Похититель костей

Глава вторая

Я беспокоилась, что на пути в столицу мне придется все время проводить наедине с Брэмом, но на поверку оказывается, что проблема состоит совсем в другом. Я почти не вижу его. Нора послала в Мидвуд быстрокрылый корабль, полный Костоломов, которым надлежит нас охранять. Так что я постоянно нахожусь под наблюдением, а Брэм проводит большую часть времени, играя в кости с матросами и теми из Костоломов, которые не несут вахту, охраняя меня.

Это и радует, и огорчает. Хотя я и понимаю, что мне следует держаться от него подальше, меня тянет к нему, тянет почти неодолимо. Но я продолжаю напоминать себе, что это не настоящие мои чувства, а всего лишь отголосок той жизни, которой я никогда не жила. Если бы другой мой жизненный путь как-то влиял на то, что у меня есть теперь, Брэм чувствовал бы то же, что и я, а это явно не так. Когда мы мельком видим друг друга, он машет мне рукой и порой даже улыбается, но его взгляд встречается с моим лишь на секунду, после чего он продолжает свой разговор. Он ведет себя дружелюбно, но определенно не питает ко мне нежных чувств.

Но главная загвоздка состоит даже не в моем уязвленном самолюбии, а в его безразличии ко мне. Я собиралась поговорить с ним о сохранении моего секрета, но мы еще ни на миг не оставались наедине.

Значительную часть времени я провожу на палубе, подставляя лицо ледяному ветру и глядя туда, где остался мой дом. Чувствовала ли я себя такой же одинокой, когда плыла в Замок Слоновой Кости на другом моем пути? Казалось ли мне тогда, что на свете нет ни одного плеча, на которое я могла бы приклонить голову?

Чем ближе мы подплываем к столице, тем сильнее тревога терзает меня, пока у меня не появляется такое чувство, словно я проглотила улей, полный пчел. У меня не будет случая поговорить с Брэмом один на один, если я не создам такой случай сама. Нас никогда не оставляют наедине. Когда-то я полагала, что мы будем проводить время только вдвоем. Тогда мне было неловко думать, как я заведу с ним этот разговор. Теперь же, когда я представляю себе, что мне придется заговорить на эту тему в присутствии других, мне вообще хочется броситься за борт и погрузиться на дно Шарда.

Я нахожу его на следующий вечер, когда он заканчивает ужин в обществе одного из Костоломов. Они оба откидываются на спинки своих стульев и непринужденно закладывают руки за голову. Когда я приближаюсь к ним, смех замирает, и я чувствую, что я здесь лишняя.

Я вытираю свои ладони о юбку, чтобы стереть с них выступивший пот.

– Я могу поговорить с тобой минутку? – спрашиваю я. И перевожу взгляд на другого Костолома. – Наедине.

– Само собой, – встав, отвечает Брэм.

Его сотрапезник поднимает брови и бросает на нас обоих многозначительный взгляд, от которого у меня вспыхивают щеки.

Я хватаю Брэма за руку и оттаскиваю его туда, где нас точно не сможет услышать Костолом.

– Саския, в чем дело? У тебя все в порядке?

Я сую руку в карман своего плаща и сжимаю сращенную кость моей бабули. Мне была невыносима мысль о том, чтобы оставить ее, и сейчас я держусь за нее, словно за спасательный трос.

– На другом моем пути мы с тобой были сопряжены. – Эти слова вырываются у меня прежде, чем я успеваю себя остановить. Нет, не это я собиралась ему сказать – во всяком случае, не совсем. Мое и без того покрасневшее лицо заливается еще более жаркой краской, и мне хочется провалиться под палубу и исчезнуть.

Глаза Брэма широко раскрываются, затем он начинает смеяться. Звук его смеха обжигает меня, словно удар от пощечины.

– Что тут смешного?

– Просто это – ты и я – такое сопряжение кажется мне… невероятным.

Я невольно обхватываю пальцами метку любви на моем левом запястье – она такая же яркая, как в тот день, когда появилась впервые.

– Да, в общем… – запинаясь, бормочу я.

