Глава 3

Что делал на задворках нашего дома дядько Павел, всегдашний папкин компаньон по застольям, я не знала. Да и не ожидала я его там встретить. А потому, не особо аккуратно перебравшись через старый шаткий заборчик, едва не уселась на соседа сверху. В самый последний момент сумев все-таки отшатнуться в сторону. И не миновать бы мне гостеприимных объятий зарослей злющей крапивы, если бы дядько Павел не поймал меня за руку.

Шершавые цепкие пальцы ухватили меня повыше локтя и спасли от беды. Я выдохнула и с трудом промямлила слова благодарности. Но мужские пальцы не спешили меня отпускать. Я недоуменно посмотрела в лицо своему спасителю. И застыла.

В глазах дядьки Павла плавилось нечто омерзительное, склизкое и маслянистое. Заметив, что я на него смотрю, он ухмыльнулся:

- Ну что же ты замолчала? Продолжай. У тебя такой чудесный голосок – так бы и слушал. А еще лучше – сосед лизнул кончиком языка свою нижнюю губу – пойдем ко мне.

Меня затошнило, и я с трудом выдавила:

- Ззачем?

Сказала, и сама себя обругала идиоткой. Уж лучше бы сказала, что папа меня ищет и я тороплюсь. А сосед словно только и ждал моего дурацкого вопроса:

- Зачем? Зачем… Ах, зачем! Ну так я тебе сейчас все подробно расскажу. И даже покажу. Пошли, детка.

И пальцы впились в мою руку сильнее. Теперь уже до синяков. Дядька Павел потянул меня в сторону калитки, давно проделанной папой в заборе между нашими участками, чтоб в гости было ходить сподручней. Тем более, что сама калитка находилась прямо напротив двери в дом дядьки Павла. Буквально, в паре метров от порога. Это до наших дверей надо еще умудриться добраться. В обход дома, мимо старой, полуразвалившейся сараюшки, в которой когда-то давно мама хотела разводить курей, сквозь заросли колючей ежевики.

Ежевику папа регулярно грозился извести под корень. Потому как колючая невозможно. Но братья, любившие сладкую ягоду, неизменно защищали грозные заросли. И папа, поругавшись и покричав на всю улицу, уходил залечивать кровавые царапины. А кусты росли себе дальше.

И вот теперь именно из-за ежевики меня никто не увидит в окно. Забор и калитку от взгляда из окна вредные колючки скрывали надежно.

Я занервничала. Попробовала выкрутить руку из цепких мужских пальцев, но ничего не вышло. Дядька Павел только прицыкнул на меня:

- Не торопись! Ишь, какая шустрая! Сейчас все будет. А понравится, так и будешь меня и далее навещать. – он хмыкнул – По-соседски.

Не обращая внимания на мое сопротивление, воровато оглядываясь по сторонам, дядька Павел уже почти подтащил меня к калитке. Когда его пальцы коснулись задвижки, запирающей калитку, ужас накрыл меня с головой. Совершенно потеряв голову, не соображая, что делаю, я изо всех сил впилась ногтями свободной руки туда, куда дотянулась. Пусть, ногти и короткие, но легко могу оцарапать до крови.

Жаль, что это были не глаза.

Я не сразу сообразила, что нечто мягкое и мокрое под моими пальцами – это губы дядьки Павла. Сосед завопил пожарной сиреной и с силой сжал мое запястье. Понимая, что сейчас случится, я постаралась сжать пальцы как можно крепче. И не ошиблась. Сосед больно дернул меня за руку, отрывая от собственной губы. Надеюсь, я хоть кусочек ему оторвала. Может, хоть после этого он перестанет раздевать меня глазами.

Я думала, что после такого демарша с моей стороны, сосед меня отпустит хоть на мгновение. И я смогу удрать домой. Но я ошиблась.

Оторвав от себя одну мою руку, и, по-прежнему удерживая повыше локтя вторую, дядько Павел прикоснулся пальцами к своей израненной губе. Больно, по-видимому, было сильно. Потому что сосед зашипел, как шипит выплеснутая в горящий огонь вода, и отдернул руку. Посмотрел на свои окровавленные пальцы и, размахнувшись, со сдавленным «с**а!» ударил меня кулаком по скуле. Между прочим, той же самой, которой сегодня уже досталось и так.

