Похищение

НА ШАТТЛЕ

Шаттл вильнул, отрываясь от «Эмпиреи», и затем перешел на гладкий полет. Для Уэверли, привыкшей к огромным фермерским отсекам своего дома, в шаттле было слишком душно и тесно. По периметру помещения тянулись ряды сидений, и сто тридцать девочек сидели лицом к центру комнаты, глядя в иллюминаторы и испуганно переглядываясь.

Уэверли тошнило из-за невесомости. Она была пристегнута, но не могла почувствовать собственный вес и продолжала ладонью трогать сиденье под собой, чтобы убедиться, что оно все еще там. У нее было странное чувство неприсутствия в собственном теле, как будто она оставила его и теперь парила над всеми этими испуганными людьми.

Ей нужно было послушаться Сета. Ей нужно было убежать.

«Я все еще жива», — сказала она себе. Она знала это, потому что чувствовала ногу Фелисити возле своей ноги. Ей хотелось протянуть руку и дотронуться до подруги, подержать ее за руку, как они делали, когда были маленькими девочками. Это было не так давно, но теперь Фелисити казалась очень отстраненной, поэтому Уэверли решила держать свои чувства при себе. Она не хотела быть напуганной, поэтому и не хотела вести себя, как будто она испугана.

Краснолицая женщина, которая начала перестрелку, парила в носовой части кабины, пристегнутая к ремням, которые были прикреплены к стене, и прижимала оружие к груди. Своими маленькими глазками она продолжала следить за девочками, но что-то с ней было не так. Она поминутно шмыгала носом. Уэверли подумала, что, может быть, она плачет, но такое чудовище вряд ли было способно на это.

Уэверли слегка подтолкнула локтем Фелисити. Даже такое незначительное движение вызвало у нее боль, пробравшую ее до самого нутра. Она была очень слаба.

— Что? — едва слышно прошептала Фелисити.

— Нас больше, чем их, — тихонько ответила Уэверли. Ей едва хватило сил на произнесение этой коротенькой фразы, и, не успев закончить ее, она уже задыхалась. — Мы могли бы захватить корабль.

— У них пистолеты.

— Если они привезут нас на борт «Нового горизонта», мы никогда оттуда не вырвемся.

— Но мы будем живы.

Уэверли попыталась придумать ответ, но мышцы ее грудной клетки вдруг сжались от дикого спазма, и она согнулась, морщась от боли. Она почувствовала руку Фелисити на спине, и девочка прошептала сквозь свои волосы:

— Замолчи и не двигайся. Ты слишком больна, чтобы что-то предпринимать.

Все существо Уэверли протестовало против этого. Неужели не было ничего, что они могли бы сделать? Что угодно, только чтобы прекратить весь этот ужас? Но чем больше она падала духом, тем слабее становились ее руки. Ее сердце колотилось все чаще, сознание становилось мутным. Она привалилась к Фелисити, которая обняла ее одной рукой, и сконцентрировалась на сердцебиении подруги, прислушиваясь к его размеренным ударам и пытаясь заставить свое сердце замедлить бешеный темп.

Дверь, ведущая в кабину, распахнулась. Девочки отпрянули.

В отсек вошла полная женщина средних лет с седыми волосами, свернутыми в пучок на макушке. У женщины были добрые серые глаза и безмятежная улыбка. Она раскинула руки, словно собираясь обнять всех девочек в комнате. На секунду Уэверли удивилась, как женщина может стоять на полу при невесомости, но потом она заметила, что на ногах женщины магнитные ботинки. Всем остальным на шаттле гравитация, похоже, мешала, но ноги этой женщины твердо стояли на полу.

— Девочки, меня зовут Энн Мэтер, и я здесь, чтобы помочь вам. Вам пришлось нелегко, и мне жаль, что все так произошло.

— Вам жаль? — закричала Саманта Стэплтон. — Вы убили людей!

— Убили? Ах, боже мой, боже мой! — запричитала женщина. Она приподняла подбородок Саманты, заставив девочку смотреть прямо на нее. — Нет, дорогая. Мне жаль, но ты все неправильно поняла. В ходе нашей миссии спасения никто не был убит! Некоторые люди потеряли сознание из-за наших транквилизаторов, но я уверяю тебя, они очнутся здоровые и невредимые.

Многие девочки выпрямились на своих сиденьях, устремив полные надежды взгляды на эту похожую на маму женщину с успокаивающим голосом.

— С моей мамой все будет в порядке? — спросила Мелисса Дикинсон из-под спутанных волос мышиного цвета.

— Уверяю тебя, она в порядке, дорогая.

Мелисса упала в объятия девочки, сидевшей рядом с ней, и расплакалась от облегчения.

Лаура Мартин подняла свою худощавую руку и прокашлялась. Уэверли подумала, как абсурдно, что все девочки уже ведут себя так, словно сидят в обычном классе, а эта женщина — просто их учительница. Но все они были сильно потрясены и теперь цеплялись за любые крупицы нормального.

— Это была миссия спасения? Спасения от чего?

— Ты не знала? — сказала женщина голосом, полным любви. — Милые, произошла поломка воздушного шлюза, которая вызвала взрывную декомпрессию. Мы попытались исправить это снаружи, но, когда это не получилось, мы поняли, что должны забрать вас, девочек, с корабля как можно скорее!

Уэверли увидела, что некоторые девочки купились на это. Ведь наконец-то появился достойный доверия взрослый, который все расставил по своим местам. Но это сработало не для всех. Саманта уставилась на женщину с таким разъяренным видом, словно готова была ее задушить прямо сейчас. Сара Ходжес, невысокая девочка атлетического сложения, чьим любимым спортом было мучение учителей, с явным вызовом затрясла головой.

— Как только мы узнаем, что на «Эмпирее» вы будете в безопасности, — добавила женщина, — мы вернем вас вашим родителям.

— Я все видела, — сказала Уэверли как можно громче, но ее услышали только девочки, сидевшие рядом. — Они так быстро падали. Как будто были мертвы.

Женщина положила на щеку Уэверли влажную ладонь. У нее были небесно-синие глаза и нежная любящая улыбка. Кожа ее, невзирая на возраст, была молочно-белой, а седые волосы выглядели густыми и шелковистыми. Уэверли хотела ее полюбить. Она хотела ей верить. И она сделала бы это, если бы не медленный, уверенный тон, которым говорила эта женщина.

— Дорогая, мы впрыснули им сильное лекарство, которое очень быстро действует. Ты, наверное, испугалась, увидев, что они так быстро падают на пол, но уверяю тебя, с ними все будет в порядке при условии, что они смогут починить «Эмпирею».

— Но почему вы их застрелили? — Это была Сара. Упрямая Сара, всегда бросавшая вызов учителям, тормозившая уроки и создававшая проблемы. Но здесь, в этом ужасном месте, Уэверли была рада неповиновению Сары. — Почему вы накачали их лекарством?

— Началась паника, — объяснила женщина. — Люди пытались погрузиться на шаттл, но нам пришлось воспрепятствовать этому. У этого шаттла ограниченные возможности, девочки. Погрузить слишком много людей на борт означало бы гибель всех.

— Почему вы взяли только девочек? — спросила Уэверли, с трудом говоря так, чтобы ее услышали. Она становилась все слабее с каждой минутой.

— Мы хотели погрузить мальчиков на второй шаттл, — с сожалением ответила женщина. — Но после бунта в отсеке для шаттлов мы больше не могли рисковать нашей командой. Для всех нас безопаснее избегать больших сборищ людей, не так ли?

Это объяснение удовлетворило только самых младших девочек. Старшие, казалось, были настолько шокированы, что молчали. Сара и Саманта сердито смотрели в пол. Лицо Сары под множеством коричневых веснушек было бледным, а рыжие волосы заслоняли глаза. На лице Саманты была написана кровожадность. Она сидела прямо, как шомпол, словно проходила тест на оценку осанки, уставившись на свои изящные пальчики, сплетенные на коленях. Она замкнулась в себе. Но многие девочки выглядели успокоенными. Стоило появиться женщине и рассказать им утешительную историю, как они тут же уцепились за нее, надеясь и желая, чтобы все это оказалось правдой.

— Девочки, я нужна в кабине, — сказала женщина. — Если вам что-нибудь понадобится, просто спросите тетушку Энн, и я сразу приду, хорошо? Как только мы доставим вас на борт «Нового горизонта», вы получите вкусную еду и освежающие напитки. Вы будете в целости и сохранности.

И женщина наградила их такой теплой и дружелюбной улыбкой, что некоторые из девочек действительно улыбнулись ей в ответ. Затем она повернулась и зашагала обратно к кабине, и дверь за ней захлопнулась.

Уэверли видела, что любая надежда на бунт или захват шаттла исчезла. Сказочка Энн Мэтер прекрасно сработала. Никакого бунта не будет. Никакого бунта и не могло быть. Другие девочки не станут поддерживать ее, потому что большинство из них хотели верить в эту сказочку еще больше, чем Уэверли.

Уэверли чувствовала, как ее дыхание замедляется. Она прислонилась своим ноющим телом к Фелисити, наконец отдавшись боли и усталости. Она закрыла глаза и, несмотря на свой страх, уснула.

«НОВЫЙ ГОРИЗОНТ»

— Просыпайтесь.

Сначала Уэверли показалось, что голос возник из воздуха. Придя в себя, она с огромным облегчением услышала глубокий гул, который она слышала всю свою жизнь, — знакомый шум двигателей «Эмпиреи». Она была дома, в безопасности. Почувствовав у себя на затылке чью-то руку, она с трудом открыла глаза. В тусклом свете она различила округленные черты женщины лет пятидесяти. У нее была грубая розоватая кожа, светло-коричневые волосы были тронуты сединой, а ореховые глаза смотрели очень торжественно. Незнакомка.

Уэверли испустила сдавленный стон. Она была вовсе не на «Эмпирее». Они увезли ее и всех девочек на «Новый горизонт».

— Глотни немного вот этого, милая, — сказала женщина. Уэверли открыла рот и почувствовала вкус бульона из курицы и петрушки. — Долго же ты спала.

Уэверли услышала стук ложки по глиняной миске, после чего ощутила ложку у своих губ. Бульон был теплым и очень вкусным. Глотая его, Уэверли поняла, что смертельно проголодалась.

— Так хорошо? — нежно спросила женщина.

Что-то в том, как женщина прикасалась к ней, заботилась о ней, так ласково с ней разговаривала, заставило Уэверли почувствовать себя чудесно. Она кивнула, озадаченная этой странной близостью.

Вибрация корабля, шум двигателей, запах кукурузной пыльцы, овальные иллюминаторы и вид туманности, мерцающей снаружи, словно зловещее покрывало: все было точно таким же, как на «Эмпирее». Она была дома и в то же время совсем не дома.

— Что со мной случилось? — прохрипела она.

Женщина переложила ложку в руку Уэверли и тяжело опустилась на стул возле кровати. Она казалась очень усталой и двигалась так, словно ее ноги и руки весили по сотне фунтов. Это была та же усталость, которую Уэверли заметила в мужчине, что вывел их из аудитории. Неужели все на «Новом горизонте» были больны?

— Я твоя сиделка, — сказала женщина. — Меня зовут Магда.

— Где девочки? — спросила Уэверли в промежутке между глотками.

— Они в безопасности.

Уэверли очень не нравилась манера женщины уходить от прямого ответа.

— Мы на борту «Нового горизонта»?

— После нашей операции спасения «Эмпирея» все еще находилась в опасности. — Ее механический тон создавал у Уэверли впечатление, что она цитирует заученные фразы. — Нам пришлось доставить вас на борт.

— Где мы? — Уэверли вытянула шею, чтобы выглянуть в иллюминатор. — Где «Эмпирея»?

— Ее нельзя увидеть отсюда. Нам пришлось установить некоторую дистанцию между нашим и твоим кораблем, милая. Просто для безопасности.

— Почему?

— Находиться рядом было опасно.

— Почему вы забрали только девочек?

— Не все сразу, хорошо? — сказала женщина, имея в виду ложку, которую держала Уэверли, хотя казалось, что женщина говорит об информации: хорошего понемногу.

Бульон действовал как целебный эликсир, и Уэверли жадно глотала его вопреки своему желанию. Если бы она была сильнее, она бы объявила голодовку, требуя вернуть ее к маме. Но Уэверли не была сильной. Ее пальцы дрожали, ноги ныли, а горло оставалось невыносимо сухим, сколько бы бульона она ни глотала.

— Меня ударило током, — сказала она, не столько спрашивая, столько вспоминая.

— Да. Удар затронул твое сердце и нервную систему, и ты была обожжена. Тебе нужна была немедленная помощь. Отчасти поэтому мы поспешили увезти тебя.

— Вы стреляли в людей, — сказала Уэверли, не отводя своих карих глаз от острого подбородка женщины. — Моих друзей.

