, и Гао надо было срочно спешить, чтобы успеть телепортироваться, то, возможно, он предполагал или знал, что лаборатория может взорваться. Здесь мне тоже не все понятно. Предполагать можно самые разные варианты.

— Да, — произнес уныло я, — выходит, мы слетали без особого толка.

— Почему ты так считаешь? — спросил Фейнхотен.

— Ну как же. Вы же сами говорите, что, по всей видимости, биокиборги не до конца знали все секреты эксперимента, а раз так, значит, нам тоже не удастся его повторить.

— Друминган, Клоэр и другие с удивлением посмотрели на меня, и под их взглядом мне стало не по себе. Я понял, что сказал что-то не то. Фейнхотен, взгляд которого был непроницаем, произнес:

— Сергей, даже во имя спасения Галактики, я не думаю, что мы пойдем на то, чтобы просить Совет дать разрешение на смерть людей во время эксперимента, хотя я прекрасно осознаю, что нашлись бы миллионы добровольцев, сознавая при этом, что эксперимент может и не получиться. Жизнь одного человека также ценна, как жизнь миллиардов. Если мы перешагнем черту, это будет означать шаг назад в развитии всей Галактики, всех цивилизаций в ней живущих.

Я стоял словно провинившийся школьник перед учителем, который объяснял прописные истины. Мне было стыдно за себя и за тот мир, из которого я прилетел, потому что, высказав такое предположение, я тем самым показал, какие мы. Наш мир действительно еще не дорос до осознания ценности и важности жизни каждого индивидуума вселенной и праве распоряжаться этой жизни даже самому индивидууму. Я хотел, было сказать что-то в свое оправдание, но мне на память пришло совсем другое. Я вспомнил кадры кинохроники второй мировой войны, эксперименты немецких и японских врачей, послевоенное время и разные марионеточные режимы, которые уничтожали свой народ во имя высоких идей. Все это промелькнуло перед моими глазами за секунду, но этого было достаточно. Я понял, что я вырос в своем времени, в своем мире и мое сознание еще не доросло до понимания того, что является обще определяющим в развитии мировой цивилизации. Я молчал и очнулся, когда вновь услышал голос Фейнхотена.

— Не расстраивайся Сережа, ваш мир на том этапе развития, когда жизнь и смерть столь неотделимы друг от друга, когда голод, болезни, войны, уносят жизни миллионов. Вам сложно осознать, сколь ценна жизнь человека. Вы поймете это со временем. Все мы через это прошли и, поняв это, уже не можем столь безразлично относится к смерти человека, даже если она оправдана высокими идеалами.

Он положил мне руку на плечо, и я прекрасно понял, что он пытается меня хоть как-то успокоить, но ему это явно не удалось, поэтому, я посмотрел на него и сказал:

— Я немного устал после перелета, вы не возражаете, если я пойду немного передохну, если что, Клоэр обо всем вам расскажет.

— Конечно, отдохни, я попозже к тебе загляну, Зангони тебя проводит в номер.

Я направился к выходу. У двери лаборатории меня догнала Зангони и проводила до комнаты, которая как две капли воды была похожа на те, в которых мы с Викой останавливались. Я поблагодарил и, закрыв за ней дверь, лег на диван.

— Нет, мне слишком сложно приспособиться в этом мире, подумал я, все, абсолютно все, другое. Другая философия, другие ценности и приоритеты. Я окончательно раскис и подумал, как жаль, что сейчас рядом со мной нет Вики. Она, даже поругав, нашла бы именно те слова, которые утешили бы меня. Как она там? А может мне слетать, точнее телепортироваться к ней? Действительно, чего я так переживаю. Я встал с дивана и, выйдя из номера, направился по коридору в сторону аппаратной.

Обсуждения были в самом разгаре. Я подошел к Фейнхотену и, улучив момент, когда он будет не так занят, спросил:

— Простите, можно вас на два слова?

— Конечно, что-то случилось?

— Ничего особенного, просто, день был тяжелый и к тому же я переживаю, как там моя супруга. Не мог бы я телепортироваться на несколько часов на марсианскую станцию, если это возможно?

— Конечно, что за вопрос.

Фейнхотен записал мне в нарукавный компьютер кодовые данные на телепортацию, объяснил, как внести данные ДНК для подтверждения допуска на межзвездное перемещение и добавил:

— Передай, пожалуйста, Виктории привет, и еще, — он на секунду замялся, после чего произнес, — Вы с Клоэром отлично справились с заданием и я рад, что вы благополучно вернулись обратно. Если бы вы погибли, я себе никогда этого не простил бы. А насчет остального, — он снова сделал небольшую паузу, — не переживай. Я же прекрасно понимаю, что ты говорил про эксперимент из лучших побуждений. Просто в нашем мире героизм и самопожертвование, оцениваются несколько иначе, чем у вас, не более того. Так, что все нормально.

Он хлопнул меня по плечу, и добавил:

— Даю сутки увольнительной, завтра жду.

— Есть, — почти по военному, ответил я. Настроение мое улучшилось, и я направился к телепортационному переходу.

Глава 2

Выйдя из телепорта, я покрутил головой в разные стороны, словно проверяя, действительно я перенесся почти через всю Галактику или это ошибка и установка не сработала. Однако, окружающая обстановка, сразу напомнила мне, что это станция в районе Марса, и я прибыл по назначению. Воспользовавшись транспортной системой, я быстро добрался до комнаты, в которой мы жили. С некоторым замиранием в сердце, я произнес пароль доступа, и открыл дверь.

Вика сидела на диване, и что-то изучала на компьютере, поскольку прямо перед ней была раскрыта голограмма с какими-то табличными данными. Увидев меня, она вскочила и буквально повисла у меня на шее.

— Сережа, как я рада, что ты прилетел.

Я нежно поцеловал Вику.

— Отпросился у Фейнхотена в увольнение на сутки. Так заскучал без тебя, что решил махнуть на все рукой и телепортировался к тебе.

— И правильно сделал. Я тоже, так без тебя скучала. Расскажи, как там у вас дела, что-нибудь узнали?

— Ну, так не очень много, но кое-что.

Она вдруг отошла на шаг и внимательно посмотрела на меня, после чего сказала:

— Признайся, летал?

— Куда?

— Опять принял участие в каком-нибудь эксперименте?

— Какой там. Там и без меня народу полно.

— Сережа, посмотри мне в глаза.

Я посмотрел на Вику и улыбнулся, понимая, что врать было бесполезно, поэтому сдался и честно признался:

— Летал, родная, понимаешь, надо было. Втроем летали в прошлое в лабораторию на планету Эф.

— Куда? На Эф!

— Представь себе. Планета должен тебе сказать, произвела жуткое впечатление. Вроде нашей Луны. Ни атмосферы, ни воды, ледяная пустыня с нагромождением разрушенных городов. Я такого даже в кошмарном фильме не мог бы себе представить.

Вика подошла ко мне и, обняв, сказала:

— Я знала, что ты полетишь, не даром у меня все эти дни сердце болело, и я была сама не своя.

Я со всей нежностью, поцеловал жену, и, глядя в её сияющие глаза, произнес:

— Верю, но поверь, действительно, так надо было. Фейнхотен попросил меня. Он на меня очень надеялся.

— Он всегда на тебя надеется, потому и посылает.

— Но ведь кому-то надо было лететь.

— Вот сам бы и летел.

— Скажешь тоже. Кстати, я как всегда встретил нашего общего знакомого, Гао.

— Гао!

— Представь себе, Гао. Как оказалось, именно он принимал самое активное участие в проекте этого безумного доктора Йоа, — чтобы не расстраивать Вику, я не стал рассказывать ей, что он убил Йоа и закрыл дверь, чтобы мы не успели покинуть лабораторию, а заодно о погоне, которую за нами устроили эфские корабли, а лишь добавил, — он как злой гений на моем пути. Где я там и он. Видно наши дороги постоянно пересекаются.

— Это плохо.

— Возможно, но что делать.

— А вам что-нибудь удалось узнать?

Я вкратце рассказал ей о сути эксперимента, который проводил Йоа в своей лаборатории.

— Ты хочешь сказать, что он пытался экспериментально доказать существование своего рода души и более того, соединить её с плазмой? Но это же просто какая-то алхимия.

— Возможно, но, по всей видимости, ему это удалось. Прямых доказательств у нас нет, поскольку результатов эксперимента мы не получили, установка была телепортирована перед окончанием опыта и каков результат, мы не знаем.

— А что говорит Йоа?

— Ничего, его, — я хотел было сказать, что Гао убил его, но вовремя сообразил и добавил, — он либо погиб в процессе эксперимента, либо исчез вместе с лабораторией. Нам пришлось срочно улететь, поскольку лаборатория была взорвана сразу после телепортации самой установки, да и время поджимало. Нам надо было успеть в точку временного выхода. Теперь, Фейнхотен, собрал для анализа полученных результатов массу научных кадров, возможно, они что-нибудь придумают, ты лучше скажи, как дела на Земле? Скоро начнется переселение?

— Лучше не спрашивай.

— То есть?

— Я все представляла себе совершенно иначе. Если первое совещание на высшем уровне прошло вполне нормально, то дальше дела не сдвинулись с места.

— Как так?

— Вот так. Мы вчера вторично вылетали на переговоры. На этот раз были, как я поняла эксперты, которые решали проблему технического размещения инопланетян на нашей территории. При этом их интересовало не то, как они будут переселяться и осваивать территорию для проживания, а, как и что конкретно будет передано землянам в качестве компенсации за предоставленную территорию.

— Кстати, а как много земли им требуется?

— Они запросили около миллиона квадратных километров. Их устроила бы территория на Аляске, в Канаде, Сибири, Австралии или пустынные районы Китая и Монголии. Главное, что территория должна быть компактная, а не раздробленная на части.

— И тут наши начали торговаться?

— Совершенно верно. Мне так было стыдно, просто ужас. Главное, Солэнг никак не мог взять в толк, к чему столько вопросов о том, что земляне получат взамен, а когда понял, то предложил рассмотрение этого вопроса перенести на период непосредственной эвакуации, но не тут-то было. Представители Земли, сказали, что пока решение этих вопросов не будет согласовано, ни о каком предоставлении территории не может быть и речи. Я уже перед самым отлетом, сумели улучить минуту и обмолвилась с Зониным, который был от России, так он мне в двух словах сказал, что вопрос встал таким образом, кто предоставляет территорию, тот и получает все, а остальные, в зависимости от дальнейших событий или позже. Ты представляешь?

— Ты серьезно?

— Вот, ты тоже не можешь себе такое представить. Тем не менее, это факт. Короче переговоры зашли в тупик и, как и что будет дальше, не знаю. Но мне право со стыда, было хоть сквозь землю провалиться. Они нас от уничтожения спасли, когда биокиборги напали, а мы торговаться начали.

— Да, ситуация. Помнишь, о чем я говорил? Я оказался прав на все сто. Нет, нам землянам трудно и долго идти до понимания того, что мы, всего лишь частица в огромном числе рас и цивилизаций Галактики. А мы, словно в средневековье, считаем себя центром мироздания и кичимся этим, не понимая, что нам расти и расти. А, что там говорить, стыдоба, да и только.

— Не то слово.

— И что же теперь будет?

— Понятия не имею. Главное, Солэнг ничего понять не может, обратился ко мне с деликатным вопросом, в чем причины столь длительного принятия решения? А что я могу ему сказать. Ничего. Одним словом, хорошего мало.

— Нет, ты меня просто огорошила. Чего, чего, но такого, я никак не ожидал. Предполагал, но не до такой степени ханжества.

— Я тоже. В общем, переговоры зашли в тупик и когда состоится следующая встреча, неизвестно.

— Ладно, на это мы ни как повлиять не можем, я вот что подумал, а как ты смотришь, если я попрошу Фейнхотена разрешения, телепортироваться на базу и повидать Сашу?

Вика с огорчением посмотрела на меня и ответила:

— Нет Сережа, ничего не получится.

— Почему?

— Ты думаешь, я об этом не думала. Я тогда еще, сразу же после Сашиного отлета, поинтересовалась у него возможностью посещения, и он сказал, что место, где расположена группа детей, строго засекречено. Телепорта там нет, поскольку они не знают, каковы возможности Галактиан, использовать распознавание кодовой системы телепортирования внутри нашей Галактики, а потому группу отправили на корабле. Посещение временно закрыто. Так что повидать Сашу нам пока никак не удастся при всем нашем желании, — при этом она уткнулась в мою грудь и заплакала.

— Не надо, я думаю, что там ему хорошо. Чем скорее все закончится, тем быстрее мы увидим его снова живым и здоровым.

Мы стояли, обнявшись посреди комнаты. Наконец Вика отпустила меня и, слегка прищурив глаза, внимательно посмотрела на меня.

— А ты чего не бреешься, посмотри на себя, щетина какая?

— А чем бриться? У них нет никаких для этого приборов, а крем, который мне прошлый раз дали взамен станка, кончился. И потом, не до этого было. И тебя рядом не было.

— Так и скажи, а то станка нет, крем кончился. А ну, быстро бриться.

— Хорошо, только чем?

— Поищи, наверняка найдется чем побриться.

Я вышел из ванной комнаты, продолжая вытирать лицо, хотя воды как всегда не понадобилось, это была скорее сила привычки, чем необходимость. Вика была в той части, которую мы образно назвали кухней, поскольку в ней стояло оборудование для хранения и приготовления пищи. Услышав мои шаги, она обернулась, и загадочно улыбаясь, сказала:

— Как ты думаешь, что приготовила на ужин?

Я зажмурил глаза и, подумал, что Вика накануне была на Земле, вдруг вспомнил, как пахнет хлеб, и потому сказал:

— Черный хлеб, может быть даже с маслом.

— Ты угадал, — радостно сказала она, — и не только.

Она отошла в сторону, и я увидел на столе тарелку, на которой лежали ломтики селедки, поверх которой кружками красовался репчатый лук, черный хлеб нарезан большими ломтями, несколько картофелин дымились, из стоящей на столе кастрюли и все это дополняла фляжка водки. При виде этого, я воскликнул:

— Откуда такое богатство?

Вика рассмеялась и ответила:

— Селезнев перед самым отлетом, буквально сунул мне пакет и сказал, что это нам, чтобы мы не совсем одичали в космосе, и не забывали Землю.

— Прямо так и сказал?

— Прямо так и еще добавил, — я побывал у них, и мне хватило на всю оставшуюся жизнь, как вы там, не представляю?

— А ты знаешь, он прав. Порой, мне так тошно от всего этого, что хочется сказать, ребята отпустите нас домой. У вас здесь возможно здорово, прогресс и всё такое, но скука смертная, что с души воротит. Ощущение такое, словно я постоянно нахожусь не то в поезде, не то в самолете. Еду, лечу, и все думаю, — когда же я сделаю посадку и почувствую под ногами земную твердь. Мы вот с Клоэром, когда прилетели на планету Эф, так я первым делом ощутил под ногами землю. Смотришь из космоса, жуть берет, а как ступили, так все по-другому воспринимается.

— Я с тобой во многом согласна.

— Потому что самой домой хочется, не так ли?

— Хочется, только, — Вика слегка помедлила, а потом добавила, — но без Саши я домой возвращаться не стану. Лучше здесь, чем на Земле, но без него.

— Так ведь и здесь его рядом с нами нет.

— Все равно, здесь, он мне кажется рядом, сел на корабль и через час я его увижу. Пусть это лишь в мечтах, но так я утешаю себя в разлуке с ним. А на Земле весь космос, который нас окружает, кажется нереальным. Нет, там я точно с тоски по нему умру.

— А знаешь, ты права. И потому давай выпьем, чтобы, как сказал майор, Земля не забывалась.

— Ошибаешься, дорогой мой, подполковник.

— Кто подполковник?

— Селезнев конечно, сказал, что на прошлой неделе дали внеочередное звание. Он теперь у Зонина заместителем.

— Так глядишь, и полковника дадут.

— А что, таким людям, как Селезнев и генерала не грех дать. Если бы все такими были, возможно, не пришлось бы краснеть за земное руководство.

— Вот это ты точно сказала.

Я налил в чашки, поскольку рюмок не было. Мы чокнулись, и я сказал:

— За то, чтобы поскорее втроем вернуться домой.

Я залпом опрокинул, а Вика чуть пригубила. Она вообще не любила спиртное, а крепкие напитки в особенности. Я подцепил кусочек селедки и положил его на кусок хлеба. Вика осторожно положила мне сверху колечко лука. Я поднес его ко рту и прежде чем откусить, вдохнул божественный аромат настоящей земной пищи и произнес:

— Разве можно сравнить это, с их биосублимированными продуктами?

— Если честно, я уже потихоньку привыкаю, и кое-что мне даже нравиться, но наша, привычнее, — и она, подцепив кусочек, последовала моему примеру.

