По волнам эфира (Астрономический роман)

ГЛАВА XII Мимо Луны

«Победитель пространства» описал дугу и с прежней скоростью понесся по направлению к Луне.

Аппарат великолепно слушался зеркала и позволял управлять собою по желанию. Имеретинский нарочно попробовал сделать несколько крутых поворотов и остался очень доволен результатами.

— Как хорошо, — сказал Флигенфенгер, — нестись со скоростью в 600 раз превышающей скорость пушечного ядра и при этом не испытывать ни тряски, ни холода, ни жара! Валентин Александрович, примите еще раз мои поздравления!

— Да, — ответил изобретатель. — Двойные стенки прекрасно защищают от крайностей наружной температуры. Только вот в окно Солнце невыносимо печет, а поэтому бросим прощальный взгляд на Землю и Солнце и задернем занавеску. Между прочим, вы, может быть, не знаете, что по идее нашего неутомимого секретаря, князя Гольцова, наружная сторона занавесок тщательно посеребрена; таким образом, они будут отражать солнечные лучи и не пропустят их теплоты.

— Да, молодец, Николай Алексеевич! — подтвердила Наташа. — Жаль, что его нет с нами.

Путешественники столпились у нижнего окна. Недалеко от Солнца на черном небе висел довольно широкий серп, очень похожий на Луну во время первой четверти, только в четыре раза больший. Рога серпа далеко загибались на неосвещенную часть диска, что объяснялось действием густой атмосферы. На освещенной части виднелись очертания западной Европы и Африки, местами подернутые дымкой облаков.

— Странно смотреть на этот небольшой серп и знать, что это наша Земля, обыкновенно кажущаяся такой необъятной; Земля, со всеми горами, морями и городами! — задумчиво промолвил Добровольский.

Астрономическая труба открывала новые подробности на земном серпе: полярные снега, горные цепи, темные пятна швейцарских озер и проч.

— Вот, когда у нас Европа, действительно, как на ладони! — воскликнула Наташа. — Никто еще не видел Землю с такого огромного расстояния; никто до нас не изучал ее, как настоящее «небесное светило.» И притом мы продолжаем удаляться от нее с огромной скоростью.

— Ошибаетесь, — отвечал Имеретинский, — сейчас мы мало удаляемся от Земли, так как, двигаемся, приблизительно, параллельно касательной к ее поверхности.

— А как далеко от Луны мы находимся? — спросила Наташа.

— Около 400.000 килом. При нашей быстроте мы пройдем это расстояние в три четверти часа и в начале десятого будем близ Луны.

— Недурная скорость; за нами никакому экспрессу не угнаться!

— Да, но с железнодорожными поездами в межпланетном пространстве далеко не уедешь; до Венеры, например, курьерский поезд довез бы пассажиров лишь через 80 лет.

— О, Боже, какими старыми предстали бы мы перед нашими небесными соседями! — с комическим ужасом воскликнул Флигенфенгер.

— Однако, пора распрощаться с Землей и Солнцем, а то мы изжаримся; да и Луна нас ждет; уже без четверти девять.

С этими словами Наташа перешла к боковому окну.

Остальные последовали ее примеру. Имеретинский задернул занавеску, и теперь вагон освещался только Луной и звездами из боковых окон. Однако он успел настолько нагреться, что пришлось для понижения температуры выпустить некоторое количество жидкого кислорода из прибора Люмьера-Вассерштофа.

— Ну, разве мы не в настоящем дворце! — продолжал восхищаться Флигенфенгер. — Нам холодно — мы можем зажечь печку; нам жарко — мы охлаждаем вагон; свет или темнота также к нашим услугам. Словом, мы пользуемся полным комфортом и путешествуем без всяких хлопот и неприятностей.

— Браво, Карл Карлович! — перебила Наташа его излияния. — Я вижу в вас новый талант:- вы великолепно умеете петь панегирики. Но обратите лучше внимание на Луну.

«Победитель пространства» быстро приближался к ночному светилу; оно уже казалось значительно больше, чем с Земли, и на нем выступала масса подробностей.

Пассажиры перенесли обе имевшиеся у них астрономические трубы к боковому окну и направили их на Луну.

— Как жаль, заметил Имеретинский, — что теперь полнолуние.

— Как полнолуние? — спросил Флигенфенгер, — ведь нам виден далеко не полный диск Луны!

— Да, но вы забываете, что мы не на Земле, а далеко сбоку относительно нее. Чтобы быть точным, мне следовало сказать: теперь на Земле полнолуние. Мы же видим только восточную часть освещенного полушария.

