Подмастерье Элвин

Глава 12 ШКОЛЬНЫЙ СОВЕТ

Старушка Пег Гестер как раз была наверху, вывешивала матрасы из окон, чтобы проветрить постели, поэтому сразу заметила остановившуюся у дверей коляску. Не узнать новое средство передвижения Уитли Лекаринга было трудно — верх коляски обтягивал дорогой плотный материал, который не пропускал внутрь ни дождь, ни дорожную пыль; раз Лекаринг смог позволить себе купить такую роскошь, значит, может содержать и кучера. Именно из-за этой коляски, почти кареты, многие люди начали теперь величать его не иначе как доктор Лекаринг, а не просто Уитли.

Кучером был По Доггли, который некогда держал свою ферму и который разорился, пристрастившись к выпивке, после того как его жена умерла. Хорошо, что Лекаринг взял его к себе на работу — другие-то считали По горьким, никуда не годным пьяницей. Вот почему простолюдины продолжали любить и уважать доктора Лекаринга, невзирая на то что он слишком уж часто выставлял свои деньги напоказ, чего между христианами не принято.

По проворно спрыгнул с облучка и открыл дверь коляски. Но первым оттуда показался вовсе не Уитли Лекаринг — то был Поли Умник, шериф. Вот уж кто-кто не заслуживает своей фамилии, так это Поли Умник. При одном его виде старушку Пег аж передернуло. Правильно говорит ее муж Гораций: «Человека, который сам набивается в шерифы, надо гнать в шею. Не подходит он для этой работы». Поли Умник сам напросился на эту должность, он жить без нее не мог, как обычные люди не могут жить без воздуха. Только посмотрите, как он кичится дурацкой серебряной звездой, как выставляет ее на всеобщее обозрение! Не дай Бог, кто-то забудет, что перед ним человек, держащий в руках ключи от городской тюрьмы. Как будто Хатраку нужна эта тюрьма!

Затем из коляски показался и сам Уитли Лекаринг, и старушка Пег сразу поняла, зачем они сюда прибыли. Школьный совет вынес свое решение, и эта парочка приехала огласить его и уладить дело миром, чтобы Пег не поднимала ненужного шума. Старушка Пег яростно хлопнула матрасом, который держала, да так хлопнула, что чуть не выпустила из рук, однако успела ухватить за уголок и втянуть обратно на подоконник, где он полежит некоторое время и проветрится как следует. Затем она сбежала вниз по лестнице — не так уж стара она была, чтобы кряхтя нащупывать ногами ступеньки. Во всяком случае, вниз ей нетрудно спуститься.

Она оглянулась в поисках Артура Стюарта, но мальчика, как всегда, нигде не было видно. Он достаточно подрос, чтобы его приняли в хор, и прилежно посещал занятия, но все остальное время был предоставлен самому себе — либо бегал по городу, либо путался под ногами у подмастерья кузнеца, Элвина.

— И чего ты там все время бродишь? — как-то раз спросила у него Пег. — Чего вечно увиваешься за Элвином?

Но Артур лишь улыбнулся, потом вытянул руки, как будто борясь с кем-то, и объяснил:

— Хочу научиться бросать человека в два раза меня больше.

И самое смешное, произнес он это, в точности передав все интонации голоса Элвина. Так это сказал бы сам Элвин — с легкой насмешкой в голосе, давая понять, что его не следует воспринимать всерьез. У Артура был настоящий дар передразнивать людей, как будто он видел их насквозь. Иногда Пег казалось, что он тоже отчасти светлячок, как ее сбежавшая дочь Пегги, но нет, похоже, Артур сам не понимал, что делает. Он всего лишь подражал голосам других людей. Однако ума ему было не занимать, вот почему старушка Пег решила записать мальчика в школу — из всех мальчишек Хатрака он был, пожалуй, самым способным.

Она подошла к порогу в тот самый момент, как раздался стук. Она стояла за дверью, пытаясь отдышаться после стремительного спуска со второго этажа. Сквозь занавески на двери она видела переминающиеся с ноги на ногу силуэты. Похоже, двое вновь прибывших изрядно нервничали — само собой, само собой. Ничего, пусть попотеют.

