Без всяких сомнений, Тхалса была самой странной Майигу из всех, что я видел. Как минимум потому, что богиня-покровительница королевского клана страны была огромным пресноводным моллюском почти полсотни метров в поперечнике, всплывшим из-под воды в середине озера.
Видимо, её странная манера речи этим и объяснялась. Слишком уж нечеловеческой была сущность Тхалсы, чтобы изъясняться в привычной для людей манере.
— Что нарушитель спокойствия хочет обсудить с этой богиней?
— Возвращение долгов. Некоторые из твоих подчинённых задолжали мне, и задолжали немало. И я хочу взыскать с них плату в размере их жизней. Обещаю, что помимо Экандуги, Самдаля, Вирго и Дарнака я не трону никого. А когда закончу, быстро уйду, забрав с собой лишь незначительные остатки клана Тизен.
— Эта богиня интересуется, чем названные нарушителем спокойствия боги заслужили настолько большую ненависть нарушителя спокойствия?
— Возможно, ты уже не помнишь, но около года назад последователи этих четверых пытались убить меня, а Вирго и вовсе явился по мою душу лично.
— Эта богиня помнит события, о которых говорит нарушитель спокойствия. Резня в клане Вирго. Попытка убийства нарушителя спокойствия одарённой из клана Дарнак на арене Урматы. Война кланов Экандуга и Самдаль против Тизен. Эта богиня интересуется двумя вещами. Первая: почему нарушитель спокойствия считает действия членов названных кланов равными действиям их богов-покровителей? Вторая: почему нарушитель спокойствия, в той или иной степени бывший инициатором во всех названных этой богиней событиях, говорит о долгах и, насколько эта богиня понимает, мести?
Я хмыкнул. Действительно, это были хорошие вопросы. И на самом деле у меня не было на них ответа, который устроил бы эту огромную жемчужницу.
Вирго пытался убить меня, по сути, совершенно заслуженно, я первый начал геноцид его последователей.
Экандуга и Самдаль, хотя и были теми ещё гнидами, сначала обманом уничтожив элитный отряд клана Тизен, а потом напав на самого трёхглавого змея, лично мне ровным счётом ничего не сделали.
А Дарнака, несмотря на то, что из-за Шиито посланная кланом ассасинша едва меня не прикончила, я и вовсе решил прикончить буквально час назад, когда появилась возможность отдать его Дар япончику.
К тому же наш конфликт с этими четырьмя вполне можно было просто оставить в прошлом. В отличие, к примеру, от ситуаций с Самиганом, наверняка до сих пор не оставившим идею отыскать и вернуть Дьюллу, или с Палемом, даже сотня смертей которого меня бы не удовлетворили до конца.
Несмотря на свои планы и то, что было в прошлом, я не чувствовал по отношению к ним какой-то неизбывной ненависти, а они, скорее всего, уже и забыли о моём существовании.
Тем не менее, эти конфликты были отличным поводом. Как в целом для «общественности», так и для меня лично. Всё-таки я был честен с собой и с лёгкостью признавал, что не стал бы даже вспоминать об этих персонажах, если бы не смог поиметь с расправы над ними свою выгоду.
Можно было в ответ на вопросы моллюска начать заливать что-то про справедливость и месть, которую следует подавать холодной. Но смысла дальше пытаться натянуть сову на глобус, тем более перед такой как Тхалса, я не видел.
— Ответ на оба твоих вопроса будет примерно один. Я хочу прийти за их жизнями потому, что в прошлом им не повезло и я выжил в противостояниях с ними или их кланами. А ещё потому, что я могу это сделать, и не вижу причин отказываться от своих планов.
— Этой богине не нравится ответ нарушителя спокойствия. Эта богиня предпочитает, когда за действиями разумных существ стоят разумные причины. Эта богиня понимает, что не в силах этой богини изменить точку зрения нарушителя спокойствия. Эта богиня чувствует, что открытый конфликт с нарушителем спокойствия может быть опасен для этой богини. Эта богиня предлагает договор.
Хотя логика Тхалсы была куда примитивнее, чем у того же Катриона, их роднил чисто деловой подход к переговорам. Никаких лишних эмоций, только бизнес. И мне это очень нравилось.
— Я весь внимание.
