Под ледяным щитом

Василий Павлович Бережной

ПОД ЛЕДЯНЫМ ЩИТОМ

Весть об этом открытии молниеносно облетела планету. Интернациональный Совет единодушно вынес развернутое решение об Антарктиде, а также принял предохранительные меры относительно околосолнечного пространства.

Из видеоленты "Хроника-2300"

Никифор видел, как она спешит к своему аппарату, - ноги в черных чулках, красная курточка, - смотрел на нее и не мог собраться с мыслями. Все перепуталось в голове, и пошли уже не мысли, а эмоции, скорее даже дикие ощущения. Шум, галдеж, крик... С робостью и вместе с тем с каким-то щемящим, едва ли не с патологическим наслаждением почувствовал, что теряет над собой контроль.

- Кла-ра! Подожди!

Хриплый возглас упал на примятую траву. Клара услышала, но не обернулась, не ответила. Боится? Да, она испугалась, боится его! У него пересохло в горле.

- Клара! Подожди!

Сорвался с места, бросился догонять. Красная курточка мелькала среди зелени не останавливаясь. Ах, так, ну ладно!.. Густая высокая трава путалась под ногами, но он мчался, далеко выбрасывая ноги вперед. Что-то было в этом безумное, инстинктивное. Догнать и (будь что будет!) схватить за нежные плечи. Тогда узнает, как смеяться над ним!

Расстояние между ними сокращалось, но и до аппарата было ей недалеко. Минута-другая, и скроется она в открытом люке. Он упал в траву. Клара оглянулась и, не увидев его, остановилась, едва переводя дыхание. Наверно, хотела понять, куда же он подевался. А он ползком по земле, да как вскочит! Она вскрикнула и бросилась стремглав к аппарату.

Да он-то ближе теперь оказался, чем спасательный "Зонт"; и вот уже его тень замаячила перед ней. Она напрягла последние силы, но он все-таки не отставал. И Клара то ли поскользнулась, то ли нарочно, свернувшись клубком, упала ему под ноги. И когда Никифор полетел кувырком, вскочила и за одну секунду была уже в аппарате. Хлопнула плита люка, зажужжал антигравиратор, и "Зонт" взмыл в небо.

Сперва Никифор не сообразил, что произошло. Потом злыми глазами глянул вверх, на "Зонт", и машинально вырвал пучок травы. Вот черт! Ну ничего, далеко не уйдешь! Бросился к своему аппарату - разве он не знает, куда она полетит! Конечно же на свою виллу. Ей невдомек, что он тоже заявится туда. Не приглашала? Подумаешь!

Направив свой аппарат по прямой к Клариной вилле, касаясь вершин деревьев, Никифор думал только о том, как поймать Клару, схватить ее и, заглянув ей в глаза, увидеть в них страх.

Так оно и произошло: пока она витала где-то в облаках, Никифор приземлился в саду ее виллы и прокрался на веранду.

- Клары нет дома. - Никифор вздрогнул от неожиданности. Ох уж эти электронные пенаты! Выключить их, что ли? Нет, не стоит, этим можно ее насторожить.

- Хорошо, я подожду, - ответил он, стараясь сохранить спокойствие, и представился: - Никифор Ярковой.

Прошелся по холлу, присел у двери. Вот это будет для нее сюрприз!

Он сжал кулаки, тяжело дыша, нахмурил брови. Нет, не думает она о такой встрече! Убежала, вырвалась из его рук, оттолкнула, обидела. Ей, видите ли, не о чем с ним разговаривать! Погоди же, ты еще узнаешь, что такое безумная любовь! Самолюбие? Тщеславие? Гордость? Пускай. Раз на свете живем. Много девушек? А я выбрал тебя, только тебя!

Ждать пришлось долго. Но вот наконец-то она прилетела! Идет... Красная куртка на руке. Жарко? Походка вялая, на лице усталость, но настороженности никакой.

И тут раздался голос пенатов:

- Никифор Ярковой ждет в холле!

Она замерла, не поверив своим ушам. А увидев его, улыбнулась беспомощно, по-детски. И мгновенно его охватила жалость. Может быть, оставить ее в покое? Нет, она должна, должна почувствовать!

- Ник, ты чего?

Ага, побледнела, испугалась!

- Опомнись, Ник!

- Так, значит, не о чем разговаривать?

- Пусти, мерзавец!

Неожиданно размахнулась и дала ему пощечину. Этого он никак не ожидал. Разжал руки, захлопал длинными ресницами, приоткрыл рот.

- И с таким ничтожеством я была знакома! - не удержалась Клара. - Ты что, не понимаешь, что встал на путь преступления? Личность неприкосновенна, жилище неприкосновенно - знаешь?

Никифор стряхнул с себя мгновенное оцепенение, выпятил грудь:

- Знаю, знаю, все знаю!

Его руки опять потянулись к ней. Клара неожиданно накинула ему на голову свою куртку, как тореадор на быка, и отпрянула. Словно клубок огня, отшвырнул он куртку в сторону и бросился к Кларе.

- Преступник! - закричала она, убегая от него в комнату. И пенаты тут же оповестили:

- На вилле семнадцать "А", сектор "П", находится преступник. Повторяю: на вилле семнадцать...

Услышав этот механический голос, юноша подбежал к пульту, остервенело вырвал белую вилку питания. Голос оборвался. Теперь вилла была отключена от общей сети (островок, затерянный в океане!), можно беспрепятственно сорвать злость. Но Клару схватить не удалось: ловко выскользнув из его рук, она понеслась из комнаты в комнату, с этажа на этаж, швыряя ему под ноги стулья. А тут еще и стемнело, и Никифор спотыкался и падал. Вскочила шишка на лбу, но и это его не остановило. Запыхавшийся не столько от усталости, сколько от злости, он даже не заметил, что вспыхнул свет. Пробежав через гостиную, увидел: Клара остановилась, стоит в соседней комнате. Бросился в дверной проем, но с разгону ударился о прозрачную стенку. Что это? Помчался к другой двери - там тоже стена, к окну - стена! Посмотрел вокруг - входят в дом все новые незнакомые люди и сквозь прозрачные стены смотрят на него. Сообразил: опущено противопожарное ограждение! Он очутился в прозрачном, герметически закупоренном ящике. Как же так? Кто успел включить?

Начал стучать кулаками в стену, а люди по ту сторону стояли и смотрели - сосредоточенные взгляды, хмурые лица. Никифор успокоился, понял, что вести себя так - просто глупо. Глупо и смешно. Сел на пол. Что же теперь будет? Беспомощно огляделся вокруг и неожиданно ощутил холодок страха: он же тут задохнется, если не выпустят! Встал и, подойдя к двери, за которой стояла Клара, крикнул:

- Теперь можешь не бояться!

Сообразил, что его голоса там не слышно, начал жестикулировать.

Клара что-то сказала, вероятно, дала приказ пенатам, и прозрачные стены с легким шорохом поднялись вверх. Никифор шагнул к ней, что-то бормоча, но она отвернулась. Насупился и побрел к выходу, а люди осуждающе смотрели ему вслед, и его охватил стыд. Какой позор! В их коммуне, наверно, лет двадцать не было не то что преступления - ни малейшего проступка, а он, Никифор, покусился на личность, пренебрег нравственным законом... Дико!

Низко опустив голову, пересек двор, мимо бассейна доплелся до уже окончательно потонувших в темноте кустарников и забрался в аппарат. Теперь придется отвечать перед всей коммуной. А как будут реагировать родители? Им ведь тоже позор: сын - преступник! Завел аппарат, поднялся над садом, в нерешительности завис над ветвями, затем умчался в темное небо.

Чем выше поднимался он над землей, тем шире разрасталось на горизонте зарево заката. Но чтобы вырваться из тени и успеть захватить солнце, потребуются долгие часы утомительного полета. А на это у Никифора не хватало духа. На высоте что-то около шести километров запустил он свой "Электрон" в дрейф, чтобы немного отдохнуть и подумать, куда лететь. Домой? Но мать и отец конечно же сразу потребуют публичного покаяния - со всех экранов коммуны он сам должен будет позорить себя! А за что, собственно говоря? Почему он должен сам себя шельмовать? Ну, допустим, вел себя не совсем этично, может быть, даже совсем неэтично, но ведь... любовь!

Никифор долго и нудно рассуждал на эту тему, пытаясь хотя бы перед собой, перед своей совестью оправдаться. Да разве себя обманешь! Из глубины сознания, как ни глуши, всплывала и не давала покоя мысль: "Совершил покушение на честь девушки - это ли не тяжкое преступление? А она такая оригинальная, такая необыкновенная, Клара! Эх, не сдержался, отпустил тормоза! И потерял ее, потерял навсегда. А увидит она меня на экране - опозоренного, униженного, жалкого, что подумает? Какие чувства у нее появятся? Презрение, отвращение. Нет-нет, что угодно, только не это! Я докажу... И ей, и всем докажу..."

Он и сам не знал, что он такое докажет - то ли свою любовь, то ли просто упрямство. Когда-то, ну, скажем, хотя бы в двадцатом веке, преступников изолировали (трудно даже себе представить!), запирали в специальных помещениях. Брр... Хорошо, что он родился не в то время. Впрочем, хорошо ли? Может быть, и не так уж хорошо. Туманные мысли наплывали, сновали, обволакивали как паутина, и в какой-то момент Никифор почувствовал, что покачивается на спине мохнатого животного - теплого, мягкого. Но куда же он движется? И, оказывается, сидит он задом наперед и обеими руками опирается на широкий круп. Оглянувшись через плечо, увидел длинную морду и большой глаз; морда то поднималась, то опускалась, спина покачивалась, и его нисколько не удивляло, что таким странным манером движется он куда-то, да еще вечером. Шевельнув рукой, ощутил что-то твердое - подлокотник сиденья. Очнулся, но еще некоторое время не покидало его ощущение теплой спины животного. Да, видел он таких животных в кино, на картинах, но в жизни - ни разу. Чудеса!

Никифор нажал кнопку на подлокотнике, и сиденье плавно приподнялось. Теперь можно было смотреть в иллюминатор. Но красоты вечера он не замечал - ни ярких звезд, ни подсвеченных луною туч, ни россыпей огней внизу. Даже гигантский искусственный спутник, показавшийся из-за горизонта - белое колесо с четырьмя спицами, - не радовал глаз. Только подумал: "Там же Глеб, вместе с которым проходили практику на Луне. О, как же легко дышалось там, в оптимальной искусственной атмосфере! А не вызвать ли Глеба?" Рука сама потянулась к шифрам экрана связи. Ну конечно, вызвать! Лицо друга на экране какое-то растерянное, даже хмурое.

- Приветствую, Глеб! - бодро воскликнул Никифор. Глаза друга, всегда веселые и приветливые, были суровы.

- А тебя с чем поприветствовать? - после небольшой паузы спросил Глеб. - С чем поздравить? Когда предстанешь пред очи коммуны?

В голосе Глеба холодок и отчужденность. Ни на какое сочувствие с его стороны надеяться не приходится.

- Я еще не думал об этом. - Никифор помрачнел.

- А откладывать нельзя! - И Глеб сразу же отключился; его лицо на экране растаяло как тонкий лед. Вот тебе и друг!..

Некоторое время Никифор сидел, подперев подбородок рукой, смотрел в иллюминатор и ничего не видел. Потом включил двигатель - решил навестить Остров Музыки и Развлечений, находившийся в какой-нибудь сотне километров Заранее предвкушал удовольствие: вот где можно поднять настроение, забыться. Самые разнообразные зрелища, концертные программы, да и просто-напросто отдых на лоне природы...

С неба Остров казался светящейся мозаикой, брошенной в реку. Никифору трудно было избавиться от ощущения, что Остров плывет вместе с рекой - вокруг мерцали волны.

Он шел под высокими густыми деревьями, прислушивался к веселым голосам и смеху, которые слышались здесь отовсюду, и понемногу успокаивался. Уже не думал о Кларе, о Глебе, неприятный осадок в душе понемногу сменялся новыми впечатлениями, и возникло настроение совершенно иное. Издали доносилась симфоническая музыка, и он направился туда.

Зал световой музыки обрамлен был зеленью, и в центре его размещен спрятанный за величественным красивым экраном целый светомузыкальный агрегат. Световые потоки, сопровождавшие звук, появлялись не только на экране, но и вокруг него, на ограде, на капроновой паутине над головой, и ты оказываешься в центре этого волшебного вихря, он подхватывает тебя и уносит в фантастический, сказочный мир...

Но едва Никифор вошел, не успел даже сесть на свободное место, как музыка умолкла, игра света прекратилась. Присутствующие зашевелились, забеспокоились, осуждающе посматривая на него. Никифор с досадой повернулся и вышел. Секунду-другую спустя музыка зазвучала опять, но возвращаться ему уже не хотелось. Решил зайти в кинотеатр "Окно в прошлое", посмотреть что-нибудь из старинных реставрированных фильмов. Хорошо бы что-нибудь о всадниках - они ведь даже во сне ему снятся...

Прошел через архаическую колоннаду, но только шагнул в полутьму огромного зала, киноаппарат остановился. И надо же - по экрану мчался именно всадник, припав к холке лошади. Лошадь оторвалась от земли, да так и застыла в воздухе. Пожав плечами, Никифор снова вышел вон. Черт знает что - его прямо-таки преследуют неудачи!

Когда он заглянул в Театр роботов (там всегда шли веселые комедии), представление тоже приостановилось. Симфония, фильм, спектакль... Да это же его бойкотируют, не иначе! А что, если еще раз пройти этот круг? Появиться опять в амфитеатре, заглянуть в "Окно"? Но он тут же отказался от этого намерения. Мальчишество! Общественный бойкот - не шутка. По всему видно: ситуация усложняется с каждым часом. Вот те на!

Держась в тени деревьев, направился к ангарам. Поймал себя на том, что сам сторонится людей, избегает встречи с ними, прячется. Чувство одиночества, возникнув где-то в глубине его души, разрасталось, камнем ложилось на сердце. Если бы он не работал в области геофизики, отправился бы сейчас на долгие годы в космос. Но ощущал: Земля держит каждую его клеточку, покинуть Землю он не в состоянии.

У входа в ангар маячила какая-то фигура "Сейчас и этот отвернется... - с недобрым чувством подумал Никифор. - Ладно! Пусть отворачивается!" Но незнакомец не только не отвернулся, а приветливо обратился к нему:

- Ярковой, если не ошибаюсь?

- Да. Но мы не знакомы.

- Вы правы. Мы еще не встречались.

- Вы рискуете своей репутацией, - холодно бросил Никифор. - Я предан игнорированию.

- Именно поэтому я и хотел...

