По ту сторону стаи

Глава 12

Перед нами маленький грязный бар, почти на углу. Толпы людей - людей, чёрт побери, просто людей - не останавливаясь, проходят мимо перекрёстка. Мы пересекаем улицу, и я пинком распахиваю дверь.

Разговоры смолкают. Как будто выключили всех. Каждый второй - полукровая мразь. Смотрите на нас, сволочи, и бойтесь, хотя вас целая толпа, из тех, что только и умели громко орать на улицах, - а нас всего двое.

- Что, не узнал? - сквозь зубы говорю я бармену. - Когда-то все стены обклеил объявлениями Сектора с утгардскими портретами.

У него от страха или от удивления даже приоткрывается рот.

- Забыл, кто я? - я демонстрирую ему "волчий крюк". - Вспоминай быстрей.

- Близзард? Миссис Близзард, - поправляется он, и тут глаза у него начинают косить от страха, как у провинившегося подменыша, который заслужил, чтоб его выпороли. - Миссис Легран!

Ага, "миссис". Уже хорошо.

Я сплёвываю на пол, и мы с Леной проходим мимо него. Сердце у меня на миг замирает, а потом начинает биться чаще. Но я прячу волнение под ненавистью. Я вообще не знаю, зачем мы зашли сюда? Может, посмотреть, не висят ли снова наши фотографии с заголовком "разыскивается"?

Улица Полуночного Рассвета - не знаю, кто придумал такое название. Сравнительно тепло для поздней осени, и я испытываю острое желание снять куртку и отбросить её прочь. К чёрту! Я не знаю, что тут произошло, пока нас не было, но я возвращаюсь в СВОЙ мир, и я не буду скрываться, даже если через пять шагов меня ожидает какой-нибудь очередной суд и камера Утгарда. На мне наполовину человечья одежда, и я могу прибегнуть к помощи разве только Лены, но я голыми руками убью любого, кто косо посмотрит на моё левое плечо, ибо я возвращаюсь в СВОЙ мир.

И меня ждёт мой хозяин. Он сказал, что я догадаюсь, где, если вспомню. Я вспомнила. Я больше не хочу менять ни себя, ни своё будущее, и на моей руке навечно выжжен символ моей сущности. Которую я тоже не хочу больше менять.

Хозяин хотел, чтоб я поняла это сама и прекратила терзать себя. Он дал мне третий шанс, и всё снова закончилось тем же самым. Нас не изменить, хоть умри.

Мы идём посреди улицы Полуночного Рассвета. Не зная, что тут происходило в последние три года. Наплевав на то, что вокруг все останавливаются, как на фотографии, а потом, словно гонимые взрывной волной, быстро удаляются прочь. А центр этого взрыва - мы.

Ван Веллер ничуть не изменился.

- Надо полагать, кольцо, миссис Монфор? И вам, Лена? - мягко спрашивает он.

- Вы совершенно правы, - ехидно отвечаю я. Он какое-то время смотрит мне прямо в глаза, но я не отвожу взгляд. Ещё чего!

- Я не ненавижу вас, - вдруг говорит он. - У каждого своя дорога. Вас долго не было.

- Долго, - соглашаюсь я. - А теперь мы здесь.

- Здесь, - подтверждает он. - Ваш третий ключ, если не ошибаюсь? У вас бурная жизнь, Близзард - вы позволите вас так назвать? Кто-то пользуется одним и тем же кольцом, а потом ещё умудряется передать его детям.

- Ещё напомните, сколько утгардских рун у меня выколото, - сквозь зубы цежу я.

- Вы изменились. С нашей последней встречи, - уточняет Ван Веллер.

Кинг-Голд-Хаус. Значит, он помнит.

- Фэрли так плохо работает с памятью? - с сарказмом спрашиваю я.

- О, нет, господин Мастер хорош во всём, - с поклоном говорит он. - Дело во мне. Время - субстанция, обладающая поразительными свойствами.

- К делу, - резко перебивает Лена. Ван Веллер кивает.

Фэрли по-прежнему Мастер Круга. Это хорошо.

