Пожиратель мух

Глава 2

Очнулся Виктор мгновенно. Раз! И готово. Сознание проснулось и заработало на полную катушку. В первые секунды особой радости это не принесло. Болело все тело. Болело так, будто какие-то великаны весь день играли им в футбол. Стоило Виктору пошевелиться, каждая косточка, каждая мышца хором завопили, протестуя. Им требовался покой. Абсолютный покой. Виктор замер, перевел дух и открыл глаза.

Ничего не изменилось – его все так же окружала полнейшая темнота. Он опустил веки и через секунду открыл глаза снова. И опять ничего. На всякий случай он, превозмогая боль, провел по лицу ладонью. В голове клубился туман, в котором то и дело мелькали какие-то бессвязные обрывки мыслей, неясные смутные образы. Они скользили по самому краю сознания, но были слишком мимолетными, слишком неуловимыми. Тело действовало само, не дожидаясь команды мозга.

Ладонь скользнула по лицу, задержалась на припухшей скуле и ссадине на щеке, задержалась на веках. Глаза были открыты, но не видели ничего. Ни малейшего проблеска света или хотя бы крошечного, едва уловимого изменения плотности, вернее, оттенка темноты. Она была сплошной, густой, будто голову окунули в ведро с чернилами, или накинули на нее мешок. Но, насколько мог определить Виктор, никакого мешка не было.

Виктор снова закрыл глаза, чувствуя, как к горлу подкатывает тошнота. На несколько секунд он опять впал в забытье. А когда пришел в себя, в голове немного прояснилось. Мысли уже не разбегались, как тараканы при включенном свете.

«Какого хрена происходит? Где я? Почему такая темень? Почему так холодно? Чем так воняет?»

Вопросы вспыхивали один за другим, по мере того, как органы чувств просыпались и начинали поставлять информацию в мозг.

Он лежал на чем-то жестком и очень неудобном. Было сыро и холодно, как в склепе. И так же темно. Темнота вызывала беспокойство. Не хватало еще ослепнуть. Конечно, ни с того ни с сего зрение не потеряешь… Но вся беда в том, что события последних часов начисто стерлись из памяти. Последнее, что помнил Виктор – как они с Андреем и Катей свернули с шоссе на проселочную дорогу, ведущую к деревне. И все. Дальше – одно большое белое пятно.

Но за память Виктор пока не волновался. Куда больше заботили глаза. Что, если он получил какую-то травму и ослеп? Виктор надавил пальцами на веки и резко отпустил. Перед глазами вспыхнули цветные всполохи. Нет, не похоже. Насколько он знал, у слепых не бывает никаких кругов или точек на мертвой сетчатке. Значит, со зрением все в порядке, палочки и колбочки исправно делают свою работу. Выходит, темнота вокруг. Это немного успокоило. Ненадолго. Как обычно бывает, на смену одному вопросу пришел десяток.

Нужно выяснить, где он находится. Виктор пошарил руками вокруг и понял, что лежит на шершавых досках. Но полом назвать это было нельзя. Щели между досками были шириной в несколько сантиметров. Рука нырнула в щель, и под досками Виктор нащупал что-то твердое и холодное. То ли камень, то ли плотно утрамбованная земля. Он лежал на грубо сколоченном деревянном настиле, который немного возвышался над полом.

Ладонь скользнула чуть дальше и влезла во что-то мокрое. Виктор брезгливо отдернул руку. Но потом любопытство взяло вверх. Он поднес ладонь к лицу и принюхался – ладонь пахла огуречным рассолом.

«Господи, что же это за дерьмо такое? Где же я? На консервном складе?»

Он, кряхтя, перевернулся на бок. Потом неуверенно сел, опираясь руками о доски. Голова закружилась, желудок судорожно сжался несколько раз, но это быстро прошло. Виктор немного отдышался, потом тщательно ощупал себя – нет ли переломов и открытых ран. Ничего подобного, насколько он мог судить в кромешной темноте, не оказалось. Ушибов, видимо, хватало, причем досталось и голове – он нащупал здоровенную шишку на затылке, но это не пугало. Если они угодили в аварию – можно сказать, дешево отделался. Только какая связь между аварией и огуречно-рассольной темнотой?

«И все-таки, где я оказался?»

– Эй! – позвал Виктор. – Есть тут кто-нибудь?

Слова затихали, едва слетев с губ. Тишина, окружавшая Виктора, была такой же густой и вязкой, как темнота. Нарушало ее только тихое попискивание. Очень похожее на крысиное.

Он огляделся. Везде было одно и то же – ничего. Пошарил рукой по сторонам, но нашел только пустоту.

«Хе-хе, а может, я умер?» – мелькнула шальная мысль. И, несмотря на идиотский смешок, четко прозвучавший в голове, она не показалась такой уж смешной. Сердце сделало резкий скачок и ухнуло куда-то вниз.

«Не мели ерунду, – сердито одернул он себя. – Покойники не мерзнут. Попытайся вспомнить, что произошло перед тем, как ты угодил сюда. Ответишь на этот вопрос, поймешь, где ты сейчас сидишь».

Но это было не так-то просто. Как ни напрягал Виктор память, последним более или менее ясным воспоминанием был поворот на проселок. Да, они ехали на день рождения Сергея. В деревню. Был вечер. Кажется, около семи, может немного позже. Шел дождь, и видимость была очень плохой.

Этот момент показался Виктору важным. Плохая видимость… Что-то с ней было связано. Что-то неприятное. Они слетели с дороги? Не вписались в поворот? Возможно, очень возможно. Тогда потеря памяти объясняется очень просто – удар головой, и в результате ретроградная амнезия. Иногда, в результате черепно-мозговой травмы, человек начисто забывает последние часы или минуты, предшествовавшие несчастному случаю. Все остальное вспоминается легко, но этот небольшой временной отрезок оказывается стертым.

Похоже, именно это и произошло. Авария – удар головой – ретроградная амнезия. Но какого черта он не в больнице? Или, на худой конец, не в доме Сергея? Откуда этот могильный холод и огуречный рассол на полу? Откуда вонь тухлятины? Сюрреализм.

Виктор потер виски. Всему должно быть объяснение. Всему. И если невозможно найти его с помощью логики, придется прибегнуть к эмпирическим методам.

Виктор еще раз ощупал себя. Куртка была на нем. Пошарил по карманам. Паспорт, права, техпаспорт, бумажник – все было на месте. Кроме сигарет. Пачка «Кэмел» осталась в машине. Вместе с зажигалкой. Виктор выругался про себя. Сейчас старенькая «Зиппо», привезенная знакомым прямиком из Бредфорда, очень бы пригодилась.

Телефона тоже не было. Как и ключей от машины. С ключами понятно – они, наверное, остались в замке зажигания. А телефон? Уж с ним-то он никогда не расставался. Вопреки всем правилам, номер сотового он давал клиентам, состояние которых вызывало опасения. Уж лучше быть разбуженным среди ночи, чем наутро, хорошенько выспавшись, узнать, что твой клиент сиганул с двенадцатого этажа только потому, что не нашлось человека, готового поговорить с ним по душам.

Инвентаризация ничего не дала. Никаких намеков на то, что произошло, и где он может сейчас находиться. Память тоже продолжала забастовку. Виктор знал, что зачастую достаточно малюсенького толчка извне, чтобы воспоминания вернулись. Одно слово, случайно брошенный взгляд на случайный предмет, какой-нибудь запах, особенно запах, – этого могло быть вполне достаточно, чтобы выстроилась цепочка ассоциаций. Но откуда взяться всему этому здесь, в подобии склепа?

Виктор рассовал обратно по карманам документы, застегнул молнию и медленно встал. На какой высоте потолок, он не знал и не хотел разбить голову о балку. Поэтому поднимался очень осторожно, выставив одну руку вверх. Ноги были еще полусогнуты, когда рука уперлась во что-то твердое. Судя по всему, сверху тоже были неоструганные доски. Он выпрямил ноги и коснулся макушкой потолка.

Следующие несколько минут Виктор примерял на себя роль крота. После пяти минут блуждания во мраке с вытянутыми вперед руками, как при игре в догонялки, Виктор так и не смог понять, где находится. Время от времени под ногами хрустели стеклянные осколки, один раз он наткнулся на нечто вроде квадратной колонны, дважды чуть не упал, когда дощатый настил вдруг закончился. Вот и весь результат.

Обойдя вокруг колонны, Виктор решил, что напрасно теряет время. Он, подобно молекуле, участвующей в броуновском движении, метался туда-сюда, без всякого плана и четкого направления.

– Так дело не пойдет, – сказал Виктор вслух. Звук собственного голоса придал бодрости. – Хватит без толку шастать.

Он прижался спиной к колонне, ощутив, как холод проникает даже через куртку, и медленно, шаг за шагом двинулся вперед, стараясь выдерживать заданное направление. Через пять шагов рука коснулась холодного, покрытого капельками влаги камня. Он провел рукой в одну и другую сторону. Кусок стены. Виктор немного удивился. В деревне, куда они направлялись, каменных домов не было. Все сплошь деревянные срубы. Неужели они в городе? Выходит, из памяти выпало несколько часов? Худо, совсем худо…

Виктор, постояв немного, двинулся вдоль стены налево. Дошел до угла. И тут рука наткнулась на деревянную полку. Выше была еще одна. Рука скользнула по гладкому дереву и чуть не смахнула на пол стеклянную банку. Банка была большая и, судя по тяжести, под завязку наполнена какой-то жидкостью. Рядом стояла еще одна. Виктор провел рукой дальше и насчитал еще десяток таких же банок. Вспомнился разлитый огуречный рассол.

