Площадка

День 194-й. Понедельник

Сон — это самая приятная и самая неизведанная часть человеческой жизни. Для меня сон — всего лишь очередная возможность побыть одному. Может быть, оттого, что я много работаю, я очень редко вижу сны и крепко сплю.

…Мозг, пребывающий в состоянии тета-волн, включил все мои рецепторы и перешел в фазу бодрствования на столько неожиданно, что я не мог не удивиться: такого за всю мою жизнь не происходило ни разу. Я проснулся. В голове еще звучал эхом отзвук не то грома, не то чего-то другого.

Что-то произошло в городе. Я прислушался. Ничего, кроме шума дождя, слышно не было. Вышел на балкон. За деревьями увидел какое-то зарево, и буквально через пару минут зазвучали сирены скорой помощи, пожарной и полиции. Ночная прохлада загнала меня обратно в квартиру. Залез под теплое одеяло и взял телефон, который обычно лежит на полу.

Современный человек узнает новости не из газет, не по радио и даже не по телевидению, а из проверенных источников. А что может быть самым проверенным? Конечно, сарафанное радио, которое, как правило, работает в любых условиях, хоть иногда искажает информацию. Но все же лучше так, чем слушать только позицию правительства по тому или иному вопросу.

В социальных сетях всегда и все узнают первыми. Выкладывают фото и видео, что позволяет оценить правдоподобность информации. Не стоит только читать комментарии, которые, как правило, пишут люди, ничем полезным не занимающиеся, но зато считающие, что их мнение, которого никто не спрашивал, является истиной в последней инстанции.

Как всегда, интернет не подвел. В Сети уже появилось видео с комментарием: «Хлопок, прогремевший несколько минут назад, связан с попаданием молнии в жилой массив частного сектора. Попадание привело к возгоранию». А под видео с этим сообщением стремительно стали появляться новые комментарии.

«Началось», — почему-то вдруг подумалось мне. Непонятно только что и почему. Словно бы я уже давно ждал, когда произойдет что-то в этом роде. Слишком сильное напряжение висело в воздухе, слишком часто был слышен гром и сверкали молнии по ночам, поэтому рано или поздно должно было произойти что-то такое. А пожар, пусть и в центре города, не такая уж и большая цена. Дождь, словно языческий бог, должен был взять какую-то дань со своих идолопоклонников, и он это сделал. Мне стало до обидного жалко пострадавших людей, но чем я мог помочь? Наверное, город снова начнет терять своих жителей. А дождь укрепит свои позиции.

Судя по новостной ленте, огонь бушевал недолго. Пожарные расчеты и дождь сделали свое дело, и священное пламя грозы потухло, оставив разрушения в виде обгорелых стен с черными разводами, словно огонь стремился записать какое-то послание, но ненавистный антагонист в виде дождя так и не дал ему довести задуманное до конца.

В половине восьмого я вышел из дома. Дойдя до угла, посмотрел на след, оставленный стихией, и понял, что еще немного, еще чуть-чуть, и я бы мог попасть под удар дождя. Может быть, я подобрался к чему-то важному и стихия решила меня устранить? Что же, я не боюсь смерти. Смерть — это освобождение, возможность остановить бесконечный бег в неизвестность. Впрочем, эти мрачные мысли могут далеко меня завести. Я сел за руль и завел машину. Магнитола запустила трек с флешки:

Мои музыкальные пристрастия настолько эклектичны, что порой я и сам не понимаю, чем мне нравится та или иная композиция. В моей подборке можно встретить попсовые песни и рок, классическую музыку и хард-рок, и я не вижу в этом никаких противоречий. Музыка помогает преодолеть мне усталость, помогает забыть шум дождя, а еще, самое главное, — когда она играет, я могу не думать. Хотя, если вслушиваться в текст и анализировать происходящее вокруг, становится как-то жутковато. Мне кажется, что город со всеми его жителями — это «Титаник», а значит, судьба наша предопределена и остается только вопрос о том, кто же спасется.

Отгоняю дурные мысли. Косохлест сегодня на удивление силен. Пока я дошел до автомобиля, мне показалось, что меня действительно исхлестали.

До работы я доехал относительно быстро. Припарковался, как обычно, напротив здания.

