ЧАСТЬ 1. Dance Macabre

Интерлюдия

— Господин Кристо!.. — робко поскребшись, горбатый Валь приоткрыл дверь и просунул внутрь кабинета голову. — Господин Кристо!

Голос его звучал взволнованно, что было довольно необычно. Валь всегда говорил очень тихо, очень почтительно, очень спокойно. Впрочем, необычно было уже то, что он решился отвлечь хозяина от работы. Заинтригованный, Кристиан оторвался от планшета и повернулся к слуге.

— Что тебе нужно, Валь?

— Простите, господин Кристо, но к вам гость, желает вас видеть. Очень настойчивый.

— Кто такой?

— Я не знаю его, господин Кристо!

— Хотя бы как он выглядит?

— Молодой человек, — с готовностью отозвался Валь, преданно глядя в глаза хозяину. — Держится очень просто, но, мне кажется… — он понизил голос, — он — носферату. Хотя очень, очень молодой, просто невероятно.

Кристиан приподнял брови. Незнакомые носферату не каждый день заглядывают в гости. Даже и очень молодые. Валь, конечно, мог и ошибаться, но чутье на высших носферату у него, как у любого младшего вампира, развито очень сильно.

— Хорошо, я сейчас выйду, — сказал Кристиан. — Он ждет в гостиной?

— Да, господин.

Поклонившись, Валь неслышно удалился. Он всегда старался быть бесшумным и незаметным и привлекать к себе как можно меньше внимания. И при этом стремился услужить в любой мелочи. Его почти рабская услужливость иногда бесила Кристиана, но тут уж ничего нельзя было изменить: таким его сделал Лючио.

Задержавшись на минуту, чтобы погасить планшет, Кристиан вышел в гостиную. У этажерки с безделушками, спиной к двери, стоял невысокий мужчина в черном пальто свободного и весьма экстравагантного покроя. Его едва волнистые волосы тщательно расчесанными прядями падали на плечи и спину. Как бесшумно ни двигался Кристиан, гость все же услышал его и обернулся. Из тучи темных волос, как звезда, сверкнуло бледное треугольное лицо утонченной, почти женственной красоты. Гость и сложен был почти как девушка или подросток — тонкий стан, узкая талия, длинная шея (скрытая, впрочем, высоким воротом свитера). В одну секунду вобрав в себя его облик, Кристиан застыл на месте.

— Илэр!.. — прошептал он потрясенно.

Молодой носферату! — мелькнули в памяти слова Валя.

Илэр тряхнул отросшими локонами и смущенно улыбнулся.

— Какой забавный этот горбун, — заговорил он с неестественным оживлением, стараясь заполнить словами повисшую тишину. — Кто он? Твой слуга? Никогда не видел вампира с таким заметным… физическим недостатком.

— Валь — несчастное существо, — медленно проговорил Кристиан, глядя на Илэра и осторожно, шаг за шагом, подходя к нему. — Он служит мне, потому что я некогда спас ему жизнь… Илэр!.. Боже мой, Илэр, я уже не надеялся увидеть тебя когда-нибудь! — Кристиан порывисто обнял его и крепко прижал к себе.

— Я ужасно скучал по тебе, — пробормотал Илэр, уткнувшись лбом ему в плечо. — Проклинал тот день, когда так глупо взбрыкнул и сбежал к тете Эрике. Но не мог заставить себя вернуться. Все это дурацкая гордость, понимаешь?

— Понимаю, — улыбнулся Кристиан. — Полагаю, ты все же как-то совладал с ней, раз вернулся?

— Боюсь, от нее мало что осталось, — мрачно сказал Илэр. — Я многое понял из того, что ты говорил тогда… Помнишь? Потрясающим дураком я был.

— Илэр… — осторожно сказал Кристиан, отстраняя от себя гостя и пристально вглядываясь в лицо, которое казалось по-юношески свежим. Даже непонятно было, пользуется Илэр уже бритвой или нет. А ведь ему исполнилось двадцать шесть лет. Человеческих лет. — Илэр, скажи мне… ты… прошел… превращение?

Глава 1

I hate my flesh,

It's dimension poisoned my soul with doubt

It made me question

The essence of the I

Emperor "With Strength I Burn"

Мне ненавистна собственная плоть

Из-за нее душа моя отравлена сомнением

Из-за нее я мучаюсь вопросом

О том, кто я есть

Тетя Эрика совсем не удивилась моему приезду. Вероятно, Кристиан позвонил и предупредил ее, пока я был в пути. Не знаю, что он сказал, как объяснил причины моего поступка; я не спрашивал об этом ни его, ни тетю, хотя долгие месяцы мучился любопытством. Но моя обида, моя злость на Кристиана были так сильны, что я поклялся себе никогда не упоминать вслух его имени, а по возможности, вовсе забыть о нем. Забегая вперед, скажу, что, конечно, забыть его я не смог: наши души были связаны навечно. Как ни напыщенно это звучит, но это правда. И все-таки следующий отрезок своей жизни, длиной ни мало, ни много десять лет я провел вдали от Кристиана, не видел его и не говорил с ним. Единственной связующей ниточкой между нами оставались письма Агни, но он ничего не знал о нашей переписке, хотя мы довольно часто упоминали его имя. Но об этом позже. А пока, все-таки забудем о Кристиане.

О следующих четырех годах моей жизни можно рассказать буквально в нескольких словах. Особо расписывать здесь нечего.

Город, где жила тетя Эрика, оказался совсем не похож на наш мегаполис, где я родился и прожил шестнадцать лет, где в центре вздымаются к небу стоэтажные высотки, а периферия застроена частными одно- и двухэтажными особнячками; если бы вы захотели пересечь его из одного края в другой, вам понадобился бы не один час. Я редко бывал в центре, в деловой части города, но все же и я ощутил контраст, едва сойдя с поезда на главном вокзале. Место, куда я приехал, было по-настоящему старым. Со всех сторон меня окружали постройки прошлого и позапрошлого веков; если среди них и имелись новые здания, то они были очень ловко подогнаны под общий ретро-стиль и ничем не выделялись. Улицы были одна уже другой, так что на иных двум пешеходам было затруднительно разойтись; деревья росли только во дворах, да и тех было немного. Зато в изобилии было кованых оградок, крылечек, перил и ворот — все очень красивое, старинное, добротное. Перед тем, как пойти к тете, я немного побродил по тихим пустынным улицам, и город неожиданно мне понравился. Впрочем, как оказалось после, пустынность объяснялась исключительно ранним часом: днем, и особенно вечером, улицы наполнялись людьми.

Квартира, куда я в конце концов пришел, находилась в длинном пятиэтажном доме, по фасаду украшенном медальонами с женскими головками. А может, то были медузы горгоны — уж очень их волосы походили на извивающихся змей. Такие гулкие подъезды с вытертыми гранитными ступенями лестниц, с затейливо изогнутыми перилами, я видел только в кино. В девять утра я поднялся на пятый этаж и надавил на кнопку звонка, втайне надеясь, что тетя Эрика уже ушла на работу, и мне никто не откроет. Тогда я мог бы вернуться на улицу и предаться самоуничижению и саморазрушению, начать бродячую бездомную жизнь и вскоре умереть где-нибудь в канаве от голода или от холода. В тогдашнем настроении это меня вполне устроило бы. Я был страшно зол и обижен на весь мир, а в особенности на себя и на Кристиана. О нем я вообще не мог подумать, не заскрипев при этом зубами.

Но тетка была дома. Она впустила меня, ничуть не удивившись, как я уже упоминал, и ни о чем не спрашивая, как будто я десять лет прожил у нее и вернулся с каникул.

— Вот здесь, — сказала она, жестами сопровождая свои слова, — будет твоя комната. Устраивайся.

Я был обескуражен и на время позабыл про злость. Такого ли приема я ожидал? Свалиться с чемоданом на голову человеку, которого в жизни видел от силы пару раз, и объявить ему, что намерен у него пожить до совершеннолетия! Неважно, что после похорон отца она предлагала перебраться к ней — это была дань вежливости, не более. Не думаю, что она испытывала ко мне родственную любовь. Тем не менее в обращении со мной тетя Эрика не выказала ни капли неудовольствия, вела себя очень естественно. Я оценил это, и, пока не перебрался в общежитие от колледжа, старался не слишком ей докучать. Вспоминая это время, могу сказать, что друг с другом мы были очень вежливы и предупредительны, едва ли не раскланивались при встречах. Тетя Эрика вообще оказалась очень мягкой и приятной в общении женщиной. К тому же, она обладала весьма замечательной внешностью — в том же духе, что и мой отец; хотя красавицей ее, пожалуй, сочли бы немногие. Удивительно, что при всех своих достоинствах она так и не вышла замуж и не обзавелась семьей. Работа поглощала все ее время: она возглавляла редакторский отдел городской газеты. Пару номеров этой газеты я просмотрел от нечего делать — обычная мешанина местных криминальных новостей, отчетов о городских мероприятиях и посвященных последним веяниям моды статеек. Абсолютно ничего интересного. Совершенно непонятно, зачем ради такой ерунды убиваться на работе двенадцать часов в сутки, как моя тетя Эрика… и зачем человеку, который приходит домой только чтобы поспать, нужна квартира из пяти комнат, на продумывание интерьеров которых было потрачено явно немало времени. Обставлена квартира была в стиле модерн, к тому же тетя оказалась большой поклонницей творчества Мухи. Копии с его литографий присутствовали в каждой комнате; среди обычных репродукций я обнаружил "Даму с пером", весьма живописно вышитую разноцветным шелком. Не знаю уж, кто над ней трудился, тетя Эрика или кто-то еще; но мне она не понравилась. Вообще все эти Мухинские картинки показались мне слишком слащавыми.

Большую часть времени, что я прожил у родственницы, квартира оставалась в моем единоличном распоряжении. При желании можно было творить какой угодно произвол — хоть устраивать вечеринки, хоть водить каждый вечер девчонок. В новой школе я один располагал такой роскошной, к тому же свободной жилплощадью, поэтому несколько прецедентов, как говорится, имели место быть. Однокашники обращались ко мне с предложениями собраться и погудеть у меня "на хате"; я частенько соглашался, но при условии, что собравшееся общество будет держаться в рамках приличий. Тетя Эрика относилась ко мне снисходительно, даже слишком, ничего не запрещала и не пыталась меня «воспитывать»; и мне не хотелось отплатить ей, устроив в ее квартире балаган и вертеп. Так что все вечеринки — немногочисленные, впрочем, — проходили тихо и мирно, в духе великосветских собраний. Вообще в новой школе меня почему-то считали этаким мрачноватым романтиком и аристократом, чем-то вроде Чайльд Гарольда, не знаю уж, почему. Может, я со стороны и впрямь выглядел этаким рефлексирующим страдальцем? Но внутри я не ощущал ничего подобного. Разве только внешность моя располагала к таким выводам.

Кстати о внешности. В выпускном классе я вдруг обнаружил, что нравлюсь многим девчонкам. Не сочтите это заявление следствием завышенной самооценки или проявлением нарциссизма; уверяю вас, на самом деле так оно и было. Что находили во мне девушки, оставалось для меня загадкой, поскольку я вовсе не принадлежу к тому типу мачо, которые обычно являются мечтой подавляющего большинства старшеклассниц. Ростом я не вышел, многие девчонки смотрели на меня сверху вниз, даже не вставая на каблуки. Да и сложения я едва ли не хилого; из-за этого и из-за маленького роста выгляжу моложе своих лет; нет у меня ни бугрящихся мышц, ни золотистого загара, ни ослепительной белозубой улыбки. Вот улыбки — особенно, по жизни я мрачноватый тип и всегда был таким. И однако же многие девчонки, глядя на меня, едва ли не облизывались. Честно говоря, мне становилось не по себе, когда замечал их плотоядные взгляды. Периодически я получал записочки с приглашениями пойти в кино, в клуб или еще куда-нибудь. Временами приглашения были весьма настойчивыми. На переменах ко мне подсаживалась какая-нибудь одноклассница и медовым голоском просила объяснить непонятную тему. Но, ей богу, я не делал ничего, чтобы привлечь внимание! Ни одна из наших девчонок мне даже не нравилась. Не знаю почему, всех их я сравнивал с Агни, и сравнение выходило не в их пользу; притом что за все годы нашего с Агни знакомства я не очень-то ею интересовался, а теперь она то и дело всплывала в моих воспоминаниях…

Еще чуть позже я заметил, что интересуются мною не только девчонки. Множество людей, знакомых и не очень, горели желанием пообщаться со мной; то и дело кто-нибудь набивался мне в друзья. Такое всеобщее внимание начинало меня беспокоить. Вы, может быть, скажете: ерунда! кто в восемнадцать лет не хочет нравиться всем? Но я этого не хотел, право же, не хотел. Предпочитая держаться в тени, я желал только оставаться незамеченным. Я старался одеваться как можно более неброско, редко вступал в разговоры, но ничего не помогало. Людей продолжало тянуть ко мне как магнитом, и чем дальше, тем сильнее это становилось заметно. Беспокойство перерастало в панику. Что ни день, вспоминался Лючио с его невероятной харизматичной аурой. Как я боялся стать таким же, как он! Этот страх преследовал меня даже во сне, хотя трудно сказать, в чем именно он выражался. Я с маниакальным упорством принялся сознательно и подчас грубо отталкивать всех, кто пытался со мною сблизиться, и к окончанию школы добился того, что растерял всех новоприобретенных друзей. Сейчас смешно вспоминать об этом, но тогда я вздохнул с облегчением. Значит, ничего сверхъестественного во мне не было, никаких чар. А то ведь я было подумал, что это дает о себе знать моя нечеловеческая кровь…

После окончания школы я не думал долго, куда податься. Повинуясь какому-то наитию, я подал документы на журналистское отделение известного столичного вуза, успешно сдал экзамены и был зачислен на курс. Вообще-то я никогда не собирался стать журналистом и даже не читал периодическую прессу — за исключением игровых и музыкальных журналов. Но то ли я проникся увлеченностью тети Эрики, то ли подсознательно почуял, что благодаря проявившейся способности располагать к себе людей могу добиться на журналистской стезе значительных успехов… не знаю.

Я собрал вещи, сердечно попрощался с тетей Эрикой и отбыл в столицу, где меня ждала комната в студенческом общежитии. На новом месте, ничем не связанный, я мог вести какой угодно образ жизни, тем более что и в денежном плане ничто меня не ограничивало. Будучи несовершеннолетним, я каждый месяц получал от родственницы вполне достаточную сумму денег, которой мог распоряжаться по своему усмотрению. Откуда брались деньги, я знал, конечно, но старался об это не думать. Когда же мне исполнилось восемнадцать, в мое распоряжение поступил весьма солидный капитал. Я обнаружил себя владельцем немаленького банковского счета, ценных бумаг и, в придачу, кое-каких безделушек, хранящихся в сейфе банка в моем родном городе. О безделушках я ничего не знал и знать пока что не хотел, а деньги пришлись весьма кстати, чтобы оплатить обучение и обеспечить себя. Теперь я ни от кого не зависел, и это весьма радовало.

В столице меня нагнало письмо от Агни, посланное еще по старому адресу и переправленное тетей Эрикой. В восторженных выражениях Агни сообщала, что вышла замуж и скоро уедет из города; к письму прикладывалась свадебная фотография. Агни пополнела, похорошела и выглядела донельзя счастливой, а вот физиономия его новоиспеченного супруга мне не понравилась. И не только потому, что лет ему было от силы двадцать, и выглядел он типичным представителем байкерско-рокерской братии. Гораздо сильнее меня обеспокоило его сходство с одним нашим общим с Агни знакомцем. С Лючио, короче говоря. Это означало только то, что какие-то узелки, завязанные этим прекрасным чудовищем в памяти Агни, так и остались неразвязанными… Еще хуже, что свадьба состоялась без ведома — или, вернее, без согласия, — родителей. Матери Агни, впрочем, было ровным счетом безразлично, за кого там выходит замуж ее дочь, а вот отец невесты резко выступил против. Кто бы его послушал. Вообще-то, Агни любила отца, но в данном случае чувства к лохматому и небритому красавчику Рону оказались сильнее.

Письмо меня расстроило. Лучше бы Агни, если уж ей так захотелось замуж, вышла за Хозе! Тогда, по крайней мере, ей не пришлось бы уезжать. Три года они с Хозе были вместе; правда, отношения их безоблачными никто не рискнул бы назвать, они то сходились, то ссорились и вновь разбегались, но все-таки… все-таки… Хозе был старый друг. А этот Рон… черт его знает, что он такое. Мучило меня подозрение, что впечатлительная Агни клюнула исключительно на внешность, и то потому, что сработал поставленный Лючио внутренний "маячок".

* * *

Комнату в общежитии мне предстояло делить с двумя соседями, и я немного нервничал, удастся ли нам поладить. Познакомились мы в день моего приезда. Рослый, молчаливый Дикки изучал программирование каких-то навороченных современных станков; Василь занимался тонкой электроникой, назначение которой осталось для меня тайной. Получалось, что я остался в меньшинстве — один гуманитарий против двух технарей. К тому же оба учились на старших курсах. Зажили мы, однако, мирно. Дикки никогда не лез в чужие дела и не терпел, когда к нему совали любопытный нос; в этом мы вполне понимали и поддерживали друг друга. Василь, при первом же взгляде на физиономию которого вы тут же исполнялись уверенности, что другого такого пройдохи на белом свете нет, был по уши занят личной жизнью, и окружающими не очень-то интересовался. Одновременно он умудрялся встречаться с таким количеством девчонок, что оставалось только удивляться, как он в них не запутался, и когда успевает еще и учиться. А учился он неплохо, преподаватели хвалили. Да и в железе он разбирался лучше всех на курсе. И девушкам Василь нравился, что только облегчало ему и упрощало охмурение этих самых девушек.

Первые два года я вел жизнь почти отшельническую. Исправно посещал все лекции, а после занятий корпел над книжками и почти никуда не ходил; только изредка Василю удавалось вытащить меня на какую-нибудь вечеринку. Еще толкался на рок-сейшенах, но о них речь пойдет ниже. Постепенно студенческая жизнь захватывала меня все сильнее, я вылез из своей скорлупы и обзаводился знакомствами. Людям я все так же нравился, многие охотно общались со мной. Но я никак не мог заставить себя получать удовольствие от собственной харизматичности, мне все чудился подвох, и я даже знал, в чем он заключался. Моя кровь. Половинчатая, а может быть, даже и полностью нечеловеческая. Чем дольше я ломал голову над этим вопросом, тем очевиднее становилась необходимость выяснить все раз и навсегда. Кто был моим отцом — человек, который растил и воспитывал меня пятнадцать лет и которого я звал этим словом; или же другой, с душой древней и злобной, прекрасный лицом убийца и циник Лючио? Когда-то мне казалось, что ответ на этот вопрос лучше не искать. Но теперь я хотел его получить. Я хотел знать наверняка.

Но не было рядом никого, кто мог бы помочь прояснить мое происхождение. Мало того: никто из тех, кто был рядом, даже не знал ничего о моем необычном интересе. Разумеется, я не рассказывал всем направо и налево, что моя мать — младший вампир, а отец — то ли носферату, то ли его жертва. Слишком очевидно, чем заканчиваются такие разговоры.

Мне исполнилось двадцать лет, когда я начал искать. Искать нелюдей, тех, кто пил кровь и, убивая других, продлевал свою и без того долгую жизнь. Весьма кстати пришлась выбранная профессия: прикрываясь журналистскими расследованиями в рамках очередного курсового проекта, я мог задавать какие угодно странные вопросы. При этом, правда, старался не переусердствовать. Я спрашивал о людях, которые ведут необычный образ жизни, или же выглядят не совсем так, как им бы следовало выглядеть в соответствии с их возрастом; разузнавал о внезапных смертях, связанных с большой потерей крови или странными, ни на что не похожими ранениями. Со временем я приобрел репутацию чудака и романтика, обчитавшегося Стокера и вампирских хроник Энн Райс. Это было очень кстати: теперь я мог расширять зону поисков, не только отговариваясь написанием статеек в студенческую газету, но и прикрываясь удовлетворением специфического интереса. Собирание сведений и слухов о вампирах представлялось моим хобби.

И еще один момент. Открытыми расспросами я надеялся привлечь к себе внимание настоящих носферату.

За год я услышал множество легенд и слухов, девяносто девять процентов из которых ничего не стоили. Но оставался один процент, который вроде бы содержал зерно истины. Однако же набрести на след местного вампирского клана мне не удавалось. То ли представители его очень хорошо скрывались, то ли я им был неинтересен. А может быть, и то, и другое вместе взятое. Но я не терял надежды и продолжал расспросы и поиски.

Вы можете сказать, что существовал другой, более легкий путь — забыть обиду, проглотить гордость и набрать номер Кристиана. Он обрадовался бы мне, без сомнений, хоть и не пытался ни разу связаться со мной, и помог бы, чем смог. Но… гордость была сильнее меня, а горечь обиды с годами не становилась слабее. Я не мог заставить себя простить Кристиана, и с упорством все шел и шел вслепую, петляя, топчась на месте, но мало-помалу, как я надеялся, продвигаясь вперед.

* * *

Особо, как я и обещал, нужно рассказать про рок-сейшены, потому что именно с ними связано начало моей истории. Впрочем, приставка «рок» тут не совсем уместна. Вернее было бы использовать слово «металл», поскольку тяжелый рок и тяжелый металл — не одно и то же. Но поскольку «металл-сейшен» звучит несколько неуклюже и неудобоваримо, остановлюсь просто на определении «сейшен», подразумевая, что речь идет о концертах металлической, чаще всего — блэковой — музыки. Именно блэк оставался моей главной страстью при всей моей внешней безобидности.

Пристрастившись к нему еще в школе, я ограничивался домашним прослушиванием записей — на хорошей аппаратуре, в уединении, предпочтительнее раскинувшись на постели и полностью отдавшись на волю бешеной стихии гитарных риффов и жесткого скриминга. На концертах же была давка, была разгоряченная пьяная толпа, шум, драки и всякие непристойные выходки. Меня все это не интересовало… до поры, до времени. Уже когда я жил у тети Эрики, то от скуки однажды решил сходить на выступление какой-то местной блэкушной группы. Сначала я устроился у стены и больше внимания уделял публике, чем происходящему на сцене. Публика того стоила! Вождь какого-нибудь африканского племени каннибалов удавился бы от зависти, глядя на раскрашенные физиономии поклонников блэк-арта. При нанесении всей этой боевой раскраски, призванной, надо думать, устрашать окружающих, было проявлено немало фантазии. Присутствовали и готы, или, скорее, личности в около-готическом макияже, поскольку трудно представить, что забыли бы настоящие готы на этом шумном и агрессивном действе. Кожа, заклепки, кружева, шелк, золотые и черные тени на веках парней и девушек, белила и сажа — все смешалось, напоминая какой-то мрачноватый карнавал. Я смотрел, распахнув глаза, не замечая толчков — то и дело кто-нибудь не очень трезвый, от кого за милю шибало алкоголем и табаком, налетал на меня. Далеко не сразу сознания моего достигла музыка, гремящая из огромных колонок по бокам сцены. Играло что-то очень «тру», гитары шумели, барабанные палочки мелькали с такой скоростью, что размазывались в воздухе, солист надрывался, обливаясь потом, так что черно-белый грим его тек по лицу. И музыка захватила меня. Точнее, не музыка, а та древняя, почти первобытная стихия, в ней живущая. Я прислонился к стене и закрыл глаза. Мозг мой взорвался изнутри, и голову наполнил рев ветра, рычание налетающих на скалы волн, лунный свет и крики людей, гибнущих в кораблекрушении… Никакая, даже самого лучшего качества, студийная запись никогда не даст такого эффекта — тогда я это понял, и с того вечера начал ходить на все сейшены, объявления о которых попадались мне на глаза. Сначала я не подходил близко к сцене — забирался в уголок, закрывал глаза и позволял музыке трепать меня и размазывать по стенам. Но скоро этого показалось мало, я рискнул влезть в неистовствующую толпу, и стал проталкиваться к сцене… Вы знаете, как это, когда десятка два молодых разгоряченных ребят начинают со всей силы пихаться и толкаться, с разбега влетая ногами в плотно сбившуюся массу людей? Когда к забравшемуся на мониторы и неосторожно свесившемуся через край сцены фронтмену тянутся десятки жадных рук — чтобы оторвать что-нибудь на счастье — неважно, клок майки или прядь от мотающихся по воздуху длинных волос? Когда от сигаретного дыма и винных паров воздух становится мутен и разъедает глаза? Когда особо восторженный фанат, очумев от счастья и адреналина, ничего вокруг не видя, лезет на сцену, и охранники хладнокровно, ногами спихивают его в толпу, которая принимает его на руки — на множество рук, — и несет через ползала, а там отпускает? Когда после концерта пол усеян разбитыми браслетами часов, сорванными серьгами и кольцами пирсинга? Когда люди — парни и девчонки — выходят после концерта с разбитыми лбами, залитые кровью, как после побоища?.. да это и есть побоище… Словами не передать безумную, накаленную атмосферу этих концертов. Говоря короче, я получал свою дозу адреналина.