Мы просидели часа полтора, смакуя еду, которую прислал Селезнев. Водка, расслабляюще подействовала на меня, и я даже слегка захмелел. Настроение улучшилось, и жизнь показалась мне не такой уж и плохой. Мне совсем не хотелось вспоминать и уж тем более говорить о проблемах, связанных с Галактианами, переговорах с Землей. Мы сидели и просто смотрели друг на друга и вспоминали о прошлом. О тех счастливых днях, которые мы провели, живя в Испании. Вспоминали, как Саша впервые самостоятельно начал ходить, как сказал впервые мама и папа, как интересно было нам прокатиться на машине по Испании, Португалии, Франции. Вспомнили где и что мы видели. Нам казалось, что все это было вчера, что мир, в котором мы оказались сейчас, это не та реальность, к которой мы привыкли, а некое подобие кино. Нас, словно перенесли в кинопавильон и сделали участниками фантастического фильма, и все это должно скоро кончится. Просто все мы ждем, когда режиссер фильма произнесет фразу, — все на сегодня рабочий день закончен, все по домам, — и мы сможем вернуться в свой мир, в свою реальность, и ничего этого не будет. Однако вместо команды режиссера об окончании рабочего дня, из соседней комнаты механический голос оповестил, что поступило сообщение и вслед за этим появилось голографическое изображение и голос Солэнга, который вернул нас в реальность:

— Извините, за беспокойство, Виктория, вы дома?

Вика прошла в комнату и, нажав кнопку визуального ответа, сказала:

— Добрый вечер, я вас слушаю.

— Еще раз прошу извинить за беспокойство, мы не могли бы встретиться, я хотел бы кое-что обсудить с вами?

— Да конечно.

— Тогда жду Вас в аппаратной.

Вика вернулась на кухню и тоскливо посмотрела на меня:

— Я постараюсь не очень долго, хорошо?

— А может я с тобой?

— Нет, ты лучше отдохни. Сам знаешь, они не любят растягивать обсуждения надолго.

Она повернулась и выскользнула за дверь.

Я взял оставшийся кусок хлеба, подумав, что дома мы с Викой ни за что не съели бы целую буханку черного хлеба. А тут, пожалуйста. Жалко, что он еще соли не догадался прислать. Поэтому я провел по тарелке, где лежала селедка кусочком хлеба и, положив его в рот, в блаженстве закатил глаза и отправился на диван.

Вика вернулась через час с четвертью. По её взгляду я понял, что она чем-то расстроена и поэтому решил не спрашивать её ни о чем, но она сама заговорила.

— Как ты думаешь, о чем Солэнг решил со мной посоветоваться?

— Понятия не имею.

— Он хотел понять, с чем связано столь долгое принятие решение. Ему казалось, что это у них должны возникнуть проблемы, обусловленные быстрым строительством нескольких городов в отведенной для проживания зоне, телепортированием людей, налаживанием производственных установок для изготовления пищи и воды, утилизации отходов и так далее. А вместо этого, трудности почему-то возникли со стороны землян. А главное, что ему не объяснили в чем эти трудности. Это его больше всего беспокоит, и он не может дать ответ своему руководству, чем обусловлена задержка на переговорах.

— Тут ты ему, конечно, все и выдала?

— Ты что, смеешься. Не могла же я ему прямо сказать, чем вызвана задержка с решением.

— А что же ты ему ответила?

— А что я могла сказать? Сказала, что Земля находится в том периоде развития, когда она напоминает Звездный Совет, только в миниатюре и на ранней стадии своего развития. Сотня больших и малых государств поделенных между собой границами. Разные языки, расы, вероисповедания, степень развития. Отсюда сложности, но я уверена, что земляне решат этот вопрос, надо только немного подождать.

— Да, ты дипломат.

— А ты думал, только ты умеешь смягчать ситуацию, когда она выходит из-под контроля?

— Нет, я только хотел сказать, что ты совершенно правильно ответила. Я бы только добавил, что землянам не надо слишком много обещать заранее, наоборот, надо было давить на ситуацию и напомнить относительно оказанной помощи, когда биокиборги напали на Землю.

— В этом я с тобой не согласна. Я думаю, что это наоборот, еще больше усложнило бы ситуацию.

— Возможно и так, впрочем, не знаю. Всё настолько сложно и запутано, особенно в той сфере, что называется большая политика. Честно говоря, я вообще не знаю и не хочу знать, что и как будет.

— Нет, Сережа, волей или неволей, мы вовлечены в водоворот всех этих событий, и потому, хотим мы того или нет, нам придется не только знать, но и возможно, как-то влиять на эти события.

— Почему ты так считаешь?

— Потому что так происходит. Давая советы Солэнгу, я, сама того не желая, вмешиваюсь в дела большой политики. Вот к примеру. Он меня спросил по поводу того, как я считаю, можно ли землянам передать технологии энергетических установок, основанных на системах холодного термоядерного синтеза? Не опасно ли это, ведь земляне могут использовать это в военных целях.

— И что ты ответила?

— Я подумала и сказала, что вполне могут. Наша цивилизация еще сто лет назад понятия не имела об атомной энергии, кибернетики, полетах в ближний космос. Электричество открыли чуть более ста лет назад, и все что открывает наука, так или иначе, используется в военных целях. Если взять историю Земли за последние несколько веков, это череда непрерывных мировых и локальных войн. И чем быстрее движется прогресс, тем разрушительнее становятся эти войны. А в последние годы к этому добавился терроризм в мировом, точнее в земном масштабе. Нет, Земля явно не готова к тому, чтобы передаваемые ей технологии могли хоть как-то использоваться в военных целях.

— А что же тогда они могут нам передать?

— Как что? Способы лечения всевозможных болезней, которые на Земле до сих пор не умеют излечивать, а проблемы с питанием, да многое чего еще.

— А как Солэнг прореагировал на твой ответ?

— Он согласился со мной. Оказывается, он достаточно много за последнее время узнал по поводу нашей цивилизации, связался со специалистами, которые непосредственно следят за развитием нашей планеты, и я фактически подтвердила его предположения о том, что нецелесообразно на первом этапе передавать землянам. Хотя он прекрасно понимает, что, решив энергетические проблемы, Земля сумела бы сделать огромный шаг вперед.

— Ты представляешь, если об этом узнают на Земле, да нас тогда живьем съедят, а уж то, что обвинят во всех смертных грехах, это точно.

— Ну и пусть. Я не хочу, чтобы из-за моей тупости, глупости или трусости, как хочешь это назови, мы получили в руки прежде времени то, чему сами будем не рады.

— Это верно, и все же, уверяю тебя, мы будем выглядеть, как предатели в обще планетарном масштабе, это точно.

— Возможно. Но лучше так, чем иначе.

— Слушай, а что еще вы обсуждали, тебя не было больше часа.

— Разное. Его интересовали вопросы, на которые, как я поняла, он не смог получить ответы из тех источников на своей планете, которые он имел. Его интересовали вопросы общения людей с учетом наличия языковых барьеров и отсутствием развитых систем обучения разным языкам и электронному синхро-переводу. Исследованиям в области изменения климата, активного использованию водных ресурсов океанов и многое другое. К сожалению, на большинство его вопросов, я ничего не смогла ответить и помочь ему прояснить что-то в той или иной области. Откуда мне знать, почему никто не занимается, а если и занимается, то кто и где, тем или иным вопросом. Но для себя я поняла, что Солэнг, чрезвычайно вдумчиво подошел к проблемам развития Земли. И должна тебе сказать, что он очень переживает, что планета, которая заселена родственной ему расой людей, развивается, не так, как хотелось бы. Особенно сейчас, когда наша цивилизация на подступах к тому, чтобы войти в Звездную Федерацию.

— Это он слишком мягко выразился.

— Видимо.

— Толи еще будет. Интересно, что он станет думать о нас, когда поближе познакомится с землянами?

Утром, я только успел принять душ, как нам сообщили, что мне телепортировано сообщение от Фейнхотена. Я попросил включить сообщение, и на голографическом экране появилась фигура Фейнхотена. Он смотрел в записывающую камеру, и со стороны казалось, что он разговаривает вовсе не с нами, а с кем-то другим.

— Виктория и Сергей приветствую вас. Прошу извинить за столь ранний визит и сообщение, но что поделать, обстоятельства вынуждают меня это сделать. Сергей, получены результаты и приняты определенные мероприятия, направленные на решение вопросов, связанных с возможностью раскрытия секретов кораблей Галактиан, поэтому, если не возражаешь, я просил бы ускорить твой прилет. Жду через полчаса в лаборатории Гоэмта.

Изображение свернулось.

— Вот так всегда, без меня никуда.

Вика посмотрела на меня и в её взгляде одновременно читалась и радость за меня и печаль, что мы снова расстаемся. Она подошла ко мне. Я взял её ладони и, поцеловал.

— Я все знаю, дорогая, что ты скажешь, чтобы не рисковал, чтобы не болтал лишнего, чтобы,… — она закрыла мне ладонью рот и произнесла:

— Сережа, я так тебя люблю. Пожалуйста, возвращайся живым. Больше я ничего говорить не буду.

— Постараюсь, ведь я везунчик, — еле слышно произнес я, а в голове опять стоял противный голос Гао, повторяющий одну и ту же фразу, — счет два один в твою пользу землянин, но еще не все потеряно.

— Нас только трое, и мы разбросаны как звезды в Галактике, но я хочу, чтобы мы снова были вместе, навсегда, — прошептала мне на ухо Вика.

— Навсегда вместе, — повторил я, и, поцеловав Вику, направился к телепортационному порту.

Когда я вошел в лабораторный отсек и увидел Фейнхотена, который сидел один за столом и о чем-то размышлял, у меня создалось впечатление, что он провел очередную бессонную ночь, пытаясь понять и разрешить тайну Галактианских кораблей и возможности остановить их разрушительную силу. При виде меня, он приветливо улыбнулся и сказал:

— Рад тебя видеть, как Виктория, все в порядке, извини, что так вышло, — все это он сказал одним махом, не дав мне ответить, словно, все это было само собой разумеющееся и пора переходить к делу, которое было для него сейчас самым важным. Я промолчал, и потому Фейнхотен сразу перешел к делам.

— Ты знаешь, пока тебя не было, мы все тут изучали материалы, которые вы с Клоэром привезли. Анализировали, пропускали через разные аналитические компьютерные системы, пытаясь понять, и найти ответы на множество вопросов. Но чем больше мы их подвергали анализу, тем больше новых вопросов появлялось. Они как лавина, как снежный ком. Вопрос, попытка на него ответить, а вместо этого десяток новых вопросов, еще более запутанных.

— И всё же вы пришли к каким-то выводам и хотите попробовать на них ответить, заглянув снова в прошлое, я прав?

— И да, и нет. Однозначно только одно, результат эксперимента напрямую связан с появлением у Галактиан кораблей, которые вторглись в нашу Галактику. Вопрос стоит по-другому. Что утаил Йоа, проводя эксперимент, точнее, в ходе его подготовки и почему Галактиане не могут его повторить и расширить количество атакующих нашу Галактику кораблей?

— А вы не задумывались над тем, что им в принципе и не нужно больше.

— Не понял?

— Я говорю про корабли. Им не нужно больше кораблей. Посудите сами. За то время, что началось вторжение, они уничтожили два, возможно три десятка звездных систем входящих в Федерацию. Если прикинуть, за год они уничтожат оставшиеся и начнут уничтожение обитаемых планет. В конце концов, это роботы. Для них месяц, год или даже столетие, не имеет значение. Возможно, они просчитали, за какой период они смогут изменить лицо Галактики таким образом, что смогут вторгнуться в её пределы и начать колонизацию, а возможно она им вообще не нужна, — сказав это, я и сам удивился, что эта мысль вдруг только что пришла мне в голову.

— Что значит, не нужна? — Фейнхотен с недоумением посмотрел на меня.

— Так не нужна, и все. Они уничтожают нас просто из-за того, что мы, форма жизни, которая, по их мнению, не должна существовать во вселенной. Мы лишние, мы мусор, мы то, что было до них и, следовательно, являемся более низкой ступенью развития и подлежим уничтожению, а может быть, — я снова задумался, потому что мысль, которая мелькнула у меня в голове, куда-то исчезла, пока я произносил фразу, но я отчетливо понимал, что она вполне очевидна, и вдруг она снова мелькнула и, поймав её, произнес, — а возможно, они бояться нас, потому что понимают, что мы, наоборот, более развитая цивилизация. Мы можем не просто развиваться, но постоянно прогрессировать, что гораздо выше возможностей простого программирования. В конечном итоге, мы можем при желании создать кибер-устройство, более сильное во всех отношениях, чем они и тогда у них будет враг более сильный, чем мы в данный момент времени.

— Интересная мысль. Пожалуй ты прав, чертовски прав, — воскликнул Фейнхотен, — я совершенно не подумал об этом. Действительно, в том, как они уничтожают звездные системы, видна простая математическая теория вероятности. Нет никакой системы или логики. Кроме того, они не пытаются атаковать планеты, их не интересуют природные или какие-либо другие ресурсы той или иной системы. Они тупо уничтожают одну систему за другой, зная, что за то время, когда произойдет гибель, большая часть людей, населяющих её, не сможет эвакуироваться, а значит погибнет. Оставшаяся часть, разбросанная по всей Галактике, будет отброшена в своем развитии на тысячи лет, и не будет представлять той реальной угрозы, которую она представляет сейчас. Ты прав, Сергей и поэтому исходя именно из этой концепции, надо строить все дальнейшие рассуждения.

Он неожиданно засуетился, пытаясь что-то найти, но я опередил его вопросом:

— Простите, а как же насчет полета в прошлое?

— Насчет полета в прошлое? Да, это была идея, повторить полет, но боюсь, что теперь необходимо вначале еще раз всё детально обдумать. Ты в очередной раз подкинул безумно интересный вопрос. Не просто вопрос, а вопросище, да еще какой.

— И всё же я вас не понимаю.

— В чем именно?

— В том, что вы не хотите повторить полет в прошлое. Ведь теперь мы знаем все, что произойдет буквально по минутам и, следовательно, мы можем предотвратить сам эксперимент, а возможно и вторжение в Галактику.

— Дорогой мой, Сережа. Я понимаю твои эмоции и самые лучшие побуждения, но подумай сам, что произойдет, если вы остановите Йоа и его эксперимент? Вы можете просто застрять в прошлом, навсегда.

— А что в этом страшного? Не понимаю? Разница всего в двух годах, даже меньше. Прекрасно, мы окажемся на два года моложе. Меня отправят обратно на Землю, где меня будет ждать жена с сыном. В Галактике будет мир и покой, и все будут живы, и никто не узнает, что была война. Произойдет тоже, что произошло на Земле, разве не так?

Он прервал меня, не дав договорить до конца.

— Я не стал говорить это сразу после вашего прилета, но сейчас, когда все самым подробным образом взвешено и проанализировано, я могу тебе сказать. Ваш полет, который был мною инициирован, был верхом безрассудности, которую я когда-либо совершал.

— Но почему?

— Потому что, если бы вы погибли, то вызвали бы столь мощную волну рассогласования во времени, и временных коллапсов, которые в свою очередь могли привести к последствиям, которые мы сейчас даже представить себе не можем. Возможно, это могло привести даже к более пагубным последствиям, чем вторжение Галактиан.

— Вы серьезно?

— Абсолютно, — он посмотрел на меня и добавил, — не время для шуток.

— А как же тогда полет в прошлое? Вы же сами мне говорили, что рассматриваете возможность повторного броска в прошлое?

— Я предполагал послать пустой корабль и просто взорвать лабораторию до начала эксперимента. Тем более что весь маршрут нам известен.

— Тогда я тем более не понимаю, в чем проблемы?

— Поэтому я и вызвал тебя, чтобы ты как всегда задал какой-нибудь вопросик, который заставил бы меня и всех остальных еще раз все взвесить, прежде чем принимать решение.

— И как, получилось?

— Как видишь. Одним словом, необходимо думать, работать и верить, что у нас все получиться, — он впервые улыбнулся, и я увидел по его взгляду, что это улыбка сквозь маску безумной усталости от напряженных размышлений.

— Ты как всегда, молодец Сережа. Я рад, что мы встретились.

— У нас на Земле говорят — ум хорошо, а два лучше. Я не претендую на роль умника, но рад, что хоть в чем-то смог помочь. Ведь это наше общая битва, не так ли?

— В этом ты прав.

Глава 3

Мы сидели за круглым столом и молчали. Каждый размышлял о чем-то своем, хотя тема, стоящая перед всеми была — посылать в прошлое корабль или нет? Я представлял себе, как корабль, снаряженный ядерной бомбой, летит в прошлое, чтобы стереть с лица планеты лабораторию и изменить мир. Мы с Викой снова оказываемся на Земле. Саша уже большой, ему идет третий год, и мы, знать не знаем, ни о каких вселенских войнах и интригах, которые ведутся на Земле, по поводу того, пускать переселенцев из другого мира на Землю или нет, и что взамен нам дадут. Я очнулся, когда увидел входящих в зал, сначала Унторга, потом Друмингана. Следом за ними стали подходить остальные сотрудники лаборатории и те, кто участвовал в проекте. Когда почти все собрались, Фейнхотен сказал:

— Надеюсь, что за ночь у каждого созрели какие-то идеи? А посему предлагаю обсудить ваши предложения.

Друминган первым взял слово:

— По-моему, мысль, которую Вы высказали вчера не задолго до того, как мы разошлись, я имею в виду послать корабль вторично в прошлое и уничтожить лабораторию до того, как Йоа произведет эксперимент, была наиболее интересная и заслуживает детального рассмотрения.