— Нарушитель спокойствия обещает, что не тронет никого кроме названных нарушителем спокойствия четырёх богов. Эта богиня обещает, что не станет вмешиваться в действия нарушителя спокойствия. Эта богиня предпочитает порядок. Эта богиня вмешается и приложит все усилия для того, чтобы покарать нарушителя спокойствия, нарушившего данное нарушителем спокойствия обещание.
— Меня вполне устраивает. Я и сам хотел предложить то же самое. Но я хочу внести кое-какую поправку.
— Эта богиня интересуется, какую именно поправку хочет внести нарушитель спокойствия.
— Я не стану намеренно разжигать конфликтов ни с кем в твоих владениях. Но если кто-то из твоих подчинённых попытается помешать мне убить Самдаля, Экандугу, Вирго и Дарнака, то я не стану просто стоять и принимать побои.
Не знаю, какие ещё союзы могли заключить эти четверо, так что стоило на всякий случай подстелить соломки.
— Эта богиня соглашается, что поправка, предложенная нарушителем спокойствия справедлива. Эта богиня порекомендует всем богам не вмешиваться в конфликт между названной четвёркой и нарушителем спокойствия. Нарушитель спокойствия будет волен поступать как захочет с богами, не послушавшими совета этой богини.
— Вот и договорились. Было приятно иметь с тобой дело.
— Эта богиня надеется, что нарушитель спокойствия закончит со своими делами и как можно скорее покинет земли этой богини.
— Постараюсь.
Вот и все переговоры. Оказалось куда проще, чем я думал. Действительно очень продуктивно иметь дело с теми, кто не идёт на поводу у сиюминутных эмоций.
Я был бы даже не против оказать Тхалсе некую ответную услугу в обмен на невмешательство. Но, похоже, её подобное не интересовало, а я не был трудоголиком, чтобы предлагать такое самому.
Так что в поместье Тизен я вернулся задолго до того, как Эллиса проснулась. Клан по-прежнему гудел как растревоженный улей. Но благодаря действиям старейшин, на которых мои угрозы явно произвели неизгладимое впечатление, серьёзных беспорядков и волнений удалось избежать.
Когда я вошёл в ворота, один из старейшин как раз инструктировал гонцов, которые должны были отправиться в загородные владения клана, чтобы объяснить произошедшие с Дарами изменения жившим там одарённым. Другой старейшина, собрав небольшую толпу, вещал о будущих перспективах, которые открывались для клана. Третий организовал что-то вроде переписи, чтобы точно знать, кто из одарённых с какой магией в итоге остался.
В общем, работа шла, что не могло не радовать. Впрочем, с учётом того, что в клане после всех произошедших треволнений осталось всего около сотни одарённых, сложно было говорить о том, что старейшинам удалось «предотвратить катастрофу».
Ну что могли сделать сто одарённых первых-вторых-третьих ступеней? Раскидать песок из песочницы?
Эллиса ещё не проснулась. Исма лежала, сосредоточенно глядя в потолок и, судя по колебаниям маны и лужам воды в комнате, пыталась освоиться с новой магией. Делать мне ни там, ни там было нечего, так что я отправился на поиски единственного небезразличного мне в этом клане человека, которого до сих пор почему-то так и не увидел.
Морнон нашёлся в своей комнате на первом этаже поместья, и его отсутствие оказалось очень просто объяснимо. Старик банально спал, пока в клане творилось чёрти что.
Правда, тот Морнон, которого я помнил, ни за что не позволил бы себе такого. А даже если бы и заснул, его тут же разбудили бы, случись хоть какая-нибудь неприятность.
Но и этой странности я очень быстро нашёл объяснение. Стоило лишь взглянуть на лицо старика, не проснувшегося даже после того, как я, не особо стараясь не шуметь, распахнул дверь его комнаты и подошёл к кровати.
Морнон, которого я помнил, был стариком, тут ничего поделать было нельзя. Но этот старик, подтянутый, жилистый, всегда в идеально чистой и выглаженной форме, с искорками в глазах и хитрой улыбкой, мог легко дать фору многим молодым парням.
Сейчас, однако, я смотрел на старика во всех смыслах этого слова. Морщин на его лице стало раза в три больше; борода, раньше всегда причёсанная и белоснежная, свалялась непонятными колтунами и была покрыта непонятными серыми пятнами, то ли от грязи, то ли от остатков еды; он потерял в весе килограммов десять, не меньше, превратившись в сморщенный изюм, а грудь во сне поднималась еле-еле, будто любой вздох мог стать последним.
