Похищение

БЛЕДНАЯ НИТЬ

Как много часов — дней — Киран лежал на койке на гауптвахте, уставившись в потолок? Они круглые сутки держали свет включенным, так что он понятия не имел, сколько времени прошло. Судя по его голоду, прошла уже целая вечность.

Раньше, когда все было нормально, когда Уэверли была в безопасности, а он жил с родителями, Киран никогда не чувствовал голода. Теперь он это понял. В те счастливые времена, когда он мог есть когда хотел и что хотел, он называл голодом неприятную пустоту в желудке. Вареная кукуруза в початках. Это была его любимая еда. Ему нравилось добавить немного арахисового масла, совсем чуть-чуть, и он любил, когда кукуруза отварена не сильно, только так, чтобы она была горячей. Такая хрустящая и сладкая. Или фасоль, плавающая в оливковом масле, с петрушкой и чесноком. Курица, жаренная с тархуном и розмарином, ее запах, доносящийся с маминой кухни. Он возвращался домой с уроков, и его желудок дразнили вкусные запахи, и это чувство он называл голодом. Но то, что он чувствовал тогда, не было голодом.

Голодом была та мучительная боль, которую Киран ощущал в своих суставах. От нее у него болела голова, и каждый звук пронзал уши. От нее его зубы становились мягкими и нетвердо держались в деснах, словно готовые выпасть от того, что он ими не пользуется. Она делала его бессильным. Кирану казалось, что каждая его рука весит по сотне фунтов. Чтобы сесть на койке, ему приходилось напрягать все свои силы. Чтобы встать с койки и пройти два шага к раковине с водой, ему нужно было целый час собираться с силами.

Единственное, что он чувствовал помимо голода, была ярость. Он спас их родителей, он рисковал для них жизнью, а они бросили его умирать.

Он ненавидел их всех.

— Паршиво выглядишь, — сказал кто-то.

Он забыл, что с другой стороны решетки кто-то есть. Его постоянно охраняли попеременно Сили Арндт и Макс Брент, дружки Сета. На этот раз это был Макс.

— Да, я только что съел отличный салат. — Макс ухмыльнулся, открывая крупные кривые зубы. — Он был очень вкусный и свежий. Хотя и не особо сытный. Я, пожалуй, приготовлю себе пару яиц, когда моя смена закончится. Моя мама научила меня делать яичницу-болтунью. Очень вкусно с зеленым луком.

— Иди к черту, — нашел в себе силы сказать Киран.

— Я могу и тебе приготовить. Все, что тебе нужно сделать, это сказать всем, что ты просишь прощения, и тогда я принесу тебе большую тарелку яичницы. Ты бы этого хотел, да?

— Я бы хотел, чтобы ты заткнулся, жалкий червяк.

— Если ты признаешься, я принесу тебе хлеба. Сарек научился печь лепешки, и, честно говоря, они очень даже ничего. Хочешь немного? Все, что ты должен сделать, это признать свои ошибки перед всеми. Это отнимет у тебя одну минуту.

Кирану хотелось хлеба больше всего на свете, но если он признается в своих «преступлениях» так, как этого хочет Сет, он навсегда потеряет «Эмпирею». «Я сделаю это завтра, — сказал он себе, как делал это каждый день. — Завтра. Не сегодня. Я смогу продержаться еще один день».

— Вот что я тебе скажу, Киран. Я принесу тебе яичницу, а потом ты сможешь признаться. Что ты на это скажешь? — Макс прыснул со смеху. — Не-а. Шучу.

— Ты весь гнилой изнутри, — бросил Киран.

— Да, тебе лучше думать именно так.

Киран не мог себе представить, как Макс оправдывал перед собой свое поведение. В каком-то смысле он был даже хуже Сета, потому что, в отличие от него, наслаждался мучениями Кирана. Когда же Сет приходит в камеру к Кирану, складки на его лице каждый раз были все глубже.

— Давай же, Киран. Давай покончим с этим, — не раз уговаривал он. — Мне нужно только, чтобы ты признал свои ошибки перед командой, и тогда мы принесем тебе еды!

Киран всегда говорил «нет», но с каждым разом это давалось ему все труднее.

Дверь открылась, и вошел Сили Арндт, чтобы сменить Макса.

— Хочешь отдохнуть? — спросил он Макса.

— Почему бы нет? — ответил Макс, неторопливо выходя в дверь. — Время обедать! Ням-ням!

Сили уселся напротив Кирана, блестя глазами, и вытащил батон хлеба из кармана куртки.

— О боже, — вырвалось у Кирана прежде, чем он сумел остановить себя. Это был обычный белый хлеб, ничего особенного, но он жаждал откусить от него хотя бы один раз. В последние пять дней (четыре? шесть?) его тюремщики часто ели перед ним. Это был их особый способ помучить его.

Что-то упало на пол рядом с его койкой.

С трудом перевернувшись на бок, он оглядел пол и увидел: кусок хлеба.

Он даже не жевал. Его тело оказалось сильнее его воли, и он одним махом проглотил кусок. Когда хлеб дошел до желудка, его согнул пополам ужасный спазм.

— Вот, — сказал Сили, кидая ему гравитационный пакет.

Киран прижал губы к трубке, и спазм отпустил его. Чистый вкуснейший бульон скользил ему в желудок, словно исцеляющий бальзам. Его тело, казалось, проснулось, и хотя он был ужасно слаб, он почувствовал, как бульон возвращает его к жизни. Когда он выпил все до последней капли, Сили кинул на пол перед ним еще один кусок хлеба.

— Не тяни с этим, — бросил мальчик, быстро взглянув на дверь.

На этот раз Киран заставил себя медленно жевать и глотать. Теперь, когда его живот был наполнен бульоном, у него больше не возникало таких спазмов.

Кусок за куском Сили скормил ему таким образом весь батон.

В желудке у Кирана бурчало. Ему показалось, что его может стошнить, но он проглотил комок в горле. Он не мог себе этого позволить. Он должен удержать эту еду внутри.

И только теперь ему пришло в голову, что эта еда могла быть отравлена.

Он сел, дрожа от усилий, и спросил:

— Ты только что отравил меня?

— Нет. — Сили выглядел обиженным.

— Тогда почему?

Мальчик взял пистолет, лежавший у него на коленях, и положил его на пол. Он тронул курок, повертел его, полюбовался его профилем. Наконец он сказал:

— Мне было жаль тебя.

Значит, он все-таки был человеком.

— А что говорят другие мальчики?

— Я не собираюсь помогать тебе, если ты подумал об этом.

Киран был так слаб, что просто лег на бок и лежал так, тяжело дыша.

Киран предпочитал Сили Максу, потому что Сили был просто мрачным и недружелюбным, а Макс был жестоким. Ему нравилось прислоняться к правой стене, потому что оттуда ему было видно зеркало и он мог смотреть в него, представляя, что это окно в другую комнату. Странно, как такие вещи стали служить ему мерой комфорта. Каким маленьким стал его мир.

— Сарек про тебя спрашивал, — мимоходом бросил Сили.

— Что ты ему сказал?

— Я сказал, что ты похудел.

Киран принял эту новость с мрачным вздохом. Значит, мальчик только хотел его поддразнить.

— Он просил передать привет, — добавил Сили странным тоном.

Это казалось таким странно дружеским, настолько было не к месту здесь, что Киран понял глаза на лицо мальчика. Выражение лица Сили было непроницаемым. Неужели он предлагал что-то Кирану?

— Ну, тогда… скажи ему… — Мозг Кирана судорожно заработал. Что он должен сказать? Он попытался воскресить в памяти свой первый день здесь, когда он еще не подозревал, что такое голод. У него тогда была хорошая идея. Идея о том, как выбраться отсюда. Что же это была за идея?

Киран закрыл глаза и попытался вспомнить.

Суд. Это слово вспыхнуло в его мозгу. Да.

— Скажи Сареку, что они с другими мальчиками должны предложить мне суд.

— Сет над этим здорово посмеется.

— Они должны сказать, что хотят увидеть мои преступления раскрытыми.

— Ага, — усмехнулся Сили. — Сет, несомненно, купится на это. Потому что он дурак, не так ли? — Сили покачал головой. — Сет меня убьет.

Киран отмахнулся от слов Сили, как от облака мошек. Ему было плевать, что Сет сделает с Сили. Он умирал от голода. Ему нужно было выбраться отсюда.

СУД

Киран спал. Со времени его разговора с Сили и его попытки наладить связь с внешним миром дни тянулись бесконечно, похожие на пустыню, простирающуюся до самого горизонта. Он терпел периодические издевательства Макса и визиты Сета, который раз за разом спрашивал его, не готов ли он признаться. Но большую часть времени ему было нечего делать — только думать. Он думал об Уэверли. Он думал о своих родителях. Иногда он уверял себя, что они уже на пути домой и скоро он с ними увидится.

Он мысленно беседовал с ними. Он рассказывал им, что он собирается делать, когда наконец вырвется отсюда. Он спрашивал их совета. И иногда он слушал. Иногда он был уверен, что то, что он слышал, не было его воображением. Голос, который звучал в его голове, словно далекий колокол, сообщал ему что-то.

Скоро этот голос перестал быть похожим на голос его папы, или мамы, или Уэверли, или кого угодно еще из его друзей. Этот голос был его голосом.

Однажды ночью, когда Киран чувствовал, как смерть витает в углу его вонючей камеры, он обратился к нему.

— Выпусти меня отсюда, — тихо взмолился он. — Я не хочу умирать.

«Ты будешь освобожден», — ответил голос.

Кирану показалось, что на этот раз он слышал голос своими ушами, не просто своей головой. Кто-то был здесь? Он открыл глаза и посмотрел на потолок над собой. Слева он услышал чье-то дыхание и, повернув голову, увидел Макса Брента, который клевал носом, положив пистолет на колени. Голос принадлежал не Максу. Этого не могло быть.

Киран подумал, что, возможно, у него галлюцинации, но вообще-то сейчас его сознание было гораздо более ясным, чем в последние дни. Он снова закрыл глаза.

— Когда? — спросил он.

«Когда придет время». — Голос жил в пространстве между его ушами и мозгом, там, где звук приобретает смысл.

— Но почему я должен ждать?

«Это цель страдания».

— Чья цель? Кто ты?