– В общем что? – В его голосе по-прежнему звучит смех. – Зачем ты мне это говоришь?

Теперь, когда я увидела его реакцию, мне хочется задать себе тот же вопрос. Наверное, какая-та часть меня надеялась, что его чувства созвучны моим – что он тоже ощущает непонятную близость ко мне, близость, которую он не может себе объяснить. Острое желание быть вместе, природа которого ему не ясна. Но это нелепо. Это не настоящие мои чувства. Не в этой жизни.

Я смотрю на воду, сверкающую в мягком свете заходящего солнца, и пытаюсь привести свои мысли в порядок. Затем опять поворачиваюсь к Брэму:

– Я просто хотела, чтобы ты знал – в какой-то другой реальности, в другой версии нашей жизни я была тебе небезразлична. В ней ты бы не хотел, чтобы мне причинили вред.

– Я и в этой реальности не хочу, чтобы тебе причинили вред, – говорит он. – Между нами были свои заморочки, но я же не чудовище.

– Я знаю, но ты видел кое-что такое, что могло бы навлечь на меня неприятности. Что могло бы запятнать доброе имя моей матушки.

Я все еще ясно помню, какое потрясение отобразилось на его лице, когда он увидел мое гадание на сращенной кости моей бабушки после того, как погибла моя мать.

«Но ты же не обучена гаданию на костях, – сказал он, когда я приготовилась уколоть свой палец, чтобы в чашу капнула кровь. – Или обучена?»

Я обучена в достаточной мере.

Ворот моего плаща вдруг начинает казаться мне слишком тугим, и я рывком растягиваю его.

– Я просто хочу быть уверена, что ты не выдашь меня.

Веселье вдруг исчезает с его лица, на миг сменившись чем-то мрачным. Но это выражение уходит так быстро, что мне кажется, что, возможно, мне это померещилось.

– Разумеется, я тебя не выдам.

Я не знаю, можно ли ему верить. Эйми посоветовала верить моему чутью. Но что, если это самое чутье не ощущает разницы между этой реальностью и любой другой?

Он легко касается моего плеча.

– Я никому ничего не скажу. Ты можешь мне доверять.

В моей памяти возникает образ Деклана. Я снова вижу его смеющиеся ярко-зеленые глаза, снова вижу, как порозовели его бледные щеки, когда мы впервые поцеловались.

– Когда я доверилась парню в прошлый раз, он помог Лэтаму убить мою мать.

Я отворачиваюсь и вижу нескольких Костоломов, с любопытством поглядывающих то на Брэма, то на меня.

Сзади меня Брэм начинает что-то говорить, но тут к нам подходит матрос, неся в руках спутавшуюся рыболовную сеть.

– Ты не мог бы мне с ней подсобить? – спрашивает он.

– Само собой. – Брэм спешит к матросу, позабыв то, что собирался сказать. Наш корабль прибывает в столицу поздно ночью. Гавань освещена полной луной и желтым светом масляных фонарей, стоящих на причале. Вокруг тихо, если не считать пронзительных криков управляемых Хранителями птиц, что летают над нашими головами.

Замок Слоновой Кости блестит в отдалении, словно бриллиант, лежащий на синем бархате ночного неба.

На берегу нас встречает Нора.

– Саския, – говорит она, взяв меня за руки, – как же я рада, что ты благополучно прибыла к нам сюда. – Ее серебристые волосы, уложенные в узел на затылке, блестят в свете луны.

– Право же, не было необходимости посылать за мной столько людей.

Она натянуто улыбается:

– Уверяю тебя, такая необходимость была.

Меня пронизывает холод, и я плотнее запахиваюсь в плащ. Похоже, поиски Лэтама, которые организовал Верховный Совет, не дают результата.

Взгляд Норы скользит по плывшим вместе со мной Костоломам и останавливается на Брэме, который стоит на несколько шагов ближе остальных.

– Мне бы хотелось поговорить с Саскией наедине. Идите к себе. Наверняка вы очень устали.

