Почти библейский исход

Часть вторая

«Море гладит берег волной… Шорох крабов тих и угрюм…» Вроде как-то так. Правда, море гладило волной в данном случае не берег, а борта не слишком большого судна, а с крабами как-то с детства не везло. Как чуть без пальца в дошкольном возрасте не остался, «познакомившись» с здоровенным членистоногим, так как-то и развела судьба. Во всяком случае, не попадались они мне на глаза и тем более в руки ни в Турции, ни в Тунисе, ни в Египте — живьём, а-натюрель, так сказать. Варёных и жареных я за «добычу» не считаю.

«Морская» часть дороги домой заставила вспомнить «отдачу долгов Родине». Уж начало-то точно. Нет, проблем с подчинением «первому после Бога» не было, нет! И, казалось бы, идиотские указания, обязательные к исполнению, тоже особого отторжения у меня лично тоже возражений не вызывали. Но для впервые столкнувшегося с особенностями морской службы глубоко сухопутного человека… Хвала богам, парусов и вёсел уже не было, изжили себя. И без них как-то хватало приключений.

Сперва, на первой полусотне миль до Суэца, как-то сама собой оформилась мысль, что — даже открытый — трюм с периодически работающим автомобильным двигателем является «источником повышенной опасности». Травануться можно, попросту говоря — как «здрасьте!». Итог — первая десантно-грабительская операция. На северной окраине Эль-Кусейра «припарковались» возле двойника южной промзоны. В набег пошли уже сыгранным составом — я за рулём броневика, Саша у пушки, Тамир — наблюдатель, штурман, подносчик чего попало и «прислуга за всё». И Юля — медсестра-стажёр, стрелок в том же качестве и помощник Тамира.

Впечатления, если честно, странные. Представьте себе здоровенный, на половину квадратного километра, строительный рынок без продавцов! Как в анекдоте — «Входите, кто хочет, берите, что надо!» Совсем без «продавцов», конечно, не обошлось, пяток пушечных снарядов Саша таки извела, и мы с Тотти суммарно по магазину истратили, однако «изведённое» стоило того!

Возвращались мы весьма довольные. Во-первых, надыбали очень полезную хрень — размером «с полменя» катушку с намотанным на неё устойчивым ко всяческим воздействиям гофрированным шлангом диаметром сантиметров десять. А в корпусе катушки прятался небольшой, но очень мощный вентилятор, работающий как на всасывание, так и на выпуск! То есть, проблема вентиляции трюма вроде как решалась с полпинка. А «внутренний прапор» заставил зачистить инструментальную лавку, трофеи которой заняли половину свободного пространства десантного отсека «Фахда». Два дизельных генератора, шуруповёрты, электролобзики, «болгарки»… Всё — престижных марок, с виду — аккуратно изготовленное. Ну и проводов, в том числе и бронекабеля, с километр наверное, вилок с розетками защищённых… С полтонны подобного электротехнического металлолома на борт приняли. Ну и прочих полезностей, попавшихся на глаза… В общем, возвращались довольные и счастливые, как команда капитана Блада с набега на Маракайбо.

Экипаж и капитан корабля встретили не особо радостными лицами. Радист — боцман Серёга, вспомнив основную профессию, пошарился в эфире и нашёл, сука, время для оглашения результатов своих радиопоисков! Блин, помолчать или хотя бы не разглашать всем не смог! Идиот!

В общем, на Родине нас ждала жопа. Нет, не так. ЖОПА! Правда, утешало, что этот орган подмял под себя практически весь мир… Но это — слабое утешение, уж для меня-то точно. Никогда не грело то, что кому-то где-то ещё хреновее, чем мне. В общем, по информации выживших пока фанатов радиообщения из Гатчины, Подольска, Казани, Арганила (Португалия), Сафидона (Индия), Бараса (Индонезия) и Мак-Аллистер (США), толстенькая полярная лисичка посетила всех. Как я понял, эти люди не только пёрлись от общения с себе подобными радиофанатами, но ещё и тщательно готовились к экстриму типа третьей мировой войны или высадке агрессивных инопланетян. Централизованная подача благ в виде электричества, воды и газа накрывалась медным тазом, канализация ещё функционировала… Пока… И толпы этих зомби вокруг — где пореже, а где и погуще. Нерадостно.

Правительства почти всех стран пустили процесс сопротивления мировому геморрою на самотёк — типа, отбивайтесь, а мы, если справитесь, вернёмся и возглавим. И ладно у нас — почти везде «облечённые доверием народа» тупо съ… устранились, в общем! Типа, в тишине и уюте изолированных убежищ думают, как поэффективнее противостоять заразе, «на дорожку» раздав МВД, ФСБ, МЧС и Минздраву массу офигенно нужных и жизненно важных указаний.

Общее уныние волевым решением прекратил Иваныч. Речь его, за вычетом нецензурщины, сводилась к следующему: что там и как там — дело тёмное, а пока наша задача — пройти Суэц и добраться до Босфора с Дарданеллами. И пока не доберёмся до Чёрного моря — нехер впадать в отчаянье!

Полностью разогнать упаднические думы, вызванные «сведениями со стороны» у кэпа не получилось, но занятие он нашёл всем. Я с Юлей и Сёмой выдумывали и монтировали вентиляцию трюма, попутно увязывая её включение с работой движка хладофургончика, Саша с ненаглядным Тоттичкой ковырялась в кишках «Фахдов», Алёна кашеварничала… В общем, все при деле, у всех на горемыканье времени не было.

«Парковаться» на ночь, по настоянию капитана, не стали. Ещё привлечём ненужное внимание кого-нибудь из служак Бур-Сафаги, военно-морской базы египетской! Наоборот, отошли от берега подальше и типа затаились с добычей. Все-таки угон корабля ВМФ — это статья ещё веселее, чем насилие над крупным рогатым скотом со смертельным исходом, хуже пиратства. Повешением на фок-рее, или где там пойманных корсаров вздёргивали, не отделаемся! А так — плывём себе «вроде Володи», не торопясь, но и буруны не вздымая, типа по своим важным делам.

Развитие событий показало, что опасались особо бдительных военных зря. Им — если там кто-то остался в живых — явно было не до нас. Там, где должны были находиться город, порт и собственно база, горел-дымил пожар. На мой взгляд, что было причиной пожара — понять невозможно, ну огонь и огонь. Однако три морских волка — Иваныч, Серёга и Сёма — и примкнувший к ним Тамир, посовещавшись до хрипоты, выдвинули как самую непротиворечивую версию о визите в порт недетских размеров танкера с последующим нарушением кем-то правил пожарной безопасности. И под этим соусом мы отошли от берега ещё подальше.

Вообще плавание мне нравится — пейзажи, рыбки, кораллы… И главное — знаешь, что как надоест, всегда вылезти можно! Но эта «экспедиция»… Образ капитана Смоллетта из советского ещё мультика практически всё время стоял перед глазами. Оказывается, любая лохань, даже только что спущенная на воду, нуждается в немедленном уходе, пригляде и ремонте. А уж наша… Да прибавить к этому то, что и одной полноценной вахты не набирается — выводы делайте сами. Нет, до надраивания медяшек и «покраски травы» дело не доходило, но подмена Сёмы у дизелей на поесть и вполглаза поспать (Тотти таким же макаром подменял Серёгу у штурвала), да плюс разборка-укладка трофеев, да то, да сё… С ног никто не падал, но времени для рефлексий не оставалось. Так что круизом и не пахло на нашем лайнере, загорали — при желании — только дозорные, которые смотрели не только вперёд, но и во все стороны.

Пока неторопливо дочапали до Суэцкого залива, нагляделись на потерпевшие крушение корабли. Штук пять причалило к берегу в явно не предназначенных для этого местах, столько же, наверное, дрейфовало с разнообразными кренами, кто на борт, кто на корму. Лодок разных размеров, от моторки до прогулочного катера, насчитали за пятьдесят. Причём целенаправленно куда-то плыла дай бог пятая часть, остальные болтались на некрупных волнах безжизненно. Специально к ним не приближались, опасаясь повторения одного из первых «поглядов», когда «вперёдсмотрящая» Маша вроде заметила шевеление на борту дрейфовавшего катера. Иваныч «притормозил», спустили на воду захваченную из «Марина-Центра» надувную моторку — и чуть было её не потеряли вместе с Тотти и Сашей. В осматриваемом катерке находился очень прыткий мертвяк, попытавшийся эдаким морским десантником допрыгнуть до «свежатины». Сам ли он переоценил свои возможности как легкоатлета-прыгуна или Саша таки помешала, попав таки в него из SPAS-a — уже не выяснить, местный Таурима[28] переквалифицировался в Фернандо Платаса[29], но тоже неудачно — не всплыл. Доблестную досмотровую группу по возвращении на борт напоили спиртным и прогнали в каюту снимать стресс, а на лодки, не подающие признаков жизни, больше внимания не обращали. Гуднули на подходе, разумных шевелений не наблюдается — дрейфуйте себе дальше, у нас поважнее дела есть.

В самом заливе кораблей прибавилось, и неуправляемых, и целенаправленно прущих навстречу. Серёгу отлучили от штурвала и усадили за рацию. Из переговоров с поляками и немцами узнали новости — египтянам показалось мало оживших мертвяков, они и революционировать до кучи взялись. На пропуск по каналу забили, увлечённые игрой в войнушку «все на всех». Поляки простояли у входа в канал неделю, немцы — пять дней, теперь плывут «куда глаза глядят». Новости неутешительные, мало нам головняка, ещё давайте! В связи с местным «весельем» Иваныч созвал «большой хурал» прямо в рубке.

— У кого какие идеи?

Я высказал своё личное желание в разумные сроки воссоединиться, так сказать, с кошкой. По разным причинам и поводам, но за поход на Родину высказались все.

— Тогда так: предлагаю положить с прибором на администрацию канала и попытаться пройти, хоть и под берегом. Семь бед — один ответ, пройдём — так пройдём. Кто «за», кто «против»?

Все единогласно проголосовали «за».

— Тогда вот что. Помимо аборигенов и раскорячившихся поперёк канала судов есть ещё одно «но». На полпути к Средиземному морю есть город Исмаилия, а за ним — железнодорожный мост. Наплавной! Вот если он неразведён, что делать — не знаю!

— Павел Иванович! Давайте до этой Исмаилии доберёмся, а там видно будет!

Саша — красава! У меня даже сомнений нет: лично, в случае чего, разведёт — и руками, и на деньги, в случае нужды — и водой. А припрёт — и сведёт, хоть мост, хоть коня, да и с ума тоже. Вон, Тотти готов и мыть не только ноги, и пить что скажут, хоть по первому требованию, хоть вообще без оного. И быть ему, как Савве Игнатьичу при Маргарите Палне — обожающему и всегда на всё готовому.

Что там говорил Наполеон про отношения Бога к большим батальонам? Что он их любит? Не знаю, как большие, а вот к маленьким и зверски безбашенным он явно благоволит. Эдакой тихой, но совсем немаленькой сапой в сгущающихся сумерках отважный капитан, лично встав к штурвалу, ввёл корабль в гладь канала. Как и на что он ориентировался, мне, человеку сухопутному до корней лобковых волос, было непонятно, но к полуночи огоньки, встречающиеся то справа, то слева, поразбегались подальше в пустыню.

— Неплохо идём! Это Горькое озеро началось.

— Можно кричать «ура»?

— Пока рано.

Исмаилию прошли после полуночи, налюбовавшись на городские пожары и надышавшись дымом. Спать никто не ложился, все околачивались или в достаточно большой рубке, или торчали снаружи. Отлучались только на принести кофе-воду-чай или, так сказать, обратные процессы. И разговоров особых не было, всех звуков — негромкое звучание морских песен, до которых Иваныч был большой любитель.

С мостом Эль-Фердан[30] нам хоть и сомнительно, но повезло. Какое-то судно, идущее от Средиземного моря, удачно для нас снесло и сложило «синайскую» половину моста. А сомнительно — оттого, что после тарана оно, раскорячившись почти поперёк канала, притопло. Иваныч эдаким Шумахером обогнул торчащий из воды нос «благодетеля» и прошёл по освобождённой половине канала.

Оставив за кормой эту «узкость», через полчаса где-то Иваныч сбавил ход и принял вправо. А потом и вовсе остановился. Загрохотали якорные цепи.

— Иваныч, проблемы?

— Да. Фишка прёт — спасу нет! Были б мы в Вегасе — все джекпоты нашими были. Теперь подстраховаться надо. Эх, надо было б раньше…

Град вопросов со всех сторон: «что?», «как?»…

— У нас впереди либо Порт-Саид западнее, либо Порт-Тауфик. Можно понадеяться, что и там и там занятым арабам будет не до нас, но лучше подстраховаться.

Саша резюмировала.

— Что нужно?

— Девушки, от вас — андреевский флаг. Серёга! От тебя — ты же всё по-боцмански облазил — флаги химической, биологической, вообще всех опасностей, какие найдёшь. Какие не найдёшь — сваргань. Для интересующихся, если таковые будут — вывозим с Камрани ОМП.

— Мы ж оттуда года два как ушли!

Это Саша, всезнайка военная.

— Хороший вопрос! Уйти-то может и ушли, только не всё вывезли! Кто об этом знает? И вообще, чего это я, офицер ВМФ России, БУДУ КОМУ ПОПАЛО ОБЪЯСНЯТЬ, ЧТО И КАК? У меня — приказ ДОСТАВИТЬ! ИЛИ УНИЧТОЖИТЬ ВМЕСТЕ С ИНТЕРЕСУЮЩИМИСЯ!

— Иваныч, мы ж не египтяне и не турки, чего орать-то? Вопрос в другом: с мундиром как быть?

Иваныч не то чтобы покраснел, но явно смутился.

— Есть мундир, есть. С собой вожу, сам не знаю зачем, но вожу. Парадный.

Немая сцена. Это не театральное ружьё на стене, которое выстрелить должно, это скорее эстонская коровья лепёшка[31]. Вот и думай о пользе и вреде тараканов в голове!

— А с местной маркировкой у российского флага конфликта не будет?

— Пока вы на берегу готовились, мы всё закрасили и номер на бортах от балды нарисовали. Так что — к блефу готовы!

