Глава двадцать четвертая

Выйдя у начала улицы, дальше побежали пешком. Нольд домофон не набирал, открыл уже ключом, и код на студии внизу набрал быстро. Мы прошли через съемочную залу, всю темную и тихую — будто на самом деле сразу попав в убежище от непогоды и от прочих бурь. Нольд вел меня за руку за собой, ориентируясь почти что в темноте и коридорчиком вывел к другой части этажа, к комнатам.

— Переодеться только не во что.

Застряли у порога, чтобы не налить лишнего на тонкие циновки. При свете едва не ахнула от красоты «каморки». Маленькая комнатка, но настолько уютная и по-хорошему пустая, что казалась просторной и светлой, без окон, но с большим зеркалом, визуально расширяющим пространство. Лампа не под потолком, а точечно по уголкам и рядом с кроватью… настоящей широкой кроватью!

— Сейчас умру, как хочется лечь!

— Раздевайся. Ванна за ширмой.

Да, я сначала приняла обшитую панелями стену напротив за интерьерное решение. А оказалось — до самого потолка перегородка с боковым ходом в санузел. Скинула балетки, стянула прилипшее платье.

— Иди быстрее, а то не успеешь…

Нольд отвернулся, но взглядом все равно попал под зеркало и мое отражение. Я тоже увидела — как его глаза блеснули голубым. Дело не в грязи, он хотел дать мне передохнуть и отогреться, силой воли удерживаясь от желания наброситься. Так по-человечески чутко.

Я его обняла и заскользила руками по мокрым плечам. Нольд весь был сырым и холодным, кожа в льдистых каплях, будто в изморози, а меня пробило на резкий жар, словно регенерат включил в каждой клеточке тела по искре.

До кровати два шага, а не добрались.

Минуты спустя я лежала на циновках, словно на жестком и раскаленном песке побережья. И наслаждалась тем, как Нольд по-звериному ластился носом и губами к уху и шее, что щекотало и пьянило чувствами так сильно, как ни одно вино не могло! Отпускать и не думал — вес придерживал, но прижимался всем телом плотно, согреваясь от жара дальше. Это была не температура, у меня только кожа пылала, организм не боролся с простудой или переохлаждением, наоборот.

— Южное солнце… лежи как лежишь.

Нольд нехотя оторвался, переместился поперек и голову уложил мне на живот, ухом ниже пупка. Закрыл глаза. Что он там надеялся услышать, кроме голодного бурчания? Я засмеялась.

— Ева, дай сосредоточиться.

А чему еще пыталась учить Хельга Один юного Нольда? Парализующий и усыпляющий узелки — усвоенные уроки, но могло быть и схожее «чутье жизни» с давлеющими ладонями. Только старуха древняя и опытная, к тому же — наследница Пра-Матери… Он резко открыл глаза. Ослепленный и счастливый, уставился куда-то в пустоту, на самом деле весь обернувшись в свое восприятие — Нольд взъерошился мокрыми волосами и заулыбался:

— Кажется, есть… по нутру как перышком провели.

— У нас будет девочка.

— Почему так уверена?

Я только улыбнулась. Помнила сон — и он не обманет, тот беззубый кутенок именно девочка!

* * *

Нольд порывался уехать с рассветом, забрать машину, забрать все-таки вещи из квартиры, пока возможно. Валери явно не подозревала его самого в том, что он из тех, кто секте палки в колеса ставит, но вполне могла горячо интересоваться деталями жизни вне Инквиза, и устроить разведку по-тихому. Ничего не исключалось, в салон же подбросила маячок. Но Нольда не отпустила я — он мне был нужен на более долгое время. И слишком нравилось нежиться в чистой постели на нормальной кровати вместе с ним — не доступная прежде роскошь.

В шесть просигналило сообщение и Нольд, проверив, встал и оделся в сырое.

— Я только в студию.

Через пять минут вернулся с платьем из костюмерной. Для него там ничего не нашлось, сам не переоделся. Или размером, или стилем не подошло, а я занырнула в пеструю тунику с орнаментами из рун.

— Поднимемся к принцу, на завтрак зовет, если встали.

Фортен у себя застрял в самом дальнем от входа углу, у барной стойки и уже курил. Запах табака смешивался с запахом свежезаваренного кофе, и некромант остался только для приветствия, собираясь тут же уйти. Мне аппетит не портить.

— Лишнее, Фортен. Подойди, и сам поймешь, что не мутит.

Он с большим сомнением сделал шаг, другой. Шевельнул точеными ноздрями и удивился.

