Глава шестая


Конан еще стоял посреди улицы и провожал взглядом повозки, увозившие его четвероногих помощников, когда его окликнула Сурия и, восторженно глядя на молодого варвара, сказала, что госпожа желает его видеть.

— Которая? — простодушно спросил Конан.

— Звала старая Сиотвия, хотя там все трое, и господин с ними,— ответила девушка и вновь посмотрела на него взглядом, говорившим, что ее желание видеть киммерийца не менее сильно, но обещает гораздо больше.

Неожиданно для самого себя он попытался обнять девушку, но она легко выскользнула и, смеясь, танцующей походкой пошла к дому.

— Иди за мной!

Киммериец усмехнулся и пошел следом.

Они вошли через парадный вход, миновали прекрасную бронзовую статую Деркэто, мимо которой северянин никогда не мог пройти равнодушно. Всякий раз ему невольно казалась, что богиня оживает, стоит лишь повернуться к ней спиной, и с любопытством смотрит на него.

Вместе с девушкой киммериец пересек овальный зал, поднялся по широкой лестнице розового мрамора, огибавшей его с двух сторон вдоль дальней стены, чтобы сойтись посредине, но уже на уровне второго этажа, и вошел в дверь. Балюстрада лестницы была составлена из украшенных затейливой резьбой балясин, которые у Конана всякий раз не хватало времени рассмотреть.

Войдя в дверь, он оказался в сплошь застекленном со стороны наружной стены коридоре, превращенном Мелией в цветник.

Девушка свернула налево, и Конан последовал за ней.

— Сюда, господин.

Пока они шли, девушка говорила мало, отдельными фразами и только то, что должна была говорить, зато глаза её кричали об ином, обещая все радости, которыми только может одарить мужчину молодая рабыня. Однако, стоило лишь внезапно отвориться двери, лицо ее словно окаменело и эта внезапная перемена немало озадачила Конана.

«Впрочем — объяснил он сам себе,— имея такого господина как Тефилус, научишься любым трюкам».

Он вошел в открытую девушкой дверь и остановился, оглядываясь: все семейство действительно было в сборе, но кроме Тефилуса и трех женщин тут же находился Брун.

Конан остановился. Тефилус жестом отпустил служанку и мрачно уставился на варвара.

— Как ты объяснишь ночное происшествие?

Конан пожал плечами:

— Жрец сознался, что Xapaг нанял аренджунцев. Правда, мне сказали, что их будет всего десяток, а оказалось вдвое больше.

— Даже так?— Лицо Тефилуса налилось кровью.— Почему ты не сказал ничего мне?

— А зачем? — Северянин снова равнодушно пожал плечами.— Твои люди все равно спали.

Брун покраснел со стыда и сжал рукоять меча так, что пальцы его побелели, но промолчал.

— Ах, вот как?

Киммериец видел что эффект достигнут, но Тефилус разъярялся все сильнее, пока еще удерживался от ругани.

«Видно, дал слово Мелии»,— подумал варвар.

— А может быть ты сам подсыпал нам сонного зелья?

— Кром! — невольно вырвалось у Конана. Он смотрел на Тефилуса едва ли не с восторгом: подобной нелепости он не ожидал даже от него.— Что-то не возьму в толк, к чему мне это?

— Чтобы выглядеть героем в глазах моей дочери!— выпалил тот, пылая гневом.

Конан подумал, что, видимо, почтенный хозяин вполне мог поступить так, окажись он лет двадцать назад в подобной ситуации.

— Когда жена твоя попросила меня защитить дочь, я ответил, что уезжаю из Шадизара,— спокойно ответил Конан, посчитав этот довод вполне достаточным, чтобы показать несуразность обвинения.

— Но, поразмыслив, решил остаться! — зло воскликнул Тефилус, обрадовавшись, что удалось так легко раскусить варвара.

— Задержаться,— поправил его Конан.

— Даже так! — вновь повторил Королевский Дознаватель, не скрывая злой иронии, всем своим видом показывая, что истинные намерения варвара ему видны как на ладони.

— Перестань, Тефилус! — оборвала его Сиотвия.— Если ты действительно веришь в то, что говоришь, то мне тебя жаль. Ясно как день, что не он подсыпал в вино сонного зелья.

— Кто же тогда?! — не желал униматься Тефилус.— И почему ты единственный не заснул?!

Он вновь обернулся к киммерийцу, желая услышать ответ немедленно.

— Потому что я не пил того, что пили вы,— простодушно ответил Конан.— Я вообще не пью пальмового вина, если есть иное!

— Вот как? — вновь спросил тот, и северянин подумал, что, похоже, это любимая фраза Главного Королевского Дознавателя.— Это почему же?

— Оно слишком сладкое для меня.— Варвар слегка поморщился.— Хотя по крепости вполне удовлетворяет.

— Я же сказала: отстань от него! — повторила Сиотвия.— Он даже в дом не заходит.

— Но кто же тогда? — вновь задал свой вопрос Тефилус и обвел всех вопросительным взглядом. Конан пожал плечами, и тут в глазах Дознавателя мелькнула догадка.— Кто покупал вино?

— Сурия ходила вчера на рынок, — спокойно ответила Аниэла.

— Ага! — торжествующе воскликнул Тефилус, которому вновь все стало ясно как день.— Ее и купили совсем недавно!

Конан нахмурился. Если этот обделенный богами умом Дознаватель возьмется за рабыню…

— Зачем ей травить хозяев? — Он пристально взглянул на Тефилуса.— Разве что-то пропало?

— Это жрецы Затха! Они подкупили или запугали ее!— убежденно настаивал на своем Тефилус.

— Подкупили бы повариху,— Конан ухмыльнулся — чего проще!

Хозяин уставился на Конана, напряженно соображая. Он никогда не лез в домашние дела, считая это ниже своего достоинства, но даже он знал, что все в доме имеют постоянные обязанности. Знал он и то, что девушку купили недавно, и из слов жены понял, что они с дочерью попали на рынок случайно. Проклятие Сета! Ну почему ненавистный варвар все схватывает на лету, а ему до тех же выводов приходится доходить путем долгих размышлений.

— Но кто же тогда?! — обреченно повторил он и уставился на Конана, словно говоря: «Раз ты такой умный, так расскажи нам, как было дело».

— Торговец,— сказал Конан убежденно. — Ей наверняка продали уже подготовленное вино, а привлечь впервые отправившуюся за покупками девушку, скажем, низкой ценой, совсем несложно.

Северянин замолчал. Он чувствовал что убедил подозрительного сверх меры Дознавателя. Так оно и было. Тефилус, оставаясь недовольным, понимал, что проклятый варвар прав, и ничего с этим было не поделать.

— Почему ты отдал животных? — внезапно спросил он.