- Новый ключ - новая, с чистого листа, жизнь, да? - я помню то, что она сказала мне много лет назад - там, в Кинг-Голд-Хаус. Я помню, что из щелей дуло, и ветер грозил выдавить пыльные стёкла к чёртовой матери.

- Скорее ад замёрзнет. - А ведь ты тоже помнишь, надо же. Каждое слово, каждый жест.

Хотя какая разница. Это просто кольцо. Просто часть тебя, как рука или нога. Фэрли - Мастер, и я вижу, что о том же думает Лена. Мы подходим к зеркалу в лавке Ван Веллера, и, не говоря друг другу ни слова, исчезаем за его изнанкой.

Дым от моей сигареты остаётся в мастерской на улице Полуночного Рассвета, а сами мы уже в здании Внутреннего Круга.

Освещённый мягким светом вестибюль. Народу немного, и на нас не обращают ровно никакого внимания. Ни на нас, ни на мою наполовину человечью одежду. Странная смесь - камуфляжной куртки и дорогого платья, когда-то купленного в модном магазине на улице Фонарщиков. Всё, что осталось от моей какой-то там по счёту очередной закончившейся жизни.

Массивные двери в кабинет Фэрли. Надёжные, сделанные давным-давно. Как в поместье, которого уже нет. Я берусь за бронзовую ручку, и она поддаётся неожиданно легко.

- Создатель всемогущий! - Берти сначала несколько секунд молчит, а потом произносит эти слова.

Мы подходим и почти одновременно целуем его в щёки: я справа, Лена слева.

- Я даже не спрашиваю, где вас носило столько времени, - устало говорит он. - Но сейчас вы обе как нельзя кстати.

- Что значит кстати? - спрашивает Лена. - Что с тобой?

- Не со мной, Лена, - он трёт рукой покрасневшие глаза и, поймав наш вопросительный взгляд, отвечает. - Ах, это... Не спал трое суток. Чёртов тупой неудачник, вот кто я.

Он жестом приглашает нас сесть. Два тяжёлых резных стула почти бесшумно придвигаются ближе - а подменыши неслышно ретируются до нового приказа. Он опускается за свой обтянутый сукном стол, и прикрывает ладонью глаза.

- Полукровые тварюги головы подняли - вот что значит "кстати", Лена, - объясняет он наконец. - Проклятые недобитые ублюдки. И с каждым днём их всё больше, и больше, и больше... А я не справился. Я - не Милорд, не Пастух, никто вообще, всего лишь неудачник во главе проклятого сообщества.

- Берти, где хозяин? - задаю я вопрос, и моё сердце в ожидании ответа начинает биться через раз.

- Хозяин? - Фэрли сдвигает брови, и я понимаю, что до него не сразу доходит, о чём я спрашиваю. Он похож на невыспавшихся детективов после ночной операции у нас в отделе, где-то там, в другой жизни, которая была на самом деле так недавно, а кажется, будто во сне или тысячу лет назад. - Ты знаешь, Близзард, я ведь всегда мечтал об этом: быть главным. И вот, чёрт подери, что выходит! Выходит то, что ничего не выходит. Эта падаль повылазила непонятно откуда, сплошные теракты, без смысла, без системы, безо всего. И теперь они используют далеко не только внушение, заметь! Они так хотели научиться у людей, вот и научились. Наша сила и человечье оружие - представь, что за коктейль, нарушение Закона о Закрытости - куда не ткни...

- Берти, где хозяин? - перебиваю его, потому что больше не могу. Создатель всемогущий, у меня просто не хватает сил терпеть. Я знаю, что всё в порядке, что мой Господин жив, и где-то, наверное, не так уж далеко, но где? Где?

- Он всё доверил мне. А я близок к тому, чтобы всё то, к чему мы шли с восьмидесятых, загремело в тартарары. Мир вокруг - как хрустальная люстра, в которую плебей кидает ботинком - просто так, не осознавая её ценности, - говорит медленно, словно ни на что уже не надеясь, и вдруг спохватывается: - Он приказал передать тебе кое-что, сразу, как ты появишься. Прости.

