Побег из Катманду

I

Обычно меня мало интересует чужая почта. Строго говоря, меня и собственная почта не особенно интересует. По большей части я получаю или рекламу, или счета, но даже когда приходят письма, это или семейные новости от моей невестки, размноженные на ксероксе для всего клана, или, в лучшем случае, редкое письмо от какого-нибудь приятеля-горнолаза, которое выглядит как статья, адресованная в «Альпинистский журнал для полуграмотных». Читать что-то в таком же духе, только написанное кому-нибудь другому?.. Нет уж, увольте.

Однако невостребованная почта отеля «Стар» в Катманду всегда чем-то меня притягивала. Скрываясь от пыли и уличного шума, я по несколько раз в день проходил через залитый солнцем мощеный двор отеля, входил в холл, брал ключ у одного из сонных дежурных-индусов — все они, кстати, неплохие парни — и поднимался по неровным ступеням к своей комнате. Как раз там, у подножья лестницы, висел на стене большой деревянный ящик с ячейками, буквально забитый корреспонденцией. Писем и открыток там было штук двести, не меньше: толстые пакеты, голубые авиаконверты, затрепанные открытки откуда-нибудь из Таиланда или Перу, обычные конверты, исписанные сложными адресами и заляпанные фиолетовыми штемпелями — все перегнувшиеся через рейки, что удерживали их в ячейках, и серые от пыли. С висящей над ящиком тканевой репродукции печально взирал на это запустение Ганеш, и взгляд его слоновьих глаз был столь печален, словно он действительно переживал за всех тех отправителей, чьи письма так и не найдут своих адресатов. «Невостребованная почта» — это слишком нейтральная формулировка.

Через какое-то время меня все-таки допекло. Как говорится, разобрало любопытство. Мимо этого ящика я проходил раз по десять в день, и там никогда ничего не менялось — никто письма не брал, и новых не добавляли. Сколько сил потрачено впустую! Давным-давно эти люди, чьи имена значатся в адресах, собрались и поехали в Непал, а дома кто-то из их родных, друзей или любимых не поленился и написал письмо — по мне так это совершенно героический труд. Такое же веселое занятие, как долбить кирпичом себя по ноге. «Дорогой Джордж Фредерикс! — восклицали авторы письма. — Где ты? Как ты? У твоей невестки родился ребенок, а у меня скоро снова начнутся занятия. Когда ты вернешься домой?» И подпись — «Верный друг, всегда о тебе помнящий». Но Джордж уже отправился в Гималаи или поселился в другом отеле, так и не заглянув в «Стар», или отбыл в Таиланд, Перу или еще куда. Честное стремление связаться с ним ни к чему не привело.

Как-то раз я вернулся в отель слегка под газом и заметил это письмо Джорджу Фредериксу. Просто перебирал их, разумеется. Из любопытства. Меня тоже зовут Джордж — правда Джордж Фергюссон. Так вот это письмо Джорджу было самым толстым из всех, что там лежали, — пыльное и навеки перегнувшееся через рейку. «Джордж Фредерикс. Отель „Стар“. Район Тамел. Катманду. НЕПАЛ». И три непальские марки на конверте — король, пик Чо-Ойю и опять король. Дата на штемпеле, как всегда, неразличима.

Медленно, нехотя я запихал конверт обратно в ячейку. Попытался удовлетворить свое любопытство, прочитав открытку из Ко-Самуи: «Привет! Надеюсь, ты меня помнишь. В декабре, когда кончились деньги, мне пришлось уехать. Вернусь на следующий год. Передавай от меня привет Францу и Вадиму Бадуру. Мишель».

