– Ну, чего застыла?
– Я постираю вещи, – мой голос дрогнул.
– Поторопись, – муж отступил. – Вечером я должен быть в Глоаке. И, не приведи Создатель, ты что-нибудь натворишь, пока меня нет! Запру! Посажу в подполе на цепь и запру, ясно тебе?
– Да, я поняла, – я закивала, подобно болванчику.
Только бы он ушел, только бы оставил одну.
Нико вышел на улицу. Его мать, Гана, чье имя промелькнуло в чужих, а теперь уже моих, воспоминаниях, принялась перебирать в углу поленья. Сухие подкидывала к топке, сырые укладывала сверху возле дымохода.
Смогу ли я найти общий язык с Ганой? Старуха только кажется злобной, но может, сын и ее держит в страхе?
– Гана, – тихонько позвала я с надеждой. – Нет ли у вас мази какой от… От синяков?
Свекровь подняла на меня взгляд, полный удивления.
– Еще чего попросишь, а? Ты эти синяки заслужила, так носи с гордостью!
– Не для меня, для Майи.
– А девку почто жалеть? Ей уж шесть, скоро замуж выйдет, пущай привыкает.
– Может, ее бить не будут, – буркнула я, отворачиваясь от Ганы.
Старуха мне не ответила. Но хотя бы стало ясно, что я здесь один на один со своей бедой.
Постирать вещи в тазу – дело трудное, когда ты всю жизнь прожил в квартире и пользовался стиральной машиной. Я знала, как стирать на руках, не совсем уж дремучая, но ведь не такую гору одежды!
Мужнины засаленные рубахи в смоле, штаны в зеленых травяных пятнах, штопаные на десятки раз носки и панталоны. Я не представляла, как всю эту одежду привести в божеский вид в одном небольшом тазу горячей воды.
Благо хоть какое-то подобие порошка нашлось в пыльной кладовой среди мешков с картофелем и копченым окороком.
Я уж и не стала обращать внимания на то, что мне поесть не предложили. Нико доел похлебку в один присест, оставил лишь немного для своей матери. Нам с Майей придется приготовить что-то, но будет ли время?
Изо всех сил я стирала вещи. Неоднократно приходилось менять воду, ждать, пока согреется, и снова стирать. От усталости дрожали ноги, желудок сводило от голода. Последний раз я ела еще в другой жизни.
Майя не выходила из своей комнаты. Гана расправилась с дровами и ушла возиться на огороде, а Нико курил у крыльца. Он сидел так уже довольно давно.
Предпринять еще одну попытку сбежать было бы равнозначно самоубийству, поэтому я начала готовить план. Но чтобы привести его в действие, требовалось дождаться вечера, когда Нико уйдет.
Я развесила белье над печью, чтобы наверняка успело высохнуть. Ухватила черствую краюху хлеба из-под полотенца на тумбе и жадно вгрызлась в нее. Торопилась, пока никто не заметил.
Жалости к себе в этот момент не испытывала. Напротив – я дико злилась, и злость моя грозилась вылиться в нечто страшное.
Майя спала, когда я пришла ее проверить. Хотела поделиться с ребенком сухарем. Но так даже лучше. Во сне ей живется спокойнее.
Дверь с грохотом распахнулась, впуская в дом Нико. Муж осмотрел свою одежду, кивнул мне:
– Идем-ка, награжу.
– Наградишь? – выпалила я непонимающе.
– Вещи ты постирала, молодец. Я для тебя кое-что приготовил.
Его заявление повергло меня в шок настолько, что я едва не растеряла весь пыл. А ведь хотела послать куда подальше, хоть это и было рискованно.
Нико вывел меня на улицу, подтолкнул к сараю. К той его части, в которой жили свиньи и козы.
– Вон, смотри, – муж ткнул пальцем в сторону маленького поросенка, который сидел в клетке отдельно ото всех. – Единственный выжил, остальных мать сожрала.
– Гана?..
– Специально меня выводишь? – рыкнул Нико.
От неожиданности я дернулась в сторону, но тут же была поймана крепкой рукой.
– Я просто не понимаю… – шептала я.
Я ничего не помнила о свиньях! Но помнила Арья… В голове вспыхнуло воспоминание.
Свиньи едят своих детей сразу после их рождения, и малышей требуется немедленно отсаживать в другие клетки. Нико не успел этого сделать, и поросенок остался один.
– Спасибо, – еще тише прошептала я. Произнесла это, и мне стало так тошно, что я едва удержала внутри ту краюху хлеба, что успела съесть. – Он ведь для меня?
– Если будешь хорошо себя вести. А не как сегодня, ясно тебе?
– Я буду послушной. Обещаю.
Нико зыркнул на меня не без брезгливости. Покинул сарай, оставив меня один на один со свиньями. Хрюкали они громко, и я могла бы вволю поплакать, не боясь быть услышанной.
Но не стала. Не время раскисать. Я должна как следует подготовиться, чтобы мы с Майей смогли покинуть этот дом беспрепятственно.