Сказать по правде, нет ничего более стабильного, чем научно-исследовательские институты, или просто НИИ. Все они в той или иной степени похожи друг на друга, будь они в столице или на периферии. Здание, в котором я тружусь, легко узнаваемо и запоминается благодаря необычной раскраске фасада, которая за время моей работы не менялась ни разу, серое с красным. Шесть полноценных этажей — это, конечно же, слишком много в наше время для науки, тем более что раньше штат института составлял порядка ста двадцати научных сотрудников, а теперь осталось от силы тридцать. Конечно, проблема и в том, что заработная плата у нас, как у бюджетников, не самая высокая, да и, несмотря на все усилия правительства по привлечению молодых, в науку никто не идет. Первый этаж стоит закрытым последние десять лет. Руководство неоднократно пыталось сдать его в аренду, но только никто почему-то не хотел занимать пустующие площади.

В нашей лаборатории работает всего пять человек: шеф, Андрей, два инженера и я, а числится еще где-то около пятнадцати мертвых душ. Про Андрея и одного из инженеров я уже упоминал, а вот второй требует дополнительных пояснений.

Курцев Николай Семенович — дедушка под восемьдесят, но еще бодренький. На работе застать его нереально, но, несмотря на это, свои небольшие деньги он получает по делу. Каждый раз, когда возникает поломка, особенно если речь идет о приборе выпуска какого-нибудь махрового года, шеф, о котором я расскажу дальше, звонит ему. В зависимости от важности прибора и его значения для работы лаборатории Семеныч может прийти в день, когда ему позвонили, или на следующий. Совершаемые им действия можно назвать колдовством, потому что поддерживать приборы на протяжении сорока лет, с моей точки зрения, может только человек, наделенный магическими способностями. Курцев не имеет высшего образования, но это нисколько не мешает ему выполнять свои должностные обязанности.

Шеф — это особая песня, вот уж о ком можно было бы писать роман. Сергей Иванович — высокий, худой, с феноменальным черепом и при этом совершенно лысый. Нос огромный, с горбинкой, и под ним густые усы, поражающие воображение. Его глубокий, хорошо поставленный голос опытного лектора делает любое его высказывание настолько значительным, что даже директор иногда прислушивается к его советам. При этом в общении с ним никогда не ощущается ни дистанции знаний и заслуг, ни дистанции возраста. Ты словно бы беседуешь с равным себе собеседником.

Я вообще не понимал, по каким таким причинам он задержался у нас в городе и согласился работать в нашем институте. Ведь если посмотреть географию прошлых мест его работ, то, наверное, флажки будут стоять практически во всех значимых центрах. Но самым важным, на мой взгляд, было его участие в проекте «DarkSide-50», посвященном изучению темной материи.

Директор каким-то образом убедил, уговорил, околдовал — даже не знаю, какой из этих терминов наиболее верно отражает процесс, но результат налицо — я работаю под руководством ведущего ученого в области физики.

Вахта нашего института — место формальное и занимаемое только для того, чтобы создавать видимость работы. Проходя турникет, я помахал своим удостоверением, а вахтерша даже не оторвала голову от книги.

Лаборатория, в которой я работаю, находится на третьем этаже. И, конечно же, я не мог по пути не зайти к Жоре, чей кабинет расположен в начале длинного коридора, над которым висит старая потрескавшаяся и давно уже не соответствующая содержанию табличка: «Лаборатория массовых анализов». Сейчас от лаборатории осталось меньше трети помещений, которые теперь заняты разросшимся персоналом, обеспечивающим эффективную работу ученых, типа «Отдел по проведению торгов и закупок», «Отдел методологии и развития системы управления проектной деятельностью проектного офиса», «Отдел мониторинга и контроля проектов», ну и так далее. Все эти подразделения выполняют не до конца понятные мне функции, воруя время, которое можно было бы потратить более эффективно. У меня иногда складывается впечатление, что создание этих структур необходимо было для того, чтобы увеличить потребление бумаги, которой в нашей стране, по мнению государства, слишком много. В связи с этим невозможно не вспомнить правило Сандрио: «Когда у бюрократического ведомства появляется новый источник доходов, то первые поступления из него будут использованы на расширение администрации соответствующего проекта, а вовсе не на потребности самого этого проекта». Впрочем, это больная тема, о которой можно говорить бесконечно, но это, как говорится, уже совсем другая история.