О, как это похоже на заседателей из школьного совета — послать объявить о своем решении Уитли Лекаринга. Одна тень доктора приводила старушку Пег Гестер в ярость. Не он ли шесть лет назад отвез малышку Пегги в город, а потом не смог толком описать, куда девочка направилась? «В Дикэйн, — только и твердил он, — к людям, которых она, похоже, знала». Да и муж Пег, Гораций, тоже хорош — несколько раз перечитав записку, он заявил, что, мол, если уж светлячок не может позаботиться о собственном будущем, то что можем сделать для нее мы? Так что если бы не Артур Стюарт, Пег в один прекрасный день взяла бы и тоже ушла из дому. Вот так, взяла бы и ушла, как бы это им понравилось?! Забрали дочь, а потом еще убеждают, это, мол, к лучшему — совсем обнаглели, говорить такое матери! «Посмотрим, что они подумают, когда я уйду!» Если бы на ней не висел Артур, она бы вылетела из дверей так быстро, что прищемила бы собственную тень.

А теперь к ней посылают Уитли Лекаринга, чтобы начать все снова, чтобы заставить ее переживать за другого ребенка. Только на этот раз будет хуже, потому что малышка Пегги действительно могла позаботиться о себе, тогда как Артур Стюарт этого не может — ему ведь всего шесть лет, и будущего у него не будет, если это будущее не отвоюет ему зубами и когтями старушка Пег.

Они постучались еще раз. Она открыла дверь. На пороге стоял Уитли Лекаринг, пышущий добродушием и достоинством, а позади мрачной, важной скалой высился Поли Умник. Точь-в-точь две мачты на корабле с надутыми, пышными парусами, которые переполняет ветер. Пришли объяснять, что правильно, а что — нет? Давайте послушаем.

— Тетушка Гестер, — начал доктор Лекаринг, приподняв шляпу как истинный джентльмен.

«Вот откуда все беды Хатрака, — подумала старушка Пег. — Слишком много людей корчат из себя джентльменов и леди. Они что, забыли, где находятся? Все напыщенные господа живут в Королевских Колониях, под боком его величества, тезки Артура Стюарта. Длинноволосый белокожий король с одной стороны, маленький, коротко подстриженный чернокожий мальчик с другой. А человек, живущий в штате Гайо и мнящий себя джентльменом, обманывает самого себя да подобных себе дураков».

— Видимо, вы хотите войти, — произнесла Пег.

— Я искренне надеялся, что ты нас пригласишь, — кивнул Лекаринг. — Дело в том, что мы прибыли сюда по поручению школьного совета и…

— Следовательно, вы с таким же успехом можете сказать мне «нет» на крыльце.

— Так послушай… — начал было шериф Поли, который явно не привык, чтобы его держали на пороге.

— Мы приехали вовсе не затем, чтобы ответить отказом на твою просьбу, тетушка Гестер, — объяснил доктор.

Старушка Пег ушам своим не поверила:

— То есть вы хотите сказать, что это скопище твердолобых лизоблюдов позволит черному мальчику ходить в школу?

Тут уж и шериф Поли не сдержался:

— Ну, Пег, если ты так чертовски уверена в ответе, чего ж вообще разговариваешь с нами?

— Потому что хочу, чтобы вы в открытую признались, что ненавидите черных и потворствуете всяким рабовладельцам! Когда-нибудь эмансипационисты возьмут свое и чернокожие обретут равные права, тогда-то вы попляшете!

Старушка Пег так распалилась, что даже не услышала, как сзади подошел муж.

— Маргарет, — окликнул Гораций Гестер, — проведи гостей в дом, нельзя держать людей на пороге.

— Вот сам их и проведи, — огрызнулась Пег. Она повернулась к доктору Лекарингу и шерифу Поли спиной и гордо удалилась на кухню. — А я умываю руки, — крикнула она через плечо.

