Магия бессильна против природы. Она может задержать старение, но не остановить. Совсем недавно, кажется, что только вчера, Тенер был молодым красавцем. Сейчас он тоже красив, просто красоту скрывают глубокие морщины, изрезавшие пергаментную кожу. Когда-то крепкое тело стало слабым, ссохлось, вместо тренированного рельефа просматриваются кости.
Тенер полулежит-полусидит в пуховых подушках.
Он настоял увидеть детей непременно сегодня.
В этой жизни я стала мамой четырежды, два сына и две дочки. Дети взяли от нас с Тенером самое лучшее. И не только лучшее. Старший сын нашёл себя в живописи, но обратной стороной таланта стало полное безразличие к политике. Младший сын готов не есть, не спать, а сутками конструировать артефакты. Тоже… не император. Зато старшая дочка уже заняла пост казначея, а всем чиновникам, пытающимся намекнуть ей, что не женское дело управлять государственными финансами, она, мило улыбаясь, предлагает проверить, все ли налоги выплатили принадлежащие семьям чиновников магазины и мастерские, а заодно посоревноваться во владении боевой магией. Младшая в государственных делах разбирается ничуть не хуже, но предпочитает заниматься социальной работой – шаг за шагом, медленно, через сопротивление, расшатывает жёсткую иерархическую связку. Уважать родителей хорошо и правильно, выслушивать советы тоже хорошо и правильно, но окончательное решение каждый должен принимать сам за себя. И отвечать за своё решение. Муж не должен быть властен над женой, а дядя – над племянником.
У нас пять внуков и четыре внучки, правнуки, и даже недавно родилась праправнучка.
Род Азани процветает.
– Всё, все вышли, – говорю я, когда дверь тихо захлопывается.
Тенер устало откидывает голову и молча протягивает мне руку.
Я присаживаюсь на кровать, сжимаю его пальцы в своей руке.
– Приляг рядом, – Тенер заметил, что я устала.
Я тоже постарела, малейшее усилие утомляет.
– У нас прекрасные дети.
– Угу.
Тенер открывает глаза, смотрит на меня внимательно:
– Ни-ни, ты должна кое-что знать.
– Да?
– Ни-ни, я люблю тебя, я…
– Я тоже люблю тебя, – перебиваю я. – Люблю, как никогда никого не любила.
И наверное, никогда не полюблю. Сколько миров мне пришлось пройти, пока я не встретила Тенера?
На глаза наворачиваются слёзы, но я не позволяю им пролиться.
Я не знаю, правда ли это, однажды отшельник, веривший в реинкарнацию, мне сказал, что если душу провожать на перерождение с любовью, то любовь притянет любовь, в следующую жизнь душа придёт желанным ребёнком в гармоничную семью.
Поэтому я взахлёб рассказываю о подаренном мне Тенером счастье, о чувствах, о том, что впереди не конец, а новое начало, дорога, полная приключений.
– Когда-то ты обещала, что будешь рядом.
– Я рядом, – я крепче сжимаю его пальцы.
Почему они такие холодные? Я пытаюсь растирать.
Тенер глубоко вдыхает:
– Ни-ни…
Его голос стихает.
– Тенер?!
Я продолжаю сжимать его пальцы, но теперь со мной на кровати лишь покинутая оболочка.
– Я люблю тебя! – выкрикиваю я, если он ещё может слышать.
На щеках становится мокро, я почти не чувствую, как льются слёзы. Как так? Нет, я знала, что так будет, мысленно старалась подготовиться, но…
Больно, невыносимо больно. И ни желания, ни сил задерживаться здесь хоть на миг.
Хлопок двери проходит мимо моего сознания.
– Уже уходишь? – шепеляво спрашивает не менее постаревшая Нишаль, почему-то, когда мы наедине, я продолжаю звать её не принцессой, а её первым именем, которое она носила до встречи с оператором.
Дышать тяжело, горло будто тисками сдавлено.
– Да, ухожу.
Я тянусь к браслету, чтобы отправить запрос на перерождение. Попаду снова в «рабочий» мир с высокой концентрацией магии, запрусь в мастерской. Там же будут мастерские? Хочу стать артефактором, ювелирная точность и концентрация на чарах – то, что мне нужно, чтобы не вспоминать, не видеть перед глазами его лицо, его улыбку. Минуту назад он дышал, жил, улыбался мне, был со мной, а теперь его нет. И в моей жизни больше никогда не будет.
