Марина была в ударе. У меня уже давно не осталось сил, а она продолжала скакать и прыгать, высасывая из меня последние соки. И после очередного завершения я понял, что всё, сегодня больше не смогу. И завтра. И послезавтра. И всю следующую неделю. А все эти сексапильные ангелочки в душевых — жалкая пародия на настоящую гром-сеньориту, даже сравнивать их не стоит.
Ведь как можно сравнивать изысканное мясное блюдо с гарниром, пряностями и специями, и жалкие макароны из стандартной синтетической венерианской муки? Наесться (натрахаться) можно, но стоит ли перебивать аппетит в преддверие встречи с настоящей волшебницей?
— Всё, с меня хватит! Это был последний! — застонал я. Девушка упала на траву рядом, тяжело дыша. Я притянул её к себе, зарылся лицом в её роскошные волосы. — И больше не пытайся меня поднять, убегу.
— Я догоню, — улыбаясь, выдавила эта стервочка, однако было видно, и она достигла физического предела.
Я вновь застонал, но с облегчением. Слава богу, на сегодня всё!
— У меня с тех пор больше никого не было, — произнесла Марина, словно оправдываясь. — Как ты сбежал после брачной ночи, так и… До самых прошлых выходных.
Я потрепал её волосы.
— Я чту договор. Ты можешь встречаться с кем хочешь. Только пока мы расписаны, чтобы тихо, не на виду у всех.
— Не смешно, Хуан. — Она чувствительно ткнула меня локтем. — Даже если не считать, что тихо не получится… Я не могу так. Я не такая.
— Но ведь ты всё понимаешь, — давил я. — Как и то, что однажды мои визиты закончатся.
Она пожала плечами.
— Буду терпеть. Пока мы не разведемся, вытерплю всё, что потребуется.
Помолчали. О чем думала она — не знаю, но я думал о том, что не хочу с нею разводиться. Назло всему миру. Это моя белая обезьяна! О ком мне думать, не будь её?
— Хуан, даже то, что мы переехали и меня в этом районе никто не знает… — продолжила Марина мысль. — …Если это моя ноша и мой крест, я приму их, как есть. Во мне ты можешь быть уверен на все сто — я не подставлю.
— Не слишком ли высокая плата за защиту? — грустно усмехнулся я. — Мне ведь кроме защиты больше нечего предложить.
Она философски пожала плечами.
— У девочки из Северного Боливареса понятие «защита» находится несколько выше в ценностной иерархии, Хуан. А еще…
Что «еще» она не произнесла — не решилась. Рано пока для таких признаний. И я был за этот её недосказ благодарен.
Из груди вновь вырвался грустный вздох. Да уж, идеальная жена. А досталась… Мне. Кому жена и даром не нужна. Никакая.
— Тебе придется сложно, — покачал я головой.
— Я готова, — произнесла она, и в её голосе послышалась железная решимость.
— Они не будут тебе женами, Хуан. — Марина перевернулась ко мне, обдав лицо дыханием. — Ни одна из них. Любовницами — да. Хорошими любовницами… — Скривилась. — Возможно. Но без меня тебе всё равно не обойтись.
— Равно как никуда от тебя не деться, — усмехнулся я, поднял её подбородок и сладостно впился в губы.
— Шамо шобой! — подтвердила она.
Сзади нас, метрах в полуста, вновь зашелестела трава. Девчонки. Возможно, кого-то отгоняют, чтоб не шлялись рядом. Меня их присутствие не напрягало, хотя Марина поначалу комплексовала. Но ничего, привыкла — чего ей стесняться, если она по статусу рядом не с кем попало, а с собственным мужем? А вечером устрою небольшой банкет, где посидим все вместе, в тесной компании — пусть все они подружатся, познакомятся ближе.
А с прикрытием гулять даже лучше — ни служители парка, ни другие посетители не подойдут к этому спрятанному дикому озерцу, где когда-то, в прошлой жизни, мы познакомились с Бэль. А если и подойдут, записывать нас на видео из чувства самосохранения побоятся. А большего мне и не надо.
Нет, я не боялся её высочества. Наоборот, планировал выставить наши кувыркания напоказ, используя Марину в качестве орудия давления. Но интуиция подсказывала, что лучше обойтись без выкладки информации в сеть. Мы дошли до той стадии отношений, когда или она сломает меня, или я её — обратной дороги уже нет, и любые осложняющие факторы в этих эпических разборках сильно отдалят достижение результата.
Мои руки вновь принялись изучать тело этой черноволосой белой обезьянки, впрочем, больше по привычке — продолжения банкета не хотелось. Балласт… И как я мог называть её балластом? Да, на неё надо тратить силы, её и её семью охранять, защищать от нечисти… Но всё окупится. С течением времени Санчес из гадкого утенка превратится в прекрасного лебедя. Окупится её преданностью, получаемым с нею удовольствием, её положительным воздействием на моё психическое состояние… И, само собой, безумными от ярости и ревности глазами её высочества, принципиально отказывающейся бросить Себастьяна и устраивающей с ним культурные мероприятия напоказ назло мне.
Марина козырь, а не балласт. Весь вопрос в том, как сумею им распорядиться. Ах ты ж моя белая обезьянка!..
— Хуа-ан! Хуа-а-а-ан!
Я открыл глаза, мобилизуя организм. Вокруг что-то было не так, а молниеносно реагировать на «не так» меня учат, вбивая рефлексы через пот, кровь и удары электрического тока. Обнаружил это «не так» не сам, расслабился, позор на мои седины!
Подскочил, сел на кровати. И только после этого перевел дух — всё в порядке. «Не так» заключалось в отсутствии Беатрис у меня под боком — не почувствовал, как встала. Но нивелировалось оно присутствием оной Беатрис рядом, уже одетой, в коротком розовом халатике с распущенными мокрыми волосами. Девочка пыталась меня разбудить, но, видно, боялась прикасаться — мало ли как с испуга отреагирую? Я сам её об этом предупредил. А потому лишь звала шепотом.
…А может это и к лучшему, что у меня есть где и с кем расслабиться? Постоянная жизнь на взводе доконает кого угодно, не мне чета. Да и место, где можно забыться, доверившись людям, в которых железобетонно уверен, есть не у каждого, плевать, что этих людей знаю очень недолго.
«Пойдем»! — махнула Тигренок и красноречиво приложила палец к губам, кивая на сопящую с другой стороны от меня Марину. Я обернулся и посмотрел на её сестру. Да, сладко спит, сном ребенка. Не один я сегодня расслабился, она тоже позволила себе отойти от суеты и тревог повседневности. Жизнь у неё и так была не сахар, а после всего случившегося хоть под землю проваливайся — и всё на её хрупкие плечи.
Осторожно поднявшись, взял на стуле браслет, и, привычно взглянув на хронометр, принялся цеплять на руку. Шесть тридцать — успею и принять душ, и позавтракать — золото, а не девчонка! Хорошо разбудила, с запасом! Рядом лежали заботливо сложенные вещи, которые перед сном, точно помню, мы прилично раскидали по всей комнате. Когда она всё успевает?
Следующим вопросом встала дилемма, одеваться, или так сойдет? Решив, что слишком рано для того, чтобы родители проснулись в полседьмого в выходной день, а больше стесняться мне некого, побрел до душа как есть. Ну, привык я разгуливать голиком, люблю, когда кожа дышит. Ощущение же стеснения от обнаженки вообще не помню, что такое. Но когда Беатрис открыла дверь, выпуская нас в коридор их огромной новой квартиры, на меня вновь нахлынуло чувство тревоги.
Нет-нет, ничего эдакого, наоборот, я лишь убедился, какая Тигрёнок молодец. Запах из кухни шел умопомрачительный — там жарилось что-то мясное, натуральное, с обилием специй. Но именно эта забота вдруг стала напрягать.
Впрочем, об этом подумаю позже, после душа. Душ для меня стал ритуалом, необходимой церемонией. Даже не представляю, как можно взбодриться на весь день без оного.
Через полчаса мы с Санчес-младшей, сытно позавтракав, сидели на кухне и пили горячий терпкий кофе. Пока я плескался, она дожарила котлеты, или как там это блюдо в латиноамериканской кухне называется — ароматное мясо, перекрученное в измельчителе со всевозможными добавками.
— Хорошо готовишь, — похвалил я девушку.
— Старалась. — Она расплылась в довольной улыбке. — Меня Марина учила готовить. В своё время мама её, пока у неё еще было время, а она меня. Я на самом деле так себе готовлю, вот она — настоящая мастерица!
— Кажется, я слышу рекламу? — усмехнулся я.
Чертовка озорно сверкнула глазами:
— Почему бы и нет? Почему бы не порекламировать сестру, если она готовит и правда как волшебница?
Я картинно вздохнул, показывая, что всё, трёп заканчиваем, переходим к серьезному разговору. И начал оный, сразу взяв жесткую тональность:
— Ладно, давай, говори. Зачем ты это устроила?
— Зачем устроила что? — сделала Тигренок удивленные глаза, но блеском в них себя выдала.
— Это всё, — обвел рукой я вокруг. — Вчерашнее. И сегодняшнее, — кивок на кухонную панель.
— А тебе не понравилось? — её глаза вновь наполнились озорным блеском. — И вчера, и сегодня?
Беатрис было плевать на мою грозность, она её не замечала. Я чуть не закашлялся от осознания, но продолжал давить:
— Понравилось, но… Беатрис, я не люблю, когда от меня что-то скрывают. Или пытаются что-то получить без моего ведома. Или устраивают за спиной интриги. Давай, говори уже, в чем дело, разведчик хренов. Только ни слова о том, что жаждешь продолжения… Или начинания наших отношений. Прошлое в прошлом, ты мне дорога, но между нами ничего не может быть. Ты это понимаешь и понимала всегда. Тогда что?
Девушка кивнула, опустив голову в раздумьях. Действительно, у нас с нею ничего не было с момента девичника её сестры. Не было даже разговоров или намеков, что что-то возможно. И тут несколько дней назад она вызывает меня на сеанс связи и приглашает навестить их в гости в новом доме. На новоселье, так сказать.
Новоселье… Фрейя сдержала слово и переселила семью Санчес в более спокойный район. Шаману, конечно, я доверял, он не тронул бы их и пальцем. Сделал бы всё от него зависящее, чтобы ни одна пылинка не села на кого-то из членов их семьи на его территории. Нет иного выбора у человека, ничего личного. Но наши сеньорины решили, что хватит играть в конспирологию; семейство Санчес отныне слишком значимые особы, чтобы позволить им гнить в Северном Боливаресе под надзором какого-то местного капитана, пусть и шамана вуду. И утвердили переезд их сюда, в обеспеченный, хоть и не элитный район в охраняемый дом с личной парковкой. Плюс, их по-прежнему охраняли бойцы ДБ, но временно и по необходимости — шум вокруг произошедшего месяц назад еще не улегся.
В общем, её высочество купила небольшую по местным меркам квартиру всего с тремя, но зато огромными комнатами, огромной кухней и шикарным джакузи, оплатив коммунальные расходы на пять лет вперед (ибо коммуналка такой квартиры вещь для семьи Санчес в данный момент неподъемная).
Целый месяц они переезжали и обустраивались, распотрошив-таки сумму, которую я оставил в качестве морального ущерба от банды Северного Боливареса. Чек на пять миллионов пока не трогали и, судя по оговоркам, трогать не будут — отложили на учебу Беатрис, если та сама не поступит. А может, слишком много пропустила для экзамена на грант. И теперь, дескать, на всё это безобразие мне неплохо бы посмотреть, как главному спонсору и гаранту.
Приняли меня по-королевски. Весь позавчерашний и вчерашний день девчонки готовились, крутясь, как пчелки. Вечером приехали и я, и мама — её таки приняли в число родни, несмотря на потерю ребенка; они с родителями девчонок общаются часто и тесно. Посидели хорошо. После чего мама уехала… А я уезжать и не планировал. Потому, как по тону Беатрис в переговорной понял, моё отбытие в график мероприятия девчонками не ставилось изначально.
Я не стал настаивать, зачем. Когда-то у меня уже возникали проблемы с осознанием вассальной зависимости со стороны пятнадцатого взвода, я еще прозвал себя тогда «полузащитником». Мне было совестно пользоваться девчонками в обмен на некую неуловимую аморфную «защищенность». Но пришел к выводу, что всё правильно, нет ничего плохого в таких отношениях. Они, порядочные вассалы, обязаны продемонстрировать мне, сюзерену, что лояльны и преданы, что наш договор чтят и будут соблюдать. А если не дам им сделать этого… Вот тогда жди беды!
Так надо. Так положено — мир устроен эдак, а не иначе. И ни одна её высочество не стоит того, чтобы нарушить традиции вассальной зависимости. Да что далеко ходить, достаточно посмотреть на корпус с его заморочками, в которые боится лезть сама королева! А девочки… Если честно, я хотел их сам, несмотря на то, что близости с противоположным полом хватало с избытком. Особенно хотел Марину. И объяснить это желание логически не мог.
…Ну да, вру я, вру. Недоговариваю, пусть и совсем немного. Хотел я не «особенно» Марину, а именно её. Тигренок так и осталась для меня маленькой девочкой, с которой весело, эдакой дальней сестренкой. Её же черноволосая сестрица…
После звонка Беатрис я всю оставшуюся ночь думал о Санчес-старшей, ворочаясь, не в состоянии заставить себя уснуть. И половину следующего дня. И следующий вечер. На ночь же, чтобы не мучиться, устроил себе грандиозные постельные приключения, о которых не буду расписывать, но которые меня изрядно вымотали, убрав из головы все мысли. Однако это не помогло — утром, за завтраком, мне снова вспомнилась ванная в форме сердечка, наши задушевные разговоры о цели и смысле жизни, и черные бездонные колодцы глаз моей Пантеры. Слава богу, что до «новоселья» оставалось чуть больше суток, кое-как это время продержался.
Санчес… Думаю, я сильно забежал вперед, вначале стоило рассказать об их жизни после вендетты, особенно о жизни Беатрис. Да, я не был у них в гостях, не виделся с ними этот месяц, но часто общался. А еще у меня появился альтернативный, но надёжный источник информации, быстро превратившийся в огромную широкую информационную реку. А именно, отчеты Анариэль. Его высочеству, видно, наскучили все доступные к этому времени игрушки и развлечения, и он всерьез взялся «апгрейдить»… Теперь уже свою подопечную, что я ему, признаюсь честно, сосватал совершенно случайно, в порыве необъяснимого импульса мыследеятельности. Не давая девчонке скучать и закуклиться, принц объехал с нею всех своих учителей, среди которых профессора и академики, собаку съевшие на преподавании (иначе не стали бы учителями принцев), подтягивая её по всем наукам к государственному экзамену. На Беатрис обрушился такой поток информации, что только успевай вникать — времени на самобичевания, грусть и уныние не осталось совершенно. И весь этот поток обрушился не просто так, а в строгом алгоритме, оптимальном для запоминания. Такое не могло не сказаться, и уже через две недели зашедшая в гости Анна похвасталась:
— Профессор Морриссон поставил твою девочку Эдуардо в пример. Да-да, в лицо заявил, на кого ему нужно в учебе ровняться! Что-то грядёт, Хуан, — задумчиво покачала она головой.
— Что? — не понял я. Что такого может «грясти», когда дело касается Эдуардо?
— Если глядя на неё он возьмется за ум… — ошалело кивала она…
Да нет, не возьмется. Просто Беатрис для него новая классная игрушка с непривычными игровыми ограничениями, и пока ему не надоела. Между ними ничего нет, за этим Анна усердно следит, но принц подъезжать к ней и не пытается, что только подтверждает мою версию. Меня, конечно, боится, но нравилась бы — не побоялся. Впрочем, и слава богу.
Так или иначе, коллективными усилиями, включая принца, Беатрис мы раструсили, из депрессии окончательно вывели. И что мне нравится больше всего, никаких следов насилия в её психике не обнаруживается. Ну, знаете, после такого в душе женщины всегда остаются страхи, фобии, боязни чего-либо. Боязни людей, или физической близости. Тигренок ничем подобным не страдает. Как объяснила специалист по трудным девочкам:
— Ты на её глазах расправился со всеми подонками, делавшими ей зло, Хуан. И их дружками. И дружками дружков. Ты вообще в тот день кучу народа положил, и всё из-за неё. Она чувствует защиту, безопасность, чувствует, что ей некого и нечего бояться. Зачем ей хандрить, если у неё есть решение любой проблемы?
— Но палка о двух концах, — задумчиво потянул тогда я.
— А ты думал, в жизни всё легко? — улыбнулась она. — Нет уж, мы в ответственности за тех, кого приручаем. Теперь она твоя, до конца дней. Твоих, или её. Поздравляю!
Катарина, конечно, та еще прелесть, но ситуацию характеризует правильно, как специалист и эксперт. Я же… Просто рад, что моя подзащитная не превратилась в психологическую калеку, с которой работать и работать, а стала всего лишь грустной задумчивой сеньоритой с огромным грузом в глазах, не соответствующем её юному возрасту.
— Так, давай коротко озвучу претензии, — нахмурился я. Тигренок мой грозный тон не воспринимала, и это выбивало из колеи. — А ты коротко ответишь. Только не делай вид, что я что-то придумал или выдумал, что мне показалось. Хорошо?
— Хорошо, — кивнула она в ответ.
— Ты позвала меня, изначально планируя оставить ночевать. Причем Марина об этом узнала только вчера, и, мне кажется, была против своего участия в наших играх.
Это правда. Санчес-старшая удивилась, что я не собираюсь на базу, но не протестовала. «Делайте что хотите, ваше право» — читалось в её глазах. Однако когда я потащил и её в ванную, «опробовать новое джакузи», принялась упираться и сопротивляться. Да так, что только вмешательство Беатрис позволило сломить сопротивление.
На ночь она так же собралась уйти в другую комнату, и вновь пришлось держать её силой. «Вы, голубки, делайте что хотите, вас столько связывает…» — твердила она. И вновь спасло лишь вмешательство сестры.
— Ты сегодня встала пораньше, приготовила завтрак и разбудила меня, — начал перечислять я, — точно рассчитав, когда надо вставать, чтоб помыться, поесть и успеть к разводу на базу. Теперь собираешься положить что-то с собой, — кивнул я на пластиковый пакет, в котором угадывался ворох завернутых внутрь котлет, нажаренных с солидным запасом.
— Ну, я подумала, пусть и твои девчонки домашнее поедят. Это плохо? — на лице девушки промелькнула тень растерянности.
— У тебя мама отца на работу всегда собирает? — усмехнулся я.
Кивок:
— Угу.
— И всегда дает еду с собой?
— Часто. Отцу же на работе есть захочется.
— Опять же, Марина, — продолжил я. — Ты знаешь, видишь, что она мне нравится, вот и «подогнала» мне её, для удовольствия и приятного времяпровождения. К тому же тебе, возможно, пока рано… Хмм… Активно устраивать личную жизнь, — обтекаемо сформулировал я. — А тут она, мягкая и удобная. Подстрахует.
— И что? — не понимала девушка. — Ну, даже если так, что тут криминального?
— Ты ведешь себя, как жена! — сверкнул я глазами. — Хорошая порядочная супруга! Продвинутая, учитывая «подгон» Марины. Примеряешь на себя эту роль на постоянной основе, минуя стадию конфет и цветов, романтических ужинов, встреч и свиданий. Ты решила проскочить стадию девушки, сразу прыгнув в дамки, и мне это ОЧЕНЬ не нравится. Я вновь показательно засиял глазами. — Я бы понял, если бы такое сделала твоя сестра, но ты… Не много ли на себя берешь, Тигренок? Повторяю вопрос: зачем тебе это надо? И не говори, что мне показалось.
— Нет, не показалось, — покачала она головой и замолчала. Затем подняла голову и искрометно улыбнулась:
— Если скажу, не убьёшь меня?
Бестия!
— Постараюсь, — примирительно кивнул я.
— Ты мне не нужен. — Она нахмурилась, подбирая слова. — В смысле, я не хочу ни встречаться с тобой, ни тем более… — Покраснела.
— Ни тем более, жить, — подсказал я.
Кивок.
— Вчера мне понравилось, — торопливо продолжила она. — И ты не прав, «личную жизнь» устраивать уже можно. Врачи сказали, не стоит тянуть, а они в этом разбираются. Ну, в физическом плане, в психологическом я и представить боюсь, когда буду готова к отношениям с кем-то…
Вновь пауза, её мордашка совершенно серьезно нахмурилась. И, как завершающий артподготовку элемент, реплика «главным калибром»:
— Я сделала всё это ради Марины.
— Марины? — Я закашлялся, чуть не подавившись. Хорошо, что в этот момент сидел! — Поясни?
— Я же говорила, ты меня убьешь, — констатировала она и картинно вздохнула, совершенно не проникнувшись моей грозностью. — А если не ты — то она убьёт. Она такая.
— Беатрис, ближе к делу! — рыкнул я.
— Она тебя любит! — выпалила девушка. — В смысле, ты ей нравишься. Очень сильно нравишься.
Она вскинула руку в знаке «тишина» до того, как я успел как-то отреагировать. А отреагировать я хотел бурно. И почти матерно. Но по вбитой инструкторами привычке замолчал, давая ей закончить:
— На самом деле ты ей давно нравишься. С самой весны, как вы познакомились. Блин, она не пошла бы на эту авантюру с замужеством, если бы была к тебе равнодушна! Просто раньше она убеждала себя, что ненавидит тебя, и пряталась за свою ненависть. А теперь… — Беатрис опустила голову.
— А теперь ненавидеть не получается, — озвучил я.
Кивок.
— Да, теперь она не может ненавидеть, и чувства из неё так и прут. Она пытается их отрицать, пытается дистанцироваться… Но не получится убежать от себя. А от тебя — тем более.
Помолчали.
— Хуан, я хочу дать ей шанс, — продолжила Беатрис, посмотрев на меня с нескрываемой надеждой. — Вчера она увидела, как я… Скажем так, как я за тебя борюсь. — Щеки Тигренка налились пунцовой краской. — Мне это не нужно, говорю же. Я просто хотела показать ей, что это возможно, бороться за тебя. Возможно обихаживать…
— Быть женой, — перевёл я на испанский.
Вновь кивок.
— Да, быть женой. Которой она уже и так является. Которая готовит, вовремя будит и собирает. Которая делает всё, чтобы тебе было комфортно делать свою работу, чтобы ты знал — здесь тебя ждут и тебе рады. Что есть место, которое ты можешь называть словом «дом». — Глубокий вздох, и с новой энергией:
— Хуан, вам ведь даже придумывать ничего не надо! Все взаимоотношения прописаны задолго до вас! Просто не делайте вид, что вы чужие, а вы, и правда, не чужие.
— Не чужие… — Я сбился с мысли, которую собирался озвучить. Покачал головой, но усилием воли очистил сознание:
— Мы не чужие. Мы случайные, Беатрис. Случайно встретились. Случайно произошла та история. Я не мог поступить иначе, чем поступил, но согласись, что вероятность, что на тебя напали бы Феррейра желая украсть ребенка не просто низка, а смехотворна. Это случайность, что такая мысль пришла в голову самомУ всемогущему дону Октавио.
А твоя беременность? — распалялся я, ведь всё это было действительно так. — Это не просто случайность, это вообще что-то из ряда мифического!
Так что нет, мы не чужие. Мы больше, чем чужие. Просто вынуждены вести себя так, как диктует Мироздание, и всё.
— Она тебе не безразлична! — сверкнула глазами Беатрис. Жестко сверкнула, принципиально. Зная, что говорит. — Ты не женился бы на ней только из одной благодарности! Она рассказывала, как вывела тебя из депрессии, что ты пытался помочь ей не просто так, а в качестве ответа… Но ЖЕНИТЬСЯ не стал бы даже ради этого.
Ну, согласись, Хуан! Признай, что я права! Или наоборот, скажи, что не права, если хватит совести врать в глаза!
Ведьма. Сущая малолетняя ведьма. Вот уж достойная смена у Пантеры растет!
Нет, врать в глаза я не смог. Потому просто промолчал.
— Она небезразлична тебе, — констатировала Тигренок. — И ты нравишься ей. Так в чем проблема, Хуан? Почему не дать ей шанс?
— Ты понимаешь, о чем просишь? — устало откинулся я на спинку дивана. — Её растопчут. Сожрут. Сольют в канализацию. Ты представляешь, для работы с кем меня готовят, и кто такая рядом с этими монстрами Марина Санчес, студентка военно-медицинской из сословия работяг?
Но и этот аргумент не возымел успеха.
— Хуан, это ты кое-что не понимаешь. Никто… НИКТОникогда не посмеет обидеть её, — подалась Тигренок вперед в ответ. — Ты показал всему городу, всей планете, что будет с тем, кто сделает ей или мне зло. Даже Фрейя при её статусе поостережется нас трогать, а остальные не посмеют тем более.
…Хотя, Фрейя первая не станет, она умная, — сделала Беатрис отступление, победно усмехнувшись. — Фрейя первая приедет дружить, делать из Марины союзницу для совместного над тобой контроля. А остальные ей не чета, тебе на один зуб.
Я молчал, не зная, что сказать. Над тем, что она говорила, я думал много, не один месяц. Но думать и решиться, сделать практический шаг…
— Пойми, они не станут твоими жёнами, никто из них, — продолжила давить юная Санчес. — Ни Фрейя, ни её сестра не выйдут за человека, у которого мать — проститутка. Даже если они решатся, что вряд ли, этого не позволит королева. Остальные же аристократки не будут рассматривать такую возможность и в качестве наркотического бреда.
А жена тебе нужна. Не в полном смысле, а как человек, имеющий такой статус. Кем ты будешь для общества без жены? Так, проходимцем, мачо.
Если же ты глава семейства… Только тогда тебя воспримут всерьез и только тогда с тобой будут разговаривать серьёзные люди.
Ты и сам знаешь, как работает наше общество, Хуан, не мне тебе рассказывать. И должен благодарить всевышнего, что он облегчил тебе задачу и послал в качестве супруги девушку, которая любит тебя, всё понимает и не подставит, ударив в спину. Которая будет верна и тебе, и твоему делу, чем бы ты ни занимался, не требуя ничего сверхъестественного взамен.
— Долго думала? — усмехнулся я, понимая, что надо взять паузу. Решать такие вопросы сходу нельзя, а её точку зрения я понял.
— Да. — Девушка кивнула. — Но мне было не до того — ребенок был для меня важнее. Я бы сделала это позже, когда бы он родился… — Помолчала, перебарывая волну, идущую от раны в душе, которая зарастёт еще не скоро. — Собиралась свести вас ближе позже, после родов. Она пряталась за ненависть, а после родов у вас было бы слишком много общего, чтобы враждовать…
Замолчала, опустила голову. По щекам её потекли слёзы. Я встал, обошел стол и прижал её к себе.
— Ах ты ж моя миротворица!..
Тигренок заплакала. Нет, это были не рыдания, не истерика, всего лишь легкие слёзы, что уже говорило о победе. Ведь совсем без них нельзя. Что ж, пусть плачет — так легче.
— Дай ей шанс, Хуан! — шмурыгая носом, произнесла девушка. — Ради меня!
— Я подумаю, — совершенно серьёзно ответил я.
«Подумаю». Хорошо сказал, аж тошно!
Думал я об этом не то, что постоянно. Нет, импульсно, периодами. Но зато импульсы эти приходились на всё свободное время, когда я не был занят чем-то иным, более важным, отвлекающим внимание.
На следующий день в обед к нашему столику, где мы отходили с девчонками от занятий на полигоне, подошла Камилла.
— Привет! Есть новости? — подобрался я. Я всегда подбираюсь при её виде, интуитивно ожидая каких-то приключений.
— Да нет, просто выходная. Не знаю, чем заняться. — Камилла поставила поднос, села. Внимательно оглядела тарелки, решая, с чего начать. — А что, как я, так сразу неприятности?
— А что, нет? — совершенно искренне ответил я.
Она рассмеялась.
— Нет, Чико, я тебя прекрасно понимаю. Но не сейчас. Сейчас просто хочу выключиться на пару дней, чем-нибудь заняться — у Даниелы есть, кому геройствовать. И сеньору Серхио не до тебя.
Да уж, после финального этапа вендетты ему и королеве еще долго будет не до меня. Альфа до сих пор гудит, как потревоженный муравейник. И пока страсти не улягутся, лучше не «отсвечивать». Достаточно того, что мне разрешили заниматься музыкой, пусть инкогнито и под конвоем. Да выпускают в город с её высочеством, тоже под охраной и тоже инкогнито.
— У вас что нового? — оглядела Афина девчонок, ощущая их подавленное настроение.
— Жопа у нас, вот что! — лаконично обрисовала ситуацию Кассандра.
— Сделали нас сегодня, как котят, — перевела на испанский более сдержанная Роза. — И нас, и «гномиков», и «пятнашек». Всех вместе.
— Специально устроили коллективную взбучку, чтоб не возгордились, — продолжила её сестра.
Камилла присвистнула.
— Чем озадачили?
— Брали огневую точку. — Это Паула, всё время после неудачи на полигоне молчащая, и сейчас лицезреющая столешницу, словно поражение — её личная вина.
— Взяли?
Коллективное отрицательное покачивание головы.
— Потери?
Ответила Кассандра, как старшая:
— Двое «выживших».
— И всё? — Глаза Камиллы вылезли на лоб.
Все, кто сидел за столом, включая меня, отвернулись в разные стороны, отводя глаза от стыда. Да, не просто разгром. Суперразгром. Особенно учитывая, что подразделений было три.
— Ну, вы хоть поняли, что сеньорины этим хотели показать? — снова рассмеялась древняя богиня, принимаясь за суп. Кажется, мы сделали ей день. Я решил взять бразды разговора в свои руки, тяжело вздохнул и выдавил:
— Мы не киборги. И не суперлюди. И вообще, при штурмах надо всецело полагаться на роботов, а не личный состав. Не лезть никуда дуром.
— Там в городе мы победили напором, нахрапом, — перебила меня Паула, проработавшая этот вопрос куда глубже. — Кого-то подловили, кого-то взяли «на пушку». Оба дома наркобаронов сдались на милость, толком не посопротивлявшись. Потому, как бандиты — никакие бойцы, у них слабая мотивация.
Если же мы, как хотели некоторые, попытались бы штурмовать дом Феррейра… — Она отрицательно покачала головой. — Песнь прощания в «памятной» звучала бы не один раз. Думаю, не меньше десятка. Несмотря на нашу выучку и техническую оснащенность.
— Эта сеньорита сделала больше всех, чтобы мы не брали штурмом дом Феррейра, — презрительно кивнул я на огненного демона — ну, не могу я такое забыть! Не так быстро! Даже понимая, что так правильно. После чего обратился к ней напрямую:
— Кисонька, не я ли решил не штурмовать этот дом в лоб задолго до начала основной фазы?
Паула махнула рукой, отказываясь от спора. Мол, чего теперь вспоминать — не важно это.
Действительно, не важно. Так всегда, если бы я положил людей — был бы злодеем и никудышним командиром. Хоть где положил, где угодно. Если всё обошлось, сработали ювелирно и в моих группах никто не пострадал… А, ничего, не важно. Всё нормально.
Я и не ждал похвалы, когда всё задумывал. Мне, действительно, достаточно лишь осознания, что всё получилось. Но всё равно что-то свербит.
— А в городе вы брали лишь численностью, огневой мощью, — продолжила меж тем древняя богиня, словно подбивая баланс. — Если бы вас было меньше, меньше плотность огня, ваши противники смогли бы прийти в себя и организовать сопротивление. А так вы сминали их до того, как они что-либо понимали. Что, не так?
И вновь ни слова похвалы. Хотя изначально всё шло к тому, что у меня под рукой было бы лишь три-четыре взвода, включая девочек Сандры, да два автономных подразделения хранителей в относительном подчинении. Что совершенно недостаточно для плотности огня, необходимой для штурма целых кварталов. С такой армией не навоюешь. Но похвалы вновь не последовало.
— Ладно, мы всё поняли, — подвел я черту под разговором. — И сеньорины зря старались, мы свои ошибки знали и без них.
— То знали, а теперь прочувствовали! — усмехнулась Афина, воздев палец к потолку.
А кто спорит? Молодцы, сеньорины! Разумеется!
— Ладно, хватит о грустном, — закрыла тему и древняя богиня, доев суп и придвинув второе. — Кто она?
— В смысле, «она»? — сделал я непонимающее лицо, ибо обращалась Камилла, при всей аморфности вопроса, персонально ко мне.
— Та сеньорита. Из-за которой ты сам не свой.
И глядя на опешивших девочек, пояснила:
— Вы все сидите и грустите о поражении. Что вас сделали с разгромом. А он думает о бабах — вот, посмотрите на свои лица и его. Правда, отличаются?
— О сеньоритах! Какая ты грубая! — тяжело вздохнул я.
— Сам признался, за язык не тянула! — стрельнула Афина глазами. — Ну и? Кто же?
Мои девчонки видели, что со мной эти дни, но о причинах догадывались. А потому не задавали вопросов. Теперь же, после слов Камиллы, их взгляды были обращены ко мне с не меньшим интересом.
Я понял, что отвертеться не получится. Но и вскрывать душу, словно ножом консервную банку, тоже не хотелось. Потому ответил обтекаемо:
— Белая обезьяна.
Камила замерла, не донеся до рта вилку. Хмыкнула, положила оную назад.
— Не поняла?
— Я говорю, она — белая обезьяна. Я думаю о белой обезьяне. Вот уже который день.
С непониманием на меня смотрели все. За исключением одного персонажа, тщательно изучавшего в своё время культуру и историю древнего Востока, по привычке считая их своими.
— Есть такая старинная легенда, — начал пояснять я. — Однажды халиф позвал к себе Ходжу Насреддина…
— Кого? — не поняли девчонки. Первой спросила Камилла, но всего лишь на чуть-чуть опередив остальных.
— Ходжа Насреддин, — пояснила Гюльзар. — Фольклорный герой мусульманской Азии. Очень умный и скользкий тип, прикидывающийся простаком. Сказочный персонаж, собирательный образ.
— А, — понятно… — потянула Кассандра. Мусульман она не любила. Паула тоже кивнула — краем уха что-то слышала.
— Так вот, однажды халиф позвал к себе Насреддина, — продолжил я, — и говорит: «Насреддин, поделись своей безграничной мудростью? Открой секрет, как можешь ты столько знать и всегда справляться с любой трудностью?»
Ответил Ходжа: «О, великий халиф! Источник моей мудрости поистине не имеет границы! И постичь его не так сложно, хотя и не так легко, как покажется некоторым»
Девчонки затаили дыхание — сказки тут любили все, а они — особенно. Я продолжил загадочным тоном, нагнетая «сказочную» обстановку:
«Что же для этого нужно, о, мудрейший?»
«Для этого, о величайший из халифов, сын Неба, наместник аллаха на Земле, — ответил Насреддин, — нужно не многое. Нужно просто не думать о белой обезьяне».
Повисла пауза. Халиф смутился.
«О какой именно белой обезьяне, о мудрейший?»
«О любой. О самой простой белой обезьяне, обитающей в твоих необъятных лесах», — скромно пояснил Ходжа.
«Любой?» — уточнил правитель.
«Совершенно!» — подтвердил мудрец
Халиф долго думал, затем сказал:
«Но я и так о ней не думаю».
«Вот и не думай впредь, о великий! — воскликнул Ходжа. — И тогда тебе откроются поистине неисчерпаемые источники мудрости. Никогда, ни при каких условиях о ней не думай, и станешь величайшим правителем всех времен и народов!»
— Связь мыслеобразов, — нарушила наведенную мною «сказочную» атмосферу наша ближневосточная стервочка. — Простой психологический приём. Как думаете, что произошло после этого?
— Каждый раз, пытаясь приобщиться к «мудрости», халиф думал о белой обезьяне. Да уж! — Камилла крякнула от удовольствия и вспомнила об остывающем обеде, о котором на время моей короткой истории все забыли. — И кто же она, эта… Хм… Некрасиво так о сеньорите, но сам сказал. Это точно не Фрейя, с Фрейей ты так себя не ведешь.
— Какая разница? — Я наигранно-беззаботно пожал плечами. — Мораль в том, что я не должен о ней думать, понимаешь?
— Но раз за разом думаешь. — А это уже Паула, сощурив глаза в две оценивающие щелочки.
— Ладно, вы как хотите, а я закончила. — Камилла убрала вилку с ножом, поднялась и забрала поднос. — Хуан, увидимся! Привет обезьянам!
Я помахал ей ручкой во след и обернулся в одну сторону, затем в другую, на внимательно смотрящих на меня девчонок, словно я витрина какая:
— Ну, что? Что?!!
— Всё думаешь о белой обезьяне? — усмехнулась Гюльзар, входя в ванную и скидывая халат. — Не помешаю?
Я подтянул ноги. Когда она мне мешала?
Она залезла и блаженно откинулась на спинку напротив.
— Думаю, — буркнул я.
— А своих обезьян тебе не хватает? Не белых? — Глаза её так и лучились иронией.
Я пожал плечами. Что ей сказать в ответ? Что они «не такие»? А какие?
— Как самочувствие? — сменила эта стервочка тему, кивнув на мои художества на лице. Я потрогал один из синяков, пожал плечами.
— Норма была в ударе. Видишь, как раз отмокаю. Кажется, живого места не оставила.
— Тоже за что-то наказывает? И перед ней провинился?
Я пожал плечами.
— Да нет, скорее просто учит. Она такая.
Помолчали.
— И всё же, Хуан, зачем она тебе? Я про белую обезьяну, о которой ты думаешь. Я не они, мне-то можешь рассказать?
— А если я сам не знаю? — развел я руками.
Восточная красавица картинно вздохнула.
— Тогда всё хуже, чем мы все думаем.
Помолчала.
— А Фрейя?
— В загуле. — Моё лицо исказила гримаса ненависти и разочарования. — Конкретно в данный момент с инспекцией на обратной стороне планеты, но в общем ушла к Себастьяну. Назло мне, чтоб был сговорчивее. Но это к делу не относится, Марина и эта шалава в разных измерениях.
— Да трахнул бы ты её уже, ту, которая в другом измерении, и дело с концом! А то сидишь, мнешься… — Гюльзар поднялась и пересела на мою сторону, утонув в объятиях. — Давай!
Я принялся массировать ей плечи, шею, голову. Затем спустился ниже, дошел до груди. Наигранно усмехнулся:
— Так понимаю, еще не решилась?
— Угу, — мурлыкнула Восточная красавица.
— И если решишься, я первый узнаю, да?
— Риторический вопрос. Конечно!
Угу, конечно. Тогда наши обнимашки станут слишком опасными и быстро закончатся.
— Гонишь? Хочешь от меня быстрее отвязаться? — снова мурлыкнула она, с издевкой в голосе.
— А от тебя отвяжешься?
Она закрыла глаза и отрывисто задышала, готовясь нырнуть в водоворот блаженства. Я продолжил:
— Знаешь, я иногда думаю, что ты специально тянешь. Ради кувырканий здесь со мной. Нет?
Гюльзар неопределенно пожала плечами.
— Может мне просто нравиться быть единственной в мире девственницей, по два-три раза в неделю получающей оргазмы?
— Лицемерка! Лицемерка и эгоистка! — деланно-осуждающе вздохнул я.
— …Хуан, ты должен ей позвонить, — произнесла Маркиза после того, как отдышалась, когда я закончил. Убрала мои руки, поднялась, вылезла наружу. Взяла полотенце, принялась остервенело растираться.