Очутившись на кухне, она вдруг поняла, что, провозившись весь день с матрасами, совсем забыла об обеде. Это ее несколько смутило, и гнев поутих, тем более что она вспомнила о Понтии Пилате, который прославился именно тем, что в свое время тоже «умыл руки». Выкрикнутые в запале слова никак не приличествовали доброму христианину. Вряд ли Господь одобрит ее, если она начнет подражать человеку, по чьему приказу некогда распяли Иисуса. Поэтому она вернулась в гостиную и тихонько села у очага. На дворе стоял август, так что камин не топился, и от двери тянул приятный, прохладный сквознячок. Да, это вам не кухня, где в подобные летние деньки жарко, как у дьявола на сковороде. Не станет она париться на кухне, пока эти двое будут сидеть в прохладце и решать судьбу Артура Стюарта.

Муж и двое посетителей посмотрели на нее, но не сказали ни слова по поводу ее внезапного ухода и столь же неожиданного возвращения. Старушка Пег знала, что говорят о ней за ее спиной — чем с Пег Гестер связываться, уж лучше пойти бурю унять. Но она нисколько не возражала против молвы, если такие люди, как Уитли Лекаринг и Поли Умник, стараются не злить ее лишний раз. Подождав секунду или две, пока она устроится, они вернулись к прерванному разговору.

— Как я уже говорил, Гораций, мы внимательно рассмотрели ваше предложение, — сказал Лекаринг. — Конечно, нам было бы очень удобно, если бы новая учительница поселилась в вашей гостинице, а не мыкалась по домам, как это обычно случается. Но мы не хотим, чтобы вы шли на это за бесплатно. В школу записалось достаточно учеников, и в городской казне вполне хватит денег, чтобы назначить за твою услугу некую стипендию.

— И сколько составляют ваши сто пендий в пересчете на деньги? — поинтересовался Гораций.

— Это пока не утверждено, но на нашем собрании была упомянута сумма двадцать долларов в год.

— М-да, — цыкнул Гораций, — маловато чегой-то. Цена комнаты в моей гостинице несколько повыше будет.

— Конечно, Гораций, нам прекрасно известно, что плата наша изрядно занижена. Но поскольку вы вообще предложили поселить учительницу задаром, мы понадеялись, что эти гроши хоть отчасти покроют ваши расходы.

Гораций готов был согласиться, но Пег не стала терпеть наглое притворство.

— Ничего они не покроют, доктор Лекаринг. И мы не предлагали поселить у нас школьную учительницу задаром. Мы согласились содержать у нас учительницу Артура Стюарта. И если вы считаете, что двадцать долларов заставят меня изменить решение, то лучше сразу разворачивайтесь, езжайте назад и посчитайте все заново.

На лице доктора Лекаринга мелькнула болезненная гримаса.

— Ну-ну, тетушка Гестер, не решай скоропалительно. Между нами говоря, ни один член школьного совета не выразил личного протеста против посещения Артуром Стюартом новой школы.

Услышав это, старушка Пег взглянула на Поли Умника. Тот так и задергался на стуле, словно ему шило в одно место воткнули, да почесать неприлично. «То-то и оно, Поли Умник. Доктор Лекаринг может говорить что угодно, но я-то тебя знаю, и по крайней мере один человек из школьного совета протестовал против Артура Стюарта, как мог».

Уитли Лекаринг тем временем продолжал вдохновенно вещать. А поскольку он изо всех сил делал вид, будто Артура Стюарта все любят и обожают, то не заметил очевидного смущения шерифа Поли.

— Нам известно, что Артура воспитали два старейших поселенца Хатрака, которых знает и уважает весь город. Мы просто никак не смогли рассудить, какую пользу принесет мальчику школьное образование.

— Такую же, как и всякому другому мальчику или девочке, — объяснила старушка Пег.

— Да? Я так не считаю. Обеспечит ли ему знание письма и арифметики место в какой-нибудь конторе? Ну сами подумайте, кто позволит ему вести дело? Какой суд присяжных станет слушать черного законника? Общество считает, что чернокожий ребенок должен расти чернокожим, и чернокожий, как древний Адам, должен зарабатывать себе на хлеб насущный тяжким трудом и потом, а не умственной работой.

— Артур Стюарт куда умнее, чем дети, которых вы набрали. И вам это известно.