Не обходилось и без инцидентов. Несколько раз меня крепко колотили — ну да, избивали самым натуральным образом. За что? В первую очередь за то, что я выглядел как цивил. Да и просто я попадал под горячую руку, оказывался в ненужном месте в ненужное время. Вы только не подумайте плохо обо всей металлерской братии в целом. Среди этих ребят попадаются и вполне приличные, милые люди — особенно на трезвую голову, — и настоящие безбашенные подонки. Как и в любом сообществе, впрочем. Просто не все любят чужаков; а я выглядел именно как чужак, цивил, ошибившийся адресом. В общем, сам был виноват.

Ну и конечно, несколько раз мне крепко попадало в толпе, в самой мясорубке у сцены, но в этом угаре могло случиться что угодно, и никто не был застрахован от травм.

На сейшенах я отрывался. Никогда не считал себя агрессивным человеком, но однажды, обнаружив способ, пусть и несколько экстремальный, сбросить накопившееся подспудно напряжение и агрессию, я уже не мог обойтись без этих толкучек, без бьющей по ушам и мозгам жестокой музыки и того дикого, что она несла в себе. В эти часы душа моя отделялась от тела, о существовании которого я почти забывал.

Да будет блэк.

Аминь.

Однако, пора переходить к сущности дела.

Интерлюдия

— Илэр… ты… прошел… превращение?

Бледное лицо Илэра вспыхнуло.

— Тебя только это и интересует? В любом случае, Крис, это долгая история, в двух словах не рассказать.

— Не говори об этом, если не хочешь.

— Нет, я хочу. Только… не так сразу. Эту историю надо рассказывать сначала. Ну а ты как, Крис? Неужели снова один?

— Об одиночестве говорить не приходится, — возразил Кристиан. Он все смотрел на Илэра и не мог наглядеться. Вдруг он спохватился:

— Ты почему не раздеваешься? Снимай же пальто. Или ты уже уходишь?

— Да нет, — Илэр глянул на него исподлобья, смущенно. — Понимаешь, я не знал, как ты меня примешь. Боялся, что выставишь за дверь, едва увидев…

— Илэр!..

— Дурак я, болван и дурак, — покаянно сказал Илэр и одним движением освободился от пальто, оставшись в темном свитере и темных же прямых брюках. — Но ты не думай обо мне совсем уж плохо. Мне сказали, что не стоит соваться на чужую территорию, а если уж сунулся, то надо ходить с оглядкой. Если, конечно, это не твоя территория, Крис… Но я уже ни в чем не был уверен.

— Кто тебе сказал это?

— Мой… учитель.

— Я знаю его?

— Думаю, да. Даже наверняка знаешь…

Глава 2

But if all I see is darkness

Let me die and wake up blind

Dark Tranquility "Alone"

Но если я вижу только тьму,

Позволь мне умереть и воскреси слепцом

Концерт давала местная группа. Играли ребята неплохо, правда, вдохновлял их Summoning, и это было заметно. Слишком заметно. Не имею ничего против их творчества — в одной рецензии я читал о "холодных, пышных, горделивых сказаниях", и это определение как нельзя лучше характеризует музыку Summoning, — но это вещи не концертные. Их нужно слушать, забившись в темный холодный уголок, в идеале — в подвал, — и, предпочтительно, в одиночестве. Я не полез к сцене, а, насколько позволяла обстановка, постарался устроиться с комфортом. Сейшен проходил в старом клубе, зал которого в несколько ярусов опоясывали балконы, стилизованные под театральные ложи — но только снаружи, внутри же они представляли собой сплошные галереи. Смотрелось это стильно, но с боковушек лож совершенно не видно было, что происходит на сцене, поэтому они пустовали. Народ в основном толпился и бесновался внизу. Меня же зрелище как раз совершенно не интересовало, и я поднялся на второй ярус. Свободный стул отыскался сразу; в полутьме за столиками сидели всего несколько человек. Я сел, откинулся на спинку стула, закрыл по своему обыкновению глаза и стал слушать.

Но что-то мешало расслабиться и сосредоточиться на музыке. Помеха ощущалась как уколы в спину. Сначала я старался не обращать внимания, но долго не выдержал и обернулся. Сзади за столиком сидели двое парней примерно моего возраста или чуть постарше, они пили пиво и о чем-то увлеченно спорили, перекрикивая музыку. Да уж, лучшего места для беседы просто не найти… На меня они не обращали внимания. Еще чуть подальше сидели три девушки, они курили и щурили на сцену густо подведенные черным карандашом глаза. Тоже мимо. За дальним столиком сидел в одиночестве какой-то человек, рассмотреть которого не позволяло более чем скудное освещение. Однако мне показалось, что именно он сверлит взглядом мне спину. И что он нашел в ней такого интересного? Или он тоже ловит кайф, и ему просто нужно уткнуть куда-нибудь взгляд? Лучше бы он нашел другую точку. Раздраженный, я поднялся и неспешно пошел по галерее. Около дальнего столика я как бы невзначай бросил взгляд на сидящего за ним человека. Наши глаза встретились, и я понял, что моя спина была избрана целью отнюдь не случайно. Он наблюдал за мной. Но зачем? Подавив первый порыв — уйти и смешаться с толпой, я остановился и вгляделся пристальнее: наблюдатель был мужчиной лет тридцати пяти, смуглый и черноволосый, как испанец, с резким лицом. Поняв, что я заметил и разглядываю его, он не смутился и не отвел глаз, а, напротив, ответил пристальным и прямым взглядом, от которого у меня мурашки побежали по спине. Однако он не сделал никакого жеста или знака, объясняющего его поведение. Стоило бы, пожалуй, подойти и узнать, в чем дело, раз уж он сам не желал объясниться, но мне вдруг показалось это крайне глупым, и я просто прошел мимо и спустился по лестнице в зал. Мне вдруг резко расхотелось находиться с этим типом в одном пространстве. Что-то нехорошее было в его глазах. Вдруг он маньяк или извращенец? Кого угодно можно встретить ночью в клубе на окраине столицы…

Внизу все было как обычно: неистовые гитарные аккорды раздирали ушные перепонки, толпа буйствовала, сигаретный дым резал глаза. Иногда я начинал жалеть, что так и не приучил себя к куреву. Имей я эту привычку, было бы гораздо проще переносить такие вот мероприятия, долгое время находясь взаперти в прокуренном небольшом зале без вентиляции. А сегодня было как-то особенно душно. Я сделал несколько судорожных вздохов, как выброшенная на берег рыба, и решил выйти на улицу, чтобы освежиться.

У затянутого черными драпировками входа в клуб кучками стояли любители покурить на свежем воздухе; они громко обменивались впечатлениями и прихлебывали пиво прямо из бутылок. Тут же скучали несколько охранников, равнодушно наблюдая за нетрезвыми и громогласными экстремалами. Я отошел в сторону от галдящих компашек и встал у стены. Уже стемнело, но фонари горели через один — клуб находился в глухом окраинном районе, затерявшись среди складов, лабазов и обшарпанных строений индустриального вида и неясного назначения. По улице гулял холодный ветер, моросил дождь — обычная погода для середины апреля. Было неуютно и промозгло, но я не торопился возвращаться. Хотелось вдоволь надышаться холодным сырым воздухом, наполнить свежестью каждую клеточку тела.

— Илэр? — прозвучавший за спиной глуховатый мужской голос заставил меня вздрогнуть и обернуться. У стены, едва ли не вплотную ко мне, стоял давешний мужчина с галереи и смотрел на меня, дружелюбно улыбаясь. Я невольно отодвинулся в сторону.

— Откуда вы тут взялись?

— Вы — Илэр Френе? — настойчиво повторил мужчина. — Я не ошибся?

Не торопясь отвечать, я стал внимательно разглядывать его. Первое впечатление не обмануло: ему могло быть тридцать пять — тридцать шесть лет, черные короткие волосы, чуть припорошенные сединой; черные глаза-маслины, жесткое некрасивое лицо, чем-то, впрочем, неуловимо располагавшее к себе. Удивительно приятная дружелюбная улыбка. Одежда — ничего особенного: черные простые джинсы и темная футболка, кроссовки; на плечи накинута джинсовая куртка. Такие типы встречаются, хоть и не часто, на молодежных металлерских тусовках — престарелые любители тяжелой музыки, с возрастом не поменявшие пристрастий. Я точно знал, что никогда его не видел, такие лица запоминаются с первого взгляда.

Он смотрел с ожиданием, и я ответил:

— Да, это мое имя. У нас есть общие знакомые?

— Возможно, — приятно улыбнулся он. — Очень рад, что не ошибся, и это в самом деле вы, Илэр. У меня к вам дело.

— Какое дело? Кто вы?

— Если вы пойдете со мной, я все объясню. Обещаю.

— Идти с вами? Никуда я не пойду, — заупрямился я. — Я вас вижу первый раз в жизни и даже не знаю вашего имени!

— Меня зовут Алан, — приятно улыбнулся он. — Не бойтесь, вреда вам я не причиню.

— Откуда мне это знать?

Он придвинулся, все так же улыбаясь.

— Вы задавали вопросы, — сказал он тихо, так что я едва услышал его. — Много вопросов. О людях, которые не меняются с годами, которые продлевают жизни за счет жизней других людей. Было такое?

Я задрожал.

— Вы…

— Я могу рассказать кое-что о таких людях. Но не здесь. Пойдемте со мной…

— Пойдемте! — рванулся я. Странно, но страха больше не было. Я даже не подумал, что это может быть сумасшедший. Я забыл все свои недавние опасения. Впрочем, что — сумасшедший! Какая мелочь! Это мог быть вампир или даже носферату!

Алан удержал меня за руку.

— Не сейчас. Вам нравится концерт? Нравится эта музыка? Я не хотел бы лишать вас — и себя — удовольствия. Встретимся здесь после окончания, — он тихо отошел и скрылся за черной дверью. Пытаясь подавить охватившую меня дрожь возбуждения, я последовал за ним.

Вот оно! Если назвавшийся Аланом — не сумасшедший и не шутник, то, наконец, сбылось чаемое — я наткнулся на след вампирского сообщества. А может быть — чем черт не шутит, — Алан имеет к нему непосредственное отношение… Вот это была бы удача!

Но откуда он знает мое имя? Кто ему сказал? Впрочем, множество людей были в курсе моего «расследования». Кто-нибудь из общих знакомых мог указать на меня.

Я вернулся в зал, но не стал подниматься в «ложу». В толпу тоже не полез, остался стоять у входа, рядом с баром. Подходившие за пивом и коктейлями люди толкали меня, но я ничего не замечал. Душа грозилась вот-вот покинуть тело, но причиной тому на сей раз была отнюдь не музыка. Слова загадочного Алана наполнили меня волнующим ожиданием.

Кто бы мог подумать пять лет назад, что я сам буду искать встречи с носферату! Когда-то я до смерти боялся их и бежал от них, как от огня… когда-то… если бы не предательство Кристиана…

Впервые за пять лет я впустил в сознание мысли о Кристиане и не пытался прогнать их. Оказывается, было очень больно о нем думать. Оказывается, я скучал по нему — скучал сильнее, чем мог себе представить. О, как я любил его! Даже сейчас, после пяти лет разлуки и сознательного подавления связанных с ним воспоминаний. Как мне хотелось увидеть его хоть на минуту! Но, не достигнув задуманного, вернуться я не мог.

* * *

После концерта толпа медленно вытекала через узкую дверь на еще более узкую лестницу, чтобы, подобно сдавленной каменным ложем горной реке, бурно выплеснуться на свободу — на улицу. Нетерпение мое было слишком велико, и, против обыкновения, я стал энергично проталкиваться сквозь плотную массу людей к выходу, не подумав о том, что Алан может, в отличие от меня, никуда не торопиться. Но едва я, весь помятый, выбрался наконец на улицу, кто-то повис на моей руке. Не глядя, я попытался стряхнуть нахала, но руку только сдавили крепче.

— Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста! — услышал я девичий тоненький голосок. А повернув голову, с удивлением увидел невысокую пухленькую девчушку лет шестнадцати, мертвой хваткой вцепившейся мне в локоть. — Пожалуйста, помоги мне!

На пьяную или обкурившуюся она не походила. Большие темные глаза жалобно смотрели на меня, обильный макияж размазался по личику то ли от слез, то ли от пота.

— Пожалуйста, проводи меня!

Я выпал из ступора.

— Чего?

— Проводи меня до дома!

— Ты что, маленькая? Или дорогу забыла?

— Я боюсь!

Вот еще новости. Все-таки пьяная, или наркоманка. Я снова попытался стряхнуть ее с себя, но безуспешно.

— Послушай, у меня встреча, так что поищи другого провожатого…

— Среди этих уродов? — девчонка мотнула головой, и мне поневоле пришлось с ней согласиться: будь я на ее месте, и близко не подошел бы с просьбой о помощи ни к одному из этих очумевших от блэка и пива молодцев. — Послушай, я не шучу, мне правда очень-очень нужна твоя помощь. Клайв пообещал, что поймает меня и оттрахает вместе со всеми своими дружками. Он жутко злится, правда-правда. Он ко мне полез, а я ему нос разбила…

Я заколебался. С одной стороны, девчонка и правда боится, это видно. Даже если сбросить со счетов злопамятного Клайва, с одинокой девушкой в глухом районе, ночью, может случиться любая неприятность. С другой стороны, мне позарез нужен был Алан. Ну не мог я упустить такой случай!

— Ладно, — сказал я девчонке. — Провожу. Только вот что: сначала мне нужно встретиться с одним человеком. Так что придется подождать…

Девчонка захлопала глазами. Казалось бы, более жалобную мордочку нельзя уже состроить, ан нет — можно… Вот-вот слезы брызнут.

— Дома прибьют… Я еще час назад должна была вернуться…

— Час ждали, еще немного подождут, — безжалостно отрезал я, направляясь к условленному месту и буквально волоча за собой девчонку. — Хуже все равно уже не будет. Как тебя хоть зовут, чудо?

— Джа…

Тьфу! Вот уж действительно, чудо на мою голову. Растаманка-блэкушница? Невиданный до сих пор вид неформалки?

— Я имя спрашиваю, нормальное, человеческое, а не кликуху.

Она заморгала.

— А… Аврора.

— Еще не легче, — буркнул я, оглядываясь. Почти весь народ уже выбрался на воздух, но Алана что-то видно не было. — Стоим, ждем пока. Меня, кстати, Илэр зовут.

— Ага!

Минут пять мы стояли молча. Я все высматривал среди выходящих Алана, а Аврора крутилась вокруг, как будто пытаясь за меня спрятаться. Скоро она поняла, что никто ее не ищет и не собирается насиловать прямо тут, а если и ищет, то в темноте не найдет, и немного успокоилась. Стала хлопать себя по карманам в поисках сигарет. Я поморщился — мало того что не курю сам, еще и терпеть не могу курящих девушек. Но говорить ничего не стал.

— Хочешь? — Аврора протянула мне сигаретную пачку. Я отказался.

Минуты текли, Алан не появлялся. Я нервничал все сильнее. В чем дело? Даже если я пропустил и не разглядел его в толпе, он должен был прийти сюда, на условленное место. Неужели забыл? Или передумал? Решил, что я недостоин быть посвященным в эту тайну?

Или все-таки пошутил?

— И где твой знакомый? — поинтересовалась Аврора, выпуская изо рта дымные кольца.

— Не знаю, — процедил я сквозь зубы.

— Мы тут уже минут двадцать торчим. Может, хватит уже? Смотри, уже все разошлись. Он, наверное, передумал. Или забыл.

Надо же, мысли мои читает. Я пожал плечами, пытаясь побороть жгучее разочарование. Аврора была права: народ уже кучками разбредался по улице кто куда, у двери остались охранники и наиболее ретивые фанаты, которые никак не могли успокоиться. Собравшись в кружок и обняв друг друга за плечи, они хором выкрикивали речитативом:

Archangel, Dark Angel

Lend me thy light!

— Идиоты, — ткнула в них тлеющей сигаретой Аврора. — Нажрутся пива и орут.

— А ты во время концерта не орешь? — спросил я, только чтобы отвлечься от нервного ожидания.

— Так то во время концерта! Тогда все орут… Мы идем или нет?

— Идем, — решил я, понимая, что ждать больше нечего. — Где ты живешь?

— Я покажу! — оживилась Аврора и схватила меня за руку.

Район, которым вела меня спутница, я знал плохо. Будь я один, заплутал бы сразу… да попросту не полез бы сюда. Мы шли между нагромождений каменных и железных коробок, заборов, мотков колючей проволоки. На ходу Аврора достала из кармана платок и принялась стирать с лица размазанную косметику. Меленький дождик, беспрестанно сыплющийся с черно-синего неба, помогал ей в этом нелегком труде.

— Ты на свалке, что ли, живешь? — не удержался я. — Или на заброшенном заводе?

— Я похожа на бомжиху?

— Да вроде нет…

— Ну и не задавай глупых вопросов.

— А почему ты именно ко мне подошла? Вдруг я тоже захочу тебя схватить и… кхм… изнасиловать?

Даже не взглянув в мою сторону, Аврора помотала головой.

— Неа. Ты не из таких.

— В смысле? Из каких это "таких"?

— Ну, которые могут изнасиловать девушку, — пояснила она.

— А откуда ты знаешь? На лице у меня, что ли, написано?

— Ага, написано. Тебе совершенно незачем принуждать девушку к чему-то. Стоит только попросить, и она согласится.

Я потрясенно молчал. Что, опять включилась моя харизма?

— Ты хорошенький, — добавила Аврора и окинула меня долгим и, надо отметить, плотоядным взором. И еще губы облизнула. — Правда-правда. Не хочешь меня ни о чем попросить?

Так! не хватало мне еще соблазнения несовершеннолетних. Неважно, что отчищенная от косметики мордашка оказалась вполне миловидной — мы как раз проходили под фонарем, и я мог ее разглядеть.

— Нет, не хочу.

— Жаль, — разочарованно протянула Аврора и дернула меня в сторону. — Нам сюда.

Мы нырнули в какую-то подворотню. Надо думать, она была сквозной, но противоположный ее конец терялся во тьме. Едва успела мелькнуть мысль, что лучше бы сюда вовсе не соваться, как от стены отделилась темная фигура и заступила нам дорогу. И еще одна. И еще. Меня окатило волной запахов: сложной смеси спирта, курева и чего-то еще странного и незнакомого, вроде ржавого железа.

— Привет, — сказал пьяный голос.

— Клайв! — пискнула Аврора и нырнула мне за спину.

Ну, чудесно.

— Давай, выходи сама, — подбодрил Клайв. — Все равно ведь выковырнем, нам этот твой хлюпик на один зуб, а тебе только хуже будет.

Собственно, он был прав. Их трое, я один — ясно же, в чью пользу расклад. Разумнее всего было бы дать деру, но если уж взялся помогать девушке, не отступать же с половины пути.

— Позвольте пройти, — сказал я предельно холодно и предельно вежливо.

Они расхохотались в три глотки.

— Проходи, — щедро разрешил Клайв. — Только девчонку оставь. Не твоя ведь, зачем тебе неприятности?

Действительно, зачем?

Драться я не люблю. Да и не умею, в общем-то. Но мне хотелось дать Авроре шанс убежать. Не оставлять же ее, в самом деле, на потеху троим подонкам, хоть я и знаю ее от силы полчаса. Я шагнул вперед и что было сил заехал самому ближнему в рожу. Точнее, туда, где, по прикидкам, она должна была быть. Удар получился не очень сильный, противник даже не пошатнулся и тоже замахнулся. Ух ты! Из глаз посыпались звезды, меня качнуло, но на ногах я тоже удержался. Из носа на грудь закапало.

— Алан! — услышал я вдруг голос Авроры и страшно удивился: во-первых, тому, что она еще не удрала; а, во-вторых, что она зовет человека с таким же именем, как у загадочного парня из клуба. — Алан, прекрати это! Останови их! Хватит уже!

— Действительно! — из темноты материализовалась четвертая фигура и встала между мной и противником. В грудь мне мягко уперлась рука. — Хватит. Спасибо, ребята, можете идти.

Тихо и покорно, без единого звука трое исчезли во тьме. В подворотне остались Аврора, Алан и я, ничего не понимающий, ошарашенный и истекающий кровью.

— Что это значит?

— А-ах! — кто-то рядом со мной с силой потянул воздух носом. — Какой сладкий запах. Ты чуешь, Аврора?

— Давно чую, — отозвалась она. — Пахнет хорошо, очень хорошо. И необычно.

— Необычно, — согласился Алан. — Человек так не пахнет.

Моего лица коснулись пальцы, окунувшись в стекающую по подбородку кровь. Я отшатнулся, но на плечи легли маленькие ладони, удерживая.

— Погоди. Куда же ты убегаешь?

— Ты же искал нас, — поддержал Алан и, насколько я мог разобрать в темноте, лизнул свои пальцы. Меня передернуло. — Ах, какая чудная кровь! Он не человек, Аврора. По крайней мере, не полностью. Кто ты, мальчик? Твое имя звучит знакомо, но я никак не могу вспомнить, где его слышал… Зачем ты искал нас? Зачем все эти расспросы? Что тебе от нас нужно?

— Мне нужны ответы, — кое-как я совладал с охватившим меня отвращением.

— Ответы — ценный дар. Сначала тебе придется объясниться. И убедить нас, чтобы мы оставили тебе жизнь, после того, как ты получишь свои ответы.

— Я готов.

— И ты пойдешь с нами? — мурлыкнула из-за моей спины Аврора.

— Да. Только скажите, к чему было это представление? Я и так пошел бы… я ведь уже согласился.

— О, — со смешком сказал Алан. — Маленькая проверка. Прежде чем начинать разговор, хотелось понять, что ты за человек, и стоит ли вообще с тобой связываться. Психологический тест, если угодно.

— И как, много про меня поняли?

Алан не ответил и взял меня за руку. За вторую ладонь уцепились пальчики Авроры. Меня потянули вперед, мягко, но настойчиво, и я подчинился, хотя не знал, куда меня ведут, и даже почти ничего не видел.

— Алан, — позвал я, когда ночные тени вокруг сгустились настолько, что стали почти осязаемыми.

— Да?

— Вы — носферату?

— Ты хочешь получить ответ прежде, чем заслужил его.

— Я согласился помочь Авроре, и хотя бы моя глупость должна быть вознаграждена, — возразил я.

— Верно, — вмешалась девушка. — Он хотел помочь мне и даже собирался драться, хотя мог просто убежать. Это чего-нибудь да стоит!

— Ладно, — после краткого раздумья сказал Алан. — Будем считать, что этот ответ ты заслужил, Илэр. Да, я носферату.

— А Аврора? — немедленно спросил я.

— А этот ответ ты получишь после того, как объяснишь, откуда тебе вообще известно слово «носферату», — улыбнулся Алан, и, странное дело: я не мог видеть его улыбку, но почувствовал ее, и понял, что он не сердится, а забавляется беседой со мной.

Интерлюдия

— Алан! — повторил Кристиан изумленно. — Как ты нашел его?

Илэр замялся.

— Не я его нашел. Он меня. Но это часть той самой долгой истории, Крис…

Бесшумно появившийся, хотя никто его не звал, Валь унес пальто гостя, а затем быстро и искусно сервировал кофейный столик, выставив на него стаканы, напитки и закуски. Илэр с любопытством и нескрываемым удивлением наблюдал за ним. Несмотря на свое увечье, двигался горбун плавно и быстро, при этом почти бесшумно. Руки его так и мелькали, трудно было уследить за их движениями. Встречаясь глазами с гостем, Валь каждый раз почтительно кланялся с самым серьезным видом.

— Расскажи мне о нем побольше, — попросил Илэр, когда Валь, закончив сервировку, удалился. — Он такой… необычный. И почему он все время мне кланяется?

— Валь чувствует твою силу, — ответил Кристиан серьезно. — Сам он — почти человек. У него нет почти никакой личной силы, но есть серьезная зависимость от крови. В клане Валь был самым слабым, слабее даже Лорены, и когда началась заварушка, он едва не погиб. Потерю хозяина он перенес тяжелее всех, и когда я отыскал его, он был почти при смерти. С тех пор он считает меня своим спасителем и прислуживает мне.