Всё хорошее настроение, что у меня было после заключения отличной сделки с Тхалсой, испарилось как дым.
— Что же с тобой произошло, старик? — вздохнул я, пододвигая стул и садясь рядом с кроватью Морнона.
После этих моих слов он, наконец, соизволил проснуться. Вздрогнув и закашлявшись, он открыл глаза и уставился на меня пристальным взглядом, будто бы вовсе не спал и просто дожидался, когда я заговорю.
— Тим? — прошептал он болезненным, свистящим голосом.
— Я. Знаешь, снаружи сейчас страшный переполох из-за моего появления. Почему ты здесь, а не там?
Он меня будто вовсе не услышал.
— Тим… — его глаза наполнились слезами, Морнон резко дёрнулся вперёд и неожиданно крепко схватил мою руку. — Прости меня, дурака! Я не смог воспитать внука правильно, этот ублюдок сдал тебя следователям Тхалсы, так ещё и на госпожу покусился, сволочь! У меня была одна задача в жизни после того, как сын с невесткой погибли — воспитать внука достойным человеком! Чтобы не было перед ними стыдно! А я до последнего был слеп, как крот, и вы с госпожой так пострадали!
— Старик…
Слушать его причитания было буквально физически больно. То, насколько искренне и исступлённо просил моего прощения, означало, что все десять месяцев он жил с неутихающей горечью, не только не утихавшей, но и, вероятно, терзавшей его всё сильнее день ото дня.
О том, что там Тиган натворил после моего исчезновения, я ещё узнаю у Эллисы. Но, что бы там ни было, этот гандон не стоил и мизинца такого человека, как Морнон.
И то, что старик до сих пор так убивается из-за этого, настолько переживает и корит себя, что меньше чем за год постарел лет на тридцать, в секунду стало, без всяких сомнений, главным сожалением едва ли не во всей моей жизни.
Если бы я не сбежал тогда, точно смог бы убедить Морнона, что его вины в этом нет ни грамма. А теперь уже было поздно, старик умирал, и не только телом, но и духом.
Да, у меня были причины. Но я уже давно перестал играть в оправдания. Вина есть вина. Однако случившегося не вернёшь, и сожаления сами по себе были бессмысленны.
Положив ладонь на лоб старика, окончательно ушедшего куда-то в свой мир и продолжавшего лепетать уже какую-то почти бессвязную белиберду, я прикрыл глаза и на полную активировал сразу Дары контроля, пожирания и жизни.
По идее на то, что я собирался сделать, мои способности не были рассчитаны. Я мог свободно распоряжаться своими энергиями и поглощать чужие силы, но не наоборот.
Однако сейчас мне было глубоко наплевать на то, что и на что было рассчитано. У меня было представление о том, что нужно было сделать, и абсолютная уверенность, что сделать это было необходимо.
После убийства Майскарда к девятистам с небольшим годам моей жизни прибавилось около пятисот пятидесяти. После убийства хамелеона Унияла и Тизена — ещё чуть больше двух сотен.
И сейчас мне было не жалко потратить каждый из этих шестнадцати с половиной веков для того, чтобы вернуть Морнону хотя бы часть его жизни и здоровья.
Сгоравшие в пламени Дара жизни годы не увеличивали мою силу, а подхватывались Даром пожирания, после чего Дар контроля перенаправлял их в тело старика.
Из-за того, что я использовал свои силы точно противоположным их назначению образом, на каждом из этапов потери были огромны. Да и тело старика не торопилось впитывать мои годы жизни.
Каждый сожжённый год после всех манипуляций обращался всего парой дней. И только спалив четыреста с лишним лет я смог понять, как это делать относительно правильно.
В итоге остановился я, только когда у меня самого осталось лишь около семисот лет, передав старику почти тысячелетие.
Морнон спал, мирно и спокойно. Его морщины разгладились, мышцы налились силой, борода больше не была белой, пронизанная множеством чёрных волосков.
Сейчас физически ему, вероятно, было около шестидесяти. Не лучший результат, которого я мог бы достичь, но по сравнению с тем, что было, просто небо и земля. И на этот раз у меня будет время, чтобы убедить его в том, что дерьмовый характер внуков — не вина дедов.
