Часть VI СПЛОШНОЕ БЕЗЗАКОНИЕ

ГЛАВА 1

Тяжелые широкие браслеты с громким плеском потонули в горячей воде.

Ристания с усилием оперлась руками о край бадьи, торопливо заглатывая воздух. Здорово побледнела, между прочим.

– Все нормально? – с беспокойством окликнула чародейку Лерга, зачарованно проследив путь кандалов до самого дна. С большим удовольствием она утопила бы разве что мерзавца Леагра.

– Да, – сдавленно отозвалась та и, пошатываясь, отошла от бадьи. – Просто голова закружилась.

Лерга рассеянно кивнула и блаженно прикрыла глаза, растворяясь до капли в этой горячей душистой воде с шапками пышной мягкой пены. В воздухе снова витал запах эфирных масел, нарочно пролитых Ристанией на раскаленную решетку камина. Странный, но уже привычный запах словно проникал внутрь, напитывая равнодушием и успокаивая издерганные нервы. Думать ни о чем не хотелось. Закрыть глаза и представить, что ничего этого нет… И не было… А просто приснился дурацкий запутанный кошмар, который истает клочьями несвежего тумана поутру…

Ристания молчала, давая Лерге успокоиться и смириться с обстоятельствами. Пусть уж лучше полудремлет в горячей воде, мечтая о чем-то недоступном, чем с размаху окунется в ледяную реальность, раздраженно швыряясь молниями и костеря всех королей, алконостов и ее, Ристанию, на чем свет стоит. Ибо ситуация того заслуживала.

Разумеется, ничем хорошим это кончиться не могло. Когда дисцитию застают рядом с бездыханным королем сжимающей в руках полупустой флакончик из-под зелья, доказать ее невиновность – потенциально проблематичное действо. Ну а на практике подкупить стражей и вывести девушку одним из потайных ходов, которыми в ассортименте обладает любая спальня монарха,[15] оказалось куда как проще. Хотя заковать дисцитию в антрацит ретивые патриоты все равно успели. Чтоб не колдовала почем зря.

Ведьма лениво покосилась на воду, благодушно скрывшую от лишних взглядов антрацитовые наручники – лучшее средство, придуманное людьми для ограничения волшбы. Чаще всего их надевали на преступников или подозреваемых, но кое-где требовали надеть перед входом во дворец или общественно значимое заведение.

«Как намордник на собаку! – мысленно кипела Лерга. – Изобретатели, чтоб их. Им дай волю, так все бы маги подобные украшения носили, снимая только по личному разрешению короля и еще десятка инстанций».

– Не злись, – устало посоветовала Ристания. – Расслабься лучше, вода и без того остывает слишком быстро – зачем тратить время на бесплодные терзания?

– А заклинанием подогреть ее нельзя? – удивилась дисцития.

– Можно. Но это будет уже совсем не то.

Лерга ничего не поняла, но настаивать не стала. Ристания часто говорила вещи, не имевшие ни логической, ни магической основы. И тем не менее оказывалась права.

– К чему они меня приговорили бы? – решившись, спросила дисцития.

Внимательно вглядевшись в ее лицо и заключив, что дальше предаваться блаженству Лерга не намерена, чародейка со вздохом подобралась для серьезного разговора.

– Это важно?

Лерга задумчиво пожевала губами. Это было важно. Но вот услышать ответ она боялась.

Ристания верно расценила ее молчание и усмехнулась:

– Все не так страшно. Всего лишь к пожизненному заключению в дворцовых же подвалах. Подобные истории королевская семья не любит выносить на всеобщее обозрение.

Мыльная вода судорожно плеснула через край, рваным кружевом разлетевшись по дощатому полу.

– «Всего лишь»?!

Ристания невозмутимо пожала плечами.

– Да как они могут?! – возмущенно зашипела Лерга. – Да из-за какого-то паршивого зелья! Да он же, может, еще и не умрет! Вот так вот запросто человека – в подземелья?!

– Только попав на базар, курица поняла, как она себя недооценивала, – тонко улыбнулась Ристания.

За окном раздался свист. Один, второй, третий… Темный полог ночи тревожно трепыхался за раскрытой ставней под аккомпанемент странного зова.

Когда от свиста заложило уши, Лерга уже собиралась было выскочить из воды и броситься к окну, но была остановлена запрещающим взглядом ведьмы.

– Ты что, с ума сошла?

– А что они там свистят?

– Вот это уж точно не твое дело. – Ристания осторожно, чтобы ее не было видно с улицы, подошла и аккуратно закрыла ставни, тщательно заложив крюк в петлю. – Здесь за одно подозрение, что ты знаешь о делах соседа чуть больше, чем ни разу не видевший его селянин, можно отравленный болт в грудь схлопотать. Очень хочется?

– А здесь – это где? – Лерга предпочла проигнорировать провокационный вопрос.

– В «Волчьей пасти», – рассеянно отозвалась чародейка, сосредоточенно роясь в своей сумке в поисках чего-то мелкого, но крайне необходимого.

Лерга едва не ушла под воду, снова щедро расплескавшуюся по полу.

– Ты что, хочешь заодно тех, кто внизу в корчме сидит, душем облагодетельствовать? – фыркнула Ристания, красноречиво поглядывая на пену, с шипением тающую на полу.

Но Лерге было не до шуток.

– Как в «Волчьей пасти»?! Да это же…

– Самый страшный постоялый двор, где вечно околачиваются убийцы, разбойники, вампиры и прочие антиобщественные элементы, – с готовностью продолжила чародейка.

– Вот именно!

– А где еще, интересно, я должна прятать беглую дисцитию-недоучку, за которой уже сейчас, по горячим следам, отправлена королевская погоня? – резонно возразила Ристания, с победным блеском в глазах вытаскивая из сумки деревянный гребень, затерявшийся между свитками и зельями. – У этого милого разбойника с жуткой рожей внизу есть одно неоспоримое достоинство – за три золотые монеты он удавится, но постояльцев не выдаст.

Королевская погоня… Маги на всех перекрестках… Стражники в корчмах… Объявления в Ежедневных свитках… Награда за поимку…

У Лерги вдруг пересохло во рту, а слюна, которую она попыталась сглотнуть, показалась до отвращения горькой. Мир дробился на кусочки, словно отражение в разбитом зеркале.

– То есть… Мне и в Обитель возвращаться теперь нельзя? – услышала она словно со стороны свой и не свой – ломающийся, хриплый – голос.

Ристания бросила на нее сочувствующий взгляд и, взяв себя в руки, беспечно пожала плечами:

– Ну уж вот туда-то я бы тебе точно соваться не советовала. На месте стражников – а они в подобных вопросах, поверь, не глупее меня – я бы прежде всего расставила силки в прежнем гнездышке птички, вдруг вернется по старой памяти?

– А я не вернусь? – тихо прошептала Лерга.

Ведьма, обернувшись, лукаво подмигнула ей:

– Ну не вернешься. Пока. Простоит уж без тебя пару дней Обитель, никуда не денется! Да и ты без магистров и библиотеки полседмицы проживешь как-нибудь.

Лерга два раза глубоко вздохнула, пытаясь взять себя в руки. Получалось плохо.

Ладно, раз последствия в голове укладываться не собираются, оставим их лучше в покое и займемся пока причинами. Лерга решительно тряхнула головой с набрякшими на кончиках водой волосами и заставила голос вернуться на прежнюю громкость и высоту.

– А почему вообще так получилось? Я же напоила его правильным зельем!

– Правильным, – согласно кивнула Ристания. Гребень со скрипом расчесывал густые пряди прямых тяжелых волос, падающих на плечи.

– И сварено оно было правильно, – продолжала настаивать Лерга.

На этот раз ведьма призадумалась на мгновение, но с той же убежденностью заключила:

– Правильно.

– И рецепт был нужный!

– Нужный.

– Ну тогда в чем дело? – не выдержав, выкрикнула дисцития, раздраженным взглядом подогревая-таки остывшую воду. Бадья вздрогнула от чрезмерного энергетического заряда, едва не опрокинувшись.

Ристания спокойно вернула гребень обратно в сумку и невозмутимо пожала плечами:

– Значит, где-то мы все же ошиблись.

– Ошиблись?!

– Конечно. И нечего кричать. – Чародейка медленно опустилась в кресло и утомленно прикрыла глаза. За всю ночь ей не удалось выкроить и получаса для сна. А ведь скоро светать начнет.

– Но как можно об этом так спокойно говорить? – растерялась Лерга.

Ристания с неохотой приоткрыла и скосила на нее один глаз.

– А ты предлагаешь побиться в покаянной истерике лбом о стену? Валяй!

– Ну… Нет, конечно…

Ведьма, с явным сожалением распрощавшись с надеждой вздремнуть, открыла глаза и повернулась к дисцитии лицом.

– Лерга, свобода ничего не стоит, если она не включает в себя свободу совершать ошибки. Смотри на сегодняшнее поражение как на завтрашнюю победу.

– Скорее как на завтрашнюю проблему, – пробормотала та, поглубже опускаясь в воду, – которую совершенно непонятно, как решать…

– А ты подумай, – посоветовала Ристания.

– Уже думала!

– Нет, не думала, – жестко прервала ее ведьма, – а разводила панику почем зря. Так не думают, Лерга.

– А как думают? – обиженно проворчала девушка.

– Определи цель и средства. Даже путь в тысячу верст начинается с единственного шага.

Лерга, с трудом проглотив готовую сорваться с языка колкость, глубоко вздохнула и не на шутку задумалась.

Итак, цель… Что может ее спасти сейчас, когда позади бездыханное тело монарха и обвинение в покушении на особу королевской крови, а впереди безжалостная облава на всех постах? Разве что чудо…

В виде ожившего вдруг Региса.

– Нам нужно вылечить короля? – с сомнением не то сказала, не то спросила дисцития.

– Браво, – благосклонно мурлыкнула с кресла Ристания. – А как?

– Хм… В этом-то и весь вопрос… Мы ведь даже не знаем, почему он вдруг вот так…

– Значит, нужно узнать, – невозмутимым тоном предложила чародейка.

– Где? – с горечью рассмеялась Лерга. – В Обитель нам путь заказан…

– А разве библиотеки есть только в Обители?

Лерга непонимающим взглядом обвела фигуру Ристании, а когда поняла, искренне пожалела о своей догадливости.

– Нет, мы не можем…

– Почему?! – удивилась довольно улыбающаяся ведьма.

– Ну… Потому что если они меня поймают, то решат, что мы над ними издеваемся.

Чародейка весело расхохоталась.

– Ну что ж, значит, надо позаботиться о том, чтобы не поймали.

Лерга ошарашенно покачала головой. Она что, серьезно?!

Серьезно. И, хуже того, эта идея пришла ей в голову давным-давно, хотя она и заставила Лергу добраться до нее «самостоятельно».

– А зачем? – непонимающе спросила пустоту Лерга, продолжая свою мысль. Она не пояснила, что «зачем», и на ответ, само собой, не рассчитывала.

Но Ристания оказалась куда догадливее самой дисцитии. Она по-кошачьи лукаво склонила голову набок и загадочно улыбнулась:

– Учителя открывают нам двери. Но перешагивать порог приходится самим.


– Ну как там? – с опаской поинтересовалась Лерга, изо всех сил пытаясь заглянуть себе за спину.

Ристания оценивающе помолчала и, мужественно проглотив рвущееся с губ ругательство, сквозь зубы проскрежетала:

– Не знаю. Прекрати вертеться.

– Так как я иначе узнаю, что у меня там на голове творится? – резонно возразила Лерга. – Зеркала-то нет!

Ристания презрительно фыркнула, отшвыривая в сторону бесполезный гребень.

– Мне отлично видна твоя голова безо всякого зеркала. Но что на ней творится, лично я понять никак не могу!

– Э-э-э… Почему?

– Потому что эта чертова настойка так равномерно распределяется по волосам, что определять, где прокрашенные пряди, а где еще нетронутые, приходится методом ненаучного тыка!

Ристания с досады небрежно дернула прядь Лергиных волос, и та с возмущенным писком вжала голову в плечи.

Не слишком, как стало ясно, гениальная идея выкрасить Лерге волосы настойкой корня огнянки принадлежала Ристании и ею же мужественно претворялась в жизнь вот уже с четверть часа.

За это время выяснилось, что волос на голове дисцитии не просто много, а неприлично много (впрочем, к концу процедуры их количество заметно поубавилось), так что, не обманувшись ярлычком на флаконе: «содержимого хватает на три-четыре применения», Ристания ничтоже сумняшеся вылила на Лергу два сразу. А найдись у нее в сумке третий, и он бы не остался невостребованным.

Комната напоминала место суровой бойни: красно-бурый цвет разбрызгиваемой настойки вызывал в памяти устойчивые ассоциации с кровавыми потеками, разверстыми ранами и раскроенными наискось черепами. Уже на третий раз подогретая вода в бадье окрасилась в ровный красновато-рыжий цвет, и Лерга мысленно молилась, чтобы красящее действие огнянки не распространялось хотя бы на кожу. Иначе то еще счастье будет, когда она вылезет…

– Ну почему нельзя было просто накинуть маскирующий морок? – снова тоскливо провыла она. – Гораздо проще и эффективнее!

– Проще? – с сомнением хмыкнула Ристания. – Ну не знаю, не знаю… Заклинание пришлось бы подновлять каждый день и отдавать двадцать процентов ауры на поддержку.

