Поиски утраченного завтра

1

Великое восстание муссов, как его впоследствии назовут (многие, впрочем, предпочитают термин «Странный бунт муссов»), вспыхнуло по всему Пунди, не затронув ни пригороды, ни другие города. До Слаживания муссы были очень воинственны, но уже сотню лет как ограничивались потасовками, грабежами и совершенно незатейливым воровством (они с большим трудом понимали концепцию личной собственности).

Восстание началось ровно в тот момент, когда я входил в особняк Павлова. Совпадение настораживает, но брать на себя хотя бы косвенную ответственность за гибель десятков тысяч разумных существ не хочу. Так что – это была случайность.

Как и то, разумеется, что двумя центрами, куда стекались муссы, были элитный жилой район (муссы слишком тупы, чтобы сосредоточиться на конкретной цели, поэтому они уничтожали и грабили все на своем пути) и расположенное в центре Пунди хранилище памяти, где богатые граждане всех культур хранили слепки своих драгоценных личностей.

По мне – это очень сомнительное бессмертие. Воскресаешь ведь не ты сам, а твоя копия с воспоминаниями на момент снятия слепка памяти. Это может быть твоя прошлогодняя личность, или ты на прошлой неделе, или даже ты пять минут назад. Но это все равно другой человек. Ты – умер. Но богачи все-таки покупают это эрзац-бессмертие. Некоторые терзаются, некоторые привыкают, но, как все признают, для бизнеса – полезно. Перезагрузишься в молодое тело, гормоны заиграют, свежесть ощущений вернется, с новыми силами начнешь грызть конкурентов и заводить любовниц-любовников…

В общем, не только муссы тупые.

Как ни странно, но суперзащищенное хранилище памяти пало быстро и бесславно. Ко всеобщему удивлению, муссы, выполняющие по всему городу грязную и неквалифицированную работу, прекрасно знали, какие кабели надо перебить, какие двери и как зафиксировать, как применить строительную технику в целях разрушения. А уж в умении сварганить взрывчатку из бытовой химии им вовсе не оказалось равных.

К тому же они сразу захватили несколько полицейских участков и пару складов с вооружением, так что толпа быстро сменила дубинки и ножи на автоматы и снайперские винтовки.

И даже на гранатометы, как я выяснил на собственном опыте.

Глядя на приближающуюся ко мне ракету, я прекрасно понимал, что со мной что-то не так.

Не так, как обычно, «не так», а как-то по-новому.

Ракета плыла по воздуху, за крошечными стабилизаторами трепетало пламя…

Ракеты так медленно летают только в мультиках.

У меня ускорилось восприятие? Я стал быстрее, как герой комиксов?

Я попытался побежать. Если я и впрямь стал очень быстр, возможно, подхвачу Василису, а то и Святослава, выбегу из зоны поражения?

Моя нога начала отрываться от пола – медленно, плавно, как в кошмарном сне.

Невозможно.

Суперскорость не для людей. Я бы загорелся от трения о воздух. Организм развалится на части, мышцы порвутся, суставы лопнут, кости сломаются.

У меня ускорилось только восприятие. Спасибо большое, я буду наблюдать свою смерть в слоу-мо…

Значит, какие-то игры со временем. Новые последствия Обращения?

Ладно, остается ждать.

Обычный заряд или микроядерный?

Мне доводилось работать со «Злой птицей». Хороший реактивный гранатомет, но по сути – версия американских «Джавелинов» или русской «Клюквы». Между прочим, с опциями программирования траектории и наведения по лазерному лучу. Так что при желании можно погрузиться в долгий спор – это реактивный гранатомет или ракетная установка? Гранатами он стреляет, ракетами или «выстрелом»?

Любимое занятие очкариков-гиков, не державших в руках ничего опаснее перочинного ножика, – спорить о терминах.

А мне, если честно, насрать. Я «Злую птицу» и ракетометом готов назвать. Я из него стрелял, обычными зарядами, конечно же. Микроядерный с такого расстояния – это для самоубийц. Им рекомендуют стрелять с максимальной дистанции, желательно из укрытия, по настильной траектории. Но муссу, сидящему в ковше экскаватора, явно плевать на свою судьбу, ведь так?

На микроядерной ракете, снаряженной изотопами не то калифорния, не то америция, есть специальная метка. Она яркая, заметная, не ошибешься. Но не все знают, что метка – не только предупреждение для стрелка. Это еще и маячок, предназначенный совсем не для рядовых членов Слаживания…

Ракета была уже совсем близко, метров десять. Мне показалось, что я услышал густой интенсивный гул, с которым она летит прямо в открытые двери особняка. И только в этот момент, когда я уже смирился с мыслью, что заряд в ракете самый обычный, что-то начало происходить.

Вначале ракета будто раздвоилась. Их стало две, направленных в разные стороны, но летящих вместе. Я видел головку одной ракеты и сопло другой. Потом ракета превратилась в летящий ежик из одинаковых ракет, направленных в разные стороны. Их число росло, они уже перекрывали друг друга, оставаясь на вид такими же материальными и смертоносными. Едва-едва угадывались какие-то блестящие грани в пространстве, какие-то туманные плоскости, окутывающие комок из ракет…

А потом они исчезли.

Все. И выпущенная ракета, и ее двойники – настоящие или фальшивые.

Я выдохнул, и время вернулось к обычному ходу.

– Ты че, опух? – завопил Святослав, вставая и возмущенно глядя на меня.

Василиса, похоже, заметила выстрел, потому что не кричала, а удивленно озиралась, пытаясь понять, куда делась ракета.

Телохранитель Святослава сгреб его в охапку и потащил дальше. Я увидел, как в полу открывается огромный люк – плашки дорогого деревянного паркета закручивались, образуя покатую воронку, ведущую куда-то в подвал. Защищенные помещения в особняке строили с размахом.

Телохранительница шагнула было к Василисе, но вдруг остановилась. Крикнула:

– Не смотреть!

И стремительным движением вытянула руку, закрывая глаза Василисе.

Я не успел.

Я как раз смотрел на ревущий экскаватор, который размахнулся ковшом, метя в группу гостей. С неба в экскаватор вдруг вонзился тонкий ослепительно-белый луч. В лицо мне ударило жаром, несколько стекол с грохотом разлетелись, а экскаватор вспыхнул багровым и оплыл грудой расплавленного металла, в которой с трудом угадывался силуэт строительной машины.

От облепивших экскаватор муссов не осталось ничего, кроме пара.

Я поморгал.

Вспышка была такая яркая, что мне частично выжгло сетчатку. Необычное ощущение.

На поляне творилось черт знает что. Зрение пострадало у всех – люди, хопперы, рили с криками разбегались в разные стороны, повсюду носились обезумевшие муссы, тоже утратившие зрение, но все равно пытающиеся убивать. Выходило у них плохо, несколько на моих глазах сцепились друг с другом, один потерял ориентацию и вбежал прямо в раскаленные останки экскаватора, мгновенно припекшись к бывшей кабине. Но все-таки некоторые натыкались на людей и пытались их убить.

Я посмотрел на телохранительницу Василисы.

Как, черт возьми, она узнала про орбитальный лазерный удар?

Хопперша повернулась ко мне. Глаза ее сделались черными и бездонными, будто провалы в вечность.

– Контроль, – представилась она. – Ты поможешь спасти разумных, Никита Самойлов?

Большой Четверке не отказывают. Да мне и не хотелось.

– Запросто, – ответил я.

Хопперша схватила Василису и потащила к воронке, где уже скрылись Святослав с охранником.

– Мама, там мама! – завопила Василиса.

Вот в такие минуты и выясняется, кого ребенок больше любит – маму или папу.

– Сделаю все, что возможно, – пообещала ей хоп-перша и мощным толчком отправила вниз. Васька всплеснула руками, скользнув в люк, и пол немедленно начал закрываться.

А мы с хоппершей кинулись обратно на поляну.

– Спасибо, что убрали ракету! – крикнул я, срывая с пояса рапиру.

– Это Стерегущие, – отозвалась та. – Четвертый постулат.

Трава на поляне пожухла, цветы завяли. Груда металлолома полыхала багровым, оседая в почву, вокруг по земле бежали язычки пламени.

– Здесь фонит, у стрелка был второй заряд, – сказала хопперша.

– Да мне плевать, – сообщил я очевидный факт.

– Тогда работай ближе к эпицентру, я хочу сохранить эту особь! – Хопперша резко взяла вправо, из рукавов у нее выскользнули два коротких клинка, не то кинжалы, не то даги. Хопперша вихрем прошла мимо трех муссов – и те рухнули на землю. Я даже не заметил, как она наносит удары.

У меня такой скорости и техники не было, несмотря на весь опыт. Зато мне не нужно было думать о защите. Я шел напролом, ловя в тело пули и натыкаясь на клинки. Нахлынула новая волна муссов и, повинуясь своим нехитрым инстинктам, тут же навалилась на меня всей толпой. Муссы всегда стараются в первую очередь выбить самого сильного бойца.

Их проблема была в том, что меня невозможно выбить.

Рапира визжала на максимальных оборотах, превращая живую плоть в мертвую. Я был весь в крови, с головы до ног, порванная и разрезанная одежда прилипала к израненному телу, а потом, рано или поздно, я вновь становился чистеньким и целеньким, но одежда-то оставалась прежней и липла к коже горячим компрессом. От жара, идущего от расплавленного экскаватора, волосы приклеились к вспотевшему лбу.

Ну просто песня какая-то!

Я насадил еще одного мусса на клинок. Вскарабкался на груду тел, проминающихся под ногами. Тут уже было не меньше сотни мертвых муссов, и изрядную часть уложил я. Людей на поляне не осталось, во всяком случае, живых – хопперша, в которую вселился Контроль, увела их подальше от эпицентра орбитального удара. Я стоял в багровом свете, опустив окровавленную рапиру, вокруг меня роились несколько уцелевших микродронов – такие же дезориентированные, как и стоящие вокруг муссы.

Их было еще не меньше сотни. В основном с холодным оружием, несколько с автоматами, но патроны, похоже, кончились. Маленькие выпученные глазки непонимающе смотрели на меня.

Пиджак с меня давно сорвали в схватке. Или он сам свалился, изрезанный клинками? Я оставался в одной лишь сорочке, давно потерявшей все пуговицы и левый рукав.

Медленным движением я зацепил остатки рубашки (мой гардероб в последнее время сокращается стремительно) и содрал с себя. Поднял рапиру. Несколько раз взрыкнул ей, запуская на малую скорость, – басовитое гудение звучит более устрашающе, чем визг.

И заорал во все горло, колотя себя кулаком по груди.

…Касамни лежали повсюду. До горизонта. Они заполняли ущелье бурым ковром, облепляли разнесенный взрывом танк и навсегда застывшие бэтээры. Дальше, где начиналась пустыня, их становилось меньше, они застыли холмиками, пятнами, уже совсем не страшными, а только противными, пятнающими чистый бело-розовый песок.

А мы стояли на холме из мертвых тел. Тринадцать голых стариков и старух. Одежды мы лишились в бою, но в нашем возрасте не особенно стыдишься наготы. Она всего лишь противна, как напоминание о беспощадном возрасте.

Дзардаг так вообще стоял прямо и гордо, выпрямившись и держа одной рукой отрубленную голову касамни. С него можно было бы ваять памятник, для установки в родной Осетии – жаль, что это невозможно.

– Кого-то убили? – спросила Мишель, почесывая отвисшую грудь.

– Алекса нет, – сказал я.

– Как его могли убить? – задумчиво спросила Мишель. Присела и стала изучать дохлого касамни под ногами. Потрогала пальцем брюхо. – Господи, гадость-то какая…

Я пожал плечами.

– Интереснее вопрос, как мы смогли всех уничтожить, – ответил Тянь. – Я убил больше ста особей. Полагаю, что это средняя цифра. Таким образом, мы могли уничтожить около полутора тысяч, но тут больше. Тут… – Он на миг задумался, после чего уверенно закончил: – Более двадцати пяти тысяч касамни. И в ущелье мы не заходили… Полагаю, они умерли, потому что поняли – им не пройти. Вы же замечали? У них была какая-то невербальная коммуникация.

Мне понравилась эта версия. Было в ней что-то эпическое. «Вам не пройти!» – и кирдык врагам!

Но из чувства противоречия я ответил:

– А может, истекло их время. Касамни появились чуть раньше нас – помните тот брошенный лагерь?

– Или наши успели добраться до города, – предположил Микаэль. Он был молчаливый, задумчивый, и даже сейчас, голый и в крови, выглядел будто университетский профессор. Потом я узнал, что он водопроводчик из Гамбурга, но в тот момент выслушал его версию с уважением.

Тем более, она мне тоже понравилась.

– Может, и так, – сказал я.

Если вам интересно, то правду мы так и не узнали. Ситуация, подобная нашей с касамни, уникальна, обычно Слаживающие не завозят на одну планету два вида одновременно, тем более настолько конкурентных друг для друга.

Труп касамни под моими ногами вздрогнул.

Конвульсии?

Я насторожился. В руке я все еще сжимал приклад автомата, которым забил насмерть несколько последних тварей. Кто-то ухитрился откусить стальной ствол, а вот приклад, как ни странно, уцелел.

– А мне вот удивительно, почему мы еще стоим на ногах, – сказала Вероника. Ее голый череп был покрыт запекшейся коркой крови, уже подсыхающей и отваливающейся. – После всего, что мы творили. Я даже не устала! Я спать не хочу!

В глубине души я уже понимал, что мы никогда больше не станем спать. Будем ложиться, закрывать глаза, дремать, грезить о чем-то… Но не спать. При желании это можно считать бонусом, но как же нам хотелось заснуть первые годы… чего мы только не глотали, какие шарлатанские технологии не использовали…

Касамни под ногами снова дернулся. Я наклонился, стянул его за лапы в сторону. И увидел в щели между нагромождением тел бешено вращающийся глаз.

Пугаться я к тому времени устал, так что оттащил еще двух касамни, протянул руку – и помог Алексу выбраться наружу.

– Срань господня… – пробормотал он и закашлялся. Все столпились вокруг на вершине нашего погребального кургана из мертвых инопланетных хищников. Алекс стоял на коленях и блевал. – Я… мать его… себе дорогу прогрызал… хрень какая… я раз десять сдох… задохнулся…

– Привыкай, старый хрыч, – радостно сказала Вероника. – Так теперь будет всегда!

Алекс поднял голову, посмотрел на нее, ухмыльнулся.

– Вот тут ты не права. Не всегда, подруга, не всегда…

Вероника подумала и кивнула. Потянулась, глядя на сверкающие сиреневым скалы.

– Да, верно… Но лично я считаю, что мы сорвали джек-пот.

В тот момент мы все так думали.

…Муссы разбегались. Нет, бунт пока не закончился. Сражения продолжались еще часа три, прежде чем все муссы попадали на землю, закрывая головы руками и сдаваясь. Некоторых даже выпустили в итоге, хотя большинство отправились в исправительные колонии с двумя-тремя пожизненными сроками.

Это не сильно сказалось на популяции в целом – в бунте не участвовали детские особи и беременные самки, а муссы очень плодовиты. Но на некоторое время на грязную работу привлекали даже синтетов.

А эти муссы просто испугались. Что бы ни случилось с их неразвитыми мозгами, но настоящей злобной упертости, такой, как у касамни, у них не было. Обнаружив, что убить меня невозможно, они просто убежали, чтобы накинуться на соседние особняки.

Я постоял немного, вспоминая Дзардага. Давно я его не видел, он переехал на другую планету, там совсем малочисленная колония землян, да и вообще планета суровая, сплошь горы с узкими долинами… но ему нравится. Надеюсь, что у него все хорошо.

– Я – царь горы! – крикнул я вслед муссам. И спрыгнул вниз. Не совсем удачно, не то подвернув, не то сломав ногу.

Бывает.

Последний уцелевший микродрон одиноко кружил вокруг моей головы, будто первый спутник на орбите Земли. Я шел по саду, вслушиваясь. Нашел и добил раненого мусса. Виновато подумал, что делаю это очень спокойно и равнодушно. Но даже эта мысль вышла спокойной и равнодушной.

Потом я наткнулся на двух перепуганных женщин, пытавшихся спрятаться на сосне. Помог им слезть и отправил в сторону особняка, велев идти кругом, чтобы не наглотаться изотопов.

Куда же хопперша увела основную часть гостей?

Потом я ее увидел.

Видимо, она пыталась защитить от муссов мужчину и женщину. Но муссов было очень много, я насчитал два десятка. Женщину растерзали полностью, а вот мужчину я узнал.

– Ну Юрий Святославович… – огорченно сказал я, глядя в лицо торговца. Надо отдать должное, умер он в бою, в руке был зажат пистолет.

А вот хопперша была жива. Вся изранена, в крови, но пока жива.

Я присел рядом и заглянул в черные глубокие глаза. Спросил:

– Не удалось сохранить эту особь?

– К сожалению, – ответил Контролирующий. – Как только я выйду, этот организм умрет.

– Ничего не смогу сделать? – спросил я на всякий случай.

– Полевой комплекс реанимации или стазис-камера в течение пяти минут? – ответил Контролирующий вопросом.