«Я — это я».

— Я отдам тебе свою жизнь, если ты мне поможешь.

«Я уже тебе помогаю».

Киран подумал, что, возможно, это правда, и воспрял духом.

Сили продолжал подсовывать ему хлеб и пакеты с бульоном. Всего таких обедов было двадцать четыре, а до этого прошла неделя без еды, так что Киран знал, что сидит на гауптвахте уже месяц. Еда помогала ему не умереть, но этого было недостаточно; он никогда не наедался до конца и по-прежнему был очень слаб. Его постоянно мучили ужасные спазмы в желудке, мышцы стали неэластичными, кожа дряблой. Ему постоянно хотелось пить, но у него не хватало сил дойти до раковины.

Ему оставалось только слушать гудение двигателей и чувствовать вибрацию корабля. Для Кирана гул двигателей всегда был тем же самым, что тишина. Но теперь он прислушивался к нему так, словно это был отдаленный барабанный бой.

Ему больше не было страшно. После того как умерли столь многие, что значила еще одна смерть? Он представлял, как его замороженное тело летит в пространстве, кружась, словно шутиха, не меняясь целую вечность. Что-то в этой картине его успокаивало.

Гул двигателей изменился, и Киран задумался, меняют ли они курс или набирают скорость. Возможно, у Сета появилась безумная идея догнать «Новый горизонт» и начать с ними войну, которую он заведомо проиграет. Киран надеялся, что Сета и остальных мальчиков убьют; ему было все равно, что такие дикие мысли были ниже его достоинства. Если они собирались бросить его вот так, оставив умирать от голода, то туда им и дорога.

Двигатели зазвучали громче, и у звука появилось какое-то новое качество, которое Киран никак не мог распознать. Он услышал, как его тюремщик встал со стула и открыл дверь. Теперь Киран лучше слышал этот звук.

Это были не двигатели; это был хор голосов. Мальчики «Эмпиреи» снова и снова скандировали: «Суд, суд, суд».

Неужели Сили все-таки передал его сообщение?

Киран наклонил голову. Макс Брент стоял возле двери и прислушивался. Заметив, что Киран смотрит на него, он захлопнул дверь и прислонился к ней.

— Не думай, что мы предоставим тебе суд, — сказал он Кирану. — Они могут кричать хоть до хрипоты.

— И что вы собираетесь сделать, застрелить их всех? Они вам нужны, чтобы управлять кораблем.

— Нам никто не нужен, — сказал Макс, нервно шаря глазами по сторонам.

Кирану хотелось ответить что-то уничижительное, но он не смог придумать слов, так что просто закрыл глаза. Он надеялся, что мальчики его вытащат, но идея хотеть чего-то, просить это и затем получать это больше не казалась ему логичной цепочкой событий. Он больше не подчинялся законам времени. Для него существовало только сейчас. Сейчас он был на гауптвахте. Сейчас он был голоден. Сейчас его мучила жажда. Сейчас он не мог поднять руку от груди. Поэтому он решил поспать.

Его разбудил звук громкого удара, и он увидел нависшее над ним яростное лицо Сета.

— Поднимите его.

Грубые руки схватили его за плечи, и его потащили по коридору. От движения ему стало нехорошо. Он попытался встать ногами на пол, но головокружение было сильнее его, и ему пришлось закрыть глаза.

Придя в себя, он обнаружил, что сидит на стуле. Руки его бессильно болтались. Перед ним сидели мальчики с «Эмпиреи», все они смотрели на него снизу вверх. Аудитория? Он не был здесь со дня нападения. Здесь устраивали представления и шоу талантов. Здесь он мальчиком пел «You are my sunshine». А теперь ему предстояло испытание.

Многие мальчики из сидящих в зале были, казалось, встревожены видом Кирана, и он понял, что должен выглядеть довольно плохо. С другой стороны, и они выглядели не сильно лучше.

У Артура Дитриха, сидевшего в первом ряду, был уродливый синяк на руке, как будто его заковывали в наручники или связывали. Также у него был подбит глаз, а из одной ноздри торчал кусочек окровавленной марли. Как одному из друзей Кирана, ему, наверное, немало досталось от Сета и его дружков.

У Сарека Хасана, тоже сидевшего в первом ряду, была разбита губа. Возможно, он решил, что Киран, в конце концов, не так уже и плох, и заработал себе за это удар кулаком по лицу. Он выглядел таким же недоверчивым и независимым, как и всегда, пока не встретился взглядом с Кираном. Тогда он нахмурился и сжал кулаки.

Следы самоуправства Сета были заметны не только на старших мальчиках. Все малыши выглядели запуганными. Один четырехлетний мальчик плакал и был совсем бледным. Рука у него была на перевязи, и он вздрогнул, когда рядом с ним сел другой мальчик.

— Заткнитесь! — заорал кто-то. Это был Сет, стоящий позади сцены. Он был одет в элегантную форму начальника охраны. Она была ему велика, но он туго перетянул ее ремнем. За его спиной стояли Сили с Максом с пистолетами в руках.

Киран добился суда над собой, но он знал, что из-за этих пистолетов никто не осмелится вступиться за него.

Вот и все, что его ожидало: публичное унижение и затем воздушный шлюз. Конец.

— Замолчите и слушайте, — раздраженно проговорил Сет. — Мы начинаем суд над Кираном Алденом. Макс Брент, зачитай список обвинений.

Макс вытащил маленький блокнот.

— Киран Алден помешал «Эмпирее» отправиться в погоню за «Новым горизонтом», и теперь мы, возможно, никогда не найдем наши семьи. Киран помешал нам спасти наших родителей от радиации в машинном отсеке, и теперь Мейсон Ардвейл, Шелдон Уайт и Мэрайя Пинджаб мертвы, а остальные тяжело больны. Он повредил систему искусственного климата во время своего безрассудного полета на шаттле, и мы живы только благодаря немедленному вмешательству Сета Ардвейла. Киран Алден продемонстрировал множество других примеров некомпетентного управления кораблем. Он представляет опасность для этого корабля и для всех, кто находится на борту.

Слова обвинения давили на мальчиков, запугивали их. Киран смотрел на толпу. Многие выглядели подавленными. Малыши плакали. Нельзя было ожидать от них, что они поднимутся против Сета.

— Суд вызывает первого свидетеля, Мэтта Олбрайта, — сказал Сет.

Это был фарс. Мальчики один за другим становились рядом с Кираном и говорили неприкрытую ложь под наведенными на них пистолетами Сили и Макса. Киран пытался слушать их, чтобы найти способ оправдаться, но он был таким усталым, у него так болело все тело, что ему было трудно сосредоточиться, даже зная, что от этого зависит его жизнь. Вскоре он уже перестал обращать внимание на то, что они говорят, и отдался собственным мыслям. Но даже его мысли отнимали у него слишком много сил, и скоро слова начали постепенно исчезать, и комната стала растворяться. Он безучастно сидел на стуле в полубессознательном состоянии.

К реальности его вернула внезапно наступившая тишина. Подняв глаза, он увидел Сета, который возвращался на сцену с безжалостным лицом.

— Принимая во внимание все доказательства против него, мне кажется единственно верным решением приговорить Кирана Алдена к смерти, если только он сам не хочет признать свои преступления…

— Да! — закричал кто-то. Киран оглядел толпу, пытаясь понять, кто это был. — Я хочу услышать, что он может сказать в свое оправдание! — Голос был знакомым, но Киран не мог разглядеть говорящего. Кто бы это ни был, он скрывался в толпе.

— Да! — сказал Сарек с переднего ряда, в упор глядя на Кирана. — Давайте дадим этому ублюдку объясниться.

Киран посмотрел на Сарека, чье лицо ничего не выражало. Он не понимал, то ли он пытается ему помочь, то ли нет, но он видел, что это его шанс, потому что теперь Сет в первый раз посмотрел на Кирана, словно оценивая его.

— Киран? — потребовал Сет. — Ты готов признаться?

Киран кивнул. Он уже так долго твердил себе, что признается завтра, но вот сейчас все его завтра закончились. Если он не признается прямо сейчас, он убьет его. А командование «Эмпиреей» не стоило того, чтобы за него умирать.

Трибуна была, казалось, в целой миле от него. Как он мог дойти до туда?

Он повернулся на стуле, положил руку на его спинку и, оттолкнувшись от нее, встал. Его тело дрожало, колени подгибались, но он удержал равновесие и заставил себя выпрямить ноги, опираясь на спинку стула. В первый раз за два дня он стоял на ногах. Он обошел стул, пока не смог дотянуться до трибуны другой рукой, после чего подтянулся к ней. Ему пришлось почти полным весом опереться на нее, но она его выдержала. Он посмотрел на притихших мальчиков.

Лица многих были изранены и покрыты синяками, истощенные и напуганные. Если Киран сейчас поддастся, то такими и будут их жизни. Он не был уверен, что сможет жить с этим.

Нет. Он не мог сдаться и признаться себя виновным.

Вместо этого он поискал слова, которые мог бы сказать.

Правду. Так всегда говорил его отец. Правда сильна.

— На справедливом суде к голове свидетеля не приставляют пистолет, — прохрипел он в микрофон. Губы его опухли и слиплись, голос был вялым и дрожащим.

— Что ты делаешь? — прошептал Сет. — Давай, чувак. Надо покончить с этим.

— Этот суд основан на лжи, — отрывисто сказал Киран.

— Что он сказал? — прокричал какой-то подросток. — Я его не слышу!

— Он сказал, что просит прощения, — соврал Сет. — Прощения за все, что он сделал. Так что теперь мы можем все ему простить и дать ему еды.

Киран затряс головой.

— Я не это сказал! — воскликнул он. — Я не признаю себя виновным. Вам придется меня убить.

Собрание молчало. Даже самые младшие мальчики, до этого плакавшие, теперь притихли.

Сет отпихнул Кирана в сторону и встал за трибуну. Киран покачнулся на ногах, пытаясь удержаться, и упал на пол.

— Суд приговаривает Кирана Алдена к публичной смертной казни, — объявил Сет. — Отведите его в отсек для шаттлов, — приказал он Сили.

Мальчик, оцепенев, уставился на Кирана.

— Пошевеливайся! — нетерпеливо закричал Сет.

— Но… — Сили не сводил глаз с Кирана.