Что-то было в его тоне неприятное, и Никифор с неожиданной резкостью сказал:

- В соболезнованиях не нуждаюсь! - и пошел в освещенное подземелье ангара, оставив растерявшегося незнакомца в тени.

Облегченно вздохнув, вывел свой "Электрон". Теперь он знал, что делать: к Пифии! Она обязательно что-нибудь дельное посоветует.

Здесь все под землей. А на поверхности - роскошные сады. Вот и сейчас, в сумерках, видны в листве крупные яблоки и груши. Никифор направился к лифту. Белые каменные ступени вели вниз, к первой площадке. Никифор нажал кнопку и, пока ждал кабину, оглядывался: хоть бы никто не появился. Выйдя из лифта на глубине около пятидесяти метров, сразу же попал на движущуюся ленту пассажирской трансмиссии и через несколько минут был уже в своей лаборатории.

Тихо, безлюдно. По ночам здесь никто не работает, разве только если возникает какая-нибудь интересная проблема, от которой невозможно оторваться.

- Ну, Пифия, я к тебе, - сказал Никифор, включая электронную машину. - За советом.

Пифия стояла в углу - пьедестал, облицованный искусственным мрамором, высотою около метра, на нем фигура молодой женщины с распущенными волосами и диким выражением лица (кому-то из "противников стандарта" взбрело на ум смонтировать электронный анализатор в виде скульптуры) Она блеснула черными глазами:

- Я слушаю.

Никифор рассказал ей о Кларе, о своем знакомстве с ней и о том, как развивались их отношения.

- Мы часто встречались. Она была со мной, но никакой близости не допускала. Возможно, присматривалась, изучала или просто колебалась. А может быть, встречалась из жалости. Но сколько же можно было так вот все это тянуть?

После того как Никифор, ничего не утаивая, но невольно оправдывая себя, рассказал, что произошло. Пифия спросила:

- Каков биохимический комплекс Клары?

- Пойми, чувства не укладываются ни в какое прокрустово ложе объективных данных. Вы, машины, часто этого не учитываете...

- А вы, люди, часто прикрываетесь романтическим туманом, - не без сарказма заметила Пифия. - Зарубите себе на носу, что все происходящее на свете - это не более чем процесс и, как всякий процесс, характеризуется объективными данными.

- Ах, да, я совсем забыл, что ты любишь пофилософствовать! - улыбнулся Никифор. - Признаю, ты права. Все - процесс, все - формула.

Пифия заморгала глазами, что свидетельствовало об интенсивной работе ее контуров, хотя Никифору казалось: моргает она от удовольствия.

- Придется связаться с информационным центром... - вслух рассуждала Пифия. - Так и есть... Вот результаты анализа: силы, действовавшие в данной ситуации, разошлись. Контакта нет - конфликт исчерпан.

- Конфликт исчерпан! Милая Пифия! - Никифор даже подпрыгнул от радости. - Ты меня спасла! Никакого конфликта, силы разошлись! Это ведь просто блестяще! Слушай, а этика, мораль?

- Это абстракции, не поддающиеся учету.

- Гм, если бы так... Ну ладно, спасибо. Пифия. - Никифор протянул руку к выключателю, но из репродуктора донеслось:

- Не надо, я выключусь сама.

- Хочешь поговорить?

- Да.

Никифор устроился в кресле поудобнее и приготовился слушать. В конце концов, спешить ему было некуда.

- Вы, люди, - странные системы, - начала Пифия. - Может быть, вследствие асимметричности вы пытаетесь проявить себя не только в своем физическом измерении, а еще и устремляетесь в какой-то выдуманный, призрачный мир. Это я считаю несовершенством конструкции, просчетом природы.

- Наоборот, Пифия, в этом глубокая мудрость. Возможность роста сознания, развития...

- Но ведь мое сознание тоже развивается, а я остаюсь при этом на реальной почве.

- Знание и сознание - это разные вещи... Твои знания пополняются, Пифия, увеличивается объем памяти. А у нас... Человеческая жизнь, Пифия, - такой феномен...

Никифор умолк, склонив голову, и Пифия некоторое время тоже молчала. Наконец напомнила:

- Так что же такое - человеческая жизнь?

- Один мой друг, тонкая поэтическая натура, считает так: жизнь - это загадка, облаченная в тайну.

- В этих словах нет никакой информации.

- Наоборот, Пифия, эта фраза содержит бездну информации! Столько же, сколько древнее изречение: "Я знаю то, что я ничего не знаю".

- Подобные изречения только подтверждают относительность уровня познания.

- Эх, Пифия! Ты лучше скажи: почему я ее люблю? Ну почему?

- Это таинство, облаченное в загадку... - иронически произнесла Пифия и выключилась.

Успокоив Клару и вежливо посочувствовав ей, соседи разъехались, и на вилле снова воцарилась тишина. Девушка вошла в голубую комнату и устало опустилась на диван. Провела ладонями по лицу, вздохнула и легла, положив руки под голову. Ну и денек! И что с ним случилось, с этим Ником? Такой был застенчивый, такой скромный и вдруг... Атавизм, психологический атавизм! Кларе было стыдно за него и больно, и в глубине души пробивался ручеек жалости. Они встретились в горном пансионате в Крыму. Там и Вера была. Они познакомились возле мраморной беседки, он что-то рассказывал, все смеялись. Потом уговорил побывать в Дельфиний и чем-то так задобрил одного дельфина, что тот высунулся из воды и пропищал: "Вы уд-ив-вительные экземпляры!" "Хорошо, хоть дельфины говорят нам комплименты!" - смеялась Вера. Никифор провел тогда с нами все каникулы. А этим летом явился сюда. Как снег на голову... Пожалуй, пора возвращаться в свою Антарктиду, наотдыхалась, хватит...

Клара смотрела в потолок, стараясь не думать о Никифоре, но не могла. Бешеный взгляд, лицо перекошено, пальцы - как когти.

- Дайте музыку, - прошептала она. - Симфонию покоя...

И комната заполнилась тихими, прозрачными звуками. Клара закрыла глаза, предаваясь этим чарующим волнам. Пусть несут ее, пусть укачивают, только бы забыть этот кошмарный день. Начинает скрипка, ведет тоненько-тоненько волшебную шелковистую паутину. За нею - виолончель: стелется под ветром трава. Потом отзывается арфа: полевые колокольчики роняют лепестки, ветер подхватывает их, поднимает в воздух, и метет метелица, легкая, нежная... И вот уже поет все кругом, звенит и вызванивает: голубые реки, темные леса, розоватые облака. Клара не ощущает тела, словно соткана она из лучей, из неуловимой дымки, и летит, порхает над музыкой, как тень. Летит и тонет, летит и утопает в океане света.

И откуда-то из дальней дали долетает до нее приглушенный голос:

- Клара, Клара...

Так это ведь мама, мама ее зовет!

- Кларочка, доченька, ты меня слышишь?

- Слышу, мамочка, слышу!

- Плохо тебе?

- Ой, нет же, нет, мамочка, мне хорошо!

- Открой глаза!

Клара смотрит и видит мать - ласковая улыбка в глазах, седая прядь над левым ухом. Мама протягивает к ней руки, но дотронуться не может. Клара поднимается, говорит пенатам:

- Спасибо за музыку.

Симфония постепенно утихает... утихает... и - замерла...

- Я давно смотрю, как ты спишь, - говорит мама. - Отдохнула?

- Да. Эта музыка, мама, завораживает.

- Ты долго еще будешь здесь? Не заедешь ли к нам?

- Обязательно. Побуду с вами недельки две перед Антарктидой.

- Отец по тебе соскучился.

- И я по нему тоже. Как там ваш заповедник?

- Все хорошо. Такие бизоны...

Кларе было приятно разговаривать с матерью, смотреть в ее прищуренные глаза (для передачи изображения она должна была ярко освещать себя), слышать ее ласковый голос. Мама расспрашивала обо всем, о чем угодно, а о сегодняшнем событии ни слова. Солнышко, а не мама!

- Ой, мамочка, глаза у тебя заболят, хватит. Спасибо, родная, до встречи!

- Будь здорова, доченька!

Изображение потонуло в темноте и исчезло. Клара вскочила, потянулась, выгибая руки и плечи. Спросила:

- Бассейн готов?

- Да, - ответил динамик. - Какую дать температуру?

- Дайте... - Клара по-детски прикусила губу. - Дайте шестнадцать.

- Пожалуйста.

Ах, этот бассейн! И что он только делает с человеком!

- Послушай, да тебя ведь не узнать.... - говорит Вера, поглядывая на подругу блестящими миндалевидными глазами. Если бы ты жила в двадцатом столетии, была бы... Постой, как они говорили? Ага, кинозвездой. Или у тебя все еще не прошло возбуждение после того инцидента?

- Не надо об этом, Вера.

- Почему? - В голосе подруги прозвучало искреннее удивление. - Я не считаю, что поступок Никифора причинил тебе моральный ущерб. Это же любовь, Клара!

- Дикость, а не любовь.

Они сидели, точнее, полулежали на диванах верхней террасы.

- Эх, Клара, Клара... Как часто человек сам уходит от своего счастья! Недавно мы реставрировали старый киношный примитив: две девушки влюбляются в одного юношу...

- Сейчас не то время, - сказала Клара.

- А что мы знаем о том времени? - сказала Вера, задумчиво глядя в черные сумерки.

Плыли перед ее взглядом и тени, и серп луны, и алая заря. Вспомнились стихи поэтов двадцатого века о любви.

Продолжая рассказ о реставрированном фильме, Вера все вздыхала, выражая симпатии к далекой и невозвратимой поре бурных человеческих чувств. Подруги разговаривали, не включая света. Густой вечерний сумрак импонировал беседе, придавал ей интимную задушевность. Время от времени девушки замолкали, думая о своем.

Электронный голос нарушил молчание:

- Никифор Ярковой просит разрешения сказать несколько слов.

Клара растерялась, замахала руками, словно пенаты могли увидеть ее жесты.

- Нет-нет! Это невозможно!

Подруга настороженно встала, решительно произнесла:

- Скажите, с ним хочет поговорить Вера. Соедините с розовым залом, я сейчас спущусь.

И она быстрым шагом направилась к лифту, а Клара вышла на балюстраду и бездумно смотрела в ночную мглу. Все в голове у нее смешалось. Она попыталась упорядочить свои мысли, но не смогла. Это ведь только подумать: после всего, что было, он хочет "сказать несколько слов"! Клару передернуло.

Вернулась Вера. Клара не спросила ее, какой был разговор. Вера сказала:

- Он тебя любит, слышишь? Очень любит!

"Что со мной происходит? - думал Никифор, бродя по саду перед началом заседания "Калейдоскопа". - Воспринимаю мир по-иному... Нервы оголились, что ли?" Его как бы переполняло радостью и воодушевлением. И зеленое пламя травы, и деревья, устремившие свои ветви в прозрачное небо, и птицы, и солнце, уже зазолотившееся в молоке тумана, - все стало каким-то созвучным, понятным, близким. Все излучает красоту, мир утопает в красоте, и душа ощущает ее, потому что настроена на ту же волну.

Какой-то жук переползал тропинку. Никифор остановился, присел, чтобы лучше его рассмотреть. Терракотовый, состоящий из овалов, треугольников и трапеций, он выставил свои антенны - и получает информацию об окружающей среде. Ну двигайся же, двигайся, наверно, и у тебя свои хлопоты. Заметил на яблоне птицу - маленькая такая, желтозеленая жакеточка, черный воротничок на шее, - поводит головкой, попискивает. Жалуется на одиночество... "Ну эти уж мне сантименты, попалась небось горьковатая личинка, и все тут, вот и пищит. А одиночество здесь ни при чем. - И мгновенно возникло в сознании: - Не хитри сам с собой. Птичье одиночество - всего-навсего ассоциация, ты ведь все время ощущаешь собственное одиночество... Ну и что? А ничего!" Оглянулся вокруг - и уже ничего особенного не увидел.

Сад как сад, утро как утро. Пора на заседание "Калейдоскопа"...

В зал Никифор вошел не так, как раньше, - твердо ступая по серому пластику, весело и иронически посматривая на товарищей: а ну, что за мудрецы здесь собрались? Нет, сегодня даже после прогулки он поеживался, ощущая непонятный страх, и не мог его преодолеть; опустив глаза, шагал неуверенно, как по скользкому льду. Давно, когда Никифора еще и на свете не было, в этом зале действительно стоял подсвеченный цилиндр калейдоскопа, который демонстрировал все новые и новые формы и сочетания красок. Точно так же и ученые, собиравшиеся здесь, должны были подавать новые и новые идеи. В конце концов кто-то заметил, что калейдоскоп отвлекает внимание, и подал идею: убрать его отсюда. "Коллективный мозг", то есть весь ученый консилиум, согласился, и калейдоскоп, квалифицированный как игрушка, был отправлен в какое-то детское учреждение. Но научное общество по-прежнему носит его имя.

Никифор не прислушивался к приглушенным разговорам. Он был уверен в себе. Ведь есть у него оригинальная, достаточно абсурдная идея. Он давно готовился к ее обсуждению. И скажет: магнитное поле земли создается неведомой до сих пор материей; в Антарктиде, в районе геомагнитного полюса, действует постоянный естественный генератор магнитного поля. Вот пускай и подискутируют! Пусть даже высмеют, но ведь в "аналитический циклотрон" идея так или иначе будет передана. Всем станет ясно, что ни о каком таянии антарктического льда не может быть и речи. Это ведь своеобразный панцирь, кожух магнитного генератора.

Как это пришло ему в голову? Просматривал какой-то научный фильм (Земля сфотографирована из космоса через разнообразные фильтры) и обратил внимание на то, что слишком уж густо сконцентрированы, так сказать, гипертрофированы ледяные нагромождения в Антарктиде. И ни одна из существующих схем возникновения такого мощного ледяного покрова не представлялась убедительной.

Мелодично прозвенели часы, и шум-гам в "Калейдоскопе" начал затихать. Очередной председательствующий, подойдя к большому, во всю стену, экрану, сказал:

- Внимание! Антарктида и перспективы ее использования.

Название темы, дублируя слова председательствующего, белыми наклонными буквами прорезало середину экрана.

Некоторое время слышалось только покашливание. Кто начнет? Никифора подмывало первым бросить свою идею на экран, уже и слова вертелись на языке, но его опередил известный остряк Микола Макодзеб, который на сей раз был подчеркнуто серьезен, так что невозможно было понять, то ли он, по своему обыкновению, шутит, то ли действительно предлагает нечто стоящее:

- Предлагаю прорезать в толще льда туннели, залы, галереи самой разнообразной формы и величины, воссоздать там самые известные архитектурные сооружения от древности до наших дней, одним словом, соорудить КЭР - Континент экскурсий и развлечений!