— А отчего вы жалеете, что сейчас полнолуние?

— Весьма понятно, — ответил Добровольский за изобретателя. — Луна обращается в один и тот же период вокруг Земли и вокруг оси. Поэтому она всегда повернута к Земле одной стороной, между тем как другая никогда не бывает видима. Во время полнолуния освещено целиком то полушарие Луны, которое обращено к Земле, и поэтому уже хорошо изучено, а противоположное тонет во мраке. Это обстоятельство лишает нас возможности решить важный вопрос, сходно ли оно по своему строению с видимым полушарием.

— Да, это действительно досадно, — согласился Флигенфенгер. — Но ничего: мы осмотрим невидимое полушарие, возвращаясь с Венеры.

Время быстро бежало, и аппарат с каждой секундой приближался к Луне.

— Валентин Александрович, замедлите ход «Победителя пространства», — попросила Наташа. — А то мы несемся с такой головоломной скоростью, что ничего не успеем рассмотреть.

Изобретатель охотно исполнил просьбу молодой девушки; он задернул занавеску зеркала, и, кроме того, иначе повернул его. Теперь велосиметр показывал скорость всего 50 килом. в сек., и аппарат несся почти параллельно лунной орбите, проходя между Землей и Луной.

— Таким образом, мы будем иметь возможность наблюдать земного спутника, — сказал Имеретинский, — потому что хотя мы летим со скоростью 50 килом. в сек., но Луна также движется в том же направлении со скоростью 30 килом. в сек., и мы обгоняем ее всего на 20 килом. в сек.

— Разве Луна так быстро движется по своей орбите? — спросила Наташа.

— О, нет, Наталия Александровна. Но вы забыли, что она, вместе с Землей, несется вокруг Солнца, делая 29 кил. в сек. Сама же Луна, вращаясь вокруг Земли, пробегает всего 1 килом. в сек.

— Да бросьте вы свои километры в секунду! — перебил их Флигенфенгер. — Пусть лучше наш астроном рассказывает про то, что мы видим на Луне. Ведь я про нее знаю только то, что она вращается вокруг Земли и при том обращена к ней всегда одной стороной. Это я услышал сейчас, и дальше мои познания не идут.

В это время аппарат был уже почти между Землей и Луной, в 1000 килом. от последней. Такая близость давала возможность изучить ее во всех подробностях не только в трубу, но и простым глазом.,

— Итак, Борис Геннадиевич, мы ждем ваших разъяснений, — присоединилась и Наташа к просьбе зоолога.

— Поверхность Луны, — начал Добровольский, — изучена не хуже или не лучше земной, и селенографические карты по своей точности часто превосходят географические. В северном полушарии…

— То есть в верхнем, — глубокомысленно перебил Флигенфенгер, не смущаясь недовольным взглядом астронома.

— В северном полушарии вы видите много серых пятен. Это так называемые «моря», Но не нужно думать, что лунные моря действительно наполнены водой; это просто обширные равнины, которые, может быть, прежде, действительно, были морями, но теперь так же сухи, как вся остальная поверхность Луны…

— Моря без воды? странно! — опять вставил неугомонный зоолог.

— Главнейшие из этих равнин следующие: на западе…

— То есть слева, — с апломбом объяснил Флигенфенгер.

— И несносен же ты! — не выдержал астроном и затем продолжал. — На западе лежит небольшое, резко ограниченное «Море Кризисов», затем восточнее…

— Правее, — на этот раз только прошептал зоолог.

— …моря «Спокойствие» и «Ясность», еще дальше громадное море «Дождей»; оно лежит уже в восточной половине диска. Южнее мы находим изрезанный «Океан бурь» с морями «Влажным» и «Облачным». Все эти равнины вместе занимают около трети видимого полушария Луны; остальные две трети составляют более светлые горные области. Лунные горы существенно отличаются от земных. Между тем как на Земле преобладают горные цепи и группы, на Луне господствуют кольцеобразные цирки. Посмотрите, например, на ту блестящую гору около южного полюса; это знаменитый цирк «Тихо». А вот между морями «Ясности» и «Дождей» лежит тоже большой цирк «Архимед».

Путешественники направили трубы на указанное место, и перед их глазами открылась великолепная картина лунной кольцевой горы.

Почва довольно отлого поднималась и, таким образом, достигала значительной вышины, но, благодаря большому диаметру цирка, высота кольцевого вала, окружающего его, была совсем не так велика, как это можно думать. Благодаря такой близости к Луне, было ясно, что если поместиться в центре цирка то он будет казаться большой равниной, а кольцевой вал почти сольется с горизонтом.

