Глава 7

Меня будит громкий стук. Как будто кто-то работает отбойным молотком, и в моей голове в том числе. Я просыпаюсь. Совсем светло, и солнечный квадрат лежит на досках пола. Стук повторяется - кто-то изо всех сил барабанит в дверь, отчего она вибрирует и едва не вылетает из проёма.

Вот зараза! Во рту горько, как от таблеток, а в голове начинает звенеть так, что закладывает уши.

Джои что-то бурчит и, как зомби, садится на кровати.

- Кто там? - глухо спрашивает он.

- Хозяин это, - доносится из-за двери. - Извините, что побеспокоил, срочно к телефону. Джим Робертс звонит, велел будить, покуда не разбужу.

Дьявол! Джои рывком открывает дверь, и хозяин застывает на пороге, всё ещё продолжая оправдываться.

На улице ясный, солнечный день, вроде бы даже тепло, несмотря на начало ноября. Я с трудом встаю и несколько раз сгибаюсь и разгибаюсь, пытаясь привести в норму затёкшую спину. Как это меня угораздило заснуть сидя? Просто отлично, особенно учитывая тяжесть в голове и прочие прелести последствий вчерашнего дня и последующей за ним ночи. На столе стоит бутылка минералки - в таких делах Джои отличается похвальной предусмотрительностью. Она тёплая и выдохшаяся, но это лучше, чем ничего. Джои отнимает у меня полупустую бутылку и с наслаждением припадает к горлышку, а хозяин тем временем всё так же бестолково топчется на пороге, и глаза у него испуганные, как у кролика, смотрящего в глаза удаву.

- Ну, что там ещё? - Джои плещет минералку в руку и совершает какое-то подобие утреннего умывания.

- Маккиннона убили ночью, - Джои мог бы и не спрашивать, и так понятно, что новый эпизод.

- Так, - Джои чешет затылок и зевает. Наверное, со стороны не очень-то вежливо, но на это нам обоим наплевать. - А он кто?

- Пастух, - тихо говорит хозяин. - Был. Не захотел он, видать, вчера дома сидеть. И с нами не захотел. Она его и поймала. Хотя, если бы захотела, и днём бы поймала. Она может. Она всё может. Потому что ведьма.

Я уже размяла спину и надеваю кобуру, слушая в пол уха. Мне совсем не интересно, что может или там не может по их предположениям Женщина в Зелёном.

- Ой, господи ты боже! - Джои с трудом подавляет очередной зевок. - Говоришь, Робертс на телефоне ждёт?

- Нет, не ждёт, - хозяин опасливо косится, - просил передать, чтоб вы срочно в участок позвонили, как я достучусь.

Джои бормочет что-то себе под нос, явно нелестное, в адрес Робертса, и они с хозяином выходят.

Я морщусь от горечи во рту, но закуриваю-таки свою первую утреннюю сигарету. Однако не успеваю сделать пару затяжек, как возвращается Джои и так хлопает входной дверью, что она чуть не слетает с петель, а с потолка сыплется какой-то мусор.

- Ты знаешь, Райс, никто не подходит, - с издёвкой говорит он. - Чёртовы длинные гудки, и всё. И почему бы это?

Джои с похмелья лучше не злить. Иначе он разнесёт полгорода. Впрочем, я не буду ему мешать. Потому что чувствую себя так, будто всю ночь вскапывала картофельное поле или дралась.

Мы одеваемся и выходим, а хозяин стоит и смотрит нам вслед.

Посёлок затих. Такое ощущение, что собирается буря, а все эти крысы попрятались по своим норам. Мне кажется, что даже шторы в окнах домов опущены, несмотря на белый день. Однако около участка небольшая толпа. Стоят в отдалении и смотрят на нас - кто с надеждой, а кто и с ненавистью. Некоторые из этих остолопов думают, что мы всемогущи, раз приехали из самого Лондона. Я мельком оглядываю толпу, и уже отворачиваюсь, переводя взгляд на спину Джои, которая маячит впереди, как у меня появляется стойкое ощущение, что кто-то буравит меня взглядом, как штопором. Какой-то круглолицый крепко сбитый мужик, одетый в старое кожаное пальто. У него прищуренные серые глаза, и, кажется, что одного взгляда достаточно, чтобы прожечь дырку. Мне хочется подойти и переломать ему рёбра только за этот взгляд. Проклятый бродяга. Наверняка один из тех, кто предлагает гнать нас прочь, пока не стало хуже, или позвонить каким-нибудь охотникам за привидениями.