— А мне кажется, что в этом есть определенная доля опасности, — сказал Клоэр, — и кроется она в том, что, возможно, это ловушка для нас.

— Поясните, — обратился к нему Друминган.

— Я мыслю таким образом, что если мы пошлем беспилотный корабль и нанесем удар по лаборатории, то какова вероятность того, что в этот момент, помимо Йоа и его сотрудников, там не будет еще кого-то и при том из будущего. Если Гао и те, кто с ним работает, спрограммируют именно такую ситуацию, которую мы замыслили, то они вполне способны осуществить такой вариант. В этом случае мы рискуем вызвать процессы временных коллапсов, которые весьма опасны. Мы не можем заранее просчитать их пагубное последствие на наше время, а, следовательно, можем подвергнуть Галактику опасности. Вправе ли мы так рисковать?

— Выходит, корабль нельзя посылать в любом случае, с людьми или без людей? — сказал один из сотрудников, — и в том и в другом случае есть большая доля опасности временных катаклизмов?

— Я считаю, что да. По сути, наш предыдущий полет нес такую же опасность и это чудо, что все прошло удачно и ничего не произошло.

— Да, но изменения всё же возникли, — раздался чей-то голос.

— Не столь существенные, чтобы их принимать в расчет.

— А я предлагаю вернуться к вопросу о повторном броске в будущее, — сказал Унторг, — это даст возможность частично прояснить обстановку и даст новую информацию для размышления и анализа ситуации.

— А вы что скажете по этому вопросу? — неожиданно обратился Фейнхотен ко мне.

Взгляды присутствующих направились в мою сторону, и мне стало не по себе.

— Я не знаю, — честно сказал я после секундной паузы.

— Вот именно, и я не знаю, — произнес вслед за мной Фейнхотен, — а раз так, то давайте еще раз все взвесим, прежде чем придем к окончательному решению.

— Простите, можно вопрос? — сказал я.

Все снова обернулись в мою сторону, но я уже был настроен весьма решительно, поскольку как всегда мне пришла в голову совершенно бредовая на первый взгляд идея, но я решил её высказать, поскольку не мог сдержаться, а поскольку обсуждения только начиналось, она могла быть либо сразу отвергнута, либо рассматриваться, как одна из составляющих.

Фейнхотен, снова посмотрел на меня, и в его взгляде я прочел: — ну выдай что-нибудь такое, что сдвинет нас с мертвой точки, ты же можешь, — это придало мне уверенность, и я произнес:

— Имея весьма поверхностные представления о машине времени, я все же понял, что в прошлое можно отправиться даже на космическом корабле, что мы и сделали накануне. При исследовании будущего, туда отправляется только человеческое сознание. При этом оно, если я опять-таки правильно понял, не является материальным, а раз так, то нельзя ли попытаться как-то соединить плазму, как это сделал в своем эксперименте Йоа, с этим сознанием. Интересно, что мы получим? Возможно, я ошибаюсь или нет?

Все сидели и смотрели на меня. По выражению лиц инопланетян, да еще вдобавок с разных планет, совершенно невозможно было понять их реакцию, а потому первой моей мыслью после произнесенной фразы, было: — блин, кажется, я попал впросак и высказал сущий бред, или наоборот моя идея гениальна. Главное весьма странная реакция у этих инопланетян. Тормознутые они все какие-то. Черт, кажется все же бред, может извиниться? Пауза затянулась, наконец, Друминган произнес:

— Простите, а на вашей планете, вы каким направлением в науке занимались?

Я опешил, решив, что действительно высказал какую-то бредовую идею, и потому вяло ответил:

— Вообще-то я сантехник. У вас это называется младший обслуживающий персонал. А наукой я вообще не занимаюсь, два последних года пытался заниматься бизнесом,… поэтому прошу извинить, если я предложил абсурдную идею и….

Фейнхотен прервал меня и тихо произнес:

— Гениальность мой друг в том, что подчас творец идеи сам не подозревает, что он создал. Вы только что высказали мысль, которая требует не просто осмысления, а немедленного и коллективного рассмотрения. Понятно?

Он встал из-за стола, подошел ко мне и обнял.

Я был растроган чуть не до слез и рад, что мысли высказанные вслух не всегда оказываются столь нелепыми, как получилось накануне.

— Ну что, — сказал Фейнхотен, — все еще стоя рядом со мной и держа руку на моем плече, — давайте прикинем возможность такого эксперимента, его последствия, и что нам это может дать?

Вслед за этим собравшиеся наперебой начали говорить, предлагая различные технические решения данной проблемы, и работа закипела полным ходом. Я практически не принимал во всем этом никакого участия, поскольку ничего не понимал, о чем они говорят, так как большинство переводимых терминов были для меня абсолютно непонятны. Однако я был счастлив тем, что высказанная мной идея оказалась не столь уж бредовой, а даже наоборот, если и не гениальной, то вполне интересной для рассмотрения. Впрочем, в тот момент, я чувствовал себя на вершине мира, не хватало фанфар и грома аплодисментов в мою честь. Я отошел в сторону, и, прислонившись у пульта какого-то устройства, с интересом наблюдал за всей группой собравшихся. Три голографических экрана, которые находились вокруг стола, непрерывно меняли изображения. Чертежи уступали место какими-то графиками и таблицами, то и дело мелькали объемные изображения моделируемых процессов, чертежи экспериментальных установок уступали место длинным формулам и математическим расчетам. И снова цифры, чертежи, споры и рекомендации. Наверно так же происходит в любом конструкторском бюро или институте, когда обсуждается сложная и интересная, а главная совершенно новая задача, которая захватывает всех своей новизной и хочется поскорее от чертежей перейти к испытанию опытного образца. Все были так увлечены, что до меня им не было никакого дела.

— И, слава богу, — подумал я, — как странно все же устроен мир. Еще вчера, я высказал мысль, которая настолько покоробила их, что только вежливый ответ Фейнхотена, не вызвал бурю негодования с их стороны. А сегодня я снова на гребне. Моя идея или вернее вопрос, стал отправной точкой для серьёзного обсуждения. Может прав Фейнхотен, идеи витают в воздухе, и вовсе не обязательно быть гениальным ученым, достаточно подумать, а почему нельзя так или иначе. Да, всё же земное образование, которое я получил в молодости и стал инженером, кое-что да значит. Оно дало мне самое главное, умение размышлять и ставить вопросы, думать и пытаться решить ту или иную задачу. Оказывается и земляне, хотя и находятся на более низкой ступени развития, что-то могут. Я стоял и тешил себя подобными мыслями, когда увидел, что Фейнхотен машет мне рукой и просит подойти.

— Ты чего там уединился, или опять хочешь выдать на гора пару идеек, чтобы окончательно посрамить всю Галактическую науку?

Я смутился и потому замялся с ответов, но потом сказал:

— Мыслей нет, это я так грелся в лучах собственной славы и вам старался не мешать.

Откровенный ответ вызвал дружный смех окружающих.

— Вот, что мне нравится в тебе, Сережа, это юмор. Вы земляне действительно отличаетесь от нас. Достигнув многого, мы стали прагматиками, потеряли многое из того, что было присуще нам раньше.

— Это точно, — неожиданно ответил я, и добавил, — особенно по части отдыха. Я недавно ознакомился с тем, как вы проводите свободное время и отдыхаете, и честно скажу, меня потянуло обратно домой на Землю.

Лицо Фейнхотена вытянулось от удивления и непонимания, и он спросил:

— А разве вы отдыхаете иначе?

— Конечно, ведь Земля находится на стадии более низкого развития, а, следовательно, нам присущ весь комплекс отдыха, которого у вас нет. Мы живем по принципу, работаем на полную катушку и отдыхаем аналогично. А что касается идей, так ведь они могут рождаться в умах людей не только не связанных с наукой, но и живущих в менее развитых мирах. И примеров тому достаточно много. Взять писателей фантастов. Жюль Верн в свое время в своих книгах описал то, что осуществилось спустя более ста лет. Это можно назвать и научным предвидением и одновременно идеей, которая впоследствии стала для ученых отправной точкой в исследованиях того или иного вопроса или создании машины.

— С этим я с тобой полностью согласен, а вот что касается форм отдыха, — он посмотрел на меня как-то искоса, — об этом ты мне расскажешь вечером, после работы. Это меня заинтересовало.

Все снова засмеялись, а Друминган добавил:

— Может Сергей не только вам, но и всем нам расскажет, как отдыхают земляне, вполне возможно, что это весьма интересно.

— Хорошо, но это вечером, а сейчас за работу, — сказал Фейнхотен, снова став серьезным, — да, так вот что я хотел у тебя спросить, Сергей. Когда ты прошлый раз участвовал в эксперименте по исследованию будущего, ты говорил, что видел людей. Это были земляне?

— По всей видимости, да. Надо посмотреть видеозапись. А почему вы меня об этом спросили?

— Ты понимаешь, у меня из головы никак не выходит твой полет на Землю. Откуда там мог взяться этот корабль? Каким образом его смогли поместить в лабораторию и начать исследовать? Очень много вопросов. А ведь если исходить из той информации, которую мы прочитали, корабль принадлежал Галактианам, — Фейнхотен задумался.

— А что если этот корабль и есть тот седьмой, которого мы не досчитались? — сказала одна из сотрудниц лаборатории, которую звали Фленгра.

— Маловероятно, — ответил Клоэр, — между полетами в прошлое и будущее, прошло время, а изменение в количестве атакующих Галактику кораблей, произошло только после нашего возвращения.

— А не может так получиться, что наш эксперимент удастся? — сказал молчавший все это время Эберни, — и мы получим корабль, который каким-то образом затем попадет к Галактианам, а потом окажется на Земле и станет предметом для изучения?

— Такое не исключено, но не желательно, — ответил Друминган, — и, кстати, я вот что подумал, а что будет с исследователем в случае, если его сознание застрянет, образно говоря, в будущем? Не грозит ли это опасностью для его здоровья?

Я стоял напротив и последнее замечание относительно опасности для самого исследователя, меня насторожило. Мне вспомнился фильм «Матрица», в котором герой отправляет свое сознание в виртуальный мир, созданный компьютером, и там, в случае его гибели, он умирает и в реальном мире. Выходит, что отделяя сознание от человека, мы подвергаем его риску? Но может быть в условиях полетов на машине времени, все совсем по-другому? Я хотел, было задать вопрос, но Фейнхотен опередил меня, ответив на него.

— Проводя неоднократно экспериментальные броски в будущее, мы предполагали, что сознанию, в силу того, что оно не материально, ничего не может грозить. И практика это подтверждает. Во всех наших экспериментах ни разу не было каких-либо отклонений в здоровье исследователя. Однако в данном случае, мы пытаемся создать совершенно новый симбиоз и вдобавок, сделать попытку отправить в будущее материальную субстанцию в виде плазмы. Нужны теоретические и экспериментальные тесты, для того чтобы сказать, опасно это или нет.

И снова, все наперебой заговорили на научном языке о каких-то турбулентных теориях, плазмоидах, вихревых включениях при переходе через квази структуру и все в том же духе. Я немного посидел, но потом, извинившись, поднялся и вышел. Стоя возле одного из многочисленных приборов, я подумал:

— Эх, жаль что Артур погиб. Вот кого им не хватает, кто действительно смог бы помочь. Я вспомнил, о нем и на память пришли дни, проведенные вместе на подмосковной даче, когда мы строили телепорт. Подумать только, в земных условиях, мы смогли сотворить то, о чем до сих пор мечтают ученые и инженеры Земли и сколько еще пройдет времени, прежде чем они смогут построить его, если конечно инопланетяне не помогут им. Как печально, что его нет с нами, он столько мог бы принести полезного и совершить столько в науке, что. Стоп, остановил я себя. А почему собственно был. Да Артур умер, но ведь когда нас захватили на Марсе, его собирались, как и меня клонировать. Если биокиборги умеют клонировать, то, возможно, эта технология известна в Федерации, а раз так, то по тем останкам, которые передали с Земли можно его клонировать. И почему эта мысль мне не пришла раньше?

Возбуждение, которое охватило меня, заслонило все, о чем так активно разговаривали за столом и, хотя я понимал, что не время и не место, заводить разговор с Фейнхотеном на эту тему, я все же не выдержал, и, подойдя к нему, сказал:

— На пару слов, мы могли бы отойти в сторону?

— Конечно, что-то случилось?

— Нет ничего, то есть да. Одним словом, это напрямую к проекту не относится и вообще возможно я совсем не вовремя, но меня интересует один вопрос.

— Да ты не волнуйся, в чем дело?

— Скажите, в каком состоянии у вас система клонирования человека?

— В каком смысле?

— В прямом. Можно ли по наличию ДНК человека, клонировать его?

— Безусловно, можно. Это давным-давно решенная задача, но я не пойму, что тебя так заинтересовал этот вопрос?

— Скажите, а если есть ДНК, можно ли воспроизвести человека в том возрастном периоде времени, когда он, к примеру, умер?

— В принципе да, но учти, для этого нужна его запись мозговой деятельности. Иначе говоря, клону необходимо перенести всю информацию от оригинала посредством ввода снятой у того так называемой фазо-мозговой структуры.

— А если её нет, то клон будет не жизнеспособным?

— Почему он будет жизнеспособным, но в этом случае, он будет самостоятельным человеком. Ему необходимо ввести либо чьи-то данные, либо искусственные. Такие процедуры, как правило, не производят.

Огорченный таким ответом, я невольно сник и обеспокоенный Фейнхотен спросил:

— А в чем дело, случилось, что?

— Нет, ничего, все нормально. Точнее, наоборот, плохо, что нельзя. Это я вдруг вспомнил о своем друге Артуре. Очень талантливый человек. Вот я и подумал, хорошо было бы клонировать его и привлечь для работы у нас.

— Ах, вот ты о чем. Я тебя прекрасно понимаю, Сережа, но мы не боги и потому не все можем. Артура не вернуть при всем нашем желании. Можно только клонировать его и потом ждать, когда он вырастет, наберется знаний, но в целом, это будет всё же другой человек. Гениальность, это не просто дар, данный природой, он формируется средой, обществом, семьей и многими другими факторами, которые создают человека как личность в процессе его жизнедеятельности. Не расстраивайся.

— Я постараюсь. Извините, что отвлек вас в столь неподходящий момент.

— Не надо извиняться. Все нормально.

Он обнял меня за плечо и повел к столу. Пока мы шли, он сказал:

— Я понимаю, что тебе несколько сложно слушать научные дебаты, но уверяю тебя, ты прислушайся к ним и в потоке непонятных тебе терминов и фраз, ты сможешь для себя увидеть и понять то, что не видят другие. Я тебе не раз говорил, задавай чаще вопросы. Пусть не каждый из них будет удачным, пусть над некоторыми можно будет посмеяться. Не беда, главное, что ты должен верить в себя. Ты думаешь, собравшиеся здесь, все понимают, о чем идет речь? Напрасно ты так думаешь, — мы неожиданно остановились на полпути к столу, и Фейнхотен показал мне взглядом и сказал, — видишь молодого высокого человека, он биолог, а вон та сотрудница, её зовут Варутра, психофизиолог. Или возьми, к примеру, вон того, что сидит у стенда, Кейзитр, механик-сборщик. Ты думаешь, они понимают теорию квантового перехода временных пространств? Сомневаюсь. Но ведь и я многого не знаю из того, что знают и умеют они. А вместе мы коллектив. Так что не робей. Каждому найдется место при решении столь важной, нужной и сложной задачи. И коль мы взялись за неё, то должны решить. Правильно я говорю?

— Да.

— Раз да, тогда пошли.

Мы вернулись к столу, в тот момент, когда сотрудник по имени Денгуи, объяснял собравшимся, что идея посылки плазмы в соединении с человеческим сознанием, обречена на провал.

— Но почему? Объясните, — воскликнул Друминган, который как приверженец теории эмпиризма, яростно поддерживал любую возможность доказать правоту своей теории.

— Потому что нельзя, — твердо сказал Денгуи, — в прошлое, пожалуйста, а в будущее нет. Общая теория перемещения массы и материи во времени гласит. В прошлое можно двигаться методом сжатия расширяющегося пространства и за счет разности скоростей, произвести скачок на предыдущий уровень. На этом принципе построена сама система перемещения массы, а, следовательно, любого материального тела, в том числе и плазмоидного образования. Установка по перемещению в будущее работает совершенно на другом принципе. Она не в состоянии произвести переброску материального тела в пространство с неопределенными координатами. Лишь сознание, которое находится вне связи с пространственными координатами, может свободно перемещаться внутри этой системы.

— Хорошо, но вы докажите это практически, что этого нельзя сделать, тогда я поверю.

— Послушайте, я не собираюсь доказывать то, что невозможно. Опыты по передаче материальных объектов в будущее уже предпринимались. Их итог нулевой. Вспомните эксперименты на Гонибусе и Цинганте. Они кончились ничем. Нельзя опровергнуть теорию одними желаниями. Если вы хотите, чтобы установку построили, её нужно теоретически обосновать. Желание это хорошо, но нужна теория. Без неё вы не сдвинетесь с места.

— Я согласен, но лишь частично. Одно дело посылка кирпича или пусть даже передатчика в будущее, а совсем другое плазмоид, соединенный с сознанием. Это совсем новый вид, который я не могу назвать материей в полном смысле слова.