На рассвете к «стрелке» Суэцкого канала (прямо — Порт-Саид, правее — Порт-Тауфик) не торопясь подошло, наверное, невиданное здесь доселе судно. О принадлежности к ВМФ России явственно указывал флаг на корме. Открытый трюм в два слоя затянут масксетью. За штурвалом — цельный капитан-лейтенант. О флажках, оживляющих строгий вид судна, вообще молчу: Иваныч, хмыкнув, заявил, что в здравом уме никто из посвящённых ближе километра не подойдёт — на всякий случай. Женщины сидели по каютам и не высовывались, Тотти укрылся от вражеских глаз в машинном отделении. «На побегушках» и для изображения кипучей деятельности остались мы с Сёмой и Серёгой, для антуража — в тельняшках, Серёга в своей, мы с Сёмой — в Иванычевых. Запаслив, оказывается, отставной каплей!

— Иваныч, а если найдутся непонятливые, или точнее, особо бдительные?

— Пойдут на абордаж — либо отстреливаемся и помираем, либо сдаёмся и один хер помираем. Вызовут по радио — объясним, что приказ доставить, и точка. Захотят остановить — у нас приказ груз взорвать. На пол-Африки и Аравийский полуостров всяческой мерзости на борту хватит с лихвой. Короче, до Турции хватит перед смертью кровью просраться. И это только в первые полсуток. А в перспективе — мёртвая Африка, страны Средиземноморья и возможно — пустота до Китая. Все вопросы к Главкому ВМФ.

Иваныч был очень убедителен. На мой взгляд, услышавшие его египтяне на руках нас должны были до Москвы нести. А взбледнувший Сёма всерьёз предложил выкинуть опасный груз за борт. Когда до нас допёрло, ЧТО предлагает выкинуть Семён… Ржали долго.

В общем, пока вроде всё было хорошо. Я за очередное обзывание нашего корабля «судном» отхватил моральных трендюлей от кэпа. Хороших таких, увесистых и нецензурных. По понятным причинам приведу только единственный цензурный аргумент-исключение: «судно в больнице подкладывают!» Остальные — напрочь непечатно, хоть красиво, ёмко, образно и незатёрто. Блин! Записывать надо было! Я аж из реальности выпал, представляя общение трипперного осьминога с буксиром! А потом началось веселье…

Для затравки над нами пронеслись два самолёта. Какие, чьи — рассмотреть никто не успел. Распитие очередной дозы кофе «от Алёны», неторопливое прихлёбывание которого успокаивало нервы, было скомкано. Потом, спустя минут десять, одновременно с панорамой «внутриканальной» заводи Порт-Тауфика, появился взбледнувший Серёга.

— Иваныч, там это… Пиндосы на связи!

— И чего им надо?

— Кто мы, что мы и чего везём!

Отставной каплей расцвёл. В его облике — поднятая голова, расправленные плечи, радостный от предчувствия драки взор — читалось… Много чего читалось! Правда, опять-таки сплошная нецензурщина…

— Переключай на мостик! Пётр! Зови Сашу — будет за… Да пофиг за кого, пусть подыгрывает!

Я ссыпался по нешироким местным лесенкам, ага, знаю, трапам. Добежал до Саше-Тоттиной каюты и ворвался внутрь, одновременно стуча в дверь. Никакого «ин флагранти»[32] не застал — оба «довооружались». Саша пристраивала автомат за спину, Тотти навешивал на себя подсумки с «банками» для РПК.

— Саш, Иваныч начал общение с гидропиндосами, просит тебя на мостик — подыграть ему. Сказал, пусть сама придумывает, кем. У меня, кроме какой-нибудь начальницы биолаборатории откуда-нибудь из Сарова, ничего не придумывается.

— Идея неплоха! Пошли, по дороге додумаем! Тоттинька! Жди здесь — негров в Российских ВМФ пока нет! Стрельба будет — тогда и вылезешь!

Вопреки ожиданиям матерные вопли с мостика не неслись. Иваныч на довольно бойком английском общался с неизвестным мне оппонентом. Из того, что понял я — Иваныча вежливо склоняли к измене Родине и передаче груза в заботливые американские руки — типа, везде апокалипсис, а мы вам бочку варенья и корзину печенья. Нет, америкоса понять можно, нам за наш груз сувенирчиков недорогих, а ему, такому умному — почёт и уважение… Наконец Иваныч не выдержал и поинтересовался, силён ли абонент в русском языке. На другом конце трубки возникло недолгое замешательство. Минуты через две раздался голос.

— Здравствуйте, меня зовут Серж Никифорофф, я говорю и понимаю по-русски!

— Серж? Ни-ки-фо-рофф? Сам уехал?

— Нет, родители увезли двадцать лет назад!

— Ага! А сейчас тебе сколько?

— Двадцать восемь!

— Значит, ругаться уметь должен! Переводи!

Иваныч убил меня во второй раз за день. Цитировать его увы, нельзя. В двух словах — ему пофиг. Желания американских офицеров, адмиралов, сенаторов и лично президента. И ни за какие блага, физические или моральные, он приказа не нарушит. Так что мы идём в пункт назначения — или вместе со всеми, изрядно помучившись, умираем. Наконец, позабавив благодарных радиослушателей фразой «Даже если ваш презик прилетит на вертолёте и бесплатно у всех отсосёт — всё равно… вам!», он передал «трубку» Саше. Саша попросила отрубить «громкую связь» и общалась по массивной телефонной трубке. На русском.

— Фамилия моя вам ничего не скажет! Поконкретнее? Саров-24, отдел Ц-17. Вам полегчало? Жду.

И нам: «Сейчас им поплохеет!»

— Да! Ага, давайте серьёзно! Кстати, ваш Серж — он допущен к ТАКИМ данным? Ну, тогда — очень хорошо. Так вот, то, что сейчас мы имеем — детские игры по сравнению с тем, что может быть. Как наш груз прореагирует с тем, что творится? Я это хотела бы выяснить у себя в лаборатории. Что??? Предлагать взятку женщине??? Да вы с ума сошли! Нет, если хотите — давайте выяснять здесь. Да, мы раньше — а вы зато позже! А вот с этим — к капитану!

И, передавая Иванычу трубку: «Они сопровождение предлагают!» Иваныч трубку принял и перешёл обратно на английский, отогнав переводчика Сержа от «гостайн». Пообщавшись минут пять и вроде бы тепло попрощавшись, вернул антикварный предмет в держатель.

— Ну, что докладать? Вроде пролезли!

Не сговариваясь, хором прошептали «УРА!»

— До Чёрного моря нас будет сопровождать пиндосский фрегат — на всякий случай, хе-хе. Запугала ты, Саша, их знатно!

— А нефиг! «Верхняя Вольта с ракетами»! У нас не только ракеты есть! Пусть теперь под койки забиваются от ужаса!

— Нам матпомощь предлагали — продукты, топливо… Я отказался.

«Общим собранием» решение капитана одобрили — «У советских — собственная гордость», мол. Так что часа три спустя в приподнятом настроении оставили за кормой средиземноморское побережье Египта. Там же, за кормой, в километре от нас, не приближаясь и не отставая, болтался и «сопровождающий» нас фрегат УРО — Иваныч просветил. Красивый такой корабль раза в два побольше нашего и раза в три-четыре выше. Хищно-обаятельный. Раз в час приблизительно на километровой высоте наш микроконвой облетал самолёт. Чайки, дельфины — р-р-романтика! А потом всё кончилось — и солнце, и тепло, и спокойствие с негой. Здравствуй, морская болезнь!

Скажем так — к болезни ЭТО не имеет никакого отношения. Как мне кажется, это состояние ближе всего к токсикозу у беременных… А все проблемы опять же — от конфликта в голове, вроде мужчина, а мутит, тошнит и хочется чего-нибудь достаточно странного, как женщину в тягости. Лично мне часа через четыре после прощания с египетским побережьем на фоне лёгкого, но усиливающегося подташнивания зверски захотелось селёдки. Без лука, подсолнечного масла и водки — просто селёдки! Сесть у бочки, вылавливать, пачкаясь в рассоле, и ЖРАТЬ! Нечищеную, с головой и хвостом, давясь костями! Само по себе зрелище неприятное и отталкивающее, но с пострадавшим от качки мозгом спорить было бесполезно. Наконец, картина пожирания селёдочной головы, с хрустом и капаньем слюной, наложилась на вид бело-зелёной Алёны, которая, пошатываясь, принесла на мостик кофейник. Я и выбежать успел, и негатив свой не расплескал по дороге — всё ушло к Нептуну в море-океан. Но легче ни фига не стало, увы.

В общем, из экипажа на ногах остались только «морские волки» — сам Иваныч, Серёга и Семён. Остальные когда по очереди, а когда и дуэтом, трио, а в финале и всем хором пугали Нептуна. Капитану это надоело наконец, и он прибегнул к крайним мерам. «Великолепной шестёрке» за геноцид морских обитателей желудочными соками было предписано тридцать грамм алкоголя в час и чай. Что это за рецепт такой — не знаю, но состояние зафиксировалось на отметке «херовато как-то, но жить можно». Или просто свыклись на второй день, не знаю.

День на пятый жизнь таки наладилась. Нужда в ежечасном «смачивании горла» отпала, муторность на пару с тошнотой не испарились, но держались где-то на краю восприятия, злобно угрожая, что будет шторм — вот тогда, мол, вернёмся и навалимся. От безделья, прерываемого «вахтами»-подменами профессиональных моряков Сёмы и Серёги, нашёл себе занятие — организовал сам себе клуб кройки и шитья. Юля-золотце во время одной из вылазок пригрела на груди интересную штуковинку — швейную машинку размером с офисный степлер, я её реквизировал и ушёл в «белошвейки». Две пары запоротых штанов спустя я напялил третий, наиболее удачно ушитый по фигуре вариант. Час испытаний — передвижение по палубе, приседания и лазанье по заставленному трюму — недостатков не выявили. Было чем гордиться — последний раз подобным увлекался давным-давно, подгоняя по фигуре дембельскую парадку. «Чем бы дитя не тешилось!» — скажете вы? Ага, схудните-ка за неделю килограммов на пятнадцать и напяльте штаны 58-го размера на получившийся 52-й! Так что я, как тот рекламный персонаж, «всё правильно сделал!».

Закончив со штанами, взялся за пострадавшую в боях кожанку. Из разряда «одевать на рубашку» она в связи с изменением моих кондиций перешла в полноценный предмет зимней одежды — свитер, и не один, под неё теперь поддевать можно. Машинку даже пробовать не стал, а пошёл в скорняки — грубыми, но крепкими стежками заштопал все полученные прорехи и дырки, исколов пальцы и сломав пару игл.

За всё время перехода до Эгейского моря аврал был объявлен только раз. Из-за Тотти — рыбака, искателя приключений великовозрастного. Не меня одного на рыбу тянуло — Саша обмолвилась, что «рыбки бы!» Сказано — сделано, под вечер пошли на рыбалку, смастерив с помощью Семёна пару рыболовных снастей. Прицепили на самодельные крючки размороженную баранину «от шеф-повара» и ушли на левый борт — сопроводитель-америкос болтался правее. Почти сразу вытащили по рыбёхе — с две ладони размером, симпатичненьких таких. Ну, думаем — полчасика, и уха с жарёхой в кармане, на столе в смысле… Хренушки вашей Грунюшке! За минуту лишились оба и наживки, и крючков! Тут бы и плюнуть-остановиться! Не-ет! Твёрдо веря, что любой орешек можно расколоть, увеличивая массу молотка, убежали к Сёме на полчаса. Вернулись уверенные в том, что теперь вытащим любую хрень: метровый поводок из сталистой проволоки, эдакий микроякорь вместо крючка, и одна из пойманных рыбёх вместо наживки. Всё это привязано к толстенькому, в полпальца, синтетическому канатику. «Закинул старик в море невод — и сидит как дурак без невода!» Заброс, рывок — и вот уже я ору «на помощь!», вцепившись в перегнувшегося через ограждение орущего «Хелп!» Тамира. Столько народу набежало сразу! Как услышали, откуда взялись? Самое обидное, что во время спасательных работ кто-то перевернул ведро с первым уловом. Потом мы выслушали лекцию на тему «Богатство русского языка в обличении раздолбайства» от главного лектора общества «Морские знания» Иваныча, поклялись, что больше не будем… Хреновые, в общем, из нас китобои!

«Дозаправка в воздухе» на фоне спасения недовыпавшего Тотти и последующего разноса с оргвыводами выглядела обыденно, как ржавая «Волга» во дворе. Пришёл Сёма, позвал с собой в трюм. Там уже копошился, открыв какой-то не сильно большой люк, Серёга. Все мои обязанности свелись к держанию толстого шланга в ёмкостях и слежением за тем, чтобы обрез его находился ниже уровня солярки. Насос гудел, иногда прихлюпывая, шланг вибрировал — рутина, в общем, ни экстрима тебе, ни стрельбы. Покарабкаться пришлось, конечно, но ничего из ряда вон выходящего. Солярка, конечно, испятнала слегка одежду, но нашедшаяся стиральная машина с этой бедой справилась. Так что в собственно Эгейское море вошли с полными баками и чистые душой и телом.

Эгейское (так и подмывает назвать его «Эгегейским» и поинтересоваться, что за разновидность такая — «эгеи» — долбили друг другу мишени на берегах его в далёкую старину) море зрительно оказалось гораздо интереснее Средиземного. Острова, голо-каменные и утопающие в зелени, разноцветные пятна рыб, нет-нет, да попадающиеся на глаза… И «дорожное движение» оживилось — эпизодически катера попадались, а один раз видел дивную парусную яхту, красиво прошедшую в полукилометре от нас в сторону Греции, не отозвавшуюся, сколько Серёга её ни вызывал.

Вообще как-то расслабились мы все, что ли. Поэтому вызов какого-то особо бдительного турецкого военмора грянул, как гром небесный. «Вы находитесь в территориальных водах… Ё-моё, бараньи яйца… Штраф с конфискацией…» Турку повезло! Иваныч начал принимать позу и вид имперского офицера, указывающего наглецу маршрут и способ передвижения, но — не срослось. Новый голос в эфире отмёл все претензии и заявил ретивому, что корабль ВМС РОССИИ В СОПРОВОЖДЕНИИ КОРАБЛЯ ВМС США проследует из Средиземного через Мраморное море в Чёрное, а желающие воспрепятствовать узнают, что для любопытных припасено в обширных трюмах Шестого флота и на подвеске его самолётов. И предложил — типа для общего развития, если вопросы есть — связаться с командующим Шестым же флотом. «Голос Турции» замялся, увял и отказался от общения с командующим, пожелав счастливого пути. Так что в Мраморное море проникли мы, как хорошо навазелиненная клизма в попу — под недовольное оханье клизмируемого, но беспрепятственно.