«Вот так», — подумал Киран. Ему было страшно, но он решил не закрывать глаза. Если они собрались убить его, то должны видеть его глаза. Он смотрел на Сили, выжидая.

— Проклятье! — вскричал Сет. — Макс! Уведи его отсюда!

Но Макс не сдвинулся с места.

— Я не думал, что мы собираемся кого-то убивать, — сказал он наконец.

— Думать — это не твоя работа, Макс! — Сет бросился к нему, доставая на ходу пистолет.

Киран был ближе к Максу, чем Сет. Драться он не мог, но мог защищаться. Он ударил Макса под коленки, и мальчик упал. Его пистолет загремел по полу. Киран, собрав последние силы, бросился телом на пистолет и прикрыл его собой.

— Черт возьми, ублюдок! — взревел Сет. — Почему ты не сдаешься?

Сет принялся молотить Кирана обоими кулаками, брызгая слюной. Киран держался и терпел его удары, прижимая к груди пистолет. Он либо выживет, либо умрет. Выживет или умрет. Он хотел выжить, чтобы снова увидеть Уэверли, поэтому он набрал в легкие побольше воздуха и закричал:

— Помогите мне!

Неожиданно удары прекратились. Сарек оттаскивал Сета, схватив за горло. Сет царапал Сарека ногтями и пинал Кирана, пока какой-то мальчик лет семи не вцепился в его ногу. Другой мальчик, еще младше, обхватил другую ногу Сета. Скоро Сета окружила целая стая мальчишек, и все они яростно кричали, облепляя его, словно мухи.

Толпа словно взбесилась, Вспыхнуло около дюжины драк. Некоторые мальчики пытались защищать Сета и его охранников, но они были в меньшинстве. Группка мальчиков окружила Сета, отобрала у него пистолет и повалила на пол. Макс попытался улизнуть к двери, но крупный двенадцатилетний мальчик схватил его, и он тяжело рухнул на пол.

Все было кончено.

Перед глазами Кирана возникло круглое веснушчатое лицо Артура Дитриха.

— Ты в порядке? — спросил он.

Киран поманил его, чтобы он приблизился.

— Бросьте его на гауптвахту. Соберите все пистолеты и принесите их мне.

Артур пробился через толпу вокруг Сета и закричал что-то Сареку. И затем Киран увидел чудесную картину: Сарек с помощью восьми других мальчиков потащил рычащего Сета из аудитории.

— Ты еще об этом пожалеешь! — закричал он Кирану перед тем, как его вынесли в дверь.

Артур тем временем собрал все пистолеты и принес их Кирану.

— Вытащи гильзы, — сказал ему Киран, наблюдая, как Артур неловкими пальцами возится с пистолетами. Мальчик принес ему полный пакет воды, и он жадно ее выпил. Артур показал Кирану гильзы.

— Ладно. А теперь спрячь их туда, где их никто не сможет найти, Артур. Спрячь все пистолеты.

Почти цепляясь ногой за ногу, Артур поспешил прочь с оружием.

— Киран, ты в порядке? — Маленький Мэтью Челембю заботливо тронул Кирана за щеку.

Киран улыбнулся:

— Принеси мне поесть.

ИСЦЕЛЕНИЕ

Первые несколько дней Киран мог только пить бульон и есть хлеб. Он лежал на койке в Центральном Совете, пытаясь отвечать мальчикам на вопросы о том, как чистить воздушные фильтры или сколько цыплят забивать к обеду, но большую часть времени он находился в забытье.

Как только он смог сам садиться, он стал смотреть на видеоэкран, который показывал гауптвахту, где были заперты Сет, Сили и Макс. Сет метался по комнате, словно зверь в клетке. Макс был мрачен. Сили был молчалив, но насторожен. Если Сет когда-нибудь выяснит, что Сили помогал Кирану, ему не поздоровится. Возможно, ему стоило перевести Сили в другую, одиночную камеру, где он будет в безопасности.

Но он отбросил эту мысль. Сили был тем, кто сломал руку Мэтью Перкинсу. Он утверждал, что это случайность, но Киран считал, что пара дней, проведенных на гауптвахте, ему не повредят. Сейчас у Кирана были дела и поважнее. За месяц управления кораблем три главаря привели его в жуткий беспорядок, и многие мальчики открыто возмущались действиями Сета. Но Киран подозревал, что среди мальчиков могут быть и его скрытые сторонники. Время от времени ему казалось, что на него смотрят недобрыми глазами. Ему нужно было твердой рукой захватить власть на корабле, чтобы быть уверенным, что Сет не сможет его свергнуть.

— Я рад, что ты снова с нами, — сказал однажды ночью Артур Дитрих. Они с Кираном очень подружились в последнее время и часто допоздна разговаривали после того, как все остальные ложились спать. Артур прижимал к животу большую кружку горячего какао.

— Горячее какао всегда напоминает мне о маме, — тихо проговорил Киран.

Артур резко посмотрел на него. Он следовал негласному правилу не упоминать родителей, или девочек, или кого-то еще из их прошлой жизни. Это был единственный способ пережить это. Но сегодня ночью Кирану хотелось вспоминать.

— Она всегда насыпала туда много порошка и добавляла козьего молока. Чтобы оно было более сливочным.

— А мне нравится, когда оно темное, — сказал Артур.

— Где были твои родители во время нападения? — спросил Киран.

— Я точно не знаю. Папа, возможно, был в амбаре. Мама могла быть у себя в саду или… — Артур посмотрел в чашку. — Это самый сложный вопрос. Я не знаю, что с ними случилось, и спросить некого.

— Я думаю, мой папа погиб, — сказал Киран, сам удивившись своим словам. Он никогда не позволял себе так думать, а теперь просто сказал это, как будто всегда был в этом уверен.

— Правда? — мягко спросил Артур.

— Мои родители оба были в правом отсеке для шаттлов. — Киран понял, что он еще никому об этом не говорил. — Я видел, как мама поднималась на шаттл, но…

Артур взглянул в иллюминатор, и Кирану пришло в голову: может быть, они сейчас думают об одном и том же. Все эти люди до сих пор были там, кружась в холодной тьме.

Киран замолчал, и Артур тоже молча пил свое какао.

— Знаешь, Киран, — наконец сказал Артур, — Сет пытался тебя убить.

— Ты не думаешь, что это был блеф?

— Это, может, и начиналось как блеф, но я не уверен, что этим бы оно и закончилось.

Киран поежился. Он не любил говорить о том дне.

— Я только хочу сказать, что… он все еще опасен.

— Да, это так, и большинство мальчиков знают это.

— Некоторые из них хотят помочь ему сбежать, — сказал Артур, глядя своими васильково-синими глазами прямо на Кирана. — Если это случится, проблем не оберешься.

— И именно поэтому мы ни в коем случае не должны дать ему сбежать.

— Ты должен разрешить мне достать пистолеты оттуда, куда я их спрятал.

— Никаких пистолетов, — сказал Киран так твердо, что закашлялся.

— Мы не знаем, что может случиться, — предупредил Артур.

— Это правда, но мы не можем уподобляться Сету. Единственное, что подтверждает нашу правоту, это то, что мы не ведем себя, как он.

— Ты нашел способ вырваться с гауптвахты. Он тоже найдет.

— Возможно. — Артур мог быть прав, если только Кирану не удастся переубедить сторонников Сета. — Как ты думаешь, кто на корабле против меня?

Артур серьезно задумался над этим вопросом и привел с десяток имен. В числе первых был Тобин Эймс, мальчик, который планировал спуститься в машинный отсек, чтобы спасти свою маму.

— Может быть, ты пришлешь сюда Тобина, чтобы я с ним поговорил? — предложил Киран.

— Ты уверен?

— Я хочу попробовать поговорить с ним. — Разногласия с Сетом возникли потому, что он его игнорировал. Он должен попробовать другую тактику с Тобином.

Тобин всегда напоминал Кирану ежика своими взъерошенными темными волосами, округлой фигурой и бегающим взглядом. Когда он подошел к койке Кирана, вид у него был заспанный.

— Артур тебя разбудил?

— Я смотрел за мамой, — угрюмо ответил мальчик.

— Как она? — спросил Киран, стараясь говорить низким голосом, потому что знал, что так он кажется более мудрым, уравновешенным и взрослым.

— Не очень хорошо, — со злостью проговорил Тобин. — Если бы ты пустил нас вниз…

— Мы бы все были мертвы. Ты сам знаешь, почему мы не могли спуститься, Тобин. Единственным способом спасти их было то, что мы сделали. Спроси свою маму.

— Я… — мальчик не договорил.

Значит, она была без сознания. Она, должно быть, умирала. Они все могли умереть.

— Я позвал тебя сюда не для того, чтобы спорить о прошлом, — сказал Киран, пытаясь говорить как можно более терпеливым голосом. — Мне нужен главный врач, а я слышал, что ты изучил множество видеоинструкций и много знаешь.

— Мне пришлось! У них была не только радиационная болезнь. У них еще была декомпрессионная болезнь, и порезы, и ссадины…

— Я назначаю тебя ответственным за госпиталь, — сказал Киран. — Выбери трех подходящих людей для своей команды и начинай их обучать.

Тобин был так изумлен, что на секунду утратил дар речи.

— Обучать чему?

— Помогать тебе. Артур провел инвентаризацию амбаров, и кукуруза почти поспела. Скоро будет сбор урожая. Это значит, что мальчики будут иметь дело со сложным оборудованием, тяжело трудиться. Будут травмы. Мы должны быть готовы к этому.

Киран умолчал о том, что госпиталь был местом, где Тобин меньше всего мог навредить ему в политическом смысле. Если мальчик будет заниматься работой всерьез, у него не останется времени на то, чтобы организовывать восстание.

Тем вечером Тобин ушел со встречи с растерянным видом. Но на следующий день он выбрал себе в помощники трех мальчиков, и теперь все четверо каждый день проводили много часов в госпитале, смотря видеоинструкции и штудируя огромную медицинскую энциклопедию.

Когда Киран достаточно окреп, чтобы ходить, первым местом, куда он пошел, был госпиталь. В кабинетах были разбросаны лекарства, на полу валялись пустые баллоны из-под кислорода, но у всех пациентов были свежие простыни, и видно было, что за ними хорошо ухаживают, даже несмотря на то, что они все еще были ужасно слабы.

