Поиски утраченного завтра

1

Настоящий стихийный тюремный бунт – привилегия стран бедных, отсталых, где заключение хуже смерти. Во всех остальных случаях цель бунта вовсе не попытка выйти на свободу.

Мое появление в исправительном учреждении запустило неумолимый механизм, убивший Макоррсанноакса.

Какая злая ирония – пытаясь отомстить тем, кто использовал против меня непричастных людей, я втягиваю в смертельные передряги все новых и новых знакомых.

А дотянуться пока могу лишь до пешек.

Злой, да не то слово, – разъяренный, я вышел из комнаты для свиданий. Бунт уже выплеснулся в служебные помещения тюрьмы. Кто-то отключил защитные системы и открыл электронные замки, иначе у сидящего тут сброда не было бы ни единого шанса. Но и тюрьма-то была обычная, для мелких правонарушителей: воров, хулиганов, взяточников, рекламщиков и прочей шелупони. Такие предпочитают тихонько отсидеть свои два-три года.

Но сейчас все будто с ума посходили!

В коридоре я почти сразу наткнулся на парочку обманчиво молодых рили – парень и девушка. Глаза у обоих горели, волосы были всклокочены, одежды смяты и разорваны. Парень держал в руке гнутую трубу, бывшую когда-то ножкой стула, девушка вооружилась плоским куском плохо заточенного металла. При моем появлении рили взвизгнули от радости и кинулись навстречу.

Даже в таком агрессивном и неряшливом виде рили оставались обаятельными и милыми. Вот же эволюционные механизмы, поразительно! Ведь не только у землян рили вызывают симпатию, у хопперов, хро и ануков – тоже.

Из уважения к памяти покойного Макоррсанноакса я не стал их убивать, а лишь приложил головами об стену с такой силой, чтобы отрубились часа на два-три, до окончания мятежа. И даже самодельное оружие пинками отбросил в сторону.

Рили, вне всякого сомнения, вели себя ненормально.

Хмурясь, я двинулся в сторону выхода. У распахнутых дверей блока свиданий обнаружил двух муссов, ожесточенно пинающих валяющуюся на полу охранницу-хро. Пусть хро и не любят землян, но к этому я давно относился философски.

А вот дураков не люблю с детства. Они вредят, даже если на твоей стороне.

Я прикончил муссов, которые толком не сопротивлялись, увлеченные избиением охранницы. Потрогал у хро шейные артерии – пульс был. На стене висела аптечка, я достал универсальный медпак и наложил ей на живот. Оставив пакет булькать, вводить целебные растворы и верещать, призывая на помощь врача, двинулся дальше. Обнаружил в коридоре хоппера – тот вертелся у окошка во внутренний двор в ритуальном танце, временами пытаясь головой разбить небьющееся стекло.

Мне кое-что стало понятным. Я принюхался, прислушался к ощущениям своего организма. Глубоко вдохнул и задержал дыхание. На миг в голове помутилось, стены будто сдвинулись, потолок угрожающе навис надо мной и сильно захотелось кого-нибудь убить.

Потом сознание прояснилось.

Ну конечно же!

Уже без приключений я дошел до выхода. Позади все так же стучала о стекло голова хоппера. Потом раздался звон и радостный вопль – хоппер попался сильный и упорный.

Двери наружу были распахнуты. За импровизированной баррикадой из перевернутой мебели и парочки включенных силовых щитов пряталось несколько охранников: хопперы, земляне и, о чудо, мусс-сержант. Видимо, по меркам их вида он был кем-то вроде Эйнштейна, раз смог так выслужиться.

– Не стреляйте! – крикнул я. Мне реально надоело менять одежду, а эта могла еще послужить. Если, конечно, кровь отстирается с джинсов.

– Кто такой? – выкрикнул хоппер. – Почему без имплантов?

– Аллергия на вживляемую электронику и личные религиозные убеждения! – сообщил я. Достал карточку удостоверения личности, показал. – Пробейте по базе!

Хоппер навел на удостоверение сканер, уточнил:

– Никита?

Моя карта личности в базе данных была неполная, но вполне благонадежная.

– Никита Самойлов, верно!

– Что вы там… – Он еще раз глянул на сканер, обнаружил упоминание, что я навещал заключенного, и мотнул головой. – Проходите. Как выбрались?

– Чудом, – честно ответил я, протискиваясь между двумя гудящими щитами.

– Что внутри? – спросил хоппер. Был он молодой, взволнованный, но преисполненный служебного рвения.

– Бунт заключенных. – Я развел руками. – В системе вентиляции какой-то наркотик, повышает агрессивность и вызывает клаустрофобию. И еще кто-то вырубил всю электронику.

Хоппер размышлял, подозрительно глядя на меня.

– Восстановите фильтрацию, – предложил я. – Можно включить пожарные дымовые вытяжки. Воздух очистится, и они придут в себя.

– Почему вы нормальный?

Нормальным меня давно не называли! Как-то даже тронул вопрос…

– А я очень спокойный, – объяснил я. – Меня хрен разозлишь.

Хоппер и землянин переглянулись.

– Вас могут вызвать для дачи показаний, не покидайте город, – заявил хоппер.

– Слушаюсь, – бодро ответил я и покинул пределы исправительного заведения. Хоппер и двое землян принялись обсуждать, как лучше запустить вентиляцию. Я хотел было посоветовать им поджечь внутри что-нибудь вонючее, пожарная вытяжка сработает автономно. Но прикусил язык и решил не вмешиваться. Сгорит что-нибудь ценное, и все повесят на меня.

Одно из моих преимуществ (увы, как обычно и бывает, преимущество совмещалось с недостатками) – невозможность запихнуть в меня какой-нибудь сенсор, маячок или даже радиоактивную или химическую метку.

Телефон я менял при каждом выходе из дома, активировал лишь при использовании. Такси вызывал и выходил в сеть с виртуального идентификатора личности, тоже каждый раз меняющегося.

Расплачивался я наличкой – о, спасибо всем преступникам и взяточникам, что она существует даже здесь.

Но меня как-то отслеживали!

Я не особо надеялся, что это сработает. Но все же доехал до выбранного наугад супермаркета одежды для гуманоидов. Купил себе одежду хоппера-в-поиске-истины. Во-первых, она мне понравилась, а во-вторых, я всегда внимательно отношусь к советам друзей.

Потом я зашел в магазинчик оружия, который всегда сопутствует одежным магазинам. Огнестрельное оружие во всех его вариантах я не очень люблю. Что патроны, что энергоячейки имеют свойство заканчиваться в самый неудачный момент, а холодное оружие вполне прилично работает даже на батарейках.

Мне гораздо больше нравятся рапиры, чем шпаги. Речь, разумеется, о рапирах в их исходном значении «меча для одежды», у которых есть и острие, и лезвие. Но рапира – оружие длинное, сразу вызывающее опасения. А вот короткие шпаги носят многие.

Так что я выбрал легкую короткую шпагу, скорее тренировочную, чем боевую. Рубить ей практически невозможно, но зато клинок был очень прочным.

С большой сумкой, полной одежды, из которой гордо торчал эфес шпаги, я вышел из супермаркета, опять же случайным образом выбрал баню хопперов и отправился туда. Все разумные виды, как ни удивительно, имеют в своей культуре что-то подобное – место, где можно раздеться догола, вымыться в компании себе подобных и предаться невинным удовольствиям. Местная баня была классической, с анфиладой куполов, в каждом из которых поддерживалась разная температура. Немного поругавшись на входе, я отстоял свое право войти в баню с сумкой. Разделся догола, выбросил всю одежду и телефон в мусоросжигатель, прошел в первый, теплый купол, совершил положенные омовения холодной и горячей водой, во втором полежал в ванне с кислотным настоем, потом перешел в бассейн с радоново-щелочной водой. Народа было немного, большинство, конечно же, хопперы, смотревшие на меня с любопытством. Люди нечасто перенимали культуру хопперов. Мужские особи одобрительно кивали, женские поглядывали с иронией и посмеивались.

Мне было плевать.

Я завершил весь цикл омовений, выпил горький и невкусный травяной чай, высушился в потоке горячего воздуха. Надел оранжевые штаны, красную рубаху до колен, повязал на голову платок Ищущего Истину. Новые ботинки тоже были яркие, красно-белые.

Ну и как последний аккорд – короткая шпага на перевязи.

Интересно, кого я больше напоминаю в таком облачении? Циркового клоуна или испанского цыгана?

В последний купол я вышел в компании таких же ярких и благодушных хопперов. Некоторые в простых повседневных одеждах, но был и хоппер-в-поисках-истины.

К нему я и подошел.

Что мне понравилось, хоппер не стал валять дурака и разговаривать со мной как со своим, но и высказывать неодобрение не поспешил.

– Неправильно завязал покров, – сказал он и поправил мой тюрбан.

– Благодарю, – я кивнул. – Можно задать вопрос?

Хоппер еще раз осмотрел меня.

– Что для тебя эта одежда? Шутка, развлечение или знак?

– Знак, – сказал я.

– Задавай.

– Когда поиск истины завершается, хопперы приходят к Мастеру Истины.

Хоппер кивнул.

– Верно. Они приходят и спрашивают, настоящая ли истина.

– Могу я прийти и задать этот вопрос?

– Ты ведь только начал поиск, – удивился хоппер.

– Но я уже нашел ответ.

Мне показалось, что хоппер разочарован.

– Неправильная истина может тебя ранить или убить.

– О, это было бы интересно, – пробормотал я. – Подскажешь, как найти Мастера?

– Это часть поиска, а в поиске мы должны помогать друг другу, – вздохнул хоппер. – Ты запишешь или запомнишь адрес?

– Запомню.

Хоппер назвал – окраина, старый район хопперов, как я и предполагал. Скорее всего, поисковый запрос выдал бы мне ту же самую информацию. Но я действительно внимательно отношусь к знакам.

Для народа, девяносто процентов которого проводят жизнь в странствиях, песнопениях и медитации, квартал хопперов был большим. Куполообразных строений тут оказалось мало, разве что самые старые или культовые, большинство выглядели привычно. Я доехал сюда, меняя такси, идя пешком и даже проехавшись над заливом по канатной дороге. Мне казалось, что за мной никто не следил, но мне и раньше так казалось.

На улице стайка детей-хопперов играла в табор на привале. Я спросил у них, как пройти к Мастеру Истины, и дети, галдя и наворачивая вокруг меня круги, довели меня до самого дома – конечно же, старого, купольного. Им явно был интересен землянин в ритуальной одежде, но вопросы они вежливо задавать не стали.

Я постучал в двери – ни звонка, ни домофона не было. Потом догадался открыть.

Было не заперто.

Спиральный коридор вел внутрь. Тусклый свет шел из потолочных окон, закрытых матовым стеклом, пол покрывали мягкие плиты из прессованной сухой травы. Я сделал два с половиной оборота по спирали, прежде чем оказался в центре здания.

Мастер Истины сидел посередине комнаты, на низеньком стульчике перед таким же низким круглым столиком. Столик украшали четыре толстые незажженные свечи: красная, зеленая, синяя и белая. На отдельном подносе стояла чайная посуда – не земная, конечно.

Хоппер смотрел на меня с любопытством и ждал. Ему было лет сорок, если мерять на земные годы. Не слишком молод, не слишком стар. Одежда хоппера была серой, скучной, без каких-либо узоров и украшений.

Я сел перед хоппером на корточки. Подумал и скрестил ноги, усевшись в позу лотоса.

Как полагается приветствовать Мастера Истины, я не знал. Может быть, и ритуала такого не существовало, ведь хопперы верили, что к правде ведут все пути.

Хоппер засыпал в чайничек на три носика несколько щепоток сушеной травы. Поставил чайник на крошечную плитку. Придирчиво выбрал две маленькие чашечки. Выждал минуту – и стал наливать отвар.

Из двух носиков бледно-желтая жидкость лилась в чашки, из третьего – на поднос. Это означало, что мы разделим истину на двоих, но не сможем познать ее всю.

Я взял чашку и сделал крошечный глоток. То ли я притерпелся, то ли этот чай был лучше, чем подававшийся в банях.

– Давно ты в поиске истины? – спросил хоппер.

– Два часа и всю жизнь.

Хоппер кивнул.

– Достаточный срок.

Тут и говорить было не о чем. Я выпил еще чая. Мастер Истины ждал, и я заговорил сам.

– Я – Обращенный. Пятьдесят лет назад…

– Это все знают, – мягко остановил меня хоппер. – Твой поиск связан с Обращением?

– Да. Я выполнил все, о чем попросило нас Слаживание. Потом работал в полиции, странствовал, искал артефакты в других мирах… Нанимался охранником, экспертом и следопытом в археологические экспедиции. Был спасателем. Был испытателем. Ну, много всего.

Мне кажется, ему было любопытно. Хоппер спросил:

– Воевал?

– Нет. Я думаю, это нечестно. К тому же война – это совсем другие энергии… мог и под ядерный удар попасть.

Хоппер улыбнулся.

– Несомненно. Всем ведь интересно посмотреть, что тогда получится.

– Последние десять лет я вообще не работал. Жил спокойно и мирно. Но уже вторые сутки меня пытаются убить. Это раздражает, к тому же страдают обычные земляне, хопперы, рили, хро…

Хоппер покивал.

– Понимаю. В чем состоит твой поиск истины?

– Кто хочет меня убить?

Хоппер вздохнул.

– Твой вопрос понятен, но… Ты пришел к Мастеру Истины. Я отвечаю на сложные вопросы, встающие перед представителями моей культуры.

Я уважительно кивнул.

– Эти вопросы, как правило, далеки от мирских проблем. Могу назвать тебе три последних, с которыми ко мне приходили.

– Большая честь, – буркнул я.

– Есть ли цвет у ветра? – торжественно произнес хоппер. – Стыдно ли знать больше необходимого? Что рождается там, где умирает надежда?

– Крайне важные вопросы, – сказал я, глядя хопперу в глаза. – Даже как-то неловко, что я пришел с простым.

Хоппер опустил взгляд и налил себе еще чая. Поинтересовался:

– Почему ты думаешь, что народ философов и мистиков ответит на твой вопрос?

– Потому, что народ философов и мистиков странствует с песнями и танцами. И когда где-то накаляется обстановка, таборы хопперов тянет туда, как железные опилки магнитом. Вы пляшете и поете, показываете фокусы, предсказываете будущее, исцеляете болячки, даете советы. А потом разбредаетесь. И все проблемы уходят с вами, бунт гаснет, не разгоревшись, мир восстановлен.

– Мы ценим мир и бережем его.

– Возмутители спокойствия бесследно исчезают после вашего визита, – заметил я.

– Это цена мира, – невозмутимо произнес хоппер.

– Три часа назад погиб мой друг-рили. Он ученый, специалист по Обращению.

Хоппер шевельнулся. Спросил:

– Макоррсанноакс?

– Да. Он скрывался в тюрьме, но там произошел бунт. Он предпочел покончить с собой, чтобы защитить свою супругу.

– Благородно, – признал Мастер Истины.

– Макс успел сказать мне одну фразу. Беззвучно. Я умею читать по губам.

Хоппер молчал.

– «Найди представителя Контроля». Полагаю, это та часть поиска истины, на которую я получу ответ от тебя.

Я очень надеялся, что Мастер Истины не станет валять дурака.

Он не стал.

– Ты нашел. Знаешь постулаты Контроля, Никита?

Я посмотрел на четыре свечи. Сказал:

– Постулат первый. «Разрешено и ценно все, кроме запрещенного».

– Контроль не видит запрещенного в существовании Обращенных.

Зеленая свеча вспыхнула ярким лепестком зеленого пламени.

– Постулат второй, – произнес я. – «Запрещенное и деструктивное пресекается».

– Контроль не пытается причинить тебе вред.

Красным пламенем загорелась красная свеча.

– Третий, – осторожно добавил я. – «Контроль сохраняет спокойствие и беспристрастность».

– У тебя нет ни преимуществ, ни пороков в наших глазах.

Синий огонек заплясал на синей свече.

– Четвертый постулат, – я вздохнул. – «Контроль не ограничивает непознанное».

– Твоя смерть не является преступлением для Контроля. Смерть дает развитие.

Вспыхнула ярким белым огнем белая свеча.

– Значит, Контроль не вмешивается. – Я помолчал, пытаясь понять, верю ли в сказанное. Пожалуй, верю.

– Верно. Если твои враги применят запрещенное оружие – мы вмешаемся. Это наша работа. Если возникнет опасность геноцида любого из видов, принятых в Слаживание, – мы вмешаемся вместе со Слаживающими. Если угроза тебе исходит извне – мы вмешаемся вместе со Стерегущими. Если твоя смерть будет нести глобальные риски для будущего – мы вмешаемся вместе с Думающими.

Хоппер протянул руку и сочувственно похлопал меня по плечу.

– Я понимаю. Ты огорчен.

– Пожалуй, даже больше, чем может показаться, – признал я. – Кто убил Тао-Джона?

Хоппер понимающе кивнул.

– Ты знаешь про пятый постулат Контроля?

– Разве он существует? – удивился я.

– Шуточный, Никита. Всего лишь шуточный. «Настоящий контроль возможен лишь в темноте».

– Это значит, что Контроль отвечает лишь на те вопросы, на которые хочет ответить? – спросил я насмешливо.

– Нет. Это значит, что раскрытый работник Контроля перестает им быть.

Хоппер неожиданно сильно дунул на свечи. Четыре язычка пламени затрещали и погасли.

Наступила полная темнота.

2

В помещении было достаточно потолочных окон. Но, когда свечи погасли, свет исчез полностью. Это значило, что я ошибся.

Хоппер, исполняющий обязанность Мастера Истины, не был связан с Контролем. Он сам был одним из Контролирующих!

Не знаю, что именно он сделал. Подвесил меня вне обычного пространства, вывел из потока времени, остановил несущиеся в пространстве фотоны, заморозил мои нервные окончания… хотя нет, последнее невозможно.

Кто вообще в курсе, что доступно Контролю? У каждого из Большой Четверки припрятано достаточно тузов в рукаве.