— И ты не пытался прогнать его? — с любопытством спросил Илэр.

Кристиан чуть пожал плечами.

— Зачем? Так он счастливее. К тому же, мне приятно ощущать в доме присутствие живого существа. Лорена ведь живет теперь отдельно, а Агни вышла замуж и уехала…

— Да, я знаю.

— Знаешь? — удивился Кристиан. — Откуда?

— Агни писала мне.

— Вы с Агни переписывались?

— Да, хотя и довольно редко. Я просил ее ничего тебе не говорить… прости.

Кристиан кивнул.

— Понимаю.

— Не знаю почему, — задумчиво сказал Илэр, — но я думал, что Лорена останется с тобой. Она тебя обожала.

— Лорена обожала каждого, кто попадал в поле ее зрения, — возразил Кристиан. — Так уж она устроена, что сильные чувства необходимы ей как воздух, еда и вода.

— И кровь, — добавил Илэр со значением. — Но раньше ты, кажется, был о ней другого мнения.

— Я просто помалкивал.

Продолжать разговор на эту тему Кристиану не хотелось. Любое упоминание о Лорене пробуждало к жизни целую бурю противоречивых чувств. С одной стороны, ему было мучительно жаль ее, как несчастную женщину, потерявшую любимого человека, лишившуюся господина, разлученную с сыном. С другой стороны, было невыносимо тяжело терпеть ее слепое обожание. Лорена вечно хватала через край в своих привязанностях. Она старалась предугадать и осуществить любое желание Кристиана. Когда он понял, что вскоре не в силах будет выносить ее любовь, ему пришла в голову мысль подарить ей свой собственный дом, где она могла бы стать хозяйкой — впервые в жизни. Но это было все равно что прогнать от себя палкой рабски преданную собаку. У Кристиана язык не повернулся предложить ей подобное, тем более что прежде он сам обещал ей защиту и покровительство. К счастью, Лорена своим умом дошла до мысли о необходимости раздельного проживания. В доме Кристиана часто появлялись личности из числа его подопечных, и все они смотрели на Лорену косо, помня ее особый — хотя и сомнительный — статус любовницы Лючио. Вероятно, они считали, что Лорена перешла к Кристиану по наследству, или, вернее, по праву сильного, вместе со званием хозяина и господина, и продолжали по инерции ее недолюбливать. Тогда Лорена, которая не имела никакого желания ни быть любовницей Кристиана (если бы только он не потребовал от нее), ни слыть ею, сама попросила его отпустить ее. Кристиан с огромным облегчением сказал, что она, конечно, свободна, и предложил лично подыскать ей жилье в городе. Теперь Лорена жила в хорошем доме, не нуждалась в деньгах и имела сразу нескольких любовников, которые ее боготворили, засыпали ее подарками и понятия не имели о существовании друг друга. Бог знает, сколько могла продлиться подобная идиллия, но пока Лорена ловко устраивалась. Однако, Кристиану не хотелось быть тем человеком, который поведал бы Илэру о том более чем легкомысленном образе жизни, который вела его мать.

— А в тебе что-то изменилось, Крис, — сказал вдруг Илэр. — Насколько я помню, ты не был так категоричен в суждениях.

— Десять лет прошло.

— Я думал, носферату не подвержены изменениям в столь короткий срок.

— Зато изменениям подвержены люди, ставшие носферату, — тихо сказал Кристиан.

Несколько минут они смотрели друг на друга. Илэр отвел взгляд первым.

Глава 3

Do I have to die under this autumnal sun?

Did I have to trust you?

Truly and madly and blindly

And what did I get in return?

Anorexia Nervosa "Sister September"

Придется ли мне умереть под этим осенним солнцем?

Не доверился ли я тебе

Полностью, безоглядно и слепо?

И что я получил взамен?

Мы все шли и шли, через темные дворы, пересекали пустынные улочки, и постепенно приближались к центру. В какой-то момент я узнал улицу, где мы с Дикки и Василем часто гуляли по вечерам после занятий.

— Я вспомнил, где слышал твое имя! — вдруг приостановился Алан. — Скажи-ка, ты знаешь Кристиана Лэнгли? — испытующе глянул он на меня.

— Да, — не стал отпираться я.

— Ты честен, это хорошо. Так вот, Кристиан рассказывал мне о своем друге, погибшем по вине… хм-м… другого его друга. Имя погибшего было Адриен Френе. Да. Адриен Френе, — повторил он, отчетливо выговаривая каждую букву. — Может быть, это твой однофамилец?

— Это мой отец, — сказал я тихо.

— А! Даже так. Тогда все более или менее проясняется. В этом случае ты, может быть, знал и человека по имени Лючио?

— Да, — я невольно коснулся шеи — там, где остались едва заметные шрамы от клыков Лючио.

— И ты знаешь, из-за чего убили твоего отца?

— Да.

— Кто рассказал тебе про носферату? Лючио?

— Кое-что. Но в основном рассказывал Кристиан.

Алан улыбнулся и прищелкнул пальцами.

— Кажется, Кристо много чего от нас утаил! Например, он ни словом не упомянул о тебе, а стоило бы: с человека, знающего о носферату и не принадлежащего к их семье, лучше не спускать глаз. Или… ты принадлежишь? Впрочем, погоди, расскажешь все по порядку. Мы уже почти пришли.

Перед нами распахнулись двери жилой сверкающей стеклом и неоном высотки. Отделка обширного холла изобиловала мрамором, бронзой и хрусталем, по углам стояли кадки с пышными экзотическими растениями, а у дверей лифта нес вахту человек в форменной красной одежде — не то в ливрее, не то в мундире. Он вежливо и почтительно, едва ли не кланяясь, поздоровался с Аланом и нажал кнопку вызова лифта. Зеркальная кабина стремительно вознесла нас на семидесятый этаж, который, как оказалось, полностью занимала квартира, принадлежавшая Алану. Я едва не уронил челюсть на дорогой шерстяной ковер, на котором стоял: не ожидал я такого размаха! Кристиан не бедствовал, Лючио тем паче, но их жилища казались рыбацкими хижинами в сравнении с квартирой столичного носферату.

Мы прошли через несколько комнат. Вернее, комнатами эти помещения можно было назвать только условно, поскольку разделяли их легкие переносные ширмы. За одной из них я разглядел большой экран, задрапированный светлой тканью и осветительную треногу, какими обычно пользуются студийные фотографы. Вероятно, в стенах прятались датчики движения, поскольку всюду, где мы проходили, вспыхивал мягкий приглушенный свет, источник которого определить не удавалось. Казалось, свет излучали сами стены и потолок.

— Вы здесь живете? — не удержался я.

— И живу, и работаю. Проходи, садись и рассказывай. У нас впереди вся ночь, а утром мы решим, что с тобой делать.

Я сел, куда указал мне хозяин, принял из его рук влажную салфетку и обтер лицо. Жаль, что не удосужился сделать это раньше — засохшая кровь отчищалась с большим трудом. Алан снял куртку и сел напротив, так что нас разделял кофейный столик из лакированного дерева; Аврора устроилась на полу, скрестив ноги на турецкий манер. Без косметики выглядела она совершенно безобидно: с быстрыми карими глазами-рыбками, с гладкими русыми волосами, — стандартно симпатичная, обычная шестнадцатилетняя девчонка. Но если мои догадки верны, как знать, сколько ей на самом деле лет? Пятьдесят? Сто? Двести?

— Поскольку ты ответил на несколько моих вопросов, я отвечу на твой, — заговорил Алан. — Аврора — не носферату.

— Но вампир?

— Да. А ты? Ты не человек, но и не один из нас. Кто ты?

— Я… не знаю. Именно поэтому я искал кого-нибудь из вашего… народа.

— Рассказывай, — сощурился Алан. — А Аврора тем временем сделает для нас кофе.

Повесть моя была не длинной. Рассказчик я неважный, к тому же ограничился только голыми фактами. Ни к чему Алану знать мои чувства и страхи. И все-таки я с трудом перебарывал желание довериться ему: он выглядел таким дружелюбным, в отличие от Лючио, в котором за красивой оберткой угадывалась холодная, жестокая и развращенная душа — если вы давали себе труд как следует приглядеться. Впрочем, вглядывались немногие. Алан казался по-настоящему, по-человечески дружелюбным, без притворства. Казался… но был ли он на самом деле таким? Я пока не знал, и потому говорил с оглядкой.

— Значит, Лючио полагал, что ты можешь быть его сыном, — озвучил Алан суть моего повествования, поднося к губам крошечную фарфоровую чашечку. Моя осталась стоять нетронутой на столике. Не до кофе мне было.

— Да.

— Хм, это интересно. И ты хочешь, чтобы мы помогли тебе установить точно, ошибался он или нет. Именно поэтому ты переворошил своими расспросами весь город.

Я кивнул.

— Ты играешь с огнем, мальчик. Не все такие добрые, как я или Аврора. Твои вопросы могли прийтись кому-нибудь не по душе, и тогда… Тебе не страшно было?

— Нет.

Это была правда. Бояться я перестал давно, после того, как на меня и на Кристиана обрушились все эти ужасные события, спровоцированные Лючио. После того, как я едва не стал его рабом, страха за свою жизнь мне испытывать больше не приходилось. И вовсе не потому, что мне стало все равно, жить или умереть. Просто я знал, что смогу вытерпеть многое. В том числе и собственную смерть.

Несколько секунд Алан пристально смотрел мне в глаза, затем кивнул.

— Похоже, ты и сейчас не боишься, хотя можешь умереть в любую минуту. Не знаю, от кого ты унаследовал храбрость, но мне это нравится. Теперь ответь, что ты намерен предпринять в случае, если окажется, что твоим биологическим отцом на самом деле был Лючио?

Я не колебался ни мгновения.

— Буду просить вас провести надо мной ритуал превращения. Лючио мой отец или нет, в любом случае я хочу измениться. Я наполовину не-человек…

— Ну и что же? — прервал меня Алан. — Ничто не мешает тебе жить человеческой жизнью и умереть в глубокой старости.

— Я пробовал… и не смог.

— А почему ты не обратился за помощью к Кристо?

— Я просил его. Но он отказал. Заявил, что я не знаю, чего прошу.

— Он прав — ты не знаешь, — кивнул Алан. — Разве он не объяснил, что тебя ждет в том случае, если ты пройдешь превращение?

— Нет, он просто наотрез отказался.

— Ну, тогда я и не стану объяснять. Увидишь сам, если… — он спохватился и хлопнул ладонями по коленям. — Ладно. Вернемся к нашим баранам. Сам я мало чем могу помочь, но попробую свести тебя с человеком, который, возможно, сумеет разобраться с твоими родственными связями. Но это потребует времени. День, два, может быть, неделю.

Я невольно улыбнулся. Кто это говорит о времени? Носферату, который родился, должно быть, задолго до моего прадедушки? К тому же…

— Поиски длились год, я легко могу подождать и день, и неделю.

— Как тебя найти?

Прятаться я не собирался, конечно, и с легким сердцем продиктовал Алану номер своего мобильного телефона. Хотел еще дать ему адрес студенческого общежития, но вовремя одумался: не хотелось впутывать приятелей. Хватит и того, что когда-то я втянул в неприятности Агни. Если с Аланом и его компанией что-то пойдет не так, пусть пострадаю я один.

— Хорошо, — Алан захлопнул раскладушку-мобильник, полез в задний карман джинсов и извлек оттуда прямоугольник тонкого картона. — Вот, возьми, это моя визитка.

Я вгляделся в строгие черные буквы. Алан Сандерс, фотограф. Адрес и телефон. Удивленный, я поднял голову и встретился взглядом с улыбающимися глазами Алана.

— Ну да, — сказал он весело. — А ты как думал, что я делал на этом сборище безумцев?

— Что-то я не видел при вас фотоаппарата… — засомневался я.

— Оставил его в клубе у знакомого охранника. Я ведь собирался на встречу с тобой и не знал, чем она обернется. Жаль было бы погубить хорошую вещь.

Носферату-фотограф… наверное, еще и журналистом подрабатывает и пишет отчеты о музыкальных мероприятиях в какой-нибудь молодежный журнал. С ума сойти можно.

И вдруг меня осенило. Я вспомнил статьи, публикуемые в специализированных музыкальных журналах — статьи, освещающие то или иное событие в мире тяжелого металла. А вернее, вспомнил подписи под ними. "Фотографии — Алана Сандерса". Вот это да! Интересно, подозревает ли хоть кто-то из главредов этих изданий, с кем сотрудничает?

Видимо, моя удивленно вытянувшаяся физиономия выглядела весьма забавно, потому что Аврора, а следом за ней Алан, фыркнули. Я улыбнулся и спросил у Алана с любопытством:

— А чем же вы занимались двести лет назад?

— Писал на заказ картины, чем же еще, — ответил Алан, подмигнув.

* * *

Едва за Илэром закрылась дверь, Алан раскрыл мобильник и быстро набрал номер, который помнил наизусть; жестом велел Авроре оставаться на месте.

— Есть срочное дело! — сказал Алан в ответ на раздавшееся из трубки бодрое: "Слушаю тебя, Алан!" — Бросай все и приезжай. Немедленно. Нужна твоя консультация, Дерек. Кажется, у Лючио объявился наследник…

— Что?!

— Наследник, я говорю!

— Что за бред? Какой наследник?

— Тьфу ты, черт! Сын, конечно же, я говорю о сыне.

— Это невозможно, Алан, — после короткой паузы с расстановкой проговорил Дерек.

— Не знаю, Дерек, не уверен, возможно это или нет. Надо бы проверить. Не могу сейчас все объяснить, расскажу при личной встрече. Твоя помощь просто жизненно необходима.

— Кому необходима? — в голосе невидимого собеседника проскользнула ирония.

— Мне! Тебе! Всем нам. Этот парень нам нужен. Даже если все окажется бредом, это все равно — новая кровь. Он может пройти превращение, он сумеет. Мне он нужен, Дерек.

— Ни черта не понимаю…

— Объясню, когда увидимся. Так ты приедешь?

— Мне притащить с собой всю лабораторию? Ты это хочешь сказать?

— Да, верно, об этом я не подумал, — Алан поскреб подбородок. — Хорошо, я привезу его к тебе. Только не говори пока про него никому из своих, слышишь?

— "Это моя добыча"? — проворчал Дерек.

— Именно. Жди нас, пожалуй, дня через два.

— Тебя я готов принять в любое время дня и ночи, — ответствовал Дерек и дал отбой.

Алан убрал телефон и посмотрел на Аврору, которая пододвинулась к столику и увлеченно грызла сахарное печенье, запивая его кофе из нетронутой чашки Илэра.

— Как тебе показался парнишка, радость моя?

— Ничего парнишка. Видно, совсем ему худо, если полез к нам, — Аврора пожала плечами. — Не знаю, о чем думал Кристо, когда отпускал его от себя?

— Вероятно, о собственных проблемах. А парнишка действительно «ничего», с характером. Интересно, как долго Кристо занимался им и что успел вдолбить в голову? — задумчиво проговорил Алан. — Как бы нам не получить второго Кристо…

Не то чтобы он имел что-то против старины Кристо — тот обладал такими качествами характера, которые сделали бы честь любому живущему на земле разумному существу. Но имелась у него и черта, которая делала его очень неудобным партнером: второго такого упрямого осла, как Кристо, было не сыскать в целом свете. И этот один недостаток, увы, перечеркивал остальные его достоинства. Тот, кто намеревался вести дела с Кристо, должен был запастись терпением. И как знать, не заразился ли юный Илэр от своего наставника крайней несговорчивостью.

* * *

Ночной дежурный не удивился моему позднему возвращению: многим известная была моя привычка гулять по ночам и возвращаться иногда только к утру. Он только зевнул и спросил, хорошо ли я провел время.

— Отлично, — отозвался я.

Звонок Алана застал меня в лифте.

— Завтра — вернее, уже сегодня, — с Центрального вокзала, ровно в двадцать ноль-ноль отходит поезд на Л***, — сообщил глуховатый голос. — Мы с тобой едем на нем в гости к моему хорошему знакомому. Если ты, конечно, еще не передумал.

— Разумеется, не передумал…

— Ну и хорошо. Жду тебя в половине восьмого у второго подъезда, на выходе из метро. Не забудь документы, и вещи какие-нибудь прихвати: вернемся мы дня через два-три, не раньше. И не опаздывай.

Несколько минут я простоял у двери в комнату, уткнувшись лбом в прохладный пластик стены. Придется пропустить занятия, ну да ничего, отговорюсь после болезнью или семейными обстоятельствами… не всем же известно, что семьи у меня нет. Да и ребята меня прикроют, если что.

Вдруг меня как будто обожгло. Что я делаю? Куда собрался ехать? Доверился человеку, которого знаю от силы несколько часов, и согласился ехать с ним в Л***, город, удаленный на двести миль от столицы! Что меня там ждет? Господи! Наверное, я лишился разума, если добровольно лезу в логово к носферату… если только они действительно носферату… если я вообще их не выдумал! Может быть, мне нужно не ехать в Л***, а сходить к психиатру? Как бы узнать наверное, в своем я уме или нет?

На следующий день я с трудом высидел все положенные лекции, изо всех сил стараясь не выдать волнение. Раскусил меня, как ни странно, один только Дикки, с которым мы столкнулись на большой перемене. Дикки, который никогда ни о чем не спрашивал, внимательно ко мне пригляделся и озабоченно поинтересовался, не болен ли я. Не в силах выдумать более или менее удобоваримое объяснение, я отговорился тем, что получил плохие новости от родных и должен сегодня же ехать к ним.

— Держись, — помрачнев, Дикки встряхнул меня за плечо. — Надеюсь, ничего особенно страшного не случится.

— Я тоже очень на это надеюсь, — ответил я честно.

* * *

Поезд, на который сели мы с Аланом, никуда не торопился и прибывал в Л*** в половине седьмого утра. На то, чтобы преодолеть двести миль, нам пришлось потратить всю ночь! Правда, особых неудобств мы не испытывали. Алан взял билеты в двухместное купе первого класса (наотрез отказавшись принять от меня деньги), и мы путешествовали с полным комфортом. В купе, отделанном бархатом, панелями "под дерево" и вездесущей бахромой, Алан, по-прежнему одетый в черную футболку и джинсы, выглядел более чем неуместно. Впрочем, не более неуместно, чем в своей квартире с паркетными полами и шерстяными коврами ручной работы. Что интересно, проводник обращался с ним так же любезно, как консьерж в холле зеркальной высотки. Неужели все без исключения носферату обладают даром располагать к себе людей, не прикладывая к тому никаких усилий? И Лючио отнюдь не был таким уж особенным?

Уснуть я, разумеется, не мог, так как был слишком сильно взволнован, и решил воспользоваться моментом и расспросить Алана о той группе, к которой он принадлежит. Судя по тому, какой свободой передвижений он пользовался, он мог бы быть главой клана. А если так, то он являлся одним из самых опасных существ в столице, а так же был одним из тех, кто вынудил Кристиана принять на себя заботы о лишившемся хозяина вампирском сообществе. И мне следовало бы держаться от него подальше, а не приставать с просьбами о помощи… Впрочем, пугаться было уже поздно.

Большинство моих вопросов так и остались без ответа. Алан, улыбаясь, сказал, что я слишком тороплюсь.

— Все узнаешь в свое время, Илэр. И, смотри, как бы тебе не пришлось пожалеть о своем любопытстве.

— Я знаю, что такое вампирское сообщество, — заявил я самоуверенно.

Алан покачал головой.

— Нет, не знаешь. Ты не видел его изнутри. Ты не почувствовал на своей шкуре, что такое — принадлежать к нашему клану. И, веришь ли, я никому не пожелал бы узнать это. Так что, начав поиски, ты совершил едва ли не самую большую ошибку в своей жизни. Теперь ты даже не можешь сказать «нет» и передумать: я просто не имею права отпустить тебя живым. Зря ты к нам полез, мальчик. Ведь не просто так Кристо скрыл от нас твое существование — он всегда знает, что и зачем делает. Вероятно, ты был ему очень дорог, и он хотел уберечь тебя.

Я промолчал.

— Не воображай, что, взявшись помогать тебе, — продолжал Алан, — я делаю это ради тебя. Нет. Я действую в интересах клана. Может быть, ты знаешь, что нас очень мало, и с каждым годом становится все меньше. Новая кровь имеет очень большое значение.

— Лючио говорил об этом.

— Лючио говорил… Не очень-то он заботился о своей семье. Будь оно так, он не упустил бы ни тебя, ни эту девчонку, дочку Кристо. Но вместо того, чтобы заниматься делом, Лючио решил поиграть в мафию. Это показушное убийство — я имею в виду убийство твоего отца — и вовсе полный бред. Ну а такого бардака, какой мы застали в его городе, мне еще не приходилось видеть… даже не представляю, как Кристо удалось все наладить.

Мне очень хотелось спросить, общается ли он с Кристианом, но проклятая гордость связала язык. Алан взглянул на меня очень внимательно и, казалось, понял, какие чувства я испытываю.

— Беспокоишься о нем? Не стоит. Кристо в состоянии удерживать эту свору в повиновении, и едва ли отыщется такой безумец, который пожелает оспорить его власть. Ему ничто и никто не угрожает.

— Рад слышать это, — кое-как выговорил я непослушными губами.

— Возможно, ты не поверишь, но я симпатизирую ему. Кристо — один из лучших, и мне бесконечно жаль, что когда-то он оступился, и наши пути разошлись. К счастью, все разногласия улажены, и Кристо снова там, где ему природой предназначено быть.

Я стиснул зубы и промолчал. Слышал бы это Кристиан! Впрочем, как раз он слышал это, вероятно, не один раз.

— Что до тебя, Илэр… знаешь, мне очень интересно, что ты рассчитываешь обрести, отказавшись от человеческой природы и влившись, так сказать, в наши ряды. Долгую жизнь и молодость? Свободу? Власть? Скажи мне, Илэр.

— Ни о чем таком я даже не думал, — ответил я мрачно. — Просто из того мира, в котором жил раньше, я выпал, и вот уже несколько лет барахтаюсь, пытаясь нащупать хоть какую-нибудь почву под ногами. С людьми я, кажется, жить уже не могу…

— И ты решил попробовать жить с нелюдьми? Эх, Илэр, лучше бы ты мечтал о вечной молодости или неограниченной власти. Ей богу, тогда бы ты разочаровался не так сильно.

— Может быть, я еще не разочаруюсь, — упрямо возразил я.

— Посмотрим. Но мне нравится твой оптимизм, мальчик, — усмехнулся Алан. — Продолжай в том же духе.

Интерлюдия

Комната была та самая, где потерявший отца Илэр жил десять лет назад. Все вещи и предметы мебели остались на своих местах, и похоже было, что заходили сюда только чтобы смахнуть пыль. Не раздеваясь, Илэр растянулся на кровати поверх одеяла и заложил руки за голову. На сегодня он выиграл для себя отсрочку, но как быть дальше? Волей или неволей, а придется посвятить Кристиана во все тонкости своих отношений с Аланом и его собратьями. Или, вернее, подданными… Тема это была сложная и деликатная, и Илэр не знал, как подступиться к ней так, чтобы не причинить боли — нет, не себе, его боль давно уже перегорела, а воспоминания притупились, — но Кристиану, который неминуемо начнет винить во всем себя. Замолчать самые болезненные моменты? Но тогда вообще нечего будет рассказывать. Вся история взаимоотношений Илэра и Алана была — беспрерывное противостояние, поединок, победителем из которого до последнего времени неизменно выходил более старший и более опытный. Да, можно, пожалуй, ничего не рассказывать вовсе. Но если не Кристиану, то кому тогда он вообще сможет довериться? Ни одному человеку в мире Илэр даже под страхом смерти не рассказал бы о прошедших невзгодах. Да никого они и не интересовали. По большому счету, подумал Илэр, никому, кроме Кристиана, нет до меня дела. Ну и, может быть, Мэвис.[1]

Мэвис… проговорив про себя это имя, Илэр блаженно улыбнулся. Вот о ком хочется думать и днем и ночью, не переключаясь на другие мысли, ни о чем не тревожась и не заботясь. Если бы еще знать, что и она думает о нем с таким же теплом. Но и крохотной надежды на взаимность, затаившейся глубоко в сердце, было достаточно, чтобы не чувствовать себя совсем уж одиноким.

Глава 4

For the first time you have to make a choice

Would you look down

Or look to the stars

To the ocean and far beyond

To the earth that is to erupt

To the red sky, to the storm

To the people who must die now?