– Невелика потеря, – фыркнула дисцития, со страхом прислушиваясь к своим ощущениям. Очевидно, краска решила взяться на века, пробуравившись до самого мозга…

– Да и вычислить приколдовывающую неподалеку ведьму раз плюнуть, – продолжала тем временем Ристания. – А там уж можно сравнить магический почерк…

– Да кому это надо – вычислять, колдует ли кто-нибудь поблизости? Небось каждая вторая фрейлина при дворе амулетики на счастье-замужество прикупает. Всех вычислять – замучаешься!

– Прикупает, – невозмутимо подтвердила чародейка. – Но одно дело – пассивная аура постепенно разряжающейся наговорной побрякушки, и совсем другое – постоянно поддерживающая форму и матричное плетение волшба. Лично у меня от такого соседства неподалеку вообще виски ломить начинает. Кто поручится, что Леагр не обременен подобным малоприятным, зато безошибочным свойством организма?

Лерга обиженно поморщилась, но крыть было нечем.

Ристания между тем пришла к выводу, что нанесение настойки на волосы можно считать завершенным. Помогло ей определиться с этим совсем не равномерное наличие огнянки на прядях, а куда более банальная причина: содержимое обоих флаконов уже перекочевало на волосы Лерги, так что больше наносить было нечего.

– И все равно морок был бы надежнее, – из упрямства продолжала ворчать Лерга. – Ну перекрасим мы волосы, ну переоденусь, а дальше-то что? Если бы от королевской погони можно было отделаться такими фокусами, то половина разысканных преступников разгуливала бы на свободе!

– Мы лучше будем ориентироваться на опыт оставшейся половины разыскиваемых, – отшутилась чародейка.

– Но рост? Возраст? Цвет глаз? Их-то мы механическими путями не сменим!

– Цвет глаз – очень даже, если постараться, – возразила Ристания. – А рост и возраст – слишком расплывчатые приметы, чтобы по ним можно было кого-то задержать. Да и потом, королевские гвардейцы ни за что не поверят, что та, за кем они гоняются, имела наглость поселиться прямо у них под носом. Знаешь, чтобы получше спрятать бриллиант, нужно положить его в карман сыщика.

– Да неужели они не догадаются проверить прислугу? – недоверчиво вздернула бровь дисцития. – Это невозможно!

– Я никогда не требую от жизни невозможного, – серьезно отозвалась ведьма. – Это глупо.

– Почему?

– Потому что ее возможности безграничны. Полощи волосы.

Момент смытия краски тоже был выбран сугубо по внутреннему побуждению. Ибо полагалось-то ее держать на волосах около получаса, но учитывая, что какие-то пряди были накрашены раньше и уже перестояли свое, а какие-то еще только-только окунулись в настойку…

– Дивное же зрелище меня ждет, когда они высохнут, – мрачно пробормотала дисцития, опускаясь в воду. Пена радостно шарахнулась к бортам, но воды уже успело выплеснуться столько, что на этот раз она за край не перелилась, вхолостую пошипев у стенок. От длинных прядей во все стороны поползли змеистые кроваво-красные струйки растворяющейся в воде огнянки.

Высохнуть им естественным путем, разумеется, никто не дал: за окном уже намечались зябкие предрассветные сумерки, а дел еще было невпроворот, так что, выбравшись наконец из поднадоевшей бадьи и с отвращением полюбовавшись на сморщившуюся в рубчик кожу на ладонях, Лерга презрительно выплюнула заклинание. От волос к потолку повалило облако холодного пара, осело капельками на затянутых тонким слоем слюды окнах.

Ристания, не давая Лерге в полной мере оценить понесенный от перекрашивания ущерб, усадила ее на стул и раскалила на каминной решетке стальные щипцы. С шипением проходящие через них пряди язвительно ворчали, на выходе теряя всякую волнистость.

– Ух ты! – искренне восхитилась дисцития. – И что, так каждый день можно?

Если свой естественный цвет волос Лергу вполне устраивал, то свести на нет эти дурацкие, торчащие во все стороны завитки было едва ли не самой заветной мечтой. Но, увы, магической корректировке подобные проблемы не поддавались. Не тот уровень. Магия – это не бытовое подспорье, а великое искусство пропорций. Она с удовольствием развеет пылью стотысячное войско, а вот распрямлять непослушные волосы брезгливо откажется наотрез.

– Можно, – согласилась чародейка, сноровисто, явно не в первый раз, распрямляя прядь за прядью. Волосы, сразу ставшие намного длиннее, горячим покрывалом ложились на плечи. – Седмицы две.

– А потом? – не поняла дисцития, с восторгом зажимая между двумя пальцами в кои-то веки прямую прядь.

– А потом волосы вылезают клочьями, – безапелляционно отрезала Ристания, заканчивая и откладывая щипцы.

– А раньше предупредить нельзя было?! – в ужасе подскочила Лерга.

– Успокойся. Ничего с тобой от одного раза не сделается. – Чародейка уже с неизменной невозмутимостью зачесывала волосы Лерги куда-то наверх, мало обращая внимание на ее возмущенный визг при насильственном прореживании шевелюры. – Глаза красить сама будешь?

– А часто бывают кухонные служанки с накрашенными глазами? – съязвила в ответ Лерга, с сомнением ощупывая странное сооружение на голове. Обычно она носила волосы распущенными, так что теперь боялась даже лишний раз покачать головой, хотя намертво спаянному магией узлу из волос разрушение явно не грозило.

– При дворе иных и не бывает, – парировала ведьма. – Там длинные ноги, красивые глаза и гламария – не роскошь, а средство продвижения по карьерной лестнице!

– Мерзость какая, – ругнулась Лерга, оценив подоплеку слов Ристании.

Глаза ей все же красила Ристания, уверенно тыкая в оные тоненькой палочкой с заостренным кончиком. Лерга, боязливо моргающая не вовремя, размазала черную подводку по всему веку, пришлось стирать и накладывать заново… Словом, через четверть часа мучений Лерга поняла, что передушить всю королевскую погоню голыми руками ей было бы гораздо проще.

Когда дисцитию наконец-то подпустили к зеркалу, она уже не нашла даже достаточно грязных ругательств, чтобы выразить свое отношение к измененному «милому облику». Только нервный мелкий смех разбирал.

Служанка из нее вышла на редкость посредственная. Невесть где раздобытое Ристанией светло-зеленое льняное платьице с цветочной вышивкой по вороту, на рукавах и вокруг пояса спускалось ниже лодыжек, не балуя разрезами или декольте. Темно-медные волосы, которые вообще-то выкрасились лишайными пятнами, но Ристания умудрилась это как-то скрыть, были гладко зачесаны назад и убраны в тугой тяжелый узел, оттягивавший голову назад. Глаза, изначально изумрудные и лучистые, после стараний чародейки приобрели на редкость отвратительный оттенок грязной лужи, потеряв всякую выразительность.

– Крыса подхалимская, – с отвращениям припечатала Лерга, вдоволь насладившись малопривлекательной картиной. – И долго мне существовать в таком виде?

– Надеюсь, нет, – ответила Ристания, аккуратно завинчивая флакончики с краской, споласкивая в воде тоненькие кисточки для глаз и убирая это все в сумку. – Но гарантировать, увы, не могу.

– Спасибо за честность, – мученически простонала Лерга.

Сомнительные прелести макияжа не заставили себя долго ждать: у дисцитии жутко зачесался левый глаз, но вот почесать его она не смела. «Поди подводка в глаз и попала!» – раздраженно думала она, нетерпеливо постукивая кончиками пальцев по столу.

Ристания тем временем, поглядев на рассеивающуюся предрассветную хмарь за окном через щелку между ставнями, поняла, что на нормальный завтрак у них с Лергой времени не остается, и достала из сумки плитку черного горького шоколада. Столик жалко скрипнул, собираясь опрокинуться.

– Осторожнее! По-моему, он сейчас прикажет долго жить, – вскрикнула торопливо отскочившая от шаткой мебели Лерга.

Ристания презрительно фыркнула:

– Сломается – туда и дорога! Грош цена тому столу, на котором даже плитку шоколада разломать нельзя!

Шоколад, разделенный таки на две почти равные части, просуществовал на агонизирующем столике какие-то семь минут, после чего оттягивать торжественный выход в свет стало некуда.

– Ну что, готова? – Ристания огляделась, не забыли ли чего, и решительно вскинула ремешок сумки на плечо.

– Ага. – Лерга в последний раз окинула взглядом свое отражение и мрачно пошутила: – Меняю рай в шалаше на ад во дворце!

Внизу на них даже никто не покосился: вошедший в «Волчью пасть» народ редко выходил из нее в том же виде…


Осенняя листва порожней шелухой устилала улицы и тропинки, зябкое солнышко едва-едва приподнялось над краешком земли, морща лучики в мучительном раздумье: вставать и дальше или так сойдет?

Лерга шла, глядя себе под ноги, и сдавленно ругалась: голова от непомерного количества воткнутых в узел шпилек уже начинала немилосердно ныть, что с ней будет к вечеру, Лерга даже представить себе боялась. Платье с непривычки путалось между ногами, то и дело приходилось с чертыханьем расправлять подол. Проклятый левый глаз и не подумал перестать чесаться, а, успокоенный магией, сменил зверское щипание на унылый непрерывный зуд. Словом, куда ни кинь…

– И что мне сейчас положено делать? – со вздохом покоряясь неизбежности, спросила дисцития.

Ристания ей не нравилась. Всегда спокойная и невозмутимая, чародейка нервно перебирала тонкими пальцами в воздухе всю дорогу, напряженно щуря глаза. Дважды одернула плащ, дважды поправила ремешок сумки на плече. Ее явно что-то беспокоило, но, немного зная ведьму, Лерга готова была поручиться: она скорее умрет, чем признается, что именно. Приходилось молча терпеть, внутренне закипая в унисон.

– Тебе? – Чародейка задумчиво помолчала и решилась: – Дойти со мной до стражи у ворот, пройти следом и встать возле них. Рядом не иди. Дождись, пока войду, и иди на кухню. У них там вечно все с ног сбиваются, так что лишнюю пару рук они не прогонят, не беспокойся.

– А почему рядом нельзя? – не поняла Лерга. – Ну или хотя бы следом?

– Потому что нельзя! – резко ответила Ристания, всем своим видом давая понять, что разговор окончен. (Лерга не стала настаивать – самой было не по себе.) – Ах, да. И колдовать не вздумай!

Дисцития пожала плечами. Могла бы и не говорить: яснее ясного, что творить волшбу прямо во дворце – все равно что махать красной тряпкой перед носом взъяренного быка.

Поравнявшись с постом стражников у высоких распахнутых ворот, ведущих в королевский сад, Ристания словно преобразилась: величественно расправила плечи, небрежно уронила за спину шелковый капюшон черного плаща и расплескала по плечам пряди длинных прямых волос. Стражники, узнав, пугливо отшатнулись и, наградив парой угрюмых взглядов, пропустили через ворота. Незамеченная Лерга шмыгнула следом, встала неподалеку и, послушная указаниям, пропустила Ристанию вперед одну.

Чтобы бессильно пожалеть об этом уже через несколько мгновений.

Вчера чародейку здесь встречали как посланную богами святую.

Сегодня – как распроклятую пособницу дьявола.

Богомерзкую ведьму, по которой давно плачет горькими слезами осиновый костер.

Лорды и рыцари, отвешивавшие ей церемониальные поклоны, едва убирались с дороги, брезгливо подбирая торчащие позади хвостами шпаги, чтобы тех даже походя не коснулся черный шелк, стекающий с ее плеч. Дамы брезгливо кривились, словно завидели дохлую мышь на собственном туалетном столике в любимом будуаре. Ребятня пугливо шарахалась в сторону, к юбкам суеверно крестящихся и сплевывающих через левое плечо нянек.

Лерга сдавленно выругалась и поняла, почему ведьма запретила ей колдовать.

Потому что очень хотелось.

Раскатить бы этих самодовольных фатов силовой волной по кустам, чтобы выбирались полчаса, исцарапанные и в разодранных камзолах, а на страшилищ в пышных юбках опрокинуть бы ведро с помоями! Чтобы знали свое место!

Ну или хотя бы идти рядом. И делить пополам эту волну ненависти и презрения. Ведь одной такое не выдержать…

Но Ристания шла. Спокойно и невозмутимо, как будто и не обращая внимания на испепеляющие взгляды и даже не пытаясь отвечать тем же. Не замедляя и не убыстряя шага, с самым отсутствующим видом, какой только можно было напустить на себя под взглядами сотен ненавидящих глаз.

Не колдовала, понимая: этой толпе любая толика силы все равно что капля крови для доведенной до бешенства стаи хищников. Разорвут.

Лерга впилась ногтями в ладони, не чувствуя боли. Время тянулось ржавым смычком по перетянутой струне.

Шаг, другой…

– Вас приглашают на Совет Десяти, – с вынужденной почтительностью склонился в поклоне королевский гонец.

Ристания небрежно кивнула, легко взбегая по ступеням и скрываясь во дворце.

Лерга выругалась так грязно, как никогда раньше.


На кухне Лергу и впрямь приняли с распростертыми объятиями: вчера за прислугой следить было некому, все вокруг его величества хлопотали, так что слуги, не будь дураки, скоренько с работы дунули в ближайшую корчму, где и просидели до утра. А может, и сейчас сидят, если только не выкинули их с раскачкой. Да и прочие, мающиеся с похмелья, подспорьем в работе были сомнительным.