«Ага, – подумал Виктор, сам себе напоминая проницательного Штирлица. – Низкий потолок, холод, сырость, банки на полках вдоль стены… Похоже, подвал дома. А каменные стены – фундамент. Что ж, с этим, похоже, все понятно… И теперь вопрос на десять тысяч рублей – как ты сюда попал?»

На этот счет не было никаких соображений. Виктор решил оставить головоломку на потом, а пока закончить исследование подвала. Тем более, что все больше смущала одна крошечная деталь, которая не укладывалась в представления о подвалах деревенских домов. Запах. В подвалах обычно пахнет сыростью, плесенью, гнилой картошкой, может быть, крысиным дерьмом… Но никак не тухлым мясом. КАЖЕТСЯ, тухлым мясом…

Виктор сделал несколько шагов вдоль полок, заставленных банками. Дошел до очередного угла и снова повернул налево. Вонь как будто усилилась. Еще через три шага сомнений не осталось – он приближался к источнику запаха. И этот запах можно было идентифицировать, как смрад груды гниющего мяса. Виктор в нерешительности остановился. Стоит ли продолжать движение? Рассудок заботливо подсказал, что нормальный человек предпочтет держаться подальше от того, что так воняет. Совет был хорош. Но хорош в обычной ситуации. Очнуться же в темном подвале незнакомого дома, да еще с частично купированной памятью… И это после того, как ты ехал на день рождения к другу… Нет, ничего в этом нормального и обычного не было.

И все же все его существо противилось тому, чтобы сделать еще хоть один шаг по направлению к источнику запаха.

«Эгей, – подумал Виктор. – Я тебя прекрасно понимаю, парень. Но ведь ты знаешь, что там может быть выход. Такая маленькая лесенка и крышка люка. Или ты хочешь просидеть здесь до второго пришествия только потому, что на твоем пути оказалась дохлая крыса или кошка?»

Но потребовалось несколько минут, чтобы решиться, и еще столько же, чтобы заставить себя сделать шаг вперед. Больше всего он боялся наступить на кучу гнилого мяса и поскользнуться. Можно запросто переломать себе кости. Тогда уж точно придется ждать, пока кто-нибудь (тот, кто засунул его в этот дерьмовый подвал?) не придет и не вытащит его отсюда. Поэтому Виктор едва передвигал ноги. Он шел, шаркая, как дряхлая старушонка, не отрывая руки от холодной стены и стараясь дышать не очень глубоко – вонь становилась все сильнее.

И все-таки, несмотря на всю осторожность, темнота сыграла с ним гнусную шутку. Нога, которая делала шаг вперед, вдруг провалилась в щель настила и намертво застряла между досками, зажатая как в капкане. Тело же по инерции продолжало двигаться вперед. Виктор судорожно взмахнул руками, пытаясь нащупать опору, но те встретили лишь пустоту, и он рухнул вперед всем телом, попытавшись в последний момент упасть так, чтобы не повредить застрявшую ногу.

Он упал на что-то очень мягкое, податливое, вроде кучи дерьма, завернутого в плотную тряпку. В нос ударило чудовищное зловоние, и в лицо брызнула тепловатая смрадная дрянь. Виктор попытался вскочить, упершись ладонями в это вонючее нечто, но грубая ткань под руками поехала, словно под ней была скользкая глина, и. он снова ткнулся лицом в груду разлагающегося мяса.

«Господи, боже! Что это такое? Что это?!» – мелькнуло в голове, и тут же Виктора вывернуло наизнанку. Потом еще раз и еще.

Он барахтался на этой осклизлой куче, раз за разом щедро извергая содержимое желудка и пытаясь освободить ногу из ловушки.

Наконец это удалось, и он как ящерица отполз в сторону, не переставая содрогаться в рвотных позывах. При этом рука угодила в какое-то влажное скользкое месиво и, что самое отвратительное, успела нащупать в этом месиве клок волос. Что-то вроде обросшего вдруг волосами моллюска. ГНИЛОГО моллюска…

Виктор прижался к стене, чуть не визжа от ужаса и отвращения. Сердце колотилось у самого горла, а желудок ритмично сжимала чья-то холодная лапа.

«Вот дерьмо, вот дерьмо, вот дерьмо! – стучало в голове. – Что же это такое? Что, а?»

На самом деле, он понял, что это такое, как только упал и почувствовал под собой вонючую разлагающуюся массу, завернутую в ткань.

И еще волосы… ВОЛОСЫ! Мать твою, господи, это были человеческие волосы!

Но разум отказывался верить в это чудовищное объяснение и даже допускать саму возможность его существования. Он чувствовал, что пока догадка блуждает где-то во мраке подсознания, его рассудок в относительной безопасности. Но стоит облечь это смутное предположение в слова, стоит назвать это, уютный мирок, в котором он жил последние годы, рухнет с жутким грохотом.

Да, в этом мире те, кого любишь, выбрасываются из окон, в этом мире дрянь, засевшая в голове, медленно убивает тебя, а «Джонни Уокер» всерьез претендует на первый приз в конкурсе радостей жизни. Но все же в нем (хе-хе, ребята) есть и утренний кофе, и защита прав человека, и относительная уверенность в завтрашнем дне… Но самое главное – в этом мире нет места разлагающимся трупам в темных подвалах.

Виктор отполз еще немного назад. Рука до сих пор хранила ощущение прикосновения к волосатому моллюску. Но теперь была уверенность, что помимо волос там было еще что-то. Что-то уж совсем омерзительное. Ну да, конечно, за ту долю секунды, что ладонь прикасалась к моллюску, он успел уловить под ней шевеление. Что-то копошилось там. Живое, скользкое, мягкое.

«Черви, – обреченно подумал он. – Вот что это было. Черви. Маленькие. Что-то вроде опарышей. И хватит прятать голову в песок».

Его передернуло, желудок снова болезненно сжался. И тут в голове вспыхнула бессмысленная, но пугающая надпись:

…ТО, ЧТО КОГДА-ТО ЕЛО, САМО ДОЛЖНО БЫТЬ СЪЕДЕНО.

Он сдавил ладонями виски. Это уже было. Было! Та же фраза. И точно так же она появилась перед внутренним взором без всяких усилий с его стороны, будто пришла извне. И случилось это совсем недавно. После того как… Как что?

Надпись сменила другая картинка. Такая же четкая, ясная и необъяснимая. Огромная светло-серая птица, пролетающая в нескольких сантиметрах от его лица. Птица, размахивающая длинными, тонкими, совсем не птичьими крыльями. И еще звук удара…

Видение длилось несколько мгновений, а потом исчезло так же внезапно, как появилось. Растаяло, словно утренний туман под порывом ветра. Осталось лишь чувство, которое возникает, когда не можешь вспомнить нужное слово, хотя оно вертится на языке. Жилка, застрявшая в зубах…

Виктор потряс головой, будто это могло чем-то помочь. Вздохнул и покосился туда, где лежала смердящая куча. По телу пробежала нервная дрожь. Но на этот раз хватило мужества не закрывать глаза на очевидное: в двух шагах от него, в кромешной темноте подвала лежал труп человека. И как ни пытайся смотреть на вещи позитивно, в этой гребаной новости не было ничего хорошего.

Страх цепкой лапой сдавил горло. Виктор лихорадочно соображал, как мог попасть труп в этот чертов подвал. Первой мыслью было – хозяин дома спустился сюда за какой-нибудь банкой, и его хватил сердечный приступ. Вполне правдоподобное объяснение. Но, во-первых, судя по всему, он пролежал здесь не один день. Неужели никто из соседей не хватился? Неужели никто не зашел в дом, чтобы выяснить, почему человек так давно не выходит на улицу, и не почувствовал трупный запах, идущий из подвала? А, во-вторых, как сюда попал сам Виктор, если хозяин дома был уже мертв к тому времени и при всем желании не мог запихнуть потерявшего сознание гостя в подвал? Значит, или запихнул кто-то другой, или в подвале лежал не хозяин дома. Но и в том, и в другом случае, тот, кто бросил сюда Виктора, не мог не учуять этот запах. А следовательно…

Что «следовательно», Виктор не знал. Но догадывался, что положительные выводы из таких посылок вряд ли получатся.

Выход был один – продолжать свои поиски. Он обследовал только две стены. Осталось еще столько же. Может быть, он нащупает дверь. Или наткнется на лестницу, ведущую наверх.

«Или еще на один труп».

Сейчас он все отдал бы за коробок спичек. Но желающих совершить выгодную сделку поблизости не было. Поэтому Виктор медленно поднялся и, придерживаясь за стену, двинулся вперед, осторожно нащупывая ногой каждую доску. Через три шага нога пнула что-то мягкое. Виктор понял, что это труп, и содрогнулся всем телом. Послышался писк и шорох. Он вспугнул крысу, закусывающую покойником. Виктор представил, что эта же крыса может запросто укусить и его. По телу вновь пробежала дрожь.

«Спокойнее, спокойнее… Перестань забивать голову всяким дерьмом. Все будет в порядке, если ты не начнешь паниковать и делать глупости. Просто перешагни через… Этого парня и иди дальше вдоль стены. Это все, о чем тебе сейчас нужно думать».

Так он и сделал. Просто перешагнул труп, будто тот был корягой на дороге. И через несколько шагов наткнулся на лестницу. Крепкие деревянные ступеньки вели наверх. Виктор облегченно вздохнул и вытянул руку, нащупывая крышку. Пальцы ясно ощутили металлические петли, небольшой зазор между крышкой и перекрытием. Чуть не вопя от радости, он толкнул крышку, прикрыв на всякий случай глаза – после этой темени даже слабый свет ослепит так, что мало не покажется.

