Поцелуй истины

Глава 5

Инквизитор сказал всё это с таким мрачным видом, как будто сам не рад, что придётся лезть мне в голову. Неужели Инквизиторы умеют жалеть? Никогда бы не подумала!

— Не надо, пожалуйста! — мой голос сам собой сошёл на шёпот. — Я слышала, это очень больно.

— Только если ты ведьма. Обычная женщина ничего не почувствует. Простое… прикосновение. Но ты же утверждаешь, что и есть обычная? — голос синеглазого бесстрастен. Лицо становится жёстким, как будто он внутренне собирается перед тем, что должен сделать.

Жаль, что я не могу вжаться в стену так, чтобы спрятаться в ней. Жаль, что проклятая цепь не даёт и дёрнуться.

— Не смотри на меня так! — не выдерживает вдруг Инквизитор. — Думаешь, мне этого хочется? Думаешь, мне приятно прикасаться к ведьмам? Если тебе станет легче от моего признания, мы чувствуем ту же боль от касания. Эта боль — боль ваших жертв. Мы всю её пропускаем через себя, боль каждого убитого вам человека, раз за разом. Вот такой ценой оплачиваем мы выявление истины! Всё, ради того, чтобы ни одна невинная не была наказана за чужие прегрешения. Только настоящие ведьмы. Поэтому… не надо на меня так смотреть.

А я не могу на него не смотреть. Потому что он становится слишком близко — чёрная высокая фигура, заслоняющая от меня свет. Совсем как в моих глупых мечтах. Вижу синие глаза прямо перед собой. Тёмные густые волосы были, верно, тщательно приглажены утром, но теперь тут и там выбивается непослушная прядь. Как будто в аккуратно надетой профессиональной маске господина Инквизитора начинают появляться трещины. И там, под этой маски безразличия, я вижу тщательно скрываемую человечность… и сострадание.

Рука без перчатки ложится мне на плечо. Через тонкую ткань платья чувствую тепло ладони и вздрагиваю. Медленно движется к шее, едва касаясь.

— Знаешь ли ты, Эби, почему Инквизиторы тоже носят чёрное? Потому что мы делим с ведьмами тьму их души. Видим то, что видели они, забираем себе часть накопленной боли. Так что поверь, пока я буду рыться в твоих воспоминаниях, мне будет так же больно, как тебе. Возможно, это послужит утешением.

А потом резко, словно не хочет больше оттягивать неизбежное, вскидывает руку и касается кончиками пальцев моей левой щеки.

Вспышка света ослепляет на мгновение.

И меня оглушает невероятным, всепоглощающим удовольствием. Оно вспыхивает в точке прикосновения и световой волной разбегается по телу. Словно меня, замёрзшую до состояния полуживой льдинки, бросили вдруг под ласковые лучи летнего солнца. Отогрели каждую клеточку, окатили теплом, встряхнули как следует и вдохнули жизнь.

Инквизитор отдёргивает руку, словно обжёгся. Смотрит сначала на неё, потом на меня, расширившимися глазами. Я моргаю и вообще ничего не понимаю, кроме того, что меня ноги не держат и хочется стечь по стеночке и немножко посидеть. А лучше полежать.

— Это что ещё?.. — маска невозмутимости, кажется, окончательно разбилась на осколки. Столько эмоций в голосе синеглазого я ещё не слышала. Удивление, шок, недоверие…

— Понятия не имею. Со мной такого ещё не было. Ты тут Инквизитор, ты и скажи, чем это нас шендарахнуло… — бормочу, всё ещё не в состоянии собраться с мыслями. Запоздало понимаю, что с какого-то рожна перешла с синеглазым на «ты». А, ладно… он-то меня на «вы» вообще не называл.

Инквизитор шумно выдыхает.

— А ну-ка попробуем ещё раз. Надо проверить… в сугубо исследовательских целях, разумеется.

Угу, исследовательских! То-то в глазах огни заплясали. Если он, как утверждает, чувствует то же самое во время прикосновения, что и ведьма…

Не успеваю додумать мысль. Наглый Инквизитор стаскивает и вторую перчатку, нетерпеливо швыряет куда-то на пол, и обеими руками ныряет мне в волосы, обхватывает голову. И мне становится так тепло, сладко, и хорошо, что хочется мурлыкать и жмуриться от удовольствия.

— Да что ж за ведьма-то мне досталась такая… неправильная… — хриплый шёпот синеглазого ласкает мой слух. А приятно, оказывается, выводить из себя Инквизиторов. И если допрос будет проходить таким образом… я согласна, чтоб меня допрашивали подольше.

Умиротворённо вздыхаю, покачиваюсь на волнах тепла, которое переходит из его рук прямо мне под кожу. Даже глаза прикрываю от удовольствия.

Инквизитор пахнет сталью, хвоей и ещё почему-то шоколадом.

— Теперь воспоминания, Эби. Покажи мне!

Распахиваю глаза.

— Нет!

Синеглазый хмурится, не разжимая рук.

— Не упрямься! Так надо.

— Говорят, что вы… не просто смотрите воспоминания. Вы забираете их себе. Я не хочу их лишиться! Я не хочу остаться куклой с подчищенными мозгами.

— Ещё ни одна ведьма не жаловалась, что у неё забрали такие воспоминания. Им после этого становилось легче. Смолкали крики, приходившие во снах.

— Я не хочу! Мне нужны все мои воспоминания до последнего. Как ты не понимаешь… там самое ценное! Там мама… это последнее, что у меня от неё осталось. Слушай… а давай ты просто меня отпустишь, и всё?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ В синие глаза возвращается жёсткость.

— Ты же знаешь, что я не могу, Эби. Я должен установить истину. Узнать, виновна ты или нет. И есть только один способ избавиться от сомнений. Пожалуй, никогда в жизни я так сильно не хотел ошибаться. Чтобы никакой ведьмой ты не была. Так что… иди ко мне.

Он сжал руки сильнее, путаясь в моих волосах, и прижался своим лбом к моему.

Мелькнула мысль, что вот последнее — вряд ли обязательная деталь процедуры, прописанная в инструкции. Мысль исчезла тут же, едва успев появиться. Я растворилась в потоке света, и провалилась вглубь своих воспоминаний.