В вестибюле полицейского участка накрашенная секретарша, поджав губы, сообщает нам, что группа в полном составе на выезде, а потом растолковывает, как их найти. Окраина города, самая, что ни на есть дыра, хорошо, что хоть машина имеется. Джои по новой заводит приглушённый мотор, и вот под многострадальными колёсами "Ровера" оказывается ухабистая сельская дорога.

Шериф окидывает нас мрачным взглядом и мстительно сообщает, что на нашу долю осталось снять показания с ведьмы - я не верю своим ушам - и сапожника.

Как выясняется, ведьма - просто какая-то местная старуха, скорее всего, с мозгами набекрень, промышляющая гаданием на кофейной гуще и прочим дерьмом. С сапожником вроде бы всё нормально, не считая того, что это канадский индеец, непонятно каким ветром занесённый в городишко. Местные никогда не слышали, чтобы он говорил, и посему они пребывают в уверенности, что говорить по-английски он не умеет.

- Значит, будет говорить по-индейски, - мрачно бубнит себе под нос Джои. Шериф бросает на него быстрый взгляд, но не переспрашивает. Джои заводит успевший радостно заглохнуть "Ровер", и группа, тело в чёрном пластиковом мешке и мигающие огни труповозки остаются позади.

Только на середине пути мы оцениваем всю прелесть сюрприза, преподнесённого нам Шерифом, - когда обнаруживаем, что оставшуюся половину нам предстоит преодолеть на своих двоих. Потому что впереди начинается местность столь дикая, что машина там заведомо не пройдёт. Джои, матерясь, резко тормозит, и я чуть не влипаю в лобовое стекло.

Но на самом деле мне наплевать. Мне вообще на всё наплевать - и на Шерифа с его подставой, и на маньяка, и на то, что Джои глушит мотор и обеспокоено смотрит в мою сторону.

- У меня такое ощущение, что меня... как будто бросили, - я опережаю его вопрос. - Нет, Джои, я тоже сначала думала, что похмелье. Не оно. Помнишь, Шелли рассказывал, как от него ушла жена?

- От тебя ушла жена? - он сначала пытается шутить. - Ладно, тупой вопрос. Забей. Так что?

- Вот то же самое, наверное. Помнишь, мы тогда посмеялись и посоветовали ему дать кому-нибудь по морде?

- А он сказал, что не поможет, - говорит Джои.

- И не поможет. Пустота внутри. Как будто там, или рядом, или вообще не знаю где, кто-то должен быть, а его нет, - я беру сигарету, медленно закуриваю и не чувствую вкус. Вообще.

- Ушам своим не верю, Райс, - Джои лезет под сиденье и достаёт коричневый бумажный пакет, в котором обнаруживается бутылка виски. Он сдирает крышку; пакет, скомканный в шарик, летит в окно. - Пей.

- Не хочу, - я рукой отстраняю бутылку. - Не могу.

- Твою мать, Райс! Если ты сейчас не сделаешь глоток, клянусь, я волью в тебя это силой, - шипит Джои.

Я послушно беру бутылку, ещё хранящую тепло его руки, и припадаю к горлышку. Спиртное обжигает язык и нёбо, но я воспринимаю это как-то отстранённо, словно не я сижу в раздолбанной тачке в самом сердце шотландских гор, с бутылкой в руке, а некто другой. И мне, и этому некто всё равно.

- Когда-то у меня, наверное, был муж. Или кто-то ещё, - говорю неожиданно для самой себя.

- Пей, - опять приказывает Джои.

Я в ответ показываю ему на безымянный палец левой руки, где обычно носят обручальное кольцо. Три года назад там был бугорок мозоли, который, как мне тогда сказали врачи в пригородной больнице - хотя их никто не просил - образуется, если годами носить это самое кольцо. Но его не было. И меня тоже никто не разыскивал. "Бросил тебя дружок-то твой, видать", - сказала тогда соседка по палате - и тут же схлопотала от меня по морде. Но в тот момент при слове "муж" у меня почему-то потеплело в груди, и появилось такое ощущение силы, словно я смогу всё, что пожелаю. С тех пор я об этом не думаю. Зачем? Думать о том, что всё равно, возможно, будет существовать только в моём воображении? Так почему, чёрт подери, я думаю об этом сейчас? Какой, к дьяволу, муж или друг может быть у женщины, надирающейся в барах? Зачем-то ищущей в толпе однажды увиденное лицо? Упивающейся болью - своей и чужой?