Нико ушел вечером, как и говорил. Но запер дом на ключ, и даже ставни на окнах подпер чем-то, из-за чего я не смогла их открыть. А Гана отправилась спать, когда солнце коснулось горизонта.
Я наконец-то оказалась в относительном спокойствии. Тихо, как мышка, вытащила из кладовки мясо, сыр и овощи, быстро нарезала бутерброды. Заварила чай из шиповника и прокралась в комнату Майи.
– Я принесла тебе поесть, – негромко сказала я.
Девочка села на постели, пригладила растрепавшиеся волосики ладошками.
– Папа ушел?
– Ушел. Надеюсь, вернется нескоро.
– А куда он уходит каждый вечер?
– Не знаю, Майя. Он не говорит мне.
Он и правда не говорил. Арья не знала, куда ходит ее муж. Быть может, на работу, а может, и к другой женщине. Это оставалось для меня загадкой.
Дочка… теперь уже моя, как бы странно это ни звучало, поспешно сунула в рот кусок мяса, а следом и сыр. Жевала быстро, торопилась, запила горячим чаем и закашлялась.
Я постучала ее легонько по спине.
– Мам, ты мне сегодня сказку расскажешь? Ту, про волшебные земли?
– Про волшебные земли? Хм… Мне нужно ее вспомнить.
– Ты что, – рассмеялась Майя. – Ты ведь ее сама придумала! Забыла, что ль?
Я не смогла сдержать улыбки.
Рассказала сказку про колобка. Я отчетливо помнила ее, да и Майе понравилась. Девочка уснула почти сразу же, несмотря на то, что и так проспала весь день.
Я отправилась в спальню, принадлежащую Нико и Арье. Засыпать и не думала. Отчитывала каждую минуту в ожидании рассвета. Ходила из угла в угол, постоянно взбивала перьевые подушки, зачем-то вытерла пыль с пустых полок в стеллаже. Будто мне было какое-то дело до чистоты в этом доме.
Даже пыталась открыть окна, но тщетно. Створки не поддавались, а снять их было невозможно. Я лазила и в подпол, в темноте пыталась нащупать проход на улицу, но его не было. В пыли и паутине выбралась наружу, застелила люк половиком и осмотрелась. Шансов на то, чтобы выбраться из дома, пока хозяин далеко, практически не было.
До утра оставалось еще несколько часов, и, к моему ужасу, Нико вернулся гораздо раньше.
Когда он вошел в дом, я поняла, что задремала, сидя за столом.
От Нико несло спиртом. Муж шатался, не в состоянии удержать равновесие. Я подскочила, зачем-то схватилась за спинку стула, словно он мог бы меня защитить.
Нико ухмыльнулся, покачнулся и вцепился пальцами в косяк. В его мутных серых глазах плескалась ярость. Толстые губы в обрамлении темных усов и бороды кривились в ухмылке. Грязные спутанные волосы муж собрал в пучок еще утром, но теперь они были растрепаны.
Руки мужчины потянулись к ремню. Звякнула пряжка. Ремень был вытащен из брюк, и Нико хлопнул им себя по ладони.
– Побегать хотела? Ну, побегай. Давай, дрянь, беги! Что стоишь?
Я ничего не могла противопоставить рослому мужчине в хмельном состоянии. Разве что упасть на колени и молиться ему или всем известным богам, неважно.
Бедная Арья, как она жила все эти годы? Впрочем, я знала как. Все ее воспоминания теперь принадлежали мне.
Ни за что не допущу, чтобы Нико так же обращался и со мной.
Отбросила стул. Не отрывая взгляд от лица мужа, двинулась влево, к двери, ведущей в нашу с ним комнату. Рывком бросилась в спальню, хлопнула дверью и только каким-то чудом успела сдвинуть к ней тяжелый сундук.
Наверное, будь Нико менее пьян, у меня бы не получилось справиться так скоро.
Мужчина со всей мощи врезался в дверь. Та сотряслась от удара, зазвенели стекла. Слишком хлипкий был дом, словно из тонких досок.
Я прикусила кулак. Сердце билось, как сумасшедшее. Хотелось кричать, звать на помощь, но я уже знала, что соседей здесь нет. Мне никто не поможет, кроме меня самой.
Дверь содрогнулась от очередного удара. Сундук сдвинулся в сторону, и я вскрикнула.
– Арья, открой! – рычал муж. – Открой немедля или хуже будет!
– Успокойся! – крикнула я в ответ. Знала ведь, что бессмысленно, но подала голос, чтобы отвлечь.
– Я спокоен! Дверь открой!
– Только если обещаешь не… – я это слово даже выговорить не могла. Меня в жизни никто никогда не бил. – Убери ремень, Нико. Я впущу тебя и мы поговорим, хорошо?
Удары прекратились. Я в панике обдумывала, как выломать ставни, но ничего не приходило в голову. Мне придется впустить мужчину в спальню. Если я этого не сделаю, ему все равно рано или поздно удастся войти.
