Полет однодневки

Глава 10

2174 год

Прошло десять лет

Я проснулась от дикой боли в сведенной шее. С трудом подняла голову. И несколько минут массировала сведенные судорогой мышцы. Одновременно осматривая показания приборов. Да, я опять спала на так называемом «капитанском мостике». Хотя, для моего корыта это чересчур громкое название. Так небольшое помещение, собравшее у передней стенки все приборы и датчики, позволяющие следить за состоянием корабля и управлять им. Возле управления – две индивидуальные биокапсулы. Такие древние, что, наверное, работали уже тогда, когда мои родители еще не родились. Из-за этой седой древности у пилотов частенько бывали проблемы с перегрузкой. Лично для меня, к счастью, эти проблемы сводились к головокружению и необходимости постоянно глотать воздух. Спасала моя настырность времен обучения в академии: на тренажерах я провела раза в четыре больше времени, чем требовалось учебной программой.

Наконец, судорога в шее прошла. Все показания были в норме. И я позволила себе выползти из капсулы, чтобы посетить собственный жилой отсек для принятия душа.

В тускло освещенных коридорах транспортника UR-1323, в брюхе которого я болталась по космосу последние четыре года, было жутковато. А если вспомнить, что я тут единственное живое существо, то и подавно.

Ограничившись ионным душем не из экономии воды, а из-за того, что боялась надолго оставить без присмотра «капитанский мостик», я торопливо переоделась в свежее белье избегая смотреть в зеркало. Слишком мне не нравилось мое отражение в последние пару лет.

Работа в почтовой службе оказалась тяжелой не физически. В девяноста случаях из ста ломалась именно психика сотрудников. В начале своей карьеры почтовика я этого не понимала. Наверное, потому что попала в напарники с флегматичному яоху. Который пришел на работу в почтовую службу, чтобы накопить денег на дом и свадебный ритуал с невестой. У яоху, как оказалось, с этим было очень строго: если у тебя нет дома, куда приведешь молодую супругу и нет денег на ритуал, ходи холостым.

Так что первые четыре года с Фланом было несложно. К тому же, самый длительный наш с ним рейс составлял десять месяцев. Это был пшик. Капля в море. Да и тосковать было некогда. Флан охотно делился со мною разными премудростями управления звездолетами. И хотя я сильно тосковала по современным скоростным аппаратам на нейтронных движках, впасть в депрессию не успевала. Информации от Флана приходило море. Только и успевай запоминать.

А потом Флан ушел. Накопил достаточную сумму и взял расчет. Вот тогда и начался мой персональный ад.

Чуть больше года, то есть один рейс, я провела бок о бок с огромным угрюмым игумаром. Зеленый напарничек за все время мне сказал не больше трех десятков слов. И я, не привыкшая к моральной изоляции, просто сходила с ума. Счастье еще, что наш курс пролегал по относительно обжитому району. И мы достаточно часто делали остановки. Не реже раза в месяц. Два-три дня в месяц я взахлеб общалась с теми, кто приходил забирать свои заказы или что-то отправить. А уж если существо решалось приобрести что-то из тех товаров, которые мы продавали, то это уже был просто пир для души! Жаль только, что покупали наши товары редко. Слишком уж дорого наша служба брала за такие товары. Куда дешевле было заказать по каталогу и немного подождать.

Все остальное время во время перелетов я читала. Художественной литературы на торговом корабле понятное дело не было. Только технические справочники, непонятно откуда взявшаяся межрасовая энциклопедия, различные методички и пособия. Я их почти выучила наизусть.

А потом игумар на последней стоянке перед возвращением на базу влез в пьяную драку в припортовом кабаке и его шкуру попробовали на прочность сразу несколько десантных ножей.

Напарничек сумел доползти до нашего корыта и заблокировать внешнюю дверь. А потом отрубился.