Сэр Бертрам лезет в ящик стола, и мне в ладонь ложится что-то маленькое, уже успевшее чуть-чуть нагреться от его пальцев.

Я вижу в своей руке кольцо. Тонкое платиновое кольцо с бриллиантом, которое когда-то, бездну времени назад, было на безымянном пальце моей левой руки. Оно осталось в грёбаной канцелярии, пропахшей пыльными скоросшивателями и мышами, на первом этаже тюрьмы Утгард.

Тишина. Только в окно бьётся муха, непрерывно жужжа и изредка шлёпаясь по стеклу. В тихом и давящем тяжёлой роскошью кабинете Мастера Круга, ленного лорда Бертрама Фэрли, моего родственника и соратника. Как когда-то билась в грязное стекло полицейского участка на окраине Лондона, а дежурный спал, и я мечтала, чтобы бутерброд упал со стола маслом вниз, на грязный пол, и мы бы смеялись до колик в животе, когда я рассказывала бы об этом Джои.

...Ледяная стена прибоя бьётся о скалы - где-то далеко-далеко, за холодным морем - и зовёт меня. Под льдистые огоньки звёзд. В большой чёрный вигвам, - вспоминаю я непонятные тогда слова полоумного сапожника, - где меня ждёт мой вожак. Мой хозяин.

- Ты поняла? - спрашивает Берти. Беспокоится, чтоб хоть тут не облажаться.

- Да, - отвечаю я. - Спасибо.

- Вернёшься в поместье? - говорит он.

- Нет. Уже некуда, Берти, - и я в двух словах говорю ему о том, что произошло.

- Мразь полукровая, - кулак у него сжимается так, что натягивается кожа и выступают вены, и он с силой ударяет им по столу. - Вы вовремя, я же сказал. Сам Создатель послал мне вас обеих. Не хватает людей, старых, проверенных. Внутренний Круг уже и не Круг. Макрайан пропал без вести, Хейс мёртв, Дэвис тоже. Они вскрывают поместья, как консервные банки, и оставляют пустые выжженные коробки с горой трупов. Одно за другим, по всей стране. Ты знаешь, как они называют себя? Ополчение. Наверняка и это слово взяли у людей, почему бы и не взять, они ведь так любят людей, что куда там! Зато у меня полные подвалы этих сволочей. Все вместе. Кто мелкая сошка, а кто и нет. Из старого Сектора, те, кто не стал сотрудничать с нами. Сволочи, кто хоть каким-то боком был причастен к этому долбанному Ополчению, и подобная шваль - чтоб неповадно было. Всё, что можно, выбить из них, а потом - в расход ко всем чертям.

Почему полные подвалы - здесь, в здании Круга, а не в крепости Утгард?! Кто сможет противостоять толпе обученных бойцов, рискуя превратиться в марионетку, всего лишь войдя в подвал? И тут до меня доходит. Мне даже не надо спрашивать у Фэрли, я знаю и так, что ледяная стена прибоя разделяет тот мир и этот. Прозрачная, как алмаз, и такая же непроницаемая. Грань. Рубеж. Потому что тот, кто захочет, найдёт Путь. Одолев ту дорогу, что одолела я. Пройдя боль, кровь, пепел и холодные стены тюремных камер - и придя на рубеж, отделяющий от Межзеркалья, чтобы вернуться туда, как домой. И остаться навсегда. Берти что-то недоговаривает, но мне - вот честно - всё равно, что мир вокруг рушится, как карточный домик или как эта его разбитая хрустальная люстра. Потому что это - уже не мой мир.

- Берти, послушай меня, - я встаю, и ему приходится встать тоже. - Читай по губам. Я. Ничего. Ни из кого. Выбивать. Не буду, - медленно, после каждого слова ставя точку, говорю я. - Три с лишним года только это и делала, что выбивала. И, ты знаешь, что я сделаю сейчас? Сейчас я просто пойду и положу - всех до одного в этих твоих подвалах.

- Думаю, МЫ положим, - подаёт голос Лена. - У тебя ведь есть человечье оружие?

Он внимательно смотрит на меня, а потом усмехается.

- Всё, что ты хочешь, да, Близзард? Напоследок? И, да - уже есть.