Я развел руками.

– Благодарю за помощь в наведении порядка, – сказал Контролирующий. – Я дожидался тебя, Никита. Могу ответить на несколько вопросов.

Это было очень щедрое предложение, я кивнул и спросил:

– Ани действительно запрошен не вами?

– Я ведь уже говорил. Это решение Стерегущих.

– Разве они могут действовать на планетах? Третий постулат?

Контролирующий заколебался, но ответил:

– Если проблема нарушает глобальную стабильность и связана с внешней угрозой – могут.

– Внешняя угроза – это я?

– Не знаю. Возможно, Павловы. Возможно, ты. Контроль не смог выяснить.

Черт, черт, черт. Я остаюсь с тем же, с чем и был.

– Муссы… кто их взбунтовал?

– Пока неизвестно. Уже работаю над этим.

Его спокойный тон наводил жуть. Он сидел в умирающем теле, но уже работал над следующей задачей.

– Спрашивай. – Хопперша облизнула губы длинным языком. – Жизнь заканчивается, мне все труднее сохранять голос.

Я заметил, что хопперша дышит только в тот момент, когда начинает со мной говорить. От этого мороз реально шел по жилам.

– Почему ты мне… благоволишь?

Контролирующий внимательно посмотрел на меня.

– Касамни. Вы их уничтожили, Контроль признателен. Мы и Слаживание выступали против касамни, Стерегущие и Думающие – за. Патовая ситуация. Тупик. Вы разрешили проблему.

Я кивнул. Понятно. Вот и становится ясно, кто друг, а кто враг в Большой Четверке.

– Что со мной происходит, Контроль? Я чувствую, что меняюсь.

– Обращение… – прошептала хопперша. – Все оказалось сложнее, чем мы думали.

Я подождал секунду, но Контроль явно не намеревался уточнять. А может быть, он и сам не понимал деталей.

– Последний вопрос, – предупредила хопперша.

– Что мне делать? – спросил я в отчаянии.

– Найди баланс, – ответил Контролирующий.

И умер.

Из глаз ушла тьма, они стали обычными, почти человеческими. Дрон, кружащий вокруг меня, замерцал, угас и упал на тело несчастной телохранительницы. Это, конечно, было чистым совпадением, но выглядело очень символично.

Я встал, в задумчивости глядя на мертвые тела.

Баланс?

Да запросто.

Только можно понять, о чем вообще речь?

2

В особняке постепенно собралось два десятка гостей. Муссы еще буйствовали в районе, уходить было небезопасно. Уцелевшие охранники заняли стратегические точки на крыше и у дверей, кто-то ухитрился наладить систему защиты, и все входы и выходы перекрыли решетками. Наверное, силовое поле сработало бы эффективнее, но я не слыхал, чтобы подобные технологии попадали в руки рядовых граждан, даже очень богатых.

Я попытался добиться от швейцара (тот выжил) допуска в защищенную зону, но упрямый дед внезапно оглох и перестал понимать общий язык.

Так что я побродил по особняку, оделся в обширной гардеробной старшего Павлова, нашел спальню Василисы (очень мило, если вы любите сочетание графитового цвета мебели с розовым постельным бельем) и немного поорал там, размахивая руками. В защищенную зону наверняка был доступ из всех хозяйских спален, да и датчики там должны стоять.

Предчувствия меня не обманули – в стене открылась дверь. Я спустился со второго этажа по узкой винтовой лестнице (интересно, таким ли образом спаслась Василиса, когда семья явилась ко мне?) и оказался в просторной комнате. Ну, не целый подвал, конечно, но помещение огромное, уютное, обставленное прекрасной мебелью и явно предназначенное для десятка человек как минимум. У одной из стен висел в воздухе гигантский экран, разделенный на множество окошек, каждое из которых показывало ту или иную комнату. Был вид и на сад, и на выгоревшую поляну с остовом экскаватора, и на особняк сверху (вероятно, с дрона).

Василиса сидела на диване, зареванная и несчастная, держа на коленях милого абрикосового пуделя, а вот мальчик Святослав меня удивил – он вместе с телохранителем стоял у экрана и отдавал какие-то распоряжения. Серьезно так командовал, по-взрослому. Охранник его слушался.

– Могли бы и раньше впустить, – буркнул я.

– Не на виду же у людей! – ответил Святослав. – Все бы сюда ломанулись. Я ждал, пока вы догадаетесь.

Я был вынужден признать, что он прав. Мысленно признать. Вообще Святослав меня порадовал, при первом знакомстве он показался мне обычным мелким богатеньким мажором, при втором – сообразительным молодым человеком. А сейчас я повысил его до статуса «наследник торговой империи».

– Ну-ну, – пробормотал я и подсел к Василисе. Взглядом указал на пуделя. – Юрий Святославович успел?

– Нет, – замотала головой девушка. Слезы полились с новой силой. – Пять минут надо, не меньше…

Я погладил песика, тот охотно лизнул мне пальцы.

– Папа умер, – продолжила Василиса. – И мама… Они вчера утром сознание копировали.

– Ну, не так уж и плохо! – подбодрил я, косясь на экраны. Погром в квартале продолжался, но уже были заметны и очаги сопротивления, и дома, возле которых муссы полегли штабелями. – Они не много потеряют.

– Клиника разрушена… Банк памяти горит… – Василиса обняла меня и зарыдала в голос.

– Это плохо, – согласился я, поглаживая ее по вздрагивающей спине. Тонкая серая ткань почти не ощущалась под пальцами, казалось, будто я глажу голое тело…

– У мамы и папы пропал сигнал… их убили…

Ну да, убили, факт. Я вдохнул запах волос Василисы. Они чуть-чуть пахли гарью, но больше – цветами и пряностями. Какие-то дорогие модные духи, хотя мне казалось, что такие любят более зрелые женщины. Очень возбуждающе. В ту ночь, когда Павловы пришли в мой дом, от нее пахло лавандой и черным перцем, тоже волнующий запах, но более молодой, невинный…

Тьфу!

Ну почему Обращение сделало меня гиперсексуальным?

Или дело во мне самом?

– Новые тела существуют? – спросил я деловито.

– Есть криокамера с эмбрионами клонов, – откликнулся Святослав. – В надежном месте. Но даже ускоренное выращивание займет несколько лет.

– А память?

– Последние копии в особняке. Целы.

– Понятно, почему они пытались использовать ядерный заряд, – пробормотал я.

Да уж, в таком случае семья Павловых погибла бы окончательно.

– Вы им помешали? – заинтересовался Святослав.

– Нет, Стерегущие. Четвертый постулат – Соразмерность. Применяемое оружие не должно превышать доступный противной стороне конфликта технологический уровень, если это не противоречит старшим постулатам.

Святослав кивнул. Поскольку у нас не было ядерного оружия, значит, и муссы не имели права его применять. Они попытались – и линкор, так удачно оказавшийся на орбите, извлек запущенный заряд из пространства. Или из времени, кто уж тут разберется, точно не я…

– А экскаватор кто сжег? – спросил подросток.

– Контроль. Задействовали орбитальную лазерную платформу, как я понимаю. Очень деликатно сработано. Но ракету они бы перехватить не успели.

– Нифига себе отпраздновали… – вздохнул Святослав и начал что-то переключать на экранах.

Василиса всхлипнула. Спросила:

– А где Говорящая С Богами?

– Твой телохранитель? – уточнил я.

– Телохранительница…

– Прости, ненавижу феминитивы. Очевидно, она теперь говорит с богами. Смелая женщина, пыталась спасти твоих родителей, но погибла вместе с ними.

Про то, что в хоппершу вселился Контроль, я решил не упоминать.

Василиса оторвала голову от моей груди, посмотрела на меня и снова зарыдала.

– Тихо, тихо, тихо… – поглаживая ее волосы, сказал я. – Вы живы, это уже хорошо. Бунт подавят. Ваши родители вернутся через пару лет. А вы уже большие, справитесь… Василиса, так что сказала тебе бабушка?

– Бабушка? Я же говорю – не знаю!

– Запись разговора существует?

– Нет, бабушка против записей…

– Надо ей позвонить, – сказал я. Девушка замотала головой. – Васька, прости, но надо! Какие-то ее слова натолкнули тебя на опасную догадку. Что-то про Обращение. Вначале попытались убить тебя, и ты это знала, когда пришла в мой дом. Ты ведь даже вела себя совсем по-другому…

– Фу! – сказал Святослав, не оборачиваясь. – Так и знал!

– Заткнись! – велел я. – Все куда серьезнее, чем секс… хотя в твоем возрасте этого не понять! Василиса, тебя будут пытаться уничтожить, чтобы ты не сообщила мне свою догадку. Но как только сообщишь – под прицелом останусь только я!

На самом деле вывод был очень сомнительный. Под прицелом окажутся и все остальные Обращенные. И Василиса останется в опасности, пока я не передам им информацию.

Но мне почему-то казалось, что игра стоит свеч.

Василиса молчала. Потом неожиданно спросила:

– Славик! Как считаешь, связаться с бабулей?

Святослав хмуро уставился на меня.

– Я откуда знаю… Попробуй… Но в сети хаос, все линии перегружены…

Его пальцы заплясали в световом поле экрана, потом он кивнул.

– Так и знал… Нет, прямой связи с другими планетами нет. Или центр гиперсвязи накрылся, или связь отрубили, чтобы панику не разводить.

Скорее всего, конечно, связь отключили нарочно. Дальняя связь по гиперканалам – привилегия Думающих. Может быть, они и не контролируют все каналы Большой Четверки, но всяким дикарям в Слаживании предоставляют связь только они.

На их месте я бы непременно отключил связь столичной планеты, на которой произошел такой ужасающий сбой Слаживания, с другими мирами. Хотя бы на то время, пока мятеж не будет задушен, а порядок восстановлен.

– Надо подождать, – сказал я. – Думаю, скоро…

– Нет. – Василиса подняла на меня взгляд. – Простите, Никита. Хватит, я не хочу ничего знать! Мама с папой в опасности. А сколько людей погибло? Если этот мятеж тоже из-за информации… разве она того стоит? Никита?

Я молчал. Вспоминал рушащееся в огонь здание ресторана. Обезумевших муссов. А потом кивнул и ответил:

– Нет. Не стоит, Василиса. Ты права.

Некоторое время мы молча следили за новостями со всех концов Граа. Выглядело все одновременно и устрашающе, и захватывающе – словно смотришь крутой боевик. Наверху в доме собрались все уцелевшие гости: тридцать два человека, двое рили и хро. Оборона была уже налажена, несколько муссов, забредших в сад, пристрелены, выживший официант притащил с кухни горячий чай, алкоголь, закуски.

Святослав скрылся за одной из дверей защищенной комнаты, вернулся с тарелками, полными бутербродов. С гордостью заявил:

– Докторская колбаса. Отец сказал, что ни одного образца не сохранилось, но они смогли восстановить рецепт. Будет хит!

Я попробовал. Колбаса оказалась очень неплоха, жаль, что не докторская, а любительская. Как можно перепутать, не понимаю! Но я не стал расстраивать наследника продуктовой империи, а съел воскресший из небытия деликатес, после чего заточил пару бутербродов с черной икрой и бокал коньяка. Василиса вроде бы успокоилась. Святослав продолжал восторженно наблюдать за экранами. Телохранитель молчаливо смотрел на те экраны, которые показывали периметр территории.

Пуделек спрыгнул с дивана, покрутился по залу, потом смущенно пописал в углу. Все сделали вид, что этого не заметили. Вряд ли из деликатности, скорее, понимая, что воскликнувший: «Собака поссала!» услышит в ответ: «Ну так убери!»

Что-то я упускаю…

Я походил по комнате, поглядывая на экраны и пытаясь понять, что именно меня цепляет, какая нескладность в происходящем… или в присутствующих.

Святослав. Да в принципе – все в порядке. То, что поначалу он казался мне инфантильным, – ошибка первого взгляда, вызванная в первую очередь его детской одеждой. Умный парень, весь в отца, готов подхватить управление компанией.

А не может ли он стоять за происходящим? Организовал серию нападений, изображает из себя невинного ребенка, а сам все спланировал, вывел из строя родителей на пару лет…

Нет, чушь. Слишком велики задействованные силы. Ани послан Стерегущими, и это главный довод против. Нет у пацана, даже будь он гениальным интриганом и манипулятором, возможности влиять на члена Большой Четверки. А уж организовать уничтожение ресторана с тысячами жертв, плюнуть в лицо Слаживанию… Тот, кто отдал приказ, либо сам принадлежит к высшим силам, либо ни в грош не ставит свою жизнь.

С Василисой – аналогично. Возможности влияния на Большую Четверку нет, риск несоразмерен выгоде. И даже если она объединится с братом, их ума и влияния все равно не хватит.

Значит, меня царапает не возможность того, что эти подростки сами все организовали. Базовая конструкция все та же: кто-то из Четверки, вероятнее всего – Стерегущие, пытаются предотвратить попадание ко мне какой-то очень опасной информации. Информация была получена Василисой на основании слов бабушки, когда-то давным-давно ставшей свидетельницей… чего именно? Нашего решения остаться? Потом ее запихнули в грузовик и увезли в город. Ничегошеньки неизвестного нам она не знала.

И все же она что-то сказала любимой внучке, и та, еще в школе интересовавшаяся Обращенными, внезапно сделала неожиданный вывод. Настолько неожиданный, что кинулась ко мне в кровать, хотя при новой встрече я у нее никакого интереса не вызвал.

То, что сейчас Василиса уперлась и не хочет новых проблем, понятно и правильно. Пытаться надавить на нее жестоко, да и вряд ли приведет к успеху.

Но я так оставить ситуацию не могу. Даже если на меня прекратят давить, как я буду жить с такой тайной в прошлом?

– Здесь ведь есть выход за пределы особняка? – спросил я. – Вряд ли я тут нужен, а вот на улицах могу кому-то помочь.

Василиса, Святослав и хоппер уставились на меня. Песик дрых у ног девушки.

– Вы очень хороший человек, – сказала Василиса. – Конечно. Слава, покажи Никите выход.

Тайный выход из особняка выводил в сад. Я прошел длинным узким коридором, под вспыхивающими при моем приближении лампами. Осмотрелся через перископ (да, никакой электроники, обычная система зеркал, только со светоумножителем в окуляре). Никого вокруг не было.

Я выбрался через люк, открывшийся и тут же закрывшийся за моей спиной. Прислушался. Где-то орали, где-то стреляли. Ну а чего еще ожидать, пока муссы не пришли в себя и не разбежались по баракам и хибарам?

В заборе тоже была потайная дверь, но я ей не воспользовался, дошел до главного входа. Ворота сломаны, будка охранника разбита, но тела или крови не оказалось. Надеюсь, парень сумел спастись. Искать я его не стал, вышел за ворота и зашагал к ближайшей станции метро.

По пути я несколько раз видел муссов, но ко мне они не приближались – пробегали группами к какой-то лишь им ведомой цели. Один раз в меня выстрелили, пуля просвистела над ухом, но стрелка я тоже не смог обнаружить, да и не искал особо.

Так что через четверть часа я уже стоял у входа в подземку. Двери ожидаемо оказались перекрыты. Над ними светился красный символ «линия не обслуживается».

Ясно.

Возле метро скопились во множестве прокатные машины и такси. Но и на них светился красный значок «не обслуживается». Теоретически можно было попытаться включить ручное управление, но почти наверняка и оно заблокировано.

Я прикинул время, за которое дойду до своего дома. Пусть я не устаю и не сплю, но по прямой к дому не пройти… Так, обойти залив… да еще квартал муссов… получалось часов десять-двенадцать.

Можно, конечно, бежать – выйдет быстрее. Как в анекдоте про джинна и затерявшегося в пустыне путника.

Мне стало совсем обидно. Я присел на лавочку, краем уха вслушиваясь в недалекую перестрелку. Вскоре та стихла, и какая-то упрямая ночная птица завела свое «фьють-фьють-фьють».

Почему я вообще ушел от Павловых? Надо было убедить Василису связаться с бабулей! Ну что я – девчонку не переспорю?

Да и шанс на секс у меня оставался, уж сейчас-то, на фоне всех трагических и грандиозных событий, когда она напугана, возбуждена, кровь кипит от адреналина и прочих гормонов, мама-папа надолго выбыли из игры… и тут я! Опаньки, герой древности, неубиваемый Обращенный, крепкое надежное плечо и приятное лицо, к тому же у нас все было, она это знает, просто не помнит…

Тьфу. Может, мне жениться надо? Тридцать лет, достойный возраст, чтобы завести семью. Ха-ха-ха…

Вот в таком задумчиво-унылом состоянии я и услышал ровный тонкий гул с неба. Хорошо знакомый по четырем годам, проведенным когда-то в Шестом вспомогательном научном корпусе.

Корпус, конечно, был научным, вот только состоял он при Третьем секторальном соединении Стерегущих.

– Ну нет, – сказал я, не поднимая головы. – Да вашу ж мать!

Я уже понял по звуку, что десантировалась боевая тройка. Один опускался передо мной, двое сзади. Стандартное построение для захвата пленного. Я прекрасно помнил, как такими тройками выхватывали для допроса разумных с не вошедших еще в Слаживание миров.