Сиделка опустила взгляд на колени Уэверли, стиснув мозолистые руки.

— Там началась паника. Им нужно было контролировать толпу, но жертв было совсем немного.

— Почему я должна вам верить?

Ей показалось, что в глазах женщины промелькнул страх. Комната вдруг стала угрожающе тихой, и в ее стенах словно притаился кто-то враждебный.

— Тебе ничего не остается, кроме как верить нам, — медленно и осторожно произнесла сиделка. Глядя прямо в глаза Уэверли, она пыталась донести до нее сообщение: «У тебя нет выбора».

Уэверли вдруг почувствовала себя очень беззащитной.

— Ты наелась?

Уэверли кивнула. У нее свело желудок, когда она начала осознавать, что происходит. Она могла никогда больше не увидеть свою маму, или Кирана, или Сета, или любого из остальных людей, с которыми рядом она выросла. Ее чуть не стошнило.

— Я знаю, что может тебя порадовать. — Сиделка с понимающей улыбкой вышла из комнаты, но скоро вернулась вместе с Фелисити, которая шла за ней следом. — Эта девочка, видимо, твоя подруга. Она все время спрашивала, как ты. Теперь вы с ней сможете наговориться.

Фелисити выглядела изможденной, хотя ее светлые волосы были убраны от лица и затянуты изящным бантом. На ней было простое синее платье, оттенявшее синеву ее глаз, и нарядные туфельки на ногах. Она вздохнула, увидев Уэверли, и уселась к ней на кровать.

— Мы так за тебя волновались, — сказала она.

— Ты в порядке? С девочками все хорошо? — спросила Уэверли.

Фелисити сдержанно ответила:

— Они никому из нас не сделали ничего плохого.

Уэверли посмотрела за спину Фелисити. Сиделка устроилась на стуле возле двери, скрестив ноги. Ее брюки были слишком коротки ей, так что из-под них виднелись хлопковые носки. Она делала вид, что изучает медицинскую карту Уэверли, но было ясно, что она слушает разговор девочек.

— Как долго мы здесь пробыли? — спросила Уэверли.

— Они не пускают нас к часам. Все, что я знаю, это то, что я спала два раза.

— Где «Эмпирея»?

У Фелисити задрожала нижняя губа.

— Они говорят, что с тех пор, как мы улетели, с ними нет связи. Они ищут обломки.

Кровать покачнулась, и на какое-то мгновение Уэверли показалось, что она сейчас упадет. Разрушен. Ее дом. И все, кого она знала. Ее мама. И Киран.

Нет. Это невозможно. Если она поддастся на эту провокацию, она не будет знать, как жить дальше. Уэверли схватила Фелисити за руки и, подождав, пока их взгляды встретятся, прошептала:

— Это то, что они говорят, верно?

Фелисити втянула воздух между сжатых губ.

— Верно.

— Не сдавайся.

— Что ты имеешь в виду? — рассеянно спросила Фелисити.

Уэверли слишком хорошо знала свою подругу. После того как отец Уэверли погиб во время аварии в воздушном шлюзе, Фелисити, испугавшись, отдалилась от нее. Когда бы Уэверли ни заговаривала о своем отце и о том, как ей его не хватает, она чувствовала, что Фелисити честно пытается слушать, честно пытается произнести нужные слова. Но она всегда ухитрялась сменить тему и переключить внимание Уэверли на что-нибудь более радостное.

— Я не хочу веселиться! Я хочу грустить! — закричала она однажды, но Фелисити, наверное, ее не услышала. После этого их дружба стала совсем другой. Они до сих пор называли друг друга лучшими подругами, но на самом деле они уже давно не были близки. Уэверли знала, что это не ее вина, Фелисити просто была не очень сильной. Но ей все равно было больно.

Однако в сложившейся ситуации девочкам не оставалось ничего другого, кроме как быть сильными.

Уэверли дотянулась до руки Фелисити и так сильно сжала ее, что услышала хруст ее пальцев.

— Мне нужно, чтобы ты была храброй вместе со мной, Фелисити. Ты можешь сделать это?

— Конечно, — сказала Фелисити, но осторожно высвободила пальцы из ладони Уэверли.

Раздался стук в дверь. В комнату заглянула седоволосая женщина, Энн Мэтер, и с улыбкой спросила:

— Как поживает наша пациентка?

Уэверли не ответила.

Женщина села на стул у изголовья кровати. Она двигалась так же устало, как и сиделка, и Уэверли заметила, что ее лицо блестит от пота.

— А ты быстро поправляешься, — заметила Энн Мэтер.

Уэверли уставилась на свои колени. Она избегала смотреть на женщину, потому что чувствовала, что та хочет убедить ее, склонить к чему-то.

— Тебе пришлось через многое пройти, дитя, — мягко сказала женщина.

Уэверли открыла глаза:

— Я не дитя.

— Ох, дорогая, это правда. Ты сейчас, наверное, в самом разгаре полового созревания, правильно?

Это был настолько неуместный вопрос, что Уэверли только молча уставилась на женщину.

— Ох, прости. На борту «Нового горизонта» мы привыкли совершенно откровенно говорить о таких вещах. Сорок три года, проведенные наедине друг с другом в космосе, заставляют людей… чувствовать себя свободно, не так ли?

Сиделка хихикнула, но под холодным взглядом Энн Мэтер осеклась.

— Уэверли, — сказала Мэтер, — мы делаем все возможное, чтобы найти выживших с «Эмпиреи». Не отчаивайтесь, хорошо?

— Правда? Вы пытаетесь помочь им?

— Это так. Мы делаем все, что в наших силах. — Энн Мэтер дружелюбно положила руку на колено Уэверли. — Дорогая, мы бы очень хотели, чтобы ты нам помогла. Помощь Фелисити была незаменима…

Фелисити сверкнула глазами, взглянув на женщину. Энн Мэтер не обратила на это внимания, хотя девочка стояла прямо рядом с ней.

— Мы думаем, что девочкам необходимо твое заверение, Уэверли. Потому что ты старшая.

Было что-то подозрительное в том, как ревностно Энн Мэтер следила за выражением лица Уэверли.

— Что вы имеете в виду? — спросила Уэверли. — Заверение насчет чего?

— Насчет того, что вы здесь в хороших руках. Что мы позаботимся о них. Хорошо позаботимся.

Уэверли прищурилась, пытаясь понять, к чему клонит эта женщина.

— Им пришлось многое пережить. И миссия спасения должна была их смутить. Они поверят, что ты лучше знаешь, что к чему, не так ли? — Она с достоинством отклонилась на спинку стула, ожидая ответа Уэверли.

Но она с таким же успехом могла ждать вечно. Уэверли была слишком зла, чтобы предлагать свою помощь. Ей нужно было подумать.

Энн Мэтер снова заговорила, на этот раз более твердым голосом:

— Я знаю, тебе пришлось нелегко, но ведь все остальные девочки пережили то же самое. Сейчас не время жалеть себя.

Уэверли почувствовала, как в ней вскипает ярость. Она жалела, что недостаточно сильна для того, чтобы схватиться за шею этой женщины и задушить ее. Но что, если она говорит правду, что, если девочек вовсе не похитили, а наоборот — спасли? Может ли это быть правдой?

— Ни одно великое путешествие не обходится без бед, — сказала Энн Мэтер, окидывая серыми глазами границы комнаты. — Всем стало бы намного легче, если бы мы смогли сотрудничать.

— А если мы не сможем? — мрачно осведомилась Уэверли. — Что тогда?

— Давай будем надеяться, что этого мы не узнаем, — сказала Энн Мэтер. Теплые нотки окончательно исчезли из ее голоса. Она встретила взгляд Уэверли и смотрела ей в глаза до тех пор, пока та не моргнула. — Просто мы так рады, что вы у нас на борту, — сказала она прежним медовым голосом. — Так приятно снова увидеть юные лица, правда, Магда?

— Как хорошо, что мы прилетели вовремя, — радостно откликнулась сиделка. Она снова встала за спиной Фелисити, которая съежилась у ножки кровати и так крепко сжала перила, что костяшки ее пальцев побелели. Сиделка засмеялась и положила руку на плечо Фелисити. Девочка, казалось, поникла от ее прикосновения.

— Тебе пора немного поспать, Уэверли. — Энн Мэтер кивнула сиделке, которая подошла к шкафчику. Она достала из ящика пузырек и проколола его мембрану иглой.

— Что это? Что вы делаете? — Уэверли охватила паника. Она попыталась было встать, но сиделка воткнула иглу в трубку, которая была прикреплена к ее руке. Все это время Уэверли не замечала ее.

Неужели они держат ее на таблетках? Может быть, поэтому Уэверли чувствовала себя такой обессиленной?

— А теперь спи, дитя, — прошептала Энн Мэтер ей на ухо. — А когда ты будешь чувствовать себя достаточно хорошо, чтобы помочь нам поговорить с девочками, мы снимем тебя с этих лекарств, и ты сможешь присоединиться ко всем остальным. Ты понимаешь?

— Значит, если я не помогу, вы будете держать меня здесь? — спросила Уэверли уже не очень внятно.

Ответа она не услышала, но почувствовала, как ее щеки касаются сухие пальцы. Затем пальцы спустились к ее шее и на один краткий, полный ужаса миг схватили ее за горло.

Уэверли хотелось протянуть руки к Фелисити, упросить ее остаться с ней, но ее руки были слишком тяжелыми. Она видела тень Энн Мэтер рядом с сиделкой. Женщины шепотом переговаривались. Что они собрались делать с ней, пока она будет лежать здесь одна в темноте, спящая и беспомощная? Она снова попыталась открыть глаза, но они словно наполнились песком. Веки потяжелели, и скоро она уже не могла держать глаза открытыми. Глубоко внутри нее какая-то крошечная часть ее души отделилась и побрела прочь по коридору.

Все звуки и огни исчезли, и наконец-то она почувствовала себя в безопасности.

ОБЩАЯ СПАЛЬНЯ

Открыв глаза, Уэверли увидела сиделку, Магду, стоящую над ней со шприцем.

— Сколько времени? — вяло спросила Уэверли.

— Итак, — бодро сказала Магда. — Ты хочешь присоединиться к своим подругам или ты хочешь спать?

— Я хочу увидеть своих друзей, — сказала Уэверли. Во рту у нее так пересохло, что губы слиплись.

Магда отложила шприц и села на край кровати Уэверли.

— Пастор Мэтер будет счастлива услышать это.

Уэверли с тоской посмотрела на кувшин с водой, стоявший на столике возле кровати. Магда угадала ее желание, подняла кувшин, морщась от его тяжести, и налила для Уэверли стакан воды. Девочка села на кровати и выпила воду, затем налила себе еще один стакан и еще один, после чего снова откинулась на подушки. Вода невероятно освежила ее. Она даже почувствовала в себе силы потребовать:

— Я хочу прямо сейчас увидеть других девочек.

— Сначала с тобой хочет поговорить Пастор Мэтер. — Магда нажала на кнопку на столе возле кровати Уэверли. — А ты тем временем можешь помыться и одеться.

Женщина наполнила для Уэверли ванну, дала ей мягкую губку и мыло с ароматом жасмина и вышла из комнаты. Теплая вода приятно согревала ее онемевшие суставы. Вся правая сторона ее тела до сих пор болела от удара током, но теперь боль, похоже, немного успокаивалась. Уэверли приходилось следить за тем, чтобы не намочить обожженную руку, поэтому мытье заняло у нее немало времени. Уэверли забылась, нежась в мягкой пене и представляя, что она дома и в любую секунду в дверь может постучаться мама и проворчать: «Уэверли! Поторопись!» Ей хотелось никогда не выходить отсюда, но она чувствовала, что по другую сторону двери ее кто-то ждет. Поэтому она вылезла из ванны, вытерлась хлопчатобумажным полотенцем и натянула розовое платье, висевшее на крючке в углу. Это было девчачье платье, совсем не похожее на пеньковые штаны, которые привыкла носить Уэверли. Оно было удобным и даже красивым, но Уэверли чувствовала себя в нем, как в маскарадном костюме. Оно, наверное, принадлежало какой-то девочке с «Нового горизонта», хотя и выглядело совсем новым. Уэверли гладко зачесала свои тяжелые мокрые волосы, несколько раз глубоко вздохнула и открыла дверь ванной.

Ее ждала Энн Мэтер, которая сидела на стуле возле больничной кровати и записывала что-то в блокнот. Увидев Уэверли, она улыбнулась:

— Ты выглядишь намного лучше. Как ты себя чувствуешь?

Уэверли согнула руку. Края ожога натянулись, причиняя ей острую боль, но это было терпимо.

— Я в порядке.

— Я так рада. Я хотела поговорить с тобой, прежде чем ты присоединишься к остальным девочкам. — Энн похлопала ладонью по кровати, приглашая Уэверли сесть рядом. Уэверли села, но гораздо дальше, чем показывала женщина, в ногах кровати. — Сядь поближе, дорогая. Я тебя не укушу.