Восемь. Осталось всего восемь взрослых. «Боже, пожалуйста, пусть больше никто не умрет», — взмолился Киран.

Он присел у койки Виктории Хэнд и поискал на ее опухшем лице признаки сознания. Она была единственным медицинским работником, оставшимся на борту, и они в ней крайне нуждались.

— Она разговаривала? — спросил он ее сына, Остена, который сидел на стуле возле ее койки.

— Не сегодня, — ответил мальчик. Он был похож на привидение со своими светлыми волосами и желтовато-бледной кожей. — Вчера она приходила в себя.

— Она была в состоянии помочь вам? Дать вам какие-то советы?

Остен отрицательно покачал головой.

Киран взял покрасневшую руку женщины и сжал ее, надеясь почувствовать что-то в ответ, но даже ее дыхание не изменилось. Он встал.

— Мне кажется, ты большой молодец, — сказал он Тобину, который стоял за его спиной, наблюдая. — Как твоя мама?

Мальчик улыбнулся:

— Сегодня утром она разговаривала. Она меня узнала.

Киран почувствовал, что Тобин простил его.

— И что она говорила?

— Мы в основном говорили про папу — про то, где он может быть. О том, что мы будем делать, когда он вернется. Она хочет испечь ему пирог.

Киран улыбнулся:

— Угостите меня?

Мальчик нехотя кивнул:

— Конечно. Угостим.

На следующий день Киран почувствовал в себе достаточно сил, чтобы осмотреть повреждения в сельскохозяйственных отсеках. Он понятия не имел, что могли повлечь за собой сорок часов невесомости, и ему не терпелось своими глазами посмотреть на это.

Сет позаботился о самых неотложных вопросах, но проблемы все еще оставались. Свет в амбарах был намного слабее, чем обычно. В дендрарии упало несколько тополей, и теперь команда мальчиков обрабатывала их машинкой для поверхностного рыхления почвы. В тропическом отсеке пальма опрокинулась на лимонную рощу, погубив несколько мелких деревьев. Маленькое стадо овец получило некоторые травмы, но зато цыплята казались здоровыми, хотя в курятнике был полный хаос. Во всем остальном повреждения были на удивление незначительными, и Киран знал, что, если мальчики будут непрерывно работать, они смогут все исправить.

Но трудность была в том, чтобы заставить их работать. Настроение на корабле было унылым. Прошло более шести недель с тех пор, как от них увезли девочек, и с каждым новым днем тревога мальчиков росла. На смену панике пришло тяжелое отчаяние. Несколько мальчиков совсем бросили работать, многие впали в уныние. Киран понимал, что он должен что-то с этим сделать. Ему нужно было найти способ вселить в них надежду.

ПЕРЕМЕНЫ

Однажды вечером после длинного дня, занятого управлением комбайна на кукурузном поле, Киран сидел в капитанском кресле в Центральном Совете и смотрел на терминал связи. Датчики могли зарегистрировать корабль задолго до визуального контакта, но ему нравилось прокручивать разные наружные виды, вглядываясь в мрак туманности, как будто он мог вот-вот увидеть «Новый горизонт» или шатал своей мамы. Вместе с ним в Центральном Совете сейчас находился только Сарек, который ел перемолотые зерна с бобами. Его лицо освещалось синеватым светом экрана. Киран пил чай из личных запасов Капитана — насыщенный черный чай с бергамотом из подсушенных листочков, собранных еще там, на Земле. Чай был ароматным, у него был сильный вкус даже без добавления сахара или козьего молока, и он помогал Кирану концентрироваться.

Сарек поставил миску на стол и потер лицо руками. Он всегда был серьезным и молчаливым, но после нападения повзрослел еще больше, и на нем лежала почти такая же большая ответственность, как и на Артуре.

— Я еще не поблагодарил тебя, Сарек, — сказал Киран.

Мальчик повернулся к нему.

— За что?

— За то, что помог мне на суде. Думаю, ты тогда спас мне жизнь.

— Я так не думаю. Сет выглядел более напуганным, чем ты.

— Ты точно так же подставился под удар. Я тебе благодарен.

Черные глаза Сарека в упор посмотрели на Кирана.

— Знаешь, настроение на корабле так себе.

— Ну, это неудивительно.

— Сегодня Мэтт Олбрайт не пришел, чтобы сменить меня. Я нашел его у кровати его мамы. Он сказал, что все попытки бесполезны, потому что мы никогда их не найдем. Прошло слишком много времени. И он не один говорит так.

— Я не знаю, что я могу с этим поделать, Сарек, — сказал Киран с сожалением. Сейчас он напоминал себе прежнего Кирана, который вечно не знал, что делать.

— Все, что я знаю, это то, что я работаю все больше, а отдыхаю все меньше, — сказал Сарек. — И я вижу все больше мальчиков, которые уклоняются от выполнения своего долга и только предаются унынию. Корабль так долго не протянет.

Киран поставил чашку в держатель возле капитанского кресла и откинулся назад. В последнее время он начал доверять Сареку почти так же, как Артуру. На него можно было положиться, как мало на кого еще.

— И чем вызываются эти различия, как ты думаешь?

Мальчик озадаченно посмотрел на него.

— Ты не сдался. Какая разница между тобой и Мэттом Олбрайтом?

Сарек облокотился о ручку кресла, задумавшись. Он покачал головой:

— Я знаю только, что каждое утро я встаю, поворачиваюсь к Мекке и молюсь.

— И это помогает?

Сарек пожал плечами:

— Мой папа хотел бы, чтобы я это делал.

Киран кивнул, переносясь разумом в ту жуткую ночь, когда все его силы подходили к концу, в ту ночь, когда ему явился голос, успокоивший его.

— Значит, ты веришь в Бога, — сказал Киран.

— Да.

— Почему?

Сарек, казалось, был поставлен в тупик этим вопросом.

— Просто мне, наверное, это кажется очевидным. Что за всем этим должно быть что-то еще. — Он махнул в сторону иллюминаторов, где через туманность пробивался слабый свет одной или пары звезд. — Я имею в виду, все сущее. Ты. Я. Просто результат какой-то космической случайности? Это как-то непохоже на правду.

— Я понимаю, о чем ты говоришь, — задумчиво сказал Киран. — Но тебе не кажется, что мы в меньшинстве?

— Что ты имеешь в виду?

— Ты не думаешь, что мы единственные верующие на корабле?

Сарек покачал головой:

— Совсем нет. В любом случае, теперь нет. Папа всегда говорил, что не бывает атеистов в окопах под огнем.

— Почему твою семью не отправили на другой корабль? — спросил Киран. Это всегда удивляло его и по отношению к его собственной верующей семье, которая никогда не соответствовала духу «Эмпиреи».

Сарек пожал плечами:

— Не думаю, что мусульманские семьи пришлись бы к месту на том корабле.

Киран задумчиво кивнул.

Той ночью Киран лежал в кровати Капитана и размышлял об управлении кораблем. Он был практичным, здравомыслящим, ответственным, но ему не удавалось вдохновить их.

— Я не оправдываю их ожиданий? — прошептал он в темноту.

«Им нужно откровение», — сказал голос.

Он сел на кровати, шелестя простынями.

— Ты правда там? — прошептал он. — Что мне делать?

«Дай им откровение».

— Как?

«Ты найдешь способ».

— Мне этого мало! — воскликнул он.

Но теперь он снова был один.

«Откровение», — сказал голос. Вот чего не хватало мальчикам. Место в жизни, о котором они могли бы подумать, что это их судьба, какая-то цель, к которой можно стремиться даже в горе.

Киран вспомнил ту ночь, когда мальчики узнали о гибели своих родителей, и проповедь, которую он тогда нашел. Та проповедь дала мальчикам надежду, которая позволила им продолжать бороться или, по крайней мере, не сдаваться. Надежда помогала им чувствовать, что они все еще связаны с их погибшими семьями, как сказал Сарек.

Ему нужно было найти еще проповеди наподобие той.

Он вылез из кровати, включил настольную лампу и сел к компьютеру Капитана. Он нашел папку с проповедями и пролистал названия, вроде «Бесплодные утробы, плодородные сердца» и «Вырастим зерно для будущей жизни». Всего несколько проповедей имели отношение к их сегодняшним проблемам, но он прочитал их все. Там говорилось о великой миссии и о том знаменательном дне, когда корабли достигнут Новой Земли и начнутся работы терраформирования. Это была священная миссия, договор между Богом и всем человечеством — не только тем, которое осталось на Земле, но и их детьми, детьми их детей, на все тысячелетия.

Эти слова зацепили Кирана, и он почувствовал, что это правда. Миссия «Эмпиреи» была величайшим предприятием за всю историю человечества. Продолжение возникшей на Земле жизни зависело от этой миссии, и она не должна была провалиться. Именно таков был замысел Бога.

Тогда почему? Почему Бог допустил убийство их семей, похищение девочек? Почему он поставил под угрозу выполнение миссии? Если только… это была часть Его плана?

«У страдания есть цель», — вспомнил Киран. Его боль и голод на гауптвахте очистили его и сделали готовым к получению послания Бога. Бог допустил нападение затем, чтобы вся команда «Эмпиреи» была открыта Его голосу.

Киран не спал всю ночь, читая проповеди, делая заметки и записывая свои мысли, освещенный желтым кругом света от настольной лампы. Чем больше он писал, тем сильнее ощущал, что идет навстречу своей судьбе. Голос указал ему его путь.

К утру, когда остальные мальчики зашевелились на кроватях и потянулись в центральный бункер к завтраку, они обнаружили там ряды стульев, расставленные перед трибуной. На трибуне в черном костюме и галстуке стоял Киран Алден, свежевыбритый, с зачесанными назад рыжеватыми волосами и вычищенными ногтями. Киран подкрутил микрофон, чтобы он был поближе к его рту.

— Пожалуйста, садитесь, — сказал он. — У меня есть пара мыслей, которыми я хотел бы с вами поделиться.

Мальчики замешкались, но, увидев тарелки с кусочками свежего хлеба и щедрыми порциями черничного джема, расставленные на стульях, приободрились и, вполне довольные, расселись по местам.