Как бы там ни было, темнота длилась недолго.

Я снова сидел на полу напротив столика. От погасших свечей струились белесые парафиновые дымки. Значит, прошло несколько секунд.

Мастера Истины, конечно, в комнате не оказалось.

Раскрытый работник Контроля никому не нужен. Кто он был на самом деле? Хоппер, сделавший столь впечатляющую карьеру? Какой-то иной разумный вид, много лет принимавший облик хоппера?

Нет смысла гадать.

Я встал, вздохнул, коротко поклонился пустому месту. Наблюдали за мной или нет, но хоппер и впрямь дал важную информацию. Контроль не причастен к происходящему.

А Большая Четверка не врет обычным существам, это ниже их достоинства и нарушает второй постулат Думающих.

Когда упираешься в тупик – это повод не остановиться, а пойти в другую сторону. Вот и сейчас, выкинув из головы Контроль (не вмешиваются? Вот и прекрасно, вот и хорошо!), я сделал то, чем, по-хорошему, стоило заняться сразу.

Я отправился в квартал хро.

Почти все разумные, кроме немногих видов с развитым инфракрасным зрением или особо чувствительным обонянием, путают землян и хро. Хопперы отличаются зеленоватым цветом кожи и ее структурой, разрезом глаз… Да, еще у них по четыре пальца и костяные выступы на лбу. Рили слишком красивы и элегантны, люди могут их имитировать, но не очень успешно.

А вот хро внешне – полная копия людей. И такое же разнообразие цветов кожи, волос и глаз, и мимика, и голоса, и даже эмоции. Единственное, что нас отличает, – зеркальная симметрия внутренних органов. Сердце у них справа, печень слева.

Интеллектуально и морально мы тоже развиты одинаково. Претендуем на одни и те же социальные ниши в обществе. Конкурируем, но без всякого успеха. И нас, и хро на планете примерно одинаковое количество, то хро больше, то землян.

Да что уж говорить, нам нравится музыка друг друга, и литература, и кино, и мода!

Наверное, в этом и причина взаимной неприязни.

Хро появились в Слаживании на полвека раньше нас и обжились получше. Их исконный квартал напоминал провинциальный немецкий город до массового переселения туда жителей Африки и Азии – уютные домики, садики, чистенько и мило. В центре квартала здания были выше, имелся даже аналог Сити с десятком небоскребов и бережно восстановленные фрагменты родных городов хро – с узкими улочками, старыми домиками, площадями и фонтанами. Это, кстати, оказалось заразно – в земном квартале сейчас достраивали уголки Лондона, Пекина и Амстердама.

Я вышел из подземки, где хватало и людей, и рили, и хопперов, и хро, и прочих, не столь многочисленных видов. На улице возле метро тоже наблюдалось определенное этническое разнообразие, хотя людей, как мне кажется, не было. Скроив морду кирпичом и надеясь, что пестрые одежды хотя бы на беглый взгляд делают меня похожим на хоппера, я двинулся к ближайшему деловому центру, напоминающему стеклянное зубило, вроде того, что когда-то стоял в Шанхае.

Ну и, разумеется, уже через пару минут меня остановил полицейский патруль.

Одна особь была крепким темнокожим хро. Ну, это я понимал, что хро, а так – типичный полицейский из древнего американского сериала, хороший темнокожий парень, уставший бороться с преступностью, но еще цепляющийся за идеалы. Вторым был хоппер, высокий, бледный настолько, что зеленоватый тон кожи едва угадывался. Нормальная парочка патрульных, в Пунди стараются придерживаться этнического разнообразия в полиции. А к хопперам в этом районе относились нормально.

– Занятная у тебя одежонка, гражданин, – сказал хро. Для своего вида он был самой вежливостью. – Папа был хоппером?

Вот в юморе они не сильны, да. Есть такой недостаток.

– Вторая мама была хоппершей, – ответил я с достоинством. – Разве запрещено честному землянину носить одеяния иных видов?

При слове «землянин» хро поморщился, но вежливо кивнул.

– Нет, не запрещено. А с головой как? Все в порядке?

– Не жалуюсь.

Хоппер тем временем с любопытством изучал меня. Потом тронул напарника за руку.

– Он в поиске истины. Не стоит ему мешать.

– Он – землянин!

Хоппер пожал плечами.

– Твоя личность не опознается, – пожаловался хро. И в доказательство своих слов нацелил на меня сканер.

Самое смешное, что это не было обязательным. Я мог сослаться на тайну личности, приверженность анонимности, отсутствие самоидентификации, религиозный догмат – и еще кучу всяких оснований.

Но я послушно достал свой телефон, включил и вывел профиль. Урезанный, разумеется, но подтверждающий имя и отсутствие правонарушений.

Если меня отслеживали по цифровому следу, то я, конечно, громко закричал «я здесь!».

– Слушай, землянин Никита. – Хро спрятал сканер в чехол. – Ничего личного. Но твой вид здесь не любят.

Я понимающе развел руками.

– Не хочу возиться с бумагами, – пожаловался хро. У них даже выражения были земные; конечно же, настоящих бумажных отчетов никто не заполнял. – Куда ты идешь?

– В офисный центр. – Я указал на «зубило».

Хро поморщился.

– Моя зона… Постарайся не умереть, пока не войдешь?

– Даю слово, – сказал я.

– И, если получится, потом иди к другому метро. Хорошо? Или вызови машину.

– Ладно.

– Что-то с тобой не так, – пробормотал хро. – Ладно. Топай. Но ты делаешь ошибку.

Я еще раз кивнул и пошел.

Как ни странно, на меня никто не напал. Может, потому, что за яркими одеждами не все узнавали землянина. Может, потому, что район был все-таки деловой, мультикультурный и всякое повидавший. А может, оттого, что патруль плелся позади и у офицера-хро на лице было написано: «Блин, только не в мою смену!»

Так что я дошел до офисного центра, в вестибюле назвался девушкам на ресепшене (у них ни один мускул на лице не дрогнул при виде человека в одежде хоппера, вышколенные) и через десять минут входил в кабинет хозяина фирмы «Родичи», уважаемого господина Тонсо Мея Исишата.

Было ему изрядно за семьдесят, возраст достойный по меркам как землян, так и хро. Многие уже уходят на пенсию. Но Тонсо любил свою работу.

– Ты еще жив, старый хро, – сказал я.

Почему-то их самоназвание уже звучало как насмешка.

Тонсо Мей поднялся из-за стола. Возраст его не сильно изменил, не лишил волос, зоркости или ума, а только засушил когда-то мускулистое высокое тело и выбелил кожу до болезненной бледности. Внутри дорогого делового костюма Тонсо болтался, как подсохший орешек в скорлупе.

– Я должен прийти и плюнуть на твою могилу, старый чел, – сказал он, скалясь в улыбке. – Надо держаться.

Нет, зубы у него, наверное, искусственные или заново выращенные. Невозможно сохранить к восьмидесяти годам такие хорошие.

– Шанс у тебя есть, – признал я. – Но ма-а-аленький, как твой дряхлый член.

– Вот сейчас ты меня ранил в самое слабое место, – ухмыльнулся Тонсо. Он всегда был бабником, у него даже человеческие подруги случались. И сейчас, небось, спуска юбкам не дает. И я это знал, и он знал, что я знаю.

Мы обнялись.

– Пятнадцать лет? – задумчиво сказал Тонсо. – Или больше?

Фрагмент памяти в моей голове развернулся и встал на место.

– Шестнадцать лет и два месяца.

– Я уж думал, ты допрыгался. Вместе с Алексом или сам. О тебе ничего слышно не было.

– Алекс жив. Я тоже. Просто все надоело.

– Неужели потерял вкус к жизни? – ужаснулся Тонсо.

Мы уселись на диван, секретарша принесла человеческий чай, газированный молочный настой хро, чай хопперов (видимо, ее смутила моя одежда), просто воду, несколько сортов алкоголя.

– Тебе нравилось наше вино, – напомнил Тонсо.

– Ты же знаешь, не в коня корм, – вздохнул я. Но бокал взял и с удовольствием сделал глоток. Вино у хро вкусное.

– Что стряслось?

– Может, я просто решил навестить старого приятеля?

Тонсо помолчал, потом поправил:

– Друга. Чего уж… Нет, Никита, тебе что-то нужно. Рассказывай.

– Макоррсанноакс мертв.

– Прискорбно. – Тонсо нахмурился. – Хорошо, что он уже бывший клиент. Но очень жаль. Что случилось?

– Он убил себя. Но давай я расскажу по порядку… Только один вопрос – Слаживание с тобой не связывалось?

– Бог миловал, – ответил он серьезно. – С того раза – никогда больше.

– Тогда слушай…

…Тонсо был первым, кого я увидел после Обращения.

И, конечно же, решил, что он – человек. Землянин.

У меня болело все тело. К старости ты привыкаешь, что все время где-то что-то болит. Шутишь: «Если проснулся утром и ничего не болит, значит, ты помер». Это раздражает, бесит, отвлекает… но ты привыкаешь к боли.

Сейчас у меня болела каждая клеточка тела. Будь боль сильнее, я бы умер, наверное. Но боль была слабая, так ноет больной зуб, прежде чем разойтись по-настоящему.

Я открыл глаза и увидел симпатичного светловолосого парня. Он был в какой-то серой военной форме, с бронепластинами по всему телу, в каске с поднятым над глазами защитным щитком. Но выглядел совершенно как человек. К поясу у него крепились две шпаги, слева и справа. Это было странно, конечно…

– Мальчик, помоги встать, – попросил я и протянул руку.

Тонсо взял мою ладонь с некоторым колебанием. Но помог сесть. Я еще раз оглядел его, решил, что это вернулся из ущелья кто-то из вояк – были там китайские и русские спецназовцы, тоже упакованные во что-то высокотехнологическое.

Левее меня лежали на земле погруженные в сон или транс люди. Я насчитал десятерых. Над вторым стояла Слаживающая, простирая над неподвижным телом руку. Из пальцев Слаживающей сочился свет – именно так это выглядело. Падали вниз крошечные искры, и почему-то я подумал, что каждая искорка – фотон.

Чушь, конечно, антинаучная.

Еще можно было сравнить Слаживающую с феей, посыпающей спящих своей волшебной пыльцой.

Но это, боюсь, не менее сказочный образ.

Тело по левую руку от меня слабо шевельнулось. Застонало. Это был Алекс. Я похлопал его ладони. Посмотрел направо. Там лежали шестеро, прошедшие Обращение раньше меня.

Трое вытянулись неподвижно, и я понял, что они мертвы. Трое уже были на ногах: Вероника, Тянь и вредный ворчливый дед с инопланетно звучащим именем Дзардаг. Впрочем, матерился дед так виртуозно, что явно был моим соотечественником.

Живых осматривали юноша и девушка потрясающей красоты. Несмотря на человеческую внешность, тут у меня никаких сомнений не возникло – нам рассказывали о рили. Еще был робот (так в тот момент я подумал о тао) и высокий нескладный гуманоид в кроваво-красной одежде, с замысловатым оружием в руках – не то пулемет, не то пушка, не то огнемет.

– Пятьдесят на пятьдесят, – сказал я. – Нам обещали другое.

– Но вы живы, – сухо произнес юноша в броне.

– Пятьдесят – это не пятнадцать, – упрямо повторил я.

– Слаживающая не имела ранее дела с вашим видом, – возразил юноша. Пожал плечами. – Полагаю, что больше жертв не будет.

Так и вышло, кстати.

– С «нашим видом»? – нахмурился я. – А ты кто, сынок?

У юноши аж лицо перекосило от «сынка».

– Я – хро.

– Ты очень похож на человека.

– Это вы на нас похожи! – почти прошипел он. – Как мы, но вывернутые!

Я не понял, конечно. Предложил:

– Будем друзьями?

Хро рассмеялся и перешел от меня к Алексу. Я не стал спорить. Доковылял до Вероники, которую осматривали юные красавчики. Боль потихоньку проходила, да и вообще я чувствовал себя бодрее.

– Живой! – обрадовалась Вероника. – Дедушка с бабским именем выжил!

Я на дурацкие подколки не реагировал. С любопытством смотрел на рили.

– Эй, Никита, не обижайся! – попросила Вероника. – Я за тебя переживала!

Рили оставили ее и принялись осматривать меня. Парень просто трогал суставы, заглядывал в глаза и рот, в общем, вел себя как обычный доктор на приеме. Девушка прикладывала какие-то датчики, потом маленькими шприцами взяла несколько анализов – кровь из руки, кровь из шеи… потом уколола в районе печени.

– Ай! – сказал я. Боль была секундная, тут же прошла, но это показалось мне не слишком вежливым и разумным.

– Меня зовут Макоррсанноакс, – сказал юноша. – Моя коллега и жена – Дассатрамарр.

– Не жена я тебе, Макоррсанноакс, – отозвалась девушка строго.

– Будешь! – усмехнулся юноша.

Они были такие милые и симпатичные, что ссориться не хотелось.

– Вы все-таки поаккуратнее, – сказал я, наблюдая, как Макоррсанноакс достает крошечный контейнер и маленький скальпель.

– Ничего страшного, мы уже убедились, – отмахнулся рили.

И срезал мне с пальца шматок кожи с мясом. Брызнула кровь.

– Да вы совсем… – Я замолчал, глядя на свою руку.

Раны не было. Вот она была, вот ее нет.

Вероника хрипло засмеялась над плечом.

– Круто, да? Гляди!

Я скосил на нее глаза. Вероника аккуратно вынула с ножен на поясе огромный, напоминающий мачете нож. Я отстранился, но она на меня не посягала – вогнала нож себе в живот. Поморщилась, вынула лезвие. На грязной мятой блузке остался окровавленный разрез. И все!

– Ненормальная, – сказал я.

В стороне ущелья вдруг гулко бухнуло, расцвел огненный шар. Дохнуло жаром, ночь на мгновение превратилась в день.

– Это что? – выкрикнул я. В глазах плавали разноцветные круги.

Ко мне подошел Тянь. Он пришел в себя сразу за Алексом, но собрался удивительно быстро.

– Командир танка ухитрился подорвать реактор, – сказал он. – Я ему объяснял, как это сделать.

Я не стал спрашивать, откуда он знает, как преодолеть все защиты и блокировки в старом американском танке.

– Может, ущелье засыпало? – предположила Вероника.

– Нет, – коротко ответил Тянь. – Взрыв слабый. Будет небольшое заражение, но они пройдут. Даже мы бы прошли.

– Здесь ведь тоже радиация? – забеспокоилась Вероника.

– Вам на это теперь наплевать, – сообщил Макоррсанноакс и тревожно глянул в сторону ущелья.

– Вы будете нам помогать? – спросил Тянь.

– Нет. Мы будем наблюдать, по заданию Слаживающей. Хоппер, хро и тао защищают нас.

Ага. Я посмотрел на «робота». Значит, это и есть та самая форма жизни, которая похожа на роботов из старой фантастики…

– У вас имена-то есть? – спросил я, обращаясь к хопперу, хро и тао.

– Зачем тебе мое имя? – ответил хро вопросом.

– У нас принято знать имена тех, с кем сражаешься рядом.

– Я не сражаюсь за вас.

– Но ты будешь.

Откуда я взял ту убежденность, с которой смотрел на хро?

Он пожал плечами, совершенно по-людски. Тогда я не понимал, что законы Слаживания заставляют уважать чужие обычаи.

– Мое имя Тонсо Мей Исишат.

– У меня нет постоянного имени в вашем понимании, – не выпендриваясь, объяснил хоппер. – Сейчас меня можно звать Познающим Новые Впечатления.

Тао сделал шаг в нашу сторону. Чувствовалось, что он тяжел, а его серебристая кожа хоть и гибкая, но очень твердая.

– Я извергнут из Тао, – пояснил он. – Поэтому прежнее имя мертво. Как звали первую особь, не пережившую Обращения?

Мы все переглянулись. Я не знал, как звали толстого бедолагу, неподвижно лежащего на земле.

– Джон, – сказала Вероника. – Джон Доу его звали.

– Тогда я – Тао-Джон, – решил тао.

Слаживающая тем временем закончила осыпать своей фотонной пылью тела. И подошла к нам. Она была так прекрасна, что без усилий затмила и парочку рили, и Тонсо, который по молодости был еще тем красавчиком.

– Мне надо уходить, – сказала она, обводя нас взглядом. – Остальное в вашей власти.

Слаживающая развела руки, не то прощаясь, не то благословляя – и исчезла.

Наша старческая команда потихоньку сбилась в кучку. Последние Обращенные еще постанывали, поругивались и пытались понять, что же с ними произошло. На мертвых мы старались не смотреть.

Хоппер и хро раздали нам пояса с ножами-мачете.

– Лучше бы что-то посерьезнее, – ворчал Алекс, закрепляя пояс. – Мы что, тростник рубить отправляемся?

– Вряд ли понадобится что-то другое, – утешил нас Макоррсанноакс. – Надо верить представителю Слаживания!

Я все-таки взял в руки калашников. Да и остальные разобрали ружья и дробовики.

– Приближаются первые особи касамни, – сообщил Тао-Джон. – Они изранены, облучены и понимают, что умрут. Поэтому биться будут насмерть.

Рили отступили к скале. Хоппер, хро и тао встали перед ними, глядя в темноту.

Мы просто стояли и ждали, ловя в последних отсветах костра хоть какое-то движение.

– Надо, блин, подбросить что-то, блин, в огонь, – сказал Дзардаг. – Какую-то горючую хрень, чтоб света было дофига. А то темно, крендец какой-то.

Ну, примерно так он сказал.

Взяв какую-то тряпку – вряд ли от нее был бы свет, только вонь и дым, – Дзардаг бодро заковылял к костру.

Из темноты вынеслась стремительная тень, напрыгнула на него и перекусила горло. Дзардаг рухнул в костер, но, однако, вцепился мертвой хваткой в тварь. Они принялись кататься по разлетающимся углям, Дзардаг хрипел, но тварь не выпускал. Стало чуть светлее, мы увидели, что тварь мохнатая, похожая на крупного волка, но шестиногая, причем ноги членистые, блестящие, будто хитиновые.