Жора работает в лаборатории адаптивных систем земледелия, и мне до сих пор непонятно, каким образом его кабинет, несмотря на то что его отдел расположился на четвертом этаже, оказался у нас. Может быть, это связано с тем, что здесь находится склад, частично принадлежащий моей лаборатории, с небольшим аппендиксом, где по большей части и обитает Жорик.

Жора — уникальный, необычный, фантастический человек. Наверное, если бы он родился в средние века, то определенно был бы юродивым. В этом человеке все кажется смешным и несуразным: светлые, коротко стриженные волосы торчат в разные стороны, круглое лицо растянуто в постоянной улыбке. Верхний ряд зубов немного отклоняется, от чего лицо напоминает мордочку грызуна. Корпулентный, но совершенно не комплексует по этому поводу.

У Жоры есть две совершенно уникальные способности и одна дурацкая привычка. Первая способность связана с собирательством: все ненужные кому-то запчасти и детали находят свое прибежище на складе Жоры. Завхоз неоднократно угрожал ему выкинуть весь этот хлам и расчистить помещение. Однако воз и ныне там, ибо, когда кому-то нужна какая-либо запчасть для оборудования либо необходимо воплотить какую-либо инженерную мысль, на помощь приходят золотые руки и склад Жоры. Вторая, не менее фантастическая, — это совершенная и беспощадная память, которая позволяет запоминать мельчайшие подробности. А благодаря постоянно работающему в режиме радио старенькому телевизору и всегда открытому ноутбуку, на котором он периодически проводит математические моделирования для всех отделов нашего НИИ, нет никого более подкованного в вопросах происходящего в мире, чем Жора. Дурацкая привычка же заключается в том, что Жора говорит только правду. А люди далеко не всегда готовы узнать правду о себе.

Дверь на склад была приоткрыта. Я зашел, повесил дождевик на вешалку, поставил рюкзак, а затем перешел в небольшую комнатку, стены которой были закрыты стеллажами, где разместились инструменты и запчасти. Жора сидел за столом и курил. Окурки он складывал в банку, которая к вечеру, как правило, была уже полной.

— Ну что, как прошла ночка? — первое, что спросил Жора.

— Как обычно.

— Мне-то не заливай. А как же молния, это же рядом с тобой было?

— Ну, не в мой же дом попало.

— Чай будешь?

— Конечно.

Жора включает лабораторную электрическую плитку, которую я уже давно списал, а он отремонтировал и наладил. На ней стоит белый эмалированный повидавший виды чайник.

— И что ты думаешь? Как трактуют ситуацию на «Дваче»? — спрашиваю я.

— Знаешь, что меня больше всего забавляет в этой ситуации?

— А разве что-то должно забавлять?

— Нет, не должно, ведь три человека погибли.

— Как три?

— А вот так. Погибли во время пожара. Но ирония в том, что это были противники дождя. Каждый день возле администрации с пикетами выступали. На просторах интернета уже получила мнение теория о преступлении и наказании. Якобы дождь начал уничтожать неугодных.

— И ты с этим согласен?

— Дождь — это природное явление, а значит, никакого осознанного выбора делать не может, а вот люди могут, — медленно произнес Жора, прикуривая очередную сигарету.

— Ты считаешь, что дождь в наших краях — явление антропогенное?

— Да нет, конечно, но ведь плодами дождя может пользоваться и человек.

— Что ты имеешь в виду?

— Ну, приезд губернатора именно в ваш район мне не кажется случайным. Он приехал, а потом на следующий день — бабах, молния попадает с одной стороны в противников дождя, а с другой — в частный сектор в центре города, который никак не хотел расселяться. Земелька-то в центре города, сам понимаешь, какие это деньги и перспективы для градостроительства.

Чайник закипел. Жора открыл жестяную банку и тремя пальцами достал чай, который бросил в мою кружку, а затем проделал аналогичные действия и со своей. Я взял какую-то замасленную тряпку — других в каморке не найти, — подхватил чайник и разлил кипяток. Жора извлек из недр своего стола стеклянную банку, наполненную сахаром, и поставил передо мной. Чай у Жоры особенный. Нигде и никогда я не пробовал такого насыщенного и ароматного чая. После такого чая, мне казалось, можно пережить любой день.

