Поле бесчестья

Глава 15

В баре Демпси никаких терминалов не было и в помине Клиентов здесь обслуживали самые настоящие официанты, что, учитывая зарплаты гражданской рабочей силы на самой оживленной верфи, вполне объясняло заоблачный уровень цен в этом заведении. А вот почему завсегдатаи соглашались выкладывать такие деньги, присутствие «живых официантов» объясняло только отчасти.

Бар и примыкающий к нему ресторан для многих и многих являлись излюбленным местом встреч, и на то имелись веские причины. У Демпси посетители чувствовали себя как дома, поскольку подобные заведения, являвшиеся своего рода визитной карточкой картеля Демпси, уступавшего могуществом и богатством разве что картелю Гауптмана, имелись практически в каждом городе Королевства и всюду были одинаковы. Фирму знали все, и хотя эти заведения не могли соперничать по изысканности и роскоши с «Космо» и не предоставляли таких пикантных развлечений, как некоторые ночные клубы, менеджеров компании сложившееся положение вполне устраивало Удобство, безукоризненное обслуживание и прекрасная кухня обеспечивали наличие постоянной и солидной клиентуры, которую не отпугивали даже высокие цены Чего и добивались владельцы.

Данное заведение располагалось чуть ли не в самой сердцевине «Гефеста», однако проектировщики приложили максимум усилий для того, чтобы сымитировать естественную окружающую среду. Разумеется, им пришлось выполнить все предписанные законом требования по оборудованию ресторана системами жизнеобеспечения и безопасности и установке необходимых указателей, однако, выложив огромные деньги, они получили в свое распоряжение отсек двойной высоты. Это позволило, смонтировав ложные потолки, скрыть от взора посетителей хитросплетение змеящихся кабелей и трубопроводов. За переплетами окон менялись голографические панорамы разных планет, причем каждому дню недели соответствовал свой вид. Сегодня, в понедельник, перед посетителями представал Сфинкс; над Явата-Кроссинг, вторым по величине городом планеты, синело холодное осеннее небо, и снаружи в зал заведения доносились уличные шумы. Ветерок даже доносил запахи зелени и уличной стряпни. Голограммы Демпси никогда не повторялись. В отличие от компьютерных моделей, используемых менее щепетильными рестораторами, здешние хозяева требовали производить записи на месте, возле таких же заведений на Мантикоре, Сфинксе или Грифоне, что придавало пейзажам особую прелесть. Многие посетители часами любовались знакомыми им видами, тем более что Мантикора и Сфинкс находились не так уж далеко от «Гефеста», что делало возможной трансляцию почти в режиме реального времени.

Многим могло показаться, что имитация планетарного пейзажа на станции, от которой до Мантикоры всего двадцать минут лету рейсовым челноком, не имеет особого смысла и представляет собой лишь свидетельство упорного следования традиции, но в действительности это играло свою роль. Персонал станции работал в особом режиме, графики дежурств и рабочих смен зачастую перекрывались, и для многих скоординировать свободное время с друзьями и возлюбленной, чтобы отдохнуть на поверхности планеты, было весьма затруднительно. Зато Демпси предоставлял им возможность встретиться и отдохнуть с комфортом, доставив планету прямо на орбиту. Прямо к столику.

Обнаружив, что его бокал пуст, полковник Сантьяго Рамирес прервал разговор с Полом Тэнкерсли и поднял руку, подзывая официанта. Стул под ним заскрипел, и офицер поморщился, хотя проектировщиков мебели винить не приходилось. Стулья не были рассчитаны на таких гигантов.