– Подожди минутку, – останавливает меня Нишаль.
– Зачем? – вяло удивляюсь я, но движение останавливаю.
– Его величество был хорошим императором, как и ты – хорошей императрицей. Он заслуживает, чтобы его помнила не только ты. А ты, забавно, я так и не знаю, как тебя зовут…
Зовут?
– Я меняю имена, как ты платья. Нет у меня больше настоящего имени.
Нишаль тяжело опускается в кресло, обмахивается веером.
Я отворачиваюсь, вызываю голографическое окно.
Она меня снова останавливает:
– Ты, душа, говорила, что я глупая, но сама ты, уж прости за правду, дура. Если тот мужчина с золотой кожей смог переместить мою душу из родного тела в тело принцессы и сохранить мою память, личность, то и с его величеством смог бы. Неужели ты думаешь, что Тенер бы не согласился последовать за тобой в следующую жизнь?
Я откидываюсь на подушку и смеюсь до слёз.
– Конечно, согласился бы!
Нишаль хмурится:
– Тогда я ничего не понимаю.
– Есть заведённый природой ход вещей. Люди рождаются, живут и уходят. Если люди перестанут увядать и умирать, то очень скоро их станет так много, что мир не выдержит их. Он ведь только кажется бескрайним, а мир граничен. Посмотри на эту комнату. Сколько людей ты сюда можешь привести? Заставить их лечь и утрамбовать рядами с пола до потолка – сотню? Это будет ужасно. Но даже так ты не сможешь добиться, чтобы в комнате поместились все жители столицы.
– К чему этот бред? – не понимает Нишаль.
– Бред? Возможно. Я пыталась сказать, что природа мудра, а беспамятство – благо. Я стараюсь не терять человечность, но пройдёт ещё несколько жизней, и проблемы людей окончательно станут для меня вознёй малышей, делящих игрушку. А это неправильно. И больно. Я окончательно перестану чувствовать вкус жизни. Представляешь, вроде бы ешь самую сладкую шоколадную конфету, а она пресная, будто бумагу жуёшь? Я люблю Тенера. Как я могла бы обречь его на такое существование?
Нишаль морщит нос:
– Я и говорю – дура. То, что ты смотришь на людей с высока, это понятно. Сколько у тебя жизней за плечами? Я бы тоже чувствовала себя умнее, опытнее, да и во владении магическим искусством люди тебе не соперники. И я восхищаюсь, что ты пытаешься общаться с окружающими как с равными. Только у тебя далеко не всегда получается. Почему ты решила, что вправе решать за него?!
Я пожимаю плечами, слёзы текут по щекам.
– Уже решила.
Нишаль выдыхает, ненадолго замолкает и продолжает намного спокойнее:
– Его величество заслуживает, чтобы о нём помнила не только ты, но и люди. Я не хочу устраивать погребальный костёр, и я думаю ваши дети со мной согласятся, особенно если ты поддержишь. Мы построим усыпальницу по древнему обычаю. Перед уходом зачаруй ваши тела так, чтобы они сохранились навсегда. Пусть будет ещё одно чудо. Пусть ваша пара станет легендой. Легендой о хорошем императоре, легендой о великой любви, – Нишаль судорожно вздыхает.
– Пусть, – соглашаюсь я.
Я уйду, мне не нужно беречь резерв. Отпуск кончился, магический фон в моей следующей жизни будет либо повышенный, либо такой же, как в прошлом-позапрошлом мире. В любом случае восстановиться будет минутным делом.
Повернув голову, смотрю на покинутую оболочку.
– Хах…
Голографическое окно так и висит открытым, я открываю каталог. Никогда не думала, что воспользуюсь тем разделом, а вот воспользуюсь, и никаких каратов не жалко.
– Позови слуг, пусть расчистят комнату от мебели.
– Сейчас.
Нишаль торопится, будто боится, что я не стану ждать. Зря. Я подожду.
Отчасти это станет достойным завершением… Тенер называл меня своей богиней. Я сотворю чудо, и однажды нашу усыпальницу превратят в храм, в памяти потомков мы станем богами. Тенер куда больше заслуживает такого обращения.