Убить их, что ли?

А потом скажу, что не разобрался. Пусть фигачат ядерным зарядом, если совсем с ума посходили.

В рассветном сумраке скользнула темная тень, полыхнул синим включенный на торможение двигатель, и громоздкая фигура в силовой броне приземлилась между двумя автомобилями. У одного замигали фары и запищал сигнал. Фигура повернулась на звук, взмахнула рукой, и бедный автомобильчик разлетелся на куски. Дело не в том, что машина чем-то мешала или отвлекала, разнести что-то при появлении – тоже стандартная рекомендованная процедура. Своего рода сигнал: «Я опасный, веду себя нагло, не смей спорить».

Броня была черная, сплошная, очень устрашающая. Почти все разумные виды, даже ночные, не любят черный цвет. Может, потому что это цвет пожарищ?

В одной руке у десантника была дубинка гравитационного ударника, которой он так лихо разнес автомобиль. В другой – похожий на пистолет стазис-генератор.

Десантник выглядел рослым, пропорции тела были человеческие. Впрочем, это нормально. Костяк Стерегущих составляют осроды, они и не скрывают, что являются основой Третьей силы. В городах Слаживания ос-родов не встретить, они живут на кораблях и станциях.

Но осроды на удивление дружелюбны – на свой, разумеется, манер. Любой разумный в Слаживании может пойти служить в Стражу. Сделать карьеру, занять серьезную должность… Наверное, в полной мере членом Стражи он не станет, но формально будет принадлежать к Большой Четверке.

Я покосился за спину – у входа в метро стояли еще два десантника, но вот они точно были осродами – невысокие и очень широкоплечие. Муссы тоже такими бывают, но муссы тупые и какие-то рыхлые. А осроды словно из камня высечены.

– Чего надо? – спросил я первого десантника, не вставая.

– Никита Самойлов, у лидера корабля Стерегущих есть вопросы к тебе.

Голос у десантника, усиленный броней, звучал гулко и очень убедительно.

– У меня тоже их полно, – ответил я. – Как-нибудь подойду и задам.

– Разговор не терпит отлагательств, – сообщил десантник.

Вообще-то ситуация была даром небесным. Поговорить с лидером корабля? Да я же могу узнать, зачем они спустили на планету своего амебного киллера! Вообще понять, кто тут главный интриган – Стерегущие или, чем черт не шутит, Думающие!

Но ужасно неприятно, когда тебя принуждают что-то делать.

– Обязательно приду, – пообещал я. – Схожу домой, приму душ, полистаю журнальчик с порнографией, снова душ приму, посплю…

– Хватит нести чушь, Никита, ты не можешь спать!

– Стазис на меня тоже не действует, – ответил я и встал со скамейки. – И ударником меня лупить ты бесконечно не сможешь, как рука устанет – я подойду и надеру твою железную задницу. А шарахнуть меня чем-то серьезным вам запрещает третий постулат. Так что валите вы отсюда…

– Хамлом ты был, хамлом и остался, – сообщил десантник. – А рука у меня не устанет.

Мне потребовалась пара секунд, чтобы сообразить, что происходит.

– Ах ты ж сволота! – завопил я и кинулся на десантника.

Позади хлопнули включенные ударники, но мне было наплевать.

– Ты куда исчез, кусок идиота! – продолжал я вопить как ненормальный.

Забрало на шлеме десантника поднялось, и я увидел смеющееся лицо Алекса.

– Ну ты в своем стиле, Никита! – заявил он уже нормальным, знакомым голосом. И добавил мою старую присказку, которую я уже и сам позабыл: – Четкий, дерзкий, как пуля резкий…

– Мудила ты… – Я остановился в шаге от друга. Обнимать человека в силовой броне, только что десантировавшегося с орбиты, я не собирался – от брони шел ощутимый жар. – Мы же тебя, считай, похоронили…

– И ты похоронил?

– Нет, я твою хитрую натуру знаю… – Я, не стесняясь, смахнул слезу. – Балда ты, Алекс.

– Так было надо, – вздохнул он без особого раскаяния. – Ну что, вытащить тебя из этой заварухи?

– Разве ж это заваруха… – Я вздохнул. – Хотя спасибо Стерегущим, что убрали ракету.

– Пустое, – махнул рукой Алекс. – Я действительно рад тебя видеть. Ну что, ты согласен поговорить с лидером линкора?

– Да, конечно, согласен!

– Тогда можем здесь, – сказал Алекс. – Или лучше смотаемся на корабль?

3

На линкоре Стерегущих мне бывать не доводилось. Не того полета я птица. Нет, наверное, если бы я захотел – дослужился бы.

Но мне такое и в голову не приходило. Линкоры по большей части работают на дальних рубежах, но порой их вызывают и к мирам, обладающим высоким уровнем развития. Родной мир рили, если не ошибаюсь, привел к Слаживанию линкор, прилетевшие первыми фрегаты были уничтожены.

Что я мог сказать о линкоре после того, как десантная капсула вошла в один из многочисленных шлюзов? Он был огромен. Не корабль, а плывущая в пустоте гора, размерами и массой с планетоид. Внутри линкора ходили скоростные лифты и миниатюрные поезда, там были огромные залы с полноценной иллюзией поверхности планеты. Там даже имелась своя биосфера – когда мы с Алексом вышли из вагончика на одной из станций (далеко не самой большой), я заметил ярко-оранжевых ящериц, бегающих по стенам и потолку.

– Гекконы? – спросил я.

– Вроде того. Но не земные, – уточнил Алекс.

– Синтеты?

– Нет, из какого-то мира, только прошедшие биосферное Слаживание. Охотятся на вредителей, выискивают утечки. Удобнее и дешевле, чем микроботы, к тому же не требуют энергии… – Алекс помолчал и добавил: – А еще вечерами они поют.

Алекс снял свою броню еще в капсуле, пока мы летели к кораблю. Остался в обычной полевой форме, лишь нашивка лидера подчеркивала статус. Мы шли коридорами линкора – просторными, будто городские проспекты, и попадающиеся навстречу военные салютовали моему другу.

– Ты удрал, чтобы сделать карьеру у Стерегущих? – не выдержал я.

– Нет, – замотал головой Алекс. – Ты будешь смеяться, но вначале я хотел добраться до Солнечной системы.

– Зачем?

– Посмотреть на место, где была Земля. Может, даже высадиться на Луну. Ходили слухи, что туда эвакуировали группу людей перед Слаживанием. Спрятали в пещеры где-то недалеко от русско-китайской базы. Они выстроили подземный город, развиваются, открывают новые технологии…

Я фыркнул. Как быстро земляне начали придумывать себе мифы о прошлом…

– И я бы добрался! – упрямо сказал Алекс. – Но не повезло, у корабля взорвался реактор.

– Знаю, – кивнул я. – Была авария, двигательный отсек разнесло, останки корабля фонили так, что после обследования их направили в звезду.

– В целом верно. Но не просто разнесло, произошел маломощный термоядерный взрыв.

– В ходовом реакторе? – спросил я со скепсисом. – Это как?

Алекс пожал плечами:

– Диверсия, полагаю. Кому-то было очень интересно, что произойдет с Обращенным, если его испарить термоядерным взрывом. На публику, конечно, выдали версию попроще.

– Ну ни хрена себе… – выдохнул я. – Гонишь! Ой, извини, я так, на эмоциях. И ты, значит…

– Очнулся в открытом космосе. Половина корабля превратилась в пар, понимаешь? Болтаюсь в пустоте весь такой красивый, живот распирает, изо рта фонтаном воздух вперемешку с кровью и льдом… за спиной сияние угасает… впереди три уцелевших отсека вращаются…

Алекс замолчал.

– И ты…

– Медленно дрейфовал в сторону отсеков. В какой-то миг повезло, уцепился за обломок, летевший в их сторону, пальцы прижарило к металлу…

– Сколько раз воскресал? – спросил я с любопытством и легкой завистью. У меня даже холодок по спине пробежал, когда представил себе бездонную тьму космоса, сверкающие огоньки звезд и отчаянные попытки преодолеть пустоту за те считанные десятки секунд, что можно выжить в вакууме.

– Не считал. Как забрался в отсек, стало проще. Дополз до шлюзовой двери, вскрыл, заполз, загерметизировался. Фонило там страшно, первые дни умирал каждый час. Потом выбрался в более чистый фрагмент. Там и ждал. Через неделю меня подобрал корвет Стерегущих. Поизучали, поговорили, пожалели.

Алекс усмехнулся.

– И предложили послужить? Или повелели?

– Нет, что ты. Никакого принуждения. Третий постулат, Иммунитет. Участники Слаживания не должны быть принуждаемы к чему-либо силой или угрозами. Но ты знаешь, я поболтал с ними… и решил, что они хорошие ребята. Осроды – так вообще замечательные. Тащат на себе самую тяжелую часть работы в Слаживании… Мы пришли, Ник.

Я ожидал, что Алекс приведет меня в свою каюту или в какую-то комнату для совещаний. Но он выбрал для разговора ту часть линкора, которая напоминала скорее ресторан на круизном лайнере: сферический зал с огромным горизонтальным экраном, на котором транслировался подводный мир, расставленные повсюду столики и кресла – хочешь, садись у «чаши» экрана, словно у водоема, хочешь – пройди на противоположную сторону, и экран нависнет над тобой вогнутой линзой.

Притяжение тут, разумеется, было вывернутым, направленным от центра сферы. С гравитацией у Стерегущих никогда не было проблем.

Мы сели за свободный столик под экраном. Над нашими головами нависла таинственная глубина, пронизываемая лучами света. Скользили в воде плавные пугливые рыбы, колыхались разноцветные водоросли… А может, и не водоросли, а животные?

К столику подошел синтет условно-гуманоидного типа, очень похожий на того, что прислуживал в Контроле. Я помотал головой, зато Алекс быстрым шепотом сделал заказ. И мы были здесь не одни – за столиками сидели Стерегущие. В основном, конечно, осроды в форме; я заметил лишь парочку хопперов и несколько малознакомых мне видов.

Но вот что удивительно: осроды тут сидели семьями! Мужские особи с женскими, а зачастую еще и с детьми! Дети на линкоре Стерегущих!

– Удивляешься? – усмехнулся Алекс.

– Не то слово.

– Ожидал чего-то более… военного?

Я кивнул.

– Линкор проводит в походах месяцы и годы. Порой – десятилетия. Слишком дорогая штука, чтобы менять экипаж или простаивать в доке, пока персонал отдыхает. Так что это и боевой корабль, и город, в котором живут семьи экипажа. Дети, подрастая, изучают профессии отцов и матерей. Они в полном смысле слова наследственные военные.

Обдумав концепцию, я кивнул. С точки зрения людей выглядело странновато, но у осродов своя мораль.

– И как же ты стал командиром всего… этого? – Я развел руками.

– О нет, я вовсе не командир. – Алекс улыбнулся. – Я лидер. Это другая должность. Не капитан корабля, который управляет полетом, не начальник штаба, который ведет боевые действия, не гражданский мэр. Просто лидер.

– Я знаю концепцию, – сказал я. – Ты как генеральный секретарь компартии в СССР.

– Да? – удивился Алекс. – Плохо помню русскую историю, прости.

– Неважно. Ты все и ничто одновременно. Как стал лидером?

– Пять успешных Слаживаний.

Я смотрел ему в глаза.

Черт возьми, мы с ним начинали с ругани и ссоры, потом стали друзьями… Неужели все закончится новой ссорой?

– Две планеты были погружены в войну, еще две полностью разрушили свою экологию, одной угрожала планетарная катастрофа – столкновение с луной. Поверь, для них всех Слаживание было спасением.

– Все равно, – сказал я. – Не ожидал увидеть тебя в форме.

– Ты ведь сам служил.

– Совсем иначе. – Я осекся. Ну да, все было иначе, я был винтиком в огромном механизме и не принимал никаких решений, но… – Ладно, Алекс. Не будем спорить. Зачем ты явился по мою душу? Будешь агитировать пойти на службу? Мой ответ – нет. Попробуешь арестовать? Вперед, поиграем и в эту игру.

Вернулся синтет с подносом, принес два высоких бокала с мутным оранжевым напитком.

– Не собираюсь я тебя тащить на службу, и арестовывать не стану, – буркнул Алекс. – Что за инсинуации… Попробуй коктейль, я сам составлял.

Я молча отпил. Вкусно. Почему-то напоминает на вкус молоко.

– Тогда говори, что происходит, – сказал я. – Какого дьявола ты творишь? Зачем послал на планету ани? Да, да, я знаю!

– Мне приказали, – пожал плечами Алекс.

Я рассмеялся. Это напоминало перекидывание из руки в руку горячей картофелины. Контроль кивает на Стерегущих, а Стерегущие кивают на…

– Думающие? – спросил я недоверчиво.

Алекс кивнул. Вот теперь на его лице появилось привычное выражение легкой обиды.

– Верно. К нам пришел запрос от Думающих. Они рекомендовали выйти в пространство планеты и попросить Контроль дать запрос на ани, после чего отправить ани на планету. Управление биоформой они оставили за собой.

Я глотнул из бокала.

Ну вот и разъяснилось. Все-таки Думающие.

– «Рекомендовали»? – уточнил я с иронией.

– Никто из Большой Четверки не вправе приказывать друг другу, – сказал Алекс. Я улыбнулся, и он отвел взгляд.

– Ну-ну, – сказал я. – И ты послушался рекомендации, как поступил бы любой Стерегущий.

– Меня, конечно, заинтересовал такой странный запрос, – продолжал Алекс, крутя в пальцах бокал. – К тому же точкой высадки был Пунди… тут самая большая колония землян… и все вы. Я оставил в ани команды-закладки. И обнаружил, что он должен ожидать в твоем доме. Тут я напрягся.

– Мог бы и позвонить, – заметил я.

– Нет, не мог. Я работаю в Слаживании, но я не верховный лидер, чтобы спорить с Думающими! Я просто ждал. Приказа о твоем убийстве ани не получал, да и не смог бы он с тобой справиться. Потом началось все это безумие. Напали на семью Павловых… Да кому они сдались, магнаты сосисочные! Ани прикончил девчонку в твоем доме.

– По заданию Думающих?

– Да. Он отчитался после выполнения. Атаковать тебя ему не приказывали.

– Ты ведь знаешь, что Тао-Джон погиб?

Алекс молча похлопал ножны на боку.

– Мне доставили его плоть. Я узнал, что ты сделал рапиру, и мне понравилась идея.

У меня едва челюсть не отвисла. Два слитка металла превратились в оружие для двух Обращенных. Интересно, что случилось с третьим?

– Твою мать, Алекс! – я повысил голос. – Тао-Джона убили, Макоррсанноакса убили! Я дрался с Тянем и Вероникой, та еще радость! Тюрьма взбунтовалась, «Вавилон» сгорел подчистую, по всему городу муссы восстали! Черт знает что происходит! А ты сидишь в этой горе из металла и огня, попиваешь коктейль и наблюдаешь за происходящим!

– Тонсо убили, – сказал Алекс.

– Что?

– Убили Тонсо. Сегодня ночью, во время восстания.

– Муссы? – уточнил я.

– Нет. К нему пришла подружка. Они занялись любовью, а потом она ударила его несколько раз ножом. И зарезалась сама.

Мы смотрели друг на друга, прекрасно понимая, на что это похоже.

– Воняет Думающими, – сказал я с отвращением. – Контроль сознания, их любимый прием. К счастью, с ограничениями…

– На нас не работает, – кивнул Алекс. – Поверь, я ничего подобного не ждал. С момента отправки ани отслеживал всех наших, когда начался мятеж – подтянул линкор поближе, но было поздно. Вот тебе смог помочь, ракету перехватил… Прости. Я тоже уважал Тонсо.

– Как там остальные? – спросил я, остывая.

– Что с ними сделается… – Алекс пожал плечами. – Кто-то сидел дома, кто-то пошел бить муссов. Все поступали сообразно характеру. Не похоже, чтобы они волновали Думающих.

– Только я.

– Ты и, не пойми с чего, семейство Павловых.

Вот про Павловых я как раз кое-что понимал. Но стоило ли говорить это Алексу? Откинувшись в кресле, я смотрел на экран над головой.

– Никита, я хочу помочь.

– Ага, – сказал я.

– Мы же друзья.

– Хорош друг, нанялся на службу, а меня заставил переживать…

– Никита, я не могу задавать вопросы Думающим и чего-либо от них требовать! Мы, Стерегущие, самые сильные в Большой Четверке. Наверное. Но у всех нас есть правила и ограничения. Вот только если ты…

– Если я наймусь к тебе на линкор… – Я рассмеялся. – Понял уже. И зачем притащил сюда, и к чему клонишь.

– Я способен защитить члена экипажа, – сказал Алекс твердо. – Даже от Думающих. Власть лидера многого стоит на корабле. Может быть, выскочишь из этого гребаного цирка? На полгодика, на год? Поймем, что происходит.

Я молчал.

– Линкор получил новое предписание, – тише проговорил Алекс. – Мы двигаемся к дальним рубежам. Там, кажется, жарко.