Но предосторожность оказалась напрасной. Крышка даже не шелохнулась. Он толкнул сильнее, потом поднялся на пару ступенек, уперся в крышку плечами и, напрягая все мускулы, попытался выпрямиться… Ни черта не получилось. Крышка оставалась неподвижной, словно на ней примостился бегемот. Через десяток минут, наполненных бесплодными попытками выбраться наружу, Виктор принялся молотить по крышке кулаками и орать что-то нечленораздельное, вкладывая в эти крики весь свой страх, злость и отчаяние. Ему было уже наплевать на то, что человек, запихнувший его в подвал, мог быть опасен.

В конце концов, взмокший, несмотря на могильный холод подвала, Виктор обессилено присел на нижнюю ступеньку.

«И что ты будешь теперь делать? – спросил он себя. – Ведь это ловушка, дружище. Самая настоящая ловушка. И рядом с тобой лежит тот, кто угодил в нее немного раньше. Надо что-то делать, нельзя вот так просто сидеть. Нельзя».

Ответ нашелся быстро, но эту мысль он поначалу отогнал, как чумную собаку. Слишком она была мерзкой… Но гнусная, отвратительная мыслишка с настойчивостью дворняги продолжала вертеться рядом и путаться под ногами.

Наконец, Виктор сдался.

– Ну, хорошо, – сказал он вслух. – Давай просто посмотрим в лицо действительности. И если после этого ты решишь, что это стоит сделать – сделаешь.

Он снова услышал рядом назойливый шорох, и топнул ногой.

– Итак, ты сидишь в подвале. Рядом – покойник, который пролежал здесь не один день. Как сюда попали вы оба – ты не знаешь. Господи, с ума можно сойти… Спокойно, спокойно… Может быть, есть еще какой-нибудь выход. Причем, совсем рядом.

«Ты сам в это веришь?» – мысленно спросил он себя.

– Не очень. Но отбрасывать такую возможность глупо. В любом случае, у тебя есть два варианта. Либо сидеть здесь и ждать, когда кто-нибудь придет и откроет его. Либо попытаться выбраться самому. Но без света это вряд ли получится. Так? Даже если есть еще один выход, в темноте ты можешь ползать здесь до скончания века, пытаясь его отыскать.

«Ну ладно, давай, скажи это. Только скажи вслух, чтобы как следует осознать то, что ты хочешь сделать».

Он немного помолчал, собираясь с духом.

– У этого парня… У этого трупа в карманах может оказаться что-нибудь полезное. Например, спички или зажигалка. И тебе нужно… Нет, тебе придется его обыскать. И чем скорее ты это сделаешь, тем лучше.

«Господи Иисусе на резиновом клиросе, – всплыла в памяти фраза из какого-то фильма. – Вот я это и сказал. Теперь осталось только сделать».

Но стоило Виктору представить, что ему предстоит, желудок сделал сумасшедший кульбит и попытался вылезти наружу через глотку.

Прошло не меньше пятнадцати минут, прежде чем Виктор заставил себя сделать первое движение в сторону трупа. Все происходящее казалось дикостью, фантазией, порожденной больным воображением.

«Господи, неужели это происходит на самом деле?»

В какой-то момент Виктору показалось, что он сейчас откроет глаза и окажется в собственной постели, в небольшой уютной квартирке на Московском проспекте. Вспотевший, с колотящимся сердцем, но счастливый до одури оттого, что все это оказалось лишь сном.

Но время шло, расстояние между ним и трупом неуклонно сокращалось, а кошмарный сон никак не хотел заканчиваться. Виктор отчетливо ощущал под ладонями шершавое дерево настила и чувствовал вонь разлагающегося тела. Тела, к которому ему предстоит вскоре прикоснуться. И если бы только прикоснуться! Тщательно обшарить все карманы… Вот уж действительно «господи Иисусе на резиновом клиросе».

Как ни успокаивал себя Виктор, как ни убеждал, что ничего совсем уж ужасного в этом нет, что это просто вынужденная необходимость, но все же не смог сдержать вскрика, когда пальцы коснулись холодной студенистой массы.

Виктор отдернул руку. Снова накатила тошнота. Он явственно представил себе, как должен выглядеть этот парень, пролежав несколько дней (а может, и недель) в сыром подвале. Картинка получилась что надо. Вкупе с кошмарной вонью, исходившей от тела, она дала вполне ожидаемый эффект. Виктор чуть не выблевал собственный желудок. На языке осела едкая горечь желудочного сока.

Виктор вытер губы рукавом и поморщился. От одежды несло, как от выгребной ямы.

«Этот запах никогда не выветрится, стирай не стирай, – подумал он. – Но если ты не обыщешь этого парня, вполне возможно, что через некоторое время вопрос о стирке отпадет сам собой… Ну же, соберись. Давай, просто протяни руку».

Наконец, он решился. Стараясь держать голову подальше, он протянул руку и коснулся покойника. Провел ладонью по телу, определяя, во что одет мертвец. На ощупь это был ватник. Ладонь скользнула в сторону и нашарила боковой карман. Нырнула в него и угодила в сырое месиво крошек, влажных кусочков бумаги и еще какой-то дряни. Желудок сжался в липкий комок. Но Виктор сообразил, что это просто размокшая пачка сигарет.

«Господи, я не могу поверить. Ну надо же, а? Обыскиваю покойника… Мать твою, мать твою, мать твою… Это же настоящее мародерство. Вот сейчас он как схватит тебя за руку!», – проносилось в голове, пока рука копалась в кармане.

Пальцы нащупали что-то твердое. Сердце радостно подпрыгнуло. Виктор вытащил находку и как следует ощупал ее. Так и есть – зажигалка! Пластмассовая одноразовая зажигалка. Виктор уже было собрался зажечь ее, но остановился. Если огонек загорится и осветит то, что лежит рядом, обыск закончится. У него просто не хватит пороху продолжить свое дело. Поэтому он бережно положил зажигалку в куртку и принялся за второй карман.

Ему снова улыбнулась удача. На этот раз рука выудила перочинный нож.

Покончив с ватником, принялся за штаны. С ними было сложнее. Они прилегали вплотную к телу. Было жутко чувствовать под пальцами податливую гнилую плоть. Снова на ум пришло сравнение со студнем, завернутым в тряпку. Но поиски оказались не напрасными. Теперь трофеем стала связка ключей. Виктор не знал, от чего они, но на всякий случай сунул в карман куртки.

Больше ничего найти не удалось. Да он особенно и не старался. Не смог даже как следует обыскать брюки. Нервы не выдерживали этого копошения в карманах разлагающегося мертвеца. Желудок протестующее ворчал, от вони кружилась голова, и Виктор решил, что с него хватит. Он и так перевыполнил план по стрессу на много лет вперед.

Отодвинувшись подальше от покойника, Виктор достал зажигалку. Она была вся облеплена влажными табачными крошками, мокрой папиросной бумагой и еще какой-то пакостью. Терпеливо он принялся очищать находку. Когда решил, что она достаточно чистая, с замиранием сердца крутанул колесико. Кремень высек искру, но на этом дело и кончилось.

Матерясь вполголоса, забыв о трупе под боком и вообще обо всем на свете, Виктор снова и снова что-то смахивал, дул, стучал… Черт, он был готов расцеловать этот кусочек пластмассы, если бы знал, что это поможет. Наконец, крохотный огонек вспыхнул, заставив на мгновение зажмуриться. Малюсенькое чахлое пламя ослепило его, как дальний свет фар на пустынной ночной дороге. Едва дыша, он повернул регулятор пламени до упора. Огонек дрогнул и немного подрос. Виктор почувствовал себя неандертальцем, которому впервые удалось, ударив камнем о камень, высечь искру и поджечь кучку сухого мха.

Ликование очень быстро сменилось тревогой – газа в зажигалке почти не оставалось. Нужно успеть выбраться отсюда, пока есть свет.

И все же, прежде чем приступить к поиску выхода, он сделал вещь, которую никак не собирался делать. Не хотел делать, боялся, прекрасно понимая, что увиденное будет преследовать его до конца жизни. Но какое-то извращенное, болезненное и в то же время непреодолимое любопытство взяло вверх. Так ребенок не может не посмотреть хотя бы мельком на дохлую кошку, прекрасно зная, что ничего приятного не увидит. Что это, желание заглянуть в будущее и увидеть, что, в конечном счете, ожидает каждого? Или наивное ожидание хотя бы намека на ответ вечной загадки смерти? Виктор не знал ответов. Он вообще ни о чем не думал, когда рука, словно сама собой, приблизила огонек зажигалки к мертвецу.

Виктор бросил боязливый, полный отвращения взгляд на труп. И порадовался, что зажигалка горит так плохо. Но и тусклого дрожащего света хватило, чтобы опять накатила тошнота.

Первое, что бросилось в глаза – практически полное отсутствие лица у покойника. То месиво, которое предстало взору Виктора, нельзя было назвать лицом при всем желании. И дело было не в процессе разложения, хотя и без этого не обошлось. Лицо было обглодано до костей. Лишь кое-где оставались ошметки зеленоватого мяса, покрытые светло-серой, копошащейся гадостью. Черные пустые провалы глазниц уставились в потолок. От носа, губ, ушей не осталось ничего. Виктор перевел взгляд ниже. И вздрогнул. Одной ноги у тела не было вообще, начиная от тазобедренного сустава, вторая ниже колена была объедена так же, как лицо. Руки выглядели не лучше. Кости с редкими остатками мяса. Раздутый живот выпячивался так, словно перед смертью человек целиком проглотил арбуз.