Приметив гримасу полковника, Пол спрятал сочувственную улыбку. У них с Рамиресом с самого начала обнаружилось много общего, и их знакомство быстро переросло в дружбу. Полковник оказался человеком чрезвычайно начитанным, разносторонним и наделенным чрезвычайно своеобразным чувством юмора, обнаруживать каковое он предпочитал как можно реже. Держался Рамирес несколько отчужденно, однако, когда сходился с кем-то поближе, ледок таял, так что они с Полом быстро обзавелись привычкой проводить свободное время в беседах на самые разнообразные темы, основательно подпитываемых превосходным пивом. Будучи иммигрантом, Рамирес умел видеть вещи, казавшиеся уроженцу Мантикоры очевидными, в совершенно неожиданном ракурсе, и Пол с интересом выслушивал его мнение. Тот факт, что полковник был предан Хонор, нисколько его не задевал: Пол полагал, что они подружились бы в любом случае.

Внешне суровый, подстать могучему сложению, Рамирес был одним из деликатнейших и воспитаннейших людей, каких только Тэнкерсли доводилось знать… но лишь до тех пор, пока речь не заходила о Народной Республике Хевен. Этот человек смертельно ненавидел Народную Республику и все с ней связанное. Уничтожение этой империи зла он считал целью своей жизни. Возможно, назвать его ненависть маниакальной было бы преувеличением, но не слишком большим.

Первый помощник Рамиреса Сьюзен Хибсон по отношению к Народной Республике была настроена отнюдь не столь непримиримо, как ее командир, зато лишь круглый дурак мог допустить по отношению к ней вольность. Причем никто не пошел бы на это дважды. Она не отличалась избыточной строгостью, и ее подчиненные были к ней привязаны, однако в какой-то мере и они ее побаивались. Помимо нахалов, она терпеть не могла дураков, а хуже всего пришлось бы недоумку, осмелившемуся предположить, будто для нее и ее бойцов бывает что-то невозможное.

Пол полагал, что различия между Хибсон и Рамиресом в известном смысле объясняются их физическими параметрами. Майор была ниже своего начальника на тридцать пять сантиметров и едва-едва дотянула до минимального роста, позволявшего зачисление в морскую пехоту. Однако нехватку силы она с лихвой искупала быстротой. Полковник вполне мог позволить себе роскошь добродушия, поскольку гигант со стальной мускулатурой просто не испытывал необходимости доказывать кому бы то ни было свою пригодность к солдатской профессии – в отличие от изящной и хрупкой с виду Хибсон. Служба в морской пехоте не сахар даже в сравнении с флотской – крови и грязи бойцам хватает с избытком. Пол не сомневался, что Сьюзен далеко не сразу удалось убедить всех, и не в последнюю очередь себя, что жизненная стезя избрана ею верно.

У столика появился подозванный Рамиресом официант, и полковник, улыбнувшись собеседникам, спросил:

– То же самое для всех?

Голос его был низким, но удивительно текучее произношение согласных придавало ему музыкальность. Сан-Мартин являлся одним из немногих миров, где колонистам удалось сохранить родной диалект, и Рамирес так и не избавился от акцента.

Послышался одобрительный гомон, диссонансом с которым прозвучало заявление Алистера МакКеона:

– Мистеру Тремэйну пива больше не наливать. Лейтенант Скотти Тремэйн негодующе фыркнул, и МакКеон со смехом пояснил:

– Нам, старичкам, поневоле приходится приглядывать за молодняком. Кое-кому скоро на вахту.

– Со всем подобающим уважением, сэр, – обиделся светловолосый лейтенант, – позволю себе заметить, что это высказывание основано на совершенно нелепых предубеждениях. У нас, молодых, организм крепче, а метаболизм активнее, что позволяет употреблять алкоголь без ущерба для умственной и физической активности. Чего, к сожалению, нельзя сказать о некоторых старых… хм… залуженных старших офицерах.

– Сразу видно, молодой человек, что вы слишком много времени проводите в сомнительном обществе. Такие, как главстаршина Харкнесс, хорошему не научат, – сказал МакКеон с напускной суровостью и озорным блеском в глазах.