Как только электронный преобразователь начал фиксировать на экране мысли Миколы, название темы поплыло вверх и остановилось под верхней кромкой. Там оно и оставалось на протяжении всего семинара, а текст провозглашаемой идеи стоял перед глазами присутствующих до следующего предложения. С экрана их переписывал так называемый аккумулятор идей, которым пользовались ученые из "аналитического циклотрона". Предложения так и сыпались:

- Использовать как холодильник для рыбы.

- Отправить лед на Луну.

- Перебросить на Марс.

- Сохранить статус-кво, чтобы не нарушить биосферу.

- Уровень Мирового океана понизился, целесообразно растопить весь лет Антарктиды.

"Растопить, растопить..." Только это слово и бросалось Никифору в глаза, только оно, казалось, и ложилось на черный экран: "Растопить, растопить..." И он заговорил, нервно дыша на серую сеточку своего электронного преобразователя:

- Антарктиду следует рассматривать в комплексе с магнитным полем Земли. Это поле создается неизвестной материей, залежи которой скрыты под толщей льда. Точка, где находится магнитный полюс...

Он бросил взгляд на черный экран. Что это? Там не его высказывание, а предыдущее: "Растопить весь лед Антарктиды..." В чем дело? Может быть, его преобразователь вышел из строя? Никифор окинул взглядом зал. Все сидят, не глядя в его сторону, ни одна голова не повернута к нему! И лицо обдало жаром. Надо же, и здесь тоже - игнорирование. Никто не хочет его слушать, аппарат отключен... Никифору хотелось закричать, бросить всем им в лицо что-нибудь оскорбительное, выплеснуть на все эти головы свою жгучую обиду. Но он только стиснул зубы и промолчал. Рука, в которой держал он трубку преобразователя, дернулась непроизвольно, провод оборвался. Он швырнул трубку под ноги и опрометью бросился к выходу. Никто из его товарищей не произнес ни звука, словно это был не он, а привидение, которого никто и не видел. И Микола... Он - тоже! Ну ничего, ничего, вы еще услышите о Никифоре Ярковом!

Он был возмущен до глубины души и так потрясен, что вместо того, чтобы подняться в ангар, погнал кабину лифта вниз и опомнился только где-то на километровой глубине. Добравшись наконец до своего "Электрона", никак не мог взять в толк, куда же лететь. Все стало ему безразлично. Включил аппарат, лишь бы только оторваться от земли. Долго летел над облаками, наконец увидел леса и луга и приземлился у каких-то кустов. Свой круглый летательный аппарат спрятал в зелени. Выбрался из него и пошел, вдыхая густой, настоянный на травах и на осенних листьях воздух, насыщенный всеми лесными запахами. Легко, хорошо. Раскинув руки, лег на землю. Упругие стебли пружинили под ним, обдавая душистым теплом. И сразу отлегло от сердца, все, что беспокоило, отдалилось, туманно замаячило где-то далеко-далеко на горизонте сознания. И как же тут великолепно! Лежать бы вот так вечность, вслушиваясь в неясные шорохи трав. Бежать, бежать на природу! Нет здесь никаких прописей: живи как хочешь, независимо ни от кого и ни от чего. Разве он не имеет права выбора? И кто скажет, что это худший вариант?

Клара села в геолодку у Карпат. Не останавливаясь ни на секунду, наполненный светом цилиндр подхватил пассажиров с движущейся платформы и помчался на юг. Устроившись на эластичном сиденье, которое сразу же приняло формы ее тела, девушка притронулась к сережке-транзистору, поблескивавшей в правом ухе, и зазвучала тихая музыка. Клара положила руки на колени и закрыла глаза. Хотелось вздремнуть. Бессмысленная выходка Никифора отравила ей весь отдых, настроение скверное, даже к родителям так и не заехала. Только на работе можно сбросить с сердца неприятную тяжесть, облегченно вздохнуть. Вот удивятся на Геомагнитной станции, что она так быстро вернулась! Надо было известить... А что, если выйти у древних пирамид послушать вечерний концерт? Говорят, очень торжественно и впечатляюще: пирамида освещается бледным серебристым светом, и таинственный голос провозглашает словно из глубины времен:

"Я, Пирамида великого фараона Хеопса, четыре тысячи лет вздымаюсь над Землей..." "Великий..." Смешно! Словно играли спектакль. Жестокий спектакль: человек утверждал свое "величие", проливая кровь других людей...

- Вам холодно? - спросил молодой худощавый мужчина и сел рядом. - Не включить ли обогреватель?

- Нет, благодарю, - покосилась на него Клара. Одернула на коленях юбку и сложила руки на груди, откровенно подчеркивая этим свое нежелание поддерживать разговор.

- А я подумал... Простите, быть может, вы хотите отдохнуть?

Он слегка склонил голову в ее сторону, и Клара заметила, что редкие его волосы имеют зеленоватый оттенок, глаза спокойные, кроткие, кажется желтоватые, голос какой-то сухой, как бы официальный.

- Нет, уже не хочу, - сдержанно сказала она и с досадой подумала: "Обязательно кто-нибудь пристанет..."

- Вы уже пользовались такой лодочкой?

- Нет, впервые.

- А далеко ли сейчас?

- В Антарктиду.

- По делу, конечно?

- Да, я там работаю.

"Нужно, наверно, и его о чем-нибудь спросить, - подумала Клара, - да зачем это мне?"

- А я на Космическую Пращу... Стартовый остров. Знаете, конечно?

- Слышала.

- Неужели не летали на Луну?

- Боюсь невесомости.

- А я к космическим перелетам привык. Принимал участие в экспедиции на Уран. Ну, вы же знаете, закончилась она не совсем удачно... Теперь решил заняться Землей.

Клара сочувственно посмотрела на соседа. Выходит, это один из тех, кто два года назад вернулся с Урана. Большинство погибло, так ничего особенного и не открыв на жестокой пустынной планете, а этому, значит, повезло...

- Больше не хотите на Уран?

- Новая экспедиция готовится, но я остаюсь на Земле. В конце концов, я историк и археолог.

Помолчали. Затем спутник с зеленоватым оттенком волос предложил:

- Не желаете посмотреть ландшафты?

- Из-под Земли? - удивилась Клара.

- Да, из-под Земли. Вот этот объектив нам все покажет, сказал он, поставив на стол черную шкатулку с золотистой передней стенкой. Быстрыми пальцами повернул включатель. - Вот сейчас увидим, где мы...

Сперва по золотистому фону экрана пробежали искорки, потом вспыхнуло пламя, словно от трения о каменистую породу, и вот уже лодка словно вырвалась на поверхность Земли. Иллюзия полная! Клара прищурилась то ли от солнечного света, то ли от удовольствия. На экране, как в иллюминаторе, поплыли перед нею настоящие земные пейзажи. Она словно летела теперь над полями, почти касаясь колосьев пшеницы. А вон там поблескивает вода - море или река? - справа, на гористом берегу, город, большой город, утопающий в зелени садов.

- Истанбул. Бывший Царьград, Византия.

- Великолепно! - сказала Клара, не отрывая глаз от экрана.

- О, там богатые музеи: Софийский собор, Голубая мечеть... Вот видите четыре копья? Это минареты Айя-Софии. Все реставрировано в первозданном виде.

Город проплыл, словно морской лайнер со сверкающими на солнце палубами. И снова - поля, сады, ленты дорог и легкие, ажурные мосты.

Уранос (так про себя назвала Клара своего спутника) объяснил, что этот объектив видит с помощью нейтрино - космические их ливни пронизывают толщу Земли. Аппарат фильтрует потоки нейтрино таким образом, чтобы получалось нужное изображение.

- Да ведь так можно, пожалуй, заглянуть и в глубины Вселенной? - заинтересовалась Клара.

- В некотором смысле да. Я работаю над усовершенствованием прибора. Это мое изобретение - нейтринный фонарь.

Клара взглянула на него с уважением.

Заколыхались ультрамариновые волны Средиземного моря. На горизонте в серебристом мареве замелькали острова.

- Вы уже видели колосса Родосского?

- К сожалению, не успела.

- Эффектная статуя. Реставраторы израсходовали две тысячи тонн титана только на каркас и, кажется, три тысячи тонн меди. Да вот он, смотрите!

Клара смотрела на экран не отрываясь: зрелище было великолепное. На фоне огромного амфитеатра города высоко в небо вздымалась фигура колосса, солнце дробилось на его могучей груди, на гордо поднятой голове.

- Много монументальных произведений древнего мира восстановлено, - сказал Уранос. - Жаль только, что не включен в эту программу Вавилон.

- А может быть, это и хорошо, - возразила Клара. - Вавилон вошел в историю как символ жестокого рабства, насилия и развращенности. Зачем же его воскрешать?

- История - это история, - вздохнул Уранос.

Остров Родос со своим колоссом уплыл вдаль, окутался дымкой и вот уже скрылся за горизонтом. И снова вспенились вокруг синие волны, и кое-где показались белые корабли.

- В те времена искусство развивалось скачками, - продолжал Уранос. - И в разных местах. То в Междуречье, то на берегах Нила, то в Греции, то в Риме...

- Это здорово - скачками!

- И уже недалек тот час, когда тайны исторического процесса будут разгаданы.

- Разве историческая наука до сих пор не охватила всего процесса?

- Видите ли... Она собрала, вероятно, весь или почти весь фактический материал, какой только можно собрать, проанализировала его и дала в небольшом приближении правильную картину исторического развития. А вот почему происходило так, а не иначе, почему возобладал такой вариант, а не другой, - на это ответа нет.

- И, наверно, никогда и не будет.

- Почему же не будет? У нас хватит терпения, поставим точку только тогда, когда узнаем все.

- Кто это "мы"?

У Ураноса появились искорки в желтых глазах.

- Ну... историки, естественно.

- Уже Нил! - воскликнула Клара. - Пирамиды, пирамиды!

Почему-то мелькнула мысль: выйти! Но Клара тут же отбросила это свое намерение. Смотрела, как проплывают величественые рукотворные горы, крохотные фигурки людей под ними...

Подумала вслух:

- Ну вот кто объяснит: почему фараон Хеопс решил построить себе такую грандиозную могилу? Сооружение пирамид, по всей вероятности, очень сильно подрывало экономику Египта, и, если бы не такое бессмысленное растрачивание человеческой энергии, история, может быть, пошла бы по другому руслу. Могли бы фараоны удовольствоваться хотя бы вдесятеро меньшими гробницами?

- Все это весьма вероятно, - кивнул зеленоватой головой Уранос, - и на все подобные вопросы наука получит ответ.

- Каким образом? - не без иронии спросила Клара. - Быть может, фантасты пошлют историков в далекое прошлое, чтобы они там, на месте, все зафиксировали?

- В настоящее время разрабатывается сложный, весьма сложный и весьма интересный проект, - словно не замечая ее иронии, сказал Уранос. - Он уже и наименование имеет, но пока только наименование...

- Как же он называется, этот таинственный проект?

- Модель истории человечества. Сокращенно - МИЧ.

- Что это означает?

- Здесь может быть несколько вариантов. Вот, например, такой. В одном из самых крупных цирков Луны, на невидимой стороне, создать уменьшенную модель Средиземноморья с прилегающими к нему территориями: Египет, Двуречье, Малая Азия, Европа... Потекут реки, поднимутся бури, будут запрограммированы землетрясения, вулканические извержения - словом, все естественные компоненты. На этой арене будут действовать биороботы, созданные на основе электроники белковых молекул,шумеры, египтяне, ассирийцы, греки, римляне... Запрограммированные на развитие, размножение, со всеми человеческими инстинктами. Можно будет увидеть, так сказать, в натуре Рамзеса, Навуходоносора, Александра Македонского, Юлия Цезаря... Взятие Вавилона персами, бой в Фермопилах и разрушение Карфагена...

- Очень хотелось бы увидеть Клеопатру, - сказала Клара и зарделась.

- Конечно, интересно. Или, скажем, заседание ареопага или римского сената. Роботы создадут и свои пирамиды, и колосса Родосского, и Парфенон, и Колизей.

- Простите, но они, значит, будут и любить, и ненавидеть?

- Естественно. Все как у людей.

Клара вздрогнула.

- И рабство тоже будет?

- Безусловно.

- И убийства, и пытки?

- Все как у людей. Будет действовать все тот же закон причинности. Гигантский моделирующий центр будет только лишь собирать информацию для анализа, никакого вмешательства в процесс вплоть до самого завершения экспериментального цикла.

Клара посмотрела на Ураноса долгим, внимательным взглядом:

- А вы не думаете, что это... жестоко?

- Жестоко? Все зависит от точки зрения. Финишный импульс мгновенно сотрет память у миллионов роботов, и тогда можно будет подготовить иные фазы исторической модели. Какая же тут жестокость? Все произойдет так быстро, что никто не успеет ощутить ужас гибели.

- А что, если они догадаются о финале? Ну, интуитивно или вследствие какой-нибудь неточности в программировании? Нет-нет, такое моделирование... Когда этот проект вынесут на обсуждение общественности?

- Мы только еще начинаем разработку.

- Я буду голосовать против.

Зеленоволосый ученый только пожал плечами.

На экране его аппарата проплывали африканские саванны. Клара съежилась, спрятала подбородок в воротничок куртки и молча смотрела на бесконечные плантации. Ей показалось, что кто-то зовет: "Клара, Клара!" Нет, не показалось, голос шептал из транзистора. Да, это Вера. Клара приложила ладонь к уху, чтобы лучше было слышно. "Клара! Ты меня слышишь? Где бы ты ни была - вернись! Никифор исчез, пал духом, возможно несчастье, вернись, будем искать, Клара!" Верин голос умолял, и в первое мгновенье Клара хотела встать и пойти к шлюзу выхода. Исчез... А ей, собственно, какое дело? "Ты меня слышишь, Клара? Где бы ты ни была..." Клара нажала кнопку, и Верин голос оборвался. Хватит с нее этого Ника!

Сосед все еще что-то рассказывал, но Клара уже не слушала его и в ответ на вопросы только кивала головой. Когда он попросил разрешения зателевизироваться к ней, машинально протянула ему визитную карточку со своими координатами. Он^ кажется, с радостью взглянул на этот кусочек пластика и бережно спрятал в наружный кармашек пиджака. Клара была словно в трансе, до ее сознания почти не доходили вежливые слова его благодарности, сдержанные комплименты и объяснения по поводу того, что Антарктида интересует его как археолога. Наконец он вышел на стартовом острове Космическая Праща. Клара вздохнула и закрыла глаза, собираясь подремать до самой Антарктиды.