Уэверли не сдвинулась с места; она покосилась на женщину, которая тяжелым взглядом смотрела на нее поверх очков в тонкой оправе.

Энн Мэтер нахмурила брови, но ее голос остался таким же мягким и умильным.

— Дорогая, боюсь, у меня плохие новости. Нашим датчикам не удалось обнаружить никого, кто бы выжил на «Эмпирее».

Внутри Уэверли что-то оборвалось. Перед ее глазами замелькали черно-белые картинки.

Но нет. Эта женщина лгала, и Уэверли не собиралась верить ни одному ее слову. Киран и ее мама были живы.

Энн Мэтер посмотрела на непроницаемое лицо Уэверли. В ее глазах мелькнула догадка, и она заметила:

— Ты должна быть ужасно потрясена.

— Должна, — сказала Уэверли, задыхаясь.

— Дорогая, я понимаю, что для тебя это сильный удар, но нам нужно, чтобы ты помогла нам с младшими девочками. Им нужен тот, кого они хорошо знают, тот, кому они могут верить. Фелисити помогла нам, насколько смогла, но, честно говоря… — Мэтер тепло улыбнулась. — Я боюсь, что у нее не такой сильный характер, как у тебя.

Уэверли заставила себя скромно улыбнуться в ответ на комплимент Энн Мэтер.

— Ну, я старшая среди девочек, — заметила она.

— Это правда. И это подразумевает некоторую ответственность, не так ли?

— Я попробую, — сказала Уэверли.

Энн Мэтер изучала ее лицо до тех пор, пока не осталась довольна увиденным.

— Тогда я разрешу тебе объявить, что мы до сих пор прочесываем пространство в поисках ваших родителей. Они будут рады узнать, что мы не сдаемся. — Она встала и взяла Уэверли за руку. — Думаю, они сейчас будут завтракать. Ты сможешь сделать объявление там.

Энн Мэтер повела Уэверли по коридору в большую столовую, заставленную длинными столами. Мэтер казалась смертельно усталой и задыхалась, хотя они всего-навсего прошли через коридор. «Здесь, должно быть, какая-то эпидемия», — подумала Уэверли.

Все сто тридцать девочек с «Эмпиреи» сидели за столами и завтракали. Они были одеты в украшенные оборками платья наподобие того, которое было на Уэверли, а их волосы были заплетены в косички. Разговоров почти не было слышно. Тишину в комнате нарушало только постукивание серебряных ложек по металлическим мискам.

Маленькая Бриани Бекетт подняла взгляд от своей тарелки, увидела Уэверли и испустила восторженный писк. Ее тут же заметили и другие девочки, и все они с криками устремились к Уэверли. Она внезапно оказалась смята толпой девочек, которые тянулись к ней, хватали за руки, хлопали по спине и наперебой задавали вопросы. Она подняла руки:

— Я в порядке, я в порядке!

Энн Мэтер отошла в сторону, но села на место, с которого могла наблюдать за лицом Уэверли. Поймав взгляд Уэверли, она выжидающе приподняла брови.

Уэверли, стараясь, чтобы ее голос звучал спокойно, произнесла:

— Девочки, я хотела бы сделать объявление! — Она подождала, пока девочки затихнут, уставившись на нее широко раскрытыми, полными надежды глазами. Они все выглядели одинаково в своих ленточках и платьицах, когда выжидающе смотрели на Уэверли. Серафина Мбеве подошла к Уэверли в своей обычной тихой манере и схватила ее большой палец своей пухлой ручкой, глядя ей в лицо снизу вверх, чтобы читать по губам. — Энн Мэтер предоставила мне некоторую информацию…

— Тетушка Энн? — спросила Рамона Мастерс, взмахнув своей толстой ручкой над головой. Она оглядела комнату, увидела, где сидит Мэтер, и, подковыляв к ней, уселась у нее на коленях. За ней последовали другие маленькие девочки, прислонившись к женщине или просто устроившись возле нее на скамейке. Окруженная детьми, Мэтер была похожа на добрую бабушку. Она хорошо понимала, какое впечатление производит, и тихо усмехалась, поблескивая глазами.

Эта женщина была мастерским манипулятором. За те несколько дней, что Уэверли провела без сознания, она ухитрилась заставить почти всех девочек считать ее их лучшим другом. Эта мысль удручала Уэверли.

— Местная команда делает все возможное, чтобы найти наших родителей. — Она едва не задохнулась от горя, которое комом подступило к ее горлу. — Они не сдаются, и поэтому вы тоже должны держаться.

Она услышала смешок и увидела Саманту Стэплтон, глядевшую на нее с открытым презрением. Рядом с ней встала Сара Ходжес и сжала ее руку. Уэверли решила, что поговорит с ними позже.

— Когда мы увидим наших мамочек? — спросила Винни Рафики. Она была одной из младших девочек. Черные кудряшки окружали ее голову, словно шоколадное облако. — Я скучаю по мамочке.

— И я тоже, — сказала Уэверли. Перед глазами у нее промелькнуло лицо ее мамы, и ей неожиданно захотелось закричать.

«Притворяйся. Притворяйся. Притворяйся, — сказала она себе. — Будь сильной».

В комнате стояла такая тишина, что девочки смогли расслышать ее шепот:

— Я не знаю, когда мы снова сможем увидеть наши семьи. Нам остается только надеяться.

— И молиться, — добавила Энн Мэтер. Она подняла сложенные руки, словно держа в воздухе что-то очень дорогое и невидимое, и запела: — Господи, защити команду «Эмпиреи». Защити их своей любовью, не отпускай их от себя, сохрани их. И если есть на то воля Твоя, Господи, укажи нам путь к ним. Помоги нам найти наших потерянных братьев и наставь их на путь истинный. А пока помоги этим несчастным детям понять, как они нам дороги. О каждой из этих девочек мы будем заботиться, как о собственной дочери. Мы будем любить их и беречь до того самого дня, когда они смогут воссоединиться со своими семьями — в этой ли жизни или в следующей. Аминь.

«В этой ли жизни или в следующей». Уэверли захотелось плюнуть в того, кто сказал эти слова. Но она подавила свое отвращение и свое горе и улыбнулась Энн Мэтер. Саманта и Сара злобно уставились на нее, и она не отводила взгляда от их лиц, пока лицо Саманты не смягчилось. Потом она сказала:

— Ну, а теперь могу я позавтракать? Я умираю от голода.

Серафина провела ее за руку к кухне, где были выставлены подносы с хлебом, фруктами и холодным цыпленком. Уэверли набрала себе полную тарелку и направилась обратно в столовую, где обнаружила Энн Мэтер, беседующую с Самантой и Сарой, которые молча рассматривали свои ногти. Уэверли села так, чтобы видеть Саманту, и дождалась, пока девочка посмотрит на нее. Уэверли не делала никаких жестов, только смотрела, очень серьезно, показывая, что она не сдалась. Когда Саманта снова перевела взгляд на лицо Энн Мэтер, в ее глазах сверкала сталь.

Уэверли чувствовала себя не так одиноко, зная, что она не единственная, кто не верил Мэтер. Если эта женщина врала, то делала она это очень хорошо, и ее история была весьма правдоподобной. Но Уэверли не могла забыть того, что ее «спасители» стреляли в людей. Фелисити видела стрельбу своими глазами и могла помочь ей поговорить с другими девочками и убедить их в том, что Мэтер — обманщица.

Ей нужно было придумать, как переговорить с Фелисити наедине.

ЕДИНОМЫШЛЕННИКИ

В ушах Уэверли, когда она пыталась заснуть в ту первую ночь в общей спальне, звенела молитва Энн Мэтер. От того, что сказала эта женщина, у нее холодело все внутри. «О каждой из этих девочек мы будем заботиться, как о собственной дочери». За этими словами крылось что-то зловещее. Оно не отпускало ее, словно приближая ее к какой-то пугающей правде. Это что-то всю ночь оставалось на краю ее сознания, просачиваясь в ее сны.

«Как о собственной дочери».

Уэверли как ошпаренная села на своей койке. Она знала, каким будет следующее действие Энн Мэтер.

Ей нужно было срочно поговорить с Фелисити.

Уэверли посмотрела в сторону коридора, где разглядела сидевшую на стуле приземистую полную женщину. Энн Мэтер называла ее «сестрой», но она знала, что на самом деле эта женщина была охранником. Хотя Уэверли и не могла разглядеть ее лица, она решила, что женщина, скорее всего, спит. Уэверли как можно тише выбралась из-под одеяла и начала пробираться вдоль коек по направлению к дальней стене, где лежала Фелисити.

Медленно продвигаясь вперед, пугаясь шороха ночной рубашки о свои ноги, который казался ей невероятно громким, Уэверли наконец добралась до кровати Фелисити и потрясла ее за плечо. Когда Фелисити распахнула глаза, Уэверли зажала ей рот рукой и прошептала:

— Тише.

— Что ты делаешь? — прошипела Фелисити.

— Я думаю, они собираются разделить нас. Они собираются поселить нас с семьями.

— Что?

— Они собираются не подпускать нас друг к другу, чтобы мы не могли разговаривать.

У Фелисити открылся рот, когда до нее дошли слова Уэверли.

— Как ты можешь быть в этом уверена?

Уэверли попыталась вспомнить, почему она была так в этом уверена, но в конце концов все, что она смогла сказать, было:

— Потому что именно так поступила бы я, если бы хотела контролировать толпу детей.

Фелисити задумчиво кивнула, но, когда она подняла глаза на Уэверли, взгляд ее был жестким.

— Ну и что?

Уэверли потрясла головой:

— Что ты имеешь в виду?

— Что мы можем с этим поделать?

Уэверли уселась на корточки.

— Уэверли, вся власть у них, — сказала Фелисити. — Мне плевать, если ты считаешь меня трусихой. Я хочу остаться в живых. Я не собираюсь ничего затевать вместе с тобой, понимаешь?

— Но то, что они сделали…

— А что они сделали? Ну, правда? Они увезли нас с корабля, который вот-вот готов был взорваться.

— Я в это не верю. — Уэверли бросила взгляд в сторону женщины-охранника, но та не двигалась. — Ты же видела, что произошло в отсеке для шаттлов.

— Я видела панику. Это все, что я знаю.

— Как ты можешь…

— Прекрати! Прекрати! — Фелисити прижала к глазам сжатые кулаки.

— Фелисити… — Голос Уэверли надломился, и она закусила пальцы, чтобы не расплакаться. Успокоившись, она прошептала: — Ты мне нужна. Я не могу сделать это одна.

— Сделать что? Здесь нечего делать.

— Мы не можем здесь оставаться, — со слезами в голосе сказала Уэверли. — Неужели ты этого не видишь?

Фелисити обхватила Уэверли руками, насильно обняв ее. Уэверли положила голову на плечо Фелисити, вдыхая сладкий молочный запах ее кожи.

— Должен быть какой-то выход.

Фелисити отстранилась и заговорила сквозь сжатые зубы:

— Я не позволю тебе, чтобы меня убили.

— Если ты веришь в их историю по поводу того, что произошло, почему ты боишься, что они тебя убьют?

Губы Фелисити сжались в тоненькую ниточку.

— А если ты не веришь в их историю, то почему ты не боишься?

«Я боюсь!» — подумала Уэверли. Койка скрипнула, и она увидела Саманту Стэплтон, которая приподнялась на локте, прислушиваясь к их разговору. Их глаза встретились, и Саманта кивнула.

Женщина у двери закашлялась. Она не двигалась, но, видимо, проснулась. Уэверли указала пальцем на Фелисити:

— Отлично. Сдавайся. Но не становись у меня на пути.

Она не стала ждать ответа. Как можно быстрее она подкралась к койке Саманты. Уэверли прошептала:

— Ты тоже не веришь в их историю?

— Нет. Когда, ты думаешь, они собираются нас разделить? — мрачно спросила Саманта.

— Скоро. Нам нужно будет как-то общаться, когда нас разделят…

В комнате вспыхнул свет. Уэверли бросилась на пол. Взглянув вверх на Саманту, она увидела, что девочка, похоже, сошла с ума. Она терла глаза, а ее рот скривился от самой натуральной боли.

— Что ты… — начала Уэверли, но ее прервал резкий голос:

— Что, разреши спросить, здесь происходит?

Над ней возвышалась сестра, скрестив короткие ручки на пухлой груди и глядя прямо на Уэверли.

— Это я виновата в том, что плакала. Она пыталась меня успокоить! — прорыдала Саманта. Каким-то образом ей удалось выдавить из себя настоящие слезы. — Она услышала, как я плачу, и пришла посмотреть, все ли у меня в порядке.

Женщина присела на койку и обхватила руками Саманту, которая разразилась самыми убедительными крокодиловыми слезами, которые Уэверли когда-либо видела.