— Этот цирк, — опять заговорил астроном, — может служить вам образчиком лунных гор. Несмотря на свои грандиозные размеры, он еще далеко не самый большой. Так, цирк Коперник имеет 85 килом. в диаметре; его вы видите около южного края моря «Дождей». Величайший лунный кратер Клавиус на юго-запад от Тихо, достигает 200 килом. в диаметре. Но на Луне кроме цирков, то есть кольцевых гор, существуют также и обычные, в земном смысле, горы. Что касается высоты лунных гор, то Лейбниц и Дерфель поднимаются на 7600 с лишним метр. Это немного меньше Эвереста в Гималаях (8840 м.), но если отнести высоты к диаметрам планет, то Лейбниц в три раза больше Эвереста. Некоторые лунные горы, расположенные близ полюсов, настолько высоки, что Солнце для них никогда не заходит. Это горы вечного света. В некоторых местах Луны существуют горные цепи в виде отвесно-расположенных скал — это так называемые «прямые стены». Вы видите, что именно такими они представятся нам если мы поместимся у их подножья. Как видите, Луна в высшей степени интересный и своеобразный мир.

— А что это за светлые полосы, которые, в виде сияния, окружают Тихо и еще некоторые цирки? — спросила Наташа.

— Природа их не выяснена; они не возвышаются над уровнем окружающей почвы и поэтому не могут быть маленькими цепями холмов. Может быть, это потоки вылившейся лавы, а, может быть, и еще что-нибудь, нам неизвестное. Кроме светлых полос астрономы различают на Луне еще трещины. Вы видите, что это, действительно, настоящие пропасти, только с нашей Земли кажущиеся тоненькими незначительными трещинами в лунной почве.

— Есть ли на Луне воздух? — продолжала расспрашивать любознательная путешественница.

— Вопрос этот горячо и долго обсуждался в астрономической литературе. Вероятно, в долинах еще сохранился ничтожный остаток разреженной атмосферы и влаги. Некоторые изменения окраски и заволакивания лунной почвы дают основания думать так.

На некоторое время в вагоне водворилось молчание. Добровольский не отрывал глаз от астрономической трубы. С каким удовольствием он спустился бы на Луну, чтобы раскрыть ее тайны. Есть ли там влага и воздух? Какова природа светлых полос, окружающих цирки, а также замечательных глубоких трещин? Какие изменения происходят на Луне? Есть ли на ней жизнь и какова она? Все эти важные вопросы ждали разрешения.

Но спуститься на Луну было бы очень рискованно: ни человек, ни какие-нибудь другие существа, на него похожие, не могут жить в этом странном мире. Резкие колебания температуры, отсутствие достаточного количества воздуха и проч. — делают Луну для них необитаемой. Может быть, какие-нибудь лишаи да мхи и сумели бы приспособиться к подобным условиям, но что там нет высших животных и растений, организованных, как земные, является совершенно несомненным.

Отсюда однако вовсе не следует, что Луна непременно мертвая пустыня. Разве не могут ее населять существа, совершенно особенные и приспособленные к данным условиям так же, как земные организмы приспособлены к своим? Может быть, они мыслят и чувствуют, может быть, у них есть своя, непохожая на нашу, цивилизация.

На такие вопросы нельзя отвечать ни да, ни нет, а только сказать: «не знаем».

Астроном внимательно изучал Луну. Он ведь находился в столь исключительно благоприятных для этого условиях! Во-первых, он был в 380 раз ближе к Луне, чем на поверхности Земли, а, во-вторых, ему не мешала толща атмосферы. Но тщетно пытался он открыть признаки какого-нибудь города или вообще след деятельности разумных существ; перед ним была пустыня. Дикие скалы в беспорядке громоздились одна на другую, но все было мертво и неподвижно под палящими солнечными лучами.

На этот раз Имеретинский первый прервал молчание вопросом:

— Каково ваше мнение, Борис Геннадиевич, с происхождении лунных кольцевых гор?

