Подземка

Глава 11

Жаль, что работа не волк, и в лес не убежит, а то б и в самом деле послал бы её куда подальше. Часа за три

утомительной пахоты я так навкалывался, что с трудом волочил ноги. Тяжеленные носилки оттягивали руки, дико болела

спина, голова начинала кружиться.

В этот момент охранники объявили перекур и раздали по банке тушенки на троих.

- Жрите, братцы кролики, и отдыхайте. Через сорок минут продолжим.

Работяги увлечённо заскребли ложками, передавали банки по кругу. Я был последним в нашей троице и не удивился,

когда обнаружил, что мои товарищи по несчастью практически ничего мне не оставили. Похоже, здесь каждый сам за себя.

- Благодарю за щедрое угощение, - с укоризной произнёс я, но меня не слушали.

Никому моя личность не была интересна. Я даже удивился. Обычно новый человек всегда был окружён повышенным

вниманием на любой станции. Все норовили расспросить его, узнать новости, сплетни, может, услышать что о

потерявшихся родственниках. Но аборигенам было не до меня. То ли народ подобрался равнодушный, то ли других забот

хватало. Никто даже не спросил, как меня зовут. Ладно, со своим уставом в чужой монастырь не ходят. Кроме того, не

больно и хочется разговоры разговаривать. Устал так, что язык на плече.

Мужики устроились кто где, закурили. Я сел на перевёрнутое вверх дном ведро, прислушался к начавшемуся

разговору.

Темы были обычными, бытовыми. Все дружно обругали главу администрации, перечислили перенёсённые по его милости

обиды, добрались до начальничков рангом поменьше и перемыли им кости. По всему выходило, что на станции дурак сидит

на дураке и дураком погоняет. Потом русло беседы перекинулось на женщин. Дружнее всего обсуждалась какая-то Зинка, у

которой было за что подержаться (титьки - во! корма - вот такая!), но она, курва, блюла себя и лапать никому не

позволяла. Мужиков это и оскорбляло, и одновременно приводило в восторг.

А затем как-то самом собой в ход пошли разного рода байки, страшилки, за истинность которых никто не мог

положиться, но, тем не менее, рассказывали их с таким придыханием, будто это и есть самая взаправдашняя быль.

- Много под землёй всего странного, загадочного, - говорил, прищурив левый глаз, Егорыч - мужичонка в

заломленном на бок чёрном, испачканном в саже треухе. - Вроде не первый годок мы тут, пообжились уже, пообтёрлись,

но половины всех тайн так и не разузнали. - Взять, к примеру, Путевого Обходчика. Мне знакомый с Двенадцатки баял,

что видели они у себя на станции призрак в виде престранного человека в старинной форме железнодорожника. Ходит он

по туннелям, молоточком постукивает, с фонарём рельсы осматривает и всё матом ругается. Дескать, довели метро до

совершеннейшего безобразия. Работать никто не хочет, порядок не наводит. 'Сталина, - грит, - на вас нет! Уж он бы

вам показал' И всё к тому выходит, что родом этот фрукт ещё со времён начала советской власти, чуть ли не с первых

пятилеток. Пытались разговорить его, а он на вопросы не отвечает, знай бубнит под нос своё что-то.

- А ещё говорят, что Обходчик этот иной раз и помочь можёт, - вдруг вступил в беседу мой напарник, тип с

которым мы таскали носилки.

- Это как? - заинтересовался Егорыч.

- Я, конечно, за всю правду поручиться не могу, но ежели кто-то Обходчику по какой-то необъяснимой причине

приглянется, так он может любимца своего из затруднительного положения выручить. Слышал, что одного солдата,

которого чуть было не засыпало в туннеле аккурат после бомбёжки, Обходчик этот тайными путями на станцию к людям

вывел.

- И плату никакую не потребовал?

- Не-а, ничего не попросил. Да и что с солдата возьмёшь-то?!