Anorexia Nervosa "Antinferno"

Впервые вынужденный делать выбор

Стал бы ты смотреть вниз

Или обратил бы взгляд на звезды

На океанские просторы

На извергшуюся землю

К алым небесам, к урагану

К людям, которым суждено умереть?

By day I sleep, at night I weep!

Dragonian "Death, Come Near Me"

Днем я сплю, а ночью плачу!


Человек, к которому мы ехали, оказался заведующим лабораторией Л***ской городской клиники, и звали его Дерек Нево. Алан выдернул его прямо с рабочего места, и первое наше знакомство состоялось на скамейке в парке, окружавшем клинику. Центральная широкая аллея замыкалась в кольцо вокруг главного здания; от нее в разные стороны разбегались более узкие аллеи-лучи. В парке было людно — очевидно, здесь прогуливались не только пациенты клиники, но и вполне здоровые горожане, что и неудивительно — уж очень приятное было место, особенно в такой солнечный и теплый апрельский день, как сегодня.

Дерек Нево был высоким худым блондином с лицом цвета обожженного кирпича и с белесыми, будто выгоревшими на солнце или обесцвеченными перекисью бровями и ресницами. Пост он занимал высокий, а выглядел лет на тридцать, и я сразу же заподозрил, что и он тоже принадлежит к сообществу кровососов. С Аланом он поздоровался очень душевно, а на меня взглянул без какой-либо симпатии, но с огромным интересом.

— Это и есть возможный "наследник"? — спросил Дерек у Алана, бесцеремонно меня разглядывая.

— Да, это Илэр Френе.

— Френе? — Дерек вздернул брови. — Тот самый?

— Да, и существование этого юноши делает обстоятельства смерти нашего друга (Алан усмехнулся) еще более запутанными. Но подробности мы обсудим позже, если не возражаешь. Пока что Илэр хочет как можно скорее узнать, имеет фантазия Лючио под собой какие-нибудь основания или нет. Говоря короче: был ли Лючио ему отцом или нет?

— Не очень-то он похож на Лючио.

— Ты тоже не слишком похож на своего папу, — парировал Алан. — Илэр лицом пошел в мать; такое тоже бывает, представь себе.

— А кто его мать?

— Лорена Абнен, если тебе что-нибудь говорит ее имя.

— О, — сказал Дерек и еще минуты две сверлил взглядом мое лицо. — Ну и дела творятся. Ни за что не поверю, что у Лючио с Лореной мог родиться ребенок.

— О господи! Вот и проверь, мог или не мог. Неужели это так трудно?

Дерек насмешливо прищурился на него.

— А ты думаешь, что это так легко? Учитывая, что и Френе, и Лючио, оба мертвы…

Алан сверкнул глазами, и сразу стало ясно, что терпение у него на исходе.

— Так ты сделаешь что-нибудь или нет?!

— Не кипятись, — примирительно сказал Дерек. — Сделаю, что могу. Пойдемте, юноша.

— Я с вами, — встал Алан.

— Боишься, что утащу его в свое логово? Ну, ну. Еще неизвестно, представляет ли он вообще какую-нибудь ценность…

— А ты принюхайся, — неожиданно агрессивно посоветовал Алан. — Илэр, дай руку, а то наш друг, кажется, потерял нюх.

Он с такой силой сдавил мне запястье, что ногти впились в кожу, и выступила кровь. Дерек приблизил лицо и сильно потянул носом воздух. Глаза его округлились.

— Он… не человек?

— Полукровка, как минимум. Понял теперь?

— Пойдемте, — решительно сказал Дерек и схватил меня за вторую руку, словно опасаясь, что Алан передумает и уведет меня прочь.

Выгнав из кабинета двух молоденьких лаборанток, Дерек заявил, что сам лично займется мною. Когда он набирал кровь в шприц, глаза его так и заблестели, и я окончательно утвердился во мнении, что он такой же носферату, как и мой теперешний покровитель… если только Алану подходило это слово.

— Как ты нашел его?

— Очень просто, — Алан сидел тут же на стуле и с интересом наблюдал, как темная кровь наполняет прозрачную емкость шприца. — Он ходил и задавал дурацкие вопросы о пьющих кровь чудовищах-вурдалаках и собирал не менее дурацкие слухи о странных убийствах с участием этих же самых чудовищ. В конце концов им заинтересовались мои ребята, и я решил проверить, что за чудак такой выискался и что ему надо от «вурдалаков». По правде говоря, сначала я подумал, что это просто псих, повернутый на вампирских и готических романах ужасов. Я еще продолжал так думать, увидев его на концерте: он был такой бледный, такой серьезный. Но поговорив с ним, я переменил мнение.

— Сколько тебе лет? — вдруг обратился ко мне Дерек, и я вздрогнул от неожиданности. До сих пор он обходился со мной так, словно я был бессловесным животным вроде собаки.

— Мне двадцать один год…

— Больше восемнадцати тебе не дашь, — удивился Алан, а Дерек взглянул на него со значением.

— Двадцать один год! Если он полукровка, это должно было уже как-то проявиться. Ты ничего не заметил?

— Дерек, я знаю его второй день!

— Ладно, поглядим, — Дерек перестал наконец терзать мою вену, прижал ранку намоченной в спирте ватой и велел держать руку согнутой. — А пока идите, не мешайте работать… Хотя нет, Алан, погоди, останься на пару слов. А ты, мальчик, выйди.

Я послушно вышел в коридор и сел в мягкое кожаное кресло. Интересно, о чем они сейчас совещаются в кабинете? Обсуждают, кому достанется такой лакомый кусочек, как мальчишка-полукровка? Если я правильно понимал политику и дух общества носферату, из-за этой насущной проблемы вполне могла вспыхнуть небольшая междоусобная война между кланами.

Ощущать себя возможным яблоком раздора было неприятно. Да и не могут же они распорядиться моей судьбой, не спросив о моих собственных планах?!

Ха, тут же возразил я себе, еще как могут. Почему бы и нет? Без всяких ритуалов и совместных торжественных распитий крови я уже отдался во власть Алана, и он волен был поступить со мной, как ему угодно. Не зря же он намекал, что может и убить меня…

Оставалось уповать на то, что Алану я вроде бы пришелся по душе, и он приложит все усилия, чтобы оставить меня в своей «семье». Да и он понравился мне гораздо больше, чем Дерек. Он казался почти человечным.

Как Кристиан…

Алан вышел минут через десять.

— Дерек положил на тебя глаз, — сказал он тихо, склонившись ко мне. — Ничего удивительного, разумеется; но лучше принять кое-какие меры. Поговорим на воздухе.

В парке мы заняли одну из пустующих скамеек. Алан уселся в свободной позе, нога на ногу, с видом совершенно безмятежным, но что-то во взгляде выдавало его внутреннее напряжение.

— Мне ни к чему проблемы с Дереком, — заговорил он, повернувшись ко мне. — Поэтому нам нужно сделать так, чтобы у него и мысли не возникло претендовать на твою личность. Я предлагаю вот что. Поскольку ты намерен пройти превращение… кстати, тебе известно, как оно происходит?

Я неуверенно пожал плечами.

— Боюсь, что нет. Лючио говорил о ритуале, но не сообщил никаких подробностей. Он только пытался привязать меня.

— Привязывание — первый шаг (если речь идет об обычном человеке, то он же — обычно и последний). Наметка, так сказать. Но ты хотя бы знаешь, что после превращения у тебя появится хозяин, которому ты вынужден будешь подчиняться?

— Д-да, — кажется, я начинал понимать, куда клонит Алан, и по спине пробежал противный холодок.

— Обычно хозяином становится тот, кто уже привязал к себе слугу, — или миньона — называй как хочешь, — но не обязательно. Впрочем, есть одно условие: чтобы перебросить связь, преемник должен быть сильнее предшественника. При превращении связь чаще всего перебрасывается на лидера группы. Чаще всего, но не всегда: есть некоторые оригиналы, которые предпочитают пирамиду централизованной системе, считая ее более устойчивой… Так вот, Илэр, что я предлагаю: нужно привязать тебя заранее, и как можно быстрее, к тому, у кого Дерек не сумеет тебя увести.

Во рту у меня пересохло, и я несколько раз сглотнул, прежде чем спросить:

— Вы… имеете в виду кого-то конкретного?

— Да, — Алан улыбнулся, но одними губами — глаза его на этот раз остались темными и холодными. — Как тебе нравится моя кандидатура? Учти, твое мнение спрашивается в первый и последний раз.

— То есть, если я теперь откажусь…

— Твоим хозяином может стать кто угодно, и против твоей воли.

— Тогда и сейчас, получается, у меня нет выбора! — воскликнул я, с горечью подумав, что с легким сердцем мог бы отдаться под власть Кристиана, но он не захотел принять меня. Алана же я почти не знал. Как он обращается с теми, кто подчинен ему? Любят его в клане, боятся или ненавидят?

— У тебя есть выбор, — возразил он. — Согласиться или отказаться. Я лично привязывать тебя насильно не буду. По крайней мере, пока.

— Это «пока» очень обнадеживает, — вздохнул я.

— Чего же ты хочешь, мальчик, такое дело: кто первый успел, тот и съел. Может, это прозвучит негуманно, но ты — такой лакомый кусочек, за который все наши высокопоставленные ублюдки с наслаждением вцепятся друг другу в глотки.

Я немного помолчал, обдумывая его предложение. Похоже было, что с момента нашей с Аланом встречи я напрочь лишился своей воли и права самостоятельно выбирать, с кем быть. О чем-то подобном и предупреждал Кристиан, кажется?

— А вы, надо понимать, один из этих высокопоставленных ублюдков?

— Вроде того.

Так я и думал.

— Как называется ваш клан?

Алан широко улыбнулся, позволяя полюбоваться двумя рядами великолепных ровных зубов. Странно, клыков что-то не видно. Таскает с собой столовые приборы?

— Бэтори.

В честь Элизабет Бэтори, надо думать. Брррр, гадость какая…

— Хорошо, — сказал я, внутренне содрогнувшись. — Я ваш.

— Ну, ну, не надо так трагично! — весело воскликнул Алан. — Выше нос. Я же тебя не есть собираюсь. Кстати, о еде. Знаешь что? Давай-ка для начала поищем, где тут можно позавтракать.

О завтраке он вспомнил очень кстати. Из-за волнения за весь вчерашний день я не мог ничего есть, и только наскоро выпил две чашки кофе. А едва сойдя с поезда, мы сразу же отправились на встречу с Дереком. Так что, как только Алан заговорил о еде, я сразу понял, что голоден.

Неподалеку отыскалось кафе, приманившее нас запахом свежего кофе и горячей выпечки. Алан был очень оживлен и расспрашивал меня о всякой ерунде: на каком курсе учусь, почему выбрал именно эту профессию, какие книги читаю и действительно ли мне нравится эта ужасная гремящая и жужжащая музыка. Я отвечал и постепенно успокаивался: уж очень Алан походил на обычного человека и ничуть не походил на высшего носферату, какими живописал их Кристиан и представлял я сам.

* * *

Трудно было предугадать, сколько времени придется пробыть в Л***, но пристанищем хотя бы на одну ночь следовало озаботиться. За завтраком мы обговорили и это. Оказывается, у Алана имелось несколько вариантов жилья на выбор. Во-первых, Дерек, как гостеприимный хозяин, предложил поселиться в его холостяцкой квартире в центре Л***. Этот вариант Алану не очень нравился, он предпочел бы общаться с Дереком на условно нейтральной территории. Во-вторых, в городе имелся "гостевой дом" — аналог, как я понял, загородного особняка Лючио, где постоянно жили те представители клана, которые не имели или не желали иметь собственного жилья; по совместительству это был клуб и гостиница "для своих". Меня не очень прельщала перспектива сразу, без подготовки нырнуть в атмосферу вампирского сообщества; к тому же мне уже пришлось жить в подобном месте в качестве пленника, и воспоминания о том времени остались самые неприятные. Так что против "гостевого дома" активно возражал я. Третий вариант — банальная гостиница — устроил нас обоих. Мы не стали терять время и, окончив завтрак, Алан поймал такси и попросил отвезти нас в приличный отель недалеко от центра; через час мы сняли и оплатили два однокомнатных номера в крохотном частном отельчике на берегу живописного пруда, по берегам которого росли плакучие ивы. Пруд в самом центре города — что может быть романтичнее?

Пока мы располагали свободным временем, Алан предложил покончить с неприятным и неизбежным делом.

— Сначала ты почувствуешь себя нехорошо, — объяснил он. — Не знаю, сколько это продлится, у каждого индивидуально. Тебе нужно будет отдохнуть, поспать.

А у самого уже глаза горели в предвкушении! Я стиснул зубы и мысленно велел утихнуть занывшему сердцу.

— Давайте, чего уж…

Алан запер дверь своего номера, усадил меня на кровать и достал из заднего кармана джинсов маленький раскладной ножик.

— Вы всегда его с собой таскаете? — храбрился я.

— А как же. Сними свитер, Илэр, а то зальем его кровью. Позволь, я помогу тебе…

Он помог мне освободиться от свитера, и что-то в его прикосновениях мне не понравилось, но думать об этом было некогда.

Описывать дальнейшее бессмысленно и неинтересно, поскольку повторилось все точь-в-точь, как в прошлый раз, с участием Лючио вместо Алана. Только на этот раз ритуал был завершен, и мне пришлось таки наглотаться чужой крови. До чего это было омерзительно! — не передать словами. Меня едва не стошнило, но Алан очень строго велел терпеть и не позволил оторваться от раны на его запястье до тех пор, пока не счел, что я проглотил достаточно его крови. Тогда я без сил повалился на кровать; голова кружилась, в глазах темнело, во рту стоял отвратительный ржавый привкус. Из ранок возле ключицы продолжала сочиться кровь, и пока Алан не приложил к ним салфетку, кровью была закапана вся простыня.

— Горничная решит, что здесь была оргия с участием десятка девственниц, — засмеялся Алан, но я даже не смог улыбнуться в ответ. Меня сотрясала все усиливающаяся дрожь, а когда Алан накинул на меня одеяло, я провалился в забытье.

* * *

На закате я пришел в себя, а может быть, проснулся. Голова была такой тяжелой, что с трудом удалось оторвать ее от подушки. Ворочать глазами было больно, и в целом состояние походило на жестокое похмелье. То есть, следует сказать: "вероятно, походило", поскольку испытывать его мне еще не приходилось.

Первая мысль, толкнувшаяся в больной голове, была окрашена паникой: "Где Алан?!" Мне показалось, что если не увижу его сию минуту, то упаду замертво тут же. Странное ощущение. Погруженная в сумерки комната была пуста, и в сердце шевельнулся страх пополам с отчаянием. Где Алан? Он ушел? Он бросил меня? Преодолевая головокружение, я сел и спустил ноги на пол.

— Алан?! — позвал я и удивился тому, как хрипло и незнакомо звучит мой голос. — Алан!

Господи, что со мной? Почему мне без него так плохо? Неужели это и есть пресловутая зависимость от хозяина? Да лучше умереть, чем жить с тоской и страхом в сердце!

Что. Я. Наделал.

Застонав, я встал; пошатнулся и ухватился за спинку кровати, чтобы не упасть.

Неужели нельзя с этим никак справиться?

Кто я теперь? Слуга? Раб? Марионетка? Или вот еще противное словечко — "миньон"?

Почему осознание совершенной ошибки приходит, когда уже нельзя ничего переиграть?

Если окажется, что Алан ушел и оставил меня, как я себя поведу? Побреду искать его? Или потеряю сознание, упаду и буду лежать, пока кто-нибудь меня не найдет?

Как много вопросов — слишком много для одной, к тому же больной, головы.

Нет, все-таки вряд ли я куда-то побреду — ноги не держат. Не в силах сопротивляться земному притяжению, я опустился на колени и, когда этого оказалось недостаточно для сохранения устойчивого положения, уперся ладонями в пол.

Ну и что теперь?

Краем глаза я поймал какое-то движение и радостно вскинул голову: тихо отошла в сторону белая створка двери, ведущая в ванную, и комнату ступил Алан.

— Тебе нехорошо? — строго спросил он. — Лучше ляг опять в постель.

— Не уходи… те.

— Конечно, я не уйду, — он наклонился и помог мне встать; я уцепился за него, как будто он был последним живым существом в этом мире. — Успокойся, Илэр. Это пройдет, и ты не будешь нуждаться во мне… во всяком случае, не так остро.

— Вы знали, как это… бывает?

Алан улыбнулся странной мечтательной улыбкой, в полутьме шрамом прорезавшей его смуглое лицо.

— Да, знал. У меня тоже когда-то был хозяин. Недолго.

Голос, просто слушать его голос! Но почему он так мало говорит?!

— И… где он теперь?

— Нигде. Его больше нет. Илэр, не цепляйся за меня так; я не дерево, а ты не кошка. Ложись. Прошу тебя, не будь ребенком. Сейчас ты уснешь, а утром проснешься счастливый и радостный.

Я принудил себя улыбнуться.

— Счастливый… и радостный? Верится с трудом. Сейчас мне больше всего хочется умереть.

— Это пройдет.

Едва ли не силой он все-таки запихнул меня в постель и подоткнул со всех сторон одеялом, как ребенка. Такая заботливость умиляла, в теперешнем своем состоянии я едва удержал слезы.

— Как тебя развезло… — услышал я бормотание Алана. — Как девчонку, ей богу. Кто бы мог подумать…

И это было последнее, что я слышал в тот день. Наконец я крепко уснул.

Интерлюдия

Am I mortal, am I god -

Am I brighter than you thought?

Diary Of Dreams "Rumors about Angels"

— Могу я просить тебя об одолжении? — не очень уверенно спросил Кристиан за завтраком.

Илэр вскинул на него удивленные глаза.

— Как ты можешь говорить об одолжении, Крис? Я сделаю для тебя что угодно.

— "Что угодно" не потребуется. Я лишь хотел просить тебя навестить Лорену…

— Конечно! — Илэр с радостью ухватился за эту идею как за великолепный предлог отсрочить тягостное объяснение. — Конечно, я зайду к ней. Неужели ты думаешь, что я пренебрегаю ей настолько, что даже не пожелаю ее видеть?

Кристиан грустно улыбнулся.

— Мне трудно представить, какие чувства ты к ней испытываешь. Не знаю, как бы я сам относился к ней, оказавшись на твоем месте.

— Крис… — молодой человек заколебался и вдруг покраснел. — Как бы то ни было, она моя мать. Я обязан ей хотя бы тем, что она родила меня на свет. Хотя, — добавил он тише, — было несколько моментов, когда я жалел об этом.

— У всех бывают такие моменты, малыш.

— Наверное.

— Если хочешь, поедем к Лорене вместе, — предложил Кристиан.

— Это было бы здорово, Крис.

Кристиан по-прежнему предпочитал машины фирмы «шевроле» всем другим. Его новое темно-синее авто обтекаемой формы очень понравилось Илэру; а внутри оно выглядело еще более роскошно, чем снаружи.

— Этот автомобиль очень идет тебе, Крис, — одобрительно сказал Илэр. — Такой же стильный, как ты сам.

— Ты бы еще сказал, что мы похожи как две капли воды, — улыбнулся Кристиан.

Ход у «шевроле» был такой плавный, что глаза отказывались верить цифрам, высвеченным на спидометре; машину Кристиан вел, как всегда, легко и играючи. Илэр смотрел на его руки, почти незаметными движениями поправляющие положение руля, и они казались ему воплощением уверенности. С новой силой он ощутил, что вернулся домой. Рядом с Кристианом ему было так спокойно, и он знал, что не он один испытывает подобные чувства: от Кристиана исходила как бы волна спокойствия и уверенности, захватывавшая всех, кто оказывался поблизости. И ничего не менялось, даже если он сам был неспокоен или подавлен. В этом, вероятно, и состоит секрет его обаяния, подумал Илэр. Каждому хочется держаться к нему поближе, чтобы черпать в нем силу. Я и сам остался бы с ним до конца своих — или его — дней, но теперь это невозможно. Мне придется уехать, вернуться к человеку, рядом с которым я снова надолго позабуду, что такое спокойствие… И кто знает, удастся ли мне еще когда-нибудь сбежать от него?

За четверть часа они домчались до дома Лорены. Выйдя из авто, Илэр с удовольствием разглядывал двухэтажный коттедж, строгие и изящные линии которого говорили о хорошем вкусе как строившего его архитектора, так и живущих в нем людей. Впрочем, в данном случае приходилось говорить о хорошем вкусе человека, выбравшего этот дом для Лорены — а человеком этим был, конечно, Кристиан.

— Его, случайно, строили не по твоему проекту? — обернулся к нему Илэр.

— Нет. Но я знаю человека, которому проект принадлежит. Пойдем, малыш. Я предупредил Лорену, и она уже, наверное, вся извелась.

Илэр с трудом узнал свою мать в вышедшей навстречу умопомрачительной красавице. Раньше она носила длинные волосы, и элегантная короткая стрижка изменила ее до неузнаваемости, добавив облику шарма. Светлая юбка-карандаш позволяла любоваться изящными стройными ножками, а приталенный пиджак удачно подчеркивал остальные достоинства фигуры. Лорена выглядела такой юной и свежей, что, встав рядом с Илэром, могла бы сойти за его сестру.

— Илэр! — она всплеснула руками, глядя на него отчаянными серыми глазами. — Боже мой, это вправду ты! Я так боялась, что никогда тебя больше не увижу…

Она шагнула к нему, намереваясь обнять, но что-то в его лице вдруг страшно ее поразило. Запнувшись, Лорена остановилась на полушаге, сдавленно охнула и закрыла рот ладонью. Она все поняла.

— Что… что с тобой случилось? — прошептала она в ужасе. — Кто сделал это с тобой? Кто тебя заставил?

Илэр сам мягко обнял ее и привлек к себе.

— Это было мое решение. Никто меня не заставлял.

— Нет, нет, не может быть! ты не мог… ведь ты же никогда не хотел…

— Не волнуйся так. Ничего страшного со мной не произошло. Видишь: я жив и здоров, и у меня все хорошо.

Не веря ему, Лорена вскинула глаза на Кристиана, который молча пережидал семейную сцену, встав чуть поодаль. Он ответил ей непроницаемым взглядом и спокойными словами:

— Илэр говорит правду, он пошел на превращение добровольно, без принуждения.

— Безумие… — прошептала Лорена и робкими пальцами коснулась щеки молодого человека. — Зачем ты это сделал?

— У меня были причины, — уклончиво ответил Илэр.

— И кому ты теперь… принадлежишь?..

Илэр поджал губы.

— Алану.

— Ох, нет, нет! Кристо?!

— Это так, — подтвердил Кристиан.

Глава 5

Feel my fingers in your wound while my eyes ascend the gloom

Diary Of Dreams "Rumors about Angels"

Чувствуешь, я вкладываю персты в твою рану, а глаза мои наполняет мрак?

— …Алан, ты все-таки сволочь. Захапал мальчишку себе?

— Тихо, не ори так. Я ведь сразу сказал, чтобы ты не рассчитывал заполучить его. Он — мой.

— Ты мог предоставить ему выбирать!

— Я так и сделал.

— Лжешь!

— Ничего подобного. Когда проснется, можешь сам у него спросить.

— Когда проснется… Сколько он уже спит?

— Со вчерашнего дня. Его накрыло сразу же — развезло, как девчонку. На шею мне вешался.

Я покраснел под одеялом и порадовался, что собеседники меня не видят и вообще думают, что я сплю. На самом деле, вот уже с четверть часа я бодрствовал и подслушивал разговор Алана и Дерека, которые сидели тут же в номере, завтракали и препирались. Вчерашние события вспоминались очень смутно, как сквозь туман, но слова Алана подвергать сомнению не приходилось. Действительно, мне было очень нехорошо, и плохое самочувствие как-то связано было с Аланом, вернее, с его отсутствием — это я кое-как помнил. Но — "на шею вешался"? Неужели правда?

— Чувствительный мальчик, — задумчиво проговорил Дерек.

— Чувственный, — поправил Алан.

— Ты снова за свое?

— Просто констатирую факт. Тебе что-то не нравится?

— Да, не нравится. Ты же знаешь, мне никогда не нравились твои… кхм… пристрастия. Они отвратительны.

— Не нравятся — ну и чудесно. Считай их отвратительными, ради бога, я же их тебе не навязываю. Но только не надо читать нотаций — вот этого я терпеть не могу.

О чем это они? — недоумевал я. Какие еще пристрастия, да еще более отвратительные, чем привычка (или необходимость) пить кровь?

— Ладно. Расскажи лучше, что тебе удалось накопать?

— Не хочешь подождать, пока проснется твой… подопечный?

— Расскажешь ему еще раз. Давай, Дерек, не заставляй меня мучиться от любопытства.