Пришло всего около половины мальчиков, но это было нормально. Это было хорошее начало. Он кивнул Артуру, который нажал кнопку на переговорном устройстве, и заиграла запись сонаты Бетховена. Артур приглушил свет, оставив всего один луч, падавший на Кирана и окружавший его ореолом света. Киран представил, что он отражает свет, забирая его внутрь себя и выпуская, как подарок печальным испуганным мальчишкам.

Правда ли он мог это сделать? Правда ли он был таким человеком?

— Спасибо вам, что пришли. — Киран взглянул в свои записи, которые казались ему такими блестящими еще ночью. Теперь, когда шестьдесят пар глаз выжидающе смотрели на него, его слова показались ему неубедительными и слабыми. Он чувствовал, что его свет меркнет.

Но неубедительные и слабые слова были лучше, чем ничего.

— Нам пришлось многое пережить за эти последние месяцы, — начал он. — Мы потеряли наших любимых, нас разлучили с нашими семьями, нашими друзьями, и мы не знаем, где они и все ли с ними в порядке. Пока туманность не расчистится, нам ничего не остается, кроме как ждать и надеяться на лучшее.

В углу комнаты раздался презрительный смешок, но Киран не остановился, чтобы посмотреть или хотя бы обратить на него внимание.

— Почему это случилось с нами? Мы были посланы в бескрайнее пространство, чтобы заново обрести дом по образу и подобию сотворенного Богом на Земле. — Многие мальчики смотрели на него с недоумением, однако некоторые внимательно слушали. — Мы все безусловно верили в правоту нашей миссии, не так ли? Давайте поднимем руки, соглашаясь с тем, что наша миссия — дело Божье.

Киран поднял правую руку, и большинство мальчиков тоже подняли руки.

— Оглянитесь вокруг себя. Посмотрите на эти воздетые руки. Большинство из нас знают, что все это время мы выполняем замысел Божий, правда? А теперь опустите руки и позвольте мне задать вам еще один вопрос.

Руки покорно опустились, и Киран сделал паузу, оглядывая мальчиков, с ожиданием смотрящих на него.

Это было гораздо проще, чем он предполагал!

— А теперь поднимите руки те, кто посещает службу раз в неделю.

Поднялось всего около пяти рук, как Киран и ожидал.

— Кто ходит раз в месяц?

Поднялось еще шесть рук, но большинство мальчиков смотрели на Кирана с виноватыми лицами.

— Теперь вы можете опустить руки. — Киран подождал, пока мальчики это сделают. — В последнее время я думаю о том, насколько все изменилось бы, если бы мы уделяли больше внимания духовной стороне нашей миссии. Что, если бы больше об этом заботились? Был бы Бог добрее к нам в час нужды? Были бы наши матери, отцы и сестры с нами сегодня, если бы уделяли Ему больше внимания? Если бы мы опускались на колени всего раз в неделю и благодарили Бога за то, что он подарил нам право быть первым поколением, нога которого ступит на планету, которую скоро все человечество назовет своим домом навсегда?

Он оглядел комнату. В толпе было немало скептических лиц, часть мальчиков вообще не обращала внимания на происходящее, но большинство, судя по всему, задумывались над тем, что он говорил. Некоторые мальчики даже, казалось, готовы были расплакаться.

— Мне кажется, что в нашей повседневной жизни мы забыли, кто мы такие. Мы прародители новой цивилизации. Мы заложим основу для бессчетных поколений людей на краю галактики, где никогда не было ничего. — Киран набрал воздуха, чтобы возвысить голос, и продолжил: — Я говорю, ничего, подобного нам. Мы непременно вернем наших девочек, и с ними вместе мы создадим новый мир!

У него получилось. Многие из них смотрели на него со сдержанным благоговением. Амос Перивинкл сложил руки под подбородком и смотрел на Кирана, восхищенный и изумленный. Тобин Эймс, мальчик, который выступал против него раньше, казалось, был совершенно раздавлен величием Кирана.

— И поэтому я хочу установить новую традицию. Каждое воскресенье мы будем собираться здесь, есть вместе хлеб и беседовать о таких вещах. В конце каждой службы мы будем опускаться на колени и благодарить Бога за то, что он привел нас на этот чудесный корабль и послал нас в путешествие через вселенную. Мы вознесем наши хвалы Господу за то, что мы избраны быть теми… — он сделал паузу, заставляя мальчиков дожидаться последнего слова: —…теми, кто создает новый мир.

Киран обошел трибуну, чтобы собравшиеся видели его в полный рост, торжественно опустился на колени, сложил руки и склонил голову в молитве.

Это заняло пару минут. Сначала они просто смотрели на него, но потом, один за другим, они опустились на колени, опираясь на впередистоящие стулья, и склонили головы.

Несколько мальчиков остались сидеть. Это не было для Кирана неожиданностью. Но подавляющее большинство подхватило его новую идею. Киран стоял на коленях несколько минут. Пока мальчики молились, в комнате стоял идеальная тишина, но постепенно какое-то неуловимое напряжение воздуха стало ослабевать. Когда Киран наконец почувствовал, как на собравшихся спустился покой, он посмотрел на них, улыбнулся и сказал:

— Аминь.

В следующее воскресенье они ели хлебцы с чесноком и оливковым маслом, и Киран поблагодарил Бога за урожай. Через воскресенье были маисовые лепешки и овечье масло, и Киран вознес хвалы Богу за новую группу цыплят, которые вылупились в отсеке птицеводства. Через несколько месяцев он добавил часть службы, во время которой все желающие могли произнести свои молитвы вслух. Это был хороший способ почувствовать настроение команды. Он понял, что службы повышают моральный дух, когда однажды в воскресенье мальчик по имени Муки Паркер встал и застенчиво пробормотал:

— Я благодарю Бога за эти службы, потому что после них я чувствую себя лучше.

Киран увидел, как несколько голов согласно кивают, и заметил, что многие лица смотрят на него с обожанием. У него получилось. Он стал лидером, который воодушевлял их, с Божьей помощью, и он чувствовал огромную благодарность.

Однажды в воскресенье, примерно через пять месяцев после нападения, Киран посмотрел в зал с трибуны и понял, что теперь на его службы ходят все мальчики до единого. И еще больше он был обрадован, когда после службы к нему поднялся маленький мальчик и потянул его за пиджак.

— Мои родители на небе? Я могу с ними поговорить?

Киран посмотрел на его лицо, усыпанное бледными веснушками, и сказал:

— Да. Они на небесах. И ты должен говорить с ними каждый день.

Ответ пришел сам собой и так естественно, что Киран почувствовал: это правда.

Мальчик улыбнулся во всю ширину своих свежих щечек и отошел к группке своих друзей, чтобы передать им ответ Кирана.

Теперь Киран был в этом уверен. Он исполнял волю Господа.

СЕТ

На корабле было темно. Киран лежал в своей новой комнатке в капитанской кровати, на восхитительно мягком широком матрасе. Было бы здорово привести сюда Уэверли, если он когда-нибудь еще ее увидит. Он прижался лицом к подушке, представляя себе, что это ее мягкие волосы.

Он в тысячный раз думал о том, чтобы изменить курс корабля и отправиться на ее поиски. Это была почти физическая необходимость: взять на себя управление «Эмпиреей» и пустить корабль в том направлении, которым следовал «Новый горизонт». Вчера он чуть не отдал такой приказ, но Артур Дитрих убедил его, что у них будет больше шансов, если они будут придерживаться своего курса.

— Пусть они догонят нас, — сказал он.

Даже Сарек был с этим согласен.

— Все это время ты был прав, Киран. Нам ничего не остается — только ждать. Если они ищут нас в этой проклятой туманности, они смогут найти нас только в том случае, если мы будем там, где они ожидают нас увидеть.

— С точки зрения тактики, — сказал Артур с уважением, — это было гениально: атаковать нас внутри туманности.

— Мы им отомстим, — зловеще добавил Киран. — Если даже нам придется ждать, пока мы доберемся до планеты, мы все равно им отомстим.

Дело было в том, что теперь, когда корабль был под контролем и все мальчики занимались делом, Киран все время думал только, об Уэверли. Он, конечно, волновался и о своих родителях, но Уэверли нуждалась в нем, а его рядом не было.

Пытаться уснуть было бесполезно, так что он включил лампочку возле кровати. Напротив него висела обрамленная репродукция старой картины Ван Гога: сияющие желтые стога сена. Эта картина заставляла его жалеть о том, что он не на Земле: ведь если бы они не покидали Землю, он бы легко смог найти Уэверли — он бы просто пошел или побежал туда, где была она, и привел ее обратно. Но он был не на Земле. Он был на корабле, который несся сквозь жуткую розовую туманность, и ему было некуда идти.

Экран связи на прикроватном столике вдруг вспыхнул, и он подскочил от неожиданности.

— Капитан, ты должен спуститься на гауптвахту!

На заднем плане Киран слышал звуки ударов и борьбы.

— Что происходит?

— Пленники дерутся, сэр. Они пытаются убить друг друга!

Киран натянул свободные хлопчатобумажные штаны и сунул ноги в сандалии. За несколько секунд он добежал до лифта и спустился к гауптвахте, не успев даже перевести дыхание. Когда двери лифта открылись, он услышал звуки борьбы, эхом разносящиеся по коридору. Звучало это так, словно какие-то звери грызлись за кость.

Добравшись до гауптвахты, он обнаружил Сета, который стоял над Сили и пинал его в живот, пока Макс вяло пытался его остановить. Сили был без сознания, состояние Макса было немногим лучше. Дыхание Сета было прерывистым, костяшки его пальцев были покрыты синяками, но он продолжал снова и снова бить Сили.

— Прекрати, — сказал Киран.

Сет, казалось, его не слышал.

— Прекрати! — закричал Киран. Он взял ключи у охранника, открыл дверь и бросился на Сета. Затем они оказались на полу, и Киран бил его по лицу, снова и снова, осыпая его ругательствами.

Сначала Сет, щелкая челюстями, пытался укусить Кирана за лицо, но силы его были на исходе. Тогда он обмяк и позволил Кирану колотить себя. Когда Киран наконец остановился, глаза Сета были распухшие, а его нижняя губа была разбита и кровоточила.

Костяшки Кирана горели в том месте, которым он ударил Сета по зубам. Он задыхался и был совершенно измучен. Охранники, двое молодых мальчишек, которым все это было внове, в ужасе смотрели на него.