Повинуясь внезапному импульсу, Виктор снова перевел взгляд на лицо. И тут рука дрогнула. Огонек погас. Виктор сидел в темноте, чувствуя, как на затылке шевелятся волосы.

Кажется, он только что получил ответ на один из вопросов. Но радости это открытие не принесло. Скорее, наоборот, он предпочел бы остаться в неведении. Слишком страшным был ответ. Теперь он знал почти наверняка, в подвале чьего дома находится. И помогла ему понять это густая окладистая борода, спутать которую с любой другой было невозможно.

Рядом с ним лежал бывший сторож базы отдыха по имени Коля.

И стоило Виктору понять это, как плотина, сдерживающая воспоминания о последних часах, прорвалась, и они хлынули неудержимым потоком, грозя свести с ума.

Если бы еще сегодня утром Кате сказали, что через несколько часов она побьет личный рекорд, установленный одиннадцать лет назад на чемпионате города по легкой атлетике среди юниоров, она бы расхохоталась. Тогда она пробежала пятьсот метров за минуту тридцать одну и пришла второй, уступив почти секунду чемпионке. Через год Катя ушла из спорта, поняв, что выбежать из полутора минут не сможет, даже если угробит на это всю жизнь.

Спустя одиннадцать лет она смогла сделать это. И не на беговой дорожке, в тепличных условиях стадиона при поддержке толпы зевак. А в полном одиночестве, среди ночного осеннего леса, на неровной, покрытой ухабами и лужами проселочной дороге. Но в этот момент она не думала ни о рекордах, ни о секундах, ни даже о том, что в темноте может запросто переломать себе ноги. Она не думала вообще ни о чем. Просто бежала, почти летела вперед, не разбирая дороги, слыша за спиной пронзительные полные боли и ужаса вопли собственного мужа. Она догадывалась, чем они вызваны, и эта догадка подгоняла куда лучше отборного тренерского мата в былые времена.

Катя бежала сознавая, что бежит во имя спасения жизни… И рассудка.

Ей сразу не понравился этот чокнутый тип в дождевике. Едва она увидела его, под ложечкой противно засосало, а настроение, и без того не слишком хорошее, упало, как говорил Андрей, ниже плинтуса. Все равно что вернуться с работы домой после неудачного дня, зайти на кухню и увидеть огромного жирного таракана, удирающего со всех ног по обеденному столу. Примерно такое чувство у нее возникло, как только она увидела этого человека. Что-то вроде смеси страха, тревоги и отвращения. Откуда оно вдруг взялось, Катя не знала, но ломать по этому поводу голову не собиралась. Она не принадлежала к числу людей, которые по поводу и без принимаются копаться в себе.

Будь они вдвоем с Андреем, она настояла бы на том, чтобы оставить этого типа там, где он упал. В конце концов, сам виноват – нечего торчать посреди дороги. И Андрей послушал бы ее, уж будьте уверены. Но за рулем сидел Виктор, и машина была его. Тут уж даже Катя не чувствовала себя вправе командовать. Все, что ей оставалось – забиться в угол и время от времени хмуро посматривать на Андрея.

Хорошо еще, тип сел рядом с Виктором. Если бы его посадили назад, она точно устроила бы скандал. И плевать на Виктора. Хотя это был единственный из друзей Андрея, к которому она испытывала симпатию. Сергей был обыкновенным размазней. Этакий непризнанный гений, неудачник-подкаблучник, безропотно сносящий все выходки этой истерички Вики. И что эти кандидатские корочки, которыми он так кичится? Вот уж точно – горе от ума.

Остальные друзья-приятели ничуть не лучше – кто просто дурак, кто выпить любит, и все как один прям такие заядлые рыболовы и футболисты, что умереть не встать. Ни одного серьезного мужика. Все, как дети малые…

Виктор же ей нравился. Спокойный, рассудительный. Чем-то напоминал ей отца. Правда, после гибели жены он стал уж очень мрачным. Но даже это ему шло. Не раз Катя ловила себя на мысли, что немного жалеет о том, что познакомилась с Виктором после того, как вышла замуж за Андрея. Встреться он чуть пораньше, как знать, может быть, она носила бы сейчас его фамилию.

Но при всей симпатии к Виктору, Вите – как она его обычно называла, Катя не могла ему простить этого типа на переднем сиденье. Типа, от которого пахло, как от кучи грязных прелых листьев, которые в детстве ей доводилось убирать на школьных субботниках.

Пока они ехали, Катя не проронила ни слова. Виктор пытался болтать с незнакомцем, но Катя видела, что и ему этот тип не нравится. Не нравится – слабо сказано. Даже в полумраке салона она заметила, какое бледное у Вити лицо.

«Будешь знать, как сажать в машину всяких проходимцев», – мстительно подумала она.

И как назло, словно мало было этого незнакомца, Катя почувствовала, что у нее начались месячные. Прямо в машине. Пришли на пару дней раньше срока. Она рассчитывала к началу «праздников» вернуться в город. А тут… Холодная вода в ковшичках – то еще удовольствие! Очень вовремя, ничего не скажешь, так вовремя, что обделаться можно от счастья. Хорошо еще, что догадалась взять с собой тампоны.

Нужно было попросить Виктора остановить машину, но Катя представила, как будет носиться по кустам с тампаксом наперевес под взглядом этого типа, и передумала. Придется потерпеть. До базы оставалось совсем чуть-чуть, и она надеялась, что не успеет испачкать джинсы. Хотя, судя по всему, текло из нее хорошо. Но уж лучше отстирать потом пятнышко на штанах, чем устраивать тут пип-шоу.

Да, если раньше и была какая-то надежда на то, что выходные она проведет не совсем гнусно, теперь от нее не осталось и следа. Все, что могло случиться плохого в этой поездке, случилось.

Так думала Катя, пока машина тряслась по дороге, ведущей к базе отдыха. Она и предположить не могла, что меньше чем через полчаса случится нечто такое, что навсегда перевернет ее представления о «хорошем» и «плохом» в этой жизни. И не имея возможности заглянуть в совсем близкое будущее, она сидела, не сводя взгляда с шишковатого затылка незнакомца, и репетировала про себя речь, которую выдаст Андрею, когда они останутся одни.

Когда машина въехала на территорию базы и остановилась, Катя, предчувствуя скорое избавление от неприятного общества, немного повеселела. И даже позволила Андрею взять себя за руку. В конце концов, подумала она, несправедливо винить его во всех бедах. Он виноват только в том, что уговорил ее поехать на этот день рождения.

Занятая своими мыслями, она не сразу поняла, в чем дело. Незнакомец не торопился выходить из машины.

– Ну, хорошо. – Услышала она ровный, немного усталый голос Виктора и подумала, что, наверное, таким тоном он разговаривает со своими психами. – Вот и ступайте, перекусите что-нибудь. Если хотите, можем дать вам банку консервов. Шпроты в масле вас устроят?

В ответ незнакомец залился резким лающим смехом. Катя видела, как дергается его голова, покрытая сальными жидкими волосенками, и чувствовала, как страх медленно, но верно сковывает ее по рукам и ногам.

Было во всем происходящем что-то НЕПРАВИЛЬНОЕ. Что-то, не укладывающееся в картину мира. Да, конечно, у нее никогда не было знакомых психов. Сумасшедших она видела только по телевизору. Но (и она хорошо это знала) психи не начинают вдруг, ни с того ни с сего, испускать одуряющий запах земли и влажных листьев. Какими бы психами они не были…

– Слушай, мужик, – сказал Андрей, не обращая внимания на предостерегающий жест Виктора. – Давай-ка топай к себе домой по-хорошему. Мы тебя слегка стукнули, уж извини. С кем не бывает… Но если не перестанешь выделываться, я тебе лично добавлю. Мы устали. И уж что-что, а кормить тебя не собираемся. Так что двигай.

Мужчина снова рассмеялся. Он хохотал, сотрясаясь всем телом, так, что машина ходила ходуном. Хохотал, пока смех не перешел в громкую икоту. Запах сырой земли стал невыносим. У Кати даже запершило в горле. И еще она почувствовала, что кровь из нее льет ручьем.

«Я вся протекла, – отвлеченно подумала она. – Залила Вите сиденье. Господи, как неловко…»

И словно в ответ на ее мысли, незнакомец вдруг перестал икать, шумно втянул воздух носом и сказал:

– С-ссука течет. Чувствуешь запах? Это ссука течет!

И снова захохотал.

Катя не знала, понял Андрей, что незнакомец имел в виду, или нет, но он открыл дверцу и со словами: «Ну, ты, мудак, меня достал», вышел из машины.

– Андрюша, не надо! – крикнула она, но было поздно.

Андрей обошел «девятку» и схватил незнакомца за ворот, намереваясь вытащить наглеца из машины. Тот не стал сопротивляться. Но, едва его ноги коснулись земли, резко выпрямился и схватил Андрея за отвороты куртки.

То, что произошло потом, показалось Кате сценой из дешевого фильма ужасов.

Мужчина легко оторвал Андрея от земли, будто тот весил не больше годовалого ребенка, и притянул к себе, словно хотел поцеловать.