К несчастью, у меня не хватило физических сил даже взгромоздить его на антигравитационную тележку, чтобы доставить до его жилого отсека. Пришлось обустраивать ему лежбище там, где упал. Потом несколько дней я разрывалась между раненым и управлением транспортником, поскольку нам не позволили остаться в порту даже лишнего часа. И наличие на борту раненого не стало даже сколько-нибудь решающим аргументом.

Тогда я впервые полностью самостоятельно управляла почтовиком. Никто за мной не присматривал. И я ужасно нервничала. Ведь у меня, кроме пилотирования почтовика, еще был на руках раненый, который несколько суток метался в бреду.

Все обошлось. Я никуда не вляпалась. Корабль остался целым. Игумар выкарабкался.

Я не ожидала каких-либо благодарностей. Или извинений за некрасивую ситуацию из-за пьяной дури. Просто робко надеялась, что со мною хотя бы станут разговаривать. Вместо этого зеленокожая игумарская скотина накатала на меня телегу руководству, что я не обеспечила ему, когда он болел, должного ухода. Я просто онемела от этой наглости. А потом начала горячо оправдываться, когда меня вызвали на ковер в офис. Без толку. Камеры в баре не работали. Пока игумарская сволочь ползла на корабль, умудрилась не засветиться ни одной из надцати камер по пути. А шрамы на толстой игумарской шкуре не остаются в принципе.

Я оказалась лгуньей. К тому же, не просто так, а лгуньей из черного списка по дисциплине. Поверили игумару.

Вот так, на шестом году своей стажировки, я и оказалась на старом, едва живом корыте UR-1323. Этот транспортник совершал дальние рейсы в едва обжитые уголки вселенной. Первый мой рейс на этом корыте длился два года без десяти дней. И он меня едва не сломал.

На этот раз моим напарником оказался килл. Я эту расу космических снобов невзлюбила еще с первых дней в академии, а тут килл-отщепенец.

Ки Лиу вел себя прилично ровно до границы обжитого сектора. Как только мы вышли на малоисследованные территории и связь с офисом пропала, начался ад.

В первую же ночь после обрыва связи я проснулась от того, что килл сдирал с меня одежду одной рукой, а другой придерживал за шею. Как ни странно, держал не сильно. Видно, не подозревал о моих знаниях и умениях. А на меня в первое мгновение накатила страшная паника. Даже искривленное презрением лицо командора Трана примерещилось. Он смотрел с отвращением. Мол, я тебя для чего учил?

Это сработало. Паника отхлынула. Я перестала беспорядочно молотить руками, пытаясь освободиться. Сложила пальцы в нужную загогулину и атаковала.

Удар в строго определенную точку на позвоночнике. И парализованный килл обмяк на мне откормленной тушей. Выбраться из-под него оказалось непросто. Но еще сложнее оказалось его перевернуть под неумолкающий аккомпанемент цветистых межрасовых ругательств. Но я справилась. А чтобы не перекрикивать придурка, просто запихнула в его рот кляп из подвернувшейся под руку майки.

Теперь килл мог только взглядом транслировать, что он обо мне думает. Но мне было плевать. Что-то во мне словно умерло в ту минуту. Я склонилась над Ки Лиу и прошипела:

- Ну что, придурок? Нравится быть беспомощным? Быть полностью во власти более сильного?

Ки Лиу протестующе замычал. Я хмыкнула:

- Не нравиться? Я правильно понимаю?

Снова яростное мычание.

- Тогда слушай внимательно. Дважды повторять не буду. Еще раз попытаешься взять меня силой, больше никогда и ни с кем не испытаешь радости. А твой Бобик больше ни разу не гавкнет даже из будки.

Ки Лиу затих. Вряд ли он понял мое художественное сравнение. Но мой тон не оставлял сомнений в серьезности намерений. А чтобы до него точно дошло, я добавила:

- Паралич временный. Минут на двадцать, не больше. А вот бабу ты не захочешь еще с месяц.