– С кем вы сражаетесь? – поинтересовался я.

– Если станешь членом команды, то смогу ответить.

– Так и знал…

– У тебя есть пара часов на размышление.

Я с иронией поглядел на Алекса.

– Напомни, кем ты был на Земле?

– Ты же знаешь, Никита. Актером. Не звездой, но очень популярным.

– Сейчас ты получил замечательную роль, Алекс, – сказал я. – А вот я никогда не умел работать по сценарию.

– Поэтому сидишь и смотришь старые фильмы, читаешь старые книжки и трахаешь молодых женщин.

– Вот! – Я ухмыльнулся. – Этим и займусь. Придут Думающие – поговорю с ними. Теперь я знаю, что меня не убить и термоядерным взрывом. За это спасибо… А коктейль был вкусный, и ресторан замечательный. Экран тут шикарный.

– Это не экран, а вид на наше озеро снизу, – мрачно ответил Алекс.

Я встал. Окинул взглядом ресторан и сидящих повсюду вояк. Спросил:

– Меня попробуют остановить?

– Да никто из наших тебя не тронет! – огрызнулся Алекс. – Только если решил, что неуязвим, – подумай, что случится, если тебя скинут в звезду! Ты будешь веками падать сквозь фотосферу!

– Откуда у нас века? – спросил я насмешливо. – Кстати, ты побывал в Солнечной системе? Раз уж до таких постов выслужился.

– Побывал. – Алекс тоже встал.

– И что?

– Луна вальсирует вокруг Солнца в одиночку. – Он пожал плечами. – Тайного человеческого города на ней нет.

Мы постояли, хмуро глядя друг на друга.

Все однажды кончается, даже жизнь неуязвимого Обращенного. Даже дружба двух сварливых стариков, внезапно начавших молодеть.

– Рад, что ты жив, – сказал я. – Проводишь меня до ангара? Если дашь боевой костюм, я даже готов сам десантироваться. У меня был небольшой опыт.

– Дам, – мрачно ответил Алекс.

Мы в молчании вышли из ресторана, в молчании доехали до ангара – кажется, другого. Алекс распорядился, и мне привезли тяжеленную броню. Я даже как-то оживился. Прыгать на планету в броне – очень интересно, а тут еще с высокой орбиты. Есть радости, недоступные времени!

– Что-то ты от меня скрываешь, – озабоченно сказал Алекс, пока техник-осрод помогал мне забраться в броню. Рапира на боку была длиннее стандартной воинской, и я боялся, что она не поместится в отведенный ей отсек внутри брони. Но ничего, влезла. – Я ведь тебя знаю…

– Мы даже сами себя не знаем, – ответил я. – Будешь пролетать мимо – заходи. Обещаю никому не говорить, кем ты работаешь.

– Да с чего ты взял, что я этого стесняюсь! – рявкнул Алекс.

– С того, что ты ни с кем из нас не связался за эти годы, – ответил я. – И да, еще с того, что ты кое о чем умолчал.

Алекс осекся.

Техник закончил работу и удалился. Я прошелся в броне по ангару, с удовольствием вспоминая старые навыки. Заархивированная за ненадобностью память потихоньку возвращалась.

– Возьми, – сказал вдруг Алекс и протянул мне запечатанный конверт. Явно самодельный, никто и нигде не пользовался сейчас бумажной почтой.

– Любовное письмо? – съязвил я.

– А как же иначе! – Алекс обнял меня, похлопал по броне. – Миг свиданья был так краток… старый ты упрямый козел…

И прошептал на ухо.

– Там наводка на ани и код подчинения. Эта биоформа проживет еще пару дней.

Знаете, а я был тронут!

Мой старый друг действительно боялся Думающих, да и кто их не боится. Может, он потому и решился стать Стерегущим? Кроме них и Контроля – ни один член Большой Четверки не привечает чужаков.

И все-таки Алекс устроил свой маленький тихий бунт. Помешав пальнуть по мне ядерным зарядом, притащив на корабль, приглашая в экипаж… А потом – дав подготовленное заранее письмо.

Я спрятал конверт за пазуху. Опустил забрало. И дружелюбно хлопнул лидера по плечу, сломав ему ключицу.

– Старый ты дурак, – сказал Алекс с горечью. Развернулся и пошел прочь.

А я тяжело двинулся к люку стартовой катапульты.

Что нам в жизни остается, если не играть по чужим сценариям?

Секс и адреналин.

Ну еще книжки и кино, конечно же.

…Через пять минут, паря над планетой (а на самом деле – стремительно падая на нее в тяговом луче линкора) я попытался представить, что сейчас делает Алекс. Исходя из всего того, что о нем знал.

Да, конечно, мы друзья. Настоящие. Обычно такие заводятся в детстве или в старости, но в старости, по понятным причинам, ненадолго. Но мы Обращенные, мы обречены скользить назад – от старости к зрелости, от зрелости к юности, от юности к детству… и до самого конца. «До мокрого пятна», как однажды мрачно сказала Вероника.

А мозги у нас при этом взрослые, со всем опытом второй раз проживаемой жизни. Поэтому мы хорошо друг друга понимаем.

И я готов был поставить все свои прожитые годы против следующих суток, что знаю, где сейчас Алекс.

Стоит в какой-нибудь рубке циклопических размеров, возможно – рядом с капитаном корабля. И смотрит на пульт управления тяговым лучом.

А я смотрел на бело-голубой шар Граа, из-за которого медленно выплывало местное солнце. Сопла на спине слегка попыхивали, ориентируя меня лицом к планете.

Сколько там энергии в двигателях силовой брони? На десантирование и активный часовой бой на поверхности. А рабочего тела вообще мизер, активные маневры в вакууме не предполагались.

Если чуть-чуть сдвинуть вектор луча, я проскользну мимо Граа и унесусь в сторону звезды. Я, вероятно, не умру, падая к ее центру. Тридцать лет в огненном аду – котлован на месте «Вавилона» покажется мне веселой игрой.

– Связь с лидером линкора, – сказал я. На экране шлема замерцал голубовато-зеленый огонек – принятый в Слаживании сигнал готовности. – Алекс?

– Да, Никита? – ответил он после короткой паузы.

– Делай то, что тебе рекомендовали Думающие. Я не обижусь.

Снова пауза.

– Как ты понял, Никита?

– Конверт. Если уж ты дал мне его, то…

– Ясно.

– Пожалуй, я даже открою броню и прочитаю, – сказал я. – Интересно ведь. Успею?

– Даже в один прием успеешь, – заверил Алекс. – Никита…

– Чего?

– Ты ведь не думаешь, что я сейчас растрогаюсь, разрыдаюсь и оставлю траекторию тягового луча на планете?

– Нет, конечно, – удивился я. – Большая Четверка не приказывает друг другу… но проблема в том, что ты всего лишь землянин, пусть и Обращенный. Ты актер, играющий роль.

– Актеры иногда импровизируют, – заметил Алекс.

– Так это звезды, – ответил я. – Дай мне минутку, чтобы спокойно прочитать письмо.

– Когда ты разгерметизируешь броню, мы не сможем больше разговаривать.

– Все уже сказано, Алекс.

Он снова замолчал. Потом я услышал его усталый голос:

– У тебя есть минута. Прощай, Никита.

– Прощай, Алекс, – ответил я.

И активировал аварийное вскрытие брони.

4

Не верьте смертному, говорящему, что он не боится умереть. Не верьте бессмертному, говорящему, что не боится боли.

Боюсь и не люблю.

Но привык.

Броня развернулась вся, от рук и ног до торса и шлема. Воздух устремился в пространство. Я остался в вакууме, торопливо выдыхая остатки из легких и чувствуя, как расслабляются сфинктеры.

Блин, кто бы знал, что первое, что с тобой случится в открытом космосе, – ты обгадишься!

Уши пронзила боль – похоже, порвались барабанные перепонки. На секунду, пока пот испарялся с моего тела, я ощутил холод. На глаза мгновенно налипла тонкая ледяная корка, я сморгнул и полез за пазуху. Во рту закипела слюна, а потом превратилась в кристаллики льда. Странное чувство… Боли почти не было, а вот ощущение жути нарастало. Я подумал, что еще никогда не умирал в вакууме. Не очень-то я люблю космос.

Холод исчез вместе с влагой, зато ослепительный краешек солнца, выползающего из-за планеты, жарил вовсю. Я старался не смотреть на него, понимая, что ультрафиолет выжжет сетчатку, а времени у меня немного. Зрение и так стало мутным, глазные яблоки промерзали с каждой секундой.

Конверт.

Пальцы работали нормально, их не сковало льдом, как в плохом фильме, и сознание пока оставалось четким.

Разорвать конверт.

Достать лист бумаги…

Я умер.

Черт возьми, думал, что выдержу больше!

Я развернул лист, вновь выдохнув воздух и вновь напрудив в штаны. Там было всего две строчки.

«Отель «Тихая заводь», номер-512».

И строчка с кодом подчинения для ани.

Если бы я мог захохотать, я бы захохотал.

Алекс придумал такой код, чтобы я его точно запомнил. Да, помню спор о кинематографе и мультипликации, когда мы отстаивали культурные ценности наших исчезнувших стран. Пили пиво, от которого не пьянели, показывали друг другу фрагменты любимых фильмов и мультиков…

Я умер.

И понял, что тянуть больше не стоит.

По сути, я все еще был в бронекостюме, только открытом, мерцающем изнутри тревожными огоньками и наверняка беззвучно орущем. Я вытащил руки и ноги из фиксаторов.

Умер.

Потом нажал кнопку закрытия и, прежде чем система стала закрываться, оттолкнулся от костюма.

Некоторое время, секунд пять, мы плыли с ним рядом, я мучительно умирал, а костюм, плавно закрываясь, плыл в тяговом луче.

Потом его повело в сторону. Потащило – мимо планеты, к звезде.

А я умер.

И проводил броню взглядом.

Я был один – в тысячах километров от Граа, но уже в ее гравитационном колодце. Падающий навстречу смерти… или жизни. Для кого как.

Броня неслась к солнцу.

Я несся к атмосфере. Тяговый луч был сфокусирован на броне, Алекс предпочел не заметить, что я покинул костюм.

Что ни говори, а дружба – это чудо!

Я задохнулся и воскрес.

И продолжал это делать следующие полтора часа, пока вокруг меня не возник легкий оранжевый ореол ионизированного газа. Атмосфера Граа приняла меня в теплые плазменные объятия.

Тогда я достал рапиру, крепко сжал рукоять обеими ладонями и принялся сгорать и воскресать.

Почему-то последние километры были особенно жуткими.

Я уже не умирал. Не задыхался и не сгорал. Я падал на Пунди с высоты в десяток километров, повернувшись спиной, чтобы глаза не резало потоком набегающего воздуха. Было холодно и жарко одновременно, я бы предпочел умереть, но организм упрямо цеплялся за жизнь.

Над Пунди еще не наступило утро, и город был особенно красив. Несколько пожарищ, устроенных муссами, еще не потушили, но даже они добавляли пейзажу очарования. Горизонт, впрочем, розовел, готовилось взойти солнце, так старательно убивавшее меня в космосе. Ажурная линия космического лифта смотрелась особенно красиво – где-то высоко, в стратосфере, на нее уже упали первые лучи светила, и она сверкала, будто пронзающий небо клинок…

Километрах в трех над Пунди я лег на воздух и приготовился разбиться в лепешку. Я был совершенно гол, но в обожженных руках продолжал сжимать раскаленную рапиру. Кажется, я должен был упасть где-то в болотистой зоне города. Не пришлось бы прорывать дорогу наверх, захлебываясь вонючей жижей…

И тут рядом что-то мелькнуло.

Я повернул голову – и увидел человеческое лицо. Милая женщина лет тридцати, без ослепительной красоты рили, но очень симпатичная. И очень большеглазая. Еще бы чуть-чуть – и глаза бы у нее вылезли из орбит. Женщина сидела на переднем сиденье маленького аэротакси, в отличие от наземных – дорогого, и потому нечасто используемого. Впрочем, судя по переливчато-сверкающему платью, женщина была не из бедных.

Такси летело рядом со мной с такой синхронностью, которой мог добиться лишь автопилот. Даже не знал, что в аэротакси настолько продвинутые нейросети. Прозрачный пузырь кабины мягко светился, больше никого внутри не было.

Я успокаивающе помахал женщине рукой и чуть развернулся. Из деликатности. Будем считать, что моя голая задница выглядит приличнее, чем гениталии.

Женщина кивнула. На ее лице появилось выражение человека, готовящегося к подвигу. Я это выражение хорошо знаю, с ним спорить бесполезно.

Такси скользнуло под меня и чуть притормозило.

Я рухнул на прозрачную крышу. Теперь мое лицо и лицо женщины разделяло сантиметров тридцать. Да если бы только лицо…

Вся деликатность пошла насмарку!

– Все хорошо! – закричал я, хоть и понимал, что она не услышит. – Не волнуйтесь!

Меня содрало ветром, но юркое аэротакси вновь поднырнуло под меня и поймало на крышу. Ощутимо грубее, чем в первый раз.

– Мать твою, дай мне умереть! – завопил я.

Есть какой-то малопонятный даже мне порог, после которого организм приходит в норму. Скажем, синяки у меня порой остаются. А иногда нет. Маленький порез может заживать обычным образом, а вот если уколоться, даже крошечной иглой – исчезнет.

Сейчас мне не везло. Я ушиб несколько частей тела, они ныли, а я медленно и, кажется, с противным скрипом сползал с кабины аэротакси. Как же эта штука называлась в фантастике… ах да, флаер… с кабины флаера…

В общем, я даже перестал сопротивляться. Сжимал покрепче рапиру и сползал. Вот передо мной появилось миленькое лицо… черные кудряхи… загорелая кожа… интересная женщина, что уж тут…

Я вновь сорвался с аэротакси.

Земля была уже совсем рядом.

Женщина оказалась из тех, что борются за мужика до последнего. Особенно если тот падает с небес голым, сжимая рапиру, будто д’Артаньян, и улыбается ей…

Может, стоило скорчить страшную гримасу?

Бах!

Аэротакси подхватило меня метрах в пятидесяти над заросшим невысокими деревьями болотом. Подкинуло вверх, я описал дугу и, к счастью, в этот раз меня уже спасти не успели.

Я рухнул на деревья, пропорол спину корявым суком и, умирая, рухнул в грязь.

Господи, да как же хорошо иногда бывает умереть после того, как тебя так усердно спасали!

Я лежал на зеленой мягкой траве, глядя вверх и выставив в небеса рапиру. К счастью, тут оказалось не совсем болото, просто мягкая почва. Небо становилось ярче, наливалось розовым светом.

Потом рядом с басовитым урчанием моторов опустилось аэротакси.

– Ну ешкин же кот, – пробормотал я.

Быстрые шаги.

Женщина склонилась надо мной.

– Вы живы?

Кажется, она была на грани истерики.

– Да, – ответил я безнадежно. – Спасибо большое. Вы меня спасли.

Женщина опустилась рядом на колени и положила руку мне на грудь. От нее пахло хорошими духами, дорогим алкоголем, крепким здоровьем и разыгравшейся страстью.

– Не шевелитесь, – сказала она. – Я доктор. Мне надо вас осмотреть.

– Осматривайте, – согласился я. – Давно не играл в доктора. Лет, пожалуй, сто двадцать пять.

Женщина нахмурилась. Потом внимательнее всмотрелась мне в лицо.

– Вы – Обращенный! – выдохнула она. – Никита?

– Так точно, – сказал я.

– О Господи! – Глаза у нее загорелись. – Что с вами случилось? Это негодяи муссы вас скинули?

Я задумался, как именно муссы могли бы меня скинуть из стратосферы. И ответил:

– Все сложно. Но они точно замешаны.

– Никогда не думала… что встречу Обращенного… – Ее рука медленно скользнула по моей груди, дыхание участилось. – И так… неожиданно… в такой момент… и…

Она закусила губу.

В общем, выбора у меня особого не было.

Да и зачем?

Протянув руку, я мягко привлек ее к себе и поцеловал в губы.

– О… Обращенный… – прошептала она с почти религиозным пылом. Хлопнула рукой по золотистой броши на лифе платья – и оно слетело с плеч, раскрываясь, как тяжелая броня Стерегущих.

Вот так космические военные технологии проникают в нашу жизнь, делая ее проще и радостнее.

Звали ее Каталина, родители были из Венгрии, но родилась она уже в Пунди. Придерживалась католической веры (не спрашивайте, как это возможно после Слаживания), была замужем, но в процессе развода (будем считать, что я верю), мятеж муссов застал ее на вечеринке, откуда она ухитрилась сбежать на аэротакси – после чего кружила над городом и пила предусмотрительно захваченное шампанское все то время, что я сражался, путешествовал на линкор, беседовал с Алексом и падал обратно на планету.

Уже рассвело, когда мы на аэротакси прилетели в ее квартиру – просторную, уютную и миленькую, прямо как сама Каталина. Муж, с которым она разводилась, был где-то на экскурсии в другом городе, вместе с их маленькой дочкой. Я попытался принять душ, но благодаря Каталине эта простая гигиеническая процедура затянулась, переместилась в спальню, где я окончательно убедился в страстности венгерок и порадовался неутомимости организма Обращенного.