Курцев устроился к нам на работу одновременно с шефом. Они были давно знакомы и неоднократно участвовали в совместных проектах. Меня с Андреем прикрепили к лаборатории потому, что большая часть ее оборудования висела на мне, да и приборы, которые планировалось использовать и докупать, также должны были быть закреплены за моей лабораторией. Я долгое время был исполняющим обязанности ее заведующего, но, когда пришел Сергей Иванович, меня от них освободили.

Шеф лично познакомился со всеми нами в первый же день своего еще не вступления в должность, а просто рабочего визита. Ну а когда он уже официально приступил к исполнению своих обязанностей, в лаборатории возникла настолько теплая атмосфера, что мы не раз и не два бывали у него дома, отмечая праздники и дни рождения. Но после того, как начался дождь, шеф почему-то перестал общаться со мной — все его указания я получал по электронной почте.

Сегодня все было не так. Когда я вошел в кабинет, то увидел пропущенный вызов на своем стационарном телефоне. Сергей Иванович звонил в восемь ноль одну, а это что-то да значило. Я перезвонил.

— На месте.

— Зайди ко мне, и побыстрее.

Я спустился на второй и зашел в кабинет. Шеф сидел за своим столом и что-то внимательно изучал на экране. Я стоял в ожидании указаний. Он кивнул мне на место за столом. И как только я уселся и расслабился, началось…

— У меня нет слов…

— Сергей Иванович, да все хорошо: молния попала недалеко от моего дома, но все в порядке.

— Хорошо. Но только наш сегодняшний разговор не об этом.

— А о чем?

— Что там у вас произошло в субботу?

— Андрей попал под дождь.

— Почему, каким образом? Ты понимаешь, что мне надо писать объяснительную и приводить диагноз?

— Если честно, он упал в воду, ну и сбросил с себя все, чтобы выплыть.

— Да знаю я это, — поморщившись, словно от неожиданной зубной боли, сказал шеф. — Ты мне лучше объясни: почему я это узнаю по агентурным данным и почему вы скрыли факт падения Андрея в отстойник?

— Ну, мы просто решили, что так будет лучше.

— Лучше для кого? Ладно, Андрей там не все понимает, но ты же знаешь, что все ваши действия отражаются на мне. Чтобы больше такого не было! Ваше сокрытие правды едва не привело к трагичным последствиям и могло бы стоить жизни Андрею. Ты понимаешь, что недостаток информации, а точнее, ее искажение, привело бы к неправильному лечению?

— Да, понимаю.

— А почему тогда не сказал?

— Ну, они же ему и так назначили плазмаферез. И к тому же он ведь правда попал под дождь, а вы же знаете нашего заказчика: они только и ищут, за что с нас зашкурить деньги.

— Знаю, но мне надо говорить все, чтобы я в полной мере владел ситуацией, ты понял?

— Да, я все понял.

— А теперь отправляйся к Одиноковой.

— Зачем?

— Ну, тебе виднее — зачем, мне она ничего не сказала.

— А что с Андреем?

— Да все с ним нормально будет: жаль, дебилизм только не лечится. А теперь живо к заместителю директора по науке, что-то ей надо от тебя, — хитро улыбнувшись, сказал шеф. — Да, и еще возьми направление на обследование на столе, а то мало ли чего. И с обеда можешь ехать в поликлинику. Чтобы я тебя здесь не видел! Я обо всем договорился, так что тебя без очереди по всем врачам проведут.

Иногда, а точнее всегда, чтобы понять себя, надо внимательно присмотреться к окружающим. Что есть мы? Всего лишь навсего картинка, которую выставляем напоказ, или отражение действий и поступков от незнакомых и знакомых нам людей.

С Ольгой Николаевной мы познакомились, когда я увлекался литературой, а следовательно, кропал в нереальных масштабах стишки, за которые мне было бы стыдно, если бы их опубликовали, но сейчас уже стыдно даже за то, что я их писал. Однако все это неизбежно, поскольку ступени к настоящему творчеству нельзя пройти, не начав писать плохие стихи. Некоторые это понимают и поэтому перестают писать вовсе, другие же не останавливаются и превращаются в писателей-графоманов, а третьи с большим трудом перешагивают эту ступень и двигаются дальше.

