Плетеное королевство

1

На кухне, в отблесках каминного пламени и света звезд, как обычно свернувшись калачиком у камина, вышивала Ализэ. Пятно сажи на щеке, еще одно под глазом, рваные полосы копоти на юбках – на все это девушка не обращала внимания.

Она замерзла, а лучше сказать, продрогла до костей.

Не раз Ализэ мечтала, чтобы ее тело было соткано из петель, тогда она распустила бы их на груди, заполнила пустоту углем, подлила керосина. Чиркнула бы спичкой.

Но увы.

Бережно держа в руках вышивку, девушка подобрала юбки и придвинулась к камину. Ей предстояло закончить работу над затейливым роскошным платьем для незаконной дочери лоудженского посла. В этом месяце заказов больше не предвиделось, но Ализэ тешила себя надеждой, что расшитый ее руками наряд привлечет внимание на балу или званом обеде, где у модниц и возникает зависть и желание заполучить такой же туалет. Пока королевство не ведет войн, званые балы при дворе – частое явление, и Ализэ найдет способ вытрясти монеты из дорогих кошельков королевских придворных, неважно, законнорожденные они или нет.

Вздрогнув от холода, девушка чуть не упала в огонь и едва не пропустила стежок. Как-то ребенком Ализэ заледенела настолько, что заползла прямиком в топку. Она инстинктивно искала тепло и еще не понимала, что в пламени можно сгореть. Не понимала Ализэ и того, насколько уникален ее недуг – зарождающаяся внутри стужа – болезнь, редкая даже для ее народа, а уж им странностей было не занимать.

Просто чудо, что малышка тогда не погибла в огне: одежда на ней загорелась, а дом заволокло едким дымом, от которого щипало глаза. Ализэ поняла, что ее плану не суждено сбыться, по душераздирающему крику матери. Расстроенная, малышка заплакала ледяными слезами: она так и не согрелась, а ее уже вытаскивали из огня руки родительницы – те самые, шрамы от ожогов на которых Ализэ будет изучать все последующие годы.

– Посмотри, что у нее с глазами! – запричитала мать, обращаясь к вбежавшему на крики мужу. – За такое ее убьют…

Девушка потерла глаза и кашлянула, вспоминая эту много раз пересказанную родительницей историю, которая так въелась в память, что голос матери чудился Ализэ словно наяву.

Она проглотила вставший в горле комок сажи. Пальцы совсем заледенели. Измученная, девушка выдохнула свою печаль в огонь – прочь эту копоть, мешающую жить. И тут же закашлялась во второй раз, да так сильно, что проколола мизинец. Неожиданно спокойно приняв резкую боль, Ализэ аккуратно вытащила иголку и осмотрела ранку.

Прокол оказался довольно глубоким.

Уставившись в камин невидящим взглядом – уже в шестнадцатый раз за эту ночь, – Ализэ медленно разжала пальцы, отпуская шелковое платье – тончайшая ткань мгновенно впитывала кровь. Девушка перекусила нитку и швырнула вышитый драгоценными камнями наряд на стул.

Ничего страшного – Ализэ знала, что ее кровь не оставит следа. Однако отдохнуть не мешало, и мастерица оценивающе оглядела лежащую на стуле работу. Тяжелый лиф платья опал на юбку, напоминая плюхнувшегося на стул ребенка. Шелковая ткань обвила деревянные ножки, бисерная вышивка мерцала, отражая свет. В плохо закрытое окно ворвался сквозняк, погасив пламя единственной свечи, и самообладание Ализэ потухло вместе с ней. Платье, шурша, соскользнуло вниз, тяжелый рукав упал со стуком на закопченный пол.

Ализэ вздохнула.

Как и другие ее работы, этот наряд не отличался особым изыском: банальный, устаревший рисунок, сносный, и не более того, фасон. Ализэ же мечтала воплощать в жизнь свои собственные смелые задумки, творить по воле воображения, однако страх выдать себя всегда заглушал эти порывы.

Огненное Соглашение джинны и люди заключили не так давно – еще при жизни бабки Ализэ, а до этого тысячелетиями народы разделяла непримиримая вражда. Несмотря на внешнее сходство с людьми, тела джиннов были созданы из огненной стихии, и это наделяло их особыми преимуществами. Людей же долгое время называли глиной, ибо считалось, что они произошли из грязи и воды. Джинны пошли на заключение Соглашения, несмотря на то, что противоречия между двумя расами так и остались неразрешенными; от нескольких веков нескончаемого кровопролития устали обе стороны, никто больше не хотел смертей.

В честь шаткой эпохи перемирия мостовые города были покрыты позолотой, а все атрибуты с королевским гербом – с почестями преображены. Теперь каждый флаг и каждая монета королевства гласили:

Равенство, как оказалось, означало, что джиннам придется низринуться до слабости людей, отвергнув свои уникальные способности: скорость, силу и умение становиться невидимыми. Король объявил все это «противоестественными деяниями», которые карались смертью. Этот кусок глины оказался просто неуверенным в себе созданием, которому всюду мерещились изменники. Ализэ все еще слышала крики с улиц и шум доносящихся беспорядков…

Но сейчас она не спускала взора с этого посредственного платья.

Она всегда старалась делать не слишком изысканные вещи; уникальные работы проходили более строгий контроль и частенько объявлялись плодом сверхъестественных способностей.

Лишь однажды Ализэ, почти отчаявшись заработать себе на пропитание, решила впечатлить заказчика не красотой изделия, а своим мастерством. Сшитое ею платье оказалось не только на порядок качественнее изделий местных модисток, но и было готово всего за четверть установленного срока, и плату она брала вдвое дешевле.