Я успел подумать, что насекомые не могут быть такими крупными. Это противоречит биологии, потому что дыхательная система насекомых…

Из темноты вырвалось еще несколько теней.

Касамни не сразу разобрались в ситуации. Они кинулись не на нас, землян, а на хоппера, хро и тао, приняв их за самых опасных врагов.

И те принялись стрелять.

Ночь вскипела огнем. У Тао-Джона были какие-то крошечные пулеметы, навешенные прямо на руки, он расстреливал нападавших в упор, а когда те приближались – просто отвешивал чудовищной силы удары.

Хро дрался своими мечами – тогда я впервые увидел виброрапиры в действии и влюбился в это оружие.

Хоппер сжигал нападавших из своей пушки, временами добавляя в поток огня какие-то мелкие фугасные заряды.

Он и погиб, единственный из охранников, когда два пылающих касамни набросились на него, сбили, разорвали на части и принялись пожирать, несмотря на полыхающие шкуры. Боюсь, он познал не те новые впечатления, которые хотел.

Дзардаг поднялся в костре. Одежда на нем была окровавлена, порвана и горела. В руках болталось неподвижное тело касамни. Старый горец захохотал и швырнул дохлого врага в темноту.

Мы словно очнулись от транса. И принялись стрелять. Палили в набегающих касамни, просто в темноту – пока у нас не кончились патроны, а враг не обратил на нас внимание.

Потом я увидел, как трое касамни слаженно атакуют хро. Я так и не узнал, правда ли это, но мне кажется, у них было что-то вроде телепатии. Двое касамни бросились в самоубийственную атаку и повисли на визжащих рапирах, разваливаясь на части, но блокируя Тон-со руки. А третий прыгнул, целясь в горло.

И чего я решил влезть? Не знаю. Патроны в магазине уже кончились…

Но Тонсо был совсем молодой и так походил на человека, а что хро нас ненавидят, я тогда еще не знал…

В общем, я бросился к ним. Тело слушалось на удивление хорошо. Я ударил касамни прикладом автомата по скуле и остановил прыжок; он все-таки успел полоснуть по шее хро когтем, но артерии не порвал. Тон-со тоже упал, а касамни ловко перевернулся в воздухе, оттолкнулся от земли – и прыгнул на меня. Я снова занес калашников, но не успел. Узкая зубастая пасть раскрылась на какой-то чудовищный угол, клацнула, обдав меня горячим гнилостным дыханием, и перекусила мне шею.

Полностью.

Мир вдруг кувыркнулся, завращался, я увидел себя – свое собственное, стоящее с автоматом в руках безголовое тело, – костер, вопящего Дзардага, колотящего касамни обгорелой палкой, вжавшихся в скалу рили, Веронику с древним ружьем, из которого не стоит стрелять…

И с каким-то ледяным оцепенением понял, что это проносятся последние мысли в моей оторванной и улетающей прочь голове. Боль при этом была, но настолько запредельная, что даже не воспринималась как боль.

Вот это уж точно редкое ощущение!

А потом я закончил замах и влепил прикладом автомата в спину касамни. Да, он был покрыт шерстью, но под ней оказалось что-то вроде хитиновой чешуи, приятно хрустнувшей под деревянным прикладом.

Касамни издал рыкающий звук, перевернулся – и уставился на меня.

Голова снова была у меня на плечах.

Собственно говоря, ничего даже не болело, только в шее зудело какое-то воспоминание о чудовищной боли.

Касамни еще раз рыкнул. Раскинул лапы и застыл.

Мне говорили потом, что они не умеют сдаваться, и это не могла быть поза покорности, как у волков или собак. Но я думаю, он все же хотел сдаться.

Возможно, если бы они поняли, что происходит, они бы сдались все.

И сейчас существовали бы в Слаживании по соседству с нами. Ездили бы в метро, строили свои причудливые дома на сваях, сочиняли музыку (мне она не нравится, но я послушал ради любопытства).

Секунду я смотрел в глаза касамни, только что откусившего мне голову. А касамни смотрел на меня, и в глазах светился разум.

Но на зубах была моя кровь.

Я даже не заметил, что достал мачете. Взмахнул им и отсек твари голову.

Она назад не приросла.

Я помог подняться Тонсо, зажимавшему рукой рану на шее и таращившему на меня глаза.

– Царапина, сынок, – сказал я. Меня пробивало на истерический смех.

Стоящий в огне Дзардаг издал какой-то воинственный вопль и заколотил себя кулаками в грудь, будто Кинг Конг. У него была волосатая грудь, волосы горели, разбрасывая искры, но так и не сгорали.

Первая волна касамни иссякла.

Мы стояли, глядя друг на друга. Повсюду валялись мертвые тела, напоминавшие плоды соития волка и паука.

– Эй, Никита, с башкой было круто! – сказал мне Алекс и подмигнул. – Мне руку оторвали, но у тебя – просто топчик!

Потом пришла вторая волна.

Примерно через полчаса мы с Тонсо все-таки прикончили бутылку вина, а рассказ о моих неприятностях был закончен.

Тонсо задумчиво почесал пальцем старый неровный шрам на шее. И сказал:

– Ну и влип же ты, друг.

– Сказал бы что-то новое, – мрачно ответил я.

– Попробую, – вздохнул Тонсо. – Хотя все во мне вопит «не ввязывайся».

3

Есть (или нет, но это на ваш вкус, недоказуемо) Бог – и он знает все. Есть Большая Четверка. Они знают столько, что с нашей точки зрения знают почти все.

Есть несколько структур, которые знают о нас очень многое по долгу службы.

И есть многие, которые знают кое-что.

Фирма Тонсо занималась поисками родственников, друзей, установлением родословных и прослеживанием генеалогии. Это выгодно, даже если вы помогаете кому-нибудь на старости лет найти подругу юности и посидеть с ней, держась за руки и вспоминая былое. А уж если помогаете получить десяток-другой миллионов по завещанию…

Тогда это очень выгодно.

А сколько информации у тебя при этом копится! И какое количество связей, ходов и доступов к архивам и базам данных!

– Чем я могу тебе помочь? – спросил Тонсо прямо.

– Боец из тебя сейчас хреновый, – сказал я.

– Это точно, – вздохнул Тонсо. Без всяких подколок и шуточек. – Да и раньше, если сравнивать с тобой после Обращения…

– Поэтому нужна информация.

– Спрашивай, Никита.

– Во-первых, мне нужно все, что можно достать, на семью Павловых.

– На ныне живущих членов семьи?

Я подумал немного.

– Нет. Начиная с первой группы землян. В нее попала, предположительно, мать Павлова-старшего. Ей было лет шестнадцать. Хромая девочка с косичками. Она требовала оставить ее в заслоне, это нас и сподвигло. Девочку эвакуировали.

– Маловато данных, – нахмурился Тонсо. – Ты же знаешь, богатые люди стремятся убрать о себе всю лишнюю информацию.

– Скорее всего, она вышла замуж за человека по имени Святослав, – добавил я. – Господин Юрий Павлов сказал, что в их роду чередуются имена первых детей по мужской линии: Святослав и Юрий.

– Девочка, хромая, сейчас ей может быть около шестидесяти шести лет, в возрасте около двадцати родила Юрия Павлова от человека с именем Святослав, – кивнул Тонсо. – Уже лучше. Выясним.

– Во-вторых, мне нужна информация на наемных убийц из числа хро. Профессионалы, подготовленные, ответственные, выполняли задание до конца. К сожалению, допросить не успел, документов не было, оружие стандартное без меток.

– ДНК? – предположил Тонсо. – Фото?

– Я дурак, – сказал я самокритично. – Чистоплотный к тому же. Не догадался оставить образцы и сфотографировать.

– Никита, и как же предлагаешь их искать? Без имен и примет? У нас, знаешь ли, нет лиги наемных убийц с архивом данных.

– Тонсо…

Он вздохнул.

– Ладно. Я свяжусь с хоппером, который может помочь. Это займет некоторое время. На него работают и хопперы, и хро, и даже рили…

– И, в-третьих, Тонсо…

– Не наглей, а?

– Могу заплатить, – предложил я.

На лице хро появилось раздражение, как у диабетика, с вожделением взирающего на пирожное.

– Никита, взять деньги с друга и спасителя не могу. Это против нашей морали. Должен и сам понимать!

– Тогда долг?

Хро кивнул.

– Годится. Долг. Даже сразу скажу, в чем будет заключаться. Придешь на мои похороны.

– Да пошел ты… – Я напрягся. – Ты болен? Тонсо?

– Нет, но вряд ли я протяну больше десяти-пятнадцати лет. – Он поморщился. – Не будем о грустном! Говори, что за третья просьба?

– Ушедший убийца, он может навести меня на след. Я не слышал ни про один вид в Слаживании, который способен вытягивать влагу из человеческого тела и проходить сквозь трубы из полимера. Ростом с меня, полупрозрачный…

– Смылся через канализацию? – понимающе спросил Тонсо и оскалился. Порой он меня удивляет.

– Если бы. Прямо через полимер. Знаешь, есть такой строительный полимер, из него иногда делают окна или стены, но чаще трубы и кабель-каналы…

– Знаю. Так он насквозь прошел? Или дырочки остались?

Я насторожился.

– Вроде как остались, но потом затянулись. Будто морось проступила, выпот такой… потом исчез. Что-то знаешь? Я не нашел упоминаний о таком виде в Слаживании.

– Потому что они не в Слаживании, – кивнул Тон-со. – И вообще не вид. Тебе повезло, что я про них знаю. Это искусственно созданные существа, название – ани. Их используют Стерегущие для разного рода операций в водных и болотистых мирах. Формальный статус – биологический искусственный интеллект. Тело – амебный гель. Способны диффундировать через стекло, большинство видов пластика и ряд металлов. На планетах Слаживания могут встречаться, но только для конкретной работы, если кто-то обоснует необходимость их использования.

– Наемные убийцы? – уточнил я.

– Конечно, нет! Ты ведь знаешь постулаты Стерегущих.

– Знаю. – Я задумался. – Ну да, верно, что я несу!

– Теоретически ани мог умертвить человека, высосав воду из тела, – продолжал Тонсо. – Реально – никак. Третий постулат Стерегущих, он вшит намертво, отменить невозможно.

– Но он был в моем доме!

Тонсо развел руками.

– Прости, друг! Ани не мог убить человека, как и любого иного члена Слаживания. Кстати, даже допрос ани станет серьезной проблемой – они говорят в ультразвуковом диапазоне, преданы хозяевам и не испытывают боли… Да, еще они не могут долго существовать без воды. И срок их жизни около двадцати дней. Так что, если даже в твоем доме побывал свежесозданный ани, у тебя не так много времени для его поисков.

– Тьфу, – сказал я. – Вот дерьмо… А как ты про этих биороботов узнал?

– Биороботы – оскорбительное наименование, – ощерился в улыбке Тонсо. Зубы у него были замечательные, все-таки не свои. – Узнал я про них, когда служил на вспомогательном поисковом корабле Стерегущих и мы изучали одну болотистую планету. Мы с ними, конечно, не общались, приказы только иногда отдавали и информацию получали. Мне показалось, что ани вполне разумны, но скованы постулатами, общим набором правил для искусственного интеллекта и сроком жизни.

– Я бы их пожалел, не выпей одна сволочь всю влагу из девушки, – сказал я. – Причем вскоре после моего прекрасного общения с ней.

– Ах ты ж, дряхлый греховодник, – с удовольствием произнес Тонсо. – Ладно, выясню все, что смогу. И про ани тоже поспрашиваю. Порой их берут у Стерегущих для работы с жидкими ядовитыми отходами, для ликвидации аварий в канализационных коллекторах… Узнаю, есть ли они сейчас на планете официально.

Я удрученно кивнул. Даже если мне сейчас притащат этого гнусного жидкого биоробота в каком-нибудь непроницаемом для него ведре, что я сделаю? Пытать невозможно. Подкупать нечем. Страшит ли смерть существо, созданное для неприятной и опасной работы и обреченное прожить всего три недели? И как с ним говорить?

Тупик.

– Спасибо, Тонсо. – Я встал.

– Как связаться с тобой, Никита?

Я достал визитную карточку – чудесный атрибут для человека, не доверяющего электронике.

– Ага, – кивнул Тонсо, глядя на адрес. – То есть у тебя дома – шлюз между внешней и внутренней сетью?

– Физический шлюз, – уточнил я. – Можешь позвонить, динамик будет транслировать твой голос, микрофон улавливать и передавать во внутреннюю сеть. Так же с видео. Экран, камера…

– Ты гребаный параноик! – восхитился Тонсо. – Тебе-то чего бояться? Ты единственный из Обращенных, кто так прячется от мира!

Я с достоинством поправил одежду хоппера.

– Да, и горжусь собой.

– А телефон?

Я вытащил из кармана пластинку телефона для двух абонентов – тонкую, как открытка, с риской поперек. Разломил телефон посередине, и одну часть отдал другу.

– До вечера я дома не появлюсь. Может, в центр поеду. Звони.

Под хохот Тонсо мы обнялись, и я вышел из кабинета.

Ну надо же, какую смешную плату он затребовал! Прийти на его похороны!

У Тонсо есть все шансы прожить еще лет пятьдесят. Может, и больше, с его-то деньгами.

У меня таких шансов нет.

…Через сутки, стоя у могилы Тонсо Мея Исишата и ловя на себе недовольные взгляды хро из числа друзей и родственников, я размышлял: знал ли он, насколько все серьезно, беря с меня обещание?

А если знал, то почему не отказался под тем или иным благовидным предлогом?

Но сейчас, вызывая лифт, я думал лишь о том, что Тонсо – чудак.

Ужасно жалко, что мы с хро ненавидим друг друга… Для других видов, конечно, это огромный плюс.

Это, кстати, была интересная мысль. Но лифт пришел быстро, и я задумался о том, как дойти до метро без приключений.

Посетить ресторан в квартале хро было бы интересно: наша физиология практически одинакова, вкусы похожи, их пища вполне съедобна для землян. Да и вряд ли бы меня попытались прикончить посреди дня в центре города. Я даже стал поглядывать на вывески, но потом с грустью понял, что здесь мне непременно плюнут в соус или нассут в суп.

Так что я сел в метро и поехал в центр Пунди.

Столица планеты Граа настолько огромна, что ее трудно воспринимать как одиночный город, – скорее, это небольшая страна. Здесь живет около семидесяти миллионов разумных – земные Шанхай, Мумбаи и Стамбул отдыхают. В городе текут реки, он граничит с тремя морями, тут есть леса, две горы, степной сектор и болото. Причем это все обитаемо, это не формально приписанные к мегаполису площади. Водные и амфибийные виды заселяют заливы и реки, есть свои обитатели в чаще лесов и посреди степей, даже болото заселено тремя разумными культурами. Исторически каждый новый вид получал право на создание анклава внутри города, некоторые предпочитали жить там, среди своих, другие быстрее преуспевали в Слаживании и расселялись на общей территории. Сеть движущихся дорог и скоростного метро сшивает все пространство Пунди в единое целое, метро тут реально скоростное, с очень сложной системой разграничения ближних и дальних поездов. Но все-таки до центра я ехал почти час и успел проголодаться.

Я не знаю, обязательно ли мне есть. Однажды пришлось просидеть без пищи и воды почти три недели. Я был очень зол, очень голоден, но почти не исхудал.

Наверное, какой-то предел голодания есть и у меня. В конце концов, законы мироздания можно очень хитро исказить и запутать, но до конца от них не уйти. Рано или поздно наступит расплата.

Да и вообще я люблю поесть.

Здесь, в центральном квартале, который был размером не меньше старой Москвы в пределах МКАДа, на видовые отличия мало смотрели. Здесь работали те разумные, что пробыли в Слаживании куда дольше нас или хро. Кто совершенно не заморачивался не то, что по поводу цвета кожи или количества глаз, но кого и щупальца с чешуей не смущали. Те, кто был красой и гордостью Слаживания.

Впрочем, рили, люди, хро и хопперы здесь тоже встречались. Были даже муссы, которые выглядели вполне цивилизованными!

Я шел по улице, выглядевшей, как мечта фантаста о прекрасном далеком будущем. Тут было все, что когда-то придумывало человечество: движущиеся дороги и тротуары, дома большие и маленькие; сверкающие башни из стекла и металла удивительно гармонично соседствовали со строениями из камня и дерева. Повсюду маленькие скверы с зелеными, фиолетовыми, розовыми и оранжевыми деревьями и кустами. Газоны, похожие на мозаичные картины из цветов и трав. Машины, скользящие по дорогам, пешеходы на левитирующих дисках и досках, порхающие в воздухе на невидимых крыльях силовых полей, грузовые и служебные дроны. Здесь было все самое лучшее и красивое из всех миров Слаживания, жили и работали здесь тоже самые лучшие, умные и благородные.

Ненавижу этот район. Витрины всегда врут.

Но кормят здесь хорошо.

Телефон запиликал в кармане, я достал его и поднес к уху.

– Никита, – сказал Тонсо. – Ты еще в нашем районе?

– В центре. Решил никого не напрягать, обедая у хро.

Тонсо одобрительно хрюкнул в трубку.

– Правильно. Ты уже решил, где будешь?

– Пока еще…

Тут я увидел высоченную башню с названием, которое для меня звучало как «Вавилон», и понял, что подсознательно искал именно ее. Последний раз я был тут лет тридцать назад. С тех пор башня стала выше этажей на двадцать, но осталась именно тем, чем была, – самым знаменитым рестораном Слаживания.

– Решил. В «Вавилоне», в земной зоне.

– Замечательно. Будь там, я отзвонюсь. Кое-что получается, но не стану загадывать.

Я зашел внутрь. Текучий, будто волна, голубовато-зеленый спиральный пандус понес меня вверх – этаж за этажом, мимо кухни самых разных видов, адаптированной для всеобщего употребления. По левую руку, за стеклянной стеной, проплывал город. По стене рядом со мной скользило туманное пятно светофильтра, формируя самый приятный для человека спектр. По правую руку сменяли друг друга ресторанные залы. Тут были существа, хорошо мне знакомые, были существа, про которых я знал мало, попадались существа, про которых я только что-то слышал, и существа, совершенно незнакомые. Даже если бы я активировал цепочки памяти и вспомнил все, что когда-то узнал о видах Слаживания, наверняка нашлось бы несколько новых. Последние два-три года я совсем потерял интерес к новостям.