— Если рассуждать так, то по вашему выходит, что вы тоже не материя, а нечто иное, раз в вас присутствует сознание?

Послышался смех, однако Друминган не сдавался и тут же парировал:

— Извините, я не согласен. Давайте определимся. Вы можете выделить сознание отдельно от человека? Нет, не можете. Это можно сделать только на момент посылки его в будущее. При этом исследователь находится своего рода в коматозном состоянии и если его искусственно вывести из этого состояния, до прекращения эксперимента, что с ним будет? Ответа нет, поскольку нет данных. Теперь возьмем плазмоид, который мы создаем. Согласен с вами, что это чисто материальный объект. Однако, в тот момент, когда мы совмещаем его с выделенным сознанием, мы получаем эмпиору. Вы можете твердо утверждать, что при этом она по-прежнему материальна? Если да, то скажите мне, как она может пройти сквозь планету, перемещаться между звездами, не используя для этого систему дыр и так далее?

— Хорошо. Если это не материя, то, что это, по-вашему? — не сдавался Денгуи.

— Это просто эмпиора. Что она собой представляет, я не знаю. Её необходимо исследовать. Вполне возможно, что материя в виде плазмы в соединении с сознанием приобрела нематериальную форму, но при этом стала иметь видимый облик. Это трудно понять и осмыслить, но с этим надо считаться, поэтому легче всего отрицать. Докажите, что это не так и я готов признать свою ошибку. Ведь я лишь высказал гипотезу, не более того.

— А вы знаете, Друминган, — сказал Фейнхотен, — я, пожалуй, соглашусь с вами. То, что не доказано, вполне возможно. А раз так, необходимо еще и еще раз продумать возможность экспериментальной проверки. Поэтому, давайте еще раз все взвесим, и попробуем от чего-то оттолкнутся, чтобы начать действовать.

Два последующих дня были такими напряженными, что я забыл, спали мы или нет, если да, то урывками на пару, тройку часов. Первые реальные шаги по созданию экспериментальной установки начались к концу первых суток.

Я впервые участвовал в подобных мероприятиях и был поражен системой и принципами, с помощью которых решались задачи, которые вставали перед участниками проекта. Первое, что меня поразило, это система проектирования какого либо узла, механизма или целой установки. Идеи и наброски вводились в компьютер и параллельно на соседних голографических экранах выводились одновременно контуры установки, рядом тут же моделировался процесс работы, а на третьем экране выдавались результаты проводимых симуляционных процессов. Таким образом, сразу же отбрасывались те решения, которые неизбежно приводили к негативному результату. По мере того, как установка начинала обретать реальную основу, а результаты проводимых компьютерных тестов давали определенный процент положительных результатов, начинался второй этап, создание самой машины.

Этот этап был не менее поразительным, чем первый. Как только часть установки запускалась на проектирование, детали для сборки самой машины начинали поступать на телепортал через два, три часа. Я попытался узнать, как удается так быстро изготовить ту или иную деталь? Оказалось, что в этом нет ничего сложного. В моем представлении, любая деталь сначала должна быть начерчена конструктором, потом передана на завод, там разработают технологический процесс и только потом приступят к изготовлению. При этом само изготовление достаточно сложный и длительный процесс. По крайней мере, я вспомнил, каких трудов мне стоило договориться и наблюдать несколько раз, как изготавливались диски для телепортала на одном из заводов, где я их заказывал. Здесь все оказалось совсем иначе. Чертежи изготовлялись автоматически вместе с проектированием самой установки и передавались через телепортал на то или иное предприятие. Само изготовление занимало, как мне объяснили, несколько минут. Для этого существовали станки, точнее установки, в которые помещалось вещество, из которого должна быть изготовлена та или иная деталь. Там оно нагревалось до сверхвысоких температур и затем, пространственным методом моделировалась атомно-молекулярная структура готового изделия. Таким образом, само изготовление занимало считанные минуты. Когда мне один из техников, которому я помогал собирать установку, попутно рассказывал, как изготавливаются детали, я был поражен и подумал, что если такая техника будет передана землянам, то тысячи машиностроительных заводов, а вместе с ними, миллионы людей, на них работающих, останутся просто без работы. Не будут нужны токаря, фрезеровщики и десятки других столь нужных и важных на Земле рабочих профессий.

Между тем, наконец-то и для меня нашлась работа. Детали непрерывно приходили на телепортал, и поскольку сборщиков было всего четверо, я охотно стал помогать собирать установку. Для меня это было знакомым делом. Соединяя детали, как мне показал Кейзитр, я подумал, — зато труд сборщика всегда будет востребован и не всегда роботы смогут заменить человека, а если и смогут, то человеку все же найдется работа. Я поделился своими размышлениями по этому поводу с Кейзитром, на что он ответил:

— Это точно. Пару раз в лабораторию присылали роботов нам на помощь. Толку ноль. Малейшая проблема и он ко мне с проблемой как быть. Мозгов, чтобы понять, в чем дело нет, в результате стоит и не знает что делать. Умора, да и только. А самое смешное, что ради хохмы, начинаешь ему предлагать какую-нибудь ерунду, и он всерьез это воспринимает. Правда, один раз из-за этого мне здорового попало от Фейнхотена, так как чуть не спалили установку. Нет, без нас никуда.

Мы продолжали монтаж. Несколько человек на платформе, настраивали электронику, программисты делали корректировку программного обеспечения, и раз за разом тестировали его на симуляторных программах.

К концу второго дня установка стала обретать реальные черты, а мы, усталые, держались на энтузиазме, понимая, что от нас ждут результата и желательно, положительного. Слишком многое было поставлено на карту.

Когда установка была готова к испытаниям, Фейнхотен, который руководил всем процессом, дал всем отдых на три часа. Уходя к себе, он обернулся и сказал:

— Всем отдыхать, но постарайтесь даже во сне думать о предстоящем опыте, вдруг кому-нибудь в голову придет важная идея или всплывет вопрос, который мы не учли.

Я отправился к себе, и не раздеваясь, рухнул на диван и заснул. Снов не было. Усталость взяла свое, и только перед самым подъемом я увидел во сне Вику, которая стояла на коленях возле дивана и гладила мое лицо. Её рука нежно касалось моих щек, лба и мне было так хорошо и приятно, что не хотелось открывать глаза. Я зажмурил их сильнее, чтобы хоть на несколько секунд продлить это блаженное состояние покоя и радости, но компьютер напомнил, что пора вставать, согласно моего же указания. Я открыл глаза и увидел стоящую возле дивана на коленях Вику.

— Значит, это был не сон? — воскликнул я, — ты давно здесь?

— Около часа.

— И не разбудила?

— Нет, ты так мирно спал и потом, я узнала, что тебе так рано вставать, что не стала будить. А ты, перед тем как проснуться, так мило улыбался.

— Потому что я чувствовал, как ты водишь рукой по моему лицу, и мне так было хорошо и приятно, — я притянул Вику к себе и поцеловал, — здравствуй, родная, как ты?

— Скучала. Была на Земле, тебе привет от Зонина.

— Вот как, договорились или нет о приеме инопланетян?

— Пока нет.

— Серьезно! Что они там, совсем белены объелись? Слушай, а как,… — в этот момент компьютер напомнил мне, что я опаздываю в лабораторию.

— Ладно, я побежал, сегодня испытания новой установки. Пойдем со мной, посмотришь. Если у нас получится, возможно, все измениться.

— Что измениться?

— Как что, все. Пойдем, я тебе по дороге все объясню. Кстати, ты на долго прилетела?

— Солэнг отпустил меня и сказал, что как только я ему понадоблюсь, он известит меня через телепортал. Так что, как получится.

Мы вышли из комнаты и направились в лабораторию. Большинство сотрудников уже были на месте, и запускали оборудование для последней проверки перед испытанием.

Фейнхотен увидев нас, подошел и сказал:

— Виктория, вы как всегда вовремя. Вы должны принести нам удачу.

— Я буду рада, если это так. Надеюсь, что все получится.

— Мы все надеемся, — поддакнул я.

— Как готовность? — спросил Фейнхотен, — тесты на проверку закончены? Если да, то приступаем к испытанию.

Глава 4

Фейнхотен всех обвел пристальным взглядом, словно хотел убедиться, что все выспались, и готовы к продолжению работы, которое, возможно потребует не меньше сил и энергии, чем создание самой установки. После этого, он сверился с записями, которые были у него на планшете, и произнес:

— Все по местам, начинаем первую серию опытов по созданию плазмоида.

— Что происходит? — спросила Вика, не понимая, чем вызвана суета и напряжение всех присутствующих.

— Сейчас я тебе все расскажу, — сказал я, и пока происходила первая фаза опыта, рассказал ей суть проекта и общий принцип работы машины времени. К тому моменту, когда я закончил ей рассказывать обо всех перипетиях нашей работы, завершилась первая фаза эксперимента и Воэль, специалист в области физики плазмы, сообщил:

— Первая фаза прошла удачно, плазмоид создан. Состояние плазмоидного тела стабильное. Насыщение составными компонентами, — вслед за этим последовали табличные данные составляющих, и на мониторах было наглядно видно состояние образовавшегося тела, которое было заключено в магнитное поле.

— Очень хорошо, — сказал Фейнхотен, приступаем ко второму этапу эксперимента.

Я знал, что в качестве исследователя был выбран Клоэр. Честно говоря, я очень расстроился, что им стал не я, но, судя по тому, что Вика была счастлива, что я не полез, как она говорит, на рожон, смирился и вместе со всеми следил за ходом эксперимента.

Следующий этап состоял в том, что Клоэру делали послойное сканирование мозга и таким образом, выделяли фазо-мозговую структуру, которая давала возможность, в случае каких либо нарушений при эксперименте клонировать Клоэра. Эта процедура заняла около десяти минут, после чего, врачи, которые окружали Клоэра, сообщили, что они закончили свою работу.

— Ну что же, приступаем к третьей фазе, — с волнением сказал Фейнхотен.

Клоэр расположился в кресле, в котором мне пришлось уже побывать. Установка практически была такая же. Однако были и отличия. Теперь непосредственно перед порталом временного перехода находился плазмоид, заключенный в магнитное поле. Программа была построена таким образом, что в момент включения временного потока, сознание Клоэра, устремившись в него, попадает непосредственно в плазмоид, который одновременно освобождается из магнитного поля. Самое сложное, было синхронизировать весь процесс. За этим следили системщики, которые настраивали работу всей электронной части установки.

— Понимаешь, Вика, сознание должно пройти сквозь плазмоид и, соединившись с ним, отправиться в будущее.

— Какое сознание? Ты что-то не то понял.

— Не важно. Главное, что в будущее может отправиться не материя, а лишь сознание, или точнее, то, что подразумевается под этим.

— Это другое дело. А далеко оно?

— Кто?

— Будущее, в которое его направляют?

— Я не понял тебя?

— Как далеко отправляется плазмоид во времени?

— А, в этом плане. На первом этапе эксперимента всего на две секунды вперед.

— Так мало. Разве за это время можно определить, был он в будущем или нет?

— Конечно можно. Приборы зафиксируют любой заданный интервал, даже столь малый. Главное сейчас, определить получится или нет, а дальше можно пробовать увеличивать интервал времени. Смотри, сейчас начнется.

В этот момент установка пришла в движение, точнее включились все основные системы установки. Напряжение нарастало, наконец, начался предстартовый отсчет. Как только на табло загорелся ноль, поток голубого света, который, несмотря на всю защиту, пробивался из установки, на миг осветил лабораторию и тут же погас. На табло горели цифры минус 2. Это означало, что временной скачок произошел, время перемещения во времени две секунды. Как только разъехался в сторону колпак, накрывающий Клоэр, часть сотрудников бросилась к нему, а остальные стали внимательно рассматривать результаты телеметрии.

Клоэр оставался в кресле, по его виду было видно, что ничего определенного сказать он не может. В этот момент раздался голос Ломента, который следил за показаниями приборов и затем снимал с них показания в ходе эксперимента.

— Есть подтверждение, что сознание вошло внутрь плазмоида и дальше связь обрывается. Никакой информации.

— Так произошел перенос его в будущее или нет? — спросил Фейнхотен.

— Приборы показывают, что плазмоид не покидал камеру. Энергетический поток выделенный из сознания вошел в плазмоид и возвратился обратно ровно через две секунды, но кроме этого, никакой другой информации нет. Такое ощущение, что он полностью экранирует информационный канал.

— Хорошо, давайте снимем показания непосредственно с Клоэра.

Прошло не больше десяти минут, пока оборудование подвезли непосредственно к креслу и, подключившись, сняли информационные данные непосредственно из его мозга. Однако результат оказался неутешительным. Никакой информации не было. Полная пустота.

Наступила короткая пауза, после которой Фейнхотен предложил повторить эксперимент, увеличив время до одной минуты.

— Не многовато ли? — сказал Друминган, опасаясь за своего коллегу.

— Все нормально, я бы вообще предложил сразу хотя бы на сутки вперед и определил бы координаты назначения, — сказал Клоэр.

— Не будем спешить. В этом деле надо действовать маленькими шагами. Не забывайте, зная основные особенности установки, с помощью которой Йоа смог создать эмпиору, мы многого не знаем, даже точного состава плазмоида. Весьма вероятно, что в этом кроется его секрет, возможно, поэтому Галактиане не могут повторить его эксперимент, — заметил Фейнхотен, и добавил, — всем приготовиться.

И снова все повторилось как в первом случае, только теперь время пребывания было определено одной минутой, а координаты назначения оставались прежними, шесть метров, что было равно длине конической части установки. Таким образом, плазмоид должен был по-прежнему оставаться внутри установки.

Результаты повторного эксперимента дали те же результаты, что и в первом. Приборы четко фиксировали, что происходит соединение сознания с плазмоидом, перенос его в заданный интервал времени и возвращение обратно, однако зафиксировать, что происходит внутри него, не удавалось. С одной стороны был прогресс, мы получили желаемый результат, но вместе с тем, мы не имели никакой информации, о том, что происходит в результате соединения сознания с плазмоидом, и это настораживало. Никакой дополнительной информации не смог добавить и Клоэр, который после того, как вышел из машины, сообщил, что ничего определенного сказать не может, кроме одного.

— Я отчетливо помню, как освободился от тела и направился в голубой поток света. Впереди что-то мерцало и переливалось всеми цветами радуги и словно манило к себе и в тот момент, когда я проникал внутрь этого сияния, все прекращалось, полная тьма и только помню, как вырываюсь навстречу свету и оказываюсь внутри самого себя и ощущаю свое тело.

— Выходит, что плазмоид захватывает сознание и перекрывает все информационные потоки, — сказала Зангони.

— Возможно да, возможно нет. Трудно что-либо ответить с большой долей вероятности, — высказался Воэль.

— А нельзя каким-нибудь образом ввести прибор внутрь плазмоида для определения его внутренних параметров состояния? — спросил Эберни.

— Можно, но только в статичном положении. В период, когда он начинает перемещаться во времени, прибор не сможет переместиться вместе с ним, — ответил Воэль.

— Хорошо, но ведь можно хоть как-то зафиксировать в первый момент, когда происходит слияние, что происходит с плазмоидом? — снова предложил Эберни, — для этого достаточно долей секунды, чтобы снять показания.

— А что это идея, — задумчиво ответил Воэль, — только надо подумать, как поместить внутрь плазмоида прибор для фиксации его состояния, впрочем, есть мысли, — и он отправился к стенду сделать какие-то расчеты.

Наступила небольшая передышка. Все занимались своими делами. Мы стояли посреди лаборатории, и Вика с интересом рассматривала установку.

— Грандиозное сооружение, — сказала она.

— Да, почти как в фантастическом фильме.

— Скажешь то же.

— А что, по-моему, очень похоже. Не помню в каком, но определенно аналогичную установку я уже где-то видел.

— Вечно ты хохмишь.

— Вовсе нет. Между прочим, я тоже помогал собирать установку. Вон, видишь, — и я указал ей на Кейзитра, — напарник по сборке.

— Сережа, вечно ты меня разыгрываешь.

— Почему разыгрываю. Я на полном серьезе говорю, принимал участие в сборочных работах.

— Неужели ты еще помнишь что-то из своей сантехники?

— При чем здесь сантехника, — обиженно ответил я, — инженер всегда остается им, даже если он не занимался своим делом несколько лет. А крутить гайки и собирать детали, я никогда не разучусь.

— Прости, я вовсе не хотела тебя обидеть. Кстати, а ты ведь то же принимал участие в полете в будущее. Значит, тебя точно так же как Клоэра помещали туда?

— Не в эту конкретно, но в принципе да, а что?

— Я бы ни за что не согласилась.

— А знаешь как это здорово, — я вспомнил, как принимал участие в эксперименте, и мурашки поползли по коже. В действительности это было довольно страшно, но ощущения были действительно не передаваемые. В этот момент Воэль сообщил, что у него все готово для повторения опыта.

Клоэр снова занял место в машине. Время перемещения было определено одной минутой. Этого было вполне достаточно, чтобы снять необходимые показания.

Опять началась предстартовая подготовка, потом отсчет времени перед пуском и через минуту мы получили результат, точнее результата не было. Воэль долго проверял показания прибора, делал какие-то проверочные расчеты, уточнял с помощником ряд вопросов и после томительного ожидания, объявил:

— Ничего.