Я слышу всхлипы слуг, траурная новость охватывает дворец как злой пожар.
– Папа! Мама!
Наши дети… Я улыбаюсь. Снова мне с детьми прощаться легче, ведь их жизнь продолжается, и я знаю, что нет таких трудностей, с которыми бы они не справились.
– Готово.
– Мама, тебе плохо?!
Спальня плывёт перед глазами, картинка перед глазами дробится на осколки. Я с трудом сглатываю. Да, мне плохо, но это не имеет значения.
Мебель вынесена, и я киваю, подтверждаю в каталоге покупку.
– Мама?!
– Отойдите, – отмахиваюсь я.
Посреди комнаты скручивается звёздная воронка. Я запоздало вспоминаю, что одеты мы с Тенером неподходяще, по-домашнему. Придётся ждать, пока слуги обмоют тело, пока облачат… Уж если оставаться в памяти потомков, то одежды должны быть парадные. И мне тоже стоит переодеться, ещё при жизни. Воронка выплёвывает отлитый из звёздного металла полый куб со срезанной передней гранью. Внутри на небольшом постаменте уже вмурованы два роскошных трона. Мы будем сидеть…
На какое-то время я выпадаю из реальности. Прихожу в себя, когда меня окликает Нишаль. Но поворачиваюсь к дочери:
– Прости.
Она берёт меня за руку:
– Я знаю, ты не сможешь без папы. Мы продолжим ваше дело, не переживай, мам.
– Разве же я за дело переживаю? Будьте счастливы – вот самое-самое главное.
– Да, мам, – всхлипывает она.
– Его величество, – поясняет мне Нишаль.
Сколько же я таращилась вникуда невидящим взглядом?
По моему указанию слуги усаживают Тенера на трон, дочка поправляет полы императорской мантии, традиционно чёрная, щедро расшитая золотом.
Я позволяю горничным помочь мне пройти в ванную и на некоторое время снова отключаюсь, проваливаюсь в себя – так легче. Я лишь краем сознания отмечаю, что меня оборачивают в полотенце, просушивают волосы, собирают в причёску, закалывают гребнями. Мне помогают одеться. Я выдыхаю с облегчением.
Скорее, отпустите меня уже. Я хочу уйти.
– Мама, не надо! Мама!
Мальчишки, хотя какие они мальчишки, взрослые мужчины, держатся, а вот младшая дочка срывается.
– Прости. Но я правда слишком устала… Держитесь друг друга, берегите себя и будьте счастливы.
– Мам…
Я сажусь на трон внутри куба, глубоко вдыхаю и активирую гигантский артефакт, щедро вливаю весь резерв до последней капли. Раздаётся лёгкое шипение, куб стремительно заполняется прозрачным… Гелем? По консистенции ближе к воде, но одежду не мочит. Гель поднимается до груди, до шеи, заливает с головой. Дышать становится нечем. Я закрываю глаза.
Прощайте…
Сейчас куб заполнится полностью, и через каких-то пять минут гель полностью затвердеет, обратится в идеально-прозрачный камень.
Время для наших с Тенером оболочек остановится.
Кислорода не хватает, но я не теряю сознания, а чувствую воздушную лёгкость и отрываюсь от трона, взлетаю.
– Мама?!
Быть привидением мне ещё не доводилось. Кажется, это своеобразный подарок оператора. Со стороны наши с Тенером оболочки прекрасно смотрятся. Чудом, самым настоящим чудом, рука Тенера соскользнула с подлокотника и оказалась поверх моей руки. И головы мы наклонили друг к другу, со стороны кажется, что глаза не закрыты, как у мёртвых, а лишь полуприкрыты, и мы смотрим друг на друга.
Я в чудеса не верю. Оператор? Скорее всего. В камне мы с Тенером будто помолодели. Нет, морщины никуда не исчезли, но выглядим не дряхлыми стариками, а достойными правителями.
Я дарю прощальную улыбку детям.
Жаль, не увижу, какую гробницу для нас возведут. Почему-то мне упорно кажется, что она станет храмом.
И наступает темнота, с которой начнётся моё седьмое перерождение.