- Только то, что ты слышал. Всех до одного. Прямо сейчас. Или иди и разбирайся с этим дерьмом сам, рискуя попасть под их контроль, едва переступив порог, - отвечаю я.

Какая тебе разница, лорд Фэрли, кто останется жив, кто умрёт? Какая тебе разница, когда на улицах уже в открытую собираются толпы и здание Круга скоро просто перестанет быть неприступной крепостью? Как перестало ею быть моё поместье всего-то считанные часы назад?

- Иди. Идите, - он машет рукой. - И делайте, что хотите. Мне наплевать. Всё, что хочу я - это спать.

- Хорошо, Берти, - почти одновременно говорим мы и выходим.

Закрывая дверь, я вижу, как он стаскивает сапоги и ложится на кушетку, накрываясь подбитым мехом плащом. А муха всё бьётся и бьётся в окно, отлетая подальше для разбега, а затем шлёпаясь о прозрачную преграду и в очередной раз падая на подоконник.

Подвалы похожи на подземелья замка Макрайан. Запах крови, страха и немытого тела. Пол и лестница в бурых пятнах. В пространстве висит гул голосов, который мы слышим даже из-за двери.

- Ты берёшь правую сторону, я - левую, - говорю Лене, передёргивая затвор. Обычный человеческий автомат. Я подбираю верхнюю юбку и заправляю её за пояс. Просто привычка. Ботинки не будут потом скользить по мокрому полу - вот хорошо, - а туфли скользили всегда. Но я, к счастью, больше не умею носить туфли. Разучилась. Надо же, как удобно... - Ну что, поехали?

...Полукровая мразь... Повылезала изо всех щелей, как крысы из нор... Не надо было этого делать... Смещать равновесие... И не надо было нарушать Закон о Закрытости... И засвечиваться перед человечьими ублюдками... Как я люблю смотреть на тебя в этом зелёном платье... Оно так идёт тебе... Как никакой другой цвет, разве только крови... И засвечиваться перед чёртовыми человечьими ублюдками... За человека... За чёртова человека... Пули высекают искры, ударяясь о камни... За чёртова грёбаного человека... Полукровая шваль... Не стоило этого делать... Восхитительная штука смерть... За грёбаного человека...

..."У меня монитор накрылся..."

... Смерть...

..."Я чуть не наделал в штаны, как последний..."

... Смерть...

..."Какой дьявол тебе там снится?"

... Смерть...

..."Уходи, я сказал, или я сам сверну твою дурацкую башку..."

... За грёбаного человека... За человека из МОЕЙ СТАИ...

... Моей, чёрт подери, стаи... Моей...

Звенящая тишина в воздухе, пропитанном запахом крови. Опять звенящая.

И только я и она. И всё.

Прядь волос падает ей на глаза, и она дует на эту прядь, но напрасно. Раздражённо вытирает руки о подол, - какой знакомый жест - и заправляет волосы за ухо. Единственная в моей жизни женщина, только что превратившая вместе со мной в груды мёртвой плоти десятки чёртовых ублюдков. А сейчас так же спокойно, как и я, курящая сигарету, а прямо передо мной - её блестящие глаза, в которых плещется безумие и голод.

Зелёное платье так идёт тебе... Зелёное платье кровавой ведьмы из шотландских гор, которые сделали нас самими собой...

А тишина вокруг продолжает звенеть, беззвучно, бесплотно. Интересно, а у этих недоносков были души? И что это такое - сама душа? Я знаю, что у меня её уже нет, но что же тогда так болит внутри, когда я вспоминаю о Джои? О чёртовом грёбаном человеке, я, дочь древней Семьи, ведущая свой род со времён основания мира?

- Посыльный... господина Мастера Круга, - говорит вдруг Лена. И презрительно усмехается. Подменыш, в чью голову вбивали свод обязанностей как минимум личного курьера Фэрли - потому что он одет в форменную ливрею, - в отличие от самого Фэрли, не будет отворачиваться от кровавых луж, боясь сблевать. "Всё, что ты хочешь", - сказал он. Берти... Политик и дипломат, недаром он получил когда-то прекрасное образование. Чёртовы утгардские убийцы - не про него. Знал, конечно, что увидит. Посыльный, оскальзываясь на мокром от крови полу, бежит к нам. Верно, что-то срочное.