— То есть как ничего? — спросил Друминган.

— Так ничего. Смотрите сами. Вот параметрические показания плазмоида, — он указал на голографическое изображение, где в центре пульсировал плазмоид, а рядом шла вереница цифр. Воэль пояснил, — в таблице представлены температура, объем, масса, химический состав, энергетический уровень, атомная структура и целый ряд других параметров, которые дают возможность ответить практически на любой вопрос касаемо данного плазмоида. Теперь смотрите, — в этот момент происходит имитация начала процесса проникновения в плазмоид сознания. Одновременно с этим все параметры таблицы одновременно обнуляются или показывают, что сведений нет.

— Как видите, в момент проникновения, он меняет свою структуру или происходит что-то такое, чего мы пока не знаем, но приборы не в состоянии определить, какие процессы происходят внутри. Возможно, происходит возникновение чего-то нового, и приборы не в состоянии воспринять информацию, которая в действительности имеет место.

— Хорошо, — ответил Фейнхотен, — отсутствие информации не факт, что мы в тупике. Давайте попытаемся проанализировать сложившуюся ситуацию и подумаем, как быть дальше.

— А может, увеличим время и выйдем за пределы установки? — предложила Зангони.

— Нет, прежде надо подумать. Горни, мне надо с вами посоветоваться.

— А кто такой Горни? — спросила меня Вика.

— Точно не знаю, толи биофизик, или врач, короче спец по мозгам, — и я покрутил пальцем у виска, — слушай, может, пока они будут решать, что и как, пойдем к себе?

— Нет, давай лучше останемся. Здесь так интересно.

— Я понимаю, что интересно. Я здесь третий день без сна и отдыха.

— Как без сна, я прилетела, ты кажется, спал.

— Ха, всего-то три часа.

— Сережа, давай останемся, ведь такое, мы возможно, никогда больше не увидим?

— Хорошо, как скажешь.

В этот момент Фейнхотен, который все это время сидел за столом и что-то обсуждал с Горни, встал и сказал:

— Есть следующее предложение. Что если нам снять фазо-мозговую структуру мозгу, затем записанную информацию вводим в компьютер и производим максимальное сжатие, после чего вводим эту информацию в лазерный луч и направляем в плазмоид?

— Вы хотите сказать, что таким образом вы сможете имитировать человеческое сознание? — произнес Друминган, явно посчитавший эту затею пустой тратой времени.

— Я только предлагаю попробовать и больше ничего.

Все согласились, тем более что других предложений не было. Снова началась подготовка к эксперименту. Поскольку мозговая структура Клоэра была уже снята, долго ждать не пришлось. Минут через пятнадцать эксперимент повторили. Однако на этот раз все вышло совсем не так как прежде. Хорошо, что время, которое было задано, составляло две секунды. Но и этого оказалось достаточно, чтобы при открытии магнитной ловушки, в которой находился плазмоид, в момент удара по нему лазерным лучом, произошел взрыв, который лишь по счастливой случайности, не привел к трагическим последствиям. Магнитная камера успела закрыться и принять на себя большую часть энергии взрыва. Итак, опыт оказался отрицательным, более того, он показал, что сознание, которое высвобождается в момент переноса в будущее и фазо-мозговая структура, совершенно разные вещи.

Разгорелась дискуссия, а техники срочно начали восстанавливать элементы сломанной установки. Я отправил Вику к себе, а сам присоединился помогать. Только к вечеру установка приняла прежний вид, однако продолжение опытов было решено перенести на утро, так как требовалось серьезно подумать относительно того, в каком направлении продолжать эксперимент Мнения разделились и потому, чтобы не нагнетать страсти, решили сделать передышку и все взвесить.

Я отправился к себе. Вика ждала меня. Когда я вошел, она спросила:

— Как дела, что решили?

— Все починили, а вот эксперименты отложили до утра.

— И правильно сделали, утро вечера мудренее.

— Скажешь то же.

— То и скажу, в таком деле, надо сто раз подумать, прежде чем сделать шаг. А то получиться как сегодня. Когда эта штука взорвалась, я подумала, все сейчас вся лаборатория рванет, и мы погибнем.

— Вообще-то я тоже перепугался, когда рвануло. Наверное, ты права. Пусть они подумают, что и как, а то и правда, так рванет, что от лаборатории останутся одни воспоминания в анналах истории.

Вика подошла ко мне и, обняв за спину, прижалась всем телом и сказала:

— Я так испугалась, что мы погибнем и больше никогда не увидим Сашу, а он останется один, мне стало так страшно.

— Что ты. Все обошлось, — я гладил её волосы и целовал их, — видишь, мы живы, никто не пострадал, все нормально.

— Не знаю, но мне так страшно стало и я так устала от всего этого. От той неопределенности, в которой мы живем. Вся жизнь какая-то не реальная. Словно куски фильма, которого порезали на части или отсняли, а теперь монтируют. Почему нам все это выпало, скажи? — она подняла голову и посмотрела на меня.

— Я не знаю. Наверное, так каждый думает, когда задумывается о смысле своего существования. Больной лежит со сломанными ногами и руками и думает, почему именно он, самолет терпит аварию, а пассажиры в ужасе думают, почему именно они, и так каждый. Жизнь, сложная штука. Нам выпала такая судьба. Хорошая или плохая, трудно сказать Кто-то скажет, повезло, а кто-то ужаснется и перекреститься. Все мы ходим под Богом, а ему виднее, кого на эшафот, а кого в космос.

По Викиному лицу покатилась слеза. Я нежно вытер её пальцем, и тихо произнес:

— Это все ерунда, правда? Главное любовь. Сегодня мы снова вместе, а значит сегодня мы самые счастливые люди на Земле, нет, во всей Галактике. Ты представляешь?

Она приподнялась на цыпочки и крепко поцеловала меня. Потом обхватила руками мою голову и продолжала целовать. Словно не было позади нескольких лет супружеской жизни. Сердце пело, кричало и рвалось из груди и хотело кричать на всю комнату, на всю Галактику:

— Вика, я люблю тебя, слышишь, — а в ответ мне слышится её голос, — Сережа, я люблю тебя.

Мы стояли и целовались и были самыми счастливыми в этот момент в этом безумном мире, где в любой момент мог раздаться голос и сообщить, что нас атакуют Галактианские корабли, а времени на эвакуацию уже не осталось.

Утром мы с Викой, конечно же, проспали, и потому быстро перехватив на скорую руку завтрак, отправились в лабораторию. Там уже вовсю кипела работа. Подошедший к нам Кейзитр, сказал, что решили все начать с начала.

— Как с начала? — не понял я.

— Так, решили повторить серию опытов с самого начала, только поставили для фиксации параметров состояния плазмоида новые приборы. Их еще ночью получили.

— А когда же их успели заказать?

— А Фейнхотен и еще несколько человек, всю ночь сидели в лаборатории и решали, что делать.

— То-то я смотрю, Фейнхотен такой усталый, — заметила Вика, посмотрев в сторону сидящего за столом Фейнхотена.

— Так он же трудоголик. Может сутками не выходить из лаборатории, особенно, если что-то идет не так.

В этот момент начался первый этап эксперимента. Клоэр уже находился в установке и после запуска и окончания опыта, все ждали показаний приборов. Однако новые датчики не смогли ответить ни на один вопрос.

— Ничего не понимаю, — сказал Воэль, — ну хоть что-то они должны были показать. Не может быть, что бы все параметры состояния плазмоида одновременно и за столь малый отрезок времени попросту исчезли.

— Напрасно вы так считаете, — ответил Друминган, — если плазмоид изменил свое состояние, ваши приборы бессильны, что-либо измерить. Ведь вас не удивляет, что вы не можете отслеживать сознание, ушедшее во временной поток, потому что понимаете, что оно не материально. А если плазмоид изменил свое состояние и стал совершенно новой субстанцией, природа которого для нас совершенно неизвестна, то почему это должно вызывать такие эмоции? С этим надо смириться и принять как факт.

— Сначала я должен быть абсолютно в этом уверен. Иначе говоря, я должен исчерпать все имеющиеся возможности и только после этого признать это как факт. Легче всего сказать, что этого не может быть, но прежде, я сто раз проверю, прежде чем скажу это.

— Сколько угодно. Лично я в этом уже уверен.

— Давайте продолжим, — предложил Фейнхотен.

Второй, а за ним третий опыты дали аналогичные результаты, что и накануне. Теперь надо было принимать решение, продолжать дальше или остановиться и снова обдумать что делать. Клоэр вышел из установки и присоединился к участникам эксперимента, которые стояли вокруг стола.

— У кого какие мнения? — спросил Фейнхотен.

— Я предлагаю сделать решающий эксперимент и выйти за пределы установки, увеличив время до пяти минут, — предложил Золанбранг.

— Я тоже такого же мнения, — высказался Клоэр.

Его поддержали еще несколько сотрудников. Однако Друминган сказал, — хотя я и сторонник теории эмпиорального развития мира, и все опыты, которые мы здесь проводим, фактически являются важнейшим в доказательстве правоты её отдельных составляющих, я, тем не менее, воздержался бы от продолжения, так как перед нами слишком много неизвестного и возможно опасного. Недаром, опыты, которые производил Йоа, привели к созданию оружия, которое уничтожает нашу Галактику. По сути, мы ничего не знаем про эмпиору. Мы на том этапе, когда каждый наш шаг сопряжен не только с опасностью, но и с величайшей ответственностью перед живущими в Галактике, поэтому…

— Но возможно это единственный путь остановить Галактиан, — сказала Зангони.

— Согласен, но повторюсь, я против.

Фейнхотен обвел всех взглядом и сказал:

— В другой ситуации, я бы сказал, нет, но сейчас я скажу, что я за продолжение эксперимента. Поэтому прошу всем подготовиться.

Клоэр в окружении техников направился к установке, а кто-то из инженеров спросил:

— Какие параметры вводим?

Фейнхотен на секунду задумался и ответил:

— Сколько до ближайшей планеты?

— Около триста миллионов километров.

— Тогда введите дистанцию в триста миллионов, время плюс десять минут. Возврат в зону через одну минуту после старта.

— Я не совсем поняла? — тихо спросила меня Вика.

— Плюс десять минут, это значит, что испытатель отправляется в будущее, в район ближайшей к нам планете, которое будет через десять минут, а возврат сознания, должно произойти через минуту. Поняла?

— Да.

Все замерли в ожидании. Установка ожила, и когда начался предстартовый отчет времени, все буквально задержали дыхание. В этот момент раздался голос компьютерного диспетчера:

— Запуск произведен. Плазмоид покинул сферу. Начинаю обратный отсчет времени до окончания эксперимента.

Потекли томительные секунды ожидания. Сорок секунд до окончания, тридцать, двадцать, десять. Наконец на табло появились цифра девять, за ней восемь. Цифры менялись одна за другой, а мы словно завороженные смотрели на табло в ожидании нуля. Наконец загорелся ноль, но ничего не произошло, только вновь мы услышали голос компьютерного диспетчера:

— Эксперимент вышел из-под контроля. Время возврата истекло, объект в зону не вышел. Предлагаю держать установку включенной до истечения контрольного времени. Испытатель находится в бессознательном состоянии. Увеличиваю степень контроля всех биологических параметров исследователя.

Мы стояли в оцепенении, словно были вместе с Клоэром. Не хотелось верить, что опыт не получился. В нас теплилась надежда, что произойдет чудо и все получится, надо только подождать. Возможно, просто произошла задержка, и все будет нормально. Мы стояли, а цифры на табло неумолимо отсчитывали время. Одна минута, две, три. Когда на табло загорелось десять, это означало, что прошло десять минут. Клоэр по-прежнему не приходил в себя, это означало, что сознание так и не вернулась из будущего, которое в данный момент стало уже реальностью, поскольку истекли десять минут, на которые было запрограммировано перемещение во времени. Голос диспетчера неожиданно вывел нас из состояния ожидания, в котором мы находились:

— Истек критический момент времени. Состояние испытателя требует помощи. Уменьшение пульса, падение давления, падение сердечного ритма.

Все сразу засуетились. К Клоэру бросились не только врачи, но и все кто находился рядом. Даже мы с Викой пытались чем-то помочь. Кто-то отсоединял контактные датчики, кто-то вез тележку, кто-то готовил реанимационную установку. Однако к тому времени, когда Клоэр уже находился в так называемом стерильном коконе, его состояние было очень тяжелым. Врачи использовали все технические возможности, однако его состояние ухудшалось, и через несколько минут они констатировали, что Клоэр находится в клинической смерти и потому они вынуждены начать подготовку тела для телепортации с целью последующего клонирования.

Фейнхотен был чернее тучи, да и мы не могли поверить в случившиеся, слишком быстро все произошло. Вика была сильно потрясена смертью Клоэра. Она не знала его лично, но я рассказывал ей о нашем путешествии на планету Эф, к тому же она решила, что на его месте вполне мог оказаться я. В этот момент раздался голос компьютерного диспетчера:

— Внимание! Получен сигнал, оповещающий о несанкционированном входе в зону кораблей неизвестного происхождения. Есть вероятность, что корабли принадлежат Галактианам. Считаю целесообразным срочную эвакуацию всего персонала станции. Подлетное время до начала атаки восемь с половиной минут. Повторяю. Тревога первой степени. Всему персоналу срочно покинуть станцию.

Мы не успели опомниться от одной беды, как на нас обрушилась другая. Теперь она грозила всем.

Фейнхотен, пришедший в себя от услышанного, сорвался с места и воскликнул:

— Диспетчер, сколько всего человек на станции?

— Двадцать шесть человек.

— Срочно дать рекомендации по эвакуации.

— Групповая телепортация по четыре человека. За шесть минут успеют телепортироваться шестнадцать человек. Остальные должны покинуть станцию, используя исследовательский корабль. Команда на подготовку корабля дана. Учитывая данные, полученные о кораблях противника, шансы на спасение шестнадцать процентов.

— Всем внимание, — снова раздался голос Фейнхотена, — учитывая сложившуюся ситуацию, со мной полетят восемь добровольцев, остальные начинают телепортацию. Первым телепортируются медики вместе с Клоэром.

Вика посмотрела на меня, словно ждала, что я скажу.

— Прости, но я должен лететь вместе с Фейнхотеном, почему, я потом тебе объясню, а ты телепортируешься.

— Если лететь, значит вместе, я не хочу остаться одна.

Судя по её решительному виду, перечить ей было бесполезно, и потому я ответил:

— Значит летим.

Мы подошли к Фейнхотену, рядом с ним собралось слишком много сотрудников, и потому он вынужден был лично отобрать восемь человек. Он оглядел всех взглядом и произнес:

— Со мной летят: Золанбранг, Унторг, Воэль, Горни, Кейзитр, Реденги, Сергей, — он посмотрел на Вику, которая держала меня за руку и смотрела на Фейнхотена так, что в её взгляде читалось, — я полечу, хотите вы того или нет, — и потому Фейнхотен через силу произнес, — и Виктория. Всем остальным срочно определиться в пунктах назначения. Разговоры закончены. Все по местам.

Первая группа уже телепортировалась и следующие четыре сотрудника готовились к отправке. Голос диспетчера заставил нас поторопиться:

— Внимание! Корабли в количестве шесть единиц находятся в шести минут лета до базы. Всем срочно эвакуироваться. Повторяю, всем срочно эвакуироваться.

Мы бегом отправились к терминалу. Гройдеван уже готовил корабль к старту. Вбегая по трапу и занимая первое попавшееся место, я вдруг подумал, — интересно, а чем все это время занимался Гройдеван. Все эти дни, я ни разу не видел его в лаборатории. Неужели он так свыкся со своим кораблем, что считал его своим жилищем? Вика сидела рядом, и сияющим взором смотрела то на меня, то на Гройдевана, то на Фейнхотена, который уселся последним, так как помогал двух сотрудников поместить в специальные камеры, поскольку сидений в рубке управления было только для восьмерых. Всем своим видом она старалась сказать, что все будет хорошо.

Снова раздался голос диспетчера, который автоматически был подключен на корабль до тех пор, пока он находился на базе:

— Эвакуировано восемь сотрудников лаборатории. Корабль к старту готов. Корабли противника идентифицированы. Это Галактиане. Подлетное время до базы три с половиной минуты.

— Мало, ох как мало времени, — с горечью произнес Фейнхотен, и добавил, — для телепортации у них времени в обрез, надеюсь, что они успеют.

В этот момент корабль приподнялся с платформы, сделал маневр и устремился прочь от станции, которая на мониторе стала уменьшаться с молниеносной быстротой. Впрочем, мы почувствовали это и без этого, так как Гройдеван дал такое ускорение, от которого нам всем стало не до того, чтобы созерцать изображение на мониторах. Через несколько секунд после старта бортовой компьютер корабля оповестил нас, что он принял на себя диспетчерские функции, и что по данным, которые он, в последний момент, принял от компьютера на базе, было сообщение, об успешной телепортации двенадцати сотрудников. Последняя группа приступает к отправке, однако в её распоряжение минута десять секунд, что с учетом всех подготовительных процедур, может не хватить для завершения процесса телепортации, в том случае, если база будет взорвана.