Так что раздобревшая на королевских харчах добродушная кухарка тут же вручила Лерге передник, платок на голову и засадила чистить картошку. Нельзя сказать, чтобы у дисцитии это хорошо получалось: она из всех колюще-режущих предметов признавала только клинки, болты и стрелы, так что кухонный нож в ее руках был чем-то новеньким. Но дородную старуху не столько волновал результат ее усилий, сколько возможность посплетничать. Тем более что Лерга слушательницей оказалась отменной, ибо сама понятия не имела, что говорить.

– Вот такочки Региса-то нашего и протравили, супостаты окаянные, – сокрушалась кухарка. – Вот еще вчерашеньки живой ходил, супчику мне горохового приказал сготовить – больно он охоч был до супчика-то, а нынечки все! Нету соколика нашего… Чтобы им, ведьмам треклятым, и на том свете икалося!

Речь бабки была не только невероятным сочетанием всех возможных и большей части невозможных ошибок, но еще и каким-то неперевариваемым сплавом из всех трех существующих диалектов одновременно. Понять ее с первого раза, не вслушиваясь в каждое слово, было невозможно.

– Да разве ж он уже умер? – неуверенно заикнулась Лерга.

– А! – презрительно махнула рукой старуха. – Не умер, так еще сутки помучается, а конец всё один. Ты, деточка, на энтих дурней-лекарей-то не надейся, они тебе всякого на уши навешают, лишь бы руку загребушшую поглубже в карман сунуть. А я одно знаю точно: ведьма, она хоть и сволочь, но дело свое знает. Коли траванула – так наверняка! И думать тут нечего.

«Патриотизм хлещет изо всех щелей!» – мрачно отметила Лерга, с отвращением глядя на нож. С ним она как-то не сработалась. Да и уже успевшая набиться под ногти грязь воодушевления не прибавляла.

– Одно хорошо, – продолжала тем временем кухарка, – хоть одну уже и шукати не надо, сама на двор с повинной пришла. На Совет ее потащили.

– А зачем? – напряглась Лерга.

– Знамо дело зачем, – степенно отозвалась кухарка, выливая в чан ведро воды, – судить да рядить будут – правая или виноватая. Хотя вот по мне, так чего тут судить?! Ясно же, як белый день!

Лерга предпочла оставить без комментариев это сомнительное утверждение, отложила затупившийся нож и задала последний вопрос:

– А что с ведьмами теперь будет?

Кухарка добродушно пожала плечами:

– Да чего будет? Когда эту осудят, так посадят пока в застенок какой-нито пытошный, а как вторую поймают, так и сожгут на одном костре. Для етой – как ее? – еканомии! Дров-то у нас ноныче мало, еле-еле печь протопить хватает, еще чего – добро на мракобесий энтих тратить!

Лерга решительно сжала губы.

– Если осудят. И если поймают!

ГЛАВА 2

Единая (а уж тем более единая и малоблагородная) цель способна объединить под одним флагом самую разношерстную компанию. Эту истину Лерга усвоила еще в первые годы своего обучения в Обители, когда она на пару со старшекурсником таскала пока еще не проверенные, но недосписанные вовремя контрольные работы из учительской. Таскал-то, конечно, только он, а она на стреме стояла, но уж страху-то натерпелась…

Да и разница между двумя мальчишками-коридорными, молоденькой девицей из камеристок и новенькой помощницей кухарки не так уж велика! Во всяком случае, в найденное мальчишками окно, выходящее прямо в зал заседаний, все четверо уставились с одинаковым любопытством, забыв про недометенный ковер в коридоре, небрежно брошенное прямо на кровать платье госпожи и пустое ведро, с которым Лергу вообще-то отправили за водой.

Смотрели. Слушали.

Главный советник устало откинулся в кресле и сделал мелкий нервный глоточек из высокого хрустального бокала с водой. Совет шел вот уже четверть часа, успел изрядно издергать всем десятерым нервы, но с мертвой точки так и не сдвинулся.

Обвиняемая стояла посреди зала с таким независимым и чуть ехидным видом, как будто ее не судили, а просто расспрашивали. Неторопливо, обстоятельно и приветливо, как расспрашивают дальнего родственника о жизни за столом в корчме со жбаном пивка в обнимку.

Впрочем, изначальный статус ведьмы уже существенно пошатнулся, ибо все обвинения она успешно отражала еще даже до того, как они оглашались вслух. В форме непринужденной беседы.

– Пыталась ли обвиняемая в покушении на королевскую жизнь дисцития выйти с вами на связь со вчерашнего вечера? – уныло проскрипел обвинитель, отчаявшись добиться от чародейки вразумительных ответов на вопросы, как она впервые узнала Лергу и зачем потащила ее во дворец.

Ристания отвечала подробно, вежливо и обстоятельно, но совершенно неинформативно. В духе: «Слушай, а как ты вообще умудряешься спать, не снимая часов?!» – «Э-э-э… Ну понимаешь, расстилаю постель, умываюсь, кладу руку и сплю, собственно!»

– Нет, не пыталась, – качнула головой ведьма. – Иначе…

– Что – иначе?! – хищно подался вперед присутствовавший там же Леагр.

– Иначе дала бы ей совет, – холодно отозвалась Ристания. – Не тратить зря нервы и время, а объяснить, что произошло вчера ночью в королевской спальне. Хотя бы мне.

– Ну, что произошло вчера ночью в королевской спальне, мы и так знаем, – расплылся в мерзкой ухмылочке обвинитель.

– Неужели? – вскинула точеную бровь чародейка. (Лицо собеседника искривилось в оскале ненависти.) – Не просветите ли?

– Покушение на митьесскую корону! – потеряв терпение, рявкнул он.

– Какая незадача, – притворно покачала головой ведьма, – а я-то, наивная, считала, что корона хранится не в спальне короля, а в сокровищнице!

– Это неуважение к суду! – крикнул сорвавшийся с места Леагр.

Главному советнику пришлось повелительно махнуть рукой, чтобы он сел на место. Еще не хватало устроить здесь дурацкий балаган всей толпой. Как будто одной этой чародейки мало!

– А за что его уважать? – тихо и горько хмыкнула Ристания. – За то, что десять самых важных в королевстве людей, цвет общества, собрались в душном зале, чтобы устроить допрос с пристрастием единственной ведьме?

– Допроса с пристрастием еще не было, – зашипел разъяренной гадюкой со своего места угомонившийся было маг. – Но я предлагаю его устроить! Хотя бы с телепатией!

– Домн Леагр, она свидетельница, а не преступница, – негромко напомнил светник.

– Но у нас есть подозрения!

– Какие?

– Вчера в ее опочивальне кто-то пытался пробиться к кристаллу связи!

– И?.. – напряглась чародейка.

– И при моей попытке принять вызов, чтобы узнать, кто это и чего он хочет, неизвестный тут же прервал связь! – возмущенно договорил Леагр.

Ристания нехорошо прищурилась. Пахнуло озоном.

– Домн Леагр, а не знаете ли вы, что, согласно законам Митьессы, ни один маг не имеет права прослушивать разговоры или даже прикасаться к кристаллу другого без личного разрешения короля?

– Но ведь король без сознания!

– И это уже достаточно веский повод, чтобы нарушать законы?!

Мага пришлось успокаивать его ближайшим соседям посредством чувствительных тычков в бока. Тот поворчал еще и затих.

Советник вздохнул.

– Знаете ли вы, домна, каким образом удалось подозреваемой покинуть королевскую опочивальню, словно растворившись прямо на глазах у четырех стражников, которые уверяют, что не спускали с нее глаз?

– Она ведьма.

– Да, но дворец в некоторой степени защищен придворным магом от недозволенной магии, – возразил Советник.

– Тогда я бы вам посоветовала спросить у господина придворного мага, как удалось подозреваемой покинуть королевскую опочивальню, словно растворившись прямо на глазах у четырех стражников, которые уверяют, что не спускали с нее глаз, – язвительно повторила за ним Ристания.

Господина придворного мага так и передернуло. Советник мрачно сдвинул брови и еще раз глотнул воды.

Что-то было не так. Что-то было неправильно. Вот только поймать бы за хвост, что…

Обвинитель. Яростный и придирчивый, как обычно. Даже после сотни судов неспособный увидеть какую-нибудь ситуацию с разных сторон. На редкость однобокое зрение… Впрочем, для обвинителя иного и не требуется.

Домн Леагр. Брезгливо скривившийся, склонный к истерикам и то и дело срывающийся на крик. Мужского достоинства в нем не было ни на медяк, что ему в общем-то прощалось за недюжинные, как говорили, магические способности. Впрочем, и престиж оных также здорово пошатнулся с полгода назад. Малоприятный тип, словом.

Четыре встрепанные головы в окне. Слуги, как обычно. Еще, пожалуй, не было ни одного Совета, который не стал бы достоянием не в меру ретивых и любопытных прислужников. Надо бы хоть выговор объявить… Впрочем, черт с ними, не до того…

Ведьма. С самым невозмутимым, отсутствующим видом скрестившая руки на груди. Уже по одной позе видно: ничего они от нее не добьются. Даже если что-то и знает.

Именно.

Ристанию советник знал давно, с тех самых пор, как она вообще объявилась при дворе. Причем знал лично, а не понаслышке – у одного костра как-то ночью глинтвейн варили. А потом всю ночь его, обжигаясь, пили, болтая ни о чем и обо всем. И обоим плевать было, что он – главный советник егоo величества, а она – будущая Ристания Туманных Приделов, чародейка Орлиного Гнезда, чье имя в ту ночь восторженно гремело по всей стране. Греться под одним кожаным плащом на двоих это совершенно не мешало. И именно она во всей этой картине и была самым неправильным звеном.

Она язвила, огрызалась и презрительно кривила губы так, как это делала бы на ее месте любая. С самого начала Совета она взяла отталкивающую ноту глухого запирательства, изображая оскорбленное достоинство и почти напрямую отказываясь сотрудничать с властью в лице десяти чиновников даже в минимальной степени. Так бы сделала каждая ведьма перед лицом Совета Десяти, куда ее притащили в качестве не то свидетельницы, не то обвиняемой.

Но она – не каждая.

Советник еще раз вгляделся в точеные черты лица чародейки. Жесткие, правильные, решительные, запоминающиеся и совершенно ничего не выражающие. Он безнадежно вздохнул:

– Я прошу Совет удалиться на перерыв. Оставьте меня с обви… тьфу, свидетельницей.

В ответ получил девять василисочьих взглядов, от недоуменных до презрительных.

Полы длинных традиционных мантий подмели пол по направлению к двери.


– Ну зачем вы так, Ристания? – устало вздохнул советник, кивая чародейке на одно из свободных кресел.

Та, нисколько не посомневавшись, заняла его и спокойно наполнила пустой высокий бокал водой из графина. Очевидно, ведьме эта пикировка тоже далась тяжелее, чем она желала показать.

– А вы? – только и бросила она.

– Что – я? – Советник зачарованно глядел, как глоток за глотком исчезает вода в бокале.

Ристания, не обращая на него внимания, наполнила его второй раз.

– Вам объяснить? – фыркнула ведьма. – Хорошо! Вас не устраивает мое поведение и нежелание помочь вам в расследовании, а как ведете себя вы сами, Риндольф? С порога затаскиваете меня сюда, словно погрязшую в грехах уголовницу, устраиваете тут форменный допрос, натравливаете на меня Леагра, чтоб его черти взяли, – еще бы в антрацит заковали, а потом ожидаете мирного сотрудничества!

– Но я должен был… – неуверенно промямлил советник.

– Должен? – Тонкая бровь вопросительно взметнулась вверх. – Не продолжайте, я сама поняла, что. Показать черни, с каким рвением вы взялись за расследование, дабы та не утеряла веры во власть и не устроила восстания, – так? Что ж, ход хороший: дескать, даже высокое имя и репутация не спасут мерзкую преступницу от закона – по всеобщим правилам пойдет под суд.

– Ну вот видите, – развел руками советник, – вы сами все прекрасно объяснили.

– О да, – неприятно усмехнулась Ристания. – Право, я должна быть благодарна, что вы еще не додумались до общенародного суда со стоянием у столба или профилактического заключения в пыточных застенках, не так ли?

– Что вы, Ристания, мы бы не посмели! – искренне ужаснулся советник.

– Извините, не поверю, – жестко прервала его ведьма. – И есть еще одна непонятная мне деталь в этом деле, домн Риндольф.

– Какая же?

– Цепь ясна: требование народа – оговор – жертва. Собаке нужно кинуть кость, когда она голодна, иначе скоро она одной костью уже не удовлетворится, верно?

– Верно…

– Только кто же вам сказал, драгоценнейший советник, что жертва должна радоваться подобному повороту событий?! Чего вы ждете от меня теперь?

Ристания, хищно подавшаяся было в кресле вперед, теперь расслабленно опустилась на спинку и, полуприкрыв глаза, стала медленно отхлебывать из бокала воду, словно это было дорогое выдержанное вино.

Советник тяжело вздохнул. Правоту женщины мужчине признать трудно. А уж если эта женщина еще и заявляет о своих правах подобным тоном… Впрочем, чувство вины помогло Риндольфу определиться довольно быстро:

– Ристания, я прошу прощения за этот дурацкий Совет и все, что ему предшествовало. Это была непростительная ошибка с моей стороны.

Но ведьма уже остыла, высказав ему все, что хотела. Она равнодушно пожала плечами:

– Да ладно, не извиняйтесь. Я все равно знала, что вы ничего со мной не сделаете.

– Откуда? – улыбнулся советник.