- Проклятый город! - с ненавистью говорит Джои. - Кого хочешь доконает.

Я беру его под руку и кладу голову на плечо. В зеркале заднего вида отражаются мои глаза, пустые, голодные. В зеркале...

- Сон снился, - вспоминаю я. - Вроде обычный кошмар, но...

Джои тоже смотрит в зеркало, и наши взгляды встречаются.

- Давай просто посидим, - предлагает он. - Хоть чуть-чуть тишины.

- Нет. К чёрту, - я рывком приподнимаюсь и дёргаю автомобильную дверцу. - Если я посижу ещё хотя бы пять минут, то буду ещё больше парить себе и тебе мозги.

Тачка содрогается. С другой стороны сразу же хлопает дверцей Джои. Неяркое осеннее солнце, под ногами шуршит пожухлая трава, и ноябрьский холод хочет забраться под куртку. Пропади оно всё пропадом! Уже проклятый ноябрь. И мы всё ещё в этом идиотском городишке, открытом всем ветрам. Я наваливаюсь на грязный капот нашей развалюхи и не могу набраться сил, чтобы оторваться от него и начать хоть что-то делать.

- Так, Райс, давай по быстрому, - решает Джои. - Окучим этих двоих, и в Эдинбург. Нет, - он поднимает руку ладонью вперёд, не желая слушать никаких возражений. - Мы просто отдуплимся. Просто, ты слышишь меня? Я не собираюсь тащить тебя в тот самый бар на аркане.

- Хорошо, Джои, - я сдаюсь. А что мне ещё остаётся? Только надеяться, что он выкинет эту идею из головы.

- Так, - Джои достаёт монетку. - Орёл, - он прищуривается и сверяется с картой, которая находится перед его мысленным взором. - Орёл - налево - чокнутая бабка. Решка - направо - немой сапожник.

Монетка, сверкая на осеннем солнце, подлетает кверху и падает на ладонь. Когда он разжимает кулак и подносит ближе ко мне, я вижу профиль королевы, выдавленный на металле монеты. Чтоб тебя! Значит, налево. Чокнутая бабка, дурящая мозги местным олухам. Я в сердцах бью Джои, который едва сдерживает ухмылку, по руке, и монетка летит вниз, теряясь в пожухлой траве. Джои показывает мне кулак и спускается по тропинке, идущей по склону и заворачивающей направо. Я плюю. Что ж, делать нечего. Прохожу чуть левее и нахожу другую тропинку, отнюдь не такую натоптанную, уходящую резко влево. Она еле видна, так редко ею пользуются. Солнце скрывается за тучей, и я начинаю спускаться по склону вниз.



Весь склон усыпан мелким щебнем, на котором кое-где виднеются островки увядшей травы, покрытой инеем. Тропинка почти не видна, и я просто спускаюсь по склону, держа курс на останки какой-то древней башни, сразу за которой, судя по всему, и находится ведьмин дом. Проклятый склон выскальзывает из-под ног, будто намыленный, и я живописно рисую себе, что будет, если я полечу вниз. Сверну свою чёртову шею, это как пить дать.

Наконец, башня оказывается прямо передо мной. Она практически разрушена, в каменной кладке зияют непонятно чем пробитые дыры, а между камнями зеленеет мох. Я подхожу вплотную и провожу по ним рукой, пальцами ощущая шершавую поверхность, и почему-то идущее от неё тепло. Выковыриваю из зазоров мягкие клочья мха - непонятно, зачем, - и они падают на заиндевевшую землю совершенно беззвучно.

Невидимая тропинка огибает башню слева и теряется в кустарнике. Стоит такая тишина, что, кажется, как только я войду в этот кустарник, застывшие от холода ветки зазвенят, словно сделанные изо льда - еле слышным, хрустальным звоном. Да, эта бабка далеко не дура. Хотя бы потому, что догадалась поселиться подальше от людей.

