Поезд в ад

8

Еще долго после того, как Маккензи закончил, все смотрели на него и переглядывались между собой.

— Черт бы меня побрал, — сказал, наконец, Ховик. — Жутче рассказа я давно уже не слышал.

— Думаешь, о Декере только слышать жутко? — переспросила Элис. — Ты бы видел этого сукина сына вблизи!

— Да я про поезд, — пояснил Ховик. — Я, прежде чем идти еще в морскую пехоту, проработал пацаном несколько месяцев в депо в Омахе — там, наконец, выяснили, что я не по возрасту, и пнули под зад — так что имею кое-какое представление, чего стоит все это собрать и потом крутить. Пусть этот парень Декер и двинутый, как ты говоришь, но тупым его никак не назовешь.

Все сидели под деревьями за щербатыми старыми столами для пинг-понга. Кто-то из молодых составил столы в ряд, чтобы хватило места: всем хотелось поглазеть на новых людей. В затерянном этом месте даже визит проезжего торговца был заметным событием; любое знакомство, не грозящее обернуться стрельбой, было желанным разнообразием среди будней. А тут вообще, двое с легендарного поезда…

— Ты верно уловил, — сказал Маккензи Ховику. — Я теперь так думаю, опасность гада отчасти именно в этом. Видишь этого тщеславного, спесивого козла и забываешь как-то, что за всем этим ума у него не больше, чем у гремучей змеи. Если смотреть на его безумную броню и на то, что творится у него в башке, снаружи, то да, внешне все обстоит Удивительно логично — а вид он создавать большой мастак.

Маккензи умолк, чтобы пригубить из кружки. Такой дурной самодельщины он, несомненно, не пробовал еще никогда: кислющее, полно осадка — как раз, наверное, и есть недостающее звено между действительно вином и перебродившим соком. Тем не менее, надо соблюдать вежливость перед хозяевами — судя по всему, натурально примечательная компания. У Маккензи самого имелся ряд вопросов, которые хотелось задать, но всех, похоже, интересовал лишь поезд.

— Взять эту его так называемую Армию, — продолжил он. — Профессиональных военных в ней раз-два и обчелся. Черт, да большинство из них вообще были еще в скаутском возрасте, когда настоящие армии перестали существовать как таковые. Скорее всего, надергал себе сброда из бандформирований, но ведь это же вовсе не армия! Но тем не менее, — оговорился он, — смотришь их в действии, и становится заметно, что он как-то вытесал из них солдат, или что-то странно похожее.

— Ага, — кивнул Джо Джек, — это даже при том, что за ними нет ни силы, ни власти. То есть, его в принципе все могли послать в задницу, или просто ее ему продырявить — кому какое дело? А между тем даже я уяснил, что они под ним ходят. Так что, как бы оно там ни было, а в парне этом что-то есть.

Ховик молча изучал Маккензи. С виду ничего особенного, но круто замешан сукин кот, раз такое дело. Да уж надо полагать, коли он вообще сюда прорвался.

— У тебя, судя по словам, у самого военная закалка. Армия?

— Морской десант, — отозвался Маккензи. Кивком он указал на татуировку, венчавшую массивное плечо Ховика.

— Как и ты.

Сидевшая через стол Джудит медленно обхватила голову руками, чувствуя нарастающую волну глухого отчаяния. О Господи, только этого нам и не хватало. Как раз, когда все начало помаленьку остывать! Принесло этого в пару к Ховику, разыгрывать старых командос! Опять сейчас пойдет-поедет, как тогда, когда был здесь тот, отставной: чудили на пару, с перепою, да обкурившись. «Именем славного Монтесумы. Гунг хо! И тут Чести Пуллер говорит: — Мол, китаезы у нас впереди, китаезы сзади, и с боков со всех — и Христом Богом, на этот раз сукины дети не уйдут. — Семпер Фи, вечно предан. За что, Господи, за что?»

Ховик, однако, лишь широко улыбнулся и спросил:

— Да ну? Офицер?

— Да, — ответил Маккензи, встретившись с ним глазами. — А что, не так что-то?

— Да ну к чертям, теперь-то уж что. Если б давно, тогда еще как-то… Ладно, военными байками мы языки после почешем, когда нечем будет больше заняться. По мне теперь, будь ты хоть комендантом Портсмутской морской тюрьмы — а ты им, как мне помнится, не был, по крайней мере, в мою там бытность. Давай опять вернемся к этому чертовому поезду.