Но нет. Проще. Просто переворот. Очередной виток спирали. И где-то там, совсем рядом, люди в потёртой коже, бьющие наотмашь и пихающие лицом к стене. Только мне уже - всё равно. Умереть. Убить. Стоять и курить сигарету, с наслаждением вдыхая дым с примесью развеянной в воздухе протоплазмы. И снова убить. И снова умирать каждый раз самой - от наслаждения этой неземной болью...

Я смотрю на свою руку. На ней - простенькое обручальное кольцо, исцарапанный золотой ободок, который ждал меня, лёжа на трюмо в Близзард-Холле. Я не надела кольца с бриллиантом. Это просто ключ. Просто дорога. Дальний путь, который мне предстоит - далеко - а, может, близко - за стекло, где ледяные бездушные волны бьются о скалы и зовут меня. Такую же бездушную, как эти волны, и звёзды над ними. Зовут домой.

И Лена вдруг понимает.

- Ты уходишь туда? - спрашивает она.

- Почему "ты"? Мы уходим, Легран, - отвечаю я, и она крепко сжимает мою руку, больше не говоря ни слова. Зачем, когда и так понятно, что мы связаны до конца времён. Я, Легран, хозяин, наверное, кто-то ещё, может, когда-нибудь тот же Дориш... - и кровь, и смерть, и пепел. Навсегда.

В вестибюле раздаётся какой-то грохот, и становится ясно, что и эта дверь вот-вот слетит с петель, снесённая взрывчаткой. Либо обычным выстрелом из гранатомёта. Меня прямо преследуют двери, захлопывающиеся за мной, как ловушки, а потом выкидывающие подобные коленца.

- Ну, что, опять вне закона, Близзард? - спрашивает Лена и - ненормальная, милая моя - счастливо улыбается.

- Опять, Легран, - я оглядываюсь на вход в подвалы, с удовольствием представляя перекошенные от ненависти лица тех, кто через минуту будет здесь. И, - вот странно, - совершенно равнодушно размышляя о том, сработает или нет кольцо из платины с бриллиантом, которое на самом деле и символ, и знак, и дорога. Оно должно сделать то, что теперь не под силу простому ключу: пробить прозрачную грань между этим миром и Межзеркальем, - а, даже если и не сработает, ведь мы прорвёмся, правда? Как прорывались всегда, всю свою жизнь.

- Десять тысяч монет золотом, - ехидно сообщает мне матовая поверхность сквозного зеркала, уже начинающая наливаться красным; я усмехаюсь и поворачиваю кольцо. Грани камня, острые, словно лезвие ножа, проворачиваются в скважине с мелодичным звоном - и зеркало вспыхивает, расступаясь...

Треск поленьев в очаге - огромном, как пещера. Языки пламени вырываются наружу и лижут каменную стену, оставляя чёрные полосы копоти. Тут нечему гореть - один голый камень, шершавый, холодный. Меня столько раз ставили лицом к стене, лицом к стене, лицом к стене... чёртовой холодной стене крепости Утгард. Хорошо, нет, не чёртовой - просто холодной стене крепости Утгард. Моего дома.

Шелест страниц, жёлтых, готовых рассыпаться от времени. Мне почему-то кажется, что такого же цвета и объявления Сектора, которые были в моём далёком-далёком прошлом. Значит, такие же они и сейчас. Там, в мире вне зеркал.

- На самом деле тебе нужны эти объявления, - хозяин отрывается от страницы и придерживает её пальцем. - С каждого угла, с каждого забора - "Разыскивается..." Награда. Твой портрет. Всё, как положено.

- Ведь я хорошо выгляжу, Милорд? - в шутку спрашиваю я, поднимая голову.

- Не переживу, если они взяли какую-нибудь идиотскую фотографию, - откликается Лена.