А ведь еще были памятные залы тех цивилизаций, что так и не вошли в альянс, вымерли до контакта или были потеряны в ходе Слаживания.

К счастью, я помнил, как посещал «Вавилон», и мне не было нужды следить за вывесками и указателями. Этаж, занятый рестораном кнафт, пропустить невозможно – такой там стоит стрекот и такие мощные (пусть и приятные) запахи доносятся до пандуса. Зал землян как раз был следующим.

Время обеда уже прошло, время ужина не наступило. Поэтому землян тут сидело мало, основные посетители были других видов. В секторе французской кухни расположилась семья земноводных трекс, до комичного похожих на гигантских прямоходящих лягушек. Неужели они пришли сюда попробовать лягушачьи лапки? С одной стороны, омерзительно, а с другой – вполне в логике Слаживания… Я решил не присматриваться.

Большая группа муссов угрюмо поедала блины с икрой. Официантка в русском сарафане, судя по всему, реальная земная девушка, принесла им огромный поднос с пивными бокалами, муссы натужно улыбнулись, но пиво разобрали с энтузиазмом.

Я выбрал маленький столик в углу, отделенный от большей части зала очень качественной имитацией бамбуковой рощицы. Посреди рощи даже сидела здоровенная панда и меланхолично грызла стебель бамбука в руку толщиной. Щепки летели у нее из пасти, будто из древесной дробилки. Панды – они такие, очень милые, неспешные, но зубы… зубы хороши. Если ты всю жизнь грызешь бамбук и состоишь из большого количества мяса и жира, тебе нужны хорошие зубы.

Официантка подошла ко мне. По пути ее одежда менялась, превращаясь из русского сарафана в китайский ханьфу, украшенный сычуаньской вышивкой. Лишь когда девушка подошла совсем близко, я понял, что это хро.

Как понял?

По слишком уж доброжелательной улыбке. Земная девушка тоже улыбнулась бы мне. И согласно правилам заведения, и, возможно, от души – я ведь вполне симпатичный мужчина. Но у нее наверняка была бы капелька насмешки в улыбке. Все-таки землянин в одежде хоппера – это реально смешное зрелище.

А официантка улыбалась так, словно я был ее обожаемым братом или любимым женихом.

Похоже, что хро, в образцовом Слаживании.

– Рада вас приветствовать… – Она запнулась на миг. У меня не было электронных документов и меток, ресторанная система распознавания лиц тоже ничего ей не подсказала. – Вы впервые у нас, господин?..

– Товарищ, – сказал я. – Зовите меня товарищ Ни Ки Та.

– Впервые в «Вавилоне», товарищ Та?

Точно, хро.

– Бывал, но очень давно, – кивнул я, постукивая пальцем по виску. Глупость, конечно, но движение помогало быстрее вытащить нужную информацию. – Побольше закусок, обязательно кроличьи почки в соусе чили, говядину в сычуаньском соусе, чунцай, фасоль в имбирном соусе, копченую утиную грудку. Сычуаньский соус из красного и зеленого перца. И отдельно нарежьте маринованный эрцзинтяо, большую миску.

– Большую? – уточнила девушка.

– Большую. Суп маоцай и хуэйгожоу как основное. Бутылочку байцзю, самого ароматного, какой есть. В конце – гэнтан и белый чай на ваш выбор.

– Есть очень хороший кровяной тофу, – сообщила девушка.

– Добавьте.

Девушка кивнула и удалилась. Заказ она наверняка уже отдала через имплант.

Через несколько минут стол начал заполняться.

А я принялся жрать.

Через четверть часа, практически расправившись с закусками, я посмотрел в сторону барной стойки. Там стоял повар в темном рабочем халате, похоже, что китаец, без дураков. И смотрел на меня. Рядом толклись еще несколько человек, наверное, отвечающих за другие великие кухни – французы, итальянцы, японцы…

Я подцепил с огромного блюда остатки маринованного красного перца чили, забросил в рот и принялся жевать. Будто угли жуешь. Обалдеть, какие яркие ощущения!

Повар поймал мой взгляд и подошел ко мне. Пожилой, немножко карикатурно выглядящий. Темно-серый китель со смешным значком – голова панды в шлеме скафандра.

– Обычный человек не может съесть столько острого и выжить, – сказал повар спокойно.

– Пожалуй, – согласился я.

– Я помню, как Обращенные остались сражаться с демонами, – произнес китаец. Конечно же, он не был суеверным и понимал, что касамни – живые и разумные существа.

Но я был согласен, что их стоит называть демонами.

– Я был ребенком, и мне было страшно.

– Нам тоже, – сказал я. – Мы ведь не были еще Обращенными.

Он стоял и смотрел на меня.

– Вы не жалеете?

– Кто знает… – Я пожал плечами. – Немного.

– Это ваше дао, – сказал китаец.

Я помедлил секунду, пока из глубин памяти подтягивалась информация.

– Никогда не задумывался. Но да, вы правы.

Повар помедлил и сел на свободный стул. Я заметил, что остальные повара ушли, прекратив глазеть на меня.

– Вы пришли не случайно, – сказал повар убежденно. – Вы полны тревоги.

– Полон. Но сюда пришел совершенно случайно, – ответил я. И осекся. А так ли это?

– Вы надели одежды хоппера, ищущего истину, – продолжал повар. – И среди миллионов людей встретили человека, который вас помнит!

Я промолчал. Что ж, если это дао, то случайностей не бывает. Я следую пути.

– Я должен что-то сделать для вас, – твердо сказал повар. – В этом мое дао.

– Вы уже подарили мне праздник вкуса, – возразил я.

Китаец покачал головой.

– Нет… нет, не то…

Он вдруг просиял.

– Я знаю!

Отцепив от рабочей одежды значок, повар торжественно приложил его к пестрым одеяниям хоппера. Значок мгновенно прилип.

– Подарок от заведения, – торжественно сказал китаец. – Отдыхайте здесь всегда в покое и безмятежности!

Он кивнул и удалился.

Мне все равно нужно было ждать звонка от Тонсо, и я не спорил. Пил прозрачный белый чай, смотрел на жующую панду и пытался понять: это очень хорошее изображение, синтет или обычный робот. Версию «живая дрессированная панда» я все же отбросил ввиду ее полной нелепости.

Скорее всего, это был качественный синтет. От панды явно пахло живым – шерстью, потом, слюной и дерьмом.

Телефон снова зазвонил.

– Тонсо? – спросил я, будто на этот номер мог позвонить кто-то еще.

Голос у старого хро был напряженный и слегка растерянный. Словно он сомневался в собственных словах.

– Слушай, Никита. Сейчас к тебе подойдет хоппер. Его зовут Разрешающий Последние Сомнения.

– Временное имя? – уточнил я.

– Нет, уж лет двадцать как… К нему обращаются, когда…

– Я понял.

– Те трое хро…

– Да понял я, понял. На него работали. Тонсо, я же не тупой.

– Хорошо. – Он помолчал. – Нас свели правильные люди, но все же… будь осторожен. Это опасный индивидуум.

– Хорошо.

– Пакет данных по Павловым ушел к тебе на домашний адрес.

– Спасибо, – обрадовался я. – Ты очень быстро все сделал.

– Да это мелочи… – Он снова умолк. – Еще я немного узнал про ани.

– Ну?

– На планете сейчас только один. И это не официальная информация, а точная. Все доступные данные переслал. Они… необычные.

– Тонсо! – обрадовался я. – Это…

– Погоди. Ани был прислан на планету четыре дня назад. От Стерегущих по запросу Контроля.

Я сморщился, словно ощутил на языке весь съеденный острый перец. Осторожно сказал:

– Это плохо.

Тонсо молчал. Ну а что тут говорить?

Большая Четверка впервые ярко проявилась в происходящих вокруг меня событиях.

Как же так?

Мастер Истины соврал? Но представители Большой Четверки не врут низшим видам. Он прямо сказал, что Контроль не имеет претензий ни ко мне, ни к прочим Обращенным!

– Спасибо, – поблагодарил я. – Не лезь в это глубже, Тонсо. Какая-то хрень происходит.

Он вздохнул.

– Удачи тебе, Никита. Поговори с хоппером, может, что-то станет яснее.

– Поговорю. А потом непременно обсудим.

– Береги себя, Никита, – сказал Тонсо после паузы.

– Да что со мной может случиться? – рассмеялся я.

– А ты все-таки остерегайся, – попросил он, прежде чем отключиться.

4

Разрешающий Последние Сомнения пришел минут через десять. Высокий, как все хопперы. Явно из чистой генетической линии правителей – пусть прежние отношения в социуме хопперов давно канули в Лету, но все-таки какие-то архаизмы сохранились. У этого хоппера кожа была не бледной серо-зеленоватой, а нежно-травянистого оттенка. Как ни странно, цвет ей придает хлорофилл. В далеком прошлом хопперы пришли к симбиотическому существованию с простейшими одноклеточными водорослями, поселившимися в эпидермисе. Прежде чем удивляться, задумайтесь, какое количество бактерий мирно живет в вашем кишечнике.

Так вот, этот хоппер, судя по цвету кожи (не думаю, что он опустился до краски), вполне мог принадлежать к династии Высоких странников или Несущих бремя. Пока он подходил, безошибочно определив меня среди прочих посетителей, пептидный архив памяти размотался достаточно, чтобы я отметил величину костяных бугров на лбу, одежду белого цвета с желто-красным узором и окончательно отнес хоппера к Несущим бремя. Что ж, вполне логично для его профессии.

– Вы – Никита Самойлов, Обращенный, – сказал он, остановившись у стола. Болезненно поморщился, разглядывая меня. Кажется, мои одежды его обидели.

– А вы – Разрешающий Последние Сомнения, наемный убийца, – ответил я.

Будем считать, что я тоже обиделся.

Хоппер склонил голову, прищурился, вслушиваясь. Я знал этот непроизвольный жест – ему что-то сообщили через имплант.

Мое чувство надвигающейся опасности отчаянно завизжало в голове – и стихло. Абсолютно стихло!

Почему?

Он хотел и мог убить меня, но передумал?

Или же… или же я уже мертв, только не понимаю этого?

Хоппер сел напротив. Оглядел зал, снова уставился на меня. Пробурчал:

– Почему вы в одеждах моего народа?

– Ищу истину, – ответил я. – Почему ваши ребята ввалились в мой дом?

Он снова сморщился.

– Не вы были целью.

– Из меня хреновая цель, – сказал я с легкой угрозой. – Чем Павловы провинились?

– Откуда мне знать, – огрызнулся хоппер.

– Допустим, – сказал я. – А кому они перешли дорогу?

– Я не раскрываю такой информации.

Я подумал несколько секунд.

– Вы ответите на мои вопросы, Разрешающий Последние Сомнения?

– Нет.

Именно этого ответа я ждал. Очень надеялся не услышать, но ждал.

– На мне одежды Ищущего Истину, – сказал я. – Потомку Несущих бремя постыдно отказать в моем поиске.

– Вы не хоппер! – сообщил он очевидное.

– Есть ли цвет у ветра? – брякнул я наугад, вспомнив Мастера Истины.

Лицо у хоппера стало темно-зеленым, так прихлынула к щекам кровь. А кожа на роговых выступах натянулась. Говорят, что если хоппер очень волнуется, то рудиментарные рожки порой прорывают кожу.

Смешно все-таки понимать, что настолько похожие на людей создания когда-то были травоядными рогатыми существами, наподобие оленей.

– Я отвечу на один вопрос! – рявкнул он.

Это уже хорошо. Я покосился на помещение ресторана. Несмотря на завесу из бамбуковой рощи с пандой, было понятно, что посетителей прибавилось. А вот это плохо.

– Вы знаете, кто я такой, – сказал я. – К тому же ко мне нет претензий у Контроля. Но все-таки вы пришли меня убить. Почему? Глупо вступать в безнадежный бой.

Хоппер сидел и смотрел на меня.

– Все очень просто, – пояснил я. – Вы могли прийти, чтобы сгладить недоразумение, принести извинения, разобраться в происходящем. Но для этого надо говорить. Задавать вопросы и отвечать на них. Вы не хотите. Значит, вы пришли, чтобы умереть.

Хоппер поморщился.

– Убить меня вы не сможете, – пояснил я ему, как ребенку.

– Я отвечу на вопрос, – сказал хоппер. – Я не могу не исполнить приказ Большой Четверки. Как и вы не смогли бы.

– Но Контроль… – начал я. И заткнулся.

Ну какой же я дурак. Значит, это не Контроль.

– Давайте хотя бы прогоним отсюда посетителей и персонал? К чему гибнуть невиновным, это противоречит даже вашим правилам.

На лбу хоппера проступили бисеринки пота. Вегетатика у них была совсем как у людей.

– Поздно, – сказал он. – Мне ведь не надо вас убивать. Достаточно задержать.

Я вскочил и с грохотом опрокинул на него стол. В зале зашумели, оборачиваясь и привставая. Только панда невозмутимо грызла бамбук.

– Уходите! – закричал я. – Немедленно все уходите!

Не знаю, кто из персонала оказался самым умным. Может быть, та милая девушка-хро. Но кто-то отреагировал – и заверещал противный, пронзительный зуммер. Мягкий голос, синтезированный настолько тщательно, что он одновременно пробуждал доверие, гасил панику и вызывал желание подчиняться, прошептал словно бы отовсюду:

– Уважаемые посетители! Спокойно и без волнений покидаем ресторан. Не надо собирать вещи, их вынесут вам позднее. Ваши неоплаченные счета аннулированы, ваш обед за счет заведения. Спокойно и без задержек покидаем ресторанный комплекс…

Я дрался с хоппером.

Обычно те, кто командует, не слишком хороши в рукопашном бою. Но этот хоппер происходил из древней генетической линии охранников и палачей.

Откуда он достал две рапиры – ума не приложу. Прятал под одеждой? А как извлек с такой скоростью?

Я порхал и кувыркался, уворачиваясь от гудящих лезвий. У меня даже не было времени сорвать с пояса свой собственный простенький клинок. Разленился, балда, расслабился, на тренировки забил… В одной руке у меня были палочки для еды – впрочем, очень хорошие, изящные и прочные, из титана. В другой – миска, полная зеленого сычуаньского соуса. Я бы предпочел вилку, в русской традиции ресторанного боя, и красный соус, хоть он мягче, смотрелся бы эффектнее. Но приходится пользоваться тем, что есть. Вилку я не попросил, выпендрежник, а красный соус уже съел…

Секунд десять я потратил на то, чтобы понять стиль боя хоппера. Увы, у него не было слабых мест, напавшая на мой дом троица была бледным подобием Разрешающего Последние Сомнения. Меня, конечно, не тревожил сам бой. Меня очень сильно смущали слова «достаточно задержать».

В итоге я пошел напролом, лишился всех пальцев на левой руке (вместе с палочками), получил проникающее ранение в сердце – и одним ударом выплеснул весь соус в оскаленный в ярости рот хоппера. Часть попала и на лицо, и на глаза.

Хоппер взвыл от боли и принялся смахивать соус с лица, попутно втирая его в глаза.

Я встряхнул левой рукой и нагнулся, чтобы подобрать палочки.

В этот миг надо мной в грациозном прыжке, доступном только синтету, а не настоящему зверю, пронеслась бело-черная панда. Прыжок был достоин любого бойца кунг-фу.

Панда хряснула хоппера лапой по башке, так что тот сел на пол, и отступила, закрывая собой меня. Из лап выдвинулись здоровенные жуткие когти.

Я посмотрел на ресторан. Посетители в ужасе метались от двери к двери, пытаясь выскочить на пандус. Но двери, несмотря на призывы к эвакуации, оставались заблокированными.

Потом сквозь зал пронесся бурый медведь, выскочивший из березовой рощицы. На спине медведя болтался повар русской кухни. Одним ударом медведь проломил двери и понесся вниз по пандусу. Следом ломанулись муссы, люди и прочие посетители. Грациозным прыжком пронесся белый бенгальский тигр, на котором, будто Маугли на укрощенном Шер-Хане, восседал маленький тощий индус.

Ага. Синтеты здесь не только для колорита. Они еще осуществляли функцию вышибал и охранников, нацеленных на защиту… да понятно же, кого! Тех, кто носит фирменные значки ресторана!

Мне, конечно, помощь панды, чтобы справиться с хоппером, не требовалась. Но приятно, черт побери!

Отстранив панду (та послушно сдвинулась, а я поразился тому, какая у нее жесткая и колючая шерсть, неужели у настоящих такая же, я склонился над хоппером. Тот уже приходил в себя. Черепушка у них прочная, все-таки наследие предков, тысячелетиями бодавшихся в боях за самку.

– У меня долг Высокого странника… – прошептал я в ухо хопперу.

Глаза у него даже открыться толком не могли от попавшего в них соуса. И жгло их немилосердно. Но хоппер все-таки выдавил из себя:

– Ложь…

– Двадцать лет назад, Отдающий Большее…

– Он должен был сказать слово… – прошептал хоппер.

Архив памяти со скрипом, но все-таки разархивировался. Я вспомнил окровавленного старого хоппера, которого толкал перед собой.

…В спину мне били пули, вырывая куски плоти и фонтаны крови. Некоторые прошивали меня насквозь, кроша пластины бронежилета на груди. Оставалось лишь надеяться, что особо удачный выстрел не пробьет меня вместе с заложником, которого я спасал.

– Мой долг… – прошептал Отдающий Большее. Я впихнул его во флип, рухнул сверху, прикрывая от пуль. В спину ударили еще две пули – кто-то был очень метким стрелком. – Заратта… Мой долг, долг Высокого странника…

Я вывалился из флипа, который стрелой ушел вверх. Стукнуло в лоб. Я пожевал и выплюнул горячую сплющенную пулю со вкусом собственной крови и мозгов. Посмотрел на флип, уносящийся на предельной скорости. Улыбнулся. Время спасать прошло, настало время убивать…

– Заратта, – сказал я Разрешающему Последние Сомнения.