Чанаккале, Гелиболу, мелкие городки справа и слева — картина удручающая. Пожары почти везде, разнообразные нерадующие нос запахи, опять притопленные или выбросившиеся на берег корабли и живые покойники, где поодиночке, а где и толпами — в здоровенную корабельную стереотрубу всё это (кроме запахов) прекрасно было видно. Путешествие по собственно Мраморному морю настроения не улучшило — береговые пейзажи растворились вдали, но запахи-то нет-нет, да долетали с берега. А Стамбул добавил! Полыхало то тут, то там, только автомобильный мост, забитый транспортом, каким-то чудом избежал этой участи.

Американский фрегат выполнил взятые на себя обязательства в полном объёме, так сказать, «от дзынь до блям». Сопроводил до границы турецких территориальных вод, поинтересовался, не нуждаемся ли мы в чём, и, услышав в ответ «Спасибо, не надо!», попрощался и пошёл на разворот. Прощание с америкосом было отмечено генеральной уборкой в трюме — за борт полетели опустевшие ёмкости от солярки и прочий балласт. Пришла пора собираться в автопробег «Ростов-на-Дону — Москва».

«Сулите мне златые горы и реки, полные вина, но верю, верю я, что скоро вернусь в тебя, моя страна!» Старая переделка «Ивасей» кусочка народной песни вертелась на краю восприятия всю недлинную дорогу от Турции до бывшей границы бывшего Советского Союза. Ну, что нас никто особо и не ждал — понятно, устраивать скопление народа под лозунгом «Добро пожаловать домой!» в условиях зомбокалипсиса никто не будет. Но мать-природа-то могла хоть какие-нибудь краны отопления открутить и включить солнышко поярче? Привычная уже влажность воздуха, комфортная в тепле Красного и Средиземного морей обернулась промозглостью, мерзкой и какой-то вязкой по ощущению. И то ли мелким дождиком, продрисью эдакой, то ли конденсирующимся туманом. Серо, сыро и отвратительно. От такой погоды хотелось в тепло, под одеялко, чаю сладкого с лимоном и коньяком и книжку в руки. Неприятные, в общем, погоды стояли, хотя и предсказанные Иванычем и Серёгой. Да плюс к омерзительной погоде неуловимо как-то изменилась качка, так что сухопутная часть экипажа вновь «присела на стакан», то есть на рюмку в час. И такой бездуховный минорный алкоголизм продолжался три дня.

День четвёртый стартовал с хорошего — солнышко включило режим обогрева населения Черноморья. Даже ветерок потеплел! Чашка кофе на мостике корабля, рядом девушка красивая — почувствуй себя олигархом! А вот, кстати! А как «миллионщики» отечественные себя чувствуют? В Куршавелях разных? А, запридух и сердцедав с ними со всеми! «Они там все малахольные!»[33], пусть сами выкручиваются, как хотят или как могут, мне только беспокойств по поводу шишек из «Газпрома» или «Альфа-банка» не хватало.

А потом пошли «вести с полей», в большинстве своём нерадостные. Серёга установил связь с радистами севастопольскими. Кадры из кинохроники военных лет, когда у громкоговорителей люди толпились, слушая новости с фронта, воплотились в жизнь. Даже Сёма забросил дизеля свои и торчал в рубке, правда, раз в полчасика отбегал на «приглядеть за порядком». Севастополь умирал — и как город, и как военно-морская база. Личный состав за счёт потерь сократился чуть ли не втрое — если на третий-четвёртый день «песца» на территории базы с «заболевшими» и «восставшими» уже не церемонились, то в зоне городской застройки дела были плохи. Да вдобавок количество «местных» зомбей усилила бригада морской пехоты, отправленная на второй день «для помощи органам внутренних дел» практически безоружной. Да плюс к этому — совещание у командующего флотом, закончившееся «обедом» в честь «праздника». Кому там первому фатально поплохело во время заседания — «тайна великая есть». В общем, оставшиеся в живых заместители, как смогли, приняли на себя командование, забаррикадировались в пунктах постоянной дислокации и вооружили поголовно весь личный состав под лозунгом «раз пошла такая пьянка — режь последний огурец!» И под тем же соусом раздавали оружие тем, кто смог до них добраться. Дезертирство шло отдельной строкой — да и какое дезертирство-то? Трети срочников дембельский указ должен был прийти со дня на день! А из дома, пока была связь, новости были кошмарные. Так что всё понимающие командиры желающих сбивали в группы по территориальному признаку и отправляли на грузовиках, снимаемых с консервации. К слову — таких не особенно много и было.

На фоне этих частично организованных беспорядков судьба БДК «Новочеркасск» и служащего на нём Машиного дядьки порадовала. Отбывшие за день до дня «П» на недельные учения с боевой стрельбой они (и БДК, и дядька) проболтались в море неделю и вернулись, когда бардак начал принимать более-менее «организованные формы». Из потерь — каплей, хватанувший обширный инфаркт, и погибшие от его «рук» фельдшер и морпех из тех, кто его «фиксировал». Всех троих обездвижили, доставили в Севастополь — и упокоили. На борту — взвод морпехов из Московской и Калужской областей, две трети экипажа — те, кто остался, и частично семьи, кто уцелел. Ноев ковчег, короче.

Как бы промежду делом кто-то из новых начальников поинтересовался нашим грузом. Пришлось обстоятельно, убеждая этих неверящих Антропов[34], докладывать подробности прохождения Суэцкого канала и перехода из Средиземного моря в Чёрное. Когда наконец поверили и проржались, то Иваныч, как капитан и организатор, получил втык: американцы трубки пообрывали, интересуясь, дошёл ли корабль с таким-то бортовым номером до них и нет ли повреждения груза? После этого сообщения спешно поснимали все флажки, кроме российского и андреевского, а то потопят ещё!

Корабль наш не торопясь чапал себе и чапал к Севастополю, расстояние сокращалось, и мозги собравшихся в рубке начинали закипать. После того, как Машин дядя — капраз вышел на связь с борта «Новочеркасска», порадовался живой племяшке и озвучил намётки свои «на оставшуюся жизнь», наш генеральный, так сказать, план начал потрескивать и расползаться от корректировок и дополнений. «Новочеркасск» сам по себе страдал от «раздвоения личности»: часть экипажа заняла выжидательную позицию, часть рвалась по домам, часть твёрдо отказывалась куда-либо с корабля уходить. Дядька с сыном-морпехом, женой и дочкой собирался на историческую родину в Подмосковье и обдумывал, как. Таких как он, и офицеров, и матросов, с семьями и девушками (в основном, у матросов) набиралось человек сорок. Ну дядьку с семьёй мы легко прихватим, а остальных куда?

Пока дошли до Севастополя, пока нашли «Новочеркасск» — и изругались, и помирились не по одному разу. Планы строились, планы корректировались, отвергались и критиковались. Без пены у рта, мата и потрясания кулаками, но всё же, всё же, всё же…

Хорошая штука — наглядный пример! Сразу видно отличие большого от малого, я не только десантные корабли имею в виду. Хотя в данном случае именно о кораблях и речь. Подавляющее превосходство «Новочеркасска» было во всём — и в длине, и в ширине… Даже обидно как-то стало за наш заслуженный корабль! На переговоры отправились Иваныч и Саша с Машей — состав делегации ограничивался размером моторной лодки. Машу взяли для наглядности, дядьку обнять и женским взглядом на происходящее поделиться. Я в «вершители судеб» особо не рвался, успев изложить напридуманное во время внутримостикового обсуждения. Лучше вдумчиво и тщательно с Юлей пообщаюсь, а то всё урывками как-то, скомкано, на бегу практически… И качка эта проклятая игривости не сопутствовала, а совсем даже наоборот!

Юля к моим намерениям отнеслась с пониманием и одобрением. И в душ небольшой вместе сходили, и в буратинку поиграли, и в кукушонка, и в доктора даже успели. И пошептались даже, уютно угнездившись методом «частичной погрузки» её на меня, на неширокой военно-морской койке. И на вопрос «Примут ли твои родители меня в роли зятя?» получил в ответ: «Важнее то, что наших детей такой папа вполне устроит!» И тут же за приоткрытым иллюминатором запел лодочный мотор. Отнежились, пора вставать и узнавать новости. А к детям успеем вернуться — день-то точно здесь пробудем.

Застряли мы в Севастополе не на день и даже не на два. Желающих отправиться только в Москву перевалило за три десятка. А тех, кому дальше, в Питер, как Иванычу, и его окрестности или наоборот, «сойти раньше» — Елец, Воронеж, Курск… Табор тот ещё набирался. Плюс на всех пожрать-попить, одеться, из чего стрелять и чем, и главное — на чём ехать! Плюс неизбежные трения флотских с гражданскими — а чего это у них и бухло, и девки привлекательные, и живут не по распорядку… И негритос ещё вдобавок! До драк и стрельбы дело не доходило, но витало что-то в воздухе нехорошее типа «из-за спин уж слышен ропот…».

В общем, идея идти табором недетского размера нравилась всё меньше и меньше, и не мне одному. Так что с утра третьего дня Иваныч от лица всех нас озвучил мнение Машиному дядьке, не при всех, естественно. Дядька, Семён Михайлович, отнёсся к высказанному с пониманием и даже одобрением. Подбор кандидатур на примыкание к нам занял недолго времени — у Иваныча появились попутчики до Питера, молодой лейтенант-связист с женой и нелюдимо-угрюмый каплей, переживавший за семью в Выборге. Гора с плеч — Серёга домой не собирался, намереваясь осесть в Подмосковье рядом с Машей, как тогда Иваныча одного в Питер отпускать? Лейтенант Володя пообещал справиться с вождением бензовоза, а каплей Илья Сергеевич — с пушкой второго «Фахда». Так что сборы — и на Ростов!

По сборам Семён Михалыч развил кипучую деятельность. Получив во владение «Хёндэ» вместе с частью мясопродуктов и убедившись, что ничего более вместительное в наш МДК не влезет, он сутки сновал по береговым складам на пару с каплеем Ильёй Сергеевичем. Два раза вызывал меня с Сашей для участия в обменных операциях на вещевом и оружейном складах. Нет, автоматной «семёрки» давали и так, сколько попросишь, и боекомплект к пушке «Фахда» пополнили без проблем, но вот остальное, чего хотелось бы… Хозяева ясно давали понять, что можно многое — как подмажешь, так и поедешь! Все яйца в одну мошонку складывать не стали, набирая на всю оставшуюся жизнь, хотя затарились серьёзно. Пяток «Беретт» охранников египетских отелей и винтовка неизвестного вояки из «Сан-Дрима» покинули нас в сопровождении трёх футляров с цацками от «Булгари». Взамен мы отяготились двумя пулемётами «Печенег» с тысячей патронов на ствол в сто- и двухсотпатронных лентах, четырьмя ящиками «мосинских» и пятью — «парабеллумовских» для оставшихся «Беретт» патронов. Да класть с прибором, что пихать запасы некуда! Лучше, чтоб если не пригодилось — отложил заботливо или выкинул, чем позарез надо — а нету и взять негде! На вещевом складе такой «аттракцион неслыханной щедрости» повторять не стали — обошлись обменом, по моему настоянию, ещё двух пистолетов на зимнее обмундирование на всех — размеры с собой были. Ну и мелочи разнообразные типа подсумков, ремней и ящик ещё советского «солдатского» мыла — не фиалками конечно пахнущего, но отлично отмывавшего в своё время всё подряд, ну вот пробило меня на ностальгию, и всё. Полученное и выменянное имущество нам любезно подвезли на бортовой «шишиге», от времени сменившей тёмно-зелёный цвет на эдакий светло-салатовый. Прямо до пирса, возле которого Иваныч пришвартовался и откинул носовую аппарель прямо на пирс. Хорошо, сын нашего «Будённого» на «корейце» за их имуществом уехал — перетаскивать и умащивать свеженадыбанное в бронемашины и «мицубиську» стало удобнее.

Сынуля появился, когда Семёныч начал проявлять признаки нетерпения и беспокойства. Мокрый от пота, усталый, в сопровождении матери и сестры он вылез из машины и подошёл к нам. Вид у него был виноватый и напряжённый какой-то. Сестра тоже выглядела уставшей. Жена тут же накинулась на Семён Михалыча.

— Так! И половины шо надо не влезло! Что ты стоишь? Надо машину побольше!

— Олеся, куда побольше! Побольше в трюм не влезет!

— Значит, не едем никуда! Половину вещей и почти всю мебель пришлось оставить! Давай придумывай, что хочешь — или мы не едем никуда!

По Юлиным и Машиным рассказам, Семён Михайлович затюканным подкаблучником не был. И тётя Олеся вовсе не была эдакой хабалкой-жадиной, каковой предстала перед «благодарными телерадиослушателями». Капразу нервотрёпки хватало на службе, поэтому дома, сняв мундир, он предоставлял жене возможность покомандовать — и делал так, как считал нужным. А тётка Машкина… Хотя какая она тётка — меня моложе! Ненамного, по словам Маши, но всё же. То ли переклинило её, на самом деле домовитую, нежадную и хлебосольную?

Бросив сыну «То, что я сказал обязательно взять — взял?» и получив утвердительное «Так точно!», Семён Михайлович цепко прихватил свою половину под ручку и со словами «пойдём-ка пообщаемся» утащил слабо сопротивляющуюся половину метров на тридцать. Что он там втолковывал и в каких выражениях — никто не знает. Спустя минут десять внешне спокойный капраз привёл опять-таки под ручку супругу, молчаливую и пришибленную слегка. Сын тем временем открыл кунг.

Сортировкой груза Семён руководил лично. За час с загрузкой заново «корейца» и загоном в трюм управились и отвалили от причала, направившись на прежнее место по соседству с «Новочеркасском». На причале осталась груда всего, «что нажито непосильным трудом»: здоровенный, кубометрового, наверное, размера, телевизор, схожего размера стиральная машина, толстенный рулон ковров, коробки какие-то… Как бы не две трети имущества семья оставила.

Всё! Желающие на борту, транспортные средства зафиксированы в трюме, шмыгающая периодически носом Олеся деятельно на пару с Алёной спроворила «торжественный обед». Перезнакомились, переобщались друг с другом, принюхались как бы… Отойдя от причала на положенное расстояние, встали на якорь и собрались эдаким интернационалом за обеденным столом.