Прежде чем войти в кустарник, я дотрагиваюсь до ветвей рукой, и они и вправду отзываются - как будто стучат друг о друга палочки в пакете с китайской едой. Я улыбаюсь про себя. Что я себе напридумывала? Может быть, место так действует? Тогда эта бабка вдвойне не дура, потому что можно представить, как завораживает местных лопухов уже одна дорога к "дому ведьмы". А уж после - дело техники - развести их на щедрую оплату. Наговорив с три короба чуши, которую они хотят услышать: замужество, богатство, дети и прочая дрянь, жизненно важная для деревенских простаков. Ладно, это не моё дело, мне просто надо узнать, что здесь было прошлой ночью, а потом меня ждёт полчаса мелькания редких встречных машин на шоссе до Эдинбурга, выпивка, и, чем чёрт не шутит, может, что-нибудь ещё. Что - об этом я стараюсь не думать. Потом. Как карты лягут, как говорит Джои.

Маленький, даже на первый взгляд ветхий домик, облезлые от дождя стены, покосившиеся ставни и фундамент, вросший в каменистую почву до середины и просевший на один угол.

Толкаю дверь - она не заперта - и меня охватывает блаженное тепло. Горит очаг; треск пламени, отблески на стенах и запах угля. На стенах под потолком - связки каких-то сухих растений. У окна стол, на нём - всякие, надо думать, специфические ведьминские принадлежности: карты, хрустальный шар, какие-то корешки и огарок свечи в закапанном воском подсвечнике.

- Кто там? - раздаётся голос.

Тряпка, которой завешен дверной проём, ведущий, видимо, в другую часть дома, поднимается, и входит старуха. Лицо такое, как будто она ела последний раз в прошлом году. Конечно, вся в чёрном, на голове платок, из-под которого выбиваются седые волосы.

- Чёрный цвет не в моде, - иронично говорю я первое, что приходит в голову. В Лондоне так одеваются только недоделанные наркоманы, которые бормочут о Сатане и всадниках Апокалипсиса, но забыли, как выглядит ванна и стиральная машина.

Она застывает на месте и непонимающе смотрит на меня. Тем лучше.

- Полиция, - неожиданно рявкаю я. Обычно это действует. Просовываю большие пальцы рук под ремень и так и стою, жду, что скажет она.

- Вы знаете, кто я, молодая леди? - низким голосом вдруг спрашивает старуха.

- О, нет, не знаю, - чего-то подобного я и ожидала. - А вы знаете, кто я? - Психологическое давление. Но не со мной и не сейчас, дорогая. - Сержант Райс. Надеюсь, догадались, зачем я здесь? А если нет, для вас же хуже.

- Люди приходят сюда только за одним, - как ни в чём не бывало, продолжает она этим своим замогильным голосом. - Ищущий да найдёт.

Точно. Найдёт проблем на свою голову, думаю я. И на свою задницу тоже.

- Грейс Филч, - неожиданно представляется она. И значительно поднимает палец. - Мисс Грейс Филч, прошу заметить.

Интересно, о чём мне это должно сказать? О том, что, если я искала мистера Грейс Филч, то ошиблась дверью? Хорошо, примем правила игры.

- Ладно, мисс Филч, - говорю я. - Если вы не поняли, повторяю ещё раз: сержант Райс, лондонская полиция, - какого именно участка, не уточняю, вряд ли это ей что-либо скажет. - Вы можете мне что-то рассказать о том, что здесь случилось прошедшей ночью?

- Грейс знает всё, - нараспев говорит она о себе почему-то в третьем лице. - К Грейс приходят люди послушать многие вещи, которые Грейс узнаёт от духов гор. Что было, что будет.

- Что будет, меня мало волнует, - я начинаю раздражаться. Чёртова старуха. Мне не нужно очередное представление, рассчитанное на деревенских ослов, потому что сейчас меня интересует Эдинбург, виски и...

Я обрываю сама себя, решительно подхожу к столу и сажусь. Не стоило мне пить. Алкоголь тянет к табуретке, как магнитом, и расплющивает по ней, так, что я даже не знаю, как буду подниматься. Однако старуха воспринимает это на свой лад, резво подскакивает и садится напротив. Не успеваю я глазом моргнуть, как в руках у неё оказывается колода больших прямоугольников, которые она тасует быстрыми движениями профессионального шулера.

- Это вы, молодая леди, - на стол ложится засаленный прямоугольник, на котором я могу кое-как разглядеть женщину в длинном платье. - А это ваш избранник.