Добровольский подумал и ответил:

— Вы, конечно, знаете, что на этот счет существует несколько гипотез: одни сравнивают лунные цирки с земными вулканами. Однако, их исполинские размеры и количество делают это толкование очень шатким. Луна сравнительно столь невелика, что непонятно, откуда могла бы на ней развиться столь грандиозная вулканическая деятельность. Другие объясняют образование кольцевых гор падением метеоритов. Летя с огромной скоростью, метеорит, при ударе о лунную поверхность, в одно мгновение нагревается до такой степени, что обращается целиком в перегретые газы. Это производит грандиозный взрыв, и выбоина получается в сотни раз больше по своему протяжению, чем был сам метеорит. Наконец, третьи предполагают, что когда при остывании огненно-жидкого шара Луны на ней образовалась первая кора, она местами не выдерживала внутреннего давления и лопалась пузырями. Вот остатками этих-то «пузырей» и являются кольцевые горы. Эта гипотеза отчасти подтверждается опытами со шлаками, на которых можно наблюдать многие аналогии с лунной поверхностью.

— Но ваше личное мнение? — еще раз спросил изобретатель.

— Я полагаю, что последнее достовернее, но все-таки загадка лунных гор еще ждет разрешения. Однако, будем ловить последние удобные для наблюдения моменты. — С этими словами астроном опять подошел к трубе.

Аппарат уже давно прошел между Землей и Луной и теперь быстро удалялся от последней.

Без 20 минут десять Имеретинский привел зеркало в прежнее положение, и «Победитель пространства» вновь получил скорость 150 килом. в сек. и направление от Земли и Солнца под углом в 45°.

— Какого пути вы думаете держаться теперь, Валентин Александрович? — спросили путешественники своего путеводителя по эфирному океану.

— Мой план таков, — ответил изобретатель, раскрывая чертеж солнечной системы и отмечая на ней маршрут небесной экспедиции, — мы пройдем по принятому сейчас направлению 500 или 600 тыс. ки-лом. и там остановим аппарат, повернув зеркало ребром к Солнцу. Таким образом, мы обгоним Землю и Луну и вместе с тем будем от Солнца дальше, чем они. Само собой разумеется, что как только мы прекратим действие лучевого давления на зеркало, «Победитель пространства» начнет падать на Солнце, притягиваемый могучей силой тяготения. Но это падение сначала будет очень медленным, благодаря чему Луна и Земля в своем быстром движении вокруг Солнца успеют пройти между нами и центральным светилом. Это обстоятельство дает нам большое преимущество, о котором я не подумал раньше.

— Я, кажется, понимаю! — воскликнула Наташа, — проходя под нами относительно Солнца, Луна и Земля окажут нам важную услугу, так как во много раз увеличат своею притягательной силой скорость падения аппарата на Солнце.

— Совершенно верно, — согласился и Добровольский. — Это однако в высшей степени любопытно. Сейчас я сделаю небольшой расчет.

Молодой астроном был великолепным математиком и быстро окончил вычисления. На лице его отразилось разочарование.

— Влияние Луны и Земли оказывается гораздо более слабым, чем я думал; их совместное действие сократит наш путь всего на полдня. Это объясняется тем, что они пройдут слишком далеко от нас.

— Но тогда, может быть, нам лучше изменить соответствующим образом направление аппарата? — спросил изобретатель.

Добровольский отрицательно покачал головой.

— Все равно, Земля и Луна больше отклонят путь в сторону, чем ускорят его. Нам придется искать Венеру в пространстве, и мы, в конце концов, ничего не выиграем. Лучше останемся при вашем прежнем маршруте.

Имеретинский согласился с доводами астронома, и «Победитель пространства» продолжал свой полет в том же направлении и с тою же невероятною скоростью.

— Через 40 минут мы остановимся и тогда-то, собственно, и начнется наше путешествие или, точнее, падение на Венеру. Я надеюсь, что нам ничто не помешает, — промолвил изобретатель с улыбкой.

— Да, кажется, столкновения со встречным поездом не предвидится; нашему аппарату достаточно простора.

Какое страшное ослепление охватило путешественников! Почему никто из них не вспомнил про Персеиды? Как будто сама судьба толкала их к роковой развязке!

Но пассажиры вагона были совершенно уверены в своей безопасности и чувствовали себя превосходно.

Они постепенно привыкали к странностям окружающей обстановки и очень мало от них страдали.

— Знаете, — сказала Наташа, — по-моему вовсе не плохо быть такими невесомыми, как мы сейчас; по крайней мере, не устанешь, бегая вверх и вниз по лестнице.

— Да, но зато рискуешь набить себе шишку, — промычал зоолог.

— Что вы и исполнили с большим успехом, — дразнила его молодая девушка. — Будьте другой раз осторожнее. Господа, я имею один небольшой, но весьма соблазнительный проект. Борис Геннадиевич, да бросьте вы хоть на минуту свою трубу!

Но астроном, увлеченный наблюдениями, ничего не видел и не слышал.