В голове что-то взорвалось. Что-то маленькое, но термоядерное. Этот взрыв выжег все предохранители. Я отключилась.


Приходила в себя наоборот, медленно. Словно всплывала со дна нашего пруда, когда вязкий ил на дне не хочет отпускать, а легкие уже горят от недостатка кислорода.

Кто-то рядом разговаривал. Я постаралась прислушаться. Получилось. Но не сразу.

- …не реви. Доктор сказал, что черепушка у Криски крепкая. Даже сотрясения нету. Поваляется денек, и все пройдет. Ну чего ты сырость развела?

Мама что-то ответила, но так тихо, что я ничего не разобрала за ее всхлипываниями. Папа в ответ досадливо крякнул:

- Ну а что Павка? Пущай в участке сначала ему мозг промоют. А потом уже я с ним по-свойски побеседую. – В словах папы мне почудилась какая-то угроза. – Нечаво моих девок портить. Как бы я потом в глаза Яну смотрел?

На этот раз мамин ответ, больше похожий на стон, я услышала:

- Так старый для Крис пан Черный.

Папа в ответ хохотнул:

- От ты сказанула, Маричка! Дочка, чай, его не варить будет! А старый конь борозды не портит. И, это, жена, перестань Криску шпынять за учебу. Пущай учится. Яну нужна ученая жена.

Мама снова что-то очень тихо пробормотала, сопроводив короткую фразу горестным всхлипом. Папа твердо ответил:

- Никаких поступлений! Ото книжки свои пущай читает. А по осени ее окрутим с Яном. Дальше пусть сам решает.

Мне стало горько. Папин начальник, конечно, мужчина видный. И обеспеченный. Да только вдовый он. Года три назад жену похоронил. А жена на семь лет моложе его была. У нас в городке болтали разное. В основном, глупости всякие. А как оно на самом деле было, я не знала. Может, и хороший он. Да только права мама, старый. Не о таком муже я мечтала. Да, если честно, то вообще о муже не мечтала.

Я перестала прислушиваться к разговору родителей, привычно отгораживаясь от реальности мечтами. В мечтах не было ни дядьки Павла, ни пана Черного, ни навязываемого замужества. В мечтах я была пилотом космического крейсера. Самым лучшим пилотом. Самого лучшего крейсера. Я так замечталась, что что не заметила, как уплыла в сон.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ Проснувшись поутру, я долго не могла понять, почему так светло. И откуда такие белые стены. Маленькое окошко комнатки, которую я делила с младшей сестрой, выходило на запад. И к тому же в сад. Поэтому солнце никогда в него не заглядывало. А в дождливую погоду часто приходилось включать свет, потому что в комнате из-за пасмурной погоды было совсем темно. Да и стены в комнате были не белыми, а оклеенными бумажными обоями в темно и светло коричневую полоску.

То, что я в больнице, я сообразила только тогда, когда открылась не замеченная мною ранее дверь и в палату вошел усатый пожилой врач с усталыми глазами. Он ощупал меня со всех сторон. Повертел мне руки и ноги. Посветил в глаза маленьким фонариком. А потом, вдвоем с медсестрой, запихнул меня в какой-то аппарат.

В результате всех моих мучений, мне выдали справку о том, что я здорова и отпустили домой.

Дома все было, как всегда. Папа был на работе. Братья опять где-то шатались. Мама что-то готовила на кухне. А сестренка играла перед домом. Но, увидев меня, увязалась следом.

- Криска вернулась!

Мама выглянула из кухни, всплеснула руками:

- Что ж ты не позвонила! Я б тебя бы забрала из больницы.

Я улыбнулась:

- Мам, да я не маленькая, четыре квартала пройти. Да и Стешку на кого бы ты оставила?

Мама смущенно улыбнулась.

- Ну хорошо, отдыхай. Я юшку варю. Твою любимую. Пацаны на рассвете на пруду натаскали хорошей рыбки. А ты иди, отдыхай. – и уже сестре - Стешка! Не мешай Крис. У нее голова болит!