Обед вскорости — первое ещё плескалось на дне тарелок — переродился в уездное заседание клуба «Что? Где? Когда?» Или, точнее, «Как? Куда? Где взять?» Вариантов масса, способов — от «попросить-поклянчить» до «взять, не спрашивая». Меня на определённом этапе развития обсуждения начал интересовать другой, не то чтобы более важный вопрос. Дурацкий, несвоевременный, но оч-чень, я бы сказал, животрепещущий. Не то чтобы я анахоретом свой сороковник прожил, ни в коем разе. И нагулялся всласть, и своего не упускал, и случаем и возможностью пользовался. Но вот с Юлей — как-то не так, как прежде, вот вроде ничего особенного — а по-другому, и всё. И с «тронул — ходи» и «как честный человек я должен…» — ничего общего. Была, конечно, в юности при первом браке уверенность, что хочу жить с избранницей долго и счастливо и умереть в один день — но после следующего «фицияльного» и трёх гражданских браков ожидать пляски гормонов было бы опрометчиво. Или нет?

Видимо, со своими думами я выпал из общей картины. Настолько, что Юля, завладев моей свободной левой рукой, зашептала в ухо.

— Ты чего застыл?

— Думаю.

— Ага, «думаю»! Аж про борщ забыл! О чём?

Вот как, спрашивается, объяснить? А, гори оно конём!

— О многом! О важном!

— Поделишься?

— Не здесь. Это…

Чёрт! Вот что за фигня-то!

— Дело есть! Важное!

— Ну, если это «паровозик из Ромашкова» — то да, здесь явно не место. Прямо сейчас?

А глаза веселятся, а на дне — опаска и грусть какая-то. И серьёзность. Дьявольский коктейль, не знаю, как правильно описать! Надо время выбрать и поваляться со словарём Даля, поработать над собой!

Помянув про себя коня, лысый череп, тапочки, приправил наиболее запомнившимися оборотами из высказываний Иваныча, цитатками из Алешковского, Губермана…

— Юль, выходи за меня!

— ???

— В смысле — замуж. Жить долго и счастливо — я постараюсь, насчёт умереть в один день — как получится!

— Прям сейчас? Посреди обеда?

На лице у меня явственно проступили все слова, которые я проговаривал про себя перед тем, как ляпнуть вышеприведённое — Тотти, сидевший напротив, явственно насторожился и Саша напряглась.

— Подожди, не ругайся, я сейчас. Борщ доешь пока.

Юля выпорхнула из-за стола и умчалась куда-то, я истово хлебал борщ, не замечая вкуса. Уши, полное ощущение, потрескивали и сворачивались от внутреннего жара.

Дама сердца моего вернулась, сунула мне в руку коробочку какую-то.

— А теперь скажи ещё раз! Громко и при всех!

— Типа — «перед Богом и людьми»?

— Иваныч — капитан, первый после бога. Так что перед ним и — да, людьми!

Глаза горят, грудь вздымается… Красивая, и грудь, и всё остальное… «Берут нас тёплыми руками…» Хорохоримся, орлим — один хрен, «за рога — и в стойло!» Наверное, так и надо. Встал, постучал ложкой по пустой тарелке.

— У меня сообщение. Касается оно, в принципе, только меня и Юли, но она попросила информировать всех. Я прошу её стать моей женой и нести этот крест — меня, наших детей и будущее хозяйство — всю нашу жизнь.

Уф, всё! Сказал! Радостный от сделанного открыл коробочку и протянул ей. Дальше — сумбур какой-то, рыдающая Маша обнимает рыдающую Юлю, хлопки по спине, возгласы «От ты дал!» и «Красавчик!», появившиеся бутылки, пью что-то, не замечая вкуса, и весь мир — в Юлиных глазах.

…Похоже, у Большого опять полоса приключений. Нет предвкушения скорой встречи, когда он завалится, толстый и громкий, кричащий с порога про своё соскучивание и тоску по мне. Ага, знаю я эту тоску! Судя по запахам от него, он все свои отлучки только и делал, что тосковал! А он ведь, когда тоскует, такой жалкий, несчастный! И все его утешают, кормят, поят… сказки ночь напролёт рассказывают… в обнимку… Нет, я добилась, конечно, определённых успехов и приучила его к обеспечению меня необходимым и достаточным, но тем не менее! Мр-р-ряу! Появится опять пахнущий солью и рыбой — хрен с ним, выйду сразу! А если как в прошлый раз, тремя самками одновременно — извините, пока не вылижется… Хотя он, балбес ленивый, и вылизываться-то не умеет! Всё, на что хватает — оцарапанный мной палец во рту помусолить. Нет, как сосед он неплох — поесть всегда в наличии, спать на нём удобно и как погладить-почесать — у него не залёживается! Но вот если недоволен… Сколько можно меня шантажировать тапком??? Когти уже о стены не точу, гадить в лоток… Если бы вы знали, какая мука — захотелось — нет, беги, лезь в лоток… Один раз так захотелось прямо на столе, куда забралась, пока он не видел! Но тапок, тапок, тапок… И вообще, что-то как-то тревожно… Запахи не то чтобы неизвестные — ненормальные, тухлятина какая-то с краской — как будто красил — и умер! Даже поорать не хочется. И этот, плохо видимый, который здесь жил до меня и с которым иногда по ночам играем — тоже затих и спрятался. Пойду-ка поищу его, а то скучно…

Блин, дискомфортно как-то… Тихо и неуютно. Периодически какие-то особи под дверью тихарятся. Вчера кто-то в дверь толокся — я уж необдуманно высказывать всё начала — размечталась спросонья, что приехал кормилец. Пока к двери неслась — намечтала, как оботру, обмурлыкаю… Шлёндра чёртов! Разбежалась! Не он! Закадыка его с пятого этажа. Только пахнет как-то… Несвеже! И тоже красит, что ли? Или из-за него всё провоняло? Куда дом катится??? Не-е-е, приедет — упрошу на дачу съездить, а там пусть ловит! И хрена я ещё поведусь на разнежиться — пускай пару дней половит — глядишь, эти офигевшие в ремонте тяп-ляп-маляры докрасят и проветрят! Фу, что-то разнервничалась, пойду-ка поем. А потом в тазу с водой в ванне игрушки погоняю! Не лягушки, но тоже увлекательно!

«Ночь коротка, спят облака…», «Спят медведи и слоны, дяди спят и тёти…» Что же мне-то не спится, а? Прямо вялотекущая чумка какая-то, наваливается такая бессонница и хоть мешки таскай — не спится и всё! И вдобавок мысли роятся, мозг разрывают. Одно утешает — часов в восемь утра эта тягостная бредь заканчивается, и я остаюсь с миром один на один — невыспавшийся и агрессивно-нетолерантный. Злой и всем недовольный, попросту говоря. Хорошо, нашёл лет пять назад средство от бросания на всех и вся. Проснулся вот так, пинком — займись чем-нибудь монотонным и нудным. Если удачно занятие нашёл — часа через полтора потихоньку, не торопясь подкрадётся на мягких плюшевых лапах фея сна и брызнет в глаза сладким сонным молочком. Так что выбрался из койки и принялся за чистку профилактическую семейного арсенала, вдумчиво, не торопясь, с чувством, с толком и расстановкой. И, знаете ли, помогло! Если «калаши» — и свой, и жёнин — бодренько так почистились, то над тщательным приведением SPAS-а в порядок я уже боролся с желанием сгрести всё в сторону до утра и самому сгрестись в койку до него же. Так что закончил чисто на «морально-волевых», отмывался уже проигрывая дрёме и в сон провалился, похоже, как только принял горизонтальное положение.

Наверное, от морских путешествий и сухопутных приключений какие-то жизненные, доселе привычные и постоянные, циклы всё же сбились. Мысли, взявшие тайм-аут на время возни с оружейными кишочками, дождались своего часа и накинулись на неготового к отпору спящего меня. В принципе, на фоне этих приключений утешало одно — звуков трубы первого всадника Апокалипсиса я лично не слышал! А, по идее, протрубить он обязан был так, что должен был услышать! Значит, ни фига не конец! Пусть и слабое, но всё-таки утешение. А вот распорядок дня на всю оставшуюся жизнь — вот с этим, мягко говоря, проблемы. Если с кем жить была полная ясность, то где и как — засада. Блин! Даже картошечки с тушняком намять — с животноводством пролетаю сразу, а картошка… Ну, был в детстве такой обряд — по весне дед с бабкой при нашем с отцом физическом участии хоронили мешок крупной картошки, потом окучивали уже без нас, а ближе к осени «эксгумировали» практически тот же мешок, только мелкой… Ну, год-два на насталкеренных трофеях протянем, а дальше? И где жить-то? У меня в квартире — точно не вариант, летом жарко, зимой прохладно… Значит, за город перебираться, а куда? Ко мне на дачу? Тоже отпадает, собственной конструкции каркасный двухкомнатный дом-сарай для лета хорош, но только в «мирное» время. Не добравшийся до наших с Тотти тушек зомби-культурист моё дачное творение разберёт, как Карелин[35] — черепашку-ниндзя. Ой-вэй…

Утро, точнее день белый, настроения не подняло. Нет, присутствие рядом бодрой красивой любимой женщины хмарь мыслей разогнало и счастья ощутимо прибавило, но всё же на поиски чего пожрать я вышел не с лучшим душевным настроем.

Нахмуренное чело молодожёна не осталось обойдённым вниманием всех, включая Иваныча. И если новые, так сказать, члены экипажа пережили мою насупленность, то «старики» и особенно «старухи» всласть погуляли по свежим просторам для обсуждений. С гиканьем и посвистом, пугая хохотом чаек. Эти вышучивания неожиданно припавшее на передние копыта настроение подняли, и объяснял я своё недовольство свежесемейной жизнью уже с улыбкой. Ага! Уже сами посерьёзнели и призадумались, а у Саши на лице проступило выражение той девочки из анекдота про детсад[36].

Вот с эдакой лютой ненавистью пролетарской Саша меня взглядом и пыталась воспламенить… А я что, виноват? Ну хорошо, мог бы и попозже наболевшее «излить посильно», только когда??? Всем кагалом завалившись ко мне? Или отвезя вас четверых в ваше Коньково-Горбунково? И вообще, почему я с её точки зрения всегда крайний? Я, что ли, завертел всю эту шнягу зомбоэпическую? Чего ко мне-то с претензиями? Вон, Тотти завлекла-влюбила в себя — вот ему мозг и выноси!

Как ни странно, но телепнуть ответным недобрым взглядом мне удалось. А пока мы с ней буравили друг друга взорами, вокруг развернулась эдакая баталия на тему «Как и Где». Ну как «баталия» — за грудки никто никого не хватал, стаканы с соком никому никуда не летели, и даже мат, если и вырывался у кого, то в строго дозированных формах и строго по делу, безо всяких «неопределённо-связующих артиклей». Под шумок выдернул Сашу из-под Тоттиного присмотра и вытащил её «попить кофе на свежем воздухе».

— Саш! В чём дело, а?

— Ты о чём?

— Мать, я достаточно пожил и кучу времени убил на выращивание толстой шкуры. Но сейчас — увы, не то время и обстоятельства. И сейчас взгляды твои и недоговорённости… Особенно взгляды! В чём причина-то? Чем не угодил?

Мне действительно было непонятно! За жопу втихаря не хватал, гадостей вроде не говорил, за спиной не шушукался. Ну, пошучивал изредка, ну так и скунсы — милые и очаровательные! Правда, если вырвется у них…

Из Саши как стержень вытащили. Прорвало! Я оказался виновен во всём — от испорченного отпуска и до нынешнего «промеждубулочного» состояния и их с сестрой, и человечества в целом!

— А ещё негр твой вдобавок!

— ??? Мой???

— Да-а-а!

Опаньки! Саша плакать умеет… На моём плече… Стоя…

Видимо что-то почуяв, к скульптуре «Рабочий и колхозница v.3» (v.1 — на ВДНХ, v.2 — под условным названием «Смычка города с деревней» — по нравственным соображениям Мухиной сваять не дали, хотя ИВСу она очень понравилась) подошли Юля с Тотти. Окатив меня слабым подобием Сашиного взгляда, Юля оторвала старшую подругу от меня и оттащила метров на пять в сторону. Остался я со «своим» негром, очень заинтересованным в получении ответов на логичные в такой ситуации вопросы. Правда, задать я ему не дал.

— Тоттинька, сына! Что у тебя с товарищем капитаном?

— С Иванычем???

— Мозгового мне не сношай! С Сашей!

Минуты три меня поливали розовым сиропом — ах, она такая, сякая, «лублу»… Ромео-Отелло, блин! Чувствую — сам растекаюсь! Реально любовь заразна! Убив в себе желание наговорить Юле массу приятственных возвышенных слов, я потащил этого цветущего от любви носорога к девушкам.

— Саш! Вот тебе Тотти, я очень жалею, что не ты выслушивала то, что он мне говорил. Вкратце — он хочет от тебя внуков!

Блин, переборщил! Как в сауне не шептуна подпустил, а громко и обильно пожаловался на несвежую уху.

— В смысле, Тамирыча или Тамировну от тебя — а дальше как пойдёт! Тотти, я прав?

Тотти кивал сизой от смущения башкой, при этом умудряясь обожающе смотреть на Сашу.

— Вот! С одним справились! Теперь дальше! Не я придумал эту засаду с зомбями! И у меня приятное времяпровождение пошло по женской линии! Нет, плюс-то есть, но — один-единственный! И что, мне тоже теперь на вас с Алёной ядом капать постоянно? Да, я не подарок, ну прости меня!

В общем, все собравшиеся расставили точки, высказали наболевшее, потом Сёма с Алёной подтянулись на звук… Похоже, сколачивается община эдакая. Правда, без жилья пока — но придумаем что-нибудь! Очень хочется в это верить.

Только, ради бога, не подумайте, что я такой весь из себя организатор и инициатор со священным «Я ЗНАЮ КАК НАДО» в мозгу, глазах и прочих частях тела. Нафиг ответственность, не моё это. Скорее всего из-за того, что ленив и пофигистичен. И если случается, то взятые на себя обязательства выполняю даже в ущерб себе. Поэтому и обещаю что-либо — очень редко. Таким уж воспитали родители и жизнь. Дома вбивали, что «давши слово — держись», а жизнь — «слово вылетело — отоспятся на тебе по-любасу». Вот такая диалектика, вот такой плюрализьм, мать иху.