Килл вытаращил глаза и снова что-то промычал. Но мне было все равно. Я заперта с этим уродом в ограниченном пространстве на очень длительное время. Первая ближайшая остановка через полтора месяца. И то, если не случится ничего непредвиденного. Поэтому, либо я сейчас воспитаю в нем уважение ко мне. Либо завтра рискую не проснуться. Не колеблясь ни минуты, я ударила в особую точку в паху килла.

Если бы он не был парализован от шеи и вниз, то, наверное, лишился бы сознания от боли. А так, сейчас он ничего не чувствует. А что я с ним сотворила, килл поймет уже утром, когда его дружок будет спать спокойным сном, игнорируя мужскую природу.

Расчет на то, что килла проймет временная импотенция, не оправдался. Вернее, Ки Лиу держался в стороне от меня ровно сутки. Вечером следующего дня он напал на меня в грузовом отсеке, где я при помощи андроидов сортировала грузы.

И опять меня спасла выучка командора Трана. Далеко не сразу, и отнюдь не легко и просто, но мне удалось одолеть озверевшего напарника. Наоборот, в первый момент, когда перед лицом мелькнула тускло поблескивающая стальная полоска десантного ножа, я оцепенела. Ки Лиу ощерился, как голодный волк по весне при виде добычи. Руку с ножом он предусмотрительно держал подальше от моих пальцев. Но все равно его это не спасло.

В этой схватке пострадали мы оба. Ки Лиу полоснул меня ножом по бедру, каким-то чудом не задев артерию. А я в отместку почти покалечила ему руку, пытаясь выбить из нее нож и основательно оттоптала пальцы на ноге.

После этого между нами установился вооруженный нейтралитет. Два года я спала вполглаза и ни на минуту не расставалась с бластером. Ки Лиу меня больше не трогал. Только смотрел. Но мне и этого хватало. Жить с постоянно натянутыми до предела нервами нереально тяжело.

Не знаю, сколько бы я еще так продержалась, но на одной из наших стоянок Ки Лиу, налакавшись в очередном кабаке гаранской самогонки, зачем-то полез на крышу этого самого бара. Планетка была холодная, постоянно заснеженная. Железная крыша бара – покрыта идеально ровным ледком. Говорили, что Ки Лиу напоследок очень красиво и лихо прокатился. А потом очень неудачно приземлился, свернув себе шею.

В этот раз, к счастью, меня не было и близко. Кроме того, руководство того жалкого подобия космопорта, в котором отстаивалось наше ржавое корыто, взяло на себя труд сообщить в центральный офис Почтовой службы о приключившемся несчастье. И подтвердило свои слова видеозаписью. Так же, мне предоставили напарника взамен безвременно почившего Ки Лиу.

Для меня невероятным сюрпризом было увидеть в качестве напарника, пусть и временного, арлинта. Маленький, хрупкий, словно высушенный, он затравленно смотрел на меня, когда начальник станции представлял нас друг другу. Оказалось, арлинт побывал в плену у пиратов. И каким-то немыслимым образом ему удалось сбежать. И теперь он пытался добраться домой. Не имея ни денег, ни документов.

Представляю, каким ночным кошмаром для него я предстала. После памятного выпускного в Академии, я постоянно брилась налысо. Была даже мысль радикально удалить волосы с головы. Чтобы больше никогда не росли. Но я так и не решилась. Вместо этого, после подставы игумара, пошла и сделала на затылке татуировку – паука черная вдова. Мне стоило немалых трудов отыскать это изображение на небольшом астероиде, где мы на тот момент отстаивались. Уговорить татуировщика оказалось в разы легче. Мастер-яоху моментально влюбился в жуткую картинку. И даже приукрасил ее, набивая на моей черепушке.

Мой светлый образ дополняли огромные булавки в ушах вместо серег, куртка-косуха поверх спецовочного комбинезона и десантный бластер на бедре. С ним я теперь не расставалась. Учитывая, что я всегда была худющей, меня с пьяну иногда принимали за саму Смерть.

Молчаливый арлинт назвался как Хи. Имя рода назвать отказался. И он ни черта не смыслил в космоплавании. Это он мне сказал сразу же, как только вышли от начальника станции. Зато он оказался замечательным киберпрограмистом и специалистом по роботехнике.