— Что за аномалия, обаяшка?

Перенял же от Вилли обращение.

— Я беременна. И никакой сородич возможным скрещиванием уже не грозит на ближайшие месяцы. Можно нормально общаться.

Фортен выдохнул дым, тут же вытащил табачную палочку из сигаретницы и посмотрел на Нольда с неподдельным уважением — удалось же кому-то пошатнуть проклятие некроманток! Так сразу, и так кардинально!

— Даже не думай предложить.

Нольд без злобы, но с настоящим предупреждением в голосе ответил на что-то, что я не сразу уловила. И секунды спустя поняла — второй раз Фортен посмотрела на Нольда иначе, оценивающе и с долей любования. Не мне объяснять — почему! Полузверь с голым торсом, это спаянная вместе красота человеческого тела и животной, едва уловимой пластики.

— А был бы шедевр… не напугал, все равно предложу, но позже, когда подберу такой вариант, что отказаться не сможешь. Без багажа сюда приехали?

— Так вышло.

— Ева уже дриада, а тебе, увы, ничем помочь не могу. Ни в один городской костюмов из моих или Вилли не влезешь.

— Ценю заботу. Оставляю тебе Еву, сам вернусь, как только смогу. И спасибо, Фортен. Не сочти за пафос, для меня на самом деле честь свести с тобой знакомство и заслужить такое участие.

Нольд пожал некроманту руку, выпил свою чашку кофе, не притронувшись к еде, и быстро поцеловал меня.

* * *

Разглядывать Фортена близко — одно удовольствие. Зеленоглазый «князь степей» сел напротив и протянул:

— Невероятно… у некромантки родится ребенок. Надеюсь, ты первая революционерка среди сородичей, дальше будут другие, и наше солнце смерти не зайдет никогда.

— А у меня сногсшибательные новости о Спасительнице и о том, что сам Великий Морс здесь.

— Нольд уже рассказал, мы вчера обо всем поговорили. И я выторговал себе обещание лично увидеться с Парисом и Златой. — Он улыбнулся. — шучу, не выторговал. Попросил. И знаешь еще что?

— Что?

— Сейчас.

Фортен принес мне красивый портретный снимок:

— Это Ивар, снимал весной. Приглядись. Вчера Нольд все высмотрел и сказал, что, если накинуть тридцать лет, он будет вылитым Парисом. Брата приняли за него из-за невероятного сходства, и потому, что секта уверена — Морс не стареет.

— И правда.

Я подключила воображение, изменив Ивару стрижку, добавив морщин и резкости. Только по чертам — как близнец, но выражение глаз абсолютно другое.

— Как все же непривычно знать, кто ты, и не чувствовать тошноты. Приятная гармония.

— Это взаимно, Фортен.

— У меня есть немного свободного времени, и образ для тебя. Согласна побыть объектом искусства?

— Голой?

Зеленые глаза опального принца загорелись азартом, и он с усмешкой ответил вопросом на вопрос:

— С чего ты решила, что все мои работы отличаются обнажением натуры? Я ищу характерную черту, и не моя вина, что Вильям таков. Художник создает портрет, Ева. Если согласишься, я покажу тебе твой.

— Согласна!

— Завтракай. Корми себя и свое крохотное творение. Буду ждать в студии.

* * *

Нольд вернулся не скоро и клокотал внутренней яростью. Она не вытопилась из него даже за время дороги сюда:

— Лёна мне про мать рассказала. Думал, нельзя было ненавидеть сильнее, но получается. Еще неизвестно, что она с этим Кармином сделала. Я уже отправил Яну просьбу — вычислить судьбу мальчишки, если возможно. Одевайся и поехали к нему, поговорим о делах, может, он уже успел и откопать что-то. — Нольд глухо рыкнул. — Боюсь только, что южанин был нелегал, а без фамилии еще труднее… Не пугайся, если Ян обниматься полезет. Он не утерпит, и несдержанность — на него не похоже. Просто ты не знала того Яна, каким он был до личной истории с его женщиной.

— Когда он дознатель, то вообще, как незнакомец. Ладно, учту. — И пошутила: — А в любви признаваться будет?

— Будет. Крепись.

Нольд раздобыл целый фургончик с надписью «возим-довозим», и припарковал его за три проезда до жилья Фортена, у стекольной мастерской. Местная машина, целый автопарк таких развозил по частным магазинчикам пригорода овощи и зелень из столичных теплиц. Когда Нольд объявился, подмывало спросить, отчего он в такой одежде, но как увидела — поняла. Рабочие ботинки, мешковатые штаны, рубашка и майка, — все под стать службе. Из двухместного салона достал и одел куртку, прежде чем сесть за руль, а меня отправил в кузов:

— Туда, там есть где сесть.