– По двум причинам, – вернула усталую улыбку чародейка. – В конце концов, кто еще вам сможет вернуть ваше драгоценное величество к жизни? Не Леагр же!

Советник, укоризненно покачав головой, вынужден был согласиться:

– Да, вы правы, на домна Леагра сложно положиться в столь щепетильном деле. Увы… Так что, если вы согласны еще раз вызволить митьесскую королевскую семью из беды, то…

– Согласна? – Ведьма снова вопросительно изогнула дугой бровь. – А разве мы уже обговорили условия?

Советник заерзал в кресле. Он, по существу, был не торговцем, даже не дипломатом, так что заменить этих пройдох в деле переговоров-договоров, разумеется, не мог. Оставалась лишь весьма призрачная надежда на то, что цена, которую ведьма запросит за свои услуги, окажется вполне разумной. А для этого было бы неплохо вовремя направить ее мысли в должное русло. Альтруизм, патриотизм и прочие слова тут едва ли помогут, но попытаться-то стоит!

– Да, конечно, – осторожно начал советник. – Мы назначим щедрое вознаграждение тому, кто сумеет вылечить его величество, несмотря даже на то что казна Митьессы в последние годы далеко не так полна, как прежде…

– Тогда не стоит обмелять ее еще больше, – усмехнулась чародейка и, не успел советник обрадованно перевести дух, пояснила: – Мне нужны не деньги. Их я могу заработать на любом тракте, причем куда меньшими усилиями и с большим удовольствием. Работа мага-наемника очень хорошо оплачивается.

Риндольф снова напрягся. Куда она клонит?

– В таком случае что же вы соизволите принять в качестве оплаты?

Ристания словно бы задумалась. В третий раз наполнила бокал водой. Графин почти опустел, только на самом донышке уныло бултыхалась оставшаяся жидкость.

– Мне не нужна оплата, – наконец кивнула ведьма. – Но мне нужны подобающие условия работы.

– То есть?

– Во-первых, прекратите искать несчастную дисцитию. Вопросы о ней здорово действуют мне на нервы. Железных же нервов ни медицина, ни магия пока не придумала, так что приходится обходиться теми, что есть.

– А если это она… – начал было советник, однако осекся под тяжелым взглядом Ристании.

– Вот если – тогда и посмотрим, – отрезала она. – Во-вторых, мне нужен неограниченный доступ к библиотеке и бумагам короля. В-третьих, комната во дворце.

– Разумеется, домна, – без возражений согласился советник. Это было еще вполне терпимо. – Это все, чего вы хотели пожелать?

– Пожалуй, да, – помедлив, кивнула та. – Хотя вот еще: скорее в порядке дружеского совета. Держите от меня подальше Леагра. Целее будет.

– Леагр?

– Дворец, – мрачно поправила Ристания. – А то мало ли что…

Советник расхохотался. Вот теперь он узнавал ту ведьму, с которой скоротал ночь под одним плащом.

– Конечно, домна, как скажете… Эй, Гарид!

ГЛАВА 3

Один из коридорных мальчишек вздрогнул и стремглав бросился в зал. Лерга мгновенно присела так, чтобы из окна ее не было видно, и остальных потянула за собой. Хотя что-то подсказывало дисцитии, что она безнадежно опоздала.

– Проводи домну в лучшую гостевую комнату, – строго приказал показавшемуся на пороге мальчишке советник. – И выполни все ее пожелания.

– Конечно, – чуть ли не в пояс поклонился перепуганный коридорный. – Прошу за мной, госпожа.

Ристания поднялась с кресла, легко кивнула советнику на прощание и уже почти поравнялась с дверями, когда ее снова окликнул Риндольф:

– А какая вторая причина?

Чародейка усмехнулась:

– Жесткие меры – вещь хорошая и порой оправданная, правильная и необходимая с общегосударственной точки зрения. Беда в другом – совести ведь общегосударственную точку зрения не навяжешь. А вы пока еще не настолько очерствели, чтобы идти по трупам. Особенно – трупам с подозрительно знакомыми чертами лица.

Советник опустил глаза и промолчал.


Говорят, что вещи обычно перенимают характер их хозяина.

Лерга, обладавшая далеко не милым и ангельским нравом, это уже давно познала на собственной шкуре и в принципе была полностью согласна с народной мудростью.

Библиотечные книги ее на дух не переносили, так и норовя порваться в переплете, растерять ветхие летучие страницы или попасть под фужер, из которого расплескали вино, – словом, делали все возможное, чтобы ни они сами, ни их соседки по полкам в руки дисцитии больше не попали. Учитывая, что библиотекарем был назначен старый, почти выживший из ума маг, который некогда преподавал в Обители, а сейчас просто уволить его было жалко, то опасность оказаться в «черном списке» была очень даже велика: объяснить что-либо этому субъекту было необычайно трудно. Если же книгам не удавалось провернуть ни одну из вышеперечисленных подлостей, то они изо всех сил старались хотя бы скрыть от Лерги половину проклятых абзацев, дабы она потом еще неделю под порчей ходила, гадая, откуда оная взялась.

Аналогичным же образом вели себя свитки, особенно свитки со сделанным домашним заданием. Они категорически отказывались по утрам вылезать из ящиков на свет божий, дабы служить вещественным доказательством хотя бы честных попыток что-либо выполнить. Без них же магистры почему-то не горели желанием верить дисцитии.

Ничуть не лучше вело себя вроде бы не так давно надетое зеленое льняное платье. Оно Лергу вообще «обожало». Особенно «обожало» ее нервы, трепетно коллекционируя всевозможные способы их вытрепывания. Платье путалось между ногами, не давая бежать, оно сминалось, оно цеплялось за все, что можно, и даже за половину того, за что и теоретически-то, с точки зрения Лерги, зацепиться нельзя! Но она в данном случае, увы, была самым что ни на есть непосредственным практиком, поэтому расплесканные по заднему двору два ведра холодной воды из колодца пришлось списать на рванувший ее за юбку резной подлокотник деревянной скамейки.

Правда, раньше дисцития искренне считала, что она одна страдает от чрезмерной похожести ее вещей на нее саму. Оказалось, это свойство универсально.

Если Леагр был, мягко говоря, не слишком-то приятным типом, не располагающим к дальнейшему приятному общению, то и его пес, без дела шляющийся по дворцу, оказался ничуть не более милым и приветливым.

– Реп, видстань! – отмахнулась от мохнатой зверюги, лезущей прямо под локоть, занятая кухарка. Борщ уже вскипел, а вот картошка для него мало того что не была порезана – и почищена-то всего наполовину. Лерга виновато потупилась.

– Ниче-ниче, – махнула рукой старуха, – у всех поначалу не больно-то хорошо да споро выходит. Приноровисся.

Собака, осознав своей шишковатой башкой, что от видавшей виды кухарки ей ничего не добиться, подошла к дисцитии и положила морду ей на колени. Лерга замерла, боясь шелохнуться. Еще вчера она бы оттолкнула омерзительно воняющую тварь силовой волной, и та навек бы зареклась приставать к магам. Сегодня же приходилось сидеть и молча смотреть, как нити слюны пачкают тебе юбку, стараясь поменьше вдыхать выдыхаемое псом.

– Ты Репа-то не боись, – посоветовала кухарка, торопливо дочищая картошку и отмывая ее в принесенной Лергой воде. – Он, зараза этакая, будто бы чуит, кто его боятися, тех и джгацит! Кусаит в смысле.

– И часто? – сквозь зубы процедила Лерга.

– Бувае, – неопределенно отмахнулась старуха, и Лерга поняла, что часто. Оптимизма это не добавляло.

– Эй, ты, – обратилась она к собаке, – зачем ты пришел? Еды у меня нет. Уйди, пожалуйста.

Пес внимательно выслушал, приподняв одно ухо, но не усвоил, наоборот, дослушав, только удовлетворенно вздохнул и, словно проникнувшись доверием, закрыл глаза. Да и вообще, кажется, решил чуток вздремнуть…

– Теть Стань, я вам огурцы принес, – бойко заорал кто-то с порога и не глядя ступил в кухню, подняв кадушку с солеными огурцами на уровень лица. – А-а-ай! Что за зараза?!

– Да трать же тарарать! – яростно взвыла Лерга, подскакивая на месте.

Пес, которому отдавили хвост, разумеется, не стал разбираться в причинах и следствиях – попросту мстительно цапнул ближайшую ногу. Кто оказался ближайшим, можно не пояснять…

– Какого ляда он тут сидит? – накинулся на Лергу вошедший парень лет девятнадцати.

– Какого черта ты под ноги не смотришь?! – зашипела в ответ дисцития.

Парень оценил ситуацию и попятился: разъяренная ведьма, даже если она еще недоучка, да и вообще колдовать ей нельзя, все же впечатление производит неизгладимое. Особенно на неподготовленные умы. Кухонного служаку подготовить было как-то некому…

– Да ладно-ладно, – увещевал он, осторожно, по стеночке обходя Лергу и вручая-таки кадушку кухарке. – Он тебя не укусил?

– Ага, как же, – огрызнулась Лерга, снова присаживаясь, и, плюнув на приличия, задрала подол, чтобы оценить понесенный из-за собачьего произвола ущерб. Очевидно, для помощницы кухарки это было не слишком серьезное нарушение этикета – во всяком случае, никто не удивился.

Выглядел укус… не блестяще. Для дисцитии, привыкшей приносить с тренировок по фехтованию сквозные раны, конечно, ерунда, но беда в том, что колдовать-то ей теперь было нельзя. Лерга вдруг, к своему ужасу, обнаружила, что понятия не имеет, как в подобных случаях должна поступать обычная, не обремененная колдовскими способностями девушка.

– Сейчас йод с бинтами принесу, – виновато буркнул парень, исчезая в дверях.

Лерга тщательно осмотрела синеватый венчик зубов, парные сочащиеся кровью ранки от клыков и несколько озаботившую ее припухлость.

– Надеюсь, эта сволочь хотя бы не бешеная? – с тяжелым вздохом спросила она.

– Не знаю, – засомневалась кухарка. Но, подумав, просияла: – Да нет, Реп много кого кусал, но никто Леагру не сказал, что он бешеный.

– Отсутствие жалоб на качество амулетов левитации еще не говорит об их безупречности, – процедила дисцития.

Кухарка ее, кажется, не поняла.

Зато вернувшийся с бинтом и йодом парень развел такую бурную деятельность вокруг укушенной, что через четверть часа та взвыла и посоветовала ему сгинуть самостоятельно, пока она не решила помочь. Без эффектного жеста, зажигающего огненный шар в ладони, фраза, конечно, теряла привычный шик, но уверенности, с которой она произносилась, хватило на то, чтобы парень отскочил на два шага, предоставив Лерге свободу действий.

Она терпеливо размотала полсажени старательно, но совершенно неумело накрученных на ее ногу бинтов и потребовала йод.

– Вот, возьми, – торопливо сунул ей пузырек парень. – Только осторожнее, он щиплется.

Лерга одарила его таким тяжеленным взглядом, что желание покровительственно давать дурацкие советы из парня повыветрилось.

Йод и вправду щипался. Не как «слезы единорога», но все же. Лерга, закусив нижнюю губу, торопливо обрисовала им кольца вокруг сочащихся уже не кровью, а просто какой-то красноватой субстанцией ранок и вернула парню. Был ли прок перебинтовывать ногу, она не знала, но определиться помогло платье: мало того что подол в крови изгваздаешь, так еще и то касающаяся, то отлетающая от кожи ткань явно скорейшему заживлению не способствует.

– Спасибо, – мрачно обронила она, возвращая и добрую половину притащенных бинтов.

Поднялась, сделала шаг и с шипением села обратно.

– Отличн-н-но… Теперь я еще и хромаю…

– Я помогу! – вызвался все тот же олух, подскакивая к ней и предлагая руку.

Лерга тяжело вздохнула – ну что с такого возьмешь?! – и приняла. Все лучше, чем за стенку держаться…

Можно было бы, конечно, найти Ристанию и попросить ее поколдовать, но какое-то шестое чувство подсказало Лерге, что чародейке сейчас не до нее: по сплетням, исправно прилетавшим в кухню с заглянувшими слугами, у ведьмы началось горячее время. Каждый участник Совета Десяти, а потом и каждый рыцарь, кавалер, дама и девица, облившие ее презрением поутру, теперь считали своим пренеприятнейшим, но неизбежным долгом зайти и извиниться, заверяя в своем расположении и обвиняя во всем ложные слухи, безусловно, не имеющие под собой никаких оснований.

Зачем чародейка всех их принимала и вела церемонные десятиминутные разговоры – боги ее знают. Лерга бы послала их всех куда подальше. Но у Ристании, как всегда, и на это имелись свои соображения.

– Как тебя хоть зовут-то? – со вздохом спросила Лерга, мужественно проглотив рвущееся следом «олух царя небесного».

– Венька, – бросил тот. И, подумав, солидно исправился: – Вений.

Дисцития медленно мерила шагами довольно просторную кухню, пытаясь «расходить» больную ногу. Судя по ощущениям, от лишних движений кровь начала сочиться еще сильнее. Но с другой стороны, не соблюдать же теперь постельный режим из-за какого-то паршивого укуса! Лерга представила, как бы на нее посмотрели однокурсники в Обители, – и содрогнулась.

– А почему его хоть Репом-то кличут? – обреченно вздохнула она, с удивлением отметив, что неотесанная речь кухарки привязчива, как учуявшая мед пчела.