Эта оплошность едва не отправила ее на виселицу.

В магистрат на Ализэ донес не заказчик, а портниха, упустившая работу. Лишь чудом девушке удалось скрыться в ночи от преследователей, и она бежала из родной деревушки в город, надеясь затеряться среди толпы.

Если бы Ализэ могла избавиться от своего бремени! Но ей нельзя было выделяться, ведь ее родители жизни свои положили ради того, чтобы она могла вести спокойное существование, а потому вести себя неосторожно значило свести на нет их усилия.

Ализэ давно научилась отказываться от своих чаяний и надежд.

Девушка встала, и вместе с ее юбками взметнулось облако сажи. Надо было вычистить кухонный очаг до того, как утром спустится госпожа Амина, иначе Ализэ, скорее всего, снова окажется на улице. Несмотря на все ее старания, это случалось чаще, чем она могла сосчитать. Ализэ знала, что для избавления от джинна особые причины не нужны, но эти мысли ее не утешали.

Она взяла метлу и слегка вздрогнула, когда огонь совсем угас. Было поздно, очень поздно. Что-то в мерном тиканье часов заставило сердце Ализэ сжаться. Она всегда боялась темноты, хотя и не знала почему. Ей больше нравилось шить при свете солнца, но в это время она скребла полы и мыла уборные Баз Хауса, величественного поместья Ее Светлости, герцогини Джамилы Фетрусской.

Ализэ никогда не встречалась с герцогиней лично и только издали видела эту блистательную пожилую женщину. Все дела с прислугой вела госпожа Амина, экономка, которая назначила Ализэ испытательный срок из-за отсутствия у нее рекомендаций. Без них Ализэ не полагалось ни общаться с остальными работниками, ни собственной комнаты в крыле для слуг. Вместо этого ей отвели гнилой чулан на чердаке, где были только раскладушка, изъеденный молью матрас и половинка свечи. Свою первую ночь в Баз Хаусе Ализэ пролежала на узкой койке без сна и едва дыша. Ей не было дела ни до плесени, ни до моли: Ализэ считала, что ей сказочно повезло. Получить работу в таком богатом доме, когда ты джинн, само по себе было чудом, а ей еще и позволили остаться здесь и получить передышку от стужи зимних улиц…

Конечно, после смерти родителей Ализэ не раз устраивалась на работу, и ей часто разрешали ночевать в сарае или на сеновале; но собственной комнаты у нее не было никогда. Впервые за многие годы у Ализэ появилась возможность уединиться, и она была так переполнена счастьем, что боялась, как бы пол под ней не провалился. Той ночью, пока она изучала деревянные балки потолка, опутанные паутиной, ее била дрожь. И даже когда здоровенный паук размотал нить и опустился перед самым лицом Ализэ, она лишь улыбнулась, прижимая к груди бурдюк с водой.

Это было единственным, о чем она попросила.

– Воды? – нахмурившись, переспросила госпожа Амина так, словно Ализэ сказала, что хочет съесть ее дитя. – Ты и сама можешь достать себе воду, девочка.

– Простите меня, – ответила Ализэ, опуская глаза на порванную кожу своих туфелек, которые еще не успела заштопать. – Я совсем недавно в городе и пока не знаю, где тут можно раздобыть пресную воду. Поблизости нет водоемов, а купить что-то на рынке я пока не могу себе позволить…

Госпожа Амина разразилась смехом.

Ализэ замолчала, чувствуя, как краснеет. Она не понимала, почему над ней смеются.

– Так ты не умеешь читать, дитя?

– Умею, – возразила Ализэ.

Она невольно подняла глаза, услышав боязливый вздох госпожи Амины. Та сделала шаг назад, ее улыбка исчезла.

– Тогда постарайся забыть, как это делается.

– Прошу прощения? – начала было Ализэ.

– Не глупи. – Глаза госпожи Амины превратились в узкие щелочки. – Никому не нужна грамотная прислуга. Ты сама рушишь себе будущее своим языком. Откуда ты, говоришь, родом?

Ализэ замерла.

Она не могла понять, злая эта женщина или добрая, но, впервые услышав такой совет, задумалась, вдруг именно ее сообразительность была виновницей всех несчастий? Может быть, если Ализэ будет вести себя осторожно, ей наконец удастся сохранить работу дольше нескольких недель. В обмен на безопасность девушка вполне готова была притвориться глупенькой.

– С севера, госпожа, – тихо ответила она.

– Твой говор не похож на северный.

Ализэ чуть было не призналась, что росла в относительной изоляции и разговаривала так, как говорили ее наставники; но, вспомнив свое положение, промолчала.

– Как я и думала, – обронила госпожа Амина в наступившей тишине. – Избавься от этого нелепого акцента. Ты говоришь, как ни на что не способная дурочка. Лучше вообще не открывай рот. Если сможешь оказаться полезной, я найду тебе применение. Говорят, джинны выносливы, и я ожидаю, что твоя работа будет соответствовать слухам, иначе вышвырну тебя обратно на улицу. Я ясно выразилась?

– Да, госпожа.

– Можешь взять свой бурдюк с водой.

– Спасибо, госпожа.

Ализэ сделала реверанс и уже почти развернулась, чтобы удалиться.

– О, и еще кое-что…

Девушка остановилась.

– Да, госпожа?

– Найди себе сноду как можно скорее. Больше никогда не хочу видеть твоего лица.