— На что вы уставились? — рявкнул он.

— П-прости, — пролепетал один из них, тринадцатилетний мальчик по имени Харви Маркем. Он прижимал одну бледную руку к животу, как будто ему было нехорошо.

— Разделите их, по одному на камеру, — приказал Киран, поднимаясь на ноги и только теперь осознавая, что он сделал. — Уже давно нужно было это сделать.

— Прости, — снова сказал Харви.

— Это не твоя вина, — заставил себя сказать Киран. — Я сам виноват.

Не глядя Кирану в глаза, Харви и другой охранник, пятнадцатилетний мальчик, который называл себя Джуниором, вошли в камеру и взяли Сета под руки. Пока они тащили его по коридору, Киран стоял в дверях, следя за тем, чтобы Макс не сбежал. Но мальчик был слишком истощен. Он лежал на полу, глядя на Кирана безразличными глазами.

Сили был неподвижен, и Киран смотрел на него с сожалением. Он знал, что Сили грозит опасность в присутствии Сета, но он не позаботился о том, чтобы их разделить. И вот теперь Сили едва не умер из-за него.

Когда охранники вернулись и, взяв Макса, потащили его в другую камеру, Киран перевернул Сили на спину.

Его лицо было фиолетовым от кровоподтеков, запястье было согнуто под неестественным углом, а перекрученная рука была похожа на клешню какого-то раненого зверя. Киран разорвал на Сили рубашку. Грудь мальчика была покрыта синими и желтыми пятнами от старых и новых синяков. Ему уже давно нужно было перевести его в другую камеру.

— Свяжитесь с госпиталем и скажите им, чтобы принесли носилки с ремнями, и бинты, и антисептики для тех двоих.

Спустя несколько минут двое заспанных мальчиков в пижамах пришли из госпиталя и унесли Сили на носилках. Они принесли металлические чашки, наполненные антисептиками, мазями и бинтами, и Киран пропихнул их сквозь решетки, сначала Максу, который лежал на койке, сжимая лоб руками, и затем Сету, который привалился к стене и тяжело дышал через неимоверно распухшие губы.

— Тебе, наверное, нужны какие-нибудь обезболивающие, — сказал он Сету.

— Наверное. — Сет порылся в лекарствах, нашел тюбик с мазью и выдавил ее на свою кровоточащую губу. Судя по тому, как уверенно Сет обрабатывал свои раны, Киран заключил, что Сету уже не раз приходилось приводить себя в порядок после избиений. Он знал, что его отец часто его бил. Так что неудивительно, почему он был так озлоблен.

— Кажется, Великий Пастор Киран не такой уж безупречный, — сказал Сет, забинтовывая ранку на руке. — Ты меня избил до полусмерти.

— Я и не говорил, что я безупречен.

Сет рассмеялся:

— Тебе и не нужно было.

Киран со стыдом посмотрел на свои окровавленные кулаки.

— Мне жаль, что я на тебя набросился.

— У тебя были причины. — Сет отвинтил крышечку с флакона аспирина и, засыпав полную горсть себе в рот, принялся громко жевать. Он, хромая, прошел к раковине и запил таблетки водой из-под крана.

— Почему ты набросился на Сили?

— Угадай.

— Он сделал что-то, что тебе не понравилось.

— Можно и так сказать. — Сет искоса посмотрел на Кирана. — Он — причина, по которой я здесь.

— Как ты понял?

— Он мне сказал. — Сет расхохотался, тряся головой. — Вот дурак. Он чувствовал себя виноватым.

Мальчики молчали, пока Сет заканчивал обрабатывать свои раны. Затем он со стоном лег на койку, закрыв глаза рукой.

— Жаль, что я не могу вернуться назад во времени, — сказал Киран.

Сет недоуменно посмотрел на него.

— Я бы многое сделал по-другому, — признался Киран, сам удивляясь своей потребности говорить об этом с Сетом после того, как тот чуть его не убил. Но в отсутствие Уэверли и его родителей Сет был тем, с кем он чувствовал наибольшую близость. Артур был умным, но слишком маленьким; Сареку можно было доверять, но он был чересчур сдержанным. И дело было не только в том, что он и Сет были примерно одного возраста или имели одинаковую склонность к лидерству, подумал Киран. Тут было что-то большее.

Он знал, что он сам выдающийся человек, и понимал, что Сет тоже. При других обстоятельствах они могли бы стать друзьями.

— Думаю, я бы тоже многое сделал по-другому, — нехотя сказал Сет и добавил: — Потому что этот суд не очень-то удался.

— Ты бы правда убил меня? — спросил Киран, надеясь, что Сет не заметит страха в его голосе. Даже теперь, когда Сет был надежно заперт, Киран все еще боялся его.

Сет немного поразмыслил.

— Я просто пытался тебя сломить, — сказал он, — чтобы потом, оказавшись на свободе, ты не создавал мне неудобств.

Киран внутренне содрогнулся. Это почти сработало. Были моменты, в которые он был готов сделать почти все что угодно за еду.

— Но затем эта мелюзга стала требовать суда, — продолжил Сет. — Они пытались делать вид, что хотят твоей крови, но я видел, что на самом деле они хотят тебе помочь. Я знал, что никогда бы не добился власти, если бы не…

— Значит, ты бы это сделал?

Сет отмахнулся от вопроса, словно от назойливой мухи.

— Главное, что я этого не сделал, не так ли?

— Но ты хотел.

— Хотеть и сделать — это не одно и то же.

— Ты морил меня голодом.

— Я не делал ничего ужаснее того, что мой отец делал со мной, когда обнаружил, что я добрался до его ликера. Одна миска супа в день в течение всего сбора урожая. Попробуй как-нибудь. — Лицо Сета так сильно распухло, что трудно было угадать его выражение, но Киран знал, что Сету всегда было больно вспоминать об отце. — Конечно, я таскал еду, когда отец не видел, — добавил он. — Но ведь то же самое делал и ты.

— Ты знал? — спросил Киран. — Знал, что Сили тайком меня кормит?

— Я сам приказал ему это делать, — раздраженно ответил Сет. — Я не хотел, чтобы ты знал, что это исходит от меня. Этот хлеб должен был стать началом.

— Началом чего?

— Поощрения. За хорошее поведение.

Это бы тоже сработало, подумал Киран. Сет и не представлял, как близко он был к тому, чтобы подчиниться. «И он никогда этого не узнает», — сказал он себе.

— Если я выпущу тебя отсюда, ты снова будешь пытаться?

— Пытаться что?

— Захватить власть на корабле.

Сет так долго молчал, что Киран уже решил, что не дождется ответа, и встал. Когда он был уже у двери, Сет сказал:

— Именно так поступил и ты сам, разве нет?

Киран замер на месте. И затем, стараясь не выдавать голосом своих эмоций, сказал:

— Я пришлю тебе завтра утром чистую одежду.

И вышел из камеры.

ЗВЕЗДЫ

Киран работал на комбайне, собирая сено в тюки. Два других мальчика укладывали тюки с помощью конвейеров-«одиночек», осторожно поднимая каждый похожими на челюсти механизмами в передней части машин. Это было похоже на игру, и если бы Киран не считал, что сажать младших мальчиков за комбайн опасно, он бы охотно поменялся с одним из них местами. Но ему приходилось заниматься комбайном, прогоняя огромную машину по рядам трав, которые должны были пойти на перегной или подстилки для цыплят и коз.

Почувствовав вдруг руку у себя на плече, он подскочил от неожиданности и увидел Артура, который наклонился к нему, балансируя на подножке комбайна. Он задыхался, по лицу его стекал пот, а глаза за пыльными стеклами очков были расширены от волнения. Артур что-то говорил, но Киран ничего не слышал за шумом двигателя, и ему пришлось остановить комбайн, чтобы расслышать его. «Надеюсь, это хорошие новости», — подумал он.

— Я говорю, туманность истончается! — закричал ему Артур.

— Что?! — Киран уставился на мальчика. — Что ты имеешь в виду под «истончается»?

— Я имею в виду, мы видим звезды.

Кирану нужно было увидеть это своими глазами. Он махнул мальчикам, управлявшим конвейерами, и вслед за Артуром вышел из заросшего травой отсека и пошел к лифту, который вел прямо в Центральный Совет.

— Сколько там звезд? — спросил Киран, не в силах ждать. — Больше, чем просто парочка?

— Куча. Мне кажется, мы почти у края туманности.

Сердце Кирана подпрыгнуло, и ему пришлось прислониться к стенке лифта. За прошедшие месяцы к нему вернулись почти все силы, но все же период голода оставил на нем свою метку. Если что-то слишком сильно его волновало, адреналин отнимал у него все силы, голова становилась легкой и пустой. Именно так он чувствовал себя сейчас, пока ждал, когда откроются двери лифта и он сможет пройти за Артуром в комнату управления, чтобы все увидеть своими глазами.

В Центральном Совете было около дюжины мальчиков, но они не издавали ни звука. Киран слышал, как они взволнованно дышат, глядя в окно. За легкой дымкой, все еще оставшейся от туманности, виднелись звезды. Миллионы миллионов звезд, и их становилось все больше по мере того, как корабль двигался к внешней границе розового облака. Этот эффект напоминал Кирану о той ночи, когда его папа пытался объяснить ему, что на Земле в течение дня звезд не видно.

— В сумерках они одна за другой появляются на небе, — говорил он.

Киран никогда не мог этого представить, но теперь это происходило у него перед глазами. Звезды возникали одна за другой, как будто вырываясь из-за шелковой завесы.

— Боже мой, — прошептал он.

Это была правда. Они приближались к внешней границе этого жуткого облака.

В течение какого-то времени Киран, прищурившись, смотрел на звезды, выискивая разницу между ними. Некоторые из них мерцали красным, некоторые — синим, другие имели желтоватый оттенок. Но его захватила новая идея, и он закричал Сареку, который обслуживал станцию связи:

— Запустите радар! Они тоже могли выйти из туманности!

Сарек пару мгновений непонимающе смотрел на Кирана, но потом его руки заскользили над контрольной панелью, включая все радары на корабле, чтоб охватить все возможные частоты. Затем он включил все восемь лучей радара, посылая их световые волны в темноту в поисках любого твердого объекта в пределах десяти миллионов миль.