– Да башка у него здоровенная да бесформенная какая-то, – тут же отозвался Вений. – Вот и привязалось само собой. Маг его поначалу-то как-то иначе назвал, так и кликать пытался, а этот дурень привык, что его на кухне Реп да Реп – вот никак по-другому и не отзывался. Ух, как маг на нас разозлился тогда, кому ж это охота, чтоб у тебя собака с таким именем была! Несолидно даже.

Лерга мрачно отметила, что репу она никогда не любила. И собачье ее воплощение явно не заставит дисцитию изменить свое мнение.

Разве что в худшую сторону.


Разумеется, работать от зари и до заката никто слуг во дворце не заставлял. А они сами тем более не отличались нездоровым трудоголизмом, решив в качестве траура по почти что безвременно почившему монарху устроить себе внеочередной отпуск и не надрываться почем зря.

К Лерге же, как особо пострадавшей от собачьего произвола, тем паче отношение было особым, и надрываться ей не приходилось: почти весь день дисцития просидела за столом в кухне, заедая остывший чай плюшками и слушая местные сплетни.

Правда, уходить раньше сумерек из кухни было не принято, так что пришлось засидеться до самого вечера и только потом, болезненно прихрамывая, отправиться на поиски Ристании. Настойчиво предлагавшего свою помощь Вения Лерга, не выдержав, в конце концов отправила в места пусть и не столь отдаленные, но тот все равно понял и временно обиделся.

«Ну и черт с ним! – решительно тряхнула головой дисцития, прихлопывая робко вякавшую на задворках сознания совесть. – Нечего где попало с кадушками шляться и под ноги не смотреть!»

В комнате, услужливо показанной знакомым коридорным, Ристании не оказалось. Очевидно, визиты утреннего «комитета по встрече» подошли к концу, и чародейка куда-то ушла. Вот только куда?

Перебрав в уме с пяток вариантов, Лерга остановилась на библиотеке: наметив цель, Ристания не любила отвлекаться на частности, так что вряд ли стала бы тратить время и силы на какой-нибудь очередной прием или бал. Да и какие балы, если в Митьессе несчастье – король при смерти?..

Как и следовало ожидать, местоположение библиотеки начисто вылетело у дисцитии из головы, сменившись настойчивым топографическим кретинизмом. В обычное время она бы, не смутившись, просто отправилась прощупывать все двери подряд магией, но сейчас волшба была под запретом, так что приходилось действовать топорным методом – открывать дверь, заглядывать и со смущенным: «Ох, простите, я ошиблась», – закрывать снова.

Причем порой Лерге случалось напарываться на столь интимные сцены, что к смущению добавлялся еще и румянец от подбородка до бровей. Как ужаленная, выскочив в коридор, она еще долго не могла перевести дыхание и кляла себя за бесцеремонность. Хотя, с другой стороны, что они, дверь не могли сначала запереть, что ли? Впрочем, самих участников увлекательного действа вторжение служанки ни в малой степени не тревожило, а порой даже и не заставляло на миг оторваться от своего интересного занятия. Кое-кто еще и за соком на кухню посылал.

Нога окончательно разнылась, повязка, кажется, насквозь пропиталась кровью. Сменить бы, да только где и как? «Эх, рано я Веньку отправила!» – тоскливо подумала дисцития, с машинальным извинением прикрывая очередную дверь, едва заглянув внутрь.

– Прошу прощения, ошиблась…

– Уверена? – донеслось в ответ скептическое.

Лерга вскинула глаза на усмехнувшуюся женщину, забравшуюся в прикаминное кресло с ногами. На столе слева от нее стопками громоздились книги и свитки.

– О боги, я и не заметила, что наконец-то нашла библиотеку! – устало рассмеялась дисцития, с трудом переступая порог.

Ристания подозрительно нахмурилась, присмотревшись к ее хромающей походке.

– Что с ногой?

– Ничего хорошего. – Лерга мрачно плюхнулась в кресло и с непередаваемым наслаждением распрямила ноги. Даже войди сюда сейчас карательный отряд под предводительством Леагра и пожелай он препроводить ее в пыточные застенки – ему пришлось бы здорово потрудиться, чтобы заставить дисцитию встать.

Ристания, с одного взгляда определив, что Лерге не до разговоров, настаивать не стала. Просто подошла и без особых церемоний отбросила ей на колени длинный подол. Осторожно ощупала холодными подушечками пальцев припухшую кожу и неопределенно хмыкнула.

– Совсем плохо? – умирающим голосом простонала Лерга.

– Жить будешь, – отрезала чародейка. – Плохо, но недолго.

– Не смешно.

Зазвенели флакончики, в воздухе остро запахло травами и настойками.

– Что это? – подозрительно потянула носом Лерга. – Ой!

– Терпи, – сурово предупредила Ристания.

Впрочем, дисцития, в будущем маг-воин, в подобных предупреждениях не нуждалась. Куда проще, сцепив зубы, потерпеть десять секунд, чем еще трое суток хромать, проклиная ноющую ногу. Лерга скривилась, но мужественно промолчала.

Обработав ранку так и оставшимся неопознанным раствором, Ристания выудила из неразлучной сумки эластичный бинт и ловко перемотала Лерге ногу. Та осторожно согнула-разогнула колено. Вроде ничего, даже опухоль спала чуть-чуть… Дисцития слегка улыбнулась, градус настроения поднялся на десятую ближе к пригодной для жизни температуре.

– Ну как там?

Ристания аккуратно убирала в сумку настойки, не забывая проверить тщательно завинченные крышечки.

– Завтра плясать не пойдешь, но вот через седмицу – все может быть… Как работа?

Лерга тяжело вздохнула:

– Смотря какой нужен вариант.

– А их несколько? – вскинула брови чародейка.

– Два. Честный и цензурный.

– Хм… Смешай их как-нибудь.

Лерга помолчала, подбирая слова. Пламя негромко, уютно потрескивало в камине.

– Ну… Выглядит это примерно так: кухарка целый день сплетничает со всеми подряд, в перерывах между сплетнями порой умудряясь что-нибудь бросить в котел. Полюбовавшись на то, как это все готовится, я понимаю, почему все местные фрейлины сидят на строжайшей диете. Знание хотя бы половины «закулисья» лишит аппетита на всю оставшуюся жизнь.

– О чем хоть сплетничают? Это ведь тоже полезный источник информации. Хоть и не всегда достоверный, но в общем и целом… Ничто из ниоткуда не берется.

– Ну-ну, – с сомнением протянула Лерга. – Ценной информации я почерпнула много! В частности, сколько золота королева-мать тратит на гламарию, какие фрейлины слишком часто захаживают по ночам в королевскую опочивальню, чтобы сменить лучину, и что Марьянка-дура, разменяв шестой десяток, спускает все жалованье на зелья: омолодиться хочет.

– Лучший способ борьбы со старостью – это смерть, – веско заметила Ристания. – Что-нибудь еще? Столь же животрепещущее?

– Еще меня искусала эта чертова собака и весь день доставал придурок-разнорабочий, из-за которого все и случилось, – угрюмо закончила перечень неприятностей Лерга.

– Разнорабочий? – Ристания тонко улыбнулась возмущению дисцитии. – Хоть симпатичный?

– Не знаю, наверное, – мрачно буркнула та.

– Так чего же ты возмущаешься?

– Да потому что дурак дураком, двух слов связать не может! Только «бе» да «ме». Как из-за угла мешком ударенный!

Чародейка искренне и звонко рассмеялась. Лерга обиделась еще больше.

– Ну а чего же ты хотела, долена? – усилием воли изгоняя остатки клокочущего в груди смеха, спросила Ристания. – Если бы при дворе повысилось искусство вести беседу, то резко понизилась бы рождаемость!

– Ну а я-то тут при чем?

– Как это – при чем? Новое лицо. Молодая, симпатичная, неглупая… Таких здесь не пропускают.

– Ну-ну, осталось сказать, что этот тип и собаку на меня специально натравил! – недовольно поморщилась Лерга. – Для привлечения внимания, так сказать…

– Все может быть, все может быть… – задумчиво покачала головой чародейка. – Впрочем, мы увлеклись, а еще одной бессонной ночи мои нервы не выдержат. Так что за работу.

Уж чего-чего, а работы хватало. Проявив несказанные душевные качества, Ристания даже пожалела Лергу и сама принесла ей стопку книг, сложив их горкой возле кресла. Дисцития с сомнением приподняла одну за корешок. Переворошила всю пачку. Никакой логике в подборе жанров и направлений не было: от прошловековой беллетристики до научных трактатов в изложении и поныне здравствующего домна Растора.

– А что мы ищем?

Ристания неопределенно пожала плечами:

– Найдем – узнаем.

Нечего сказать, вдохновляющее начало работы…

За несколько часов чародейки успели перерыть с полсотни свитков, книг, фолиантов и растрепанных справочников, но ничего хоть мало-мальски ценного для себя не отыскали. О том, как привести человека в чувство, они и сами знали. А про реанимацию при полуживом-полумертвом состоянии в книгах ни слова не говорилось.

Камин успел прогореть, зашедшая пару раз служанка кое-как смахнула с корешков пыль и по просьбе Ристании принесла дров и две чашки чая. Чай остыл, а работа так и не сдвинулась с мертвой точки.

– Что за идиотизм, – уныло глядя в одну точку, простонала Лерга, – третью книгу листаю, а начало везде одно… Да и половина текста словно списана подчистую! А между тем авторы вроде бы разные, да и заглавия…

– А кто первый украл – тот и автор, – небрежно махнула рукой Ристания. – Текстологический закон, или как там его…

– Текстологический закон? – недоуменно повторила дисцития. – Это что, официальная легализация плагиата?!

– Нет, – устало улыбнулась чародейка. – Скорее научное понятие… Звучит примерно так: если в двух и более текстах есть совпадающие элементы и есть отличия, то у этих текстов был общий первоисточник.

– Ни черта не поняла, – поморщилась Лерга.

– Ну… смотри: в Митьессе, насколько я знаю, господствуют три примерно равноправных диалекта – так?

– Так.

– При этом около трех четвертей лексики у них совпадает, так что для понимания вполне достаточно знать какой-то один, правильно?

– Ну.

– А почему они похожи?

– Так это даже детям известно, – фыркнула Лерга. – До войны Семи Королевств здесь был единый прамитьесский, как его сейчас называют, язык. Потом мы одно время проигрывали, королевство поделили на три части, доставшиеся разным противникам, и с полвека Митьесса жила раздробленно. А потом снова собралась, но три провинции, как выяснилось, говорят на несколько разных языках. А переучиваться, разумеется, никто не пожелал – вот и мучаемся до сих пор.

– С текстами примерно так же, – кивнула Ристания, с неподдельным интересом выслушав экскурс в историю. – Представь, что был некий «пратекст», который не сохранился, вот с него-то по кусочкам и списывали эти халтурщики, чьи имена теперь гордо красуются на обложках.

– А зачем?

– А затем, что упор на приличный авторитет еще никому не повредил, – отрезала ведьма, залпом допивая чай и со вздохом открывая следующий фолиант.

Лерге ничего не оставалось, кроме как последовать ее примеру.

Случалось напарываться и на интересные вещи, как, например, личные письма его высочества Люмена к своему венценосному брату. Тонкое, точно сбалансированное сочетание традиционно возвышенного слога и безукоризненного следования законам искусства письма, талантливо приправленное вкраплениями уместной и ловко завуалированной лести, заставило уважительно хмыкнуть даже Ристанию, до сих пор весьма скептически относившуюся к художественной ценности просматриваемой ими макулатуры.

– Правду говорят, что в письмах умного человека отражается характер тех, кому они адресованы, – задумчиво протянула ведьма.

– А Люмен – умный человек? – заинтересовалась Лерга. Вот о ком, о ком, а о принце по Обители ходили самые туманные слухи, особенно в последнее время. Не то он предателем подкупленным оказался, не то дурачком умалишенным…

– Да, – уверенно кивнула Ристания.

– А его величество? – осторожно продолжила дисцития.

Чародейка усмехнулась:

– Не берусь судить однозначно, но на меня Регис производит впечатления человека, для которого ахиллесовой пятой стала именно голова. Увы.

Лерга хихикнула.

Ристания тряхнула длинными волосами, отгоняя прочь ненужные мысли, и опустила глаза на свиток у себя в руке. Зацепилась взглядом за строчку, вторую… С интересом пробежала глазами самое начало и решительно углубилась в непонятный документ, сбросив с коленей все остальные, чтобы не мешали.

– Что-то достойное внимания? – лениво спросила Лерга, тоскливо косясь на глубокую темноту, плещущуюся за окном.

– Может быть, – рассеянно отмахнулась ведьма, не отрываясь от меленько исписанных строчек.

Лерга, не дождавшись более подробных объяснений и позорно проиграв здоровому любопытству, с кряхтеньем вылезла из кресла и зашла чародейке в тыл, через плечо заглядывая в свиток.

И удивленно присвистнула, тут же забыв про ноющую ногу.


«Уганда…

Странное имя.

И странная женщина. Именно женщина – не девушка, она и не пытается притворяться невинной милашкой в отличие от всех остальных фрейлин. Ей это не надо – зачем? Ей не нужно притворное кокетство, чтобы привлечь внимание, не нужно девичье хихиканье и тщательно разыгранное смущение. Ей хватит и одного вдумчивого взгляда, чтобы словно приворожить любого, кто посмеет на него ответить…

– Простите, ваше величество, можно спросить?