— Тебя любят, — напевала женщина, укачивая Саманту. — Есть сердце, любящее тебя.

Женщина кивнула Уэверли, словно уверяя ее, что все в порядке. Уэверли пришлось вернуться к своей койке, откуда она наблюдала за Самантой, всхлипывающей на плече пожилой женщины. Эта картина почти заставила ее улыбнуться, и она спрятала лицо в подушку. К тому времени, когда слезы Саманты иссякли и женщина выключила свет, страх Уэверли превратился во что-то другое. В твердую уверенность и решимость.

Вскоре пришло время вставать и одеваться. Все девочки сидели за столами и тихо ели свой завтрак, когда в столовую вошла Энн Мэтер с траурным выражением лица. Она тяжело облокотилась о мужчину — первого мужчину, которого Уэверли увидела на борту «Нового горизонта». Это был тот человек со шрамом, который на «Эмпирее» отвел девочек в отсек для шаттлов. Он улыбнулся Уэверли маслеными губами. Уэверли бросилась прочь с тарелкой еды.

Энн Мэтер подняла руку:

— Девочки, у меня новости по поводу «Эмпиреи».

В комнате мгновенно наступила тишина, и все девочки выжидающе посмотрели на женщину. Уэверли подумала, что все, наверное, задержали дыхание, потому что единственные звуки в этой комнате издавал мужчина со шрамом, который водил кончиками пальцев по ткани своих штанов.

— Мы обнаружили обломки, милые, — сказала Энн Мэтер. — И, боюсь, они выглядят очень нехорошо.

Несколько девочек тут же разразились слезами.

— Что вы подразумеваете под обломками? — спросила Сара с совершенно бесстрастным лицом.

— Я думаю, будет лучше, если мы просто покажем вам. Пожалуйста, идите за мной, — сказала Энн Мэтер. Она держала руки поднятыми, пока к ней не подошли несколько младших девочек, и повела их из комнаты.

Уэверли подхватила на руки плачущую Серафину Мбеве. Другие девочки спешили догнать Мэтер, цепляясь за ее платье и засыпая ее отчаянными вопросами. Процессия двигалась, словно во сне. Девочки шли за Мэтер и ее компаньоном по коридору, который выглядел точно так же, как коридоры на «Эмпирее». Это был первый раз, когда Уэверли выпустили из переоборудованной столовой, и ей было больно идти по коридорам, которые выглядели совсем как дома. Они повернули к левому борту корабля. Перед ними раскрылись двойные двери, и они снова оказались в отсеке для шаттлов.

Уэверли задохнулась. Это место было совершенно таким же, как отсек для шаттлов на «Эмпирее», вплоть до платформ, на которых стояли шаттлы, и расставленных у стен «одиночек». Когда они шли к дверям воздушного шлюза, ее захлестнули воспоминания о перестрелке. Она посмотрела на ближайший к дверям воздушного шлюза шаттл — он был на том же месте, на котором стояла она, когда в последний раз взглянула на Кирана, когда они с Сетом умоляли ее не подниматься на борт. Если бы только она тогда послушалась их!

Внезапно ее охватила такая тоска по Кирану, что она с трудом могла вздохнуть.

Энн Мэтер жестом подозвала девочек, приглашая их встать вокруг чего-то, что на первый взгляд выглядело как камень, но, как Уэверли поняла в следующую секунду, на самом деле было глыбой расплавленного металла.

— Прежде чем я расскажу вам, девочки, что это такое, я хочу сообщить вам, что мы до сих пор ищем ваших родителей.

Девочки выстроились в круг, обступив лежащую на полу глыбу. Мужчина поставил в центр круга скамеечку, и Энн Мэтер с сожалением на лице уселась на нее, сложив руки на коленях.

— Это первый образец останков, который нам удалось обнаружить. Мы провели некоторые тесты, и нам стало совершенно ясно, что это часть корпуса «Эмпиреи». Мне очень жаль, но это доказательство того, что «Эмпирея» погибла.

Кто-то зарыдал. Уэверли показалось, что это Фелисити, но ей не хотелось смотреть. Она чувствовала такое отвращение, что все ее силы уходили только на то, чтобы стоять на ногах и дышать. Кусок металла перед ней смущал ее, заставляя думать, что, возможно, ее дом и правда был разрушен.

Энн Мэтер хлопнула в ладоши, чтобы привлечь внимание.

— Мы не оставляем надежду, что кто-то мог спастись на шаттлах, и до сих пор продолжаем поиски, но, боюсь, мы все должны быть готовы к худшему. Некоторые характеристики этих останков позволяют предположить термоядерный взрыв. У них вряд ли оставалось достаточно времени, чтобы эвакуировать людей с корабля.

Помещение огласилось плачем и криками. Мама Уэверли, Киран, Сет, все, кого она когда-либо знала, превратились в пепел. Было ли им больно? Она больше не могла это выдержать. Все прошедшие дни страха и печали навалились на нее, и она закрыла лицо руками и разрыдалась.

— Девочки, вы должны продолжать верить, — сказала Энн Мэтер. — Проводить поиски в этой туманности нелегко. Наш радар имеет ограниченный охват, но мы до сих пор ищем шаттлы. Они все еще могут быть где-то здесь. На самом деле, я верю в то, что они где-то здесь.

Девочки немного успокоились. Они смотрели на Мэтер с надеждой в глазах. Даже Уэверли почувствовала, что цепляется за эту надежду, желая Мэтер и ее команде успеха.

Боковым зрением Уэверли поймала мрачный взгляд Саманты. «Ты же не веришь в это», — казалось, говорила она. Уэверли кивнула, вытерла слезы и приказала себе не оставлять надежду. Но не ту отравляющую надежду, которую предлагала им Энн Мэтер. Нет, ее собственную надежду.

Она почувствовала, как кто-то тянет ее за воротник. Серафина так сильно закусила губу, что на ней тонкой полоской алела кровь. Уэверли прошептала одними губами:

— Все будет хорошо.

Серафина посмотрела на нее с сомнением, но все-таки оставила свою окровавленную губу в покое.

Энн Мэтер подняла руку, привлекая внимание.

— А пока мы ищем выживших, я хочу спросить вас, как вы устроились в столовой? Хорошо ли вам спится на ваших койках?

Некоторые из девочек отрицательно покачали головами. Аманда Тоббинс подняла руку и сказала:

— Мои одеяла кусаются.

— Вы бы не хотели иметь свои собственные кровати? Свои собственные комнаты? С более удобными одеялами?

Уэверли подняла руку и громко заговорила:

— Мне нравится быть с моими подругами. Я не хочу жить отдельно от них.

Как она и ожидала, среди девочек поднялся шум, и Уэверли увидела, как несколько подружек обнимают друг друга в ужасе от мысли, что их разделят. Энн Мэтер невозмутимым оценивающим взглядом посмотрела на Уэверли.

— Хорошо, — милостиво согласилась женщина. — Пусть пока будет так. Вы можете оставаться в общей спальне, пока мы не организуем что-то более постоянное. А тем временем, не хотите ли вы посмотреть на другие части корабля? Я думаю, давно пора устроить экскурсию.

Уэверли смотрела, как Мэтер с трудом поднимается на ноги с помощью мужчины со шрамом. Мужчина и сам двигался вяло, как и сиделка, как и Мэтер, как и сестра прошлой ночью. Все взрослые на борту казались слабыми и изможденными.

В глубине сознания Уэверли начала зарождаться идея. Должна была быть какая-то причина их болезни, что-то, чем она могла бы воспользоваться. Она знала это. Ей нужно было только подумать.

— Дорогая… — Уэверли почувствовала чью-то руку возле своего локтя и, обернувшись, увидела Энн Мэтер, улыбавшуюся ей. — Можем ли мы перекинуться парой слов?

— О чем? — спросила Уэверли. По ее коже там, где женщина тронула ее, пробежали мурашки, но Уэверли разрешила ей продеть руку под свой локоть и пошла с ней по коридору.

— Мне нужен твой совет.

Уэверли ничего не отвечала, пока Мэтер не заговорила снова:

— Не хочешь ли ты пропустить первую часть экскурсии и выпить со мной чашечку чаю? — Женщина улыбнулась Уэверли, которая вдруг обнаружила, что сама улыбается ей в ответ, почти искренне. — Я думаю, нам с тобой нужно узнать друг друга получше. Ты умная девочка, и я уверена, что у тебя множество вопросов.

— Это звучит замечательно, — сказала Уэверли, надеясь, что ее голос не выдаст того, как колотится ее сердце.

ПРОШЛОЕ

Энн Мэтер провела Уэверли в комнату, которую на «Эмпирее» занимал офис Капитана. Но здесь помещение явно носило женский характер. На стенах висели сияющие золотом расшитые гобелены со сценами из Библии, а над столом парил вырезанный из дерева голубь. Было ясно, что это офис Мэтер и что именно она — Капитан корабля, хотя Уэверли заметила, что никто здесь не называл ее Капитаном. Все они называли ее Пастором.

На столе стоял глиняный чайник, и Мэтер налила чашечку чаю для Уэверли, еще одну для себя и снова откинулась на спинку стула. Она повернула голову к иллюминатору, показывая Уэверли свой тонкий профиль. Мэтер, казалась, наслаждалась впечатлением, которое она производила.

— Когда мы впервые вошли в туманность, я подумала, что это очень красиво, а ты?

Уэверли взглянула на красноватый газ, проносящийся за иллюминатором. В этой области он был плотным, и видимости практически не было.

— Мне не хватает звезд, — вздохнула Уэверли.

— Да, то же чувствую и я.

Уэверли отхлебнула чаю, отказываясь признавать, что у нее есть хоть что-то общее с Мэтер.

— Ромашка. Полезно для нервов. — Мэтер взглянула на Уэверли поверх края чашки. Когда девочка посмотрела на нее, она глотнула чаю и затем склонила голову набок, словно заметив в Уэверли что-то новое. — Я уже забыла, как красивы молодые лица. Правда, на тебя так радостно смотреть.

— Почему вы встретились с «Эмпиреей»? — спросила Уэверли. Это был не самый срочный из ее вопросов, но ей казалось, что это ключ ко всему остальному.

Мэтер решительно поставила на стол чашку.

— Как хорошо ты знала Капитана Джонса?

— Я видела его каждый день.

— Он казался тебе… честным человеком?

Уэверли опустила глаза:

— Он был хорошим лидером.

— Харизматичным и интеллигентным, в этом нет сомнения. Но казался ли он тебе хорошим человеком?

— Да, — соврала Уэверли, пытаясь прогнать воспоминания о том, как глаза Капитана скользили по ее телу каждый раз, когда она проходила мимо него. Когда тело Уэверли повзрослело и оформилось, она обнаружила, что ей не нравятся многие мужчины на «Эмпирее».

— Я проходила обучение вместе с ним, еще на Старой Земле. Ты знала об этом?

Уэверли об этом не знала, но, взглянув на Мэтер, не подала виду, что это так.

— Мы были на одной из орбитальных биосфер, пока климатологи проектировали корабельные экосистемы. Мы провели четыре года вместе с небольшой командой.

Уэверли взяла чашку и отхлебнула глоток. Чай был подслащен медом, и она слизала сладкие капельки с губ.

— Я избавлю тебя от излишних подробностей, Уэверли, но в целом могу сказать, что мы с Капитаном не очень хорошо ладили.

— Почему? — спросила Уэверли, вглядываясь в чайные листочки на дне чашки.

— У нас были совершенно разные представления о морали. И о приличиях. — Последнее слово она процедила сквозь зубы, словно выплюнув осколок стекла. — Он считал, что люди могут делать то, что им заблагорассудится, с теми, с кем им захочется. А я так не считала.

— Вы говорите про секс?

Мэтер горько улыбнулась:

— Не совсем.

Уэверли отхлебнула еще один глоток. Она чувствовала себя сбитой с толку.

— Ты не веришь мне, да?

Эти слова застали Уэверли врасплох, но она сделала все возможное, чтобы не показать это.

— Насчет чего?

— Насчет того, почему мы пришли за вами, девочками.

Уэверли пожала плечами.

— Я тебя не виню. — Женщина встала и выглянула в иллюминатор, сцепив пальцы за спиной. — Я рассказала тебе не всю историю. Есть причина тому, почему мы хотели первыми спасти девочек. — Мэтер обошла стол и кончиками пальцев дотронулась до дрожащих рук Уэверли. — Вы не были в безопасности на «Эмпирее». Мы знали, что старшие из вас начинали становиться женщинами, и мы не хотели, чтобы вы пережили то же, через что пришлось пройти нам.

— Кому это «нам»?

— Мне. Магде. Рут, сестре, которая присматривала за вами этой ночью. Есть и другие. Женщины, которые еще помнят, что из себя на самом деле представляет Капитан Джонс.