— Чтобы их не постигла участь твоих псов,— спокойно ответил киммериец.

— Они могли бы…

Конан понял, о чем он собирается говорить, и отрицательно покачал головой.

— Жрецы не станут повторяться.

— Откуда тебе знать?

— Нет смысла в повторении неудавшегося хода. Они придумают что-то новое.— Конан внимательно посмотрел в глаза отца Мелии, следя за его реакцией.— Тефилус, скажи честно: Маргаб был единственным, кого ты нанял, чтобы убить меня?

Киммериец увидел, как побледнела Мелия, Аниэла удивленно уставилась на него, а Сиотвия требовательно посмотрела на главу семейства.

— Он был один,— поспешно ответил Тефилус.— А почему ты спрашиваешь?

Конан отвел взгляд и пожал плечами, так ничего и, не поняв по поведению Тефилуса. Нергал его знает, врет он или нет. Может, просто поспешил успокоить женщин, с которыми не хотел лишний раз ссориться, особенно после памятного разговора с Сиотвией.

— Вчера я заметил, что за мной следят.

Он вновь посмотрел на Дознавателя, и на этот раз ему показалось, что в глазах того мелькнула злорадная ухмылка, которая, впрочем, тоже, учитывая их отношения, ни о чем не говорила, хотя могла означать и иное…

— Я думаю, это жрецы,— спокойно заметил Тефилус,— узнали, что тебя наняли, и решили последить.

Конан кивнул:

— Я тоже сперва так подумал, но позже понял, что ошибся.

— Как ты можешь быть уверен?

— Все просто.— Северянин пожал плечами.— Они знают, кто я, знают, что меня наняли, знают, где меня искать. К чему им понапрасну тратить время на слежку?

— Они ищут способ,— Королевский Дознаватель посмотрел в глаза молодому варвару, словно радуясь его трудностям,— устранить тебя.

— Хвала Крому, если так.— Конан равнодушно зевнул. — Я боюсь иного.

— Чего же? — удивилась Сиотвия.

— Неизвестности.

И он вновь внимательно посмотрел на Тефилуса, словно говоря: «Еще не поздно все рассказать», но тот поспешно отвернулся.

— Хорошо. Ты прав. Со временем это выяснится, а пока пусть все остается как есть. Брун, пойдем со мной.

Тефилус кивнул женщинам и вышел, даже не посмотрев на Конана. Он понял кое-что очень важное. Все его умозаключения, несмотря на их стройность и правдоподобие, никак не могли быть правдой, а скорее напоминали бред. И так будет до тех пор, пока он не обнаружит чего-то нового, чего не знал до сих пор.

Мелия с тихой грустью смотрела на Конана. За те два дня, что он провел в доме, они не перекинулись и парой слов: им никак не удавалось остаться наедине, постоянно кто-то мешал, а при людях она намеренно оставалась по отношению к нему холодна и надменна.

Аниэла улыбнулась ему:

— Не сердись на мужа. Я знаю, вы не ладите, но он жаждет защитить дочь и оттого бывает несправедлив.

Киммериец прекрасно знал, почему Тефилус ненавидел его, понимал и вполне естественное желание Аниэлы наладить их отношения и ничего не имел против этого.

— В одном твой муж прав,— сказал он и, увидев искреннее недоумение на лицах всех трех женщин, пояснил:— в доме действительно есть предатель.

— Ты… Ты уверен в том, что говоришь? — Аниэла не верила своим ушам.

— Совершенно.— Конан убежденно кивнул.

— Но почему ты не сказал Тефилусу? — спросила она.

Конан поморщился:

— Он измордовал бы рабов, не говоря уже о воинах Бруна, и ничего бы не добился.

— Верно, — согласилась Сиотвия, — нельзя допустить, чтобы нас возненавидели люди, защищающие нас.— Она помолчала.— Но откуда ты знаешь?

Конан протянул ей листок.

— Что это?

Сиотвия удивленно вскинула брови. Аниэла иэла и Мелия подошли, чтобы посмотреть.

— План дома.

Аниэла вздохнула с облегчением.

— Ах, Конан! — Она весело взглянула на киммерийца.— Успокойся, план дома может составить любой из побывавших у нас, а таких в Шадизаре сотни! — Она улыбнулась ему обворожительной улыбкой, которая даже теперь могла свести с ума кого угодно.

Конан невольно вздохнул:

— Значит, любой может нарисовать?

— Конечно! — радостно подтвердила она.

— И план первого этажа, который весь, за исключением овального зала, отдан в распоряжение прислуги? — спросил Конан, не сводя с нее пристального взгляда.

Улыбка застыла на лице Аниэлы.

— Вплоть до погребов и кладовок, где в случае надобности можно спрятаться? — продолжал он.

Женщина побледнела.

— Ты прав, Конан,— вместо дочери ответила Сиотвия,— мы будем приглядывать за слугами, но вот воины Бруна…

— Воины Бруна ни при чем,— убежденно ответил он.— Это было бы слишком.

— Но ведь сегодняшние ночные гости — аренджунцы?— возразила Сиотвия.— Если жрецы наняли их, могли нанять и еще кого-то.

— Верно, — кивнул Конан, — но Эль-Карам и Бен-Сауф — знаменитые похитители людей. Именно поэтому к ним и обратились.

— Но что если…

— У них просто не было времени.

Конан упорно стоял на своем.

— Хорошо.— Сиотвия решила прекратить ненужный спор.— Сегодня должен появиться Мэгил. Мы просили его выяснить все, что можно, и надеюсь, его приход прояснит наше положение окончательно.— Она обернулась к Конану: — Ты хотел сказать еще что-то?

Киммериец кивнул:

— Я хотел спросить: вы убедились в серьезности и настойчивости наших врагов?

— Мы и не сомневались в этом.— Сиотвия ответила за всех.

— Тогда я хочу повторить и свое предложение: Мелия должна уехать.

— Нет.— Мелия побледнела и умоляюще посмотрела на могучего варвара, впервые заговорив с ним.— Как только мы покинем Шадизар, мы станем беззащитными, и меня уже ничто не спасет. Я боюсь…

Киммериец посмотрел на Аниэлу и Сиотвию и, хотя обе молчали, понял, что они согласны с девушкой.

— Хотя мы и не можем рассчитывать на защиту Управителя, но здесь, по крайней мере, днем, никто не отваживается нападать на дом Главного Королевского Дознавателя. Это уже немало.

Сиотвия серьезно посмотрела в глаза Конану:

— Будь я молодой женщиной, я бы согласилась на твое предложение.— Она лукаво улыбнулась северянину.— Но я бабушка Мелии и тоже говорю: «Нет». В степи или в горах, неважно, на вас немедленно будет объявлена охота.