— У меня конспирации учишься? Кепки не хватает, голова слишком чистая, и руки надо замусолить.

Нольд только хмыкнул скептически, достал кепку из кармана и нацепил на себя.

— Загружайся уже, дел много.

Я быстро перебралась назад — лучшая новость, что не буду бездействовать, запертая в убежище, как ценная куколка. Я в деле, и дел много!

В город не завернули, на встречу мы приехали на особое стрельбище — целый полигон под открытым небом, на котором могли тренироваться как полицейские, так и спортсмены. Ян с объятиями не кинулся, как увидел, поздоровался и спросил:

— Ну, Пигалица, не хочешь попробовать побить по целям на свежем воздухе, раз здесь? Гонять и тренировать тебя пока смысла нет, ты не в том положении, но навык с оружием — тоже не плохо.

— Хочу. Только не могу представить, что в жизни придется хоть от кого-то по-настоящему отстреливаться.

— Развлекись. Нулю вообще не понравилось, хоть он по должности имеет право носить с собой огнестрел. А ты довольно уверенно для первого раза палила тогда. Сейчас пару бланков подпишу и вернусь. Принести что поесть?

— Нет-нет, сегодня я не голодная.

— Хорошо.

Ян ушел в здание-коробку, аскетично белую и простую, а я покосилась на Нольда:

— А пугал-то. Ян как Ян.

— Подожди. Еще подорвется, как выдержка кончится.

Люди были, и много. Воскресный день, после грозы — влажный и солнечный, и для такой тренировки хорош безветрием. Мы ушли к огороженной части, на отдельный закуток без соседей, потому что табличка «только сотрудникам полиции» не позволяла посторонним соваться сюда.

Оружие было немного другим. Шаг за шагом, повторяя по три раза каждую мелочь и последовательность действий Ян полчаса потратил на мое обучение и проконтролировал первые попытки пальнуть в очень не близкую мишень. Какие-то болванки стояли на этот раз намного дальше, чем в зале.

Ян уверился, что техника безопасности усвоена, кивнул и стал смотреть за мной вполглаза, начав разговор с Нольдом. Наушников не было, и из-за этого сразу стало труднее сосредоточиться. Внимание уплывало на смысл:

Секта, заполучив Ивара, собиралась вывозить его насовсем, а Констаната куда? Риски возрастают до смертельных. Был бы Инквиз, то не стоило волноваться, что машина по дороге свернет не туда, сами Инквизоры в фургоне горло лишнему некроманту горло не перережут. Весь маршрут прописан протоколом, и можно уверенно ждать на заранее подготовленной точке с «валетом», чтобы удачно выбить некромантов из списка живых. Но ведь это будет секта. Перевяжут или убьют охрану, пересадят добычу… Пороховая бочка с множеством вариантов событий — и все плохие.

— Как прошли переговоры, Ноль?

Я повернула голову и увидела, как Нольд чуть поморщился.

— Самые адекватные, и то еле заставил выслушать пять минут. «Нет» не сказали, хотели лично убедиться. Троица достал медкарту из больницы, есть документы с фото на подтверждение личности, а Злата согласилась предстать в момент, когда песочник материализуется. Удивительно, но девчонка нисколько не стушевалась перед пятеркой незнакомцев. Не они, а она смотрела на всех присутствующих с чувством превосходства.

— А что конкретно она делала?

— Ничего. Прислушалась к себе в определенный момент, залезла на кресло с ногами и встала спиной к зрителям. Стала вещать: «Там, куда Смерть хотела забрать тебя, нет времени, и потому ей ожидание ничего не стоит», и прочее… потом мы увидели призрака, за минуту он… заполнился будто, отяжелел. Я еле успел подхватить тело, в песочнике под восемьдесят килограмм, Злата чуть с ним не опрокинулась.

— И как мужик, память сохранил или как младенец?

— Он спал. Остался у Ольгерда, но тот уже прислал сообщение, что Аарон очнулся, вменяем и здоров. В шоке, конечно. И дал показания от себя — кто он, что было. Так что понимание найдено, сородичи помогут.

— Фортен?

— Всех задействовал, кого смог. Маленькая армия из грузчиков, дворников и прочих малоприметных уже начали аккуратно шерстить «Скалы». Но людей все равно не хватает, там неоконченных строек много, все закрытое, плюс отдельные участки, которые только готовятся к расчистке. А вдруг повезут не туда, а в место, о котором мы не догадываемся?