— Почему? — безразлично потянул я. Вид её тела меня давно не возбуждал, да и вообще всё, что мы делали, воспринимал как некую наскучившую игру, рутину. Мне нравилось доставлять ей удовольствие, но… В чем-то она права, я бы с удовольствием сбагрил её Хуану Карлосу, не реши она иначе.
— Потому, что вижу. Так надо, — лаконично ответила она. Помолчала, видно, подбирая слова. — Ты сегодня не просто не в ударе. Сегодня ты был… Когда обнимал меня, я чувствовала, мысленно в твоих объятиях была она, а не я. Мы, женщины, такое чувствуем.
Пауза. И сновой силой:
— Плевать на принцесс, плевать на сеньорин офицеров, плевать, что там будет дальше! Просто позвони ей. Это Мироздание, и у него свои на нас планы, не важно, что мы мним о себе сами.
— Фрейя мне небезразлична, — покачал я головой. — И Паула. От них мне рвёт крышу не меньше, а то и больше. А тут она. Не находишь это… Неправильным?
— Мироздание не может быть неправильным, — покачала Маркиза головой, наставительно, как ребенку, говорящему банальности. — Мы можем не понимать его задумок, эти задумки могут расходиться с нашими ценностями и моральными ориентирами… Но это НАШИ ориентиры, Хуан. Нами придуманные и зачастую надуманные. На которые высшим силам плевать с марсианского Олимпа.
— Позвони ей, Хуан, — заключила она. — Мироздание всегда бьёт по рукам тем, кто ему противится. Ударит и тебя, если решишь, что ты умнее. Ты должен принять неизбежное и идти навстречу Судьбе, а не от неё. Ты всё равно пройдёшь свой Круг Жизни, но лучше сделай это сам и добровольно, чем насильно, через страдания и лишения.
Ох уж эта Восточная философия!
— Я подумаю. Честно-честно, подумаю! Обещаю!
И когда она почти вышла, бросил ей вслед:
— Чика, а в современном Иране как относятся к многоженству?
Она вернулась, выглянула назад. Уыбнулась.
— Других жен у тебя не будет. Только шлюхи, а шлюх везде полно, в любой культуре.
После чего всё-таки затворила дверь.
Да уж, та ещё стерва! Но вещи называет своими именами, а это здорово.
— Можно?
Мишель еще не ушла, но собиралась. Уже переоделась в гражданское и красилась. Кивнула:
— Заходи.
Я прошел, сел на «своё», гостевое место.
— Чай не предлагаю, опоздал.
— Не претендую, — развел я руками.
— С чем пожаловал?
— Отпусти меня завтра?
Она смерила меня удивленным взглядом.
— Смотря куда.
— Гулять. В город.
— Хуан, мы уже всё обсудили. Лея простила наше смоуправство только потому, что оно вписалось в экстренно разработанную к тому моменту генеральную линию. Но за красивой улыбкой она прекрасно помнит, что мы действовали сами, без её ведома, не то, что одобрения. И больше не простит.
Пауза.
— С кем гулять собираешься? Фрейя в Омеге.
— Знаю. С белой обезьяной.
— ???
— С Санчес, — перевел я, насладившись её изумленными глазами.
— Старшей? Младшей? Или обеими? С тебя станется.
— Старшей. — Из груди вырвался красноречивый вздох, который она прекрасно поняла.
— Доиграешься!
— Мне нужен убойный аргумент для торговли с её высочеством. Ты же знаешь, она демонстративно гуляет с Себастьяном. И с ним же ночует.
— Да нет, всё ожидаемо. — Теперь красноречивый вздох вырвался у Мишель. — Я лишь гадала, когда ты созреешь.
— Так напрашивалось?
— А что, нет?
Что ж, логика железная. Паула роль угрозы сыграла плохо, Фрейю надо брать чем-то более… Опасным. Реальной, а не мнимой соперницей. Ангелочки для этой цели не подойдут — любые ангелочки.
— Полдевятого, — глянула Мишель на браслет. — Значит так, подобрать тебе группу завтра из резерва я не успеваю… Да в общем и не хочу. А одного отпускать — Лея меня убьёт. Если найдёшь себе группу на завтра, из числа выходников, естественно, можешь идти. Нет… — Развела руками. — …Извини.
— Ты же знаешь, найду, — усмехнулся я.
— Вот и отлично. — Она поднялась и направилась к выходу, пропуская меня вперед через раскрывшиеся перед ней створки. — Значит, до завтра. После развода и поговорим.
— Adios! — помахал я ей, когда створки закрылись.
Постояв немного, дабы привести мысли в порядок, вызвал Белоснежку:
— Марта, у вас, завтра, вроде был выходной?
Та мгновенно почувствовала, что не так.
— Хочешь поменяться?
— Да. Ваш взвод на наш. Вы как?
— Сейчас, обсужу с девочками, у кого какие планы, перезвоню.
— Хорошо.
Ответ пришел, когда я добрался до переговорной и сидел в кабинке:
«Хуан, всё хорошо, можем».
«Подходи к диспетчерской, напишем заявления» — отправил я ей ответ. После чего выбрал Кассандру:
«Патрисия, дело на миллион. Подходи к диспетчерской».
И только после этого мой палец начал набор заветных цифр и букв номера сеньоры Санчес де Шимановской. Пора прекращать думать о белых обезьянах! Причем самым простым, сформулированным нашей мудрой Восточной красавицей способом.
«Пик-пик! Пик-пик!»
Кажется, я придремал. Поднялся, хлопая глазами.
— Что случилось? — Рядом испуганно вскочила и Марина.
Я огляделся. Центральный парк, «дикая» его часть. Головное озерцо системы водоснабжения…
— …Сообщение.
Нацепил валяющийся неподалёку навигатор, активировал перед глазами вихрь визора. Ткнул пальцем сквозь конверт с изображением рухнувшей двести лет назад, но отчего-то до сих пор считающейся символом Италии старинной башни.
«Рота подъём! Срочно к машине! Это приказ».
С приказами не шутят. А она мой командир, какие панибратские ни были у нас отношения.
— Вставай, одевайся, — кивнул я Марине, которая облегченно вздохнула лишь после этого.
— Королева вызывает? На ковёр?
Умная девочка. Но иногда слишком умная. Что, впрочем, не вина, скорее достоинство.
— Пока нет. Но что-то случилось.
— Из-за меня?
Марина вскочила и принялась быстро-быстро одеваться, как заправский ангелочек. Я поднялся и начал искать свои вещи, но куда спокойнее и равнодушнее.
— Скорее всего. Но раз к делу подключили всего лишь Кассандру, ничего страшного. Побесятся и отвалят.
— Думаешь? — В голосе Пантеры я услышал укор самой себе, дескать, подставляет меня. «Дорвалась до сладкого, зараза эдакая» и «сбылась мечта идиотки». Но так же и надежду, что всё действительно не так страшно, и эта наша встреча не последняя.
Я притянул её к себе и поцеловал в носик.
— Я никому тебя не отдам, поняла? Кто бы что ни хотел и ни думал. Так хочет Мироздание, и даже королева не может тягаться с Высшими Силами.
Девушка улыбнулась, расслабилась. Слава богу.
До самого выхода из парка шли одни — девчонки, видя, что мы оделись, ушли вперед. Зато все встретились возле нашего взводного «мустанга». Кассандра стояла с озабоченным донельзя лицом, витая в иных пространствах, остальные же встали полукругом вокруг с мордашками различной степени ошарашенности. Одна Паула выделялась — привалилась задом к корпусу машины, и, сложив руки на груди, взирала на всё со стоическим равнодушием.
— Что случилось? — подвел я Марину к нашей веселой компании.
— Выходной отменяется, Хуан, — подняла напряженный взгляд итальянка. — Тебя срочно мобилизуют.
— Кто? Офицеры?
— А кто-то может еще? — ядовито выдавила она, но я чувствовал, не я был истинным объектом раздражения.
— Что нужно сделать?
— Приодеться. Потом ехать в «Ла-Куронь» и забрать оттуда её высочество.
— Она уже вернулась? Еще вчера была в Омеге.
Впрочем, чего это я? На гиперкатере тут лететь час. Да, болтанёт в сфере ураганов неслабо, дважды, на входе и выходе, но Фрейя девочка тренированная, к нагрузкам привычная.
— А что, иначе забрать её не получится?
Отрицательное покачивание головы.
— Она там не одна. Она с неким сеньором Хосе Мария Рубио Мореной.
Клан Рубио небольшой и не самый сильный, но сеньор Морена, дед этого молодого человека, практически правая рука сеньора Ортега. Которому давать слишком большую власть ввиду грядущей войны её величество не хочет, а значит, и от дочери их протеже надо держать подальше.
Я про себя выругался. Вот же ж… Гулящая женщина! В прямом смысле этого слова! Хоть бы головой подумала, с кем куда идёт! Неглупая же!
— У меня идея получше. Я звоню Себастьяну, и тот сам забирает Фрейю из «Короны». И сам даёт ей взбучку — не напрасно же она с ним последнее время на людях милуется? А мы с вами, все вместе, дружно пойдем посидим в заведении попроще. Думаю, нам есть, что обсудить.
Девчонки продолжали стоять, словно статуи, не издавая ни звука.
— Ну что? Что на сей раз? — не понял я.
— Хуан, Себастьян не поможет. Это не Фрейя.
Я дал себе несколько долгих-долгих секунд на осознание последней фразы. Просто потому, что не хотел признавать эти слова. Хотел считать их шуткой, розыгрышем. Но от правды никуда не убежишь, и тем более, как сказала Гюльзар, не убежишь от своей судьбы.
— Почему сейчас? — только и вырвалось у меня. Зря спросил. Ответ стоял рядом со мной. Слишком громко я старался не думать о белой обезьяне. Настолько громко, что кто-то сделал нужные выводы. И уже совершенно неважно, кто именно.
— Сколько у нас времени?
— Пара часов, — раздался голос сзади. Я обернулся. Светлячок, собственной персоной. — Держи.
Васильева протянула мне пачку хороших мексиканских сигарет. Крепких — знаю такие. Свежие, нераспечатанные.
— Специально прикупила, для тебя, — словно прочла она мысли. — И мне дай одну.
— И мне, — протянула руку огненный демон.
— Тебе-то зачем?
— Роза, Мия, отвезите Марину домой, — быстро бросила Кассандра, после чего Сестренки оперативно оттащили Пантеру прочь от нас.
— Хуан, увидимся! — лишь бросила напоследок та. Я помахал рукой в ответ — было не до неё.
Паула прикурила, сделала затяг, закашлялась.
— Давно не баловалась, — призналась она сквозь проступившие слёзы. — Последний раз был аж на Земле, лет в четырнадцать-пятнадцать.
Светлячок тоже закашлялась, но отреагировала куда спокойнее. Видно, «баловалась» не так, чтобы очень давно, уже в корпусе.
— Ты не ответила, тебе-то это зачем? — усмехнулся я, глядя на нелепые попытки огненного демона пристраститься к вредной привычке. Повернул голову — можно говорить откровенно, Марину уже сажали в машину, но не нашу, чужую. Ту, на которой приехала Светлячок и две девицы её группы, отправившиеся по её знаку вместе с Сестренками.
— А кто роль громоотвода играть будет? — усмехнулась Паула, салютуя отъезжающей машине сигаретой. — Тут одна ревновала, чуть всю базу на камешки не раскатала. А теперь их две будет. Они совершенно точно будут знать, что у тебя есть кто-то еще, и в роли этой «кто-то еще» угадай, кому придется вертеться? Или ты собираешься оперативно выбрать одну из них?
Я отрицательно покачал головой.
— Если оперативно выберу, меня оперативно уберут с глаз долой. Как затупившийся скальпель — кому он нужен, если им можно выполнять всего одну определенную операцию?
— Скорее, как одноразовый шприц, — усмехнулась Кассандра и тоже потянулась к пачке. — Дайте и мне? Я тоже буду во всём этом участвовать.
— Думаю, мир не без добрых людей, — заметил я. — И девочкам обязательно сообщат друг о друге.
— Будем решать, — махнула головой Васильева. — Нас тоже недооценивать не стоит. Посидим, покумекаем… Что-нибудь, да придумаем.
Покровительственная, но не злая усмешка:
— Ну что, Шимановский? Всё возвращается на круги своя? И вновь Центральный парк…
Я докурил первый и безжалостно отправил «бычок» в полет на голый бетонопластик тротуара, плевав на урны и правила хорошего поведения.
— Поехали уже, что ли? Перед смертью не накуришься.
Вот уж точно, против Мироздания не попрёшь. А будешь артачиться — оно тебя потащит силой, и на своих, а не твоих условиях.
А может мне сменить религию? Говорят, Церковь Апокалипсиса не самое глупое, что придумано человечеством!..
…И совершенно точно нужно перестать думать о белых обезьянах. Любого цвета.
Фрейя. Как много в этом имени. И как мало.
Началось всё через пару дней после нашего танцевального марафона. Приведя мысли в порядок и продумав стратегию, её высочество заявилась ко мне, на базу, и, распугав всех девочек, предложила встретиться. В ультимативной форме — я не мог отказаться. Даже выходной костюм с собой привезла, чтоб наверняка. Хотя внешне приличия соблюла — не придерёшься.
Но я придираться не собирался. Свои проблемы к тому моменту решил, и тоже выработал стратегию — был ко встрече готов. Стратегия эта гласила: «Не уступать до её полной безоговорочной капитуляции, и не колышет». Так что на следующий день мы поехали в консерваторию, на концерт.
Вам смешно? А мне нет. Да, хреновый из меня знаток классической музыки; я и неклассическую знаю не так, чтобы очень. Блюз, джаз, рок-н-ролл… А тут Моцарт, Штраус, Вивальди! Рок-н-ролл отдыхает!
— Я научу тебя любить классику! — горели глаза её высочества. — Сделаю из тебя человека!
Хмм… То есть я, получается, не человек? А кто? Обезьяна?
Что играли в консерватории — не помню. Что-то старинное, приятное, мелодичное. Мы почти весь концерт процеловались в закрытой ВИП-ложе — было не до музыки. Но уже через три дня она снова вытащила меня в город, и на сей раз мы сели в партере — пришлось именно слушать, вникать. Предыдущий опыт был ею учтен, а желание «сделать из меня человека» превалировало над желанием приятно провести время.
А еще на следующий выход в город пошли на балет.
— Тебе должно понравиться, — плыла в улыбке Фрейя, заваливаясь ко мне в каюту и плюхаясь на кровати Сестрёнок поперёк. — Чайковский, «Лебединое озеро». Слышал?
— Краем уха, — скривился я, более озадаченный тем, что этой верткой выдре дали постоянный пропуск на территорию базы. Это что ж теперь получается, ничего не сделаешь без оглядки даже дома?
Отдельно надо сказать, что каждый наш выход для стражи и хранителей был сродни войсковой операции. Ложа защищена более-менее удовлетворительно, а вот в зале Фрейя представляла собой великолепную мишень. Да, мы шифровались; гримм, макияж, краска для волос — моих в том числе, накладные парики и маски… Но всё это мелочи по сравнению с потенциальной угрозой. Сама Фрейя вряд ли смогла продавить такое решение, значит, не обошлось без Сирены. А раз Сирена согласилась на войсковые операции… При каждом нашем посещении театров и концертных залов… А теперь ещё и пропуск…Это наводило на мысли.
Сеньорины хотят от меня форсажа, быстрого решения проблем с привязкой её высочества. Даже зная мою позицию по «стартовым условиям», которую я долго и нудно, по полочкам, раскладывал Мишель. Которую она довела до них, скорее всего, в записи, в моём исполнении. Но всё равно настаивают. Значит, что-то случилось такое, о чем я пока не знаю. И интуиция подсказывала, Паула тут не при чем.
— Я скину тебе интересные записи, послушать, — сказала Фрейя в тот день на прощание, когда мы вдоволь нацеловались на лавочке недалеко от шлюза базы, плавно и незаметно ставшей «нашей». — Знаю, ты обожаешь разную музыку, и девчонок подсаживаешь. Послушай теперь мою, прочувствуй её. Обещаю, тебе понравится. — Довольная улыбка до ушей. — Вот, возьми, — протянула она капсулу. — Тут Шопен. Мой любимый композитор из древних. Потом расскажешь, что наслушал.
…Я смотрел ей вслед и понимал, что она мне нравится. Что схожу по ней с ума. И дело не в банальном желании затащить её в постель, хотя она меня активно и обрабатывает перед расставаниями. Мысленно представив рядом с нею огненного демона, я не мог ответить, кто лучше, кто нравится мне больше и кого бы я променял на кого, наплевав на указки сверху. Даже сам себе не мог сказать. И это бесило почище интриг сеньорин, кажущихся мелочными и никому, кроме них самих, не нужными.
Музыка «пошла». Я понял, что втягиваюсь, когда заметил, как изменился мой музыкальный вкус. Он дополнился, обогатился, и при встрече с парнями, которую я выцыганил у Мишель на время очередной командировки её высочества в провинцию, у нас сложилась дискуссия, в которой я что-то понимал, и даже мог ответить на кое-какие вопросы. В общем, я расту, и это стоит всех нервотрёпок общения с Фрейей.
Нервотрёпки… Музыка, композиторы, оперетты и балет — это всё хорошо. Однако главной целью были, естественно, не разговоры и не походы на культмассмероприятия. Они лишь прелюдия ко главной цели — охоте. На меня, как на интересующего её самца. И охотница она, признаюсь, как человек, навидавшийся подобных хищниц, великолепный.
Поцелуйчики на лавочке и в машине. Распускание рук, которым она грамотно разрешала от невинных шалостей в общественных местах, до полной свободы наедине. При этом разговоры о высоких материях, демонстрирующие, что ей со мной интересно, и нужен я не только для животного спаривания. Она завоёвывала меня, действуя моим же оружием — психологией. Только со своей, женской стороны. Мы оба прошли базовое обучение, оба владели некоторым набором приёмов, оба умели распознавать эти приёмы в действиях друг друга… И оба умели противодействовать. Что постоянно и делали, не соглашаясь уступить друг другу даже в мелочах.
То есть, в сшибке участвовало два мастодонта, примерно равных друг другу по силе. А значит, победитель должен был выявиться не на «силовом», то бишь психологическом поле, а на поле рефлекторном, животном. Тот, чей инстинкт победит, проиграет, и здесь все преимущества были у неё. И как у женщины, и как у более старшей и опытной сеньориты, пресыщенной многими вещами и жаждущей иного уровня общения. Нас разделяло семь лет; и пусть внешне это было почти незаметно, мировоззренчески я отставал от неё, какую бы школу жизни совсем недавно экстерном ни прошел.
Почему держался? Сам не понимаю. Эта выдра умела всё, что должна уметь женщина — если не на профессиональном, то на уровне опытного ценителя. Её поглаживания, прикосновения пальчиками, грамотные акценты на нужных частях тела движениями и невинными жестами, грамотное отвлечение на них моего взгляда с помощью нехитрых приспособлений в виде бросающихся в глаза, контрастирующих с нарядом брошей, колье, новаций в макияже, симпатичных рисунков на самом теле и прочих достижений неуёмной женской фантазии. Ведьма, истинная ведьма! Даже несмотря на весь ад первых месяцев корпуса, с нашей лавочки я уходил в настолько возбужденном состоянии, что удивляюсь, как не прыгал на постовых, первых встречных лиц женского пола за гермозатвором.
Естественно, после каждого расставания требовалось бежать к знакомым девочкам. Любым, без разницы, каким именно — кто на базе и не спит, к тем и бежал. А с этим обычно были проблемы — возвращался я за полночь. А в тот день, после балета, мне особенно не повезло — «гномики» в полном составе срулили в город, «пятнашки» в полном же составе дрыхли после жестких учений, а остальные… Кто где, но в целом облом. Знакомых в кубрике не оказалось, а прыжки на всех подряд ещё более худшая перспектива, чем «сдаться» её высочеству. Пришлось идти в каюту несолоно хлебавши.
— Сильно плохо? — спросила Гюльзар, заходя ко мне в душевую. Я стоял под ледяными струями воды и понимал, что нифига они не помогают. Меня трясло, я не знал, что делать, и такое со мной было впервые.
— Уходи, — произнес я, пытаясь сдерживаться. — Я однажды чуть не набросился на Розу, а ты… Красивее её, — подобрал я политкорректное слово. Слава богу, Сестрёнки спят и не слышат.
— Ты хочешь сказать, хочешь меня сильнее, чем Сестрёнок? — довольно заулыбалась эта гадина.
— И всегда хотел! — не стал упираться я, про себя выругавшись. Не то было состояние, чтоб спорить или врать.
Персиянка покачала головой, но промолчала. Переваривала поднявшееся в душе ликование. Девчонки они такие, даже маленькая похвала, даже сравнение с лучшей подругой-напарницей, ради которой отдашь всё… Наконец, пришла в себя, посерьёзнела:
— Хуан, может хватит играть с нею? Эти ваши игры на износ до добра не доведут. Особенно тебя — ей всегда будет легче.
— Думаешь? — усмехнулся я без особой уверенности.
— Знаю. Вижу. Может ты и перетрахал тут половину личного состава, но она опытнее. А опыт значит многое.
Я пожал плечами — что тут скажешь? Мои выводы аналогичны.
— Ты изучала психологию? — попробовал я аргументировать свою позицию, отвлекаясь от безумного желания, которое с приходом… Что там говорить, самой красивой во взводе Маркизы, только возросло. Персиянка пожала плечами. — Она будет только моей. Делить её ни с кем не намерен. И пока она не готова к такому формату взаимоотношений, будет то, что есть. Я не могу решать за неё, как и толкать, но и не позволю кататься на себе, когда это случится.
— У тебя слишком маленький вес, чтобы иметь принцессу в качестве девушки на своих условиях, — отрезала она. — Ты для неё никто. Как и для аристократии, как и для Венеры.
— Значит, я получу этот вес! — воскликнул я, сам себе веря плохо. Я просто знал, что по-другому не будет, мне придётся это делать. Искать и находить способы, и работать. Или же «сливаться» прямо сейчас.
Она покачала головой.
— Как ты собираешься этот вес приобрести?
— Не знаю. Но я никуда не тороплюсь. Придумаю.
— А пока будешь истязать себя после каждого свидания? — нахмурилась она, сложив руки перед грудью.
— Ну, не факт, что после каждого свидания мне будет везти, как утопленнику! — воскликнул я, выгоняя из себя всю злость на ситуацию. — Обычно на базе всегда кто-то есть, кто не против весело провести время.
— Мне изменяет память, или ты декларируешь, что кувыркаться со всеми подряд местными шалавами не в твоих правилах? — расплылась она в ироничной ухмылке.
— Гюльзар, уйди! — не выдержал и зарычал я. — Ну, не до тебя сейчас! Я и без тебя знаю, что надо и что не надо!
Она тяжело, но покровительственно вздохнула.
— Хуан, сделай воду теплее.
— Зачем?
— Я сказала, сделай воду теплее! — повысила она голос. — Ты можешь хоть раз не спорить, а сделать, как просит родная напарница?
— Но… Да. — Я подчинился. Сейчас я был готов на всё. Абсолютно всё. Даже на это. — Ты уверена, что готова?
Судя по её лицу, уверена она была не до конца.
— Обещай, что не набросишься, — произнесла она после раздумий.
Я не понял, что к чему, нахмурился.
— Ты о чем?
— Я говорю, пообещай, что не набросишься на меня сейчас, — медленно и размеренно проговорила она. — Не возьмёшь силой, как когда-то пытался Розу. Хуан, включай мозги; понимаю, кровь от головы отлита, но не настолько же? Просто пообещай, и подвинься!
Дошло. Нет, правда, как жираф! Что ж, так даже лучше — я не готов врать, как и не готов ссориться с хорошо знакомыми почти близкими людьми на ровном месте.
В том, что не сорвусь, уверен не был. В чем откровенно признался. Лишь добавил:
— Но я постараюсь! — И честно-честно улыбнулся.
— Хорошо. — Ответ её удовлетворил. Рисковая девчонка! Впрочем, я уже говорил, она больший ангел в нашем взводе, чем кто бы то ни было.
Маркиза стянула ночную, в которой вошла, отбросила её в дальний угол, на крючки для вещей. Вошла ко мне, под струи воды. Стараясь не прижиматься, и вообще избежать лишнего контакта, опустилась на колени.
— Скажешь кому-то из девчонок — убью!
— Только девчонок? — ехидно усмехнулся я. — А насчет мальчишек как?
— Убью тем более! С расчлененкой! Ты знаешь, рука не дрогнет!.. — сверкнула в её глазах сталь.
Нет, это не пустая угроза. Убила бы. У неё несколько… Специфическое отношение к жизни и мировосприятию. Но я уже говорил, мы понимаем друг друга так, как никто другой во взводе, да и вообще на планете. Даже с огненным демоном уровень взаимного понимания гораздо ниже. Я единственный человек во вселенной, кому удалось полностью пробраться под кокон Гюльзар, перед кем она раскрылась на сто процентов. С остальными, даже дочерьми единорога, она кокон держит, пусть и весьма-весьма тонкий.
…А говорить ничего не пришлось. Девчонки сами всё поняли, когда в следующий выход в город я привез восточной красавице дорогущие моднейшие духи… Которые выбирала, какая ирония, лично её высочество. Так ей и надо, ведьме!
Итак, целью был я, а не Шопен, Чайковский, Шекспир или Ллойд Вебер. А потому, потерпев фиаско в стандартной комплектации вариантов развития событий, Фрейя решилась на крайние меры.
— Куда сегодня? И почему сказала, всё равно, что одевать? — Судя по её довольной мордашке, когда я сел в «либертадор», и хитринках в глазах, задумала её высочество пакость. Точно:
— Сегодня всё равно, что одевать. Мы едем на пляж.
Я нахмурился.
— Правильно понимаю, на этом пляже купальный костюм не нужен?
— Совершенно верно. — Довольный кивок.
— Мышонок, я так не играю.
Презрительный смешок:
— Хуан, девственницу-то из себя не строй! Ты, да после года в корпусе? И какой-то пляж? Ты в душевой с пачками голых девах каждый день моешься, а тут…
— А ты? — Мои глаза сузились в две щелочки. — Обнаженная её высочество инфанта… Хочешь сказать, не боишься журналистов-папараци? — отвел я тему в сторону, не в силах признаться, что именно меня беспокоит.
Она покровительственно улыбнулась. Поняла, естественно, но решила поиграть.
— Это частный пляж, Хуан. Закрытый клуб. Только для избранных.
— Богоизбранных.
— Можно сказать и так. Там такие меры безопасности, что золотохранилище Венерианского королевского банка стонет от зависти. А если думаешь, что в среде аристократии все такие снобы, чтущие традиции консервативного неохристианства, то ошибаешься. Мы тоже люди, тоже венериане, и друг перед другом нам скрывать нечего.
— То есть, ты бываешь на подобных пляжах с завидной регулярностью, как и большинство аристократии, — перевел я её слова на испанский. М-да, не знал. Про «Рай» и что там творится, знаю, и девочки рассказывали, и слухи по планете ходят… Но ню-пляж?..
Хотя, особого удивления Фрейя этим откровением не вызвала. Ну, ню-пляж, и что? Это всё-таки Венера, а там она среди своих. В демонстрации тела перед кем нет ничего экстраординарного; главное отделить тех, кто «глазопожат» от всякого постороннего быдла.
— Допустим. А если посмотреть с другой стороны? Ты не простая дочь олигарха. Ты — принцесса, инфанта. Та, кто возглавит планету в будущем. Пойму про всех, даже Сильвию, самую богатую невесту Солсистемы. Но…
— Хуан… — Фрейя осеклась, не зная, как подобрать слова. — Хуан, у меня две руки. Две ноги. И всё остальное как у всех. Я не разумное насекомое с планеты Пенелопа. В подобных же местах действует корпоративная этика…
Пауза, глубокий вздох, и:
— …Хуан, мы каста. Обособленная группа людей, которые всегда будут ближе друг к другу, чем к кому бы то ни было на планете, пусть они и проживают бок о бок рядом. Да, я буду править страной, но там я среди равных. А может, ты думаешь, там все только и делают, как устраивают оргии? — она натужно рассмеялась и двинула мне по ноге кулаком.
— Ну, в своей возрастной категории… Почему нет? — сделал я наигранное лицо.
— Ах ты ж… — В меня полетела диванная подушка. Я схватил её высочество и в ответ повалил на сидение.
…Когда потасовка закончилась, и я гладил ей, лежащей у меня на коленях, волосы, задал следующий мучающий вопрос, понимая, что ищу отговорки и не нахожу.
— А не боишься утечки? Идеальной защиты нет, как и идеальных мер безопасности. А если изображение твоего тела, или видео, проникнет в Сети, особенно Земные? Как ты будешь встречаться потом, к примеру, с Восточными лидерами? Или лидерами Европы? У них без платка ходить — позор, а ты… Голая! Вся! Ты в их глазах не будешь иметь веса, с такими не договариваются!
Фрейя отрешенно покачала головой.
— Глупый-глупый Ангелито! Главный аргумент, придающий серьёзности на переговорах, это не слава, а сила. Например, эскадра на орбите со включенными радиаторами. Знаешь, какую можно Земле иллюминацию устроить? Или понимание, что ты поставляешь этим людям до восьмидесяти процентов редкозёмов и лантаноидов, без которых загнётся их промышленность, и альтернативы у них нет.
Я могу иметь открытую подтвержденную лицензию проститутки и прийти на переговоры голой, и всё равно буду иметь достаточный вес, чтобы со мной говорили серьёзно. А слава это так, тьфу. Для черни и массмедиа. Им же чернь тоже нужно образами «коварных» и «распущенных» венериан кормить. Ну, не будет моего изображения — найдут что-то другое. Не другое — третье.
— Повод всегда найдётся, — срезюмировал. — Главное — причина.
— И доходчивая аргументация, — заулыбалась она.
— В виде эскадры на орбите…
— А ты небезнадёжен! — Она поднялась, картинно оглядела пустой салон. — Так, Чико, нам ещё далеко ехать, а ты бездельничаешь!
— Мышонок, я не уверен, что буду адекватно на тебя реагировать. Лично тебя, плевать мне на весь остальной пляж с афелия Седны, — признался, наконец, я в том, что на самом деле мучило, прижавшись к её лбу своим. — Прости, но ты вызываешь у меня такую бурю чувств…
Глаза этой бестии довольно засияли. Какой же девчонке не понравится подобный комплимент? Она обняла мою шею руками, демонстрируя, что просто так не выпустит.
— Мы будем работать над этим! — И приникла губами к моим.
— Я решила познакомить тебя со своими подругами, — произнесла она, когда мы вошли в раздевалку и начали снимать одежду. Раздевалкой оказалась огромная комната с гамаком, креслами, столиком, баром и душем в углу, и обилием зеркал с лежащими около разными женскими принадлежностями. Всё правильно, заведение само по себе уровневое, а тут ещё и принцесса. Не удивлюсь, если это её собственная, закрепленная за ней раздевалка, хотя и для остальных посетителей сервисы наверняка не хуже. Погруженный в исследование «раздевалки», в которой можно жить, не выходя на улицу, несколько месяцев, я чуть не пропустил мимо ушей её слова. Закашлялся:
— Что?
Она нахмурилась.
— Хуан, где витаешь? Говорю, решила познакомить тебя с подругами. Ты против?
Я рассеянно замотал головой.
— Не особо. Но почему сейчас?
— Почему в обнаженном виде? — перевела она мой вопрос и усмехнулась, аккуратно вешая снятый только что лиф на спинку кресла. — Подумай.
— Демонстрируешь, что тебе нечего скрывать. В смысле, их. Чтоб увидел твоих подруг во всей красе изнутри…
— Чтобы не боялся аристократии, — перевела она мои изыскания на испанский, видя, как челюсть, несмотря на все тренинги и тренировки, при виде её груди опускается, а взгляд плывёт. Не то, чтобы сильно — не мальчик, но мыследеятельность у меня замедлилась.
Господи, да за что мне такое наказание?! И почему так только с нею… И ещё парой выдр, и больше ни с кем?! Что в них всех такого?!
Или дело во мне? Что-то на генном модифицированном уровне?
— Чтобы ты увидел её представителей такими, какие они есть, — продолжала Фрейя, спокойно раздеваясь дальше, делая вид, что не замечает мою борьбу с собой. — Без наносной суеты. Одежда ведь тоже элемент имиджа, Хуан. А любой имидж работает на разделение социальных слоёв; на демонстрацию и закрепление различий. Тут же мы все равны, кто какой есть, без прикрас. Я посчитала, тебе стоит увидеть этот мир обнаженным во всех смыслах этого слова прежде, чем ты окунешься в него стандартным способом и наделаешь ошибок. Что так смотришь? Не согласен?
Конечно, согласен. Кажется, я взял, наконец, себя в руки и более-менее уверенно кивнул.
М-да, логика есть. И логика не девочки, а инфанты, будущей королевы.
Тут даже не важно, что её забота обо мне относится к разряду заботы о себе — она делает из меня своего рыцаря, своего спутника. Ваяет того, кого хочет видеть, а хочет уверенного в себе кабальеро. Главное, она работает, старается, и пока её чаяния с моими совпадают.
Однако что-то в душе согласиться с её задумкой мешало. На уровне интуиции я чувствовал, не надо, не стоит идти в зону отдыха. И дело не во встрече с подругами и последующей огласке — я принял решение, сделал выбор, и от судьбы не убежишь. Изабелла всё ещё мелькала на периферии сознания, но это фантом, на который не стоит обращать внимания. Действительно, с первыми представителями аристократии лучше встретиться так, на пляже, чем в салоне, где они будут блистать перед «деревенским» мальчиком во всей разделяющей сословия красе. Нет, не это беспокоило. Но что?..
Этот клуб отдыха находился далеко-далеко от города, за космодромом. В одном из бывших ангаров времен войны за независимость, перенесенным со временем для простоты эксплуатации на лапуту, один из бесчисленных искусственных летающих островов за пределами облачного слоя. Размеры его оценить я не смог, так как прошел по территории метров сорок, не более. Охрана тут на уровне — меры безопасности, достойные самых-самых богоизбранных членов общества, включая королевскую семью. И при этом внутри никого, хотя наверняка есть сотрудники, замаскированные среди обычных отдыхающих отсутствием одежды.
— Кому принадлежит это добро? — кивнул я, как только мы ступили на мягкий песок территории клуба, на виднеющийся невдалеке рукав искусственной реки с кристально чистой прозрачной водой с ракушками на дне и бликами рыбёшек, по берегам которой росли разнообразные тропические и не только тропические деревья. Через русло был перекинут хрустальный мост — красивый цельный прозрачный полимер, производящий впечатление настоящего хрусталя. Люди тут были, но немного — всего несколько человек, не обративших на нас никакого внимания. Это край зоны отдыха, основная масса посетителей находилась дальше от периметра, за рекой, куда через мост вела мягкая полимерная дорожка. Сомневаюсь, что и там людно, как на Копакабане в Центральном парке, но здесь вообще пустыня.
— Селене Маршалл, — услышал я ожидаемый ответ. — Чтобы попасть сюда, нужно быть рекомендованным минимум тремя членами клуба. Но я здесь в статусе почти хозяйки, наследницы главы клана, потому за себя можешь не переживать.
— Да я как-то не об этом переживаю…
Действительно, переживал я о другом. О том, что в отличие от вида девчонок корпуса в душевых и раздевалках, от вида сеньор постарше, загорающих возле речки и плещущихся по колено в оной, вид обнаженной Фрейи меня заводил. Серьезно заводил, не на шутку. Я шел и напряженно думал, как бы сделать так… Чтобы не заводил… И не знал ответа. В речку что ли прыгнуть с головой? А поможет?
Её высочество всё поняла правильно. Внимательно осмотрела меня, усмехнулась:
— Хуан, всё будет хорошо. Сейчас погуляем немного по окрестностям, и оно само упадёт. У других же, вон, нормально!
— У меня тоже нормально. — Я постоял, помялся, не решаясь сделать следующий шаг. — Фрей, давай не сегодня? Я не отказываюсь. Пойду. И сделаю всё, что надо, познакомлюсь со всеми, кого представишь. Но не сейчас?
— Хуан, отставить нытьё! — воскликнула она командирским голосом. — Не девочка.
— Мышонок… — Я почувствовал, как голос задрожал. — …ПОЖАЛУЙСТА! СЕЙЧАС я не готов!
Она нахмурилась, и, судя по виду, собиралась давить до последнего.
— Хуан, прекрати. Я знаю, тебе всего девятнадцать. Знаю, это не твой мир, ты не привык к такому. Но ты должен вырасти. Перешагнуть и идти дальше. Пойдём, представлю тебе хотя бы Сильвию. Вы шапочно знакомы и она нормальная — с нею тебе будет легче, чем с остальными вертихвостками.
Зря она сказала про сеньориту Феррейра. Сильвию я помнил хорошо, хотя встретились всего раз, год назад, да и то мельком. Однако от неё шел такой незабываемый шарм, что забыть подобную сеньориту сложно и через десять лет.
Может не шарм — я не знаю, как правильно назвать харизму в красоте. Нечто, действующее на расстоянии, как будто тебя альфа-частотами облучили, или феромонами обрызгали. Примерно, как если быку показать красную тряпку — вот такие эмоции вызывала во мне эта блондинос. И все эти положительные эмоции вдогонку к виду её обнаженного высочества… М-да!
— Мышонок, ты можешь сделать то, о чем тебя просят? — попробовал я упереться. — Вот просто взять и сделать, без споров, упреков и стояния на своём? Хотя бы раз в жизни?
— Я тебя не понимаю, — опасно сверкнули глаза Фрейи. — Я не предлагаю тебе убить кого-то и расчленить. Я не предлагаю выставить себя посмешищем перед камерами на глазах всей Альфы. Не предлагаю делать что-то… Морально низко оцениваемое, — обтекаемо сформулировала она, слегка скривившись. — Я привезла тебя сюда для того, чтобы ты адаптировался. Для своей будущей работы на клан, ради которой тебя взяли. Или ты не хочешь в будущем быть рядом со мной и делать одно дело?
— Хочу. — Я притянул её к себе. — Мышонок, пожалуйста. Не сегодня. Ты во всём права, но дай мне еще немного времени? Уступи?
— Нет.
Грозная девочка! А из глаз только искры не летят. Но включить заднюю я не мог. Интуиция просто кричала, что нельзя, а ей я верил больше, чем логике, всем высочествам и обстоятельствам на свете вместе взятым.
— То есть, ты не хочешь пойти навстречу, даже когда тебя ОЧЕНЬ просят? — вновь попробовал я.
— Не вижу в этом необходимости.
— То есть, сейчас ты управленец, инфанта, а не Мышонок, так?
— Получается, так, — напряглась она.
— Фрей, я не вещь. Я человек. И если мне не хотят уступать из принципа, не захочу и я. Тоже из принципа.
— Хуан, я могу тебя заставить, — сверкнули вдруг её глаза. — Припереть к стенке. Но не буду. — Её тональность, резко контрастируя, вдруг ушла в почти извиняющуюся. — Я хочу, чтобы ты всё сделал сам. И ещё… Глупо, ссориться ТАК, не находишь? — Она прижалась ко мне всем телом. Невинный эмоциональный порыв, от которого я чуть не взвыл.
— Мышонок, я…
— Знаю. Хочешь. До безумия. Пойдем. — Она отстранилась и потащила меня назад, ко входу в отсек с раздевалками.
— Снимать моё напряжение? — усмехнулся я, пробуксовал и поймал её, сделавшую полукруг на моей вытянутой руке.