— Это ты-то мучаешься? Да тебя ничем не пробьешь!

— Дерек! — в голосе Алана пробились отчетливые рычащие нотки.

— Хорошо, хорошо. Только порадовать тебя — и мальчишку — все равно пока особенно нечем. Слишком мало исходных данных. В случае с Лючио можно говорить о шестидесятипроцентном совпадении генов, но, сам понимаешь, шестьдесят процентов — не сто и даже не восемьдесят. С таким набором Лючио может быть его отцом, а может и не быть. Для уточнения результата надо бы поработать с материалами Френе, но у меня их нет, а добиться разрешения на эксгумацию тела не так-то просто.

— А без эксгумации никак не обойтись? То есть без официальной?

— Никак. Лезть на кладбище ночью и раскапывать тайком могилу мне почему-то не хочется. Это прошло бы лет триста назад, но не теперь.

— Можно подумать, триста лет назад ты лазал тайком по кладбищам, — проворчал Алан.

— Всякое бывало, — невозмутимо ответил Дерек. — Это сейчас нашему брату раздолье, а тогда, знаешь ли…

— Знаю.

— Ах да, ты же и сам, помнится, кромсал трупы почем зря. Ну так вот. С имеющимися материалами я еще поработаю; может быть, удастся из них еще что-нибудь выжать, но особенно на это не рассчитывай. Только, по большому счету, какая тебе разница, кто был его папашей? Для твоих целей это неважно, а мальчишка достаточно крепок, чтобы пройти превращение и выжить.

— Достаточно крепок? — с сомнением повторил Алан и посмотрел в мою сторону. Я тут же закрыл глаза и притворился спящим.

— Кровь у него сильная, — пояснил Дерек. — Да ты и сам знаешь. А этот его обморок и ломка… мне кажется, это все последствия общения с Лючио. Нервы у мальчишки ни к черту, и неудивительно — Лючио кого угодно мог с ума свести, да и сам был сумасшедший.

Пожалуй, пора было уже дать понять, что я просыпаюсь. Я заворочался, вздохнул и приподнялся.

— Алан?

Он с улыбкой повернулся ко мне.

— Я здесь. Как ты себя чувствуешь?

— Точно пока не знаю, но, кажется, неплохо, — ответил я и почти не соврал. Во всяком случае, мне было гораздо лучше, чем накануне вечером.

— Тогда поднимайся и присоединяйся к нам. Тебе нужно поесть.

Десяти минут хватило, чтобы умыться и привести себя в относительный порядок. Относительный — поскольку выглядел я неважно, в чем и убедился, заглянув в зеркало. Лицо бледное, под глазами черно-синие тени — ни дать, ни взять, жертва Освенцима. Или нет — мне вдруг вспомнился Виктор из "Трупа невесты" Тима Бертона — вот на него, пожалуй, я был похож в полной мере. Этакий изможденный викторианский юноша. Впрочем, я и обычно выгляжу ненамного более жизнеспособным. Так что бледность можно не принимать в расчет; а о вчерашнем напоминал только пластырь у ключицы — там, где поработал своим ножиком Алан. Я не стал сдвигать повязку, чтобы посмотреть, на что похожа рана. Честно говоря, мне не хотелось ее видеть.

Стол в номере был накрыт на троих. Дерек уже закончил завтракать и пил кофе; Алан неспешно намазывал джемом разрезанную пополам бриошь. Мой завтрак ждал меня на закрытом крышкой подносе.

— Омлет уже, наверное, остыл, — сообщил Алан. — Но кофе еще горячий.

Действительно, едва оказалась холодной, но я с жадностью съел все до крошки, почти не чувствуя вкуса. Мой желудок вполне справедливо негодовал, полагая, что я морю его голодом. Вчерашняя кошмарная трапеза явно ему не понравилась. И сейчас, при воспоминании о ней, он болезненно сжался, так что мне с трудом удалось удержать в себе все только что съеденное. Алан заметил, как я переменился в лице.

— Поменьше думай об этом, Илэр. Со временем ты привыкнешь ко вкусу крови.

— А может, и нет, — заметил Дерек. — Некоторых и сто лет спустя едва не выворачивает наизнанку. Такова расплата за приобретенные радости жизни.

— Я еще ничего не приобрел, а уже расплачиваюсь…

— Предоплата, — сверкнул зубами Алан. — В кредит ты никогда ничего не получишь.

Дерек бросил взгляд на свои наручные часы и отодвинул опустевшую чашку.

— Мне пора идти. Алан, я позвоню, как только еще что-нибудь выясню. А молодому человеку я порекомендовал бы подольше погулять сегодня на свежем воздухе. И съесть хороший сытный обед. И ужин тоже. И, Алан… не тереби его с неделю.

— Это ты как врач советуешь? — насмешливо поинтересовался Алан.

— И как врач тоже.

Дерек ушел, а я задумался, уставившись в чашку, может ли быть носферату хорошим врачом, и совместимы ли вообще эти два понятия? Потом вспомнилась одна фраза из разговора Алана с Дереком, и я заколебался: задать ли вопрос и тем самым выдать, что все слышал, или промолчать и мучиться любопытством? Выбрал я первое.

— Алан, вы действительно выкапывали на кладбище покойников?

— Что? — он едва не выронил рук намазанную джемом булку.

— Дерек сказал, что вы резали трупы, — напомнил я.

— Так ты все слышал? Маленький негодник! Ты сильно огорчен?

— Чем? Отсутствием однозначного результата? Нет, не очень. Может быть, на самом деле я не так уж и хочу знать наверняка… Так что же, правда это?

Алан расхохотался.

— Судя по твоему лицу, ты готов обвинить меня, самое меньшее, в некрофилии! Но нет, я не извращенец. Если коротко: видишь ли, в старые времена, когда медицина была совершенно не развита, анатомических атласов не существовало, а некоторым людям позарез хотелось разобраться в строении человеческого тела, ради удовлетворения исследовательского зуда приходилось идти на некоторые неблаговидные поступки. Тогда к этому относились еще серьезнее, чем теперь, можно было и на костер угодить; но охотники находились. Во время одной из таких вылазок мы с Дереком и познакомились: он уже тогда любил испытывать на пациентах зелья собственного приготовления, и не все они действовали так, как он задумывал; он хотел разобраться, в чем дело, и что он делает неправильно.

— А вы? разве вы тоже занимались медициной?

— Ты думаешь, одних медиков интересует строение тела? Никогда не встречал анатомические атласы для художников?

— Об этом я не подумал, — согласился я. — А ваше первое имя, случайно, не Леонардо да Винчи?

— Нет, — весело ответил Алан. — Мы даже не были знакомы.

Я прикинул даты и вытаращил на него глаза. Вопрос был задан наугад, без всякой задней мысли, а в результате выяснилось, что Алан старше Кристиана по крайней мере на сто пятьдесят лет!

* * *

Остаток дня прошел незаметно. Алан все же решил, вероятно, воспользоваться советом Дерека и вытащил меня на прогулку. Хотя я предпочел бы остаться в номере и еще поспать, поскольку все еще ощущал некоторую слабость и сонливость. Но возражения не принимались.

В целом, прогулка получилась весьма приятной. Широкие, просторные улицы Л*** купались в апрельском солнце; кроны деревьев уже окутывались легчайшей зеленой дымкой, сквозь которую просвечивало ясное весеннее небо. День был такой яркий и светлый, что я позабыл все свои опасения и мрачные мысли. Алан тоже пребывал в самом веселом расположении духа; захваченный, вероятно, идеей угулять меня до смерти, он принялся таскать меня по достопримечательностям, которых в Л*** имелось в избытке. Преимущественно это были храмы разного толка: христианские, мусульманские, иудейские, и даже один буддийский. Не знаю, сложилось ли так исторически, что большинство архитектурных памятников города оказались религиозными сооружениями, или просто Алан сделал такую странную выборку и из каких-то своих соображений устроил мне экскурсию по местам отправления религиозных культов. У меня сложилось впечатление, что он знает город очень хорошо — так хорошо, как если бы долгое время прожил в нем; и даже более того — о каждом здании у него находилось что рассказать, словно он специально изучал архитектурную историю города. Причем мы не ограничивались внешним осмотром храмов — он обязательно заставлял меня войти внутрь, хоть я и сопротивлялся изо всех сил. Я человек неверующий, не принадлежу ни к какой религии, так что же мне делать в храмах? Я задал этот вопрос Алану, и услышал насмешливый ответ: "Получать эстетическое удовольствие".

Конечно, внутреннее убранство храмов производило сильное впечатление. Проникновенность православных икон и фресок; великолепие витражей католических соборов; затейливость и пестрота росписей, ковров и мозаик мечетей; разнообразие буддийских статуй привели меня в восторг. Но, пялясь по сторонам, я чувствовал себя неловко. Люди ведь сюда не посмотреть на убранство приходили. Даже если ныне храм превратился в музей, первоначально же его строили для других целей! И когда Алан усадил меня на скамью рядом с входом в католической церквушке, я попытался донести до него свои соображения. Но он ответил беззаботно, что все места с точки зрения «святости» одинаковы, и что совершенно необязательно забивать голову религиозной чушью, есть множество других, более важных и интересных вещей.

— Бог существует только у людей в головах, — добавил он. — Будь иначе, подобные мне существа давно исчезли бы с лица земли. Не буду говорить «все», но многие религии учат, что такие как я — да и ты, кстати, тоже, — нечисть и дьявольское отродье. Однако добрые и светлые силы, которые воплощает собой бог, что-то не очень торопятся нас изничтожить.

— Спорный аргумент, — возразил я неуверенно.

Алан пожал плечами:

— Меня он устраивает.

— Вы говорили на эту тему со священниками?

— И не однажды. И пока никто еще меня не убедил. Может, ты хочешь попробовать? Нет? а может, ты веришь в бога?

— Нет.

— Тогда зачем же ты споришь?

— Затем, что мне, может быть, хотелось бы верить, — ответил я.

Алан рассмеялся и потрепал меня по плечу.

— Любопытное заявление из уст юноши, который всем музыкальным направлениям предпочел блэк, где что ни произведение, то оскорбление в адрес Христа или призыв поклоняться Сатане!

— Вовсе нет! — я был уязвлен.

— Ага, задел за живое? Ну хорошо, возможно, я несколько преувеличил. Не все подряд, а через одно. Сатана, злые языческие боги и природа как олицетворение сил, противостоящих богу христианскому — вот основные темы творчества этих раскрашенных ребят, которые изо всех сил стараются казаться жутко суровыми и страшными. И при этом напрочь забывают, что находятся-то они на территории Христа — а Европа является ею вот уже две тысячи лет, — и что породила их христианская культура. Так каким же образом, объясни мне, в тебе уживается блэкерская идеология и желание поверить в бога?

— Не думаю, что это подходящее место для подобных разговоров, — буркнул я. Хорошо еще, что церковь пустовала, и нас никто не слышал.

— Почему же неподходящее? — живо возразил Алан. — Как-никак, мы говорим о христианском боге, и ничего странного, что мы делаем это в его присутствии, ибо сказано, что храм — дом божий! Пусть послушает… если он все-таки существует.

Но мне совершенно не хотелось продолжать разговор, тем более в таком тоне.

К счастью, из бокового прохода показался пожилой священник и направился прямиком в нашу сторону.

— Могу я вам помочь? — спросил он, остановившись рядом и строго на нас глядя.

Алан поднялся. Глаза его блеснули, и я ожидал, что он сейчас ляпнет что-нибудь провокационное или, еще не легче, непристойное, но он ответил очень вежливо, хотя и опустив традиционное обращение к священнику как к святому отцу:

— Нет, благодарю вас, мы уже уходим.

Я пулей вылетел из сумрачного собора под начинающее темнеть апрельское небо. Приближался вечер.

— Не думай, что я оставлю тебя в покое, — тихо сказал мне в ухо подошедший со спины Алан. — Меня очень интересует, что творится у тебя в голове. Эта музыка… она кажется мне не совсем здоровой. Во всяком случае, она должна наводить на странные мысли.

Странных мыслей у меня действительно хватало, но я вовсе не собирался обсуждать их с Аланом.

— Вы сами должны знать, на какие мысли она наводит. Ведь вы же сами ее слушаете.

— Вот я и хочу сравнить твои и свои мысли, — улыбнулся он. — Вдруг они похожи?

— Не думаю, — отозвался я.

* * *

Но на этот вечер он все-таки отстал от меня с расспросами. Мы поужинали в маленьком уютном ресторанчике и вернулись в гостиницу. С приближением ночи я начинал испытывать давящее беспокойство и какое-то томление; мне не хотелось оставаться одному. Но не мог же я просить Алана, чтобы он посидел со мной, пока я не усну; в одурманенном и болезненном состоянии, как вчерашним вечером, еще возможно было допустить такую слабость, но не сегодня. Поэтому я спокойно ответил на его дружелюбное "спокойной ночи" и стал готовиться ко сну.

В полночь я все еще не мог заснуть. Как назло, полная луна светила через окно прямо мне в лицо, и свет ее жег сомкнутые веки. Я встал и задернул шторы, но это не помогло — ее лучи загадочным образом проникали через плотную ткань и щекотали ресницы. Луна была округлая, как беременная женщина, но это вовсе не придавало ей добродушия. С каждой минутой ее свет наливался холодной яростью, и эта ярость предназначалась мне. Я метался по комнате, пока не отыскал единственный угол, куда луна не могла заглянуть, и скорчился там, обхватив руками колени. Комнату до краев наполнял белый холодный свет, луна искала меня и не могла найти, и злилась все сильнее. Когда она наконец зашла, я свернулся на полу клубочком и уснул беспокойным сном.

Наутро Алан только поглядел на меня и тут же спросил:

— Худо было? Почему не пришел?

— Не хотел вас тревожить, — соврал я. На самом деле такая мысль меня даже не посещала.

— В следующий раз давай-ка без церемоний, — строго сказал Алан. — Мало ли как может обернуться. Луна — это не шутки. Понял?

— Понял. А как вы узнали насчет луны?

Он сощурился на меня.

— Потом объясню. А пока — собирайся, мы возвращаемся домой.

Оказалось, рано утром ему звонил Дерек, который сообщил, что всю ночь провозился с препаратами и ничего не добился. Больше он ничем не мог нам помочь. Удивительно, но я был страшно рад это услышать, хотя ехал в Л*** с твердым намерением разобраться со своими семейными связями.

Интерлюдия

От Лорены оба возвращались в состоянии подавленном. Та, как всегда, не давала себе труд хоть сколько-нибудь сдерживать эмоции, и ударилась в слезы; имя Алана почему-то нагоняло на нее еще больший страх, чем имя ее прежнего господина Лючио. Впрочем, Илэр подозревал, почему: он сам, на своей шкуре уже испытал, что значит находиться под властью Алана, и мог предположить, что и Лорене когда-то довелось это изведать; он даже начинал думать, что Лючио, пожалуй, был не худшим из хозяев.

Лорену пришлось успокаивать совместными усилиями, убив на это целых полчаса. Илэр отчаянно жалел, что решил с ней повидаться, и знал, что Кристиан думает о том же. Лучше бы ей оставаться пока в неведении относительно судьбы сына. После, когда — и если — все наладится, к ней можно было бы прийти. Из нынешнего же визита не вышло ничего хорошего, одна только нервотрепка. И небольшая отсрочка неприятного разговора.

Откинувшись на мягкий подголовник сиденья «шевроле», Илэр теребил пальцами нижнюю губу и поглядывал то на дорогу, то на Кристиана.

— Послушай, Крис, — тихо проговорил молодой человек. — Я хочу рассказать тебе, что было после того, как я вошел в группу Алана. Это… не очень веселая история, но тебе стоит ее знать.

— Стоит ли? Если тебе неприятно вспоминать…

Илэр нетерпеливо махнул рукой.

— Приятно, неприятно — какая разница? Это было, и все тут. Я хочу, чтобы ты знал — именно ты, понимаешь? Это довольно личное, но ближе тебя у меня никого нет, и никому другому я не смогу рассказать… А ведь начиналось-то все неплохо. Я долгое время считал, что встретить именно Алана, а не кого-нибудь другого из старших носферату, было большой удачей. Он казался таким доброжелательным! Ничего похожего на тех кровожадных высокомерных монстров, которыми ты пугал. Я продолжал так думать еще некоторое время после превращения. Но потом… Алан кое-что сделал, дал понять, что жизнь моя и моя свободная воля больше ничего не стоят. Их попросту нет. И вот тогда-то до меня дошло, как я ошибался.

— Что он сделал с тобой, Илэр? — тихо спросил Кристиан, на несколько секунд оторвавшись от дороги и взглянув на молодого человека. Тот поджал губы и покачал головой.

— Это, Крис, единственное, что я не могу рассказать даже тебе. Но до того, как это случилось…

Глава 6

This is War

I Lie Wounded on Wintery Ground

With Hundred of Corpses around

Many Wounded Crawl Helplessly around

On the Blood Red Snowy Ground

Burzum "War"

Это Война

Я ранен и лежу на холодной земле

Вместе с сотнями трупов вокруг

Раненые кричат и стонут вокруг

На залитой кровью заснеженной земле

Объяснение насчет луны состоялось много позже; когда в поезде я пристал к Алану с вопросами, он отмахнулся: "У тебя еще будет возможность понять самостоятельно". Вообще он вдруг посерьезнел, уставился в окно и погрузился в задумчивость. Видно было, что охоты вести какие-либо дискуссии у него больше нет. Я и не стал настаивать; по правде говоря, мне тоже вовсе не хотелось разговаривать, вернувшиеся слабость и головокружение мешали сосредоточиться. Всю дорогу я рассеянно размышлял над странностями лунных ночей, и так, в молчании и размышлениях, мы под вечер вернулись в столицу.

Эту ночь Алан, опасаясь очередного ухудшения самочувствия, предложил провести у него. Недолго думая, я согласился, и мы поехали к нему на квартиру.

Встретила нас Аврора, которая, судя по всему, неплохо себя чувствовала в Алановом жилище в отсутствие хозяина. Она разгуливала по комнатам в коротеньком шелковом халатике, босиком, и с тщательно расчесанными, распущенными по плечам волосами. Выглядела она совершенным ребенком. Особенно миленькими были ее маленькие, почти детские ступни и пухленькие изящные кисти рук — щиколотки и запястья у нее были как будто перетянуты ниточками, как это бывает у маленьких детей. Этими самым ручками Аврора непринужденно обняла сначала Алана, потом меня, и небрежно чмокнула каждого из нас в щечку.

— Удачно съездили, мальчики?

— Да ни то, ни сё, — отозвался Алан, никак не отреагировав на столь фамильярное обращение. — Но мы чертовски устали, так что, радость моя, позаботься об ужине и постелях. Илэр сегодня ночует у нас.

— Сию секунду! — пообещала Аврора и полетела выполнять распоряжения. Красно-белые полы халатика летели за ней следом.

А ночью, едва я лег, она бесшумно выступила из-за ширмы, призванной обозначать границы отведенной мне «комнаты», яркой тропической птицей порхнула к кровати и, не успел я, онемевший от изумления, и глазом моргнуть, оказалась лежащей у меня на груди. При свете ночника в изголовье можно было разобрать, что на ней все тот же коротенький шелковый халатик, под которым нет абсолютно ничего.

— Что за шутки? — прошептал я, тараща на нее глаза.

— Ты такой хорошенький, — ответили ее смеющиеся губы. — Что же делать бедной девушку, если против твоих чар невозможно устоять!

Я не знал, как себя вести и что делать. Деваться от гостьи было некуда, да не очень-то и хотелось; поэтому я рассудил — ее затея, пусть она и проявляет инициативу. Бесстыдница же уселась на меня верхом, распрямляясь, и распахнувшиеся полы халатика обнажили груди той формы, которую можно увидеть у античных статуй и красавиц с полотен старых мастеров; круглые девичьи коленки стиснули мои бедра. Смуглая кожа была нежная и гладкая, без единого изъяна — ни прыщика, ни царапинки, даже поры, и то не разглядеть! Я закусил губы, чтобы не застонать. Не хватало еще, чтобы Алан нас услышал! Лишь много позже пришло соображение, что именно он соблазнительницу и заслал. Может быть, даже в качестве подарка на второй день рождения. Авансом.

…Так сложилось, что прожив на свете двадцать один год, с женщиной я был лишь однажды, да и то старался не вспоминать тот случай. Поэтому можете себе вообразить, каким острым было наслаждение от нежданной-негаданной близости с Авророй. Да и она расстаралась. Видимо, я действительно ей нравился.

Когда Аврора собралась уходить, я не хотел отпускать ее, но она со смехом отвела мои руки:

— Не все сразу, малыш, не все сразу.

Она ушла, но ни злая луна, ни тоскливые предчувствия не тревожили меня до самого утра.

* * *

Следующую неделю я жил обычной жизнью, за тем исключением, что вечера неизменно проводил с новыми знакомыми — Алан настаивал на этом особо. Днем я ходил на лекции, а вечером убегал к нему. Ребята-сокурсники удивлялись, где я пропадаю, и засыпали меня вопросами. Особенно любопытствовал Василь. Но однажды вечером он увидел меня с Авророй, и все вопросы отпали сами собой.

— Так и сказал бы, что с девчонкой встречаешься, — смеясь, сказал он на следующий день. — А то нагнал таинственности, навел тень на лунный день. Как девочку зовут?

— Аврора. И мы… не встречаемся.

И сам не знаю, зачем вдруг вздумал отпираться. Вот и Василь не поверил, похлопал меня по плечу и подмигнул:

— Да ладно, ладно. Чего тут стесняться? Не маленькие уже. Только пригласи ее как-нибудь к нам, познакомимся, ага? Или боишься, что уведем?

Ха, хотел бы я посмотреть, как он будет «уводить» Аврору. Пожалуй, только ради этого стоило ввести ее в нашу студенческую компанию. Но пока было не до того.

Каждый день Алан знакомил меня с новыми людьми из своей группы. Старших носферату, кроме него самого, было только двое, мужчина и женщина, остальные три-четыре десятка — слабосильные вампиры типа Лорены и Авроры. Последняя, кстати говоря, так и не призналась, сколько ей на самом деле лет; на мой прямой вопрос она рассмеялась и сказала:

— Давай притворимся, что мне девятнадцать, недурной возраст, правда?

Но у меня осталось ощущение, что она и на самом деле не очень старый вампир, гораздо моложе Лорены.

Все вампиры из группы Алана, включая носферату, казались спокойными и рассудительными, под стать своему лидеру. Все жили своей жизнью, как обычные люди, и не испытывали, по-видимому, ни физического, ни морального давления со стороны Алана. Вообще вокруг него не ощущалось такой атмосферы паранойи и всеобъемлющего ужаса, какую генерировал вокруг себя Лючио. Новые знакомства вселяли в меня оптимизм, будущее представлялось исключительно в радужных тонах, и я откровенно уже радовался, что доверился именно Алану. Я расслабился настолько, что считал предостережения Кристиана сказками, которые годятся только на то, чтобы пугать ими маленьких детей. Поразительно, до чего я тогда был наивен! Увы, меня совершенно сбило с толку отсутствие всякого дискомфорта, вызванного привязыванием к хозяину-носферату. Мне и в голову не приходило, что отличное самочувствие обусловлено в большей мере тем, что я общался с Аланом ежедневно. Первые же две ночи после ритуала привязывания вспоминались как дурной сон, не более того.

К Авроре я и вовсе начинал испытывать едва ли не теплые чувства. Между нами случилось еще несколько моментов близости, и всякий раз она была так мила и очаровательна, что невыносимо тяжело было отпускать ее. Мне так нравились ее маленькие ножки, что я готов был ночи напролет целовать их, а от ее детской, с ямочками на щеках, улыбки сердцу становилось солнечно. Я даже бросил напоминать себе, что она не человек и, может быть, по возрасту годится мне в бабушки. Да, не человек, ну и что? скоро и я стану таким же, как Аврора. А возраст так и вовсе понятие относительное. Выглядела-то она, да и вела себя, совсем как молоденькая девчушка.

Полагаю, Алана забавляла моя безмятежность; он не делал ничего, чтобы рассеять мои радужные иллюзии. Он выжидал, подгадывая момент, когда бы мог сокрушить меня одним ударом. Он внимательно следил за мною, как хищник следит из засады за своей жертвой, впитывая каждое слово, каждый жест, каждую мысль, чтобы понять, каким образом можно уязвить меня сильнее. А я, дурень, ничего не замечал, и с каждым днем все яснее открывался перед ним.

По истечении недели Алан заявил, что пора завершить начатое. Но даже приближение решающего момента не могло поколебать моей идиотской веры в безоблачное будущее.