В зарешёченное окно светит растущая луна, но в этот момент лунный луч, в котором волосы Лены отливали серебром, меркнет. Вот зараза. Дурацкие тучи. И в окно залетает снежинка - маленькая, отбившаяся от снежного роя; она тут же тает, столкнувшись со струёй горячего воздуха, идущего от очага. Теряться - это плохо...

Метель. Чёрт подери!

- Милорд? - поднимаю глаза - я сижу на полу у его ног - и встречаюсь с его взглядом. Он внимательно смотрит на меня поверх очков. Багровое пламя - отблеск горящих поленьев?

- Метель, Близзард? - Милорд тоже видит снеговые тучи, клубящиеся за решёткой окна. - Ну, что ж. Значит, сегодня метель.

Рваные тучи закрывают луну совсем, и уже ни один лучик не может пробиться сквозь их пелену. В окно залетает снежный вихрь, подхватывает волосы Лены, и, кажется, что у неё вовсе нет седины, просто снег выбелил несколько прядей. В комнате было бы совсем темно, если бы не пламя очага. Черным-черно, как на самой тёмной стороне полуночи... Тени-тучи проплывают мимо луны, у них - где-то там, за стеной снега и ледяного шторма - тоже свой праздник. На краю времени стоит большой чёрный вигвам - крепость Утгард - над скалистыми утёсами, давшими мне и смерть и жизнь. Жизнь бок о бок со смертью.

Боль волной проходит по телу. Приятная, чарующая, предвестница сладкой истомы чьей-то смерти. Хозяин невесомо перебирает мои волосы, а потом знаком велит подняться с пола.

- Похоже, пора? - в сторону откладывает книгу, заложив место, где читал, пером.

- Благодарю вас, Милорд, - я подношу к губам его руку и целую знакомые тёплые пальцы. Матово блестит чёрный камень перстня.

Тучи затягивают небосвод. Нам пора.

Бритиш Эйрвэйз. Так написано на билете. Чёрт его душу знает, как они отреагируют, если увидят, что собака разгуливает за пределами своей клетки. Но она, наверное, поймёт, что этого делать не стоит, он больше чем уверен.

Плотный мужчина размашистой походкой идёт по аэропорту Хитроу, рядом с ним шествует крупная овчарка. Она, правда, не очень-то довольна, что он надел на неё намордник, но, должно быть, так положено. У этих людей всё хрен пойми как. Правда, он обещал не запирать её клетку, когда они полетят в самолёте, а она обещала себе, что не станет вылезать наружу, чтоб не подвести человека, потому что так надо.

Самолёт поднимается в воздух и берёт курс на Торонто.

Мужчина снимает куртку, отворачивается к окну и закрывает глаза. Чего он там не видел? И прощаться не с чем и не с кем. Лететь далеко. Канада - почти на другом конце света. И там наконец-то будет холодно. И наконец-то он увидит настоящий снег. Сам не знает, почему так хочется холода. Хочется и всё. Как будто он, как собака, вдруг неожиданно обзавёлся такой же густой шерстью.

Женский голос с придыханием вещает что-то по трансляции: "Рейс номер... Лондон - Торонто... пассажиры... багаж..." Какой, к чёрту, багаж? На огромных светящихся часах в здании аэропорта 18.20 - как такое может быть, если прошла туча времени? Ах да, другой часовой пояс, а он и забыл. Через несколько минут мужчина и собака в противной, по её мнению, клетке садятся в автобус до автовокзала, носящий гордое название "шаттл". Как космический челнок, чёрт возьми. Не хотите ли проехаться на шаттле, скажем... ммм... до Луны? У них есть время примерно до девяти, а пока они берут по хотдогу на каждого и устраиваются на бордюре на улице. Наверное, со стороны похожи на бродяг. Ну и плевать.

- В Гуэлф? - седой старик со смуглым лицом, длинные волосы зачёсаны назад и перетянуты резинкой. - Я слышал, когда вы брали билеты. Она не кусается?

- Нет, - ответ короткий, должен бы вроде отвязаться. Хотя... почему? Просто по привычке? - Она поисково-розыскная.

- Ого! - старик тянет руку и гладит собачью голову. - Меня бы никакая не укусила, наверное. Я добрый. Они чуют. Должно быть. Вы не местный?