— Точно, к поезду, — согласился и Джо Джек. — Знать бы вот, за каким дьяволом их с ним несет и куда? Пытаемся вычислить, что там у них на уме, но как-то не выходит.

Маккензи задумчиво кивнул.

— Рад бы ответить. Я там сам над этим голову ломал, но толку не больше, чем у вас.

Он еще пригубил кислятины. Хотя после первых нескольких глотков вкус уже не казался таким несусветным. Скорее, просто вкусовые рецепторы атрофировались от шока. — Единственно, что я знаю, — сказал он, — так это что Декер постоянно говорил о какой-то великой «цели» — она, видно, и составляет весь смысл его экспедиции в северную Калифорнию. Судя по всему, где-то к северу отсюда, только непонятно, как далеко. Элис!

Элис Сантана на конце стола развлекалась тем, что наблюдала исподтишка, как на нее таращится Билли-Кляча. Вот он, глаза уже в кучку, а челюсть, так если не отвисла, то уж близко к тому. Надо еще немного подождать, а там можно повернуть голову и улыбнуться ему: посмотрим, как его вообще сразит. Какую бы улыбку подобрать, просто милую или постельную? Паренек вообще-то не самый пропащий, увалень эдакий. Было бы забавно…

— Элис! — повторил Маккензи еще раз, громче, и она обернулась.

— Что?

— Ты ни разу не слышала, сколько еще до туда? Я про эту загадочную цель Декера.

— Мэри слышала, он что-то такое вчера говорил, — ответила, подумав, Элис. — Что, дескать, еще день езды, и они доберутся, если не напорются по пути на что-нибудь серьезное. Это как раз, когда он сказал, что тебя расстреляют, как доберутся, — уточнила она. — Я потому и подумала, что нечего дожидаться, надо тебя вызволять.

— День езды… — задумчиво проговорил Ховик. — И как, получится у них, нет соображений?

— Почти ничего сказать нельзя, — отозвался Маккензи. — Вариантов-то уйма: состояние путей, угол наклона — они же сейчас в горах. Если останутся на главной магистрали шансов побольше; если надо будет свернуть на какую-нибудь из веток, то гораздо меньше. В любом случае движутся они не так быстро, как ты думаешь. Поезд ползет, как черепаха Двигатели, мне показалось, пыхтят на издыхании, да и подвижной состав, по-моему, не в самом лучшем виде.

— Неудивительно, — Ховик кивнул. — Я так и сказал: чудо уже, что оно вообще у них на ходу.

— Ляпни еще, что инженером-путейцем служил, — сухо сказал Джо Джек, поглядев на Маккензи.

— Нет, астронавтом, — машинально откликнулся Маккензи и добавил, переждав взрыв дружного хохота: — Декер, судя по всему, рассчитывает добраться туда за сегодня. И обратно собирается вроде как вернуться тем же путем. Я слышал, кто-то из офицеров наказывал охране рабочей бригады следить, чтобы работа делалась на совесть: через какое-то время пути послужат снова, ехать в обратный конец.

— Слух ходил, — припомнила Элис, — к концу лета все будем снова в Аризоне. Туфта, конечно.

— Так, — снова заговорил Ховик. — Что же у него, интересно, за цель? Какие-нибудь мысли есть?

— Вообще никаких. Декер говорил лишь, что она изменит ход истории. Рассчитывает, видно, навязать какую-то твердую власть, сделаться главным военным правителем здесь на Западе, а в конце и по всем Соединенным Штатам.

Ховик, а с ним еще несколько, присвистнули.

— О-па! — раздался женский голос.

— Что у него там за тайна, как он рассчитывает ей воспользоваться, понятия не имею, — продолжал Маккензи. — Можно догадываться, что-нибудь связанное с военной техникой, во всяком случае, то, что можно использовать как оружие, судя по рассуждениям Декера. С другой стороны, какое такое оружие думает он найти здесь среди гор, причем такое, какого нельзя добыть на юго-западе? В военном смысле по нынешним временам он уже царь и бог- исходя из того, что он уже имеет.

— Слушаю я, как ты расписываешь этого клоуна, — вмешался Джо Джек, — и впечатление такое, будто он в самом деле здорово не в себе. Вроде как, понимаешь, ищет пещеру с мечом-кладенцом, чтобы завладеть царством, или инопланетян, которые помогут покорить весь мир, что-то из этой оперы.

— Последнюю на свете коробку «Сникерса», — задумчиво сказала Джудит. — Или леденцы в маленьких целлофановых пакетиках, с Утенком Дональдом или Пересмешником. Черт побери, да я б за плитку «Сникерса» сама вступила в эту Армию.