Корабль набирал ускорение, это чувствовалось всеми нами, и казалось, что при такой скорости нам нечего опасаться, однако бортовой компьютер, не дал нам передышки:

— Сканирование показывает, что корабли противника разделились. Один из шести нанес удар по базе. Ущерб максимальный. Остальные пять кораблей двигаются вслед за нами. Их скорость превышает нашу. Даю расчетные данные. Подлетное время до точки перехода двадцать семь минут. Корабли противника достигнут дистанции для нанесения удара через четыре с половиной минуты.

Вика сжала мою руку, а я подумал, — неужели все, конец, и ничто на свете нас уже не спасет?

Мои мысли прервал голос Гройдевана:

— Максимально увеличить ускорение. Перенести силовые экраны на заднюю половину корабля. Увеличить силу приема энергоудара на максимум. Просчитать время полета с учетом максимальных энегрозатрат на защиту до восьмидесяти пяти процентов.

— Команды приняты. Просчитать время не представляется возможным. Нет данных о видах энергетического оружия на кораблях противника.

В томительном ожидании прошло две или три минуты полета. Снова раздался голос диспетчера:

— Корабль в зоне досягаемости кораблями противника. Отражен энергоудар. Делаю предварительный расчет, — секундная пауза и снова голос диспетчера, — нет данных по виду энергоудара.

— Я не понял, повторить ответ и дать данные об энергопотерях.

— Повторяю. Нет данных по виду энергоудара. Потери составляют пять и две десятых процента в минуту. Корабль потеряет за шестнадцать минут восемьдесят пять процентов энергии.

— Мы может увеличить скорость и за счет этого сократить время выхода в расчетную точку перехода?

— Нет.

— Мы можем сместить вектор точки входа?

— Нет.

— Проклятье, кажется, мы влипли, и на этот раз всерьез, — жестко произнес Гройдеван, впрочем, и без этого мы понимали, что происходит, поэтому все молчали и ничего не спрашивали.

Мы летели к цели, и ощущение близкого конца неожиданно притупило чувство сильной перегрузки. Меня не то что не тошнило, а даже наоборот, хотелось сказать, — прибавьте скорость, почему мы так медленно двигаемся. Но это было не так. Я видел, как тяжело было всем, да и у меня из уха потекла кровь. Сейчас было не до этого. Время словно остановилось для нас, и только методичный голос диспетчера говорил о том, что оно движется, неумолимо и быстро к своему финалу:

— До точки входа девятнадцать минут, энергопотери восемнадцать и два десятых процента.

И снова пауза. Вика тихо произнесла:

— Как странно, мы ничего не чувствуем, что по нам стреляют. Может быть, компьютер ошибается, и все не так страшно как кажется? Как ты считаешь?

— Вполне возможно, — ответил я, чтобы хоть как-то утешить Вику.

— До точки входа восемнадцать минут, энергопотери двадцать три и четыре десятых процента.

— Интересно, а что произойдет, когда мы потеряем всю энергию? — снова спросила Вика, и я почувствовал, как дрожал её голос.

— Я думаю, что двигатель перестанет работать, но мы сможем двигаться еще по инерции и возможно успеем добраться до точки перехода.

— Я то же так думаю, может быть, это будет не так быстро, но все же, правда?

— Конечно.

Наступила пауза, и снова голос диспетчера сообщил о времени и энергопотерях. Я хотел, было крикнуть Гройдевану, чтобы он выключил к черту этого диспетчера, который читал нам отходняк перед смертью, но в этот момент он снова заговорил:

— Увеличение энергопотерь за счет сокращения дистанции между кораблями противника до семнадцати процентов в минуту. При таких темпах у нас три минуты лета до максимальной потери энергии.

— А может нам развернуться и напоследок ударить по ним в лобовую. Возможно, хотя бы один корабль сумеем взорвать. Все, какая никакая польза от нашей смерти будет? — произнес я.

— На такой скорости не то, что развернуться, маневра не сделаешь больше чем на ноль сотую вектора движения, — спокойно ответил Гройдеван. И потом, навряд ли мы сможем чем-либо им противопоставить. Они ведь даже не стреляют в нас, а просто выкачивают из нас энергию.

— Ты так считаешь? — спросил молчавший все это время Фейнхотен.

— По всей видимости, да. Компьютер показывает, что силовой экран практически не подвергается воздействию и в то же время идет колоссальная утечка энергии. Они высасывают её из нас непостижимым образом.

— До точки входа осталось пятнадцать минут, энергопотери пятьдесят семь и четыре десятых процента.

— Да заткнись ты, — не выдержал Гройдеван, и пнул рукой по передней консоли. Докладывать только по делу.

— Не понятная команда. Прошу повторить.

Гройдеван хотел, было что-то добавить грубое, но диспетчер опередила его:

— Наблюдаю прямо по курсу корабля возмущение поля неизвестного происхождения. Время до столкновения сорок две секунды. Сканирование показывает выход из поля корабля неизвестного происхождения. Вектор расхождения ноль, две тысячных. Расхождение при подлете не более десяти километров. Возможен прямой контакт. Считаю целесообразным распределить силовой щит равномерно на весь корабль.

— Нет, не делайте этого, — вдруг воскликнула Вика.

— Жду указаний командира корабля.

— Если мы перераспределим щит, нам все равно не хватит времени до зоны перехода, — сказал Гройдеван.

— А вдруг это не вражеский корабль, может, это нам спешат на помощь, — робко произнесла Вика.

В этот момент мы увидели, как экран поделился надвое. Одна половина, показывала пять кораблей, которые почти слились воедино, настолько близко они шли друг к другу и были совсем близко от нас. На другом экране, виднелась точка, которая была кораблем. С каждой секундой эта точка приближалась к нам, а мы к ней. Таймер показывал, что до сближения остались секунды и в этот момент мы увидели, как корабль, летящий нам навстречу, вдруг весь засиял огнями. Словно рождественская елка.

— Что это? — воскликнул кто-то позади меня.

— Не знаю. Обычно светящиеся огни могут означать, что корабль ведет стрельбу из носовых орудий. Но сейчас явно что-то не так. По-моему, он ведет стрельбу по кораблям, которые нас атакуют, впрочем, я могу и ошибаться, поскольку такого мне никогда раньше не приходилось видеть, — ответил Гройдеван. Однако диспетчер лишь отчасти подтвердил догадку Гройдевана.

— Энергопотери упали до нуля. Встречный корабль окружил нас кольцом энергозащитного поля, внутри которого мы двигаемся. Расхождение курсов три секунды.

На табло загорелся ноль и экран погас. На второй половине был хорошо виден сканированный корабль, который только что пролетел мимо нас и неожиданно, все пространство позади, озарилось вспышкой такой силы, что казалось, что зажглось солнце. Однако новое сообщение заставило нас обратить внимание на вторую половину экрана, которая оставалась темной.

— Прямо по курсу поле неизвестного происхождения. Вход в зону через четыре секунды. Отклонение невозможно…

Вряд ли мы что-то успели подумать, оценить или сделать, поскольку эти четыре секунды как раз уложились в сообщение диспетчера. Я только успел вместе с остальными увидеть черноту экрана, на котором еще несколько секунд назад виднелись звезды. Впереди была полная неизвестность, из которой прилетел наш спаситель.

Глава 5

Прямо перед нашими глазами была фантастическая картина. Одна половина экрана полыхала светом, а вторая была черная как сажа. Диспетчер умолк, так как видимо не мог своими электронными мозгами понять, что происходит, а если и думал, точнее, собирал для нас информацию, то только о том, что происходит позади корабля, где полыхало гигантское солнце.

— Корабль вошел в зону, — буднично произнес голос диспетчера и на секунду умолк.

В этот момент корабль вошел в пространство и в тот же миг экран, который только что был залит светом, стал непроницаемо темным, зато впереди зажглись звезды. Было ощущение, словно мы прошли сквозь невидимую преграду.

В тишине снова раздался безучастный в своей интонации голос диспетчера:

— Перед входом в зону неизвестного происхождения, наблюдался выброс энергии. Мощность взрыва равна…, далее шли цифры, которые мне ровным счетом ничего не говорили, но Воэль, невольно воскликнул:

— Невероятно! Эти цифры сопоставимые с взрывом сверхновой звезды. Неужели корабли обладали такой энергией? Это просто фантастика. Наше счастье, что время до зоны было таковым, что мы успели уйти с места взрыва, иначе наша гибель была бы предрешена.

Первым пришел в себя от пережитого командир корабля, Гройдеван, он дал команду диспетчеру, определить положение корабля в пространстве.

— Судя по расположению небесных тел, мы находимся в близи звезды К-815, которая удалена от базы на расстоянии ста десяти тысяч световых лет.

Не выдержав, я присвистнул и произнес:

— Ничего себе, вот это бросок, а главное никаких неудобств.

Гройдеван не поверивший в такую информацию, попросил диспетчера еще раз проверить вычисления и уточнить местоположение корабля. Однако информация подтвердилась, мы практически мгновенно сделали гигантский бросок в пространстве и оказались невесть где.

— Дать данные по планетам вблизи звезды, — сказал Гройдеван.

— Система имеет четыре планеты. По базе данных звездного атласа, планеты необитаемы, ввиду отсутствия среды обитания. Посещение с целью изучения осуществлялось дважды за весь период исследований звезд Галактики. На спутнике одной из планет находится маяк с целью уточнения координат для межзвездных бросков в пространстве.

— Что же, хотя бы одна хорошая новость, — произнес Гройдеван, — даю команду на поиск маяка с целью уточнения координат. Какие будут указания по маршруту следования? — обратился он вслед за этим к Фейнхотену.

— Я считаю, нам необходимо лететь на станцию Клуфт. Туда телепортировали Клоэра и я считаю, нам необходимо узнать, что с ним. Никто возражений не имеет?

Все промолчали, поскольку большинство было сотрудников работающих долгое время вместе с Фейнхотеном, а им было все равно куда лететь, лишь бы вместе с руководителем. Нам с Викой тоже в принципе было все равно, тем более, что судьба Клоэра нас так же волновала. Однако наши планы были внезапно нарушены, когда раздался голос диспетчера:

— Внимание, энергопотери корабля превысили допустимый уровень в девяносто восемь процентов. Согласно инструкции в целях защиты экипажа, принимаю управление на себя.

— Как исчерпаны? — вскипел Гройдеван, — в момент перехода у нас был еще достаточный запас энергии.

— Совершенно верно, однако незадолго до того, как встречный корабль окружил нас защитным полем, преследующие нас корабли усилили атаку, и поглощение энергии возросло. Корабль уцелел благодаря помощи извне. Хотя межзвездный бросок через поле неизвестного происхождения не потребовал энергозатрат, наши ресурсы исчерпаны. В сложившихся условиях, у нас не хватит энергии для создания поля и броска, так как у нас осталось двенадцать сотых процента энергии. Этого хватит лишь для поддержания жизнедеятельности корабля в бреющем полете.

— Диспетчер, каков план действий?

— Перехожу на максимальную экономию энергии. Двигатели и система защиты отключены, работает только система сканирования и жизнеобеспечения.

— Как долго мы можем дрейфовать в открытом космосе?

— С учетом имеющихся на борту корабля запасов пищи и энергии, способных поддерживать жизненные функции внутри корабля, приблизительно восемь месяцев.

— И то хорошо, — ответил Фейнхотен.

— Я тоже так думаю, за это время нас вполне могут найти, — добавил Золанбранг.

— Не разделяю вашего оптимизма, — ответил диспетчер, — мы находимся в редко посещаемой зоне Галактики. Наше исчезновение из зоны базы Гоэмта никем не зафиксировано и, следовательно, никто не знает координат нашего местонахождения и потому шансы на то, что нас будут искать в заданном районе, ничтожно малы. Анализ показывает, что шансы один на шесть и два десятых миллиона.

— Мне нравится, в этой фразе именно что шесть и два десятых, а не шесть или семь ровно, — произнес я, пытаясь внести некоторую долю оптимизма в сложившуюся ситуацию. Вика, которая всегда понимала меня с полуслова, решила тут же подыграть мне, и потому добавила:

— Действительно, у нас еще в запасе целых восемь месяцев и, кроме того, мы только что избежали верной смерти, так что у нас есть повод поблагодарить того, кто нас спас. А что касается всего остального, то у нас на Земле в этих обстоятельствах говорят, — поживем, увидим.

Горни, который был, судя по всему старше всех по возрасту, глубокомысленно произнес:

— Действительно, что раньше времени горевать. Виктория совершенно права, мы только что чуть не погибли, а впереди столько времени, что всякое может произойти. Единственное, что меня волнует, это то, чем нам можно здесь заняться. Шеф с нами, а вот лабораторного оборудования, к сожалению нет.

Последняя фраза несколько разрядила обстановку и невольно стала причиной того, что все немного расслабились и отвлеклись от мрачных мыслей. Проблемы, которые ждали нас впереди, не могли заслонить нам то великое чувство, которое испытывает любой человек, чудом, спасшийся от смерти. Сейчас нам было не до вопросов, как быть дальше. Мы принялись обсуждать, кто и почему нам пришел на помощь, что за неведомое поле было создано кораблем, перебросившее нас так далеко от базы на спутники, что стало с кораблем-спасителем и преследователями? Эти и множество других вопросов стали предметом нашего обсуждения. Все выдвигали самые разные версии, и каждая из них была по-своему интересной, но все они требовали доказательств, коих не было. Поэтому спор был скорее средством расслабиться после перенесенных испытаний, нежели чем действительно обсуждением проблемы.

Наконец, уставшие, мы понемногу успокоились и споры затихли сами собой. Каждый сидел на своем месте, переживая про себя о случившемся, размышляя о жизни, судьбе, и будущем. Я держал Викину руку. Она смотрела на меня и тихо улыбалась. Потом наклонилась и чтобы не мешать другим, еле слышно произнесла:

— Ты как?

— Да вроде ничего, а ты?

— Я то же. Как считаешь, наши дела совсем плохи?

— Да нет, бывало и похуже, сама видела, через что прошли. За столько времени, что у нас впереди, всякое может случиться. И потом, ты же знаешь, я везунчик. Авось и на этот раз пронесет.

— Ты так считаешь?

— Конечно, а что остается, не сидеть же в тоске и печали и думать что нам конец. Знаешь как в стихах –

— Сережка, что это ты вдруг стихами заговорил?

— Так вдруг. Ты же знаешь, на меня вдруг находит. Не часто, но бывает, и я начинаю стихами баловаться.

— Это точно, последний раз я стихи от тебя слышала в тот день, когда мы познакомились.

— Точно. Было дело. Только тогда они были грустные, по-моему.

— Ой, можно подумать, что сейчас они у тебя веселые?

— Но и не грустные.

— А какие же?

— Оптимистические.

Вика улыбнулась, и, склонив голову на мое плечо, прошептала:

— Оптимист ты мой. А вот Сашеньку и впрямь, так увидеть хочется, как он там?

— Нормально, только прошу, без слез.

— Ты сам виноват, что напомнил, — и я увидел, как слезинка скатилась по её щеке.

Прошло двое суток. Корабль по-прежнему дрейфовал в открытом космосе и двигался с первоначальной скоростью. Я подумал о маяке, про который упомянул диспетчер, и решил поинтересоваться, что он из себя представляет.

— Командир, — обратился я к Гройдевану, — нельзя ли поточнее узнать, что представляет собой маяк, и пройдем ли мы вблизи него, если будем двигаться по инерции и дальше?

— Нет проблем. Диспетчер, прошу дать исчерпывающий ответ на заданный мне вопрос.

— Маяк представляет собой искусственное сооружение в виде пирамиды высотой шестнадцать метров. Стандартное сооружение, внутри которого расположено оборудование, для передачи телеметрических параметров по запросу извне. Запрос информации через коды доступа. Курс корабля не позволяет пройти вблизи спутника, на котором находится маяк, для этого необходима коррекция орбиты.

— Гройдеван, — снова обратился я, — а мы никак не можем изменить траекторию орбиты?

— А зачем?

— Чтобы пройти вблизи маяка.

— Уточнение координат нам ровным счетом ничего не даст, а только вызовет дополнительную трату энергии. Кроме того, в настоящий момент диспетчер взял на себя все функции по управлению кораблем и он вряд ли послушает моих указаний.

— Жаль, не мешало бы сверить координаты с теми, которые выдал компьютер корабля. Это могло бы дать нам ответ на некоторые вопросы.

— Например?

— Ну, хотя бы в каком времени мы находимся.

— А ведь это верно, — оживился Фейнхотен. Корабль прошел сквозь поле неизвестного происхождения и совершенно необязательно, что мы находимся в том времени, из которого прилетели. Сопоставление данных могло бы хоть что-то прояснить.

— Даю запрос, могут ли данные на маяке ответить на вопрос, в каком времени мы находимся?

— По запросу с маяка можно получить прямую информацию о текущей дате.

— Можем ли мы скорректировать траекторию?

— Ответ отрицательный. Корректировка орбиты потребует затрат энергии. Это уменьшит ресурсы жизнеобеспечения экипажа. Согласно программным установкам, последний параметр имеет решающий фактор над остальными.

— Я же говорил, — сказал Гройдеван и развел руками.

Я наклонился к Гройдевану и тихо произнес, словно боялся, что диспетчер подслушает меня:

— А никак нельзя его обмануть?

— Не знаю, мне никогда не приходилось бывать в подобных ситуациях.