— Тем более мы не должны поощрять стремлений юного Артура, ведь, когда он вырастет, их придется жестоко развеять. Я говорю о том, как устроен мир, тетушка Гестер, а не о том, что нам предписывает сердце.

— Так почему же вы, мудрецы, собравшиеся в школьном совете, не скажете: «А черт с ним с этим миром, мы поступим, как должно быть!» Я не могу заставить вас сделать то, чего вы не хотите делать, но будь я проклята, если позволю вам притворяться, будто вы искренне желаете Артуру добра!

Гораций поморщился. Он не любил, когда старушка Пег начинала ругаться. Эту привычку она взяла совсем недавно, с тех самых пор, как при всем честном народе обругала Милисент Мерчер за то, что та настаивала, чтобы к ней обращались исключительно как к «миссис Мерчер», а не как к «какой-то там тетушке». Когда Пег ругалась, Гораций начинал чувствовать себя несколько неуютно, тем более что меры в ругательствах она не знала — не то что мужчины. Но сама Пег считала, что если ты не можешь как следует отчехвостить лживого лицемера, то зачем ругань вообще была изобретена?

Поли Умник аж побагровел, еле сдерживая поток своих любимых словечек. Но Уитли Лекаринг, который стал теперь джентльменом, всего лишь опустил голову на секунду, как бы произнося молитву, — хотя, по мнению старушки Пег, он скорее хотел немножко успокоиться, чтобы дальнейшие его речи не преступили норм общественной морали.

— Тетушка Гестер, ты совершенно права. Приняв решение, мы не стали обманывать себя тем, что действуем так ради блага самого Артура.

При виде такой откровенности Пег лишилась слов — по крайней мере на пару мгновений. А шериф Поли пискнул что-то неразборчивое. Уитли Лекарингу изначально не понравилось решение, к которому пришел школьный совет, и, похоже, этот человек собирался выдать сейчас чистую правду, а шериф Поли всегда терялся, когда люди начинали разбрасываться во все стороны правдой, не думая о последствиях. Старушка Пег с наслаждением любовалась вытянувшейся рожей Поли Умника — чего-чего, а выглядеть полным дураком Поли умел, этого у него не отнять.

— Видите ли, тетушка Гестер, мы хотим, чтобы наша школа начала-таки действовать, очень этого хотим, — продолжал доктор Лекаринг. — Идея общественных школ изначально немножко нам непривычна. В Королевских Колониях, к примеру, школы может посещать лишь тот, кто располагает титулом и деньгами, тогда как бедных простолюдинов туда на порог не пускают. В Новой Англии все школы подчинены церкви, чтобы с детства задурманивать людям голову, так что выходят оттуда пуританами и всю остальную жизнь держатся тише воды ниже травы, как и повелел Господь. Но общественные школы, учрежденные в голландских штатах и Пенсильвании, показывают, что мы, жители Америки, иначе видим систему образования. В какой бы глуши человек ни жил, мы научим его читать, писать и слагать цифры, чтобы наше население стало образованным, могло голосовать и позднее принять у нас из рук правительственные и общественные должности.

— Все это очень замечательно, — перебила старушка Пег. — Насколько я помню, именно эту речь ты толкнул в нашей гостиной не больше трех месяцев назад, как раз перед тем как мы приняли школьный налог. Чего я не могу понять, так это того, почему ты, Уитли Лекаринг, считаешь, что мой сын должен стать исключением из правил.

На этом месте шериф Поли решил, что пришло время вставить в беседу свой рык. А поскольку все вокруг него говорили сплошную правду, он тоже потерял контроль над собой и напрямоту выложил то, что варилось у него на уме. Очевидно, общество искренних людей было ему в диковинку, а посему голова его слегка поплыла.

— Я, конечно, прошу прощения. Пег, но в этом мальчишке нет ни капли твоей крови, и следовательно, не сын он тебе вовсе, а если Гораций как-то поучаствовал в его появлении на свет, это еще не означает, что Артур должен считаться белым человеком.