— Полное единство.— Он беспомощно развел руками, все трое, как по команде, улыбнулись ему, и Конан невесело покачал головой.— Так, может, сделаем вид? Пусть Хараг думает, что Мелия покинула Шадизар!

— Ничего не имею против.


* * *

— Конан! Опять Конан!

Xapaг ходил из угла в угол, не находя себе места от душившей его злости. Достигнув почти вершины власти, он привык к слепому повиновению, к тому, что любое его желание немедленно выполнялось, а малейшее непослушание, да что там непослушание, только мысль о нем, просто проявление недовольства жестоко и немедленно карались.

Теперь же какой-то мелкий воришка, по которому давно плачет топор палача, этот варвар, спустившийся с Киммерийских гор, смел противиться ему! Противиться?! Он нарушил все его планы, сначала поймав его жреца, специально обученного для таких дел, а потом — нанятую им банду похитителей людей из Аренджуна! Лучшую во всей Заморе!

Рамсис сидел в кресле, с удовольствием потягивая кисловатое ледяное стигийское вино, которое предпочитал всем прочим, и с интересом наблюдал за своим приятелем. Впрочем, приятель — не совсем верно. У жреца Сета не было друзей, приятелей, возлюбленных — всего того, к чему стремятся прочие люди. По крайней мере, люди обычные. У него были рабы, слуги и наложницы, которых он изредка одаривал, если они умели ублажить его как следует, или наоборот — приносил в жертву своему мрачному богу, и последнее случалось гораздо чаще. Но иногда он словно вспоминал, что между людьми бывают и иные отношения — не только рабское подчинение, но и равноправное сотрудничество, правда случалось такое редко и исключительно в силу необходимости. К тому же такие отношения не нравились стигийцу, ведь с равноправным партнером приходится делить плоды победы, и тут он был бессилен что-либо изменить, утешая себя мыслью, что мир, к сожалению, еще несовершенен.

Сейчас Рамсису приходилось вести себя с Харагом на равных.

Не то чтобы жрец Сета не смог бы обойтись без заморийца, но Хараг владел тем, что необходимо было стигийцу. Взвесив все за и против, он посчитал, что договориться будет выгоднее, чем действовать силой. По крайней мере, до поры, до времени, а там видно будет…

Так он посчитал с самого начала, едва узнал, что Хараг заманил к себе Тхон-Тона и завладел Талисманом. Однако за прошедшие несколько дней замориец все больше разочаровывал его. Рамсис недовольно поморщился — ему надоело слушать стоны жреца Затха.

— Я говорил, что хитрость действенней силы.— Он улыбнулся, поставив высокий хрустальный бокал на стол, долил себе вина и улыбнулся снова.— Почти всегда действеннее.

Хараг замер на месте и возмущенно уставился на стигийца, чем доставил ему немалое удовольствие.

— Но я не действовал силой! — гневно воскликнул он.

— Ты не действовал и хитростью! — возразил Рамсис все с той же мягкой улыбкой.

— Я все сделал как надо!

Он посмотрел на стигийца, требуя, чтобы тот немедленно подтвердил сказанное, но поклонник Сета лишь прихлебнул вина, слегка кивнул, и кивок этот можно было понять и как согласие со всем сказанным, и как простое уведомление о том, что он все слышал, но остается при своем мнении. По крайней мере, змеиная улыбка, не покидавшая лица жреца Сета, говорила именно о последнем.

— Проклятый варвар! — вернулся к самобичеванию Хараг.— Если бы не он, Мелия уже была бы у нас!

— Кажется, ты обещал, что я больше не услышу его имени,— словно мимоходом заметил Рамсис.

— Ты же сам отговорил меня от этого,— вспылил Хараг.— И если уж кто и виноват в том, что он продолжает ставить нам палки в колеса, то имя этого человека не Хараг!

Он уставился на своего гостя, ожидая его ответа, ибо обвинение, высказанное им, было совершенно недвусмысленным. Он ожидал всего: возмущения, взрыва негодования, но вместо этого увидел все ту же улыбку, упорно не желавшую покидать лица Рамсиса. Правда, она стала неподвижной, словно маска, но в своем возбуждении Xapar не заметил этого.

— О силе и хитрости я упомянул неспроста,— заговорил, наконец, стигиец.— Ты предпринял две попытки, позволь теперь действовать мне.

— Мне порой кажется, что сам Сет помогает проклятому киммерийцу,— проворчал Хараг и пожал плечами.— А впрочем, действуй.

— Сет помогает мне, и только мне! — Глаза Рамсиса гневно сверкнули, но Хараг не смотрел на своего собеседника и не уловил зловещего сочетания милой улыбки и злобного блеска глаз.— Очень скоро ты сможешь убедиться в этом!

Лишь теперь замориец, привлеченный последней фразой Рамсиса, с интересом посмотрел на него. Тот вновь приветливо улыбался, и ничто уже не указывало на бурю эмоции: совсем недавно бушевавшую в его черной душе.

— Я буду действовать силой, но применять ее стану с хитростью, — продолжал тем временем стигиец медленно, словно обдумывая только что пришедшую в голову, но необыкновенно удачную мысль.

— Как ты намерен избавиться от киммерийца? — поинтересовался его собеседник.

— Никак! — просто ответил Рамсис.— Пусть делает, что хочет. На сей раз его меч не сможет поразить моего посланца!

— Что ты задумал? — Глаза Харага завистливо и возбужденно заблестели. — Увидишь,— коротко бросил Рамсис, взгляд которого горел торжеством.— Но ты должен помочь мне, ведь ты понимаешь, что здесь, в Шадизаре, я лишен почти всех атрибутов, необходимых для колдовства.

— Что я должен делать?

Харагу не терпелось узнать, что же такое задумал стигиец. Особенно после его первого колдовства, которое хоть и не привело ни к чему, но было весьма эффектно. Узнай об этих мыслях Рамсис, и они немало позабавили бы жреца Сета, гордившегося замысловатостью своих выдумок, но на первое место все-таки ставившего их действенность.

— Пока ничего, но ночью мне понадобится твоя помощь.


* * *

Копейщик был мертвецки пьян.

То есть он был пьян настолько, что еще мог делать два дела: вливать в себя очередную порцию вина, которое с завидным упорством подливал ему Зул, внимательно следивший за тем, чтобы кубок новоявленного приятеля не оставался пустым, да бездумно, но правдиво, в этом надо ему отдать должное, отвечать на вопросы Тушки.

А денег Зул не жалел. Накануне Конан выдал ему мешок, который приятно оттягивал плечо, пока Зул нес его, а брошенный на пол, соблазнительно звякнул. Негр развязал стягивавшую его тесьму и изумленно присвистнул.