Первые лучи солнца застали Веру на плоской крыше. Здесь она занималась гимнастикой. Иногда по комплексу, передававшемуся по радио, а чаще импровизировала под музыку. Легкость, упругость тела - какое это приятное физическое ощущение! Ходила то на пальцах, то на пятках, потом ногами чертила в воздухе зигзаги, подпрыгивала, уперев руки в бока, или каталась колесом, опираясь поочередно на руки и на ноги. Капельки пота выступили на щеках, а девушка все еще гоняла по крыше с неослабевающим азартом - то кувыркаясь через голову и распушив копну светло-русых волос, то на мгновенье останавливаясь, плавно разводя руками и выпячивая тугую грудь. В такие минуты лучи солнца превращали ее в волшебную скульптуру, словно подтверждая старинный афоризм: люди - дети Солнца. Бодро и весело спустилась вниз, но, вспомнив о Нике, ощутила в душе некую пустоту, и смутная тревога охватила ее. Где он сейчас? Что делает?..

Преодолевая неловкость и смущение, вызвала его коттедж. Никакого ответа. Пенаты заладили одно: Никифора Яркового дома нет. Куда же он подевался? Возможно, все-таки сбежал. Это почему-то обидело и опечалило Веру. Завтракала без всякого аппетита, обдумывая, что случилось. Ну хорошо, Клара, игнорирование... Но мог же он хоть что-то сказать! А то ведь даже не попрощался. ГорькоБесцельно бродила Вера по комнате, не находя себе места. Эх, Ник... Конечно же, если она захочет, отыщет его хотя бы по радиомаяку. Но удобно ли навязываться? Разве если он попадет в беду...

Вера поймала себя на мысли, что желает Нику какого-нибудь бедствия, ну, конечно, не очень серьезного, а такого, чтобы именно она могла ему помочь. Ей стало сперва неловко, что так подумала, а потом смешно: ребячество! Все-таки в пятнадцать лет пора быть немножко серьезнее...

"Клара - вот кто сейчас нужен! Она, только она может предотвратить несчастье..." Вера попыталась вызвать подругу, но так и не смогла ее найти.

На следующее утро даже зарядку не делала: в таком была подавленном состоянии. Настороженно прислушивалась к тишине. Бросилась к аппарату, когда ее вызвали на связь. Пока добежала до розового зала, чего только не передумала. Вот ведь как: она обиделась, а он вызывает, не забыл про нее. Эх, Ник, Ник...

С экрана смотрела на нее Клара.

- Что с тобой, Вера, ты чем-то обеспокоена, встревожена?

- Ничего, это так... Я надеялась... Вернее, не надеялась. Ах, Клара, почему ты так долго не отзывалась? Здесь такое!

- Неужели ты, Вера, не догадываешься, что эти события меня нисколько не интересуют?

Вера почувствовала в этих словах какую-то отчужденность. Раньше интересы подруг были общими, а теперь... Как быстро меняются люди! Ну что ж, если ее не интересует, что произошло. Вера ей и не скажет.

Пауза затягивалась, и Клара, может быть, для того чтобы сгладить ощущение неловкости, затараторила быстро-быстро, ни о чем не спрашивая:

- Я здесь сразу окунулась в работу. Знаешь, только так ощущаешь полноту жизни. За прозрачными стенами нашей станции метет ужасная метель, и, хотя в помещении двадцать один градус тепла, посмотришь на эту бурю и вздрогнешь. Стены можно сделать непрозрачными, потому что в конце концов это отрицательно действует на нервную систему: рецепторы кожи воспринимают тепло, а зрение подает сигналы, оповещающие о лютом холоде. Лето, из которого я недавно уехала, кажется сном, волшебной сказкой. Зеленые деревья, травы, веселые ручьи, теплый ветер, дождь. А мы хоть и на льду, а катаемся на коньках под искусственным пластиковым небом. Приезжай, Вера, хоть часть отпуска проведешь здесь. Побродим по ледяным туннелям - впечатление ни с чем не сравнимое. Теперь мы на месте проверяем данные целой сети манометров, потому что в последнее время происходит здесь что-то необычайное - напряжение магнитного поля то усиливается, то ослабевает, и тенденция - именно к ослаблению. Есть над чем поразмыслить нашим теоретикам...

"А у Ника ведь свой взгляд на это! - едва не вырвалось у Веры. - Нет-нет, не буду ей о нем..."

- Определено несколько направлений, но, кажется, самое перспективное давно известно: теория синхронности геомагнитных явлений с активностью Солнца. Да это тебя, наверно, не интересует...

- Почему же? Теория синхронности - это очень перспективно. Я рада, что ты увлеклась работой.

- Есть у меня и другие увлечения! - подмигнула Клара. - В дороге я познакомилась с одним... Ураносом.

Вера удивилась:

- С каким Ураносом?

- Да это так я его прозвала за участие в экспедиции на Уран. Сейчас он работает на Луне, часто переговаривается со мной.

Клара, рассказав о своем зеленоволосом попутчике, вспомнила о его Модели истории человечества. Постепенно Вера почувствовала, что разговаривает с той самой Кларой, которую знала раньше. Почти с той же. Потому что какая-то кошка между ними все-таки уже пробежала. Вера подумала с завистью: и Ник ею очарован, и, наверно, этот Уранос...

После того как погас экран, подошла к зеркалу. Из-под густых ресниц сверкнули на нее синие, с темным оттенком глаза, дрогнули розовые губы. Игриво выставила ногу. Нахмурила брови:

- Глупцы! Ослепли, что ли? Ну ничего, время у меня есть... А тебя, Ник, я просто вынуждена найти, ты ведь не знаешь последних новостей, касающихся поведения магнитного поля!

Никифору захотелось есть. Он смотрел во все стороны, но не видел ничего съестного - густой лес если что и имел, то не выставлял напоказ. Деревья стояли совершенно равнодушные к переживаниям Никифора. Дубы дремали на солнцепеке, осина прислушивалась к чему-то, время от времени пошевеливая зеленовато-белой листвой, березы купались в голубизне неба и прямо-таки сияли от удовольствия. Стояла тишина, первозданная тишина, едва задеваемая пунктиром птичьих голосов. Слушал бы ее, бродил бы по ней, как по воде, но хотелось есть. Спасаясь от цивилизации, Никифор как-то не подумал о еде, потому что с проблемой питания никогда до сих пор не сталкивался. А теперь... Что же теперь? Неужели капитулировать перед этими брикетами и пакетами, которые дышат на тебя жареным или дразнят твое обоняние запахом дыни или огурца? Нажми кнопку - и все в порядке. Культурно, вкусно, питательно, и главное - легко, нажми только кнопку. А здесь, в лесу, кнопки нет. Юноша оглянулся и вздохнул: нет и нет! Ну и что? Все равно он не пойдет на поклон к этим кнопкам! Разве человечество?! не вышло из лесов? Смогли ведь наши пращуры выжить. И не просто выжить, а развиваться и усовершенствоваться. Ведь тот далекий путь, который привел современного человека к кнопкам, начинался именно в девственных лесах, на берегах рек и озер...

Эта спасительная мысль придала Нику бодрости. Он встал, потянулся до хруста в суставах, сгоняя с себя сонливость. Не все потеряно! Он будет Первым Охотником, Первым Рыбаком, Первым Собирателем Плодов! Наконец, это же просто интересно, оригинально - вернуться в лоно природы и слиться с нею в гармоническом единстве!..

Отправился на поиски пищи. Из-за кустов соблазняюще блеснул иллюминатором "Электрон" - мостик к цивилизации. Никифор не остановился: стоит только нажать на кнопку... Но уже само по себе воспоминание о кнопке погнало его от аппарата прочь. И чем сильнее тянуло его возвратиться к цивилизованному образу жизни, тем быстрее шагал он в лесные пущи. Пройдя с полкилометра, наткнулся на стену густой лозы. Пробраться сквозь нее не было никакой возможности. Пошел в обход. Наконец лоза осталась в стороне, зазеленела молодая трава-мурава, а за нею ударила лазурью вода. Озерца оказались на редкость красивые: ну ни дать ни взять - осколки огромного зеркала, разбросанные в траве, но Никифору было не до того. Прозрачную воду буквально пронизывали темные спинки рыб вот что он заметил! Какая это рыба - карась, или окунь, или, может быть, щука, он не знал, да и зачем ему было это знать? Главное - пища! Калорийная!

Разделся и вошел в воду. Рыба переполошилась, спинки замигали перед глазами, он ощутил мягкие толчки в ноги и рассмеялся. Озерцо малюсенькое, скрыться рыбе некуда, а развелось ее здесь видимо-невидимо. Засунул руки в воду по локоть, растопырил пальцы, ухватил одну, но не удержал - выскользнула. Снова и снова разводил руки в стороны, рыба попадалась, но каждый раз легко ускользала, удивляя его своей изворотливостью.

Выпрямился, стер пот со лба и беспомощно оглянулся вокруг. Взгляд его упал на одежду.

- Эврика! - воскликнул, выходя из воды.

Завязал штанины узлами - чем не рыбацкая снасть! Но даже и с помощью такого приспособления поймал не сразу: караси ухитрялись улизнуть вместе с водой. Однако теперь перевес был явно на его стороне. За полчаса отловил около десятка тяжеленьких карасей.

"Ну хватит, - подумал Никифор, - рыба есть, но не есть же ее сырой! Надо поджарить. Только как добывал огонь первобытный человек? Трением сухих гнилушек? Ну, в лесу это не проблема..."

Собрал охапку сухого хвороста и расположился на траве. Вытащил две гладкие ветки и принялся добывать огонь. Ту, что подлиннее, воткнул в землю, а короткой стал быстро и с нажимом тереть. Долго тер, пальцы хорошо разогрелись, но искомый огонь все не появлялся. Вскоре занемели колени, руки дрожали, а огонь упрямо не хотел показываться. Утомившись, Никифор лег навзничь и уставился в небо. Потом снова взялся добывать огонь, но уже другим способом. Одну ветку расщепил, а другую, острогав, поставил торчком и начал вертеть ладонями. В желобке, где крутился конец ветки, вскоре появился дымок, но все время приходилось менять ладони, и за эту короткую паузу тепло успевало развеяться, не дойдя до критической точки. "Вот оно что, - думал Никифор, снова и снова отирая пот, - это тебе не электроника, здесь надо сработать с максимальной точностью".

Крутил-вертел час, не меньше, пока в желобке не потемнело и не свершилось чудо - блеснул огонь!

- О Живой Огонь предков! - молитвенно сложив руки, воскликнул на радостях Никифор. - Слава тебе, могущественный и добрый!

Увидев, что вот-вот запылают все дрова, спохватился и побежал за новой охапкой - нужно было подбросить сырых веток. На бегу заметил в траве какого-то рыженького зверька, метнувшегося в сторону. Свернул туда - о, какой удар судьбы! в ямке, куда он положил свою добычу, не было ни одного карася, а осталась от них одна только чешуя да один недоеденный хвостик. Беспомощно оглянулся, взял свои мокрые штаны с завязанными узлами, подержал их в раздумье в руках и побрел к костру.

"Да вернись ты к кнопкам!" - словно шепнул ему кто-то прямо в ухо.

- Нет, я должен... должен довести игру до конца! Не стал рыбаком - стану грибником.

Где-то в глубине его сознания уже возникало пока еще не оформившееся: "А ведь все-таки придется..." Но то был всего-навсего робкий намек, расплывчатая тень. Никифор направился в гущу леса, приглядываясь к кустам и деревьям. Вскоре натолкнулся на яблоньку - вышла на поляну и встала в траве. Яблоки мелкие, терпкие, кислые-прекислые, но он поедал их одно за другим, пока не набил оскомину. Тут же неподалеку обнаружил невысокие кусты, обсыпанные синевато-черными ягодами. Они легко отделялись от плодоножки, и стоило едва притронуться, ягода уже оказывалась в пальцах. Положил одну в рот: вкусно, очень вкусно. После кислых яблок такая ягода казалась настоящим деликатесом.

Объев несколько кустов, вышел на солнцепек, лег в траву и блаженно потянулся. Настроенный на философский лад, думал о взаимоотношениях человека с природой, задавшись целью определить свой место в великом круговороте материи.

День для Веры прошел в сомнениях: искать или не искать Никифора. Лелеяла маленькую, как солнечный зайчик, мини-надежду: может быть, он все-таки отзовется. Но шел час за часом, тени становились все длиннее, росли и росли, а вместе с ними росла и тревога. А что, если минутный взрыв меланхолии толкнул его на безрассудный, непоправимый поступок?

Засуетилась, начала торопливо собираться. Когда все необходимое было уложено в небольшие, но вместительные гнезда летательного аппарата, она долго сидела у бортового приемника, пытаясь поймать сигналы радиомаяка "Электрона". Но в эфире стоял такой треск и шум, что сделать это было нелегко. Она настраивала аппарат, прикусив нижнюю губу. Нетерпеливые пальцы крутили тумблеры, может быть, слишком нервозно, потому что в микрофон все время врывался посторонний разговор:

- Это окончательно: лечу на спутник! - возбужденновеселый девичий голос.

- Подумай, не спеши... - юноша, умоляя.

- Самый лучший санаторий, мой милый; в цирке Платона. Можно...

- Что за отдых под пластиковым небом?

Потом мешало что-то еще. Все это раздражало Веру, и она подумала: а не обратиться ли в зональный информационный центр? Там ведь можно, пожалуй, получить координаты "Электрона"...

Но вот сквозь хаос звуков послышалось долгожданное и потому волнующее попискиванье. На осциллографе задрожал голубой узор: ну конечно же голос "Электрона"! Однако в монотонных автоматических сигналах послышалось Вере чтото тревожное, и она, не теряя ни секунды, взлетела в вечернее небо и направила аппарат в ту сторону, откуда доносились эти звуки. Включила самую большую скорость, аппарат летел почти беззвучно, но ощущалась легкая вибрация. Примерно через час совсем стемнело, и по тому, что внизу исчезли огни, Вера догадалась, что там уже потянулись леса. Зигзаги на экранчике осциллографа уменьшились, свернулись и наконец сосредоточились в самом центре - зеленое пульсирующее пятнышко. Значит, можно идти на посадку, искомый объект - в радиусе от пятидесяти до семидесяти метров.

Чем ниже спускался Верин аппарат, тем больше сгущалась тьма, а когда, ломая ветки, приземлился, ей показалось, что она угодила на дно какой-то океанской впадины - за иллюминатором было черным-черно. Что делать? Где искать Ника? Вышла из аппарата, но даже шагу ступить не осмелилась. Постояла, держась за край люка и напрягая слух. Черные глаза тьмы, не мигая, уставились на нее со всех сторон, что-то ухнуло, зашелестело, тишину проколол тонюсенький треск. Неужели кто-то крадется к ней? Веру охватил страх. Сдавило грудь, кровь захолонула в жилах. Съежившись, вскочила в кабину, включила свет, зачем-то поправила прическу, касаясь волос растопыренными пальцами. Взглянула в зеркало - ах, какое бледное лицо! А чего она, собственно, так испугалась? Включила приемник музыка заполнила кабину и постепенно успокоила ее. Подумала: а не открыть ли люк? Может быть, Никифор услышит...