Брэм поднимает руку в прощальном жесте и пускается бежать рысцой по широкой дороге между живыми изгородями, ведущей в Замок Слоновой Кости. Все Костоломы, кроме одного, следуют за ним, и я остаюсь на причале с Норой и огромным мужчиной с чеканными чертами и коротко остриженными темными волосами. Он облачен в черный плащ, но на рукавах у него красуются широкие белые полосы.

– Это Расмус, – говорит Нора. – Он приставлен к тебе на все время учебы. В стенах Замка Слоновой Кости ты будешь в безопасности, но, если тебе зачем-то понадобится выйти, Расмус будет тебя сопровождать.

Я сглатываю.

– У меня будет телохранитель? – Находиться под постоянным наблюдением во время плавания сюда было очень неприятно, а от мысли, что кто-то будет ходить за мной по пятам на протяжении нескольких месяцев, меня охватывает желание немедля сесть на другой корабль и отправиться обратно в Мидвуд. – Неужели опасность так велика?

– Это просто обычная предосторожность, – отвечает Нора, но тревога, написанная на ее лице, противоречит ее словам. Она касается моего плеча. – Уверяю тебя, Расмус не будет привлекать к себе внимание. Ты почти не будешь замечать, что он рядом с тобой.

Этот Костолом похож на небольшую гору, так что наверняка я не смогу не замечать, что он рядом со мной.

– Я бы хотела поговорить с тобой кое о чем, – продолжает Нора и, взяв меня под руку, идет вперед. – Я уверена, что ты безутешна после того, что случилось с твоей матушкой.

Я напрягаюсь.

– Вы хотите сказать, после того как Лэтам убил ее? – Я терпеть не могу, когда о гибели моей матушки говорят так гладко, чтобы сделать ее более удобоваримой.

Нора не отвечает так долго, что мне уже начинает казаться, что она откажется от своего намерения завести со мной какой-то разговор, но тут она вздыхает:

– Я вовсе не пытаюсь сгладить то, что произошло. Но мне необходимо знать, что я могу тебе доверять.

У меня перехватывает дыхание. Неужели она знает, что я солгала, сказав, будто доведывание определило меня в Заклинательницы Костей?

– А почему вы думаете, что не можете мне доверять? – Я стараюсь говорить спокойно и очень надеюсь, что Нора не может слышать, как мое сердце стучит в груди.

– Когда к горю примешивается гнев, это может подействовать на человека, как яд. И заставить его делать то, о чем, не будь этой смеси, он никогда бы не подумал.

Она знает, знает наверняка.

Я оглядываюсь на Расмуса, который явно глядит в оба и готов немедля броситься в бой. Возможно, он приставлен ко мне для того, чтобы сдерживать меня, а не охранять.

– Я никогда не собиралась…

Нора похлопывает меня по руке.

– Полно, я ни в чем тебя не обвиняю, – говорит она. – Просто Верховному Совету необходимо знать, что ты позволишь, чтобы розыском Лэтама и отправлением правосудия занимался только он. Конечно же, месть сладка, но у Совета имеется куда больше возможностей для отмщения, чем у тебя. Ты пообещаешь мне, что не станешь им мешать?

Я рада тому, что мы отошли от фонарей и темнота скрывает облегчение, написанное сейчас на моем лице. Она не пытается обвинить меня в том, что я сделала в прошлом, – ее беспокоит только то, что я могу сделать в будущем.

И не зря.

Но я не могу позволить ей узнать правду – узнать, что меня уже много недель гложет ненависть, пылающая, как огонь. У меня такое чувство, будто я горю, и душу мою терзает мучительная, необоримая жажда мести.

– Знай я, как его найти, я бы уже попыталась это сделать.

Это самый честный ответ, какой я могу ей дать. Потому что я полна решимости вернуть кости моей матушки, чего бы ни хотел Совет. Но, находясь в столице – и в милости у Норы и Совета, – я получу наилучшие шансы на успех. Ведь Лэтам жил и работал именно здесь, так что наверняка тут можно будет отыскать какие-то зацепки, какие-то подсказки.

Между нами повисает молчание, и я знаю – Нора ожидает, что я заполню его обещанием ничего не предпринимать.