В приподнятом настроении я приехал к нему на квартиру; он уже ждал, с ним были двое старших носферату, Кати и Грегор. Ради торжественного события Алан даже сменил свои вечные джинсы и футболку на белую рубашку и строгие классические брюки — этот наряд шел ему бесподобно. Правда, других приготовлений я не заметил; не было ни ритуальных кинжалов, ни пентаграмм, ни свечей — ничего такого. Квартира выглядела совершенно обыденно.

Очень хотелось увидеть Аврору, но как раз ее на торжественное мероприятие и не пригласили. Зато в углу на диване, откинувшись на подушки, дремала незнакомая девушка в сползшей с плеча легкой шелковой блузке.

— Кто это? — удивленно оглянулся я на Алана.

— Главный номер сегодняшней программы, — улыбнулся тот. — Сосуд, или, если угодно, ритуальная чаша, которую тебе предстоит осушить, дабы завершить превращение. Не бойся, она не почувствует боли. Она вообще ничего не почувствует.

Вот тут мне стало жутко. Он что, имел в виду — мне придется убить человека?! Девушку?

Алан заметил мое смятение.

— Поздно отступать, Илэр. Помнишь, что я говорил? Отказавшись, ты должен будешь погибнуть. Не надейся на наше милосердие — я, хоть и с большим сожалением, убью тебя сам.

Увы, мне не достало моральной твердости ответить отказом. Более сильный человек предпочел бы, наверное, погибнуть, но не согласился бы участвовать в убийстве невинной женщины — первом, между прочим, в череде убийств, которые ему предстояло совершить за долгую и беспутную жизнь. Но я оказался слаб. Я так хотел жить! И внутренний голос шептал, что девушка не обязательно погибнет, ведь не все жертвы носферату умирают, Кристиан говорил об этом, помнишь, Илэр, помнишь?

— Давайте начнем, — проговорил я охрипшим голосом.

— Призываю вас быть свидетелями того, — повернулся Алан к молчаливо ожидающим носферату, — что все происходящее здесь совершается без принуждения и по доброй воле. Так ли, Илэр? Ты добровольно вступаешь в нашу семью и признаешь меня своим хозяином?

— Да, — ответил я, слегка недоумевая.

Зачем эти церемонии? Кому какое дело до моей доброй воли? Он бы еще бумагу заставил меня подписать. Контракт сроком на двести лет, скрепленной кровью обеими сторонами.

— Случайно, я не должен пообещать отдать тебе свою душу?

— Она и без того моя, — весело сказал Алан, и в пальцах его блеснул знакомый уже маленький складной ножик с костяной рукояткой. — Опять ты нацепил этот дурацкий свитер! Боишься спровоцировать кого-нибудь на агрессию видом своей обнаженной шеи? Придется его снять.

На мне, действительно, был любимый синий свитер с высоким горлом. Я как-то не подумал о том, что нужно переодеться, перед тем как ехать к Алану.

Когда я разделся, он поставил меня на колени посреди комнаты, и сам опустился рядом. Кати и Грегор встали по левую и правую сторону от нас. Мне очень не понравились их взгляды — они смотрели на нас, а точнее, на меня, с такой жадностью, что у меня волосы на затылке шевелились. Грегор еще кое-как владел собой, а Кати то и дело облизывала тонкие губы. Если бы их не сдерживало присутствие Алана, они, пожалуй, набросились бы на меня и растерзали. Куда подевались те спокойные и интеллигентные люди, с которыми я познакомился несколько дней назад? В них оставалось мало человеческого. С надеждой они переводили взгляды с меня на дремлющую девушку, предвкушая, вероятно, что и им перепадут какие-нибудь крохи с пиршественного стола их хозяина и его нового подопечного.

Алан сделал разрез рядом с недавней, не совсем еще зажившей раной, и приник к нему ртом. В этот раз он не просто пил кровь — с каждым глотком он вытягивал из меня жизнь. Я слабел с каждой секундой, и скоро ему пришлось поддерживать меня; на помощь ему пришел Грегор и Кати, ухватившие меня за плечи. Сознание меркло, и смысл слов уже почти не доходил до меня, когда Алан обратился ко мне с требованием как можно скорее сделать несколько глотков крови, стекающей из его запястья:

— Не медли, Илэр, иначе ты потеряешь сознание, и все будет кончено!

И снова я уступил ему и, преодолев отвращение и слабость, исполнил его указание. К своему огромному удивлению, я сразу почувствовал себя немного лучше, и даже попытался спорить, когда Грегор подвел ко мне одурманенную девушку, едва переставлявшую ноги.

— Не… надо… — попытался я отстраниться. — Может быть… достаточно?..

— Если ты не сделаешь это, то умрешь, — безжалостно сказал Алан. — Пей! — и быстрым уверенным движением рассек ей шею.

До сих пор я не знаю, убил ли я ту девушку или нет. Впрочем, в любом случае, она, вероятно, мертва: если не я, то Кати или Грегор довели дело до конца. Тогда же я после нескольких поспешных глотков перестал воспринимать окружающий мир и себя в нем; сознание заволокла кровавая пелена, и я впал в беспамятство. Я плохо помню, что было потом. Алан рассказывал, что я повалился рядом с полумертвой девушкой почти бездыханный, и он решил было, что превращение убило меня. Почти сутки я пролежал ни жив ни мертв в его квартире, порученный заботам Авроры, а когда пришел наконец в сознание, то всех этим очень удивил. И в первую очередь — Алана, который успел уже сообщить Дереку, что его утверждение насчет сильной крови оказалось ошибочным, и что я умираю.

* * *

— С днем рождения! — Алан присел на край постели и похлопал меня по колену. — Как ты себя чувствуешь? Есть какие-нибудь особенные ощущения?

Я прислушался к себе. Пожалуй, ничего особенного, вот только… В Алановой квартире были огромные окна, и комнаты щедро заливало апрельское солнце, но почему-то мне было это неприятно. Хотелось оставаться в тени. Кажется, и об этом Кристиан что-то говорил… что-то о боязни света? Но это вовсе не была боязнь чего-то, просто тень казалась мне приятнее, чем свет. Я сказал об этом Алану.

— Это из той же области, что и особые отношения с луной, — кивнул он. — Привыкнешь. А в остальном? Слабость, головная боль не беспокоят?

Я ощущал слабость и легкую тошноту, но не более того.

— Почти в норме. Но ты здорово напугал нас, мальчик.

— Я ведь едва не умер, да?

— Да. Но, однако же, ты справился, а это говорит о многом.

— О чем же? — полюбопытствовал я.

— О том, что Адриен Френе с вероятностью процентов девяносто не был твоим отцом, — серьезно ответил Алан.

Я судорожно вздохнул. Значит, все-таки Лючио? Хотя, в сущности, это не меняло ничего. Все равно до конца своих дней я буду любить и почитать человека, который шестнадцать лет был мне отцом и другом и был убит другим человеком, чья кровь, по-видимому, текла во мне.

— А это, в свою очередь, означает, — продолжал Алан, испытующе на меня глядя, — что когда-нибудь сможешь добиться многого. И, между прочим, обрести свободу. Только не рассчитывай, что случится это скоро — я никого не отпускаю по первому же требованию, право на свободу надо еще доказать. А пока не забывай, кому ты подчиняешься.

— Я что-то не совсем понимаю, что означает подчинение старшему в вашем обществе, — этот вопрос давно занимал меня, но случая обсудить его до сих пор не подворачивалось. — Чем вы, собственно, руководите? Вы же не какая-нибудь cosa nostra.

— Cosa nostra — это по части Лючио, — усмехнулся Алан. — Меня это не интересует.

— В чем же тогда выражается ваша власть?

— Узнаешь. Теперь ты полноправный член нашей маленькой дружной семьи, и общие правила распространяются и на тебя тоже. И первое правило — не убивать. Ни при каких обстоятельствах. Нам не нужны неприятности.

Я нахмурился, подумав о несчастной девушке, которая для Алана была лишь "ритуальным сосудом". И снова каким-то чудом он понял меня без слов.

— Это был особый случай, Илэр.

— Значит, все-таки убивать можно? — спросил я без восторга.

— Не всем, — ответил он, и в черных глазах на секунду вспыхнул хищный огонек. — Поэтому, будь добр сдерживаться — а тебе не раз захочется… дойти до конца.

Подбодрив меня таким своеобразным способом, Алан ушел, а вместо него у моей постели возникла Аврора. Вид у нее был не слишком-то радостный.

— Если хочешь знать мое мнение, — начала она без предисловия, — это был не слишком-то умный поступок. Алан вовсе не таков, каким кажется. От него, вообще-то, лучше держаться подальше.

— Что же ты раньше молчала? — хмуро удивился я, не особо, впрочем, встревожившись.

— Он запретил мне говорить на эту тему.

— А теперь запрет снят?

— А теперь уже все равно, — грустно отозвалась она. — Ты никуда от него не денешься.

— Знаешь, Алан вовсе не кажется мне таким уж кровожадным маньяком, так что…

— Дело не в кровожадности, — перебила Аврора. — Его и жестоким не назовешь, но есть кое-что похуже жестокости.

— Что же?

Она замялась.

— Трудно объяснить. Это что-то за границами моего понимания. Он настолько старше нас всех, что иногда логику его поступков невозможно постигнуть.

— Аврора, а сколько ему лет?

— Не знаю. Но ходят слухи, что он самый старый из ныне живущих. И было бы гораздо лучше, если бы ты продолжал держаться своего Кристо. Я сама встречалась с ним всего пару раз, но много о нем слышала. Кажется, он очень порядочный человек — то есть насколько вообще это слово применимо к носферату.

— Мы не общались пять лет…

Аврора покачала головой.

— Если бы он взял меня под свою защиту, я, кажется, до конца жизни благословляла бы небеса. А ты так просто он него сбежал!

— Не просто так, — возразил ей и в коротких словах пересказал ей наш последний с Кристианом разговор. Она посмотрела на меня как на слабоумного.

— Ты еще глупее, чем я думала. Неужели непонятно, что его заставили?!

— Это я знаю! Но он мог бы… когда я попросил его… — я начал волноваться, вспомнив, как непривычно резко Кристиан говорил со мной. — Он мог предположить, что я найду кого-нибудь другого, и что кончится все равно этим!

— Ты рассуждаешь, как эгоист, — заявила Аврора. — И думаешь только о себе.

Я промолчал и только упрямо поджал губы. Пусть я эгоист, но и Кристиан был неправ.

— Ладно, — Аврора поднялась. — Я принесу тебе поесть…

— Погоди минутку. Я еще хотел спросить…

— Ну?

— Кем ты приходишься Алану? Ты живешь в его квартире, и…

— Никем я ему не прихожусь, — фыркнула она. — Не задавай дурацких вопросов.

Не знаю, зачем она тогда соврала мне. Может быть, она и сама не знала.

* * *

Очень скоро я начал ощущать происходящие во мне изменения. Особенно сильно моя искаженная природа давала о себе знать в толпе: я стал очень остро чувствовать исходящие от людей запахи, и в первое время я терялся, пытаясь справиться с лавиной впечатлений. Особенно сильно выделялся один запах — пряный, солоноватый, с привкусом железа, — и впервые услышав его, я сразу понял, что так пахнет. От одного лишь намека на этот запах все мое естество охватывало лихорадочное возбуждение, и где-то в области солнечного сплетения возникала глухая тянущая боль. Низменные инстинкты боролись с разумом, и иногда мне становилось страшно, что они победят.

Я пытался держаться в стороне от людей, но в большом городе это было почти невозможно. Учебу пришлось на время оставить, и я оформил академический отпуск и переехал в съемную квартиру — в заполненных молодыми парнями и девушками аудиториями, и в одной тесной комнате с двумя приятелями жажда становилась невыносимой. Я еще сдерживался, но не знал, на сколько меня хватит. Да и Дикки с Василем могли увидеть, что с мной не все ладно.

Видя, как я маюсь, Аврора сжалилась и взяла надо мной шефство. Она объяснила, как можно отвлечься от жажды, и она же дала мне несколько наглядных уроков заманивания жертв.

— Самое главное, — поучала она, — устроить так, чтобы они ничего не помнили. Это не сложно. Ты смотришь им в глаза, они засыпают, а просыпаясь, помнят только, что вдруг потеряли сознание.

— Но я не умею усыплять взглядом! — паниковал я.

— Глупенький, это умеют даже самые слабые. Ты только попробуй, и все поймешь. И вот еще — ни в коем случае не кусай их ни за шею, ни за какие другие части тела. Вообще старайся оставлять как можно меньше следов. Аккуратный порез, пара глотков — и дело в шляпе.

— Пара глотков? Всего-то?

— Этого достаточно, чтобы поддерживать тонус. Конечно, если ты носферату, то можешь позволить себе большее, но нас — тебя и меня, — это не касается. А выбирать тебе лучше молоденьких девушек, любая с тобой пойдет с радостью куда угодно и ничего не заподозрит.

— Ну уж прямо куда угодно, — возразил я и задумался. — Аврора, а как узнать, носферату ты или нет?

— Узнаешь, — пообещала она, но так ничего и не объяснила толком.

Изменилось мои взаимоотношения с луной и солнцем. Днем я не испытывал особенных неудобств, разве только яркий солнечный свет резал мне глаза, и кожа стала быстро обгорать и шелушиться, как это обычно бывает, когда слишком долго пролежишь на пляже под солнцем. Но я не из любителей ядреного загара, и поэтому необходимость как можно больше находиться в тени не слишком меня расстроила. С лунным же светом все обстояло ровно наоборот. Луна тянула меня к себе, хотя после той «первой» ночи я думал, что, напротив, буду ее избегать до конца дней. Я и раньше любил гулять ночью, а теперь открыл в ночном городе новое очарование. К тому же, после захода солнца на улицах становилось заметно меньше людей.

Алана я не видел довольно долго, несколько месяцев, но совершенно не беспокоился по этому поводу; Аврора, к которой я искренне привязался, помогла мне постепенно освоиться в новой ипостаси, и я даже смог вернуться в институт и продолжить учебу, поскольку не реагировал уже так остро на запах крови. Появлению же Алана, учитывая обстоятельства, я не обрадовался.

Наши отношения с Авророй были совершенно безоблачны, стороннему наблюдателю могло даже показаться, что мы любим друг друга. Мне, честно говоря, тоже в те дни так казалось. С Авророй было хорошо, и не только в постели. Я был без ума от младенческой упругой пухлости ее форм, от маленьких ручек и — особенно — ножек, которые нравились мне так сильно, что я даже подарил Авроре несколько тоненьких ножных браслетов, восхитительно оттеняющих смуглую гладкость ее кожи.

Одно только обстоятельство меня смущало: все наши моменты близости происходили в квартире Алана, и никак иначе, как будто это место было заколдовано, и Аврора могла предаваться любви только там. Это попахивало то ли мистикой, то ли своеобразным извращением. И самое странное — мы ни разу не застали хозяина квартиры. То ли Алан уехал, то ли специально подгадывал время… Постепенно я уговорил себя поменьше думать об его странностях, приняв точку зрения Авроры: Алан настолько стар, что нам его не понять.

Лучше бы я думал об его странностях побольше.

Однажды августовским вечером мы с Авророй нежились в постели, и я предавался своему любимому занятию — играл пальчиками ее маленьких ног. Она хихикала и шутливо брыкалась, утверждая, что боится щекотки. В самый разгар нашей возни послышались легкие стремительные шаги; подумав, что вернулся хозяин квартиры, я на всякий случай накинул на Аврору простыню и сам сел в кровати, торопливо натягивая джинсы. Представьте себе, после всего, что было, я еще стеснялся показаться перед посторонним человеком голым.

— Что ты паникуешь, это же Алан, — тихонько засмеялась Аврора у меня за спиной. И действительно, из-за ширмы вышел Алан, как и я, одетый по минимуму — в джинсах, низко открывающих смуглый поджарый живот, и босиком.

— Привет, — сказал он, сверкнув улыбкой.

Аврора без всякого смущения вылезла из-под простыни и обняла меня за шею, грудью прижавшись к моей спине.

— Алан, иди к нам, — позвала она, вогнав меня на несколько секунд в ступор.

— К вам? — переспросил Алан со странной интонацией. — С удовольствием.

— Какого черта?! — возмутился я, переборов изумление. — Я не…

— Тише, — мягко прервал он. — Аврора ведь не возражает, верно?

Может быть, кому-то и нравится, когда в его постели появляется третий, претендующий на любовь его девушки. Меня возмутило это до глубины души, и ничего не менял тот факт, что постель, в общем-то, принадлежала Алану. Кроме того, я ощутил жуткую ревность — полагаю, причин ее объяснять не надо.

Итак, все во мне возмутилось. Я был настолько выбит из колеи, что хотел тут же уйти и оставить Аврору предаваться любовным утехам с ее старым — во всех смыслах — приятелем, и уже начал вставать, когда взгляд Алана буквально пригвоздил меня к месту. Тогда я впервые почувствовал, что, помимо собственной воли, мною может двигать и чужая, сторонняя воля, много сильнее моей.

Это была та еще ночка. Временами казалось, что тело мне не принадлежит, и я делал то, что вроде бы не собирался делать. Сердце мое жгла ревность, а насколько угнетало меня присутствие Алана, не передать словами. Не понимаю, как могли Кристиан и Лючио одновременно быть с одной женщиной и получать от этого удовольствие. По-моему, ничего мучительнее нельзя и придумать, особенно когда чувствуешь, что воля твоя скована и ты не владеешь собой.

Был ужасный момент, когда я заметил, что, лаская Аврору, смотрит-то Алан на меня. И я готов был поклясться, что интересую его гораздо сильнее, чем девушка в его объятьях. Вот когда вспомнилась фраза Дерека про "отвратительные пристрастия" его приятеля-носферату, и ужас холодными когтями продрал по спине. Я рванулся прочь, напрягая все силы, Алан засмеялся, и хватка чужой воли ослабла. В тот раз он меня милостиво отпустил.

С той самой ночи пошло-поехало. Каждый час, каждую минуту я ощущал присутствие чужой воли, и изнемогал, пытаясь от нее освободиться. Но Алан не просто так предупреждал, что никого не отпускает по первому требованию. Напротив, чем сильнее я сопротивлялся, тем туже сжимался ошейник. Я хотел порвать все отношения с Авророй, но он не позволил; девушка же продолжала вести себя по отношению ко мне как прежде, не находя ничего особенного в том, чтобы отдаваться двум мужчинам сразу. Я бы мог, наверное, понять, если бы она разделяла нас, но так! Я был оскорблен; более того — я был уничтожен.

Алан же с каким-то извращенным садистским наслаждением продолжал меня жестоко прессовать. Без всяких объяснений он потребовал, чтобы я сопровождал его в ночных загулах по столице и, вместе с другими его приятелями (или подданными?) принимал участие в разнообразных сомнительных удовольствиях, большинство которых имели сексуальный характер и сопровождались совместным лаканием крови у какой-нибудь одурманенной Аланом шлюхи, а так же употреблением в неимоверных количествах психотропных веществ. Прелесть последних состояла в том, что любая органика и любые синтетики действуют на нас несколько иначе, чем на простых людей: удовольствия море, а негативных последствий никаких, за исключением психологического привыкания, от которого, приложив некоторые усилия, можно при желании избавиться. Однако я не желал ни знаться со шлюхами, ни глотать наркотики; да и от Алана не ожидал пристрастия к столь низменным развлечениям. Самое жуткое, что и в часы самых чудовищных разгульных оргий он оставался таким же, каким я его знал: спокойным, улыбчивым и, черт возьми, дружелюбным. У меня мурашки от него по спине бегали. По правде говоря, я начинал его бояться, и не без причин: с первых же случаев, когда я отказывался «развлекаться» по его указке, а он принуждал, стало ясно, что дело пошло на принцип, и он серьезно намеревается добиться от меня полной покорности. Аврора очень настойчиво убеждала меня подчиниться, обещая, что иначе будет еще хуже. Раздраженный и измотанный к тому времени до крайней степени, я ответил в том духе, что не нуждаюсь в советах шлюх; она взъярилась и накинулась на меня как дикая кошка, и разодрала мне своими острыми ноготками все лицо; той же ночью Алан снова свел нас вместе.

Мне не хочется, да и стыдно, углубляться в подробности того, как я прожил следующий год. Сколько раз я горько корил себя за то, что легкомысленно пренебрег предостережениями Кристиана и доверился носферату, обманувшись его дружелюбием!

Я спрашивал младших вампиров — тех из них, кто при ближайшем знакомстве не вызывал во мне отвращения, — всех ли Алан так давит, или мне выпала особая честь. Да, говорили мне, хозяин требует полного подчинения от всех без исключения, но ведь никто и не пытается сопротивляться, заранее признавая за ним право сильного. На этом и держится вампирское сообщество. Я не верил: неужели среди четырех-пяти десятков людей не нашлось ни одного, кто попытался бы восстать против такого надругательства над свободой воли?! Они удивлялись: а зачем? Алан следит за порядком, а если он даст своим подчиненным волю, то выльется это только в череду убийств, поскольку мало кто сможет держать себя в узде, перестав страшиться наказания. Начнутся расследования, раскапывания… в конце концов всех просто перебьют. Да и потом, что значит — нет никого, кто протестовал бы? Вот ты же, Илэр, протестуешь… Но я продолжал не понимать. Без дисциплины, конечно, никак не обойдешься, но зачем все эти кошмарные гулянья, эти старания утащить как можно больше людей за собой в грязь? Разве нельзя вести строгую, спокойную жизнь, руководя своими подданными с разумной справедливостью? Неужели такова природа носферату, такова их извращенная психика, что человеческий, в высшем смысле этого слова, образ жизни для них неприемлем? Но ведь есть Кристиан, и он не ведет себя как последний скот…

Можете надо мной смеяться, но я пришел с этим вопросом и к Алану. Он не удивился:

— Ответ прост, мальчик мой: причиной всему скука. Хочется добавить немного перчику в пресную похлебку жизни.

— Добавляйте на здоровье, — согласился я, — хотя мне кажется, что за столько лет и перец потеряет остроту. Но только причем тут я? Мне не нужен ваш перец!

— Ты, собственно, ни при чем. От тебя требуется одно — покорность и готовность в ответ на любое распоряжение ответить «слушаюсь» и отправиться его выполнять. Как только ты дойдешь до такой кондиции, я оставлю тебя в покое. Обещаю. Но пока я что-то не вижу в тебе желания пойти на мировую.

— Господи! — не выдержал я. — Да вы просто помешанный на абсолютной власти параноик! А еще тыкали пальцем в Лючио — вот, мол, настоящий псих, а мы — мы не такие, мы разумные. Да вы ничуть не лучше него!

Алан прищурился.

— Я люблю тебя, Илэр, но ты все же не забывайся. Я могу и разозлиться.

Он еще только грозил, а я уже разозлился.

— Странная у вас манера выражать свою любовь, трахая почем зря мои мозги! По-другому, вероятно, и не умеете?

— По-другому? — переспросил он тихо, и таким голосом, что мне стало не по себе. — Почему же, могу и по-другому.

Той же ночью он объяснил, какие у него еще есть способы выразить любовь ко мне. Лучше бы он меня убил.

Интерлюдия

— Если бы я не встретил Мэвис, не знаю, что со мной стало бы, — сказал Илэр.

Уже минут десять они сидели в припаркованном у обочины авто. Вести Кристиан не мог — у него дрожали руки, а бледностью он мог посоперничать с Илэром, кожа которого всегда отличалась мраморной белизной.

— Крис, прошу, ну не воспринимай ты все так остро! — взглянув на него, молодой человек спохватился. — Я же ведь жив и здоров. К тому же, не я первый, не я последний.

— Верно, — глухо отозвался Кристиан. — То, что ты испытал — один из способов понять, чего стоит молодой носферату. Самый жестокий, но самый эффективный. Только вот многие забывают, ради чего все это делается, и получают удовольствия от самого процесса прессинга. Увлекаются и хватают через край. Многих просто ломают, и эти несчастные навсегда остаются такими, как Валь или Лорена. Другие — и их меньшинство, — проходят сквозь мясорубку; из них получаются такие… такие существа, как Алан и Лючио.

— Таких, конечно, по всем человеческим законам следовало бы держать под присмотром психиатра, — согласился Илэр. — Но ведь есть еще такие, как ты, Крис, — он улыбнулся. — И слава богу, что это так. Да и я, надеюсь, сумею остаться в своем уме. Пока что я не очень похож на сумасшедшего, а?

— Ну а дальше-то что, Илэр? — Кристиан не отозвался на шутку и смотрел напряженно и печально.