— Я не настаиваю, можешь ломаться и дальше. Но так будет лучше. И я готова… Господи, никогда не думала, что скажу такое мальчику, но говорю. Хуан, я тоже давно хочу и давно готова! Пошли!
Моё лицо серело всё больше и больше, пропорционально настроению.
— Ты специально так подстроила? Чтобы у меня не было выбора?
Она бегло пожала плечами.
— Ты же понимаешь, что нет. Не думала, что всё настолько запущено, — кивок вниз, на мои… Первичные признаки. — Но раз всё так, предлагаю раз и навсегда решить эту проблему, воспользоваться моментом.
— Какая ты решительная!.. — мрачно усмехнулся я.
Она подалась вперед и погладила меня по голове.
— Хуан, хватит маяться дурью. Это не игра, ты — не игрушка, и я достаточно хорошо это продемонстрировала. Выкинь из головы все глупости насчет меня и себя, и пойдем решать проблемы по мере поступления.
Кажется, мои глаза налились кровью. Я неровно задышал, но совсем не от возбуждения.
— Я не хочу трахаться с тобой, как с последней шлюхой!
— Даже если я и есть последняя шлюха? Которая будет трахаться когда хочет и с кем хочет, если это будет выгодно её государству? — вновь сверкнули её глаза.
— Это простой путь решения. Но не единственный, — покачал я головой, понимая, что любые доводы бесполезны.
— А может, ты будешь мне указывать, как жить и что делать? Командовать мной?
— Пока ты не моя — не имею на это права, — вновь покачал я головой. — Но когда ты будешь моей… Непременно. Взамен помогая тебе решать проблемы, которые ты решаешь способом дешевой шлюхи.
Бамц!
Сильно она! Хрупкая, но рука тяжелая. Голова моя от пощечины отлетела, щека налилась кровью.
— Не тебе меня судить! — вспыхнула она.
— ПОКА — не мне, — согласился я.
— Mierda!.. Mierda! Mierda! Mierda!.. — Фрейя психанула и забегала вокруг меня, отчаянно, хоть и литературно ругаясь, топая от злости по песку босыми ногами. — Хуан, да что же ты за остолоп! Неужели ты не понимаешь реалий? Мы не будем вместе. Никогда. Я не буду твоей… Хм… Девушкой, ты — моим парнем в том смысле, который вкладываешь в эти слова ты. И ты либо примешь правила игры, либо нет — иного не дано. Ты никто; сопляк, плебей, сын польской шлюхи, наконец! Не тебе менять правила под себя!
— А если я попытаюсь? — выдавил я, чувствуя, как мои глаза вновь наливаются кровью, а руки дрожат.
— Ну и дурак!
Выплеснув энергию и высказавшись, её высочество начала приходить в себя. Остановилась, несколько раз тяжело вздохнула.
— Хуан, я никогда не буду твоей. Никогда не буду ТОЛЬКО твоей. Ты тоже взрослый человек со своими обязательствами, будущий политик, а политики себе не принадлежат. Но главное, силовик с прорвой женщин в подчинении, за которыми нужен будет глаз да глаз. Я даже стесняюсь подумать, сколько баб у тебя будет, но понимаю, что иначе не получится. Это жизнь!..
Пауза, и почти ласковое:
— …Пойдём со мной. Хватит ломаться. Давай работать, и начнём делать это прямо сейчас. Или же катись ко всем чертям со своими принципами! Надоел уже! — вновь запылала она, резко перейдя на истерические нотки.
— Хорошо. Качусь. — Я обернулся и побрел к раздевалкам. Ноги были ватные, руки дрожали, внутри клокотала ярость… Но голова была предельно холодной. Я делаю правильно, как бы это ни выглядело.
— То есть, так? — ехидно воскликнула она вслед. — Страдаем инфантилизмом дальше?
Обернулся.
— Я добьюсь своего. Ты будешь моей. И будешь МОЕЙ, в полном понимании этого слова. Но до того момента извини… — В сожалении развел руками. И побрел дальше.
Малышку задело. Вслед мне понеслись совсем уж околоцензурные фразеологизмы:
— Ну, вот и катись! Сволочь! Упрямая скотина! Возомнивший о себе невесть что хам!.. — И множество иных вещей, недостойных использования её высочеством инфантой в общественных местах.
Когда я переоделся и собрался идти, она возникла в дверях, такая же обнаженная и красивая.
— Если ты уйдешь, я останусь тут одна. Но одна не уеду. Тут для этого слишком много хорошеньких мальчиков.
Провокация? Так дёшево?
Я безразлично скривился:
— Кто я тебе, чтобы нянчить и что-то требовать? Это твоя жизнь, Фрейя. Хочешь быть шлюхой… Не политической, а самой что ни на есть прямой?.. Будь. Посторонись, а?
Она вновь хотела меня ударить, но сдержалась. Не чувствовала правоты. Вместо этого опять попыталась наехать:
— Я буду тебя ждать. До последнего. Но если не дождусь…
— Фрей, — осадил я, — я тебе не парень. Ты не можешь изменять тому, с кем не спишь и не встречаешься. Придумай другую угрозу.
Она сбилась, но ненадолго.
— Я не люблю угрожать. Предпочитаю, чтобы всё было полюбовно. Потому повторюсь, буду ждать. И решению всех твоих проблем помогу.
Если же не захочешь… Можешь идти. Но местной охране я приказала не подбрасывать тебя до города, и даже до космодрома. А Оливия, пока я здесь, не станет распылять силы. Удачи!
Она развернулась и пошла по коридору в сторону выхода в зону отдыха.
— Мелочно, Мышонок, — бросил я вслед.
Её высочество обернулась:
— Зато действенно. Тут только до космодрома сорок километров. По междугороднему тоннелю — надеюсь, ты знаешь, что это такое?
И пошла дальше.
Знал. Не сталкивался, но слышал. Что ж, всё когда-то происходит впервые…
…Но с Оливией всё равно стоило попытать счастья. Она подчиняется только Сирене, приказы Фрейи ей до марсианского Олимпа.
— Сирена приказала сделать всё возможное, чтобы вы с Фрейей… Ну, чтобы ваши отношения… Переросли в роман. В нечто большее, чем сейчас. — Бергер смутилась и перевела взгляд в землю. — Да, я ей не подчиняюсь, но в данный момент считаю, что тебе надо вернуться.
Я про себя выругался. Женщины! Бабьё! Змеищи они все подколодные!
— Это твоё решение?
— Моё. — Она подняла глаза и даже ими сверкнула. — У меня власти немного, особенно над тобой, но сейчас я, возможно, делаю тебе самое большое одолжение в жизни. Возвращайся, Хуан. Ты для неё не кукла…
— Не просто кукла, — перебил я. Оливия вновь смутилась, но спорить не стала.
— Ты ей небезразличен, хоть она сама от себя гонит эту мысль. Тебе надо всего лишь закрепить успех.
И добавила, хотя этого не требовалось:
— Тем более, деваться тебе некуда.
— Что происходит, Лив? — попробовал я вывести её на откровенный разговор. — К чему такая спешка? К чему её пропуск и это давление с твоей стороны? Что-то с Изабеллой? Она пронюхала, где я?
Скорее всего угадал, дело в Изабелле. Но Оливия на этот раз оказалась на высоте, я почти не почувствовал её волнения.
— Хуан, меня это не касается. Я могу приказать подбросить тебя до космодрома, но не буду. Так надо, так будет лучше. Не глупи, иди назад. Она ждёт тебя.
Я скривился, хотел кое-что сказать, но передумал. Тупая… звезда. Что тут скажешь?
— Даже не думай! — бросила она вслед, когда я прошествовал мимо и направился к шлюзу во «внешний мир» — к выезду из клуба. — Я тебе запрещаю!
— Лив, солнышко! — обернулся я. — Когда дело не касается безопасности нулевого объекта, а её рядом с нами нет, ты мне не начальник!
— Если думаешь припереть меня к стенке, заставить дать тебе машину измором, то не на ту напал. Давай, чеши! — указала она на выезд. — Станет плохо, потеряешь сознание — сдохнешь там! И будешь сам виноват!
Я фаталистично пожал плечами.
— Именно это я и делаю. Чешу.
Охрана на въезде мне не сказала ни слова — у них свои задачи и свои приказы, к её высочеству, её спутникам и корпусу телохранителей отношения не имеющие. Хочет человек наружу без скафандра — его проблемы. Выпустили. Хотя ручаюсь, пешеходной камерой здесь не пользовались очень давно.
Межгородские тоннели… Как бы объяснить это понятие человеку, ни разу не бывавшему на Венере?
В общем, представьте себе два города на поверхности (и под оной, города на планете всегда многоярусные). Отделённые большим расстоянием, но недостаточно большим, чтобы не проложить между ними под землёй кроме магнитки и обычный тоннель. Не атмосферный, а чтобы по нему ездили машины купольного класса (таких на самом деле на планете большинство, просто я по понятным причинам в основном сталкиваюсь с броневиками). То есть, в нём поддерживается относительно невысокая температура (градусов до семидесяти, а там как повезёт) и нормальное давление (тоже относительно, как повезёт). Тратить лишние ресурсы для охлаждения тоннеля, выкачки лишнего и накачки кислородом… Смысл? Любая, даже купольная машина герметизована, в салоне и кабине поддерживаются нормальные условия, и чтобы проехать по такому тоннелю, нюансы параметров за бортом не важны.
Пешеходы… По строительным стандартам ни один тоннель на планете не может быть проложен без пешеходной зоны, одного или двух безопасных боковых углублений. Но реально ходить по таковым тут некому, это скорее заготовка на нештатную ситуацию, аварию — чтобы люди в случае чего не погибли, а имели шанс добраться до помощи своим ходом.
Ремонтники… Конечно, любой тоннель обслуживают различные службы. И междугородние, стратегически важные тоннели, тем более. Но любой ремонтник имеет при себе соответствующий скафандр, лёгкий, тяжелый или атмосферный, в зависимости от условий работ, добирается до места на транспорте техслужбы, а самую «грязную» работу выполняют роботы. Нет, снова мимо — им так же пешеходная дорожка не нужна, а робот-осмотрщик проедет в любых, даже опасных для человека в скафандре условиях.
Потому в середине такого рода тоннелей, вдалеке от станций охлаждения и «подзарядки» кислородом, условия для успешной жизнедеятельности могут быть крайне жесткие. Я надеялся проскочить только потому, что сорок километров на самом деле не так много, космодром почти рядом; шлюз космодрома в штатном положении всегда открыт и конвекция не может не забирать лишнее тепло из тоннеля, как и не может не снабжать его свежим кислородом. Да и дорога в клуб место людное, не могут люди сеньоры Маршалл так уж сильно «забивать» на комфорт клиентов по дороге сюда.
Нет, силы свои я переоценил. Думал, будет градусов сорок, но тут оказались все шестьдесят. Пот тёк ручьём, заливал глаза, стекал по подбородку. Одежда промокла насквозь, не осталось ни одного сухого места, а я потел и потел, как в хорошей сауне или парной на нашей базе. Пришлось раздеться до трусов и тащить вещи с собой. Хотя и трусы были насквозь мокрые, но это ж не пляж. С давлением повезло больше, стандартная атмосфера, плюс-минус не в счет. А вот с чем действительно пришлось серьёзно воевать, это горная болезнь, то бишь низкое содержание кислорода. Если бы не это, я добрёл бы до цивилизации быстро, несмотря на парную. Да, не бегом, не кроссом — при такой температуре на кросс не хватило бы даже меня, но быстрым шагом. На космодроме же купил бы воды и восполнил потери. Если бы выжил, конечно. Но когда тебе при всех неурядицах приходится двигаться медленно, рассчитывая метаболизм так, чтобы КПД сжигания кислорода был максимальный, постоянно останавливаться для отдышки и прихода в себя, когда постоянно борешься, чтобы не потерять сознание… Нет, это выше человеческих сил.
Машины пролетали мимо с завидной регулярностью, но ни одна даже не подумала остановиться. Во-первых, скорость — все они мчались так, что заметить меня не успевали. А во-вторых, пешеходная дорожка это углубление, защищенное от проезжей части специальным ограждением для безопасности — в мою сторону никто и не смотрел. Ну, кроме девочек из нашего «мустанга» — Бергер всё-таки выслала машину вслед, для подстраховки — она же за меня отвечает. Однако с приказом ни во что не вмешиваться — девочки заберут меня только тогда, когда упаду без чувств, и ни секундой раньше.
Что могу сказать о том переходе? Ничего. Я отключился, вырубил сознание, переведя его в мобилизационный, защитный режим. Это технология изучается не на первом и не на втором году обучения, но опыт наших сеньорин подсказывал, что именно стоит включить в программу обучения сейчас, а на чем акцент делать вообще не стоит. Мне было плохо, нереально плохо, но это единственная мысль, которая осталось с того похода.
Я шел. Брёл. Смахивал с лица пот, липкой рукой. Отдыхал, дышал. Вновь переставлял ноги, заставляя себя идти дальше. Снова останавливался, натужно дышал и вновь шел дальше. На самом деле не так сложно; главное размеренность движения, подобрать чёткий ритм, и я подобрал его. И прошел бы тот тоннель, пусть не за один день. А скорее к вечеру меня бы кинулись, и Мишель приказала бы заканчивать балаган и забирать на базу тушку одного знакомого ей глупого паренька силой. Или Фрейя бы на обратном пути меня подобрала, когда поняла, что вновь проиграла. В любом случае, я не чувствовал, что делаю что-то невозможное и совершаю самоубийство. Однако всё разрешилось гораздо раньше и гораздо неожиданнее.
— Сеньор, прошу садиться! — донесся до меня грубый, но вежливый мужской голос. Голос выбивался из размеренного ритма, состоящего из шагов, отдышки и отдыха, и не был похож на сигнал о завершении эксперимента, то бишь голосок кого-то из наших девочек. Я вывел сознание в обычный режим. Хммм…
Машина. Огромный бронированный «либертадор»… С гербом клана Сантана на люках. Подъехал тихо, медленно — то есть изначально искали меня, и приблизились, подрезав «мустанг». Правый задний люк был поднят, рядом с ним стоял человек в форме сотрудника частной охраны — личный водитель или второй пилот. Увидев, что я обратил на него внимание, повторил:
— Сеньор, садитесь! Мы довезем вас до города.
— С чего вдруг такой альтруизм? — хмыкнул я, утирая со лба пот.
— Приказ сеньоры Монтеро. Но если честно, я бы вызвал помощь и без приказа, если бы увидел вас самостоятельно.
Угу, признание, что искали конкретно меня, а не остановились случайно. Учту. Как учту и откровение про поддержку — эти слова водитель произнёс искренне. Сигнал, посланный сторонним человеком, членом клуба, охрана сеньоры Маршалл не смогла бы игнорировать, несмотря на все приказы Фрейи. А уж службы космодрома…
— Куда именно вас везти? До города?
Я замер, медлил. Меж тем сзади нарисовался наш «мустанг». Водитель занервничал. И нервничал сильно — девочек вновь подрезали — замыкающая машина кортежа Сантана перегородила им путь, конкретно нарываясь на неприятности. Это девочек не остановит, естественно, но даст времени определиться мне.
Ну что ж… Да, подстава. Но почему нет?
— До города. К Восточным воротам дворца. — Я важно прошествовал и юркнул в люк салона. Оливия сама виновата — сосвоевольничала, думая, как лучше. Пускай теперь за это огребёт. И сеньорины со своими тёмными играми — тоже пусть нервничают. А Сантана ничего мне не сделают — нет резона. Между Сантана и Веласкесами нет дружбы, но нет и вражды — так, рабочие недопонимания по ряду вопросов. Очень большому ряду, но не настолько, чтобы причинять вред членам семей друг друга. Самое то для мелкой мелочной мести.
— Так вот ты какой, Хуан Шимановский? — усмехнулась сидящая на противоположном от входа диване молодая женщина лет тридцати пяти в красивом изысканном, но лёгком «домашнем» платье. Невысокая «пышка», но полноватой я назвать её поостерегся бы. — Вот уже год, как хочу с тобой познакомиться. Вначале из беглого интереса, но после того, как ты «опустил» Манзони… Я Умберто имею в виду, — пояснила она. — Да и выступление на суде над марсианами смотрела в прямом эфире — мне кое-кто шепнул перед этим, что такое стоит посмотреть. Так что каюсь, моя жажда познакомиться превысила разумные границы безопасности.
Я показно скривился, дескать, как от меня всё это далеко, я обычный парень и не горжусь произошедшим. Не ставлю во краю угла.
— Правильно понимаю, София Монтеро, герцогиня де Сантана?
Сеньора кивнула.
— Именно. И не притворяйся, что никогда не видел, как я выгляжу, в сетях.
— Я видел вас и вживую, — «поплыл» я. Наверное, сказался резкий скачок уровня кислорода в салоне, равно как и прохлада кондиционированного воздуха.
— Вот как? — Она нахмурилась. — И где?
— В королевской галерее. Год назад. Я стоял возле ступенек сбоку, внизу. И видел многих, кто там был.
— Значит, разборки с галереей тоже на твоей совести… Косвенно, конечно… — Сеньора нахмурилась. О чем она я не понял, но понимать и не стремился. В жизни очень много информации, которую никогда не поймёшь и не узнаешь до конца. За всем не поспеешь.
— Сеньора, могу попросить у вас воды? — кивнул я в сторону мини-бара.
— Да, разумеется, — спохватилась она. — Мы по дороге взяли тебе пару бутылок на космодроме. — Она открыла люк бара и вытащила две пластиковые тары с минирализованной газировкой. — Держи.
— То есть, вы ехали не со стороны клуба, а со стороны города, — перевел я её слова на обычный испанский. — А значит, не будете настаивать, что отдыхали там, и, случайно возвращаясь…
Сеньора рассмеялась.
— Я люблю этот клуб. И Селена — одна из моих лучших подруг. Но нет, сегодня я приехала специально за тобой, причем бросила все дела.
— Такой сильный интерес к оратору какого-то марсианского процесса?
— Нет, к проекту Леи по созданию теневого правителя при дочери в будущем. Это стоит того. Не возражаешь? — налила она себе янтарной жидкости из бутылки с неизвестным мне, но очень дорогим перуанским вином. У Паулы такого не видел.
— Ни в коем случае! Но ограничусь минералкой.
Я как припал к бутылке, так в два захода её выглушил. Ноль семь литра! И уже открыл вторую.
— Не переусердствуй, — кивнула она мне на тару. — Сразу много вредно. За тебя! — отсалютовала мне бокалом. — И за наше дальнейшее понимание.
— Ничего, что я в таком виде? — как бы извиняясь, оглядел я себя. Сеньора Монтеро расплылась в улыбке:
— Хуан, я не девочка. И достаточно повидала обнаженных мальчиков. А ты, к тому же, обнажен не до конца. И нет, не смущает. Нагота — это образ, имидж. Внешняя сторона переговоров. Я же предпочитаю оперировать сутью, а не формой.
— И какова же суть вашего предложения?
— Предложения? — Она картинно выкатила глаза. — Какого предложения?
— Ради которого вы всё бросили и примчались. Наверняка у герцогини де Сантана много достаточно важных дел, чтобы бросать их ради… Какого-то ВОЗМОЖНОГО теневого правителя в далёком-далёком будущем.
Она расплылась в покровительственной улыбке.
— Ты ещё молод и не понимаешь, как быстро летит время. То, что для тебя отдалённое будущее, для меня — завтра-послезавтра. То, что ты называешь «возможным»… Я предпочитаю термин «правильно проинвестированным». Или неправильно, если события будут развиваться по негативному сценарию.
— То есть, любое событие возможно, если правильно инвестировать. По вашей логике так?
— Именно. — Она кивнула. — И если… Скажем так, у Леи окажется недостаточно средств для инвестирования, клан Сантана может помочь… Нет, не ей, тебе. С таковыми инвестициями.
— А если у Леи хватит? — После парилки в тоннеле, в холодном салоне я замёрз, покрылся гусиной кожей, но всё равно почувствовал марш мурашек.
— Тогда мы сможем поговорить с тобой о совместных проектах, — не моргнула глазом она. — Например, против третьих лиц. Ты же не думаешь, что Венера не понимает, что рано или поздно ты схватишься с Феррейра насмерть? — Она озорно подмигнула. Её факт неизбежности схватки забавлял.
— Насмерть?
— Угу. Или ты, или Себастьян. У Венеры может быть только один «рулевой». Фрейя одна, Хуан, и кто будет «рулить» ею, тот и станет серым кардиналом. Никаких дифференциальных уравнений, обычные логические построения. А Феррейра не уйдёт в сторону никогда. И потому, что неглупый, и потому, что умеет вкладывать все силы для рывка — Октавио научил его этому. И потому, что любит малышку, а влюблённые способны на всё. И с Феррейра один ты не справишься, просто поверь. Особенно, если Веласкесы будут поддерживать тебя так же, как сейчас, — окинула она мой вид весёлым взглядом.
— Это они меня так воспитывают, — усмехнулся я, но усмешка вышла жалкой, оправдывающейся.
— Все? И Бергер?
Глаза сеньоры сощурились в две пронзительные щелочки. Да, недооценивал я глав крупных кланов. Им известно если не всё, то очень и очень многое. Даже такое, знание чего другим с рук не сойдёт.
— Бергер вообще меня строит, — пожал я плечами. — Пытается. С моего первого дня в корпусе.
Кажется, на этот раз безразличие выглядело куда более уверенно. — Что можете предложить вы? — перешел я к основной части разговора.
— Пока — ничего, — произнесла она. — Пока это действительно просто знакомство. Но если вдруг потребуется обсудить какое-то сотрудничество между нами… Потребуется ТЕБЕ, — сделала она выразительные глаза. — Запоминай номер. AA-369-03DF…
В город мы въехали без приключений. Но от самого первого шлюза агломерации в хвост за нами пристроилась машина гвардии. А по дороге прицепилась ещё одна, посолиднее. И ещё. Когда же подъехали к шлюзу ворот дворца, нас сразу взяли в «коробочку» три стоящие возле них «мустанга».
— Ну вот, тебя ждали. Как видишь, они любят тебя, заботятся. Просто их нужно периодически мотивировать! — рассмеялась сеньора Монтеро.
— Мотивация — это краеугольный камень в методике обучения корпуса, — хмыкнул я. — Но они зажрались и забыли о том, что из субъекта могут стать объектом мотивационного воздействия.
— Хорошо сказал! — отсалютовала она мне очередным бокалом. Кстати, вкусное вино, в этом деле она разбирается. — Думаю, на ближайшие несколько лет у Леи и офицеров есть отличная игрушка, которая не даст им скучать.
Из моей груди вырвался тяжелый вздох.
— Буду на это надеяться, сеньора.
— Не дрейфь, — потеплел её голос. — Фрейе ты нравишься. Поверь мне, как женщине, мы такие вещи остро чувствуем. И пока это так, ты будешь в игре, что бы ни выкинул. Кстати, могу дать пару советов относительно общения с её высочеством, — вновь подмигнула она.
— Думаю, в другой раз, сеньора, — замялся я и нажал на рычажок открытия люка. — До встречи. Надеюсь, она состоится.
— Не «надеюсь», а «когда», Хуан, — улыбнулась сеньора вслед. — Ты не представляешь, какая жизнь интересная штука и как скоро может потребоваться та или иная помощь. Тут тоже поверь моему опыту.
— В любом случае, спасибо, — расплылся в улыбке и я. — За сегодня.
— Не за что…
Я вылез. Как был, в одних трусах, закинув остальные шмотки за плечо. В прохладном салоне я высох, но вещи надевать не буду — сразу кину домовому в корзину. К тому же, сейчас мне предстоит длительная проверка на жучки и системы электронного шпионажа, и они всё равно не понадобятся.
— Ай-яй-яй, Чико! — вздохнула Мишель и подошла ко мне, когда «либертадор» герцогини сдал назад и беспрепятственно выехал на свободный участок, после чего развернулся и как ни в чем не бывало поехал в город. А что вы хотите, каста! Среди своих свои же законы общения, что можно, что нет. — Что же ты творишь, дрянной мальчишка?
Она знаком показала, отбой, и три группы вооруженных до зубов девочек в лёгких доспехах, шлемах и с винтовками, окружавшие нас, стали выходить из-за машин и паковаться.
— Давай поговорим, когда меня проверят? — искрометно улыбнулся я. — Хотя ручаюсь, ты и после включишь «дурочку» и ничего не скажешь. А раз у вас от меня секреты, то и от меня лояльности и понимания не ждите.
— Не всю информацию можно говорить, Хуан, — отстраненно заметила она, смотря в сторону. — Многие знания — многие печали, излишней информированностью иногда можно всё испортить. И ты достаточно большой мальчик, чтобы это понимать.
— Вот именно, понимаю. А потому отчитываться не собираюсь. Ты большая девочка, чтобы понимать, что излишней информированностью вы можете всё испортить. Многие знания — многие печали…
В этот момент подъехала полицейская «Аранья», и две дежурные в броне по знаку Мишель затолкали меня на заднее сидение, где возят преступников. Руки не сковывали — я не пленник, но было всё рано неприятно. Ещё одна змеище!
Я откинулся на сидушке назад. Сидушка, конечно, не стояла по комфорту рядом с «мустангом», не говоря уже о «либертадоре» Фрейи или сеньоры де Сантана, но я неприхотливый. Закрыл глаза и представил Бергер, стоящую перед офицерами Совета, гневно сверкающими глазами и безбожно оправдывающуюся. «Может, хоть теперь головой начнёт думать?» — пронеслось в мозгу.
Но долго смаковать месть не получилось. Так как вслед за Оливией перед глазами предстала Фрейя, божественная в своей обнаженности.
Захотелось взвыть. Porca Madonna, да за что мне такое?!..
Свежий воздух, одуряющий запах зелени, журчание ручья… Искусственного, но сделанного так, будто мы на самом деле в одном из немногих тихих природных уголков старушки Земли, оставшихся в первозданном виде. Щебет мелких птичек, свист попугаев, диких, как и всё вокруг — никакой халтуры! Порывы ветерка. Ветерок тоже натуральный — ангар, в котором располагается этот клуб, огромен, и из-за разности температур в разных частях в некоторых местах есть слабый, но ветер. Как сказала Фрейя, тут есть и ветроустановки принудительного обдува. Их включают раз в какое-то время для профилактики — без них стволы деревьев атрофируются и ломаются, становясь непрочными. Когда она была маленькая, изучала эту проблему и даже одно время хотела стать биологом — в предмете разбирается.
Просветила она меня относительно многих биологических технологий, используемых на Венере. В качестве примера взяла Центральный парк, который знает, оказывается, очень хорошо, и не оставила моей фантазии камня на камне. Не скажу, что это так уж здорово, всё знать — теперь многие вещи, которые всю жизнь считал таинством, перед которыми благоговел, предстали вдруг маленькими и примитивными техническими ухищрениями хитрых двуногих созданий. Никакой загадки, никакого почитания!
Кстати, москиты и другие насекомые тут тоже в наличии, самые что ни на есть настоящие, «дикие». И некоторые из них с непривычки успели утомить.
— Первая искусственная биосфера была создана еще в конце двадцатого века, — рассказывала девушка, чуть не ставшая биологом, сидящая в моих объятиях. Я понимал, что нас связывает нечто большее, чем просто дружеские посиделки, и что после ню-пляжа имею преференции, но не торопил события, пуская их по максимально платоническому сценарию. Она была недовольна, но молчала, позволяя мне быть локомотивом взаимоотношений. Впрочем, это ненадолго — зона, где мы находились, была ненавязчиво оцеплена девочками Оливии, и я не сомневался, в атаку Фрейя сегодня обязательно перейдёт. — Это был первый проект, и неудача надолго охладила пыл ученым. Знаешь, когда не представляешь, с чем придется столкнуться, кажется, что всё по плечу, что свернешь горы. Но слегка прикоснувшись к суровой реальности, одним глазком увидев величие задачи, впадаешь ступор от её грандиозности. Так и тогда, после первой неудачи, следующих попыток создать искусственную биосферу не предпринималось около столетия. Кстати, то же касается и термояда — та же грандиозность, те же хвастливые заявления поначалу, волна в научной литературе… И то же топтание на месте в течение трёх столетий.
— Шапкозакидательство, — глубокомысленно изрёк я.
— А? — Она попыталась повернуть голову, но я сидел ровно сзади. Нежно поцеловал её в шейку, как любят девчонки.
— Это русское слово. Означает то, что ты сказала. Пренебрежение опасностью или сложностью задачи. Обычно после шапкозакидательства бывает суровый «отходняк», как после провалов проектов биосферы и термояда.
— Я знаю русский, Хуан. — Судя по голосу, личико её высочества прорезала недоуменная морщинка. — Но иногда, общаясь с тобой, не уверена в этом. У тебя столько идиоматических выражений… Откуда ты их все знаешь?
— В школе стремился стать русским, в пику большинству-латинос, — признался я. — Пришлось выучить, чтоб подкрепить сие утверждение чем-то, кроме голословных деклараций.
— Успешно?
— Как видишь.
Мне нравился наш с ней переход на искренность. Я чувствовал, иногда в разговорах она делилась со мной вещами, о которых молчит, о которых не может ни с кем поговорить. Ну, кроме вездесущей Сильвии, да и той расскажешь не всё уже в силу того, что некоторые вещи её вряд ли интересуют. Да те же биотехнологии, например! И я отвечал ей взаимной откровенностью, ибо ничто так не сближает людей, как доверие. Секс? Как говорится в старом венерианском анекдоте: «Секс еще не повод для знакомства, сеньор!» Духовная близость — вот, что поможет мне удержать её, как бы ни развивались у нас отношения на физическом уровне.
— Но зачем? — всё-таки недоуменно нахмурилась она, отчаявшись переварить эту информацию. — Зачем становиться кем-то назло другим?
— Из глупого протестного желания, «Я не такой, я лучше вас. Честнее, чище и всё такое». Но глупого уже потому, что на тот момент не разбирался, кто такие поляки и чем от русских отличаются. Для меня Полония была частью русского сектора. Мама не настаивала, не разъясняла и я… — Я грустно усмехнулся. — В общем, задавшись целью, я перелопатил тонны материала по русскому языку, и многие вещи выучил назубок, по книге. Получилось так, будто всю жизнь прожил в этой среде. Но только той, в которой те книги были написаны, вот что важно! А это явно не двадцать пятое столетие. Может так, как говорю я, говорили сто, двести или даже триста лет назад?
— Мой папа из России, — задумчиво произнесла Фрейя. — Мы дома часто общались в детстве на его языке, для развития, да и сейчас в его присутствии постоянно с языка на язык перескакиваем. Но я не знаю и десятой доли того, что знаешь ты.
Пауза.
— Это интересный подход, Хуан. Не думала, что кто-то в наше время способен получить энциклопедическое образование. Кто-то за пределами аристократии, — уточнила она и тут же оговорилась:
— Хотя среди аристократии таковых нет уже больше полустолетия. А может и больше.
Поправка про аристократию обожгла, но не особо. Я ведь действительно странный. А уточнение о деградации высшего сословия даже немного согрело душу.
— Вот видишь, — как бы поставил я точку, — какой я гениальный! Тебе повезло со мной!..
…Но то, что я такой особенный, ни в коей мере не означает, что ты нравишься мне меньше!.. — прошептал я ей на ухо, наклонившись, переводя тему в нужное на данный момент русло. Одновременно давая волю путешествующим по её груди и телу рукам.
— Хуан!.. — вспыхнула она, резко вдохнув. Я не видел лица, но почувствовал, как она довольно заулыбалась. Тело её высочества выгнулось, но сопротивлением это назвать было сложно.
— Слушаю? — ответил я максимально сосредоточенным голосом.
— Хуан, так нельзя! — «Что ж ты, нехороший эдакий человек, тормозишь? Долго мне еще ждать?» — читалось в интонации. — Тут люди ходят, а ты меня так откровенно лапаешь!
— Помнится, на пляже ты никого не стеснялась, — заметил я. — А люди здесь те же, что и там. То же самое закрытое замкнутое сословие, где вы все друг друга знаете и всяко друг друга видели.
— Это другой клуб, — покачала она головой. — Тут другие рамки приличия.
«Ну и когда ваше превосходительство начнёт меня раздевать?» — перевело её реплику подсознание.
Мысль хорошая, и я потянул вверх её топ — бретельки и завязки мною предварительно были уже спущены и развязаны.
Сопротивления вновь не последовало, если не считать за таковое недовольное мычание. Следом за топом на траву полетел лиф. Красивый, от модельера, расшитый то ли мелкими драгоценными камешками, то ли, что вероятнее, их заменителями — Фрейя не из тех, кто сорит деньгами просто так там, где можно этого не делать. Королева должна быть бережливой, хозяйственной. …Хотя, это же девчонки! Всё может быть.
— Ты очень наглый, — произнесла её высочество.
— И именно это тебе во мне нравится, — согласился я.
— Мне нравится в тебе не только наглость, — покачала она головой. — В тебе есть ещё и достоинства. Однако есть и недостатки, и некоторые из них меня просто бесят.
— Например?
— Например, что ты строишь из себя девственницу! — грозно сверкнули глаза Фрейи. Нет, не видел, она сидела спиной, но почувствовал по голосу. Про себя выругался — опять двадцать пять!
— Тебе мало наших прошлых разговоров? — мгновенно налился сталью мой голос. — Хочешь опять поссориться?
Но ссориться сейчас было не с руки. Сглаживая обострение, я тут же по-хозяйски положил руки ей на грудь, откинув её голову назад, на себя.
— Если не нравится — так и скажи.
— Да нет, нравится, — включила она реверс. — Просто до сего дня мне ещё никогда не приходилось укрощать строптивых. У меня нет опыта, Хуан. В отличие от тебя.
— А у меня он откуда? — фыркнул я в ответ. — Если ты про корпус, то зря. На меня там все сами прыгают, никого укрощать не требуется. Наоборот, только успевай уворачиваться.
— А Мерседес?
Одно слово, одно имя, а сколько информации! Я вновь про себя выругался.
— Она тебе не угрожает, — покачал я головой и принялся разминать ей шею и плечи. Как бы признавая, что да, укрощал. Но ведь делал это не целенаправленно! И кто из нас кого укротил в итоге — тот ещё вопрос. Но говорить о Мерседес с Фрейей нельзя — будет только хуже.
— Пока — да, — согласилась она, — не угрожает. Но так будет не всегда.
— Если у нас всё будет хорошо, я буду держать её на расстоянии, — совершенно честно заявил я, ибо действительно так думал. — И вообще, если бы хотел — я бы был сейчас с нею, а не с тобой. Чувствуешь?
— У тебя приказ, — отрицательно покачала она головкой. — Сирена имеет на тебя виды. Да и мама — без неё моя любимая мачеха не ударила бы палец о палец.
— Для того, чтобы быть главой корпуса и влиять на тебя и государственную политику, мне не нужно быть твоим любовником или консортом, — возразил я. — Достаточно жениться на твоей сестре. Я автоматически легализуюсь как родственник и член семьи, и смогу дать пендаля Себастьяну и ему подобным на логичных основаниях. И поверь, буду защищать твою власть не хуже, гораздо менее завися от твоих королевских прихотей.
— Ну, Хуан! — только и смогла произнести эта девушка от удивления и гнева одновременно. Она что, вообще не продумывала такой сценарий, «застолбив» меня для своей персоны?
— Нет, Мышонок, ты не права, — продолжал я обрабатывать её позиции из ствольной и реактивной артиллерии. — Хотел бы — был бы с Паулой, и не участвовал бы в этом параде. Я тут только ради тебя, и… — Из груди вырвался тяжелый вздох. — А Мерседес мне хоть и нравится, но она — напарница. Советчик. Друг.
— Ты с нею спишь! — зло фыркнула Фрейя, тщетно душа в себе ярость и ревность.
— Так же, как ты спишь с Себастьяном Феррейра, — парировал я, хотя на самом деле не так же. У нас было-то всего раз. И то случайно, на эмоциональной волне.
— Она останется твоей любовницей, даже если мы будем вместе, — страдальчески сузились глаза Фрейи. Угу, так вот что вас, сеньорита, так беспокоит. — На правах напарницы.
— Нет, Мышонок, — потрепал я её по головке. — Даю слово. За остальных — не скажу, но с нею у нас не будет ничего. И дело не только в тебе.
Мои слова её не успокоили, но уверенный размеренный голос накал страстей снял. Во всяком случае, на данную минуту.
Хорошо, что мы завели этот разговор. Паула не единственная угроза, у неё есть ещё одна сестра, о которой ходят слухи, что она та ещё любительница подбирать за ней мальчиков. А то и выдирать их у неё из под носа. Просто так, в качестве развлечения. Слухи — слухами, но иногда «телеграфу» можно верить. Во всяком случае, несколько раз так было, и угроза от взбалмошной младшенькой должна прописаться у её старшего высочества на уровне подсознания. У меня на её месте, во всяком случае, была бы. Как сказал кое-кто из девчонок, когда-то охранявших Бэль, даже Себастьян побывал в её постели. Только потому, что Фрейя с ним встречалась, и больше не по чему.
Не буду судить Изабеллу — в данный момент она табу для моих рассуждений. Да и давно это было, задолго до нашей встречи в парке. Но разговор этот полезен, Фрейя должна осознать угрозу со стороны сестёр. Она не уникальная, и если речь зайдёт о голой политике, я легко заменю её на вариант «Б» или «Ц». Давить на меня её высочество больше не сможет, как и ставить в неловкие условия. А значит, должна подумать над своим поведением и стратегией серьёзнее, и, наконец, определиться, чего хочет больше.
Да, без прямого влияния на неё я буду как бы… Более уязвим. Но с другой стороны, сестра — не игрушка, и даже если это будет глуповатая и политически слабо подкованная Бэль, вокруг неё всё равно соберётся некая планетарная сила. Просто из-за статуса сестры королевы. А если это будет умная сильная и уверенная в себе имперская принцесса, прошедшая огонь и воду подготовки корпуса… Сила эта будет нешуточная. Одно то, что её величество поставит под удар новый имперский проект матери, будет значить много. Королева Лея неспроста пригрела племянницу и приняла у неё присягу. События во времена королевы Катарины и адмирала Веласкеса показали, что жизнь — сложная штука, и иногда полезно иметь на руках ненужные на первый взгляд козыри, чтобы в один прекрасный день оказать влияние на дела бывшей Метрополии, вторгнувшись в неё на законных основаниях. Рушить такую заготовку из-за самодурства?
Кстати, вокруг Паулы, стань она на Венере политической силой, будут виться и представители имперского капитала А это вообще запредельный уровень влияния, тут я даже примерные оценки дать не берусь.
…Да и сам я не подарок. Корпус уже мой. В данный момент пока нет, но нет ни одного маркера, что в перспективе может быть иначе. А вслед за корпусом под меня (нас?) «прогнётся» дворцовая стража, а это, благодаря Веласкесам, неслабое управление в структуре императорской гвардии. А там появятся союзники и в других управлениях госбезопасности…
…А есть ещё козырная карта со связями Мишель во флоте, которую эта белобрысая выдра через время планирует разыграть. И обязательно разыграет — иначе не брала бы меня год назад в оборот на горизонтальном уровне.
В общем, я действительно буду гораздо устойчивее без Фрейи, чем с Фрейей, пусть даже до неё придётся стучаться чуть дольше. Так что не ломаться нужно ей, а не мне. Сегодня я подсадил эту мысль девочке в черепную коробку, и теперь буду ждать, когда появятся первые дивиденды.