– У меня нет плана мщения, – говорю я наконец. – Я просто хочу вернуть кости моей матушки. – Строго говоря, так оно и есть. Лэтам заплатит за то, что он сделал – я собираюсь заставить его пожалеть, что он вообще появился на свет, – но стратегии действий у меня пока нет. Моим навыкам далеко до его мастерства. Пока.

– Мы поручили нашим лучшим людям работать над их возвращением тебе, – говорит Нора, сжав мою руку. – Даю тебе слово.

Мы с Норой продолжаем идти к широкой дороге, идущей между изгородями и ведущей к Замку Слоновой Кости, и мой учащенный пульс медленно возвращается в норму. Расмус следует за нами, двигаясь так бесшумно, словно он невесом. Мне приходит в голову, что Нора хочет, чтобы он не только оберегал меня, но и надзирал за мной. Я не смогу заниматься поисками Лэтама должным образом, если всякий раз, когда я буду выходить из Замка Слоновой Кости, он будет следовать за мной по пятам.

Что ж, во всяком случае, она приняла мой ответ, так и не заставив меня что-то ей пообещать.

А вот она мне кое-что пообещала, и я этому рада.

– Приготовься, – говорит Нора, когда мы добираемся до огромных дверей Замка Слоновой Кости. Яркий лунный свет омывает арку двойных дверей, украшенных инкрустированным рисунком в виде очертаний реки Шард и ее притоков. Большую часть последнего получаса я провела, взбираясь на холм, и мои ноги устали и болят.

– Приготовиться к чему?

– Увидишь.

Расмус входит первым, мы с Норой следуем за ним.

Я прижимаю руку к груди, и из холодного, бодрящего воздуха осени мы входим во дворец зимы, построенный из снега и льда. Полы, стены и потолки тут сложены из того же белого камня, что и фасад. С потолков свисают огромные люстры, льющие мягкий свет на великолепный вестибюль. Двойная лестница – белые ступеньки, белые перила – изящно изгибаясь, ведет на верхние этажи.

Откуда-то издалека доносится чуть слышный шум.

Нора дотрагивается до моего локтя.

– Ты чувствуешь себя хорошо?

– Да, – говорю я, повернувшись к ней. – Просто я не ожидала, что здесь так красиво. – Между ее бровями появляется морщинка, и мне вдруг становится не по себе. У меня сейчас такое чувство, словно я провалила какой-то важный тест. – А что? Я сказала что-то не то?

– Замок Слоновой Кости целиком построен из костей, – отвечает она. – Большинство Заклинателей Костей чувствуют себя скверно, явившись сюда впервые.

Я внутренне сжимаюсь от сознания, что я допустила такую промашку. И пытаюсь вспомнить, что мне показало гадание на кости моей бабули. Как я реагировала, войдя в это здание, в другом моем прошлом? В моем сознании возникает образ: кружащийся вестибюль, шум в ушах, ужасная тошнота. Почему же я ничего такого не чувствую сейчас? Мне вообще не следовало являться сюда. У меня слишком много секретов, которые надо хранить, и в конце концов из-за какого-нибудь из них я окажусь на Острове Клыков.

В глазах Норы вдруг вспыхивает подозрение. Я закрываю рот тыльной стороной ладони, и выражение на ее лице становится чуть мягче. Наверное, она приняла мою панику за дурноту. И, возможно, только это и спасает меня.

– Я могу присесть? – спрашиваю я.

– А, тебе все-таки стало плохо, – не без доброжелательности говорит она. – Конечно, можешь.

Нора подводит меня к стулу, и у меня возникает сильнейшее чувство, что я уже сидела на этом самом месте. Я вспоминаю слова, которые моя матушка произнесла во время доведывания.

«Мы с тобой уже делали это прежде», – сказала она, осторожно держа в руках сломанную кость моей бабули. Чувствовала ли она тогда себя так же, как я сейчас, – как будто она слышала мелодию давно забытой колыбельной, но не могла вспомнить ее слов?

Меня пронзает острая тоска по ней, пронзает с такой силой, что у меня захватывает дыхание. Горе накатывает на меня, оно ударяет по мне волна за волной, когда я менее всего этого ожидаю, прежде чем откатиться назад. Но вряд ли это когда-нибудь уйдет. Горе будет плескаться о берега моего сознания всегда.

