13

Погода стояла хорошая, ноги после вчерашнего перехода еще побаливали, но в общем отряд шел бодро, и даже мулы не доставляли никакого беспокойства.

Хорошо покормленные на постоялом дворе, они лишь изредка гадили да прядали ушами, отгоняя назойливых мух, которых, к счастью, в это время года было не слишком много.

– Я вот чего спросить у тебя хотел, Ламтак, стало быть, ты обучался на золотых дел мастера, правильно? – спросил Рони.

– Ну да, – нехотя ответил гном. – За то и расплачиваюсь, хотя я по этой работе совсем немного подряжался.

– Но ты же еще подметки клеить можешь и каблуки прибивать – этому ты где научился?

– И не придется ли нам за тебя еще с подметочными цехами воевать! – добавил Бурраш, и все засмеялись.

Дорога пошла под гору, и Рони с Мартином пришлось поддерживать мулов за седло, чтобы они не убежали вниз. Спускались минут десять, в иных местах придерживая мулов даже вдвоем. Дорога была плохой, ее никто не строил и не накатывал, она образовывалась сама собой, и после каждых дождей по-новому.

Спустившись на дно долины, путникам пришлось петлять между болотцами, озерными ямами с чистой водой и множеством наполнявших эти ямы ключей.

То тут, то там вздымались стены высокого камыша, над головами носились стрекозы, и путникам казалось, что они шли вдоль какой-нибудь реки или большого озера. Однако сухие участки дороги перемежались с мокрым песком и кочковатой глиной, приходилось скакать с места на место, а в иных местах Бурраш брал на загривок Ламтака – тому было не перепрыгнуть между кочками там, где воды было слишком много.

Наконец, они пошли в гору. Болотца с лягушками и тиной остались позади, а им на смену пришли заросли прибрежных кустарников, которые цвели медовыми цветами, привлекая множество диких пчел и пушистых шмелей. Здесь будто начинался другой мир, который питался водой из мира предыдущего – болотного.

За медовыми кустарниками был луг, но и дорога пошла в гору круче. Теперь Мартин с Рони думали о том, как бы не пришлось подталкивать мулов под зад, однако не потребовалось. Дорога стала петлять по склону, тем самым заметно удлиняясь, однако становясь более пологой.

Неприятности долгого пути скрашивались обилием луговых цветов, которые, наполненные влагой, цвели в полную силу без всякой экономии солнечного света. Синие васильки, алые маки, желтые тюльпаны и тюльпаны розовые. Фиалки – в низинах, львиный зев – на пригорках, и поверх всего этого великолепия – не прекращавшееся гудение пчел и шмелей.

Помимо пчел здесь порхали бабочки и залетали с низинных болот хищные стрекозы. Они хватали зазевавшихся мошек и уносились прочь, оставляя бабочек и пчел заниматься своими делами.

– Ох и запах! Даже голова кружится, – признался Рони.

– Это, братец, не запах, это – ароматы, – поправил его Мартин. – А запах был в тюремной камере, я его очень хорошо помню.

– Как же ты его различал, если двадцать лет дышал одним и тем же? – спросил наблюдательный Ламтак.

– А по осени. Летом вроде нормально, а потом наступала осень, становилось холоднее, и в окно поступал студеный свежий воздух, который был как… я даже не знаю с чем сравнить. Но, вдыхая его, я понимал, что он и есть чистый, а в моей камере – только смрад.

Загрузка...