В кабине повисла тишина. Никто, казалось, не ожидал, что что-то произойдет, поэтому все испытали настоящий шок, когда сквозь линию радиосвязи Сарека пробился человеческий голос.

— Мэйдэй, Мэйдэй, «Эмпирея», если вы получили наш сигнал, пожалуйста, отвечайте. Это Уэверли Маршалл. Мэйдэй, Мэйдэй, «Эмпирея», если вы…

— Что это?.. — задыхаясь, спросил Артур.

Мальчики завопили. Один мальчик в углу упал на колени. Киран мог только бессмысленно смотреть на Сарека, и все его тело от кончиков пальцев до самых глубин охватила дрожь. Ее голос.

Сообщение было поставлено на повтор и прозвучало уже много раз, когда Киран наконец обрел дар речи.

— Ответь, — сказал он.

Сарек взял микрофон, настроил частоту сообщения и сказал:

— Это «Эмпирея», Уэверли, где вы?.. Прием.

Все столпились вокруг станции связи, пока слабый голос Уэверли бесчисленное количество раз эхом повторял сообщение. Киран прислушивался к нему, пытаясь найти какую-то подсказку, которая сообщила бы ему, что с ней. Ее голос казался тонким и дрожащим, но тем не менее спокойным и решительным. Он звучал храбро.

— Сарек! — отчаянно воскликнул Киран. — Поставь на повтор ответное сообщение на…

— Прием?

Это был молодой женский голос, слабый и неуверенный.

Киран выхватил микрофон у Сарека:

— Позови Уэверли.

— Кто это? — спросила девочка.

— Позови Уэверли! — закричал Киран, но из микрофона уже доносился другой голос.

— Киран?

Сердце Кирана взмыло куда-то ввысь. Он слышал ее. Он слышал Уэверли.

— Уэверли, где ты? — По его лицу бежали слезы, но ему было плевать, что подумают о нем остальные мальчики. В тот момент ему нужна была только Уэверли. Прямо сейчас.

— Я не знаю. Но мы не можем быть слишком далеко. Сигнал проходит почти без задержки.

— Ты в порядке?

— Да, с нами все хорошо. А как вы? — Кирану показалось, что в ее голосе тоже звучали слезы.

— Мы в порядке!

— Вы можете сказать Капитану Джонсу, чтобы он отыскал нас?

— А Гарвард там? Или мой отец? — дрожащим голосом спросил Киран.

Повисла пауза, и голос Уэверли изменился, в нем появилась горечь.

— Здесь нет взрослых, Киран. Только мы, девочки.

Несколько мальчиков зарыдали. Питер Страуб монотонно ударял по металлической стене.

Сердце Кирана упало. Но он собрался с силами, приглушил микрофон и обратился ко всей комнате:

— Значит, взрослые на шаттлах, и когда они вылетят из туманности, мы с ними тоже установим контакт.

Несколько мальчиков кивнули, но большинство только подавленно смотрели в пол.

— Пожалуйста, Киран, ты можешь позвать Капитана Джонса? — попросила Уэверли. Ее голос был на грани истерики. — Или пилота? Кого-то, кто знает, как нас найти.

— Капитан… его сейчас нет. Давайте доставим вас на борт и обсудим все позже, хорошо?

Артур подошел к радиолокационному индикатору и прокрутил изображения, пока не нашел то, которое мигало красным сообщением: «Движущийся объект». Он показал на движущуюся точку:

— Это должны быть они. Они впереди нас, движутся в нашем направлении.

— Ты можешь проложить маршрут, чтобы встретиться с ними? — спросил Киран Артура, который с сомнением разглядывал навигационное оборудование.

— Я могу попробовать.

Внутри Кирана вскипела ярость, и некоторое время он боролся с собой, пока не смог спокойно сказать:

— Постарайся сделать все возможное.

Задача казалась очень трудной, но Артур обнаружил, что при хорошей видимости звезд навигационная программа способна автоматически проложить перехватывающий курс. У Кирана засосало под ложечкой, когда корабль накренился на правый борт.

— Как долго?

Артур взглянул на экран:

— Несколько часов.

Он не мог так долго ждать. Он жалел, что не может выгнать всех мальчишек из Центрального Совета, чтобы поговорить с ней наедине. Это было бы нечестно.

— Как ты, Уэверли? Ты здорова?

— Да, я здорова. Кажется, мы все здоровы.

— Кто у вас там? — закричал Сарек.

— Все девочки, кроме Фелисити Виггам и… и… Саманты Стэплтон.

— Как вы вырвались?

Она долго молчала, прежде чем сказать наконец:

— Я не хочу говорить об этом по связи, Киран.

Случилось что-то очень плохое. Это было слышно по ее голосу.

— Я хочу поговорить с моей сестрой! — Элфи Мор сердито потянулся к гарнитуре Кирана.

Больше всего на свете Киран хотел бесконечно говорить с Уэверли, но она торопливо сказала:

— Киран, здесь много девочек, которые хотят поговорить со своими семьями.

Сердце Кирана упало. Почему она не хочет говорить с ним?

Элфи потянул за провод гарнитуры. Киран отдал ее мальчику и уселся в капитанское кресло.

Ждать было мучением. Он не мог себя заставить ни с кем говорить Он игнорировал вопросы, которыми засыпали его мальчики, и сидел, неподвижный, как камень, обхватив голову руками, сжав челюсти и зажмурив глаза, пока они наконец не оставили его в покое. Он не мог отогнать от себя картину того, как Уэверли врезается на шаттле в корпус «Эмпиреи». Она раньше никогда не управляла настоящим судном. Что, если она умрет, почти добравшись до дома?

Скоро система связи затрещала, и в динамиках зазвучал голос Уэверли:

— Я вижу вас! Я вижу «Эмпирею»! — завопила она. — О боже!

— Десять минут, — сказал Артур. Его пальцы запорхали по клавиатуре, и Киран ощутил, как скорость «Эмпиреи» резко падает. Чувствуя, как его тело становится все легче, он смотрел на видеоэкран Артура и быстро мчащуюся точку шаттла Уэверли, которая сужала круги, приближаясь к левому отсеку для шаттлов.

Киран вскочил со стула и со всех ног побежал по коридорам. Ему все время казалось, что он бежит недостаточно быстро. Он хлопнул ладонью по кнопке лифта и принялся колотить в дверь, ожидая, пока откроются двери. Оказавшись внутри, он подумал, что, если бы он мог перерезать провода, чтобы лифт быстрее пошел вниз, он бы это сделал.

Добравшись наконец до отсека для шаттлов, он обнаружил, что почти все мальчики уже столпились там и не сводят глаз с дверей воздушного шлюза. Стояла напряженная тишина. Киран подбежал к пункту связи и закричал:

— Сарек, установи для меня соединение с шаттлом.

— Она выключила свою гарнитуру, — сказал Сарек. — Сказала, что я ее отвлекаю.

— Насколько они близко? — спросил Киран.

— Я только что открыл внешние двери.

Киран чувствовал, как пульсируют вены у него на лице. Он смотрел на двери, крепко сжав губы, и ждал. Каждая мышца его тела была напряжена.

— Пожалуйста, — прошептал он себе под нос.

В комнате стояла тишина. Тобин Эймс жевал верхнюю губу, засунув руки под мышки, как будто для того, чтобы не дать замерзнуть пальцам. Джереми Пинто сидел на корточках, раскачиваясь взад и вперед, не сводя глаз с дверей.

Внезапно отсек для шаттлов наполнился жутким звуком царапания металла о металл, и сердце Кирана застыло. Но затем он услышал, как гидравлическая система захлопывает наружные двери, после чего раздался ритмический звук накачивания воздуха в воздушный отсек.

Внутренние двери воздушного шлюза открылись. Мальчики отскочили назад, расчищая пространство, и шаттл скользнул внутрь и опустился на пол, словно гигантская причудливая птица.

Он стоял перед ним, безмолвный и неподвижный, но затем из него выехал трап, и на нем появились дюжина маленьких женских ног, сначала робких, но потом все более быстрых, когда девочки увидели братьев, друзей, любимых. Девочки падали в объятия ждущих их мальчиков, и комната внезапно наполнилась голосами, плачем, смехом, воплями и просто разговорами.

Уэверли была последней. Киран знал, что так и будет.

Она была такой худой и бледной. Она хромала. Ее волосы свалялись и грязными плетьми свисали на лоб. Щеки ввалились, глаза запали. Киран подошел к ней, обхватил ее руками, и она упала в его объятия. Он поднял ее на руки и понес вниз по трапу.

— Я могу идти, — сказала она, уткнувшись носом в его ухо.

— Я знаю, — прошептал он в ответ, вынося ее из отсека во внешний коридор.

Как только они оказались одни в лифте, Уэверли обхватила шею Кирана руками, как будто боясь, что ее оторвут от него, и тело ее затряслось от рыданий.

Она не мылась уже много дней, возможно, недель, но Кирану было плевать.

Он больше никогда не собирался отпускать ее от себя.

ВМЕСТЕ

Он стянул с нее одежду и, оставив ее сидеть на краю кровати, включил воду в ванной. От пара на зеркале над раковиной образовались узоры, и он опустил пальцы в горячую воду, глядя на Уэверли. Она, моргая, смотрела на него, словно не веря, что она здесь. Киран накапал в ванну экстракт ванили, чтобы пар стал ароматным, и пошел за ней.

— Капитан не рассердится? — спросила она тонким беззащитным голосом.

Киран встал перед ней на колени. Уголки ее рта подрагивали, и она робко посмотрела ему в глаза, как будто колеблясь между необходимостью понять и страхом узнать.

— Нет, — ответил он наконец так нежно, как только мог. Он подождал, не задаст ли она еще вопрос, но она этого не сделала. Он взял ее за тонкую руку и мягко приподнял, пока она, пошатываясь, не встала на ноги, и тогда он повел ее к ванне.

Когда она опустилась в воду, Киран увидел шрам на ее ноге. Это был неровный воспаленный разрез, который, казалось, вырвал кусок мышц в глубине. На ее плече была уродливая засохшая рана размером с его большой палец, черная и блестящая. Когда она села, он увидел небольшие шрамы на ее животе, один в середине, возле пупка, и два других пониже, ровно над тазовыми костями. Они выглядели как хирургические шрамы.