Гройдеван задумался, а потом неожиданно произнес:

— Кто у нас программист или хотя бы хорошо знаком с логистикой?

— Я немного знаком, произнес Реденги.

— Тогда придумайте что-нибудь, ну вы сами понимаете, что я имею виду.

Реденги задумался и начал что-то писать на своем нарукавном компьютере. Минут через десять он сбросил информацию Гройдевану и тот начал задавать диспетчеру вопросы:

— Какова потеря энергии на коррекцию орбиты для прохода мимо маяка?

— Три тысячных процента имеющегося в распоряжении.

— На сколько процентов уменьшатся жизненные ресурсы экипажа?

— На три тысячных процента.

— Каковы шансы, что пройдя сквозь поле неизвестного происхождения, корабль остался в прежнем временном интервале?

— Пятьдесят процентов.

— Изменятся ли шансы на выживание, если мы окажемся в прошлом или будущем?

— Да.

— Где шансов больше?

— Если корабль окажется в будущем.

— Можно ли просчитать их величину?

— Не хватает данных для расчета.

— Можно ли утверждать, что их величина будет выше, чем три тысячных процента.

— Нет.

— Если утверждать нельзя, значит, ты подвергаешь экипаж опасности использовать имеющиеся возможности повысить шансы на спасение.

— Требуется время для обдумывания.

— Увеличение времени на обдумывание, увеличивает энергозатраты на маневрирование, а, следовательно, уменьшает ресурс жизнеобеспечения экипажа. Это ведет к нарушению программных установок.

— Прошу пристегнуться, произвожу корректировку орбиты корабля, для чего произвожу включение двигательной установки.

Корабль начал ускорение и звезды, которые неподвижно висели на экране, начали понемногу менять свое положение. Корабль корректировал орбиту по направлению к спутнику, на котором был расположен маяк.

— Корректировка орбиты произведена. Корабль пролетит вблизи маяка через один час тридцать шесть минут. Коды для запроса введены.

Фейнхотен повернулся в сторону Реденги и, протянув, положил свою руку ему на ладонь. Я не раз наблюдал этот жест, но каждый раз забывал спросить, что он означает. Порой, мне казалось, что это обычное земное рукопожатие, но вполне возможно, это было нечто большее, чем просто форма приветствия. Впрочем, сейчас это было не самое главное. Нам оставалось только ждать, когда истекут эти полтора часа, чтобы мы получили какую-то новую информацию для размышления.

Ждать в безмолвном космосе было чрезвычайно утомительно, но мы не могли не только занять себя чем-то, даже есть не хотелось. Лишь спустя час, когда оставалось совсем немного времени, я пошел в комнату отдыха и принес Виктории сока.

Чем ближе мы подлетали к спутнику, тем медленнее шло время. Цифры на экране, менялись так медленно, что я чуть не воскликнул: — мы что, замедляемся во времени? Но это лишь казалось. Время шло одинаково, просто, сказывалось напряжение ожидания и усталость. Наконец раздался голос диспетчера:

— Получен сигнал маяка. Ввожу коды доступа. Контакт с маяком установлен. Ввожу данные по запросу. Сообщаю, что текущее время и даты не соответствуют времени и датам на корабле. Данные маяка показывают, что мы находимся в будущем, в 7379 году. Разница в датах тридцать три года.

— Но этого не может быть, — воскликнул Золанбранг, — материальное тело не может проникнуть в будущее.

— Повторный запрос с маяка подтвердил все ранее полученные данные.

В этот момент, Фейнхотен произнес:

— Гройдеван, затребуйте следующие данные. Извлечь из маяка всю информацию о пролетах кораблей за период с 7346 года по сегодняшний день и данные со сканеров, если они имеются на маяке.

— Сделать запрос.

— Сообщаю, что по полученным данным с маяка, за последние тридцать три года вблизи спутника наблюдалось три корабля, включая нас. Один корабль в 7378 году. Исследовательский корабль из системы Глобус 27. Цель посещения, уточнение данных по планетарным системам. Более подробной информации нет. Второе посещение в 7379 году. Корабль неизвестного происхождения. Прошел противоположным нам курсом с разницей во времени два часа семнадцать минут. Произведенное сканирование показало, что корабль имеет визуальные очертания, однако сканирование показывает отсутствие материи в пределах данных известных науки на сегодняшний момент. О себе информации не оставил.

— Все ясно, значит, тот, кто нас спас, прилетел именно отсюда, поэтому неизвестное пространство, через которое мы прошли, было не чем иным, как полем временного перехода. Теперь понятно, почему мы оказались именно здесь.

— Да, но кто он, наш спаситель, откуда он, и как он о нас узнал, все это и многое другое остается по-прежнему загадкой? — задал вопрос Унторг.

— Этого я не знаю, но хотя бы что-то нам стало понятно, — заметил Фейнхотен.

В этот момент вновь раздался голос диспетчера:

— Внимание, прямо по курсу космический корабль. Идентифицировать не представляется возможным. Судя по конфигурации, имеет полное сходство с кораблем, который, создав поле временного перехода, направил нас в данную точку пространства. Время подхода двадцать две секунды. Изменение курса не представляется возможным.

Мы замерли в ожидании того, что произойдет. Прошло несколько секунд, и неизвестный корабль появился на экране. Поравнявшись с нами, он словно остановился, хотя на самом деле он двигался параллельно с нами.

Гройдеван дал команду провести полное сканирование корабля и параметры его орбиты.

— Сканирование корабля невозможно. Точное расстояние определить невозможно, если исходить из визуального сканирования, дистанция между кораблями около десяти тысяч километров, плюс минус тысяча. Корабль, совершив маневр, движется параллельным с нами курсом. Внимание, производится сканирование нашего корабля, во избежание угрозы жизни членов экипажа, а так же защиты корабля от несанкционированного вторжения, включаю систему защиты, — прошло несколько секунд, и диспетчер вновь сообщил, — установлена защита шестого уровня, однако сканирующая система неизвестного корабля выше наших защитных возможностей. Согласно инструкции произвожу ввод вирусных систем высшего уровня для защиты всех основных секретных данных по отраженному сигналу. Идет потеря энер…, — голос диспетчера оборвался. Что произошло, было не ясно. Однако мы видели, как неизвестный корабль стал увеличиваться в размерах. Это означало, что он приближается к нам. Диспетчер молчал, несмотря на все попытки Гройдевана наладить с ним связь.

Корабль приблизился к нам так близко, что нам казалось, что он буквально рядом. Судя по экранам, он вращался вокруг нашего корабля, видимо изучая его. Внезапно я почувствовал, как меня словно укололи иглой. Острая боль пронзила мозг, которая длилась лишь доли секунды, но которую я успел почувствовать. Вслед за этим произошло что-то непонятное. Я закрыл веки, и мне показалось, или это было на самом деле, но передо мной мгновенно пролетела вся моя жизнь. Все, начиная от первых шагов, до последнего вздоха, который я сделал, когда почувствовал эту боль, пронеслось перед моим взором. Я не знал, как долго это длилось, но отчетливо запомнил, что это было. Словно в кино, вся моя жизнь прошла передо мной, и когда я вновь открыл веки и, повернув голову, посмотрел на Вику, она улыбнулась мне и спросила:

— Что с тобой?

— Нет ничего, — ответил я, — все нормально. Давно корабль кружит вокруг нас?

— Да нет, несколько секунд, — удивленно ответила Вика, — с тобой точно все нормально?

— Правда, — утвердительно ответил я, и посмотрел на корабль, который появлялся то на одном экране, то на другом. Наконец он сделал маневр и стал уходить прямо по курсу вперед. Прошло минуты две, и мы вновь услышали голос диспетчера:

— Прямо по курсу наблюдаю поле неизвестного происхождения. Судя по имеющимся в базе данных признакам, оно соответствует полю, сквозь которое мы прошли, оказавшись в данном месте пространства. Время контакта пятьдесят одна секунда. Учитывая, что в нашем распоряжении осталось пять сотых процента энергии, маневрировать для избежания контакта с полем не представляется возможным. Кроме того, учитывая, что предыдущий контакт был безопасен с точки зрения здоровья для членов экипажа, курс остается прежним.

— Что произошло, почему с тобой не было контакта? — спросил Гройдеван.

— Вопрос некорректен.

— Повторяю, почему на мой запрос было молчание, что произошло?

— Вопрос непонятен.

— Да что, черт возьми, происходит. Вопрос, где ты был последние три минуты, после последнего сообщения, которое внезапно оборвалось?

— Не понимаю вопроса. Данных нет, ответить не в состоянии.

— Ну и, — Гройдеван хотел, было выругаться, но в этот момент, диспетчер сообщил:

— Корабль вошел в поле.

Впрочем, мы это и сами поняли. Как только мы вошли в поле, экраны снова поменялись местами, а звезды на небосклоне снова изменили свое положение. Сразу вслед за этим раздался голос диспетчера:

— Судя по расположению звезд, корабль находится, — диспетчер сделал паузу, словно не поверил собственным расчетам и пытается их перепроверить, но видимо ошибки не было, и потому он произнес, — мы на подходе к Хемлине. Подлетное время двадцать одна минута.

Глава 6

Мы ожидали чего угодно, только не этого. После всего пережитого за последние несколько суток, я увидел неподдельную радость на лицах всех членов экипажа, особенно той её части, которая была родом с Ютры, вокруг которой вращался спутник Хемлина.

— В каком бы времени мы не оказались, но мы дома, — радостно произнес Фейнхотен.

Прошло несколько минут, и вновь раздался голос диспетчера:

— Установлена связь со спутником. Сделан сброс бортовой документации по запросу со станции. Передаю управление на командный пост, — после этого диспетчер умолк, и мы получили связь со станцией.

— С благополучным возвращением командир.

— Спасибо, — произнес Гройдеван, — разрешите передать слово шефу Фейнхотену.

— У меня только один вопрос, — с нетерпением произнес Фейнхотен, — как обстановка?

— Корабли Галактиан непонятным образом исчезли. Военные действия прекратились. Данные бортового компьютера с вашего корабля получены, в связи с этим, на станцию в срочном порядке телепортируются члены Координационного Совета.

— Хорошо, тогда обо всем остальном доложу на месте.

— Согласен, с нетерпением ждем вас на станции.

Прошло совсем немного времени, и корабль опустился на посадочном модуле. Как всегда несколько минут ушло на создание купола над кораблем. Когда люк корабля, наконец, открылся, мы оказались в плотном кольце встречающих нас сотрудников станции. Несмотря на то, что купол вовсе не рассчитан на длительное пребывание людей в нем, они вышли, чтобы приветствовать нас с благополучным возвращением и помочь нам выйти из корабля, поэтому среди встречающих было довольно много медиков. Они первыми подошли к нам и спросили, не нужна ли нам помощь. На лицах встречающих были улыбки и радость, что наш полет завершился благополучно.

Мы прошли через шлюзовое помещение и оказались в центральном зале, где, как мне показалось, собрались, чуть ли не все сотрудники станции. Мы шли сквозь плотную толпу приветствующих нас людей. Большинство из членов команды хорошо знало многих встречающих, и потому радостными возгласами приветствовали друг друга. Это было так необычно, торжественно и так похоже на земные обычаи встречать героев спорта или космоса. Наверное, так встречали первых космонавтов на Земле, когда они возвращались из полетов, или хоккеистов, завоевавших золото на Олимпиаде. Не хватало только цветов и красочных транспарантов. Мы прошли к центру зала, где стояла особняком небольшая группа людей. Среди них я узнал Юглинда и понял, что, скорее всего, это члены координационного Совета. Мы подошли к ним и Фейнхотен, вышедший вперед крепко обнялся с Юглиндом. Они давно и хорошо знали друг друга и были друзьями, поэтому ничего удивительного не было в столь искренних чувствах радости от встречи.

— Я искренне рад, что вы возвратились живыми, — произнес Юглинд, и стал с каждым здороваться. Когда он подошел ко мне, наши взгляды встретились, и на его лице было выражение радости и гордости, что мы не подвели его. Он глядел на меня так, как смотрят учителя на своих учеников, которые выросли и, уйдя в большую жизнь, оправдали их надежды. Он пожал мне руку и сказал:

— Я верил, что у вас все получится.

— А разве могло быть иначе? — ответил я.

— Слишком много удач тоже плохо.

— Это да, но я верю в лучшее и живу с этим.

— И правильно делаете. Если бы так поступали все, жизнь была бы прекрасна.

— А разве жизнь не прекрасна сама по себе, независимо от того, как поступают люди?

— К сожалению нет. Жизнь определяется поступками людей, а люди все разные, особенно там, где цивилизации еще не вступили в Федерацию.

— Так зачем дело встало, надо поторопить их с вступлением.

Он внимательно посмотрел на меня и с ухмылкой ответил:

— Что же, пожалуй, вы сами, веский аргумент для этого, а потому надо подумать.

Я хотел, было ответить, но передумал.

С нами здоровались другие члены Координационного Совета, которые были вместе с помощниками, но все это уже мало запомнилось. Вскоре мы разделились и нас направили на медицинское обследование. Впрочем, все это было знакомо и в принципе не заняло много времени, поэтому часа через два мы вновь собрались вместе. Теперь мы сидели в небольшом зале, где собрались члены Координационного Совета и их помощники.

— Уважаемые коллеги, собравшиеся, — начал свое выступление пожилой и очень высокий, почти под три метра ростом, член Совета по имени Цумхаэ, — в результате эксперимента, который был проведен на Гоэмта, военные действия в Галактике прекратились. Взрыв, который произошел сразу, после того как ваш корабль прошел сквозь поле, был столь сильным, что вызвал образование черной дыры, которая полностью поглотила созвездие, включая все планеты и спутники. Сейчас она находится в стадии стабильного развития, что свойственно всем аналогичным объектам, образовавшимся после взрыва звезды. Вы сделали шаг в познании тайн вселенной, и потому я прошу почтить память четырех сотрудников, принявших участие в экспериментах, и не успевших телепортироваться из лаборатории.

Наступило молчание. Фейнхотен нахмурился. Он переживал больше всех, так как хорошо знал каждого из четырех погибших, и потому боль утраты была для него особенно сильной.

— Что с Клоэром? — спросил Фейнхотен.

С ним все в порядке. Его клонировали. Сейчас он находится в клинике, где проходит курс интенсивной терапии и психологической поддержки. Такие случаи всегда вызывают определенные стрессовые перегрузки.

— Значит, войне конец? — спросил я.

— Да. Буквально два часа назад представители Галактиан вошли в наше пространство и официально заявили, что прекращают военные действия. Они гарантируют нам мирное существование наших Галактик при условии, что мы не будем пытаться проникнуть в их мир, в том случае, если у нас появится такая возможность. Если мы предпримем такую попытку, то это будет автоматически означать разрыв договоренностей и объявлением войны. Мы согласились. Все документы оформлены. Галактиане покинули нашу Галактику, и надеюсь, что навсегда.

— Да, но ведь мы понесли неисчислимые жертвы, уничтожено более сотни созвездий. Миллиарды людей погибли, — начал, было я, но Юглинд прервал меня и ответил.

— Этот вопрос не обсуждался. Что мы можем предъявить, а главное кому? Галактиане для нас по-прежнему вне досягаемости, дискуссия по данному вопросу беспочвенна. Координационный Совет единогласно проголосовал за подписание соглашений, без каких либо изменений.

— Значит, фактически мы капитулировали? — тихо произнес Фейнхотен, — но ведь у них не осталось ни одного боевого корабля, мы в принципе знаем технологию этих устройств.

— Возможно, но в тот момент, когда подписывались документы, мы не имели никаких данных, следовательно, выступали в роли проигравших, которым предложили более чем выгодные условия окончания войны.

— Я все прекрасно понимаю, — ответил Фейнхотен, — я только хотел сказать, что слишком дорогой ценой нам достался этот мир.

— Цена за мир всегда высока, особенно, когда воюют Галактики, — произнес Юглинд.

Совещание закончилось, и уже собираясь уходить, Вика подошла к Юглинду и спросила:

— Скажите, а когда можно ожидать возвращения детей, которых эвакуировали. Наш сын там.

— Я знаю, думаю, что в ближайшие дни начнется транспортировка. К сожалению, там нет телепорта, поэтому это займет некоторое время. Вам придется подождать.

— Спасибо, — ответила она и вернулась ко мне.

— Ну что?

— Ничего, Саша вернется через несколько дней.

— Вот и отлично.

— Я так соскучилась, что эти дни для меня покажутся годами.

— Придется потерпеть.

Мы направились в гостиницу, в которой нас разместили. Зайдя в номер, Вика повернулась в мою сторону и счастливым голосом произнесла:

— Сережа, неужели все кончилось, и мы снова увидим Сашу и сможем вернуться домой?

— Скорее всего, да.

— Просто не верится. Я так устала от всего, хочется поскорее оказаться дома, чтобы утром, открыв окно, снова увидеть солнце, почувствовать дуновение ветра, услышать пение птиц, — она положила голову мне на грудь. По Викиным щекам текли слезы, а я целовал её и говорил, как бесконечно горячо её люблю.