Хоппер дернулся, когда понял, что попал в ловушку. Но концепция долга жизни пришла в Слаживание от его народа, и он не мог больше молчать.

У меня было примерно двадцать шесть вопросов, но я чувствовал, что время истекает.

– Как меня хотят убить?

– Термические заряды в подвале и на крыше… – прошептал хоппер.

В следующий миг панда схватила меня и забросила на спину. Я с удивлением понял, что намертво приклеился к шерсти. А панда, безжалостно пробежав прямо по хопперу, выбила ближайшую дверь и вынеслась на опоясывающий ресторан пандус. Ее псевдоинтеллект оказался достаточно мощным, чтобы оценить ситуацию.

Обе полосы пандуса с момента тревоги струились вниз. Но едва панда понеслась по прозрачной ленте, как я почувствовал толчок и понял, что нам не успеть.

– Выпусти меня! – крикнул я.

Панда подчинилась.

«Вавилон» трясся и раскачивался. Внизу, сквозь подвижное стекло пандуса, пробивалось огненно-красное свечение. Там открылись врата в ад. Я поднял голову – и увидел свечение на вершине «Вавилона»: ослепительную лестницу в рай.

В переносном смысле, конечно. Зачем нам ад и рай, когда существует реальность?

Панда стояла и смотрела на меня. Вокруг метались разумные существа, происходящие из самых разных миров. Кто-то в слепой панике несся вниз. Кто-то, чуть-чуть поумнее, бежал вверх. Самые умные стояли и молились. Или просто обнимались напоследок.

Рядом со мной обманчиво юная женщина-рили ослепительной красоты обнимала прекрасных, будто ангелы, детишек, мальчика и девочку. Стояла неподвижно и смотрела на меня грустными глазами. Умные они, рили.

Я молча схватил детишек и забросил на спину панды. Шерсть зашевелилась, приклеивая их к синтету. Я сорвал значок с одеяний Ищущего Истины и прицепил на белоснежное платье женщины. Ее грудь, которой я невольно коснулся, была крепкая и упругая. Хорошо быть юным и соблазнительным до самой старости, верно?

Ну да, я немного зациклен на сексе. Старикам простительно.

Панда рыкнула, но все же протянула лапу, сгребла женщину и забросила себе на спину. Мне показалось, что она смотрит на меня с укором.

– Вниз по пандусу, пока можно, – велел я. – Потом – прыгай сквозь стекло. Постарайся смягчить им удар.

Миг – и панда унеслась вниз по пандусу.

Я тоже побежал вниз. До земли тут было метров сто…

Пандус дернулся в конвульсиях и остановился. Внизу разгоралось все ярче и ярче, мне даже показалось, что я чувствую жар.

Тут я опомнился.

Хорошо, допустим, я дал панде дельный совет, а что сам ему не следую? Сотня метров, ну и что? Ну разобьюсь я в лепешку, что с того?

Наверное, это атавизмы. Страх высоты.

Я несколько раз ударил в стеклянную стену, по которой бегали разноцветные пятна светофильтров, указатели вниз, призывы эвакуироваться и еще какая-то лабуда.

Разумеется, стена и не подумала разбиться. Это был какой-то сложный силикат на стеклянной основе, покрепче танковой брони. Я вдруг с сомнением подумал, что панде может и не хватить сил его пробить.

Что-то больно ужалило меня в затылок. Запрокинув голову, я обнаружил, что крыша разгорелась на отличненько и пандус оплывает вниз огненным дождем.

Вытащив из ножен шпагу, я несколько раз рубанул по стене. Потом попытался проткнуть.

Последнее получилось, вот только стена тут же укрепилась и намертво зажала лезвие.

– Ептыть, – сказал я, глядя в огненно-черное море внизу.

Крик вокруг стоял такой, что хотелось зажать уши.

Я и зажал.

А потом закрыл глаза.

Здание содрогнулось в последний раз и все целиком ухнуло вниз, в яму с огнем.

В число моих самых нелюбимых способов умирать (заметьте, я не говорю «умереть») входит огонь. Может быть, он даже самый неприятный.

Но одно дело просто сгореть и, матерясь, встать, стряхивая с себя золу и обугленные зубы, а совсем другое – бултыхаться в стометровой яме, полной горящей термитной смеси.

К счастью, боли при этом практически нет, нервные окончания сгорают мгновенно.

Но сгорает и все остальное, так что продвигаться в месиве из огня, стекла, металла и прочего – очень проблематично.

В какой-то момент я даже решил просто зависнуть в этом аду до его полного выгорания.

А потом сообразил, что в какой-то момент окажусь замурованным в спекшемся монолите. Если пожарище будут разбирать – это надолго. Если решат целиком аннигилировать руины, расчищая место под новую стройку или мемориал…

Ну, тогда я отвечу на интересующий всех вопрос, как именно можно убить Обращенного.

Черт. Я тоже хочу узнать этот ответ. Но для этого надо выжить.

В бездонной тьме, полной ревущего огня, запертый в своем непрерывно сгорающем теле, я вспоминал свою жизнь.

Обычную жизнь российского школьника, студента, военного врача, судмедэксперта, пенсионера.

Корабль Стерегущих над Москвой.

Пустыню под двумя лунами, по которой нам, первой партии, надо было дойти до города… Крики, плач, панику… Появление касамни, маленькой группы охотников… Снова крики, плач и паника… и кровь…

И наш исход сквозь пустыню.

Ущелье.

Обращение.

И снова кровь, кровь, кровь…

И смерть, которая растерянно развела костлявыми руками.

Жизнь в Пунди.

Работа в полиции.

Еще много всякой работы.

Другие миры. Я ведь много где побывал.

Снова работа.

И мой прижизненный склеп, мое убежище, мой дом, где я спрятался от всех и вся, чтобы дожить свои три десятка лет…

Но кто-то начал на меня охоту.

Кто и зачем?

Я хочу это узнать.

Может быть, в этом и заключается мое дао и мой поиск истины?

А не в том, чтобы оказаться навеки заточенным в остывших остатках «Вавилона»!

То, что со мной сделала Слаживающая, – противоречит всем законам природы. Я – ходячий абсурд, научный эксперимент, проведенный с благой целью – остановить касамни, абсолютно непригодных для Слаживания, но по ошибке Стерегущих запущенных в процесс.

Я – насмешка над биологией, физикой и всей прочей наукой. Может быть, лишь с точки зрения восточной философии я имею какой-то смысл.

Дао, вечное действие, средство и цель, отсутствие и наличие. Я – Великий предел и Ничто, вещь в себе и высшая сила.

Что во мне скрыто, помимо невозможности умереть?

Чувство опасности ведь пришло не сразу.

Нет, на каком-то слабом интуитивном уровне оно было изначально. Но прошло несколько лет, прежде чем все мы стали ощущать присутствие врагов и недобрые замыслы с той ясностью и четкостью, как сейчас.

Возможно ли такое, что во мне скрыто еще больше?

Да куда уж больше, я ведь сейчас размышляю в глубине огненного озера…

И все же…

Надо лишь следовать своему пути. Не сомневаться.

Я протянул руку.

Сделал шаг.

Вцепился.

Подтянулся.

И увидел свет.

Густая пылающая масса текла с меня, будто расплавленное стекло с ковша стекловара.

Я сделал несколько шагов, отходя от аккуратного круглого озера огня. Встряхнулся, будто выбирающийся из воды сенбернар. И медленно побрел вперед, ориентируясь по пятнам света и тьмы в сгорающих глазах.

Потом я услышал звуки, потом ощутил мерзкий запах собственной горелой плоти. Ускорил шаги. Несколько раз мои прожаренные ноги подламывались, я поднимался и снова шел вперед.

Я уже видел решетку оцепления, стоящих за ней людей в серебристых защитных костюмах.

Ко мне вернулась боль, я остыл настолько, что нервы успевали донести весь ужас моего состояния.

Ой, как хреново-то…

Я замычал, упал, покатался по горячей мостовой. Кто-то, видимо, с перепугу, направил на меня струю какого-то ледяного газа из огнетушителя. Углекислотой, что ли, тушат? Тоже мне, великая галактическая цивилизация…

Встав, я мелкими шажками побежал вперед. Я уже не горел, я просто весь был сплошным ожогом. Никогда больше, блин, не пойду в баню!

Через решетку ограждения я перебрался самостоятельно. От меня еще шел пар, но я был нежно-розовый и даже волосы целы, только курчавились от жара. Десятка три обалдевших пожарных смотрели на меня, и даже сквозь забрала шлемов я видел, что они на грани истерики.

– Воды, блин, дайте! – рявкнул я. Из горла вылетело несколько комков огня, будто я косплеил дракона.

Пока мне тащили воду, я постоял немного, всем телом ощущая, как организм окончательно восстанавливается.

Блин, как я выбрался-то? Ну не мог я идти в этом расплаве!

Мне дали воду, и я выхлебал бутылку. Вторую вылил себе на голову. Огляделся. Разумеется, помимо пожарных тут хватало зевак и журналистов. Мое голое тело со всеми признаками пола, как и мой путь из огня, сейчас на всех новостных экранах.

Ну, может, и ничего?

Все-таки я более-менее известен. И тот факт, что меня пытались убить, несомненно, заставит и полицию, и Контроль напрячься.

Конечно, если это не работа самого Контроля.

Среди зевак я вдруг обнаружил панду. Та сидела на попе и за неимением бамбука меланхолично грызла какое-то инопланетное деревцо. Рядом стояла та самая милая рили со своими детишками. Несмотря на весь абсурд ситуации, она не забыла ладонью прикрыть глаза девочке.

Я ухмыльнулся, одной рукой заслонил хозяйство, а другой помахал рили.

Удивительное дело, она улыбнулась мне с явным женским интересом. Первый случай на моей памяти, чтобы женщина-рили глянула на человека как на мужчину! Мы все-таки на их взгляд очень некрасивые.

Мне хотелось увидеть среди зевак повара-китайца. Но я его не нашел. Это, конечно, еще ничего не значило. Надеюсь, он как-то спасся. Например, его вынес из огня феникс.

– Никита Самойлов?

Я посмотрел в суровое лицо полицейского-хро.

– Как догадались?

Полицейский протянул мне тонкое одеяло.

– Прикройтесь. Вы арестованы.

Я рассмеялся. Оглянулся на полыхающее озеро, где сгинула башня «Вавилона».

– Слушайте, Никита, я ведь на службе, – вздохнул хро. – Мне отдают приказы, я пытаюсь их выполнять.

Мне стало его жалко. Я замотался в одеяло. Сказал:

– Хорошо, хорошо. Наручники не будете надевать?

– Не буду, – с облегчением пообещал полицейский.

– А то ведь я просто отгрызу себе руки и…

– Да не буду! – с мольбой повторил хро.

5

Полицейский участок – он всегда и везде полицейский участок, а честность – лучшая политика, если соврать невозможно.

Мне дали штаны и рубашку, подозрительно напоминающие робу заключенного. Впрочем, у них даже в тюрьме разрешено сидеть в своей одежде. Еще мне принесли большой кувшин воды со льдом; в воде плавали дольки лимона, стружка огурцов и листья мяты. Очень трогательно.

Я сидел и потихонечку пил воду.

Как таковая она мне не нужна, но приятна.

С одной стороны стола был только я, с другой сидели двое. Первый – хоппер в офицерском мундире. Его чин, если переводить на земные аналоги, был примерно майорский, поэтому я решил звать его майором. Второй – редкая на планете особь зуммда, форма жизни не углеродная и потому почти не обитающая в землеподобных мирах, то есть в мирах «главной линии». Зуммда – редчайший тип живых существ со смешанной кремний-углеродной биохимией, они хоть и дышат кислородом, но биологически ни с кем не совместимы. Есть им приходится только свою пищу, телесный контакт с углеродными формами жизни неприятен обеим сторонам – для нас их кожа колючая и вызывает аллергические дерматиты. При этом зуммда человекоподобны, хоть и ощутимо крупнее землян, они умны, их мышление необычно и даже парадоксально, это миролюбивый и древний народ. Может быть, конечно, они стали такими в ходе Слаживания? Для Большой Четверки зуммда – любимцы, пример успеха.

– Как вы можете подтвердить свою личность? – спросил майор.

Я вздохнул.

– Меня даже патрульный коп узнал.

– Вы действительно Обращенный?

– Я вылез из котлована с расплавленным стеклом и металлом, – напомнил я.

Майор никак не отреагировал.

– Ну оторвите мне руку и посмотрите, что будет, – предложил я.

Зуммда потянулся ко мне с явным намереньем воспользоваться предложением.

– Даже не смей! – рявкнул на него хоппер. – Ему-то ничего, а кабинет кто станет мыть?

Посмотрев на меня, майор пояснил, будто извиняясь:

– Стажер… Никита, мне нужно формальное подтверждение личности.

– Мамой клянусь, это я! – сказал я пылко.

Как ни странно, хоппер кивнул и успокоился.

– Никита, что произошло в ресторане? Вы один из немногих спасшихся.

– А записи?

– Сеть была блокирована, накопители информации сгорели, – признал хоппер. В его голосе послышались стыдливые нотки.

– Я зашел пообедать, – сообщил я. – В конце обеда ко мне подсел представитель народа хопперов. Мне кажется, что он имел отношение к преступному миру. После короткого разговора он сообщил, что его цель – задержать меня в ресторане, что приведет к моей смерти. Я поднял тревогу и вступил в бой с хоппером. К сожалению, негодяй не соврал. В здании были заложены термические бомбы. Я спасся чудом, лишь благодаря Обращению.

– Почему синтет-панда вас спасала?

– Повар меня узнал и подарил значок ресторана. Мне кажется, это перевело меня в разряд особо охраняемых гостей.

Хоппер кивнул. Поинтересовался:

– Вам удалось спасти женщину и двух малолетних рили. Вы с ними знакомы?

– Нет.

– Но почему тогда спасали?

Я отрапортовал, будто сдавал экзамен на полное гражданство:

– Каждый честный участник Слаживания знает, что важнее всего – жизнь женских особей, способных приносить потомство, и несовершеннолетних, чей потенциал еще не раскрыт! Разумеется, в этом правиле есть исключения, если выбор идет между лицами, чьи заслуги и ценность для общества…

Майор махнул рукой, призывая меня остановиться.

– Я не спорю, вы поступили правильно. Но подобное самопожертвование встречается редко.

Я скромно потупился.

– Кто хотел вашей смерти? – сменил тему хоппер.

– Если бы я знал! На меня уже совершалось несколько покушений в последнее время! Инцидент в доме торговца Павлова, конфликт с друзьями в клубе «Голая правда»…

– Про клуб можно подробнее? – заинтересовался хоппер.

Я рассказал. Почти без утайки.

– И вы не подали жалобу на своих друзей? – поразился хоппер.

– Они были вынуждены нападать, – произнес зуммда. Голос у него был мягкий, но какой-то бесполый. – Их чувство опасности сообщило, что иначе погибнут все. Так?

– Так, – подтвердил я. – И они старались подставиться мне. Очень аккуратно, конечно. За что же мне их винить…

Хоппер размышлял.

– Кто бы ни был вашим врагом, землянин Никита, он поступил крайне опрометчиво. Он нарушил второй постулат Контроля. Деструктивное пресекается, а разрушение огромного здания и тысячи потерянных жизней – деструктивно. Использование термических зарядов подобной мощности вызовет реакцию Контроля.

– Вы не будете искать преступников? – удивился я.

Майор оскалился.

– Будем! Контроль наверняка найдет их раньше. Наши возможности несравнимы. Но мы постараемся. Всегда есть шанс проявить себя.

«Если только покушение не устроил сам Контроль», – подумал я. Но, разумеется, смолчал.

– Вы можете еще что-то сказать о хоппере, с которым произошел конфликт?

– Да, – осторожно произнес я. – Это был Разрешающий Последние Сомнения из линии Несущих бремя.

Майор болезненно сморщился, даже кожа на лобных буграх натянулась до блеска.

– Вы ведь тоже из Несущих бремя, – сказал я. – Можно вопрос?

Хоппер молчал, и я счел это разрешением.

– Ваш народ очень активно участвует в поддержании порядка. Не только те, кто служит в полиции… или возвысились до Контроля… Вы законопослушны и добры.

Никакой реакции.

– Почему тогда большинство преступников и наемных убийц – тоже из ваших?

– Это сложно, – ответил майор.

– Я могу объяснить вам, Никита, – снова встрял зуммда. – Хопперы от природы склонны к строгой иерархии, соблюдению ритуалов и обрядовому поведению. В этом нет ничего дурного, все мы, даже продвинувшиеся в Слаживании, несем следы своего происхождения. Но, будучи едины в стремлении к порядку, хопперы по-разному за него борются. Кто-то строго соблюдает нормы закона, а кто-то берет на себя бремя решения, когда закон ошибается. Ибо ошибаются все.

– Хватит, – прервал его майор.

– Я всего лишь пояснил, – любезно ответил зуммда и замолчал.

– Даже если он считал, что должен меня убить, это его не извиняет, – сказал я. Подумал и добавил: – Остальные-то чем виноваты?

– Полиция будет расследовать, Контроль будет проверять, – успокоил меня хоппер. – К вам нет претензий, я не одобряю поведение своего сородича.

На этом мы и закончили нашу беседу.

Я подписал и подтвердил на камеру протокол, майор остался размышлять над случившимся, а зуммда вывел меня из участка. Два с лишним метра роста, твердая колючая кожа темно-песочного цвета, широченные плечи… Интересно, если мы подеремся, смогу я его убить голыми руками?

Но зуммда был добр и приветлив. Он вызвал и оплатил мне такси, велел не беспокоиться о возврате одежды и даже пообещал лично оформить восстановление документов и получение компенсации за сгоревшие ценности. Из ценностей у меня было лишь несколько разовых телефонов, немного наличных денег и дешевая шпага, но я спорить не стал. Лишь попросил завезти меня по пути в оружейную мастерскую.