— Так вот, — завершил Маккензи, — когда у него получится наложить лапу на то, к чему он так рвется, он думает использовать ту силу для восстановления Соединенных Штатов как государства — по своим, разумеется, шизоидным планам. А у него есть, скажу вам, пара-другая мыслишек, от которых волосы дыбом.

Ховик неожиданно встал.

— К черту! — сказал он. — Не хочу я брать в голову, чего тому сукину сыну надо и что он со всем этим хочет делать. Мне просто надо было уяснить, не собирается ли он наделать нам хлопот. Если до своего места ему езды сутки — что уж там у него, Бог ведает — то это не настолько к нам близко, чтобы беспокоиться.

Маккензи собирался что-то сказать, но Ховик перебил:

— Потом, позже об этом поговорим. А теперь вы двое шагайте на склад, и посмотрим, есть ли там какая-то одежда вам по размеру. Та, что на вас, похоже, свое уже отслужила.

День Маккензи бродил по лагерю. Никому, похоже, дела до этого не было: куда он идет, на что смотрит; и разговорами не донимали — так, просто здоровались, и шли дальше. Свобода, очевидно, ничем не ограничивалась, делай, что хочешь.

В этом старинного вида поселении, похоже, все было так: руководство чисто символическое, если вообще было, здоровенный этот чех — Ховик — был как бы за лидера, и еще этот, по имени Джо Джек, тоже, видимо, считался весомой фигурой. Да, и безусловно, царственного вида женщина, Джудит, тоже пользовалась авторитетом. Только вот есть ли здесь у них какое-то официальное правление, или просто люди держатся вместе и все, Маккензи уяснить не смог.

В целом в этом старом летнем лагере он насчитал около Двадцати взрослых обитателей и примерно столько же ребятишек; разницу в отдельных случаях установить было довольно сложно. За исключением самых малолетних работали, похоже, все, и труд, кстати, порой был очень нелегким: вон какие большие огороды, кукурузные поля — работа везде, чувствуется, велась вручную — ни трактора на виду, ни животных крупнее козы, и вместе с тем вид у работавших был спокойный, кабалы не чувствуется, и ругань (пару-тройку фраз Маккензи уловил-таки) беззлобная, просто для юмора.

Элис сразу после обеда исчезла с двумя молодыми женщинами — длинноногой рыжевлаской и пухленькой индианкой, беременной, и та, и другая — хохотушки: «жены» Джо Джека, пояснил кто-то. Очевидно, жизнь по принципу «делай, как знаешь» распространялась здесь помимо всего прочего и на брачные отношения; Декер узнал бы — ополоумел.

Разместившись в тени на одном из столов для пинг-понга Маккензи наблюдал, как играют поблизости в траве двое мелких и ужасно буйных ребятишек. Хотя «играть» — вольно сказано; во всем остальном такая «игра» явно напоминала попытку нанесения умышленного увечья. И словарный запас местами в самом деле впечатлял.

Мальчонка (сказать можно было только наугад: оба ребятенка носили лишь потасканные короткие штанишки, и волосенки у обоих были отхвачены одинаково грубо) ползал с места на место, мотая игрушку — поезд из консервных жестянок и кусков некрашенного дерева, связанных меж собой сыромятными ремешками. Колесами служили медные головки стреляных гильз. Забавно: дети играют в игрушки-символы вещей, которых в действительности не существует. В пору Маккензи ребятня в городских трущобах любила играть с пластмассовыми лошадками и всякими домашними животными, хотя фермы никто из них и в глаза не видел, и может, не увидит за всю оставшуюся жизнь. Что ж, по крайней мере один поезд в этой части света еще бегает по рельсам, хотя дай-то Бог, чтобы ни один из ребятишек никогда его не увидел.

Девчушка (?) какое-то время крадучись шагала за машинистом, держа обеими руками устрашающе крупный камень. Неожиданно она с диким воплем метнула его мальчишке в затылок. Маккензи зажмурился, однако камень пролетел мимо, угодив вместо этого в паровоз из кофейной банки.

Мальчишка поднялся с огоньком смертельной жажды мести в глазах.

— Засланка вонюцая! — взвыл он. — Смяла мне мой паловозик!

Он начал оглядываться по сторонам, явно выискивая, чем бы ударить, и тут девчушка припустила бежать. Ничего не отыскав, мальчуган бросился за ней с пустыми руками, выкрикивая по-детски шепеляво ругательства и угрозы. Спустя секунду оба скрылись за углом ближайшего деревянного строения.