Утром, я вспоминал, как бурно провели мы эту ночь, словно позади не было нескольких лет совместной жизни, и мы только вчера поженились. Я посмотрел на неё. Она лежала и улыбалась чему-то во сне. Я нежно поцеловал её и выскользнул из-под одеяла, стараясь не разбудить. Настроение было отличным и мне хотелось петь и улыбаться и каждому встречному говорить, что жизнь прекрасна.

Два дня пролетели довольно быстро и буднично. Пару раз наведывался Фейнхотен, сообщил, что Хлоя с группой детей вылетает одним из транспортов на Энеиду вечером, и оттуда сразу же телепортируется на Хемлину. Саша с ней. Вика сразу заволновалась и сказала:

— А мы даже не можем купить новую игрушку для встречи сына.

— Фейнхотен рассмеялся и ответил:

— Этой беде легко помочь, пойдемте со мной. Мне ведь тоже надо что-то приобрести для встречи Хлои.

Мы с Викой обменялись многозначительными взглядами, но из деликатности промолчали. Фейнхотен отвел нас в большой магазин, где мы выбрали несколько красивых игрушек, которые на наш взгляд должны были обязательно понравиться Саше, а когда у выхода встретили Фейнхотена, Вика не выдержала и спросила:

— Я смотрю вы без покупок? Мне казалось, что вы тоже собирались что-то купить к возвращению Хлои?

— Почему же, просто мой подарок столь мал, что уместился в кармане, и он достал небольшую коробочку. Я решил, что он купил Хлое обручальное кольцо, дабы предложить ей руку и сердце, но потом вспомнил, что не видел, чтобы кто-то из окружающих носил украшения на пальцах рук, поэтому, спросил:

— Что это?

Фейнхотен открыл коробку и показал. В ней лежал обычный кристалл, на который заносят информацию для компьютера. Я удивился и, не совсем понимая смысл такого подарка, снова спросил:

— Он несет в себе что-то важное или это символический подарок?

Видя наше недоумение, Фейнхотен смущаясь, произнес:

— В нашем мире, когда люди делают объяснения в любви, они записывают свою память на кристалл и дарят избраннику. Если он принимает подарок, он дарит такой же и тогда каждый может прочитать самые сокровенные мысли друг друга. Он символичен, так как означает, что сердца и мысли открыты друг другу.

— Как замечательно, — сказала Вика, — в нашем мире такого нет, у нас влюбленные мужчины дарят любимой обручальное кольцо, и если девушка согласна выйти за него замуж, она принимает его и носит на руке, — и Вика показала свое кольцо, которое она носила.

— Но у вас тоже кольцо? — неожиданно спросил Фейнхотен, обращаясь ко мне.

— Совершенно верно, когда люди поженились, то кольца носят оба супруга.

— При этом, — добавила Вика, — люди, исповедующие разные религии, носят кольца на разных руках. Одни на правой, а другие на левой. А в случае, если люди разводятся, то кольца одевают с одной руки на другую.

— Но зачем и потом, если вы говорите, что при разных вероисповеданиях, кольцо носится на разных руках, как можно определить, женат он или нет?

— Вы правы, но таковы земные традиции, а их надо уважать.

— Да в этом вы правы. Кстати на разных планетах существуют свои традиции, и условности по части объяснения в любви.

— Правда? — воскликнула Вика.

— Конечно. Вот, например, на Энеиде, где приходилось довольно часто бывать, совсем другие традиции.

— Какие?

Фейнхотен вдруг улыбнулся и произнес:

— Да что я вам буду об этом рассказывать. Вы лучше придите к себе в гостиницу, и вам компьютер даст ответ, да еще проиллюстрирует все в подробностях, а я уже стар, чтобы все помнить.

Мы с Викой переглянулись непонимающими взглядами и, не сговариваясь, прыснули со смеху.

— Чем это я так насмешил вас?

— Нет, нет, это мы вспомнили совсем о другом, — ответила Вика, но в её глазах стояли искорки неудержимого смеха.

— В таком случае, я с Вами прощаюсь. Встретимся, когда транспорт прибудет на Энеиду, и Хлоя с Сашей смогут телепортироваться сюда. Они должны вот-вот прилететь.

Мы распрощались, и решили немного погулять по городу. Часа через полтора мы вернулись к себе. В тот момент, когда я открыл дверь, раздался голос компьютерного диспетчера:

— Для вас есть одно сообщение. Прочитать сейчас или позже?

— Сейчас, — ответил я.

— Звонок от Фейнхотена, поступил сорок две минуты назад. Включаю изображение.

На голографическом экране появилась фигура Фейнхотена, который сидел у себя в комнате за столом. Взгляд его был чем-то озабочен.

— Не хотел вас раньше времени волновать, но только что пришло подтверждение. Транспорт с детьми в количестве сто восемьдесят шесть детей и семнадцать взрослых, отправленный с базы не вышел в заданную точку перехода. Что произошло, не известно. Хлоя и Саша были на этом транспорте. Как только будут подробности, немедленно вам сообщу.

Изображение погасло. Вика изменилась в лице и, сжав кулак, чтобы не закричать, приложила его ко рту.

— Главное, не паниковать раньше времени. В космосе все возможно. Я уверен, что все будет нормально. Сейчас свяжусь с Фейнхотеном и постараюсь узнать, возможно, уже есть какие-то новости.

Я вызвал Фейнхотена. Экран показал рабочий кабинет Фейнхотена. Он по-прежнему сидел за столом. Я обратил внимание, что прямо перед ним на столе лежала коробочка с кристаллом, которую он нам накануне показывал. На его лице я прочел то, чего слышать просто не хотел. Он посмотрел на меня и, не дожидаясь вопроса, произнес:

— Ничего, никаких следов, они пропали.

— Что значит пропали? Хоть какие-то подробности есть?

— Да. Я только что получил сообщение, что транспорт вышел в расчетную точку перехода, после чего была зафиксирована непонятная аномалия, после чего корабль исчез. Данные показывают, что корабль не успел открыть зону перехода.

— Я ничего не понимаю.

— Подождите минуту, сейчас мне передают новые данные.

— Поскольку второй экран стоял прямо на столе, я мог видеть и слышать, что сообщали.

— Диспетчер исследовательского поискового корабля с телепортационной установкой на борту, сообщает с места исчезновения транспорта. По данным, полученным с базовой станции, в момент подхода транспорта к точке перехода, имело место возникновение поля неизвестного происхождения. Транспорт успел передать сигнал о его появлении, но совершить какие-либо маневры с целью избежать вхождения в него не имел возможности. Сразу после вхождения в поле, корабль исчез. Переданные данные по сканированию поля не позволяют судить о его происхождении, источнике и характере, однако ряд параметрических данных полностью совпадают с полями, которые были зафиксированы при вхождении в нашу Галактику кораблей Галактиан.

— Неужели их похитили Галактиане? — невольно произнес я.

— Не исключаю такую возможность.

— Но для чего?

— Сергей, а как ты думаешь, для чего им нужны наши души, души наших детей? — ответила Вика. Я повернулся, но я не хотел в это верить и потому сказал:

— Нет, навряд ли, война кончилась, договор подписан. Я не думаю, — но Фейнхотен прервал меня:

— Виктория, я буду надеяться только на одно, чтобы вы ошиблись, но боюсь, что вы правы.

Вика бросилась из комнаты в спальню.

— Крепитесь Сергей. Вы потеряли сына, я потерял любимого человека, — он взял со стола коробочку и вынул из неё пирамиду. По его глазам покатились слезы. Я выключил изображение, потому что у меня перед глазами все потемнело, я не мог понять, что со мной и только когда я дотронулся руками до глаз, понял, что они тоже наполнились слезами. Я медленно направился в спальню.

Прошло два дня. Никаких новых сообщений о пропавшем транспорте не было. Юглинд и еще несколько человек, которых мы не знали, но которые были озабочены нашей судьбой, высказали нам свои искренние соболезнования по поводу исчезновения сына. В тот же день, вечером, Вика потеряла сознание. Вызванный врач констатировал сердечный приступ, и она была срочно отправлена в клинику. Вике потребовалась срочная медицинская помощь. Она находилась в очень тяжелом состоянии. Внезапное бесследное исчезновение транспорта и догадка, что к этому причастны Галактиане, вызвали у неё обширный инфаркт. Я на время переехал в клинику, так как не мог ни о чем другом думать, как о здоровье жены. Медицинская техника инопланетян была способна творить чудеса, но и она оказалась не всесильна. Вике становилось всё хуже и хуже. Вслед за сердечным приступом, у неё начали внезапно отказывать внутренние органы, что привело к срочной трансплантации. Ей производили последовательную замену органов, но организм давал сбой за сбоем. Когда на вторые сутки, после того, как Вику поместили в центр, я встретил в коридоре врача и с надеждой во взоре, в который раз спросил:

— Доктор, как она?

— Пока ничего определенного сказать не могу. Очень редкий случай. По крайней мере, в моей практике за сорок два года первый раз, чтобы организм так активно стремился к смерти.

— Неужели никаких шансов, ведь у вас такая техника? — почти с мольбой в голосе произнес я.

— Шансы есть всегда, другое дело, велики ли они. На сегодня они малы, а что касается техники, то люди не умирали бы, если бы она творила чудеса, а это, увы, невозможно, больше я сказать ничего не могу.

Понуря голову, я вернулся в соседнюю палату, где лежала Вика, и где мне разрешили переночевать. Я подошел к перегородке, которая разделяла нас, и не верил, что еще недавно, она весело смеялась, радовалась жизни, и мы вместе ходили по магазину и выбирали игрушки для Саши. И вдруг в одночасье все это изменилось. Она лежала, погруженная в специальный питательный раствор и куча шлангов соединяли её с внешним миром. Аппараты двигались сверху и сбоку, проводя различные процедуры, анализы, но всё это было бессильно против слова смерть, которая медленно вползала в её палату и словно в фильмах ужасов, один за другим, отключала их, делая всю работу бесполезной.

Развязка наступила в полночь. Вика умерла, не приходя в сознание, так и не попрощавшись со мной. Я понял это в тот момент, когда загорелись красные лампочки и несколько врачей, дежуривших в секции, где она лежала, отключили аппаратуру.

Моему горю не была предела. Потерять за несколько дней сына, а потом жену, которую я безмерно любил, которая была для меня самым светлым, самым желанным созданием вселенной, было выше моих сил. Я упал на колени и, хотя кругом меня бегали врачи, сестры и просто посторонние люди, не просто плакал, а выл от горя. Мне было все равно, что подумают обо мне окружающие, ибо мир для меня перестал существовать.

Жизнь для меня кончилась в тот момент, когда не стало Вики. Я сидел в номере в полном ступоре и не отвечал на звонки, дав команду компьютеру записывать всю поступающую информацию и не отвечать. Лишь на второй день, когда силы покинули меня и я, упав рядом с диваном, проспал несколько часов и проснулся оттого, что почувствовал, что меня кто-то трясет за плечо. Я открыл глаза и увидел Фейнхотена. Он стоял рядом.

— Вставай, надо поговорить.

— О чем?

— О жизни.

— К чему теперь разговоры. Для меня жизнь потеряла всякий смысл.

— Жизнь никогда не теряет смысл, даже если горе кажется безмерным.

— Вы так думаете?

— Да.

— А я так не считаю.

— Я не буду с тобой спорить, я просто хочу с тобой поговорить.

— Говорите.

— Ты в состоянии меня выслушать?

— Постараюсь, если смогу.

— Я имел беседу с Юглиндом. Он предлагает тебе вернуться на Землю.

— А что мне там делать?

— Жить.

— А я не хочу жить. Понимаете, не хочу. Я исчерпал свой ресурс. Я был везунчиком, но Гао не только сравнял счет, он вырвал победу. Теперь счет три два в его пользу. Матч закончен.

— Я тебя не понимаю. О чем ты?

— Ну и, слава Богу, что не понимаете. Да, это и не имеет никакого значения. Единственное, что я хочу, это забыть, все, что было со мной, ничего не помнить, чтобы все было, — я не договорил, в этот момент меня посетила мысль, которая вызвала у меня вначале усмешку, потом недоумение, а вслед за этим я подумал, а ведь это выход. Единственный из возможных. Я внимательно посмотрел на Фейнхотена, и произнес:

— А знаете, вы действительно можете мне помочь. Я знаю, что вернуться в прошлое и остаться там нельзя, так как это приведет к разным последствиям и так далее, но может быть можно отправить меня обратно на Землю, только так, чтобы я ничего не помнил о том, что со мной произошло?

— Я подумаю, — Фейнхотен задумчиво и в тоже время с грустью посмотрел на меня, и выходя, сказал, — завтра я дам ответ.

Утром я проснулся, оттого, что голос с экрана разбудил меня.

— Сергей, — произнес Фейнхотен, — зайди ко мне.

Я оделся и направился к Фейнхотену. В кабинете у стола кто-то стоял. Когда я подошел ближе, то увидел, что это был Юглинд. Мы поздоровались.

— Я знаю о твоем разговоре и просьбе. Шеф Фейнхотен и я обсудили её и можем сделать тебе следующее предложение. Ты готов его выслушать?

— Конечно.

— Мы может отправить тебя в прошлое, и ты в нем останешься, и при этом ничего не будешь помнить, начиная с того момента, как услышал голос Гао во сне.

— А как же …

— Я еще не все сказал, — вежливо перебил меня Юглинд, — но мы отправим на Землю не тебя, а твой клон. В этом случае, ты не вызовешь никаких возможных отклонений, поскольку сам ты останешься здесь и будешь помещен в криогенную камеру. Иными словами заморожен. У тебя есть шесть часов на размышление, потом, я улетаю.

— А если я не соглашусь?

— Ты можешь остаться здесь или просто отправиться на Землю.

— В таком случае, мне не потребуется шести часов, я согласен.

— И все же,… — начал было Фейнхотен.

— Я согласен. Лишние размышления не к чему.

— В таком случае, — сказал Юглинд, и протянул мне руку, — я прощаюсь с вами и желаю в новой жизни не забыть только одного, величия духа и силы человека коим вы себя показали.

— Благодарю вас.

Он вышел, и мы остались вдвоем.

— Ну что же, в таком случае, пойдемте в лабораторию.

Мы отправились сначала в лабораторию, где с меня сняли фазо-мозговую структуру мозга, после чего произвели корреляцию памяти, иными словами выкинули из неё все, что было, после того как я услышал голос Гао. После этого у меня взяли пробы ДНК и отправили их в центр клонирования. Ждать пришлось совсем не долго. Часа через три клон был телепортирован. Все это время я молча сидел в лаборатории и наблюдал за работой её сотрудников, которые, не обращая на меня внимания, продолжали свою повседневную работу. Фейнхотен, понимая, что лишние разговоры ни к чему, незаметно ушел и вернулся перед тем, как клона привезли в лабораторию. Я, точнее мой клон лежал на операционном столе. Я был один, так как Фейнхотен заглянул, и внимательно посмотрев на меня, отправился дать указания по подготовке машины времени для запуска моего клона на Землю. Я смотрел сквозь стекло и испытывал странные чувства. Я смотрел на самого себя со стороны и не мог поверить, что это я.

— Какой старый, — подумал я про себя, продолжая наблюдать за ним, — и такой же не бритый. Копия, на сто процентов, с теми же мыслями, памятью, привычками, болезнями и прочими чертами, которые присуще каждому человеку. Хотя нет, память у него короче моей, как я забыл. Вот и отличие, значит это уже не я, а кто-то другой. Просто очень похожий на меня. Я смотрел, прижавшись лицом к стеклу, и не заметил, как Фейнхотен вошел и, остановившись в дверях, внимательно наблюдает за мной. Потом подошел и спросил:

— Не передумал?

— Нет, — медленно ответил я.

— А не страшно?

— Если честно, то страшно, даже очень. Но жить с болью в сердце, что Сашу и Вику уже не вернуть, еще страшней. Так что пусть будет так, как вы решили, нет, как я решил.

— Раз так, тогда пойдем.

— А я увижу, как он улетит на Землю?

— Конечно, только контакта с ним не будет, предупреждаю сразу. Клон, будет находиться в бессознательном состоянии до последнего момента. Точка отправки, лужайка на даче, где он проснется в тот момент, когда окажется там.

Контейнер с клоном отправили на гравитационной тележке в лабораторию, где уже была подготовлена машина времени. Мы прошли в зал знакомой мне лаборатории вместе с Фейнхотеном. Сотрудники вынули и осторожно поместили клона внутрь установки, и Фейнхотен дал команду на запуск. Поток света озарил помещение и тут же погас.

— Вот и все, ты на Земле, так что твоя жизнь теперь там и он махнул рукой, словно показывая на небосвод. Мы прошли к телепорталу и, выйдя, оказались в лаборатории, которая чем-то напоминала медицинскую клинику.

— Сережа, твой звездный путь заканчивается, а Земной начинается, точнее, продолжается. Пора прощаться.

Мы обнялись.

— Я не боюсь, правда, ведь, я же не умираю, я всего лишь завершаю свою звездную одиссею.

Я лег на стол и помахал рукой Фейнхотену. Он ответил мне тем же. Он стоял за стеклом стерильной операционной, и мне показалось, что по его лицу сбежала слеза, и потому он отвернулся, чтобы я не заметил. Врач надел мне на лицо маску и сказал:

— Начинайте считать.

— Как на Земле, — подумал я, и начал считать, — один, два, три…