- У меня нет избранника, - ехидно замечаю я. Жалко, что здесь нет Джои. Он помер бы со смеху. Сначала с серьёзным видом попросил бы поворожить и ему - на предмет какой-нибудь несуществующей невесты, - а потом бы ржал, как ненормальный.

Несколько быстрых движений, и карты ложатся на стол. Огонёк звезды, башня, как две капли воды похожая на ту, которую я миновала по дороге сюда и какая-то цифра, но значки мастей мне не знакомы.

- Я всё поняла, - говорю с издёвкой. - Вот то, что мне суждено. Увидеть звезду, потому что до вечера я от вас ничего не добьюсь, эта долбаная башня, которая, вероятно, рухнет на меня, когда я пойду обратно, и что там ещё?

Спиртное, которое силком влил в меня Джои, настраивает на добродушный лад, впрочем, как и всегда, иначе я бы уже разнесла эту халупу к чёртовой матери. Но я начинаю чувствовать, что всему есть предел.

- О, нет, молодая леди, - старуха нежно проводит по картам рукой жестом циркового фокусника. - Если бы это было так, то вам были бы суждены... ммм... великие предначертанные перемены, а вашему избраннику - тюрьма. О, нет, не бойтесь, язык карт гораздо более сложен, и на самом деле...

- Так, - я сильно бью кулаком по столешнице, так, что карты подпрыгивают, а старая карга вздрагивает. - Хватит. Оставь это для сельских олухов и их жён.

Я злюсь уже не на шутку. Проклятый очаг к тому же растоплен так сильно, что удивительно, как решётка не плавится. От жары и от приторного запаха какой-то сушёной дряни у меня перехватывает дыхание. Создатель всемогущий, да что же может так вонять?!

Я оглядываюсь. Полки всё с тем же набором корешков, сушёных плодов и прочего, и огромный шкаф тёмного дерева с зеркалом на дверце. Зеркало... Зеркало...

И зачем я всё ещё сижу в этой парилке в куртке? Мне глубоко наплевать, удастся ли выбить хоть что-нибудь из проклятой старухи, похожей на мощи в этом своём чёрном прикиде. Я хочу только в Эдинбург с его барами и набором развлекаловки на любой вкус и цвет. Снимаю куртку и перекидываю её через спинку стула, и в этот момент сзади раздаётся звук, как будто пискнула мышь, в которую попали сапогом. Я оборачиваюсь.

Старуха застывает и вцепляется крючковатыми пальцами, похожими на лежащие тут же корешки, в край стола с такой силой, что костяшки белеют. И я вижу, как её пальцы начинают дрожать, а потом она, нелепо перебирая руками, вдруг сползает на пол.

- Мадам, - мне кажется, что говорит другой человек. - Миледи, я всего лишь полукровка... мерзкая полукровка. Я дурю головы проклятой человечьей мрази, и они дают мне деньги, я всего лишь вру им, зарабатываю на жизнь, миледи. Пожалуйста, миледи, - она вдруг, стоя на коленях, пытается подползти ко мне и поймать мою руку. - Умоляю вас, не надо, я знаю своё место, миледи! Я всего лишь грязная полукровка!

Что за чёрт?! Она рехнулась? Это первая мысль, которая приходит мне в голову. Да ведь я пальцем её не трогала!

- Пожалуйста, миледи! - старуху как прорвало. - Умоляю вас, не надо! Не надо Сектор Невмешательства, пожалуйста, миледи, я умоляю вас, простите меня, грязную тварь, накажите меня сами, как вам будет угодно, миледи...

- Ты рехнулась?! - я отдёргиваю руку, которую она пытается поцеловать. - Ты не поняла? Я из Лондона, из... - и тут же понимаю, что она не слышит ни слова из того, что я говорю, потому что глаза у неё начинают косить от страха.

Страха перед чем, господи ты боже?! Зараза Джои с его монеткой. И везёт же мне на сумасшедших. Целыми днями - проклятые обдолбанные наркоманы, а потом россказни о привидениях. А теперь эта чокнутая старуха. Замечаю, что она вроде бы и хочет поцеловать мне руку - мне, что за бред, зачем? - и вроде бы не решается притронуться, боясь сделать что-то не так. В итоге она опускается всё ниже, и я понимаю, что сейчас она начнёт целовать мне ноги. Этого ещё не хватало!