Увидев это, Виктор выпрыгнул из машины и бросился на помощь другу. Но стоило ему приблизиться к месту драки, если это можно было назвать дракой, незнакомец махнул правой рукой, продолжая левой удерживать на весу Андрея, и Виктор отлетел назад. Он упал, ударившись затылком о капот автомобиля, и затих.

Примерзшая к стеклу Катя с нарастающим ужасом следила за дальнейшими действиями незнакомца. Не обращая внимания на удары и пинки, которыми осыпал его барахтающийся Андрей, он снова притянул его к себе и чуть склонил на бок голову. Похолодев, Катя подумала, что точно так же наклоняют голову вампиры, перед тем как вонзить клыки в шею жертвы. И в следующий миг поняла, что была не так уж далека от истины.

Мужчина сделал резкое движение головой, будто клюнул Андрея в шею. А когда Катя снова увидела его лицо, то не смогла сдержать стон – оно все было залито чем-то темным и блестящим в отсвете фар. Кровь, поняла Катя. Это же самая настоящая кровь! И кровь эта хлестала из огромной рваной раны на шее Андрея. Как сквозь сон она услышала пронзительный визг. До нее не сразу дошло, что визжит ее муж.

Даже в самых кошмарных снах Катя не видела ничего подобного. Челюсти незнакомца мерно двигались, словно пережевывая что-то жесткое. Катя, как завороженная, смотрела на размеренно двигающийся подбородок, не в силах пошевелиться. А когда огромный, выступающий кадык судорожно дернулся вверх, пропуская в пищевод пережеваный комок, Катя поняла, что имел в виду незнакомец, когда говорил, что хочет есть…

Катя не выдержала. Едва не теряя сознание от ужаса, она выползла из машины через соседнюю дверь и упала в грязь. Только когда руки погрузились в ледяную жижу, она поняла, что вопит в полный голос, заглушая визг мужа. Мужа, которого живьем пожирал этот тип.

Не думая ни о муже, ни о Викторе, ни о чем, кроме спасения собственной жизни, Катя вскочила на ноги и со всех ног помчалась к воротам базы. Она кожей ощущала на себе взгляд незнакомца и ожидала, что вот-вот услышит за спиной его тяжелые шаги. Но вместо них раздалось утробное урчание, и через секунду истошный крик Андрея. Это только придало ей сил.

Не помня себя, она вылетела за ворота базы и понеслась по темной дороге в ту сторону, откуда они приехали. Она бежала, пока мышцы не начало жечь, словно огнем, а перед глазами не пошли красные круги. Катя поняла, что такой темп ей больше не выдержать. Догоняй ее хоть стая чертей с вилами наперевес, она скоро просто рухнет на землю и будет лежать, не в силах пошевелить даже рукой. Тяжело дыша, девушка остановилась и оглянулась. Вокруг было темно. Темно и тихо. Она не слышала ничего, кроме собственного дыхания и гулких ударов сердца, которые отдавались во всем теле.

«Ну что же ты стоишь? Надо бежать, бежать! – устало подумала она. И сама себе ответила: – Но я больше не могу. Просто не могу… Что же делать? Что мне теперь делать?!»

– Господи, помоги мне! – прошептала она. – Помоги, пожалуйста.

«Надо уйти с дороги. В лес, в лес… Там можно спрятаться».

Мышцы одеревенели, как после десятикилометрового кросса, но Катя все же заставила себя пошевелиться и на негнущихся ногах затрусила к придорожным кустам.

О том, что она может заблудиться, девушка не думала. Страх гнал ее вперед, подальше от дороги, в колючую и влажную темноту леса. Она то бежала, то переходила на шаг, не замечая, что ветки кустов хлещут ее по лицу и рукам, словно хорошо вымоченные розги. Несколько раз она падала, спотыкаясь о торчащие корни деревьев. Но снова вскакивала на ноги, не обращая внимания на боль в содранных ладонях и ушибленных коленях. Она была словно во сне. В кошмарном сне…

Она не знала, сколько успела пройти. Может быть сто метров, а может быть, километр. Перед глазами все время стояла эта чудовищная картина – незнакомец, жующий кусок мяса, только что вырванный из шеи Андрея. О, этого она не забудет никогда. Не сможет забыть. Если ей удастся уцелеть, это воспоминание будет преследовать ее до конца жизни. И дай бог, жизнь окажется достаточно долгой для воспоминаний.

Катя остановилась, прислонившись к покрытому мокрым мхом стволу дерева, и прислушалась. В стороне раздавался громкий хруст веток. Кто-то шел через лес напролом, не разбирая дороги. Шел торопливо, целеустремленно… Сердце ухнуло вниз. Это мог быть только тот тип. Катя зажала рот ладонью, чтобы не закричать. Он рядом, рядом! Он ищет ее!

– Господи, помоги. Господи, помоги. Господипомоги! – беззвучно закричала она, вслушиваясь в отдаленный треск.

Виктор как-то рассказывал, что мужчины и женщины слышат по-разному. У женщины слух тоньше, но мужчина лучше определяет, откуда именно идет звук. И сейчас Катя очень жалела, что родилась женщиной. Она никак не могла понять, где хрустят ветки. Казалось, что шум раздается со всех сторон сразу.

Несколько долгих минут она стояла, почти не дыша, превратившись в слух, понимая, что от ее ушей сейчас зависит жизнь. Если она ошибется и двинется навстречу незнакомцу, того ждет очень приятный сюрприз. Ужин пришел сам…

Наконец, Катя перевела дух. Шаги удалялись. Теперь она была в этом уверена. Девушка без сил опустилась на мокрую землю и всхлипнула. Напряжение покинуло ее сразу, вдруг, и она почувствовала, как болит иссеченное ветками лицо, как ноют натруженные ноги, как ледяная сырость забирается под коротенькую курточку и холодит поясницу. Она совсем одна в ночном лесу. Уставшая, замерзшая, напуганная, беззащитная, истекающая кровью, пусть не из ран, но все же. И где-то поблизости бродит маньяк-людоед.

Отчаяние накатило удушливой волной. Она погибнет здесь. Попадется в лапы людоеду и погибнет. И ничто не будет иметь значения – ни блестящее образование, ни престижная работа, ни трехкомнатная квартира на Приморской, ни радужные перспективы. Что ей с того, что она была лучшей в потоке? Или что на работе ее вот-вот должны были сделать начальником отдела? Это в двадцать пять лет-то! Все эти шоппинги, ночные клубы, отдыхи в Таиланде и Египте, девичники, где все подруги без исключения завидовали ей… Диеты, бассейны, солярии и косметологи. О, как это было важно, как это было нужно… Боже ты мой, калории на калькуляторе, список исключенных из рациона продуктов в четырех томах, легкое столовое вино по большим праздникам, каждое утро проращенные зерна пшеницы – крепкий иммунитет – гарантия того, что болезнь не нарушит планы на день. Каждое утро, каждое божье утро начиналось с этой гадости. В отпуске, в командировке – везде она таскала этот проклятый мешочек с зернами, как чокнутая курица. И сюда, конечно, взяла, как же без любимой пшенички. Курочка по зернышку кудах-тах-тах. Но что ей теперь с этого? Ее просто убьют в какой-то глуши, где никто не сможет даже найти ее останки. Эту идеальную фигуру с безупречной кожей и прекрасным иммунитетом… Она будет лежать здесь, среди черных деревьев, пока снег не укроет ее. А потом, по весне, когда снег стает, от нее останутся лишь кости, покрытые лохмотьями сгнившей одежды. Лохмотьями той самой курточки из «Мотиви», которой она так радовалась месяц назад.

Катя заплакала. Она понимала, что сидеть здесь не стоит. Маньяк может вернуться в любой момент и случайно услышать ее всхлипывания. Нужно встать и идти. Андрей говорил, что деревня недалеко. И у нее хватит сил добрести до деревни, а там этот рохля Сергей со своей женушкой, там надежные стены и крепкие замки, там она будет в безопасности. Нужно только сообразить, в какую сторону двигаться, потом заставить себя подняться и сделать первый, самый трудный шаг.

Но как раз этого она сделать не могла. Силы ушли. А вместе с ними ушло и желание бороться за жизнь. Катя могла только плакать, закрыв исцарапанное лицо грязными ладонями. Сначала тихонько, потом, по мере того, как росло отчаяние и ощущение обреченности, все громче и громче, пока не зарыдала в голос, забыв о всякой осторожности.

Крышка подпрыгнула еще раз. Вику едва не отбросило в сторону. Поскуливая от страха, она распласталась на крышке, раскидав руки и ноги, как гигантская морская звезда. Ей было уже наплевать на мокрые джинсы и раненую ногу. Она поняла, что если и дальше незнакомец будет с таким энтузиазмом ломиться, она долго не продержится. И окажется в ловушке, в которую сама себя загнала. Оставалось молиться и надеяться, что Сергей или его друзья подоспеют раньше, чем незнакомец окажется на чердаке.

– Да что вам от меня надо?! – закричала она. – Оставьте меня в покое! Пожалуйста, я вас очень прошу, перестаньте. Ради бога, перестаньте!

Снизу послышалось бормотание. Слов по-прежнему не разобрать, но ясно слышалось раздражение в голосе ночного гостя. За бормотанием последовал новый удар. Вика взвизгнула и выронила телефон. Единственный источник света! Ее последняя надежда. Здесь, наверху, наверняка можно было поймать сеть. Если, конечно, незнакомец даст ей хоть пару минут передышки.