Уэверли смотрела в иллюминатор, на пустоту снаружи. Она не хотела этого слышать.

Мэтер тяжело присела на стол и наклонилась к Уэверли.

— Я не знаю, как я могла бы описать, что это было такое — жить на биосфере с Капитаном Джонсом и его друзьями. — Она посмотрела прямо в глаза Уэверли. — Скажи мне, ты когда-нибудь на «Эмпирее»… боялась мужчин?

— Нет, — сказала Уэверли, игнорируя воспоминание о том, каким скользким было поведение Мейсона в саду. — Все были… все и сейчас… очень хорошие.

— Правда? Потому что у женщин с биосферы совершенно обратный опыт.

Уэверли ничего не ответила.

— Начиналось это просто с комплиментов. Капитан Джонс… ну, он тогда был всего лишь лейтенантом. Он все это начал. Каждый день за обедом он замечал, как красивы мои глаза. И все в таком духе. — Мэтер рассмеялась при виде выражения лица Уэверли. — Сейчас, глядя на меня, сложно это представить, но когда-то я была красавицей. Мне льстило его внимание. Скоро и другие последовали примеру своего лидера, и все женщины на биосфере стали получать множество комплиментов. Сначала нам это нравилось.

Женщина встала со стола и, тяжело опираясь на скрипящую столешницу, доковыляла до своего стула, на который со вздохом опустилась.

— Через какое-то время комплименты стали другими. Как мне это описать? Я пыталась доложить Джонсу об успехе с саженцами, а он прерывал меня, чтобы сказать, какая красивая у меня блузка. Только он имел в виду вовсе не блузку. — Она поправила свой жакет, взявшись за край нервными пальцами. — Скоро я уже не могла доделать никакую работу без того, чтобы кто-то не прервал меня комплиментом. А потом… — Ее голос затих, и она взглянула из иллюминатора. — Потом они стали вести себя совсем по-другому.

Какая-то часть Уэверли не могла не прислушиваться к рассказу. Она получала массу комплиментов от некоторых мужчин на Эмпирее. Капитан Джонс всегда отмечал, какая у нее тонкая талия, и точно также, как и Мэтер, она чувствовала, что говорит он вовсе не о талии. А мужчины из Центрального Совета вечно смотрели на нее оценивающим взглядом. Создавалось ощущение, что все мужчины на «Эмпирее» брали у Капитана Джонса уроки обращения с девочками. Или, возможно, Капитан Джонс подобрал себе такую команду, которая разделяла его взгляды.

— Я помню одну ночь, — продолжала Мэтер, когда мужчины перестали нас слушать. Мы ели в столовой, и Рут заметила Лейтенанту Джонсу что-то о том, как мы должны проверять системы очистки воды. Никто из мужчин ничего не ответил. Они просто продолжили разговаривать друг с другом, как будто ничего не услышали. Рут повторила свою фразу, и я тоже попыталась привлечь их внимание, но они смеялись, словно нас вообще не было в комнате. И вот тогда-то я начала бояться.

Мэтер налила себе еще одну чашку чая, и Уэверли заметила, что струйка жидкости, льющаяся из чайника, дрожит. Мэтер торопливо сделала несколько глотков и поставила чашку на стол.

— Сначала это случилось с Рут.

— Что случилось?

— Они называли это «вечеринкой». Я не могу описать, как это ее изменило. Из полной жизни молодой женщины она превратилась в…

— Что случилось? — закричала Уэверли. — О чем вы говорите?

В комнату заглянул один из охранников, но Мэтер, взмахнув рукой, прогнала его.

— Я думаю, ты знаешь, о чем я говорю, Уэверли. Я вижу это по твоему лицу.

— Я понятия не имею…

— Нет, имеешь. Ты знаешь мужчин, о которых я говорю. Ты знаешь, кто они и что из себя представляют. Ты знаешь! — Мэтер ударила по столу. — В конце концов они добрались до всех женщин в команде.

— Я вам не верю.

— Во всем этом не было явной жестокости, вот в чем проблема. Они льстили нам, дразнили нас, умоляли, ворчали. Говорили о том, что мы строим новое общество, что старая мораль больше ничего не значит, что мы должны максимально повышать наш потенциал и сделать все, чтобы у нас было как можно больше детей. У них хватало наглости утверждать, что все это в целях рождаемости. Мы уступали им, все мы. Отказались от борьбы. Бросили сопротивляться. От страха, видимо. Но, главным образом, все мы отчаянно хотели, чтобы нас выбрали в члены команды на один из этих кораблей. — Женщина криво усмехнулась. — Люди романтизируют Старую Землю, но поверь мне, в то время, когда мы ее покидали, это было страшное место. Почти вся планета была превращена в пустыню. Там было тяжело жить, особенно женщинам. Нам нужно было как-то тянуть время. Приспосабливаться. Поэтому мы делали то, что, как мы думали, должны были делать. Мы… — Женщина вздохнула и отстраненно закончила: — Мы им все позволяли.

Уэверли вдруг заметила, как под полом вибрируют двигатели. Они как будто искажали пространство вокруг нее, переворачивая ее разум вверх дном.

— И это еще не худшее, — мрачно усмехнулась женщина. — Когда у обоих кораблей были проблемы с рождаемостью, ты, наверное, помнишь, что на «Эмпирее» команда ученых совершила прорыв.

Уэверли обхватила себя руками.

— Они передали формулу нам. Это было лекарство, которое должно было стимулировать наши яичники. Но… — Женщина вдруг уронила лицо в ладони. Когда она подняла взгляд, глаза ее были покрасневшими. — Тот состав, что они прислали, разрушил наши яичники. Это была диверсия.

— Это невозможно. Команда ни за что не стала бы делать это. Мои родители…

— Возможно, не твои родители, а ближайшее окружение Капитана? Ты уверена, что они не способны на такие вещи?

Уэверли затрясла головой. Перед глазами у нее проносились картинки, на которых Капитан Джонс смеялся вместе с Мейсоном Ардвейлом. Они всегда казались ей не очень приятными людьми, но неужели они были способны на такое?

— Подождите, — сказала Уэверли, начиная осознавать смысл сказанного. — Вы хотите сказать, что на этом корабле нет детей?

— Именно это я и говорю. И виноват в этом ваш Капитан Джонс. — Уэверли начала было отрицать это, но Мэтер подняла руку: — Я покажу тебе записи, если захочешь, Уэверли.

— Но это бред. Зачем им было делать вас бесплодными?

— Все дело во власти. Им никогда не нравилось то, как мы жили на «Новом горизонте». Мы были более религиозными и менее… кажется, они это называют «свободомыслящими». Думаю, они хотели создать на Новой Земле свободное общество в их понимании. — Мэтер передернула плечами. — Ну, а я не могла позволить им сделать это. Это касалось не только нашего собственного будущего, Уэверли. Это касалось твоего будущего тоже. И будущего всех поколений женщин, которые должны были последовать за нами на Новую Землю. Ты понимаешь, что поставлено на кон?

Уэверли переполнила ярость. Она была зла на Мэтер за то, что та заставляла ее сомневаться в себе. Но она сомневалась. Она ничего не могла с этим поделать. Очень многое в истории женщины звучало разумно и даже подтверждало ее собственные впечатления. Она не раз слышала, как пожилые женщины возмущались поведением мужчинам. Мама Уэверли много раз брала ее за плечи и заставляла пообещать, что она расскажет ей, если кто-то из мужчин будет ее обижать. Она никогда толком не объясняла, что именно заставляет ее волноваться, но Уэверли знала, что мама пыталась от чего-то ее защитить. История Мэтер вполне соответствовала всему этому.

— Я вижу, ты не до конца мне веришь, Уэверли. И хотя мне очень не хочется делать тебе больно, я правда думаю, что тебе необходимо увидеть это. — Женщина повернула к Уэверли видеоэкран и нажала на кнопку. На экране показался совсем молодой Капитан Джонс, который говорил с Энн Мэтер. Он странно выглядел без бороды. Его лицо было худощавым, а глаза почему-то казались более синими.

— Энн, — сказал он. — Я не знаю, чего ты от нас ожидаешь. Мы отправили результаты нашего исследования. Я не вижу, чем еще мы можем помочь.

— Вы послали нам испорченную формулу, — со злостью проговорил голос молодой Мэтер. — Ты нас погубил.

— Это, должно быть, была лабораторная ошибка.

— Нет. Состав, который вы прислали, был намеренно разработан для того, чтобы сделать нас бесплодными.

— Мы говорим о молекуле фенола, которая оказалась не на своем месте. Простая ошибка.

Повисла недолгая пауза, и затем динамики наполнились голосом Мэтер, дрожащим от ярости.

— Откуда ты знаешь про фенол? Я тебе никогда про это не говорила.

— Когда мы услышали о ваших проблемах, мы все проверили сами. — Капитан нервно потянул себя за верхнюю губу. В течение пары секунд он выглядел растерянным, но затем на его лице появилась ярость. — Ты понимаешь, в чем ты меня обвиняешь?

— Разумеется, я это понимаю. И теперь я жду, что ты поведешь себя разумно. Нам необходимо срочно встретиться. Ты должен прислать на борт «Нового горизонта» несколько своих семей, иначе вся наша команды вымрет в течение шестидесяти лет.

— Встреча невозможна. Вы опережаете нас на целый световой год!

— Вы можете повысить ускорение. Если мы при этом замедлимся, то всего через несколько лет мы сможем пересечься.

— Ты понимаешь, что это сделает с нашей командой?

— Не забывай, сила тяготения все равно будет гораздо меньше, чем земное притяжение. Не больше, чем то, которое могут вынести наши тела.

— После целой жизни, проведенной в условиях низкой гравитации? Я не могу попросить их об этом.

— Ты должен! Или я доложу о твоих преступлениях земным органам власти. Они рассмотрят это как открытый бунт.

— Они никак не могут повредить мне, Энн, и ты это знаешь.

— Значит, ты все признаешь. Ты признаешь, что намеренно нам навредил!

Лицо Капитана Джонса стало жестким, и он указал пальцем на видеоэкран.

— Послушай, ты, фригидная стерва, я не собираюсь рисковать здоровьем своей команды, чтобы потакать твоему параноидальному бреду.

— Я спрашиваю еще раз. Откуда ты узнал про фенол, Капитан? Если ты не посылал нам неверную формулу?

Капитан, злобно ухмыльнувшись, сказал:

— В чем дело, Энн? Разочарована, что не станешь Пророком Новой Земли?

Мэтер нажала кнопку, и изображение Капитана застыло. Его искаженное лицо пугало Уэверли.

— Итак, как видишь, — сказала Мэтер, — у нас не было выбора. Мне очень, очень жаль, что ты и другие девочки оказались в самом эпицентре событий. Но речь идет о нашем выживании.

Уэверли не хотелось верить в историю Мэтер, но что-то в лице Капитана заставляло ее сомневаться в его правоте.

— Значит, вы врали по поводу разгерметизации, — сказала Уэверли. — Вы вовсе не из-за этого пришли за нами.

— Нет, я не врала. Разгерметизация была, но она всего-навсего форсировала наши действия. У нас уже не оставалось времени на дипломатию. Нам нужно было срочно спасать девочек каким бы то ни было способом. — Мэтер закрыла глаза, словно воспоминание причиняло ей боль. — Мы пытались предотвратить смерти. Но похоже на то, что мы не преуспели в этом.

Они оценивающе посмотрели друг на друга через стол.

— Думаю, на сегодня достаточно, дорогая. Тебе нужно о многом подумать.

Женщина с трудом поднялась на ноги и прошла с Уэверли к двери, приобняв девочку за спину. Уэверли была в таком замешательстве, что ей хотелось сорваться с места и убежать в какую-нибудь заброшенную часть корабля, где никто не смог бы ее найти. Но ей оставалось только следовать за охранниками, которые тяжело шагали по коридору по направлению к лифтам.

То, что рассказала Мэтер, крутилось в ее голове, словно гироскоп, путая ее мысли. Идя следом за охраной, она пыталась найти слабое место в истории Мэтер, но не могла. По правде говоря, она верила в то, что та рассказала о поведении Капитана Джонса с женщинами, потому что это подтверждалось ее собственным опытом. И тем не менее она не верила Мэтер до конца. Она не могла.

Она едва заметила, как двигатели рывком перешли на более быстрый режим, отчего пол под ее ногами завибрировал. Искусственная гравитация начала медленно увеличиваться. Тело ее тяжелело, ей становилось все труднее переставлять ноги. Охранники, кажется, тоже это чувствовали. Они шли сгорбившись, тяжело дыша, и по их затылкам и шеям струился пот. Корабль, судя по всему, только что увеличил ускорение, в результате чего повысилась искусственная гравитация.

Уэверли остановилась.

Гравитация.

