Пока остывающий кофе горчил на языке, я продолжала листать копию контракта, будто надеялась найти в нём выход. Спасительную приписку мелким шрифтом: "кроме случаев, когда сотрудник передумал и решил, что всё это бред".
Вместо этого я наткнулась на приложение. Приложение 2: список необходимых вещей. Документы, зарядка, личные средства гигиены, минимальное количество одежды для отдыха — остальное, включая рабочую одежду, будет предоставлено работодателем.
Внизу: «Сообщите ваши размеры сразу после подписания контракта на номер +7--*** в следующем формате...»*
Я машинально достала телефон и набрала сообщение, вписав рост, вес, размер обуви и прочие параметры. Отправила — и сразу же захотелось удалить. Поздно.
Поздно, Лиана. Всё.
Дома я не собирала чемодан — я складывала в него свое отчаяние.
Небольшая сумка. Только нужное. Пара футболок, запасные джинсы, документы, фотографии сына в бумажной рамке. Мягкий плед, который он всегда брал с собой в поездки, хотя сам был ещё крошечный, и не очень-то понимал, зачем.
Сумка получилась лёгкой. Я брала с собой минимум. Всё важное оставалось в больничной палате. Туда я наведалась, едва сдерживая слезы.
Он лежал, тихий, неподвижный. Подключённый к капельнице, с крошечной повязкой на руке. Такой маленький. Всего три годика.
Я подошла к нему, сдерживая ком в горле. Кожа бледная, ресницы длинные, даже в полусне приподнятые. Он был самым красивым ребёнком на свете — и самым хрупким.
— Всё будет хорошо, малыш… — прошептала я, коснувшись его руки.
Мама поднялась со стула. Она была бледной, усталой, но глаза её оставались твёрдыми. — Не переживай. Я не отойду от него ни на шаг. Всё время буду рядом.
Я кивнула. Слёзы подступили — но я не позволила им вырваться. Я не имела права плакать. Не сейчас.
Я поцеловала сына в лоб, вдохнула запах его волос, запоминая, будто уходила на год, а не на три недели.
В такси по пути в аэропорт я смотрела в окно и повторяла про себя только одно:
На операцию нужно пять миллионов. Пять.
Это даже не сумма — это приговор. И у меня нет другого выбора. Просто нет.
Такси мягко поворачивало на развязке, а я всё смотрела в окно, не замечая ни зданий, ни рекламы, ни людей. Всё было как в тумане. Только внутренний голос — настойчивый, твёрдый: Пять миллионов. Пять.
И вдруг — неосознанно — я вспомнила.
Это должно было быть лучшее время в моей жизни.
Свадьба. Белое платье, зал, кольца, клятвы. Всё было готово. Даже рассадка гостей. Я жила этим днём, как девочка в сказке. До самого момента, пока не узнала, что у моего жениха есть другая.
Он ушёл за неделю до свадьбы. Без сцены, без оправданий. Просто… ушёл. Ради любовницы.
А потом пришла боль. Прожигающая, невыносимая. Я упала — но поднялась. И тогда узнала, что беременна.
Моё сердце сжалось от страха — и тут же развернулось в нечто совсем другое. В тепло. В свет. В надежду.
Моё чудо.
Я рассказала ему. А он… он только усмехнулся. — Нагуляла, — сказал. — Сама разбирайся. Это не мой ребёнок.
И закрыл передо мной дверь.
Я помню, как стояла тогда под его дверью. Сжав кулаки. Сжав зубы. Не плача. Уже не плача.
Хорошо, — решила я. — Даже лучше. И оформила всё на себя. Справлюсь. Будем жить вдвоем. Я и мой любимый мальчик.
И мы справлялись. До тех пор, пока не случилась беда. Пока не прозвучал диагноз. Пока не объявили цену спасения.
И я… снова пошла к нему.
Потому что когда речь идёт о жизни, ты забываешь гордость. Ты идёшь — и стучишь.
А он снова закрыл дверь. Снова.
Эта фраза врезалась в память, как выстрел: «Твой ребёнок — не мои проблемы».
Я резко выдохнула, как будто в лёгких не хватило воздуха.
Мой малыш будет жить. Чего бы мне это ни стоило.
Я посмотрела на дорогу вперёд. До аэропорта оставалось минут пятнадцать.
Ты не один, солнышко. Ты ни за что не будешь один. Мама с тобой.
Паспортный контроль я прошла на автопилоте. Улыбка. Документы. Формальная проверка. Всё как у людей, которые летят на отпуск, а не на добровольное рабство с пунктами подчинения.
Я всё ещё надеялась, что это просто командировка. Что они преувеличили. Что это недоразумение. Что я переживу это довольно легко.
Я шла по указателям, наивно думая, что сейчас сверну к обычному выходу, где шум, люди с чемоданами, дети с рюкзаками, сонные лица и крикливые объявления. Но вместо этого девушка в форме — хрупкая, с белыми перчатками — вежливо подошла ко мне.
— Лиана Элбридж?
— Да, — ответила я, настороженно.
— Следуйте за мной, пожалуйста. Ваш рейс сопровождаемый.
Сопровождаемый? Я бросила взгляд на остальных пассажиров, которые двигались в направлении обычных гейтов, и пошла за ней.
Мы свернули в сторону, где не было табло. Ни суеты, ни толпы. Только стеклянная дверь, которая открылась с глухим щелчком, и частный коридор.
А в конце — он.
Чёрный, блестящий, с изогнутым корпусом и узкими окнами, как у военной машины. Частный джет.
Мой шаг замедлился. Ну ещё бы.
Конечно у таких, как они, не может быть обычных рейсов. Конечно всё должно быть на высшем уровне.
Я стояла у трапа, глядя на самолёт и ощущая, как тяжелеет чемодан в руке.
— Всё будет хорошо, — пробормотала я себе под нос. — Три недели. Просто три недели.