— Что они с тобой сделали?

Она посмотрела на него безрадостными глазами.

— Все.

Сейчас он больше ничего не хотел знать. Он взял губку и налил на нее кастильского мыла, пока на ней не образовалась душистая пена.

Он провел губкой по ее спине, по изгибу шеи, вниз по ее тонким рукам, по впадинам подмышек. Большими пальцами он погладил кожу вдоль позвоночника, размял мышцы плеч, потер заднюю часть шеи. Он медленно наклонил ее назад, пока она не легла в ванну, и смотрел, как вода заливает ее волосы, превращая их в длинные пряди, вьющиеся, как водоросли, вокруг ее головы. Он налил мыла в ее волосы и помассировал ей голову, чувствуя между пальцев тугие сильные пряди. Он знал, что запомнит этот момент навсегда. Он хотел никогда не забывать, какой она была тогда, лежащая на спине, беззащитная и доверчивая.

Потом он прошелся губкой по ее ребрам и нежно сжал ее руками, пока не услышал ее вздох. Он провел губкой по ее животу, по маленьким шрамам, по ногам от бедер до ступней, промыв промежутки между пальцами, и потом нажал пальцами на свод стопы, пока она снова не вздохнула.

Веки опускались ей на глаза, когда Киран помог ей встать и завернул в хлопчатобумажное покрывало. Он провел ее к капитанской кровати, и она благодарно на нее упала. Опустив голову на подушку, она в ту же секунду уснула.

Он смотрел на нее в тусклом свете лампы, беспокоясь за нее, слушая каждый вздох, который слетал с ее губ. Она была такой прекрасной, такой нежной, она по-прежнему была его Уэверли, но она была другой. Она казалась усталой и сломленной. Она спала беспокойно и один раз повернулась, тихо позвав: «Мам… мам». Но затем она снова затихла.

В животе у него урчало, и он понял, что не ел весь день. Но бросить ее он не мог. Ему казалось, что если он уйдет на кухню за хлебом и фруктами, то, когда он вернется, она куда-нибудь исчезнет. Он боялся, что все это ему померещилось. Поэтому всю ночь он сидел у кровати, глядя на нее и слушая ее дыхание.

Когда она наконец проснулась, Киран очнулся от неглубокой дремоты и, открыв глаза, увидел, что она сидит на кровати, прижав колени к груди, и осматривает комнату. Он протер глаза.

— Значит, Капитана больше нет, — сказала она низким голосом, снова напомнив ему о том, как он любил слушать ее речь.

— Это правда.

— А твои родители? Они здесь?

Киран отрицательно покачал головой.

Уэверли смотрела на него, размышляя, изучая его, вспоминая.

— В отсеке для шаттлов не было взрослых, когда мы прилетели.

— Да. — Это было мучительно — смотреть, как она подбирается к правде. Но сказать ей напрямую было бы еще хуже, так что Киран ждал, пока она сама к этому придет.

— На борту совсем нет взрослых, да, Киран? — наконец сказала она, и уголки ее темно-розовых губ поползли вниз. Она держала руку у себя в волосах, и ему нестерпимо хотелось пересечь комнату и тоже дотронуться до ее волос, погладить их.

— Здесь оставалось всего несколько взрослых, но на реакторе произошла авария, и все они сильно больны. Те, кто не был убит во время нападения, вылетели в погоню за вами.

Она медленно кивнула. Она была так далеко от него, и ему было страшно.

— Что с тобой произошло, Уэверли?

Она откинулась на спину, ее глаза были пусты.

— Можно мне что-нибудь съесть?

— Я сейчас вернусь, — сказал Киран. — Пожалуйста, никуда не уходи, хорошо?

Она кивнула, но отвернулась, когда он открывал дверь и выходил из комнаты.

Киран побежал по коридорам. На корабле царила неестественная тишина, и Киран подумал, что все мальчики говорят со своими сестрами, любимыми, друзьями, наверстывая упущенное, делясь страшными новостями. На кухне он схватил батон вчерашнего хлеба, кусок козьего сыра, пару абрикосов и слив и немного холодной цыплячьей грудки, жаренной с шалфеем и розмарином, как любила Уэверли. Он также налил маленькую мисочку оливкового масла, потому что помнил, что Уэверли нравилось макать в него хлеб.

Он сложил все это в корзину и побежал обратно в комнаты Капитана, где увидел Уэверли, сидящую за его столом и с нахмуренным лицом листающую портативный ридер. На ней были его штаны, которые соблазнительно сползали с бедер, и его тонкая пеньковая рубашка, в которой она едва не тонула. Его обрадовало решительное выражение ее лица.

— Вот, — сказал он, ставя корзинку перед ней. Она разломала хлеб пополам и протянула ему больший кусок.

— Значит, как я понимаю, ты новый капитан? — спросила она, подняв брови.

— А кто еще?

— Да нет, это логично. Это хорошо. У тебя отлично получится, — сказала она отстраненно. Она обмакнула хлеб в оливковое масло и положила его в рот. Закрыв глаза, она наслаждалась его вкусом.

Он сел напротив, изучая ее. Она казалась израненной, и он понимал, что ей нужно выговориться. Возможно, она сделает это, если он начнет первым.

Пока она ела, он рассказал ей о том, как они потеряли контакт с шаттлами, об аварии на реакторе, о том, как они вместе с Сетом спасали взрослых. Он рассказал ей, как Сет предал его и посадил в камеру.

— Не могу поверить, что Сет это сделал. — Уэверли прикусила губу. — Это на него не похоже.

— Поверь мне, Уэверли, — сказал Киран, наблюдая за ее лицом, пока она пыталась это осознать. — Его папа погиб. Думаю, это довело его до крайности.

Он рассказал ей о том, как Сет морил его голодом, и как он в конечном счете добился суда, что привело к свержению Сета, и как с того момента он пытается учиться быть лидером. Он чуть не рассказал ей о службах, которые считал главным своим достижением, но ему хотелось сделать ей сюрприз. Кроме того, он больше не мог ждать.

— Расскажи мне о том, что произошло после того, как вы улетели, Уэверли. Ты можешь мне рассказать? — Киран отложил хлеб, хотя был голоден как волк. Он не сможет есть до того, как поймет, что случилось с ней и остальными девочками. Ему нужно было знать все.

Она кивнула, как будто соглашаясь, что разговор этот неизбежен.

Они говорили много часов. Она рассказала про женщину по имени Аманда и про странные обычаи «Нового горизонта». Она рассказала ему о том, как получила этот ужасный шрам на бедре и откуда взялись точечные шрамы на животе. Он узнал, что она скоро станет матерью более дюжины детей на «Новом горизонте», и это привело его в ужас. Однако последнее, что она ему рассказала, было самым страшным. Она бросила на «Новом горизонте» всех взрослых, и они остались там в заточении.

— Ты видела моих маму или папу? — исступленно спросил Киран.

— Нет, Киран. Я смогла увидеть только свою маму. У нас совсем не было времени поговорить. И я понятия не имею, кто еще был там с ней.

— Ты не спросила про моих родителей? — воскликнул Киран. Он почувствовал, как его лицо холодеет.

Черты Уэверли как будто погасли, но, когда она заговорила, ее голос был твердым:

— Теперь там гражданская война, Киран. Думаю, что, если оппозиция победит, они их выпустят. Они скоро смогут вернуться.

— А что, если они не победят? Я не могу поверить, что ты их бросила!

— Ты понятия не имеешь, о чем говоришь. — Темные глаза Уэверли, словно раскаленные угли, уперлись ему в лицо. — Они стреляли в меня, Киран. Они бы меня убили.

Она яростно смотрела на него, но под его взглядом ее лицо стало словно растворяться, и она уронила голову на руки.

— Мне нужно было постараться.

— Прости меня. — Киран бросился к ней. Он обхватил ее руками. — Уэверли, ты сделала все, что вообще возможно было сделать. Тебе нужно было спасать девочек.

Она разрыдалась, прижавшись к нему. Захлебываясь, она говорил:

— Я не хотела улетать. Мама меня заставила. Она сказала, что они выберутся. Киран, что, если у них не получится? Это будет моя вина!

— Ты герой, — заверил он ее с абсолютной убежденностью. Он снова понял, что это поразительная девушка. Девушка, с которой он собирался прожить всю оставшуюся жизнь.

Он обхватил руками ее лицо, мокрое от слез, и посмотрел ей в глаза.

— Не вини себя! Ты меня слышишь? Ты ни в чем не виновата. Ты спасла всех девочек.

— Не всех, — прошептала она. Она спрятала лицо у него на груди и заговорила так тихо, что Киран едва ее слышал. Он понял, что на самом деле она не хотела, чтобы он ее слышал. Она рассказала о Саманте. О том, как ее застрелил охранник, как она теряла остатки жизни у нее на глазах.

— Ты же знаешь, что это не твоя вина, правда? — спросил он.

— Мне не приходило в голову, что за службами следят, — ответила она механическим голосом. — Я так безумно хотела, чтобы наш план сработал, что даже не позволяла себе думать о том, что нас могут поймать.

— Уэверли… — Он отвел волосы от ее глаз, вытер рукавом бегущие по щекам слезы и поцеловал ее веки, нос, подбородок, щеки, лоб, губы. Она наклонилась к нему, но он отстранился, чтобы сказать: — Твой план сработал. Ты здесь. И девочки тоже. Ты это сделала.

— Мне будет так не хватать Сэмми, — прошептала она.

Киран ничего не мог ответить на это. Он взял ее за руку и потянул за собой, пока она не встала из-за стола и не пошла за ним в спальню. Он усадил ее на кровать, встал перед ней на колени и, взяв ее руку, поцеловал ее.

— Ты нужна мне, — сказал он.

Она смотрела на него молча, но в ее глазах отражалось волнение.

— У меня такое чувство, что ты уже моя жена, — сказал он ей.

Она кивнула:

— У меня тоже.

Он потянулся к ней, притянул к себе ее лицо и целовал ее, целовал, целовал.

Они лежали вместе на кровати, обнявшись, прильнув друг к другу, губы на коже, руки в волосах. Они не говорили ни слова, и было слышно только их порывистое дыхание.