Ян засомневался:

— Нет, лучше «Скал» не придумать, их территория. А после в котлован, земелькой присыпать, и следов бойни нет. Там все будет, уверен. С девушками сегодня уже надо окончательно решать. Нельзя им завтра в Инквиз выходить, не захотят насовсем, больничные сделаем, или я их в жертвы аварии запишу, чтобы по бумагам могли месяц прогуливать. Родни все равно нет, не вытащат их через близких. А мы пока спрячем… чего застопорилась? Помощь нужна?

Я отрицательно мотнула головой и, отложив оружие, встряла в разговор:

— Я хотела посмотреть на воскрешение, а мне даже сообщение никто не прислал, что у вас там сбор. Нольд, и ты не поделился со мной планами, что хочешь привлечь родню? Про «Скалы» все решили, с некромантами разведку устроили… А я теперь где и кто? Фаянсовая болванка, которую ты оставил в комнате и попросил просто ждать? Нольд! Не оставляй меня в стороне. Я не хочу быть запертой, особенно в сам день освобождение Ивара и Константа. Все понимаю про желание уберечь, все! Оставьте в укрытии, обещаю, не шевельнусь даже, но хотя бы видеть…

Ян фыркнул с издевкой:

— Ты всерьез думаешь, что мы тебя, девочку, на поле боя возьмем? Помощницей по подаче инъекционных патронов?

— Я не девочка.

— Если будет нужно, я тебя цепью к столбу прикую. — Серьезно рыкнул Нольд. — Теперь не попрекнешь, что я не имею права тебе приказывать, ты не член команды, ты моя жена. Это — приказ. И не девочка, а две девочки.

Я готовилась возмутиться, что жена — еще не значит рабыня, и слова «приказ» я от него слышать не хочу, как Ян внезапно порозовел ушами, неуверенно качнулся на месте, а потом все-таки шагнул и сгреб меня в объятия:

— Я люблю тебя, Пигалица! Сукины вы дети, оба! — Прижался щекой к голове, и я аж охнула, настолько сильно он сдавил плечи. — Можешь ревностью заплыть, Ноль, но свою племяшку хоть так пока, а уже затискаю, через Еву! Яной назовете, иначе не будет у вас больше ни друга, ни брата. Понятно?

— Понятно. — Донеслось от Нольда. — Но с условием, когда свой появится, не смей Александром или Александрой назвать.

И я всем телом почувствовала, как Яна нервно тряхнуло. Он, может, про имя — шутил, но Нольд ответил во всем серьезно. И про детей тоже.

О чем молчат все полузвери мужчины, даже самые жесткие и властные и холодные… О том, что хотят семью? О том, чтобы рядом была женщина, настоящая, вольная, любящая, и чтобы был кровь от крови ребенок? Наверное. Я мало слышала о мужчинах, среди обычных, кто бы стремился быть отцами. И многие, кто ими стали, нередко легко бросали отпрысков, забывая о сыне или дочери, и не страдая в разлуке. Быть родителем — в первую очередь женское стремление, их желание больше мужского. А полузвери? Обостренные в своих инстинктах с одной стороны, и уязвимые с человеческой, — насколько глубоко прятали в себе мечту о продолжении рода? Приемных брать — закон запрещал, отрезав саму мысль о том, что они способны любить и заботиться. Роль одна — добытчик! И так из поколения в поколение.

Ян отпустил меня, выдохнул полугрустно-полурадостно, и попытался отмахнуться:

— Я волк-одиночка, какие дети? Рехнулся? Судьба уже все решила.

— Не зарекайся.

Никогда не думала, что увижу Яна таким — это не про него. Едкий северянин превратился в человека, оголенного в своем болезненном чувстве. Наружу выступила душевная рана, к которой лучше не прикасаться, и все отразилось на лице. Казалось, что хуже этого дня у него в жизни еще не было.

— Давай лучше о деле. А ты — продолжай. Отстреляй весь магазин до конца, и сосредоточься. Я что, зря на тебя последние бланки потратил?

— Будет сделано!

Опять взяла в руки оружие, навела на цель, и представила, как сама, если все обернется бедой, буду отбиваться от врагов, защищая раненых за спиной, защищая себя и… Имя в меня сразу впаялось, без сомнений. Внутри — никакая не клеточка, не эмбрион, а уже — крохотная волчица Яна, дочь, у которой и рождение, и жизнь — впереди. Душа и плоть, которой я помогу вырасти!

Загрузка...