- Брешут, скорей всего, - решил Егорыч. - Вся эта потусторонняя братия на нас с вами ноль внимания, фунт

презрения. Мы для них тля. Плюнуть и растереть. Зачем им с нами вошкаться?

- Мало ли, - неопределённо пожал плечами мой напарник. - Тем не менее, о спасенном солдате многие болтают. Я

не раз и не два слышал.

- Не раз и не два! - передразнил Егорыч. - Один дурак сказал, второй подхватил и понеслось.

- За что купил, за то и продаю, - напарник заткнулся и больше в разговор не встревал.

От рассказа Егорыча у меня почему-то мороз пошёл по коже. Ужас как не люблю всякую потустороннюю нечисть. Тем

более, мне и самому было что вспомнить. Загадочная история случилась со мной ещё в первый год пребывания под землёй.

Я был тогда по всем меркам сопляком, в поисковые партии меня не снаряжали, но определённым доверием я пользовался:

во всяком случае, охранять второстепенные посты уже ставили. Сейчас смешно вспоминать, но тогда меня аж распирало от

важности. Я был самым младшим в наряде, ровесники о такой чести не могли и мечтать.

Выпало как-то мне сторожить склад стройматериалов. Стоял я на часах, вместо автомата дали мне резиновую

милицейскую дубинку. 'Демократизатор' называется. Типа, лупи по башке всем, кто не нравится. Упрашивал я тогда

начальство, чтоб хоть пистолет выдали, пользоваться им умел, ничего в этом особо выдающегося не было, но над

просьбой моей лишь посмеялись. Дубинки, отвечают, достаточно. Зачем мальцу огнестрельное оружие? Опасно. Раз в году

и палка стреляет.

Предполагалось, что для меня главное своевременно кликнуть подмогу, а уж минуту-другую с этой дубинкой я

продержусь. Да и не пользовался склад повышенным вниманием у всякого ворья, тем более что основную их породу давно

повывели, а редкие 'крысы' постепенно вымирали как вид. Под землёй ты как на ладони: всем виден. И хорошо, и плохо.

Освещался пост одинокой лампочкой, горела она возле входа. Обойдёшь склад вокруг, осмотришь всё ли в порядке и

рысью назад, на огонёк. Что с пацана возьмёшь? Страшно было.

Оставалось мне до конца смены полчаса, может, минут двадцать пять. А тут вдруг лампа замигала и погасла. И

остался я один-одинёшенек в абсолютной мгле. То ли коротнуло что-то, то ли генератор автономный накрылся. Сейчас уже

и не помню.

Когда вокруг темнота, вечно мерещится всякая дрянь. Невозможно отделить реальность от того, что на самом деле

творится лишь в твоих фантазиях.

Хоть и были у меня спички, но зажечь костёр я не решился. Мало ли спалю всё, пожар устрою. Мне тогда головы не

сносить. Уроют, на возраст не посмотрят. С меня спрос как со взрослого был.

Стою я сам не свой. Душа в пятки забилась, сердце колотится, вот-вот из груди выпрыгнет. Надо же именно в моё

дежурство такая оказия произошла! Нет бы сменщику моему подфартило - Кольке Смирницкому. И только подумал о нём, как

глядь - лёгок на помине. Выступает прям из самой темноты фигура и прямо ко мне. Это я потом узнал, а сначала то

испугался.

- Стой, - говорю. - Кто идёт?

А самому страшно до ужаса. Не приведи Господь мерзость какая сейчас из темноты выпрыгнет и на меня. У страха

глаза велики, чего только не напридумываешь. Тем более, как наслушаешься, что поисковики рассказывают о кошмарах из

тех, что наверху творятся, так фантазия одну картинку мерзопакостней другой подкидывает. А от этого ещё сильней

пугаешься. Накрутишь себя вплоть до обморока или намокания штанишек. Но нет, на сей раз я удержался, тем более что

из темноты мне спокойненько так отвечают:

- Вот даёшь, Лось. Не узнал что ли? Это ж я, сменщик твой, Коля.