— Ничего? Мило? — послышался за спиной голос Элис.

Маккензи повернулся; девушка села рядом. — Я про ребятню. Ховика потомство, кто-то мне сказал.

— Как-то даже и неудивительно.

— Да, мне тут женщины о нем порассказали. Мужик еще аховей, чем с виду. Говорят, узнаешь его, поймешь: натурально матерый медведище.

Маккензи раз столкнулся с матерым медведем где-то с год назад возле своей хижины. Зверь напал внезапно, с явным намерением задрать; все содержимое обоймы карабина вобрал в себя, прежде чем свалился с ног. Судя по недавнему знакомству, сравнение с Ховиком было вполне правомерным, хотя и не очень утешительным.

— Эй, Мак, ты извини, что так тебя кинула, правда, — Элис положила ладонь Маккензи на колено. — Просто знаешь, давно уже с краснокожими не тусовалась.

Маккензи кивнул.

— Здесь, похоже, полно индейцев.

— Говорят, здесь с половину индейцы или полукровки. Это, видно, тот парень, Джо Джек, поработал после чумы, собрал молодых индейцев, потерявших семьи. Тут, похоже, многие бахвалятся, врут, сколько в них индейской крови, только все это не моего ума дело. Навахо здесь, кстати, ни одного нет.

На шее у нее Маккензи заметил ожерелье из синих и белых бус — раньше его не было. В косы вплетены были новые красные ленты, и вид у нее был вполне счастливый.

— Слушай, — сказала Элис, обвив Маккензи за пояс, — что скажу. Джудит просила тебя к ним вечером на ужин. Вроде как, понимаешь, посиделки по-домашнему. Думаю, они хотят разузнать о Декере и поезде. — Она скорчила гримасу. — Не возьму в толк, зачем. По мне, так лучше вообще забыть обо все этой чертовщине, и чем скорее, тем лучше.

Генерал Джеймс М. Декер, Главнокомандующий Армии Америки, наблюдал, как выводят и выстраивают вдоль вагона первую пятерку приговоренных. Вот здесь славно продумано, подметил он: следы от пуль будут служить постоянным назиданием остальным заключенным.

Пятерка обреченных плелась, свесив головы; вид совершенно подавленный, никакого присутствия духа. Один, заметил Декер с крайним отвращением, успел уже обмочиться — издали виднелось расползавшееся темное пятно.

— Вам не думается, Ричи, — заметил Декер вполголоса, — что надо иметь мужество, чтоб хотя бы умереть достойно? Скажите капитану Гримшоу приступать.

Последовала частая отмашка сигналов с перекличкой отрывистых команд. Цепь штурмовиков вдоль линии изобразила подобие стойки «смирно». Толпа арестантов, застыв, таращилась.

Гримшоу каркнул команду, и карательный взвод вскинул винтовки. Кто-то в пятерке громко заплакал.

— О Боже, — пробормотал Декер. — Скот, Ричи, просто скот. Неудивительно, что повелевать ими нужны люди, подобные мне.

Последние слова утонули в треске выстрелов. Длительный, неровный залп: огонь велся очередями, что обескуражило Декера — предпочтительнее было бы классически, по пуле на человека; только стрелки, сказать по правде, неважнецкие. Пятеро медленно осели, извиваясь и подергиваясь; над телами открылась стена в кровавых пятнах.

Подошел рыжий коротышка-солдат, оглядел лежащих и сказал что-то капитану. Гримшоу, приблизившись, поглядел сверху вниз, кивнул и потянулся к кобуре; грохнул выстрел, и последнее тело затихло.

Когда эту пятерку уволокли и сложили возле другой, уже лежавшей возле насыпи, Декер сказал адъютанту:

— Ну что, Ричи, пора мне немного поговорить с войском.

Он изящной походкой тронулся по гравию, переступил, не глядя под ноги, через рельсы, стек под мышкой. Поскольку случай соответствовал, он надел отполированную до блеска каску с четырьмя звездами спереди. При ходьбе она на голове слегка хлябала, но со стороны незаметно.

Взобравшись с помощью капрала Хутена на большой плоский камень, Декер обратил взор к стоящей перед ними Армии Америки, столпившейся под полуденным солнцем.

— Запомните этот день, — начал он пронзительным, звенящим голосом. — Запомните это место. Мы находимся на перепутье истории. То, к чему мы приступаем сегодня, определит участь американской нации на последующее тысячелетие..