Взгляд мой падает на зеркало, и я вижу там свои бешеные глаза и стоящую на коленях - передо мной - старую швабру. Зеркало... Создатель... Миледи... Наказать... Человечья...

Какая-то цепочка вроде бы не связанных друг с другом слов, которые на самом деле... И тут меня бросает в холодный пот, словно с ног до головы окатывает ледяной волной. Ледяная стена прибоя...

- Миледи, пожалуйста, - из её глаз катятся слёзы, - умоляю вас...

Но я уже не слушаю. Хватаю куртку и, хлопнув дверью, выбегаю вон, в холодный ноябрьский день. Что за чёрт? Что происходит? И почему я стою здесь, а не дала ей, на худой конец, по роже?

Меня трясёт так, словно я только что схватилась за оголённые провода. Провожу рукой по лицу - на лбу выступил пот, который каплями стекает по вискам. Пытаюсь определить, не заболела ли я, но такого опыта у меня нет, и навскидку я не могу сказать, так ли это. Но, боюсь, начинается лихорадка. В проклятых горах везде одни сквозняки, куда не зайди. И окно в машине вчера было открыто, потому что Джои принялся ворчать, как ему жарко. Вот остолоп! Не хватало ещё заболеть в этой дыре, где и врача-то днём с огнём не сыщешь. Я перевожу дух и дрожащей рукой провожу по карманам в поисках сигарет. Наконец, обнаруживаю пачку в куртке, прикуриваю, и мне сразу становится легче. Всё будет нормально, Райс. Эдинбург, виски - да, я уже, наверное, алкоголик, вот откуда всё это, приходит мысль - и, может быть, что-то ещё... Я сказала, может быть, чёрт побери, всего лишь может быть... Всё, хватит!

Я оглядываюсь на домик этой... мисс Филч, а потом резко разворачиваюсь и иду по тропинке в гору. Мимо башни, кустов - какой дьявол меня дёрнул подумать, что они звенят? - к нашей машине. Её крыша уже виднеется над кромкой горы, но Джои нет. Проклятье!

На небе серая пелена осенних дождевых туч, солнца теперь не видно вовсе, а с севера налетают порывы резкого, обжигающего ветра. Я решительно запахиваю куртку поплотнее и сворачиваю на тропинку, по которой час назад ушёл Джои. В конце концов, чашка горячего чая - или грога, что предложат, или попросим сами - может оказаться сейчас как нельзя кстати.

Халупа сапожника совсем рядом. Она показывается сразу же из-за ближайших деревьев. Тоже серая и облезлая, рядом грядки с какими-то заиндевевшими посадками, которые то ли забыли, то ли не захотели вовремя собрать. Перед входом - небольшая открытая веранда, на которой одиноко стоит самодельное кресло-качалка с брошенным старым клетчатым пледом.

Я снова хочу потрогать свой лоб, но отдёргиваю руку. Если эта сука Джои увидит меня из окна, то изведёт насмешками. Отвратное место - та задница, куда мы попали. То одно, то другое. Старый долбоёб, наш шеф - я сейчас готова подвесить его за яйца на ближайшем дереве. Потому что эта дыра доконала меня вконец.

Я распахиваю дверь. Маленькая комната, очага нет, вместо него - закрытая печка, за дверцей которой горит огонь, потому что в домике тепло. Не жарким, удушающим теплом, пропитанным запахами не пойми чего, а приятным теплом обычного человеческого жилья.

Взгляд мой сразу падает на сапожника, потому что он сидит у окна и методично стучит по ботинку, надетому на какую-то штуковину. Тук-тук - берёт изо рта гвоздик, взгляд на меня - тук-тук. Никогда не видела индейцев, только по телевизору. Да мне, в общем-то, и наплевать. Джои сидит за столом, красный, как помидор. Руки сжаты в кулаки и правым кулаком он чуть-чуть пристукивает по столешнице в такт молоточку сапожника. Вдруг тот поднимает голову, перестав стучать.

- Чаю? - спрашивает он меня и кивает на закопчённый чайник на плите.

Джои меняется в лице.

- Райс, ты гений, - говорит он сквозь зубы. - Мистер Как-Его-Там сказал первое слово.

Мне уже всё равно. Первое, тридцать первое. Я хочу чаю. Хотя бы чаю. Я хочу в Эдинбург. Я хочу выбраться из этого идиотского болота с его привидениями и массовым психозом. Я хочу увидеть Женщину в Зелёном, и мне наплевать, в какой одежде она будет в моих фантазиях. И я хочу крови в воздухе и запаха боли и страха. Больше всего на свете.