Оставив старика отсыпаться, я вернулся посмотреть, как дела у Эллисы и застал её, только-только разлепляющую веки.
— Ну как ты? — задавать один и тот же вопрос уже в третий раз за день было довольно странно.
— Странно, но в хорошем смысле, — просипела она.
Её физические изменения были не такими заметными, как у Исмы. Волосы изменили цвет, приняв светло-светло-серый оттенок, и в глазах, лишившихся, как и мои, радужки и зрачка, и приняв такой же, как у волос, цвет, теперь будто мерцали тысячи тусклых звёздочек.
— Я в хорошем смысле удивлён, — улыбнулся я, и хотел сказать ещё что-то ободряющее, но осадок после визита к Морнону не позволил отложить вопрос, который меня волновал, в долгий ящик. — А что произошло с Тиганом? Он напал на тебя или что?
— Да нет, ничего такого… — поспешно ответила девушка, но обмануть меня ей не удалось.
— Эллиса!.. — чуть повысив тон, произнёс я, будто папа, выспрашивающий о том, что там нашкодила его дочка.
Несколько секунд она твёрдо смотрела мне прямо в глаза, но потом сдалась.
— После того, как ты исчез, его посадили под стражу, но так как никаких реальных обвинений предъявить ему было нельзя, если мы не хотели подставить под удар репутацию клана, в итоге я приказала его выпустить. Пару месяцев он вёл себя довольно смирно, хотя и продолжал утверждать, что сделал всё ради меня, и что ты — действительно предатель и лгун. Но затем, похоже, уже не смог себя сдерживать и напал на меня, когда я спала и… — девушка запнулась, потупила глаза, — попытался изнасиловать.
— Я надеюсь, он ещё жив? - природная аура вырвалась из меня сама собой.
— Чтобы не выносить сор из избы его, получившего благодарность за помощь королевскому клану, решили не казнить. Он заключён в подземной тюрьме. Тим…
— Что бы ты ни хотела сказать, я не хочу это слышать. Если ты согласна со мной, что он напрасно переводит продукты уже более полугода, то и говорить не о чем. Если хочешь меня остановить — то у тебя всё равно не получится. Просто лежи и отдыхай.
Чувствуя, как клокочет внутри уже едва сдерживаемая ярость, я спустился на подвальный этаж поместья, где просто выломал толстую металлическую решётку, ведущую ещё ниже, к небольшой, на четыре камеры, темнице.
Занята была только одна камера, в которой сидел, пристёгнутый толстыми металлическими цепями к стене, исхудавший и обросший Тиган.
— Тим? — воскликнул он, когда увидел меня перед своей решёткой. — Я знал, что ты вернёшься, ублюдок! Теперь королевский клан точно…
С ним разговаривать я не собирался. выломал и эти прутья, после чего шагнул к мерзкому куску человека и сжал пальцы на его шее.
— Эта богиня просит нарушителя спокойствия снова явиться для обсуждения ещё одного важного вопроса.
Голос Тхалсы прозвучал в стенах камеры, слышимый, похоже, только мне одному.
Да вы издеваетесь надо мной, что ли⁈
Вырвав из стены цепи, которыми был прикован Тиган, и забрав его с собой, я, уже игнорируя не только двери, но и сами стены, вылетел из поместья, буквально за несколько секунд вновь оказавшись перед заповедным озером.
Вот только на этот раз огромный моллюск был тут не один. Я ещё помнил посещённый когда-то музей с фигурками всех богов-покровителей кланов Тхалсы. И в числе дюжины Майигу, окружавших Тхалсу, сумел узнать и Вирго, и Экандугу, и Самдаля, и Дарнака, и Ресфали — в общем всех, кого я когда-то успел задеть, и сверх того многих Майигу, с которыми я никогда не имел дел.
— Мне кажется, мы договорились, Тхалса! — рявкнул я, уже обратившись в свою оригинальную форму и теперь сжимая уже не горло Тигана, а всего парня целиком.
— Эта богиня считает, что договоры бессмысленны, если одна из сторон может нарушить их условия без каких-либо последствий.
— Вы, суки, — кулак сжался, и паста из человека начала капать на землю. — Выбрали крайне неудачный момент, чтобы попытаться меня прикончить!