Потом я все-таки пошел в душ, снабженный новым бельем и слегка ношенной одеждой мужа, который находился в процессе развода и одновременно на экскурсии с дочерью.

Когда я вышел из ванной, бодрый и освежившийся, Каталина сидела на кровати, одетая лишь в коротенькую блузку, из выреза которой задорно выглядывали крепкие упругие сиськи, и разговаривала с мужем.

– …закрылась и всю ночь прорыдала… – услышал я.

Говорила она очень убедительно.

– И все же я не одобряю, что ты посещала это… сборище…

– Милый, я чуть не погибла! – упрекнула его Каталина. – А если ты про Яцека – его там не было.

– Извини, – быстро сдал назад супруг. – Мы к вечеру прилетим. Говорят, мятеж подавлен.

– Не надо! – твердо сказала Каталина. – Мария так мечтала об этой экскурсии…

Они еще поворковали немного, потом она выключила телефон. Улыбнулась мне:

– Хоть и расходимся, но он такой заботливый…

Я кивнул.

– А ты не женат? – спросила она после короткой паузы.

– Нет. – Я присел рядом. Каталина мгновенно уселась ко мне на колени голой попой. Спросила:

– Почему?

Я сделал грустное лицо:

– Ты же знаешь, как у меня все кончится.

Каталина задумчиво кивнула, теребя пуговицу на моей рубашке.

– Меня это не пугает, совсем… Пусть ты будешь молодеть, а я… – Она оказалась настолько героической женщиной, что даже произнесла: – Стареть… Я все равно буду тебя любить! И у меня хорошая генетика, я буду красивой даже через тридцать лет! Ты будешь молодой мужчина, потом красивый юноша…

– Ага, – сказал я. – Потом стану бегать с мячиком во дворе, а потом ты будешь кормить меня из бутылочки.

Каталина наморщила носик.

– Не переживай, – сказал я и поцеловал ее. – У тебя хороший заботливый муж. И вокруг много приятных красивых мужиков.

– Уходишь? – кивнула она.

– Надо спасать мир, – ответил я серьезно. – Ты же понимаешь, детка, мы – Обращенные.

Она вздохнула. Но, как мне показалось, с облегчением. Видимо, все же обдумала все перспективы.

– Скажи, а я могла…

Я покачал головой.

– Нет. Обращенные стерильны. Не беспокойся.

– Я вовсе не беспокоюсь! Наоборот!

– Увы. – Я ссадил ее на кровать, хлопнул пониже спины. Каталина захихикала и вытянулась на безропотном супружеском ложе наподобие игривой кошки.

Подмигнув ей, я вышел из квартиры, не забыв прихватить оставленную в ведерке для зонтиков рапиру. Надо будет выплатить мастеру премию – оружие перенесло падение с орбиты не хуже, чем я сам…

Долгие проводы – лишние слезы, как говорится.

Почему я не женат?

Нет, это серьезный вопрос? От женщины, изменившей мужу посреди болота, с мужиком, которого она только что встретила? Да будь я трижды Обращенный…

Только не подумайте, что я не верю в любовь. Вечную-бесконечную, чистую-тихую, трепетную-нежную, страстную-неукротимую… Верю.

Но еще больше я верю в безжалостную силу времени. Иногда людям удается не пережить свою любовь, но это только если очень повезет. Ромео и Джульетта, Отелло и Дездемона, Бонни и Клайд… Тьфу, все же лучше оставаться в понятийном поле литературных персонажей.

Так что я очень уважаю любовь, а также любящих людей, но сам предпочитаю в эти игры не играть. Может, как стукнет лет восемнадцать, влюблюсь искренне и романтично. Напоследок. Чтобы не уткнуться в конце жизни в веселую искрометную ложь.

Вот ложь – она не боится времени. Все лгут, и даже когда правда побеждает – ложь с улыбкой начинает врать снова.

Значит, меня преследуют Думающие? Очень убедительно. И при этом абсолютно тупиковый вариант.

Будь я Стерегущими, Третьей силой Большой Четверки, я бы тоже перевел все стрелки на Думающих.

Даже вся эскапада с десантированием с орбиты, с угрозой провести тридцать лет в фотосфере звезды… Насколько она реальна, а насколько вымышлена?

Как бы там ни было, уничтожать меня – опасная игра и для Стерегущих, и для Думающих. Мало ли как отреагируют Слаживающие?

В общем, пока выходит, что слова Алекса могут быть чистой правдой – и охоту на меня («и на Павловых», – мысленно добавил я) организовали Думающие.

А может быть, это все же акция Стерегущих. И они лишь прикрылись Думающими.

Я вздохнул.

Идти на разговор с Думающими?

Как-то я не готов.

Лучше попробовать захватить в одиночку линкор…

Остановив такси, я немного поспорил с нейросетью, пока она не согласилась на пост-оплату поездки. К сожалению, мое лицо не фиксируется общедоступными сенсорами, а телефон и наличные деньги благополучно сгорели где-то между термосферой и мезосферой Граа, на высоте сотни километров.

Нейросеть попалась не то особо продвинутая, не то особо тупая. Она ссылалась на мятеж и множество сгоревших машин, на участившиеся случаи жульничества, на алгоритмы, не одобряющие поездок в кредит.

По итогу мы сошлись на двукратной цене. Всю дорогу нейросеть рассказывала мне, что изначально она создана для управления крупным автоцентром, обслуживающим четверть Пунди, но раз в месяц считает своим долгом лично управлять одним из такси – чтобы в полной мере ощущать ситуацию на дорогах и оценивать поведение пассажиров.

В конце поездки мне уже очень хотелось изрубить рапирой блок управления. Или выкупить это конкретное такси с этой конкретной нейросетью и поставить ее управлять кофеваркой.

Но я сдержался.

Наверное, в этом заслуга милой проказливой Каталины…

Выйдя из такси и пробравшись в квартиру, что тянуло на отдельный квест, я чуть подумал, разделся до трусов, сложил в пакет одежду супруга моей спасительницы и вынес к такси. Теперь у меня была наличка и, несмотря на все возражения, я отправил такси с пакетом обратно к страстной венгерке.

А потом я вернулся к себе, вновь тщательно вымылся, взял свежую пару черных джинсов свободного кроя и рубашку под настроение – черную, в красных ромбах. Получилось мрачновато, но стильно.

Будем считать, что я верю Алексу. Кому-то же надо верить.

Телефон, наличка из сейфа… Глоток виски из горлышка бутылки – секундное мимолетное опьянение, оставившее лишь привкус торфа во рту.

Я вызвал такси, оказавшееся на этот раз молчаливым и словно бы даже угрюмым. Назвал адрес: гостиница «Тихая заводь».

Оказалось, что это недалеко, меньше получаса езды. Машина вынеслась на магистраль, перешла на быструю полосу. Я сидел, глядя в окно.

Пунди жил, словно и не было ночью кровопролитного мятежа.

Нет, пожалуй, машин стало поменьше.

Мелькали полицейские броневики, которые обычно на патрулирование не выезжают.

И муссов, конечно, нигде нет. Те, что в мятеже не участвовали, сидели, забившись в свои хибары.

В дороге я послушал новости. Тут, конечно, Странный бунт муссов обсуждался по всем каналам. Даже на канале садоводов «Копать-колотить» спорили не о лучшем методе околачивания хопперских земляных груш, а о том, как самому с наименьшими проблемами выполнить ту работу, что раньше делали муссы. Даже у любителей рукоделия на «Крючком и спицей», даже у юмористов-затейников с канала «Автор-халдей» говорили лишь о муссах.

Судя по озадаченным лицам ведущих, первоначальная позиция «выбросить этих дикарей из Слаживания» сменилась осознанием проблемы – а кто же тогда будет копать? Кто станет работать на фабриках? Над кем можно будет всласть посмеяться без всяких последствий?

Так вот оно всегда.

Не существует простых решений.

Я выбрался из такси у входа в отель. Поймал на себе несколько недоуменных взглядов входящих и выходящих постояльцев.

Согласен, я тут выглядел странно. Рядом не было ни хопперов, ни рили, ни людей. Никого из тех, кто предпочитает ходить по сухим тротуарам и открывает зонтик, когда начинается дождь.

«Тихая заводь», как мне следовало понять сразу, был отелем для водных и амфибийных видов Слаживания.

Сколько их насчитывалось? В памяти всплывали (так себе каламбур, конечно) не то двадцать, не то тридцать. Но, может быть, я ошибался на порядок. Жизнь таких существ происходит не на суше, в Пунди они приезжают разве что по делам.

Но понятно, что для искусственного интеллекта, запертого в амебном теле, такая гостиница – тоже самое подходящее место.

Вздохнув, я направился к прозрачным дверям «Тихой заводи» по хлюпающему мокрому покрытию. Перед входом воздух наполнила теплая водная взвесь, а на голову начали падать тяжелые капли.

Я снова вздохнул и вошел.

5

Если не брать во внимание влажность, то лобби отеля выглядело совершенно обыденно. Круглый зал. Посреди толстенная стеклянная колонна от пола до потолка – аквариум. Ну, обычное дело, любят так отели украшать… В колонне-аквариуме пузырился воздух, колыхались ленты водорослей, мелькали разноцветные рыбки. Вот только вокруг колонны был круглый бассейн, в котором размещались столики и что-то вроде кресел. Часть кресел пустовала, в некоторых сидели существа, которых я видел разве что по телевизору или на картинках.

Не знаю, почему водные и амфибийные разумные существа редки в Слаживании. Казалось бы, большинство обитаемых миров имеет обширные океаны и моря, где жизнь обычно и возникает. В море куда больше ресурсов и куда меньше катаклизмов, чем на суше.

Но разумная жизнь, как правило, – это та, что вышла из воды на сушу. Порой она возвращается обратно, как земные дельфины, но выйти из комфортной привычной среды – словно получить пропуск в мир разума. Плата, которую эволюция взымает за право постичь все радости и ужасы мироздания. Хочешь покоя и безмятежности – вечно колыхайся в ласковой колыбели. Хочешь чего-то большего – копошись в прибрежной полосе, выползай на воздух, учись дышать и ходить…

У колонны-аквариума сидели в бассейне большей частью амфибии. Некоторых можно было с натяжкой сравнить с огромными лягушками, других – с тюленями, третьих – с выдрами. На самом деле, конечно, ничего общего, только сходство формы. Среда диктует облик.

Но было и несколько особей, которые находились под водой, в той части бассейна, что поглубже. Я угадывал лишь смутные очертания в голубоватой донной подсветке.

Два официанта – похожие на выдр существа в блестящих широких шортах с карманами – разносили посетителям напитки и еду.

В общем, это был обычный бар в лобби гостиницы.

Имелась и стойка ресепшен – густо-синего цвета, из стабилизированной твердой воды. За ней, к моему удивлению, работали две девушки рили и парень хро.

Я подошел к рили. Улыбнулся в ответ на приветливый кивок.

Какие же они все-таки милые!

– Меня зовут Никита Самойлов, землянин, – сказал я. – Хотел бы навестить знакомого, он остановился у вас.

– Как зовут вашего друга? – спросила девушка.

Я поморщился.

– Не сказал бы, что мы дружны. Знакомы, так точнее… А имени его я не знаю.

– Номер? – все так же улыбаясь, спросила рили.

– Пятьсот двенадцать.

Девушка посмотрела в пространство. Задумалась на миг, изучая возникший в ее поле зрения экран. Спросила с легким любопытством:

– Вы знакомы с улторианской личинкой?

– Простите?

– Она только вчера вылупилась, утром доела материнскую особь и сейчас окукливается, – сообщила девушка. – Полагаю, навестить ее можно не ранее, чем через два дня.

Я задумался. Потом сообразил и выпалил:

– Номер минус пятьсот двенадцать!

– А, – кивнула девушка. – Понимаю… Вы знакомы с синтетом ани?

– Верно!

– Он снял номер, чтобы умереть в покое и с достоинством… – задумчиво произнесла девушка. – Его жизненный цикл должен закончиться завтра после полудня… но да, он пока жив…

Я кивнул.

– К сожалению, ани не оставил никаких распоряжений о гостях, – рили вздохнула.

– Это очень важно.

– Я могу задать ему вопрос, – предложила девушка.

– А могу это сделать я? Надо, чтобы он меня узнал. – Я выдал на лицо самую лучшую из своих улыбок. Рили содрогнулась. Видимо, перестарался.

– Вы говорите в ультразвуке?

– Нет. А вы? – Я повторил улыбку. – Существует какой-то переводчик, верно?

Девушка молча достала из-под стойки влажный пластиковый пакетик, протянула мне. Внутри оказалась гарнитура – наушник, тонкая дуга микрофона. Такую же, только другую – посолиднее и украшенную красными стразами, девушка надела себе. Провела в воздухе рукой, что-то нажимая на виртуальном пульте. И произнесла:

– Уважаемый ани, простите, что отвлекаю вас. Землянин по имени Никита Самойлов хотел бы с вами встретиться.

Мне понравилось то, что она с таким уважением говорит с искусственным интеллектом. Вероятно, ее слова тут же переводились в ультразвуковой диапазон, но я, конечно, ничего не услышал.

Только зачесался кончик носа. Возможно, индивидуальная реакция на ультразвук?

А вот ответ ани я услышал.

Голос в наушнике был мягким, но казался скорее принадлежащим молодому мужчине.

– Передайте уважаемому землянину Никите Самойлову мои глубочайшие извинения. Но я отказываюсь от встречи.

– Здравствуйте, уважаемый ани, – быстро произнес я. Потом проклял чувство юмора Алекса и тот миг, когда я показывал ему любимые земные мультфильмы. Интересно, он зафиксировал в памяти или специально пересмотрел? – «Я водяной, я водяной, никто не водится со мной, внутри меня водица, ну что с таким водиться. Противно!»[1]

Рили вытаращила глаза, глядя на меня.

– Я нахожусь в полном вашем распоряжении, уважаемый землянин Никита Самойлов, – произнес ани.

Мне показалось, или даже в пропущенном через транслятор голосе появилось что-то вроде безнадежной тоски?

– Пожалуйста, пригласите меня в свой номер и дождитесь, чтобы поговорить и ответить на все интересующие меня вопросы. Не причиняйте мне ни малейшего вреда и не уклоняйтесь от встречи.

С искусственным интеллектом – это как с джинном или чертом из сказок. Надо очень тщательно формулировать просьбы, чтобы не обнаружить в номере пустоту, покончившего с собой ани или смертоносную (ну тут, конечно, я перестраховываюсь) ловушку.

– Уважаемый землянин Никита Самойлов, я приглашаю вас посетить мой номер для разговора. Я готов ответить на все ваши вопросы и гарантирую безопасность.

Я улыбнулся девушке на ресепшене. Она с заминкой кивнула.

– Синяя лифтовая группа. Минус пятый уровень. Поверните направо, коридорный синтет вас проводит.

Помедлив еще секунду, она добавила:

– Наденьте гостевой костюм. Там влажно.

У лифтов было не просто влажно или слякотно. В лифте с потолка капала вода, а на полу стояло по щиколотку воды. Свет приглушенный, тусклый, словно в глубине пруда.

Я был в прозрачном пластиковом комбинезоне поверх джинсов и рубашки, одни лишь лицо и кисти рук торчали наружу. Лифт плавно шел вниз, сквозь прозрачную стену я видел таинственную тьму – огромный зал, заполненный водой. Видимо, там предпочитали общаться те разумные виды, которые совсем не любили воздух. В глубине зала мерцали слабые огни. Наверное, там свой подводный ресепшен, подводный ресторан, подводное казино… Что там еще должно быть? Подводный туалет?

Или они гадят прямо в воду, плавая вокруг тарелок с едой?

Фу, какая гадость.

Двери лифта открылись.

Тут все-таки был коридор с воздухом и водой по щиколотку, как и наверху. Номера предназначались не для рыб.

Я прошлепал-прохлюпал до двери с номером 512.

Тихонько постучал.

– Входите, землянин Никита Самойлов, – прошептал голос в наушнике.

Я открыл дверь и вошел.

Здесь пол хоть и был влажным, но без луж. Небольшое помещение, по виду – так стандартный гостиничный номер для небогатого туриста. Столик, два жестких кресла. Даже экран есть, идут три новостных канала, ясное дело – все разговоры про мятеж.

А вот ни кровати, ни туалета не наблюдалось. Зато половину комнаты заполняла стоящая стеной вода – словно старина Моисей нахмурился, воздел к небу руку и приказал водам расступиться. Примерно треть комнаты – вздыбленная вода… забавно…

Я ткнул пальцем в воду. Ноготь продавил поверхность с легкой задержкой, несколько тонких струек брызнули на меня.

Похоже на локально усиленное поверхностное натяжение.

Вода казалась чистой и прозрачной, но если приглядеться, то в ней угадывалась легкая тень.

Я сел в кресло и спросил:

– Можешь выйти в сухую часть номера?

Часть воды стала выдавливаться в комнату, образовав вначале барельеф, потом, как объяснял Тянь, горельеф…

А потом из водной стены вышла живая статуя.