Тэнкерсли поперхнулся смешком. Вся компания Рамиреса была ему симпатична, хотя привычка общаться в неслужебное время практически без учета чинов и званий поначалу удивляла. Большинству знакомых ему капитанов и в голову не приходило держаться с подчиненными на дружеской ноге и уж тем более обмениваться с ними шуточками, однако МакКеон ухитрялся делать это, ничуть не роняя свой авторитет и не порождая подозрений в том, что он заводит любимчиков. Как это у него получалось, Тэнкерсли не понимал, но получалось здорово.

– Харкнесс тут ни при чем, сэр, – отозвался Тремэйн. – Я всего лишь позволил себе сослаться на научно установленный факт.

– Ну конечно. – МакКеон снова улыбнулся и пожал плечами. – Хорошо. Еще одно пиво для мистера Тремэйна. Но уж потом он перейдет на газировку.

На сей раз в голосе капитана послышался едва уловимый намек на приказ, и молодой офицер с улыбкой кивнул. Официант занес заказ в электронный блокнот и удалился, а Хибсон со вздохом допила последний глоток из своей глиняной кружки.

– Признаться, я рада, что дела наконец устраиваются, – сказала она, возвращаясь к прерванному разговору, – но не могу не жалеть о том, что Бургундии не удалось это провернуть.

– Сделано – и аминь! – непривычно хмуро пробормотал Рамирес.

МакКеон кивнул. Тэнкерсли покачал головой.

– А вот мне, Сьюзен, не жаль, – заметил он и, когда остальные уставились на него с удивлением, пожал плечами. – На самого Павла Юнга мне наплевать, он просто противен, но не допустить его в палату лордов означало бы лишь усугубить ситуацию.

– Мне очень не хочется в этом признаваться, но по всему выходит, что вы правы, – сказал МакКеон. – Ну кто бы мог подумать, что этот поганец поддержит объявление войны… Меня с души воротит от мысли о согласии с ним по какому угодно поводу, и я ни на миг не поверю в то, что сукин сын мог измениться, но в данном случае он и вправду оказался полезным. А попытка не допустить его в Палату в конечном счете, раз уж о том зашла речь, лишь ухудшила бы дела капитана.

Пол серьезно кивнул, хотя уголки его губ шевельнулись в улыбке. Все его собеседники прекрасно знали, что они с Хонор любовники., все они были полностью на ее стороне и все до единого, включая МакКеона, командовавшего собственным кораблем, называли ее не иначе, как «капитан» или «шкипер».

– Думаю, сэр, вы правы, – с непривычной серьезностью заявил Скотти Тремэйн, – но мне не совсем ясно, из-за чего вообще разгорелся сыр-бор. Я хочу сказать, Юнг, так или иначе, унаследовал графство. Разве это не делает его членом палаты лордов автоматически?

– И да, и нет, Скотти, – пробормотал Пол, глядя в пустую кружку. Подошедший официант поставил на стол полную, и он сделал глоток, после чего продолжил объяснения: – Юнг, или теперь граф Северной Пещеры, действительно пэр Королевства, поскольку суд не признал его изменником и не приговорил к лишению гражданских прав. Но Конституция предоставляет палате Лордов право отказать в приеме человеку, даже наследственному пэру, сочтя его недостойным. Такого не случалось больше земного столетия, но привилегия Палаты сохраняет силу, и даже королева не вправе отменить такое решение, если оно будет принято двумя третями голосов. Именно на этом основании Бургундия выступил с предложением не допускать Северную Пещеру в палату как «проявившего постыдное малодушие».

Тремэйн кивнул, а Томас Рамирес прикрыл глиняной пивной кружкой гримасу отвращения. Будучи верным подданным королевы Елизаветы, он тем не менее находил справедливость наследственных привилегий по меньшей мере сомнительной. На Сан-Мартине до завоевания планеты Народной Республикой, разумеется, существовала своя элита – однако аристократии, которая в силу только лишь рождения пользовалась бы установленными законом преимущественными правами, там не было.