Церемонный реверанс, послушно опущенные ресницы. Темно-синее платье атласными волнами спускается к едва видимым носкам туфель на низком каблуке, серебристый палантин прикрывает открытые плечи и глубокое декольте. Совершенно зря. Обычно фрейлины, входя ко мне, наоборот, открывают свои прелести настолько, насколько это прощается приличиями.

– Да, долена.

Отрываюсь от нудной «Истории Семи Королевств» – как будто библиотекарь не мог чего-нибудь поинтереснее посоветовать! – и поощрительно улыбаюсь. Скучно. Так почему бы не развлечься вечером?

– Ее величество просила повторить ее приглашение на сегодняшний праздник…

– Нет, не пойду! – перебил я, скорчив брезгливую гримасу. Книга полетела на прикроватный столик.

– Разве вашему величеству не скучно и не одиноко здесь, без общества? – Чуть заметный подъем бровей. Даже не любопытство, а просто необходимость поддержать разговор. Уходить, не уделив беседе хотя бы шести фраз, – вопиющее нарушение этикета.

– Мне вполне хватает того общества, которым я располагаю сейчас…

Безобразие. Обычно изо всех сил флиртуют со мной. А сейчас приходится менять роли на противоположные. Но до чего же интересная птичка…

Короткий взгляд в сторону отброшенного мною фолианта:

– Общества книги?

Встаю. Пусть я и король, так что мне простят любое поведение, тем более один на один с обычной фрейлиной, но все же не стоит валяться на кровати перед стоящей у порога дамой. А то как бы дама не решила переступить этот порог в обратном направлении и скрыться в коридорах…

– Вашего общества, долена. Общества умной, красивой, знающей себе цену женщины.

Попытка поцеловать руку оканчивается провалом – при моем приближении она торопливо приседает в очередном реверансе. Чтоб его, этот этикет!

– Ваше величество приписывает мне достоинства, которыми я не обладаю.

– А вам не кажется, что мне виднее? – раздражаюсь. Полагал, что все будет проще. Не тут-то было. Она не пугается монаршего гнева – наоборот, словно получает некое преимущество благодаря своему спокойствию.

– Безусловно, ваше величество…

Вот и все. Сказаны положенные шесть фраз. Вежливость ее здесь больше не задержит, так что надо переходить к более решительным действиям.

– Не откажется ли долена скрасить унылый досуг своего короля? – Невозмутимый до этого взгляд стремительно тяжелеет, и я спешу пояснить: – Не желаете ли партию в шахматы?

Фрейлина чуть расслабляется.

– Ваше величество оказывает мне честь, которой я недостойна…

– Бросьте.

Попытка перейти на несколько панибратский тон не то чтобы приносит результаты, но она хотя бы не протестует, садится напротив меня и со знанием дела расставляет костяные фигуры. За шахматами разговор несколько оживляется, удается даже узнать ее имя и получить разрешение заменять им безликое «долена»…

Через полчаса она вежливо проигрывает и… уходит. Учтиво попрощавшись и пожелав спокойной ночи.

Ни разу в жизни я не получал такого безапелляционного и безукоризненного отказа. Всю ночь просидел как оплеванный.

Ну ее к черту, эту Уганду!»


Лерга недоуменно проморгалась и задумчиво потерла виски.

– Что это такое?

Ристания одарила ее взглядом, выразившим за мгновение все, что чародейка думает об умственном развитии дисцитии, но потом вспомнила, что больным надо все прощать, и терпеливо объяснила:

– Дневник короля.

– Как он попал сюда?!

– Вот только не надо притворяться, что кое-кто не подслушивал под окном все заседание Совета! – язвительно проговорила ведьма.

Лерга почувствовала, что начинает заливаться краской. Но чародейка не собиралась читать ей мораль. Хотя бы потому, что, чтобы читать проповеди, нужно чтить заповеди.

– Я же потребовала неограниченный доступ к библиотеке и бумагам короля.

– Ну и что? Так они сразу и отдали его дневник!

– Да кто «они»-то? Я сама отбирала бумаги. Ну и находить скрытые тайники и ящики мне никто не запрещал…

Лерга понимающе хмыкнула. Вот еще тоже умники: запустить куницу в курятник под честное слово…

– Но как-то я не уверена, что это все же дневник короля, – задумчиво покачала она головой.

– Почему? – Ристания уже с интересом искала среди валявшихся на полу свитков продолжение.

– Стиль. Слишком… образный, красивый, плавный… И слегка женский.

Чародейка только отмахнулась, решительно перерывая груды листков на столе.

– Ну где же ты, зараза… А про стиль не задумывайся. Каждый монарх хотя бы в детстве обязан вести дневник, у них это прямо в распорядок дня занесено. Дескать, приучает анализировать. Ну а со временем это просто входит в неизбывную привычку. Учитывая же, что большинство королевских отпрысков, мягко говоря, не наделены литературным талантом, большой популярностью среди царственных семей пользуются мало кому известные ливранские перья…

– И чем же они так хороши?

– Они зачарованы ворожеями Ливрании.[16] Как – большой магический секрет. Смысл в том, что обладателю пера не надо думать ни об орфографии, ни о стиле. Достаточно просто водить пером по бумаге и думать, что хочешь написать. Текст сам примет наиболее удобочитаемую форму… Ах, вот ты где, мерзость этакая!

Чародейка с победным блеском в глазах распрямила на коленях следующий свиток, так что в достаточной степени восхититься ливранскими перьями Лерга не успела.

«Убеждаюсь в сотый раз: она такая же холодная, как и тонко ограненный алмаз на серебряной цепочке, вьющейся вокруг ее шеи.

Красивая, твердая, дорогая, независимая и неприступная. Не бросающаяся в глаза, как дешевая побрякушка, сверкающая на груди у новенькой придворной, но мягко и чарующе переливающаяся сотнями оттенков на ювелирно обработанных гранях бриллианта.

Она совершенно равнодушна ко мне. Вежлива, услужлива и послушна, как любая фрейлина. Хотя она совершенно не вписывается в их разномастную стайку. Откуда она вообще взялась во дворце? Давно ли? Почему я раньше ее не замечал?

Впрочем, это очень даже в духе ее величества – окружать себя весьма странными личностями.

На днях пытался подарить ей янтарный браслет.

Взяла, вежливо поблагодарила, снова сказала, что недостойна такой чести, и опять ушла. Никаких изменений в отношении ко мне не произошло. Браслета я на ней не заметил ни разу. Однажды решился и с наигранно строгим лицом, но шутливым тоном спросил, почему мой подарок в такой немилости. Получил возмутительно простой и логичный ответ, что моя маменька обожает распределять, какой цвет нарядов закрепить за каждой своей фрейлиной. Уганде достались все оттенки синего. А оранжевый янтарь смотрится одинаковой безвкусицей и в сочетании с нежной лазурью, и на фоне насыщенного аквамарина.

Опять полчаса ходил как оплеванный. Да сколько ж можно?!»


Ристания отодвинула свиток и задумчиво посмотрела вдаль. На тонких губах чародейки играла таинственная, но определенно довольная улыбка.

– Что? – недовольно спросила Лерга, с болезненным шипением потягиваясь. Свиток еще не кончился, а в отложенном состоянии читать его через плечо было неудобно. Ливранские перья оказались такой замечательной вещью, что оторваться от строчек было невозможно, так что дисцития и не заметила, что от долгого стояния в неподвижном положении у нее здорово затекло все тело, а теперь в кожу вонзились сотни раскаленных иголочек.

– Мне все больше и больше нравится эта Уганда, – довольно хмыкнула Ристания, торопливо смаргивая, чтобы расслабить уставшие глаза.

– С чего вдруг?

– Она очень умная женщина, – пояснила чародейка, поднимаясь и пересаживаясь на диван по другую сторону от погасшего камина, чтобы Лерга тоже могла сесть по-человечески, а не читать в скрюченном состоянии за спинкой кресла.

Дисцития торопливо подхватила канделябр и переставила его поближе. Хорошо бы еще, конечно, камин снова затопить, но для этого надо звать (а точнее, злобно будить) бдительно дрыхнущих коридорных, требовать, чтобы они принесли дров… Ладно, и так пока не холодно.

– Почему умная?

– Потому что не хочет идти на контакт с наглым его величеством и делает это весьма умело.

– Но если не хочет, зачем тогда вообще было брать этот подарок? Отказалась бы. Да и на кой ляд любезничать с королем, если не хочешь, чтоб он к тебе приставал? Сиди угрюмо в углу, да и молчи в тряпочку!

Ристания отрицательно покачала головой:

– Ни в коем случае. Кстати, беру свои слова назад, я здорово недооценила Региса. Не такой уж он и дурак.

– Это же все перо.

– Не только, – возразила чародейка. – Перо отвечает за стиль и образы, но мысли – целиком заслуга пишущего. Человек он, как выясняется, склонный к определенному анализу, а потому способный понять: подчеркнутое безразличие – это тоже знак внимания. Она же не дает ему никаких шансов, ничем не выделяется поведением из фрейлин. Хотя откуда она взялась – это и вправду интересный вопрос… Он бы многое для меня прояснил…


«Право, завоевать проклятую Асканию на порядок проще, чем эту женщину!

Две недели я изображаю из себя истинного кавалера. Присылаю по утрам цветы, улыбаюсь только ей на приемах и несколько раз оказывал ей честь первого танца на балах. Пустил слух, что у нас роман. Во всех дворцовых закоулках шепчутся об этом!

А эта женщина ведет себя как ни в чем не бывало. На каждый букет приходит карточка с благодарностью и просьбой не оказывать больше ей, недостойной, таких знаков внимания. Цветы не отослала назад ни разу.

На приемах не отводит взгляд и не улыбается в ответ.

Танцует великолепно, от приглашения никогда не отказывается, но и польщенной и избранной себя не чувствует.

Да что же мне еще делать-то?!

Она ведет себя как добропорядочная жена в отсутствие мужа, не желающая ни ему изменять, ни портить отношения со мной или своей госпожой.

Маменька, кстати, тоже очень интересовалась, что между нами творится. А в ответ на чистосердечное признание и просьбу дать совет расхохоталась и пообещала помогать в меру своих возможностей. Они с Угандой не близки. Я вообще не знаю ни одного человека, который был бы хоть сколько-нибудь близок этой женщине. Ни дамы, ни мужчины.

Теперь ее величество держит слово и каждый вечер отправляет свою фрейлину развлекать короля. Та ни разу не отказалась и не выказала недовольства приказом. Равно как и не обрадовалась, хотя ей по-черному завидуют все придворные дамы. С ума сойти можно!

Играем в шахматы.

Я каждый раз галантно уступаю ей право играть белыми, а она каждый раз вежливо проигрывает или сдается на двадцать девятой минуте. Я засекал три дня подряд – не ошиблась ни разу!

На просьбу прекратить поддаваться ответила, что шахматы – это не женская игра и что я слишком многого хочу от ничем не примечательной фрейлины. Вот и попробуй возрази!

Но что поразительно – я умею побеждать в партии. А она почему-то умеет, даже проигрывая, оставаться непобедимой.

Во всяком случае, ощущение победы еще ни разу не пришло ко мне, когда она, проиграв, вставала из-за стола и прощалась.

А Уганда, исчезая в коридоре, никогда не выглядела побежденной…»


– Как же тебя пробрало, твое величество! – усмехнулась Ристания, торопливо отыскивая новый свиток. – Учись, долена!

– Спасибо, обойдусь, – обиженно фыркнула Лерга, зябко поджимая под себя ноги. Укушенная слегка опухла, но почти не болела. Глядишь, к утру и ходить можно будет нормально.

Камин окончательно прогорел, в библиотеке заметно похолодало, чародейки укутались в найденный Ристанией плед, но зажигать магией камин она не стала. Может, не хотела привлекать колдовством внимания Леагра, а может, просто не любила это заклинание – хоть и элементарное, но весьма энергоемкое, ведь когда дров нет и гореть нечему, то сжигать приходится собственную энергию. Маги с охотой швыряются огненными шарами, но тот горит от силы полминуты, а вот нудное, однообразное колдовство часы подряд здорово изматывает.

Да и не походила Ристания на мага огненной стихии. Точнее, чисто внешне походила, да еще как, но по любимым заклинаниям и общей направленности волшбы – ни в коем разе.

И не земля. Скорее всего воздух, хотя и вода вполне могла идти дополнительной стихией. Сама Лерга толком определить не могла, а спрашивать, признаваясь в ворожейном бессилии, стеснялась.

– Чему учиться-то? – упаковавшись в плед по самый нос, зевнула дисцития.

– Методике охмурения королей, – рассмеялась Ристания. – До чего же тонко и грамотно! Захочешь – не подкопаешься.

– По-моему, мы решили, что она его последовательно отшивает, – возразила Лерга.

– Раньше отшивала, – невозмутимо кивнула чародейка, – а теперь передумала. Мужчины – это дети, долена. Им интересно только то, чего они не могут понять или достать. Прими она его ухаживания – и он бросил бы ее через седмицу, как и любую другую фрейлину. Но она не такая дурочка…

– Откуда она только такая вообще выискалась? – недовольно поморщилась Лерга. – И красивая, и умная – и до сих пор не замужем! Так среди фрейлин не бывает.

– Откуда она выискалась – это пока главное, что меня волнует, – мрачно кивнула Ристания, расправляя на столе новый свиток.

Ибо среди фрейлин так действительно не бывает.


«Поразительная вещь: чем хуже человеку живется, чем больше у него проблем, тем больше его тянет вести дневник. Словно какое-то органическое желание беспрестанно жаловаться хоть кому-нибудь. Глупость, но факт.