— Расскажи мне о своём взводе, о девчонках. Ты с ними спишь? — вдруг попросила её высочество.
Что ж, разговор шёл как раз в этом направлении. И тема животрепещущая, рано или поздно о дочерях единорога придётся говорить. И лучше уж рано.
— Задай вопрос прямо, Мышонок, — попросил я. — «Будешь ли ты с ними спать, если мы будем вместе?»
Фрейя задумчиво покачала головой.
— Нет, я спросила правильно. Потому, что знаю, будешь. Они — твоя семья; я знаю, что это такое, провела на базе почти полгода. Мне придётся принять их, как членов твоей стаи, и поэтому хочу узнать их поближе уже сейчас. Заранее.
— Правильно понимаю, свою кузину ты оставляешь за скобками взвода, — скорее утвердил, чем спросил я.
— Правильно. — Фрейю вновь перекосило.
— Они мои сёстры, — начал я, кисло усмехнувшись. — Чувства у меня не совсем братские, но тут сама понимаешь, природа. Иных не могло быть. Однако, даже во время обнимашек в душевой, понимаю, что это не серьёзно. Что это физиология, игра; и у меня, и у них будет кто-то другой, хотя мы и останемся близки, когда и кто бы это ни был. Как тебе такая формулировка?
— Хорошая, — кивнула её высочество и подобралась. — А момент про душевые можно поподробнее?
Меня слегка перекосило.
— В смысле, подробнее?
— Что такое «обнимашки»? Как далеко вы заходите?
Из груди вырвался вымученный вздох. Господи, послал же такую… Любознательную сеньориту!
Но любопытство в её голосе было искреннее, наивное, чем её высочество и подкупала. Было очевидно, что она провела над собой работу, чтобы принять мой взвод так, как говорит — прагматично, без лишнего негатива и глупой ревности. Что ж, раз так — заслужила!
— С одной мы вместе моемся в ванной, — начал я очередное откровение, претендующее на звание откровения месяца. — Постоянно, раза три в неделю. У неё есть парень за забором, и он теоретически мой друг, но она упорно лезет со своими обнимашками. Нравится ей, видите ли.
— Маркиза? — Я вновь почувствовал, как Фрейя заулыбалась.
— Знаешь её?
— Как не знать единственную девственницу в корпусе? И что, ты её это… Даже не пытался?.. Лишить?.. — Голос её высочества зазвенел ехидными нотками. — Только не говори про друга! Не поверю.
— И не буду, — не стал отпираться я. — Про друга я вообще узнал постфактум, более, чем через полгода, и то случайно. Видимо она не говорила, чтобы я не передумал с обнимашками. Хитрая лиса! — Задумчиво покачал головой. — Нет, не пытался. Просто вижу, она этого не хочет. Но если захочет — не буду ломаться. Это говорю, чтоб ты не подумала обо мне излишне благородно.
— Не сомневалась в твоем «благородстве»! — фыркнула Фрейя с весёлой иронией. — А чего ж она ломается? Почему не хочет?
— А ей и так хорошо, — пожал я плечами. — Три раза в неделю оргазм от тактильных ощущений, и это только со мной. Что у неё с ним — не имею понятия, но не думаю, что она придерживается каких-то тормозов, кроме главного и единственного. Далее, оральный секс на всю мощь неудержимой молодой фантазии и тренированной глотки. Не представляешь, что она вытворяет! Кончаешь в два счета!
То есть, она живет полноценной сексуальной жизнью, и при этом имеет статус иконы высокой морали, примера для подражания всего личного состава корпуса…
— Подражания в том, что до свадьбы все должны быть девственницами? — рассмеялась Фрейя, но как-то невесело.
— Хотя бы в том, чтобы не идти по рукам, — серьёзно парировал я. — В том, что девочки должны себя уважать и не потакать низменной физиологии, пускаясь во все тяжкие. И знаешь, это работает. Многие проникаются и… Уважают себя. Кроме самых молодых и горячих, которых мурыжат на базе без мальчиков долгое время.
— «Зелень», — потянула Фрейя.
— Потому и говорю, она — звезда. И все наши «обнимашки»…
Продолжать дальше у меня не хватило слов. Но это и не требовалось — Фрейя прекрасно всё понимала.
— А ещё она философ, — продолжил я объяснения с другой стороны. — Иногда изрекает такие вещи, что даешься диву, какой ты глупый живущий по инерции хомячок! И при этом снайпер от бога. И технарь. Гремучая смесь!
— Если бы у тебя был выбор, из взвода ты выбрал бы её, — констатировала, а не спросила её высочество. — Если отбросить все текущие привязанности и начать с нуля, как конь в вакууме. Да?
— Да. Если убрать «фактор Паулы» и дать мне заново очнуться в каюте после испытания, я выбрал бы её, эту мудрую заразу. — Я ответил не задумываясь, так как только такие ответы могут претендовать на роль истины. Мне ведь и самому интересен был ответ. — Хотя жестоко бы за это поплатился. Крайне жестоко! Но поскольку не сложилось, пусть мучается Хуан Карлос, это не мои проблемы!.. — облегченно выдохнул я, ставя в дискуссии точку.
Смеялась Фрейя долго. Потом затихла, задумалась. Наконец, изрекла:
— У меня есть несколько подруг, как она. Вышли замуж девственницами, причем натуральными, не «зашитыми». Об этом знала вся Альфа, это было на виду. Но при этом половина Альфы до свадьбы имела их… — Вздох. — Понял, как?
— И это тоже было на виду.
— Не просто. Ты слышал что-нибудь про оральные оргии? — Личико Фрейи скривилось от омерзения. Это Фрейи-то? Прошедшей огонь и воду взросления в среде золотой молодёжи? — Это когда собираются такие пай-девочки, и мальчики, и устраивают секс-марафон. В котором можно абсолютно всё, на что хватит фантазии, кроме проникновения.
— Ты от таких вечеринок не в восторге, — усмехнулся я. Она вновь скривилась.
— Одного раза хватило. Хуан, ты просто не понимаешь значения слова ВСЁ!!! — подорвалась она, поднявшись на локте. Глядя в её сверкающие грозовыми бликами глаза, я понял, что вырос в счастливой среде, несмотря на все мои тёрки с окружающими, что в одной, что в другой школе.
— Хотя признаю, — успокоилась Фрейя, вновь ложась мне на колено, под мои пальчики, перебирающие её волосы, — мои подруги — тупые болванки, тук-тук — дзинь-дзинь, до философов им…
Грустный вздох, и генеральный вывод:
— Шлюхи они все, Хуан! Какой бы налёт философии на них ни был. И мои, и твоя. Я уже давно поняла, тебе нравятся шлюхи, правда? Ты аж млеешь от них!
— Да, мне нравятся шлюхи… — наклонился и зарылся я носом в её волосы, позволяя одной из рук опуститься ниже… И ещё ниже… А затем подняться её по бедру до коленки, и вновь сползти вниз, захватывая с собой край юбки.
— Хуан, я обижусь! — Это она не про руку, а про эпитет.
— После того, как сама признала, что таковой себя считаешь? Напомнить, что ты мне говорила на прошлых выходных, на входе в пляжный клуб?
— Хам! Какой же ты хам, Шимановский! — фыркнула она. Ведь действительно, говорила, и помнила это. Но, думаю, как истинная женщина всё равно бы закатила истерику, если бы я не форсировал события. Моя рука продолжала идти в наступление на самую таинственную и загадочную, сиречь чувственную часть её организма. Решив, что ну его, в другой раз все разборки, Фрейя выгнулась, и язык её тела спросил: «Чико, сколько мне ждать, пока созреешь? Начинай уже давай!» Она даже немного раздвинула ноги для облегчения мне работы… Ну, или чтобы правильно её понял — девчонки они такие, считают нас тупыми.
— А тебе нравятся хамы, — парировал я, когда рука достигла цели. — Как мне — шлюхи. Мы нашли друг друга, Мышонок!
— Ты не закончил про взвод, — тяжело задышала «Мышонок». Господи, да она давно уже заведена! Трусики, тоже, кстати, от дорогущего модельера и с камешками, насквозь!
…М-да, хорошая у девочки выдержка! Нет, сегодня точно что-то будет, неоттраханного она меня не отпустит.
Ну, да ладно. Что будет — то будет. Моё дело не торопиться. И я продолжил повествование-исповедь, стараясь говорить неспешно и размеренно, сохраняя некое таинство, романтизм в атмосфере вокруг:
— Дальше у нас во взводе идет Кассандра.
— Комвзвода, — мурлыкнула Фрейя. — С нею у вас как?
— Только обнимашки! — отрезал я, поражаясь своему категоризму. Как будто оправдывался.
Мысленно закрыл глаза и представил себе тело Патрисии. Хорошенькое, миленькое. Фрейе итальянка проигрывала по всем статьям, но видел я в ней совсем не Фрейю.
— Ты её хочешь, — констатировала её высочество, с покровительственной улыбкой глядя на мою мимику. — Но боишься. Она же комвзвода!
Я презрительно фыркнул:
— Мышонок, за кого ты меня держишь? Я, и боюсь? Да еще какого-то взводного командира?
— Но она не девственница, — настаивала паршивка.
— Я дискредитирую её, — покачал я головой. — С нею возможно два варианта, либо я — парень комвзвода, её придаток, либо я — лидер, пусть и неформальный, а она моя девушка, на подхвате. Первый вариант уже отпал сам собой, или почти отпал — не сможет она мной командовать. А второй…
Я задумался, и даже обе мои очень наглые руки на мгновение замерли.
— А второй? — нетерпеливо поторопила Фрейя, сдавливая колени.
— А второй не потяну я. — Из моей груди вырвался вздох. Сожаления? Облегчения? Не знаю. Пока не скажу, сам не понимаю. — Переспать — пересплю, но подчинить — не подчиню. А это будет означать двоевластие. А двоевластие в рамках одного подразделения — война. Недопустимо. Сама понимаешь. Пока мы с ней не готовы на этот шаг, и не стоит торопиться.
— То есть, в отношениях с этой особой главную роль играет политика, — сделала вывод Фрейя.
— Политика везде играет главную роль, — философски заметил я. — Даже в обыденных вещах.
— А близняшки? С ними у тебя что? — Глаза высочества лукаво засияли. — Насколько я знаю, переспать с близнецами, как можно более одинаковыми, мечта любого прыщавого юнца!
— Намек на то, что я как бы… Недостаточно мудр по летам? — хотел обидеться я, но в последний момент передумал. Она же этого и добивается. — Начнем с того, что они не просто близняшки. Они — клоны, — продолжил я спокойнее. И…
И сбился, поймав вдруг себя на мысли, что её высочество не просто так устроила допрос. Она читает меня, как обычно я читаю людей, по той же методике. И кайф на её лице вызван тем, что я перед нею искренен, ничего не скрываю, хотя говорим мы о самом-самом сокровенном. Чем с неабсолютно доверенными людьми не делятся.
Она выросла в мире лжи и притворства, и рядом со мной, какой бы я ни был и как бы над её физиологией не издевался, чувствует себя… Непривычно, иначе. Это настолько новое для неё ощущение, что она готова простить мне любые выходки и быть рядом в любом качестве. То есть, у меня на самом деле есть ещё один мощный козырь, который я получил случайно, интуитивно взяв курс на доверие со… Что уж там, почти незнакомой мне девушкой! Социально чуждой аристократкой и инфантой. Да ещё объектом работы. Мы ближе, чем думаем, и это замечательно…
…И именно поэтому, что она чувствует близость, будет стебаться, издеваться, вызывать на конфронтацию и провоцировать мои эмоциональные взрывы. Во время которых будет изучать меня, изучать, изучать…
Хорошо это? Плохо? Да, опасно, она же сможет потом ударить, но…
…Но это будет потом. Это пресловутое «но», ставящее в тупик мудрецов и гениев, когда рядом с ними томно вздыхает готовая к «полному погружению в себя» полуобнаженная сеньорита. Я не исключение, и надо просто признать это.
— Ну да, клоны, — согласилась Фрейя, видя, как я «завис» на полуслове. — Это что-то меняет?
Я покачал головой, отгоняя лишние мысли.
— Да нет, в общем. Они приняли на себя разные роли, хотя казалось бы, должны быть одинаковы во всём. Мия играет инфантильную девочку; Роза — её старшую мудрую заботящуюся о ней сестрёнку. Обеим нравится, обеих это устраивает. У них даже характеры разные.
— А в постели они как? Тоже разные? — глазки Фрейи весело засияли.
— Откуда ты берешь информацию? — обреченно вздохнул я и убрал руки ото всех её интересных мест. Интуиция дала разрешение идти до конца, на полный доверительный контакт. То есть я почувствовал, что можно рассказать ВСЁ, хотя эта лисичка лишь догадывается о положении вещей и берёт меня на пушку. А раз так, то преподнести информацию я должен так, чтобы от неё нашим с Фрейей отношениям была польза, а не вред.
— «Телеграф», — лаконично ответила высочество, но не нужно быть сотрудником двадцать шестого отдела, чтоб понять, что врёт.
— «Телеграф» работает прекрасно, но он не всемогущ, — покачал я головой. — Я знаю девчонок, дальше нашего взвода эта информация не ушла. Ну и? Кто «слил»?
Её высочество весело рассмеялась, но решила не валять дурочку.
— Ты сам и «слил», Хуанито! Как ты там говоришь на старорусском, «Спалился»?
И глаза искренние-искренние. Хотя и предвкушающе-весёлые. Не заметила, как я её прочитал? Несмотря на одни и те же методички, которые мы оба изучали? Что ж, я поставил себе плюсик — я сильнее её в плане особых способностей.
— Нет, я не знала, — продолжила она откровенничать. — Только видела, как они на тебя смотрят. Это не голодный взгляд вечно неудовлетворенной Кассандры, не томный моей милой крашеной сестрёнки и не философско-воодушевлённо-фаталистический твоей распутной девственницы. Твои клоны смотрят на тебя, как на законно и уже давно принадлежащую им собственность. Не парня, не возлюбленного, не мужа или брата, а именно собственность, Хуан. Ты не видишь, у тебя глаз замылен, но со стороны это заметно.
— Так всё плохо, да? — совсем скис я. Она пожала плечами.
— Всё зависит от того, как к этому относиться. Они не претендуют на тебя. Хотя полностью мне тебя не отдадут, но тут уже не претендую я. Они… Скажем так, оставят за собой право «ночи» с тобой. Не «первой», не «брачной», а какой им вздумается. А в остальное время будут вертеться рядом на правах сестрёнок-родственниц, не мешая, а иногда и помогая нашим отношениям. Вот как-то так.
— Так я вижу, хотя допускаю, что могу быть неправой, — на всякий случай оговорилась она, хотя была абсолютно права. — Вы близки, но близки особо, как-то духовно. Не могу это объяснить! — Она вновь подскочила … И на мгновение в её глазах проступила зависть. — Этот взгляд… Это не просто так!
Я глубоко вздохнул и закрыл глаза. Да, этот взгляд — не просто так.
— Не торопись! — грозно произнес я в приёмник. — Ты «плывёшь»! Не расслабляйся!
Мия на визорах в трёх плоскостях от меня со всех возможных ракурсов замерла. Действительно, «поплыла», позволила эмоциям взять верх. О чем говорили и данные портативного медицинского терминала, за которым внимательно следила Роза. После того, самого первого раза, мы не стали ограничиваться визуальным наблюдением и понавешали на нашу младшенькую кучу миниатюрных датчиков. Большинство пришлось вводить под кожу, чтобы не помешать интиму, но мы её даже не спрашивали. Это того стоило; об организме Мии мы с тех пор знали всё до того, как ситуация начинала выходить из под контроля.
— Ты хищница! Альфа! Ты позволяешь ему ласкать тебя! Позволяешь повелевать!.. — продолжал я произносить мантры, зазубренные и заученные за эти дни, вбитые в подкорку. Да, её насиловали. В глубоком детстве. Но недостаточно глубоком, чтобы это забылось. И теперь она ВСЕГДА будет вспоминать насилие, как только у неё дойдёт с кем-то до постели. Вспоминать и… Терять контроль. Защищаться, не осознавая, что делает, что сейчас не детство, а с нею не отчим. Она всегда будет превращаться в маленькую испуганную девочку, с которой большой и сильный «дядя» делает плохо. И чтобы пересилить этот эффект есть два способа.
Первый — стать кем-то очень большим и значимым в её жизни. Кому она доверяет безоговорочно, от кого не будет ждать подлости и жестокости даже в подсознании. Либо мной, либо… Мужчиной её мечты, с кем она будет идти рука об руку до конца жизни. Она позволяла мне вытворять с собой такие вещи, что классика взрослого жестокого кино отдыхает, совершенно уверенная, что я — не отчим, ни на минуту не допуская мысли, что могу причинить ей НАСТОЯЩУЮ боль. Она «плыла», но со мной этот «заплыв» привёл только к огромным чувственным и непривычным даже для неё самой ощущениям.
Она примет того, кого любит. Кого знает и считает своим. Но до той поры, пока не узнает будущего избранника так же, как меня… Ей придётся идти по второму пути. Пути хищницы, диктующей этому миру свои условия.
Она — альфа-самка. Сама выбирает партнёра. Сама трахает. Сама позволяет ему делать грубые вещи, потому, что они нравятся ЕЙ. Не он ласкает её, ни в коем случае! Это она позволяет доставлять себе удовольствие, и именно так, как желает сама. Он — раб, она — госпожа, даже если он согнул её в три погибели и вытворяет всё, что позволяет его извращённая фантазия. Это не он полностью доминирует, а она с барского плеча разрешает ему делать это.
Что, всё просто, скажете вы? Ерунда?
Не ерунда. Мы с Розой после первой неудачной попытки ещё трижды спасали несчастных мальчиков из её суровых ангельских лап. Успевали вовремя, до того, как могло случиться непоправимое — медицинский терминал помогал, да и чувствовать её на расстоянии научились. Парням ничего не было, кроме испуга от нашего неожиданного вторжения и скручивания их партнёрши, с которой у них как раз «пошел процесс». Даже драться кидались! Ничего, синяки быстро заживают, пусть спасибо скажут, что только синяки…
…О чем это я? А, да. Женщина всегда остаётся женщиной: хочет любви, тепла и ласки. Хочет отдаться на волю чувств, быть слабой и нежной. Ведомой. Это в её генах, в крови. И вот с этим звеном в цепи получения удовольствия мы последние три месяца нещадно боролись.
Да, сделали её калекой, возможно. Вбили в голову сторонние, чуждые её природе психологические установки. Теперь она не сможет получать удовольствие как все; теперь она — робот, играющий роль женщины, получающей удовольствие. Но повторюсь, со мною такое не работает, а значит, не будет работать и с тем, кого она будет по-настоящему любить. И пока таковой кабальеро ей не встретился…
…Пусть занимается любовью вот так, с установкой на абсолютное доминирование. То, что мы сделали — подвиг, если посмотреть на Мию полугодовой давности. И мне нисколечко за это психологическое насилие не стыдно.
— Она работает, всё нормально, — легла мне на ладони, сцепленные в замок, рука Розы. Тёплая, мягкая, успокаивающая.
— Я всё равно боюсь, — покачал я головой. — Всё равно нервничаю.
— Отпусти её, — произнесла вдруг Розита. Видно, давно собиралась, но тоже не была до конца уверена. — Отпусти, Хуан. Я её знаю лучше, Мия справится. Она сильная — гораздо сильнее, чем все думают.
Я испустил тяжелый вздох и откинулся на спинку дивана.
— Мне сложно.
— Понимаю. — Сестрёнка пересела на диван, рядом со мной. Вытянула ноги на стул, на котором сидела. — Давай всё же оставим приборы в покое и просто насладимся красивой эротикой? Не вмешиваясь?
— А вдруг…
— Не вдруг! — повысила она голос. — Это четвёртый мальчик. Проблемы реально были только с первыми двумя. Прошлый раз она держалась сносно, почти получилось. Сегодня… Она справится. Поверь, Хуан, я чувствую. Она моя сестра, я понимаю её сильнее этой штуковины, — презрительно кивнула Роза на терминал.
Я вновь издал тяжелый вздох и улыбнулся.
— Угу, Хуан. Сиди и смотри как трахают твою напарницу, с которой живёшь в одной комнате и спишь обнаженными на соседних кроватях. Ты мне это предлагаешь?
Роза залилась смехом:
— Ай-яй-яй, Чико! А ты собственник? Не ожидала!
Обстановка разрядилась, я вздохнул спокойнее. Наверное, всё же стоит последовать совету и довериться. Эти две красавицы чувствуют друг друга феноменально.
— Все мужчины собственники, — философски заметил я и пожал плечами.
— Мы готовы, — произнесла вдруг Роза серьёзным голосом, отвернувшись на визоры. Как бы вскользь, но это были слишком важные слова, чтобы бросать их походя. Я закашлялся, подался вперед:
— Розита, это серьёзно! Тогда с Мией не считается, это был… Элемент терапии! Диагностики! Мия это понимает?
Кивок в ответ.
— Потому и говорю, МЫ готовы, а не я. Подождем её, или она потом присоединится? — Роза повернулась и залезла на диван с коленками. Подалась ко мне. Я обнял её за плечи, притянул к себе. Торопиться не спешил. Она, в общем, тоже, передавая мне в руки все бразды правления. Какое-то время так и сидели, думая о своём.
— Уверены? — Ничего глупее спросить не мог! — А если она не справится и убьет его? Мы не успеем, — кивнул я на стонущую в трёх плоскостях Мию, которую её кабальеро поставил в коленно-локтевую и остервенело драл, намотав её волосы себе на руку. Опасно! Вдруг и правда сорвется?
Но нет. Младшая Сестрёнка визжала, надрывно стонала, и я видел, что несмотря на искренность ощущений, в нирвану не проваливается. Фальшью назвать такое нельзя, но и полным погружением в процесс — тоже. Что-то сродни посещения борделя — напряжение снял, а удовольствия не получил и на пять центаво.
— Успеем, — беззаботно махнула рукой Роза. После чего отстранилась, быстро вскочила и стащила с себя футболку, которую отшвырнула на соседний диван. Затем расстегнула и стащила шорты, последовавшие за футболкой. Трусиков под ними не оказалось — видно, готовилась заранее. После чего заулыбалась и залезла мне на колени, оседлав:
— Хуан, я серьёзно! Отпусти её! Она выросла. Справилась. Благодаря тебе. А теперь тебе придётся уйти и дать ей возможность самой решать, что и как делать или не делать в этой жизни.
— Но я…
Мой протест потонул в поцелуе.
Поцелуй получился долгий и… Непривычный. Я был в слишком ошизённом состоянии, чтобы адекватно его воспринимать, как и она, в общем. Напряжение, сковывающее ввиду довлеющей угрозы, не позволяло нам расслабиться… А я…
Черт возьми, а я прятался за этот дамоклов меч в виде Мии, потому, что не мог решить, что мне делать! Стоит ли сближаться с Сестрёнками, или нет? Да, хотел, всегда. А конкретно на Розу чуть было не напал. Но это — физиология. Хочу ли я теперь, когда напряжение снято, а система наших взаимоотношений выстроилась в определенную продуктивную для обеих сторон структуру? Кто они для меня?
Не так, кто они для меня в большей степени?
Оставить их в виде сестёр-подруг с абсолютным доверием? Или всё же ступить за грань под названием «взвод-семья», из-за которой обратной дороги не будет?
Сам смысл этому понятию дадим мы, тринадцатый взвод нашего потока, поскольку всё, что было до нас, не считается. Мы будем ПЕРВЫМ разнополым взводом. И пример нам брать не с кого — наоборот, если таковые подразделения ещё когда-то возникнут, инструкции по поведению им напишут с нас.
— Ну, Хуан! Давай, приходи в себя! — пошлепала Роза мне по щекам.
Я отстранил её, отсадив в сторону.
— Розита, не сейчас.
Посидел, подумал, лихорадочно ища формулировки.
— Чика, вы классные. Но я… Я не знаю!
Подскочил. Прошелся туда-сюда по кухне. Тяжело вздохнул:
— Посиди, посмотри за визорами, ладно? Я скоро.
— Ты в душ? — Роза ни жестом, ни взглядом не дала понять, что осуждает, или наоборот, подбадривает. И я был ей за это благодарен.
— Да. Надо прийти в себя. Моё присутствие всё равно больше не требуется. А счёт за воду Паулита пусть пришлёт по почте.
Они пришли позже. Насколько позже? Через полчаса? Час? Два? Не знаю. Я от них прятался, банально прятался!
Приняв душ и почувствовав, что хочу побыть один ещё немного, что ещё не принял решения, залез в джакузи — а наша аристократка знает толк в таких вещах. И медленно отмокал, глядя, как набирается в ванную вода. Да, сегодня придётся что-то решить, но пусть хотя бы ублюдок Мии уберётся прочь! Конечно, это неправильно, но я ревновал Мию к нему. Если бы его выбрала она сама, может, всё было бы и по-другому, но в данный момент я воспринимал ситуацию с не самой приглядной стороны и ужасно злился. Вдобавок к моим собственным тараканам.
Замок ванной щелкнул — дверь открылась. На пороге появились они. Обе. Красивые и сексуальные, обнаженные и донельзя довольные.
— Хуан, я справилась! — запрыгала Мия на месте.
— Поздравляю! — кисло констатировал я, не в силах заставить себя проявить больше положительных эмоций. Мия не обиделась — видно, с Розой уже обсудили моё состояние.
— В душ! — скомандовала ей сестра и подтолкнула под пятую точку, а сама начала залезать ко мне. Опустилась в терпкую парящую воду, блаженно закрыла глаза.
— Хуан, это закончилось! Не представляешь, как я счастлива, что это закончилось!
— Я рад за вас. Нет, правда! — На сей раз в моем голосе было больше эмоций.
Роза погрузилась. Я смотрел на её выгнутое дугой тело, на поплывшие по воде волосы — над поверхностью осталось лишь её лицо. Да, несказанное облегчение — главный мотив её состояния. И ей было плевать на мысли, что одолевали меня; она для себя всё давным-давно решила. Мне бы так!
— Я боюсь, что вашим главным лейтмотивом является благодарность, — вырвалось у меня. Это была правда, хоть и не вся.
— Благодарность? — Роза скривилась. — Хуан, мы благодарны. Но это другое.
Она вынырнула, села передо мной, сияя довольной мордашкой. Лицо кристально чистое — это на самом деле так.
— Эй, кошелка серая, ты там долго ещё? — крикнула она в сторону душевой кабины. — Тут Чико заскучал, хандрит! Быстрее, давай!
— Иди на фиг, овца! Сейчас приду! — ответил ей голосок сестры, тоже донельзя счастливый, эйфорийный.
— Конечно, я перефразирую, — пояснил я. — Они постоянно «ласкают» друг друга разными эпитетами, это у них норма. Но никогда не опускаются до мата. А ещё постоянно дерутся. То полотенцами, то подушками, то кидаются шлемами от скафандров…
— Весёлые девочки! — рассмеялась Фрейя. — И что, ты их прямо там, в ванной?
Я нахмурился.
— Экая ты… Неромантичная, Мышонок! А ещё девочка! Я тебе о высоком, а ты!.. О животном!
— Ладно-ладно, — примирительно промурлыкала её высочество, лёжа у меня на коленях. — Заканчивай, что там дальше было?
Дальше вернулась Мия, смыв с себя прикосновения того… Мальчика, с которым кувыркалась. Залезла в ванную деловито, собрано. В отличие от сестры, эта паршивка никакого спуску мне давать не собиралась, и все треволнения были для неё моими личными проблемами.
— Роза сказала тебе? — сразу взяла она быка за рога, опускаясь в воду, приноравливаясь к температуре. Я кивнул. — В чём проблема?
— А если бы ты… Если бы не получилось, и ты напала бы на того мальчика? А вы тут, понимаешь, договорились…?
— Хуан, он — это он. А мы — это мы, — отрезала она. — Мы просто ждали, когда получится. Чтобы не было осложнений, а не потому что.
Логика, конечно, та ещё, но я её понял.
— Почему сейчас?
— Потому, что, — повторилась Мия и подалась ко мне с явным намерением как минимум изнасиловать. Но в последний момент, когда я её перехватил, сникла.
Я обнял её, притянул к себе. Под другое плечо мне тут же нырнула Роза:
— Хуан, не бойся, мы останемся такими же, как прежде. Так должно быть. Ты знаешь, и всегда это знал.
— Знал… — вырвалось у меня вместе с обреченным вздохом. Обреченным принять неизбежное.
— Мы — семья, — добавила Мия и первая пошла в атаку, приблизив мордашку к моему лицу, ища губами мои губы.
— Они первые, Фрей. Я спал с Паулой, но это не то. С Паулой было романтично, как с хорошей сеньоритой, которая нравится. Был и с Мией… И пусть буду говорить тебе, что в чисто медицинских целях — не верь мне, это не так, — текли и текли из меня откровения. — Там тоже была романтика, жесткая романтика садо-мазо, взрослого кино. А в этот день…
Из груди вырвался очередной вздох, призванный маскировать отсутствие у меня красноречия.
— Тут другое, Мышонок. Да, у нас была ванная. После — шикарная ночь под зеркальным балдахином — чуть не проспали развод. Но главное не романтика, не секс. Главное то ощущение всеобъемлющего понимания и поддержки, ощущение единения. Будто мы части чего-то бОльшего, единого целого. Ни один секс с таким ощущением не сравнится, это будто в другом измерении.
Как бы объяснить… Я могу спать с Паулой и не представлять, о чем она на самом деле думает. Могу спать с тобой, и точно знать, что ты, к примеру, утром отдашь приказ бросить меня в тюрьму или расстрелять. Здесь же всё не так.
Я готов убить, задушить, готов пойти за них на любое преступление. Они — часть меня. Так же, как я — часть их. Если бы я не захотел, там, в ванной, ничего бы не было. Но близость между нами всё равно бы осталась; она возникла независимо ни от каких наших поступков и мыслей, и останется навсегда. Это не с чем сравнивать, Фрей, у меня нет слов. Не знаю, понимаешь ли ты, но внятнее пояснить не могу.
— Там вы дозрели, — глубокомысленно изрекла её высочество. — Дозрело то, что зрело с момента твоего появления в каюте. Жажда иметь семью, которой никогда не было, мужчину, которого бы слушались, в роли «отца», и одновременно того, кто защищал бы, «брата». А заодно и любовника — девочки-то уже большие. Семья… — потянула она.
— Сестрёнки смотрят на меня не как на собственность, ты поняла неправильно, — покачал я головой. — Они смотрят на меня, как на часть самих себя. Им нет нужды ревновать — ведь тебя выбрал я сам, добровольно. Как можно ревновать руку, пожимающую ладонь другому человеку? Это же твоя рука! И при этом я безраздельно принадлежу им. Совсем на ином уровне, не мешающем тебе или любой другой моей избраннице.
— Мерседес, например…
Я укола даже не почувствовал. Промолчал. Слова сказаны, добавить нечего. А Мерседес и правда никогда не впишется во взвод. Во всяком случае, для меня.
— У остальных это впереди, да? — становилась всё более и более хмурой Фрейя. Я бегло пожал плечами.
— Насчет Гюльзар не скажу. С ней мы… Как бы тоже духовно близки. Но у неё есть последний тормоз. Это не физиология, это тоже чисто психологическое. И она должна этот тормоз сорвать, иначе не сможет преодолеть в себе некие удерживающие настройки, и так и останется в подвешенном состоянии. Ревновать тебе, нет — не знаю. Это не животное, не физиология. Это именно духовное.
— Как раз к духовному ревновать и надо, — произнесла её высочество, борясь с тем, чтобы мучительно не скривиться, удержать эмоции. Что ж, сеньорита, ты сама напросилась. Не я поднял эту тему.
— Мы в ответе за тех, кого приручаем, Хуан, — вновь изрекла Фрейя. Задумалась. — Я тоже хочу так. Как у тебя. — Повернула голову набок, стыдливо отводя глаза, боясь показать обжигающую, недостойную принцессы зависть. — У меня такого ни с кем не было. Вообще ни с кем. Чтобы абсолютное понимание, и тем более доверие…
— А Сильвия?
Фрейя потрясла своей каштановой копной.
— Близкая. Очень близкая. Но подруга.
Вновь пауза.
— Ты счастливый сукин сын, Хуан! — Она поднялась и села на траву рядом. — И не догадываешься, насколько!
— Фрейя, ты особенная. И сильная. — Я провел тыльной стороной ладони ей по щеке. — И небезразлична мне. Давай устроим, как с ними? В ранге абсолюта? У нас получится! Должно получиться!
— Не так быстро, — покачала она головой. — Полгода, год… Я не они, не смогу так.
— А ты спешишь?
Она опустила голову.
— Бросай этого напыщенного хлыща, — продолжал я. — Мы справимся. А после и у нас получится ТАК. Если же ты его не бросишь… О каком абсолютном доверии тогда можно говорить, Мышонок?
Её высочество подскочила, одёрнула на место юбку и заходила по берегу ручья.
— Ты не понимаешь, Хуан! — воскликнула она, и голос её был пропитан страданием. — Я — будущая королева! Я, не ты! Это я буду отвечать за Венеру, за всю эту планету и всех людей на ней!
Остановилась, собралась с мыслями.
— Я не могу доверять. Никому. И тем более абсолютно. Понимаешь? — Усмешка. — Ты? Ты хороший парень, Хуан. И Сирена верно сказала, тебя трудно купить уже потому, что больше, чем Велскесы, тебе никто не предложит.
— Но это не панацея! — закричала она, срываясь. — Выбрав тебя, я всего лишь отдам планету вместо Феррейра корпусу телохранителей! ТВОЕМУ корпусу, а не моему! Преторианской гвардии во главе с тобой, сукин ты сын! Если у тебя есть хоть немножечко мозгов, ты должен понимать, я никогда на это не соглашусь!
— Фрей, я… — У меня не нашлось слов, чтоб возразить.
— Я буду спать с тобой, — медленно пошла она на меня, сверкая молниями из глазищ. Ты будешь приходить ко мне в спальню, и мы будем весело проводить время, попутно обсуждая глобальную стратегию по тем или иным вопросам. Потом ты будешь уходить и снова приходить. А он будет моим консортом, отцом моих детей. Королевам ведь тоже нужны мужья!
— А ещё так МЫ получим Сильвию, — выделила она это слово. — Которая подвинет братца и станет фактической главой клана — ей для этого даже помогать особо не надо, она и сама справится. И планете будет хорошо.
Если же вместо него рядом будешь ты… Этого не произойдёт. Мы получим клан Феррейра в злейших врагах. И разгребать это дерьмо буду не я, рожденная и воспитанная для этого, опустившаяся до уровня твоей куклы, а ты, понятия не имеющий, что значит ТАКАЯ ответственность.
— Так что нет, Хуан, — покачала она головой, подойдя вплотную, подводя итог сегодняшнему непростому разговору. — Все твои бредни по поводу нас и доверия между нами — это твои личные хотелки, не имеющие с реальностью ничего общего. У нас будет романтика. С ножами за спиной, но с искренним удовольствием от жонглирования ими. И я последний раз предлагаю тебе не ерепениться.
Она вновь задрала юбку и села верхом.
— Я знаю, тебе преподавали науку, как воздействовать на… — Скривилась. — …Объекты работы женского пола. Ты хороший ученик, я уже согласна с тобой на всё, как последняя шлюха. И я стану ею, твоей шлюхой!..
Максимально приблизила своё лицо к моему.
— …Но диктовать тебе условия не позволю! Усеки это, вырежи себе на лбу, мальчик!..
Она с силой навалилась мне на плечи, толкнув на землю.
Этот момент был роковым, решающим в наших отношениях. Принцесса. Инфанта. Грозная, с пылающими из глаз молниями. Валькирия! Амазонка, берущая то, что принадлежит ей по праву! Эта её абсолютная уверенность в себе давила сильнее, чем вид её голой груди, превосходных ножек или ошеломляющего запаха тела. Возбуждение, в котором я пребывал до сего момента, было привычным: я пережил в корпусе в первые месяцы и не такое. Но сейчас происходило нечто совершенно иное; она подавляла, подчиняла, загоняя твоё желание сопротивляться за рассеянный диск. Была хозяйкой, госпожой, и не возникало даже мысли сопротивляться!
…Но я справился. Как, каким чудом — не понимаю. Просто вдруг осознал себя, объятого бушующим пламенем желания, истово целующим эту дрянь в порыве страсти, готового вот-вот, через мгновение, войти в неё, совершив непоправимое, ибо сделаю это НА ЕЁ УСЛОВИЯХ…
Перекат. Ещё перекат. Она не заметила — в порыве страсти и срывания остатков одежды мы повалялись по траве изрядно. Но вот я перехватил её тело, перевернул лицом вниз, к земле и навалился сверху, запуская руку туда, где в её теле горел наибольший пожар.
— Да-а-а! Давай, Хуан! Чико!.. Малыш!.. — застонала она и дёрнулась в судороге.
— …Ну что же ты! — шептали её губы от понимания, что я медлю.
— Ты — маленькая шлюшка! — прошептал ей на ушко. Фрейя дёрнулась, но я был тяжелее, и держал крепко. — А знаешь, что в этом самое замечательное? Ты МОЯ маленькая шлюшка! — укусил я её за ухо и…
— Ты должен уметь всё, Хуан! — сверкала глазами Катарина на очередном нашем с нею занятии у себя в кабинете. — Ты не знаешь, с кем тебе придётся работать и каковы будут допустимые пределы, за которые нельзя заходить. Поэтому нужно быть готовым ко всему, к любому испытанию.
— Значит, всё-таки стандартный искуситель? — усмехнулся тогда я. Лока Идальга презрительно скривилась.
— Стандартный? Я бы сказала многофункциональный. Всепогодный, как говорили лётчики в старину. Могущий выполнить абсолютно любое задание. И это правильно.
В общем, теорию я подкину, с точки зрения медицины и сексологии. Разберём по полочкам, кое-что зазубрим и выучим. Объекты применения найдёшь на территории базы, благо, Марта девочка умная и не мешает тебе развлекаться. Кстати, настоятельно рекомендую её бросить, она твой тормоз. Просто поверь.
Я кивнул — эту тему обсуждать не собирался.
— Итак, пиши…
— Ну, ничего себе! — Паула издала почти мальчишеский свист удивления. Впрочем, чего ещё ждать от пацанки? — А больше тебе ничего не надо?
— Я не прошу тебя участвовать саму. Разве что советом — у тебя колоссальный опыт в таких делах.
— Ага, кто если не я, — фыркнула она.
— Типа того. Я прошу лишь подобрать кандидатуры. Это опыты, эксперимент, понимаешь? И первое задание — удовлетворить женщину тактильным контактом, без использования… — Я покраснел. Тогда я ещё умел краснеть. — Одни прикосновения. Ну, или пальцы, если она не девственница, — вспомнилась мне кандидат в тренажеры номер один, о которой я подумал в первую очередь, получив задание.
— Зачем тебе я? Иди в кубрик и выбирай. — Паула презрительно скривилась. — Откажется одна из десяти. Скорее, отбиваться придётся. Кастинг устраивать.
— Вот поэтому и ты, — похлопал я её по руке. — Они должны понимать, что это не их победа в охоте на меня. Что они — тренажеры. А значит «нанять» их должно «рекрутинговое агентство» в твоём лице. Так проблем будет меньше. Понимаешь?
— Угу. — Огненный демон задумалась. — Девочки, как понимаю, в пролёте. Хотя это… Самый простой вариант.