Конечно, он мог, хотя и под нажимом, признать, что аристократия Мантикоры имеет определенные заслуги перед Звездным Королевством, не говоря уж о том непреложном факте, что любая политическая система имеет внутренние, присущие ей недостатки. В конце концов, органы государственного управления создаются людьми, чтобы над людьми же и осуществлять власть, а люди несовершенны и способны испортить самую замечательную идею. Однако история с Павлом Юнгом и капитаном Харрингтон, а особенно последние события укрепили его неприязненное отношение к самой идее наследственной власти. Как и МакКеон, он не верил в перерождение Юнга, полагая, что ублюдок затаился и готовит какую-нибудь мерзость. Мысль о том, что подобный тип может войти в состав законодательного органа, ему претила, а позиция, занятая Палатой по поводу войны с ненавистной ему Народной Республикой, никак не добавляла лордам авторитета в его глазах.

Конечно, он вынужден был напоминать себе о том, что теперь и сама капитан принадлежит к аристократии, а многие люди или с честью заслужили свои титулы, или, получив их по наследству, доказали право занимать высокое положение. Полковник высоко чтил таких государственных и военных деятелей, среди них был герцог Кромарти и герцог Нового Техаса, граф Белой Гавани и баронесса Морнкрик. Иные, может быть не столь выдающиеся, по крайней мере осознавали свой долг и ответственность. Взять хотя бы герцога Бургундии и пятерых других пэров, протестовавших против принятия Северной Пещеры в Палату. Однако то, что глупость и своекорыстие некоторых представителей знати, с одной стороны, мешали Кромарти объявить войну Хевену, а с другой – позволяли преступнику и трусу играть роль государственного деятеля, не могло не бесить прямолинейного полковника.

– … и Правительство не смогло поддержать Бургундию, – объяснял между тем Тэнкерсли Тремэйну. – Своей поддержкой правительственного курса он спутал герцогу Кромарти все карты. В сложившихся обстоятельствах попытка проправительственных сил выступить на стороне Бургундии сыграла бы на руку оппозиции…

Не желая слушать, Рамирес принялся глазеть по сторонам. Конечно, он прекрасно понимал, что Тэнкерсли прав, но это не означало, что он должен восторгаться ситуацией, при которой Правительство вынуждено допустить в высший законодательный орган кусок дерьма, мерзавца и личного врага капитана Харрингтон. От подобных мыслей его мутило.

Он обежал зал глазами, и его внимание привлекло нечто необычное. Не понимая, в чем дело, Рамирес всмотрелся в светло-русого штатского, стоявшего, опершись локтем о стойку бара, с запотевшим бокалом в руке. Полковник прищурился, пытаясь вспомнить, где он мог видеть это лицо, однако так и не пришел ни к какому выводу. Возможно, он и не встречался с этим незнакомцем, а просто неосознанно отметил его изысканную, несколько театральную позу. Взгляд человека у стойки был направлен в зал, в сторону Рамиреса, и в какой-то миг они встретились глазами. Узнавания не произошло. Незнакомец повернулся к бармену, чтобы сделать заказ, а полковник пожал плечами.

– … так что у Бургундии практически не было шансов на успех, – заканчивал пояснения Тэнкерсли. – Он честный человек, его не зря называют «совестью палаты лордов», однако граф Северной Пещеры оказался нужным для Правительства, так что все обернулось не так, как хотелось бы.

– Понятно, – сказал Тремэйн, неспешно потягивая пиво, поскольку на следующую кружку ему рассчитывать не приходилось. – Понятно-то понятно, сэр, но ничего хорошего во всем этом нет. Этот тип наверняка затевает новую грязную игру, наверняка направленную против шкипера. Правильно я понимаю, что он высказался в поддержку войны для того, чтобы вынудить Правительство высказаться за предоставление ему места в палате лордов?

– Такая трактовка, безусловно, имеет право на существование, однако… – начал было Тэнкерсли, но осекся и поднял взгляд.