Вика, ежесекундно ожидая нового удара, пошарила рукой вокруг, пытаясь нащупать телефон. Но вместо него рука наткнулась на что-то железное. Пальцы быстро пробежались по предмету. Вика снова чуть не закричала, но на этот раз от радости. Задвижка! Это была задвижка. Толстый железный засов, способный выдержать и удар настоящего тарана, лишь бы не подвели доски. Девушка ухватилась за полоску металла и толкнула ее вперед. Засов продвинулся на несколько миллиметров и застрял, даже не коснувшись паза.

– Ну, давай же, ну! Пожалуйста, давай! – шептала она, срывая кожу с пальцев о проклятую железку. – Господи, ну почему у этой скотины вечно ни черта не работает?

Крышка снова подпрыгнула. Ребра тяжело заныли. Рука соскочила с засова и потеряла его на доли секунды. Затем нащупала снова. Он поддался еще на пару миллиметров.

– Ну, пожалуйста, мой хороший, пожалуйста! Давай же, сука!

Вика понимала, что от того, сможет ли она справиться с этой железкой, зависит очень многое. Возможно, от этого зависит ее жизнь. И, не обращая внимания на боль в истерзанных пальцах, продолжала бороться с заржавевшим засовом, забыв обо всем на свете. Она слышала возню незнакомца внизу, глухое бурчание, но все это было где-то там, в другом мире. Здесь же остались лишь она сама и этот чертов засов.

Полоска металла продвинулась еще немного. Теперь ее край касался паза. Еще одно неимоверное усилие, и засов на волосок вошел в паз.

Пот заливал глаза, пальцы потеряли чувствительность. И все же засов продвинулся еще на микрон. Но победный вопль застрял в горле – Вика почувствовала, что незнакомец теперь не бьет по крышке, а, упершись плечами, толкает ее вверх. Крышка дрогнула и начала подниматься. Медленно, очень медленно. Но неуклонно.

«Нет, нет, нет! Только не сейчас, только не сейчас!»

Она сдвинулась немного вперед, всем весом навалилась на край крышки и резким движением тела, будто уминала чемодан, опустила ее обратно, выиграв таким образом еще две секунды. Понимая, что другого шанса уже не будет, она изо всех сил толкнула засов, вложив в это движение все свое отчаяние.

Засов, словно устав сопротивляться человеческой воле, нехотя, со скрежетом вошел в паз. До упора. Вика откатилась в сторону и обессилено замерла, слушая бешеное биение сердца.

По крышке что-то царапнуло. Потом послышался смешок. И голос, грубый, хриплый голос произнес:

– Хх-хитрая с-ссучка.

От этого голоса Вику прошиб холодный пот. Забыв об усталости, она подползла к крышке и нашла телефон.

Схватив «самсунг», Вика на четвереньках отползла к дальней стене и дрожащими пальцами открыла телефон. На индикаторе сети появилась одна палочка. С замирающим сердцем, она нашла в записной книжке номер Сергея и нажала кнопку вызова. Если он успел доехать до шоссе, его телефон должен быть в зоне… Вика взмолилась, чтобы это было так.

Некоторое время в трубке была тишина, потом что-то хрюкнуло, пиликнуло, зашипело, и в ухо ударил гудок. Вика перестала дышать.

«Сереженька, миленький, скотина такая, возьми трубку! Пожалуйста, Сереженька, возьми трубку!»

После третьего гудка снова что-то щелкнуло, и Сергей ответил:

– Да, милая?

Голос доносился издалека, сквозь жуткие помехи, будто Сергей говорил с другой планеты. Господи, да так оно и было. И на той планете нет маньяков, забирающихся в чужие дома посреди ночи…

– Сережа! Сережа! Возвращайся скорее! Здесь какой-то псих влез в дом!

– Что? Ниче… не…ышу.

Голос то появлялся, то пропадал, и Вика неосознанно подула в трубку, прежде чем ответить.

– Приезжай быстрее! Здесь псих ворвался в дом! Он преследует меня!

– …о?

– Блядь, сука такая, возвращайся быстрее! – Вика заорала так, что у нее самой заложило уши.

На этот раз ответа не последовало. Телефон молчал. Вика глянула на экранчик и увидела надпись: «Поиск сети». Первым желанием было разбить сволочной «самсунг» о стену, но она сдержалась. Сейчас нельзя нервничать. Нельзя совершать необдуманные поступки. Она сделала глубокий вдох и снова бросила взгляд на дисплей. Сети не было.

– Спокойно, девочка моя, очень тебя прошу, спокойно… Нужно просто чуть-чуть подождать. Даже если он ничего не услышал, должен сообразить, что просто так я трезвонить не буду. Он уже наверняка едет сюда. Просто потерпи немного. И не делай глупостей.

Вика нажала на кнопку, включая светодиод. Крошечный фонарик высветил покрытый толстым слоем пыли пол, свисающую с потолочной балки паутину, и груду какого-то хлама в углу. Пахло плесенью и старым тряпьем.

Незнакомец притих. Не было слышно ни возни, ни этого сводящего с ума хриплого бормотания. Вика сидела на полу, обхватив колени руками. Она вся превратилась в слух. Каждый шорох заставлял ее вздрагивать и включать светодиод. Больше всего на свете она хотела услышать сейчас далекий гул двигателя. Но с улицы доносился лишь шум ветра в ветвях деревьев и тихая, монотонная дробь, которую уныло выбивал по крытой железом крыше дождь.

Из-за этой дроби Вика не сразу обратила внимание на новый звук, нарушивший мертвую тишину дома. Ей показалось, что это постукивает какая-нибудь ветка по стене или крыше дома. Но когда звук настойчиво повторился, она поняла, что доносится он не снаружи, а изнутри дома. Стучали по крышке люка, который вел на чердак. Судя по всему, стучал незнакомец. Очень осторожно, можно сказать, вежливо. Тук-тук-тук… Пауза. Потом снова: тук-тук-тук. Как в комнату к спящему человеку.

Вика почувствовала, как успокоившееся было сердце снова учащенно забилось. Она бы не так испугалась, если бы незнакомец принялся ломать крышку, или выкрикивать угрозы. Это было бы… Ожидаемо. Совершенно нормально в подобной ситуации. Но тихий стук, это робкое, но в то же время настойчивое тук-тук-тук…

Девушка облизнула губы и включила фонарик. С этим крошечным источником света было немного спокойнее. В конце концов, попыталась утешить она себя, такое постукивание крышку не сломает. Пусть он стучится хоть до скончания века. Открывать она, естественно, не собирается, нашел дурочку. Да, пусть стучит. Чем дольше он там будет валять дурака, тем лучше. Время сейчас работает на нее. С минуты на минуту приедет Сергей.

Хотя, одна мысль чуть портила радужную картину собственного вызволения из плена. Здоровяком Сергей не был. Конечно, защищать ее он будет до последнего. Но что толку в этой самоотверженности, если у него попросту не хватит сил справиться с незнакомцем?

Вот если он приедет не один, а с друзьями… Это другое дело. Втроем они точно разделаются с этим маньяком. Настроение у Вики снова поднялось.

«Да может, и не маньяк это вовсе, – в который раз усомнилась она. – Напился какой-нибудь местный мужикашка, потянуло на подвиги. А тут я. Одна в доме. Вот и решил, придурок, на свой лад поухаживать».

Мысль, что столкнулась она не с маньяком, а с простым пьянчугой, пусть даже агрессивно настроенным, успокаивала. Уж что-что, а злобный алкоголик – для нее не новость. Опасен он может быть не меньше, но, во всяком случае, опасность эта более или менее знакомая. То, что ты хорошо знаешь, страшит гораздо меньше, чем неизвестное.

Какая же она дура, что описалась! Господи, обмочилась как маленькая, и из-за чего? Из-за того, что какой-то пьянчуга стукнул, ха-ха-ха, по крышке люка. Ну и черт с ним! Подумаешь, мокрые джинсы…

Вика поняла, что может торжествовать победу. Раненая нога и сломанные ногти – пустяк, случалось и похуже. Первый муж не отличался разборчивостью, когда дело доходило до вопроса, чем и как бить. «Я просто хочу с тобой поговорить, голубушка», – обычно начиналось все с этой фразы. И от одного его тона коченели ноги.

Один раз она оказалась в больнице после «воспитательной работы». В тот день он выдал ей по полной программе. Она до сих пор удивлялась, что вообще осталась жива. Разошелся на всю катушку, словно чувствовал, что развлекается последний раз. Через две недели его нашли с проломленным черепом в подъезде. Соседка снизу, возвращавшаяся поздно вечером из гостей, обнаружила его на ступеньках между первым и вторым этажом. Он еще шевелился. Пытался ползти куда-то, хотя затылок представлял собой месиво из крови, осколков кости и мозгового вещества.

Когда Вике сообщили об этом, она заплакала. Вся в зеленовато-желтых синяках, с зашитой губой и рукой в фиксирующей повязке, она плакала, к своему удивлению, не от облегчения. У нее возникло чувство, которое, наверное, должен был испытывать древний человек, обнаруживший, что в деревянный идол божества, покровителя племени, ударила молния. Мрачный, могущественный бог, который внушал ужас одним своим видом, который требовал бесчисленных кровавых жертв, а взамен давал защиту и уверенность в завтрашнем дне, вдруг превратился в груду тлеющих углей. Бояться больше некого. Но и защитить племя от мора или врагов тоже некому.

Вика ушла с головой в воспоминания. На какой-то миг она забыла о том, где находится. Она снова была в том дне, когда ей сообщили, что ее муж мертв. И то чувство – ужас первобытного человека, оказавшегося на краю бездны под названием «свобода воли» – снова захлестнуло ее. Поэтому она не сразу поняла, что ее кто-то зовет. Зовет по имени.