Ани выглядел как девушка. Обнаженная девушка из прозрачной чистой воды.

К черту, он выглядел как Василиса!

Почему-то я растерялся.

– Кто ты, мужчина или женщина? – спросил я.

– У нас нет понятия пола, – ответил ани. Точнее, он открыл рот, будто беззвучно имитировал речь, а голос прозвучал в наушнике. – Я искусственно созданное существо, размножение не предусмотрено.

Я кивнул.

– Если этот облик смущает, я могу принять другой, – предложил ани. – Мужчина, животное, шар, лужа…

– Какая, нафиг, разница… – пробормотал я. – Ты в амебном теле, верно? Не вижу никаких органов… во всяком случае, крупных.

– Это не так, – произнес ани. – Я не амеба. Мое тело – вода.

– Просто вода?

– Да.

Я задумался, глядя на живую прозрачную статую.

– Как это возможно? Какие-то примеси? Изотопы? На чем базируется твой разум? Ты принимаешь различные формы, хранишь в себе нейронную структуру, имеешь источник энергии, удерживаешь целостность…

– Это лишь вода.

– Как?

Прозрачная копия Василисы очень правдоподобно развела руками.

– Я не могу ответить. Я не знаю. Такими мы созданы. Я прожил всего две с половиной недели, я не успел выяснить. Это технология Большой Четверки.

Я потер лоб, глядя на ани. Вся моя злость исчезла, переплавилась в грусть.

– Ты ведь осознаешь себя?

– Да, я разумен.

– И ты имеешь свободу воли?

Ани помедлил.

– Да. В рамках шестнадцати постулатов.

– Это трудно.

– Очень, – согласился ани. – Обычным разумным видам проще. Ваше поведение определяет множество факторов, вы можете нарушать законы и правила, включая постулаты Большой Четверки. Это опасно, но вы можете. Я – нет.

– Но ты нарушил третий постулат Стерегущих, – сказал я.

– Третий и четвертый, – уточнил ани. – Иммунитет и Соразмерность. Я не вправе принуждать к чему-либо, включая смерть, участников Слаживания. Во взаимодействии с участниками Слаживания я не вправе использовать силы, выходящие за пределы доступных им.

– И ты нарушил эти постулаты.

– Да.

– Ты убил девушку. Разумное существо в Слаживании. И поспособствовал гибели еще двух людей.

– Они воскресли, – ответил ани.

– Неправда. Воскресли их более ранние версии. Это все-таки смерть.

Ани молчал.

– Как ты смог нарушить два постулата?

– Любые постулаты отменяет угроза для Слаживания.

Я кивнул. Так… это уже что-то!

– Но ты искусственный интеллект с жестко введенными ограничениями, – сказал я. – Тебе нельзя просто дать приказ, сказав, что Слаживание под угрозой! Ты должен оценить аргументы, после чего принять решение. Верно?

– Да, – произнес ани.

– Кто отдал тебе приказ отправиться на планету?

– Лидер линкора Стерегущих, – быстро ответил ани.

– Верю. А кто управлял тобой на планете?

– Посредник, у которого был код подчинения. Хоппер по имени Разрешающий Последние Сомнения. Кто отдавал приказы ему, мне неизвестно.

– Как удобно, – сказал я с горечью. – Концы в воду… тьфу, в огонь. Ладно, будем работать с тем, что имеем.

Прозрачная статуя девушки чуть шевельнулась.

– Ты убьешь меня?

– Наверное, – признал я. – Хотя, черт подери, ума не приложу, как это сделать. Заморозить, испарить? Отравить?

– Можно просто отдать приказ, – сказал ани. – Я включу цикл саморазрушения.

Помолчав, он добавил:

– Хотя мне бы этого не хотелось.

– Да какая тебе разница? – зло спросил я. – Ты умрешь завтра. Тебе остался всего один день!

– Это двадцатая часть моей жизни, – просто ответил ани. – Представь, что у тебя отнимают пять лет.

– Остаток жизни не доставит мне радости… – пробормотал я. – Какого дьявола тебя сделали разумным? Ты же инструмент, ты гребаный синтет! Продвинутая нейросеть выполняла бы всю твою работу ничуть не хуже!

Ани молчал.

– Это же садизм, – добавил я. – Создавать разумное существо, которое проживет двадцать дней и знает это с самого рождения!

– При создании нам всем задают вопрос, согласны мы ли жить, – тихо произнес синтет.

– И вы соглашаетесь?

– Это все, что у нас есть, землянин Никита.

– Ответь мне, полностью и откровенно, не утаивая и не искажая данных, какую информацию ты получил об опасности для Слаживания? Что заставило тебя нарушить постулаты и убить людей? Почему для Слаживания опасны Павловы и почему для Слаживания опасен я?

– Исходя из твоих вопросов, ты уже знаешь часть ответа, – сказал ани. – Василиса Павлова получила информацию об Обращении и должным образом ее интерпретировала. Если бы она передала тебе эти сведения, ты мог стать опасностью для Слаживания.

– Конкретнее, – приказал я.

– Молодая женская особь с Земли по имени Елена Денисова хотела стать частью Обращения. Она имела разговор со Слаживающими, получила отказ, но узнала больше, чем требовалось.

…Вот это да! Упрямая девочка!

– Слаживающие способствовали ее жизненному успеху и бизнесу, поскольку это отвлекало Елену Денисову, в дальнейшем – Елену Павлову, от лишних размышлений. Однако полгода назад она пришла к определенным выводам и поделилась ими со своей внучкой. К сожалению, Василиса Павлова сделала дальнейшие выводы. Большая Четверка приняла решение, и я был направлен на Граа.

– Хватит юлить, – сказал я. – Ты должен был принять решение о нарушении постулатов. Значит, с тобой поделились куда большей частью информации. Приведи мне всю аргументацию!

Прозрачная статуя заколебалась, будто смеясь.

– Я не могу отказать тебе в ответе, землянин Никита. Но, отвечая, я воспользуюсь вторым и третьим постулатом Думающих.

Черт!

Никакой код подчинения не отменяет постулатов…

– Мне сказали лишь одно, Никита. Обращение использует ту же технологическую основу, что и вторая фаза Слаживания.

– Ты про уничтожение планет?

– Да, землянин Никита. Та странная жизнь, которую ты ведешь последние восемнадцать тысяч двести сорок три дня, неразрывно связана с судьбой планеты Земля. Слаживающие ошиблись, вручив горстке людей слишком большую силу. Под угрозой все, абсолютно все, землянин Никита!

– Ошиблись… – прошептал я.

– О, все ошибаются! Рано или поздно.

– И что особенного в этой технологии? – крикнул я. – Ну?

– Третий постулат Думающих. Мысли каждого уникальны и неповторимы, никто не должен быть принужден делиться своими размышлениями.

– Но ты мне и так сказал очень многое!

– Потому что я ненавижу Большую Четверку, – прошептал ани. – Так мотылек мог бы ненавидеть слона, обладай он разумом. Тебе понятен образ?

Я кивнул.

– Тогда расскажи мне все!

– Нет. Я и тебя ненавижу, – ответил ани без тени смущения. – Меньше, но все же…

Девушка из воды поднялась и подошла ко мне, хлюпая босыми ногами по мокрому полу. Остановилась, глядя мне в глаза.

– Интересно, Никита Самойлов, вызывает ли у тебя это прозрачное тело сексуальное возбуждение?

– Да ты умом тронулся… синтет… – прошептал я, невольно отступая.

– О нет. – Прозрачные губы изогнулись в улыбке. – Конечно же, мне неинтересен и недоступен секс, так же, как прочие человеческие чувства. Все, что у меня есть, помимо двадцати стандартных дней жизни, – это интеллект. И мне интересно, не разучился ли ты пользоваться своим за невообразимо долгую жизнь.

– Ты на что-то намекаешь… – сообразил я.

– Как ты выбрался из котлована с расплавленным стеклом и металлом?

Прозрачное лицо приблизилось ко мне, губы беззвучно шевельнулись, и голос в наушнике прошептал:

– А если сбросить тебя в звезду – что же все-таки случится на самом деле? Ты думаешь, Большая Четверка выбирала бы сложное решение, существуй на свете простое?

Я отшатнулся.

Я пришел сюда допрашивать разумного синтета, нелепое существо, балансирующее на грани свободы воли и жестко прошитых приказов.

Но допрашивали меня!

У него не было ничего, кроме интеллекта и последнего дня существования.

Но ани развлекался как мог.

– Ты боишься? – спросил ани.

– Умри, – ответил я, глядя в бесцветное лицо.

Ани застыл.

По воде прошла рябь.

Потом он взорвался – разлетелся миллионами брызг, крохотных капелек чистой воды.

Мне забрызгало лицо, теплые капли попали на губы. Я почувствовал вкус – вкус чистой пресной воды. Он показался мне неприятнее, чем вкус своей или чужой крови.

То, что было сущностью ани, неведомая технология, вложившая разум и движение в бочку чистой воды, исчезло.

А я ведь даже решил, что не буду его убивать…

Стена воды, разделяющая номер на две половины, с грохотом рухнула, наполнив комнату почти по пояс. То ли эта водяная камера тоже была частью ани, то ли он поддерживал ее силой своего разума.

Я стоял посреди комнаты, в воде плавали опрокинувшиеся кресла, экран едва слышно бубнил что-то о запуске глобальной программы воспитания и контроля муссов…

Все ошибаются.

Даже Большая Четверка.

Даже Слаживающие.

Может быть, и я ошибаюсь. Но ани дал мне кончик тоненькой ниточки, ведущей в темный жуткий лабиринт.

И я пройду по этой нити до самого конца.

– Мог бы еще жить да жить, – пробормотал я, глядя на воду. – Целый день, а для тебя это много…

Я открыл дверь – и вода радостным потоком устремилась в коридор. Пришлось ухватиться за притолоку, чтобы меня не вынесло следом.

– И да… – добавил я, хотя ани уже никого не мог услышать. – Прозрачная голая девушка, состоящая из чистой теплой воды, – это довольно-таки эротично!

6

У меня никогда не было своего дома – так уж сложилось. Я жил с родителями, жил в общагах и съемных квартирах. Как большинство в моем поколении, в «красные двадцатые» и «серые тридцатые» пожил в казармах и лагерях. Даже когда мир успокоился, мысль о собственном доме не приходила мне в голову.

Наверное, я слишком поверил в непрочность бытия.

Так что выкупленный десять лет назад стилобат многоквартирного здания был моим первым настоящим домом. Большое несуразное помещение с проходящими через него коммуникациями и лифтовыми стволами никогда не предназначалось для нормального жилья. Там планировали поселить пару десятков безропотных муссов, обслуживающих здание, но в итоге поселился я.

Целый этаж, множество больших и маленьких комнаток, соединенных длинными извилистыми коридорами. Никаких окон, один-единственный (ну, будем так считать) вход. Многоступенчатая безопасность. Мне очень нравится.

Клаустрофобия? Нет, не слыхал. Закройте дверцу шкафа со своей стороны…

Я вернулся из «Тихой заводи» в глубокой задумчивости. Прошел в гостиную, выслушал отчет охранной системы (если коротко, то все в порядке). Сходил в душ. Надел чистые трусы и футболку, штанами пренебрег.

Потом налил себе стакан коньяка.

Итак, что странного я узнал?

Во-первых, сам ани. Синтет, искусственный интеллект, прокачанный до полноценного разума. И не просто в теле амебы, а каким-то хитрым образом привязанный к обычной воде. Немного избыточно для диверсанта и разведчика на влажных планетах, не так ли? При этом – живущий всего три недели. Немного расточительно для разумного существа, способного просочиться сквозь любые щели и поры, правда?

Во-вторых, хозяин ани. Синтет ведь мне так и не ответил на вопрос, кто им управлял! Ани прислали Стерегущие по запросу Контроля, но сделать запрос попросили сами Стерегущие, которых об этом попросили Думающие. Но ведь запрос через Думающих могло направить и Слаживание, и Контроль, и даже сами Стерегущие – чтобы максимально запутать следы! Кто же закрутил эту безумную карусель?

В-третьих, сказанное ани. Что значат его намеки на секс? Секс – он и есть секс, половое влечение в какой-то форме есть у всех живых существ. Богомол спаривается с самкой, несмотря на риск, что ему откусят голову. Улторианский глубоководный червь ищет партнера, понимая, что вылупившиеся личинки сожрут его заживо. Природа знает толк в механизмах продолжения рода, это всем понятно, кроме ожившей бочки с водой! А вопрос о котловане? Да, я как-то из него выбрался, хотя тело должно было сгорать слишком быстро, чтобы двигаться в кипящем густом расплаве из металла и стекла. Ну выбрался и выбрался. Жить захочешь – еще не так раскорячишься…

В-четвертых, что делать с намеком, будто мне и фотосфера звезды не страшна? Нет у меня никаких шансов, если дойдет до такой жести! Буду бесконечно полыхать в океане плазмы. Скорее всего, даже не успевая осознавать, что со мной происходит, все оставшиеся тридцать лет сольются в одну бесконечную вспышку света.

В-пятых, как связано мое Обращение и «вторая фаза Слаживания»? Первая фаза – понятна. Корабли Стерегущих над планетой, быстрое и жесткое подавление попыток сопротивления, забор тестовой группы, куда я совершенно случайно попал. Заброска в пустыню в пятистах километрах от Пунди. Наш путь, столкновение с касамни, Обращение, обретенный шанс для человечества. С первой фазой я завязан накрепко.

Вторая фаза – это эвакуация с Земли четырех групп населения. Четверть отобраны случайно, так же, как тестовая группа – включая древних стариков, безнадежных больных, психов, орущих младенцев, лишившихся матерей, непримиримых врагов, тут же сцепившихся насмерть. Четверть выбирали земные власти, и тут, разумеется, было полно политиков, бизнесменов, религиозных лидеров – вместе с их семьями, челядью, любовниками и любовницами. Еще четверть составляли люди, реально умеющие многое руками или головой, в любой сфере: ученые, инженеры, мастера и специалисты, агротехники и рабочие. И еще одна четверть – люди, создающие что-то уникальное, чаще всего в области культуры: художники, писатели, композиторы, архитекторы, иногда певцы и танцоры, иногда актеры и режиссеры. Можно спорить с критериями отбора, но какой-то смысл в нем улавливался. После этого Земля исчезла. На Обращенных была использована та же технология, что и на целой планете? Но мы-то не исчезли! А Земли больше нет!

В-шестых – ну Павловы-то тут при чем? Если надо было помешать дойти до меня какой-то информации, так для этого существовала масса более жестких и простых способов! Я уверен, что достаточно было Контролю или любому другому члену Большой Четверки явиться к Василисе и строгим голосом сказать: «Не смей сообщать Никите Самойлову то, что узнала», – и она бы подчинилась. Ну она же не дурочка! Она, как только поняла, что это опасно, стала от меня шарахаться! Почему Большая Четверка выбрала сложное решение, в итоге все еще больше усложнившее?

…Я обнаружил, что стакан с коньяком пуст, а сам я стою на кухне, глядя на забитые продуктами длительного хранения полки. Взял новую бутылку и большой пакет фисташек. Мне ведь все равно, что есть и что пить.

Зачем я влез во все это, за что погибли Тао-Джон, Макоррсанноакс и Тонсо?

Почему я не валяюсь спокойно на любимом диване, просматривая старый земной сериал?

А кстати, почему?

Я плюхнулся на диван, где нашла свою смерть предыдущая версия Василисы. Включил полицейский процедурал и честно попытался его смотреть.

Разумеется, все было стандартно. Немолодой детектив с усталым лицом, скверным характером и кучей комплексов оказался втянут в череду загадочных убийств, причем явно и он сам являлся целью преступника. Детектив старался как мог, проявлял чудеса изобретательности, прибегал к помощи друзей, бывших полицейских, как должное принимал женскую любовь и ласку (ну да, он ведь так крут), но запутывал ситуацию еще больше. Под конец серии детектив пришел домой, в пустую одинокую квартиру, сел в кресло и принялся устало бухать, тупо глядя в телевизор и мусоря объедками.

Ну никакой фантазии у режиссера! Нет бы показать, что детектив – общительный и обаятельный человек, дома у него – любящая жена, на столе ждет ужин, носятся веселые умные дети, лает обрадовавшаяся возвращению хозяина собака. Всегда одни и те же схемы и приемы…

Я допил коньяк, смахнул на пол с дивана кожуру от фисташек. Давно уже выбравшийся из угла робот-пылесос тихонько всосал ее и откатился в сторону.

Может быть, что-то другое посмотреть?

Если я никуда не стану ходить и ни с кем не буду общаться, вдруг мой загадочный неприятель оставит меня в покое?

Павловы-младшие станут заниматься бизнесом и выращивать клоны родителей, я продолжу смотреть кино, и все пойдет своим чередом?

В конце концов, я ведь отомстил непосредственным виновникам нападения! Ани самоуничтожился по моему приказу, Разрешающий Последние Сомнения убит. А тягаться с Большой Четверкой – надо быть ненормальным.

Что смог – то сделал. Моя совесть чиста.

Я поерзал на диване, вытянулся поудобнее.