Рамирес повернулся, проследил, куда он смотрит, – и улыбка собрала к уголкам глаз полковника тоненькие морщинки. Он узнал приближавшуюся к столу крепкую с виду женщину в мундире старшего сержанта морской пехоты. Проседь в ее рыжих волосах указывала на то, что ей довольно много лет и она проходила процедуру пролонга уже в зрелом возрасте по одной из ранних методик.

– Ба, да это же «Ганни» Бэбкок! – воскликнул Рамирес, и женщина ответила ему улыбкой.

В королевской морской пехоте звание «ганни» – сержанта-бомбардира – перестало существовать уже три земных столетия назад. Однако на борту любого корабля старшего из сержантов морской пехоты по-прежнему называли «Ганни», а Айрис Бэбкок довелось послужить старшим сержантом батальона Рамиреса и Хибсон, расквартированного на «Бесстрашном».

– Добрый вечер, полковник… капитан… майор…

Бэбкок по очереди кивнула сидящим за столом офицерам и ухмыльнулась, когда Скотти залихватски козырнул ей в ответ. Не говоря уж о том, что в этом подразделении не принято было разводить церемонии вне строя, на Тремэйна просто никто не мог сердиться.

– Чему обязаны такой честью? – полюбопытствовал Рамирес.

Старшина снова обратилась к МакКеону:

– Я сейчас служу в отряде майора Естаченко, на корабле капитана МакКеона. Возвращалась на «Принц Адриан» и тут случайно заметила всех вас и майора Хибсон. Мы не виделись со времени вашего повышения в чине, вот я и решила засвидетельствовать свое почтение.

Рамирес кивнул. Демпси представлял собой гражданское заведение, а стало быть, совершенно нормально, если офицеры, старшины и даже рядовые из одного и того же подразделения встретились в зале. Поведение в таких не предусмотренных Уставами ситуациях регламентировалось неписаным, но хорошо известным каждому военнослужащему сводом правил. Тэнкерсли собрался было сказать что-нибудь подобающее случаю, но тут запищал его хронометр. Офицер бросил взгляд на циферблат и скривился.

– Черт! – выругался он. – Похоже, ребята, я с вами засиделся, а у меня назначено еще несколько встреч. – Пол допил пиво, встал и улыбнулся остальным. – Прекрасно посидели. Ну, еще увидимся. Пока.

Он кивнул Бэбкок, вставшей по стойке вольно, и повернулся к выходу. Остальные провожали его взглядами; Рамирес заметил, что Айрис улыбается. «Так, – подумал полковник, – без сомнения, Ганни, как и офицеры, числится в почитателях Хонор».

Но потом улыбка Бэбкок исчезла. Не истаяла, а исчезла мгновенно, сменившись мрачной угрюмостью, какую Рамирес видел на ее лице лишь единожды, когда, вломившись в подвальные отсеки базы «Ворон», они увидели, что сотворили масадцы с мантикорскими военнопленными. Вспыхнувшая в ее глазах ненависть поразила полковника своей внезапностью и силой.

– Ганни? – тихонько окликнул ее Рамирес.

Встрепенувшись, Бэбкок на миг встретилась глазами с полковником, а потом снова устремила взгляд куда-то в зал. На… на того самого человека у стойки, показавшегося смутно знакомым и самому Томасу. Он нахмурился.

– В чем дело, Ганни? – Теперь его голос звучал строго и властно. – Ты знаешь этого штатского?

– Так точно, сэр, – ответила Айрис с угрюмой злобой.

– Ну, и кто же он такой? – спросил Рамирес, чувствуя, что все остальные смотрят на них с удивлением. Впрочем, он и сам был удивлен – реакцией Бэбкок, собственным тоном и навязчивым предчувствием чего-то знакомого.

– Денвер Саммерваль, сэр, – невыразительно ответила Бэбкок.

Полковник с шумом выдохнул. Неожиданно все встало на свои места.

Он почувствовал, как напряглась Хибсон и нахмурился, подавшись вперед, МакКеон.