Но это всё лирика, не до неё сейчас. Свежеиспечённых «колхозников» встречали радостные Иваныч и Михалыч — наши Врунгель с Будённым, довольные — чуть не подпрыгивали. Поражаюсь и преклоняю голову перед гешефтмахерами! В двух словах — корабль сменяли. Как Михалычу удалась эта афера — не говорит. Гордым коммунистом на допросе эдаким сидит — Иогансон кисти ломает. Послезавтра в окрестностях каких-то Семибалок состоится обмен — один корабль на две единицы бронетехники. Откуда партнёры наших бравых флотских коммерсантов взяли лишние БТРы-«восьмидесятки» и зачем понадобился именно наш престарелый «десантник» — секрет. Правда, царапнуло слегка, с какой лёгкостью чужое, в общем-то, имущество сменяли на «таперича своё», ну да ладно — зато по месту, ещё неопределённому, жительства будут стоять два «Фахда», а не один.

«Жидкая трасса» до этих Семибалок высадка и собственно сам процесс обмена одного корабля на два броневика ничем выдающимся не запомнился. Даже как-то непонятно и странно. Хотя чего тут нового — да у нас считай каждый день и не по одному разу подобное, уже давно надоело и даже опротивело — подумаешь, угнанное там приволокли и меняют на прихваченное здесь! Некоторая суета при разгрузке, конечно, была, и небольшие травмы типа ссадин и шишек присутствовали, но тем не менее в полдень «бизнес» был завершён и мы проводили взглядами бывший наш кораблик. С борта нам помахали ручкой, гуднули и отправились по своим делам — видимо, их время поджимало, на лицах во время обмена сквозило нетерпение, но никто никого не подгонял — пока мы проверяли своё, группа местных гидровоенных числом восемь человек занималась тем же самым на борту. Так что распрощались и разъехались.

До темноты успели, объехав с краю Батайск и Ростов-на-Дону, добраться до Грушевской — или ГрушЁвской, спрашивать было не у кого. Хоть и ехали не торопясь, периодически со скоростью пешехода, но… Тормозить ради удовлетворения праздного любопытства как-то не хотелось, а дорогу указывала Алёна. Лагерем встали по свету, километра через три после реки Тузлов — километрах в двух от дороги Саша выглядела какой-то строящийся коттеджный посёлок. Подъехали, скромно постучались в «тесовые» ворота. Никто открывать не стал, но и воплей типа «местов нету!» не услышали. «Фахд» тихонько навалился на створки — те и открылись. «Ау! Ау-у-у!» — молчание. Штук десять домов разной степени готовности, десятка два неглубоких котлованов и три строительных вагончика. Разместимся как-нибудь.

Ужин, размещение, часовые, отбой. Ничего выдающегося или необычного. Единственное — довольно прохладно было, я лично проснулся в пять утра от ощущения заиндевелости maxima gluteli. Попа подмёрзла, короче. И жестковато всё-таки, отвык я по спальным мешкам ночи коротать.

К шести поднялись все. Ночью, по словам бдительных дозорных, никого не появилось — ни живых, ни мёртвых. Совершенно не огорчило! Я так думаю, что неизвестно, кого бояться надо, хрен его знает, что в такой ситуации страшнее…

Завтракали запасённым с корабельного камбуза. Готовый обед дожидался своего часа в термосах армейских — борщ и картошка с мясом, если и остынет, то разогреть, и всё. А дальше — «военно-полевая кулинария», с ресторациями скорее всего будет беда.

Первая серьёзная головная боль — затор возле поворота на Шахты. Даже не боль — неприятно было расталкивать автосвалку с бродящими бывшими пассажирами… Пока мы в два «Фахда» — у них морды более подходящие для расталкивания — чистили дорогу, прорывая проезд, «группа поддержки» терпеливо ждала, бдительно посматривая во все стороны. Справились, пригласили присоединяться… Семён Михалыч громко обозвал себя идиотом за то, что не выменял что-нибудь типа МТ-ЛБ с отвалом. Тут же пошли споры типа «чем кормить бегемота», обслуживать… Танкистов среди нас не было.

Останавливались за день всего два раза — после Каменск-Шахтинского и перед Миллерово — только «на пописать». Есть никому не хотелось, да и свербело как-то уже у всех. При этом всем понятно, что доберёмся (если доберёмся!) — лучше не станет, но хотелось определённости. Да и кураж эдакий поймался, так что добрались почти до Богучара. Почти — потому что притормозили нас.

«Лукойловская» заправка метрах в двухстах от дороги, за ней — пятиэтажное оштукатуренное здание. Вокруг навалены бетонные блоки, заплетённые колючкой, внутри — несколько военных «Уралов», полевая кухня и три копии наших «свежекупленных» БТРа. А на дороге — БМП и военный рядом с ним.

Всё это мы рассмотрели с возвышенности неподалёку. Соваться, громыхая вёдрами, в чужой улей сломя голову ни у кого и мыслей не было. Так что, высадив Юлю, поплелись на ветеране нашего турпохода знакомиться с армейцами. Остальные, в меру сил и умений, готовились к чему придётся.

Поначалу беседа не заладилась. Тотти оборзевший «дедок» обозвал «черножопым», мне предложили сдать бронетехнику… Вот интересно, это от состояния «внутрижопья» окружающего люди теряют связь с реальностью? Или погоны на плечах эдакую накачку сделали? В общем, «дедок» узнал от меня, что чёрная жопа Тамира мне гораздо роднее и ближе, чем и персонально его, и все незнакомые доселе жопы в округе. А до сведения старлея было доведено, что за пушкой сидит цельный капитан, которой Тотти дороже и роднее ещё больше. Типа — «Фашисты хотели истребительную войну — они её получат!» Так что — пусть старшего зовёт, более адекватного.

На появление армейского майора мы ответили десантированием капраза Семёныча. Тотти, ворча, улез под броню к Саше, а я остался в сторонке наблюдать за развитием событий. Господа офицеры, и морской, и сухопутный, представились друг другу, перекинулись парой фраз — и вся напряжённость как-то рассеялась. Нашлись у них общие знакомые, друзья какие-то… А после Семёнычева «А они вон — на трофеях аж из Египта в Москву продираются!» майор так на меня посмотрел, что аж неловко стало, я чуть асфальт ковырять носком ботинка не начал.

Так что конфликт вроде бы был исчерпан. Говорливый «дедок» был отруган и изгнан с глаз долой, старлею попеняли… Но осадочек-то остался! Так что, пополнив — неожиданно на халяву — высосанную поутру из «коровы» солярку и распрощавшись с военными, отправились дальше. Благо майор поделился обстановкой «на сегодня» и своими соображениями с Семён Михалычем, а тот, уже на ходу, и со всеми нами.

Без веселья отъезд не обошёлся: Тотти, найдя давешнего «болтуна», одарил его выкопанным в имуществе здоровенным кокосом со словами «Подарок из Африки!» Правда, мстительно не объясняя, что и как с ним делать. Пусть, дескать, гадает и умишко прикладывает, куда и с чем его употребить…

Торопясь свалить подальше от, прямо скажем, стремноватых военных, объехали Миллерово и упилили аж за Грай-Воронец. Лесной массив, тихая и, после деструкции доисторических дорожных знаков, необозначенная заправка. Сама заправка являла собой «смесь парижского с нижегородским» — к маленькому старому кирпичному зданию диспетчерской пристроен быстросборный модуль довольно немаленького магазина с кафе. Народ присутствовал — в обоих смыслах. Снаружи — пятеро относительно свежих разнополых зомбаков на «вольном выпасе» и, к сожалению, двое бывших детей в одной из машин. Внутри закрытого на ключ торгового модуля заправки — седая, грязнющая, но живая девушка-оператор, почти девочка, пьяная в хлам, даже как-то не особо обрадовавшаяся освободителям.

Неупокоенных упокоили, девушку дамы как смогли обмыли, накормили и укололи содержимым ещё египетской аптечки. Знаю, что пьяную обкалывать надо осторожно, но всё было в руках наших «медработников». Часть техники загнали на площадку, зачем-то расположенную за заправкой, перед ней остался бензовозик наш и многострадальный «Фахд» — судьба у него быть, видимо, в каждой почке заточкой.

Вынужденно прибрались в помещении и на территории. В процессе приборки и знакомства с помещением в подсобке нашёлся сильно протухший безголовый персонаж. Ну, безголовый, конечно, сильно сказано, но чайник ему расплющили качественно. Кто его так?

Поужинали «коктейлем» из остатков корабельных «роскошеств» и найденными в заправочном супермаркете сластями. «Найдёныша» устроили на охапке найденной в одной из подсобок одежды, привязав за талию к трубе, выставили часовых — Сашу с Тотти — внутрь «Фахда» и сами начали устраиваться на ночлег.

Хорошая штука спальные мешки — из двух довольно просторных «одиночек» получается один практически трёхспальный! И соседство весьма и весьма приятственное… А вот с нервами и мозгом пылающим что делать??? Юлька уже давно тихонько сопела милым носиком, а у меня сна — ни в одном глазу. Завтра в дорогу, «где награда за меня, и где засада на меня…», надо по-Ливсевски быть «бодр и полон сил» к утру, а получается — по-Алладински. В смысле — «Ни фига! Ни фига!»[37] Перебрав диагнозы и остановившись на «клиническом идиотизме», взял из неработающего холодильника банку «Балтики», из потайного кармана куртки — сигареты с зажигалкой, пошёл на улицу.

Покурить не удалось — не в струю дым табачный с лёгким запахом тухлятины пошёл… А вот пиво слегка сняло воспаление мозга, так что влез я в спальник под милый всем моим органам тёплый бочок полностью готовый к здоровому сну.

Утро началось с цирка, по-другому не назвать. Разбуженные громким криком, мужская часть «анабазиса», в нижнем белье, но с оружием наперевес, сгрудилась возле живой и здоровой «королевы бензоколонки». Женская же, частично вооружённая, собралась вокруг «тётки» Олеси.

Отвязали, успокоили, напоили спроворенным кофе, познакомились. Лена, 18 лет, местная, работала здесь. Досталось девушке в избытке. Ну, чего она сидела взаперти с трупом — понятно, шансов пробраться мимо «сторожей» не было. А вот кто забил «всадника без головы»? В ответ на вопрос — молчание и слёзы. Зато призналась, откуда она — некий посёлок Чуевский, неподалёку, чуть в сторону от нашего маршрута. Жила с бабулькой, родители уехали на заработки и появлялись раз в два-три месяца. Подвезти или здесь оставить — даже вопрос не стоял. Конечно, отвезём!

Процесс приготовления горячего завтрака привёл её в восторг. Неудивительно — сколько она просидела на консервах, печенюхах и спиртном под чипсы из магазина? Пока дамы наши кашеварили, разговорили найдёныша. А потом и с мужчинами поделились её историей.

Росла себе девочка, росла — и выросла. Работы нет, профессии нет, перспективы — нулевые. Ехать за тридевять земель за «бешеными бабками» не влекло, а с полгода назад устроилась сюда. Где и проработала до третьего дня «новой эры» под командованием ныне безголового начальника смены. Именно на третий день к ним на заправку явилась новая жизнь.

В тот день она работала вторую смену подряд. Клиентов и так было немного — хозяева так и не установили рекламные указатели на дороге. Откуда появились мертвяки — сказать не может, отходила в туалет. Пришла — и присоединилась к бледному Валентину, наблюдавшему за каннибализмом за окошком диспетчерской.

У обоих хватило ума затихариться. Героический Валентин, пользуясь служебным положением, отправил её закрывать все двери, а сам взвалил на себя вызов милиции и крыши. Вернулась — тут-то хлебнувший из своих запасов начальник на неё и набросился, чуть ли не с гиканьем и посвистом, под лозунгом «Всё пропало, однова живём!» У Валентина не получилось, а у неё — очень даже да. У них, точнее — у неё и разводного ключа. А дальше — затяжной вялотекущий запой до нашего приезда.

М-дя, ситуасьён, как приговаривал муж сестры… А что, вариантов-то всё равно не сады! Девицу или до дома подвезти и бабуле сдать на руки, или до какого-нибудь лагеря беженцев отвезти, возможно, вместе с бабушкой.

Завтрак — неожиданно для меня — приятно порадовал «долгоиграющими» молочными продуктами. И как я вчера на них внимания не обратил? Никогда от кефира не пёрся, а тут литрушу выкушал! Перекусили и разбились «по интересам». Пока опять-таки мужская часть населения обсуждала, высматривала, что может пригодиться, и собирала «в кучу» достойное, дамы нашли во что приодеть «попутчицу». Собрались — и тронулись в путь.

Сорок минут спустя оказалось, что существовать Лене негде. Вместо дома с бабулей — уже остывшее пепелище. Выгорел посёлок на две трети, наверное. А местные, разной степени обгорелости и погрызенности, потихоньку сбивались в «комитет по встрече» — невеликая наша колонна притормозила, не въезжая в бывший населённый пункт.

Лена сидела на «штурманском» сидении, освобождённом Тотти, и сквозь слёзы смотрела на свою бывшую улочку. Место, где стоял её дом, отсюда прекрасно просматривалось — не было там дома. «Шумел, гудел пожар московский…» Ну, хоть и не московский, и отгудел давно, с неделю, наверное, но масштабов это не умаляло. Компактно расположенное в «эпицентре» колхозных, видимо, полей, поселение как населённый пункт перестало существовать.

— Тотти! Дай Лене бинокль! Лен, глянь — бабушку не видишь?

— Нет.

— Саш, командуй!

— Так! Колонна! Всем стоять и бдить! Мы прокатимся, бабушку поищем!

Невеликая толпёшка «погорельцев» начала рассасываться после первой же Сашиной очереди. Отчего-то «быстрые и мёртвые» пока нам на Родине не попадались, к счастью. Тотальным геноцидом Саша заниматься не стала, и в этом я её мысленно поддерживал: «бесконечных патронов» у нас не было, и в спасителей мира рваться не стоило, и не только по этой причине. Так что под мурчание двигателя на малых оборотах мы миновали местный майдан и метров через тридцать свернули направо, в проулок к Лениному дому. Ну, туда, где он стоял.

Ни дома, ни бабули мы не нашли. Вообще, кроме пяткА деревьев и закопчёной груды кирпичей, бывших в недалёком прошлом печью, ничего не было. Лена с биноклем в руке тихо плакала, мы молчали… Минуты через три я начал, снося заборы, разворачивать броневик. Торчать здесь смысла не было. Оставлять девочку в одиночестве шататься по пепелищу — тоже.