— Дальше… есть у меня кое-какие соображения. В последний год мы с Аланом находимся как бы в состоянии холодной войны: он меня не отпускает, но и не пытается больше привести к полной покорности; а я его не провоцирую. Но долго так, конечно, длиться не может. Я его раздражаю, это ясно. Да и меня от него тошнит.

— Что ты задумал, малыш? И… погоди, ты упомянул имя Мэвис. Кто она такая?

Лицо Илэра просветлело.

— О, Мэвис. Я бы очень хотел познакомить вас! Она… она мой ангел, Крис, без преувеличений. Без нее меня бы тут не было.

Глава 7

O Death, come near me!

Be the one for me, be the one who stays.

Draconian "Death, come near me"

Смерть, подойди поближе!

Останься со мной, останься только ты

— Аврора! — крикнул Алан, приподнимаясь на локте. — Аврора, иди сюда!

Аврора неохотно спустила ноги на пушистый ковер. Спать хотелось невыносимо; часа три назад, вернувшись в пустую квартиру, она повалилась в кровать и сразу уснула так крепко, что даже не слышала, когда вернулся Алан. Его голос, всколыхнувший тишину дремлющей ночи, вырвал Аврору из сладчайшего сна. Зачем, интересно, она ему понадобилась, что он так орет? Аврора знала его давно, и ей было известно, что голос он повышает в исключительных случаях — обычно в этом нет нужды, да и его не так-то просто вывести из себя. Значит, теперь Алан чем-то страшно раздражен, так что даже в голосе звенят нетерпеливые нотки. Аврора вздохнула, накинула халатик и босиком потопала в хозяйскую спальню.

Картина перед ней предстала любопытная. Алан сидел на кровати, скрестив по-турецки ноги, во все своей обнаженной красе, и лицо у него было злющее; на дальнем краю кровати, скорчившись и спрятав лицо в подушки, лежал кто-то худой, белокожий и с густейшими черными волосами до плеч. Сначала Аврора подумала, что Алан привел новую подружку, но присмотрелась и клацнула зубами от удивления, узнав Илэра.

— Что это вы тут… — начала она и осеклась: до нее дошло. О широте и разнообразии вкусов Алана она прекрасно знала, но вот чтобы заподозрить Илэра, которого воротило от всего, что не укладывалось в весьма тесные рамки его моральных норм — а это в них явно не укладывалось — в нетрадиционных пристрастиях… Аврора захлопала глазами, и на нее снизошло очередное озарение: согласия Илэра, конечно же, никто и не спрашивал. Она осуждающе взглянула на Алана:

— Зачем ты с ним так?

— Не лезь в то, что тебя не касается, радость моя, — холодно отозвался он, но после паузы добавил: — Ничего с ним не станется. Вот увидишь, через день снова будет рычать на меня по-прежнему.

— Хочешь сделать из него второго Лючио?

— Даже если б хотел, вряд ли сумел бы. Пока он больше напоминает мне Кристо в молодости. Вопреки видимости, это удивительно устойчивая личность. Даже сегодняшняя ночь едва ли что-нибудь изменит… вот что, радость моя, принеси-ка мой нож и давай присоединяйся.

— Что ты хочешь сделать? — сегодня все доходило до Авроры с трудом. — Ах… поняла. А никак нельзя без меня обойтись?

— Нельзя, — отрезал Алан и облизнул тонкие губы. — Да шевелись ты, черт тебя возьми!

* * *

Голоса Алана и Авроры долетали как сквозь ватное одеяло; они говорили обо мне, как будто меня здесь не было. Да и с чего бы им заботиться о моих чувствах? Я и сам-то себе был не нужен. Когда Алан разрезал мои запястья, и вдвоем с Авророй они принялись угощаться моей кровью, я даже обрадовался: может быть, они убьют меня? Вот было бы хорошо. Но они ушли, оставив меня чуть живого на взбаламученных простынях. Сознание едва тлело во мне, но и этого было достаточно, чтобы я в полной мере мог прочувствовать всю глубину своего унижения. Я думал, что уничтожен, когда у меня отобрали Аврору? Какая наивность! Вот теперь — теперь да, Алан не то чтобы втоптал меня в грязь, он просто вбил меня в землю по самую маковку. И ему это ничего не стоило.

Лежал я так довольно долго, не в силах шевельнуться, и все ждал, пока жизнь наконец тонкой струйкой вытечет из меня вся. Кажется, прошли целые сутки, пока я не осознал с отчаянием, что не умру. Может быть, смерть и подходила близко, но я ей не приглянулся. Черт побери! Умереть станет действительно большой проблемой, если только кто-нибудь не согласится отсечь мне голову или вырезать сердце. Но где бы найти такого доброжелателя?! Или… где бы найти тот яд, которым отравил себя Лючио?

Впрочем, это я вру. Ни о чем подобном я тогда не думал, мысли о яде, гильотине и доброжелателе с мясницким ножом в руках пришли гораздо позже, когда я почти уже оправился. Тогда же, едва почувствовав в себе силы двигаться, я сполз с кровати и перевернул всю квартиру в поисках чего-нибудь острого. На письменном столе схватил канцелярский нож, которым тут же располосовал себе все руки. Собственно, мог бы и не стараться: запястья и без того были разрезаны вдоль и поперек, как у несостоявшегося самоубийцы… Несостоявшегося, ха. Раны еще даже не успели зажить. Порыв наиглупейший, учитывая, что если бы я мог умереть от потери крови, то уже умер бы; но он только показывает степень охватившего меня отчаяния.

Я сидел на полу, с перемазанными кровью руками, и мрачно размышлял, с какой бы стороны полоснуть себя по горлу, когда вернулся Алан. Он остановился надо мной, глядя на покрытую бурой коркой стальную полоску канцелярского ножа в моих судорожно сжатых пальцах.

— Не получается? — спросил он спокойно. — Не советую резать горло — очень больно и совершенно неэффективно. Точно так же не советую вспарывать себе живот или пытаться собственными силами вытащить сердце.

— Оставьте меня в покое, — прошипел я.

Алан усмехнулся.

— Аврора беспокоилась за твое душевное состояние, но, похоже, ты в норме. Но как это ты так быстро оклемался? Я рассчитывал найти тебя без чувств. Неужели ты все время оставался в сознании?

Я ответил ему ругательством.

— Ничему так и не научился? Повторить сеанс?

— Только попробуйте ко мне прикоснуться! — я вскочил, выставив перед собою нож, в отчаянии уже позабыв, что он бесполезен. Как я ненавидел Алана! Просто удивительно, как ненависть не испепелила меня в ту же секунду. — Только попробуйте!

Смешные угрозы! Я знал, и он знал, что никто не помешает ему подойти и сделать со мной что он только пожелает. Алан улыбнулся и шагнул ко мне, но вдруг что-то случилось. Наши глаза встретились, и он чуть вздрогнул… или это только показалось? Улыбка застыла на его лице.

— О, — непонятно сказал он. — Даже так?..

Я в недоумении смотрел на него, чувствуя, как руки, ноги, все тело начинают дрожать от слабости. Я вскочил, вздернутый ненавистью и решимостью во что бы то ни стало не позволить Алану приблизиться, но силы быстро меня покидали. Он же вдруг кривовато улыбнулся чему-то, поколебался еще секунду и ушел. Просто ушел. А я повалился на пол и заплакал, как девчонка.

* * *

Примерно месяц длилось затишье. Алан меня не трогал, давая срок, вероятно, пересмотреть свое поведение и исправиться. Я же ходил как очумелый, пытаясь справиться с суицидальными мыслями. Учебу очередной раз забросил; и хотя до диплома оставалось всего ничего, похоже было, что курс я не закончу. Но это волновало меня меньше всего. Более важный вопрос не давал покоя: а как вообще теперь жить? Если, конечно, вообще жить стоит. В этот период меня и начали посещать навязчивые мысли о том, как хорошо было бы раздобыть яд, придуманный моим отцом. Подсунуть его сначала Алану, посмотреть на его агонию, а потом выпить самому. Очень уж гадостно на душе было.

Потом Алан кинул пробный шар — прислал с Авророй приглашение (или, вернее сказать, повеление) явиться на традиционную встречу в известный столичный клуб. Я отправил Аврору восвояси, велев передать, что он, наверное, перепутал меня с собачкой, если ждет, что я прибегу по первому свистку. Может быть, и не стоило так откровенно нарываться, но не идти же было покорно после того, что он сделал? Посещения клуба избежать не удалось: Алан прислал ко мне на квартиру двух крепких ребят из младших вампиров, они силой запихнули меня в авто с сильно затонированными стеклами и доставили по адресу.

В vip-гостиной, выкупленной Аланом у клуба практически в частное владение, собралось любопытнейшее общество. На кожаном диване, занимавшем три стены комнаты, расположились, само собой, Алан, Грегор и Кати; тут же я, к своему удивлению, увидел Дерека и еще незнакомых мужчину и женщину, от которых, как холодным ветром, пахнуло недоброй силой. Женщина, светловолосая красавица в бирюзовом открытом платье, так и впилась жадным взглядом, когда крепыши-охранники вытолкнули меня на середину гостиной. Узколицый, с длинным носом мужчина смотрел заинтересовано.

— Вот вам Френе, — кивнул в мою сторону Алан, в честь чего-то сменивший черную футболку на черную же шелковую рубашку. В ней он выглядел очень мрачно, почти зловеще. — Настоящая заноза в заднице, как и его отец.

— Который из отцов? — улыбнулась красавица.

— Оба. Я, правда, не знал Адриена Френе лично, но Кристо недурно описал его.

Блондинка покачала головой.

— Даже не верится, что с ним могут быть какие-то проблемы. Он такой хорошенький, так бы его и съела! — она звонко засмеялась и обратилась ко мне: — Ты ведь присоединишься к нам, сладенький?

— Что-то не хочется, сударыня, — ответил я вежливо.

— В самом деле? — удивилась она. — А может быть, ты просто стесняешься? И если я хорошо попрошу…

Она встала и подошла ко мне вплотную, обвила руками мою шею и прижалась всем телом.

— Вот так хорошо? ты ведь не откажешь девушке в ма-аленькой просьбе?

Наверное, все носферату просто свихнутые на сексуальной почве. По крайней мере, большая их часть. А все потому, что секс — одно из немногих удовольствий, которые не приедаются за две-три сотни лет. Я кожей чувствовал возбуждение красавицы, но сам не ощущал ничего, кроме омерзения.

— Вы в самом деле девушка? — спросил я все так же подчеркнуто вежливо. — Наверное, нелегко соблюдать целибат в вашем-то почтенном возрасте.

Она возмущенно ахнула и отпрянула:

— О! Грубиян!

— Он всегда такой, — засмеялся Алан.

— Хм-м… — женщина прижала наманикюренный пальчик к пухлым губам. — А если его связать? А?

— Нет, Хэтери, для этих целей Илэр не подходит, так что забудь.

Хэтери скорчила обиженную гримаску.

— Зачем же ты тогда позвал нас? Просто посмотреть? Это, знаешь ли, не очень красиво с твоей стороны, Алан. Заставил нас с Дереком мчаться из другого города…

— Я хочу предложить кое-что получше, — прервал ее Алан и встретился со мной глазами. Я немедленно ощутил тяжелое давление чужой воли. — Я хочу угостить вас самым чудесным, самым драгоценным вином, какое сам когда-либо пробовал. Подойди, Илэр, сядь с нами. Дай руку. Вот так. Не дрожи, мой мальчик, все хорошо. Ты же знаешь, я не хочу тебе зла.

* * *

Все, с меня хватит.

Они, значит, будут прикладываться ко мне, как к бутылке, и каждый раз оставлять меня полумертвого, а я должен покорно позволять угощаться моей кровью? В клубе, как я ни сопротивлялся, носферату утолили свою жажду, не особенно со мной церемонясь, и Алан отправил меня, почти бесчувственного, домой в компании тех же плечистых парней, а сам как ни в чем не бывало остался веселиться с друзьями. И что-то подсказывало мне, что это не последний раз.

Глубокой ночью я стоял, перегнувшись через перила моста, и размышлял, что будет, если броситься в холодную сентябрьскую воду. Река, делящая столицу на две части, глубока; течение быстро, а я ослаблен и даже инстинктивно не сумею выплыть. Если вода заполнит легкие, и дыхание будет парализовано, умру я или нет? Логика подсказывала, что да, вроде бы должен. Но, следуя обычной человеческой логике, как минимум два раза я уже должен был умереть от потери крови.

Однако мысль проверить это предположение казалась все более привлекательным, я перегибался через ограждение все ниже…

— Что вы делаете?! — чьи-то руки обхватили меня за пояс и принялись оттаскивать прочь. — Вы с ума сошли?

— Оставьте меня! — вяло отбивался я, настолько ослабевший, что не смог бы справиться и с кошкой. — Пустите!

— Не пущу! — решительно заявил свежий женский голос. — Что с вами? Вам плохо, вы больны? Или ранены?

— Да, мне плохо… но вас это не касается!

— Да вы на ногах не стоите! — заметила очевидное непрошенная спасительница. — Вам нужно в больницу!

— Нет! — рванулся я в панике из ее рук. — Никаких больниц!

— Но… — она растерялась и чуть меня не отпустила. — Но как же? Я не могу вас оставить… вот так…

Я не ответил, поскольку почувствовал, как земля уходит у меня из-под ног, и почти повис на тонких женских руках. Похоже, спасительница была сложена ненамного крепче меня.

— Я отвезу вас к себе домой, — вдруг решилась она. — Здесь недалеко, не беспокойтесь.

— Дурацкая идея… — простонал я. Сквозь запах молодой кожи и легких вечерних духов пробивался иной аромат — пряный, соленый, — в теперешнем состоянии он ощущался особенно остро и сводил меня с ума. К тому же я знал, что после двух-трех глотков крови мне станет гораздо лучше. Если я не совладаю с жаждой… — Послушайте… серьезно вам говорю: оставьте меня и идите, куда шли…

— Все будет хорошо, — ласково сказала она мне. — Вы только не волнуйтесь.

В двух шагах от того места, откуда я чуть было не кувырнулся в реку, оказалась припарковано старенькое авто, на заднее сиденье которого меня со всей возможной заботой и усадили. Я тут же откинулся на спинку, а девушка склонилась, озабоченно заглядывая мне в лицо.

— Боже мой, да вы сейчас сознание потеряете! Может быть, все-таки в больницу?

— Не надо… пожалуйста…

Страшно было даже представить себе реакцию врачей, когда они обнаружат, что при такой сильной кровопотере я еще хожу и говорю!

Смутно помню, как мы ехали, как девушка помогла мне подниматься по лестнице старого трехэтажного дома и уложила на маленький диванчик под старомодным тускловатым бра.

— Подождите, я принесу тонометр. Вы такой бледный…

Я ухватил ее за руку.

— Не надо тонометра, не надо никаких врачей и лекарств, я вас прошу. Если правда хотите мне помочь, дайте мне лучше стакан вина или хотя бы сладкого чая.

Она остановилась, нерешительно на меня глядя. А я смотрел на нее. Миленькое, с мягкими чертами личико, густые светлые волосы зачесаны назад и удерживаются простым ободком. Большие, удивительно светлые глаза. Никакой косметики, и одежда самая простая: длинная юбка в стиле кантри, сапожки, белая блузка с короткими рукавами. Девушка была, быть может, немного старше меня, на год или два.

— Ну хорошо, — сказала она наконец не очень уверенно. — Надеюсь, вы знаете, что делаете.

Через минуту она вернулась с большой кружкой чуть подогретого красного сладкого вина. Я сразу же уткнулся в кружку носом, чтобы отбить нестерпимый запах крови.

— Так что же у вас случилось? — тихо спросила девушка, присаживаясь рядом.

— Вообще-то я стоял и любовался луной, но вы мне помешали…

— Зачем вы хотели это сделать? — мягко перебила она меня.

— А вам не кажется, — сказал я не слишком, каюсь, вежливо, — что вы лезете не в свое дело?

Выражение ее светлых глаз ничуть не изменилось.

— Ничто не может послужить оправданием для самоубийства.

— Да что вы говорите? — начал заводиться я. — Послушайте… не знаю, как вас зовут… вы удержали меня от опрометчивого шага, честь вам и хвала, но это не дает вам права требовать от меня исповеди!

— Меня зовут Мэвис Лерк, — серьезно сказала она. — Вам уже лучше?

— Да, спасибо, — буркнул я. — Полагаю, теперь вы, наконец, меня отпустите?

— Нет, не отпущу. Сейчас ночь, вы нездоровы, куда же вы пойдете? Побудьте до утра у меня.

— Вы это серьезно?

— Конечно.

— Но вы же меня совсем не знаете.

— Вы меня тоже, — улыбнулась она. — Но вы же мне доверились.

Я замолк. Возразить на это было решительно нечего.

* * *

Наутро я чувствовал себя намного лучше — процессы регенерации в организме шли с невероятной скоростью, да и вино оказало благотворное действие. Увидев меня, Мэвис с удивлением сказала:

— Невозможно поверить, что ночью вы едва дышали!

Она собственноручно приготовила завтрак на двоих и заставила меня поесть. Механически жуя, я размышлял, что за добрую самаритянку послала мне судьба.

Квартирка Мэвис состояла из двух маленьких комнат и совсем уже крохотной кухни. Мебели было мало, все только самое необходимое, и далеко не новое. Никаких ковров, только кое-где маленькие, плетенные вручную половички. Большой шкаф, битком набитый книгами. В спальню хозяйки я, конечно, не заглядывал, но можно было предположить, что и там обстановка ничем не отличается от гостиной, где я провел ночь. А еще, на стенах были развешены репродукции с литографий Мухи, изрядно набившие мне оскомину еще в квартире тети Эрики.

На кухне мы с хозяйкой с трудом уместились за маленьким столиком, аккуратно покрытым зеленой скатертью. Солнечные лучи просвечивали сквозь желто-зеленые занавески, придавая кухне веселый вид и напоминая о летнем лесе; и с трудом верилось, что меньше суток назад я всерьез размышлял о смерти.

— Я боюсь оставлять вас одного, — прямо заявила мне Мэвис. — У вас так нехорошо блестят глаза…

— Обещаю, что со мной ничего не случится. Ведь вам, наверное, нужно ехать на работу?

— Я могла бы взять выходной.

— Еще чего не хватало! — искренне возмутился я. — Занимайтесь спокойно своими делами. А вечером, если хотите, мы встретимся, чтобы вы убедились, что со мной все в порядке. Пойдет?

Мэвис улыбнулась, и улыбка осветила ее лицо ярче солнца.

— Пойдет.

Только распрощавшись с ней до вечера, я сообразил, что так и не назвал своего имени.

Весь день я боялся, что Алан призовет меня, чтобы устроить очередную демонстрацию силы. Но он никак не давал о себе знать. Зато в парке, где я убивал время, бездумно наблюдая за суетливыми голубями и прогуливающимися мамашами, меня бог знает каким чудом отыскала Аврора. Она принеслась, как будто за ней гнался сам дьявол, и, бурно дыша, уселась рядом со мной на скамейку.

— Слава богу, я тебя нашла! — заявила она. — А то уж боялась, что Алан что-нибудь с тобой сделал.

— Он постоянно что-нибудь со мной делает, — мрачно ответил я. — А ты только заметила?

— Нет, я имела в виду, что-нибудь страшное…

Я скептически поджал губы.

— То есть, все, что было до сих пор — это так, совсем не страшно?

— Вообще-то это цветочки, — порадовала она меня. — А ты, между прочим, сам виноват, то и дело его провоцируешь.

— И как же, по-твоему, мне быть?

— Делать, что велят.

— Ну уж нет!

— Ну и зря! Жить тебе стало бы гораздо проще.

— Нет уж, увольте меня от такой «простой» жизни.

— Да почему?! Остальные-то живут.

— Да? И их такая жизнь устраивает? Тебя устраивает? — я в упор взглянул на нее. — Скажи-ка, ты идешь в постель к Алану по доброй воле или по принуждению? Только честно.

— По доброй воле, — ответила Аврора с вызовом.

— А ко мне?

— Ты мне нравишься, Илэр, честное слово.

— Ну а к нам обоим одновременно?

— Да что не так-то? — спросила она с искренним изумлением. — Что тебе не нравится?

— Мне все не нравится, — сказал я сквозь зубы и встал. — Я не хочу, не могу так продолжать. Мне было очень хорошо с тобой, Аврора, пока не… ну ты знаешь. Но теперь… ты ведь тоже вместе с ним угощалась… тогда… В общем, держись от меня подальше, потому что я за себя не отвечаю.

— Илэр…

— Я серьезно.

— Да ты, черт возьми, всегда серьезен! — вскричала Аврора досадливо. — А меня ты не хочешь выслушать?

— Не хочу.

Глупо, конечно — ведь я не хуже ее понимал, что такое хозяйская власть. Но очень уж я был зол на нее, так что даже говорить ни о чем не хотелось. И я ушел, а ее оставил сидеть на скамейке в окружении голубей.

Интерлюдия

"Шевроле" по-прежнему стоял у обочины, и похоже было, что в ближайший час он никуда не поедет.

— …Она знает, что ты такое, Илэр?

— Нет! — Илэр помотал головой. — Боюсь говорить ей.

— Боишься, что не поверит?

— Наоборот. Боюсь, что поверит. И тогда…

— Что, Илэр?

— Боюсь, что она проклянет меня, — Илэр стиснул на коленях руки. — Мэвис… ты понимаешь… она по-настоящему верующая. Представляешь, в каком свете выставляет нас ее религия? Алан… не раз говорил об этом, и я думаю, он прав.

— После стольких лет, — нахмурился Кристиан, — ты все еще думаешь, что Алан может быть в чем-то прав?

Илэр бледно улыбнулся.

— Ну хоть в чем-то он может оказаться прав, Крис. Мэвис же… я не только не могу сказать ей, кто я; даже не могу признаться в своих чувствах.

— Ты любишь ее?

— Да. И, наверное, полюбил с той самой минуты, когда мы встретились… банально звучит, да? Если бы у меня были хоть какие-нибудь сомнения относительно тех чувств, которые она испытывает ко мне, я открылся бы ей. Но совершенно очевидно, что я для нее все равно как брат, причем, черт побери, младший! Она ведь старше на год… Сестринская любовь, да еще ее эта общехристианская любовь ко всему человечеству — вот и все, на что я могу рассчитывать, — с горечью сообщил Илэр. — Я значу для нее ровно столько, сколько любой из ее маленьких подопечных.

— Может быть, ты все-таки ошибаешься? — тихо спросил Кристиан, мягко сжав его плечо. — Не лучше ли спросить у самой Мэвис?

— Не могу, Крис. Пока я такой, как есть — не могу в любом случае. Хватит уже этих историй между человеком и носферату. Отец и Лорена, Селена и ты — ни к чему хорошему это ведь не приводит! Да и мне, чтобы что-то решать, нужно сначала освободиться от Алана. И я вот что подумал… Сохранились у тебя еще записи моего отца, Крис?

— Так вот зачем ты приехал… А я-то ломал голову, ради чего ты рискнул вызвать гнев Алана.

— Не только ради этого, — возразил Илэр. — Мне нужно было увидеть тебя.

— Вот это было бы полным безрассудством — нарываться на недовольство Алана только ради того, чтобы повидаться со старым носферату… — усмехнулся Кристиан. — Но тебе следовало бы сразу спросить о записях. Дело в том, что у меня их нет. Их забрал Дерек еще десять лет назад.

— Ясно, — кивнул Илэр. — Значит, поеду к Дереку.

— А зачем они тебе, малыш? Что именно ты хочешь сделать? Убить Алана? Или найти возможность снова стать человеком?

Серые глаза Илэра потемнели до черноты и сузились.

— А это уж как получится, Крис.

— Как получится… Здесь нельзя действовать "как получится". У этого поступка могут быть очень серьезные последствия. Я не рассказывал тебе, что началось тут после смерти Лючио…

— Ох, я думал над этим, — признался Илэр. — Но пока ничего толкового не придумал. Наверное, эти проблемы придется решать по мере их возникновения.

— Нет, так нельзя, — решительно проговорил Кристиан. — Надо все как следует обдумать. Знаешь что, Илэр? Я поеду с тобой.

Глава 8

The Heaven opened above me

And down Gods tears came

Lashing away at my skin

My stinking, rotten frame

My Dying Bride "And I walk with them"

Врата небесные раскрылись предо мною

И божьи слезы пролились

Хлеща по коже и сдирая

Мою зловонную, гнилую плоть

Задолго до назначенного времени я сидел в кафе, смотрел на часы каждые две минуты и досадовал, что время тянется слишком медленно. К тому же я боялся, что Мэвис не придет. Да, она обещала, но у нее могли появиться другие дела… кто я такой, чтобы ради меня бросать все и менять планы? Она ведь даже имени моего не знает. Да, она спасла мне жизнь, но это вовсе не значит, что теперь она считает себя за меня ответственной.