Пока мы ползали по космосу, Хи перечинил и перепрограммировал все, что только было можно. Сильно усовершенствовал систему управления кораблем. Так что мне одной было совершенно не сложно им управлять. И даже приспособил одного из погрузочных андроидов для силовых тренировок со мной.

Постепенно Хи оттаял. И начал со мною общаться. Я повеселила его перипетиями своего обучения в академии. И поведала о дружбе с арлинтами. Хи, услышав о соотечественниках, задумался. А меня пронзила тоска.

Я не видела Вальтана с того самого проклятого момента, когда Вальт улетел купаться в фонтан. У меня не было никаких сведений о месте его распределения. Проснувшись наутро после своей истерики, перед уходом из академии, я пыталась разузнать о Вальтане. Но мне куратор арлинта холодно ответил, что Вальт уже отбыл выполнять поставленную задачу. И это место не подлежит огласке. Мне оставалось только гадать, куда Вальта заслали.

Год с Хи на борту прошел для меня как в сказке. Арлинт должен был на одном астероиде пересесть с моего почтовика на рейсовый звездолет до своей родной планеты. Но неожиданно передумал. И решил добираться домой на почтовике. Как он сказал: долго, зато в приятной компании.

И все бы хорошо. Но плен у пиратов имел для Хи свои последствия. Итак мелкий, словно высушенный, арлинт становился все тоньше и тоньше. Очень плохо ел. Иногда сутками возясь своими железками, он вспоминал о еде только когда я начинала ругаться. Постепенно он слабел. А потом пришел кашель. Жуткий, выворачивающий наизнанку легкие, не дающий что-то съесть или выпить.

Мне с трудом удалось связаться с центральным офисом. Неровная, то пропадающая, то появляющаяся вновь связь не давала толком что-либо объяснить. Но по описанным симптомам штатный врач почтовой службы предположил сумильского червя. Этой дрянью пираты часто заражали нужных им людей. Расчет прост. Пока работаешь на пиратов, тебе дают сыворотку, сдерживающую рост червя. Сотрудничество расторгнуто по той или иной причине, и существо погибало в муках в течении года. На крупных цивилизованных планетах достать эту сыворотку можно было без особых проблем. Но мы с Хи находились прямо в центре полуизученного сектора. Слишком далеко от очага цивилизации. А медицинская капсула не могла избавить от размножившегося паразита.

Пока я, матерясь сквозь зубы, боролась с неустойчивой связью и давала пояснения карантинному врачу, Хи каким-то немыслимым образом добрался до мостика. Услышав за спиной душераздирающий кашель, я обернулась. И прочитала понимание своей участи в тусклых бирюзовых глазах. Хи понял, что он обречен. И надежды у него нет. Мы бы никогда не успели добраться до крупной планеты. Даже если бы свернули с маршрута.

Жутко было смотреть в эти блеклые, словно вылинявшие глаза, так сильно напоминающие мне Вальтана, и осознавать, что ничем не можешь помочь. Глаза, у которых был взгляд смертельно больной собаки. Которая все понимает, но ничего сказать не может.

Через двое суток кашель вдруг пропал. Совсем. Но осталась ужасающая одышка. Хи лежал, не двигаясь. И все равно каждый вдох ему давался с огромным трудом. Словно он на собственных плечах тащил в гору наш почтовик. Дыхание со страшным шумом вырывалось из его истерзанной груди.

Умом я понимала, что это уже конец. И жутко боялась оставить арлинта одного. И в то же время я до истерики боялась его смерти. Это было совсем не так, как в случае со свернувшим себе шею Ки Лиу. А других смертей в моей жизни пока не было.