— На своих ставить опыты нехорошо, — покачал я головой. — Марта тоже пролетает — мне нужна полная свобода действий, безо всяких заморочек. Потом пройдусь и по ним, когда увижу, что что-то получается. Но не раньше.
— К «пятнашкам» прогуляйся, — хмыкнула она, ехидно оскалившись. — Эти любую твою новацию на ура поддержат!
— Смерти моей хочешь, да? — Я поёжился. — Вот научусь… Тогда может быть.
— Хорошо, по рукам, — кивнула она. — Я найду тебе тренажер. Будь готов через час в нашей оранжерее.
— Так быстро? — нахмурился я.
— А чего медлить? — Огненный демон расплылась в довольной ухмылке. — Как завещал великий Ленин: «Учиться, учиться и ещё раз учиться!» Кадет Ангелито, бегом в душ!
— Есть! — вскочил я. Игра, да. Но чертовски приятная игра!
— Сволочь! Гад! Тварь! Скотина! Подлая скотина!
— Насильник! Тупица! Быдло!
— Хам! Много о себе возомнившая деревенщина! Сволочь!
Я сидел, привалившись спиной к стволу дерева и откровенно кайфовал, пытаясь считать неповторяющиеся, то бишь уникальные эпитеты, награждаемые мою персону её высочеством. Получалось много, более сорока. И ни одного нелитературного! Хороший у неё словарный запас, сразу видно представителя высшего сословия.
— Змеюка! Искуситель хренов! Дубина пальмовая!
— Деревенщина! Скотина! Гад!
— Сволочь! Сволочь! Сволочь!..
Бегающая вдоль берега и психующая принцесса остановилась, забила в истерике о землю босыми ногами. Боже, как же она прекрасна, когда злится!
Смотрелось это действительно комично, учитывая, что из одежды на ней кое-как болталась лишь приснопамятная юбка, мятая в хлам и вся в траве.
Есть, успокоилась, опала. В смысле, принцесса. Опустилась у самой кромки воды, принялась умываться. Не просто так, естественно, а чтобы я не увидел проступившие на глазах слёзы. Истерика она такая.
— Где ты всему этому научился, а? — произнесла она, чуть не захлёбываясь иронией, как только более-менее успокоилась. — Такая выдержка… Я уж думала всё! Ты мой!
— Если бы ты не надавила, не расписала, как хочешь консорта и боишься меня — может у тебя и получилось бы, — с выражением полного пофигизма на лице заметил я. — А так…
Из груди вырвался тоскливый-тоскливый вздох. Но в душе я считал, что всё сделал правильно. Просто природа — я хотел её тело, и ничего с этим не сделаешь.
— Как думаешь, чему меня должны были научить девочки в корпусе первым делом? — продолжил я тему
— И чему же? — ехидно ответила она.
— Во-первых, выдержке. Сумасшедшей, просто неестественной! А во-вторых, вот этому. Умению удовлетворить партнёршу используя… Скажем так, подручные и рУчные средства.
Вот представь, прихожу я к какому-нибудь взводу на «глоток мате». А их там человек десять-двенадцать. Ну и… Сколько я чашек «мате» осилю без стимуляторов? Две? Три? Четыре? Нет, четыре — уже перебор, даже в девятнадцать. Вообще когда как, но с поправкой на физическое истощение — не много, просто поверь — подвигов на территории базы я практически не совершал. Так что бОльшая часть девочек по-любому останется в пролёте. А хочется всем, и хочется именно мужской ласки, а не затык кожаной игрушкой от подружки… — Я наигранно вздохнул. — Вот и пришлось учиться выкруживаться, как только можно. Извини, ничего личного. Твой опыт против моего.
— Всё равно сволочь, — зло отрезала она.
— Кто спорит! — примирительно согласился я. — И ещё, это… Я не буду делить тебя ни с какими консортами, извини. Лучше женюсь на Пауле. Пока время терпит, пара лет у тебя есть, думай. Но не слишком задумывайся. Твоя мать только рада будет её приблизить, воткнуть дяде Себастьяну очередную шпильку в брюхо. Знаешь же, как они друг друга обожают! А раз она приютила её, приняла присягу… Вот пусть и вкалывает та на благо государства! Девочка Паула неглупая!..
— Расчетливая скотина! — Прорычала Фрейя.
— Из твоих уст это прямо похвала! — воскликнул я. — Политик и должен быть расчетливым — иначе какой же он политик? И скотиной, само собой. Иначе дорога ему только в монастырь. Или инженером, на завод, но это потолок.
— Тварь! — продолжала беситься Фрейя.
— О, а это вообще в яблочко! Все мы твари господни!.. — воздел я руки в небо.
— Хуан, не прикидывайся! И не издевайся! — вновь вспыхнула она, подскочив.
— Мышонок, я тебя удовлетворил? Удовлетворил. И тебе понравилось — не ври, не поверю обратному. Что получается? Правильно, ты пытаешься меня обвинить в том, за что вообще-то похвалить должна! Типа, как тебе хорошо было.
— Гад! Тупой макак! Безрогий олень!
Вон оно как! Сколько о себе сегодня узнал.
На её высочество было страшно, и одновременно приятно смотреть. Тушь растеклась — всё лицо в разводах. Помада частично вытерлась. «Штукатурка» дала сбой, одна часть лица была чуть-чуть коричневее другой. Слёзы тоже не прошли незамеченными, оставив характерный блеск в глазах. Интересная лапочка!
— Сидеть! — рявкнула «лапочка», подойдя ближе, когда я попытался привстать и отползти — слишком воинственный был у неё вид.
Хмм… Вроде всё, выдохлась, бить не будет — я послушался. Поднял руки кверху, демонстрируя подчинение.
Она опустилась рядом со мной на колени и начала деловито расстёгивать мою ширинку. Пока она психовала, я успел приодеться.
— Сидеть, я сказала! — рявкнула она снова, когда… Нет, не попытался, только подумал ей помешать.
Ослушаться такого тона было невозможно. Я понял, убьет, нафиг, если действительно что-то выкину. И ей за это ничего не будет — что может быть инфанте и дочери королевы?
— Мышонок, я не буду сегодня больше с тобой целоваться, — попробовал увещевать я, зная, что это бесполезно. И астероид на полном ходу на встречном курсе не пошатнёт её настрой.
— Переживу! — зло буркнула Фрейя и дёрнула… Ну, то, зачем полезла.
— Ай, больно! — вскрикнул я. — Понежнее можно?
— Потерпишь! — вновь фыркнула она.
Сказала зло, но движения её приобрели плавность — делать больно она не планировала. Так, демонстрация намерений.
Когда она наклонилась, и я почувствовал, что готов к полёту в открытый космос, нашел силы на главный вопрос. На который и так знал ответ, но не задать который было нельзя:
— Фрей, зачем тебе это надо?
— Не люблю быть должной! — зло фыркнула принцесса.
«Ла-Куронь», или на старофранцузском «Корона». Заведение для высшего сословия и тех, кто вокруг оного пасётся — политиков, деятелей культуры, крутых бизнесменов второго эшелона — тут можно много кого встретить. Визитная карточка заведения — его архивысокие цены. И сервис, разумеется. На входе здесь нет мордоворотов, отсекающих кого ни попадя, конкретно это заведение декларирует открытость и толерантность… Но кто ни попадя сам не придёт сюда — чашка кофе на стойке здесь стоит половину маминой зарплаты.
Сервис, конечно, соответствующий. Официанты тихи и незаметны, все желания клиента исполняются молниеносно. В клубе несколько залов по интересам — как общий, где в данный момент и «тусила» молодёжь в виде сеньора Рубио и его гостей, празднующих его день рождения, так и несколько небольших уютных помещений… Ну, пусть будет для корпоративов в тесном кругу. Есть и совсем небольшие кабинетики для важных переговоров, которые полностью изолируются (при желании) от внешнего мира — в своё время сеньора де Сантана принимала меня именно в таком, правда, не став изолировать его, ограничившись собственной системой глушения сигналов. Там же и познакомила меня с городскими наёмниками, кого кланы используют для самых грязных и самых тёмных своих делишек. У наёмников такого уровня есть свои неписаные правила и кодекс чести (что позволяет им существовать несмотря на достаточно легко вычисляемую сущность организации) — например, они принципиально не берутся за уничтожение глав других планетарных кланов и членов их семей. То есть Феррейра им заказывать бесполезно. Есть и ещё моменты, но я не интересовался. Однако любого другого человека на Венере тёмные личности грохнут в кратчайшие из возможных сроки с любой жестокостью, какая потребуется нанимателю. Само собой, работают они только по знакомству и рекомендации, и никак иначе. Что говорит об интересе клана Сантана во всей этой свистопляске с моим проектом, об их «инвестициях», пусть даже я вернул им всё взятое золото до последнего центаво.
О чем это я? О кофе? О наёмниках и их кодексе? О золоте клана Сантана? Нет, разумеется. Это я пустил свои мысли в галоп, пытаясь подумать о чем-то ином, хоть немного отсрочив неизбежное. Потому, что мне… Было страшно!
Я был готов выйти один против сотни футбольных фанатов, разгоряченных алкоголем и поражением любимой команды. Я был готов схватиться в метро с полчищами марсиан. Был готов один и без оружия устроить шорох в Новой Аргентине, или же заново поставить на уши школу генерала Хуареса (последнее вообще не привыкать). Но я боялся встречаться с Изабеллой.
Кто она для меня? Что чувствую к ней?
Не знаю. Но что-то чувствую. После года разлуки, прошедшего с момента всего двух невинных встреч в городе. Её образ со мной и никуда не делся, не затерялся под спудом множества других, ярчайших событий в жизни. В которой одних только девчонок за это время было …
Эх, да что девчонки. Юбки! Просто юбки. Одна, другая… Не важно, сколько б их ни было. Животный инстинкт никогда и рядом не стоял с настоящими, истинными чувствами, оставляющими в душе отпечаток, заставляющими трепетать, страдать, надеяться и радоваться улыбке Той Самой. Коих (Тех Самых) за прошедший год мне встретилось ни много ни мало а три! ТРИ!
Первой появилась Паула. Отношения с нею нельзя назвать простыми, и развивались медленно, накладываясь на множество традиций и условностей. Но это именно отношения, апофеозом которых стала моя вендетта, когда были посланы в космос все условности и сорваны все тормоза. Мы прекрасно провели с нею это время, много раз засыпая вместе, в одной постели. Да, после она со мной «порвала» и отдалилась, войдя в привычную, полную прежних и новых условностей, колею. Но она рядом. И её место в моём сердце неприкосновенно — нет никого, кто и близко мог бы к нему подобраться.
А ещё там же, в моём сердце, есть Фрейя. С которой не всё гладко, более того, война с которой перешла в горячую фазу. Но это война иерархическая; вся суть нашей грызни сводится к вопросу кто сверху. На уровне чуть более глубоком, чем банальное построение оппонента по стойке «смирно» меня тянет к ней, её ко мне, и даже Себастьян, это ничтожество, наконец, понял, что она его использует, чтоб насолить мне. Как выскочил тогда из репетиционной! Будто ошпарили его! И я бы выскочил на его месте — глаза Фрейи в тот момент всё сказали. Всем вокруг, кроме неё. Хотя…
…Хотя она всегда утверждала, что её бабушка, королева Катарина, учила маму не врать себе. Всем, кроме себя! А королева Лея преподаёт сию науку всю её недолгую жизнь ей, своей наследнице. Так что и Фрейя отдаёт отчёт чувствам, оттого и бесится. И место её высочества инфанты в моём сердце так же никто не займёт — даже в теории не может быть никого, кто мог бы существовать в той же нише.
А ещё с недавних пор в моей жизни появилась Марина. Нет, в жизни как таковой она давно, но недавно она заняла место и в моём сердце, как и две предыдущие фифы. Заняла нагло, просто войдя туда и поставив всех этим перед фактом, плевав на титулованных конкуренток. Она и в жизни такая боевая — палец не клади, откусит, и тут повела себя в соответствии с психотипом. Я сам, хозяин своего сердца (ибо бьётся оно всё-таки в моей груди) офонарел от подобной наглости и дерзости.
Первоначально подумал, что это блажь, игра гормонов, последствия стресса. И только последовав совету нашей мудрой персиянки и затащив Марину в парк, понял — нет, не блажь. Это серьёзно и навсегда, она от меня не уйдёт. Не как человек, а как образ в сердце. Это моя белая обезьяна, и никому отдавать её не собираюсь! Тем более, её ниша так же не пересекается с нишами Фрейи и Паулы.
Сам поражаюсь! Вот такой я… Бабник! И самое паскудное, тут неприменимо слово «сердцеед», ибо это они съели моё сердце, войдя туда и окопавшись. А мне это всё терпеть, мучаясь болями и муками выбора… Который я никогда не сделаю. Не в ближайшее время. А если вы думаете, что это клёво и здорово, чувствовать ТАКОЕ к троим, то сильно ошибаетесь. Геморроя и хаоса, как тот, что творится в моей душе, не пожелаю и врагу.
Я НЕ ЗНАЮ кого выбрать. Не в рамках проекта, для себя. Вот просто не знаю, и всё! Руки опускаются, а сеньора, спасавшая меня всю жизнь из самых жесточайших передряг, моя интуиция, ехидно молчит.
…А теперь ещё и Бэль. Ожившее воспоминание, которое под грузом свежих впечатлений и эмоций закуклилось где-то в районе митрального клапана. Вдруг оказалось, что её образ жив во мне; более того, он живее всех живых!
Да, это не тот образ богатой инфантильной девочки, потерявшей и ищущей себя — я знаю о Бэль слишком много, чтобы он имел право на существование в прежнем виде. Но тем не менее, даже под спудом «желтой» информации, нынешний её образ так же отдаёт чистотой и наивностью. И это страшное сочетание — чистота и наивность в развращённости. Сложно описать этот образ словами, ибо никаких слов на свете не хватит сформулировать конфликт в моей душе при мыслях об этой девушке, но именно этот невозможный антагонизм и делает Бэль такой… Безбашенно привлекательной! Я хочу прыгнуть в омут её голубых глаз, вдохнуть запах волос, прикоснуться к её наивности, познав при этом и развращённость…
…И именно этот прыжок так пугает. После него я не буду прежним. Больше не получится уйти от её глаз, пусть даже мне подсунут новый корпус, с сотней тысяч свежих нетраханных девочек.
Моё сознание пыталось разработать стратегию защиты, не хочу врать. В висках пыталась пульсировать мысль: «Это проект! Офицеры отчаялись и хотят поставить на младшую!» Но я понимал, это самообман. Королева Лея не хочет ссориться из-за меня с дочерью, пусть даже проект резервного наследника покатится ко всем чертям под откос. Веласкесы слишком себя любят для этого. Тем более, она папина любимица, а недооценивать влияние сеньора Серхио не стоит. Это не проект, это случка. Чтобы посмотреть и внести в планы коррективы, пока это ещё можно сделать, пока наша война с Фрейей не завершилась… Победными фанфарами и бурными отношениями без тормозов. А она закончится ими, кто бы из нас ни победил.
«Жизнь не окончится, сынок, — звучало в голове набатом. — Что бы ты ни выбрал, какой бы поступок ни совершил, это не будет концом. Сломаешь планы ее величества? Да, полютует. Но придумает новый проект, в который тебя после усиления и переобучения вновь засунет. Обломаешь своих офицерин? Ничего, придумают под тебя новый план, который впихнут в новые расклады…»
«Фрейя, Изабелла, эта девушка… Всё это не важно. Любой твой шаг должен быть ТВОИМ шагом. И идти он должен вот отсюда, от сердца»…
Мама-мама! Как редко ты даёшь советы! Но раз данное оказывается поистине бесценно.
Я не могу обманывать себя. Не могу прятаться за проект. И должен выбрать сам, кого бы мой выбор ни касался.
И интуиция, эта своенравная сеньора, всю дорогу до бутика, где меня приодели, а после до самой «Короны», упорно твердила, что Бэль — следующая в моём «сердечном» списке, чем бы ни окончилось наше сегодняшнее свидание. Именно этого я и боялся. Мысли о подобных перспективах и вызывали дрожь в коленках.
…А что проект к чертям уже фактически улетел — лирика, свершившийся факт, полностью меняющий картину повседневности. Но эта мысль заботила в последнюю очередь.
Приодели меня не так, чтобы очень. Нет-нет, вещи, которые девчонки, коллективно посовещавшись, нацепили на меня, стоили больше, чем моя мама зарабатывает за несколько лет. Вот только глянув в зеркало примерочной, я увидел того самого урку, который заявился на свадьбу к Марине после испытания кровью. Трезвого, бритого, и куртка на мне даже отдалённо не напоминала бандюганскую униформу… Но тем не менее, с той стороны на меня смотрел только что грохнувший наркобарона Ваня Шимановский.
— Это у вас чувство юмора такое? — усмехнулся я.
— Нет, это твоя легенда, — отрезала, добавив в голос нотку ехидства, Светлячок. — А теперь запоминай. Тебя отправили на Землю…
Да, на Земле я, как оказалось, очутился сразу после Бэль. Жил во дворце, в Форталезе. План дворца к легенде прилагался, с полным интерфейсом — его я должен буду выучить на досуге, виртуально пошарахавшись по всем помещениям, в которых теоретически мог побывать, запомнив цвета всех лестниц и расположения дорожек. Чтобы, если что, блеснуть познаниями. Заодно посмотрю быт королевского дворца изнутри — я ещё ни разу не был в личных покоях королевской семьи, мои посещения ограничивались служебными помещениями. Заодно изучу посты охраны, входы, выходы и прочую инфраструктуру — пригодится. Пробыл я там не долго, и после нового года, когда её высочество разнесла в моих поисках школу генерала Хуареса (не саму школу, кортеж Толстого на выезде, но не суть важно), простого парня Ваню Шимановского вернули домой.
Где он по приезду благополучно встрял в неприятную ситуацию, по дурости, случайно грохнув человека. Какого — не уточняется, и что-то подсказывает, записи с места убийства Торетте Бэль не найдёт. После чего беспробудно запил, посреди запоя женившись на какой-то первой подвернувшийся шлюхе, которую видел первый и последний раз в жизни.
— Слишком много совпадений, — покачал я головой, когда мы дошли до этого момента. Парень Фрейи, наличием которой она поделилась с сестрой, который из корпуса, женился так же по пьяни. И его жена тоже из Северного Боливареса. Где недавно произошла заварушка, о которой знает весь город.
— Весь город знает о Новой Аргентине, — возразила Света, но я видел, ей не по себе. — Боливарес на фоне устроенного там беспредела…
— Она не дура, — настоял я. — И факты сопоставит.
— Я работаю с тем, что есть. Если у тебя другой план — предложи! — вспыхнула марсианка. Помолчала. — Я не уверена, что Фрейя при сестре сильно распиналась про своего Хуана, и тем более про Марину. Они последнее время… Не то, что в ссоре. — Скривилась. — Просто…
— Просто Бэль имеет дурную привычку затаскивать всех её мальчиков к себе в постель. А меня её высочество отдавать не намерена.
Из груди Светлячка вырвался вздох. Тяжелый, но вместе с тем облегчённый.
— Всё успели рассказать?
— Это же «телеграф»! — развёл я руками, констатируя очевидное.
— Да, ты прав. И Фрейя боится, как бы взбалмошная сестрёнка не увела у неё тебя — ангела. Потому не будет сильно распространяться на сердечную тему. По крайней мере, какое-то время. И это время у нас есть.
Гораздо больше меня беспокоит Эдуардо. Он дружен с обеими сёстрами, но с Бэль они ближе. В силу возраста и статуса — оба ненаследные, оба взбалмошные. Если про парня Фрейи Изабелле кто-то и может рассказать, то только он. И сделать тут ничего нельзя, любая попытка воздействовать или договорится с этим сукиным сыном привлечёт его внимание.
— С последующим «сливом» интересной информации её среднему высочеству.
— Угу.
Допускаю, Эдуардо мог не знать про Марину. Он знал, что я мщу за СВОЕГО ребёнка. От Беатрис. В каких же отношениях состояю с её сестрой… Ну, потрахиваю — чтоб понять это не нужно быть семи пядей. Но с его точки зрения, это проблема Фрейи. Сам же он, как юноша, выросший в этом развратном гадюшнике, мог и не обратить на сей факт внимания, восприняв, как должное. Но если ему о второй части фамилии Марины всё-таки рассказали?
М-да, и Анариэль, чтоб спросить, не подключишь.
Остаётся надеяться, что младшие принцы, как люди взрослые, имеют разные круги общения, и если информация просочится, то не сразу. Пусть какая-то фора у меня и есть, но совсем-совсем небольшая.
— То есть, главный наш аргумент, — вновь констатировал я, — что Хуанов на Венере, как донов Педро в Бразилии. Правильно понимаю краеугольный камень нашей стратегии?
— С учётом того, что в Альфе живёт под пятьдесят миллионов человек, и в одном только Северном Боливаресе тысяч двести-триста… — Светлячок развела руками — убеждала она саму себя. — Да.
— Это может сработать, Хуан! — воскликнула вдруг она. — Не сто процентов, но может. А мы с девочками для этого приложим все силы. Бэль обмануть несложно. А вот Фрейю…
— Фрейю я беру на себя. — Я коварно усмехнулся. — Тут будет одно из двух. Или мне придётся выбрать одну, или другую. Если это будет Бэль… — Теперь развёл руками я. — Пусть пеняет на себя. Жизнь есть жизнь, а мы с нею даже ни разу не спали.
— А если это будет Фрейя? — сузились зрачки Светлячка.
— Тогда я скажу твоей подопечной всё как есть, в глаза. Ты же это ставила мне в качестве главной вины, да?
Я откинул голову на спинку сидения «мустанга». Начерно, «на коленке» стратегия есть. Но что-то подсказывало, всё будет гораздо сложнее, чем все наши самые глубокие расчёты.
Детали легенды оговаривали все оставшиеся четверть часа, что добирались до «Короны». За два квартала Светлячок приказала остановить машину и вылезла наружу:
— Всё, мне пора. Я первая — я как бы… Была и есть там. Вы — немного погодя. И ещё, пройдись квартал до заведения пешком, наши «мустанги», особенно после недавних событий, слишком навевают на размышления.
Дельное замечание. Машину надо было поменять. Либо ехать сразу на «либертадоре», оставленном Шаману, который с приваренным спереди таранным ковшом.
Мы выждали почти полчаса, пока Васильева не дала сигнал, что пора. Спешить нам было некуда, наоборот, нужно дать «догнаться» её высочеству до нужной кондиции. День рождения в среде золотой молодёжи — это день рождения в среде золотой молодёжи, с большим количеством спиртного, лёгкими наркотиками, танцами на столах и прочими шалостями. А в «изменённом состоянии» на женщин воздействовать, как правило, легче. Они более эмоциональны, а эмоции в нашей работе — сто процентов успеха.
Мероприятие уже началось, и шло, по данным Васильевой, часа два. То есть пока ещё не перешло черту, когда молодняку становится поровну на всех и вся, когда главным мотивом их дальнейших действий являются поиски приключений. Причем, опять же, по данным Васильевой, Бэль последнее время присмирела и не рвётся на поиски подвигов. А в данный момент встречается с сеньором Рубио, и ей теоретически как бы не зачем. Конечно, что-то эдакое под конец вечера обязательно выкинет, но сейчас ещё не то время; сейчас у них этап пусть и весёлого, но застолья, с не таким уж и большим количеством приглашенных.
Они могли выбрать полностью изолированный вариант помещения, но сыграло два фактора. Первый — их было чуть более двадцати человек. Для изолированного кабинета — много; для отдельного зала — мало. Конечно, мало — не много; учитывая, что на мероприятии будет принцесса, сеньоры буржуи могли раскошелиться и арендовать для мероприятия отдельный малый зал. Но тут вступает в силу второй фактор — операция, задуманная на самом верху. Королевой, и, само собой, сеньорой Морган — без неё в семействе Веласкес ничего не происходит. Согласно оной, Светлячок, отвечающая за безопасность торжества(что с представителями иных кланов никогда даже не обсуждается) одобрила меры по защите подопечной в главном зале «Короны», в одном из неизолированных, наполовину открытых помещений «амфитеатра». То есть детки находились тут как бы в стороне от остальных отдыхающих, но в то же время в любой момент могли выйти в общую залу, могли смотреть на сцену и танцпол, и вообще ощущать себя причастными к происходящему. Самим деткам такой вариант был больше по душе, ибо ближе к вечеру «на огонёк» наверняка заглянут их «коллеги», другие представители золотой молодёжи, а когда все напьются, веселиться лучше внизу, в общей зале, а не в маленьком тесном коллективе, где все друг друга знают с рождения. Пьяные глупости надо совершать там, где есть сторонний зритель, а иначе какой в них смысл?
В общем, Бэль должна увидеть меня в главном зале сама, и сама подойти. Моя же задача — сесть за стойкой в строго определённом месте и ждать. Кое-какие моменты ангелы возьмут на себя — в главном зале «Короны» было не продохнуть от их количества. То есть Бэль однозначно спустится, это вопрос времени.
Охранник на входе придирчиво оглядел меня. Скривился. Раздумывал, стоит ли пускать человека с такой плебейской мордой лица, или наплевать на толерантность и развернуть? Я решил не выпендриваться, не сегодня, и бегло покрутил между пальцами золотую членскую карточку клуба. Кстати, именную и настоящую, выданную Ланой перед началом операции. Она останется у меня и после сегодняшнего, так что толк от сегодняшнего будет в любом случае, независимо от результата. Вид карточки моментально решил исход дела, здоровяк тут же забыл о моём существовании.
Я вошел. Ноги подкашивались, тело било крупная дрожь, но каким-то чудом держался. Полусумрак небольшого холла с лестницей на второй этаж, в изолированные залы и ложи, и, наконец, главный зал. В данный момент пока светлый и полупустой — веселье тут начнётся немного позже. Окинул головой вокруг — да, народа немного, большинство столиков не заняты. «Амфитиатр», как условно его обозвал в прошлое посещение, так же почти пуст (судя по звукам, просматриваемость лож и кабинетов из зала минимальна). Лишь с противоположной стороны, в самом конце, раздавался гам и весёлый жизнерадостный молодёжный смех — компания сеньора Рубио и Изабеллы.
— Сеньор, оружие? Запрещённые вещества? Имеются? — выдернул меня в реальность голос Кровавой Мэри, смотрящей на меня ну совершенно чужими неузнавающими глазами. Я вспомнил её импровизацию с убийством медвежатника — ещё одна актриса пропадает. Улыбнулся.
— Нет, сеньорита. К сожалению. А без них вы пропустите меня, или оружие и наркотики — обязательное условие?
Она мой выпад профессионально проигнорировала.
— Сеньора, у вас такая замечательная улыбка… Может встретимся и куда-нибудь сходим после… Работы? Я сегодня как раз совершенно не занят!
— Очень смешно! — равнодушно фыркнула Мэри. Как фыркает каждый божий день на подкаты обывателей. По её знаку две девочки девятой опергруппы облапили меня, а третья старательно просветила вначале одним сканером, затем другим. Причем второй очень красноречиво мигнул красной лампочкой, которую все дружно «не заметили».
— Чист.
— Проходите, сеньор. Хорошего вечера, — повесила Мэри на лицо дежурную улыбку.
— А вы всё-таки подумайте о свидании, — выдал я самый похабный свой оскал. — Хоть вы и из титана и никеля, но тоже ведь живая. Сходим, повеселимся..?
— Я подумаю, — стандартно-вежливым тоном ответила Мэри. Каким в кадровых агентствах уведомляют: «Мы вам перезвоним». «Как вы, мачо, эдакие, меня достали! Работать мешаете!..»
Улыбнувшись, я прошел дальше. Настроение чуть-чуть, самую малость, но поднялось. Сделал круг почёта вокруг пустующего пока танцпола. Прошелся мимо сцены, где в данный момент трое типов в карикатурных сомбреро на три гитары «давили» нечто слезливое про некую Марию, и то, как каждый из них в лице абстрактного героя песни её сильно любит. Прошелся аккурат мимо места, откуда виделся вход в закуток с гуляющим молодняком. Их самих без специальной оптики не разобрать, но по опыту знал, в обратном направлении обзор куда лучше. Не подавая вида, что сердце выпрыгнуло из груди, отвернулся и подошел к стойке, залезая на роскошный стул с декоративной позолоченной ножкой и позолоченной же подставкой для ног.
— Что сеньор изволит? — мгновенно материализовался бармен, тощий паренёк лет тридцати с каменно спокойным лицом. Такие вещи, как гуляние свиты её младшего высочества, были для него обыденностью, он совершенно не нервничал и не старался казаться большим, чем есть. Это немного успокоило. Они ЛЮДИ, вся эта грёбанная аристократия. А значит, с ними можно работать. И если даже простой бармен не комплексует… Какого икса волнуюсь я?
— Текилы. С лаймом и табаско, — пошел я по проторенной дороге, решив если не нажраться, как в тот раз, после первого убийства, то значительно успокоить взвинченные нервы. — Двойную порцию.
— Конечно, сеньор. — Бармен кивнул и испарился. Я же остался сидеть, от нечего делать оглядываясь по сторонам, разглядывая посетителей.
Обычно мне нравится наблюдать за людьми, читать их. Угадывать, у кого что в жизни случилось, кто о чём думает, чего хочет. Это у меня с детства — я будто вижу окружающих насквозь. Не всех, разумеется — есть множество людей, которые остаются для меня тайнами за семью печатями. Например, мне ни разу не удалось прочесть королеву, кроме случая, когда она сама целенаправленно открылась. А ещё загадка — Сирена Морган. С Мишель полегче, хотя тоже тяжело. Да, она проще, чем товарки по бывшему взводу, но если бы поставила цель не сблизиться, а дистанцироваться от меня, загнать в стойло — загнала бы. Просто закрываться от того, с кем спишь, и тем более строить его, во-первых, очень трудно, а во-вторых, глупо.
Сеньора Гарсия же сурова, но искусства сдерживания эмоций в крови у неё нет. Есть навыки, полученные, тренировками, но в душе она простушка. Оттого с нею двояко себя чувствуешь: прочитать что-либо не можешь, но понимаешь, что тебе может и повезти, если она не совладает с собой и откроется.
А вот, сеньор Серхио — тот ещё жук! Мне повезло, что он не испытывает ко мне никаких чувств, требующих полноценной эмоциональной брони. Я ему не нравлюсь, но устраиваю, и он сам хочет, чтобы я это знал. Другим же с ним наверняка непросто. Примерно то же касается и Лисы-Алисы — она меня ненавидит, особенно после случившегося, и так же не считает нужным это как-то маскировать.
С большинством же остальных моих контактов всё гораздо, гораздо проще! Желания и эмоции их написаны на лицах. То же касается и девяноста процентов остальных окружающих людей — я их чувствую, и всё. И получаю от чтения удовольствие заядлого ценителя… Обычно.
Но сегодня желание сканировать окружающих вдруг пропало. Впервые на моей пусть и не долгой, но достаточной для выводов, памяти. Сегодня я не хотел никого не то, что читать, а вообще видеть и слышать! Я был не в себе, и надо признаться в этом, пока не стало поздно что-либо предпринимать.
Мои душевные терзания, очевидно, прорвались наружу, ибо бармен, вновь материализовавшийся с текилой, соком и лаймом, испарился быстрее, чем я успел задать ему какой-то незначащий вопрос. И это к лучшему — ведь если окружающие будут видеть моё смятение… Его увидит и ОНА. Ей будет проще что-либо понять, если я ничего не смогу объяснить, спотыкаясь на каждом слове. Что взять с неадеквата? А выглядеть я буду именно им.
Текила пошла хорошо. Я не торопился, смаковал, дозаказав в течение получаса всего одну порцию. Не дело это, нажираться, когда работа не выполнена. Я ведь на задании, как бы себя ни накручивал, что данное мероприятие не имеет к проекту отношения. У меня приказ — Изабелла должна покинуть сие заведение, оставив сеньора Хосе Мария Рубио Морену, и она покинет его, чего бы мне ни стоило. Но, господи, как же хочется сорваться!..
Через час почувствовал, что времени прошло достаточно, заказал ещё одну текилу, снова двойную. Нервы должны быть расслаблены, несмотря на повышенное содержание алкогольдегидрогеназы в моём модифицированном организме. Я не должен быть пьян, но и чувство всепоглощающей паники, с которым вошёл сюда, тоже должно затаиться и не отсвечивать.
Ещё полчаса. Да где же этот Светлячок? Когда уже организует спуск подопечной?
Ещё текила. В голове пролетела мысль — а может, обойдётся? Может, она слишком занята, не увидит меня? И фиг что сделают ангелочки, разве что носом ткнут.
Действительно, почему нет? Она с официально признанным парнем, у которого день рождения. Среди массы ровесников одного с ней круга, одних интересов. У них свои игры и развлечения, свои представления об оных. Зачем ей смотреть на одиноко сидящего за стойкой камаррадо в бандитской куртке?..
Мои игры с глубоко теоретической фантастикой закончились быстро. За спиной раздался смех и голоса, мужской и женский. Я не обернулся — а чего смотреть, ЕЁ смех я узнаю из миллионов. Просто повернул голову в пол-оборота, открывая свой профиль, привлекая к нему её внимание.
Смех разом стих. Мужской чуть-чуть заплетающийся голос на автомате продолжал что-то вещать, но я обострившимися вдруг до предела биоэнергетическими способностями почувствовал напряжение и полное невнимание той, кому слова предназначались. Мысли её улетели далеко, в иную плоскость бытия и восприятия.
Секунда. Две. Три. Десять. Наконец, тип понял, что его не слушают:
— Бельчонок, всё в порядке?
Меня от этого обращения перекосило. Это МОЯ девочка. Я должен был называть её так! Его спутница же скупо выдавила:
— Да, конечно. Хосе, иди, я сейчас. — Голос её был значительно трезвее, чем у спутника. Что не вязалось с медийным образом развращённой принцессы-пьянчужки, больше всего на свете ценящей приключения и веселье.
Конечно, это был голос моей Бэль, той самой девочки-мода из Центрального парка. Но одновременно какой-то другой, принадлежащий иному человеку. Более взрослому, знающему себе и своим поступкам цену и… А вот это «и» я сформулировать не мог. Сзади меня стояла совсем другая Бэль, несмотря на кажущуюся схожесть и преемственность.
— Нет, но… — парень понял, что что-то не так. Узрел мою спину, в которую она смотрела, почувствовал соперника. Он уже достаточно хорошо набрался, соображал замедленно.
— Но Бэль!.. — в голосе проскользнул намёк на возмущение, но только намёк.
— Иди! Мне надо кое с кем поговорить! — отрезала Изабелла и властно указала в сторону амфитеатра.
Тип помялся, выдавил тяжелый вздох и подчинился. То есть, как и в паре «Себастья-Фрейя», она в своей такой же лидер, если не больший. Главная. «Сверху». И дело совсем не в статусе.
Это у Веласкесов в крови, или у принцев воспитание особое? А может девочкам просто «везёт» влюбляться в слабых духом подхалимов?
Так или иначе, сеньор Рубио, досье которого я перед началом нашей акции старательно пролистал — серый тип, ничего примечательного — освободил нам пространство для приватного разговора, поднявшись наверх под облегчённые вздохи почти всех находящихся в помещении ангелочков. Бэль подошла ближе, встав за спиной метрах в пяти:
— Хуан? Это ведь ты, да?
Она не верила, что это я. Точнее не хотела верить. Надеялась, что ошибается. И самое хреновое, желание «не узнать» друг друга было взаимным.
Я молчал, и она добавила в голосок грозности и напора:
— Хуан Шимановский! Это ты! Я узнала тебя!
— И узнала бы из тысячи!.. — добавила тише.
Неизбежное нельзя оттянуть навсегда. Понятие «вечности» неприменимо даже для чёрных дыр, чего уж говорить о нашем мире. Я обернулся, крутанувшись на стуле. Вот он, момент истины…
…Передо мной стояла. Она. Не так, ОНА. Девочка из парка. Те же волнами спадающие на плечи белоснежные волосы, тщательно ухоженные и завитые. Черное невесомое платье — цвет ей идёт. Пусть иное, но так же выгодно подчёркивающее линии тела, как и тогда, на танцполе. Шикарное колье и расшитые по туалету разноцветные камешки, подчёркивающие статус — она всегда держала свой статус богатой аристократки, даже когда купалась нагишом в озере — это внутри и не зависит от одежды и причиндалов. Но главное, блеск в её голубых, словно горные озёра на фотографиях Земли, глазах. Мне правильно показалось, это была другая Бэль, более взрослая, мудрая — год не прошёл для неё даром. Но тем не менее, это всё та же девочка из парка, которую я встретил с заплаканным лицом, расстроившаяся из-за мелкой семейной неурядицы. Которую хотел, к которой меня тянуло! Ради кого год назад я бросился в омут, в пропасть, совершив самый безумный в своей жизни поступок, перебезумствовать который вряд ли возможно даже теоретически.
— Бэль… — вырвалось у меня, и это всё, что я смог выдавить.
План? Стратегия? Вы о чём?
Я почувствовал, что не могу играть, что «вдруг узнал» её, оказавшись тут «случайно». Я вообще ничего не могу, ни подумать, ни сделать, ощущая себя зелёным юнцом-девственником, впервые увидевшим голую женщину. Но план и не понадобился — она поняла, что это не случайность. Однако набрасываться с кулаками из-за этого не спешила.
— Хуан… — точно так же, с тем же волнением в голосе выдавила она…
…И мир вокруг исчез. Схлопнулся до размеров маленькой-маленькой вселенной, состоящей из меня и её. И пары метров, нас разделяющих. Мы смотрели друг на друга, не могли оторваться и совершенно не понимали, что же теперь делать дальше? Произойди наша встреча полгода назад… Утонули бы в объятиях. Произойди чуть позже… Она вырубила бы меня боковым с ноги, набросившись без разговоров, в качестве ответки за Санчес. Но что делать, мать его, СЕЙЧАС?
— Хуан, я… — Её дыхание спёрло. Хотела сказать много, очень много, вероятно, не один раз прокручивала наш возможный диалог при встрече в уме… Но, как и я, ничего не получалось. Глаза её слегка, совсем чуть-чуть, увлажнились, и непонятно чего больше было в этих слезах — обиды, облегчения или разочарования. — Хуан, я тебя искала! — пискнула, наконец, она. Подошла ближе, почти вплотную — После того случая я…
— Я знаю. — Я кивнул. Дыхание спёрло. Захотелось протянуть руку и провести ей по волосам, но оцепеневшее тело не подчинилось. — Это моя школа. Мне всё рассказали.
Вот и всё, что смог «родить». После всех изнуряющих тренировок по линии занятий с Катариной в части общения с женским полом.
— Я ведь нашла тебя!.. — продолжила она. — Почти нашла!.. И…
В глазах её отразилась борьба с искушением послать всё в космос, броситься мне на шею. Обнять, и будь что будет. Возможно, так бы и произошло… Не будь пресловутой Санчес и её похода к ней в гости. Марина держала нас на расстоянии вытянутой руки… А я…
…Я бы первым поддержал порыв, закрутив бы её в объятиях, так же плевав на всех. Если бы не клеил, и весьма-весьма успешно, её родную сестру, наследницу нашего грёбанного венерианского престола. Которую, как оценивают многие, влюбил в себя чуть ли не до помутнения рассудка. Это кроме Паулы, родного взвода и корпуса телохранителей — про них пока даже вспоминать неохота.