Гораций медленно поднялся на ноги, как будто намереваясь пригласить шерифа Поли выйти, чтобы вбить немножко ума в его пустую головушку. Поли Умник, должно быть, и сам понял, куда вляпался, обвинив Горация в рождении сына-полукровки. И когда Гораций навис над ним, Поли сразу вспомнил, что кому-кому, а ему с Горацием Гестером не тягаться. Поэтому Поли прибег к тому средству, к которому всегда прибегал, когда видел, что ситуация грозит принять неприятный оборот. Он слегка повернулся, чтобы его бляха пустила солнечный зайчик прямо в лицо Горацию Гестеру. «Только попробуй, — предупреждала бляха, — предстанешь перед судом за нападение на находящегося при исполнении служебных обязанностей офицера».

Однако старушка Пег знала, что Гораций никогда не ударит человека за обидные слова; даже того негодяя, который обвинил его в неописуемых гадостях, которые Гораций якобы творит со своим скотом, хозяин гостиницы и пальцем не тронул. Просто Гораций не поддавался слепому гневу. Пег видела, что Гораций уже позабыл об оскорблении Поли Умника и сейчас размышляет над какой-то новой идеей.

Не обращая внимания на съежившегося перед ним шерифа, Гораций повернулся к Пег:

— Слушай, Пег, может, и вправду отступиться. Артур очень хороший мальчик, но…

У Горация, который смотрел жене прямо в глаза, хватило ума не заканчивать свою речь. Но у шерифа Поли с умом были проблемы.

— Но с каждым днем он становится все чернее и чернее, тетушка Гестер.

Ну, что бы вы на такое сказали? По крайней мере, теперь стало ясно, что происходит, — все дело упиралось в цвет кожи Артура Стюарта. Это и только это стояло между ним и школой, которая вскоре должна открыться в Хатраке.

В наступившей тишине послышался глубокий вздох Уитли Лекаринга. Всякое мероприятие, в котором участвовал шериф Поли, неизменно срывалось.

— Неужели вы не понимаете? — воскликнул Лекаринг мягким, убедительным голосом, а убеждать он умел. — Некоторые жители этого города слишком невежественны, слишком отсталы… — при этих словах он бросил холодный взгляд на шерифа Поли, — …а поэтому и не допускают, чтобы чернокожий мальчик ходил в ту же школу, что и их дети. Какой толк от образования, говорят они, если чернокожие станут такими же, как и белые? А потом, мол, они захотят голосовать, станут требовать себе должностей…

Об этом Пег не подумала. Такие мысли не приходили ей в голову. Она попыталась представить Мока Берри губернатором, отдающим приказы гражданским войскам. Да ни один солдат в Гайо не станет слушаться приказов чернокожего человека. Это все равно что рыба выпрыгнула бы из реки, чтоб раздобыть себе на обед медведя.

Но старушка Пег не привыкла отступать, хоть Уитли Лекаринг сказал все правильно.

— Артур Стюарт — умный мальчик, — заявила она. — Я никогда не голосовала, и он не будет голосовать.

— Знаю, знаю, — кивнул Лекаринг. — И весь школьный совет знает это. Но люди, которые живут в глуши, судят несколько иначе. Они, услышав, что в школе будет учиться чернокожий малыш, не пустят туда своих детей. Так что нам придется содержать школу, которая не будет исполнять своей работы по образованию граждан нашей республики. Поэтому-то мы и хотим попросить вас, чтобы вы не отдавали Артура в школу, которая все равно ничего ему не даст, и позволили другим получить образование, которое принесет нашей нации немало добра.

Все звучало складно и логично. Не зря Уитли Лекаринг был доктором. Он ведь ходил в филадельфийский колледж, так что куда глубже вникал в происходящее. Пег таким умом не славилась — как она вообще посмела спорить с таким человеком, как Лекаринг, который знает намного больше ее?

Впрочем, хотя она и не могла придумать ни одного довода в свою защиту, ее не оставляло чувство, что если она согласится с Уитли Лекарингом, то всадит нож прямиком в сердечко маленького Артура. Вот представим, спросит он ее как-нибудь: «Мама, а почему я не могу ходить в школу, как мои друзья?» Тогда-то все замечательные слова, которые излагает доктор Лекаринг, испарятся, словно Пег их и не слышала. Все, что она сможет ответить, это: «Потому что ты чернокожий, Артур Стюарт Гестер».