Гул в вестибюле становится громче. Я оглядываюсь по сторонам, но не могу понять, откуда он берется.

– Что это за шум? – спрашиваю я.

– Это всего лишь шепот стен, – небрежно отвечает Нора. – Скоро он сойдет на нет. – Она протягивает мне руку и помогает встать на ноги. – Тебе надо отдохнуть. Завтра будет тяжелый день.

Нора выводит меня из вестибюля и ведет по коридору. Мы проходим через просторную трапезную со столами во всю ее длину, затем через кухню, такую большую, что в ней, пожалуй, можно было бы наготовить еды на весь Мидвуд. Наконец она открывает дверь в маленькую комнатку, такую тесную, что в ней помещаются только кровать и небольшой комод.

– Завтра мы подыщем тебе более постоянное место, – говорит Нора. – В такой поздний час мне не хочется бродить по общежитию для девушек, будя всех учениц.

Должно быть, она видит на моем лице что-то такое, чего не ожидала, потому что на секунду делает остановку, держась за косяк, и, сочувственно сдвинув брови, смотрит на меня:

– Я понимаю, что в твоей жизни вдруг все переменилось, и это нелегко. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы у тебя тут появились друзья. Чтобы ты почувствовала, что тут тебе рады.

Мне хочется сказать ей, что мне не нужна ее помощь в приобретении друзей. Пусть она лучше сосредоточится на том, чтобы разыскать Лэтама и сделать так, чтобы он заплатил за то, что сделал. На том, чтобы вернуть мне кости матушки и бабули до того, как Лэтам использует их. Но слова застревают у меня в горле, и я просто молча киваю.

Нора опять похлопывает меня по руке.

– Отдохни и, если тебе что-то понадобится, крикни. Расмус будет рядом.

Я думаю о том, что все последние недели я ощущала чей-то взгляд на моей спине, и начинаю гадать, не приставила ли Нора соглядатаев ко мне, еще когда я была в Мидвуде.

Когда она уходит, я переодеваюсь на ночь, ложусь в кровать и натягиваю одеяло до самого подбородка. Звуки Замка Слоновой Кости мне незнакомы, и оттого, что вокруг все чужое, я чувствую себя выбитой из колеи. Но без матушки и мой дом тоже стал не таким, каким был прежде. И он не станет прежним, пока я не верну себе ее кости и кости бабушки тоже. Мне долго не удается заснуть, но в конце концов, благодаря надежде на мщение, меня все же одолевает сон.

Кошмары последовали за мной и сюда.

Мне снится гибель моей матушки, снится в ярких, жутких деталях. После чего ко мне идет Лэтам, держа в руке нож.

Я рывком просыпаюсь, обливаясь потом и задыхаясь. И засовываю кулак в рот, чтобы сдержать истошный крик.

«Это всего лишь дурной сон», – говорю я себе. Дело всего лишь в моем сознании, которое использует мой страх, чтобы активировать мучительные воспоминания и изобретать новые тревоги.

Я протягиваю руку к стене, чтобы опереться на нее и сесть, но, едва мои пальцы ее касаются, я снова резко погружаюсь в кошмар. Теперь я стою в каком-то большом помещении. Стены его уставлены полками с великим множеством странных орудий и зажженных свечей, которые в той или иной степени уже догорели.

Звучит музыка.

Я поворачиваюсь и вижу Лэтама, его глаза горят нетерпением. Меч, зажатый в руке, начинает опускаться.

Я отнимаю руку от стены и обхватываю свои колени. На меня медленно наползает холодный ужас. В моей голове звучит голос Норы: «Замок Слоновой Кости целиком построен из костей».

А вдруг мои сны – это вовсе не кошмары? Что, если это – дурные предчувствия? Сейчас, когда я дотронулась до стены… Не знаю, как такое возможно без крови и без огня, но я чувствовала себя точно так же, как во время гадания на костях. Гадания о будущем.

Я видела свою собственную смерть.