Наша первая встреча произошла на конкурсе чтецов. Она тоже писала, и ее стихи были уже в то время гораздо лучше и совершеннее моих. Но это не стало преградой для нашего знакомства и первых моих романтических отношений, которые благополучно закончились через несколько месяцев после начала по ее инициативе. После расставания люди какое-то время испытывают непреодолимое желание не видеться, точно так же было и у нас.

Вторая встреча произошла в институте. Несмотря на разные факультеты — она училась на филологическом, я же на естественно-географическом, — мы снова встретились в студенческом театре. Совместные репетиции, перерывы между спектаклями и гастроли позволили уничтожить прошлые обиды и подростковое недопонимание. Однако на третьем курсе в ее жизни произошло событие, которое часто случается с красивыми девушками. Нет, не подумайте, что она залетела: она просто вышла замуж. Он был старше, имел свое дело и крайне любил все контролировать, — в частности, и жену. Так что ей пришлось расстаться с театром, и я снова потерял ее из виду.

Прошло около пятнадцати лет моей трудовой деятельности в НИИ, и вот незадолго до начала дождя я узнал, что у нас новый заместитель директора по науке — Одинокова. Почему-то я решил, что это Елена Николаевна, с которой мы были знакомы довольно давно и даже несколько месяцев совместно работали в Германии. Как часто бывает у успешных женщин, с личной жизнью у нее не задалось, а тут, конечно, еще подключились родители, которые маленькой железной ложечкой ковырялись в ее мозгу, заявляя, что необходимо наконец-то выйти замуж, завести детей и порадовать родителей на старости лет. Однако у Лены никак не получалось. То ли оттого, что все ее усилия были настолько целенаправленные, что отпугивали потенциальных женихов, то ли в силу особенностей ее характера. Почему-то в любовных вопросах она бросалась из крайности в крайность: например, с кем-то могла переспать уже на первом свидании, зато человеку, который проявлял к ней действительный интерес, в близости отказывала. В итоге все ее метания закончились тем, что она просто-напросто решила уехать из родного города в мегаполис — с одной стороны, за более высокой зарплатой и широкими возможностями, а с другой — чтобы, покинув родное гнездо, снизить психологическое давление родителей. В столице у нее все сложилось благополучно: она, благодаря своим знаниям и опыту, была взята на должность заместителя директора департамента государственной политики в сфере высшего образования. Так что я был в полной уверенности, что это именно она вернулась в родные пенаты, поскольку родители ее не молодели, а она была единственной дочерью.

Прошло более полугода, прежде чем великий и всесильный случай предоставил мне возможность встретиться с новым заместителем директора по науке лично. Это произошло на очередном совещании, на которое меня вместо себя делегировал шеф. И каково же было мое удивление, когда вместо Елены Николаевны я увидел изрядно повзрослевшую Ольгу Николаевну, ту самую девочку, в которую я был влюблен, правда, сменившую фамилию на Одинокову.

— Однако! Совершенно не ожидал, что это ты.

— Отчего же?

— Заместитель директора по науке, на мой взгляд, не самая ожидаемая должность для филолога.

— Кандидата филологических наук, — поправила меня она.

— Да, безусловно, это сильно меняет дело, — не мог не съязвить я.

— Опыт — вот что самое главное, а опыт работы в департаменте внутренней и кадровой политики области втройне важнее, — ответила она, и по ее голосу я понял, что перегнул палку и что передо мной уже не та девочка, которую я когда-то знал.

Она сильно изменилась: что-то новое и непонятное притаилось в зеленых глазах с золотистым кругом вокруг зрачка. Может быть, именно это и всколыхнуло во мне те первые чувства, которые когда-то возникли к ней.