– Вика, открой! Открой эту чертову крышку! Я ПРОСТО ХОЧУ С ТОБОЙ ПОГОВОРИТЬ, ГОЛУБУШКА.

Вика почувствовала, как волосы на затылке начинают шевелиться, будто клубок очнувшихся от спячки змей. Я просто хочу с тобой поговорить, голубушка. Это были его слова. Это был его голос. Голос ее покойного, боже мой, уже пять лет как покойного мужа. Снизу по крышке ударили с такой силой, что задребезжало стекло.

– Вика, не надо меня злить. Ты же знаешь, я терпеть не могу, когда ты закрываешься! Открой. Мы просто поговорим.

«Этого не может быть, не может быть. Этогонеможетбыть!» – Вика закрыла уши ледяными ладонями.

Снова раздался удар. Вика подпрыгнула. Ей показалось, что она слышала треск ломающейся доски.

– Открой эту сраную крышку, тварь! Открой сейчас же! Как ты смеешь закрываться от меня в моем доме?! Открой! Мы просто поговорим. Я пальцем тебя не трону, обещаю.

Господи, это действительно был его голос! Его интонации! «В моем доме»… Да, его всегда бесило, если она запиралась в ванной или туалете, когда он хотел «просто поговорить».

«Но этого не может быть! Он умер пять лет назад. Он умер! Ты же видела его и в морге и в гробу. Ты видела его мертвым!»

Вика почувствовала, что теряет рассудок. Жуткое кровожадное божество вернулось. Вернулось, чтобы покарать тех, кто так легко отрекся от него.

– Открой, сука! – в крышку ударили так, что шурупы, которыми крепился засов, шурупы, с таким трудом вкрученные Сергеем почти пятнадцать лет назад, на добрый миллиметр вылезли из досок. – Открой, а то хуже будет!

– Этого не может быть! – не в силах вынести весь этот кошмар, завизжала Вика. – Ты умер! Ты уже давно умер! Я знаю! Ты покойник!

Вместо ответа громыхнул новый удар:

– Я тебе, сука, сейчас покажу, какой я покойник! Открывай, тварь!..

И после небольшой паузы, голос добавил уже мягче:

– Викочка, ты же знаешь, что делаешь хуже только себе. И ты знаешь, как мне не нравится твое упрямство. Открой эту крышку, потом я преподнесу тебе небольшой урок. Так, коротенькая лекция на тему семейного права. И мы будем считать инцидент исчерпанным. Но чтобы все закончилось хорошо, ты должна открыть крышку сейчас же. Знаешь, не очень-то удобно торчать тут на ступеньках, у меня уже ноги затекли. Открой, голубушка. Я ведь все равно до тебя доберусь. И только от тебя зависит, буду я к этому моменту очень злым, или нет.

Вика сидела, не в силах пошевелиться. Голос, кому бы он на самом деле ни принадлежал, буквально гипнотизировал ее. Она с ужасом чувствовала, что не может сопротивляться. Как не может противиться первобытный человек приказам своего божества. Она снова была той запуганной женщиной с не исчезающими никогда кровоподтеками и синяками по всему телу. Она снова была покорной супругой, правильной женой, которая не должна перечить мужу, а если начинает это делать, то безропотно переносит заслуженную взбучку. Она снова была пещерным человеком, замирающим в мистическом экстазе перед обагренным жертвенной кровью идолом.

Голос рассудка все еще твердил, что это не может быть правдой, что ее муж мертв, а мертвые не преследуют бывших жен в чужих домах. Но этот голос слабел с каждой секундой, таял, как тает горное эхо, пока, наконец, не смолк совсем… Тогда Вика медленно, как во сне, встала на четвереньки и поползла к крышке люка.

– Открой, девочка моя. Я просто хочу поговорить с тобой, голубушка. Просто поговорить.

– Да-да, – пробормотала Вика, – я уже иду… Иду… Только не бей меня, пожалуйста.

– Если ты будешь хорошей девочкой, я и пальцем тебя не трону. Открой крышку, и все будет хорошо. Очень хорошо. Я даже сделаю тебе приятно. Тебе понравится… – на последних словах голос чуть дрогнул, в нем послышалось какое-то сладострастное волнение, обещание невообразимого чувственного наслаждения.

По спине побежали мурашки, внизу живота разлилось приятное тепло. Вика почувствовала, как запылали щеки. Да, он умел причинить боль. Но умел и доставить удовольствие. Еще какое удовольствие!

– Ну, ты пустишь меня? Откроешь эту чертову крышку, чтобы я мог сделать тебе приятное?

– Да-да, я уже, уже открываю, – язык у Вики заплетался, в голове был туман. Больше всего ей хотелось угодить этому мрачному божеству, доказать ему свою верность.

Но когда непослушные пальцы коснулись холодного металла засова, Вика на мгновение замерла. Рассудок предпринял последнюю отчаянную попытку остановить это безумие.

«Не делай этого! Не смей! – пронеслось в голове. – Это не может быть твой муж, он давно умер!»

Рука медленно отодвинулась от задвижки. Вика тряхнула головой, пытаясь отогнать наваждение, и туман в голове начал понемногу рассеиваться. Да, конечно, это не может быть ее муж. Кто угодно, но только не он… Не он…

– Почему ты притихла, голубушка? Все-таки решила достать меня как следует, да? Хочешь, чтобы я проучил тебя по-настоящему? Хочешь опять загреметь в больницу? Ну, подожди, сейчас я доберусь до тебя, сука!

Крышка дернулась от удара. Шурупы вылезли еще на пару миллиметров. Но это было уже неважно.

Божество… Божество требовало новых жертв. Только это имело значение.

– Подожди, подожди, – сквозь внезапно брызнувшие слезы запричитала Вика, – подожди, пожалуйста… Я уже, уже открываю. Только не бей меня, только не бей…

И ее рука решительно потянула засов.

В машине Сергей немного успокоился. Он чуть-чуть приоткрыл окно, достал сигарету и закурил. Огонек сигареты отразился в темном лобовом стекле.

В чем-то Вика права. Кто он, что у него есть, что он может ей дать? Кандидатские корочки никому не нужных филологических наук, да два романа в письменном столе. Два романа, которые никогда не будут изданы. Потому что, если уж говорить, положа руку на сердце, чушь это, а не романы. Пока писал, казалось, что тянет как минимум на «Национальный бестселлер». А перечитал – дерьмо. Детский лепет. Что еще? Квартира – Викина, машину – отец подогнал. Куда ни глянь, ничего своего нет. Понятно, почему она бесится.

Сергей выбросил окурок в окно – в салон ворвался шум дождя, урчание двигателя, влажный шорох колес – и поднял стекло, отсекая эти звуки. Захотелось выпить. В бардачке под ворохом кассет лежала маленькая фляжка. Он положил ее туда перед самым отъездом, предварительно наполнив коньяком.

Сергей покосился на бардачок. Да, выпить не помешало бы. Очень не помешало бы… Совсем чуть-чуть, один глоточек, не больше, ведь вечером нужно быть в форме. По большому счету, из-за этой фляжки он и сел в машину. Это если уж говорить совсем честно. Само собой, из-за ребят он волновался. Те действительно могли увязнуть где-нибудь, или пробить колесо. Да мало ли… И помочь им было нужно. Но все-таки фляжка с ароматным «Бержераком» послужила своего рода катализатором, ускорившим реакцию.

«Доеду до шоссе, и если не встречу их, хлебну чуток», – решил он.

Повеселев, он утопил торчавшую из магнитолы кассету, и нажал на кнопку. Павел Кашин захныкал что-то про щемящее сердечко. Сергей вспомнил, как называл его Андрей – Каша Пашин, и усмехнулся. Андрей любил переиначивать слова. За что частенько и страдал. Однажды в школе на уроке истории, когда им рассказывали о восстании на броненосце «Потемкин», Андрей громким театральным шепотом сказал что-то про «бронетемкин поносец». Ржал тогда весь класс, а Андрею пришлось звать в школу родителей.

– Бронетемкин поносец, – повторил Сергей вслух и рассмеялся.

Но, смеясь, неожиданно поймал себя на смутном ощущении, что вспоминает еще что-то, не такое веселое. Это была не мысль, не уверенность – именно мимолетное ощущение, которое иногда возникает в толпе, когда глаз вдруг выхватит лицо, не знакомое, а лишь имеющее сходные черты с лицом человека, которого хорошо знаешь, но давно не видел.

Сколько лет им тогда было? Тринадцать? Четырнадцать? Скорее, все-таки тринадцать. Да это и не важно, в конце концов. Тогда им и в голову не приходило запоминать даты. Времени было бесконечно много. Можно сказать, наблюдался явный его излишек. Каждый из них не задумываясь махнул бы пару лет на что-нибудь более полезное. Например, на хороший велосипед или хотя бы настоящий футбольный мяч.

Сергей сделал звук потише.

Да, им было по тринадцать. И в то лето они впервые были втроем здесь, в деревне. Дружили с четвертого класса, но летние каникулы вместе проводили первый раз. Вернее, часть каникул. Кажется, это был июнь. Может, начало июля… Вторую половину лета Андрей с Виктором должны были провести в лагерях.

Сергей сам удивился, что помнит такие подробности. Все-таки двадцать лет прошло… Но картинки прошлого оживали сами собой, без всякого усилия с его стороны. Что именно тогда произошло, он пока еще не мог припомнить. Но подсознание, которое никогда ничего не выбрасывает на помойку, а хранит всякий хлам, как старый скряга, намекало ему, что некоторым событиям того далекого лета лучше оставаться там, где они есть – в темных глубинах дна.