Уэверли чуть не задохнулась, внезапно поняв все. Глыба металла в отсеке для шаттлов никак не могла быть частью «Эмпиреи», а «Новый горизонт» не мог проводить никаких поисков выживших. И самое главное, Уэверли наконец поняла, почему взрослые на борту корабля казались такими изможденными и больными.

— Не отставай, — сказал один из охранников, задыхаясь. Уэверли, ускорив шаг, догнала их там, где они ждали лифта.

Но к тому времени, когда открылись двери лифта и она зашла внутрь вместе с охранниками, она была уверена, что «Эмпирея» все еще там, в космосе, и что она найдет способ вернуться обратно домой.

В БАНЬЯНОВОМ ДЕРЕВЕ

Уэверли встретилась с девочками в тропическом отсеке.

Хотя все остальные части корабля были точно такими же, как на «Эмпирее», сельскохозяйственные отсеки выглядели совсем по-другому. Кофейные деревья были вдвое больше тех, к которым привыкла Уэверли. Да и все остальные растения на «Новом горизонте» были непривычно мощными. Экскурсовод, низенький мужчина лет пятидесяти с тихим голосом, с гордостью рассказывал о том, как команда успешно экспериментировала с различными способами опыления, в результате чего им удалось увеличить урожай на двадцать процентов. Изображая заинтересованность, Уэверли пробиралась сквозь группки девочек, пока не оказалась рядом с Самантой и Сарой с краю толпы.

— Куда эта ведьма тебя увела? — прошипела Сара, и Уэверли снова порадовалась энергичности этой девочки. Ее тоненькое тело напоминало Уэверли молодое деревце: если ты слишком сильно его нагнешь, оно распрямится и хлестнет тебя по лицу. У нее был цепкий ум и решительность, которая очень нравилась Уэверли.

— Она повела меня в свой кабинет, поговорить, — прошептала Уэверли, не сводя глаз с двух потных охранников, которые стояли рядом с экскурсоводом и добродушно улыбались, тяжело переводя дыхание. Фелисити стояла ближе к краю толпы, перебирая пальцами ожерелье, украшавшее ее тонкую шейку. Уэверли наблюдала за охранниками и экскурсоводом, ожидая, что один из них с вожделением взглянет на Фелисити, как делали столь многие мужчины на «Эмпирее». Но они едва на нее смотрели. И прямо сейчас они тепло улыбались самым маленьким девочкам, которые сидели на полу, уставившись на них снизу вверх.

— Мужчины здесь совсем не такие, — проговорила она еле слышно. Сара с Самантой озадаченно на нее посмотрели. — Вы когда-нибудь чувствовали… — Уэверли на мгновение замерла. Экскурсовод сделал паузу в своем рассказе и посмотрел прямо на нее, ожидая ее внимания. Как только он завел речь о морфологии ванильного дерева, Уэверли продолжила: — Вы когда-нибудь чувствовали себя странно рядом с мужчинами на «Эмпирее»? С друзьями Капитана Джонса? Или с Центральным Советом?

— А что? — спросила Саманта с подозрением. — Что сегодня произошло?

— Не хотите ли вы и с нами поделиться своими секретами? — повысил голос экскурсовод. Все остальные девочки, обернувшись, посмотрели на них троих. Уэверли открыла было рот, чтобы извиниться, но Саманта снова ее опередила:

— Мы хотели спросить, что это за деревья. — Она показала через комнату на какие-то гигантские деревья с перекрученными стволами, выстроившиеся в ряд вдоль стены. — Мне кажется, на «Эмпирее» у нас таких не было.

Экскурсовод, судя по всему, был польщен.

— Это баньяновые деревья, и у нас есть удивительные образцы! Идите за мной.

Мужчина с охранниками провели девочек мимо рядов арахиса к баньяновым деревьям, корни которых спускались в заболоченный слой почвы. Эти деревья не были похожи ни на что, что когда-либо видела Уэверли. Они представляли собой огромные массивы древесных щупалец, которые тянулись от корней, переплетались в единый ствол и затем, у потолка, расходились широко раскинутыми ветвями.

— Это одно из самых удивительных творений Старой Земли, — восхищенно сказал эколог.

— Судя по их виду, по ним очень весело лазать! — предположила Сара, и остальные девочки согласились.

— Да, правда, это так! Почему бы вам это не сделать? Вы слишком долго меня слушали. Давайте сделаем перерыв, и вы, девочки, можете провести разведку. Только не выходите из помещения. — Он кивнул охраннику, который нажал на кнопку на пульте дистанционного управления — чтобы закрыть двери, догадалась Уэверли.

Уэверли подтянулась на самую низкую ветку ближайшего дерева. Саманта последовала за ней, а Сара вскарабкалась чуть повыше. Экскурсовод и охранники присматривали за младшими девочками, которые ковыляли по направлению к участку с подсолнухами.

— Ты пропустила кое-что, — сказала Саманта, мрачно следя глазами за их конвоем. — Нас всех пригласили на так называемое семейное время.

— Это еще что? — спросила Уэверли.

— Сегодня вечером мы все будем ужинать с разными семьями, — резко ответила Сара.

Это было как раз то напоминание, в котором Уэверли так нуждалась: что бы там Мэтер ни знала о Капитане Джонсе и его ближайшем окружении, это ничего не меняло. Девочек забрали от их семей. И это ничем нельзя было оправдать.

— Я поняла кое-что важное, — сказала она подругам. — Вы замечали, насколько слабы здесь все взрослые?

— Ага, — задумчиво ответила Саманта. — Это странно.

— Мне кажется, я знаю почему, — продолжила Уэверли. — Им пришлось замедлить корабль, чтобы позволить «Эмпирее» догнать себя.

— И? — Саманта потерла свой круглый носик. Это был ее давний тик, из-за которого она часто казалась одновременно и нервной, и злой.

— Итак, как вы думаете, сколько времени им на это понадобилось?

Сара нетерпеливо передернула плечами:

— Несколько недель, наверное, учитывая то, как быстро двигалась «Эмпирея».

— Нет. Замедление должно было занять у них годы, и годы потребовались на то, чтобы мы их догнали. Помните, что нам рассказывали на уроках по физике?

Сара секунду тупо смотрела перед собой, но затем воскликнула:

— Да! В каждом году мы пролетаем на миллионы миль больше, чем в предыдущем, потому что мы постоянно ускоряемся.

— Верно. И с каждым годом «Эмпирея» и «Новый горизонт» становились все дальше и дальше друг от друга, потому что у этого корабля была фора на целый год. Прямо сейчас мы почти в середине нашего путешествия, так что мы были дальше, чем когда-либо. Поэтому подумайте о расстоянии между двумя кораблями.

Сара раздумывала над ее словами, смотря на листья над головой.

— Но какое отношение это имеет к их болезни?

— Им пришлось замедлиться, чтобы позволить нам их догнать. И вспомните: ведь сила инерции от нашего ускорения — это причина, по которой у нас есть гравитация.

Саманта первой ее поняла.

— Значит, последние несколько лет, пока они замедлялись, ожидая, когда мы их догоним…

— У них была менее сильная гравитация. Или, может быть, не было никакой, — закончила за нее Уэверли.

— Но почему они не могли просто развернуться и направить двигатели в обратную сторону? — спросила Саманта. — Так бы они быстрее встретились с нами.

Это немного охладило пыл Уэверли. Конечно, это и был исходный план. На полпути к Новой Земле оба корабля должны были снизить ускорение, развернуться и направить двигатели в сторону Новой Земли, чтобы замедлиться. При том что корабли были бы повернуты в другом направлении, замедление создало бы такое же ощущение гравитации, как и ускорение. Так почему же «Новый горизонт» просто не поступил так? Уэверли была озадачена.

— Туманность, — неуверенно прошептала Сара.

— О боже, ты права! — воскликнула Уэверли. — Им нужно было идеально точно рассчитать время, чтобы нападение произошло внутри туманности, так чтобы «Эмпирея» не могла выследить нас радаром и вернуть назад. Это дало им огромное преимущество на старте.

— И Капитан Джонс, наверное, не знал, что они приближаются, пока они не оказались прямо над нами, — сказала Сара. — Поэтому в их появлении был элемент неожиданности.

— Но почему они не могли атаковать нас много лет назад? — спросила Саманта. — Сразу, когда мы вошли в туманность?

— Корабль не приспособлен к работе при невесомости, — просто объяснила Сара. — Растения и животные не выжили бы.

— Поэтому они, видимо, замедлились, как только оказались внутри туманности, — сказала Уэверли, пытаясь охватить разумом эти огромные временные и пространственные промежутки. — «Эмпирея» пересекает туманность в течение последних полутора лет…

— Так что они ждали здесь даже дольше! — сказала Сара.

— Это означает годы мышечной атрофии, — радостно сказала Уэверли. — Они, возможно, никогда не смогут восстановиться после этого.

Саманта кивнула:

— Мы сильнее.

— Я думаю, мы гораздо сильнее их, — сказала Уэверли. — Но есть и еще кое-что. У нас была почти постоянная гравитация с тех пор, как мы попали сюда, правильно?

— Да, в общем-то, — сказала Саманта. — Я сначала казалась себе легче, чем обычно, но в целом она нормальная.

— Ну, а тогда как они могли собрать обломки «Эмпиреи»? Чтобы иметь постоянную гравитацию, им нельзя останавливаться и менять направление.

Саманта простонала:

— Я знала, что они врут. Ты права. Если бы «Эмпирея» взорвалась, мы бы оставили обломки далеко позади.

— Так что глыба металла — просто фальшивка, — сказала Уэверли.

По веснушчатым щекам Сары потекли слезы облегчения.

— Слава богу.

Узкое лицо Саманты ожесточилось.

— Вот стерва.

— И еще кое-что. — У Уэверли перехватило дыхание. — У них на корабле вообще нет детей, — тихо сообщила она.

Обе девочки взволнованно посмотрели на нее.

— Что ты имеешь в виду? — спросила Сара.

— Я имею в виду, что они так и не решили проблему с рождаемостью.

Все трое оглядели сад, по которому бродили остальные девочки. Уэверли хотелось схватить младших девочек и убежать с ними прочь. Она знала, что Сара с Самантой думали о том же самом.

— Вот почему им нужны были только девочки, — сказала Сара. Ее голос дрожал, по лицу разлилась бледность.

— Все больше девочек начинают верить ей, — заметила Саманта, ощутимо дрожа. — Нам срочно нужен план.

— Как мы придумаем план? Они собираются нас разделить! — воскликнула во весь голос Сара. Уэверли увидела, что мужчины теперь стояли возле дерева. Они могли подслушивать.

— Все будет в порядке, — громко произнесла Уэверли, и затем зашептала: — Нам нужно понять, как мы будем общаться друг с другом. У вас есть какие-то идеи?

Обе девочки обеспокоенно посмотрели на Уэверли.

— Как мы можем придумать план, если даже не знаем, что они собираются с нами сделать? — со злостью воскликнула Саманта.

Саманта была права. Уэверли была во власти ярости, которая постоянно преследовала ее здесь, на этом корабле. Еще несколько дней назад самое большое ее беспокойство заключалось в том, выходить ли ей замуж за Кирана. Она бы сказала ему «да», без всяких сомнений. «Да, Киран, я выйду за тебя. Я люблю тебя». Ему так нужно было услышать это. Она должна была сделать ему этот подарок…

— Ладно, перерыв закончен! — прокричал экскурсовод, и девочки снова начали стягиваться вокруг него.

— Нам нужно будет что-то придумать, — прошептала Уэверли, когда Сара начала спускаться вниз.

Экскурсия продолжилась в амбарах и фруктовых садах — идеально ухоженных, — и наконец, сделав круг, девочки вернулись в спальню. Как только они оказались предоставлены сами себе, все лица сразу же помрачнели. Их мысли вернулись к искореженной глыбе металла, которую Энн Мэтер показала им этим утром. Несколько девочек свернулись клубочками на своих койках и тихо плакали. Сара подходила к каждой девочке, шепча им что-то на ухо, пока их лица не становились светлее. Уэверли понимала, что она, видимо, объясняет им, почему этот кусок металла не может быть частью «Эмпиреи».

Скоро раскрасневшиеся мужчины внесли подносы с едой, с трудом удерживая их вес. После того как они вышли, Уэверли подняла один из подносов, которые казались им такими тяжелыми. Он был до смешного легким.

Уэверли увидела Фелисити, которая сидела на своей койке в задней части комнаты, глядя в иллюминатор. Свечение туманности было как будто приглушенным. Интересно, как далеко от них могла сейчас находиться «Эмпирея»? Как вообще они смогут найти свой дом посреди этой розовой мути?

Уэверли подошла к Фелисити, обняла ее за спину и присела рядом с ней.

— Чего тебе надо? — раздраженно спросила девочка.

Уэверли решила не отвечать. Вместо этого она прижалась к подруге.

— Ты знаешь, однажды, — сказала Уэверли, — еще на «Эмпирее», меня попытался поцеловать Мейсон Ардвейл.