Я ощущал себя словно человек, заболевающий гриппом: чувствующий першение в горле, глотающий антибиотики, чтобы не заболеть, — и все равно заболевающий. Понимая, что люблю уже не ее, а то воспоминание, которое сохранилось в моей голове, я все равно думал о ней навязчиво и неотвратимо. Мне необходимо было видеть ее для того, чтобы понять, что она действительно совсем уже не та девочка, которую я запомнил и полюбил. Чаще всего мы боимся встречаться с правдой, с тем, что разбивает наши тайные мечты и желания. Ощущение чужого человека, которым веяло от нее, пугало меня. Но воспоминания об институте и нашей дружбе заглушали этот холодок. Когда я ее встречал, как тогда в кафе, она что-то меняла во мне. И вот сейчас мне надо идти к ней. И в очередной раз это пытка, столкновение мечты и реальности…

Кабинет заместителя директора по науке расположился на втором этаже. В приемной на стуле сидела незнакомая миловидная девушка с кудрявыми светлыми волосами. Я постучал. Из-за двери раздался ее голос:

— Войдите.

Все кабинеты начальников — неважно, какого они уровня, — потрясают воображение своим однообразием, единственное, что их отличает, — это, как правило, качество и цена мебели. На стене, за спиной руководителя, висит портрет правящего вождя, в нашем случае это уже порядка двадцати пяти лет несменяемая картинка. На массивном столе располагается канцелярский набор, включающий максимальное количество бесполезных предметов, придающих хозяину кабинета определенный социальный статус и значимость. Ручки из этого набора никогда не используются по назначению, потому что плохо пишут и царапают бумагу. К этому столу примыкает приставной брифинг, длина которого зависит от должности руководителя. У Ольги Николаевны брифинг был рассчитан на пять человек. Я уселся на место, наиболее удаленное, но расположенное точно напротив.

— Я так понимаю, что Андрей Петрович в больнице надолго?

— Да, ситуация пока до конца не ясна, но я надеюсь на его скорейшее выздоровление.

— Что же, вы прекрасно понимаете, что на вашей лаборатории лежит огромная ответственность по ведению научных тем, за которые мы должны отчитаться, и в сложившихся обстоятельствах необходимо усилить вашу лабораторию новыми кадрами. У меня в приемной сидит Анна Александровна, лучшая студентка университета, которая направлена к нам на преддипломную практику. Я знаю, что вы сейчас начнете возражать, но никаких ваших возражений не приму. Вам необходима квалифицированная помощь в реализации научной программы, в которой участвует ваша лаборатория, и Сергей Иванович пообещал мне, что вы лично возьмете шефство над Анной Александровной.

Шеф загнал меня в тупик: у меня не было ни одной, даже самой маленькой возможности ускользнуть от обязательств, которые накладывали на меня. Причем самое смешное, что я подставился под удар сам. Конечно, с одной стороны, придется нянчиться с этой самой студенткой, но с другой — мне действительно нужен был кто-то, кто мог бы заменить Андрея.

Оставшиеся до обеда три часа пролетели незаметно. Я познакомил Аню с приборами и рассказал о научных разработках, в которых участвует наша лаборатория. Затем посадил ее за спектрофотометр и объяснил методику подготовки и определения образцов. Девочка оказалась действительно стоящая, схватывала все на лету, так что я даже как-то повеселел. Договорились, что я заеду за ней завтра утром и мы поедем на очередную экспериментальную площадку.

Перед уходом я по привычке зашел к Жоре. Он сидел за станком и вытачивал какую-то деталь.

— Сильно занят?

— Да, шеф твой подкинул работенку.

— Ну, трудись.

— Ты слышал, что с завтрашнего дня по утрам будут летучки для всех сотрудников по поводу дождя?

— Нет, не слышал.

— Ну конечно, ты же деньги зарабатываешь для всех нас, а мы будем тут зомбироваться вместо тебя.

— Не говори глупостей.

— Какие глупости? Ты, наверное, новое постановление не видел.

— Нет, не видел. Какое?

— Теперь любые упоминания темы дождя в негативном смысле караются лишением свободы на срок до трех лет либо денежным штрафом на усмотрение суда.

— Да уж!

— И не говори.

Я вышел из здания. Шум дождя, до этого едва различимый, обрушился на меня, и стало как-то не по себе. Сел в машину и набрал Пашу. Он сказал, что Андрею уже лучше и его перевели из реанимации в палату интенсивной терапии. На душе отлегло.

После поликлиники я чувствовал себя опустошенным и обескровленным. Шеф, по всей видимости, был настолько сильно озабочен состоянием моего здоровья, что даже записал меня ко всем возможным врачам и специалистам. Я не очень понимал, зачем было делать мне энцефалограмму и засовывать меня в ЯМР, но вытерпел все.