И как не спеши, и как не прячься… Если суждено, значит — сбудется.
Оставался последний квартал — оставались считанные ярды.
Но… не для меня сегодня писался счастливый день. Не для меня.
Резкий удар в голову.
Я попятилась назад, едва удерживая равновесие.
Стала задыхаться.
Страх сковал душу, сжал сердце.
В глазах заплясали яркие золотистые звездочки, в ушах зазвенело.
Новый удар… подсечка — я невольно шлепнулась на асфальт лицом в низ.
Кровь… я почувствовала приторную ржавчину у себя во рту…
Зубы… зубы… язык машинально заплясал по зубам, проверяя родимых.
Едва я попыталась приподняться на руках, как удар в живот тут же меня обезоружил. Я снова рухнула на асфальт.
Удар за ударом.
Череда приговоров. Череда выстрелов… И каждый может быть последним.
Я невольно сжалась в калачик, пытаясь укрыть своими руками голову… Пытаясь спрятать себя всю.
Но слишком много желающих оторваться.
Слишком много желающих показать себя.
… порезвиться…
Вразнобой, а иногда синхронные удары разрывали мне тело, заставляли меня еще больше скручиваться, корчится от боли….
Ревя, истеря, оря от дикого безумия. Сходя с ума от всепоглощающей боли, от невыносимого разрыва сознания…
Я мысленно молила о конце. О своем конце.
Зачем все это терпеть?
Прирежьте, прирежьте уже быстрее…
Как дикого кабана, как бешеного пса…
В голове все помутнело, мысли перестали быть последовательными, адекватными. Все перемешалось, слепилось, превратившись в ком сумбура и хаоса.
Слезы текли по щеках, руках, губах… Соленое горе попадало ко мне в рот, смешивалось с багровой сладостью и вызывало новые приступы тошноты. Приступы… жизни…
Не было сил кричать, не было сил стонать, не хотелось дышать…
Я умирала…
Умирала…
— Майя, Майя, деточка! Очнись, Майя! — женский голос упорно звал меня, вырывая из забвения.
Покой. Я цеплялась за него, как за воздух. Не хотела его отпускать…
Прочь… прочь боль, прочь звуки, прочь жизнь…
Удивительно… Люди, у которых нет ничего, кроме замученной души, старого лохмотья на себе и кусочка хлеба, делятся последним с тобой…
А те, которые живут в достатке: есть крыша над головой, забит холодильник продуктами, машины, дачи, бассейны…. а иногда есть и собственный повар, — не хотят даже милостыню подать… копейку бросить…
Расточительство…
Не дали мне уйти на тот свет миссис Бейли и мистер Ренс. Именно они меня нашли… в полусознании. Как говорится, вовремя…
Была ли я рада этому?
Не знаю. Часть меня тихонько ликовала, меньшая часть…
А большая — истинно горевала. Покой был так близок… Тишина… Равнодушие… Счастье.
А теперь я вынуждена вновь страдать. Вновь переживать. Вновь сражаться с жизнью.
Время бежало.
Опухшие части тела постепенно стали приходить в норму. Разбитые губы заживали… Почки все меньше и меньше напоминали о себе…
Молодой парамедик Арчи, из местной больницы, добродушно помогал мне все эти две недели. И ему совсем не была важна моя медицинская страховка… Ее наличие… И не важно было денежное вознаграждение. Никакой выгоды. Разве что, как он сам повторял, моя улыбка взамен на его старания…
Искренне, безвозмездно, от чистого сердца…
Что же, таких людей слишком мало осталось. Слишком…
Каждое его появление для меня было равносильно рассвету. Солнышко выныривало из-за туч в моей душе… Щебетали птички. Звенели ручейки, барабанила капель…
Влюбилась?
Нет…
Нет, я не сочиняю глупости о каких-то романтических отношениях с ним… Нет.
Я — не золушка, а он — не принц… Не мой принц…
Но это же не исключает право радоваться его визитам?
Радоваться хоть чему-то?
— Привет, — послышался где-то сверху над моим дремлющим телом голос Кевина. Еще одного бездомного романтика, такого, как я.
Правда, опыт его скитаний по паркам и под мостовыми намного больше моего. Уже три с половиной года этот чернокожий бард живет на улице. Единственный источник питания его — деньги, собранные за игру на гитаре, за ту удивительную музыку, которая издавала его старая "подруга", которую творил он сам… В парке, в переходах, в метро… Где угодно, где можно приткнуться… Пока не прогонят местные "сборщики" милостыни или копы.
И так каждый день. С самого утра до позднего вечера… До ночи…
Прохожих становится все меньше и меньше… А вероятность получить копейку… упорно сменяется возможностью попасть под горячую руку "волчих" или обычных пьяниц.
И потому он возвращается сюда… Все мы сползаемся сюда… кто откуда… Кто с какими уловами и приключениями, с какими мечтами и надеждами… Сползаемся, как гадюки, себе в нору… под мост на реке Лос-Анджелес…
Домой…
— Майя, не прикидывайся, что спишь.
— Не прикидываюсь. Настроения нет.
— Скучаешь?
— Чего?
— Скучаешь по своему парамедику?
— Нет. Я сегодня еле ноги унесла от тех ублюдков…. которые меня тогда… чуть не убили.
— Я думал, они перебрались в другой район.
— Я тоже так думала, но…. видимо, там не слишком прибыльно. В общем, еле успела спрятаться.
— Давай я тебе сыграю чего-нибудь… Подниму настроение…
— Вот только не нужно мне тру-ля-ля… Уж лучше такое, что бы поплакать…
— Не надоело еще плакать? — тяжело вздохнул Кевин, присев рядом со мной.
Я нервно скривилась, укутываясь посильнее в воротник своей подранной куртки.
Не надоело? Тоже мне спросил…
— Играй, давай, уже, — шутливо фыркнула я, умостив голову ему на плечо.
— Ну, тогда начнем с классики…
Руки умело обхватили тонкий стан его старой, пошарпаной гитары… Пальчики, не смотря на кусачий мороз, нежно коснулись струн…
Для кого-то классика — Бетховен, Бах, Чайковский…
А для нас: "Metallica" — "The Unforgiven", "Nothing Else Matters"; "LP" — "Numb"; "SOAD" — "Toxy city" и так далее.
Его нежный, бархатный голос ласкал слух, завораживал, убаюкивал…. уносил меня из этого ада в ласковый рай, ласковый май, в ласковую сказку…
Я погружаюсь в дремоту, в сон, мечты, грезы… Летаю в облаках, сочиняя забавные истории… Истории любви, которых никогда мне не встретить в жизни. Придумывая чувства и переживания, которые никогда не ощутить наяву…
В них… мой принц любит, целует, обнимает меня… безликий принц с большим, нежным, заботливым, добрым сердцем и глубокой, повидавшей многое, настрадавшейся, но выдержавшей все, душой…
Там я счастлива. Там я улыбаюсь. Там я дышу…
Дышу свободой.
Дышу любовью.
Дышу счастьем.
Там я кому-то нужна. Нужна…