Фелисити навострила уши, но не отвела взгляда от иллюминатора.

— Мне пришлось ударить его. И я разбила ему губу до крови.

— И он от тебя отстал?

— Мы были в лифте. Дверь открылась, и кто-то зашел внутрь.

— Тебе повезло, — сказала Фелисити с горькой усмешкой. — Этот человек…

Уэверли задержала дыхание. «Расскажи мне, что произошло, Фелисити. Позволь мне помочь тебе».

Но Фелисити, судя по всему, передумала что-либо говорить и отвернулась.

— Тебя обидели, да? — спросила Уэверли как можно мягче.

— Я не буду с тобой это обсуждать.

— Почему нет? Возможно, это поможет…

— Единственное, что помогает, — забыть. И сделать вид, что этого не было.

— Я так не думаю. — Она протянула руку и легко коснулась запястья подруги, но Фелисити спрятала руки в складках юбки. — Расскажи мне, что случилось.

— Ты бы узнала это и сама, — бросила Фелисити, — если бы твой мальчик не был любимчиком Капитана.

Это сильно задело Уэверли, но она заставила себя не злиться на подругу.

— Фелисити, я хочу помочь.

— То есть теперь, когда Кирана нет рядом, у тебя появилось время для меня?

— Что?

— Хватит, Уэверли. Не притворяйся. Как только Киран стал проявлять к тебе интерес, у тебя больше ни на кого не оставалось времени.

— Это неправда.

— Это правда. Так что не притворяйся теперь, что беспокоишься обо мне. Я уже довольно долго была одна, и никто со мной не разговаривал…

— А твои родители?

— Мой папа не смог бы этого вынести, Уэверли. Он сошел бы с ума. Или покончил бы с собой.

— Но твоя мама…

— Сказала мне избегать их. В закрытой металлической коробке в глубоком космосе. Ну-ну.

— Их? Кого?

— Неважно. — Фелисити прислонилась головой к толстому стеклу. Кожа вокруг ее губ шелушилась, и Уэверли увидела крошечные капельки слюны, пузырившиеся в уголках рта. Она знала Фелисити Виггам всю свою жизнь, но теперь ничего не могла сделать, чтобы помочь ей.

— Думаю, я бы не удивилась, если бы ты сказала, что не хочешь возвращаться домой, — сказала Уэверли.

— Почему ты думаешь, что здесь будет по-другому?

— Это возможно. Разве ты сама так не думаешь?

— Ты такая наивная, — презрительно усмехнулась Фелисити. — Разве ты не видишь, кто такие люди? Они животные. Все.

— Фелисити. — Уэверли схватила ее за руку и сжимала ее, пока Фелисити не подняла глаза на нее. — Мы тоже животные. Мы можем сопротивляться им.

Фелисити отдернула руку:

— Ты идиотка. Не имеет значения, насколько сильно ты борешься.

— Для меня это имеет значение, — тихо сказала Уэверли.

— Ну, тогда борись, — бросила Фелисити через плечо.

Уэверли встала, сжав кулаки:

— И буду.

СЕМЕЙНОЕ ВРЕМЯ

Во время семейного времени Уэверли принимали Аманда и Джошиа Марвины, которые волновались куда больше, чем она. Длинные пальцы Аманды дрожали, а Джошиа постоянно выбегал на кухню проверить еду. В гостиной стоял грязный рабочий стол, заваленный инструментами и древесными опилками.

— Как видишь, у Джошиа есть хобби. — Аманда улыбнулась. От ее зеленых глаз расходились морщинки, но у нее было мягкое доброе лицо, по которому нельзя было сказать, сколько ей лет. Она показала на несколько резных деревянных инструментов, развешанных по стенам. Это были вариации гитары разных форм и размеров, и они были очень красивы какой-то примитивной красотой. — Их делает Джошиа. Он довольно хороший музыкант. Играет на службах.

— Службах? — переспросила Уэверли.

— Церковных службах. Мы все на них ходим.

— Понятно.

Аманда жестом пригласила Уэверли сесть на деревянную скамейку.

— Я не могу передать, какое это удовольствие — видеть молодые лица! Я уже забыла, как выглядит юная кожа. — Аманда наклонилась вперед, словно собираясь дотронуться до щеки Уэверли, но девочка отпрянула.

Уэверли с опаской смотрела на открытое лицо женщины, ее высокий лоб и выступающие скулы и пыталась придумать, какую пользу она может от нее получить.

— Сегодня я пила чай с Энн Мэтер, и она сказала то же самое.

— Спасибо Господу за Пастора Мэтер! — засияла Аманда. — Не знаю, что бы мы без нее делали. На борту «Нового горизонта» все были очень подавлены, пока она не выдвинулась… пока ее не выбрали нашей главой.

— Я заметила, что люди называют ее Пастором. А на «Эмпирее» у нас был Капитан.

— У нас тоже сначала был Капитан, — сказала Аманда немного смущенно. — Капитан Такемара.

— Что с ним случилось?

Аманда покачала головой:

— Он заболел. Это было так печально. Он был совсем не старый.

— Но тогда почему его первый помощник не продолжил его дело?

Аманда выглянула из двери кухни, словно надеясь, что к ней на помощь придет Джошиа.

— Ну, на самом деле Командир Рили покончил с собой за несколько недель до того, как Капитан отказался от командования кораблем. — Она моргнула и выдавила из себя улыбку.

— И тогда Энн Мэтер захватила власть.

— Она была избрана, — сказала Аманда. — Старейшинами церкви.

— Старейшинами?

— Думаю, на вашем корабле это называлось Центральным Советом? Правильно?

— Я думала, если первый помощник не может принять власть, то должны устраиваться общие выборы, на которых голосуют все. Разве не так написано в регламенте?

— Ох, — сказала Аманда, хихикнув, — я ничего не понимаю в политике. Правда, Джошиа?

Джошиа вошел в комнату и поставил на стол горшок с дымящимися тушеными овощами.

— Это правда, Уэверли. Аманду все это совершенно не интересует. Понимаешь, она художник.

Уэверли посмотрела на картину над столом. Это был портрет маленькой девочки с розовыми щечками и кудрявыми черными волосами.

— Это вы нарисовали?

— Да, я. Угадай, кто это? — спросила она Уэверли с блеском в глазах.

Уэверли всмотрелась в свежие щечки и острый подбородок, прямую линию волос и пухлую фигурку девочки, и ее осенила внезапная догадка:

— Это Энн Мэтер, да?

— В три года. Она была прелесть, не правда ли?

Девочка смотрела с картины широко раскрытыми невинными глазами. Ее губки были похожи на бутон розы, а пухлые ручки сжимали початок кукурузы. Она и правда была прелестным ребенком.

— Я обожаю рисовать детей! Это… успокаивает. Конечно, у меня не было возможности рисовать с натуры, — сказала Аманда. — Но Пастор была так добра, что дала мне на время свою детскую фотографию.

— Это отличная картина, — сказала Уэверли. Ей хотелось верить, что женщина ничего не знает о том, что случилось на «Эмпирее», потому что она инстинктивно испытывала к ней симпатию. Джошиа ей тоже нравился. Он был ниже Аманды, у него были широко расставленные глаза и растрепанная копна полуседых волос. Пока Аманда говорила, он прохаживался по комнате, прислушиваясь к своей жене, и тихо улыбался самому себе в ответ на ее слова. Они любили друг друга, Уэверли это видела.

Джошиа кивнул головой в сторону стола:

— Суп готов, девочки.

Джошиа налил пряного супа в глиняную миску Уэверли. В ароматном бульоне плавали большие куски брокколи, помидоров и спаржи. Уэверли взяла кусок хлеба из корзины, стоящей перед ней, и окунула его в суп. Она была зверски голодна, но почувствовала, как к ее локтю кто-то мягко прикоснулся. Аманда снисходительно улыбнулась.

— У нас есть свои обычаи, — сказала она и закрыла глаза. — Господи, спасибо Тебе за то, что привел к нам Уэверли, целую и невредимую. Мы так благодарны, что Ты послал нам этих детей.

Уэверли отложила ложку и опустила глаза. За всю свою жизнь она не произнесла ни одной молитвы. Насколько ей было известно, на «Эмпирее» никто этого не делал, даже Киран и его родители. Она почувствовала себя неловко и тревожно, но послушно держала руки на коленях, как Джошиа и Аманда, пока они не сказали «аминь».

Уэверли торопливо вцепилась зубами в хлеб.

— Это очень вкусно, — сказала она с набитым ртом и тут же застыдилась своих плохих манер. Это было похоже на обычный обед с обычными людьми, и Уэверли снова пришлось напомнить себе, что она пленница.

— Как тебе понравилась вчерашняя экскурсия по садам? — спросил Джошиа, накрошив в свою миску хлеба.

— Они красивые, — сказала Уэверли искренне. Сады на «Новом горизонте» были гораздо более ухоженными, чем на «Эмпирее». Там было меньше сорняков. Ряды пшеницы были более ровными, кукуруза была зеленее, ягоды крупнее и сочнее. Она подумала, что в отсутствие детей команда, наверное, отдавала свое свободное время сельскому хозяйству. — Мы играли на баньяновых деревьях.

— Я обожала их, когда была маленькой. — Аманда засмеялась. — Ты можешь представить нас с Джошиа детьми? Мне было четыре, а ему шесть, когда нас привезли на «Новый горизонт».

— Значит, вы помните Землю? — мечтательно спросила Уэверли. Ей нравилось слушать про Старую Землю и ее голубое небо. — Вы помните дождь? Как он падал из воздуха?

— Дождь был очень красивым, — сказала Аманда, — но в нем была масса химикатов.

— Почему? Каких химикатов? — удивилась Уэверли. Она замечала, что очень немногие взрослые на «Эмпирее» хотели говорить про свою родную планету. Если она задавала слишком много вопросов, они всегда меняли тему разговора, и никто так толком и не рассказал ей о том, из-за чего в их родном мире стало так трудно жить. Она никогда не понимала, почему все избегают говорить об этом. Объяснение ее мамы, утверждавшей, что людям слишком больно об этом говорить, никогда не казалось ей до конца честным. За всем этим крылась какая-то тайна. — Как химикаты попали в дождь?

Аманда покачала головой:

— Никогда этого не понимала. Джошиа? А ты?

— Я не климатолог, — сказал он, подталкивая ложкой намокший в бульоне кусочек хлеба. — То ли заводы вышли из-под контроля, то ли…

— Пастор Мэтер говорила, что причина, по которой Земля была разрушена, заключалась в том, что люди не обращали внимания на знаки, которые посылал им Бог. Они были алчными и ленивыми, и за это…

— Они были наказаны, — закончил Джошиа.

— За что? Что конкретно они сделали?

Аманда смущенно засмеялась:

— Мы были такими маленькими. Теперь наш дом здесь.

— Вы скучаете по этому? По жизни на твердой планете?

— Скучаем, каждый божий день, — ответил Джошиа. — Но в то же время там не всегда было так жутко.

— Я помню, что мне почти всегда хотелось есть, — сказала Аманда, откусывая большой кусок брокколи. — Мои кости формировались неправильно, когда я была ребенком. Мне пришлось носить скобы.

— И было очень много жестокости, — сказал Джошиа. — Здесь нам живется гораздо лучше.

— Особенно теперь, когда появились вы, девочки, — добавила Аманда. Она улыбнулась мужу, и он нежно накрыл ее руку своей. Между ними пробежало что-то очень личное. Затем Аманда опустила глаза и откусила кусочек капусты, не сразу вытащив ложку изо рта. — Как тебе суп? — спросила Аманда, взглядом указывая на миску Уэверли.

— Очень вкусно, — снова сказала Уэверли. Они ели молча, и единственным звуком был стук ложек по глиняным мискам. Уэверли взяла еще один кусок хлеба, хотя уже не была такой голодной. Ей нужно было чем-то занять свои руки, чем-то оправдать свое молчание.

— Уэверли, я хочу спросить тебя: ты разрешишь мне себя нарисовать?

Уэверли от удивления перестала жевать.

— Меня?

— Я была бы очень рада поработать с натурой. А ты такая хорошенькая, дорогая.

— Вы не видели Фелисити Виггам, — сказала Уэверли. — Вот она абсолютно прекрасна.

— Мне нравится твое лицо. Я хотела бы его нарисовать, — сказала Аманда. — Просто обычный портрет.

— Аманда не рисует обнаженную натуру, — сказал Джошиа со смешком. — Если тебя беспокоит это.

— И это будет повод увидеть тебя снова, — добавила Аманда. — Если тебе это будет удобно. Я могу получить разрешение от Пастора Мэтер.

Уэверли отложила хлеб.

— Думаю, все будет в порядке.

Аманда встала и собрала пустые тарелки.

— Кто хочет попробовать овсяное печенье?