Села, откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза...

Вроде бы и не спала, а иллюминаторы уже залиты голубизной, видны уже деревья, кусты. Самый обыкновенный лес, и ничего страшного!

Первым долгом решила найти "Электрон". Быть может, Никифор в нем еще спит. Пробираясь сквозь заросли, уже через несколько минут заметила неподалеку красноватый шар, похожий на огромную неспелую ягоду.

- Ау! Никифор!

Наткнулась на остатки костра, постояла около озерца. Где же Ник? Брела, оглядываясь по сторонам, прислушиваясь к шорохам, потрескиванью, шелесту. Разводила в стороны ветки, грозившие порвать изящный синий костюм и поцарапать лицо. А вот и примятая трава на опушке, ясно, здесь лежал он, упрямец эдакий!

- Ни-ки-фо-ор!

Лес несколько раз повторил ее крик и умолк. Едва заметная тропинка повела Веру вдоль леса, под живой стеною лип. Деревья словно светились в кронах, капли росы то тут, то там вспыхивали, как миниатюрные солнышки, брызжа рубиновыми, лиловыми, золотистыми блестками"! и все это играло и переливалось. Вере стало так хорошо на душе... О природа, какой же невыразимой красотою ты блещешь!

...Никифор лежал, скорчившись, на левом боку, весь в крови.

Правая рука оголенная, кровь запеклась на глубоких царапинах. Большая рана ниже колена. Отекшее, в ссадинах лицо, глаз не видно.

- Ник! Ник! - Вера прижала ухо к его груди.

Поднялась, побежала к своему аппарату за санитарной сумкой. Начала торопливо обрабатывать рану, кое-как дрожащими пальцами перевязала - ведь ей никогда не приходилось оказывать медицинскую помощь.

- Чуяло мое сердце: что-то случится...

- Ничего... - прошептал Никифор, еле шевеля опухшими губами. - Только бы к аппарату...

С помощью Веры он попытался встать, но застонал и тяжело опустился на землю.

Вера вспомнила: где-то в этих местах работает отец Клары. Неужели откажется помочь? Впрочем, он же не один в заповеднике.

- Потерпи, Ник, я скоро вернусь...

Вызвала Лесное, но отец Клары был где-то на делянке.

- А что случилось? - спросила Кларина мама.

Вера вынуждена была рассказать. Радиоволны принесли ей тяжелый вздох. Вера порывалась бежать, а Кларина мама все расспрашивала, что и как.

"Эврика! - подумала Вера. - Посажу аппарат возле него! И как это я сразу не сообразила?"

Закрыла люк, склонилась над пультом. Аппарат резко взмыл вверх. Приземлилась в нескольких метрах от Ника. Взяла под мышки, приподняла, но не могла ступить и шагу: Никифору стало совсем плохо. Опустила его на землю. Растерянно посмотрела вокруг, вытерла пот с лица. Что же делать?..

В глубине леса что-то промелькнуло, послышалось жужжание, и Вера увидела, как, петляя между деревьями, приближается "Меркурий" - одноместное летающее кресло. Она издали узнала Кларину маму и почему-то зарделась.

- Вот хорошо, Надежда Павловна, что вы прилетели! - поспешила к ней, когда Меркурий плавно приземлился рядом с аппаратом Никифора.

Надежда Павловна соскочила на землю, быстро подошла к Никифору, раскрывая на ходу свой хирургический чемоданчик. Посмотрела на юношу, потом перевела взгляд на дерево, по которому ползали пчелы.

- Меду захотел... Сейчас, Вера, наложим шины...

Пока Надежда Павловна делала свое дело, Вера стояла на коленях и осторожно подкладывала лед к распухшим щекам Никифора. Над головами всех троих спокойно гудели пчелы, в ветвях заливались птицы, деревья думали о чем-то своем - все в природе было равнодушно к человеческим заботам и волнениям.

"Золотая у Клары мама, - думала Вера, наблюдая, как Надежда Павловна умело забинтовывает Нику ногу. - А он терпеливый - ни разу и не застонал..."

Когда на экранчике появился зеленоволосый Уранос и заговорил о встрече, Клара не знала, что ему сказать. Разговоры на таком расстоянии - это можно истолковать, как, ну, допустим, интерес к случайному знакомству, но лететь с Луны на свидание - это уже что-то серьезное. И ее это немного пугало.

- Не знаю... Я очень занята, не смогу вырваться и на полдня.

- А вам и не придется отрываться: я прилечу к вам в институт. Можно?

- Сюда? В Антарктиду?

- Да, в Антарктиду.

И в голосе его, и в выражении лица было столько мольбы, что Клара не смогла отказать. А теперь уже жалела. Зачем ей это свидание?

Уранос прилетел на следующий день, как и обещал. Клара ждала его в оранжерее, бродя между огромными пальмами и время от времени поглядывая на часы. На какое-то мгновенье возник в сознании облик Никифора, но она сразу же отогнала от себя это воспоминание и сосредоточилась на Ураносе. Какой он все-таки деликатный!..

В оранжерее было совсем тихо. Высокий пластиковый свод надежно защищал субтропический парк от будущих метелей, которые неутомимо швыряли снег, словно стремясь во что бы то ни стало пробиться сквозь эту прозрачность к нежной зелени, одеть ее в белое.

Уранос появился внезапно. Ровным шагом ступая по золотистому песку, подошел к ней и слегка наклонил голову:

- Рад вас видеть.

По выражению его желтоватых глаз трудно было определить, действительно он рад или просто вежлив. Клара подала руку.

- А у вас здесь чудесно! Посреди льдов - пальмы, магнолии, кипарисы... О, а это, кажется, лавр?

- Да, это благородный лавр, как говорили в старину. Пойдемте, я покажу вам розы.

С широкой аллеи они свернули на тропинку и, пробираясь между кустарниками, дошли до журчащего ручейка, сквозь прозрачную воду которого были видны самые мелкие камешки.

- А рыба здесь есть?

- Конечно. Форель.

Уранос вздохнул:

- Все-таки жизнь земного человека так коротка, что он не успевает рассмотреть даже собственную планету.

Этот вздох показался Кларе напускным, тем более что ее собеседник словно отделял себя от "земных людей".

Вокруг было много цветов.

Розы были такие чудесные, попадались даже черные и синие. Они тянулись вверх по изогнутым подпоркам, стлались по зеленой траве.

- Фестиваль! - воскликнул гость. - Фестиваль колеров! Уже ради одних таких роз стоило лететь с Луны.

- Разве что ради роз...

В голосе Клары послышалась ирония, и Уранос поспешил исправить свою оплошность:

- Но самая прекрасная роза...

- Не надо эпитетов и метафор! - перебила Клара. - Кстати, я не знаю, как вас величать.

- Простите, Клара, я был тогда так взволнован...

- А я думала, ураносы не волнуются,

Он так и встрепенулся:

- Как, как вы сказали?

- Я про себя назвала вас Ураносом. Вы ведь рассказывали...

- А-а... Точно. Впопад.

- А как же ваше имя?

- Зовите... Генрихом, если угодно.

- А мое имя вы уже откуда-то знаете...

- О, мы много знаем о том, что нас интересует.

Притихшим голосом, рассчитанным на сочувствие, он произнес, что до сих пор ему не посчастливилось встретить такую чудесную девушку, как Клара. Были, конечно, знакомства, но все не то.

- Ну а как ваш проект моделирования истории? - Клара перевела разговор на другую тему.

- Экспертная комиссия одобрила.

- Вот как! А вы лично считаете, что он совершенен?

- К сожалению, до совершенства конечно же далеко. Нет гарантии, что результаты не будут искажены. Впрочем, время покажет. Попробовать стоит.

- А в чем, по-вашему, несовершенства?

Генрих охотно изложил свои соображения:

- Что такое история, собственно говоря? Это цепь событий во времени и в пространстве. Так вот, если пространство мы обеспечим, то время... Вы ведь понимаете, мы не можем растягивать эксперимент, скажем, на три тысячи лет. Необходимо ускорение. И здесь важно определить коэффициент.

- Это было бы забавно: философы не прогуливаются, а бегают и на бегу декларируют свою мудрость.

- Философов можно еще привести в чувство: их мысли известны, марудить и тратить время попусту никто им не позволит. А вот передислокации армий, сражения, войны... Хотя, впрочем, скорость идей и процессов - явление относительное. Быть может, в сравнении с каким-нибудь обществом на другом конце Галактики земляне живут в молниеносном, так сказать, темпе.

- Возможно, - согласилась Клара. - Но интенсивность может привести к разного рода последствиям. И меня волнует вот что. Кажется мне, проект в самой своей сути антигуманен. Я вам об этом уже говорила.

Генрих не мог согласиться с этим и подчеркнул, что биороботы - это, собственно, механизмы и более того - всего-навсего символы давным-давно действовавших сил.

- Механизмы... с эмоциями? Чем же они отличаются от людей?

Генрих пустился в рассуждения о юридическом статусе биороботов, о их происхождении. К тому же эксперимент, по всей вероятности, придется расчленить - запрограммировать только узловые, критические моменты, влиявшие на ход истории. Но Клара не отступалась, и Генрих в конце концов вынужден был перевести разговор на другую тему.

Затем, расположившись у Большого фонтана, они заговорили о Клариной работе. Из вежливости Генрих поинтересовался новыми открытиями института "Геомагнитный полюс".

- Ничего особенного, - без энтузиазма сказала Клара. Установлена тенденция к снижению напряжения магнитного поля.

- Любопытно, как это интерпретируют ваши теоретики?

- Появилась очередная гипотеза - синхронной периодической пульсации.

- И какая же периодичность определена?

- Нынешние параметры считаются началом нового периода, а сколько он продлится...

- Очень интересно.

- Да? А я не вижу в этом ничего особенного.

После непродолжительной паузы Генрих деликатно предложил:

- А не совершить ли вам вылазку на снег?

Клара виновато улыбнулась:

- Я боюсь холода. Да и времени нет. - Встала. - Вы сейчас куда - на Космическую Пращу?

- Да. - В голосе Генриха прозвучало разочарование. - Я должен вернуться на свою базу.

- Счастливого пути!

- А смогу ли я еще как-нибудь побывать здесь?

- Да, - сдержанно разрешила Клара.

Генрих просиял.

Языки пламени лизнули одежду Никифора, поползли по рукам, по груди, по спине. В одно мгновенье огонь охватил его всего, золотистые лепестки заплясали, словно празднуя какой-то ужасный праздник на голом теле. Больно, ох как нестерпимо больно! И внутри огонь: жжет, душит, не дает вздохнуть. Ноги тоже не слушаются, он бежит и бежит, а кажется - все остается на месте! Напрягает последние силы, ведь хищник вот-вот настигнет. Никифор уже не оглядывается, каждой клеткой ощущает ужас, крик застревает у него в горле, и сквозь зубы прорывается стон. Откуда-то проникают приглушенные слова: "Он бредит". Кто это сказал? Может быть, Клара?.. Да-да, вон она убежала от него, тоже вся обсыпанная золотистыми лепестками. Да погоди же!.. Никифор на бегу начинает рукой сбивать с нее искры огня; они падают в траву, перескакивая со стебля на стебель, со злобой и жадностью бросаются на сочную добычу, шипят. И он бежит по этим колким огням, как по шипам, и чувствует, что вот-вот упадет. "Сердце! Поддержите ему сердце!.." - снова долетает откуда-то из очень далекого далека.

Он прижимает ладонь к груди, но вместо сердца бьется там тоже клубок огня, и он слышит легкие толчки. И сразу спадает с груди раскаленная цепь. Ах, как хорошо, когда не жжет, не печет! Хорошо лежать в траве, колышется луг, как зеленая палуба корабля, укачивает. Веки слипаются, нет боли, нет огня. Покачивается земля - плавно, размеренно. Спать, спать...

...Теперь голоса звучат ближе, Никифор слышит их сквозь туманную пелену сна, но проснуться не может. "Кризис миновал. Сказать по правде, я очень боялся сепсиса. Инфекция начала атаку сразу, и если бы рана не была обработана своевременно, трудно было бы надеяться на положительный исход. Пришлось бы, наверно, ампутировать ногу..." Голоса отдаляются, тонут, и тут Никифор все-таки открывает глаза. Где это он?..

Сгорбившись, сидит возле него, подперев голову кулаком, девушка.

- Верочка... - узнает он ее.

- Tсc... - она грозит пальцем, в глазах ее и страх, и радость. - Молчи, тебе нельзя разговаривать.

Никифор молчит некоторое время, только смотрит и смотрит на нее. Потом говорит:

- Так, значит, мог быть и сепсис?.. - У Веры задрожали густые ресницы. - В лучшем случае - ампутация?

- Лежи спокойно, Ник. Что было, то сплыло.

- Та-ак... Значит, было... - Никифор перевел взгляд на прозрачную стену, за которой виднелась зеленоватая вода бассейна. - А если бы не ты?.. Значит, неспроста сказала мне Пифия, что я счастливый. Послушай...

Не договорил. Вздохнул и только красноречиво взглянул на девушку. Вера догадалась: хочет спросить о Кларе. Болезненная гримаса появилась у нее на лице: ну что ему сказать?

- Видишь, как получается... - заговорил Никифор. - Снова я очутился на этой вилле. Клара здесь отдыхала?

- Да, - кивнула головой Вера. - Я сюда перебралась.

- Какой-то заколдованный круг...

- А хочешь, я перевезу тебя домой?

- Нет, спасибо, не беспокойся.

"Ему здесь приятно, - подумала Вера. - Все напоминает о Кларе. Это хорошо. Позитивные ассоциации содействуют скорейшему выздоровлению. Иногда и иллюзии бывают полезны".

И верно, его память отбирала из прошлого только радостное, только хорошее. "Это ведь она здесь была, - думал Никифор. - Эти стены помнят ее голос, эта мебель, наверно, тоже ее еще не забыла. А что в ней особенного? Познать это - означало бы сделать большое открытие!"

Стена еле заметно засветилась и погасла - пенаты вызывают Веру на связь. Теперь, когда в помещении появился больной, они перестали пользоваться звуковыми сигналами. Вера облегченно вздохнула, встала и вышла, мягко ступая по голубому пластику. Никифор проводил ее взглядом, исполненным надежды. Вернувшись минуту спустя, Вера сказала:

- Это Клара. Интересуется твоим здоровьем, просила передать привет...