Сергей опять закурил. Он только что проехал развилку, но ребят пока не встретил. Посмотрел на часы. Они показывали без двадцати одиннадцать. Все-таки что-то случилось. Если в доме у него еще были сомнения на этот счет, то после того, как проехал несколько километров по проселку, они исчезли. Дорога была ужасная. Даже его «Ниве» то и дело приходилось несладко. А уж на «девятке»…

Он подумал о фляжке. Может быть, принять немного прямо сейчас? Для поднятия тонуса, так сказать. Соблазнительно. Даже очень соблазнительно. Но, немного поколебавшись, он все же отказался от этой идеи. Неизвестно, что там впереди. Лучше потерпеть. Не до шоссе, конечно, это совсем уж тоскливо. Еще три километра – решил он. Через три километра он остановится, сделает один глоток (только один, слово джентльмена) и поедет дальше. И будет надеяться, что парни завязли не слишком сильно…

А ведь история, которая произошла тем летом, тоже была как-то связанна с грязью. С грязью? Сергей задумался. Кажется, лето тогда выдалось на редкость сухим и жарким… Почему же тогда грязь? Хотя, как он мог это помнить? Кто может вспомнить, какая была погода двадцать лет назад?

На этот вопрос он ответить не мог. Просто знал и все. Почти весь июнь стояла жара, и они целыми днями торчали на реке с самодельными удочками. Купались, валялись на песке, ловили рыбу, пробовали курить стибренную у деда «Приму». Иногда отправлялись на озеро, оседлав велосипеды. У Сергея был голубой «Орленок», а Андрею и Виктору дед давал свою «Ласточку», опустив руль и седло. Время от времени ходили в лес.

Мысли Сергея бежали все быстрее. Образы сменяли один другой, как в калейдоскопе. Едва заметная тропинка между сосен, усеянная шишками, хвоей и ветками. Густой мягкий мох под колесами велосипеда… Почему-то они шли пешком, ведя велосипеды рядом. Кажется, забрели в болото. Во всяком случае, он очень хорошо помнит промокшие, заляпанные грязной жижей кеды. Вот откуда грязь. Они забрели в болото, испугались, повернули назад и…

Сергей чувствовал, что приближается к самому главному событию того лета. Ходит совсем рядом с ним, на расстоянии вытянутой руки, но никак не может подойти вплотную. Сосны, мох, болото, дорога назад… Ну, конечно! Они сбились с пути. Свернули не на ту тропку. И что? Куда они пришли? Какое-то место в лесу. Только лес уже не сосновый. Голые ноги царапали ветки кустов. Бересклет, лещина… А бересклет растет в смешанных лесах. Значит, они были недалеко от базы, поворот на которую он недавно проехал. Да, скорее всего, где-то там. Ведь далеко уйти от деревни они не могли. А поблизости такой лес был только в той стороне.

Значит, где-то между деревней и базой отдыха, ближе к базе. Не очень точные координаты, но больше никаких подробностей Сергей вспомнить не смог. Именно там все и произошло, в полосе леса между деревней и базой. Там они увидели это.

«Что? Что мы там увидели?» – с неожиданной тревогой подумал он.

И вдруг поймал себя на том, что изо всех сил сжимает руль. «Совсем, как тогда», – мелькнула мысль. Только в тот день его потные ладони вцепились мертвой хваткой в пластмассовые, обмотанные красной изолентой рукоятки «орленка».

Сергей взъерошил волосы. Воспоминания все сильнее затягивали в какой-то мутный омут, и он испугался, что может действительно нырнуть в них с головой. А на такой дороге это чревато. Отвлекаться не следовало. Того и гляди, окажешься в кювете.

Он решил остановиться на минутку и чуть-чуть выпить. Нужно как-то встряхнуться.

Не долго думая, Сергей прижался к обочине, хотя особой нужды в этом не было, и нажал на тормоз. Залез в бардачок и отыскал под ворохом кассет фляжку. Заставляя себя все делать неторопливо, открутил крышечку, откинул ее и поднес узенькое горлышко к губам. Коньяк ручейком раскаленной магмы скользнул по пищеводу и горячим шариком плюхнулся в желудок, где и разорвался, как маленькая бомбочка.

И все-таки, что же они увидели тогда? Что могло их так напугать? Тринадцать лет – не семь, всякой ерунды бояться не будешь… Но здесь начиналось темное пятно. Что-то несомненно было. Но что?

Сергей сделал еще один глоток. И сразу за ним третий, побольше, чтобы быстрее добиться желаемого эффекта. После седьмого или восьмого глотка мир, наконец, приобрел краски. Мысли, которые вертелись вокруг лета далекого тысяча девятьсот восемьдесят пятого года, как мотыльки вокруг лампы, махнули на прощанье крылышками и разлетелись в разные стороны, оставив после себя какую-то странную пустоту.

Сергей закурил, посидел немного, бездумно слушая, как стучит дождь по крыше машины. Где-то вдалеке раскатисто громыхнуло. Сергей посмотрел на часы – начало двенадцатого. Надо было поторапливаться, иначе до дома он доберется только к утру, Вика с ума сойдет. И все же он хлебнул из фляжки еще пару раз, прежде чем завинтить крышку. День рождения все-таки…

Он доехал до шоссе, но ребят так и не встретил. Дорога была абсолютна пуста. Притормозив у выезда на трассу, Сергей вытащил из кармана куртки телефон. Здесь прием был уверенный, и никакого тебе эстонского роуминга.

Сначала он набрал номер Виктора. Несколько секунд слушал тишину, потом женский голос сказал, что аппарат абонента выключен или…

– Находится вне зоны действия сети, – проворчал Сергей, нажимая на сброс. – Ну и где же ты, если не в зоне?

С Андреем и Катей было то же самое. Телефоны молчали. Сергей задумчиво открутил крышку фляжки. Не могли же они специально отключить мобильники. Просто так, шутки ради. Значит, действительно находятся вне зоны. То есть, съехали на проселок и проехали по нему как минимум километров пять. Тогда он должен был увидеть «девятку» Виктора. Ехал он не быстро, фары светят прилично – недавно менял лампы, словом, прозевать никак не мог. Машина – не иголка.

Свернули куда-нибудь с дороги? Так ведь некуда сворачивать. Если только к базе, но елки-палки, зачем им могла понадобиться база? Заблудились? Нет, Виктор хорошо знает дорогу, сколько раз приезжал…

Сергей ломал голову, время от времени прикладываясь к фляжке, но объяснения этому исчезновению найти не мог.

Телефон завибрировал в руке. Сергей посмотрел на дисплей, ожидая увидеть, что звонит кто-то из друзей, но это была Вика. Он глянул на часы и поморщился, была уже половина двенадцатого.

«Сейчас начнется хреновня. Интересно, как ей удалось дозвониться-то?» – обреченно подумал он, поднося трубку к уху.

Сплошные помехи. Какие-то щелчки, гудение, как в трансформаторной будке, треск…

– Что? Я ничего не слышу! – крикнул он.

В ответ послышалась новая порция статических разрядов и каких-то бульканий, в которых с трудом можно было узнать Викин голос. Но что она говорила, разобрать не удалось.

– Что? – повторил Сергей.

– …сука!.. – прорезался голос Вики. Прорезался и тут же снова пропал. На этот раз совсем.

Сергей еще подержал трубку у уха, алекая, но было ясно, что связь прервалась.

– Я все понял, дорогая, – вздохнул он, глядя на телефон. Одного этого «сука» было вполне достаточно, чтобы догадаться – он слегка подзадержался. И Вику это не устраивает. – Но знаешь что, милая… Не пошла бы ты, а? У меня сегодня день рождения. И хоть раз в году я имею полное право сделать что-нибудь так, как хочу я, а не ты.

«Ничего, подождет, – подумал он, пряча телефон в карман. Коньяк и расстояние между ним и женой придали Сергею храбрости. – Сделаю пару глоточков, покурю и поеду обратно. Может, все-таки проскочил ребят…»

По мере того, как алкоголь всасывался в кровь, настроение поднималось все выше, пока не достигло отметки «а мне все по хрену». Да, день рождения испорчен окончательно и бесповоротно. Это плохо, кто спорит. Но всерьез расстраиваться из-за подобного пустяка? Уж кто-кто, а он даже не подумает поганить себе настроение.

– С этим делом другие постараются, – сказал он, думая о Вике. – И обойдутся без моей помощи.

Он выпил за это, довольно крякнул и вылез из машины. Моросило. Микроскопические капли воды приятно холодили разгоряченное лицо. Сергей полной грудью вдохнул свежий ночной воздух и, неожиданно для самого себя заорал:

– С днем рождения, Серега!

Потом, вспомнив, что есть еще один способ поведать миру о своем дне рождения, он нырнул в машину, нащупал между задними и передними сиденьями небольшой сверток и вытащил его, довольно улыбаясь.

– Вот и славно, – сказал он, снимая крышку – Вот и пошли вы все… Я сам за рулевого, я сам за капитана.

В свертке были несколько римских свечей, россыпь петард и коробка с салютом «Веселая вечеринка».

– Ну и устрою я сейчас веселую вечеринку, – сказал он, устанавливая цветастую коробочку на асфальте и поднося зажигалку к небольшому фитилю.

– В честь просранного дня рождения и просранных тридцати трех лет… Залп!

Раздались резкие хлопки, и разноцветные звездочки с пронзительным свистом вспороли ночное небо.