Ох, как я обрадовался. Всё ж вдвоём куда веселей, чем одному.

- Иди Коляныч сюда. Только осторожно.

Подошёл ко мне Колька, рядышком встал, а меня от такого соседства вдруг пробирать начала, чем-то ледяным.

Кровь почему-то застыла, а на лбу испарина выступать начала. Ничего понять не могу.

- Чего случилось, Колян? - Спрашиваю. - Куда свет пропал?

А он вроде как рукой машет. Дескать, пустяки. Мало ли что в жизни бывает? И потом замогильным голосом говорит:

- Вот что, Саша, я ведь твоих мать и отца видел. Привет они тебе передать просили.

Я аж обалдел:

- Ты что, белены объелся? Они ж преставились во время войны. Ты что такое городишь?!

- Ничего я тебе не горожу. Видел я их, просьбу передал, а сейчас пока. Ухожу. Прощай, Саня!

И вдруг исчез. Как сквозь землю провалился. Волосы у меня на загривке от таких чудес сами по себе дыбом

встали. Даже перекрестился.

А потом свет загорелся, видать починили его, пришёл сменщик, как и положено, вовремя, но только другой, не

Смирницкий.

- Где он? - удивляюсь.

- Не жди, Саша, не будет его.

Оказывается, Коляна моего ещё часа два назад кто-то ножичком пырнул и на тот свет отправил. Хватало у него

недоброжелатей из-за дурного характера. Вот и выходит, что общался я в тот день не с кем-то иным, а с натуральным

призраком. Однако историю эту никому и никогда не рассказывал. Знал, что не поверят. Да я порой и сам себе не верю,

хотя знаю наверняка, что в тот день не спал ни капельки, и ничего мне присниться не могло. Видимо и впрямь

соскучились по мне родители, весточку прислали, пусть и не столь обычным образом. Потом специально просил

священника, чтобы молебен в их честь отслужил.

Вот после этого случая с Коляном я ко всякого рода мистике отношусь с настороженностью, любопытством и ...

страхом. Много на свете есть загадок, отгадать которые нам не под силу. Но и вранья тоже предостаточно.

А про Путевого Обходчика я и раньше слышал, ещё до войны. Есть куча всяких городских легенд, пацаны их обычно

друг дружке по секрету пересказывают. Чёрная-чёрная рука, гроб на колёсиках, да всякой всячины полно. Неистощим

народ на выдумку, хотя в выдумке той не всё неправдой бывает. Я раньше в это не верил, но с годами скепсис

подрастерял. Мир куда сложней, чем кажется некоторым материалистам. Надо лишь научиться зёрна от плевел отделять,

тогда многое перед тобой в необычном свете откроется.

Кроме того, есть у меня и другие не менее интересные знания, связанные с детством: довелось мне и дружкам моим

в далёкие славные денёчки, когда человечество ещё не мыкалось под землёй, а смело выходило из метро на поверхность,

встретиться с удивительным, потрясающее всякое воображение явлением. Мы тогда ещё не слышали мудреного иностранного

термина 'аномалия', но сейчас, когда мой словарный запас ощутимо расширился, я могу сказать с твёрдой уверенностью,

что да, мы столкнулись с самой настоящей аномалией. И была она ...

- Чего расселся? Работай давай? - грубый голос выдернул меня из задумчивого состояния.

Недовольный охранник возвышался надо мной неприступной башней. За размышлениями я не заметил, как отведённое

под перерыв время истекло. Остальные работяги уже давно взяли в руки инструмент.

- Понял, командир. Только не надо шуметь.

Я поднялся, отряхнул одежду и с тоской посмотрел на носилки. Мать моя, женщина, это сколько ж ещё над нами

измываться будут?! Мы ж не шахтёры какие, честное слово!