Каким радостным сиянием озарились его глаза, как засверкали! Что-то там, в глубине, прояснилось, засветилось, заиграло. Она интересуется! Передает привет! Неужели не все еще потеряно? Неужели она поняла, что он обидел ее от избытка чувств?

А Вера едва удержалась, чтобы не заплакать. Она поняла, что в сердце ее растет зависть к подруге, и это очень плохо. Разговаривала она совсем не с Кларой. Клара неизвестно где и не хочет отозваться. Это охрана здоровья интересовалась, все ли в порядке. Эх, Ник, Ник...

Увидев на экране отца Ника, Вера стремглав бросилась к юноше. Отец смотрел с экрана, как ковыляет сын, и спросил:

- Ходишь?

- Хожу!

Помолчали. Отец хмурился, поглаживал пальцами гладко выбритый подбородок.

- Ну а что собираешься делать?

- Как только выздоровею, отправлюсь в Антарктиду. Никифор Ярковой слов на ветер не бросает! Я докажу...

- А что же ты докажешь?

- Я сделаю открытие, такое открытие!

Отец посмотрел сыну в глаза:

- Это хорошо, Ник, что у тебя такой задор. Вот только мотивы мне не нравятся. Докажу, докажу... Мальчишество это. Рассуди спокойно, сам поймешь. Тебе нужно начать с понимания того факта, что ты живешь в обществе...

- Общество не признает меня, игнорирует!

- Но виноват-то ты сам.

- Я виноват? Да что же такое я сделал?

- Ты нарушил закон неприкосновенности личности и жилища. Это атавизм, рецидив анархии, и общество...

- Напридумывали кто знает сколько ограничений, вот и ходи-броди по лабиринту законов и традиций. А я не хочу! Не желаю! Мне нужен простор!

- Неконтролируемые эмоции...

- Я знаю: вам лишь бы только логика и еще раз логика!

- А как же, сынок? Эмоции необходимо подчинять разуму, иначе никакая система функционировать не будет, перевесит энтропия.

- Ну и пусть!

- Вот это уже необдуманно, Ник.

- А они там все обдумывают, да? Занимаются всякой ерундистикой, а стоит сказать им умное слово, слушать не хотят!

- А ты не хочешь мне объяснить, что к чему?

- Если интересуешься... Пожалуйста. Наблюдения за магнитным полем Земли за последние сто лет показали, что оно все время ослабевает. Разве не свидетельствует это о том, что материя, которая его создает, иссякает? А между тем в недрах Земли, где-то в Антарктиде, имеются залежи некоторой материи с естественным магнетизмом. Так можем ли мы ждать, пока кривая интенсивности ее излучения дойдет до нуля? Разве не ясно, чем грозит не то что исчезновение, а даже ослабление магнитного поля, скажем, наполовину? Интенсивная радиация из космоса, не имея на своем пути мощного магнитного панциря, достигнет поверхности Земли...

- А разве атмосфера не защищает нас?

- Такую интенсивную радиацию атмосфера не способна поглотить. Ее схватывают радиационные пояса планеты - магнитные улавливатели. Я думаю, настало время отыскать месторождение магнитной материи и изучить его, чтобы синтезировать эту материю искусственно. Вот о чем я хотел поговорить с коллегами, но они отвернулись от меня. Но я... я им докажу!..

- Ах, Ник! - вздохнул отец. - Когда в тебе говорит ученый, тебя интересно слушать, но когда ты начинаешь "якать"... Ну ладно, к этому мы еще вернемся. А что касается твоей гипотезы, могу сказать только одно: она любопытна и даже правдоподобна, хотя и построена на фантастической основе. Против нее можно выдвинуть серьезные возражения.

- Какие?

- Вот хотя бы такое: что ты скажешь о магнитном поле Солнца? Там тоже "залежи" какой-то особенной материи?

Отец взглянул на сына, ожидая ответа. В глубине души он восхищался своим Ником, даже одобрял его бунт, но не решался признаться себе в этом.

- Что ж, возражение толковое... - пробормотал Ник. - Об этом я как-то не подумал... Первое, что приходит на ум: аналогичные явления могут возникать по разным причинам. И действительно, почему бы Солнцу тоже не иметь такой материи? Ведь модель солнечных недр гипотетична.

- Ну что ж, сынок, все это интересно, но прежде всего ты должен... войти в колею.

Никифор рассмеялся, откинув голову назад и прижав ладони к груди. Точно так же, как смеялся когда-то его отец.

- Это так впопад сказано: в колею! Войти в колею традиций, а голову сунуть в ошейник обычаев и нравов.

Вера внимательно слушала этот разговор отца и сына, вдумываясь в каждое слово. Аргументация отца Ника казалась ей убедительной, но в душе она склонялась на сторону Ника, вопреки логике симпатизируя его возражениям. А если бы ее спросили почему, вряд ли она смогла бы ответить.

- Рано или поздно, а тебе придется пойти на компромисс, сказал на прощанье отец. - И чем раньше, тем лучше. Для тебя.

- Никаких компромиссов!

- Пожалуйста, только без мальчишества. Ты ведь взрослый, ответственный член общества. Об этом не забывай.

"Взрослый, ответственный... - думал Никифор, вперившись взглядом в пустой экран. - А что я такого сделал?"

Несколько дней после разговора с отцом Никифор был молчалив, ни о чем не расспрашивал Веру, ничего не рассказывал ей, даже Кларой не интересовался. Часами лежал себе или сидел в кресле напротив стеклянной стены, и рассеянный взгляд его направлен был куда-то далеко-далеко. Вера, боясь надоесть ему своим вниманием, заходила к нему как можно реже. Вечерами, плавая в бассейне, видела сквозь кружево ветвей, что его стеклянная стена не светится.

А вечера были прозрачные и такие тихие, что, казалось, прислушайся - и услышишь шорох теней. Веру тянуло куда-то, безразлично куда, только бы по тропинкам и по травам, и чтобы не одной, а вдвоем. Пусть бы Ник молчал, и она бы молчала, лишь бы только слышать его дыханье рядом с собой. Ах, эти вечера! Кого они не очаруют! Вера вздыхала, набрасывала на плечи легкий халатик и медленно, как бы нехотя шла в свою комнату.

Однажды, когда она уже спала, на виллу прокралась какая-то тень, проследовала к комнате Ника и легонько постучала. Ник что-то недовольно пробормотал, дверь отворилась.

- Можно к тебе? Только не включай, пожалуйста, свет. Это я, Глеб. Не узнал?

- А почему ты так крадешься? - удивился Никифор.

- Видишь ли, чтобы Веру не побеспокоить... Я ненадолго. Он сел в кресло у кровати Ника, подобрав ноги и опершись руками, словно намеревался что-то схватить и убежать. - Понимаешь, Ник, ты не обижайся, что я так тебе ответил... Знаешь, мне неудобно было перед коллегами...

- Неудобно... - с иронией повторил Никифор. - Скажи прямо: испугался.

- Ну, это ты слишком. Ничего я не испугался, но, понимаешь, в такой ситуации...

Никифор слушал и удивлялся: что стало с Глебом? Порывистый, энергичный, независимый в суждениях, превратился в свою противоположность - боится даже Вере попасться на глаза, говорит совсем не то, что думает. Некоторое время Никифор слушал не перебивая, но слова товарища содержали так мало информации, что он наконец не выдержал и нетерпеливо махнул рукой:

- Хватит! Ты не ввел программу в свою электронную машину!

Глеб в недоумении вытаращился на него.

- Ну знаешь, я думал... просто потрепаться...

- Формальное внимание к товарищу, который споткнулся?

- Ну почему же формальное?

- А рецепты, советы, наставления, прописи для меня есть?

- Правда одна, - тверже заговорил Глеб. - Пока Совет морали и этики не применил к тебе санкций, ты должен честно признать...

- Вот это уже мысль! Хотя и убогая, никчемная по сути своей, но мысль. А то лепечет...

- Почему убогая? Почему никчемная?

- Ты этого не поймешь. А впрочем, подумай.

Разговор явно не клеился. Морализаторство Глеба ничего не дало. Немного посидев, он исчез так же тихо и незаметно, как появился. А Никифор долго не мог заснуть. И досадно было, что потерял друга (ведь так нужен был ему сейчас а настоящий товарищ!), и все же как-то вроде бы полегче стало на душе. Что поделаешь, мелкокалиберным оказался Глеб. Явился сюда, наверно, так, чтобы и Леля не знала. Ну и пусть... Может быть, и Клара хотела, чтобы я в ошейнике ходил... Клара... Пифия..

Вера улыбалась, наблюдая, как Никифор вынужденно, в силу необходимости подчиняется "кнопочной цивилизации".

- Ну что, Ник, полегче немного?

- Немного.

- А дикого меда не хочется?

Он только махал рукой и отворачивался - нашла, мол, над чем смеяться. Но вот и сам рассмеялся:

- Если бы ты знала, как они набросились! Тучей! Если бы не прыгнул вниз и не скатился бы под куст...

- Не прыгнул, а упал. Ведь и ногу сломал, и бока ободрал.

- Не будем уточнять. Я закрыл лицо руками, а они... Ох и злые!

- Не надо на них пенять: они защищали свой дом.

- А зачем преследовали, когда я отступил?

- Ты хочешь сказать: когда они тебя прогнали?

- Какая разница?

- А такая, что они хотели прогнать врага как можно дальше. Ну, может быть, и погорячились немного.

- И все-таки они злые.

Долго еще, пожалуй, до самого выздоровления Никифора главной темой их иронических разговоров были его контакты с природой, а особенно пчелиное "угощение". Шутками Вера все время пыталась скрыть волнение, охватывавшее ее, когда она бывала рядом с ним. А он был уже вежливый и... равнодушный. Шли дни. Вера продлила свой отпуск, и Никифор в конце концов не мог не приступить к своей научной работе. Учитывая ситуацию, он и не пытался занять свое место в Научном центре, но через Веру получил все материалы, которые его интересовали, и просиживал над ними целые ночи. Особую заинтересованность вызывал у него геомагнитный полюс в Антарктиде.

- Это, может быть, потому, что там Клара?.. - спросила однажды Вера не без иронии.

- Ты так считаешь? - Никифор поднял голову от проекционного аппарата.

Вера подошла к Никифору и легонько тронула его за плечо.

- Слушай, а ты... когда сбежишь в Антарктиду?

- Не сбегу, а отправлюсь, когда хорошо подготовлюсь. - И он заговорил на свою любимую тему, словно проверяя собственные выводы. Напряженность поля, силовые линии, функции - все эти слова не трогали Верину душу. Девушка думала об одном: "Уедет, уедет... Ну и что? Но ведь там Клара... Клара... Неужели я ревную? Неужели влюбилась?"

- Ты почему молчишь? - остановился напротив нее Никифор.

- А что? Разве ты меня о чем-то спросил?

- Уже поздно, иди спать.

- Да... верно... - Встала, потянулась, заметила, что он скользнул по ней взглядом, и растерялась. - Пора! Я так замечталась... Да, вспомнила... Вот ты говоришь: источник... Так это ведь твоя гипотеза? Даже отец...

- А я докажу, вот увидишь. Там, где полюс, там и источник, вернее, наоборот: где источник, там и полюс. Потому что если бы это была функция всего земного ядра, то полюсов на поверхности не было бы. В любом случае пора его изучить, потому что фактически о магнитном поле Земли мы знаем не больше, чем в двадцатом веке. Ну а ты, я надеюсь, догадываешься, какое это имеет значение?

Последние слова Никифор произнес с иронией, но Вера только снисходительно улыбнулась:

- А какое это имеет значение: догадываюсь я или не догадываюсь?

- Очень большое, - серьезно заметил Никифор. - Я думал, ты мне поможешь...

- Собираться к Кларе?

Никифор помрачнел. Последнее время он не любил говорить о своем увлечении, но Вера не знала почему: то ли он охладел к Кларе, то ли, может быть, не хотел растравлять свою рану.

Подошла к нему, заглянула в глаза.

- Ты обиделся? Не надо, я ведь пошутила. А об источнике магнетизма... Интересная идея, можно создать видеофильм.

- Я думал, ты поедешь со мной...

Никифор прижался лбом к прозрачной стене и так стоял, глядя в черноту ночи. Вера онемела от радости, ей так хотелось броситься к нему, обнять, расцеловать. Да это ведь именно то, о чем она не смела и мечтать! Как хорошо! Игра продолжается! Ах, какой же он странный, какой чудной! Милый Ник...

- А когда мы отправимся? - спросила она, стараясь не выдать себя.

Он обернулся, и в первое мгновенье на лице его промелькнула радость, но тут же сделалось оно непроницаемым, на переносице сошлись брови.

- Как только будем готовы, сразу и отправимся.

Но оказалось, что подготовка к экспедиции - не такое уж простое дело, как думала Вера. Во-первых, они не знали, сколько на это потребуется времени, а значит, и какой брать запас продовольствия. Да и снаряжение подобрать нелегко. Снег, лед, морозы.

- А знаешь что, давай возьмем все, что берут альпинисты! - сказала Вера.

- Хорошая мысль, - согласился Никифор.

Вера проконсультировалась в одном из спортивных центров и привезла на виллу два чудесных альпинистских комплекта. Тут была и обувь, и одежда с электрообогревом, и палатка с теплыми надувными постелями, аптечка, рация, пищевые концентраты на две недели и еще много всякой всячины.

Никифор дни и ночи просиживал над литературой об Антарктиде. С небольшой фотографии внимательно смотрел на него знаменитый норвежец Амундсен, первым достигший Южного полюса. А ведь полюс геомагнитный - почти рядом! Теперь, когда в этот район планеты можно добраться с помощью комфортабельной геолодки, только будучи наделенным богатым воображением, можно представить себе, какая это была когда-то невероятно тяжелая и опасная экспедиция! Небольшой, по нынешним меркам, отрезок пути Амундсен с четырьмя товарищами преодолевал почти два месяца. Транспорт - собачья упряжка. Никифор улыбнулся: а что, если и нам попробовать на собаках? Только вряд ли выдержим мы такое путешествие. Ведь даже такой опытный полярный исследователь, как англичанин Роберт Фолкон Скотт, который вслед за Амундсеном побывал на Южном полюсе, погиб в снегах...

- Взгляни, Вера, на это продолговатое лицо, - сказал Никифор, показав Вере портрет Амундсена. - Видишь, какие глубокие морщины?

- Наверно, мужественный был человек.

- Как же я ему завидую! Тогда были еще не открытые полюса...

- А я думаю, он вам позавидовал бы. Разве не лучше, если цели можно достигнуть меньшими усилиями?

- Э! - махнул рукой Никифор. - Ты не понимаешь.

- Не горюй, для нас тоже кое-что осталось, есть еще много неоткрытого. Если твоя гипотеза оправдается, это будет грандиозное открытие.