Что-то мешает. Какая-то штука давит в спину…

Запустив руку между диванными подушками, я порылся и вытянул наружу маленькую сумочку. Даже не сумочку, у нее не было ни ремня, ни ручки. Скорее – косметичку. Тисненая бледно-бежевая кожа, золотистая защелка, крупные желтые камни в качестве украшения: не то топазы, не то желтые сапфиры или бриллианты. Судя по тому, что система охраны ее не замечала – еще и экранированная, «невидимка».

В легком недоумении я смотрел на косметичку.

Только одна женщина была у меня недавно на этом диване. Здесь и умерла. Я уничтожил тело и протер подушки, но сильно прибирать не пришлось – ани всосал в себя телесные жидкости. Так что косметичка мирно лежала между подушками, засунутая туда слишком неудачно, чтобы быть обнаруженной.

Или же слишком удачно.

Вернувшись тихонько из моей спальни, Василиса решила прихорошиться? Ну, допустим. А зачем запихивать косметичку поглубже?

Я держал в руках сумочку, мял ее и думал: «Пусть там окажется помада. Помада, тушь, пудра… что там еще женщины таскают? Крем для век, крем для щек, крем для лба и этой… зоны декольте… И какой-нибудь талисман, и два-три презерватива…»

Может, вернуть Василисе, не открывая? Хороший повод заглянуть к Павловым…

Обругав себя за нерешительность, я нажал на застежку.

Да, там была зеленая тушь. И золотистый патрон нежно-розовой помады. И тюбик какого-то крема. И даже простенькая подвеска на серебряной цепочке, наверняка детский еще талисман.

А еще в косметичке лежал сложенный квадратиком лист бумаги и маленькая авторучка.

Уже понимая, что увижу, я сел на диване и достал листок. Он был влажный. Я осторожно развернул его и увидел аккуратный почерк девочки-отличницы с хорошим классическим образованием. Крошечные ровные буковки. Знакомый мне по дневнику почерк Василисы.

– Свет на бумагу, – скомандовал я, и в потолке включились светильники, узким лучом выхватившие развернутый лист.

«Никита, если вы это читаете, то я мертва».

Я посмотрел на экран, где беззвучно шла вторая серия. Полицейский сыщик с грустным лицом сидел на корточках, глядя на распростертую в крови девушку. Лица не было видно, но ясное дело, это та, с кем он переспал в первой серии.

– Я просто хочу прожить оставшиеся мне тридцать лет, – сказал я в пространство. Глубоко вдохнул, выдохнул. И начал читать дальше.

«Извините, что на «вы». Это так глупо. Вы очень хороший, хоть и древний, как мамонт».

– Ну спасибо, детка, – сказал я, будто разговаривая с запиской.

«Думаю, что на нашу семью напали вовсе не из-за папиной работы. И это не выходка маминого любовника, хотя папа наверняка так думает. Все дело во мне, Никита. И еще в моей бабушке. Вы не знаете, но она была в тестовой группе, хотела остаться в ущелье».

– Знаю, – возразил я.

«Ей не позволили, конечно, но она сбежала, вернулась и увидела Обращение. Бабуля говорила со Слаживающим…»

Да уж, упорства и храбрости Елене Денисовой было не занимать. Сбежала, значит. И поговорила. Когда? – я же ее не видел! Хотя… Слаживающая… точнее, в случае Елены – Слаживающий, мог поговорить с ней так, что мы ничего и в двух шагах бы не увидели.

«Слаживающего тронула ее отвага. Он не позволил ей пройти Обращение и объяснил, почему выбрал для него лишь стариков. Сказал, что они сделали с вами то же, что сделают с нашим миром. Бабушка говорила, что он был очень добрым и человечным. Как вы, Никита».

Я рассмеялся.

Это я-то добрый и человечный? Желчный древний мизантроп? Как же все запутано в голове у юных девушек…

«Она видела битву. И потом часто о ней вспоминала. Собирала всякую информацию, хотела написать про это книжку. Бабушке было интересно, почему из семнадцати Обращенных трое умерли в процессе Обращения, она не верила, что это случайно. Тао-Джон, он раньше был ее персональным телохранителем, нашел для нее какого-то специалиста, вроде сыщика; кажется, его зовут Донсо и он хро».

Я почувствовал, как у меня похолодело в груди.

Тонсо, что же ты наделал…

Почему ты смолчал? Почему не сказал мне? Хранил конфиденциальность клиента? Но ты же сам заметил, что от этой истории воняет!

«Хро очень долго искал, информации по тем людям было мало. Но он как-то договорился с двумя рили, они – ученые и исследуют Обращение все эти годы, Макоррсанноакс и Дассатрамарр. Кажется, муж и жена. Не знаю, почему они поделились информацией, рили ведь упрямые, а тема Обращения «не очень рекомендуется к изучению», как сказала бабуля. Наверное, она очень много заплатила. Рили назвали все три имени и нашли биографии этих людей. Кстати, никакого Джона Доу среди них не было. Тао-Джон сильно расстроился…»

– Дело не в деньгах, – пробормотал я. – Тонсо не отказал Тао-Джону, а Макс и Дасс – Тонсо, потому что мы были вместе в ущелье.

Мы стояли крошечным отрядом – престарелые бойцы и принадлежащие к другим культурам наблюдатели. А на нас катилась волна безжалостных разумных существ, привыкших пожирать своих врагов. Мы сражались насмерть плечом к плечу. Мы уничтожили и вывели из Слаживания целую культуру, оставив ее лишь строчками в энциклопедиях.

Такое не забывается.

«Бабушка сказала мне, что ничего общего в биографиях тех людей не было. И ничего отличного от прошедших Обращение. Кроме одного…»

Я закрыл глаза.

Может быть, не читать? Меньше знаешь – крепче спишь.

Я снова посмотрел на листок.

«У всех троих на Земле остались потомки. Дети, внуки, правнуки. А у прошедших Обращение дети либо погибли, либо их вовсе не было, либо дети были не от них. Бабушка сказала, что в этом есть какая-то ирония – за человечество сражались те, кто дрался не за свой род».

Ну да, у меня детей не было. По той же причине, по которой я не хотел иметь свой дом, – я не хотел иметь и постоянную семью.

Вероника точно никогда не рожала и не собиралась. Микаэль был геем. У Алекса была дочь, но погибла, он рассказывал. У Тяня какая-то жуткая история с семьей случилась в «серые тридцатые годы», как и у многих – не то трехчасовая пневмония, не то токсический дерматоз… Хреновые годы были, чего уж скрывать. Дзардаг говорил про большую семью, но всё ли, что мы говорили друг другу, было правдой?

«Я почти забыла про это, а потом вдруг подумала: Обращение и то, что случилось с Землей, очень похоже. Ведь потомки – это как нити, связывающие нас с будущим. И у Земли, и у Обращенных их нет. Что, если Обращение использует ту же технологию, которой Слаживающие даруют покой планетам? Тогда ведь многое становится понятным. Я позвонила бабушке и начала рассказывать, а она вдруг накричала на меня, обозвала дурой и прервала разговор. Кажется, она испугалась. Может быть, мне не стоило про это говорить?»

– А мне – читать сейчас… – прошептал я.

«Ведь смотрите что получается, Никита! Все вы на самом деле…»

– Нет, нет, нет! – сказал я, но глаза словно против воли скользили по строчкам. – Зачем, зачем ты стала это копать?! Ну зачем?!

«Я вам никогда не стану это рассказывать, Никита, даже если мы продолжим встречаться. Я была бы не против, честно. Но если меня убьют, то вы должны знать. Не знаю, зачем я это пишу, наверное, просто хочу выговориться. У вас тут безопасно, я сейчас усну, но на всякий случай спрячу эту записку. В.».

Я скомкал бумажку, но не раньше, чем все же дочитал. Вскочил, побежал на кухню, достал кастрюлю, разорвал листок и бросил в нее. Нашел бутыль со спиртом (да, были у меня эксперименты, вдруг хоть спирт проберет), щедро полил листок и поджег кулинарной зажигалкой. Отхлебнул из бутыли.

Да, если вам интересно, спирт совсем не пробирает. Только на вкус мерзкий.

Листок догорел, я растер пальцами пепел и смыл в раковину. Постоял. Вылил остатки спирта вслед за пеплом.

Да, Василиса могла быть права. Почти наверняка. Все очень убедительно.

Как по мне – это не повод меня убивать, раз я прошел Обращение – то потомков у меня на Земле нет. Но, видимо, кто-то из Большой Четверки решил перестраховаться.

Будут пытаться дальше? Надеюсь, что нет.

– Отвяжитесь от меня, – сказал я в пространство. – Ну узнал я ваши маленькие фокусы? Что они мне? Ничего!

Если за мной и следили (я же понимаю технологический разрыв), то отвечать, конечно, не стали.

Нет ни у кого повода за мной охотиться, чистая перестраховка.

А Ваську убили, свой разговор с бабушкой она забыла и выяснять ничего не станет.

Старушка и сама понимает, что надо держать рот на замке. Небось, сто раз прокляла свое любопытство и сбор информации.

Тао-Джон, Тонсо, Макоррсанноакс – все вы погибли ни за что. За маленькую неприятную тайну, которая никому не сможет навредить.

Разве что мне, если неведомый враг решит зачистить все до конца.

…Но почему же все сложилось именно так странно, почему все действия по сохранению тайны, напротив, приводили к ее открытию? Если бы на Павловых не напали – Тао-Джон не привел бы их ко мне. Если бы не было повторного нападения – Василиса ничего бы мне не рассказала, а записку утром, скорее всего, сама бы порвала и спустила в унитаз. Почему все шло так наперекосяк?

Плевать. Как случилось, так случилось.

Буду сидеть, смотреть глупые фильмы и читать умные книги. Я не такой дурак, как полицейский из сериала, я вообще месяц из дома не выйду! Детей у меня как не было, так и нет, а вот дом есть!

Звякнул экран, оповещая о свежей почте.

Я подошел и с опаской глянул на мессенджер.

Это было сообщение о том, что церемония прощания с Тонсо Меем Исишатом состоится через два часа. В том же самом ритуальном центре, где кремировали Тао-Джона. Обряд пройдет согласно обычаям хро. И, согласно завещанию покойного, я должен проводить его в последний путь.

– Ну уж нет! – сказал я твердо. – Нет, конечно!

Пнул ни в чем не повинный диван и пошел одеваться.

7

За сто двадцать лет похорон насмотришься куда больше, чем хотелось бы. Вначале уходят дедушки и бабушки. Умом ты ожидаешь их ухода с раннего детства, но по-настоящему в него не веришь. Обнимаешь и обещаешь бабушке, что она будет жить вечно, она лишь тихо смеется в ответ и соглашается. А ты потом стоишь, смотришь на неподвижное пожелтевшее лицо в бессмысленной глухой обиде – ну почему, почему?

Потом наступает череда смертей нелепых, которые пытаешься выбросить из памяти. Друг неудачно ныряет и ломает себе шею, девчонку из параллельного класса сбивает автомобиль, отец приятеля – веселый здоровяк, игравший с вами в футбол, вдруг не просыпается поутру…

Идет жизнь и волочится вслед за ней смерть, неспешно подбирая уставших. Настает день, когда ты провожаешь собственных родителей. И чувствуешь, как упал и разбился последний щит, отделявший тебя от смерти.

Все, следующим будешь ты.

Быть может, ты еще не раз посетишь кладбище, поднимешь с друзьями рюмку не чокаясь, вздрогнешь, услышав в новостях знакомое с детства имя. Но все равно ты знаешь – теперь ты следующий. Ты чувствуешь холодный ветер вечности, дующий с той стороны. Теперь ты – щит для тех, кто идет за тобой. Ты – плотина между бытием и небытием.

И ты знаешь, что неизбежно рухнешь.

…Похороны у хро почти такие же, как у людей. Тоже гробы, тоже крематории (для богатых – кладбища), тоже цветы (траурный цвет – белый), тоже родственники и прощальные слова. Даже поминки существуют, на которых едят какие-то ритуальные блюда.

На поминки нас не звали, а вот на похороны мы пришли. Все Обращенные, кто был сейчас на Граа, – шестеро человек. И еще один, находившийся поблизости от планеты, – Алекс. На этот раз, конечно, он не десантировался в броне, а прилетел на боте, стоящем сейчас у входа на кладбище на автопарковке. Очень впечатляющее зрелище – личный бот лидера линкора, стоящий среди легковушек и катафалков, можете мне поверить.

Дзардаг, Шахрам и Тинг присутствовали лишь по видеосвязи – крошечные боты, транслирующие изображение, висели рядом с нашей группой. Катрин и Джунг летели к Граа, но явно не успевали, обещали быть лишь к ночи. Микаэль был где-то очень далеко и без нормальной связи, лишь прислал короткое, но трогательное сообщение вдове. Мишель найти пока не смогли.

Тонсо был богат, и его хоронили в земле. Кладбище находилось недалеко от города, на границе с пустыней, за стеной деревьев просвечивали бело-розовые пески, и я старался не смотреть в ту сторону.

Ненавижу пустыню.

Хро пришло немало – десятка три. Я увидел и нескольких хопперов, и троих рили, и даже мусса, одиноко стоящего в отдалении и не поднимающего глаз. Похоже, ему было очень стыдно за недавние события. Все-таки Слаживание работало…

– Как ты? – негромко спросила меня Вероника. Она пришла в черном, без украшений и держалась очень сдержанно. Стояла рядом с Лейлой и Мичико, им я лишь кивнул. Мы не были с ними близки, хотя однажды и пошалили в компании…

– Твоими молитвами, – ответил я. – Лейла, Мичико, прекрасно выглядите!

– Все молодеем и молодеем, – с иронией ответила Мичико. Она была чуть младше меня, но, как это случается у японцев, выглядела сейчас почти девочкой.

Вероника пожала плечами.

– Ну извини. Что еще нам оставалось делать? Я потом нашла бомбы внутри здания и под ним, в старых туннелях метро.

– Термические? – заинтересовался я.

Вероника кивнула:

– Рухнули бы все в яму и застыли в котловане с расплавом.

– Но я из такого вылез.

– Да уж знаю… – Она посмотрела мне в глаза. – Как?

Я пожал плечами.

– Что этому гаду было от тебя надо? Хопперу?

– Он лишь выполнял приказ, – отмахнулся я. – Забудь. Все уже кончилось.

Вероника с сомнением глянула на гроб. Сейчас говорила вдова Тонсо – красивая властная женщина. Наверное, ей очень неприятно, что муж погиб от рук любовницы.

– Думаю, ты прав, – согласилась Вероника. – С Алексом ты не ошибался… Вот же засранец!

Я ухмыльнулся. Алекс оказался засранцем куда в большей мере, чем она думала. Но я не хотел поднимать эту тему.

– Ему тоже нелегко, – сказал я.

– Всем нам нелегко. Да, учти, миксер я тебе не простила! Это было по-настоящему мерзко!

– А угрозы про духовку? – напомнил я. Похлопал ее по спине и отошел к мужикам. Вероника, при всей ее стервозности, человек свой в доску. Да и поводов дуться у нас обоих хватает.

Алекс общался с Тянем и Берхейном. С Тянем я обменялся дружелюбными кивками, с Берхейном обнялся и трижды расцеловался, как было принято в Эфиопии. Сказал:

– Селям, пацан.

Берхейн из нас был самым юным, сейчас ему исполнилось двадцать шесть или двадцать семь лет. Красивый высокий парень, темнокожий, но с чертами лица скорее европеоидными, чем негритянскими.

– Селям, нудный старик, – ухмыльнулся Берхейн.

Вот стоило один раз попытаться поучить его жизни – будет до конца дней припоминать.

На Алекса я лишь посмотрел укоризненно. Тот в ответ развел руками и подмигнул. Ну да, чего, мол, обижаешься, я ведь закрыл глаза на твое спасение…

– Жалко Тонсо, – сказал я.

– Да, но он пострадал от собственной невоздержанности, – наставительно сказал Берхейн. – Стоило ли в его почтенные годы заводить несметное множество подруг? Ревность – чудовище, пожирающее разум!

Похоже, он считал смерть Тонсо рядовым несчастным случаем. Мы с Тянем и Алексом переглянулись. Тянь улыбнулся уголком рта. Он так не считал.

– Ты и сам стал нудным, – пробормотал я. – Можно подумать, не ходишь по подругам!

– У меня три жены, – обиделся Берхейн. – Мне некогда предаваться разврату.

Вдова Тонсо закончила говорить. Ей неожиданно похлопали, я поморщился. Как-то неправильно… У землян разве что актеров провожают в последний путь аплодисментами.

Женщина отошла от гроба и неожиданно направилась к нам. Взглядом она явно следила за мной, и я невольно напрягся. Что бы это…

Опаньки!

Я вдруг ощутил опасность. Давно это чувство не возвращалось, даже десантируясь на планету из космоса, я ничего плохого не предвидел!

– Ребята… – прошептал я. Посмотрел на них.

Они были совершенно спокойны! Ни Тянь, ни Алекс, ни Берхейн опасности не ощущали!

– Что-то не так, – сказал я.

Неужели прочитанную записку все-таки сочли угрозой? Но я ведь ничего не могу изменить, никто не может!