— Я знаю, ВАШЕ ВЫСОЧЕСТВО, — изрёк вдруг я, обрётя-таки долгожданную уверенность. Знаете, бывает так, словно щёлкает в мозгу, и ты получаешь импульс, зная, что говорить и как себя вести. — И про дом знаю. Мама рассказала. Меня в тот момент там не было.
Нет, не оговорился, «ваше высочество». И «вы». Она мне так и не сказала, кто она, и это аргумент. Сеньорита, не раз спасавшая меня в самых разных ситуациях, моя интуиция, выстрелила и на этот раз, хотя я уже и не ждал от неё помощи. Но она проснулась, огляделась и в самый последний момент подсказала стратегию поведения. Я должен поставить между нами барьер, хотя бы на пока. И лучший из барьеров — социальный, кажущийся непреодолимым (хотя почему кажущийся?) Который остудит Изабеллу, словно ледяной душ, а мне даст время прийти в себя и тоже, блин, хоть что-то понять.
— Мне очень жаль, но я… Мне нужно было исчезнуть, ваше высочество, — продолжил я, стараясь не врать. — Улетучиться. Испариться. Я не мог увидеться с вами раньше.
Каких-то пару столетий назад в испанском не было персональных обращений во множественном числе. И слава высшим силам, что появились. Бэль перекосило — она восприняла мои слова не как ведро охлаждающей воды, а будто порыв атмосферного пятисотградусного раскалённого ветра без скафандра. Её будто обожгло, ошпарило. Девушка дёрнулась и интуитивно отшатнулась на шаг, пытаясь, как и я, на ходу переосмыслить происходящее.
Пауза. Бесценные секунды. Она переваривала эпитет, анализируя его с разных сторон, я же пытался собрать волю в кулак и подавить охватившее всю мою сущность оцепенение. И вдруг понял, что дурак. Не просто дурак, а самый-самый большой болван из всех, какие бывают. И какие не бывают — тоже.
Фрейя. Паула. Марина… Это всё мелочи, всё не то. БЭЛЬ, вот она, та девушка, ради которой я пойду на всё. И уже ходил, достигнув кое-каких успехов.
Этого года не было. НЕ-БЫ-ЛО, не существовало.
Не было корпуса. Не было взвода с красноволосым демоном, Розой, Мией, Патрисией и восточным аксакалом в юбке. Не было обнимашек в душевой. Не было Белоснежки и семи гномов, Терезы с пятнашками, Камиллы и всех-всех-всех моих любовниц. Они не существовали и не существуют, и тем более ничего для меня не значат. Как ничего не значит и Фрейя со всеми своими высокомерными закидонами и предъявами на мировое доминирование. Милая девочка, но… Но.
А Санчес? Это вообще смешно! Марина — моя белая обезьяна, моя болезнь; девушка, которой я помог из благодарности, потому, что она другая, не похожая на остальных, и была достойна лучшей доли, чем та, что ей светила. Она хорошая, и меня к ней тянет, как и к Фрейе… Но не может быть моей судьбой, какие бы отношения юридически нас ни связывали.
Передо мной же вновь стояла девочка с белоснежными волосами, которую я крутил на танцполе маленького клуба в центре, и смотрела такими же, просто чуть более взрослыми наивными глазёнками. Да, платьице не то, и причёска другая… Но я всё так же был готов ради неё на что угодно, как и она была готова прыгнуть в омут, назло всему своему окружению. Мы вернулись в ту точку, в которой расстались тогда.
…Но пространственно-временной континуум — скверная штука. Не бывает во вселенных двух одинаковых точек, с одинаковыми параметрами и вариативностью.
— Хуан, я… — Бэль почувствовала мою неуверенность и подалась вперед. Женщины они ведь вообще более эмоциональны. И утонула бы в моих объятиях, и все проблемы разом перестали бы существовать…
Но мужчины — не женщины. Мужчины — куда более расчётливые и рациональные сволочи. И я сволочь. Ибо за мгновение до её порыва окончательно пришел в себя, разложил ситуацию по полочкам и… Испугался. Нового прыжка в омут. Его последствий.
Теперь мой испуг был диаметрально противоположен тому, что преследовал на входе в это заведение. Я испугался того, что всё, чего достиг, что заработал трудом, потом и кровью, в один миг «откатится» до предыдущей точки сохранения, коей была встреча с отморозками Бенито на улице одного из куполов Центра год назад. Испугался вновь стать парнем, не смогшим отстоять полюбившуюся девушку от банды районной гопоты.
Да, я не тот никчёмный парнишка с района космонавтов. Но и она — не младшая дочь серенького аристократишки из второй сотни. Меня обязательно попытаются смыть в сортире, и на сей раз это будет не предсказуемый подонок Бенито, а люди гораздо более беспринципные и гораздо более могущественные. Что я смогу противопоставить? Кем я стану без Проекта?
На голой интуиции я подался назад от её высочества, выставив руки в защитном жесте. И, поскольку сидел на пристоечном стуле, потерял равновесие и завалился. В падении сгруппировался, конечно, упал удачно, но смотрелось это шарахание… Красноречиво.
— Хуан? — замерла от изумления её высочество. Она вновь была обескуражена, вновь приведена в чувство раскалённым атмосферным порывом.
— Бэль, прости, но… — Я поднялся, картинно отряхиваясь. — Ваше высочество… Я… Не готов! Не знаю!..
Я вновь не играл. Был на самом деле растерян и обескуражен собственным поведением. Мысли путались, в них не было стройной картины, и именно это вызывало такой шок. Единственное, что твёрдо понимал — мне нужна пауза. Срочно! Хотя бы на несколько минут! Ибо думать рядом с НЕЮ не получается.
Изабелла нахмурилась, но в голосе пока ещё было больше непонимания, чем злости:
— Хуан, что-то случилось? С тобой всё в порядке?
— Д-да… Вроде… — Меня затрусило. — Бэль… А что ты тут делаешь? Разве принцессам можно вот так… Без охраны?
Фраза «выстрелила». Я снова намекнул на статусную разницу, и Бэль вновь покоробило. «Зачем ты так?» — прочиталось в её глазах.
— В здании полно охраны, — скривившись, ответила она, отчаянно пытаясь скрыть горечь в голосе. — Здесь день рождения моего… Друга… — Она осеклась. Конечно, и у неё рыльце в пушку, и это неплохой аргумент для торга. — А что тут делаешь ты?
Последняя часть фразы прозвучала неуверенно. А значит, и отвечать надо соответствующе.
— Сижу. Напиваюсь. — Я пожал плечами. — Думаю о высоких материях.
— Каких же?
— О точках перегиба. Это такие точки на графике, в которых обнуляется вторая производная.
Она поморщилась. Сказанное прозвучало, как расчёт экранного межзвёздного двигателя для школьника-первоклассника. Однако, ох уж эта женская интуиция, смысл поняла.
— И кто она, из-за которой ты напиваешься?
Я отрицательно покачал головой.
— Ты её не знаешь. У неё белоснежные волосы и… Просто восхитительное… Всё!
— Всё-всё? — сощурились глаза Бэль, а в душе начала подниматься новая эмоциональная волна. Правда, на шею броситься она уже не попытается — тут мой космолёт улетел.
— Конечно. И тело. И… интеллект… — начал перечислять я. — И самоуверенность. И умение поддержать в человеке желание бороться, хотя он давным-давно опустил руки… Она классная девушка, Бэль! Жаль, что вы незнакомы.
Изабелла опустила голову.
— Может она в чём-то и виновата, Хуан, но и ты не святой.
— Я не святой, — согласился я. — Но я не врал своей девушке-простушке, что обычный парень, являясь при этом принцем дома Веласкес.
— Я не врала! Я хотела! — вспыхнули глаза Изабеллы, словно две сверхновые. Я хотела сказать. Подонки напали как раз в момент, когда я открыла рот, чтобы сделать это. Я не играла с тобой, и…
— Бэль, хватит, — покачал я головой. — Тебе неловко, я вижу. — Глазами указал на амфитеатр, со стороны которого слышались голоса и смех. — Ты не готова к разговору. Как и я.
Помолчал.
— Давай всё ещё раз обдумаем, кто мы друг для друга. Я — простой парень, никто. Ты — принцесса, вторая в очереди наследования. Чего мы хотим и в какой форме нам общаться дальше, если, конечно, стоит общаться.
Её глаза снова увлажнились — эмоции. Но на лице засияла хоть и грустная, но улыбка.
— А потом ты снова исчезнешь. Ещё на год, — утвердила, а не спросила она.
— Не исчезну, — покачал я головой. — Больше такой ошибки не совершу.
… Но я не хочу пытаться претендовать на что-то там, где не нужен и где меня совершенно не ждут! — вырвалось главное моё условие.
Постояли, помолчав, ещё какое-то время. Она пару раз пыталась что-то возразить, сказать, открывала рот… Но снова его закрывала.
Точку в веселье поставил её парень. Отчаявшись ждать, подошел и демонстративно облапил Бэль за талию.
— Бельчонок, пойдём уже? И кто этот крестьянин, с которым ты разговариваешь?
Хотелось врезать. Очень. Но я сдержался. Наверное, потому, что повзрослел. А может школа корпуса закалила дух. Я не мальчик, решать с кулаками вопросы с отребьем, которое моего чиха не стоит.
…А если она выберет его… Это будет не самый плохой вариант — он не просто так ревновновал; он любит её, как бы дико это ни звучало. В том числе это будет не самый плохой вариант для меня…
— Это Хуан, мой партнёр по танцам, — насупилась Бэль. Лицо её моментально посерело, но руку Хосе Мария убирать не стала.
— Партнёр по танцам? — Выражение лица типа сменилось на более благожелательное, но поморщившись, он снова насупился — чуял соперника, гад, пусть даже в лице танцевального партнёра своей девушки. — Ты же забросила танцы.
— Но раньше же танцевала! — возразила Бэль.
— Наверное, вам лучше идти, — криво улыбнулся я, еле сдерживая безумие моей вечной спутницы. Рука на талии МОЕЙ Бэль? Зверёныш внутри меня, живущий интуицией и только ею, был готов закопать его прямо тут. Слава богу, что он далеко не вся часть моего сознания.
Всполох сверхновых в моих глазах не укрылся от Изабеллы. Удовлетворенно кивнув — какой же сеньорите такое не понравится — она произнесла:
— Конечно, Хуан. Конечно. Я найду тебя. Только не вздумай опять пропасть!
— Ни за что, ваше высочество! — бросил я ей уже в спину. Хосе Мария, всё так же тянущий её за талию, обернулся и послал мне звериный оскал. «Она моя!» Я не стал играть в детские игры и лишь покровительственно усмехнулся. Чем вызвал гораздо большую злобу, чем мог бы, скатившись до его уровня.
На то, чтобы прийти в себя, мне понадобилось минут десять. Причем «Прийти в себя» и «разобраться в себе» — разные понятия. Я всё ещё ни черта не понимал, но голова, по крайней мере, прояснилась. И передо мной встали первоочередные цели на тактическом уровне, которые тоже надо решать, переступая через личное.
Поймал себя на том, что девчонки всё время, что я собирался с мыслями, молчали. Все, и Светлячок, и мои. И даже полудюжина ангелов девятой опергруппы, раскиданная по залу, не проявляла признаков повышенного внимания. То есть, все считали, что ситуация под контролем и это не конец представления; что произошедшее так и задумано. Я ведь выдумщик…
То есть все, мать их, были уверены, что всё получится! Кроме меня, через колено мою тушку и к Альфе Центавра!!!..
С другой стороны, наверное, это к лучшему. Когда в тебя верят, что ты на самом деле не в дерьме, а лишь пытаешься казаться таковым, у тебя всегда есть, во-первых, фора на «подумать», прикинувшись коалой, и, во-вторых, не будут напрягать фантастичностью причуд, считая их пусть и странными, но глубоко проработанными, хотя ты на самом деле «родишь» их «на коленке». На сленге молодняка такое звучит коротко: «Выдать багу за фичу», и ради бога не спрашивайте, кто такая фича!
Есть и обратная сторона медали, ответственность. Если я лопухнусь, то уже будет без разницы, спланированный это провал, или сымпровизированный. Мне капец.
Глянул на хронометр — пора. Разумные пределы форы истекли, ещё минута-две, и меня начнут вызывать, чтобы задать пару вопросов, на которые отвечать нет никакого желания. Начинать действовать лучше самому, чтобы никто не понял, что «фича» на самом деле «бага». Потому я активировал навигатор (тот самый, SCL-500, подаренный мне одной интересной сеньоритой), и, не стесняясь быть разоблачённым, вызвал Васильеву.
— Светлячок — Ангелито. Не вижу тебя. Ты внутри?
— Нет, но рядом, — ответила Света со старательно скрываемым напряжением в голосе. Действительно, я опередил её на пару минут.
— Ты готова к встряске и разрыву шаблона? — коварно усмехнулся я.
Пауза.
— Шимановский, что ты задумал? — В голосе нотки тревоги. Не любит наша снайпер-одиночка, когда у неё что-то не под контролем. Особенно, когда не под контролем ВСЁ.
— Не важно. Я требую от тебя карт-бланш на действия. ЛЮБЫЕ действия. Как у руководителя операции.
Снова тишина. Наконец:
— Хуан, я не играю в игрушки. Говори, что задумал!
— Если скажу — всё испортишь. Нет. Так надо. Просто дай мне возможность полного неограниченного вмешательства, под мою же ответственность.
— Твою? — усмешка. Она явно про себя выругалась. Или не про себя, а связь выключила. И я её прекрасно понимал. Но не было у неё в тот момент выбора. Не-бы-ло. Приказ — есть. Исполнитель — есть. Её же функция — обеспечение. И огребание люлей, если исполнитель свою работу не выполнит. Как самой главной. Ни на что повлиять она не могла даже в теории… А значит, не могла и отказать, как бы ей этого ни хотелось.
А вызвал я её для того, чтобы удержать её авторитет перед остальными девочками, слушающими общую волну. Ну, и заодно как бы предупредил — что сейчас будет БУМ, «не путайся под ногами». Дипломатия, никуда от неё не денешься. Если всё закончится хорошо, струшу потом бутылку полусладкого — запасы Паулы последнее время подистощились, да и постоянно пить на халяву…
— Хорошо, Шимановский. Разрешаю, — сдалась-таки Света. — Давай, говори, что задумал.
— Огонёк — Ангелито, — перешёл я к следующему этапу действа.
— Огонёк, слушаю? — отозвалась Паула. Голос заинтригован, что это чувствовалось безо всякой картинки и экстрасенсорных способностей.
— Ты нужна мне. Я тебя мобилизую.
— Ты? Меня? — Удивлённая тишина. Непонимание. Причём всеобщее.
— Для чего? Что ты там опять такое придумал? С Бэль я драться не буду, сразу говорю. И не надейся.
— И не надо. — Я хмыкнул, вспоминая первую нашу встречу с её старшим высочеством. — Ты выведешь Изабеллу из зала, как и приказала королева.
Снова молчание, долгое-долгое. Очевидно, моя напарница споткнулась на последнем звене логической цепочки, которое я не озвучил — в каком именно качестве её отсюда выводить. Ибо несмотря на то, что напрашивалось, была тут и ветка вариативности. Наконец, поняла. Что я, сволочь эдакая, подразумеваю именно ЭТОТ вариант. И главное, не шучу.
— Чико, ты в своём уме? — Голос зловещий, на грани; если бы можно было метать молнии через оперативный канал, мои мембраны в ушах сгорели бы.
— Так точно, mia cara, — улыбнулся я. — Со мной она никуда не пойдёт. А вывести её надо, это приказ королевы.
— Но при чём тут я? Это твой приказ!
— При том, что ты — ангел и давала присягу, — добавил я в голос злости. — И ты находишься в моей группе. А раз я в операции участвую, то и весь наш взвод — тоже участвует, пусть и на подхвате, в резерве. Из которого я тебя и мобилизую.
— Ну ты нахал!
Огорошенная пауза. Такой подлянки она точно не ждала. Да и никто не ждал. Переваривала, лихорадочно думая, как от предлагаемого мною отмазаться. Я же давил:
— По твоим словам, в отличие от Фрейи, вы с Изабеллой ни разу друг друга в живую не видели — она улетела на Землю, когда прилетел твой корабль, а позже не срослось. А ещё при том, что у тебя отличная фигура, отпадная грудь и просто сногсшибательные ножки. И при этом мощнейший, просто термоядерный бисексуальный взгляд, разящий представителей обоего пола наповал.
— Шимановский, ты не охренел? — Это уже Васильева, почувствовавшая нечто жареное на пятой точке.
— Ты дала мне карт-бланш, — парировал я.
Съела. Хорошо. От Васильевой сегодня хоть и мало что зависит, но волевым решением прекратить балаган в её власти. Вопрос в том, до какой степени она мне доверится, с какого момента «новаторская задумка» превратится в балаган.
— Но я тебе его не давала! — вспыхнула почувствовавшая ещё более жареное на пятой точке Паула. — Хуан, вообще… О чем ты думаешь? Что себе позволяешь?
— Позволяю себе воспользоваться тобой. Мобилизовать тебя ради исполнения приказа. Это подсудно?
— Я не получала такой приказ! — рыкнула она, — заходя на второй круг.
— Получил я. — Я коварно усмехнулся; ох, и влетит мне потом, после. — Ты можешь отказаться, но когда я буду стоять на ковре перед королевой, честно скажу, что да, не выполнил. Но ИМЕЛ ПЛАН, как выполнить. То есть мог это сделать. И что главный элемент плана помогать мне отказалась из каких-то надуманных соображений.
— Надуманных? — Если бы я был рядом с нею, точно б убила. — Чико, вообще-то ты предлагаешь мне заняться сексом. ПО ПРИКАЗУ. Как последней шлюхе. И мало того, сексом с девушкой! А гомосексуализм в нашей стране…
— Пропаганда, Чика. Только его пропаганда, — парировал я, тщетно скрывая лезущую улыбку. Сделал картинный вздох.
— По порядку. Приказ… Понимаешь, ты дала клятву ангела. И тебя никто не заставлял это делать. Более того, если б ты отказалась, тебя бы поняли, и родные, в том числе наша любимая королева, вздохнули бы с облегчением. Следовательно, выполняя приказ, ты выполняешь ПРИКАЗ, чика. Вся ответственность за который ложится на отдающего. И эпитеты вроде «шлюха» тебя не могут касаться по определению. «Шлюха» — это когда добровольно и меркантильно. У нас же боевое задание.
Далее, «девочка». Чика, напомни мне, сколько за последний год у тебя было девочек? Консуэла. Мария Исабель. Пилар. Розали…
— Хватит! — испуганно перебила красноволосая. Моя же улыбочка стала ещё коварнее.
— А помнишь Бланку? И Филомену? Ваш разрыв тогда весь личный состав обсуждал. Точнее, твою драку с Филоменой из-за Бланки, вы ещё обе в карцере сидели…
— ХВАТИТ!!!!!!!! — закричала моя напарница, срываясь. Есть, дело сделано.
— Чика, мы тут все взрослые люди, — продолжил я спокойно. — И все всё друг о друге знаем. Девственницу-то не строй! — Я подумал и подмаслил. — Пулита, милая, кроме тебя этого не сделает никто. Нет такого человека в этом помещении, и тем более в Альфе, на чары кого её высочество поведётся.
— Хуан, выбери другого! — чуть не плакала напарница. — Гюльзар, вон, какая красивая! Ай, но правда ведь красивая! И удивительная, необычная-ай! — Видно, второй раз восточная красавица врезала локтем посильнее. — И ещё девочки есть, — закончила витиеватой формулировкой Паула.
— Милашки из корпуса только лизаться по оранжереям могут, — усмехнулся я. — Не хочется никого обижать, но всё не то. Среди нашего поколения настоящих профи соблазнения нет.
Мне нужен напор, чика. Охота. Да ещё на искушенную, прошедшую огонь и воду аристократку. Принцессу! Тут нужен специалист твоего уровня, и я таких больше не знаю.
— Она моя сестра!.. — чуть не разрыдалась Мерседес, используя последний аргумент. Казалось бы, козырный, но именно что казалось. Пока он не был произнесён.
— Насколько я понял по психопортрету, для Бэль связи с девочками не отношения, а развлечение. Времяпровождение. Светлячок поправит, если не прав. Для тебя — тоже, несмотря на потрясающие сцены со спецэффектами, что устраиваешь при каждом расставании. Для вас обеих это спорт, а спорт не может быть инцестом. Инцест — категория психологическая, а не физиологическая.
— Сказанул! — Это Васильева. Уважительно. Она обалдела до безобразия, но пришла в себя из окружающих первой — сказывался опыт. — Огонёк, если я хоть что-то понимаю в жизни, Чико прав. Ты в фактуре Изабеллы. И никто больше не потянет.
Я про себя возликовал — есть! Не ждал последнего выпада, и тем более не ждал, что он будет в мою поддержку. Максимум, на что рассчитывал — нейтралитет Васильевой. Ай, да Света! Ай, да умничка! Вон, как сильно хочет стать участницей Проекта!
— Я не смогу, — продолжила Паула спокойнее, тише, но до безобразия неуверенно. — Я ещё никогда не играла с ЭТИМ. Я всегда… Сама. И всегда серьёзно, даже когда со «спецэффектами». А тут придётся…
— Я буду тебя вести, — обнадёжил я. — Будешь делать всё, как диктую; каждый жест, каждый взгляд. Мой контроль вдобавок к твоей харизме и сексуальности — атомная бомба, чика! Мы прорвёмся!
— Хуан, может, всё же ты сам? Всё же ты получил этот приказ! — заканючила она, как ребёнок. Последний, самый крайний приём, от отчаяния. Я отрезал, немного вспылив:
— Я НЕ СМОГУ его выполнить, чика!
Пауза.
— Понимаешь, есть вещи реальные, выполнимые. А есть нереальные. Или, если хочешь расшифровки, у меня выбор — или увезти её сейчас, переспать и забыть, разбежавшись, или же точечно воздействовать на неё и далее, с прицелом. Как думаешь, что именно вкладывали в суть приказа королева и офицеры? Думаешь, им действительно надо забрать её от этого хлыща на один вечер? Им что, делать нечего, мобилизовать меня на банальную работу Васильевой?
В эфире воцарилась тишина. Всё, я зашел с главного козыря — не отвертятся. Ни одна, ни вторая.
— Ладно. У меня есть время? — Похоронный голос по сравнению с интонацией Паулы показался бы верхом фиесты. — Это же принцесса, мне надо прихорошиться.
— От четверти до получаса, — отрезал я. — После этого она дозреет и захочет со мной поговорить ещё раз. Ты должна успеть её перехватить до этого момента.
Девочки повесили над столом молодняка один из микродронов, точнее, дали канал управления им мне. И я наблюдал. Смотрел, оценивал, «плыл». Пытался собраться, «плыл» вновь. Пару раз просыпалась моя вечная подруга, когда этот урод пытался лапать Бэль, приобнимая её, но оба раза я быстро оную давил. Возможно потому, что самоконтроль давно вышел на недосягаемые в школьные времена вершины, а возможно и потому, что сама Бэль относилась к нежностям с прохладцей, оба раза отстраняясь и убирая руку своего кабальеро.
Обзор на зал с её места открывался шикарный. Моя персона была видна как на ладони, хотя внимание к себе привлекала не особо — сидит чел за стойкой, периодически прикладывается к текиле, изредка подолгу что-то с кем-то через связь обсуждает. Нормальный деловой паренёк, менеджер[2] какого-либо уровня, каких тут много. Но теперь, зная, кто там, её высочество то и дело бросала в мою сторону задумчивые долгие взгляды.
Выбрал место для Паулы — имелась тут пара неплохихвариантов. Пришлось откинуть один, оставив самый сложный в исполнении, но зато дающий лучший обзор голодной мужской составляющей моей сущности. Крутил дрон и так и сяк, прикидывая, рассчитывая, планируя…
И только втянувшись, погрузившись в текучку, окончательно пришел в себя. Почувствовал, что могу не просто адекватно мыслить, но вернул способность смотреть на вещи творчески, как делаю обычно. И идея подставить Паулу показалась не такой уж глупой.
Все мальчики и девочки Изабеллы — конфетки. Образец, эталон красоты и сексуальности. Их подборку я вытребовал у Васильевой, пока ехали в машине, раздумывая, с чего начинать. Но листая досье, я лишь убедился в этом — на самом деле о её вкусах знал задолго до сегодня. Грешен, в бытность занятий с Консуэлой[3], ненавязчиво пытал девочку по поводу вкусов её среднего высочества — девчонки, если их правильно зарядить, могут многое рассказать о других девчонках. И знаете на какой мысли себя поймал? Я — самый диковинный представитель хомо сапиенс, побывавший в её объятиях. Те красавцы, что бывали там до меня… Мне до них откровенно далеко. Примерно так же дела и с девочками — абы кто в постель Изабеллы не попадает. Да, это спорт, но для спорта она использует только самые лучшие, самые «вкусные» спортивные снаряды. Потому — Паула и только она. Даже милашка Гюльзар, несмотря на свою необычность и привлекательность, не потянет. Даже если я буду «вести» её полностью, с полным погружением в её сознание, хотя такой уровень мне пока ещё не доступен технически.
Вывод?
А его нет, вывода. Дело не во мне, не в моей красивости/некрасивости. Просто я боялся. Девчонкам сказал «не могу», но это неверно; «не могу» лишь достаточно расплывчатое определение, чтобы им прикрыться — я действительно боялся. Чего? Сам не знаю. Её глаз. Взгляда, пронзающего душу. Её голоса. Её гнева, очень и очень заслуженного…
…Я боялся себя! Ибо знал, виноват, рыльце в пушку. Мог найти её, всё рассказать. После чего или выбрать её, или сказать, что выбираю Фрейю, но в лицо. И насчёт Марины пояснить — эта выдра в красках описала визит её высочества. Некрасиво получилось — понятно, почему Бэль так дуется. Я мог сделать что угодно… Но не сделал.
Но главное не это. Самоистязания, конечно, неплохо, как и чувство запоздалой вины. Врать людям я научился, как и «кидать», прокатывать их. Я стал чёрствым, бездушным, когда это необходимо. Я, блин, человека убил не по методичке! Не будучи абсолютно уверенным, что он подонок! А тут…
…Я люблю Бэль. «Любовь», конечно, то ещё определение, но эта девочка вызывает у меня те же чувства восторженности и ожидания хорошего и светлого, что и год назад. Она возбуждает одним видом, одной мыслью о себе. Рядом с нею я теряю голову, как прыщавый юнец, и совершенно ничего не могу с этим поделать.
Возможно, не будь моих самобичеваний, встреться мы с чистого листа, это не было бы важно. Я просто подошел бы и… И далее как получится. Но о чистом листе в моём положении можно только мечтать.
Я хорохорился, когда говорил, что у меня получится раскрутить её высочество на секс на один раз, используя приобретённые навыки и знания, после чего разбежаться. Не получится. Я в любом случае запорю процесс на самом интересном месте и уйду оплеванный. После всех занятий с Катариной, после всех практикумов на базе и «в поле», после истощения во всех мыслимых боевых действиях с её высочества инфантой и приручения Паулы с Мариной, констатирую, это так. Перед Бэль я так же беспомощен, словно всего этого в моей жизни не было.
К моменту, когда я разложил для себя мысли по полочкам, ситуация начала меняться. Быль всё меньше и меньше слушала сверстников, всё меньше отвечала в разговорах и всё больше сидела, смотря в одну точку в столешнице. Несколько раз крепко приложилась к спиртному. Организм у неё тренированный, да и модифицированный — ничего страшного, а для задуманного мной в самый раз. Она должна «довести» себя «до кондиции», чтобы быть в нужный момент человеком эмоций, а не разума. Чтобы последнего в ней оставалось как можно меньше, а гормонов — как можно больше. Пару раз вздыхала, порываясь куда-то пойти, но оба раза, глянув на мою спину, садилась на место. Её парень кипел, но ничего не мог поделать, лишь клал свою ладонь на её, как бы напоминая о том, что оно того не стоит. Но не на ту напал — МОЮ Бэль это не остановит — она вообще этого кабальеро не замечала, даже из вежливости.
Новая порция алкоголя… И вдруг я почувствовал, что пора. «Тот самый» момент настал. Дальше — будет поздно, а до этого — было рано. Так сказала мне сеньора интуиция, а этой мудрой стерве я верил больше, чем самому себе. Я подводил себя, а она меня — ни разу.
— Огонёк, пошла! — воскликнул я, повышая голос, активировав пятую линию. Нет, а что, пусть и девочки послушают, как работают профессионалы.
— Но я… — растерянно произнесла Паула — видно, не закончила наводить марафет.
— Пошла-пошла! — Я не хотел даже слушать возражения. — Сойдёт и так. Ты от природы красивая.
— Спасибо… — скромно ответила она, не ждавшая подобного комплемента — я почувствовал, как покраснели кончики её ушей. Но действительно, процесс покраски и штукатурки у женщин может длиться до бесконечности; наложение макияжа ограничено не временем, а лишь целесообразностью. А она и правда красавица, пусть и дылда.
— У тебя пара минут! — улыбнулся я.
— …От бедра! Лучше! Лучше! Сексуальнее! — вёл я её. — Паула, я не хочу тебя! ТАКУЮ — не хочу! А должен хотеть. Представь, что там, наверху, сижу я, и тебе надо совратить МЕНЯ. Там — я, чика! — сделал я акцент на этом, самом главном моём аргументе. — А если тебя захочу я, захотят и они, все остальные здесь сидящие, поверь. Давай, расслабься!
Действовало слабо, но я был уверен, её императорское высочество соберётся. Она в этом плане стрессоустойчивая.
— Ты — охотница! — продолжал я. — А они, все, и мальчики, и девочки в зале — дичь. ТВОЯ дичь! Законная! Ты пришла, чтобы законно забрать себе самый жирный кусок дичи. То есть меня, сидящего там наверху. Давай, не подведи!
Подействовало. Моя напарница, наконец, расслабилась, почувствовала себя на волне. Остаток зала прошла такой походкой, что даже у меня, видавшего её в любом виде, целую неделю ночевавший с ней на одной кровати, потекли слюнки. Ну, нравится она мне! Нравится! Не как Бэль, но… Не придирайтесь, но она тоже МОЯ девочка! И эта девочка, словно ощущая мою реакцию, выдавала на гора максимум эротизма — в каждом взгляде, жесте, в каждом наклоне и повороте головы. Шла она медленно, оглядываясь, как бы выбирая место, так что возможности были.
Так же индикатором того, что получилось, стало то, что особыми, изучаемыми на уроках сеньоры Лопес, способностями, я почувствовал внимание, интерес к этой девочке со стороны всего зала — по крайней мере той его части, где она была в поле зрения. Девочки и женщины смотрели завистливо, мужчины же сгорали от желания прикоснуться к такой красоте хотя бы мимолётно. Впечатление она произвела, план сработал. На вид её, шествующую внизу, отвлеклось и несколько мужских глаз за столом наверху, а кто-то из юнцов даже присвистнул.
— Я б с такой в кроватке повалялся, — произнёс один из аристократиков, за что получил от соседки локтем в бок. Чувствую, своё парнишка сегодня ещё огребёт. А нечего на чужих девчонок слюни распускать… Со своими под боком!
— Молодца, чика, — похвалил я. — А теперь медленно шествуй на «точку». — Украдкой бросил взгляд на подсвеченный в интерфейсе жёлтым столик, сиротливо приютившийся между спуском и барной стойкой, где сидел я. Он был под углом и ко мне, и к Бэль, и оставлял множество степеней свободы для того, кто будет там сидеть.
Есть, прошествовала, села. Лицом ко мне, спиной к Бэль, как и требовалось.
— А теперь оценивай меня. Смотри, как волчица на оленя.
— Оленя? — Это Васильева. С иронией. — Ангелито, а ты самокритичен! Но больше всего радует, что при этом справедлив, ничего не приукрашиваешь.
— Язва! — бегло бросил я. — Олень — это ужин для настоящей волчицы. Ужин в будущем времени. То есть то, что он бегает на своих двоих — это временно.
Лана не ответила. Паула же задачу поняла и справилась на отлично. Я же немного ошалел: перед одним глазом у меня простиралась картинка смотрящей на меня же пасмурным взглядом Бэль, красивой и нарядной, одетой с иголочки в чёрное платье с широким декольте девочке-блондинос, а перед другим красное платье и декольте огненноволосой бестии, в котором так же было что показать, и это «было что показать» сказано слабо. Я понял, что отдал бы душу за то, чтобы поваляться в кроватке с ними обеими, хотя и отдавал отчёт, что в реале это вряд ли возможно. Так, чтобы честно и добровольно, никого из девочек не обманывая. Не те это штучки, чтоб терпеть конкуренцию от ровни за серьёзного мальчика, на которого виды.
Паула буквально раздевала меня глазами, намерения её читались издалека, и спустя десять минут неспешного попивания принесённого ей официантом кофе, Бэль не выдержала:
— Я сейчас!
— Тебя проводить? — нахмурился её кабальеро.
— В туалет? — Бэль фыркнула с таким презрением, что я чуть не рассмеялся. — Не надо, я найду.
— Как думаешь, Чико, это к тебе? — спросила Васильева. — Нам готовиться к возможной драке?
— Нет, — ответил я, отворачиваясь в сторону противостояния относительно Бэль. — Сейчас ей надо прощупать Паулу. И тебе, дорогая, надо оставить о себе хорошее впечатление. — А это уже Пауле.
— Умник! — прошептала огненный демон.
— Ничего, я же сказал, буду тебя вести.
Бэль тем временем спустилась. Шаг. Два. Пять…
— Ты её заметила, чика! Брось взгляд. Улыбнись. Томнее, ещё томнее… Ты увидела другого оленя, ещё лучше и слаще прежнего. И при этом более доступного, как жертвы. Молодой молочный глупый оленёнок — что может быть вкуснее? Вот так, так. А глазки прищурь. Оценивающе так… Хорошо… А теперь раздевающий взгляд, начни с ног. Я сказал с ног! Ты — буч, альфа! Теперь выше… Хорошо…
Бэль прошла мимо огненного демона, но получила немного не то, что ожидала. Вместо мимолётного контакта для оценки потенциальной угрозы со стороны рыжеволосой соперницы она наткнулась на НЕЁ. Девочку мечты. В смысле, переспать с которой — мечта любой бисексуалки. Во всяком случае, мне сквозь текилу показалось так, хотя я не настаиваю.
— Что теперь? — тихо-тихо, еле шевеля губами, произнесла напарница, когда Бэль скрылась.
— Жди. Она пойдёт обратно. И ещё, чика, всё хорошо, но не хватает изюминки. Ты смотришь на неё не так.
— А КАК на неё надо смотреть? — В голосе Паулы послышалось раздражение.
— Как НА МЕНЯ, блин! Паулита, детка, включай мозг! У тебя только одна достойная цель, как волчицы — я. Только меня ты преследуешь, планируя отрезать от стада и съесть в будущем. Так соблазни меня! Сделай так, чтобы я сегодня уехал с тобой! Вон он я, возвращаюсь из туалета! И не смотри, что я похож на девочку и в платье, это я, поверь! Просто хорошо маскируюсь. Давай, родная, ты можешь!
— Ну ты и скотина, Шимановский! — Это снова Васильева.
— Знаю, — согласился я, — я — скотина. Вы это хотели услышать? Бездушная скотина, разбивающая сердца несчастным девушкам и измывающаяся над жертвами. И за это вы все меня любите, эдакой дикой мазохистской любовью. Давай, твоё императорское высочество, я сказал это! А теперь буди свои чувства и навыки! Сейчас или никогда!
Я не видел, как по щекам Паулы потекли слёзы. Слишком было темно внутри при таком разрешении. Но почувствовал.
Впрочем, она — аристократка. Принцесса. Её готовили. Она умеет подавлять эмоции, справится и сейчас. И цели выпадом я достиг — на месте тотального непонимания того, что надо делать, в моей напарнице проснулась здоровая злость. Я понял, она сделает мне сегодня подлянку, обязательно сделает. В отместку. Но главное, выполнит при этом приказ. А в данный момент меня интересовало только это. Что будет в среднесрочной перспективе, сейчас волновало мало. Разберусь.
Есть, Бэль возвращается. По горящим глазам Паулы понял, она готова. Пришла в себя и пылает — внутри неё горит огонь, который так просто не загасить. Я сделал поправку на это, приготовился погрузиться в её мир… Начали!
— Сразу взгляд на неё. И улыбку. Сразу. Не такую, добрее. И сексуальнее. Какая попка у этого Хуана, да? Правда он классный?
Как запыхтела и запылала Паула, почувствовал даже отсюда.
— Носик чуть выше. Живее взгляд. Она твоя. Сегодня она — твоя. И должна понять это. Добыча всегда должна знать своё место, что станет добычей. Это эволюция. Она должна знать, что не будет оказывать сопротивления, должна заранее смириться — задави её взглядом. А теперь левой рукой дотронься до правой мочки уха. Медленнее, нежнее. Теперь опускай руку, поглаживая шею. Глаза, Паулита! Глаза! Ты смотришь на принадлежащую тебе вещь, и горят они недостаточно! А теперь тряхни головой. Вот так, волосы на другую сторону. Глаза не убирать! Улыбочку шире. Ещё шире… Голову чуть набок…
Есть, сработало. Бэль споткнулась и остановилась в пяти метрах от моей рыжеволосой напарницы.
— А теперь небрежно кивни напротив, на соседний диван.
Паула исполнила требуемое. Изабелла неуверенно вздохнула, посмотрела наверх, на полузакрытое помещение банкета и с решимостью двинулась к моей напарнице.
— Когда будет садиться, пересядь напротив. Дай ей сесть так, чтобы я был в зоне её видимости.
Огненный демон послушалась. Я активировал нового микродрона, которого тем временем подогнали к месту действия девчонки Ланы, сменив картинку из-за стола. Две сеньориты сидели друг напротив друга, сжирая друг друга глазами, чувствуя себя одновременно и волчицами, и жертвами, и соперницами. Мощный коктейль, да? Особенно для подогретой алкоголем Изабеллы.
— У тебя кулон в декольте. Кстати, ты с ума сошла, единорога таскать? — фыркнул я. — Прикоснись к нему. Да, вот так, чуть опустив глазки. Всё, хорошо, она тебя поняла правильно. Дальше попробуй импровизировать.
— Палуа. — Моя напарница с достоинством, но одновременно сильной симпатией протянула руку. Акцент во время произношения «включила» имперский, причем на максимальную мощность. — Я из Каракаса.
— Изабелла. Местная, — пожала ей ладонь Бэль. Судя по лицу, слегка растерялась.
— А неплохое здесь место, да? — усмехнулась огненноволосая.
— Да. Ты давно в Альфе?
Паула пожала плечами.
— Да. Два месяца. Но я почти нигде не была — всё никак не адаптируюсь. То от невесомости и кориолиса отходила, то… У вас очень своеобразная планета, — мягко сформулировала она. У нас на асиенде свежий воздух, огромный дикий лес, горы… И даже в Каракасе неплохо, хоть и город. И там, и там много запахов. А тут… Ничего нет. Нигде. — Она скривилась. — Всё искусственное, даже в вашем Центральном парке. В воздухе запах горелой пластмассы, во рту — привкус металла, а вашу воду… Как вы только её пьёте? — вновь скривилась она.
Изабелла пожала плечами. Действительно, растерялась. Её в очередной раз «не узнали», и играла Паулита весьма естественно.
— А этот температурный режим? Я несколько раз чуть не сварилась! А вблизи теплообменников наоборот, собачий холод!