Впрочем, это было в духе киммерийца. Сегодня не иметь ни гроша за душой, а назавтра отвалить друзьям тысячу полновесных кругляков, на которые, правда, Шадизара не купишь, но напоить его население можно запросто. Тем более одного копейщика!

Зул усмехнулся и подлил вина в опустевший бокал. Ему уже давно хотелось спать, и он поймал взгляд своего необъятного приятеля, намекая ему, что от их сегодняшнего собутыльника уже не будет толку. Тот кивнул, соглашаясь.

Хвала Митре!

Он махнул Кириму, и на столе появился кувшин хмельного пальмового вина. Сейчас они вольют в окосевшего стражника пару кубков, и он повалится под стол, а когда проспится, то и под страшными пытками не признается ни в чем. Просто ничего не сможет вспомнить!

— Пора кончать.— Зул посмотрел на Тушку.— Скоро заявится Конан.

— А-а! Конан! — обрадовался пьяница.

— Конан? Кто такой Конан?

Тушка сделал удивленное лицо и посмотрел на оживившегося пропойцу, а Зул досадливо крякнул: он никак не ожидал, что их собутыльник еще способен соображать.

— Сегодня Конану придет конец! — авторитетно заявил копейщик, и Тушка мгновенно насторожился, а Зул с удивлением поймал себя на том, что спать ему почему-то расхотелось.

— Вероятно, ты говоришь о том Конане, что, как я слышал, охраняет дочку Королевского Дознавателя?— вспомнил Тушка, старательно изображая на лице напряженную работу мысли, словно только сейчас ему на ум пришло мельком слышанное имя.— Кажется, Мелию! — воскликнул он радостно.

Кирим забрал со стола пустую посуду и пошел прочь, качая головой — во дают! Со стороны послушать — дураки дураками! Последние несколько дней об этом деле только и разговоров, а уж кто не знает в Шадизаре Конана, он и вовсе представить себе не мог!

— Точно, о Мелии! — обрадовался копейщик, который даже стал вроде несколько трезвее.— Сегодня ночью ее непременно выкрадут! Только тс-с-с! — Он приложил палец к губам.— Это секрет!

Тушка вяло махнул рукой, давая понять, что секрет этот известен всем.

— Ничего у твоего хозяина не получится. Два раза не получилось, и сегодня не получится.

— Ты откуда знаешь? — вдруг забеспокоился пьяница, запоздало поняв, что сболтнул лишнее.

— Да об этом весь город говорит, — успокоил его Тушка и обернулся к нескольким посетителям, забредшим спозаранку пропустить стаканчик, другой, — верно? Те согласно закивали. Все здесь знали Конана и его друзей, а значит, все, что они говорят, безусловно, верно и не подлежит сомнению.

— А сегодня ночью будет, как я сказал! — воин успокоился, на него единодушие случайных посетителей произвело нужное впечатление.— Сегодня мой хозяин сговорился с Рамсисом, так что ничто теперь не спасет проклятую девку! Ха-ха-xa!

Он залился пьяным смехом, брызгая слюной в свой кубок. Тушка брезгливо поморщился и поспешно подхватил со стола свой.

— Так выпьем за успех твоего хозяина! — поддержал его Зул, влив в кубок копейщика очередную порцию пальмового.

— Да, да,— пьяно закивал тот.— За это непременно нужно выпить!

Зул подлил Тушке и себе, и все трое выпили за удачу славного Харага и его приятеля, добрейшего Рамсиса.


* * *

Мэгил понравился Конану сразу и безоговорочно, равно как и сам киммериец пришелся по нраву этому высокому, улыбчивому жрецу. Точнее, бывшему жрецу, или вольному жрецу, как предпочитал называть себя он сам. С детства воспитывался он при храме Митры, а когда пришла пора делать выбор, не задумываясь, ушел, хотя непокорного юношу и пытались заставить остаться сперва уговорами, а затем угрозами и даже силой.

Так или иначе, но, оказавшись на свободе, Мэгил ни разу не пожалел о сделанном выборе. Он стал, как он сам это называл, вольным жрецом, откликаясь на зов любого, кому лень или недосуг было тащиться в храм, и выполняя все необходимые обряды на дому, ведь знания-то у него отобрать не мог никто.

Это занятие обеспечивало ему не только кусок хлеба, но и кое-что получше, не говоря уж о стаканчике вина, без которого вольный жрец считал просто зазорным приступать к трапезе.

Ему было уже под сорок, но годы, казалось, проносились мимо, никак не сказываясь, ни на лице его, упорно не желавшем покрываться морщинами, ни на густой шевелюре, в которой нельзя было заметить ни одного седого волоса, ни на подтянутой фигуре.

Прожив полжизни, он не разочаровался в людях, о чем ясно говорили его простое лицо и открытый взгляд. Короче — он понравился Конану.

Зато Тефилус невзлюбил его с первого взгляда. Можно было бы еще раз перечислить все вышесказанное, чтобы объяснить, почему Мэгил не понравился Главному Королевскому Дознавателю, но это было бы ни к чему. Просто все то, что расположило к нему Конана, оттолкнуло Тефилуса.

Неудивительно и то, что северянин тоже сразу понравился бывшему жрецу, научившемуся хорошо разбираться в людях. Ему вообще нравились мужчины не просто сильные, но и умные, а в том, что молодой варвар обладал обоими этими качествами, умудренный житейским опытом Мэгил не сомневался.

Более того, он видел, что киммериец относится к той малочисленной категории людей, кто, не забывая о своих интересах, готов рискнуть жизнью за дружбу, за любовь…

Вполне понятно, и почему с Тефилусом он не нашел общего языка с первой же встречи, с которой минуло уже немало лет. В Королевском Дознавателе сразу угадывался человек, всю жизнь пробивавшийся к власти собственным, правда, трудом, но не гнушаясь на этом нелегком пути продать, предать, а быть может, и убить… Все это было ясно написано на его лице, и Мэгил не мог понять, как Аниэла, женщина, несомненно, умная, тонко разбиравшаяся в людях, не разглядела этих качеств своего мужа… «Да,— подумал он,— правильно, видно, говорят, что любовь слепа!»

— Ты узнал, что хотят от моей дочери? — Аниэла с тревогой и надеждой смотрела на Мэгила.

— Да, госпожа.

Он склонился в учтивом поклоне. Улыбка впервые покинула лицо жреца, и это сразу заметили все. Мелия замерла, боясь вздохнуть, почтенная Сиотвия нахмурилась, Аниэла сжала подлокотник кресла так, что пальцы ее побелели от напряжения.

— Ее собираются принести в жертву Затху, и произойти это должно не позднее нынешнего полнолуния, а точнее, именно в полнолуние. Раньше нельзя, а позже это станет бессмысленным, но как раз в ограниченности срока наша надежда.