Когда в зал вошла светловолосая девушка в длинной свободной юбке, сердце мое так и подпрыгнуло и издало что-то вроде радостного вопля. Я поспешно поднялся во весь рост и махнул рукой, привлекая внимание Мэвис.

— Добрый вечер, — улыбаясь, она села на подставленный мною стул. — Я так боялась, что вы не придете!

Поразительно — нас мучили одинаковые страхи! Может быть, это знак?..

— Я же обещал, что приду, — ответил я, подавив волнение.

— Разве вы всегда держите обещания?

— Всегда, — сказал я серьезно.

— Это, наверное, очень сложно — выполнять все, что обещано? — спросила Мэвис шутливо.

— Просто я не раздаю обещания кому попало.

К нам подошел официант; даже не полистав меню, Мэвис попросила принести стакан апельсинового сока: "Да, только сок, спасибо". Я запротестовал:

— Но я хочу угостить вас хотя бы мороженым! Пожалуйста, не отказывайтесь.

— Спасибо, — не стала ломаться она.

Я заказал два мороженых, апельсиновый сок для Мэвис и коктейль с мятным ликером для себя. Мэвис с интересом оглядывалась по сторонам.

— Какое симпатичное место, — заметила она. — Только здесь, наверное, все дорого? Все-таки самый центр.

— Нет, не очень. Мэвис… я ведь даже не представился. Меня зовут Илэр.

— Очень приятно, — она протянула через стол свою маленькую ручку для пожатия. — А мое имя вы, стало быть, помните?

— Такое поэтичное имя, как ваше, невозможно забыть.

— В том состоянии, в котором вы находились, можно забыть все, что угодно, — покачала головой Мэвис. — Так что же за беда у вас стряслась? Извините, что так настырно лезу в вашу жизнь, но когда человек доходит уже до этого края, обычно это значит, что ему требуется помощь.

— Может быть, вы профессиональный психолог?

— Нет. Но разве обязательно обращаться за помощью к дипломированному специалисту? Чаще всего нужна простая человеческая поддержка.

— А кто вы, Мэвис? Что вы делали на мосту так поздно ночью?

— Возвращалась с работы, — просто ответила она. — У меня, как бы это сказать, ненормированный рабочий день. Я — воспитатель в интернате для младших школьников. Может быть, вы знаете: «Янтарный», это на четвертой Летней улице.

— Да, что-то такое видел… Теперь понятно, почему вы бросаетесь на помощь всем несчастным и обиженным. У вас работа такая, да?

— Что в этом плохого?

— Ничего. Извините, — я потер переносицу. — У меня сейчас, видите ли, сложный период жизни, поэтому я бываю… неадекватен.

— Вот и я о том же, — Мэвис, поблагодарив, приняла у официанта вазочку с мороженым и стакан сока. Я молча забрал свой заказ. — М-м-м, какое вкусное мороженое! Пожалуй, надо заходить сюда почаще.

Я тянул через соломинку коктейль и во все глаза смотрел на Мэвис. Какое хорошенькое и свежее личико — из тех лиц, которые не нуждаются в косметике или сложной прическе, дабы подчеркнуть естественную красоту. Ее можно было сравнить с полевым цветком, тогда как, к примеру, Хэтери походила на цветок оранжерейный. Я уже знал, что готов на что угодно, лишь бы удержать Мэвис рядом с собой; и вместе с тем содрогался при мысли, что придется посвятить ее в подробности моего мрачного бытия. Впрочем, если даже я настолько потеряю голову, что решусь поведать ей причину моего недавнего суицидального порыва, она просто-напросто сочтет меня сумасшедшим.

— Ну а вы чем занимаетесь, Илэр?

— Учусь на журналистском, на последнем курсе, — слегка покривил душой я. Защита была назначена на конец ноября, но я взял очередной академический отпуск и вовсе не уверен был, что сумею получить диплом. Да и на кой мне этот диплом? О какой нормальной работе может идти речь, пока Алан без устали пытается снова и снова согнуть меня в бараний рог? Несколько раз Алан заводил речь о том, чтобы после окончания курса устроить меня в какой-нибудь глянцевый журнал из числа тех, в которые он продавал свои фотографии, но туда меня пришлось бы загонять батогами. Только работы по протекции Алана мне и не хватало!

Мэвис оживленно принялась расспрашивать меня: интересна ли выбранная мною профессия, сотрудничал ли я уже с какими-нибудь газетами и журналами, где можно ознакомиться с моими материалами, чем я вообще в жизни интересуюсь. Эта часть жизни не содержала ничего такого, что следовало бы скрывать, и я охотно рассказывал, тщательно обходя любые подробности другой, «темной» стороны жизни, обсуждать которую я не стал бы ни с кем — ни с человеком, ни с носферату. Слишком уж много там было грязи и гадостей: ночные клубы, стрип-бары, наркотики, — время от времени Алан все же принуждал меня принимать их, и под их действием я становился более сговорчивым и соглашался на поступки, которые после предпочел бы забыть, — девицы легкого поведения, выбирал которых в основном Алан, и он же приводил их в мою постель и сам присоединялся к развлечению, — правда, до меня уже больше не дотрагивался. И все в том же духе, все возможные пороки…

Задумка Мэвис была ясна — она хотела отвлечь меня от мрачных мыслей и заодно попытаться выведать причину моего подавленного настроения. Но она искала не там, где нужно. Лишь когда мы заговорили о родителях — мама и отец Мэвис жили в далеком маленьком городе, девушка видела их редко и скучала, — ей показалось, что она что-то нащупала. Я рассказал, что мать оставила нас, когда я был совсем крохой, а отец погиб восемь лет назад.

— Мне так жаль, — тихо сказала Мэвис, легко коснувшись моей руки. — Без родителей любому человеку плохо, даже взрослому. У нас в «Янтарном» очень много сирот, но еще больше детей, оставленных родителями. Я не понимаю, как можно уйти и бросить ребенка?

— Обстоятельства бывают разные, — ответил я, подумав о Лорене. — Я встречался после со своей матерью, она очень за меня переживала, но не могла вернуться к моему отцу. Она… была связана с другим человеком. А отец заботился обо мне, так что я не чувствовал себя ни брошенным, ни в малейшей мере ущербным.

— Вам повезло с отцом.

— Да, очень.

— И очень хорошо, что вы умеете прощать…

— Не всем и далеко не все.

— Конечно, некоторые вещи простить невозможно… Что с вами, Илэр? — встревожилась вдруг Мэвис.

— Нет… ничего… голова вдруг заболела.

Внутри головы возникло и постепенно нарастало знакомое давящее ощущение: Алан искал и звал меня. Как некстати! Несколько секунд я упирался, надеясь, что он сегодня не в настроении меряться волями, — хотя такого никогда еще не бывало — и отстанет. Но давление усиливалось. Господи, да что ему опять от меня надо! Я не собирался немедленно бежать к нему, но продолжать разговор с Мэвис становилось невозможным. Извинившись, я ушел в уборную, надеясь все-таки перебороть своего мучителя и выиграть сегодняшнюю ночь. Ничего не получалось, встречу нужно было сворачивать. Я вернулся в зал.

— Простите, Мэвис, но мне придется уйти.

— Вам плохо? — она вскинула на меня встревоженные глаза.

— Да… голова болит, — соврал я. — Это бывает. Понервничал, знаете…

— Хотите, я вас подвезу до дома?

— Нет, спасибо, я лучше пройдусь.

— Может, вас все-таки проводить?

Я выдавил из себя улыбку. Алан, чтоб тебе гореть в аду!

— Извините, но мне лучше остаться одному. Мэвис, пожалуйста, поверьте, я знаю что делать. Это уже не первый раз. Я потом объясню. Ведь мы еще увидимся?

— Конечно, — кивнула она, но тревога из ее глаз не уходила. Подумать только — она тревожилась за меня, и это после того, как несколько лет никому не было до меня дела!.. — У вас есть телефон? Дадите мне номер?

Мы обменялись номерами телефонов; меня хватило только на то, чтобы вместе с Мэвис выйти на улицу. Там я поспешно с ней попрощался и едва ли не убежал, свернув на первом же повороте, чтобы скрыться с ее глаз долой.

* * *

В квартире Алана оказалась только Аврора. Столкнувшись с ней у выхода из лифта, словно она специально кого-то ждала, я отшатнулся и спросил резко.

— Где Алан?

— Откуда мне знать! Илэр, я…

— Он звал меня, велел прийти сюда. Какого черта он сам куда-то девался?

— Говорю тебе — не знаю, я не видела его с утра! — раздраженно ответила Аврора.

— Ну ладно… — я прислушался к своим ощущениям. Давление в голове вроде бы ослабло, и это могло значить только, что я пришел туда, где Алан хотел меня видеть. Но сам-то он где? Не подстроил же он это встречу с Авророй, как заботливый папаша, желающий примирения своих неразумных детей? Это было бы не слишком умно с его стороны. Если уж он такой древний и мудрый — хотя, какая там, к черту, мудрость? иногда создавалось впечатление, что мозги его за несколько сотен лет, напротив, усохли, — то мог бы понять, что с Авророй у нас все кончено. Он может принудить меня к близости с ней, но и только.

— Раз Алана тут нет, то и я пойду.

— Нет, Илэр, погоди! — Аврора вцепилась в мой рукав. — Не уходи, пожалуйста! Это я, я попросила его позвать тебя.

— Зачем?

— Хотела с тобой поговорить.

— О чем? — я начинал раздражаться. Она вытащила меня со свидания с чудесной девушкой, да еще прибегнув к не слишком честному способу, только ради того, чтобы поговорить! Что она могла сказать такого, чего еще не сказала за два года нашего знакомства?

— О нас, — не отпуская мой рукав, Аврора настойчиво тащила меня вглубь квартиры. — Ты считаешь, что я веду себя нехорошо по отношению к тебе, но это не так. Я ни за что на свете не хотела бы причинить тебе зла.

— Да ну? — усмехнулся я. — А когда вы с Аланом едва не высосали меня до капли, это что такое было?

— Я же знала, что ты не умрешь.

— И это все? А что я чувствую внутри, тебя не интересовало? Как ты думаешь, каково мне было валяться там, пока вы…

— Господи, ну что я могла сделать? — вскричала она. — Алан приказал мне, и все.

— И ты не пыталась спорить? Аврора, к чему говорить на эту тему? Мы друг друга не поймем.

— Не поймем, потому что ты не хочешь понять! Алану я не могу воспротивиться, просто физически не могу, он намного сильнее. Что толку, если я и начну спорить? Он только прибегнет к силе, ты же сам сколько раз на себе испытывал!

— Да, испытывал. Но не оставляю надежды когда-нибудь послать его к чертям собачьим.

— Шансов у тебя маловато, — скептически заметила Аврора. — Последним, кому удалось сделать это, был Лючио…

Я посмотрел на нее с проснувшимся интересом.

— Вот как? Лючио был в подчинении у Алана?

— Насколько мне известно, да, — не очень охотно ответила Аврора. — Но подробностей не знаю: было это очень давно, я еще и на свет не появилась.

Интересно, подумал я, как это Алан и Лючио умудрились разойтись, не поубивав друг друга? У Лючио уже не спросишь, жаль… А Алан едва ли будет выдавать секреты подобного рода. Ха, мастер-класс по освобождению из-под власти хозяина-носферату! Такое мероприятие я, пожалуй, посетил бы с удовольствием.

— Шансов у тебя мало, — повторила Аврора и добавила неожиданно: — Но они есть. Ты, как и Алан, носферату, и со временем наберешь силу…

— Я — носферату? — мне показалось, что я ослышался. Помнится, Аврора говорила что-то насчет того, что носферату всегда знает, кто он такой. Значит, должен существовать какой-то барьер силы, преодоление которого возносит тебя над младшими вампирами… Но не припоминаю, чтобы происходило что-то подобное. — С чего ты взяла?

— Я вас чувствую, — просто ответила она. — Ты и Алан — вы иной природы, не такие, как, допустим, я…

Несколько минут потребовалось, чтобы как-то переварить ее сообщение. Значит, я — носферату. Высший кровопийца, почти бессмертный. Ну, здорово… И что мне с этим делать?

Воспользовавшись моей растерянностью, Аврора усадила меня на диван и сама пристроилась рядом, прижавшись.

— Пожалуйста, не злись на меня, Илэр, и не прогоняй. Это чудно, и может быть даже нелепо, но я люблю тебя.

Вот тоже новость, еще не легче. Она что, хочет окончательно добить меня?

— Аврора… — попытался отодвинуться я, но она тут же придвинулась и потерлась о мое плечо виском, словно кошка.

— Да, да, люблю. Я и позвала тебя, чтобы побыть наедине… вдвоем. Если бы я знала, как тебе неприятно присутствие Алана…

"Неприятно"? Так значит, все мои чувства сводятся к слову «неприятно»? Ну, ну. Я даже не стал снова заводить разговор о том, что должно бы последовать за "если бы я знала…" Не думаю, что Аврора заявила бы протест. Ведь ей нравилось быть с нами обоими сразу.

Оставаться с Авророй мне не хотелось, даже наедине. Что толку? Момент близости с ней был бы отравлен воспоминаниями. Поэтому я решительно отвел ее руки, когда она потянула кверху резинку моего свитера.

— Нет, Аврора. Ничего не получится, правда.

— Останься, — она льнула ко мне, такая мягкая, ласковая. — Ты привыкнешь, Илэр, ничего, привыкнешь. Ты просто еще очень юн… все привыкают… все будет хорошо…

Никогда не думал, что так трудно убежать от влюбленной женщины. Просто поразительно, какими цепкими бывают эти тонкие нежные пальчики.

* * *

Мэвис оказалась самым позитивным человеком из тех, кого я знал; иначе с ее работой было нельзя. Работе она отдавалась со всей душой, своих маленьких подопечных баловала, как родных детей. Перепадало немного ласки и мне. Однажды меня выручив, Мэвис сочла себя полностью ответственной за несостоявшегося самоубийцу. Хотя мы быстро сдружились, она всегда относилась ко мне чуточку свысока, как к младшему, нуждающемуся в защите. Не слишком-то мне это было приятно… а уж позже так и вовсе выводило из себя. Но я не подавал виду, что жду какого-то другого к себе отношения. Казалось бы, чего стоило сказать: "Посмотри, Мэвис, я же не ребенок, я люблю тебя"? Но черта с два я признался бы ей в своих чувствах! И дело было вот в чем. Однажды, когда мы уже вполне сошлись, в ответ на рассказы Мэвис об ее малышах, я заметил, что она будет прекрасной матерью. Засияв глазами, она тут же прочла целую проповедь на тему замужества и материнства, из которой я уяснил следующее: конечно, она выйдет замуж и станет матерью, если встретит в жизни единственного предназначенного ей мужчину — если на то будет воля Божья; если же этого не случится, она будет до последних своих дней смиренно исполнять возложенный на нее долг. Вот тут-то я понял, что ничего мне не светит… И не только потому, что с первого взгляда она не признала во мне предназначенного ей мужчину. Все было гораздо хуже. Этот бог, имя которого в устах Мэвис явственно звучало с большой буквы… Подразумевалось, что предназначенный высшей силой в мужья мужчина будет разделять ее веру и отличаться праведной жизнью. Ну если не совсем праведной, то максимально к тому приближенной. Мой же, черт знает какой образ жизни явно не вписывался в определенные христианской моралью личные поведенческие рамки Мэвис. Да он и в мои-то атеистические не вписывался… Но перед собой я оправдывался хотя бы тем, что многие поступки были совершенны под давлением чужой воли (жалкое оправдание); в глазах Мэвис это не извиняло меня нисколько хотя бы потому, что я не мог, просто не мог объяснить ей нюансы своих отношений с Аланом. Если бы я попытался, и, не дай бог, Мэвис поверила бы, мы тут же оказались бы во враждебных лагерях. Трудно объяснить, почему мне так казалось. Несмотря на живущий в душе свет, а может быть, именно поэтому, Мэвис была нетерпима ко всякому злу. А кто был я, если не воплощение зла, не только для искренне верующей Мэвис, но для всякого добропорядочного человека…

Но бывало, что злой дух начинал нашептывать мне в ухо: давай, Илэр, испытай, насколько она предана христианской идее всепрощения, откройся ей, прикинься заблудшей душой, сбившейся с пути истинного, и пусть она, как предписывает ее вера, наставляет тебя и направляет к добру и свету. В другое ухо шептал голос Алана: Илэр, бога для тебя нет и быть не может, ты — мерзость, ты — чудовище, ты — порождение дьявола, и даже если бог на самом деле существует, от тебя он навсегда отвернулся. Сколько раз наяву он повторял это, подтверждая каждым жестом, каждым взглядом внушаемую мне мысль: бога нет; во всяком случае, для тебя, Илэр. Почему-то Алан никак не мог забыть оброненной мною в одном из первых разговоров фразы, хотя вырвалась она почти случайно, под впечатлением от всего того странного, долгого, солнечного апрельского дня, похороненного уже в прошлом… Три года прошло. Всего-то три года, а мне казалось, что состарился я лет на десять, а то и на пятнадцать.

Может быть, вам может показаться, что я совсем уж отчаялся. Но нет, ничего подобного не случилось, даже напротив: в моей жизни стало гораздо больше света, и источником его была, конечно, Мэвис. Если бы не она, вряд ли у меня хватило бы сил сопротивляться давлению Алана еще год. Я или смирился бы и поплыл по течению, или предпринял бы попытку уйти из жизни, да не одну. Увы, я слаб, и не могу черпать силы в себе; мне нужно было знать, что есть на свете человек, которому я небезразличен. Да не просто любой человек, а такой, ради которого я сам готов был бы пойти на многое. Иначе поддержки Авроры хватило бы мне за глаза… Странная это, впрочем, была поддержка. Аврора пыталась угодить и нашим, и вашим, и против Алана не пойти, и моего расположения добиться, решительно не понимая, что подобная тактика никаких плодов не принесет: наши с Аланом взгляды, стремления и жизненные позиции были решительно несовместимы.

Благодаря Мэвис же я кое-как устроился и в жизни, занявшись наконец не бог весть каким, но делом. Рассудив, что диплом я все равно не получу, и расстраиваться по этому поводу бессмысленно, я стал искать работу, где не требовалась бы «корочка». И нашел, и долгое время оставался ею доволен: отвергнув все деловые предложения Алана, который не оставлял намерений пристроить меня к себе "под крылышко", я пришел внештатным сотрудником в нераскрученное молодежное издание средней руки, посвященное альтернативной музыке. Тематика была узконаправленная, и журнал не сулил больших денег; ребята работали почти на одном энтузиазме, но все же за статьи платили, хоть и не очень много. На жизнь хватало. Вообще-то, я спокойно мог жить и на проценты, капающие с отцовских денег, ничего не делая, но от безделья я точно распустился бы и раскис окончательно… Да и нравилась мне эта работа; нравилось общаться с музыкантами, за сценой это были совсем другие люди, нежели на сцене — без показной агрессии, без эпатажных выходок, без выкриков и визгов; многие, правда, и за сценой продолжали нести пафосную чушь в духе "аве Сатана" или вещать о возрождении старых богов, чуть ли не пробуждении Ктулху, но большинство говорили вполне разумные, и далеко небезынтересные вещи. Кроме того, мне было любопытно заглянуть на «изнанку» той культуры, с которой доныне я соприкасался лишь отчасти. А музыканты охотно болтали со мной, как с человеком, неравнодушным к музыке, которой они отдавали свое время. Частенько за мной увязывалась Аврора, но не только и не столько из искреннего интереса к андеграунду; нет, больше ее интересовали сами музыканты. Она была обаяшкой и умела быстро втереться в доверие, стоило ей только сделать круглые жалобные глаза и состроить гримаску, как мужчина готов был ради нее на любые безумства; Аврора бессовестно этим пользовалась. Не одна и не две закулисные встречи заканчивались тем, что она уходила под ручку с каким-нибудь длинноволосым парнем; нетрудно догадаться, что она намеревалась от него получить. Эти ее по-детски непосредственные измены уже не причиняли мне боли — у меня была Мэвис, — но и не забавляли; мне было противно.

Когда Алан проведал, чем я занимаюсь днем и на кого работаю, он долго потешался, но настаивать, чтобы я сменил работу, не стал. Это показалось мне хорошим признаком.

Время шло, а нас с Аланом никак мир не брал. С каждым днем я сопротивлялся все яростнее, и наше противостояние приобретало все более напряженный характер; все больше времени ему требовалось, чтобы привести меня к повиновению. Случалось, что невидимая миру схватка длилась всю ночь напролет, и когда наконец я сдавался, то оказывался настолько обессиленным, что толку от меня было немного. Алану ничего не оставалось, как только отступиться и оставить меня зализывать раны. Да и сам он заметно уставал. Это уже были победы, хотя и давались они дорогой ценой. После таких случаев я по несколько дней не показывался Мэвис — не хотел, чтобы мой бледный вид вызвал у нее вопросы, которых и без того накопилось слишком много.

Однажды — только однажды! — мне удалось заставить Алана отступить прежде, чем я лишился сил. Ясно чувствовалось, что он обескуражен. Я же возликовал и вообразил, что беды мои кончились. Несколько дней потребовались, чтобы собраться с духом, а после я победителем явился к Алану и заявил, что ухожу от него.

— Да ну? — ничуть не удивился он. — А кто тебя отпускал, мальчик?

— Попробуйте удержать, если хотите, — продолжал петушиться я, в упоении от недавней победы не заметив предостерегающих ноток в его голосе.

Алан засмеялся.

— Неужели ты думаешь, что не удержу? Что ты вообразил о себе, мальчишка?

И он, конечно, удержал, подавил все мои попытки освободиться и, в назидание, тут же устроил пиршество, высосав меня, как паук муху.

Позже я предпринял еще несколько попыток освободиться из-под его власти, но все они окончились ничем, а точнее — полным крахом. Но надежды я не терял; мне было, ради чего продолжать бороться — с именем Мэвис я засыпал, и с ним же просыпался, мечтая о том дне, когда перестану зависеть от Алана и, может быть, осмелюсь признаться Мэвис в своих чувствах. Может быть, когда я буду свободен, у нас что-нибудь получится…

Последний год перед тем, как я уехал к Кристиану, выдался удивительно тихим. Алан не дергал меня и не давил, если только я сам не нарывался с очередным требованием отпустить меня — тогда он жестоко подавлял бунт; однако чувствовалось, что дается ему это не без труда. Я уже понял, что силой ничего не добьюсь, по крайней мере, ближайшие годы. Но я-то мог ждать, отведенные мне годы исчислялись не десятками, но сотнями; но Мэвис… ради нее следовало поторопиться. Тогда я сел и все по возможности спокойно обдумал. Существовали три возможности освободиться от Алана: завоевать свободу в поединке, убить хозяина-носферату или… снова стать человеком. Странно, почему я не подумал раньше об этой последней возможности. Если отец нашел способ убить почти бессмертного носферату, почему бы ему не найти и рецепт превращения носферату в человека? Правда, я толком не знал, удалось ему это или нет. Но ведь есть отчеты! И хранятся они не где-нибудь, а у Кристиана. Неужели он не позволит мне почитать их? А может, он и сам изучил их, и что-нибудь подскажет.

Разумеется, я давно уже не держал на Кристиана зла, и понимал, как глупо было обижаться на него. Но зато я боялся, как он меня примет. Он ведь теперь настоящий носферату, хозяин, и кто знает, как отреагирует на удравшего из-под хозяйского надзора чужого вампира… Вдруг среди высших носферату существует негласная договоренность вылавливать беглецов и возвращать их «домой». Или убивать на месте, в назидание остальным. Правда, трудно было представить, чтобы Кристиан захотел меня убить… но откуда я знал, вдруг он сильно изменился за десять лет, пока мы не виделись и не имели друг от друга никаких известий.

И все-таки я решил рискнуть.

Предупредив об отъезде только Мэвис, рано утром я бежал из столицы, как вор, думая только об одном: как бы Алан не обнаружил сегодня же мое отсутствие и не призвал к себе. В последующие дни не раз приходило знакомое чувство, что он ищет меня, и злится, и требует вернуться немедленно, но мне кое-как удавалось справляться с его зовом. Да, впрочем, много времени и не потребовалось. Пробыв у Кристиана три дня, я собрался возвращаться и готовился уже в полной мере испытать на себе хозяйский гнев.

Загрузка...