А когда фортуна поворачивается хотя бы в профиль, рука к перу и не тянется – словно сглазить боишься.

Так вот, за последнюю седмицу положение дел сильно изменилось и барабан фортуны резко крутанулся в мою сторону.

А Уганда, прекратив быть ледяной и неприступной, оказалась еще более странной, интересной, необъяснимой… и это замечательно!

Впервые в жизни встречаю девушку, которая не только изображает ревностный интерес к моим государственным делам, но и способна их понять, а то и дать дельный совет при случае.

На днях мы сидели с ней в обнимку у ярко шелестящего пламенем камина, и я ломал голову, как бы потактичнее прижучить одного местного рифмоплета, переведшего на днях иностранный роман. Донос следящего за современными книгами библиотекаря был откровенно неутешительным. Хоть ты цензуру вводи, тьфу…

– Чем он вообще вам так не нравится? – пожала плечами Уганда. (Не добавлять в конце каждой фразы «ваше величество» она, кажется, уже привыкла, но вот уговорить ее перейти на «ты» так и не получается.) – Роман-то вековой давности! Ну перевел. Ну на стихи переложил. Я читала – ничего там особенного нет: чуть-чуть эстетики, чуть-чуть идеологии и водоворот несочетаемых выражений, но это уж отражение его личного стиля, тут ничего не попишешь.

Я тяжело вздохнул и откинулся на спинку кресла.

– Ага, вековой давности… И умудрился же этот мерзавец выискать древний роман, настолько злободневный по сути!

– Я не понимаю вас, – нахмурилась Уганда.

– Ты читала? – (Утвердительный кивок.) – И что увидела?

– Клубок путешествий иртакского принца древних времен, который приносит ему жизненный опыт, необходимый будущему монарху.

– Ага, – мрачно подтвердил я. – А подоплека там такая, что наследование престола должно происходить строго по закону, чтобы у педагогов была возможность должным образом подготовить наследника к власти.

– И чем вам это не нравится?

– А ты что, не знаешь, как я сам пришел к власти?! – горько усмехаюсь.

Уганда, вспомнив вихрь предшествующих моему воцарению дворцовых переворотов, понимающе хмыкает и замолкает на минуту. Я тяжело вздыхаю:

– Может, просто запретить читать этот роман?

– Чтобы потом слуги находили его под подушками у всех придворных? – фыркает она. – Нет уж, в данном случае прямой запрет – это лучшая реклама!

– Тогда, видимо, остается молча скрипеть зубами…

Фрейлина замолкает на некоторое время, неотрывно глядя в пламя. Не тем завороженным взглядом, который часто встречается у присмотревшегося к огню человека, а просто пустым, каким она могла бы уставиться и на застеленный скатертью стол.

– Нет. Можно ведь действовать от противного.

– То есть?

– Я читала роман. Придраться там к чему-то довольно сложно, но вот стиль… Можно сделать роман самым популярным… объектом насмешек при дворе. Тогда его никто и не подумает воспринимать всерьез.

Я заинтересованно подался вперед:

– То есть, например, назначить шутовские наказания: за малую провинность – выпить стакан ледяного вина, за среднюю – прочитать наизусть двадцать строк этой «Ильдимахиады»…

– А за большую – выучить наизусть целую страницу текста, – горячо поддержала меня Уганда. И рассмеялась: – Этого наказания придворные будут бояться как огня!

– Почему? Неужели ж это настолько сложно?

– С его-то метрикой?! «Древня размера стихов пою отцелюбного сына…»

– Это что?

– Зачин, – снова рассмеялась фрейлина.

– В таком случае больших провинностей у нас в ближайшее время не предвидится!»


Лерга нахмурилась. В литературе она толком не разбиралась, в психологии – слегка (только в последнее время, исключительно под влиянием Ристании).

– Что это за роман? Ни разу не слышала.

Чародейка на секунду прикрыла усталые глаза, с нажимом помассировала ноющие виски.

– Да так и называется «Ильдимахиада». В оригинале «Странствия Ильдимаха». Так главного героя звали.

– Интересно, удалось ли им провернуть эту авантюру, – задумчиво кивнула Лерга на свиток. – Идея-то хорошая, но вот воплотить…

– Удалось, – подтвердила Ристания. – Над этим романом ухохатывался весь двор, автор едва руки на себя не наложил. А ведь тонкости его чутья остается только позавидовать: раскопать такой клад среди древних, да еще иностранных рукописей!

– Действительно политически острый? – скептически вздернула бровь Лерга.

– Еще какой, – кивнула Ристания. – Я читала только оригинал, но если это должным образом перевести, да еще и акценты чуть-чуть перерасставить… Эффект грохнувшей о паркет шаровой молнии обеспечен.

– А его предусмотрительное величество, значит, решил заранее перестраховаться? – презрительно фыркнула Лерга.

Ристания бросила на нее непонятный, но одобрительный взгляд.

Дисцития задумалась о том, что сказала, и прикусила язык. Вчера она ни за что не осмелилась бы так съязвить по адресу монарха.

Но все течет, все изменяется…


«Все хорошее когда-нибудь кончается. И как правило, куда быстрее, чем хотелось бы. Увы, жизнь раз за разом тычет нас, словно нашкодивших котят, в эту простую истину, но вот понять, а уж тем более принять ее мы никак не можем! Вот и приходится в десятый раз наступать на одни и те же грабли. Хотя пора бы уже на водичку дуть. В мои-то двадцать с лишним…

Она мне изменяет.

Наверное.

Сегодня утром я шел по первой восточной галерее – терпеть не могу это место, окон там нет, а факелы на стены подвесить придворный маг не разрешает: дескать, колдовать мешают. Тоже мне, колдун чертов! Так что тьма кромешная.

И вот буквально за три-четыре шага до кабинета Леагра открывается его дверь, и оттуда боком, с опаской выходит… Уганда собственной персоной!

Как меня увидела – просто дар речи потеряла. Лепетала что-то невнятное насчет того, что к магу ее послала маменька. Ага, так я и поверил! Ее величество терпеть не может Леагра, даже гламарию у сторонних магов заказывает. Учитывая счета, приходящие за оную, заказывает даже не у одного, а у десятка магов. Бочонками.

Я с сомнением хмыкнул, попытался позвать Леагра, чтобы лично выяснить, что же от него понадобилось в кои-то веки королеве, но фрейлина подхватила меня под руку и чуть не силой потащила дальше по коридору, тараторя, что Леагра ни в коем случае нельзя отвлекать, потому что он занят, плетет ужасное заклинание, так что стоит помешать – и на какую-нибудь ерунду вроде взорванного дворца его гнева вполне хватит.

Выражать сомнения в столь необыкновенных дарованиях своего мага мне пришлось уже шепотом в общем зале. Там Уганду заприметила маменька и решила, что пора бы ей вспомнить: она прежде всего фрейлина ее величества, позвала – и скандал пришлось отложить до вечера.

А жаль. Ибо первый гнев до вечера, разумеется, успел перегореть, повыветриться, так что мои малоубедительные без яростного напора обвинения она отражала в своей обычной невозмутимой и даже чуть удивленной недоверием манере. Как мирно проспавшая весь день на кресле кошка, которую вдруг обвиняют в наглой краже рыбы со стола.

Но весь вечер она была необычайно мила и уступчива, еще больше укрепляя меня в моих сомнениях. Я даже наконец решился спросить, почему в отличие от всех остальных дам травяными (и безумно дорогими, судя по тонкому букету аромата) духами пахнет только от ее волос, а руки, кожа, плечи пахнут чем-то… свежим и неопознанным.

– Водой! – рассмеялась она.

Оказывается, она каждую седмицу принимает ванну. Невероятно! Почти как крестьянка…

Право, жаль, что такая женщина…

Хотя можно ли это вообще назвать изменой?! От женщины, которая ничего мне не обещала и даже не дала ни разу поцеловать себя.

Единственное, что ласкает самолюбие, – это ее испуганный взгляд, когда я намекнул, что еще один такой «визит по просьбе королевы» – и на мое общество она может больше не рассчитывать».


– Почему как крестьянка?! – искренне возмутилась Лерга. – Я, например, тоже принимаю ванну не реже, чем два раза в седмицу – так это что, и я как крестьянка, что ли?!

Ристания не ответила с первого раза. Она сидела и неотрывно, хотя невидяще глядела прямо перед собой, на канделябр с пятью свечами. И мыслями витала где-то бесконечно далеко.

Но не в облаках. А скорее в торопливо сплетаемой паутине логики причин и следствий. С таким напряженным, режущим взглядом на облака не пускают. Кипящая работа мысли словно окутала ведьму аурой непроницаемости, сквозь которую было не пробиться, не докричаться и не дозваться. Но Лерга и не пыталась, наоборот, притихла, как заслышавший шаги хозяина вороватый кот на кухонном столе. Чтобы не спугнуть верткую и призрачную мысль, терпеливо отлавливаемую Ристанией.

Чародейка очнулась сама. Довольно тряхнула волосами и спрятала торжествующую улыбку, вежливо переспросив:

– Что ты сказала?

– Почему король так удивился, что она каждую неделю заставляет слуг натаскать бадью воды, чтобы принять ванну?

– Полагаешь, слуг… – Чародейка неопределенно, но весьма насмешливо хмыкнула. – Да просто он ориентируется на то, что знает. Придворные дамы (а уж тем более кавалеры!) принимают ванну трижды в жизни: после рождения, накануне свадьбы и перед положением во гроб.

– Разве это уже в жизни? – хихикнула Лерга.

– Резонно, – кивнула ведьма. – Значит, вообще дважды.

– А как они… хм…

– А никак, – пожала плечами Ристания. – Просто заглушают все неприятные ароматы безумным количеством парфюма: пудра для кожи, пудра для волос, пудра для лица… От них за сажень несет этим приторным, сладковатым запахом.

Лерга брезгливо скривилась. В Обители если ты не станешь ополаскиваться ежедневно и принимать ванну дважды в неделю, то огребешь немало колких шуточек от однокурсников (а уж тем более от старшекурсников).

– А крестьяне же, как ты, может быть, знаешь…

«Откуда, интересно?» – мрачно фыркнула впервые за последние тринадцать лет вышедшая в мир дисцития.

– …ходят в баню каждую неделю. Вот король и сравнил ее с крестьянкой просто потому, что не знал, с кем еще сравнить.

– Уж лучше б с ведьмой! – угрюмо настаивала Лерга.

Ристания снова странно сверкнула на нее глазами и снова промолчала.


«Ни черта не понимаю в этом королевстве!

Что тут творится за моей спиной?!

Впрочем, если уж ты не можешь разобраться с одной-единственной фрейлиной, в которую имел несчастье влюбиться, то чего можно от тебя ждать в качестве монарха?

Не моя стезя. Но как это втолковать всем вокруг?

Отречься от престола?

Ага, куда уж там. Не дождутся.

Политический союз с Асканией полетел в тартарары. Не согласны они, понимаете ли, с нашей политикой в отношении магов. А кто их просит во внутренние дела лезть?! Мы военный союз заключали, в конце концов!

Голова болит третью неделю подряд, причем Бэррий ни черта с ней сделать не может. Говорит, это нервы. А попробуй тут не нервничай, если кругом сплошной змеиный клубок интриг, тайн и недомолвок.

На Уганду с легкой руки королевы и Леагра ополчился весь двор.

Чем она не угодила этому проклятому магу, ума не приложу. Вероятно, сказала, что они расстаются из-за меня. Приятно, конечно, но кто ж знал, что он прилетит ко мне, вломится без доклада и с порога начнет ее чуть ли не руганью крыть?

Наговорил всякой чуши, чего только не приплел: и шпионка, мол, она (ага, на кого, интересно, если она за все время жизни во дворце со двора не выходила и к послам не приближалась?), и убийца, ко мне специально подосланная (что же тогда, скажите, ей мешало подпустить меня поближе к себе в первый же вечер и ткнуть кинжалом под ребро?), и вертихвостка… Словом, навешал лапши на уши с полфунта – и доволен собой.

Отправил я его, конечно, куда подальше, чтоб не порол чепуху и в монарших глазах беззащитную женщину не чернил. А толку?

Если этот паскудный маг что-то решил, то так просто уже не оставит.

Через полчаса ко мне приходит маменька. Начинает жаловаться, врать, требовать, чтобы я отправил Уганду куда подальше. Дескать, не вписывается она в стайку ее фрейлин: и красивая слишком, и самовольная, и всех рыцарей словно бы приворожила, теперь все остальные дамы без кавалеров скучают, ритуальные брачные порты вышивают, да только всучить некому.

– Ваша, – говорю, – фрейлина, вы и отсылайте ее.

– Ага, – отвечает, – и какие же тогда обо мне слухи по всей Митьессе полетят? Что старая стерва не терпит подле себя симпатичных конкуренток?

В кои-то веки правду сказала!

– А вы, сын мой, – король. Вам положено быть строгим.

– Но, видите ли, эта женщина лично мне очень даже нравится! Зачем же я стану ее отправлять куда-то?

– Вот именно! Она и вас словно околдовала! Стыдитесь, ваше величество, как верный пес, с нее третью неделю глаз не спускаете!

Словом, маменьку я тоже несолоно хлебавши назад отправил, да только толку чуть.

Если уж королева на пару с придворным магом объявили на кого-то травлю, то тут не спасет никто и ничто.