Подхожу к закопчённому чайнику, снимаю его с плиты и наливаю в щербатую чашку дымящийся кипяток. Заварка и сахар находятся тут же, на самодельной деревянной полке, сделанной из того же дерева, что и кресло-качалка.

Я чувствую себя так, будто из меня вынули душу, а потом засунули обратно вверх ногами. Или ещё как-нибудь. Или не засунули вовсе. Я проснулась всего несколько часов назад, а, кажется, что с тех пор прошла неделя. Потому что я ощущаю себя скрученной в жгут и выжатой половой тряпкой.

- Ты потерялась, - говорит вдруг сапожник. - Ты отбилась от своей стаи.

Горячий чай попадает мне не в то горло, и я закашливаюсь.

- Откуда отбилась?! - спрашиваю, как только обретаю способность говорить.

- От своей стаи, - повторяет он. - Всегда плохо, когда теряешься. - Отводит от меня пристальный взгляд раскосых глаз и снова принимается стучать по проклятому ботинку.

- Клянусь, если он не прекратит, я возьму этот ботинок и засуну ему в глотку, - громко говорит мне Джои. - Или в задницу.

- Я ничего не видел из того, о чём ты хочешь от меня узнать, - спокойно произносит чёртов индеец. - Я просто работаю. Зарабатываю деньги. И не смотрю по сторонам. А по ночам я сплю.

- А какого лешего ты молчал всё это время?! - взрывается Джои, ударяя по столу так, что чай выплёскивается из кружки.

- Ты неправильно спрашивал, - объясняет индеец. - Если я не знаю того, что нужно тебе, то зачем говорить своё имя?

- Это уж не твоё дело, зачем, - Джои приноравливается треснуть по столу ещё разок, и я предусмотрительно беру чашку в руку. - Твоё дело отвечать.

- Нет, - говорит тот и качает головой. - Моё дело - чинить ботинки. Твоё дело - правильно задавать вопросы. Такими мы отражаемся в Зеркале Мира. А её дело...

- Что?! - не дослушав, резко переспрашиваю я. Остатки хмеля мигом выветриваются из головы. Так меня почему-то поражает слово "зеркало". И тут вдруг всё моё существо пронзает ощущение настолько страшной, настолько невероятной беды, что чашка в руке переворачивается, и кипяток плещет на дощатый пол. Я совершенно точно знаю: что-то случилось. Где-то и с кем-то. Ледяная волна невесть откуда взявшегося прибоя накрывает меня - на сей раз с головой. И я понимаю, что должна со всей возможной скоростью бежать, ехать, да хоть лететь на метле в наш проклятый засранный городишко.

- Пошли, Джои, - он удивлённо смотрит на меня. - Просто пошли. Потом.

Видимо, в лице у меня есть что-то такое, что он, не споря, поднимается и, не прощаясь, выходит под стук сапожного молоточка. Я ставлю пустую чашку на стол и иду следом.

- Твой вожак ждёт тебя. Вожак твоей стаи, - слышу я за спиной. - В большом чёрном вигваме.

Но мне уже не до ребусов. Что-то случилось, и я чувствую это так, как будто мне шепнули на ухо. Что? Пожар? Террористы? Ядерный взрыв?

Тот же вопрос я слышу от Джои, прямо на пороге сапожникова дома.

- Да что с тобой, наконец, Райс? - шипит он, сильно дёрнув меня за руку. Я честно говорю, что, и натыкаюсь на его изумлённый взгляд.

- Джои, - мне не остаётся ничего другого. - Просто вспомни себя и то самое "плохое место".

Он хмурится, но молчит. И тут же ускоряет шаг. Как переменили нас проклятые горы, что мы верим всей этой чуши? Просто фантастика какая-то! Но думать об этом мне некогда, потому что ледяная волна прибоя накрывает меня снова и снова, и тянет за собой в открытое опасное море, где случилось что-то очень и очень поганое.

Старый индеец задумчиво смотрит в окно вслед быстро удаляющейся машине. Потом берёт с подоконника очередной гвоздик и снова принимается тихонько постукивать.

- Моё дело - чинить ботинки. А твоё дело - быть частью Смерти, женщина-волчица. Каждому своё...

Загрузка...