– Что случилось, Томас? – спросил капитан. – Кто этот малый?

– Вы его один черт не знаете, сэр, – пробормотал Рамирес, заставив себя разжать непроизвольно сжавшиеся кулачищи и повернуться к Саммервалю спиной. – Он был одним из наших.

– Не очень долго, сэр, – тихо вставила Сьюзен Хибсон.

– Он был нашим чертовски долго, мэм, – раздраженно отрезала Бэбкок, но тут же встряхнулась. – Прошу прощения, мэм.

– Не извиняйся, Ганни. Не за что.

– Может мне кто-нибудь объяснить, что тут творится? – начал закипать МакКеон. Рамирес невесело улыбнулся:

– Некогда достопочтенный Денвер Саммерваль – он родич герцога Кромарти, вроде как кузен – был офицером морской пехоты. Тридцать с небольшим лет назад его судили и уволили со службы за то, что он убил на дуэли своего товарища по оружию.

– На дуэли?

МакКеон бросил взгляд в сторону бара, и Бэбкок скрипнула зубами.

– Если можно так сказать, сэр, – ответила она тем же невыразительным тоном. – Убитый им офицер, лейтенант – мой лейтенант, я служила сержантом под его началом, – был даже моложе присутствующего здесь мистера Тремэйна – кстати, очень на него похожего. Сущим ребенком, славным, но совсем еще зеленым. Но оказалось, что у его семьи есть враги, и капитан Саммерваль спровоцировал вызов. То был фарс, по сути убийство, но убедить в этом мистера Тэрстона мне не удалось.

На угрюмом лице старшины читалось холодное самоосуждение, почти столь же сильное, как отвращение к Саммервалю. Она до сих пор корила себя за то, что не уберегла юного офицера, о котором, по ее представлениям, должна была заботиться.

– То была не твоя вина, Ганни, – буркнул Рамирес. – Насколько я слышал, у Саммерваля была дурная слава, и лейтенанту Тэрстону следовало сообразить, что происходит.

– Но он не сообразил, сэр. Он поверил, что пусть неумышленно, но действительно нанес Саммервалю незаслуженное оскорбление. И его рука дрогнула. А вот у этого негодяя не дрогнула: он попал точно в цель. За что ему и заплатили.

– Это не доказано, – возразил Рамирес.

Бэбкок фыркнула так, что еще чуть-чуть, и это могло бы быть сочтено нарушением субординации. Однако полковник, оставив ее выходку без внимания, повторил:

– Доказано ничего не было, но я думаю, что ты права. И Корпус косвенно признал это, изгнав Саммерваля со службы.

– Только вот для мистера Тэрстона было уже слишком поздно, – полушепотом произнесла Бэбкок и снова встряхнулась. – Прошу прощения, сэр. Мне не следовало так говорить. Просто… эта неожиданная встреча… после стольких лет…

– Как уже сказала майор Хибсон, извиняться не за что. Я знал эту историю, но понятия не имел, что в то время ты служила во взводе Тэрстона.

Рамирес снова нахмурился и еще раз взглянул через плечо в сторону стойки бара, как раз в тот момент, когда Саммерваль расплатился и направился к выходу.

Глаза полковника сузились.

– Я ничего не слышал, чем занимался этот парень в последние годы, – сказал он, размышляя вслух. – А кто-нибудь из вас? Ганни? Сьюзен?

– Нет, сэр, – ответила Бэбкок. Хибсон молча покачала головой.

– Странно, – пробормотал Рамирес, почесывая бровь, и мысленно наказал себе, что не помешает сообщить о появлении Саммерваля в разведслужбу морской пехоты. Эти ребята считают не лишним быть в курсе всего, что касается любой дурной овцы из их стада. Даже если официально овца к «их» стаду уже не относится.

– Может, это простая случайность, – проговорил он, продолжая озвучивать свои мысли, – но мне интересно, что привело на борт «Гефеста» платного бретера, прекрасно знающего, как относятся к нему в морской пехоте.