Он подробно описал всю историю Памелы, ее тайные замыслы и заговор жрецов. Тогда все тоже решало время — либо она, либо они. Жрецы оказались хитрее, а может быть, им просто повезло, но результат известен: жрицу-отступницу сожгли на костре, но перед смертью она изрекла пророчество, и вот теперь потомки жрецов хотят повторить все то, что не удалось сделать их далеким предкам.

Некоторое время в комнате висела тягостная тишина, которую никто не решался прервать.

— Но при чем здесь я?

Мелия растерянно посмотрела на жреца, словно он мог знать ответы на все вопросы. Тот пожал плечами.

— Не знаю.— Он задумался.— Им нужна была сила Памелы, чтобы оживить чудовищного паука — свое божество. Они не смогли сделать это против ее воли. Тогда не смогли,— уточнил он задумчиво.— Видно, за прошедшие века многое изменилось, и теперь им не нужно согласие обладателя силы.

— Но при чем здесь я? — еще тише спросила девушка.

— Не знаю,— повторил Мэгил,— быть может, стоит еще порыться в библиотеке старого дома, хотя,— он пожал плечами,— я уже десять раз бывал там. Кроме того, что вы в родстве, я ничего сказать не могу, но, как видно, это значит очень много, иначе со смертью Зиты тебя оставили бы в покое.

При упоминании о погибшей сестре что-то в груди Мелии болезненно сжалось, слезы подступили к глазам, готовые в любой миг побежать по щекам девушки.

— А не может найтись что-то полезное в потайном алтаре? — неожиданно спросил Конан.

— Откуда ты знаешь про алтарь? — оживился жрец и обернулся к Аниэле, объясняя: — Я знал о его существовании и сто раз пытался отыскать, но безуспешно.

— Я открыл его.

Киммериец равнодушно пожал плечами, словно не видел в этом деле ни малейшей трудности.

— И что ты там увидел? — Мэгил замер в волнении.

Конан снова пожал плечам:

— У меня не было времени рассматривать. Я едва успел схватить камень с запекшимся в середине пауком, как меня вытолкнуло наружу, а позже…

— Да, да, я знаю,— перебил его Мэгил,— но, значит, там все осталось! Нужно немедленно идти туда! Ты ведь не откажешься сопровождать меня?

— Конечно! — рассмеялся Конан.— Раз это поможет.

Сейчас полдень,— он повернулся к Тефилусу,— я думаю, днем вряд ли что случится.

Тот высокомерно кивнул, показав, что не возражает, но ничего не ответил.

— Чуть не забыл,— Мэгил повернулся к Мелии и, порывшись в кармане, протянул ей какую-то вещицу на цепочке.

— Какая прелесть! — Девушка всплеснула руками и принялась рассматривать статуэтку со всех сторон, сразу став похожей на маленькую девочку, получившую неожиданный подарок.

— Это изображение Иштар,— улыбнулся жрец.— Говорят, оно обладает магической силой и способно защитить приглянувшегося человека, но лишь в том случае, если зов исходит от любящего сердца.

Мелия удивленно посмотрела на жреца, но тот лишь пожал плечами:

— Я знаю, что ты скажешь, это всего лишь красивая сказка. Просто я слышал эту историю и решил рассказать ее тебе, потому что ты любишь их.

Мелия кивнула и вновь посмотрела на статуэтку. Искусно вырезанная из слоновой кости вещица казалась почти живой. Почти… Словно лишь крохотной искры жизни не хватало ей для того, чтобы доказать, что это и на самом деле так.

— Когда смотришь на нее, кажется, что так и есть,— очарованно произнесла Мелия, не заметив, что говорит вслух.

— Ах, дочка, если бы боги защищали от зла хотя бы чистые души, насколько мир бы стал светлее! — Аниэла нахмурилась.— К сожалению, иногда мне кажется, что лишь Сет печется о своих почитателях… Но не будем об этом.— Она обернулась к Конану.— Сходите,— Аниэла улыбнулась.— Ты, Конан, еще молод, а Мэгил многое повидал в жизни, и тебе, несомненно, могут помочь его советы.


* * *

Все было так же, и все было иначе.

Теперь, при свете дня, дом выглядел по-другому, может быть, и не весело, но, по крайней мере, и не столь мрачно, как прежде, и если бы не трагедия, приключившаяся здесь чуть больше недели назад, Конан и вовсе не имел бы ничего против его посещения. По правде говоря, он и сейчас не протестовал — надо, значит, надо. Во всяком случае, сравнение с каменным гробом, пришедшее ему на ум в ту роковую ночь, теперь могло родиться разве что в голове безумца.

— Говорят, лишь благодаря тебе Мелия осталась жива в ту ночь.— Мэгил улыбнулся, словно говорил о чем-то необычайно веселом.

— А остальные отправились на Серые Равнины,— мрачно отозвался киммериец.

— Брось! — Жрец улыбнулся еще шире.— Ты же так не думаешь!

— Верно, — согласился Конан, — я просто стараюсь не вспоминать ту ночь, но, когда такое случается, меня начинает одолевать неприятная смесь злости и бессилия! Своего бессилия изменить что-либо и злости на четверых молодых идиотов, словно сговорившихся погубить друг друга! — Он помолчал.— Плохое чувство — злость к мертвецам, заплатившим за свою глупость самую высокую цену.

— Не повезло.— Мэгил пожал плечами.

— Да, не повезло,— согласился киммериец,— но меня не покидает странное ощущение, что все происшедшее не случайно. Мелия, единственная из всех, вела себя разумно и осталась жива.

Конан не привык говорить подолгу и теперь, когда возбуждение, вызванное нахлынувшими воспоминаниями, улеглось, вновь замолчал.

Мэгил стоял отвернувшись. Он смотрел на дом, слушал рассказ спутника и думал о своем. Конан давно закончил говорить, а Мэгил все стоял, словно прислушиваясь к чему-то, что слышал только он.

— Я чувствую отзвук страшной трагедии, разыгравшейся здесь. Эти стены хранят боль и страх, а может быть, и еще что-то. Не знаю.— Он обернулся.— Ты не мог бы подождать еще немного, пока я подготовлюсь? Мне не хотелось бы соваться внутрь просто так.

Конан кивнул:

— Я прогуляюсь вокруг.

— Отлично! — Жрец явно обрадовался тому, что Конан не станет мешать ему.— Не задерживайся нигде специально, но и не торопись, и когда ты вернешься, я буду готов. Конан пошел вдоль стены. Окна первого этажа были зарешечены и забраны ставнями, окна второго защищали ажурные кованые решетки, но ставен на них не было, окна третьего не были защищены ничем. Видимо, высоту строения посчитали достаточным препятствием для злоумышленников. Киммериец прошел вдоль стены и, свернув за угол, увидел огромное окно с высаженными стеклами. Это окно, единственное из всех на первом этаже, не было закрыто ставнями, скорее всего, из-за размеров. Оно впрямь было огромно и протянулось на десяток локтей вдоль фасада и в высоту до перекрытия второго этажа.