В мастерской я не задержался. Забрал заказ, поблагодарил мастера и порадовался тому, что оплатил работу заранее.

Часа через два такси высадило меня возле дома. Я поднялся на стилобат, задумчиво постоял, глядя на дверь. Детекторы давно меня отсканировали, но охранная система не спешила. Я сам ее так программировал.

Так что я развернул рапиру, бережно замотанную в шелковую ткань. Посмотрел на иссиня-серое лезвие, совсем недавно бывшее плотью Тао-Джона. Мастер использовал лучшие виброрукоять и гарду, но лезвие сделал заново, из принесенного мной металла.

Наверное, не может быть лучшего посмертия для воина, чем стать оружием.

Я даже не стал включать виброрежим, режущая грань клинка и без того была заточена на совесть. Показал двери «фак». Взмахнул рапирой и отсек себе палец.

Почти не больно.

Замки на двери щелкнули, открываясь.

Самое лучшее доказательство того, что я – это я, верно?

Несколько раз сжав и разжав кулак, я подумал, что зафиксировать этот миг у меня никогда не получается. Вот палец был, вот его нет, вот он снова есть.

Ну и еще брызги крови вокруг, и две отрубленные фаланги где-то под ногами… Я поискал их взглядом, но дурацкий палец ухитрился отлететь вниз со стилобата.

Ладно, не стану искать. Какая-нибудь местная крыса или особо тупой мусс сожрут ночью. Мне, в общем, плевать – моя ДНК давным-давно есть у всех заинтересованных сторон.

Я вошел в свой дом, рапиру поставил в стойку к оружию. Торжественно сказал:

– Тебе будет хорошо у меня, Тао-Джон.

Рапира, разумеется, не ответила. Я бы на ее месте не ответил, даже если бы мог – мало ли напыщенных сентиментальных глупостей произносят старики. Но мне показалось, что это будет правильно: разговаривать с куском металла будто с живым товарищем. Со мной такого не получится, черт побери. Никто не станет хранить мой пепел в вазе, пить вино из черепушки или навещать могилку – ее ведь тоже не будет.

– Что же мы имеем, – идя по коридору, бормотал я. В коридоре пахло озоном и дезинфекцией, дом вычистил весь маршрут юного Павлова от возможных жучков, электронных или биологических. – Мы имеем последнюю зацепку – текучего биоробота ани. И если у меня не получится ничего узнать, то расследование можно считать закрытым. Э-хе-хе. Или ну его к чертям собачьим? Идут они все лесом, у меня книжек и сериалов на сотню лет жизни хватит…

Говорить вслух – это очень хорошая привычка. Никогда ведь нельзя быть уверенным, что избавился от всей прослушки. А когда человек параноидально следит за безопасностью, то произнесенное им в одиночестве всем кажется искренним.

Для полноты картины я еще поковырялся пальцем в носу. Потом пошел в душ.

На допрос ани я никакой надежды не возлагал. И спускать произошедшее никому не собирался.

Вымывшись холодной водой (что-то мне сегодня совсем не хотелось горячей), я обтерся, вышел из душа, достал из холодильника бутылку пива. Сел перед экраном.

– Открыть данные от Тонсо.

Старый хро потрудился на славу. Я хмыкнул, глянув на десятки файлов, набитых информацией о семействе Павловых, и отложил их изучение на потом.

Информации про ани было совсем немного. Тонсо изложил ее своими словами, никаких ссылок и комментариев не добавил.

«Ани отправлен на Граа четверо суток назад по запросу Контроля с линкора Стерегущих, вышедшего в планетарное пространство пять суток назад. Местонахождение неизвестно. Причина запроса неизвестна. Возвращение на линкор не предусмотрено. Линкор по-прежнему находится в пространстве Граа».

Я глотнул пива.

Что странного в этой информации?

Во-первых, то, что Тонсо туманно назвал данные необычными. При этом о запросе Контроля Стерегущим сказал сразу и без затей. Значит, его смутило что-то другое.

Во-вторых, никаких предположений он не высказал. Видимо, не хотел навязывать свое мнение, ждет, как отреагирую я.

Ну, давай думать…

Ани отправлен Стерегущими. Это и так понятно, если биоформа используется лишь ими.

Запрошен Контролем. При этом Контроль свое вмешательство отрицает.

Ани возвращать не станут, ну это понятно: несчастные ублюдки, по сути, одноразовый разумный инструмент…

Что тут меня напрягает?

Линкор. Огневая мощь линкора чудовищна, это гигантская махина, которая болтается на окраинах миров Слаживания. Присоединение новых миров, даже куда более развитых, чем Земля во второй половине двадцать первого века, осуществляется крейсером или парочкой фрегатов. Для операций внутри территории Слаживания линкоры избыточны. Сколько их всего? Наберется ли десяток? Ну… может, два десятка… хотя сомнительно. В мирной системе Граа, где находится столичная планета сектора, линкору делать нечего. Собирают и обслуживают их на военных базах, расположенных в пустых необитаемых системах, где полно рудных астероидов и будет меньше жертв в случае катастрофы.

Четыре дня назад Контроль послал запрос на ани – и выполнять запрос прислали линкор?

Да нет, чушь.

Тогда, возможно, линкор прилетел по каким-то своим делам, а Контроль воспользовался оказией?

Возможно.

Но как-то неуклюже в любом случае. Нет?

А почему линкор остается в планетарном пространстве?

– Чтобы добить меня, если что, – пробормотал я. И даже хрюкнул от удовольствия, представляя себе масштабы своей личности.

Не, ну если линкор захочет меня прибить – он прибьет. Это не яма с огнем будет. Это жидкий шарик огня заколыхается на орбите. Или разлетится во все стороны. Или утонет в фотосфере взорвавшейся звезды.

Линкор – это линкор, понимать надо!

У меня как раз докрутилась до нужной информации память. Линкоров у Большой Четверки было девять. Ну, то есть они все были у Стерегущих, конечно, но принято считать, что у давно сложившегося альянса все общее.

Итак, к чему я пришел?

Трое убийц-хро мертвы. Их наниматель и хозяин тоже мертв, концы в воду… ха, точнее – в яму с огнем. Но хро ассистировал искусственно созданный разумный организм, ани, которого на планету по просьбе Контроля прислали Стерегущие. Выходит, Разрешающий Последние Сомнения тоже работал на Контроль…

Я допил пиво, отлепил голый зад от дивана и сходил за новой бутылкой. Подумав, еще и натянул трусы.

Мрачно полистал файлы о семье Павловых. Ага, вот она, хромая девочка с косичками… я даже узнал ее на фото. Звали девочку очень обыденно: Лена Денисова. Родом она была из Вологды, из простой семьи, ничем раньше не выделялась, ногу сломала, катаясь на велосипеде незадолго до начала Слаживания.

На самом деле, помимо храбрости, Лена проявила великолепную сметку. Очень рано, буквально в первую неделю пребывания на Граа, придумала для себя эту нишу – сохраняла образцы продуктов, выторговывала и выпрашивала крохи деликатесов у новых партий переселенцев. Пять капель коньяка, три осетровые икринки, кусочек трюфеля, корочка бородинского хлеба… Все это консервировала, замораживала, потом как-то обзавелась старой стазисной установкой… В общем, в восемнадцать лет девчонка вышла замуж за ушлого сорокалетнего дядьку Святослава Павлова, хитрого и энергичного, на Земле занимавшегося ресторанным бизнесом. Поначалу, похоже, это был абсолютно формальный брак, а по сути деловое партнерство, оформленное таким образом. Но потом они притерлись друг к другу, видимо, даже, полюбили… Короче, родился Юрий Святославович. Муж у Лены помер, когда Юрию было девять лет, но молодая жена уже крепко держала в своих руках производство земных деликатесов. У нее была лучшая на Граа коллекция земных продуктов, да она еще и ухитрилась синтезировать недостающие совершенно фантастическими путями. К примеру, устриц она возродила, выторговав за огромные деньги пустую бутылку из-под устричного соуса…

Лет пять назад Елена Павлова полностью удалилась от дел, передав управление корпорацией «Пища земная» сыну, и переселилась на маленькую планету Кром, обитель ушедших на покой миллионеров, медийных звезд, отставных героев и прочих счастливчиков.

Все это было впечатляюще и звучало как сказочная история успеха. Я не из тех, кто завидует людям, построившим свой бизнес на ровном месте. И врагов у Павловых много, бесспорно. Но тут они, вероятно, попали под удар совершенно случайно, наняв в качестве телохранителя Тао-Джона. Через него враг добрался до меня…

Я почесал в затылке.

Нет, не складывается паззл!

Убить-то убили Павловых! На меня не нападали!

Причем убийцы не могли не понимать, что Павловы очень богаты, регулярно копируют свое сознание, а где-то в клинике лежат рядками два-три клона на каждого. Так что клонов разбудят, через час они будут признаны наследниками и займут место хозяев.

Стоп.

И тут все туманно!

Для того, чтобы клонов активировали, должен быть признан факт смерти семейства!

А я ведь сделал все, чтобы тела никогда не нашли!

За следующий час я узнал еще много чего о всей четверке Павловых, включая информацию о супруге магната (совершенно мне неинтересную), любовных интрижках Павловых-старших, небогатом любовном опыте Павловой-младшей и душевных страданиях юного Павлова (в основном – стандартные комплексы по поводу своей внешности и опасения, что любая девушка будет в первую очередь думать о его деньгах… ну что сказать, умный мальчик, удачи ему и бабу красивую, добрую, верную). Я даже узнал детали хитрого трюка с псом, куда Павлов-старший ухитрился загрузить часть своей личности.

Но Павловы все равно оставались каким-то лишним фрагментом во всей истории! Точнее, не лишним, а непонятным. Большим знаком Х, на место которого я не мог подставить никакого значения, и оттого злился.

Похоже, придется снова ехать к Павловым?

Я вздохнул.

Представил себе Василису, дающую мне отлуп.

Тоже странность, конечно… еще одна…

Я и так, и эдак попытался сложить паззл с семейством промышленников, но ничего не получалось. Во всяком случае, я в этот паззл никак не лез.

И тут меня осенила мысль, прекрасная в своей простоте.

Почему бы мне не обратиться напрямую в Контроль?

Я ведь и так разговаривал с их представителем. Почему бы не прийти и не сказать, хлопая наивно ресницами: «А зачем это вы попросили у Стерегущих разумную амебу, которая вломилась в мою квартиру и выпила все соки из юной девушки?» Выслушать ответ, а уже потом пойти к Павловым.

Конечно, если останусь жив.

6

Контроль – это не полиция. Не финансовая гвардия. Не этический надзор. Контроль мелочами не занимается, большого штата не требует и, если честно, мог бы обойтись без отдельного здания. В конце концов, Мастер Истины (а я твердо убежден, что он был членом Большой Четверки) многие годы жил как обычный хоппер.

Но офис у Контроля есть.

Я вылез из такси в стремительно опускающиеся на город сумерки. Это был заброшенный, пустынный район – да, в Пунди есть и такие. Когда-то тут жили гилгиланы, странный тщедушный народец. Ростом в полтора метра, большущие, как у анимешных персонажей, глазища. При этом в них не ощущалось беззащитности детей или изящной грации рили, они не были ни красавцами, ни уродами. Бесконечно чуждые землянам, несмотря на общий гуманоидный облик.

Бесконечно чуждые всем.

Не знаю, что именно у гил-гиланов пошло не так. Они прошли первый этап Слаживания, поселились в квартале, выстроенном по их вкусам (если вам что-то скажет фраза «эстетика пятиэтажек» – это оно и есть). Некоторое время гил-гиланы жили здесь, послушно исполняя все необходимые правила Слаживания.

А потом разбрелись по планете. Кто-то остался в Пунди, кто-то ушел (именно ушел) в городки поменьше. Они не бунтовали и не протестовали. Не устраивали демонстраций, самосожжений или терактов. Скитались, нигде надолго не оседая, попрошайничали, подрабатывали понемногу – ни в чем не проявляя ни особых талантов, ни чрезмерной тупости. Гил-гиланы не сбивались в группы, как бродячие ватаги хопперов, не пытались дать миру какое-то религиозное откровение или художественный прорыв.

Их будто выключили, и теперь они доживали. Размножались, питались, исполняли требуемое, но все как бы по инерции. Дети, которых пробовали поселить в приемные семьи или интернаты, вели себя точно так же.

Думаю, что гил-гиланы считаются у Слаживания позором. Вот тупые неуклюжие муссы, медленно адаптирующиеся к новой жизни, – все же успех. А вполне развитые мелкие гуманоиды гил-гиланы – провал.

Я прошел по замусоренной аллее, где даже деревья выглядели унылыми и лишенными всякой надежды. Четырех-пятиэтажные дома слева и справа оставались большей частью темными, лишь в некоторых тускло светились окна, а звук голосов я услышал только раз. Никто меня не обгонял, никто не попадался навстречу. Департамент Контроля возвышался впереди – такой же унылый, прямоугольный, без малейшей индивидуальности. Разве что светящихся окон было побольше.

В стороне от входа топтался гил-гилан, мужская особь. Может быть, молодой, может быть, старый, не умею я определять их возраст.

Мое чувство опасности молчало, хотя порой гил-гиланы занимались мелким воровством или грабежом. Но этот просто выбрал место для попрошайничества – при моем приближении он вышел в пятно света от стеклянных дверей и вытянул вперед руку.

Я достал из кармана мелкую банкноту и вложил в четырехпалую ладонь. Подумал, что большие глаза и четыре пальца хорошо дополняют мультяшность образа. И не удержался, произнес:

– Доброго вечера вам. Можно ли задать вопрос?

Большие выпуклые глаза существа, привыкшего к совсем другому солнцу, внимательно осмотрели меня. И отдернувшаяся было рука протянула деньги обратно.

– Нет-нет, – вежливо сказал я. – Ответ не обязателен, и вопрос не обязателен. Деньги ваши в любом случае.

Гил-гилан убрал деньги в карман. На нем была одежда, такая же унылая, как и весь этот квартал, – просторные серые штаны и темная рубаха.

– Спрашивай, – неожиданно сказал он.

– Вас кто-то обижает? – произнес я осторожно. – Весь ваш народ.

– Нет. – Гил-гилан остался на месте. Значит, считал ответ незаконченным или заинтересовался разговором.

– Мне кажется, вы совсем не строите планов на будущее, – сказал я. – Живете только сегодняшним днем. Почему?

– Потому что у нас нет завтра, – ответил он.

– Но…

– Наше завтра было другим. Может быть, это лучше, но оно чужое.

Гил-гилан развернулся и исчез в темноте.

Я вздохнул. Вот такой вот народ, такая вот неудача Большой Четверки…

Дверь передо мной открылась, и я вошел в здание Контроля.

Все здесь было таким же, как и снаружи: простые формы, скучные цвета, унылая мебель. Честное слово, отделение полиции где-нибудь в провинциальном городке на Земле смотрелось бы веселее. Там хоть чахлый кактус стоял бы на подоконнике, плакат «На страже закона, порядка и процветания» висел бы.

А здесь – квадратная коробка фойе, с одной стороны десяток одинаковых полукресел, ухитряющихся выглядеть одновременно безликими и потертыми, с другой – невысокая металлическая стойка, за которой сидели двое: хоппер и то ли землянин, то ли хро. Под ногами – плотный серый ковролин, нуждающийся в чистке, под потолком – тусклые светильники слишком уж белого свечения, под которыми все это казалось еще более унылым.

Формы на сотрудниках не было. Те, кто служит Контролю, форму не носят. Оба были молоды, ощутимо младше тридцати, и даже чем-то похожи.

Мое появление вызвало интерес. Хоппер уставился на меня с нескрываемым любопытством, а человек даже привстал. Контроль не занимается обычными нарушениями правопорядка, и хоть какой-то процент сумасшедших является и к ним с жалобами разного свойства, но таких все же немного.

– Здравствуйте, товарищи, – сказал я.

Ну надо же что-то было сказать? Не «вечер в хату» же…

– Никита Самойлов! – воскликнул человек (теперь уж точно – землянин) с явным восторгом. – Подающий Надежду, это Обращенный!

Блин. Засветившись в новостях, я стал слишком узнаваем…

К моему удивлению, оба сотрудника выбрались из-за стойки. Землянин принялся жать мне руку, хоппер вежливо склонил голову. Похоже было, что они моему приходу искренне рады.

– Ваше появление из огня было впечатляющим деянием! – сказал хоппер. – И вы проявили героизм, спасая женщину и детей.

– Мой папа вас видел в ущелье! – заявил человек. – Барни, мое имя Барни! Всегда вами восхищался!

Мне показалось, что сейчас у меня попросят автограф.

– Чем можем помочь? – любезно спросил хоппер.

– Контроль рад вас приветствовать! – подхватил Барни.

Они оба были словно на одной волне, как идеальные напарники из кино. Через несколько секунд Барни не удержался, снова схватил меня за ладонь и стал ее трясти обеими руками. Подающий Надежду явно огорчился, что у хопперов нет такого обычая, поэтому ограничился похлопыванием меня по плечу.

– Я бы хотел поговорить с кем-то из Контроля, – сказал я.

– Мы из Контроля! – радостно отозвался хоппер.

Я вздохнул. Сказал:

– Хотелось бы поговорить с представителем Большой Четверки. При всем уважении…

Хоппер и землянин принялись хохотать.

Смеющийся хоппер – вообще зрелище любопытное, смех у них собственный, не имитированный. Почти все разумные виды умеют смеяться, но порой это выглядит жутковато. Так вот хоппер прямо-таки ржал, закидывая назад голову.

– Пойдемте, я все вам объясню, – сказал Барни и опять схватил меня за руку, будто потерявшегося ребенка. – Подежуришь один, Подающий Надежду?

Хоппер заметно расстроился, но кивнул.

Барни энергично потащил меня за собой вглубь здания. Я растерянно подумал, что в итоге все явно кончится автографом или селфи.

