Пролог

Уиндмор – холл, Англия, 1775 год.

– Ну вот, почти готово, – Серина отложила кисть в сторону и отошла на пару шагов назад, чтобы оценить проделанную работу.

Уже несколько месяцев она, как одержимая, все дни и ночи напролёт проводила здесь, в уютной мастерской, отведённой для неё владельцем замка лордом Уиндмором. Будучи любовницей этого великолепного образца мужчины, она всеми силами старалась избежать участи сотни своих предшественниц и удержаться подольше возле него. Хотя, кажется, и этого было недостаточно. Поговаривали, что графу приглянулась дочка одного из его многочисленных арендаторов, а это значит, что уже очень скоро граф даст Серине отставку.

Человек, являющийся причиной её невесёлых мыслей, находился тут же. Даже тогда, когда, казалось бы, в этом уже не было необходимости, ревнивая Серина настаивала на его присутствии во время писания портрета. Она объясняла это тем, что по ходу могли возникнуть недоработки, и, ей нужно, чтобы модель всегда была рядом, чтобы вовремя исправить их.

Глупышка, он видел её насквозь. Ещё одна выделенная им из серой толпы, возомнившая, что способна приручить и изменить его. Его – Дуэйна Фицроя, графа Уиндморского. Того самого, кого за глаза называли Дьяволом во плоти. О да, он знал обо всех именах и прозвищах коими невежественные людишки нарекали его: Дьявол, Распутник, Антихрист… Их слепая вера в то, что он – вселенское зло, лишь подогревало его желание оправдать их страхи.

Да, он распутничал. Ни одна девица на выданье, что имела несчастье родиться на его землях, не могла чувствовать себя в безопасности. Рано или поздно, она попадала в его постель, а на утро, частенько так и не удосужившись поинтересоваться ее именем и, не дав, как следует одеться, её выставляли на улицу, кинув, как собаке кость пару монет.

– Надеюсь, хотя бы теперь я смогу взглянуть на твою мазню? – С ленивой грацией хищника, граф встал со своего места и, одёрнув идеально сидящий на нём сюртук, направился в сторону портрета.

– Нет! Пока нельзя, – беспокойно вскричала Серина, постаравшись развернуть картину так, чтобы графу не было ничего видно. – Сначала, мне нужно кое-что тебе сообщить.

На лице Дуэйна отразилось раздражение. Девица явно испытывала его терпение. Следует сегодня же велеть слугам, гнать ее вон.

– Серина, – обманчиво спокойным тоном произнёс он, – по-моему, ты несколько заигралась, деточка. Никто не смеет указывать, что мне можно, а что нельзя.

Он остановился прямо напротив неё, в который раз поразив своим исполинским ростом. Почти двухметровая гора мышц, способная подавить своими внушительными размерами всякого, имеющего неосторожность оказаться рядом с ним.

Несмотря на всю решимость, колени девушки затряслись. Нужно сказать ему сейчас, пока в ней ещё оставалась толика мужества. Словно собираясь с головой нырнуть в бездонный омут, она глубоко вздохнула, и быстро проговорила:

– Я беременна…

Рука Дуэйна тянущаяся к портрету, замерла на полпути:

– Что?! – Заревел он, сбрасывая с себя маску благородного джентльмена, обнажая скрывающуюся под ней всю чёрствость своей души. – Да как, ты посмела, дрянь? – Он занёс над нею руку.

Не ожидавшая подобного, Серина обеими руками прикрыла живот, боясь, что граф навредит её ребёнку. Раздался оглушительный звук пощёчины, и несчастная отлетела к стене.

– Не смей связывать моё имя со своим щенком-бастардом, шлюха! Ты немедленно уберёшься из моего поместья, иначе, клянусь, я собственноручно вытрясу из тебя душу.

Решив, что сказал достаточно, граф в два шага преодолел расстояние до портрета, и развернул его.

Серина внимательно следила за меняющимся выражением его лица. Сначала, это было удивление, затем – недоумение, а после…

Дуэйн в бешенстве воззрился на неё:

– Что это значит? Ты, что, шутить со мной вздумала? – Его лицо побагровело. На лбу выступили вены. – Потрудись объяснить, что это значит! – Потребовал он.