Стекол так никто и не вставил.

Это было неудивительно — времени прошло мало, а забот сразу навалилось, хоть отбавляй. Погибли трое молодых людей, и все они принадлежали к шадизарской знати.

Поначалу предстоящие похороны начали стремительно превращаться в скандал, особенно когда родители молодого Эмерика потребовали объяснить, куда делось тело их сына, а родные Фабиана не верили глазам своим, когда вместо молодого богатыря, пусть и мертвого, увидели сморщенного столетнего старика. Впечатление усиливалось тем, что рядом лежало обнаженное тело прекрасной юной девушки, дважды проткнутое мечом.

Кто-то из родственников сгоряча все попытался объяснить злонамеренными действиями Конана, известного шадизарского вора. Это заявление прозвучало настолько абсурдно, что не нашло никакой поддержки у остальных, понимавших: что бы ни делал киммериец в доме и будь он хоть трижды вором, но не он же превратил Фабиана в ссохшуюся мумию!

К тому же Мелия заявила, что он к этому непричастен. Фабиан перед смертью убил ее сестру, а виноват во всем Эмерик, случайно наткнувшийся на книгу заклинаний, о которой они не имели ни малейшего представления. Он прочел одно из них и поплатился за это жизнью.

Рассказ получился путаным, и поначалу никто не хотел верить в него, но Мелия убедила всех, что она такая же жертва, как и прочие, которой лишь стараниями Конана удалось остаться в живых, и она не может объяснить того, чего сама не понимает.

Конан знал еще меньше. Он лишь дрался с монстрами, о происхождении которых понятия не имел.

— И победил их! — иронично заметил кто-то.

На что Конан демонстративно пожал плечами и просто ответил, что внезапно вспыхнувшая заря освободила оставшихся в живых от этого кошмара, а поскольку приглашенный кем-то жрец Митры тут же громко воздал хвалу всепобеждающей силе Подателя Жизни, то никто не осмелился оспаривать его утверждения.

Понемногу все успокоилось.

Как это ни странно, но Фабиана, несмотря на морщины и прочие необъяснимые изменения, сразу узнавали все, кто видел, так что в этой части подлинность рассказа Мелии никто не подвергал сомнению.

Раз так, то поневоле пришлось поверить и в остальное. Однако, поскольку происшедшее было настолько странным, что вызвало бы неизбежные толки, тела предали огню тайно и быстро. Теперь никто уже при всем желании не смог бы выразить ни удивления, ни сомнений в истинности слов Мелии, не говоря уж об обвинениях в занятии колдовством, чего семья Фабиана опасалась более всего!

О странной быстроте и скомканности похорон поговорили немного и перестали, поскольку пища для языков оказалась скудной и не давала возможности измыслить хотя бы мало-мальски интересную сплетню. Любителям перемывать кости знакомых поневоле пришлось успокоиться, хотя и с мучительным сожалением о чужой тайне, не давшейся в руки.

Конан и сам не заметил, что остановился, припоминая прошедшее, и давно стоит, хотя Мэгил и просил его не задерживаться. Он ускорил шаг и свернул за угол. Под ногой его вновь хрустнуло стекло. Киммериец поднял голову. Два окна на уровне третьего этажа оказались выбитыми. Он усмехнулся, припоминая, как героически пытался выбраться. Впрочем, это было не то окно. Он всего раз ударил по нему, рама треснула, но осталась на месте. Здесь же дерево было измочалено, словно его жевали.

Это было чуть дальше от лестницы, в глубине коридора, где им наконец-то удалось избавиться от Незримого. Вновь Конан поймал себя на том, что невольно остановился. Да… Память… От нее никуда не деться. Он прибавил шагу и последний раз повернул.

— А я уж собирался искать тебя! — Мэгил улыбнулся.

— Подготовился? — спросил Конан лишь для того, чтобы сменить тему: меньше всего ему хотелось бы сейчас пускаться в объяснения, вслух повторяя то, что успело пронестись в мозгу.

— Вполне.

Улыбка вольного жреца сделалась еще шире, и Конан отчего-то подумал, что товарищ его прекрасно понял все и без слов и даже в душе добродушно подсмеялся над ним, но варвар, вместо того чтобы рассердиться, лишь улыбнулся в ответ. Мэгил кивнул, давая понять, что понял и это, и согласен с молчаливыми ответом киммерийца.

— Хорошо, что Кром дал тебе мужское тело,— неожиданно изрек варвар и отвернулся, прикидывая, что лучше — отпереть дверь или войти через выбитое окно с другой стороны дома.

— Митра.— Жрец назидательно поднял вверх указательный палец.

— Что Митра? — не понял киммериец.

— Митра дал тело,— пояснил жрец.— И это действительно хорошо. Мне оно нравится. Но я не вполне понял тебя.

— Жена, угадывающая мысли мужа…— Конан покачал головой.— Мало кому такое придется по вкусу!

— Ах, вот ты о чем! — Мэгил рассмеялся.— Но успокойся: я ведь говорил, что мне надо приготовиться. Я не могу быть таким постоянно.

— Так ты что, занимаешься колдовством? — Северянин подозрительно покосился на своего товарища.

— Ага! Ты не любишь колдунов! — Его спутник вновь рассмеялся.

— А кто их любит? — проворчал Конан, впрочем, вполне миролюбиво: как бы там ни было, а Мэгил ему нравился.

— И совершенно напрасно,— уже серьезно сказал Мэгил киммерийцу.— У тебя вот за спиной тяжелый двуручный меч. Скажи-ка мне по совести: сколько жизней можно им загубить, попади он в умелые руки? А можно и спасти немало людей, если владелец его решится встать на пути зла.— Он замолчал, испытующе глядя на варвара, но тот не торопился с ответом.— То-то и оно. Все зависит от рук, принявших оружие, и неважно, острая ли то сталь, что весомым аргументом покоится за спиной, или способы применения силы, невидимой невооруженным глазом.

— В том-то и дело, что невидимой. Когда ты видишь рукоять меча у меня за спиной, то знаешь, что я вооружен, поймет, что я опасен. Твое же оружие не видно никому, пока ты его не применишь.

Конан выглядел весьма довольным — нечасто он позволял себе роскошь говорить столь гладко, а главное, длинно.

— Ты прав и не прав,— усмехнулся его собеседник.— Сталь тоже можно спрятать под одеждой, ведь это совсем не обязательно тяжелый двуручный меч. Гораздо меньший по размерам кинжал убивает столь же верно! Впрочем, успокойся. Я не колдун. Просто я знаю несколько полезных приемов применения силы. Тот, что я использовал сейчас, обостряет чувствительность, но действует относительно недолго.