Хи пролежал сутки, с трудом отвоевывая у смерти каждый вздох. Не смыкая глаз, слепо глядя в одну точку на потолке. А когда корабельный хронометр равнодушно начал отсчет вторых суток с момента исчезновения кашля, Хи вдруг прикрыл глаза и едва слышно прошептал, тяжело отдуваясь после каждого слова:

- Крис,… в… моем… левом… нагрудном… кармане…микрочип… Отдай… пожа…луйста,… кому-то… из… знакомых… арлинтов… Мои… сородичи… знают… что… делать.

На несколько долгих минут арлинт умолк. А потом тяжело добавил:

- Я тебя… умоляю… доставь… весточку… обо мне… моей маме.

На последнем слове из груди арлинта вырвался долгий свистящий хрип. Хи дернулся и затих. Навсегда.

Мне не нужно было фиксировать никаких особых подробностей, так как офис уже был в курсе моих обстоятельств. Поэтому я, обливаясь слезами, доверила тело Хи космосу. И осталась совсем одна на всем корабле. Впереди было семь месяцев полной изоляции.

***

Одиночество – это, наверное, самая страшная участь для человека. Через месяц полной изоляции я начала говорить со своим отражением в зеркале и с андроидом для тренировок. Ловила себя на том, что объясняю роботу, что буду сегодня делать, и приходила в ужас. А потом все повторялось опять. И это было куда страшнее, чем игра в молчанку с игумаром.

Иногда мне казалось, что я не выдержу. Просто сойду с ума. А потом вспоминала предсмертные слова Хи и говорила себе, что я не имею права сломаться.

Для себя я решила твердо – этот рейс последний. Через несколько месяцев заканчивается моя десятилетняя стажировка. Я почти не сомневалась в том, что меня тихо-мирно оставят на почтовых рейсах и дальше. Но у меня уже не было никаких моральных сил.

За десять лет у меня скопилась немалая сумма из не потраченного жалованья. Я смело могла себе позволить квартирку на любой из планет. И, даже если меня не возьмут в военный звездный флот, я была уверена в том, что место в гражданском звездоплавании мне обеспечено. Вот только доберусь до галанета. И разошлю резюме.

Домой, на Землю, я возвращаться не хотела. Я просто не представляла себя теперь, после всего пережитого, в нашем сонном тихом городишке. Не дай бог, прицепится второй дядько Павло! Я же убью, не задумываясь.

На Земле мне точно места не было. Несмотря на то, что родители почти в открытую мне говорили, чтоб возвращалась. А то они остались совсем одни.

Обещанная стройка так и не состоялась. Пан Черный, поняв, что ловить в нашем городишке больше нечего, продал моему папе свой кирпичный заводик, и свалил в неизвестные дали. Городок потихоньку хирел. Молодежь вся разъехалась кто куда, в поисках лучшей судьбы. Мои братья уехали по найму работать на Луну. Оба там женились. И возвращаться не собирались. Стешка поступила в институт в соседнем городе. Но еще на первом курсе нашла себе «прынца» и выскочила замуж. Рядом с родителями никого не осталось. Но для меня это был не повод возвращаться в то болото.

А сегодня у меня день рождения. Тридцать три года. Даже смешно. Когда-то мне казалось, что после тридцати – это уже глубокая старость. Почти пенсионный возраст. И вот эти тридцать три настали. И я действительно ощущаю себя древней старухой. Я жутко устала.

Я все-таки взглянула на свое отражение в полированной поверхности выключенного дисплея, хоть и противно на себя смотреть. Усталые, запавшие глаза цинично оглядели меня с ног до головы. Худющая, черная, словно засушенная. Я уже пару лет, как стала выглядеть гораздо старше своих лет. Космос никого не щадил. Ему было все равно. Живу я или нет. Что-то делаю или перестала существовать.

Я дернула головой, отгоняя наваждение. Хватит рефлексировать. Скоро я состыкуюсь с очередной перевалочной станцией, устроенной под искусственным куполом на астероиде. Завтра отдам все заказы. Что-то, может, продам. Но это будет завтра. А сегодня я пойду в бар. Пусть никто не знает о моем празднике. Плевать. Достаточно, что знаю я. И я сегодня буду праздновать.