— Там жидкий азот, — предупредила Изабелла. — Будь осторожна в выборе маршрутов.
Паула сменила тему, посчитав вступительную часть разговора достаточной:
— А это твои друзья? — Небрежный кивок в сторону возвышения. Где отсутствие Изабеллы, естественно, заметили. Но пока выжидали.
— Да. У моего парня сегодня день рождения.
— О, у тебя есть парень!.. — Красноволосая бестия скептически ухмыльнулась. Чем вызвала у Бэль приступ злости — глаза её королевского высочества загорелись.
— Тебя в этом что-то смущает?
Покровительственная ухмылочка.
— Нет. Просто почему ты тогда на него так смотришь? — кивок в сторону.
— Как? На кого? — Бэль вновь растерялась. План по удивлениям на сегодня был у неё перевыполнен, но сеньорита пока ещё не знала, что вечер не кончился.
— На того парня. Вот-вот, снова этот взгляд украдкой. Узнаю-узнаю, сама такой была.
Её высочество зарделась.
— Так заметно, да?
Кивок.
— И что теперь?
— Не знаю. — Паула пожала плечами. — Тебе решать. Это твои мальчики, — указала она вначале в сторону компании наверху, затем в мою.
— Слушай, откуда ты… Откуда ты всё знаешь? Кто ты вообще такая? — скривилась Изабелла.
— Я — охотница, — самодовольно ухмыльнулась Паула. — А главное на стезе охотника что? Я имею в виду, конечно, настоящих охотников, охотящихся на людей, а не убивающих несчастных животных. Правильно, умение разбираться в людях. Я сама к нему хотела подойти, но не решилась.
Изабелла открыла рот, что-то спросить, но передумала.
— И что же такая опытная охотница делает в наших богом забытых краях, на богом забытой планете? — вместо этого ехидно оскалилась она.
— Ты преуменьшаешь мощь и значимость своей планеты, моя дорогая, — парировала рыжеволосая чертовка. После чего с сожалением вздохнула. — Прячусь. От мачехи.
— В смысле, прячешься?
— Я бастард. — Паула улыбнулась. Грусть в улыбке была еле-еле уловимой, но Бэль её поймала. — Мой отец — очень, очень-очень влиятельный человек. Оружейник. Часто бывает на приёме самого императора. И я с ним пару раз была во дворце, на балу, со своим статусом — можешь себе представить его возможности?
Изабелла кисло скривилась, для порядка кивнув. Я же в душе возликовал. Ай да Паула!
— Но моя мать — простая служанка. И этого не изменить, — продолжала она излагать легенду. — Потому у нас с папочкой договор — я не мешаю ему делать бизнес и общаться с партнёрами, не позорю его, и даже удачно выйду замуж, когда придёт время, а он взамен оплачивает мои счета.
— Но ты что-то натворила, — поняла Изабелла и довольно растянула губки.
— Угу. Побила братца. Папочкиного наследничка. Слишком заносчивый сукин сын. Папуля, конечно, вмешиваться не стал, просто пожурил на семейном совете. А мачеха сказала, что если хочу и дальше получать деньги, должна на год улететь с планеты. Пока на год, а там посмотрит. Но лучше мне взяться за ум и поступить здесь в какое-нибудь престижное учебное заведение, она лично даст на это деньги. А потом, если получится, и карьерой заняться. Главное, чтобы от Каракаса я держалась как можно дальше. Как и от двора.
— Братец был не один, когда ты его била, да? — вновь всё поняла Изабелла. Глазки бестии сверкнули.
— Конечно. С ним был мой будущий жених, сын папиного давнего партнёра. Ты не смотри на меня, я только с виду хрупкая. На самом деле занимаюсь единоборствами, с детства. Мы, бастарды, должны уметь за себя постоять, даже с кулаками, если потребуется. Особенно кулаками!
— Да, ты спортивная, — признала Изабелла, оценивая тело огненноволосой взглядом опытного гурмана. — И что теперь? Решила, чем займёшься? В смысле, будешь поступать или нет?
Паула пожала плечами.
— Думаю. Время есть. А на Землю мне и самой не хочется. Тут я свободна, тут я — имперская аристократка. Всем плевать на моё происхождение, тут и своих кого клевать хватает. Там же я «эта безродная шавка»… — зло выплюнула моя напарница, и злость эта была искренняя. Мне стало жаль её — девочка натерпелась в жизни, несмотря на статус племянницы императора.
Бэль почувствовала искренность, протянула руку через стол и погладила её ладонь.
— Не переживай. Кстати, мой отец… Тоже простолюдин, — вырвалось у неё. — Это не одно и то же, но… Что-то общее в нас есть.
— Не знаю — не знаю. Ты не отщепенка, у тебя много друзей, — завистливо бросила Паула взгляд в сторону стихшего на время застолья. — И тебя любят.
— Хочешь, я познакомлю тебя с ребятами? Введу так сказать в высшее общество? — воодушевилась Бэль.
— Нет! Не сегодня! И сверкни раздевающим взглядом! — успел произнести я прежде, чем Паула сморозила бы глупость.
— Давай не сегодня?.. — Рыжеволосая не терпящим двоякого толкования взглядом уставилась Бэль в декольте. Та вновь зарделась.
— Ты прикольная. Потому и разбираешься в людях? Что жизнь побила?
Паула довольно, словно сытая львица, усмехнулась.
— Пришлось. Должна знать, что за гадюшник это высшее общество. А тут ещё и статус. Приходилось трижды смотреть под ноги, прежде чем сделать очередной шаг. И то обжигалась на каждом шагу и отхватывала. Но я не жалею — это очень интересная наука, читать людей. Хочешь, прочитаю тебе его? — кивнула она в мою сторону. — Да-да, того, на кого ты опять украдкой бросила тоскливый взгляд. Кстати, что он тебе сделал?
— Он? Мне? — Бэль округлила глаза, но выдала себя тем, что покраснела. Теперь от растерянности, словно школьшица, которую застукали за непотребным занятием.
— Слушай, Изабелла, я же вижу всё по глазам. Он тебе нравится.
— У него другая! — выпалила моя белоснежная принцесса. Выпалила и… Опала. Словно только теперь почувствовав наивность аргумента. Словно только проснулась от какого-то сна.
Паула картинно скривилась:
— И всё?
Взгляд её кричал: «Какая же ты к чёрту охотница, подруга! Что не справилась с какой-то «другой»! При своих данных!» Я смотрел во все глаза и понимал, так стыдно Изабелле не было давно.
— Ты хотела прочитать мне его — вот и прочитай! Опиши! — нашлась её королевское высочество вместо ответа и подвинулась, приглашая потенциальную напарницу по приключениям пересесть к ней.
— Я с этой стороны, — согнала её Паула вглубь дивана, сев с краю.
— Паулита, солнышко, я тебя люблю! Не делай глупостей! Ты ж не сделаешь плохо родному напарнику? — произнёс я как бы в шутку, но на самом деле всерьёз перепугавшись. Мало ли, кто этих женщин знает, что у них в голове!..
Судя по мстительному блеску в глазках, «солнышко» меня услышала.
— Итак, мальчик, — начала она. — Сидит один, в хорошем заведении. Одет неплохо, но определённо не аристократ.
— Да, не аристократ, — настроение Изабеллы пошло вверх. — Как ты поняла?
— Осанка. Умение держать себя. Он не чувствует себя здесь свободно, скован. Ну да ладно, плевать, в горизонтальном положении это не важно. Тут другое. Обрати внимание на его спину. Как сгорблена. — Мне в этот момент стоило больших усилий сдержаться и не расправить плечи. — С кем-то разговаривает, но видно, что по делу, не с дамочкой.
— Как определила? — хмурилась Изабелла всё больше и больше, одновременно всё больше и больше успокаиваясь.
— Эмоции не те. Так разговаривают с партнёрами по бизнесу, но никак не с друзьями или подругами. И тем более не с «другими» — фыркнула она. — Тут ты явно села в лужу, подруга. Нет у него «другой».
— Есть! — Изабелла вспыхнула. — Я общалась с нею!
— Ну-ну!.. — скептически скривилась огненный демон.
Изабелла вновь покраснела, теперь от стыда перед собой. Марина чёрным по белому в её посещение Северного Боливареса сказала, что не общается со мной. Она должна это помнить. И должна была хотя бы проверить.
— Нет, я допускаю, что у него могло быть что-то с кем-то, — кивнула огненноволосая. — И даже не одной «кем-то» — прищурились её глаза. — Но понимаешь, моя дорогая, ПОСТОЯННОЙ девушки, дамы сердца, у него определённо нет.
— Почему?
— А иначе какого рожона он заявился бы сюда в такое время один и разговаривал о делах? Нет, ты не права, и точка.
Но знаешь что тебе скажу… — Она снова прищурилась. — «Другой» у него нет, да. Но она у него была. Посмотри на выражение лица. — Я подыграл Пауле и засветил профиль. — Думы. Тяжкие думы. Самокопания…
Рыжеволосая замолчала и молчала долго. Изабелла смотрела на неё с тревогой. Наконец, выдавила, словно вердикт:
— Он раскаивается. Сделал что-то какой-то сеньорите, которая ему нравится, и теперь… Боится.
— Боится? — Изабелла тоже вперлась в меня пожирающими глазами.
— Да, боится. Понимаешь, мужчины — очень слабые создания. Они могут управлять эсминцем и огневым крейсером, могут выходить и убивать врагов пачками, защищая справедливость, рисковать жизнью ради слабых и обиженных и считать, что это круто. Но то же самый брутальный сеньор, побивший сто тысяч противников, спасший пятьсот тысяч невинных, будет вот так же сидеть, олень-оленем, как и этот мальчик, не в силах признаться любимой девушке, что совершил ошибку. Это же сложно, не то, что жизнью рисковать.
— Спасибо тебе! За оленя! — буркнул я.
— Сам напросился! — довольно фыркнула Светлячок.
— Ты жестокая. — Бэль сокрушенно вздохнула. — Значит, считаешь, он её всё ещё любит? Ту, которой сделал плохо?
Паула повернулась к её королевскому высочеству и пакостно усмехнулась.
— Я сказала, что он о ней думает. И испытывает вину.
— Однако подходить к такому мужчине не советую, — продолжила она, когда Бэль решительно встала и поправила платье. — Села! Бегом! — повысила она голос.
Изабелла послушалась, растерянно выкатив глаза. К разговору в такой тональности определённо не привыкла.
— Девочка, послушай старую умудрённую охотницу, — продолжила Паула мягче. — Я же не просто так оставила его, не стала подходить. Хотя из всего местного стада, — окинула она подбородком помещение, — он единственный — достойная жертва. Просто когда мужчина в такой нирване, к нему нельзя подходить. Вообще. Даже если ты и есть та самая девушка, — глаза её зло сверкнули. В этот момент Бэль почувствовала, что рядом с нею всё-таки соперница. В придачу ко всему остальному. — Он должен перекипеть. Сам. Понимаешь? И сам решить свою проблему. Если самец из сильных духом, а он похож на тех, кто из сильных духом, то любое вмешательство будет расцениваться им как давление. А подобные особи не любят давления.
— Что, предлагаешь так и оставить его? Вариться в собственном соку? — скривилась Изабелла.
— Да. Пока — да, — кивнула Паула. — Он дозреет, не думай. Но будет благодарен за то, что дала ему это сделать самому, что оставила иллюзию того, что он — мужчина, и принимает какие-то решения.
— А если он меня не любит? — В голосе Изабеллы послышалось отчаяние.
— А изменишь ли ты это, подойдя к нему сейчас? — философски произнесла рыжеволосая, закатив глаза.
— Нет, но… — Бэль сбилась, не зная, что сказать.
Судя же по глазам Паулы, в ней вновь проснулась хищница:
— Ладно, моя хорошая, предлагаю сделку. Я не подойду к нему, пока он не созреет и не решит свои проблемы. Дам тебе фору. Идёт?
— К кому это ты не подойдёшь? Какую фору? — Я был так заинтригован развитием беседы этих сеньорит, что пропустил момент, когда юный сеньор Рубио устал ждать свою девушку и спустился вниз, узнать, как дела. — Вы случайно не об этом крестьянине речь ведёте? — с презрением кивнул он в мою сторону. Собрался пройти за столик и сесть напротив, но Паула вытянула ногу, положив её на подлокотник соседнего дивана. А ноги у неё, надо сказать, отменные — стройные, ровные, длинные и почти не перекаченные. Не как у некоторых местных корпусных «тяжеловозов» — есть на что посмотреть. А учитывая, что растяжка у неё отменная, а юбка короткая, посмотреть было на что и выше. То есть ниже. В общем, на то место, от которого ноги начинаются. И я, и сеньор Рубио восхищенно засмотрелись. И даже Изабелла подалась чуть вперёд, отдавая сопернице-напарнице по приключениям должное.
— Мальчик, у нас женский разговор. Не мешай, — улыбнулась Паула, наливая в голос тонны стали.
Насмотревшись на анатомические особенности рыжеволосой ведьмы, юный сеньор сообразил, что его… Мягко говоря, посылают.
— Слышишь ты, красавица!.. — начал он, храбрясь. Потому, что вид Паулы, грозовой валькирии, не побуждал к подвигам. — Здесь сидит моя девушка!.. И я…
— Мальчик! — размеренно повторила красноволосая. — Девочки разговаривают! У них женский разговор! Как закончим — сообщим, заберёшь свою подругу! Всё ясно? Не слышу «Так точно!»?
— Но… Как же… — Малыш запутался. Мне было его жалко. Нет, правда, жалко. Ненависти к нему, как к Феррейра, я не испытывал.
— Не заставляй мне делать тебе больно, — улыбнулась Паула ему в глаза своей кошмарной улыбкой. Кошмарной в своей сексуальности и сексуальной в своей кошмарности. — Я могу. Но не хочу.
— Всё в порядке? — Рядом, разряжая обстановку нарисовалась одна из девочек Васильевой.
— Нет-нет, всё хорошо. — Юный сеньор запыхтел. — Бэль мы тебя ждём. Заканчивай. — Развернулся и ушел наверх, продолжая пыхтеть, как доисторический паровоз.
— И это ЕГО ты назвала парнем? — Глаза Паулы демонстрировали крайнюю степень ошарашенности. — Девочка, зачем тебе такое ничтожество?
Теперь запыхтела уже Изабелла. Что это с ней? Она что, не видела своего «парня» раньше? Они же полгода встречаются!
Паула посидела, довольно поулыбалась, но решила сменить пластинку:
— В общем, как я поняла, нам с тобой, как охотницам, сегодня не везёт. Наши мальчики либо полное дерьмо, либо слишком загружены своими проблемами. Молчи! — осадила она готовую возмутиться Изабеллу. — Потому… Почему бы нам не устроить девичник? Как ты на это смотришь? — вновь демонстративно уставилась она её королевскому высочеству в декольте.
Изабелла выдала мученическую улыбку.
— Пока он не придёт в себя — я всегда за! Но не вздумай к нему приблизиться! — загорелись её глаза.
— Обижаешь, дорогая! Я играю честно! — В голосе красноволосой ведьмы я услышал искренность. То есть, ночевать с нею в ближайшее время мне не светит. Она определилась и сделала выбор, действительный и за пределами наших тройственных отношений с Изабеллой. — Так же интереснее. Я круче тебя, хоть ты и блондинос, — нежно провела она рукой венерианской принцессе по волосам.
— Ты? Меня? — В глазах последней запрыгали бесенята азарта. — Не много ли о себе думаешь, моя крашенная незнакомка? — Её рука так же потянулась вперёд, хватая напарницу по приключениям за её волосы. Однако хватая нежно, выглядело это лёгким поглаживанием.
— Проверим? — приняла вызов Паула.
— В туалете. Через пять минут, — отчеканила Изабелла.
— В мужском, — произнёс я, лихорадочно открывая план здания и подключаясь к системе внутреннего наблюдения. Вторая кабинка справа.
— В мужском, — повторила огненный демон. — Вторая кабинка справа. — И добавила от себя:
— Жду!
Вновь провела Изабелле по волосам, щеке, взяв в итоге ладонью за подбородок. Поднявлась.
— Если хватит смелости.
— Ты серьёзно? Насчёт смелости? — Изабелла умудрено усмехнулась.
— Ну, если ты встречаешься с ничтожествами… Разве можно от тебя ждать безумных поступков? — съехидничала Паула, после чего одёрнула юбку, развернулась и зашагала в сторону туалетных.
Изабелла проводила её оценивающим взглядом, после чего сама себе произнесла:
— Ну, держись, стерва! Охотница хренова!
Поднялась и пошла к стойке. Встала у меня за спиной. Я чувствовал её, чувствовал её взгляд, но не подыгрывал. Пусть сама решит.
Нет, не дозрела. Развернулась и зашагала вслед за Паулой.
В любом клубе в туалетных кабинках установлены камеры. То, что по этическим соображениям смотрят в них вполглаза — не важно, главное — есть. Работа у людей такая. Тех, кто реально справляет нужду, охрана за пультом «не замечает». Но стоит кому-то засесть, чтоб нюхнуть чего ни попадя, или ширнуться — реагирует быстро, глаз у ребят намётан. Иногда (да кому я вру, это же Венера — постоянно) в кабинках происходят и сцены, подобные сегодняшним (только как правило в сочетании М+Ж), несмотря на то, что каждый клуб оснащён подземными или надземными недорогими номерами для уединения. Но поскольку это не «ширяние» и не НОКС, то зрелищем трахающихся парочек охрана обычно просто наслаждается, не принимая особых мер. Ну, разве только дело дойдёт до совсем уж изощрённых способов «развлечения», с порчей клубного имущества.
Изабелла буквально ворвалась в мужской туалет. Нет, никого не распугала — лишь вызвала пару неприличных предложений. Не те на Венере мужчины, чтобы чего-то пугаться. Постучалась во вторую кабинку, в которой её уже ждали.
— Ах ты стерва! Сучка эдакая! — буквально накинулась она на Паулу, едва-едва закрыв дверь на замок. — Иди сюда, дрянь!..
Что было дальше, описывать не хочу. С технической точки зрения потому, что навидался в корпусе всякого, в том числе лизания в душевых и кубрике, и особенно в оранжереях. Ничего нового я не увидел, главной фишкой, особенностью именно этого зрелища были лишь лица и тела исполнительниц. А с эмоциональной… Меня мучила мысль, что там мог находиться я. А не Паула. И даже не знаю, что угнетало больше.
Миловались они минут двадцать — дольше просто не стали. Моя огненноволосая напарница быстро перехватила инициативу и грубо… Скажем так, удовлетворила её королевское высочество, вызвав у той бурный оргазм. Профессионализм не пропьёшь! После чего, сидя в объятиях на крышке унитаза, та прошептала:
— Чёрный «мустанг», остановится у входа через минуты две после моего выхода. Выходи следом, запрыгивай и поехали ко мне.
— К тебе?
— Не домой, но я знаю хорошие места. А ты что, считаешь, что всё? Отделалась? А как же девичник?
— Обожаю девичники! — Паула развернула Бэль и поцеловала в губы.
— А Хуана я тебе не отдам! — фыркнула Изабелла.
— Это мы ещё посмотрим! — весело парировала огненноволосая. — Но это будет не сегодня.
— Да, не сегодня. — Бэль вскочила, быстро надела трусики, застегнула и поправила платье. — Я за сумочкой. Жди у крыльца. — Отворила дверь и выбежала наружу.
Уже спускаясь с сумочкой, вся румяная, со смазанной своей помадой, но зато измазанная в чужую, игнорируя бегущего следом паренька, она остановилась и решительно подошла ко мне.
— Хуан?
Я повернулся.
— Как закончишь хандрить, звони. — И протянула мне визитку. Подозреваю, именно ради которой и побежала за сумочкой. — И больше не исчезай.
— Нет, ваше высочество, — улыбнулся я. — Не исчезну. Я же обещал.
— Смотри у меня!
И вновь обернувшись, ещё более решительным шагом направилась к выходу. Юный наследник клана Рубио остался стоять с распростёртыми в стороны руками и отвиснутой челюстью. Он из последних сил держался, чтобы не заплакать.
Мне было жаль его. Да, меланхолик — но это бывает. Главное, что у него сегодня день рождения, и такую свинью на праздник мог подложить только истинный член семейки Веласкес.
«К которой относишься и ты сам, мой друг!» — усмехнулся мой бестелесный собеседник.
«Да, к которой отношусь и я сам» — не стал спорить я.
— Дурак ты, Шимановский! Какой же ты дурак!
Я повернул голову к севшей по соседству марсианке. Разговаривать не хотелось — вообще ничего не хотелось. На душе было так погано… Вряд ли поганее бывает!
— А ты не должна быть ТАМ? — абстрактно махнул я за спину. — С охраняемым объектом?
Она задумчиво покачала головой.
— Мара справится. Я готовлю её на своё место. Чтоб прикрывала, если что.
Помолчали.
— Да, дурак! — не выдержал я. — Это ты хотела услышать? Всё, услышала. Довольна?
Светлячок отрицательно покачала головой.
— Если бы злорадством можно было помочь… Нет, Хуанито, я не злорадствую. Скажи лучше, что дальше? Что теперь?
Я пожал плечами.
— Не знаю. Вот сам сижу и думаю, что теперь. И пока ничего не придумал.
Она издала до ужаса покровительственный тяжелый вздох и начала подниматься.
— Ладно уж, рыцарь. Думай. Сие полезно.
— Рыцарь? — Я нахмурился.
— Ну да. Который в алмазных доспехах. Так ты себя девочкам позиционировал? Хреновые у тебя доспехи, амиго.
— Так алмаз всего лишь твёрдый. Но невероятно хрупкий, — фыркнул я. Сказки. Всё-таки выстрелили, причём там, где я не мог и подумать.
— Вот-вот! Хрупкий. — Она встала и положила на стол карточку с зелёной полоской. — Приказ ты выполнил. Остаток вечера и завтрашний день у тебя увал, заслужил. А с этим не переборщи — вещь подотчётная. Немножко расслабиться можно, но не как весной.
— Как весной больше не будет, — покачал я головой. — Не та ситуация. Убийством и хандрой сейчас делу не поможешь.
— …Тут вообще ничем делу не поможешь! — вскричал я и грязно выругался.
Лана снова похлопала меня по плечу.
— Бывай, рыцарь! Думай!
И вышла, оставив меня одного. Вообще одного — она была последней из ангелов, покинувшей сие милое заведение.
— Парень, плесни-ка ещё текилы? — махнул я бармену.
— Сеньор уверен, что ему стоит пить дальше? — вежливо спросил тот, и теперь я выругался про себя. Чёрт возьми, он прав! Я что, дохляк какой-то, надираться из-за юбок? Да, красавицы. Да, принцессы. Почти все. А которая не принцесса их высочествам ещё и фору даст. Но всего лишь женщины! И даже эта, которая уехала, похитив сердце и… Одну из тех, кто мне дико нравится. С которой я бы и сам не прочь забуриться куда-нибудь в поисках приключений…
…Господи, я ведь даже не знаю, с кем бы мне хотелось больше приключений! И ни икса не понимаю, кто же кого в итоге «развёл»! Так стоит ли усугублять и напиваться там, где наоборот, нужна предельно светлая голова?
Да и не поможет текила. Она лишь усугубит, отсрочит принятие решения. Вот только принимать его придётся на тяжёлую непохмелённую голову, когда застрелиться хочется сильнее, чем думать о чём бы то ни было. Нет, пожалуй, надо остановиться, мне хватит. И попытаться разобраться в своих чувствах, пока есть время.
— Расплатись, — подвинул я карточку к бармену. — И возьми на чай. Сколько там на чай давать в этом заведении принято?
— Я спишу десять империалов, сеньор, — кивнул парень и удалился в сторону стационарного терминала.
Бога ради! Десять — так десять, хотя для других заведений это сумма и астрономическая. Но здесь парнишка меня явно пожалел, не стал обдирать голытьбу, как липку…
…Марина. Вот кто нужен мне сейчас, — понял вдруг я. Мне нужна она, но не в качестве секс-тренажёра, как утром. После сброса лишней энергии мне нужна её золотая светлая головка, способная дать толковый совет в трудной ситуации, и её энергетика, оптимистичный настрой на решение любых проблем. Никогда не унывающая Пантера — только такая, как она поможет СЕЙЧАС…
…Но я так же понял, что прийти к ней сегодня вновь не могу. Не позволяет совесть. «Извини, чика, но её высочество мне не дала… Точнее я струсил и не стал её крутить. И мне нужно срочно её кем-нибудь заменить».
Она не выгонит, нет. И ночь любви устроит, и мозги прочистит — всё, как пожелаю. К понятию «супружество» эта сеньорита относится с некой гипертрофированной, но очень «вкусной» логикой. Но так не хочу я. Не хочу унижать одну свою девочку другой, для меня они все дороги, все важны. Пусть Марина и простолюдинка, но достойна хорошего к себе отношения ничуть не меньше, чем какая-либо из принцесс. Потому нет, на новую квартиру Санчес я не поеду.
А альтернатива?..
А нет её, альтернативы. Любая замена моей черноволосой хищной кошки — всего лишь грубый животный трах, от которого меня воротит при одной мысли.
…Господи, я готов даже сдаться Фрейе, только бы не терпеть это безумие! Сдаться, и будь что будет, как-нибудь проблему с Бэль разрулю! Пусть даже переведя её на уровень вражды между двух сестёр с нахождением между двух вулканов! Только бы не чувствовать этот раздрай в душе!..
— Сеньор, одна юная сеньорита хочет пригласить вас за свой столик, — услышал я голос справа.
Ярость, моя вечная спутница, было проснувшаяся от самобичеваний, утихла. Я повернул посветлевшие глаза в сторону говорившего. Естественно, им оказался местный официант — очередной молодой парень возрастом чуть за тридцать, сохраняющий профессиональную улыбку и демонстрирующий полное владение собой и ситуацией вокруг. Я аж завидовать начал.
— Что?
— Говорю, одна сеньорита, её столик там, в ложе, отсюда не видно, — указал он на амфитеатр, только с другой стороны, под прямым углом к тому, где всё ещё отдыхали (хоть и гораздо тише) сеньоры юные аристократы. — Она хочет пригласить вас к себе.
— И что это за сеньорита? — Я заинтересовался.
— Она просила не говорить имя. Сказала, это будет для вас приятный сюрприз.
— Свой возраст она тоже просила не говорить? — усмехнулся я.
— К сожалению, я не знаю её возраста. — Официант засмущался. Он не видел ориентиров, что можно говорить, что нет, чтобы угодить клиенту.
— Ну, хотя бы примерно? Какой возрастной она категории? Юная леди? Дама в соку? Моложащаяся бабушка?
По лицу парня пробежала тень.
— Я бы сказал, категория от двадцати до тридцати. Такая вас устроит? Извините, у меня не было указаний насчёт этого уточнения, ничем более помочь не могу.
— Ладно, я понял. Веди. — Я поднялся и побрёл вслед за воспрянувшим духом официантом.
Идти оказалось не далеко. В ложу полузакрытого типа, гораздо меньшую, чем та, в которой шло застолье, но гораздо более защищённую. Отсюда я, в смысле места внизу, был виден под другим углом, гораздо хуже, чем со стороны экс-позиции Бэль, но виден. То есть, это точно не подстава — судя по количеству пустующих в зале лож, для целенаправленного подглядывания можно было выбрать что-то другое.
Столик небольшой, на двоих. Аккуратно сервированный согласно всем нормам, что преподавала мне красноволосая. Ужин (обед?) здесь планировался интимный, но не романтический — никаких прибамбасин вроде свечей, цветов и других фетишей влюблённых не наблюдалось. То есть, это тоже не подстава, меня пригласили ввиду опоздания или отказа приехать человека, которого ждали, увидев здесь случайно.
За столиком сидела сеньорита… Действительно, именно той категории, что указал официант. Лет двадцати пяти, плюс/минус. Одетая в неромантический, но очень эффектный деловой костюм, выгодно подчёркивающий грудь и фигуру, накрашенная хоть и «под натуру», но с иголочки. Так ходят не на свидания, даже «случайные», а на мероприятия с важными деловыми партнёрами. Что ещё более убедило меня, что это либо совершенно не подстава, либо подстава такого высокого уровня, что даже мелочи в ней весьма и весьма продуманные.
Нет, это оказалась не Гортензия, как я поначалу было подумал. И не Фрейя, разыгравшая спектакль и оставшаяся в городе, как я подумал во вторую очередь, и как можно было бы подумать, читая эти строки. И не Марина — Санчес вообще не пойдёт в подобное заведение, даже под прицелом деструктора. Разве что силком тащить, и то если делать это буду я лично. Всё оказалось одновременно и проще, и сложнее. Передо мной сидела и довольно улыбалась Сильвия Феррейра.
— Да, это было, конечно, круто, подложить под Изабеллу ангелочка, — произнесла она, когда официант удалился, а дверь закрылась. — Конечно, эта выдра не совсем ангелочек… — Сильвия иронично нахмурилась. — Но тем интереснее. Как думаешь, чем закончится у них этот вечер?
— Я присяду? — указал я на пустующее место.
— Конечно! Вина? — предложила она.
— После текилы?
— У меня только вино. Извини, будний день, много работы. — С сожалением развела руками.
Я присел, по хозяйски оглядел стоящие на столе блюда и вдруг почувствовал, что невероятно голоден. Конечно, после кувырканий в Центральном парке ничего не ел. Да и до них, если честно, не налегал. А уже вечер. За нервотрёпкой некогда было думать о голоде, а теперь как прорвало.
— Я ждала отца. Знаешь, иногда полезно вот так, посидеть, поговорить. По-семейному. Но у него возникли неотложные дела, он не сможет прийти. Не составишь компанию? — прочла эта белобрысая выдра с кудрявыми белоснежными волосами в моих глазах голод и дала витиеватое разрешение.
— Конечно! — Меня не надо было приглашать дважды. Заодно и потренируюсь в знании этикета не перед Паулитой или её пристрастной сестрёнкой, а перед чужим человеком. Что-то вроде экзамена. Мои руки заскользили над столом, накладывая деликатесы в свою тарелку. Кажется, все приборы и устройства использовал по назначению, во всяком случае, отражения, что что-то делаю неправильно, в глазах сеньориты не увидел.
— Почему ты больше не позвонил? — спросила она, видя, что первый бросок на еду закончился, и я стал аккуратничать. — Знаешь, когда девушкам вот так звонят среди ночи… А потом подрывают их дом… Можно было вызвонить меня на следующий день и дать объяснения. Или через день. Или ещё через. Я же ждала-ждала, и…
Я пожал плечами.
— Не решился. Мы с тобой слишком мало знакомы. Ты подруга Фрейи, и вербовала тебя она. Я посчитал нескромным со своей стороны так фамильярничать.
Она подалась вперёд, нависнув над столом; глаза её засияли огнём сверхновых класса «А»:
— Хуан, ты напрасно думаешь, что мы незнакомы. Может ты и плохо меня знаешь, что, в общем, поправимо, но я знаю о тебе ВСЁ! ВСЁ-ВСЁ! Понимаешь?
Нет, пока не понимал.
— Мы с Фрейей вместе искали тебя, я была рядом. Более того, это я отговаривала её от безумств при твоих поисках. Надо же, слово какое придумали, «нонконформисты»!
Я чуть не подавился. Что, всё настолько серьёзно?
— Она хотела убить, растерзать тебя, но я отговорила, — продолжала девушка. — Потом же, после просмотра записей со школы, наоборот, задумала тебя охомутать, совратить и… — Махнула рукой. — Не важно. И я вновь не дала. Потом захотела раздобыть твоё личное дело. Не раздобыла, зато нашла тебя самого, где совсем не ожидала. А после начался такой информационный поток, что даже у меня крыша чуть не слетела в атмосферу. Да, Хуан, я в курсе, что и как ты с нею вытворяешь, формально ни разу её не… Переспав.
Мне захотелось покраснеть. Хотя бы кончикамушей. Жаль, что за последнее время я разучился это делать.
— И что ты хочешь этим сказать? — выдавил я после долгого молчания.
— Хочу сказать, что теперь твоя очередь знакомиться со мной. — Она выдавила искромётную улыбку. — Причём сразу вживую, в отличие от меня. Считаю, это неправильно, всё знать о человеке, но не быть знакомыми.
— Да ещё когда он, собака серая, после ночных звонков не перезванивает! — потянул я.
— Именно. Может всё-таки вина? Совсем чуть-чуть? — Её рука потянулась к бутылке. — Мы же с тобой моды, у нас совсем иной уровень алкогольдегидрогеназы.
— Давай, — махнул я рукой. Она налила. И мне, и себе. Мне чуть-чуть, но и себе совсем-совсем мало. Что понравилось.
— За знакомство! Личное, — уточнил я и улыбнулся. Чокнулись. Выпили. Я сразу, она же пригубила в три присеста.
— Это хорошо, что ты не поддался и выбрал Фрейю, — продолжила эта девушка после того, как поставила пустой бокал. Я, не ожидавший таких слов, сначала не понял, о чем речь, после чего закашлялся. — Изабелла не для тебя, не твой уровень. Ты только погубишь себя и свой талант. А главное, своё будущее.
— Талант? — вычленил я совершенно ненужное слово, чтобы потянуть время.
— Да, талант. Воздействовать на людей. Манипулировать. Или вести за собой — это вопрос терминологии. У тебя большое будущее, большие перспективы, и мне бы не хотелось, чтобы ты закапывал себя из-за этой дряни.
Я картинно скривился, лихорадочно раздумывая, какую бы стратегию взять на вооружение. Слишком уже меня сеньорита Феррейра огорошила. Слишком неожиданны стали её слова.
— Она красивая. И в постели, наверное, ничего, — вновь потянул я. — Во всяком случае, то, что они творили с Паулитой в туалете… Порно отдыхает!
Сильвия осуждающе покачала головой.
— Она дрянь, Хуан. Характер — склочный. Наглая. Избалованная. Но главное, она ВТОРАЯ. И никогда не станет первой. Потому, что если станет, бедной будет эта планета.
— Ты её недооцениваешь… — попробовал возразить я, но собеседница была непреклонна:
— Ты слишком плохо её знаешь. Нет, она не твой вариант. И слава богу, что ты от неё отказался. Кстати, это тебя она разыскивала в королевской галерее? Это ведь ты тот потерянный мальчик?
Я издал обречённый вздох и нехотя кивнул.
— Не поверишь, но когда шёл в корпус, не знал, кто она. И долгое время думал, что меня действительно взяли ради эксперимента, а не из-за её среднего высочества.
Сильвия нахмурилась.
— Не думаю, что только ради этой дряни. Мне кажется, то, что ты — Веласкес, сыграло более значимую роль. В политике это важнее, Хуан. Хотя да, не вышвырнули в первый миг скорее всего из-за неё. Но! — вскинула она палец вверх, останавливая любые мои возможные возражения. — Но сразу после твоего принятия они начали методично тереть о тебе все данные. Что даже мы, Фрейя и её взломщики, ничего о тебе не нашли. Пока ты не засветился в школе, а это было значительно позже. То есть, планы свести тебя с Фрейей появились сразу, невзирая на первопричину твоего прихода и принятия.
Не поспоришь. И я не спорил. Сидел, обалдевал, что слышу эти рассуждения не от кого-то близкого. Не от имперского агента со связями Гортензии, не от Мишель или иного офицера с допуском. И даже не от своих девочек или всё-всё знающей Камиллы. А от постороннего человека, которого до этого считал совершенно чужим, которому стеснялся из-за этого позвонить, сказать слова благодарности.
— Я не хочу обсуждать эту тему, — наконец, пришёл я в себя и решил тупо сменить пластинку. — Расскажи лучше, как это ты, родная дочь Железного Октавио, пошла против него? С чего вдруг?
Лицо Сильвии посерело, попасмурнело. Брови нахмурились.
— Хуан, мой отец неправ.
Пауза.
— Понимаешь, я сделала это именно потому, что я — дочь Железного Октавио. Я не могу указывать ему, как жить и что делать, не могу переубедить — не имею соответствующего авторитета. Но когда вижу, как сильно он ошибается, готова идти на любые меры, продать душу дьяволу, чтобы достучаться. И он понял! — воскликнула она. — Что был не прав.
Я скривился ещё сильнее, чем когда мы упомянули имя этого человека впервые.
— И как же это выражается?
— Он не наказал меня. И даже не вызвал на приватный разговор по этой теме. Хотя всё знает — видела по его взгляду и ненависти Себастьяна.
— Он не может признать неправоту, Хуан! — воскликнула она с жаром. — Такой вот человек. Не может сказать это в лицо. Иначе бы не был Железным Октавио. Но понимает, что ошибся, что нельзя так с людьми, пусть даже это простолюдины. И тем более нельзя так с беременными женщинами… — добавила она тише. — Он раскаивается. И готов заплатить любые деньги, чтобы его простили…
— Сильвия, солнце, — усмехнулся я, борясь с приступом — пальцы задрожали, а глаза начали наливаться кровью. — Там, в торговом центре, погиб мой сын. Который ещё даже не был рождён. Как думаешь, мне интересно знать о раскаяниях твоего отца и способности или неспособности признать неправоту?
Да мне плевать на них! Как и плевать на его деньги.
— Именно поэтому он их и не предлагает, — грустно опустила голову Сильвия. — Чтоб не усугубить. Но я, как посторонний человек, могу…
— Нет, не надо! — жестко отрезал я. — Посредники не нужны. Это личное. Твой отец умрёт, я убью его, пусть это произойдёт и через много лет.
— Вообще-то я его дочь! — вспыхнула вдруг эта девушка, мгновенно превратившаяся в боевую гарпию. — Следи за своим языком, Чико — «Чико» она выплюнула с презрением. — И я на твоей стороне, если ты не заметил, — добавила тише.
Я скривил ироничную улыбку — меня абсолютно не тронула эта метаморфоза. Ну, разве в качестве зрелища для гурмана-ценителя.
— Сильвия, посмотри в зеркало, — спокойно произнёс я. — Ты большая девочка. И прекрасно знаешь, что будет именно так, скажу я тебе об этом, или нет. Я понимаю тебя, ты пытаешься получить для отца индульгенцию. Будешь искать для него способ сделать что-то, чтобы я его простил… — Вздох. — …Что ж, ищи. Пока я таковых поступков и на горизонте не вижу.
Девушка задумчиво покачала головой.
— А может наоборот, я пытаюсь уберечь тебя? От его превентивного удара? Потому, что ты мне симпатичен? Не думал об этом?
Я поднял на неё глаза и улыбнулся.
— Нет. Мир?
— Мир. — Она протянула руку, кончики пальцев которой я нежно чмокнул.
— За мир! — воскликнул я, картинно уставившись взглядом на бутылке красного и очень-очень неплохого вина. Она намёк поняла.
— Хуан, мой отец испугался. Серьёзно напугался. А он не из пугливых, — продолжила сеньорита после паузы. Напряжение между нами немного разрядилось, но далеко не до конца. Впрочем, претензий к ней я не имел, наоборот; отношения же с её отцом… Думаю, она не сможет их исправить, как бы ни пыталась.
— Вначале, примерно за неделю до вашей выходки в городе… Извини, я буду называть это выходкой, — усмехнулась она. — Вы изначально ориентировались на пользователей планетарных СМИ, пиарили себя. Так что…
— Согласен, — улыбнулся я. — Это и была выходка.
— Примерно за неделю отец усилил мою охрану. Причём значительно, более, чем в два раза. Я попыталась закатить истерику… А я мастер закатывать истерики, — выразительно хлопнула она ресницами. — Но он даже не стал разговаривать.