— Ну, так поторопимся,— усмехнулся Конан.— Мы и так потратили достаточно времени на разговоры.

К его удивлению, Мэгил достал связку ключей и отпер дверь .

Конан толкнул ее, и они вошли в прохладную темноту здания.

Памятуя о предыдущем посещении, киммериец захватил с собой фонарь и теперь, дождавшись, пока пламя его, казавшееся тусклым после яркого полуденного солнца, разгорится, они пошли вперед.

Свернув угол, Мэгил остановился, пораженный. Слишком разительным оказался этот переход от нормального вида пусть и нежилого коридора к тому разгрому, что предстал его глазам, стоило ему свернуть за угол. Правда, запах гари оба почувствовали, как только переступили через порог, но одно дело чувствовать носом, что что-то горело, а совсем другое — увидеть пожарище своими глазами. Жрец изумленно присвистнул:

— Ого! Здесь что, прошла небольшая война?

— Можно сказать и так.

Киммериец двинулся вперед по выгоревшему коридору, и пепел скрипел у них под ногами, словно только что выпавший снег. Восковые фигуры, расставленные вдоль стен, расплавились от жара и застыли безобразными лужами. Оружие, развешанное по стенам, почернело от копоти.

Он прошел большую круглую комнату, послужившую им убежищем, а затем ловушкой для Незримого. Демон, тем не менее, умудрился выбраться из нее, но как он это сделал, Конану уже не узнать.

Они пошли дальше, но и здесь все выглядело не лучше. Лишь добравшись до большого шестигранного зала с единственным не закрытым ставнями окном, они остановились.

Свет свободно попадал внутрь. Здесь не было пожара, хотя и остались следы костра посреди зала, зато можно было явственней представить, что тут произошло.

Мебель оказалась разрушенной и изрубленной. Посреди валялось чучело воина с застрявшим в доспехах арбалетным болтом. Огромная решетка, закрывавшая окно, оказалась выбитой, да так, что вырвала несколько каменных блоков, в которых была укреплена.

— Обещай, что когда-нибудь расскажешь мне, что произошло здесь.

Мэгил почти просительно посмотрел на киммерийца, но тот ничего не ответил, лишь кивнул в ответ.

Они свернули еще раз и, наконец, оказались возле лестницы. Постепенно они приближались к цели своего путешествия. Опять стало темно, и единственным источником света вновь оказался фонарь. Конан спускался, оборот за оборотом сокращая расстояние до цели.

— Ну вот,— сказал он, остановившись на нижней площадке, — теперь только вперед.

Киммериец и сам не заметил, как оказался рядом с железной дверью. На полу валялся переломленный меч, а проем стены рядом с дверью оказался раскрошенным, и впечатление было таким, словно кто-то размолол в песок прочнейший кезанкийский гранит.

— Ого! — Мэгил изумленно присвистнул.

— Когти твари были словно из стали,— мрачно пояснил северянин.

Жрец вопросительно посмотрел на него, но тот отмахнулся:

— Брось! Не делай вид, что Мелия не рассказала тебе все.

Мэгил вздохнул и хотел шагнуть в пролом, но внезапно насторожился:

— Там кто-то есть.

Он замер, словно прислушиваясь, а когда посмотрел на киммерийца то, к удивлению своему, увидел у того в руках огромный двуручный меч, о котором они говорили перед тем, как войти внутрь дома.

— Нет, нет,— поспешил он успокоить своего спутника,— меч тут не поможет. То, что прячется там,— он указал рукой в темноту пролома,— не имеет плоти.

— Кром! Опять призраки!

Конан досадливо крякнул и бросил меч в ножны.

— Нет, не то.— Мэгил наклонил голову и стал похож на удивленную птицу.— Он напуган и хочет спрятаться.

Конан пожал плечами:

— Ну и что ты собираешься делать?

— Подожди меня здесь. Я попытаюсь договориться с ним.

Он поставил лампу на пол и шагнул в пролом. Конан пожал плечами и облокотился на стену, пытаясь угадать, что там умудрился почувствовать его товарищ и как он собирается договориться с тем, кто лишен плоти.

Ждать пришлось недолго. Киммериец еще не успел соскучиться, как в проломе появилась голова его спутника и, уставившись на Конана, привычно уже улыбнулась.

— Ну что, договорился со своим духом? — ухмыльнулся варвар.

— Договорился. — Голова кивнула, словно решив подтвердить сказанное.— Идем со мной.— Лицо нырнуло во тьму, но тут же вновь показалось наружу.— Кстати, ты его знаешь. Это Фабиан.

Он вновь пропал, оставив Конана стоять с открытым ртом. Вот те раз — Фабиан объявился, покойничек! Его давно похоронили, а он, оказывается, сидит здесь, спрятавшись от всех, и… боится!

Конан покачал головой, подхватил фонарь и полез в пролом. И тут же оказался лицом к лицу с Мэгилом.

— Я уж испугался, что ты передумал.

Конан ничего не ответил и пошел вперед. Пройдя втоpyю половину коридора, они оказались у задней стены, точно так же раскрошенной, как и простенок рядом с металлической дверью.

Здесь Конан остановился:

— Не знаю, стоит ли пытаться открыть тайник — стена вся развалена. Попытайся пролезть в пролом. Тайник за стеной, снаружи дома.

Его напарник спокойно подошел к пролому и, опершись руками о его края, заглянул внутрь.

— Дай-ка лампу.

Он посветил себе, и киммериец услышал, как он восторженно присвистнул и нырнул внутрь, но голова его тут же показалась из пролома.

— Ты не возражаешь, если я на время оставлю вас без света? Здесь есть на что посмотреть.

— Что значит — вас? — хмыкнул киммериец.

— Ну, тебя и Фабиана,— спокойно объяснил жрец.

Кром! Конан и думать о нем забыл.

— Я нет, а как он — не знаю.

Конан огляделся, но никого не увидел и пожал плечами. Мэгил глянул куда-то за спину киммерийцу и удовлетворенно кивнул.

— Он тоже не против! — провозгласил он и пропал.

— Не стой за спиной, — проворчал Конан, — я этого не люблю.

— Ага! — донеслось из пролома.— Я вижу, что вы уже подружились.

— Кой пёс подружились,— буркнул варвар.— Темно, как в заднице Нергала. Эй, Фабиан! Что молчишь? Я ведь зла тебе не сделал, сказал бы чего!

— Да не может он,— голова Мэгила вновь появилась в проеме,— нечем ему.