– …Сейчас ночь, сотрудников немного, – сказал Барни, ставя передо мной большую кружку с кофе. – Днем, конечно, тоже… но все-таки…

Сотрудник Контроля привел меня в кафетерий или как он там у них назывался – помещение столь же неуютное, как и остальные, но здесь хотя бы пахло едой и кофе. Обслуживанием занимался синтет условно-гуманоидного вида – среднего роста кукла с ровным лицом, на котором не было ни рта, ни глаз, ни ушей. Бело-розовый пупс, одетый в светлые свободные одежды.

Контроль может себе позволить зарезервировать рабочее место за синтетом. Требования безопасности, все такое прочее… На обычном производстве или в конторе это почти нереально. Существ много, все должны иметь возможность где-то работать, чтобы чувствовать себя полноценными участниками Слаживания.

Сейчас синтет, снабдив нас кружками с кофе, неподвижно стоял у входа на кухню.

Кофе был хороший. Возможно, даже от Павлова.

– Я бы хотел вам помочь, – продолжал Барни. – Вы по поводу этого ужасного инцидента в ресторане? Контроль ведет расследование, полиция тоже. Я не удивлюсь, если и Слаживание подключится!

Я подумал и решил, что темнить смысла нет.

– Барни, этот инцидент – лишь часть событий. Пару дней назад в мой дом проникли.

– Что-то было похищено? – нахмурился Барни. – Полиция работает?

– Э… не совсем, – уклонился я от ответа. – Меня волнует сам факт проникновения. Существо, очевидно, проникло через магистральную трубу подачи воды, отключило системы безопасности… и потом ушло через трубу…

– Это как? – заинтересовался Барни. – Кто такое может?

– Ани. Разумный амебовидный синтет.

Барни задумался.

– Даже никогда не слышал…

– Они используются на кораблях Стерегущих. Короткоживущая форма жизни, для операций во влажных мирах.

– Хм. – Барни почесал кончик носа. – Могу сделать запрос…

– Я кое-что уже выяснил, – признался я. – Единственный ани на планете прислан по запросу Контроля с линкора Стерегущих, который сейчас в системе.

Барни явно смутился.

– Не знал.

– Мне бы лишь спросить у того уважаемого представителя Контроля, что посылал запрос… – сказал я с легким заискиванием. – Ну, для какой цели ани был затребован, почему его использовали против меня…

Барни бросил на меня быстрый взгляд и отвел глаза.

Ну понятно. До парня дошло – Контроль мог иметь ко мне какие-то претензии…

– Запрос Стерегущим… это мог сделать только сам Контроль… – пробормотал Барни. – Это вопрос к Второму из Большой Четверки…

– Так я и прошу свести с кем-то из Контроля. Из самого-самого Контроля!

– Э… не так просто… Я лишь сотрудник Контроля, обычный землянин… – Барни на глазах утрачивал весь свой задор и уверенность. – Я работаю на Контроль, но…

– Понимаю, – сказал я. – Если сейчас кого-то из Большой Четверки нет здесь…

– Вы же никогда не общались с Контролем? – спросил Барни, будто решившись.

– Общался сегодня.

Барни нервно рассмеялся.

– Что… серьезно? Где, как?

– Решил проверить свою давнюю догадку, что хопперы активно работают на Контроль.

– Ну, в общем, вы правы.

– Встретился с одним видным хоппером. И тот оказался Контролем.

– Ух ты! – выдохнул Барни, таращась на меня. – Нет, я понимаю, вы живая легенда, но все же… завидую!

До меня внезапно дошло.

– Вы сами никогда не говорили ни с кем из Контроля? Из Второй силы?

Барни замотал головой.

Я огляделся. Убогий кафетерий, скучное безликое здание…

– Это что, все фикция? – спросил я. – Игра какая-то? Вы притворяетесь Контролем?

Идея была безумная, кто же рискнет навлечь на себя гнев Большой Четверки, присваивая себе их полномочия? Но я уже готов был и в такое поверить.

– Нет-нет! – запротестовал Барни. – Все сложнее! Мы – Контроль, но…

Он на миг замялся, потом махнул рукой.

– А, к черту… Контроль не имеет постоянного представителя. Вторая сила из Четверки проявляется по мере необходимости.

– Да они все проявляются по мере необходимости! Слаживающая полвека назад тоже возникла, обратила нас и ушла!

Глаза у Барни округлились – информация о том, кто проводил Слаживание, не была общедоступной. Он энергично замотал головой.

– Нет, нет! Контроль вообще не возникает в своем облике. Вы знаете, как выглядит представитель Контроля?

Я покачал головой.

– И я не знаю! По мере надобности Контроль возникает… в ком-то. Разумеется, если разумное существо дало на это согласие, вы же понимаете, правило Думающих! Контроль возникает, выполняет требуемые действия и уходит.

– А… – выдохнул я. – Блин.

Барни часто-часто закивал.

– Я ни разу не был Контролем! Но надеюсь, что однажды смогу послужить ему. Вот Подающий Надежду – он был! Два дня! Ничего не помнит, конечно. Я свидетель! Мы сидели в этом самом кафе, нам готовили обед. А потом Подающий Надежду встал и пошел к двери. Ни слова ни произнес. Я поднялся, окликнул, а он на меня посмотрел… и я просто сел обратно. Я вдруг почувствовал! И все! Через два дня он вернулся и рассказал, что ничего не помнит, ни где был, ни что делал…

Я сидел в полном обалдении, глядя даже не на Барни, а на безликого синтета-повара.

Куклы. Все они тут куклы. Болванчики без лиц.

Слаживающие являлись лично. Их облик все воспринимали по-разному, но всегда как нечто прекрасное, волнующее, притягательное. Люди и большинство других видов – как непередаваемо красивый эротический объект. Некоторые виды – как мудрецов или учителей, воителей или художников. То есть истинный облик Слаживающих никому не был известен. Многие считали, что Слаживающие – это один-единственный разумный вид, когда-то давно и придумавший Слаживание, давно уже вышедший за пределы физической формы и способный принимать любой облик.

А вот про Контроль все были уверены, что в нем собраны представители разных видов. В какой-то мере так и оказалось. Вот только все они лишь марионетки для настоящего Контроля!

– Так, наверное, удобнее… – пробормотал Барни.

Я посмотрел на него и представил себе сотни и тысячи молодых, пылких, искренне преданных Слаживанию землян, хопперов, хро, рили… прочих. Карьеристов и стяжателей, скорее всего, отсеивали. А вот такие, всей душой желающие послужить Контролю, приходили работать и узнавали, что в лучшем случае послужат какое-то время беспамятной марионеткой. И даже не узнают, какие подвиги совершили.

Ясно, почему так мало ходит слухов о подлинной сущности Контроля. Им стыдно признаваться в том, что они лишь набор ходячих кукол для сверхсилы!

– Понял, – сказал я.

Спрашивать некого. Мне повезло совершенно случайно поговорить с Контролем, но, если Вторые из Большой Четверки не захотят – нового диалога не будет. Мне некому задавать вопросы.

– Я напишу докладную начальнику департамента, – пообещал Барни. – Про ваш вопрос, про ани…

Ну что тут скажешь?

– Спасибо. – Я встал. – Надеюсь, какая-то информация будет. Спасибо вам за помощь, Барни!

– Ну что вы, не за что! – Он тоже поднялся. – Никита… а могу я… папе будет так приятно…

– Конечно! – Я широко улыбнулся.

Барни засуетился, нашел в карманах телефон, жестом подозвал синтета и вручил ему аппарат. Велел:

– Сделай несколько хороших фотографий меня с гостем!

Синтет сделал несколько шагов в сторону, выбирая точку для съемки.

– Он умеет, – пояснил Барни. – У него есть функция фотографа. Но вы должны дать ему разрешение.

– Да-да, конечно… Я даю разрешение на любительскую фотосъемку в личных целях!

Мы встали рядом и даже обнялись за плечи. Барни сиял. Небось, до сих пор живет с родителями? Прибежит домой, порадует мамочку с папочкой. Или не удержится, сразу пошлет снимок?

Синтет сделал несколько кадров – телефон дисциплинированно помигивал огоньком, сообщая о ведущейся съемке.

– Вот спасибо, папа будет так рад… – пробормотал Барни.

Синтет опустил телефон. И сказал:

– Никита Самойлов. Контроль не запрашивал биоформу ани для использования на планете. Линкор Стерегущих вышел в систему и попросил дать запрос, чтобы иметь основания отправить ани на планету. Надеюсь, что данная информация будет вам полезна.

Голос шел откуда-то из глубины тела синтета. Белый безглазый овал лица оставался неподвижным.

Судя по тому, как вздрогнул Барни, он даже не подозревал, что синтет умеет говорить.

Впрочем, я не сомневался, что если Контроль захочет войти в утюг, то заговорит и утюг.

– Простите, что это значит? – воскликнул я. – Стерегущие послали ко мне ани? Зачем? Какие у них претензии?

Но синтет уже протягивал телефон обратно Барни, вновь превратившись в безмолвную послушную куклу. Контроль проявился в нем – и ушел, сообщив все, что посчитал нужным.

– Круто, да? – спросил я Барни.

Тот закивал, глупо заулыбался, будто проповедник, услышавший во время молитвы отвечающий ему глас с неба.

– Завидую тебе, парень, – сказал я искренне. – Эй, ты только не зависай!

Барни потихоньку приходил в себя. Даже проверил, как получились снимки. Потом спросил:

– Вас проводить обратно?

– Валяй, – кивнул я. – Так ведь положено, наверное?

На самом деле вряд ли в департаменте было хоть что-то секретное или важное. Но мне хотелось приободрить земляка. Мы вышли из кафе, а синтет забрал кружки и понес их мыть.

– Видите, у Контроля никаких претензий к вам! – сообщил Барни.

– Очень этому рад.

– А зачем Стерегущие прислали свою биоформу? – Он запнулся и задумчиво произнес: – Разве Стерегущие работают на планетах Слаживания? Никогда о таком не слышал.

И вот это было действительно серьезным вопросом.

7

Большие города красивее ночью. Темнота – как вуаль на лице, скрадывает все огрехи. Ночью Пунди сияет, причем везде по-разному. Каждый разумный вид предпочитает свой спектр освещения, до полного Слаживания с этим ничего не поделать. Вот и светят в ночи желтые, белые, синеватые и зеленоватые, розовые и даже фиолетовые кварталы. А поверх всего накинута сетка дорог со стандартным «теплым белым» освещением (для человеческого глаза оно чуть холодновато, но все уже привыкли). Вдали, за городом, уходит в небеса спица орбитального лифта – она пульсирует разными оттенками оранжевого. Звезд на небе видно не так много, как в пустыне, город дает слишком большую засветку. Да и луны еще не взошли. Но все-таки несколько звезд сияет в высоте, воздух в Пунди чистый, никаких грязных двигателей и технологий не используется.

Миры Слаживания (а Пунди – один из самых больших и старейших) очень уютны. И если ты не склонен к правонарушениям, не являешься супербогатым человеком (как Павлов) или не совсем человеком (как я), то честно признаешь – жить в Слаживании безопасно и комфортно.

Медицина дает людям возможность в ясном сознании и в хорошей форме дожить до ста пятидесяти лет. Наверняка цифра может быть и выше, но пока – так. А если ты очень богат, то, с учетом ряда ограничений, твое существование может длиться практически бесконечно. Большая Четверка это позволяет, поскольку перезапись сознания в клон не сохраняет непрерывность личности. По сути, и Павлов, и его жена, и дочь, и сын – все они умерли, а сейчас живут их наследники.

Война как таковая в мирах Слаживания отсутствует. Есть конфликты, терки между разумными, которые в меру сил регулируют полиция, гвардия, веселые дружинники хопперы (а что, прекрасное определение, я считаю!). В случае необходимости конфликты гасит Контроль.

Ты вправе существовать на социальный минимум, тебя будут осуждать, но накормят и оденут. Или заниматься физическим трудом, если это тебя устраивает. Хочешь – двигай вперед науку (хотя все понимают, что открывают заново вещи, известные Большой Четверке). Можешь заниматься искусством – о, сколько сейчас среди людей писателей, художников, музыкантов, кулинаров, певцов, комиков! Желаешь посвятить себя служению Богу? Выбирай любого! Философия? В путь! Тихая семейная жизнь, воспитание детей, пикники на природе? Размножайся и храни семейные узы. Прожигать жизнь, употребляя неодобренное и экспериментируя в сексе? Тоже не запрещено, пока не доставляешь проблем окружающим.

По всему выходит, что Слаживание – лучшее, что могло случиться с людьми!

И я один из тех, кто позволил этому будущему состояться.

Пока прозрачный пузырь такси стремительно мчался по дороге (ночью скорость движения повысилась, все-таки большинство разумных предпочитают светлое время суток), я и так, и эдак крутил в голове ситуацию, в которой оказался.

Ну да, я не фанат Слаживания. Как-то хотелось, чтобы мы сами справлялись с проблемами, сами находили во Вселенной друзей. Сохраняли какую-то самостоятельность и суверенитет, хотя бы в пределах Земли.

Но я и не враг Слаживанию. Никогда против не выступал, правила соблюдал – поскольку они разумны.

Чем я мог насолить Стерегущим? Это же просто смешно! Десятки тысяч космических кораблей и орбитальных баз, несколько сотен миров под контролем, а с другой стороны – я!

А торговцы земной жратвой Павловы вообще не должны быть интересны никому, кроме налогового контроля Пунди.

В чем же дело?

На кого на самом деле идет охота? На Павловых, а я, вступившись, подвернулся под руку? Или на меня, а Павловы попали под раздачу?

Такси свернуло с магистрали, поплутало по району и остановилось у резиденции Павлова. Придерживая рапиру, я выбрался из машины. Было совсем темно, только фонари светили уютным желтым светом. Тротуары пустовали, но на детской площадке слышалась возня и визгливый смех… ну почему детеныши всех видов такие визгливые? Видимо, на прогулку вышла малышня, предпочитающая ночной образ жизни.

Я постоял, дыша полной грудью. Свиристели и насвистывали какие-то птички. Журчала вода за оградой сада – то ли ручей, то ли альпийская горка с водопадом. Над несколькими домами крутились в воздухе световые инсталляции, неяркие и вполне симпатичные.

Здесь даже воздух был другой. Нет, в Пунди хорошо с экологией, но тут воздух хотелось пить, есть и умываться им же. Неужели атмосферный фильтр над районом, как на сложных планетах? Богачи, блин… Все им неймется, ищут, как бы свои денежки просадить побыстрее!

Вздохнув, я пошел к будке охраны. Времени, если пересчитывать на древние земные часы, около одиннадцати ночи. Поздновато для незваных гостей, но все-таки разговор серьезный, в конце концов, разбужу господина Павлова.

Слабо освещенная будка охраны оказалась пуста. Я постоял, глядя в бронированное стекло, за которым виднелся столик с парой экранов и потертое офисное кресло.

Никого!

Блин, началось в колхозе утро… Не может такой особняк оставаться без охраны, даже если хозяев дома нет…

Я сразу представил себе два десятка сценариев происходящего. Ни один меня не порадовал. Потрогав рукоять рапиры, я прикинул, что будет лучше: вырезать стекло и забраться в будку или сразу ломиться в ворота…

Внутри будки открылась дверь, и со стороны сада в нее вошел, застегивая ширинку, парень-охранник. Тот самый, что и в прошлый раз, с металлическими бугорками имплантов по всему телу. Увидев меня сквозь стекло, он вздрогнул, некоторые импланты тускло засветились.

– Отдай-отдай-отдай! – донеслось пронзительно и противно с детской площадки.

Не менее гадкий и резкий голосок ответил:

– Я с тобой не дружу! А-а-а!

Загундосили взрослые, явно растаскивая подравшихся отпрысков.

– Нельзя покидать пост, даже если ссать хочешь! – строго сказал я охраннику.

Лицо у того стремительно покраснело.

– Что же мне, в штаны мочиться?

– Если такой нетерпеливый, то в штаны, – кивнул я. – Меня зовут Никита Самойлов…

– Знаю я, кто вы, – пробормотал охранник. – Велено пускать в любое время…

Он ткнул в экран, и ворота, звякнув, стали открываться.

– Вы это… поймите правильно…

– Да не стану я тебя закладывать, – махнул я рукой. – Но если стоишь на посту, то стой. Бутылку пустую держи под рукой, ты ж мужик!

Я вошел в ворота, те стали закрываться. Охранник высунулся из дверей.

– Вы на прием, да?

Я глянул на особняк. Пожалуй, для этого времени там светилось слишком много окон. Да еще и музыка стала доноситься, едва я пересек линию ворот. Скрипки, флейты и виолончель. Разрушенная дроном часть здания выглядела совершенно восстановленной.

Богачи, етить их…

– Выходит, что да, – задумчиво сказал я.

– Там дресс-код, – сочувственно сказал охранник. – Хотя вам, наверное, можно.

Он смотрел на меня с жадным любопытством.

– Завидуешь, что ли? – удивился я.

– Ну да. Вы так вылезали круто… горите и не сгораете!

– Как терминатор, – кивнул я.

– Кто? – Охранник глупо улыбнулся.

Чего я с ним разговариваю? Он ведь даже не землянин, по сути. Родился в Пунди, с младенчества преисполнен идеи Слаживания. Антикварное кино не смотрит.

– Да так, не бери в голову, всего лишь робот-убийца… – вздохнул я. – Волнуюсь я чего-то, приятель. Ты поглядывай внимательнее, ладно? Контроль периметра за тобой?

Парень сразу собрался.

– Нет, на центральном посту. Я только на входе.

– Будь внимательнее, – еще раз попросил я.

Нет, мое чувство опасности молчало. Но оно и в «Вавилоне» подвело.

Дверь в особняк была открыта, а за дверью стоял дворецкий во фраке и с подносом. Судя по красоте, благородству и осанке – рили. Надо очень много заплатить рили, чтобы те согласились работать на пенсии, да еще и прислуживать людям. Нет, они нормально к нам относятся, но все же считают себя выше.

Мой простецкий вид и дешевый костюм были окинуты внимательным взглядом, оценены и вызвали едва заметное поджатие нижней губы у дворецкого.