Точно, загулял, гад. Лады, парнокопытный! Переходим на сволочной режим! Пусть сам на себя пеняет! «Красавица! Кошка-роскошка!» Я те устрою «Да такая умница!» Для разминки поиграем с помойным ведром! Плевать что пустое — пусть увидит размах моего недовольства! Та-ак, до коридора допинала ведро, что дальше? О! Помнишь, как купал и вытирал? Сама купнусь и вытрусь! Да, прямо на застеленной кровати! Расстелю — и устроюсь!

Фух, чего-то устала. Так! Постель расстелила, искупалась, поела-попила… Провода погрызть, что ли? Не, это будет чересчур. Что-то тапка не хочется! Ага! Где эти шлёпанцы-обидчики? Блин, а не перебарщиваю? Что-то страшновато… А, авось не заметит! Как он говорит — «Гигиена прежде всего»? Вот ими зубы и почищу. Перед сном, хе-хе!

Тотти вернулся на «законное» место переднего «пассажира». Лену устроили рядом с Юлей, которая принялась её утешать и отвлекать от дум невесёлых… А я повёл нашу колонну дальше, к дому. Не торопясь, газ не притаптывая, и не отвлекаясь на окружающие пейзажи — за ними есть кому присмотреть. Через два часа без малого добрались до Богучара. Точнее, почти добрались.

«Здравствуй, милая моя! Я тебе дождался!» Именно этим выражением лица встретил нас первый представитель Советской власти. Страж закона, блин, мохнатку ему на пятку… Милиционер, в общем! Да какой!!!

Поймите правильно — я к представителям органов отношусь достаточно лояльно. Они меня не трогают — я стараюсь не трогать их. Моя личная точка зрения достаточно проста. Уроды попадаются везде, и среди сантехников они встречаются, и среди учителей, и футболистов, и бомжей. Наверняка и в Думе, и в правительстве есть нормальные люди, не может не быть, хотя бы по закону «больших чисел». Но этот «страж»… Он являл собой собирательный образ, рождённый в мужской беседе где-нибудь в гараже, после возни с непослушным автоагрегатом и последующим обмывом победы над упорствовавшей железякой. Грязный, мятый, плохо пахнувший и переполненный жажды нашего «кровного», не денег правда, а мяса. Классический «оборотень в погонах»! Поджидал он нас возле «обнявшего» столб рекламного щита бело-синего «Мерседеса», который он покинул через лобовое стекло (это чуть позже выяснилось).

Как говорится, «когда ни помирать — всё день терять»! Убили сразу «трёх зайцев» — упокоили беспокойного милиционера, кто желал — сбегали в кустики, с оружием в руках и под присмотром. Ну и тщательно обследовали и свежеупокоенного, и не «восставшего» отчего-то его водителя-напарника, ну и сам автомобиль, конечно.

Задержаться пришлось, и надолго. Наши штатные радисты наотрез отказались уезжать, не выпотрошив как следует «мерседес» и не пристроив свежевыпотрошенное к Саше в бензовоз. Часа полтора провели в боевом охранении, пока эти «докторы Эмметы Брауны»[38] устанавливали и настраивали свои радиообновки, общаясь на своём радиоязыке.

Пока «сладкая парочка» утоляла созидательный зуд в мозгах и передних конечностях, женщины попросили «прибраться» не участвующих в связь-работах, а сами приступили к приготовлению перекуса. И как-то удало за процесс взялись! Мы только оттащить покойников успели метров на двадцать в сторону Ростова и умыться, а уже на одной «туристической» газовой плитке кипит чайник, а на другой попыхивает кастрюля с варевом каким-то. И запах — м-м-м!

Гречка с мясом была чудо как хороша. Под крепкий чай, на свежем воздухе — просто изумительно! Под добавку мысли вновь вернулись к извечному отечественному вопросу — «Что делать?» Точнее даже, «Как?» и «Где?», потому что ответ на основной вопрос для меня, как счастливого «молодожёна» был ясен — жить долго и счастливо.

Насчёт «где» намётки были — например, район двухсотого километра Волоколамского шоссе. От асфальта — километров пятнадцать по гравийке — и вот она, полузаброшенная деревушка с пятнадцатью на 2002 год жителями. И от неё — ещё три километра по просёлку до невесть как полученных знакомым двадцати гектаров лугов и куска леса. Знакомый подошёл к вопросу землепользования творчески — поселил там две семьи беженцев из среднеазиатчины и организовал небольшое поместье. Барином эдаким стал — семейства трудились и сдавали сельхозпродукцию, чем и жили, а барин приезжал на рыбалку и охоту, попутно забирая свою «десятину». Правда, с полгода назад он неожиданно отбыл за океан. «Петь, у нас тут опять трагически изменился состав акционеров, так что сам понимаешь…» Правда, успокоил, что ненадолго, и попросил наведываться и приглядывать. Катался я туда в январе — всё в порядке было, все живы-здоровы, революциями не пахло. Так что, как вариант где жить — есть.

А вот с «как» было веселее. Микропрапор внутренний уже сидел за конторкой и, разматывая рол газетной бумаги, убористым почерком писал списки потребного на сейчас, на завтра и на всю оставшуюся жизнь, сразу их разбивая на «срочно», «надо», «неплохо бы» и «если попадётся — прихвати». Сюртук Гоголя, бакенбарды Пушкина, борода и босые ноги Толстого придавали ему творческий и занятой вид, так что я на цыпочках покинул юдоль его, поблагодарил кормилиц и, позвав Лену, пошёл к недоразобранным ещё трофеям. А то непорядок — барышня невооружённая до сих пор.

Шефство над Леной было делегировано Семёну Семёновичу — бравому и юному наследнику Семёна Михайловича. Для неё прекрасно подошёл один из двух милицейских «укоротов» и ПМ из тех же источников. А я в компании Тотти и Семён Михалыча приступил к разбору и делёжке милицейского «наследства».

С похожим «джентельменским набором» мы уже сталкивались. Где? Да в Египте. Правда, для разнообразия причиной аварии выступили не мы, но содержимое багажника и сумок на заднем сидении говорило об определённой схожести мыслей «наших» и «ихних» представителей правопорядка. «Наши-то и позапасливее, и предприимчивее!» — высказалась Саша в ответ на мои озвученные умозаключения. Какими были планы «дядей Стёп» — уже не выяснить. Куда они торопились, где жить собирались? Ладно, делим этот «апельсин» — и по коням!

Лену «осчастливили» цинком «пятёрки» и сотней патронов для ПМа. Одежду — новую, с бирками — разобрали по потребности и размеру. Лично мне достались две пары камуфлированных штанов, нетолстый зелёный свитер и великоватая куртка с радующим количеством карманов, тоже камуфлированная. И каждому участнику «автопробега» — по Семёнычевой жмене ювелирных изделий из увесистой сумки, найденной в ногах заднего пассажира. Навскидку — по килограмму на нос досталось колечек, цепочек и прочей дамской фигни.

«Всё? Поехали?» «Поехали!» Собрались и двинули в путь с одним изменением — Лена с обновками поехала с Семён Семёнычем в кабине «Хёндэ».

На сытый желудок ударненько так прокатились почти до Новой Усмани, бронебульдозером продравшись через Богучары, Новый Мамон, Павловск и «краешком» обойдя Средний Икорец и Каширское. А дальше — три «ЧП районного масштаба», нефатальные, но взаимосвязанные.

Сперва я принял замеченную фигуру за «отбившегося от стаи» недопокойника. Приняв поправее, чтобы сбить его с дороги, метров за пятьдесят от него начал терзаться «смутными сомнениями» — походка не зомбячья и объёмистый рюкзак за плечами. Тотти как-то тоже мялся. Саша по внутренней связи согласилась, что если это и зомбяк, то какой-то необычный. Наконец, когда до пешехода осталось метров двадцать, человек остановился, повернулся к нам и поднял руку.

Остановились, вылезли, познакомились. Забавный персонаж! Моисей Аркадьевич, не больше и не меньше! С классическим топором лесоруба из заокеанских фильмов про покорение дикой природы на плече! В, прямо скажем, прохладную погоду, на обочине пустынного шоссе во время зомбокалипсиса встретить одетого в тёмный костюм-тройку и широкополую шляпу пешехода — как-то неожиданно. Нет, и костюм, и шляпа, и выбивающиеся из образа частого посетителя синагоги военнообразные ботинки носили следы долгой дороги и ночёвок «где придётся». Но в целом вид его был опрятным и ухоженным. Странный человек — нам он махнул рукой не для того, чтобы мы подвезли! У него ВОДА КОНЧИЛАСЬ!

Предложение подвести он мягко отклонил, заявив, что «домой в Липецк» он ДОЛЖЕН дойти пешком! Все аргументы разбивались о непреклонное «спасибо, но я сам». Ну, как говорится, «у каждого Додика — своя методика», хотя меня подобные непонятно упёртые люди и раздражали. Я даже не очень-то и удивился, когда мы попытались вооружить его чем-то более подобающим для пеших прогулок в данный исторический момент. Всучить ему удалось только немного египетских ещё консервов и две «полторашки» негазированной воды с Лениной заправки. Оставив его паковать полученное, попрощались и разошлись по машинам.

Ага, расселись и помчались! Виновником — косвенным — второго ЧП выступил ваш покорный слуга. Что послужило причиной — погода, не так вставшие звёзды, солнечная активность или тупо невезуха — не знаю, но при попытке влезть за руль спину мне прострелило, и качественно. Так, что покинуть водительское кресло из положения «наполовину залез» смог только при посильном участии Тамира. Кому как, а мне ситуация привычна, хоть и неприятна — больно же! «Реанимационные мероприятия» заняли минут пятнадцать — пока нашли диклофенак, пока я его откушал, пока повисел на плечах Тотти… Полегчало, но за руль я не сел, а улёгся в грузопассажирском отсеке, Тотти сел за руль, а Юля — на штурманское Тоттино сиденье. И поехали искать место, где я мог отлежаться часов двенадцать, если не больше. Экспресс-лечения хватило только на лёгкое обезболивание. Зато, если найдём — тогда к утру я буду готов к «продолжению банкета». Я имею в виду — к завтрашнему утру. Или, край — к послезавтрашнему.

А Моисей Аркадьевич, кстати, в суете участия не принимал. Пока «участники регаты» вокруг меня выплясывали, он упаковался и пошёл себе. Да и дай бог ему дойти.

Приют нашли с третьей попытки. Первую я упустил из-за горизонтального положения. О целесообразности мог судить только по словам Юли, которая доводила до меня решения Саши, сидящей высоко, глядящей далеко и оценивающей всё со своей военной точки зрения. Второе потенциальное место стоянки я уже рассмотрел, хоть и скрючившись и издалека в бинокль — количество мёртвоживых было признано чрезмерным. В итоге приют нашли в двухэтажном кирпичном доме возле церкви, стоящей на холме рядом с сельским погостом на расстоянии километров трёх от ближайшей деревни. И в доме, и в церкви ни живых, ни мёртвоживых не нашлось. Только окончательно мёртвые — две бабульки с разбитыми головами и священник, судя по всему, упавший с колокольни. Обо всём этом я узнал на следующий день — меня, после осмотра территории и зданий Сашей, Тамиром и старшим Семёном, который Михалыч, Юля отвела в, по её словам, «странноприимный дом», уложила на кровать, накормила какими-то таблетками и оставила одного. И то ли от таблеток, то ли от обиды, что «все меня бросили», но я провалился в сон. А пока я спал, свободные от охранных и хозяйственных работ «убирались» — мужчины похоронили бабулек и священника, а женщины прибрались в храме.

Проснулся я только на следующее утро. Один, раздетый, на чистых простынях. Маленькая комната, всей мебели — две кровати и столик между ними. Ощущения — прямо скажем, неоднозначные. Из хороших — спина не болела, телу везде было комфортно и удобно, никуда не хотелось — ни в туалет, ни перекусить или выпить… С головой — хуже. Наблюдался в ней некий «плюрализм». Конфликт эдакий от ощущений. Нет, мне очень нравится мир и покой в душе, отсутствие раздражающих факторов типа отходняка или похмелья… Но вот неосознанное «выпадение из реальности» раздражало всегда. Одно дело целенаправленно сел, нагрузился водкой и уснул, другое — внезапно потерял связь с окружающим…

«Плохой» составляющей содержимого головы испортить настроение не удалось. Сперва умиротворяюще действовал серо-синий цвет неба в окошке, потом — Юля. Сперва в одеяльном коконе на кровати напротив прорезался глаз, а потом и всё личико показалось. Хитрющее!

— Привет!

— Привет! Иди ко мне!

— Нет.

— ???

— Не здесь и не сейчас.

— А как же «потакать капризам больного»?

— Ты здоровый!

— Нет! Я смертельно, опасно и безнадёжно болен! И вообще — я спящий заколдованный принц! И только ты меня расколдануть-проснуть можешь!

— Хи-хи! Прынц! На белом коне! Ты с конём в постели?

— Не-е-т! Я один! Мне одиноко! Жутко и страшно! У меня уже пролежни! Расшевели!

— Нет, принц, не пойду я к вам. Пойдёмте лучше кофию откушаем втихаря!

— Как же я пойду, да ещё втихаря??? Я ж заспанный и заколдованный! Я ног не чую!

Минут десять так пошептались, похихикивая, да и сыграли «подъём». И пошли, точнее, Юля меня повела, в здешнюю «трапезную». Кофию откушать утреннего.

— Кто «на стрёме»-то?

— Илья Сергеевич и младший «Будённый».

— Давай, может, им кофейку отнесём?

— Давай! Заодно с ними и попьём!

Приготовление долго времени не заняло, транспортировка — по две кружки в руки — тоже. Часовые были приятно удивлены нашим визитом не с пустыми руками.

— Кто-то душу и умелые руки приложил к жилью!

— В смысле? Я как-то вселение пропустил, осмотр тоже…

— Ага, толково всё сделано!

И часовые наперебой начали рассказывать, как «по-умному» и качественно всё сделано. В «странноприимный дом», получается, вколочены были немалые деньги. Своя скважина, газ от здоровенной ёмкости, генератор… Святое место неподалёку? Пилигримный маршрут?

Оставив часовых бдить и не пущать супостатов, прогулялись с Юлей «по окрестностям». И в «техотсек» заглянули, и по погосту прошлись — бесцельно, просто так. И в церковь заглянули, где я «обменял» автоматный снаряжённый магазин на четыре толстые свечи — одну «за упокой», одну «за здравие», и две — Николаю Угоднику. За прошлый «пригляд», и чтоб в будущем за нами присматривал.

Приют покинули в одиннадцать «с копейками» утра. Всех слегка потряхивала «предфинишная лихорадка». До дома — рукой подать, «огни видны»! Не накосячить бы на последних метрах!