— Печенье «а ля мод», с мороженым, — добавил Джошиа, усмехнувшись. — Ты когда-нибудь пробовала мороженое?

— У нас на «Эмпирее» нет коров, — ответила Уэверли и уронила голову. При каждом упоминании дома ее пронизывала печаль, и ей приходилось глотать слезы. «Они живы, — сказала она себе. — Они все еще живы».

Повисла неловкая пауза, после чего Джошиа, запинаясь, сказал:

— Считай, ты не жила, если не пробовала мороженого.

Уэверли нашла в себе силы улыбнуться ему. Она честно попыталась насладиться десертом, но от мороженого ее затошнило, и она не смогла его доесть.

Позже она помогла Джошиа и Аманде вымыть посуду, и они проводили ее обратно до спальни. Она протянула руку Аманде, и та сжала ее в своих ладонях, глядя на девочку сверху вниз. Уэверли и сама была немаленького роста, но Аманда была еще выше.

— Не забывай, ты согласилась мне позировать. Я устрою все с Пастором.

— Это звучит замечательно, — сказала Уэверли и даже позволила женщине быстро себя обнять. Она пахла старыми красками и свеженарезанными помидорами.

Как только она забралась в постель, а свет в комнате выключился, ее мысли вернулись к Кирану. Она не могла поверить в то, что Капитан Джонс намеренно причинил вред «Новому горизонту». Что касается того, почему он отказался помочь им, то Киран сказал бы, что, если бы он увеличил ускорение, это увеличило бы искусственную гравитацию, и он никак не мог бы предсказать, как это повлияет на команду и живой груз. Он просто пытался защитить своих людей.

Но ведь Капитан так и не защитил своих людей, разве нет?

Сет говорил, что у друзей Капитана сложные судьбы. Уэверли жалела, что не может сейчас поговорить с ним об этом. Сет был менее наивным, чем Киран, и не так боялся темной стороны жизни. Он не позволял своим привязанностям влиять на представление об истине.

Было ли предательством по отношению к Кирану думать так? Ей нравились его простые убеждения и то, как он свято верил в своих друзей. Она знала, что это был способ выявить лучшее в людях. Сет всегда был слишком подозрительным и резким с людьми.

Нет, Киран был лучше.

Уэверли обхватила себя руками и провела ладонями по спине, представляя руки Кирана, ладони Кирана. Она представила, как он зарывается лицом в ее волосы. Он бы нашел способ заставить ее засмеяться, даже сейчас. Он всегда это умел — развеселить ее даже тогда, когда у нее было самое прескверное настроение.

— Что ты мне сейчас скажешь? — прошептала она в безмолвную темноту и подождала ответа. Но ответ не пришел.

Уэверли уткнулась лицом в подушку. Она кусала наволочку и сжимала ее зубами, беззвучно плача.

СЛУЖБА

На следующее утро сестра включила свет и хлопнула в ладоши:

— Вставайте, девочки! Вас ждет кое-что интересное!

Уэверли, озадаченная, села на своей койке. Они с Самантой переглянулись, и Саманта с карикатурным восторгом захлопала в ладоши. Уэверли улыбнулась. Она удивилась, почему раньше не дружила с Самантой. У них было гораздо больше общего, чем ей казалось.

Несколько женщин внесли простые черные платья и чулки, вручили их девочкам и приказали побыстрее одеваться. Когда те оделись, им дали белые кружевные платки, которые нужно было повязать на голову. Теперь девочки были похожи на русских крестьянок, картинки с которыми Уэверли видела в книжке с рассказами Чехова.

Если бы это было обычное воскресенье, Уэверли с мамой напекли бы вафель или блинов и лежали бы, читая старые романы с Земли. Регина любила детективные романы: они напоминали ей о ее родном мире. Уэверли нравились викторианские романы с описаниями английской провинции, птичьих песен и светских манер. Описания были такими полными, что она почти могла представить себе, каково это — стоять и смотреть на горизонт, не видя ничего над головой, кроме неба. В полдень Уэверли набрала бы ванну и нежилась бы в ней в течение часа, после чего побежала бы на встречу с Кираном в фруктовом саду. Теперь же у нее не было ни ванны, ни книг. Было только платье из грубой ткани, раздражавшей кожу, и кружевной платок, закрывавший волосы и заставлявший ее чувствовать себя очень нелепо.

Сестры, построив девочек парами, провели их по центральной лестнице вниз на несколько пролетов, к амбару — самому большому помещению на корабле.

Между рядов молодой пшеницы толпились сотни людей, переговариваясь друг с другом и смеясь. Все до единого были одеты в черное: женщины — в бесформенные платья, закрывавшие колени, мужчины — в рубашки и брюки. За стеблями пшеницы Уэверли увидела Аманду и Джошиа, которые помахали ей. Она помахала им в ответ и изобразила улыбку.

Девочки по одной прошли сквозь ряды пшеницы к расчищенной площадке. Под большим иллюминатором, обращенным к туманному небу, был установлен помост. Уэверли разглядела вдалеке несколько звезд, мерцавших сквозь мглу, и с надеждой подумала о том, что, возможно, это означает приближение края туманности.

Сестра жестами подозвала их к передним рядам стульев, где девочки расселись. Джошиа взошел на сцену с небольшой гитарой в руках. Он сел на табуретку и, подмигнув Уэверли, принялся перебирать струны. Музыка эхом разносилась по гулкому помещению и, казалось, просачивалась между связками высушенной пшеницы, которые висели над головами собравшихся. Пастор Мэтер сидела на резном деревянном стуле, а по сторонам ее стояли пожилой мужчина и молодая женщина, державшие черные книги. Священные книги, догадалась Уэверли. Все трое были одеты в белые одежды, резко контрастировавшие с остальным собранием. На Энн Мэтер была мантия с изящной вышивкой, пурпурной, красной и золотой — единственные яркие цвета в помещении. Голову ее покрывал платок с такой же вышивкой. Люди начали рассаживаться. Вскоре Энн Мэтер встала, музыка затихла, и она направилась к алтарю в центре помоста.

— Добро пожаловать на две тысячи двести пятьдесят третье воскресенье нашей миссии к Новой Земле. Мир вам.

— Мир вам, — хором ответило собрание.

— Я особо хочу поприветствовать на борту наших гостий, беженок с «Эмпиреи», чье присутствие здесь приносит нам всем огромную радость. Девочки, встаньте, пожалуйста.

Уэверли неохотно поднялась на ноги, остальные последовали за ней. Последней встала Саманта, сердито нахохлившись.

Мэтер пересекла помост и встала над девочками, раскинув руки ладонями вниз.

— Господи всемогущий, мы просим Тебя, помоги этим девочкам почувствовать этот корабль своим домом. Мы не хотим спрашивать, почему такова была Твоя воля — разлучить их с семьями. Мы можем только смириться с этим и попытаться исполнить наш долг перед Тобой ради наших бессмертных душ и ради будущих поколений Новой Земли. Мы должны пройти все испытания и исполнить наше предназначение.

Мэтер заняла свое место за алтарем и, улыбаясь собравшимся, вскинула руки. Она, казалось, светилась изнутри, и Уэверли подумала, что ее, наверное, освещают каким-нибудь специальным прожектором — дешевый эффект, который делал ее похожей на святую.

— Давайте воздадим хвалу мудрости нашего Господа, сохранившего этих девочек и позволившего им соединиться с нашей большой семьей. Спасибо Тебе, Господи, за то, что оградил их от судьбы, постигшей наших братьев и сестер с «Эмпиреи». Узрев сердца этих девочек, Ты решил удостоить их Своей милости. Подобно израильтянам, бежавшим из египетского рабства, наши юные сестры пришли в Ханаан в поисках новой жизни, и мы приветствуем их с Радостью в сердцах.

Мэтер, очевидно, подразумевала, что команда «Эмпиреи» погибла потому, что была нечестивой. Уэверли бросила взгляд на Саманту и Сару, которым, судя по всему, было так же противно слушать Мэтер, как и ей самой. И хотя некоторые самые младшие, казалось, гордились тем, что они «избраны» Богом, как предполагала Мэтер, большинство девочек смотрели на Пастора с недоверием и злостью.

После окончания службы Уэверли сидела на своем месте, прислушиваясь к голосам, гудевшим вокруг нее. Несколько взрослых обсуждали то, какую прекрасную проповедь произнесла Мэтер. Эти люди говорили во весь голос. Но за этими голосами она различала другие, приглушенно переговаривавшиеся друг с другом. Уэверли прислушалась к этим тихим голосам. Что-то в них притягивало ее.

Возможно, не все на «Новом горизонте» верили в Энн Мэтер.

Уэверли заметила женщину, смотревшую на нее через проход. Это была чтица с каштановыми волосами. Она читала на службе отрывки из древних писаний. У нее была очень бледная кожа и бесцветные глаза, но лицо было волевым и правильным. Чтица кивнула, и Уэверли кивнула ей в ответ. Женщина пересекла проход и протянула руку.

— Мир тебе, — сказала женщина и звонко засмеялась. — Мне всегда приходится принимать ванну после служб. А тебе?

— Что? — не поняла Уэверли.

Женщина почти неуловимо подняла брови и пошла прочь.

Имела ли она в виду, что Уэверли должна последовать за ней?

Женщина направилась к левой стороне амбара, осторожно посматривая через плечо. Уэверли пошла за ней, но на пути у нее встала сестра. На целую голову ниже Уэверли и почти вдвое толще, она была похожа на танк.

— Куда ты идешь?

Уэверли собралась с мыслями.

— Мне нужно в туалет.

— Я тебя отведу, — раздраженно сказала женщина.

Она повела Уэверли сквозь толпу. Уэверли увидела множество лиц, нетерпеливо повернувшихся к ней и тепло улыбающихся. Она улыбалась в ответ, кивая им, хотя ей было неловко находиться в центре внимания. Как она и остальные девочки смогут сбежать, когда за ними так ревностно следят?

Уэверли надеялась, что сестра позволит ей зайти в туалет одной, но та зашла внутрь вместе с ней. Там было две кабинки, и из одной из них как раз выходила женщина с каштановыми волосами. Она вежливо придержала дверцу для Уэверли и, кивнув сестре, пошла к раковине мыть руки.

Поговорить с ней не было никакой возможности. А Уэверли была уверена, что женщина хотела ей что-то сказать. Но сестра не спускала с нее глаз, и ей оставалось только войти в кабинку и притвориться, что она что-то там делает.

Войдя в кабинку и плотно закрыв за собой дверь, она тут же кое-что заметила. В унитазе плавала записка, нацарапанная на туалетной бумаге. Синие чернила уже начали растворяться в воде, но слова еще можно было различить.

Колени у Уэверли задрожали, и ей пришлось сесть. Перед глазами замелькали черные точки. Она заставила себя дышать в обычном ритме, чтобы не упасть в обморок.

Ее мама может быть на этом корабле! Если бы только она могла найти маму, если бы только она смогла пробраться к ней и остальным родителям…

Из горла Уэверли вырвалось рыдание. Она прикрыла рот рукой, плача и смеясь одновременно. Она не могла себя контролировать.

— Ты там в порядке? — Сестра постучала в дверь.

— Простите, — сказала Уэверли. — Я себя не очень хорошо чувствую. — Она быстро поднялась и смыла воду в туалете. Записка закружилась в водовороте воды, окрашивая ее в синий, и исчезла в трубе как раз в тот момент, когда сестра распахнула дверь в кабинку.

Уэверли стояла лицом к лицу с квадратной женщиной.

— Что ты делаешь?

— Я… — Она знала, что ведет себя странно, и судорожно пыталась придумать оправдание. — Мне стыдно.

— Джессика что-то оставила… — Глаза женщины сузились до тоненьких щелочек.

— Мне показалось, что у меня начались месячные, — быстро прервала ее Уэверли. — Я не очень хочу об этом говорить.

Розовые щеки сестры растянулись в улыбке.

— О, понимаю.

— Ложная тревога, — сказала Уэверли, пожав плечами.

— Но у тебя ведь каждый месяц идет кровь, — сказала женщина, пока Уэверли мыла руки над металлической раковиной.

— Ну, мне почти шестнадцать.

— Значит, ты способна к зачатию, — сказала женщина, открывая дверь в коридор. — Пастор Мэтер будет рада.

Уэверли на трясущихся ногах вышла из туалета вслед за сестрой. Голоса собрания водопадом хлынули на нее, и комната вокруг нее закружилась. С каждым вдохом ее тело наполнялось паникой, и ей приходилось сдерживаться изо всех сил, чтобы не зарыдать. Девочки были явно в меньшинстве. Они были в ловушке.

И эти люди могли сделать с ними все, что они пожелают.

Нет.

Уэверли расправила плечи. Она должна найти свою маму и родителей других девочек. Она должна найти способ сбежать с корабля. Во что бы то ни стало.

И она была готова убить, чтобы сделать это.