Тогда мне стало действительно страшно. Ведь лютых врагов у клана Феррейра нет, лишь исторически сложившиеся соперники вроде Сантана. В стране нет борьбы за власть — политическая система стабильна. Нет и социальных потрясений, бунтов и революций, когда под шумок обтяпываются большие дела. Господи, войны, и той нет! — закатила Сильвия глаза. — А с королевой они вообще нашли общий язык и выступили против остальных единым фронтом. Спрашивается, кто, ну КТО может ему угрожать?!
— Дивергенты, — ответил я, вспоминая подготовку к вендетте. — Изгои системы, обладающие достаточной устойчивостью, чтобы ограничено противостоять ей. В отличие от просто изгоев, маргиналов.
— Угу, маргиналы с оружием и поддержкой.
— Дивергенты, — поправил я. — Мы не просто отрабатывали контракт, мы рушили устои. А это много.
— Возможно. — Сильвия скривилась, не став спорить. Главное, это «выходка», остальное в её логическом построении вторично. — Итак, отец не стал разговаривать, и я не настаивала — слишком серьёзный у него был взгляд. А после он завербовал всех наёмников на планете, кто ещё остался не завербованным, кого не успели купить Сантана.
— Конечным нанимателем был я, — попытался я возразить. Ибо тут были мои оставшиеся незамеченными заслуги — расплатился я сам, без посторонней помощи, несмотря на астрономичность запрашиваемой суммы.
Сильвия отрицательно покачала головой.
— Платил в итоге может и ты. Но без герцога Сантана ты бы не смог этого сделать, не смог на них выйти — они бы не стали с тобой разговаривать. Так что извини, но это не твоё поле, а Сантана.
— Плюс, отец привёз часть бойцов из провинций, оголив некоторые предприятия, — продолжила она. — У него было около трёх сотен бойцов в тот день, они контролировали весь купол, а не только наш дом. Соседи забили тревогу, но лишь до момента штурма участка гвардии. После же «всё поняли». — Её глаза улыбнулись. Угу, «этот старый лис Феррейра что-то знал», угроза направлена всё-таки не на них. Ибо триста бойцов — чересчур даже для элитнейшего из элитнейших районов города.
— То есть, он не был уверен до конца, что я не нападу, — сделал я вывод. — Боялся.
Кивок.
— Да, Хуан. Боялся. А раз так… Это очко тебе в копилку. Я не помню, чтобы отец когда-либо боялся. Печалился трудностям — да. Концентрировался, настраиваясь на борьбу? Постоянно. Встречал на пути непреодолимые преграды? Да, бывало. Мой отец не всемогущий, иногда он терпит поражения, отступает, иногда срывается от злости, что что-то не получилось. Но всегда держит удар и отвечает, если может. Но СТРАХА в его глазах я не видела ни разу, за всю свою жизнь. И дайте высшие силы, больше не видеть.
Ты напугал Железного Октавио, Хуан. И пускай тебе всё равно, пускай ты бахвалишься, но на самом деле это много, очень много! Месть? — Она скривилась. — Я не знаю, что будет завтра. Но на мой взгляд, твоя девочка отомщена. Уколоть сильнее клан Феррейра ты не мог.
Я опустил голову. Да, не мог. Выжал максимум из возможного. И что будет завтра — не имею понятия. Возможно я буду улыбаться ему, или его сыну, пожимать руку, строить союзы против кого-то… То есть делать всё, что положено порядочному аристократу у власти…
…Но простить — нет. Никогда. Что бы там ни происходило. Даже если сама Сильвия станет моей женой. И это моей совестью не обсуждается.
— Ладно, уговорила, — поднял я бокал. — Мстя моя прошла успешно, и ПОКА, на обозримом отрезке времени, у меня претензий к твоему отцу нет. А значит, предлагаю закрыть эту тему, как бесперспективную. Во мне нет ненависти к Феррейра, как к клану, как к семье, а тебя я вообще уважаю и испытываю чувство неудовлетворённой благодарности. Которое понятия не имею как выразить, — округлил я «страшные» глаза.
Сильвия пожала плечами.
— Я уже сказала, сделала это не ради тебя, потому ты ничего мне не должен. Единственное, что могу предложить взамен, это поучения. Наставления. Которые тебе было бы неплохо выслушать и принять.
Мысленно я скривился — не люблю ни поучений, ни наставлений. Она мои мысли уловила, улыбка её стала более доброжелательнее.
— Хуан, высший свет — это гадюшник. И ты в нём совершенно не умеешь ориентироваться, не умеешь плавать. Один, без поддержки, ты утонешь. Вот эту поддержку я и предлагаю.
— То есть, я буду должен благодарности ещё и за поддержку, — наигранно хмыкнул я. Её глазки так же картинно нахмурились.
— Ни в коем случае. Я Феррейра, Хуан. Я не делаю благотворительности. Любое вложение — это инвестиции, как бы ни казалось со стороны. Просто подписывая чек на перевод денег очередному фонду помощи кому-то там я инвестирую в свою репутацию, а оказывая поддержку тебе — в своё будущее. Когда-нибудь мы окажемся в одной команде, и нам лучше дружить. А начинать можно прямо сейчас.
— «Дружить». «Инвестиции в будущее». Это был второй аргумент, почему ты пошла против папочки, — ехидно усмехнулся я. Сильвия безразлично пожала плечами.
— В математике есть понятия необходимого условия и достаточного. Так вот, чтобы идти против отца, одного желания подружиться с тобой в связи с планами на будущее, мало, Хуан. Тут советую умерить самооценку.
Она пронзила меня таким испепеляющим взглядом, я про себя выругался. Тяжело с реалистками! Я же пошутил! Собеседница же продолжала:
— Фрейя имеет на тебя виды, Хуан. Я — её подруга. А ещё она — инфанта, наследница престола. Сделал выводы?
— Давно. — Я задумчиво склонил голову.
— Мы должны не тянуть одеяло в разные стороны; мы должны воздействовать на неё скоординировано. По разным фронтам, но ВМЕСТЕ. Тогда от нашего правления будет толк. А иначе Фрейю, как королеву, можно выкидывать на помойку — вместе с нами, разумеется.
Вот так, открыто..? Я про себя присвистнул.
…С другой стороны, а может так и надо, так правильно? Сильвия произвела впечатление деловой леди, «бизнес-вумен», как говорят гринго. Она должна обладать всей информацией, которой сможет свободно оперировать, держа всё и вся вокруг под контролем. Может не вмешиваться при этом в какие-то процессы, если они её не касаются, но руку на пульсе держать обязана. Как например я и Бэль — вряд ли она просто так «сольёт» её старшему высочеству информацию, что я и есть «потерянный мальчик» её сестры. Скорее будет следить за интригой, за развитием событий и наших общих взаимоотношений, думая, как бы поиметь с этого какую-то выгоду. А сердце и планы подруги? Есть планы серьёзнее психов и разбитого сердца её высочества инфанты, пусть даже трижды подруги. Например, будущее планеты Венера. И именно эти планы мы с ней сейчас будем обсуждать. Ради которых она меня и позвала в ложу (а не для того, чтобы поздравить, что «отказался от Бэль»: «Хуан, а я всё знаю!..»)
— Сильвия, можно я тебе кое-что скажу, что тебе не очень понравится? — начал я новый виток беседы, свою партию. Собеседница нахмурилась. — Я думаю, мы спешим. Да, ими планируется, — ткнул пальцем в потолок, — что мы будем членами одной команды. И королевой, и твоим отцом — иначе, ручаюсь, он бы давно меня грохнул, а не ждал нападения на свой дом. Весь вопрос в том, что не стоит делить шкуру неубитого медведя.
— Кого? — Теперь нахмурилась она. Я махнул рукой.
— Идиоматическое выражение. С Обратной Стороны. Когда охотники медведя ещё не убили, а уже спорят, кому какой кусок достанется.
Сильвия, мы спешим. Не зная, что будет завтра, как можно строить планы на долгосрочную перспективу? На долгосрочную перспективу в мелочах! — поднял я руки, уточняя и пресекая возражения. — Какие-то общие узлы, фундамент — да. Но планировать каждый кирпич?
…Mierda, да я понятия не имею, будет ли у меня вообще что-то с Фрейей! — в сердцах вырвалось у меня. Слишком много думал и переживал по поводу нашей с сеньоритой инфантой войны последние дни. — Она!.. Она!..
— Всё у вас будет нормально с Фрейей, — грустно улыбнулась Сильвия. Глаза её на миг загорелись, но только на миг. Тон же выражал железобетонную уверенность; она верила в то, что говорила, и что сквернее всего, знала что-то. Это не пустая вера и не пустые слова. — Она перебесится и успокоится. Вот увидишь.
— Слишком долго её знаешь? Выучила, как облупленную? — усмехнулся я. Собеседница мою иронию не поддержала.
— Можно сказать и так. Но конкретно в твоём случае это ещё и просчитывается. Это же элементарно, Хуан! Просто люди, включая и её, и тебя, — в глазах Сильвии промелькнул мстительный блеск, — этого не видят, не осознают.
Картинная пауза.
— Фрейя ведь не просто хандрит, — выдала она покровительственную улыбку. — И она не ставит тебя на место, как наверняка думаешь ты. — Я опустил голову — действительно, так я и думал. — Это не высокомерие, Хуан, тут совсем-совсем другое.
Я пожал плечами. Нет, честно, не понимал, о чём она.
— Ты человек её матери, Хуан, — отчеканила эта сеньорита, после чего мне захотелось вжать голову в плечи. — Человек Сирены, её мачехи и главы службы безопасности клана. Тебя ей навязали. Она не может смириться с тем, что тебя, выбор её сердца, ей элементарно подложили.
— Да, но ведь она могла… — Кажется, я потерял дар речи. Нет, серьёзно, как парировать такой аргумент? — Но ведь я ей понравился! Понравился ей самой, безо всяких технологий манипулирования! Разве нет?
— А ты прекратил после этого быть человеком Сирены? — ехидно сверкнула глазами сеньорита Феррейра. — Она может быть уверена, что полностью контролирует тебя? Нет. А может ли позволить себе подобное девушка её статуса, пусть даже и мать, и Сирена играют в её команде и полностью за неё во всех начинаниях?
Из моей груди вырвался тяжелый вздох. М-да, вот оно как получается! Как всё сложно.
«Учись, Шимановский! Так дурнеем и помрёшь!» — съязвил внутренний голос. И он был прав. После года в женском коллективе, в окружении продвинутых стерв, не просчитать такую элементарную ситуацию? Элементарную, судя по глазкам Сильвии, она не видит в ней никакого таинства. И не видит не потому, что подруга Фрейи, а потому, что такое развитие событий элементарно.
— Она пытается задавить не потому, что инфанта, — продолжала меж тем сеньорита Феррейра. — Она пытается подмять, раздавить, подчинить, чтобы почувствовать, что ты стал ЕЁ человеком. Что она имеет на тебя больше власти, чем мама и офицеры. И не желает понимать, что раздавив и подчинив, ты станешь ей не интересен, скучен, что это ловушка. Но инстинктивно выбирает именно эту модель поведения, доминирующая альфа-самка не может иначе. А ещё она осознаёт, и тоже интуитивно, что у неё не получится, что ты твёрже, — глазки Сильвии потеплели, в них проскочило уважение. — И потому давит на тебя тем более, тем сильнее.
Вздох.
— Это пройдёт, Хуан. Она перебесится и остынет. Стоит это пережить… — Глазки Сильвии многозначительно засияли. — … И ты получишь её на блюдечке. С каёмочкой. Я правильно использовала это идиоматическое выражение Обратной Стороны?
Я пожал плечами — про блюдечко если и читал, то не запомнил.
— Давай я расскажу тебе одну историю, — хлопнула сеньорита ресницами, мысленно «поплыв». Она была искренняя, я чувствовал, такое моя интуиция распознаёт издалека. То есть Сильвия на самом деле мне открывалась, собираясь строить долговечный мост. — Чтобы не обсуждать других людей в их отсутствие, и чтобы говорить о том, что, действительно, знаешь наверняка, героиню этой истории тебе назову, хотя и не люблю признаваться. Это я, история про меня.
Я уважительно склонил голову.
— Когда-то, я была маленькой, жила, взрослела. И доросла до стадии малолетней дурочки. Это такое время в четырнадцать-пятнадцать лет, — пояснила она, слегка скривившись, — когда все девочки превращаются в дурочек, независимо от интеллекта. Потом проходит, этот период надо просто пережить, и вот тут начинается моя история.
— Наверное, ты знаешь, нас вырастил и воспитал отец, мама умерла, когда мне было два, — продолжила она, помолчав. — Латентная генетическая болезнь, которая после моих родов её подкосила. Если бы она сделала операцию, то прожила бы значительно дольше — врачи всерьёз предлагали ей это, именно как медицинскую операцию по спасению жизни. Но она решила родить меня, дать мне шанс. Пусть даже ценой своей гибели.
— За это отец тебя ненавидит? Косвенно считая виновницей? — вспомнил к месту я некоторые детали её досье, изученного во время затишья, когда готовился к вендетте. М-да, медицинский аборт — это серьёзно. Медицинский не считается убийством, за него врачей не преследуют уголовно. Соответственно, предлагают его врачи только в самых крайних случаях, когда стоит дилемма, жизнь кого именно им спасать. Сильвия скривилась так сильно, что я понял, сдержалась из последних сил.
— Он меня не ненавидит. Наоборот. Я для него воплощение матери. Её живое продолжение. Просто… — Она грустно вздохнула и повесила голову.
— Просто одновременно с этим чувство, что ты косвенно виновата, он из себя не вытравил, — сощурился я, пытаясь если и давить, то не перегибать палку. — Эдакий дуализм любви и ненависти. Да?
Она не кивнула в знак согласия. Феррейра не плачутся первому встречному. Но это было и не нужно.
— Извини. Продолжай, пожалуйста. Я тебя перебил.
Сильвия вздохнула, отгоняя грустные мысли, взяла себя в руки и продолжила, как ни в чём не бывало — умеют же люди:
— Итак, я росла. И однажды мне исполнилось шестнадцать. Как я потеряла девственность, говорить не хочу, просто скажу, что это был мой подарок ко дню рождения самой себе. Догадываешься, что после этого должно было последовать?
Я мысленно скривился. Как всё запущено!
— Отец… — продолжила она. — …Как я и пыталась сказать, он растил нас с братом, как мог. Любил, одаривал заботой, находил для этого силы и время, выкраивая последнее у своих Очень Важных Проектов. Но забот у главы клана, хозяина такой огромной промышленной империи, слишком много, на семью времени не хватит, не хватало и ему. Нас воспитывали лучшие няньки, лучшие воспитатели, но отца не заменит никто, Хуан, и в нужное времяего никогда не оказывалось рядом.
— Короче, ты что-то натворила, — улыбнулся я.
— Не совсем, — покачала она головой. — Я влюбилась.
Пауза. Словно дающая мне осознать важность этого простого слова применительно к шестнадцатилетней дочери главы самого богатого человека Солнечной системы.
— Нет, это произошло не сразу после дня рождения. Я успела поучаствовать ещё в парочке приключений, помогая избавиться от девственности уже Фрейе, — продолжила она. — А потом гуляя с ней на пару. Но произошло. Я встретила ЕГО.
Вновь загадочная пауза, нагнетая.
— Он был инструктором единоборств. Тренером. Отношения у нас развивались небыстро, но затягивали неумолимо, как чёрная дыра звёздный свет. Через три месяца я оказалась у него в постели, если можно назвать постелью спортивный снаряд в тренажёрном зале. А после началось безумие.
— Он превратился в мою болезнь, Хуан, идею фикс! — продолжила она с жаром. — Я думала о нём днём. Думала ночью. Позабросила все дела и развлечения. Фрейя поначалу ругалась, но всё поняла и отстала. Получается, я её бросила, почти на два года — видишь, как бывает?
Я скупо кивнул. «Мы с сестрой выходили «в народ». Искали приключений. Я знаю, как живут простые люди, Хуан» — вспомнилась отчего-то давно забытая и в общем незначительная фраза некой другой беловолосой сеньориты. Наверное, сближение сестёр-принцесс как раз и пришлось на это время.
— Роман наш длился чуть больше двух лет. Отец разрешил мне встречаться с Мануэлем, но поставил два условия. Первое — я ставлю себе… — Она сделала вид, что покраснела. — …Ту штуку, которую устанавливают женщины, чтобы не забеременеть. И не выхожу с ним «в люди», то есть в высший свет. В остальном он не будет сковывать мои действия ничем.
— Так просто? — От удивления я аж присвистнул.
— На самом деле ничего эдакого. Первое условие я посчитала адекватным. Второе же… — Она нахмурилась. — Мануэль и сам бы не согласился «выйти в свет». Не как мой спутник. Он — простой тренер, не аристократ.
Конечно, мы появлялись с ним на кое-каких мероприятиях, где это возможно. На не слишком официальных. Все знали, что он мой и я с ним. Но на таких мероприятиях обычно изначально всем на всё плевать.
Новый вздох. Тяжелый, исходящий от самого сердца. Было видно, что сеньорита Феррейра заново переосмысливает те события, ещё раз, пусть даже давным-давно и сделала оргвыводы.
— Бывало всяко, скажу сразу, — продолжила она изливать душу. — Мы ссорились и мирились. Он уходил и возвращался, я хлопала дверью и «бросала» его, но на следующий день вновь оказывалась в его постели. Он старше меня на десять лет, Хуан, и отнёсся ко мне с пониманием. Он учил меня, учил взрослой осмысленной жизни. Выбивал из маленькой Сильвии крышелётку, что устроила себе подарок на шестнадцатилетие. Заставил меня пересмотреть ценности и начать уважать себя и своё тело. Фрейя настолько повзрослела лишь к двадцати, и то под моим влиянием; я же прошла подлиную школу жизни и взаимоотношений за чуть больше, чем два года.
— Он это… Того? — картинно надвинул я бровь. — Не вёл себя, как альфонс?
Собеседница отрицательно покачала головой.
— Именно этим он меня и подкупил. Ему было плевать, что я — Феррейра. Он видел во мне меня, Хуан! Для девушки моего статуса это очень важно.
Я поёжился. Я тоже однажды подкупил одну сеньориту её статуса тем, что мне было плевать, кто она. И так и не узнал, что она — Веласкес, что сыграло со мной злую шутку.
— И как эта история пересекается со мной и нравоучениями, которые ты хочешь поведать? — решил я перейти к сути. Преамбулу понял.
— В первый раз я задалась вопросом, на какие деньги он водит меня в рестораны и клубы примерно через год, — нахмурилась Сильвия. — И он честно признался, что берёт деньги у отца. Точнее, что отец даёт их ему «на меня», ибо «дочь Октавио Феррейра» не должна нуждаться ни в чём. Уговорил не закатывать отцу истерики — он на самом деле всё тратит на наши походы, себе ничего не оставляет, но это лучше, чем те же деньги из того же кармана тратила бы я сама.
— Ты поверила? — усмехнулся я. Сильвия кивнула.
— Он не врал. Так и было. Он всего лишь недоговаривал.
Как я сказала, мы прошли полный курс человеческих взаимоотношений. Искру при встрече. Бурный роман, стадию парня и девушки. И, наконец, я перебралась к нему жить. Конечно, жильё оплачивал мой отец, Мануэль сразу же отчитался об этом, и даже продемонстрировал счета и чеки, но к тому моменту я смирилась с неизбежным — отец слишком любит меня, чтобы оставить в покое. То есть мы жили, как муж и жена, только гражданские. И завершающая стадия — развод, её нам тоже пришлось пройти.
— Разлюбили?
— Не знаю. — Она пожала плечами. — Я думала над этим. Наверное, нет, просто устали. Я изменилась рядом с ним, повзрослела, мне захотелось чего-то большего; захотелось лететь дальше, не останавливаясь на достигнутом. Мануэль стал тормозом. Я гнала эти мысли, цеплялась за влюблённость, но однажды поймала себя на том, что с удовольствием покувыркалась бы с тем или иным мальчиком, просто назло Мануэлю. В качестве мести.
Это был приговор отношениям, и я уже достаточно повзрослела, чтобы принять эту мысль, окунувшись в неизбежное.
Но мне было страшно. Мне не было и девятнадцати, Хуан, я ещё не превратилась в ту шагающую по головам стерву, каковой являюсь сейчас. Некоторые проходят подобное в двадцать пять — двадцать восемь, тридцать, или даже сорок… А я… — Вздох.
— И ты его бросила. Вызвала на доверительный разговор и поставила точку в отношениях, — понимающе улыбнулся я.
Она снова скривилась.
— Если бы было так просто — так бы и сделала. Но всё оказалось гораздо сложнее.
Новый тяжелый вздох, чтобы перевести дух и собраться с мыслями.
— Итак, наши отношения подошли к финалу. И только в этот момент я задала себе некоторые вопросы, которые должна была задать раньше, но которые в виду горячечной влюблённости не видела в упор. Например, почему у меня, дочери самого богатого человека в мире, был… Такой неопытный тренер? Не самый лучший? Ведь как тренер мой Мануэль… — Она сделала жест рукой, именуемый «так-сяк». — Не очень. Не научил меня ничему новому, ничему эдакому. Он больше уделял внимание общефизическому развитию, хотя считался тренером именно единоборств, а не фитнеса. Господи, да он меня ни одному толковому удару не научил! — в сердцах воскликнула она.
Я уже понял, в чём дело и покровительственно улыбнулся.
— Потом отец. Я знаю его с детства, всю жизнь. Он очень сложный человек, Хуан, и очень суровый. Принципиальный. Чтобы жениться на моей матери, он отказался от имени — это было главное условие дедушки. Не просто дать согласие передать детям фамилию жены, признав её главой клана, а полностью поменять свою, как принято у вас, русских, возглавив клан как «король», а не «принц-консорт». Честь семьи Феррейра для него не пустой звук. Как он мог сдаться так быстро, всего лишь поставив мне блокировку? Да ещё давая моему… Избраннику деньги «на меня»? — презрительно скривилась она. — Этого не могло быть, и только тогда я это поняла.
— Да, главное, вовремя! — усмехнулся я.
— Главное, до меня дошло! — фыркнула собеседница. — Пускай и позже.
Дальше я начала копать и насчёт денег. Копала сама, стараясь не привлекать службу безопасности отца, потому дело двигалось небыстро. Но итоги впечатлили — этот чёрт усатый получал значительно больше, чем показывал мне. Более того, вторая часть траншей, о которой я не знала, была регулярной и не зависела от наших походов, моих прихотей и иных трат. И деньги эти, минуя Венеру, сразу шли на его счета на Ямайке. Вот так вот.
— Как понимаю, его биография так же была подретуширована, — предположил я.
— Угу. Как выяснила позже, как он сам признался через несколько лет (сейчас мы помирились и переписываемся), параллельно обучению меня единоборствам он сам проходил… Э-э-э… Скажем так, экспресс-курсы тренеров единоборств. А его профиль — тренер именно по фитнесу, как я и подозревала. И ещё танцы, но как вспомогательное умение — учителя танцев такого низкого уровня в аристократической семье быстро бы раскусили. Танцевать аристократы должны очень хорошо.
— В отличие от единоборств. — Я хмыкнул. — Чемпиона ринга из Сильвии Корнелии Валентины Феррейра никто делать не будет, базовых знаний хватит с большим запасом. Легенда должна была пройти, и прошла на «ура».
Сильвия Корнелия Валентина в ответ сделала лицо закоренелого фаталиста. «Такова жизнь».
— Я подошла с этим к нему, — продолжила она повествование. — И он во всём сразу признался. Что заканчивал спецкурсы, что работает на контору, специализирующуюся именно на таком непростом ремесле, как совращение богатеньких девочек, и что я у него не первая. Что получил это задание в рабочем порядке, но я стала ему действительно небезразлична. И что он больше не может, и пора заканчивать.
Я непонимающе покачал головой.
— Он не должен был раскрываться. Во всяком случае, не должен был «сливать» контору. Это вопрос профессиональной этики, его и грохнуть за такое могут.
— Я припёрла его к стенке, — парировала Сильвия. — И в переносном, и в прямом смысле слова. То есть наставила на него активированный игольник. Его счастье, что у меня есть мудрая подруга Фрейя, забравшая обоймы с гранулами, а то бы я точно пристрелила его. Но он хоть и везучий сукин сын, о пустом магазине не знал.
Я присвистнул и рассмеялся. Боевая девочка!
И ведь ничего бы ей не было, грохни она парня. Ну совершенно ничего! Даже его контора бы открестилась (если кто докажет для начала, что таковая существует).
— Далее по его словам, я проверила их позже — не соврал, обычно задание длится месяца три — полгода, — продолжила «боевая девочка». — Редко, но доходят до года. Цель этих «мачо из конторы» — научить неопытных дурочек, отвлечь, чтоб не пошли по рукам. Или просто отбить у «неправильного» кавалера. И как только «дурочки» начинают работать мозгами, их «парни» тихо сруливают, естественным образом. И золотые девочки до самой смерти не догадываются, что их первая и самая светлая любовь была им подложена родителями.
— Но ваши отношения зашли слишком далеко, — снова констатировал я.
— Да. Отец побоялся калечить мне сердце, потому приказал продолжать банкет. В награду пообещал Мануэлю после выполнения работы дом на Ямайке и солидную прибавку к оговорённой в стандартном контракте сумме за каждый месяц, во время которого я буду счастлива. Отец любит меня, Хуан, пусть даже его любовь и принимает такие извращённые формы.
Я скептически хмыкнул. Для своей дочери такого бы не сделал.
— В общем, Мануэль признался, что я не была обычным объектом работы, — продолжала Сильвия. — Стала нечто большим. Но теперь и он охладел. И ждал, когда я дорасту, чтоб разорвать контракт.
— Естественно, он же получал за каждый месяц рядом с тобой. Какой умный мужик на его месте добровольно от такого откажется!
Из груди Сильвии раздался очередной вздох. Тяжелый, но облегчённый, полный надежды на будущее.
— Как бы там ни было, но я созрела. И отпустила его. После чего помчалась к отцу, устроила истерику. И пока истерила, Мануэль сел на фуникулёр до ближайшей стартовой лапуты и отчалил на Землю. От греха.
Я снова рассмеялся, на сей раз громко, в голос.
— После игольника? И правильно сделал! Я сам бы свалил от такой «любви всей жизни» подальше.
— Я восприняла произошедшее как предательство! — зло скривила Сильвия губки. — Впала в депрессию. Мне было по-настоящему плохо. Два года! ГОДА, Хуан! Я плясала под дудку человека, которого любила больше всех на свете! Самого близкого и родного! Который подложил мне мальчика, чтобы контролировать личную жизнь, планировать её! Я была полна ненависти, а жизнь моя казалась разбитой, как Фаэтон между Марсом и Юпитером. В один момент она превратилась в пояс астероидов под действием его, отцовой силы притяжения, мешающей мне сформироваться в полноценную планету. Это был самый большой и самый подлый удар в моей жизни; даже не представляю, что может быть подлее.
Она опустила голову и какое-то время сидела молча. Да, перекипела, перегорела, давным-давно. Сейчас же просто обдумывала, переваривала заново, расставляла новые акценты.
— Ты простила его. Отца, — понял я, прочтя по её лицу мысли и настроение. — Хотя не сразу.
Кивок.
— Да, для этого понадобилось ещё два года. Два года хандры, ощущения себя разбитой калошей, Хуан. А после — уникальный договор, что отныне ни при каких делах, ни под каким соусом он не лезет в мою личную жизнь, что бы я ни вытворила. Но в целом да, я его простила. — Сильвия отвалилась на спинку кресла и засияла. — И Мануэля простила. Знаешь, почему?
Пауза.
— Потому, что в двадцать лет одна моя подруга развелась, выскочив замуж в восемнадцать. Выскочив по любви, наперекор воли родителей. За не самого подходящего ей по статусу человека. Это была такая же искромётная, такая же безумная любовь, как у меня. Только моя закончилась блокировкой матки и отлётом Мануэля, и опытом, прививкой от подобного на будущее. А ей вместе с опытом достался ребёнок. Мальчик. Который никому из аристократии не нужен, благодаря кому она больше никогда не выйдет замуж — не возьмут. Хотя семья у неё очень богатая и знатная.
Она пошла против, и будет мучиться всю жизнь, — подвела итог Сильвия. — Я тоже пошла против, но у меня рядом оказался мудрый отец, который не побоялся принять на себя удар моей ненависти, но научить и вразумить, дав набить шишки на «испытательном полигоне», а не в мути взрослой жизни. Родительская любовь может быть жестокой, Хуан. Более того, только очень, невероятно любящее сердце сможет пойти на такой mejorar, какой устроил он!..
Я люблю своего отца, Хуан, и готова отдать за него всё, что потребуется. То же самое и с Фрейей. Да, тебя подложили. Но она поймёт, что сделали это ради неё же самой, ради её блага. Перекипит, как когда-то перекипела я и оценит, отдаст должное.
…И будет благодарна. До гробовой доски. Всем, включая тебя.
И после этого советую её не отпускать, — грозно свркнула она глазами. — Ты не Мануэль, и ваша искра серьёзна и взаимна — я вижу, не слепая, опыт в этом деле есть. Так что не надо вешать нос, Хуан. Надо набраться терпения и мудрости. Она всего лишь маленькая и не самая умная девочка, у которой всё впереди.
— Потому я и обрадовалась, когда увидела, что ты шарахнулся от Изабеллы, — продолжила она. — Да, ты всё ещё к ней привязан, она тебе нравится. Тот огонь, что был у вас тогда… — Собеседница нахмурилась. — Я видела его со стороны Бэль. Девочка была очень искренняя. Но это всего лишь огонь, искра, Хуан. Которая сгорит, а зная её младшее высочество, сгорит быстро. Мы же обсуждаем серьёзные вещи и играем в долгую.
— Ты давно догадалась? Насчёт Бэль, — задал я главный на сегодня вопрос. Сильвия покачала головой.
— Нет. И если бы лично не ездила в Королевскую галерею в твоих поисках, то даже не подумала бы об этом.
— Но ты подумала, — констатировал я.
— Думать можно многое, — склонила она голову набок. — Но пока не увидела вас внизу, — кивок в сторону барной стойки, народу за которой прибавилось — вечер вступал в свои права, — это была всего лишь версия. Имеющая не больше прав на существование, чем множество других.
Нет, Фрейя не знает, ты ведь об этом хочешь спросить? — усмехнулась она и покачала головой. — И не догадывается. Я вижу ход её мыслей, она не рассматривает эту версию серьёзно, хотя как гипотезу обдумывала. У тебя есть какое-то время, чтобы решить проблему.
— Проблему? — Я нервно забарабанил пальцами по столешнице, ища глазами отвлечённый предмет. Им оказалась сцена, где играла какая-то группа в молодёжных ярких одеяниях одного из неформальных движений. На вокале там стояла длинноногая смуглая черноволосая деваха-латинос с мощными бицепсами и голым пупком.
— Ну да. Я же понимаю, это непросто. Искра это всегда непросто. — Сильвия вновь тоскливо вздохнула. — А тебе нужно остаться с нею в хороших отношениях, не сделать её врагом. Вам дальше жить бок о бок, и бок о бок работать. Такой враг в тылу если не катастрофа, то очень большие проблемы в перспективе.
— Я не знаю, как это сделать, — признался я, ловя себя на мысли, что бездумно пялюсь в оный пупок, хотя в нём нет ничего интересного. Что не могу собраться с мыслями. — Я не знаю, что говорить и что делать. Как быть.
— Ты придумаешь. — Сильвия поддерживающее улыбнулась. — Фрейя говорит, девочки в корпусе называют тебя сказочником, а сказочники это такие люди, что всегда найдут способ. В крайнем случае, сымпровизируют на ходу. И зная подробности придуманной тобой вендетты, — загадочно сузила она глаза, — не сомневаюсь, что у тебя получится. Ты хороший сказочник.
— Спасибо. За поддержку. — Я оторвался-таки от созерцания, глубоко вздохнул и перевёл глаза на спутницу. Протянул руку через стол и прикоснулся к её ладони. — Спасибо!
Выглядело слегка бесцеремонно, зато искренне — она должна оценить. Сильвия расплылась в улыбке, даже немного засмущалась.
— Все мы люди, Хуан. И имеем право на слабость. А можешь мне сказать, почему ты тогда всё-таки не позвонил? Я ведь ждала! Или ты думаешь, я всем подряд визитки раздаю? — Её глазки вновь нахмурились.
Дальнейшая беседа прошла в менее напряжённом, более располагающем тоне. Мы ели, пили, трепались, и я всё больше понимал, что она классная, что мне нравится эта девушка. Нравится хваткой, полётом мысли, дальностью просчёта любой ситуации. Добротой, которая есть в ней, несмотря на непоказную суровость и воспитание самим Железным Октавио. Да что там, черт побери, она нравилась мне и внешне! Сильно нравилась! «Кудряшка» — вспомнил я свою собственную мысль, которая возникла в голове при её появлении ещё там, в галерее. Мне так и хотелось её им назвать, сдерживался чудом — порог бесцеремонности на сегодня и так уже пройден.
Через полчаса, а может час, а может год — я не смотрел на время — почувствовал себя пьяным рядом с нею. Хотя выпили мы не то, чтобы очень. Меня тянуло к ней, и я вдруг понял, чего подсознательно хочу. Понял и… Покрылся холодным потом. Ибо не хватало в жизни мне только этого.
Нет, Марина — плохой вариант для прочистки мозгов, я нисколько не разубедился в данной мысли. Но кто сказал, что наставить на путь, или просто помочь прийти в себя в трудную минуту может только сеньорита Санчес? Чем хуже для этого сеньорита, например, Феррейра? Буквами фамилии?
Сильвия, неизвестный до этого вечера никем не учтённый фактор. Она — оружие. Мощное ментальное оружие в руках тех, кто способен понять это. И я понял.
Я взял её визитку. Потому, что подошел. И заговорил. Потому, что ОНА МНЕ ПОНРАВИЛАСЬ. И бежать, отнекиваться от этого глупо. Да, я был с Бэль, и на Бэль бы её не променял…
…Но черт возьми, я ПОДОШЁЛ! Она ТОЖЕ мне нравится! Пусть и совершенно иначе!
— …А сам я люблю ретро, — расписывал я меж тем музыкальную тему своей жизни, растягивая время для обдумывания дальнейшей стратегии. Ибо вдруг понял, почему блестят её глазки. Понял, почему она старается поддержать некоторые темы беседы, хотя ничего в них не смыслит — работает по той же методичке, по которой учили поддерживать беседу и ездить по ушам меня самого. Почему… Господи, этого только не хватало! Мне достаточно проблем с Фрейей и Изабеллой, с Паулой и Мариной! Ещё с ними разгребать и разгребать! Куда я лезу?!..
Но я лез. И интуиция, моя волшебная помощница, ехидно молчала. Конечно, её задача оградить меня от опасностей, а не от мук выбора. Тут уж я сам, сам и только сам. Ничего личного, это не её работа.
— … Не простое ретро, а конкретной эпохи, рубежа двадцатого и двадцать первого веков, — пытался что-то говорить, выигрывая время, я. — Золотой век…
— Помню-помню, — кивнула она. — У тебя ещё тогда диск в руках был… — Сильвия нахмурила лобик, словно пытаясь вспомнить, на самом деле предлагая мне самому озвучить название. Такие подробности за год из памяти стёрлись.
— «Глубокий пурпур», — «подсказал» я. — С президентами Америки на обложке. Вот именно та эпоха мне и нравится. В ней есть некий… Смысл, — сформулировал я. — Некая энергетика, которой лишились после Третьей Мировой и последующего упадка культуры. Мы до сих пор не вырвались из той культурной ямы. Наверное, ностальгия? Как думаешь?
— Ностальгия… — захлопала ресницами эта бесовка, — Нет, не только…
Она продолжала что-то щебетать, а я понял, что пропал. Она не просто так позвала меня в ложу. И даже не для того, чтобы поговорить о будущем и о политическом союзе (не только ради этого). Она САМА меня не отпустит, и моё мнение тут вряд ли сделает погоду.
Передо мной сидела охотница уровня не ниже, чем Паула, которая не привыкла получать отказ, и готовая ради понравившейся игрушки, коей я для неё являлся, на многое. И учитывая так и вертящееся на языке слово «кудряшка», шансов противостоять ей у меня сегодня нет.
Бэль? Нет, не мешала. Я ни в чём ей не клялся, никогда. Да и она здесь была… Как бы с парнем. Да и уехала не куда-нибудь, а на постельные подвиги (плевать, что с девушкой — подвиги же!) И уже говорил, Фрейя моей привязанности с Бэль абсолютно не мешает. Как и Паула. Как и Марина. Чем лучше или хуже Сильвия? Она ДРУГАЯ.
Да, выберу я одну — по-другому не получится. И не факт, что это будет её высочество инфанта. Но до тех пор они нравятся мне все, пусть и каждая по-своему, каждая в параллельной друг другу плоскости.
«…И на самом деле надо ловить момент, Щимановский, — ожил подзабытый внутренний голос. — Потом, когда выберешь, об остальных лучше будет забыть. ПОКА же ты забывать не обязан!»
…Да, я принял решение. Далось оно мне нелегко, не без внутренней нервотрёпки, но теперь это не важно. Я знаю, что буду делать этой ночью. «Налаживать мосты» с будущей коллегой по политической команде, которую не стоит оставлять в тылу в виде врага. С Сильвией надо дружить… Вот я и буду её «дружить». Вон, как глазки у девочки горят! А ангелочки, понимаешь, только об Изабелле распинались, что только она мальчиков у Фрейи уводит!..
— …Так что я и сам слушаю, и девчонок подсадил, — закончил какую-то мысль меж тем я. — А теперь взялся за парней, за группу. Взялся серьёзно; не веришь — приходи на репетицию, послушай. Если Фрейи не боишься, — с вызовом сверкнул я глазами.
— Не боюсь, — искромётно сверкнула она своими в ответ. — Приглашаешь?
— А то!
— Мне тоже нравится эта эпоха, — продолжила Сильвия сладостным голосом. — Я собираю интересный материал по ней, собственную коллекцию. Вот недавно подруга привезла из Канады один из раритетов, середина двадцать первого века. Переиздание Элвиса Пресли. Не поверишь, не то, что не развалился, а прекрасно работает!
Она стрельнула в меня глазами, и я внутренне взвыл. Девочка, ну не ТАК же! Чему тебя Мануэль только учил?
— Ну, к тому моменту уже научились хорошие полимеры делать… — потянул я, пытаясь понять, как вести себя дальше — опыта склеивания аристократок в естественной среде обитания у меня абсолютно не было.
— Не хочешь послушать? — запрыгали бесенята в её глазах.
Что, вот прямо так, открыто? Без всех конфетно-букетных стадий и красивых слов? А как же насчёт «любить себя» и «опыт»? Или тут другое, а именно точный расчёт? Она просчитала, что этот период нам, деловым партнёрам, не нужен, нам и так будет хорошо — зачем терять время?
Да уж, стерва! Расчётливая стерва!
…Боже, как же я люблю расчётливых стерв!!!..
— Обожаю Элвиса Пресли! — расплылся я в хищной улыбке, пройдясь глазами по видимым из-за стола частям её тела, принимая правила. — Слушай, а можно я буду называть тебя «кудряшкой»? Да, фамильярно… Но раз уж мы налаживаем контакт… А тебе это милое прозвище очень идёт!
— Ну, в общем, не против, — расплылась Сильвия в несколько растерянной, но победной улыбке.