Послышался металлический звон. Я вскинула голову и обвела взглядом сундук. Тяжелый, но еще один удар в дверь с той стороны, и его отбросит на середину комнаты.
– Открывай, – язык Нико стал заплетаться сильнее.
Мужчина уже не мог кричать, и очень громко дышал. Я отсюда чувствовала резкий запах алкоголя. Надеюсь, Нико заснет быстрее, чем успеет мне навредить.
Дрожащими руками отодвинула сундук и схватилась за ручку двери. Осторожно приоткрыла. Взглянула в лицо мужчины, которого я должна звать мужем.
Нико стоял, опершись обеими ладонями о косяки. Из его рта капала слюна. Он вытер ее рукавом и усмехнулся.
– Будь послушной, мерзавка, – промычал, делая шаг вперед. – Раздевайся.
– Нико, – я отступила, машинально прижала руки к груди. – Ложись спать, хорошо? Завтра утром мы…
– Раздевайся!
Чего мне стоило не заорать в ответ! Сейчас мне было страшно. Я этого чувства ранее никогда не испытывала. Ни перед кем. К несчастью, я больше не являлась собой.
– Пожалуйста, Нико…
Мужчина рванул меня за руку к себе. Грязными пальцами вцепился в подол платья и дернул его наверх. Я вскрикнула, ошалев от ужаса.
Заставила себя прикусить губу, чтобы не закричать и не напугать Майю еще сильнее.
– Закрой дверь, – чуть не плача, попросила, но Нико будто не услышал.
Я почти сдалась. Запах спирта пьянил и меня, от табачной вони начало тошнить. Грубые огромные ладони бесстыдно шарили под моей юбкой, а я обмирала от страха.
Не шевелилась. Убеждала себя, что Нико пьяный и у него ничего не выйдет, а если и выйдет, то я сумею продержаться несколько минут.
Тело мгновенно стало липким от пота. Меня трясло от отвращения. Взгляд метался по комнате в поисках хоть чего-нибудь, что могло бы послужить оружием.
Из глаз брызнули слезы. Не сдержалась.
– На хрена столько тряпок, – пыхтел муж, запутавшись в подъюбниках.
С силой дернул один из них. Ткань с треском разошлась, обнажая правую ногу.
– Соскучилась, а, дрянь? У меня с тобой разговор короткий. Я ведь обещал, что ты пожалеешь, если попытаешься сбежать снова?
Не смогу. Я не смогу продержаться ни минуты. И пусть тело не мое, и оно уже не единожды было под этим чудовищем, но душа в нем теперь моя.
– Это еще подарок… Тебе же нравится, да? Пожалеешь ты завтра, мерзавка.
Канделябр, стоящий на столике, казался хлипким. Я моргнула, смахивая слезы с ресниц, и потянулась к нему, но…
Нико одним движением швырнул меня на кровать. Тонкий матрас не защитил от падения, и от боли в спине в моих глазах помутнело.
– Нет! – я закричала, не в силах больше сдерживаться.
Пиналась изо всех сил, молотила руками. Одной рукой мужчина вжимал меня в постель, другой срывал белье. – Нико! Хватит!
Тихий голосок из коридора заставил меня замолчать:
– Мам?
В голове с ужасающей скоростью пронеслись обрывки воспоминаний. Майя уже видела это. Не один раз.
Ярость, застелившая мне глаза, оказалась сильнее давления на тело пьяного мужа. С рычанием я дернулась вперед, дотянулась до канделябра и со всего маху обрушила его на голову Нико. Мужчина крякнул, посмотрел на меня затуманенным взглядом и рухнул на кровать, придавив меня к ней.
Слезы обжигали щеки. Я с трудом выбралась из-под тела, и оно кулем свалилось на пол. Руки тряслись так, что я не могла поправить рваный подол. Канделябр выпал из моих ослабевших пальцев. Ладонями вытерла щеки и бросилась в коридор.
– Милая, ты чего? Ну? Не спится? – голос дрожал, срывался.
Я горела желанием заорать во все горло.
– Я пить хочу, – шепнула Майя.
– Идем, малышка. Мы уходим, ладно? Погуляем, да?
– Но…
– Никаких “но”. Мы уходим.
Заскрипел протяжно засов. Звякнула связка ключей, и замочная скважина хрустнула.
В полумраке кухни я могла отчетливо разглядеть Гану.
– Отпустите нас, – взмолилась я. – Прошу! Зачем мы вам?
– Ребенка спать уложи.
– Откройте дверь! Мы уйдем, и вы нас больше никогда не увидите!
Гана ушла без ответа. Дверь в ее комнату захлопнулась. Войти в нее я не могла – старуха запирала ее на ключ.
Я залилась слезами снова, проклиная себя за слабость. Майя цеплялась за мои руки, просила воды, будто ее совсем не волновало, что происходит в доме.
Привыкла или не хочет замечать?
Всего день новой жизни, а я поддалась отчаянию так скоро.
Утро. Я должна дождаться утра, и тогда мы выберемся из этого дома. Оставалось прожить всего несколько часов.