Открытие... Не в нем ли смысл человеческой жизни? Первые шаги ребенка - первые открытия. Постепенно, день за днем, год за годом, человек открывает мир и самого себя - в движении, в звуке и в мысли, в видимом и спрятанном от глаза. Тайное должно стать явным! Стремление к открытиям - органическая потребность человеческого духа. Но откуда начинать? Как приблизиться непосредственно к источнику магнитных сил?

Никифор сделал бесконечное множество набросков. Решил, что в первую очередь необходимо исследовать уже тысячу раз исследованный район магнитного полюса в Антарктиде. Ведь предшественники исследовали, имея в виду свои специфические цели, но такой цели, как у него, не было еще ни у кого! Регулярно составлялись магнитные карты, регистрировались вековые вариации, но никто даже не подумал копнуть материк под толщею льда! А как, собственно, это сделать? Глубина залегания ледяного покрова - четыре километра.

Никифор изучал подледную карту, являющуюся как бы рентгеновским снимком материка Антарктиды, и воображение возводило перед ним четырехкилометровый ледяной панцирь. И где-то под твердым как кремень зеленоватым льдом скрыт таинственный объект, а они с Верой, как букашки, ковыряются над ним на такой высоте...

- Послушай, Вера, ты, кажется, говорила, что тебя приглашают на Антарктиду в гости?

Вера примеряла альпинистские бутсы. Подняла раскрасневшееся лицо.

- Да, меня приглашает Клара.

- И что-нибудь было сказано о туннелях во льду?

- Да, Клара говорила о ледяных гротах. - Вера испытующе смотрела на Никифора.

- Что же о них было сказано?

- Клара уверяет: там чудесно.

- Перестань, пожалуйста. Этих гротов ни на одной карте нет. А если туннели проходят на большой глубине и вблизи полюса...

- Понимаю, Ник.

- Так вот, нужно узнать о туннелях все: расположение, длину, каким способом проложены. И вообще все, что можно.

- Я сейчас свяжусь с Антарктидой, и мы получим надежную информацию.

- Э нет, лучше там побывать и все увидеть своими глазами.

"Вот оно что!.. - подумала Вера. - Ник обосновывает свой визит..." У нее опустились руки, лицо помрачнело.

- Ты чего скисла? - Никифор тронул ее за плечи. - Разве это так трудно?

- Почему трудно? Справишься.

- Поедешь ты.

- Я?.. Правда?..

- Ты.

Девушка сразу ожила. Никифор, значит, не едет к Кларе. Ну что ж, если он так решил... Ей захотелось прыгать, плясать, танцевать. Но на одной ноге была у нее тапка, а на другой тяжеленная альпинистская бутса. Вера стукнула ею об пол, но стука не получилось: шипы вонзились в ковровый пластик, и она едва не упала.

- Поеду, поеду, Ник!

Антарктида так отличается от остальных материков, что Вере показалось, будто бы попала она на другую планету. Когда подъемник вынес ее с подземной платформы на поверхность, к прозрачному куполу, окруженному безбрежным снежным простором, девушка даже вздрогнула. Навстречу ей, улыбаясь, шла Клара. Шапка смоляных волос, карие, с сухим блеском глаза и белые-белые зубы... Следом за нею почтительно шествовал невысокий, крепкого сложения молодой человек.

Клара радостно приветствовала подругу, познакомила ее с Генрихом.

- Ах, как здесь интересно! Я ведь никогда не была за Полярным кругом!

- Ну вот видишь, давно надо было прилететь! - улыбнулась Клара.

- Великолепно! И - таинственно...

- Это загадочный материк, - подхватил Генрих. - Как вы думаете, Клара?

- Да, он еще не совсем изучен.

- А может быть, наоборот: совсем не изучен? - бросила Вера. - Здесь еще множество тайн.

Вере хотелось рассказать о гипотезе Ника, расспросить о туннелях во льду и обо всем, что касается магнитного полюса, но она своевременно сдержалась. Зачем горячиться?

- Тайн? - удивилась Клара. - Я бы этого не сказала.

- А знаете, Клара, - вставил Генрих, - уже одно то, что здесь заморожено девяносто процентов всей пресной воды, уникально.

Всю дорогу до института (а это составило немного больше ста километров) они разговаривали об Антарктиде. То, что Вера называла таинственным, Клара считала специфическим, не более того. Генрих больше склонялся к Вериным доводам и этим вызвал у нее симпатию.

- Вы ведь сами рассказывали, - учтиво обратился он к Кларе, - что каких-нибудь двадцать пять тысяч лет назад здесь был субтропический климат и все, что теперь произрастает в ваших оранжереях и теплицах, росло себе под открытым небом. Зеленые долины, склоны гор - разве только на их вершинах зимой лежал снег. Так что же это, если не тайна?

Клара снисходительно улыбнулась:

- Кто же не знает, что климат на Земле меняется...

Генрих тоже улыбнулся: Клара всегда найдет что ответить, за словом в карман не полезет. Он смотрел на нее с восхищением, и это пробуждало острую зависть у Веры.

В институте Клара сразу отвела подругу к себе домой, чтобы та отдохнула с дороги. Вера уверяла, что не устала, ей не терпелось как можно скорее побывать в ледяных туннелях, но Клара стояла на своем:

- Будь умницей, Верочка. Все-таки не ближний свет. Вот душ, а вот спальня...

- Да я ведь не засну!

- Два часа, не меньше! Мы за тобой зайдем. Правда, Генрих?

- Да-да, - закивал головою Уранос, и Вера заметила, что под светильником его волосы кажутся еще зеленее.

Клара проделала какую-то манипуляцию над пультом, установленным у входа, и они ушли.

Насладившись душем и съев вкусный бутерброд, Вера легла в постель. Ну конечно же она не сможет уснуть. Не выходил из головы Никифор: как он там? Хотелось вызвать его к экрану. Вдруг послышался приглушенный шелест. Поднялась на локтях и сквозь овальное окошко, которого раньше не замечала, увидела сад. Обыкновенный яблоневый сад. Невысокие густолистые яблони, зеленая стена тополей. Накрапынал дождь, это он шелестел в листве. Вера улыбнулась: ну и Клара! Знает, чем усыпить включила дождь. Вера всегда любила спать под монотонное шелестенье дождя в листве...

Так с улыбкой на лице она и уснула. Сон немного разгладил эту детскую улыбку, но следы ее остались в уголках губ и исчезли только тогда, когда Вера открыла глаза и шевельнула губами. Дождь прошел, за окном засияло солнце, косые лучи тронули ее лицо - от этого, может быть, и проснулась. У постели стояла Клара.

- Ну как, отдохнула? Вставай, мы тебя ждем в холле. Только смотри, чтобы ничего металлического у тебя не было, даже значка.

Клара выключила и сад, и солнце, и окно. Комнату заполнил дневной свет.

...Теперь уже Вера не боялась показаться торопливой и напомнила Кларе о ледяных туннелях.

- А не хочешь сперва в оранжерею?

Клара рассказала, что это за чудо среди снегов, какой прекрасный оазис в белой пустыне. Уранос поддакивал, кивая зеленоватой головой, но видно было, что и ему не терпится попасть вниз. Вера же на уговоры не поддалась и от оранжереи отказалась сразу.

Идя в направлении центральной штольни, она внимательно присматривалась к лабиринту, проложенному во льду. Чувствовала себя героиней одного из тех старинных фильмов, которые удавалось ей восстанавливать в Институте реставраций и реликвий, и это ощущение волновало. "Интересно, что сказала бы Клара, если бы узнала, что я прибыла на разведку?" - думала Вера, поглядывая на числовые табло и стрелки, указывающие путь. Представляла себе, как они будут бродить здесь с Никифором.

Наконец они вышли из туннеля и оказались в просторном круглом зале. Клара указала на дверной проем у стены:

- Это главный лифт, связывающий нас со всеми горизонтами в глубине ледяной мантии Антарктиды. А там, - указала она на такой же проем метрах в пятидесяти, - запасная штольня, параллельная главной.

- И подъемники работают круглые сутки? - спросила Вера.

- Да, круглые сутки. Дублирующая кабина включается, правда, в исключительных случаях, а эта - все время. Однако посторонних лифт не примет, здесь есть небольшой секрет...

Клара быстро нажала сразу на несколько разноцветных кнопок, светившихся справа от двери, они изменили свои цвета, и реле сработало - двери открылись. Вера запомнила, в каком порядке нажимались кнопки, и в уме повторила: оранжевая, зеленая, красная, синяя... Еще один жест Клариной руки - и кабина бесшумно скользнула вниз. На табло начали вспыхивать номера горизонтов через каждый пятьдесят метров глубины. Клара что-то рассказывала об этой трехкилометровой штольне во льду: как ее пробивали, как наткнулись на пласт вулканического пепла,..

Вера почти не слушала, думая о самом нижнем горизонте, откуда можно будет кратчайшим путем достигнуть магнитного полюса.

Самый нижний туннель отличался от всех остальных не только большими размерами, но и полом: под ногами была земля, а не лед. Со стен падал слабый свет - на высоте около двух метров в ледяных нишах были установлены светильники, похожие на гигантские бананы, наполненные так называемым самосветящимся газом. Вера поняла: электричество сюда провести невозможно, чтобы не возмущать магнитное поле, поэтому решили обходиться хотя и не ярким, а все же достаточным свечением газа. Кое-где стены искрились, как стекло, а внизу желтела обыкновенная песчаная почва.

- Исторический момент, Вера! - воскликнула Клара. - Ты впервые на поверхности Антарктиды. Ведь то, что ты видела раньше, - ледяной щит, а сама Антарктида - вот она, здесь!..

Шли весело переговариваясь, дышалось легко, своды были высокие, и даже не верилось, что над головой - десятки тысяч тонн.

- Нам нечего бояться, - пошутила Клара. - С нами Атлант! Если своды начнут оседать, он подставит свои могучие плечи!

- А что вы думаете, - осклабился Генрих. - Этот лед можно и разбросать.

- Лучше не надо, - сказала Вера. - Пока не храбритесь, а то вон там я вижу трещины...

И верно, кое-где змеились по сводам трещины шириной что-нибудь в палец. Генрих, задрав голову, посмотрел на них и спросил Клару:

- А что, бывали случаи оползней?

- Никогда.

Улучив минуту, когда Генрих отошел в сторону, Вера шепнула подруге:

- И что ты нашла в этом зеленоватом?

- То, что он не надоедает. Интересуется моей работой, Антарктидой, а не то что... Он какой-то не такой, как все.

Рассмотрев трещину, Уранос снова присоединился к ним. Вера заметила, что чем дальше, тем больше на отшлифованной поверхности сводов видна была изморось.

- Почему это? - спросила, указывая на снежную вату, которая покрывала стены.

- Потом узнаешь, - загадочно ответила Клара, замедляя шаг.

Вскоре послышался какой-то отдаленный шум, а затем стало видно, как прозрачными завитками клубился туман. Шум все нарастал, и в конце концов стало ясно: это шумит вода. Туннель вывел к огромному гроту, посреди которого текла довольно широкая, но не очень глубокая река. Вода бурлила на камнях, поднимался над нею пар, тянулся по берегам, всплывал вверх.

Вокруг царил полумрак, и, может быть, поэтому грот напоминал древний храм - своды все в каких-то шипах, под стенами неисчислимые, сверкающие, как хрусталь, колонны, темно-зеленые наросты, похожие на бронзовых идолов; Вера стояла как завороженная, поводя глазами то в одну, то в другую сторону.

Пошли вдоль реки.

- Так что, - кричала сквозь шум Вера, - мы уже не во льдах?

- Нет, вон, посмотри, ледник около входа, а мы внутри горы. Она поднимается в толще льда больше чем на километр.

- Ого!

- Река, как видишь, течет из-под горы. Может быть, и магнитный полюс омывает.

- Полюс? - заволновалась Вера. - А где же он?

- Как раз под горой.

- Да ты что? Под горой - полюс?

- А тебе не все ли равно? - рассмеялась Клара. - Почему это тебя так беспокоит?

- Просто так... Хотелось постоять на самом полюсе...

- Еще бы! - тряхнул зеленоватыми волосами Генрих. - Такие места притягивают людей. Полюса, высочайшие вершины, глубочайшие ущелья, величайшие водопады... Человеческая цивилизация развивается по горизонтали.

- А я, например, ко всему этому совершенно равнодушна, сказала Клара.

"Как же мы с Ником доберемся до этого полюса?" - подумала Вера.

- Каково расстояние до него отсюда? - спросила она Клару.

- Вот отметка, - Клара указала на красный круг, очерченный на скалистом полу, в центре которого стояла серая шкатулка. - Видишь - написано: шестьсот метров. Это так близко, что мы весь грот назвали "Магнитным полюсом". Всего в шестистах метрах отсюда сноп силовых линий магнитного поля входит в земной шар.

Вера сразу же насупилась. "Всего шестьсот метров... Придется огорчить Никифора... .Его замысел неосуществим. Конечно, если бы он обратился за помощью... Но ведь ни один институт не примет его проект. Как обидно!"

Никифор слушал рассказ Веры об Антарктиде с нетерпением, свойственным нервным людям. Ходил по комнате и торопил:

- Конкретнее! Короче!

А когда Вера заикнулась о зеленоволосом Ураносе, оборвал ее:

- Это ни к чему!

Подробно расспрашивал о гроте "Магнитный полюс", и Вере стало не по себе: ведь многого она так и не выяснила. Какие породы? Глубина реки при входе в грот? Скорость течения? Температура воды?..

- Надо же ориентироваться на месте!

Но больше всего переживала Вера по поводу того, как сказать о главном: о том, что от грота до полюса далеко и что, возможно, вообще придется оставить эту затею с экспедицией. Рассказала о лифте, о туннеле во льду, а Никифор все торопил:

- Дальше, дальше!

В его воображении уже вырисовывалась картина: они проберутся в грот, распакуют тюк и смонтируют переносный бур. Источник магнитного полюса может обнаружиться совсем близко от поверхности. Сверла, естественно, будут ломаться, необходимо запастись алмазами. Но прежде всего он прощупает породу ультразвуком.

Эх, если бы раздобыть хоть самую малость этой таинственной материи! Вот бы все засуетились, сразу забыли бы о бойкоте. "Вот так Ярковой! Историческое открытие! Зря не прислушивались к его словам, ах, как нехорошо получилось!"

Неожиданно зазвучал экран обязательного канала связи. Никифор оцепенел. Вера обернулась к серебряному прямоугольнику. На нем показалось сухощавое, уже немолодое лицо секретаря местного Совета морали и этики.