- Не местный, - на север, подальше от осточертевшего Лондона, с висящим над ним облаком смога, - а там что будет, то будет.

- Гостиница "Альбион", Норфолк-стрит, сорок девять, - старик садится рядом на бордюр, и собака кладёт ему на колени морду. Пусть его, бордюр большой. - Выйдете там из здания вокзала и направо, прямо упрётесь в неё. А как зовут? Собаку?

- Спасибо, - да, гостиница - это кстати. С севера идут низкие снеговые тучи, и первые снежинки уже кружатся в свете фонарей и опускаются на асфальт. - Метель.

- Хорошее какое имя. Необычное, - старик смотрит, как она провожает снежинки взглядом и, скосив глаза, наблюдает, как они тают у неё на носу.

Очередной женский голос сообщает, что автобус Торонто - Гуэлф отправляется во столько-то часов столько-то минут. С неба начинает падать уже настоящий снег.

Рейсовый автобус со светящимися электронными буквами над лобовым стеклом выруливает по улицам Торонто, лавируя среди легковушек, и разгоняется до приличной скорости только тогда, когда они минуют дома окраины. Через полтора часа мужчина и собака выходят из автовокзала в Гуэлфе, оглядываются и уверенно идут по направлению к Норфолк-стрит.

Серое трехэтажное здание, сзади мэрия, рядом церковь. Полный комплект. Снег идёт. Небо такое низкое, что туча, кажется, зацепилась за церковный шпиль, и будет висеть тут заведомо целую ночь, пока не иссякнет вся.

- Райс. Джон Райс, - интересно, мужик за стойкой регистрации - только портье или тоже портье - хозяин - и-так-далее?

- По стаканчику? - старик с автовокзала в Торонто. - Всё равно сегодня никто никуда больше не пойдёт.

- По стаканчику где? - неплохая мысль, а с барменом насчёт собаки можно договориться. - Почему никто никуда не пойдёт? У вас сиеста? Или рано спать ложитесь?

- Бар слева от вас, - а во рту уже вкус проклятого шотландского. - Нет, темно. И метель.

- И что? Ночь и метель - это повод выпить? - собака при этих словах поднимает голову и пристально смотрит на хозяина. - Я - за. Тогда мне у вас уже нравится.

- Видите ли, Джон, - как хорошо, всего одну букву в имени довелось менять, не придётся вздрагивать или попадать в идиотские ситуации. - Простите, я - Хок, Эндрю Хок. Видите ли, у нас тут полно индейцев, да я и сам наполовину индеец. Мы тут много во что верим, и не всё оказывается чушью собачьей. Прости, девочка, - старик гладит собаку по голове.

Странное ощущение - дежа вю. Где-то и когда-то уже говорили нечто подобное. Ой, нет. Только не ещё одна Женщина в Зелёном. Хотя...

Бармен ставит на стойку шотландское, и стакан мягко прижимает своим весом бумажный кружок с рекламой "Альбиона".

- В метельные, безлунные ночи - вот как сейчас, - старик указывает стаканом на окно и выпивка чуть не плещется через край, а за окном липнут к стеклу крупные хлопья снега, а потом, увлекаемые ветром, улетают куда-то в синеватые зимние сумерки, - в пурге приходит Маниту. Приходит со своей свитой - за жизнями людей. А в свите у него - полярные волки...

Собака снова поднимает голову и смотрит на хозяина так настойчиво, словно что-то хочет ему срочно сказать.

- Ишь ты. Понимает, - старик-индеец уважительно косится на собаку и её хозяина, которые будто разговаривают без слов.

- Понимает, - соглашается Джон Райс и застёгивает "аляску". - Мы скоро вернёмся.

Снежные вихри кружатся над землёй и мерцают в свете фар миллионами искр. Человек и собака смотрят в низкое мутное небо, словно чего-то ожидают.

Они даже знают, кто точно есть в свите Маниту. Тот, кто нашёл всё-таки свою стаю.

Большая Белая Волчица с жёлтыми глазами и старыми, зажившими шрамами с левой стороны морды.