Уганда молчит, не жалуется, только ходит бледная, словно тень. Леагра вообще по широкой дуге на цыпочках обходит, на ее величество головы не поднимает. По вечерам мы теперь тоже не видимся, королева ее специально от себя не отпускает. Так что теперь у этой фрейлины не жизнь, а мука.

И ведь правда отошлю! Отошлю куда-нибудь в провинцию, в фамильный замок, со всеми почестями, но все же в ссылку. Потому что оставь ее здесь вопреки всему, эти сволочи ее ведь до того доведут, что она и руки на себя наложит.

И самое отвратительное то, что с тех пор мы ни разу наедине не виделись и не разговаривали. Значит, она считает, что и я ее предал. А может, и вообще отдал на ушко королеве приказ о, собственно, травле.

Зараза-Никудышный из меня монарх. Даже собственный двор не могу к порядку призвать, куда уж там сопредельные королевства?!


Неделей позже

Уехала.

В золоченой карете, запряженной тройкой великолепных лошадей.

Оказывается, невозмутимые синие глаза способны сверкать ненавистью почище магических молний».


– И Совет магов пребывал в большом расстройстве, – съязвила Ристания, решительно отодвигая подальше ворох прочитанных свитков.

– При чем тут Совет? – невнимательно переспросила Лерга, думая о другом. О том, что, оказывается, и у королей бывают драмы в личной жизни.

– При том, что он лишился талантливой осведомительницы, – потянувшись с мягкой грацией лесной ласки, пояснила чародейка.

Лерга засмотрелась на плавно стекающую от ее локтей к запястьям ткань воланов на рукавах – вишневый тончайший шелк, даже не электризующийся от остаточной энергии ушедших заклинаний, – и общий смысл сказанного дошел до нее с некоторым опозданием.

– Что? Какой еще осведомительницы?

– Своей, – отмахнулась Ристания, поднимаясь с дивана и прохаживаясь туда-сюда по библиотеке.

Два из оставшихся пяти огарков в канделябре уже потухли, так что комната погружалась в таинственный полумрак. По четко очерченному лицу чародейки плясали жутковатые тени.

– По-моему, Совет не стал бы пользоваться услугами какой-то фрейлины, – покачала головой Лерга. – Тем более что при дворце и так был маг – Леагр. Так что мешало Совету использовать его?

– То, что у нашего милого мага по каким-то мне неизвестным причинам имеются серьезные разногласия с Советом магов, поэтому, полагаю, и король с Обителью на ножах. Леагр при всех своих недостатках нужным образом расположить Региса умеет. Ну а на магов только ленивый не вешал всех собак.

– И все равно человек…

– Не человек, а ведьма, – решительно поправила Ристания, – причем весьма неслабая ведьма. Сильнее меня, это точно.

– Почему ведьма? – пораженно откинулась на спинку покорно скрипнувшего дивана Лерга.

– А разве ты не заметила, долена?

– Король об этом не писал.

– Писал. Просто он и сам не понимал, о чем говорят многие «странности» его избранницы. Но ты-то, ведьма, могла бы догадаться!

Лерга смущенно промолчала, и Ристания, не тратя времени на дальнейшие охи-ахи, принялась объяснять:

– Во-первых, с какой бы вдруг вообще стати фрейлина стала интересоваться королевскими делами, если она не шпионка?

– Чтобы создать видимость участия в жизни короля.

– Ага. И какая обычная дурочка из придворных смогла бы так разобраться во внутренней проблеме, как хотя бы с тем романом? Нет, Лерга, это не обычная серая пташка под ярким платьем – во дворец залетела совсем другая птичка.

– Ну предположим. Но это же еще ничего не доказывает!

– Конечно, – невозмутимо подтвердила чародейка, со вздохом развешивая под потолком несколько огненных светлячков взамен сгоревших свечей. – Но наводит на подозрения и не дает взгляду проскочить мимо уже непосредственного и неопровержимого доказательства: она была в кабинете Леагра. Причем тогда, когда его там не было.

– А что в этом особенного?

– Да то, что, пусть этот маг и не гений, но уж оградить частную собственность от посягательств он умеет! Иначе бы я не просила вчера его разрешения, а залезла в кабинет сама. Она же сумела нейтрализовать все амулеты и защитные заклятия, что, поверь мне, о многом говорит!

Лерга пораженно молчала. Глупость какая: читать все то же самое, что и Ристания, и ничего не заметить! А еще ведьма называется!

Чародейка тем временем продолжала, но уже не объяснять, а просто рассуждать вслух, словно приглашая и Лергу поделиться соображениями:

– Стихию я так сразу определить затруднюсь, но скорее всего вода. Алмаз на цепочке – если и не их цеховой символ, то уж, во всяком случае, весьма верный признак. Воздушник скорее носил бы бирюзу, огневик – янтарь.

– Зачем Совету понадобилось вообще затевать этот спектакль? – опомнилась Лерга.

– Ну как я догадываюсь, отношения между Советом и королем испортились примерно год назад, верно?

– Не знаю…

В Обители дисцитиев старались держать подальше от внешних политических и прочих вопросов. Их решал домн директор, изредка созывая на совет магистров, но камерной обстановки директорского кабинета новости такого порядка не покидали.

– Значит, остается опираться только на мои догадки, – кивнула Ристания. – И я не думаю, что они сильно грешат против истины. Записи в дневнике относятся примерно к тому же времени. Значит, потеряв официальную связь с дворцом, маги были вынуждены узнавать о внутренних делах короля из более локальных и неафишированных источников. Засылать агентов, например.

– Но она себя странно вела, – нахмурилась Лерга. – Посланница Совета должна была быть хорошо подкована на случай самых разных ситуаций, и она это демонстрировала поначалу, но потом…

– Что?

– Неужели женщина, так лихо расправившаяся с «Ильдимахиадой», была неспособна оградить себя от нападок королевы и придворного мага и дала себя затравить?

Ристания задумчиво помолчала.

– Видишь ли, долена, дело тут в том, что Леагр, полагаю, все же засек нашу красавицу, без спросу залезшую туда, куда не просили. А посему и претензии предъявлять имел полное право. Пусть ее деятельность и была шепотом одобрена Советом магов, но с официальной точки зрения это незаконно. Да и поразило ее в конце концов не это…

– А что?

– Влюбленная женщина слепа, Лерга.

Дисцития от неожиданности даже подскочила с дивана, пороняв прикорнувшие на ее коленях книги.

– Что значит – влюбленная?! Как она могла в него влюбиться?!

– Полагаю, ей самой было бы очень интересно узнать ответ. Но факт от этого не меняется. Ее затравили не королева с магом, а сам король, не шевельнувший пальцем, чтобы ее защитить.

– Но он же не мог!

– Ох, ради богов, долена, хоть ты-то будь реалисткой! Ну разве можно так послушно верить всему, что человек пишет в своем дневнике? Да он там такой воз самооправданий накатает при желании, что на всю жизнь вперед хватит!

– И что теперь?

– Теперь? – Ристания тяжело вздохнула, покосившись на медленно раздвигающиеся за окном предрассветные сумерки, и иронично усмехнулась: – А теперь нам осталось решить одну проблему: как найти ведьму, обретавшуюся во дворце год назад, и убедить ее не убивать короля.

– Что?!

– То. Оскорбленная женщина (хуже – чародейка!) способна на все. А письмо, благополучно сожженное мной вчера, если не ошибаюсь, было подписано небезызвестными тебе шестью буквами. «Уганда…»

ГЛАВА 4

За ответ на вопрос, как ей это удалось, Лерга без колебаний продала бы душу ближайшему осчастливившему ее информацией черту.

Едва договорив, Ристания сказала дисцитии оставаться в библиотеке, а сама куда-то ушла на четверть часа.

А через ничтожно малое количество минут во дворце поднялась такая суматоха, какую даже сам король не смог бы вызвать, явившись на собственный поминальный пир в непотребном зомбированном виде и потребовав чего-нибудь «на посошок».

Боги ее знают, за какие ниточки своей паутины потянула Ристания, но уже к зябко мнущемуся за окнами рассвету все наиболее сообразительные и могущие оказаться полезными в данной ситуации люди оказались вовлечены в неистовые поиски пропавшей ведьмы. Фрейлины наперебой вспоминали и рассказывали о ней все, что знали (знали, как Ристания и предполагала, очень немного); всадники Ночных Костров, чей гарнизон охранял дворец, молча отрядили гонца к своему сотнику, и тот, прискакав уже через час с самой окраины города, долго и серьезно разговаривал с чародейкой, запершись у нее в комнате, но толком ничего посоветовать не смог, хотя и пообещал отрядить на поиски и расспросы десяток бойцов посообразительнее. Слуги перерывали дворец вверх дном в поисках каких-нибудь оставшихся от нее вещей.

И главное, что в самое сердце поразило дисцитию, – Леагр собственной персоной ежечасно заходил к чародейке с докладом, каждый раз с невероятно виноватым видом сообщая, что поиски стоят на мертвой точке. Как и чем околдовала его ведьма, черт его знает, но результат был налицо: маг словно бы никогда и не презирал слишком много себе позволяющую конкурентку.

Но и реакция, разумеется, не заставила себя ждать. Две бессонные ночи, сплошная нервотрепка и чересчур активная деятельность в короткие сроки окончательно подорвали физическое состояние Ристании. Кое-как продержавшись на ногах до обеда, то и дело подбадривающая себя магическими стимуляторами и обычным горьким кофе, чародейка окончательно слегла после полудня. Бледная, с лиловыми кругами под глазами и неотступной головной болью, она бессильно полулежала на кровати, опираясь на груду подушек, и жадно выслушивала новости.

Все увещевания Лерги, убеждающей ее плюнуть на эту Уганду и заснуть, не привели ни к чему. Не подействовали даже зловещие предсказания, что завтра тогда она вообще с постели не встанет. Только когда солнышко уже начало клевать носом к горизонту, Ристания махнула рукой на бесполезные мучения и уснула. Хотя скорее даже впала в беспамятство, металась, кого-то невнятно звала, стонала.

Дисцития сидела около ее постели, готовая откликнуться на первую просьбу, и попутно гнала в три шеи всех непрошеных доброжелателей.

– Могу я поговорить с домной… – заикнулись было от порога.

– Нет! – прорычала Лерга. – Завтра!

– Но я хотел бы…

Дисцития резко развернулась, чтобы поставить на место осмелившегося перечить ей наглеца, и поспешно замолчала. Леагр осторожно мялся у порога.

– Что вы хотели, домн? – Дисцития даже изобразила что-то вроде приветственного книксена. А как еще должна была вести себя обычная служанка при встрече со всемогущим придворным магом? – Госпожа отдыхать изволят, просили на беспокоить…

– Вижу, – кивнул маг, бросив озабоченный взгляд на мертвенно-бледную чародейку. («Надо было балдахин опустить», – запоздало догадалась Лерга.) – Что ж, в таком случае, я, пожалуй, зайду утром.

– Я могу передать что-нибудь, – предложила дисцития.

– Передать? – Маг с сомнением поскреб ногтями гладко выбритый подбородок, полез во внутренний карман и достал небольшую коробочку, в каких пассиям дарят украшения. – В таком случае отдайте ей это. Лично в руки, если вас не затруднит.

– Всенепременно.

Маг резко развернулся и вышел. Лерга, присвистнув, проводила его взглядом.

«Да ты никак влюбился в Ристанию?! То-то из кожи вон лезешь весь день!»

Не удержавшись, Лерга открыла глухо прищелкнувшую крышку и заглянула внутрь. Цена безделушки поражала: обычная подвеска, но это витое серебро в сочетании с огромным, мягко переливающимся бриллиантом наверняка стоило безумных денег.

«Красивая женщина для глаз – рай, для души – ад, для кармана – чистилище», – мрачно сетовал порой один из однокурсников Лерги. Вот и пришла пора удостовериться в истинности фразы.

Что-то невнятно простонав, Ристания приоткрыла глаза и тут же впилась своим характерным острым взглядом в бриллиант, который Лерга не успела еще спрятать назад в коробку.

– Что это? Откуда?

– Это… Леагр принес, – смущенно, не желая признаваться в самовольном вскрытии подарка, пролепетала дисцития. – Просил передать.

– Молодец, – беззвучно усмехнулась Ристания. Вспышка энергии прошла, она снова безвольно полуприкрыла глаза.

– А что это? – решившись, спросила Лерга.

Чародейка отвечала медленно, почти шепотом, ровно и бесцветно, не меняя интонации.

– Это та вещь, благодаря которой он и вычислил Уганду. Она сняла свой алмаз перед тем, как колдовать в его кабинете, чтобы тот не оставил характерного магического почерка, да так и оставила у него же на столе. Гениальные шпионы всегда засыпаются на ерунде.

– А нам он зачем?

– Затем, что эту подвеску наша ведьма носила долго и осознанно, не снимая. А значит, запечатлела на ней свою суть. Стоит только выстроить вокруг приличную поисковую матрицу, напитать достаточной силой и воззвать. Если я хоть что-нибудь понимаю в магии, то нас вынесет примерно туда, где искомая особа и обретается.

Лерга бережно сжала в ладонях потеплевший уже кристалл. Все гениальное действительно просто.

Просто выстроить матрицу. Просто напоить ее так давно не использовавшейся и рвущейся наружу, как собака с поводка, силой. И вспомнить пару строк того же королевского дневника…

Сгущающуюся в комнате силу увлекшейся Лерги Ристания почувствовала слишком поздно и испуганный крик: «Эй, активировать заклятие я не просила!» – потонул в привычном жутковатом гуле поисковой телепортации.

Загрузка...