Зато Флигенфенгер с любопытством спросил:

— Какой проект?

— Просто-напросто напиться чаю. Мы кончили обедать около половины шестого, а теперь уже десять.

— Ура! — закричал Флигенфенгер. — Наталья Александровна, позвольте вам предложить руку; мы пойдем наверх за посудой, так как все шкафы там.

— Пойдемте, пойдемте; только, пожалуйста, не ударьте меня о потолок.

Молодые люди в буквальном смысле слова вспорхнули на лестницу и стали доставать чашки, стаканы и чайник. Имеретинский пока зажег газовую плиту, и в холодильнике начала собираться вода.

Вдруг он услышал испуганный крик Наташи:

— Карл Карлович, что вы делаете?

Изобретатель подошел к лестнице и посмотрел, что случилось. То, что он увидел, поразило его до последней степени.

Флигенфенгер схватил чайную посуду и швырял ее прямо вниз мимо лестницы. Крик Наташи не остановил его, и зоолог продолжал со смехом кидать посуду. Но тут рассмеялся Имеретинский; он понял, в чем дело: стаканы, блюдечки, чашки не разбивались со звоном, а медленно опускались и осторожно становились на ковер нижней комнаты.

Наташа забыла, что в межпланетном пространстве все предметы почти ничего не весят.

Очнулся и Добровольский от своей работы при виде летающей посуды. Таким образом, вся компания была в сборе. Молодая девушка начала накрывать стол.

— Как единственная представительница угнетенного пола…

Флигенфенгер многозначительно кашлянул.

— Да, да — угнетенного! — наставительно повторила Наташа, — я беру на себя разливание чаев и прочие скучные обязанности, которые взвалили на нас господа мужчины.

Когда нагрелось достаточно воды, молодая хозяйка заварила чай и, строго взглянув на зоолога, сказала:

— Карл Карлович, принесите сверху хлеб, сухари и консервы.

Флигенфенгер низко поклонился.

— Слушаюсь, г-жа «угнетенная».

Наконец, все было готово, и проголодавшиеся путешественники уселись за чайным столом.

— Отсутствие веса, очевидно, не вызывает отсутствия аппетита, — пошутил Имеретинский.

— Даже наоборот, вызывает его, — согласился Флигенфенгер. — А потому, Наталия Александровна, позвольте мне еще стакан чаю.

— Фу, какой жадный! — пробурчал астроном.

— Хотя чай при лунном и звездном свете весьма поэтичен, а все-таки приоткройте, пожалуйста, кто-нибудь занавеску нижнего окна, а то так темно, что я боюсь пролить чай мимо стаканов. Будет светлее, да и свежо стало, пусть солнце нас согреет.

— Прекрасно, кстати я загляну и наверх, я еще не наблюдал из верхнего окна. А чаю Карлу Карловичу все-таки не давайте; он такой толстый, что может лопнуть.

Зоолог немножко обиделся, так как очень не любил, когда говорили про его толщину, и возмущенно ответил:

— Ненавижу я твои глупые шутки, Борис! ты ни в чем не знаешь меры.

— Ах, скажите, пожалуйста, какая важность, — продолжал астроном иронизировать, — затронули его комплекцию! Мир от этого не погибнет.

— Оставьте меня раз навсегда в покое, — вскипел Флигенфенгер. — Я не намерен терпеть ваши дурацкие сарказмы и прошу вас…

— Да я вам даже и отвечать-то не желаю, все равно…

— Ну, и убирайтесь; лучше прекратить глупый спор, и вообще я предпочитаю с вами не разговаривать.

— Господа, ради Бога, — вступилась Наташа, — мы всего четыре часа тому назад уехали, а вы уже решили не разговаривать. Что же будет дальше? Ведь разъехаться вам теперь совершенно невозможно, так не отравляйте нам путешествия.

— Не беспокойтесь, Наталия Александровна, — промолвил изобретатель. — Они будут три раза в день ссориться, но через пять минут опять станут друзьями. Такая канитель идет у них уже лет пятнадцать. С этим придется и нам примириться.

Наташа засмеялась, и даже разгневанный зоолог не мог удержаться от улыбки. Астроном же ничего не сказал и, захватив один из рефракторов, пошел наверх. Остальные продолжали сидеть за столом.

Смелые планы будущего, смех, шутки, ссоры из-за пустяков — каким ненужным и неуместным показалось бы все это путешественникам, если бы они знали, что их ждет через несколько минут, если бы они видели, что впереди, уже близко от аппарата, несется густой поток страшных небесных камней!