Уитли Лекаринг, казалось, воспринял ее молчание как признание поражения, что, в принципе, было недалеко от истины.

— Вот увидите, — снова заговорил он, — Артур ничуть не обидится, что вы его не записали в школу. Наоборот, белые мальчики будут ему завидовать — ведь пока он играет себе на солнышке, они парятся в душных классах.

Пег Гестер знала, что это не так. Это вовсе не столь логично, как выглядит с первого взгляда, но она никак не могла понять, в чем же Лекаринг обманывает ее.

— А когда-нибудь все переменится, — сказал Лекаринг. — Может, однажды общество изменится к лучшему. Может быть, чернокожих рабов, которые трудятся сейчас в Королевских Колониях и Аппалачах, освободят, и наступят времена, когда… — Голос его оборвался, и Лекаринг покачал головой. — Порой я становлюсь чересчур мечтательным, — объяснил он. — Несу всякие глупости. Мир таков, каков он есть. Чернокожий не может воспитываться как белый человек, это неестественно.

При этих словах внутри Пег поднялась горькая ненависть. Это был не жаркий гнев, который заставляет наорать на человека. Нет, то была холодная, отчаянная ненависть, которая говорила: «Может, я веду себя неестественно, но Артур Стюарт — мой сын, и я не предам его. Нет, не предам».

Однако ее молчание снова было принято за согласие. Мужчины, облегченно завздыхав, поднялись — причем Гораций аж светился. Они, конечно, даже надеяться не смели, что старушка Пег так быстро прислушается и воспримет их доводы. Повеселевшие лица шерифа и доктора объяснялись вполне естественной причиной, но чему радуется Гораций?

Некое отвратительное подозрение закралось в душу Пег — ну точно, Гораций Гестер, доктор Лекаринг и шериф Поли заранее договорились обо всем, еще до того как два представителя школьного совета появились здесь. Разговор был разыгран. Они устроили представление, чтобы утихомирить разбушевавшуюся Пег Гестер.

Гораций, как и Уитли Лекаринг, как и остальные жители Хатрака, не хотел, чтобы Артур Стюарт посещал школу.

Ненависть Пег переросла в ярость, но было слишком поздно — Лекаринг и Поли уже выходили из двери, сопровождаемые Горацием. Очутившись вне пределов видимости Пег, они похлопают друг друга по спине и обменяются дружеской улыбкой. Но старушка Пег была не в настроении улыбаться. Она слишком ясно помнила, как малышка Пегги Смотрела для нее в ночь перед побегом. Смотрела в будущее Артура Стюарта. Пег спросила малышку Пегги, полюбит ли когда-нибудь Гораций маленького Артура, но девочка отказалась отвечать. Что само по себе явилось ответом. Гораций может относиться к Артуру как к родному сыну, но по сути дела он все равно считает его чернокожим мальчиком, которого Пег Гестер взяла на воспитание. Гораций не был отцом Артуру Стюарту.

«Значит, Артур все-таки сирота. Сирота, лишившийся отца. Правильнее сказать, никогда его не имевший. Ну и пусть. Зато у него две матери: одна пожертвовала ради него жизнью, а другая — это я. Я не могу записать его в школу. Я предчувствовала, что у меня ничего не получится, знала это с самого начала. Но я все равно дам ему образование». И в голове у нее созрел план. Все зависело от школьной дамы, которую нанял город, от учительницы из Филадельфии. Она ведь может оказаться квакером, а квакеры не испытывают предубеждения против чернокожих, и тогда план Пег Гестер сработает. Но даже если школьная учительница будет ненавидеть черных ничуть не меньше, чем их ненавидит ловчий, на глазах у которого беглый раб переплывает озеро Канада и становится на другом берегу свободным человеком, это не имеет значения. Старушка Пег найдет способ. Артур Стюарт — это семья, которая у нее осталась, это единственный любимый человек, который не пытается ей лгать, не обманывает, не договаривается за ее спиной. И она не позволит обманом и ложью лишить его того, что потом пойдет ему на пользу.