Нет, не то. Я сунул открытку на место и ступил на лестницу. Открытки все одинаковы. «Надеюсь, ты меня помнишь». Вот-вот. Зато письмо Джорджу… Наверно, с пол дюйма толщиной! Может быть, шесть или восемь унций — целая эпопея, ей-богу! И очевидно, письмо было написано в Непале, что меня, естественно, еще больше заинтересовало. Дело в том, что я провел здесь почти весь прошлый год — лазал по горам, водил туристские группы, просто «торчал» — и весь остальной мир уже начал терять для меня реальные очертания. В эти дни к «Интернэшнл Геральд Трибюн» я относился примерно так же, как в свое время к «Нэшнл Инквайрер». «Хм, и как они все это придумывают?» — думал порой я, проглядывая «Трибюн» у книжного магазина в Тамеле и читая о каких-то войнах, невероятных встречах на высшем уровне и диких выходках террористов.

Но эпопея, написанная в Непале, это совсем другое дело. Это что-то настоящее. Да еще и адресовано письмо Джорджу Ф… Вдруг кто-то просто неправильно написал фамилию?

Короче, я его взял.

Моя комната — одна из самых лучших во всем Тамеле — располагалась на четвертом этаже отеля. Восточная сторона с видом на засиженные летучими мышами деревья Королевского дворца, а внизу лабиринт магазинов и лавочек Тамела. Среди зданий росло множество вечнозеленых деревьев, и с высоты четвертого этажа мне порой казалось, что весь город принадлежит деревьям. Вдали можно было разглядеть зеленые холмы, скрывающие долину Катманду, а по утрам, пока еще нет облаков, я мог увидеть даже белые пики Гималайских вершин на севере.

Обстановка в комнате — самая что ни на есть простая: кровать, стул, голая лампочка под потолком. Хотя что еще человеку на самом деле нужно? Кровать, правда, вся состояла из сплошных бугров, но я клал сверху поролоновую подстилку из альпинистской скатки, и получалось вполне сносно. Кроме того, у меня была своя уборная и душевая. Верно — унитаз там был без стульчака да еще и подтекал, но, поскольку вода в душе лилась прямо на пол, получалось так на так. Душ состоял из двух частей — кран на уровне пояса и собственно душ под самым потолком — причем последний не работал, и, чтобы вымыться, мне приходилось садиться на пол под краном. Но это все нормально — даже отлично — потому что душ был горячий. Нагреватель находился там же, над унитазом, и вода получалась такой горячей, что, принимая душ, я всегда включал и холодную воду тоже. А такая возможность превращала мою душевую в одну из самых лучших душевых во всем Тамеле.

Короче, эта комната с душевой служила мне личной крепостью почти целый месяц, пока я ждал, когда закончится сезон дождей и «Маунтин Адвенчер Инкорпорейтед» пришлет мне новую группу туристов. Я вошел с украденным письмом в комнату, отпихнул в сторону спальный мешок, пробрался через завал из одежды, горного снаряжения, консервов, книг и газет, затем смахнул кучу барахла со стула и, расчистив место, перетащил стул поближе к окну. Наконец уселся и попытался вскрыть конверт, не разрывая его.

Ничего не вышло. Конверт был явно не непальского производства, и на клапане оказался настоящий клей. Я старался как мог, но в ЦРУ за такую работу точно не похвалили бы.

Вот оно — письмо. Восемь листов линованной бумаги, сложенных втрое, как большинство писем и перегнутых еще раз из-за рейки. Исписаны с обеих сторон. Почерк мелкий и невротически ровный — читалось письмо так же легко, как книга в мягкой обложке. На первой странице стояла дата — 2 июня 1985 г. Выходит, мои догадки ничего не стоили, однако я готов был поклясться, что конверту уже лет пять. Такая вот в Катманду пыль! Одно предложение почти в самом начале письма было жирно подчеркнуто: «Только ни в коем случае НИКОМУ об этом не рассказывай!!!» Ого! Хорошенькое начало! Я даже выглянул зачем-то в окно. Письмо, скрывающее тайну! Отлично! Я накренил стул назад, разгладил страницы и начал читать.