За световой день приблизились к Москве на двести пятьдесят (по придорожным километровым столбикам) километров. Могли бы и больше проехать, но много времени теряли на поиски объездов «пробок». Последний на сегодня, возле Больших Плотов, по указанию «навигатора» Алёны, объезжали по грунтовке через какой-то дачный посёлок, потом напрямик через огроменное поле, потом через перелесок… На «трассу» вернулись аж возле Красавки, как оказалось, зря. Миновав Красавку, опять-таки по полям объезжали развязку, забитую «гражданскими» и военными грузовиками и живыми покойниками в военной форме.

Миновав развязку, остановились через километр и устроили «малый реввоенсовет» на тему «не вернуться ли в поисках полезного». Мне не хотелось по двум причинам, что я и озвучил. Первое: что играть в такой «футбол» — к потерям, команда у нас «несыгранная». И второе: даже если представить, что мы — орлы, суперснайпера и богатыри былинные, всех упокоили, никого не потеряв… Дальше-то что? Ну, набрали всякого-разного, а класть-то куда? И так разместились с минимальным комфортом! По Жванецкому «…всё по два, по четыре, по шесть, по восемь!» Искать потом транспорт повместительнее?

На самом деле сильно жадных и офигенно запасливых не наблюдалось, совещание было созвано «в порядке бреда», для перекура и разминки ног. Так что минут за десять размялись, «помыли колёса» и двинулись дальше, выглядывая место для ночлега.

Заночевали, не доезжая до Красного Холма, отъехав от дороги вдоль реки Непрядва с километр. Хозяйственный Семён Михайлович выволок из «Хёндэ» здоровенный мешок и на пару с сыном установил палатку, где предложил переночевать, как он выразился, «женщинам и детям». Чем, собственно, вышеименованные после ужина и занялись. Мужчины бдили и ночевали в транспорте.

На следующий день в десять утра без малого нас «тепло приветствовала» Советская власть. Ну, относительно «тепло»… Без стрельбы, но очень настойчиво нас «приглашали в гости» в Новомосковск. Отдохнуть, перекусить, рассказать о том, откуда мы и куда, а главное — зачем. Всё это происходило возле деревни Ильинка — человек десять народу, милицейский майор и армейский капитан старались быть очень значимыми и деловыми. Мутные какие-то персонажи. Что им по-настоящему от нас надо было — они так и не сказали. Патовая ситуация: мы на прорыв — они стреляют, они начнут — Саша и Илья успеют свои «мясорубки» включить. Да ещё цельный «гидрополковник» в переговорах участвует… Полчаса провели на улице — ни в какие помещения на «попить чаю и пообщаться» мы не пошли. Так на ветерке «помяли сиси» и разошлись, в смысле мы уехали, а они остались.

Совсем другое дело — Домодедово! На въезде — капитальный такой блок-пост, с блоками, колючей проволокой и вывеской «без остановки проезд запрещён!» И двумя танками, как средство убеждения.

Вот когда ТАК приглашают — отказаться нельзя. Оставив артиллеристов и пулемётчиков на боевых постах, пошли знакомиться.

Да где ж его носит? Ведь рядом где-то, точно! Свинтус! Шлёндра! Вот маятно мне — верное дело, на подходе! И хавчик вкус изменил, и мявкать страсть как охота — все признаки налицо! Ну приедешь — не побегу навстречу! Сфинксом лежать буду! Уворачиваться от поглаживаний! На коленях под кровать за мной полезешь! А я тебе ещё и в кроссовки надую! И на ковёр! Нет, обувь и ковёр — явный перебор. С последнего раза тапки вспоминаются. Пять вёсен прошло — а как вчера было! М-м-м-р-р-э-э-а-а-у! О, ёп! Кто-то на лестнице! Пованивает! Нафиг-нафиг, в комнату, на диван, на забытую футболку! Бли-и-ин, ну где ты?

После краткой вступительной части под девизом «кто-где-зачем» встреча перешла в разряд «без галстуков». Нет, замотанные до нездоровой бледности двое мужчин в форме и трое в партикулярном платье не устроили нам стриптиз и не накрыли поляну на радостях, всё стало как-то прозаичнее и вместе с тем душевнее. Узнав, что мы из Крыма добираемся, хозяева выразили определённое недоумение и предложили нам чаю-кофе и подробностей. После упоминания Египта — лёгкий ступор, давящие мат покашливания и мотания головами.

— В первопрестольную-то зачем?

— Кошка бедует одна в Бирюлёво. И девушкам за имуществом домой надо бы.

— Ну, в Бирюлёво-то ещё куда ни шло, вот с центром — не советуем. Туда на бронетехнике-то опасно. Такие твари встречаются — не выходи бороться.

— Знаем, встречали. Но кошату-то надо спасать!

— А потом — куда планируете?

— В Голицыно надо наведаться, а потом — часть на Питер пойдёт, остальные — кто как.

— За кошкой — всем табором?

— А какие варианты?

— Можете погостить у нас, пока кошку спасёте. Как управитесь — езжайте дальше.

После недолгого обсуждения планов на ближайшее будущее наш конвой ненадолго разделился. За животинкой решили сгонять на «моём» Фахде и БТРе Семёныча. В Фахде — я, Тотти, Саша и Юля. В БТРе — Семён Михалыч за пулемётом, Семён Семёныч (сын) — мехвод и Иваныч с Серёгой в роли десанта. Остальные — бдительно отдыхают до нашего возвращения, благо условия позволяли. «Эпицентр» новой власти и орган сопротивления зомбям находился на въезде в Домодедово, на территории здоровенной обустроенной автостоянки-отстойника, оборудованной всем, чем можно — от автосервиса до семиэтажной гостиницы. Меня, если честно, тронуло такое отношение — «вместе доехали — нефиг дробиться». Даже питерцы не стали гнать в духе «нам скорее, нам надо».

Юля наотрез отказалась оставаться, мотивируя это тем, что, дескать, должна же она ознакомиться с имуществом мужа. И возражения, что котэ — не имущество, а член семьи, частенько главенствующий, её не поколебали, вот поеду — и всё! И видит же, что меня её настырность выбешивает — всё равно уперлась, как ливонские псы-рыцари, «вот хотим на коньках покататься, и всё!».

Дорога от Домодедово до МКАД и далее до Бирюлёво оставила впечатления неоднозначные. С одной стороны — пустая трасса, пара встречных грузовиков — и всё. Как году в девяностом часа в четыре утра Кутузовский проспект — тишь, гладь… С другой — по дороге не сильно давно какая-то техника, видимо, прошла, толерантно сгребая к обочинам всё, не деля автомобили на грузовые-легковые и наши — не наши. В общем, позаботился кто-то об удобстве езды выживших. Так что пейзажик вокруг трассы был тот ещё. И если в том же Домодедово тела с улиц убирались, то «за городом» нет-нет, да и мелькали остатки чьих-то трапез или тела упокоенных.

Вот и нужная развилка «Бирюлёво-Булатниково». Молчаливо-заброшенные, непарящие терриконы ТЭЦ… Всего делов — продраться через затор и с километр на колёса намотать. Ну и чтоб не съели по дороге. Или дома.

Въезд в столицу оказался на диво цивильным, если не брать в расчёт выбитые стёкла в ментовском «аквариуме» и полное безлюдье. То ли все организованно эвакуировались, то ли наоборот — не успели и остались куковать дома. Ну нет «комитета по встрече» — так и бог с ним, обойдёмся без помпы и понтов! Не торопясь, без рёва моторов, поехали к моим пенатам, на Харьковский проезд.

Слева гаражи-кооперативы, справа жилые дома, тишина, безлюдье… Ну не считать же за людей двух мертвяков, замеченных у троса, натянутого в проезде на территорию одного из гаражей, и стайку из трёх «бывших» собак? Так и добрались до дорожки, ведущей к моему дому.

Все-таки Саша — это что-то с чем-то! Я, увлечённый маневрированием по неширокому проезду, только осознавал, что там, впереди, за столпотворение, а Саша уже гвоздила из пушки в здоровенный клубок, катающийся по газону, припаркованным брошенным автомобилям и детской площадке.

— Петь, ближе! Не волнуйся, я на бронебойные перешла!

Ну, ближе так ближе… Клубок уже распался на две здоровенные туши, слегка шевелящиеся, но безропотно принимающие Сашины «гостинцы».

— Всё! Можно выходить! Тотти! Михалыча попроси, чтоб за тылом следил, фронт я на себя беру. Шевелимся, шевелимся! До китайской пасхи здесь торчать планируете? Нам ещё в Коньково пилить и возвращаться!

«Ничего я ей не сказал, только говорю…» Как-то так вроде у Зощенко было. Закрутив, под бормотание Тотти в «моторолу», шнур от ТПУ в клубок и затолкав его в удачно расположенный кармашек у ключицы, я подхватил SPAS и выбрался, прикрыв за собой дверь, наружу. Хоум, свит хоум…

Двор сильно изменился за время моего отсутствия. Если к отсутствию прохожих и настораживающей тишине за время дороги как-то можно было привыкнуть, то вид закопчёных стен пятиэтажки напротив, копии моей, вызывал уныние и огорчение. Моему дому тоже досталось — «бронедверь» соседнего подъезда была выдрана не просто «с мясом», а с костями, рогами и копытами, аж козырёк надподъездный накренился. Ладно, пейзажи потом, надо бы глянуть, что за твари врукопашную сошлись на детской площадке.

Да-а-а, если у меня такие «соседи» появились — нафиг московскую прописку! Какие намерения декларировали небезызвестные сестрицы? «В Москву! В Москву!»? Велкам! Мне ближе «В деревню, в глушь!» Про Саратов не уверен, там наверняка уже свои такие мутанты вывелись, так что — просто «в деревню». Так и не расцепив пасти и объятия, две сочащиеся какой-то мерзостью гипертрофированно-мускулистые туши лежали на боку — одна на правом, другая на левом — у наших ног. Одна слегка поросшая чёрным волосом, другая безволосая. Хе! В соседнем подъезде на втором этаже ведь жила идиотка-собаколюбка, у которой штук двадцать псей разнополых жило, от дворняг до доберманов! И это не считая периодических пополнений — щенков и приблудышей. Год с ней соседи воевали, вроде победили — за неделю до моего отъезда знакомый хвастался, что у собаколюбки есть месяц до принудительного выселения… Ага! Проясняется картина — безволосый «мутант» шёл себе спокойненько по своим мутантским делам — в сберкассу там, или моцион послеобеденный совершал… А тут «обволошенный», доев в подъезде всех, до кого смог добраться, проголодался, решил выйти на бескрайние бирюлёвские просторы — и «встретились два одиночества»! И — на сладкое — мы приехали… Или это крыса подвальная до таких размеров разожралась?

От «шерлокхолмствований» меня оторвал Тотти, продемонстрировав наколотый на нож обрубок пальца с когтем длиной в мою кисть — сантиметров пятнадцать.

— У!

— О! Ого!

— Угу!

От содержательной питекантропской беседы нас отвлекло движение одного из тел. Что это было — судорога посмертная или что ещё — уже не понять. Нож с пальцем полетел в сторону, а в дёрнувшееся тело у наших ног опустошилось содержимое автоматного и SPASовского магазинов. Резко скрежетнула крышка башенного люка и одновременно зашипела рация. Всех ужасть как интересовало — а чтой-то там у нас? По рации — Тотти, и голосом — я, проинформировали, что вот теперь-то точно всё в порядке и мы выдвигаемся в подъезд. Хотя, на самом деле, нам выдвигаться надо было в сторону туалета. И быстро. «Хотя не время и не место», — думал я, вслепую вытаскивая увесистые цилиндрики патронов и заталкивая их в подствольный магазин ружья. — «Вечно дамы в не совсем подходящий момент появляются!» Дамы — это Юля. Подошла осторожно, типа, на подмогу.

— Ух ты! Ну и зверюги! А у вас тут такие всегда водились?

— Ага, в ТЭЦ специально выращивали!

— Дурак! Я испугалась!

— Всё, судьба моя! Враг героически повержен! Пошли, я вас с котейкой знакомить буду!

C утра томилось. Чуялось что-то, скорее хорошее, чем плохое. Последний раз с полгода назад, перед тем как удачно пачку сосисок из сумки увела и в три захода умяла под кроватью. «Что ты не ешь, оторва моя, уж не приболела?» И ведь повёз к недоброму дядьке, пахнущему гадостью всякой… А потом, вернувшись домой, начёсывал, вопрошая: «Ну что с тобой, котя моя? Да ты кошка-роскошка, самая лучшая в мире и космосе!» Пришлось, чтоб унялся, демонстративно обожраться, хрустя и разбрасывая вокруг миски корм. Вот такое же предвкушение праздника витало… Вдруг шум на улице, рёв, грохот — и затишье! А потом железо внизу громыхнуло — и знакомый гулкий в подъезде кашель!!! Шлёндра! Где ж тебя носило??? Здесь такое творится!

Дверь моего подъезда была не просто открыта, а ещё и заботливо подпёрта куском пеноблока, специально для этой цели лежащим обычно у стены в тамбуре. Видимо, кто-то вдумчиво эвакуировался, увозя «всё, что нажито непосильным трудом». Из мрачного полумрака подъезда попахивало тухлятиной и чуть-чуть почему-то польскими доисторическими духами «Может быть», в девичестве — французскими «Мажи Нуар».

— Ну что, надеваем фонарики, включаем свет — и вперёд?

Напялив на шлем налобный фонарь на резинке и включив его, я первым вошёл в сумерки родного дома. Бывшего дома.

Остановившись перед лестницей, смакуя скорую встречу с чудом моим пушистым, я обернулся к Юле с Тотти.

— Фокус хотите?

— Какой ещё фокус? Не время!

Юля нервничала.

— Для этого — время всегда есть!

И я громко прокашлялся. Тут же сверху донёсся мяв, слышимый через входную дверь квартиры и два этажа. Одновременно и радостный и тоскливо-жалостливый.

— Гос-споди, что это?

— Это? Встречный гимн и почётный караул! Жива красотка и, судя по тембру, здорова. Только нервничает — слышите, переливы даёт? Пошли потихоньку, только двери надо проверять, а то выскочит кто! И это, пистолетами вооружитесь от греха — а ну как рикошеты!