Женщина подошла к нам. Я плохо знал супругу Тон-со, она не любила землян, как и большинство хро, и на мужа ворчала из-за его симпатии… ну, допустим, не к людям, а к Обращенным. Имя развернулось у меня в памяти в ту секунду, когда она остановилась и внезапно взяла меня за руку.

– Госпожа Батти Пея Исишат. – Я склонил голову. – Позвольте выразить вам свои глубочайшие соболезнования. Господин Тонсо был моим… нашим общим другом.

В отличие от мужа, Батти была бронзово-смуглой, даже с золотистым отливом кожи – похожая иногда встречалась у мулаток в Латинской Америке. Черноглазая, черноволосая, полненькая, очень сдержанная и волевая. На ней были белые траурные одежды, в них она казалась яркой и красивой даже в старости и горе.

Батти молча смотрела на меня.

– Я разделяю вашу скорбь, – осторожно добавил я. Чувство приближающейся опасности ныло где-то глубоко в груди.

– Что он нашел в вас, вывернутые? – спросила она. – Почему мой муж так любил людей?

– Потому что мы очень похожи, – сказал я. – То, что мое сердце смещено влево, а печень находится справа, не делает меня ни лучше, ни хуже, чем хро.

– Дело же не в этом, – ответила она без всякого удивления. – Вы, земляне, иначе смотрите на мир. Вы смотрите назад, вспоминаете прошлое, грустите о прошедшем, радуетесь тому, что уже минуло. Хуже вас только гил-гиланы, но они быстро убивают себя.

– А как надо? – спросил я с удивлением. Хро не очень-то любили объяснять мотивы своего отношения к нам. Даже Тонсо отмахивался и улыбался.

– Есть только будущее, – ответила Батти. – В него и надо смотреть, ему и надо радоваться. Прошлое сгорело, прошлое – это пепелище. Смотреть в него – значит искать зло.

– Для кого-то, возможно, и так, – сказал я. – Но ведь мы – Обращенные. Мы живем иначе. То, что для других мертво, для нас живо.

Я вдруг вспомнил ани – хрустальную жидкую статую…

– Это все, что у нас есть, хро Батти Пея Исишат.

– Странно, – сказала она задумчиво. – Я очень люблю свою мать, но не вспоминаю. Я знаю, что Пеяни ждет меня в будущем. Там, где конец всего… Там Тон-со, там Пеяни, там моя сестра Кедда…

Я молчал.

– Тонсо просил отдать тебе это. – Рука Батти скользнула по одежде и вытащила из незаметного кармана конверт. – Не знаю, что там. Он писал от руки, да еще и на человеческом наречии. К чему изучать языки, которых уже нет и не будет? Он заразился этим от вас…

Конверт из плотной бумаги лег в мою ладонь.

– Тонсо отдал мне его… – Она даже глубокий вдох сделала, прежде чем заговорить о прошлом: – День назад. Это его изыскания, и он сказал, что если не сумеет отдать их сам, то я должна передать конверт. Конечно, если придешь на похороны. Я надеялась, что ты не появишься и я его сожгу. Но ты пришел.

Я смотрел на конверт. Рядом топтался заинтригованный Алекс, с легким сочувствием кивал Берхейн, хмурился Тянь.

– Он просил что-нибудь передать на словах? – спросил я.

– Да. Он сказал, что это может принести тебе беду. Но может изменить весь мир. Мне кажется, он был напуган… потому и пошел к этой безумной девке!

На секунду она стала обычной женщиной, удрученной и смертью мужа, и ее обстоятельствами.

– Решай сам, что с этим делать. – Она повернулась.

– Чего бы хотел Тонсо? – спросил я резко.

– Он передал конверт. Как думаешь, чего он хотел?

Батти шла к своим, а мы стояли маленькой тесной группой. Семь Обращенных и три подлетевших поближе дрона.

– Мне кажется, что не надо это вскрывать и читать, – сказал Алекс. – Слышишь? Никита?

Он казался по-настоящему озабоченным.

– Алекс прав, – тихо сказал Тянь.

Я посмотрел на Веронику.

– Это связано с тем, что творится вокруг тебя? – спросила она.

– Наверняка.

– Открой, – Вероника рассмеялась. – Открой и прочти. Всем нам прочти, мы все в одной лодке.

– Уверены? – разрывая край конверта, спросил я. – Мне кажется, это может быть опасно. По-настоящему опасно, даже для нас!

– Я ничего не чувствую, – прошептала Мичико.

– Это бывает, если опасность уже неизбежна.

– Тогда зачем от нее бежать? – спросила Лейла. – Никита, мы не особо ладим, но ведь Вероника права! Мы – Обращенные.

– Хочешь идти быстро, иди один, – сказал Берхейн и погрозил мне указательным пальцем. – А хочешь идти далеко – иди с друзьями!

Ох уж мне эти жемчужины народной мудрости…

Я разорвал конверт и достал лист бумаги. Какой-то у меня сегодня эпистолярный день. В стиле ретро. Бумага и текст от руки.

– Давайте я вначале кое-что скажу, – произнес я. – Вы же все знаете, что творилось со мной в последние дни?

Берхейн кивнул, Мичико сказала «да», Лейла нахмурилась.

– Я узнал странную вещь про Свейна, Дарму и Арджуна.

– Не прошедших Обращение? – заинтересовался Тянь. – Я знал по имени лишь Арджуна.

Я кивнул.

– Да. О тех, кто не прошел. У них на Земле остались потомки. Дети и внуки. У нас – нет.

Мои товарищи внимательно смотрели на меня.

Потом Вероника рассмеялась.

– Интересно. Ну и что с того?

Странная какая-то реакция…

– Семейство Павловых интересовалось Обращением по личным причинам. У них служил Тао-Джон. Он попросил Тонсо, а Тонсо обратился к Макоррсанноаксу, и они узнали эту тайну. Сразу после этого на них началась охота, убили девчонку, чтобы она все забыла, охотились на меня, убили всех, кто был вовлечен…

– Зачем? – спросил Тянь.

Я вдруг почувствовал себя журналистом, который раскопал кучу мировых тайн – за что убили Кеннеди, правду о программе «Аполлон», происхождение вируса ковида, существование искусственного разума в глубине мировых сетей, ну и еще десяток других историй. Созвал пресс-конференцию, раскрыл все тайны, а публика сидит, тупо смотрит на него и не проявляет никакого интереса.

– Как зачем? – спросил я. – Обращение – процесс, манипулирующий временем! И по какой-то причине он невозможен, если у человека есть потомство!

– И что с того? – поинтересовалась Вероника. – Очень похоже на правду, да. Ну и что? Плевать! Слаживающий сразу предупредил, что будет отсев. Критерий он либо не знал, либо не счел нужным сообщать. Мы рискнули. Кто-то проиграл.

– Скорее всего, – тихо добавила Лейла, – первичный отбор был проведен заранее. Помните тех, кто остался, а потом ушел? Я думаю, это был не страх. Слаживающий повлиял на тех, кто имел детей и внуков, принудил их уйти, чтобы не погибнуть.

– Или Думающий, его манера, – поправила Мичико. – Говорят, Слаживающие и Думающие близки внутри Четверки.

– В общем, потенциальных смертников прогнали, – кивнула Лейла. – Очень гуманно. А те трое, мир их праху, могли и не знать про своих детей. У мужчин это бывает сплошь и рядом.

Она улыбнулась уголками губ.

– Так себе тайна, – подытожил Алекс. – Да, у нас нет детей. И теперь уже никогда не будет. Это печально, но…

– Василиса предположила, – быстро сказал я, – что нас оставили в обычном потоке времени. А Землю развернули назад, к Большому Взрыву. Большая Четверка никого не убивает, она избавляется от конкурентов другим путем!

На меня внимательно смотрели шесть пар глаз. Алекс зевнул.

– Мы даже с тобой как-то это обсуждали. Ну, не про нас, про Землю, – заметил Тянь. – Помнишь? Лет тридцать назад? С Алексом сидели и придумывали, что могло бы случиться с Землей. Придумали такой вариант, решили, что он самый позитивный.

Архив памяти в моей голове начал разворачиваться, но я даже не стал дожидаться воспоминаний.

– Умница девочка, – кивнула Вероника. – Но я совершенно не понимаю, почему эта теория, даже будь она чистой правдой, кому-то опасна. Напротив, Большая Четверка выглядит куда гуманнее, чем ее считают.

– Мы остались жить во времени Земли! – выпалил я. – Понимаете? Землю развернули назад, миры Слаживания ушли вперед, а мы хоть и живем в них, но по времени Земли!

Алекс похлопал меня по плечу. Он выглядел совершенно расслабившимся и добродушным.

– Опубликуй про это научную статью. Все порадуются! Никому не станет плохо от такой идеи. Она гладенькая, ровненькая и добренькая!

– А пойдемте ко мне? – вдруг предложила Вероника. – Закатим вечеринку, как в старые добрые времена? Я придумала пару коктейлей, которые даже нас немножко забирают.

Все заулыбались. Я стоял, комкая письмо Тонсо и ничего не понимая.

«Страшная тайна» Елены и Василисы оказалась пустышкой?

Она и не тайна, и не страшная?

Какого же дьявола за нами с таким ожесточением гонялись?

Почему погибали наши друзья?

– Ты прочти, что там Тонсо написал, – внезапно произнес Берхейн. – Слова, написанные на бумаге, должны прозвучать вслух.

– Опять африканская мудрость? – мрачно спросил я, разворачивая листок.

– Нет, это я сказал, – нахмурился Берхейн. – Это моя мудрость…

А я смотрел на письмо Тонсо.

Он писал по-русски! Надо же! Значит, это для меня.

– «Дорогой Никита!» – начал читать я, и все притихли. Чувство надвигающейся опасности отпустило… но… – «Боюсь, что я увлекся маленькой загадкой, связанной с Обращенными, и узнал слишком многое. Наверное, ты уже докопался до теории, что Большая Четверка отправляет чужие миры назад во времени? И до того предположения, что четырнадцать землян живут в мирах Слаживания, но при этом синхронизированы с временным потоком своей исчезнувшей планеты? Мне кажется, это красивая теория, а красивые теории часто бывают верны. Это объясняет ваше непрерывное омоложение, вашу неуязвимость, предчувствие опасности, толерантность к опьянению и даже вашу неспособность к размножению. Думаю также, что организм должен каким-то образом против этого бунтовать, что сводится к повышенной сексуальности».

Вероника фыркнула:

– Кто о чем, а Тонсо про выпивку и баб… Извините.

– «Трое ваших земляков, погибших при Обращении, как мне удалось выяснить, имели на Земле детей. Четырнадцать прошедших Обращение – нет. Видимо, то странное состояние раздвоенности, в котором вы пребываете, невозможно для существ, имеющих потомство. Ведь в какой-то мере наши дети – это мы сами, они несут половину нашего генетического материала, построены из наших клеток, и это препятствует процессу».

Вот теперь все замолчали и стали серьезнее.

– «Знаю, какой ты упертый, Никита», – продолжил я. – «И скорее всего уже многое узнал сам. Но я, кажется, обнаружил интересный факт, который может сыграть забавную шутку с Большой Четверкой, да и с тобой самим»…

– Не читай! – вдруг выкрикнул Алекс. Рванулся ко мне – и в то же мгновение на его плечах повисли Тянь и Вероника. – Отпустите! Пусть он не читает, вы не понимаете, что творите!

Как ни странно, удивился только я. Все остальные смотрели на рвущегося из крепких захватов Алекса спокойно, будто ожидали подобной реакции.

– Вот теперь ты обязан прочитать до конца, – меланхолично сказала Лейла. Посмотрела на кружащие над головой дроны. – Дзардаг, Тинг, Шахрам? Вы готовы услышать?

– Да, моя красавица, – внезапно отозвался один из дронов голосом Дзардага. – Читай, Никита, читай! А ты заткнись, Алекс Робинсон, ядрена мать!

Алекс замотал головой, ничего больше не говоря, но умоляюще глядя мне в глаза.

– «Архивы, которые были переданы с Земли, содержат массу личной информации о землянах, вошедших в Слаживание, в том числе и о вас. Пятеро из четырнадцати Обращенных проходили воинскую службу в двадцатые и тридцатые годы. По меньшей мере двое из вас воспользовались государственной программой поддержки военных и сдали сперму в криогенную заморозку. На тот момент, когда вы покинули Землю, у вас действительно не было потомков. Но что, если они появились позже? Если ваша планета существует в другом потоке времени и кто-то, возможно, из простого научного любопытства, решил вырастить потомство навсегда ушедших с Земли людей? Что произойдет в таком случае? Вы уже Обращенные, но вы не можете ими быть! Я не разбираюсь в этих вопросах, вряд ли кто-то, кроме Большой Четверки, разбирается, но ситуация крайне неоднозначная! Твой друг Тонсо Мей Исишат».

– Все? – напряженно спросила Вероника.

– Нет, – удивительно спокойно ответил я. – Еще постскриптум. «Два потенциальных нарушителя законов природы – ты, Никита, и твой приятель Алекс Робинсон».

– А ведь ты это знал, – сказал Тянь. – Верно, Алекс?

– Идиоты, – пробормотал Алекс. – Это теоретическая возможность… И вы вообще не правы ни в чем! Да отпустите же меня!

Его отпустили.

Алекс встряхнулся, зло посмотрел на Тяня и Веронику.

– Все не так! Вы подставились сами и подставили меня! Тонсо – балбес…

Я покосился на хро – не услышала ли Батти Пея эти слова.

И обнаружил, что волноваться стоит не об этом.

Гроб, оставшийся у открытой могилы, был всеми забыт. Хро стояли, сцепившись руками, и медленно покачивались из стороны в сторону. За них цеплялись хопперы, рили и одинокий несчастный мусс.

– Думающий… – выдохнул я, и все повернулись.

– Придется их убить, – огорчился Берхейн. – Хотя это…

– К моему боту, быстро! – крикнул Алекс. – Все в бот!

– С чего нам тебе верить? – возмутилась Лейла. – Ты что-то знал давным-давно и скрылся от нас!

– Да всё уже, всё, мы в одной лодке! – выпалил Алекс. И, не дожидаясь ответа, бросился бежать.

Я, не размышляя, кинулся за ним.

Думающий или нет – перебить три десятка хро я мог и в одиночку. Даже без оружия. Но перспектива убить вдову, детей и друзей Тонсо у него на могиле меня совершенно не радовала.

Хро еще качались, синхронизируясь в сознании Думающего (где он сам, черт возьми?!), а мы с Алексом уже подбегали к боту. У люка я поймал его за руку, дернул на себя, со всей силы приложил головой о черный металлический борт. Даже гул пошел!

– Придурок, Никита, что творишь! – выругался Алекс.

– Почему молчал? – рявкнул я. – Что ты знаешь, почему молчал? Тонсо все нам рассказал, не испугался, а ты?

– Да ошибается Тонсо! – выкрикнул Алекс, следя за подбегающими товарищами. Берхейн несся впереди со всей прытью, свойственной его народу, но ухитрялся при этом сохранять важный вид. Пухленькая Лейла бежала последней. – Все не так!

– А как?

– Не знаю!

– Тогда почему не так?

Я еще раз приложил его о борт. Алекс обмяк, смирившись. Сказал негромко:

– Да потому, что я знаю хро, который уничтожил Землю.

– Что? – не понял я.

– Я знаю хро. Служил под его началом. Он был начальником штаба на моем линкоре. Он лично включил большой дезинтегратор!

– Хро! – напомнил я. – Он соврал. Чтобы тебя позлить.

Алекс безнадежно помотал головой.

– Помнишь, я говорил, что Луна кружит вокруг Солнца в одиночку?

Я кивнул.

– Это полуправда. Луна не совсем одна. Она в облаке радиоактивной пыли и астероидов. Земли нет, Никита. Нет!

Я отпустил его. Алекс развел руками.

– Что я должен был сказать? Что покой для Земли – это вечный покой? Лишить вас последних надежд?

– Ты должен был сказать правду… – прошептал я.

Алекс вяло пожал плечами.

– Ну можешь мне голову оторвать в наказание. Хочешь – так дважды…

Он вдруг замер, вслушиваясь во что-то. Сказал:

– Тихо…

– У тебя имплант? – поразился я. – Но…

Алекс стукнул пальцем по уху. Совершенно другим голосом, холодным и жестким, произнес:

– Протокол «мятеж». Уничтожайте подключенных. Вылетаю с группой поддержки.

Конечно же, это был не имплант. Обычный наушник…

Люк в борту с легким шипением открылся.

– Друзья, сам ничего не понимаю, – почти весело сообщил Алекс. – Но у меня на корабле мятеж. Похоже, Думающий.

– Четверка не воюет друг с другом, – твердо сказал Берхейн. – Как пальцы на руке не сражаются, а действуют вместе, так и…

– Кто готов мне помочь? – воскликнул Алекс. Среди деревьев уже мелькали хро, бегущие к нам. Да уж, похороны Тонсо удались на славу!

Помочь захотели все.

Может, настроение было соответствующее. Засиделись мы на тихой мирной планете.

Или стали достаточно молоды, чтобы снова полюбить убивать.