Мама вернулась на кухню. Сестренка поплелась на улицу. Но надолго ее не хватило.

Я только и успела переодеться, как дверь в комнату приоткрылась и в образовавшейся щели появился хитрющий глаз. Увидев, что я не сплю, и даже не ложилась, Стеша проскользнула в комнату, прикрыв за собою дверь:

- А учола дядьку Павла полисия увела в налучниках!

Я так и села с размаху на кровать и ошарашенно выдала:

- За что?!

Это я, конечно, не подумав. Вряд ли сестренка знает ответ на этот вопрос. У мамы позже спрошу. Но мелкая сплетница меня удивила повторно.

- А за то, что он дал одному поисейскому в молду!

Слово «полицейский» сестренка выговорила с трудом. Но это не помешало ей надуться от гордости от того, что смогла ответить на мой вопрос.

- А папка ему вдогонку къичал, чтоб дядька Павло домой не возвлащался, что ему не нужен сосед, убивающий его детей у него же дома.

«Возвращался» и «убивающий» Стешка выговаривала по слогам, смешно наморщив маленький носик от усердия. Обычно меня это усердие умиляло. Но сейчас я его едва заметила. Меня интересовало другое.

- Так дядька Павло был не у нас дома.

- А ты была на нашей тели…толии.

- Территории? – догадалась я.

- Ага. – мелкая закивала от усердия - И в домашней одешде.

Я вспомнила шорты и потрепанную маечку и поняла, что папа даже предположить не мог, что я рискну выйти со двора в таком виде. Ну и ладно. Мне же лучше.

- А еще тебе плишло письмо! Я иглала на улисе, когда поста… пошта…

- Почтальон?

- Ага! Постален плишел и сказал, что письмо Клистине Шваб! И я его взяля!

Я заволновалась:

- Стеша, солнышко, а где письмо? Ты его маме отдала?

- Неа!

Мелкая зараза отчаянно замотала головой и хитро прищурилась.

- А где оно? – я старалась говорить ласково.

- Спъятала!

- Куда? Стешенька, мне оно очень нужно!

- А что ты мне за него дашь?

Вот вымогательница мелкая!

- Конфетку?

- Неа!

- Пряник?

- Неа!

- А что ты хочешь?

На меня с торжеством посмотрели:

- Пиёжное!

Я чуть не расхохоталась. До того умилительно выглядела сестренка. Ну, пирожное, так пирожное.

- Хорошо. Только не сегодня. А то мне придётся маме объяснять, куда мы идем. А мама хочет, чтобы я сегодня никуда не ходила. Я сегодня отдохну, а завтра, когда мама будет чем-то занята, мы с тобой сходим в кондитерскую на соседней улице. Хорошо? И ты сама себе выберешь пирожное?

У Стеши загорелись глаза.

- А ты меня не обманесь?

- Честное-пречестное слово!

- Ну ладно!

Мелкая важно прошествовала в угол, где стояла коробка с ее игрушками. Залезла в нее обеими руками по самые плечи и чем-то загремела. Я от нетерпения почти подпрыгивала на кровати. Наконец, сестренка вынырнула из коробки и с победным видом вскинула вверх руку с зажатым в кулачке обыкновенным белым конвертом.

Меня накрыло разочарование. Конверт самый простой. Значит, не из Академии. О том, что мне просто больше некому писать, я даже не задумалась.

Потом возникла мысль, что из Академии должно прийти электронное письмо. И захотелось сию минуту кинуться проверять свою почту. Но моей реакции на бумажное письмо ждала сестренка, глядя доверчивыми глазами. Тихонько вздохнула. Мелкая чутко уловила смену моего настроения и спросила:

- Ты не лада этому письму? Оно от плохого человека?

- Да откуда ж я знаю. Ты же мне не даешь его. Отдай конверт, чтобы я могла прочитать.

Наверное, придется сейчас сочинять сказку. Я уже морально готовилась описать несуществующую историю с прекрасным принцем, когда в мою подставленную ладонь лег конверт и я буквально задохнулась, увидев обратный адрес.

Загрузка...