– Я Никита Самойлов, мне разрешено, – сказал я.

– Тогда входите, – ответил дворецкий с достоинством. Протянул поднос. Я взял с него бокал шампанского, тарталетку с черной икрой и прошел.

– Рапиру лучше бы оставить, – сказал дворецкий вслед.

– Не могу, она – мой старый хороший друг, – ответил я. – Где тусня-то вся?

Дворецкий поморщился и плавным жестом указал вглубь дома.

– Идите по коридору.

В первый визит меня сразу повели в правое крыло. Сейчас я прошел мимо широкой лестницы наверх, миновал полуоткрытую дверь куда-то в служебные помещения: там гремела посуда, слышались голоса, доносились вкусные запахи. Коридор провел меня насквозь через особняк – и я оказался у широченных стеклянных дверей, распахнутых на задний двор особняка.

Если пространство перед зданием выглядело как классический парк в английском стиле, то здесь деревья стояли стеной, будто в настоящем диком земном лесу. Сквозь них угадывалась поляна, заполненная проблесками разноцветного света; именно оттуда доносились музыка и голоса. Пожав плечами, я пошел по тропинке. Навстречу быстрым шагом пробежали несколько официантов с пустыми подносами. Я допил шампанское, вернул бокал одному из официантов и бодрым шагом вышел на поляну.

Больше всего происходящее напоминало бал эльфов, празднующих победу над очередным Темным Властелином. Поляна была огромная и при всей своей внешней дикости явно ухоженная и предназначенная для таких вот мероприятий. Повсюду стояли маленькие столики с закусками и напитками. Ближе к деревьям я заметил кресла и диванчики, почти все свободные. На невысокой эстраде, обвитой цветами и травами, играл квартет музыкантов – флейта, скрипка, альт, виолончель. Музыканты были в строгих черных костюмах, в белых рубашках, с галстуками-бабочками. Пожалуй, только они, да еще официанты, и напоминали тут нормальных людей.

Все остальные – и земляне, и немногочисленные представители иных видов – вырядились фэнтезийными персонажами.

Конечно, одних лишь карнавальных костюмов, музыки и таинственного леса вокруг было бы недостаточно для атмосферы. Ее создавало освещение – в воздухе роились крошечные разноцветные светлячки. Они зависали группами, бросая на поляну пятна оранжевого, зеленого, голубого света, выстраивались в объемные фигуры, вальсировали в ритме музыки, садились на прически и одежду гостей. Я проследил за ними взглядом – время от времени светлячки гасли, взмывали в небо и зависали, подзаряжая аккумуляторы, а вместо них в круговорот опускались новые.

Что ж, разумное решение – вынести зону зарядки микродронов в сторону от людей.

Больше всего тут собралось эльфов: и мужчин, и женщин. Некоторые эльфы, конечно, были староваты и толстоваты, но это их явно не смущало. Но имелись и гномы, и маги, и огры, и прочие сказочные персонажи. Кто-то танцевал, кто-то болтал, кто-то курил или пил. Иные разумные виды тоже участвовали в карнавале. Мрачный сухощавый маг-хоппер заигрывал с молодой эльфийкой-рили. В стороне натужно блевал в кусты низкорослый гном-хро – светлячки роились вокруг, прикрывая его от остальных гостей.

Однако!

Конечно, в каждой избушке – свои погремушки. Но ушлый дядька Юрий Павлов, с таким спокойствием перенесший собственную смерть, не казался мне безумным любителем ролевых игр.

Я взял еще один бокал у пробегавшего официанта. Пошел сквозь толпу.

– А ты кто, красавчик? – прошептала мне на ухо пухленькая, но симпатичная эльфийка.

– Лич, – ответил я. – Я просто-напросто лич.

– Мертвый колдун-чернокнижник? – восхитилась эльфийка.

– Не мертвый, вот ведь в чем засада, – вздохнул я и вручил ей пустой бокал.

Оставив эльфийку осмысливать сказанное, я продолжил свой путь. Светлячки явно улавливали и обрабатывали реплики: вокруг меня потихоньку скопилось с полсотни микродронов, горящих зловещим сине-фиолетовым светом. Часть образовала корону вокруг головы, часть колыхалась за спиной, обрисовывая контур несуществующего плаща. Ну что за детский сад, право слово…

Наконец мне улыбнулась удача – я заметил юного Святослава, который, воровато озираясь, выплеснул из бокала какой-то сок и наполнил его шампанским из стоящей на столике бутылки.

– А вот и ты, – радостно сказал я, хватая Святослава за воротник. Юнец был в клетчатой рубахе и штанах чуть ниже колен, обувью ему служили мохнатые чулки. – Хоббит?

Святослав едва не расплескал бокал, но обнаружив, кто его держит, расслабился. Сказал с нагловатой ноткой:

– Ну а кем мне еще быть?

– Логично. – Я окинул взглядом полянку. – Скажи мне, о славный юноша, собравшиеся празднуют твой день рождения?

Лицо подростка продемонстрировало все, что он думает о таком празднике.

– Отцовские заморочки…

Настала моя очередь нахмуриться.

– Да по бизнесу это, он не чокнутый, – успокоил меня Святослав. – А что вы тут делаете?

– По бизнесу, – злорадно ответил я. – Сестра твоя тут?

– А… – Мальчишка понимающе ухмыльнулся. – Васька тут, да…

– Поищи?

– Феечек попросите. – Он понял, что его слова мне ничего не прояснили, и взглядом указал на роящихся светлячков. – Феечки, карнавальные микродроны. Они ж не только светят. Скажите, кто вам нужен, они передадут… Ну, я пойду?

– Ты бы лимонад лучше пил, – сказал я вслед. Разумеется, безрезультатно. Ну ладно, я за его поведение не отвечаю. – Эй… феечки! Мне надо поговорить с Василисой Павловой.

Никакой реакции я не ожидал, но крошечный фиолетовый дрон завис перед моим лицом и скользнул вверх-вниз. Видимо, кивнул.

В ожидании я выпил еще пару бокалов шампанского. Потом обнаружил коньяк. Бокалов рядом не было, я налил коньяк в кофейную чашечку и выпил залпом.

Божественно! Не зря Павлов греб свои миллиарды, ох, не зря… Настоящий! Понятное дело, что синтезированный, но неотличимый от оригинала…

Плебейски закусив черной икрой, я вновь наполнил чашечку.

Ужасно несправедливо, что все эти вкусности в производстве стоят ровно столько же, сколько посредственная имитация от другого производителя. Но – так устроена экономика миров Слаживания.

Я залпом выпил коньяк, и мне даже показалось, что я ощутил опьянение. На секунду.

– Надраться решили?

Василиса подошла беззвучно и смотрела на меня так же неодобрительно, как я на ее братца.

– Ты же знаешь, что это невозможно.

Она кивнула.

Василиса была в простом сером платье до пят, с цветочным венком на голове. Вокруг нее кружили бледно-голубые светляки.

Ну не эльфийка, и слава Богу.

– И кто ты? – спросил я. – Монашка, утопленница, привидение?

– А, плевать, пусть сами придумывают… – Василиса махнула рукой. – Старые уже люди, а дурью маются…

Она вдруг замялась и смущенно уточнила:

– На Земле ведь не было эльфов и гномов?

– Даже хоббитов не было. Слушай, а зачем это все?

– Вы не знали? – Василиса рассмеялась. – Это же Церковь Виртуальности!

– Че? – глупо спросил я.

– Ну она лет пять назад в моду вошла… Виртуальщики считают, что мы живем в компьютерном мире. Что на самом деле они на Земле, подключились к суперигрушке какой-то и существуют в выдуманной реальности.

– Больные, – рассмеялся я. – И твой отец так считает?

– Нет, конечно! И большинство гостей так не думает, особенно иные виды.

– Тогда зачем это?

Василиса снисходительно посмотрела на меня.

– Вы представляете себе, сколько налогов можно списать на религиозные потребности? Да отец может каждый день такие балы закатывать, все равно прибыль на порядок выше!

– Ясно, – пробормотал я. Ну конечно, для богатых людей даже религия и празднества – это повод приумножить деньги, а не потратить. Как в старые времена на Земле: благотворительные фонды не просто доброе дело, а способ оптимизации налогов и повышения социального капитала. – Ничего, что я к тебе на «ты», Василиса?

– Ничего, – улыбнулась она. – И зовите меня Вася или Васька. Но я к вам на «вы» буду, хорошо?

Я кивнул. Василиса оглянулась, потянулась губами к моему уху и прошептала:

– Я с вами трахалась, да?

– Добровольно, осознанно и с удовольствием! – шепнул я ответно в розовое ушко.

На лице девушки появилась смущенная, но одновременно и гордая улыбка.

– Круто! Это как с какой-то знаменитостью… как с Майклом Джексоном!

– Ох, неудачный пример, Васька, – вздохнул я. – Давай лучше – как с Джоном Ленноном?

– С Лениным? – не поняла она.

– Со Сталиным! – Я махнул рукой. – Забудь. Можно несколько вопросов?

Она пожала плечиками.

– Как вас оживили так быстро?

По ее лицу промелькнула тень.

– Это правило такое. Папа договорился. Если кто-то из семьи исчезает более чем на сутки, то активируют клон, и он вступает в права наследования.

– А если потом найдется пропавший?

– На улице не останется. Все прописано в договорах… – Она бросила на меня взгляд исподлобья. – Вы же понимаете? Это чтобы нельзя было давить, похитив заложника, перехватить контроль над финансами…

– Случалось?

– Меня похищали в десять лет.

Не стоило спрашивать, но я все же спросил:

– И?

– Когда поняли, что ничего не добьются, то ме… ее убили. Жестко. Я посмотрела запись, когда выросла. Они ролик отцу послали, идиоты. Ну… папа потратил больше, чем они требовали, но…

– Понятно, – сказал я. Вздохнул. – Большие деньги – большие заботы, понимаю… Тогда совсем непонятно, зачем на вас нападали и убивали. Хотя… у меня есть одна догадка.

Василиса молчала.

– Я как-то во всем этом замешан, – задумчиво продолжал я. – Но не только я. Если только я – не складывается, если только ваша семья – тоже. А вот если вместе… Что могло произойти в тот момент, которого ты не помнишь? Между последним копированием памяти и твоей смертью на моем диване?

Василиса потянулась к столику. Взяла бокал-флейту, из которого я пил шампанское, и доверху наполнила коньяком. Залпом выпила.

– Ого, – сказал я.

– Точно хотите знать?

– Васька, я сегодня сгорал и возрождался в расплавленном металле. А вокруг превратились в пар сотни разумных существ, которым не посчастливилось оказаться рядом. Как думаешь, хочу я понять, что случилось?

– Все равно я не знаю, – обреченно сказала она. – И не хочу знать. Ну откуда мне знать?

– Ты же мне не зря страницы из дневника прислала? До сих пор ведешь, верно?

Лицо у Васьки раскраснелось. Наверняка у нее была продвинутая биохимия и хорошие импланты, так что опьянение она либо уже погасила, либо могла погасить в любой момент. Но сейчас девушка все же была пьяна.

– Одна запись есть, за день до моей смерти… – Она нетвердой рукой поставила бокал на край столика. – Я с бабушкой болтала. Она мне часто звонит, я обычно и не записываю… А тут записала. Что в детстве была права и чуть-чуть не дошла до полной правды. И хорошо, что не дошла. Что иногда правда убивает!

– Правда всегда убивает, девочка, – сказал я. Мне было безумно ее жаль, я вдруг понял, что Василиса смертельно напугана. И за меня, и за себя, и за всех вокруг. Нет, сейчас она не знала ту тайну, что вызвала появление линкора Стерегущих и визит наемных убийц. Но…

– Так что я не стану бабушку переспрашивать и ничего узнавать не стану, – нервно произнесла Василиса. – И копироваться стану чаще. Я вчера копию сделала!

Меня будто холодом обдало.

– Зря, – прошептал я.

– Что? – Она подняла на меня взгляд. Микродроны вокруг нее закружились, наливаясь багровым светом. А вот у Василисы лицо стремительно побледнело и все признаки опьянения пропали. – Почему?

– Теперь и твоя копия знает.

– Я ничего не знаю! И копия не знает!

– Вы обе знаете, что существует опасная правда, – пояснил я. – Порой достаточно знать не саму правду, а лишь то, что она существует.

Глаза у нее забегали, считывая что-то в информационных потоках.

– Хранилище памяти защищено надежнее, чем любой банк!

– Записи дублированы?

– Копия в доме, вторая в хранилище.

– Вели отцу сделать еще две-три в удаленных хранилищах!

– Я и сама могу! – огрызнулась она. – Но это дорого и небезопасно…

– Тебе сейчас небезопасно все!

Она словно отключилась, погрузившись в виртуальный интерфейс. А я стоял, озираясь, наблюдая за гостями и с тревогой ощущая приближающуюся опасность.

Неужели линкор?

Да нет, все случилось бы очень быстро и неотвратимо.

Скорее всего, мое чувство опасности взвизгнуло бы и отключилось из-за неизбежности надвигающейся беды, ну, как случилось в ресторане.

А тут именно двигающаяся опасность… бегущая… будто касамни…

Но касамни больше не существуют!

Что тогда может быть таким многочисленным, агрессивным и тупым, чтобы напасть на поместье в хорошо защищенном районе богатеев?

Откуда-то издалека вдруг донесся визг. Едва слышный за расстоянием, мгновенно оборвавшийся, почти утонувший в музыке, но…

Василиса вздрогнула и посмотрела на меня. Выпалила:

– По всему району сигналы опасности!

– В дом! – крикнул я. – Все в дом! Васька, у вас есть тревожная комната?

– Да у нас целый тревожный подвал! – она махнула в сторону дома. – Но здесь и так хорошая охрана, и гости сами…

По всей поляне гости прекращали танцы, переглядывались, тревожно перешептывались. Музыканты остановили игру. Скрипач что-то сказал флейтисту, тот кивнул – и весь квартет шустро направился к дому. Судя по тому, что виолончелист оставил свой громоздкий инструмент на эстраде – им сообщили что-то крайне тревожное.

К нам подбежал юный Святослав, с горящими от восторга глазами. Ребенок, блин!

– Прикиньте, в городе бунт… – начал он.

Из-за деревьев вдруг выскочили несколько муссов. Судя по садовому инвентарю – они еще днем трудолюбиво (насколько это возможно для мусса) копали землю и подрезали ветки. Судя по скудной одежде – мысль покинуть свои комнатушки и посетить элитную вечеринку пришла им в голову неожиданно, уже в постели.

– …муссов! – закончил Святослав.

Мусс в семейных трусах и с тяпкой в руке с нечленораздельным воплем замахнулся, ударил и вонзил лезвие в бок толстой «эльфийке». Та завизжала, но, будучи женщиной богатой и напичканной имплантами, падать не стала. Схватила бутыль шампанского и разбила ее о голову мусса. И бутылка, и голова раскололись. Бедный идиот рухнул как подкошенный. Да уж, таким ударом можно было и кораблю борт пробить.

Второй мусс, одетый в кружевные стринги – да неужто женская особь? – попытался отрезать секатором на длинной ручке голову магу-хопперу.

И был располосован стремительными ударами шпаги.

Но муссы все прибывали и прибывали. Это уже явно был не персонал, ухаживавший за садом. Я взял Василису и Святослава за руки и медленно повел к дому, стараясь контролировать ситуацию и не сваливаться в панику. Они не сопротивлялись, тем более что к нам почти мгновенно присоединились их телохранители: мужчина-хоппер у Славы и девушка-хоппер у Васьки. На меня они поглядывали настороженно, но не спорили. Молодцы, понимают, что я куда больший фактор выживания подопечных, чем все их усилия.

– Не спешим, не спешим, – повторял я. – Спокойно в дом и в эти ваши тревожные подвалы… Там же найдется хороший бар, точно?

Пока казалось, что все набегающие на дом муссы – не более чем пушечное мясо. Гости, придя в себя, с энтузиазмом резали и кололи бандитов, даже не порываясь отступать. Почти все, как выяснилось, были вооружены, почти у всех оказались телохранители, которых до этого момента я не замечал. Микродроны сверкающими цветными стрелами рассекали воздух, вонзаясь в лица муссов. Так и знал, что эти «феечки» не только для красоты…

В общем, я хоть и встревожился, но не склонен был преувеличивать боевую силу нападавших. Даже решил, что, запихнув Славу и Василису в защищенную зону, вернусь на поляну и помогу охране.

Я думал так, несмотря на нарастающую тревогу, ровно до того момента, как раздался грохот – и в парк, ломая деревья как спички, въехал огромный промышленный экскаватор. Он был весь облеплен муссами, словно танк десантурой. И муссы были вооружены вовсе не тяпками или лопатами! Они палили в толпу из автоматов!

Все светящееся облако микродронов разом ринулось на экскаватор…

…И, угасая, осыпалось на землю.

У них там стояла глушилка электроники! У муссов!

– Бегом! – завопил я.

Развернувшись на гусеницах, разбрасывая в стороны комья земли, кусты и деревца, экскаватор крутанул стрелой, снес ей нескольких охранников – те взмыли бы в небо, но на пути оказались кроны деревьев.

А потом сидящий в ковше мусс выстрелил из гранатомета, с замечательной точностью целясь в нас, вбегающих в стеклянные двери особняка.

На бегу я смотрел через плечо, так что успел отшвырнуть мальчишку и девушку в разные стороны. Повернуться. И увидеть крошечную ракету, очень-очень медленно летящую точно в меня.

«Злая птица», тяжелый полицейский реактивный гранатомет. Может комплектоваться сверхмалыми ядерными зарядами.

Впрочем, даже если это обычный фугас, – Василисе, Святославу и их телохранителям конец.

Я смотрел на приближающуюся ракету, округлую, размером с крупный кабачок, даже выкрашенную в такой же бледно-зеленый цвет.

Блин. Ненавижу кабачки.

Но почему выстрел летит так неспешно?

Будем надеяться, что это сверхмалый ядерный боеприпас. Тогда у нас есть крошечный шанс.