Из разбитой губы сочилась кровь. Голова ещё гудела от удара, но всё это было ничто по сравнению с тем, что она сейчас наблюдала. Час настал. Видит Бог, она старалась. Она готова была дать ему шанс ради их, ещё нерождённого малыша. Но, он этого не заслуживает!

Женщина перевела взгляд туда, куда указывала рука возлюбленного. О да, ей великолепно удалось передать весь интерьер, даже алый бархат штор, и тот выглядел, как настоящий. Пламя свечей в старинных серебряных канделябрах по своей реалистичности могли поспорить с оригиналами. Серина на совесть поработала над каждой мелочью. Всё было идеально. Всё. Или почти, что всё… На холсте был великолепно изображен фон, но самого графа на нём не было.

Превозмогая внезапно возникшую боль внизу живота, она подошла ближе и, заглядывая через плечо графа, произнесла:

– Портрет великолепен. Я изобразила в точности всё, что видела.

– Но, здесь нет главного. Меня! – Мужчина с таким напряжением вглядывался в портрет, будто надеялся, что изображение сейчас появится там, само собой.

– О, не беспокойся, дорогой. Ты там будешь, – уверенно ответила женщина. Упираясь обеими руками, она сильно толкнула в его спину, неожиданно начав произносить странные отрывистые слова на непонятном языке.

Впервые холодок страха проскользнул по спине. Заклинания отнимали у него силу. Он чувствовал, как становится очень легким, почти невесомым. Сильно сгустившийся вокруг воздух, стал практически осязаемым. Нужно было срочно схватить негодяйку и собственноручно вышвырнуть из дома, но сил повернуться, отчего-то не было. А в следующее мгновение, всё перед глазами завертелось с бешеной скоростью, и он погрузился во мрак.

Серина замолкла. Последние звуки заклинания всё ещё звенели в воздухе. Она перевела глаза на портрет, и удовлетворенно улыбнулась. На холсте, посреди роскошного интерьера, во весь свой могучий рост был изображён граф Уиндмор. Он был великолепен, застыв именно в той позе, что она и хотела.

Портрет получился настолько реалистичным, что казалось, стоит протянуть руку, и можно ощутить под ней живую плоть.

Но, больше всего поражали его глаза. Сине-зеленые, как штормовое море. Создавалось впечатление, что они живые, и смотрят прямо на тебя.

Серина дотронулась рукой до его груди и смогла ощутить едва различимое сердцебиение.

– Вот так, мой друг. Ты же не думал, что сможешь легко отделаться, оскорбив потомственную ведьму? Ах, ты этого не знал? Ну, конечно. Согласись, что это не та вещь, о которой можно кричать на каждом шагу.

Приподнявшись на цыпочки, она дотянулась до его щеки:

– Бедняжка граф, никто не был достоин тебя. Ты сделал всё, чтобы заслужить всеобщую ненависть. Поверь, никто не станет сокрушаться, когда станет известно о твоём исчезновении. Все будут только рады. Ну а я, останусь здесь и, когда родится… как, ты его назвал…? Щенок – бастард? Так вот, я сделаю всё, чтобы всё твоё имущество досталось этому ребёнку. Что же касается тебя, дорогой мой…

Серина похлопала изображение по щеке, и направилась к выходу. Уже у самой двери она обернулась и, глядя прямо в излучающие бешенство глаза, чеканя каждый слог, пророческим тоном, предрекла:

– Любому заклятью, рано или поздно, приходит конец. Твоему, он придёт только тогда, когда биение сердца, почти не слышное сейчас, будет таким сильным, что сможет разорвать оковы, удерживающие тебя. А на это, способна только настоящая любовь. Ты удивлён? Да-да, та самая любовь, которую ты никогда ни к кому не испытывал за всю свою беспутную жизнь. Только она способна спасти тебя. А до тех пор…

Серина не договорила. Улыбнувшись, она послала портрету воздушный поцелуй, и вышла, крепко притворив за собой дверь.

Загрузка...