- К сведению всей коммуны! - начал он. - Научный работник Никифор Ярковой до сих пор не признал своей вины. Совет морали и этики объявляет ему первое предупреждение. Напоминаем Ярковому, что после третьего предупреждения, согласно кодексу, совет будет вынужден вынести решение об уединении его на территории Гренландии.

Никифор сжал кулаки.

- Слыхала? Угрожают! Да мне в Гренландии было бы лучше, чем здесь. Но они еще пожалеют... - Он забегал по комнате, потом вернулся к притихшей Вере: - А ты чего съежилась? Осуди меня, накажи тоже, объяви бойкот, игнорируй!

Вера посмотрела в его раскрасневшееся лицо:

- Успокойся, Ник. Возьми себя в руки. Ситуация серьезная, нужно все взвесить. Я ведь тебе не договорила о гроте. Полюс-то не в гроте, а в шестистах метрах от горы, так что экспедиция наша сама собой...

- Что?! - С минуту он не мог выговорить ни слова. Шестьсот метров?.. И ты думаешь, меня испугают эти метры? Ошибаешься!

- А я бы посоветовала прислушаться к предупреждению...

- И что?

- Ну пойми же, Ник, для тебя же лучше будет...

- Ну что ж... Если испугалась, можешь оставить меня. Я надеюсь...

Вера подошла к нему с открытым взглядом.

- Ты не понял. Мы будем вместе. Тебе ведь нужна моя помощь?

Никифор молча обнял ее за плечи.

Воет, завывает пурга.

Вера дрожит, и кажется ей, что и "Электрон" тоже подрагивает от холода. За иллюминатором - сплошная темнота, по ней хлещут не умолкая снежные нагайки. В голове гудит, виски сжимает тупая боль. Вера слышит, как тяжело дышит Ник, и шепчет:

- Ник... Ты слышишь, Ник?..

Он что-то бормочет, долго что-то ищет, и наконец вспыхивает у него в руках фонарик.

- Жива?

- А ты?

- Я живучий.

Теперь она видит его распухшую щеку, окровавленную губу.

- Та-ак, - говорит Никифор. - Это еще ничего, могло быть хуже.

- Будем надеяться, что теперь все пойдет к лучшему.

- Еще Прометей дал людям... надежду.

...Огромный красный шар солнца спрятался где-то за далекой Африкой, когда они, преодолев воды разбушевавшегося Индийского океана, приблизились к полярной снежной пустыне. Она заблистала ледяной стеной, освещенной прожекторами, у подножия вертикальных ледяных круч и утесов яростно бились водяные валы, дробясь и пенясь в немом реве.

Вера сидела за спиной у Никифора (он, казалось, сросся с пультом управления) и через его плечо смотрела в передний овальный иллюминатор. Панорама разворачивалась неприветливая, суровая. Девушка сжалась в комок, почти физически ощущая явное свое бессилие перед дикой природой.

- Держись, Верочка! - крикнул Никифор, на мгновенье обернувшись к ней. И ей показалось, что его лицо побледнело.

В тот же миг "Электрон" окунулся в черную бездну антарктической ночи. Тут-то и началось. Аппарат швыряло как щепку. Ник пытался найти благоприятный ток воздуха, то устремляясь вниз, то бросаясь вверх и с ужасом фиксируя моменты, когда управление ускользало из-под контроля и "Электрон" оказывался под властью стихии. И чем дольше пробивался в глубину континента, тем чаще это случалось. То встряхивало так, словно аппарат катился по камням, то кренило набок, а один раз "Электрон" перевернулся вверх дном. Тогда Нику едва удалось стабилизировать его, но с каждой минутой управлять становилось все труднее. Иллюминаторы затянуло изморозью, приборы с трудом держали высоту, датчики растерянно мигали, словно жалобно прося о помощи. После того как второй раз перевернуло аппарат, Никифор решил пойти на спуск. Прекратится же в конце концов эта буря. Но низовые потоки воздуха внесли свои коррективы. "Электрон" ударился о снег, пробежал немного и застрял...

- Не очень-то радушная встреча, - сказал Никифор. - Сейчас выйду, посмотрю, что можно сделать.

- Не смей! Слышишь, Ник, не смей! Сперва надень костюм с обогревом. И маску.

Вера, встав на колени, бросилась перебирать тюки, в беспорядке разбросанные по борту. Наконец нашла. Никифор нехотя облачился.

- Только далеко не отходи, - просила Вера.

- Ладно, ладно, ты не волнуйся.

Люк был теперь наверху, и, пока Никифор выбрался из него, с диким ревом швырнуло в кабину снег. Стало так холодно, что Вера тоже надела костюм с обогревом.

Прошло, наверно, с полчаса, а Ник все не возвращался. Вере стало жутко. Казалось, что она здесь одна на всем континенте среди снегов, буран засыплет ее, похоронит заживо и никто не придет на помощь. Включила антенну, и сразу же послышалось: кто-то скребется. Прислушалась - стучат в люк. Неужели заклинило? Торопясь, нажала кнопку, резко, с силой - и люк понемногу начал открываться; хотя и с натугой и нехотя, но все же щель увеличивалась. Никифор ввалился в кабину, как куль:

- Понимаешь, руки окоченели...

- А я что тебе говорила?

- Ну и температурка!

- Действительно, лучше было бы растопить этот лед!

- Ну что ты! Скажешь тоже. Это ведь холодильник планеты, а не каприз природы. Вмешиваться в гармонию природы нужно осмотрительно, иначе последствия могут оказаться трагическими.

"Ах, - думала Вера, поеживаясь, - какие бы ни были последствия, лишь бы не было так холодно".

- Что же ты там видел, Ник?

- Нужно подкопать снег, чтобы "Электрон" встал на днище. Лопата есть? Вот немного согреюсь и вылезу.

- Лопата? А вот лопаты-то у нас и нет...

- Вот это экспедиция! Чего только не нахватали, а лопаты нет! Эх, некому нас выпороть!

Молча взялся он налаживать освещение, проверил автоматические предохранители, переходные колодки, трансформаторы все вроде бы цело, а свет так и не появляется. Может быть, от удара вышли из строя лампочки? Никифор сопел, пыхтел и вздыхал: вот так и предусмотри непредвиденное! На что угодно, а на такую посадку никак он не рассчитывал.

- А не вызвать ли помощь? - осторожно спросила Вера. Включи антенну, Ник, правда, так будет лучше.

- Сразу и помощь... Подожди, сами справимся.

Долго морщил лоб, обдумывая какие-то варианты. Вера молчала. Сидела, сложив руки на коленях и с удовольствием ощущая тепло своего костюма. Особенно хорошо прогревало ноги. Боялась самой себе признаться, что в ее сердце зреет большое чувство. Старалась не думать о Нике, но не думать не могла. Нет, не разгаданы еще тайны любви! И может быть, никогда и не будут разгаданы, ведь сколько сердец, столько и тайн...

- Ну вот что, - сказал наконец Ник, - попробую сдвинуть. Держись хоть за сиденье, а то стукнешься.

Повесив фонарь себе на грудь, левой рукой охватил спинку сиденья, а правую протянул к пульту и включил стартовую систему. Пульт мигнул, послышалось короткое приглушенное гуденье. "Электрон" вздрогнул, тронулся с места...

- Падаем! - вскрикнула Вера.

Никифор манипулировал с пультом, но отсек двигателя молчал. "Электрон" продолжал тяжело соскальзывать куда-то вниз.

В своей комнате Клара работала с компьютером. Электронный картограф вычерчивал на большом листе светочувствительной бумаги горизонтальные и вертикальные составляющие магнитного поля Антарктиды. Сероватый лист с четкими белыми линиями то появлялся, то снова уходил в щель функционального блока. Клара охотно занималась этой операторской работой. Пальцы ее так уже привыкли к цифровым клавишам, что безошибочно находили нужную даже тогда, когда она не отрывала глаз от матового экранчика.

Было тихо и безветренно. Мощные теплоизоляционные стены надежно отгораживали помещение от лютой пурги, которая не утихала вот уже целые сутки. Дневной свет наполнял комнату, лилась тихая-тихая музыка, словно звучали фонтаны, снующие от пола до потолка. Девушка редко отклонялась от экрана, прочерченного линиями и усеянного цифрами. Работа так увлекла Клару, что она забывала даже напиться, а только по-детски облизывала языком пересохшие губы.

Хотя дверь отворилась совершенно бесшумно и хотя Клара сидела к ней спиной, все-таки она сразу обернулась. Брови ее удивленно поднялись: Уранос! Он ведь всегда оповещал о своем предстоящем визите, а тут явился совершенно неожиданно. С чего бы это? Выключила компьютер, встала и быстро пошла ему навстречу: не хотелось, чтобы его увидели в рабочей комнате. Ведь и без того коллеги уже заметили, что Генрих зачастил, и кто-то бросил как бы в шутку: "Он ее когда-нибудь умыкнет!" Это Кларе было неприятно, тем более что она все чаще ловила себя на мысли, что боится Ураноса. И сейчас она тоже забеспокоилась, почувствовав на себе его изучающий желтоватый взгляд.

- Что случилось? - холодно спросила она, когда вышли в оранжерею.

- Прошу прощения, Клара, за неожиданное появление. Представьте себе, мне почему-то показалось, что сюда снова прилетела ваша подруга и нам "втроем будет веселее", как вы сказали в тот раз. Вот я и примчался.

- Веры нет. Да она и не собирается.

- Правда? - удивился Генрих.

- Она вас интересует?

- Ну что вы, что вы! - Генрих склонил голову набок, заглядывая ей в глаза. - Я по вас соскучился, Клара. А что касается Веры, то я ведь сказал: подумалось почему-то...

Ситуация эта Кларе не нравилась. "Нужно сейчас же выпроводить его. И вообще не слишком ли много он себе позволяет? Еще подумает: ревную! Какая чепуха!"

- Вы сердитесь? - заговорил Уранос, и именно в эту минуту Клара наконец поняла, что ей не нравится в нем. Голос! Да, голос с каким-то неприятным акцентом, лишенный тепла, без эмоциональных оттенков. Раньше не обращала на это внимания, а сейчас почему-то отметила, так сказать, открыла. - Но я ведь попросил прощенья, Клара. Всему виной мое чувство... Ах, я забыл, что вы не любите этой темы...

- Почему я должна на вас сердиться? - пожала плечами Клара. - Я только сожалею, что не могу уделить вам должного внимания: рабочее время.

- О, я понимаю! Я подожду.

"Ну что ж, пускай ждет. Демонстрирует чувство! А напрасно. Если и было у кого-нибудь ко мне чувство, так это у Ника..."

- А стоит ли ждать? - сказала она.

- Ну не сердитесь, Клара. Я погуляю или поброжу по туннелям. Вы знаете, я люблю там бывать...

Да, она знала, что Генрих проявляет особую заинтересованность Антарктидой. Иногда, правда, казалось ей, что это он только так, чтобы угодить ей. Но что из того? Это только свидетельство его серьезных намерений.

- Как хотите, Генрих. Я должна закончить работу.

Она уже было повернулась, чтобы уйти, но не успела шагнуть и шага: на песчаной дорожке вдали появились какие-то две смешные фигуры в черной одежде. Ступали они тяжело, покачиваясь то в одну, то в другую сторону, их руки сплелись, и непонятно было, кто кого поддерживает.

- Ну а вот и они! - громко воскликнул Генрих.

- Кто "они"? - в недоумении взглянула на него Клара. Ничего не понимаю.

А эти двое с трудом переставляли ноги. Клара почти побежала к неизвестным. Приблизившись, вскрикнула:

- Вера! Что с тобой? Что случилось?

Лицо Веры покрыто было темной коркой, глаза уменьшились, губы опухли и потрескались.

- Ну скажи же, скажи, что случилось? Или ты не можешь говорить?

- Сейчас... Отдохну немного...

- Ну садись, садись. Может быть, тебе что-нибудь...

Вера отрицательно покачала головой. Сейчас, вероятно, хотелось ей только посидеть недвижимо, чтобы хоть немного успокоиться.

Подошел Генрих. Спокойно, словно ничего и не случилось, сказал Вере:

- А мы вас только что вспоминали...

- Да-да, - подтвердила Клара. - Генрих предчувствовал, что ты появишься.

- Правда, не думал, что в таком виде...

Немного придя в себя. Вера хотела рассказать о своих с Ником приключениях, но ей было все еще так трудно говорить, что Клара ее остановила:

- Сперва проконсультируемся с Охраной здоровья. А расскажешь потом, потом.

- Прежде всего надо помочь Нику...

- Нику?!

- Да.

- Зачем ты его?..

- Не я, это он задумал экспедицию.

Клара прикусила губу, сорвала и смяла в пальцах травинку. Что делать? Взять обоих к себе? Но после того, что произошло, она вообще не должна с ним встречаться. Попросить руководство института тоже нельзя: Ярковой предан игнорированию. Хотя, конечно, на время болезни...

Заметив ее колебания, Генрих сказал, учтиво наклонив голову:

- Я вас выручу, Клара. Если вы с Верой не возражаете, я помогу Никифору Ярковому. Хорошо?

И, не дождавшись ответа, кивнул головой и пружинящим шагом направился к той скамейке, на которую прилег выбившийся из сил Никифор. Клара посмотрела ему в спину и подумала: "Все он знает, этот Уранос! Что за чудеса!"

- Пойдем, Верочка, пойдем, сейчас тебе будет лучше... Давай немного распакуемся, здесь уже тепло. А знаешь что? Сбрось его совсем, свой панцирь!

- Давно бы сняла, - прошептала Вера, - но сил нет. Хорошо, что Ник обогрев выключил, когда вошли...

Клара помогла подруге выбраться из костюма, и Вера облегченно вздохнула. Поправила прилипшие к вискам волосы, одернула голубую кофточку.

- Ой, Кларочка, если бы ты знала, из какой бездны мы выкарабкались! Если бы не Ник...

- Если бы не он, ты не оказалась бы в этой бездне. Он просто ненормальный, твой Ник.

- Не говори так, - сказала Вера, а сама подумала: "Эх, если бы он был мой!"

В теплой комнате, на удобной постели, Никифор быстро пришел в себя. Генрих разместился по соседству, но каждый день подолгу просиживал около Ника, рассказывая всякую всячину и о моделировании истории человечества, и о встрече с Кларой, и о путешествии на Уран. О Кларе говорил с нарочитым беспристрастием, словно был к ней совершенно равнодушен. Никифор слушал не перебивая, хотя эти разговоры, естественно, были ему неприятны. "Какой специфический голос... Где я его слышал?... - думал, поглядывая на зеленоватые волосы своего соперника. - Ну что ж, Клара выбрала его сама, так ей и надо!.." С радостью отметил, что ревности у него нет, а чтобы Генрих не подумал чего-нибудь дурного, говорил с ним дружески и доброжелательно.