Чуть ли не на цыпочках поднялись на два этажа, проверяя двери. Хоть и не было особого смысла из-за предыдущей артподготовки, но всё же как-то не хотелось шуметь. Однако пришлось — на моей площадке толпилась вредная тётка с четвёртого этажа, почтившая нас своим появлением года за три до апокалиптеца и выносящая мозг всем подряд по любому поводу. Её так и звали — «сука с четвёртого», и не только в нашем доме! А как один человек может «толпится», спросите? Да легко! Я её не взвешивал, но по сравнению с ней выглядел хоть и не дистрофиком, но явным недокормышем. Плюс бюст размером «почти пятнадцать»… Как раз тот случай, когда два зайца убивались — и поголовье мертвяков уменьшилось, и мечту многих — вышибить ей мозги — в жизнь воплотил! Правда, на площадке напачкал, но, как говорится, знал бы, где уронил — полиэтиленчика подстелил. А вот котэ от грохота завязала с песнопениями.

— Юль, Тотти! В гости не приглашаю, но дверь не закрываю. Побудьте здесь, мне минут пять-семь надо, ладно? Если что — меня известите и бегите, окна у меня на стороне подъезда, эвакуируюсь через окно, если что!

Я передал Юле дробовик и патронташ и, порывшись в кармане, достал ключи. Всё, программа-минимум (в моём понятии) выполнена. Я в Москве, котэ со мной. Дело за малым — выполнить программу-максимум.

«Замок тепло руки узнав, откроется мягко, без щелчка…» Щелчков действительно не было — было эдакое сытое чавканье-чмоканье. Выбирал-выбирал я в своё время дверной замок, потом плюнул и приспособил от квартирного сейфа выпуска начала прошлого века. Вошёл, притворил дверь. Где моё чудо? Вот оно!!!

Таких сцен коша мне ещё не закатывала! Явно в оговорённый срок не уложусь! Уже, согнувшись, наглаживаю, голосом ласково-медовым извиняюсь, хвалю её, а она вцепилась передними лапами в штанину и воет как по покойнику, аж собачье что-то проскальзывает! И что гадина я, и бросил её, а тут такое творилось и творится…

Дверь приоткрылась, в щели показалась Юлина голова.

— Петь, всё в порядке? Она тебя не съела?

Коша от неожиданности заткнулась, правда, штанину не выпустила. Ну хоть что-то!

— Всё нормуль, я скоро! Коть, это Юля! Давай быстренько в лоток — и в сумку! Мы уезжаем. И давай без фокусов!

— Мруяу?

— Нет, не на дачу. Потом расскажу.

Кошка отпустила штанину и уплинтухала в ванную. А я пошёл собирать своё «приданое». Хоть и «собираться нищему — только подпоясаться», но по «виртуальному» списку, сложившемуся за время пути, пробежаться надо было.

В «пять-семь минут» я, естественно не уложился, но за двадцать — успел. С балкона спустил привязанные к стропе две клетчатых «мечты мародёра» — одну с компом, монитором, внешним диском и прочими околокомпьютерными примочками, вторую — с заново заряженной «автокормилкой» кошачьей, фотоальбомом и памятными хозяйственными мелочами типа любимой чугунной сковородки. Думал и кошку спустить, но побоялся, что она шутки не оценит. Мстительная она — в хорошем смысле. Ссать в тапки не будет, но вот две-три бессонные ночи устроит в лёгкую, каждые пять минут пробегая по спящему и, соответственно, неготовому к скачкам мне. Так что вынес её в сумке, закрыл за собой дверь… Зачем — убей бог, не знаю.

— Всё, можно отбывать!

Без приключений спустились, мы с Тотти привязали мои пожитки к БТРу — по одной на борт, ближе к корме, и заняли свои «штатные» места в «Фахде» и подключили ТПУ.

— Саш! Куда к вам ехать-то?

— Коньково. Улица Академика Капицы, 18. Знаешь где?

— Дом — покажешь! По кольцу или через Балаклавку?

— Ты шОфер, ты и решай.

— Тоть! Скажи Михалычу — пусть сдаёт назад. Уезжаем.

Одно приятство по Москве ездить! Понимаю вот, что и удовольствие сомнительное, и всё такое — всё равно! Движения нет, «продавцов полосатых палок» — тоже… Да и БТР в роли бульдозера себя прекрасно показал, когда «тропил дорогу» в невесть с чего образовавшейся пробке у конно-спортивного комплекса «Битца» на Балаклавке — он был пропущен вперёд по соображениям «восемь колёс лучше, чем четыре». Так что до Саши-Алёниного дома доехали, считай, «с ветерком». Котэ в сумке у Юли на коленях вела себя образцова — жалоб на жизнь я не слышал. Или в танкошлеме дело было?

На улице Капицы был капец. Обломились — кто-то побаловался со спичками, и давно. Запах «свежего» пожара успел выветриться или его дождями смыло. Середине дома досталось больше всего. Плакали вещички…

— Саш! Блин! Что делать будем?

— Ничего. Давайте в гараж заедем, мы его как сезонный склад используем… Он напротив «пожарки», мы её проезжали.

— Ага. Тотти, звони Михалычу.

Хорошо, что парковали своё имущество сёстры не в «основном» здании, а в одном из многих пристроенных к нему гаражиках. И так «и наелись, и наплясались» до дрожи в конечностях — не у всех членов гаражного кооператива процесс выезда сложился удачно. И пострелять пришлось, и потрудиться, растаскивая столкнувшиеся машины, тоже. Вот, наконец, и наша цель — гаражик под номером сорок три.

Девушки в очередной раз открылись с неожиданной стороны… Чья инициатива в покупке ЭТОГО двумя сёстрами взяла верх? Легенда! Раритет! Ветеран! Увидев в проёме ворот «гелендвячью» морду, прямо скажем, нестандартного светло-зелёного цвета, я не особо и удивился. Но вот когда ЭТО покинуло гараж… Нечастый гость в «наших палестинах», двухдверный «Штейр-Пух», ветеран австрийской армии. Это сколько же лет ему? А Саша уже колдовала у дверей соседнего гаража, пока сестра с Сёмой под присмотром Тотти таскала и укладывала в багажник и на заднее сиденье какие-то мешки и коробки. «Какая хорошая песенка!» — вертелось в голове, пока я вылезал из-за руля «Фахда» — «Надо подойти поближе!».

Пока вылезал, Саша справилась с замком и распахнула ворота. И почему меня уже ничего не удивляет? Того же цвета аккуратненький такой тентованный прицеп на тонну грузоподъёмности приблизительно…

— Саш! Это что, удачное вложение пенсионных накоплений?

Саша как-то устало-отстранённо мазнула взглядом по мне.

— Нет. Скорее, свадебный подарок к несостоявшейся свадьбе.

Уточнять ничего не стал. Опасность влезть и потоптаться унавоженными кирзачами по мозолям души была слишком велика. Ну на фиг!

— Помочь чем?

— Пристегнуть надо. Алён, ты как?

— Заканчиваю. Потом разберём, я всё подряд грузила.

Обратно до места стоянки добирались проверенным путём. Пусть допесцовые банки «не ищут лёгких путей в бизнесе», не наш это метод. Так что Севастопольский — Бирюлёво — МКАД — Каширка. Знакомая дорога всегда ближе. А на подъезде к Домодедово рация обрадовала прибытием гостей из Голицыно… Интересно, тесть с тёщей прибыл? И кто ж такой предупредительный туда смотался? Или — связь есть?

«Везут и везут… Явно не на дачу! А куда? „Только прилетели — сразу сели!“, видите ли! Я его жду, ночами не сплю, а он, не успев приехать, в переноску запер. И поорать как-то не тянет, явно не к месту будет… А девица вроде ничего, получше предыдущих… Хрен с ним, и с ней тоже, потом всё выясню. Покемарю пока. Главное — приехал. И рядом».

Группа новоявленных родственников мне как-то сразу не глянулась. Нет, один военный, глядящий на въезд и не обращавший на происходящее за спиной внимание, был спокоен. А вот двое, судя по всему, скандалившие с Машей и раскрасневшейся Олесей… Тут я оглох, на правое ухо совсем, на левое — почти. Это Юлька, торчавшая между мной и Тотти, порадовалась живому папе. Громко. Переходя в ультразвук. И попыталась выскочить на ходу, еле затормозить успел.

Пока припарковался, пока вылез — «скандалисты» уже здесь. И «тесть» с дочерью в обнимку подходит.

— Моего Андрюху на этого перестарка поменяла??

Вот так, без разминочного «здрасьте» или ещё чего… Что ж, сказал гадость — получи в радость! На, идиот! Просто, без затей, в рыло. Скандалист явно столь быстрого перехода к активной фазе диспута не ожидал. Пока он поднимался с земли, я споро избавился от навешанных «железок».

— Для активно-непонятливых: никто никого ни на что не менял. Есть претензии — высказывай, но мне. Жену не трогай.

Драки как таковой не получилось — его попытка «схватить, повалить и придушить» провалилась. Стреножил его я, при этом объясняя, что против него ничего не имею, но вот гадости о Юле говорить не стоит. В итоге поднимались мы уже относительно спокойными — у меня бешенство схлынуло, а майор… Плакал майор. Горько плакал.

Фух! Тяжело мне дался поздний обед (или ранний ужин). Выпили, и майор расклеился окончательно. Обстоятельно рассказывал мне, как «его оболтус» рассорился с Юлькой, как он надеялся, что всё наладится… Убедил таки сыночку идти мириться, помог путёвку в тот же отель купить… А вон как всё вышло! И жаль его, и помочь ничем не могу… Наконец, после очередной «соточки» на пару с тестем отвели и уложили отдыхать в одной из комнат, на всякий случай избавив от стреляющее-колюще-режущего. Вернулись за стол. Теперь можно и с тестем поплотнее познакомиться.

— Юль, папе всё рассказала?

— Про Египет — всё, что знала. Про раньше — давай сам!

— Хорошо! Пётр Рябушинский. Вроде к тем Рябушинским никакого отношения не имею, специально не докапывался. Не женат, детей — известных — нет. Скорее всего, родственников — тоже, хотя надеюсь, что, может, в Тае и выжили. Всё движимое имущество — перед вами, из недвижимости — квартира и дача, и то, и другое — бесценно. В смысле — ни хера не стоит. Люблю вашу дочь, свою жену. Пожалуй, всё.

— Михаил Энгельсович, гхм, Михаил. Фамилию знаешь. Отец. Как дальше жить думаете?

Классно товарищ вопросы ставит! Пока одни мысли не особо оформившиеся, а необходим доклад! Ну, вывалил ему все «недомысли» и про Подмосковье, и про «имение». Минут в двадцать под полбутылки на троих уложился. Отдельно упомянул про необходимость тщательно подготовленной и укомплектованной разведки местностей, и там, и там. И только после этого возможно строить какие-либо далеко — и не очень идущие планы.

Дальнейшая беседа была прервана тактичным взмявом. Ох, блин! Совсем, идиот, расклеился! Судя по тональности и густоте голоса, до конфуза — минуты две… Извинившись, вымелся на улицу с переноской наперевес.

Судя по всему, котя терпела до последнего. В этих делах — своих — она обычно стеснительна и скрытна. То есть, когда я сижу на фаянсе с сигаретой, она считает себя вправе зайти и развалиться, а вот когда ей приспичивает — необходима уединённость… Вплоть до того, что мявом меня из душа выгоняет! Единственное исключение — позволяет с горшка не вспархивать испуганно, дескать, за компанию — позволительно. А сейчас только и успела на газончик придомовой скакнуть — тут же присела и зажурчала… Долго. Потом демонстративно закопала напруженное, минуты две искала место, облегчилась уже по-крупному, муркнув, обтёрла мне ногу, проигнорировав переноску, и села на крыльце у двери. Типа, открывай, сама дойду!

— Дядь Тоть! Ну расскажи ещё!

Седой как лунь аспидно-чёрный негр, поправив несоветского вида «калаш», раздражённо дёрнул плечом.

— Вась, ну сколько можно, а?

Смутившись и ещё более потемнев, хотя вроде больше уже и некуда, добавил:

— За последние семь лет я — приблизительно — раз с тысячу вам про Петра рассказывал. Да мама Юля всё что знала. Да дядя Миша с тётей Аней… И дядя Андрей с тётей Викой… Я лично уже и не знаю, что вам рассказать — всё что знал и помнил, вы наверняка наизусть уже знаете!

Девица лет тринадцати, сидевшая, привалясь к боку плотного темноволосого парня, вздохнула.

— Да знаем… Только Ваське хорошо, он его хоть как-то помнит, а я…

— А что — Васька-то? Всех воспоминаний — большой, тёплый, родным пахнет и усы колючие… И подкидывал к потолку… Дядь Тоть! Вот почему так — только это и помнится?

— А как вас с Машетой искали в лесу и потом ремня всыпали?

— Это тоже… Только ведь за дело же!

— Это ты сейчас понимаешь, а тогда? Кто супился неделю и задницу потирал?

— Да я… Он же потом объяснил всё…

— Я знаю. Вот как я вам объяснить могу, какой он? Мы познакомились — один человек, потом, когда он с вашей мамой познакомился — другой… А последнее время — совсем третий!

— А третий — это как?

— Не знаю как. Пока из Египта плыли — от весёлого отдыхающего совсем ничего не осталось. А как ты, Васька, родился — у него даже смех другим стал. Хоть деда Мишу расспросите — была разница или нет. Он-то с ним в первый раз в Домодедово встретился. А как здесь жизнь налаживать взялись, добравшись — совсем с неизвестной стороны открылся. Это сейчас вроде всё налажено и худо-бедно года три на всём своём прожить можем в случае чего, а тогда?

Старый — уже — Тамир ушёл в воспоминания. Всё было — и хорошее, и худое. Осваиваемый на ходу русский язык, непростой характер беспросветно любимой жены, неуют и неухоженность первых лет. Чудом найденный и практически силком притащенный в общину молоденький парнишка — студент пятого курса мединститута, тяжкий гемор по спасению его конспектов, то, сё… И идиотская смерть Петра — не от пули и не от заражения. Не должны так люди умирать! Простудился — и ушёл. Юля никому последний долг не передоверила — как понятно стало, что отходит, трое суток с ним сидела. А как дышать перестал — сама голову прострелила. И полсуток выла у кровати. И одна до сих пор. Совсем недавно, с год всего, как улыбаться стала…

— Очень он море любил. И Солнце. И тепло. Тогда, давно. Когда вас не то что в помине — в мыслях даже не было. А как по суше в Москву отправились — ни разу не вспоминал. Из старых «любвей» только кошка осталась. Ну, и друзья, конечно.

Конец