Вслед за головой он появился и весь. Целиком. Молча сунул в руку Конану фонарь и принялся вытаскивать из пролома мешок. Мешок никак не желал пролезать. Как видно, в тайнике оказалось слишком много ценных вещей, которые можно использовать. Жрец уперся ногой в стену и потянул, но с тем же успехом. Тогда он сменил тактику и начал раскачивать мешок в проломе, надеясь, что содержимое его само собой уляжется поудобнее, но и это оказалось тщетным.

— Жадность не доводит до добра,— глубокомысленно заметил киммериец.

— Чем зубоскалить,— пропыхтел жрец, полуобернувшись,— лучше бы помог.

— Ты бы развязал шнурок,— спокойно посоветовал Конан, даже не шевельнувшись.

Жрец, словно и, не слыша его, продолжал тянуть, пока, наконец, не понял, что ничего из этого не выйдет. Тогда он выпрямился и, промямлив: «Возможно, ты и прав»,— развязал тесьму, вынул с десяток вещиц, увязанных в пергаментные свертки, испещренные защитными заклинаниями, и спокойно вытянул изрядно похудевший кожаный мешок.

Конан, молча наблюдавший за ним, скептически ухмыльнулся:

— Много взял?

— Все.

Ответ был прост и незатейлив и не оставлял сомнений в сказанном. Закончив увязывать все обратно, Мэгил виновато посмотрел на спутника. Никогда наперед не узнаешь, что может пригодиться в жизни.

Конан иронично хмыкнул и пошел к выходу. Он первым вышел через пролом и подошел к лестнице, когда шагавший следом жрец удержал его за руку.

Конан оглянулся, спрашивая взглядом: «В чем дело».

— Фабиан говорит, наверху кто-то притаился и ждет нас. Моя вина. Я должен был подумать заранее, что не мы одни захотим заглянуть в тайник.

— Ты здесь ни при чём,— ответил Конан тоже шепотом.— Просто за мной следят.

— Это кто же? — участливо поинтересовался Мэгил.

— Понятия не имею.— Конан пожал плечами, но, поскольку мысли о неизвестном соглядатае не очень-то беспокоили его — думал о другом.— Здесь есть еще одна комната, та, где мы впервые увидели Незримого. Не хочешь посмотреть?

— Не-а, не хочу.— Мэгил помотал головой.— Скучный ты человек, Конан. Везде, где побывал, оставил после себя лишь голое пепелище. Ну что там можно увидеть. — Он ехидно осмотрел приятеля с ног до головы, словно впервые увидел его.— Варвар ты, Конан, одно слово!

Он покачал головой, поднял мешок, и они пошли дальше. Киммериец посмотрел ему вслед и ехидно ухмыльнулся: «Прихватил мешок барахла, о котором мечтал, но дотянуться не мог, а раздобыл лишь благодаря мне, и я же еще варвар»! Кому другому он не простил бы подобное замечание, но на вольного жреца почему-то рассердиться даже в шутку не мог. Наоборот, он чувствовал, что этот человек нравится ему все больше.

Конан подхватил фонарь и быстро нагнал удалявшуюся в темноте фигуру. Они молча поднялись по лестнице, и не потому, что говорить было не о чем, просто темнота и неудобство ее, когда идущий сзади видел лишь ноги идущего впереди не располагали к беседе.

Мэгил уже ступил на площадку первого этажа, когда Конан чутьем дикаря почувствовал неладное.

— Берегись!

Он в два гигантских прыжка преодолел оставшийся оборот лестницы, но было уже поздно. Откуда-то из тени шагнула тень с отведенной для удара рукой. Блеснуло длинное, узкое лезвие кинжала, а Мэгил не успел даже сбросить со спины свой дурацкий мешок, в который вцепился обеими руками.

Кром! Ну что за проклятый дом!

Рука киммерийца потянулась за мечом, но так и остановилась на полпути. Мэгил успел лишь повернуться к нападавшему. Руки его были по-прежнему заняты, и он не смог бы блокировать удар. Единственным выходом было уклониться, но он даже не попытался сделать этого.

Конан видел, что опаздывает, что сумеет лишь отомстить убийце. То, что произошло дальше, заставило его оторопело остановиться. Быстро шагнув к черной фигуре, коротким быстрым движением Мэгил «клюнул» нападавшего и тотчас отошел назад. Тот замер на миг с отведенной для удара рукой, а в следующую секунду рухнул, словно подкошенный.

Киммериец склонился над лежащим — лицо незнакомое. Он пощупал шею и разогнулся — парень был мертв.

— Я уж думал, тебе конец.

Его товарищ ухмыльнулся:

— Матушка всегда говорила мне: сынок, кулаками немногого добьешься в жизни — больше работай головой! А за меня ты мог не волноваться. Я ведь говорил тебе, что принял кое-какие меры предосторожности и почувствовал опасность задолго до того, как ты затопал сапожищами по лестнице!

Конан сплюнул в сердцах. Он-то несся на выручку и видел, что все равно опаздывает, а этот выкормыш жреческий, оказывается, принял меры и вновь довольно бренчит, как погремушка с хвоста Сета!

— Врешь ты все, забодай тебя Нергал, как ты этого парня! — в сердцах воскликнул Конан. Не было у тебя матери!

— Мать бывает у всякого,— назидательно заметил Мэгил.— Я, конечно, понимаю, что тебе хотелось поработать самому мечом, но если бы я стал дожидаться твоей помощи, то валялся бы сейчас на месте этого парня.— Он посмотрел на труп и забрал из его руки кинжал, а порывшись у того за пазухой, и ножны к нему.— Ему он больше не понадобится,— пояснил он Конану и вернулся к прежней мысли:— Так что злишься ты напрасно.

Сказав это, он повернулся и пошел дальше.

Конан пожал плечами. Что он, в самом деле, взъелся на Мэгила. Он пошел следом и, когда нагнал жреца, понял, в чем дело: он впервые увидел того, кто таскался за ним по улицам, но так и не сумел узнать, кто это. Значит, опять он остается в неведении, но тут уж ничего не поделаешь. Не ждать же в самом деле было Мэгилу, пока ему воткнут клинок под рёбра, ради того, чтобы Конан смог допросить незнакомца!

На душе у киммерийца сразу полегчало, и прежнее беззаботное настроение вернулось к нему.

— Ну и как, помогли тебе наставления матери? — участливо поинтересовался он.

— Ты разве не видел? — скромно потупился жрец.

— Да уж,— Конан усмехнулся,— результат сногсшибательный. Ладно, задержались мы здесь, я что-то проголодался.— Они уже вышли из дома, и Конан потушил фонарь.— Пора нам перекусить.

— Я не голоден.

— Зато я готов слопать быка,— возразил киммериец, который после потасовки всегда испытывал жажду и голод. Правда, сейчас подраться ему не удалось, но труп-то был!

— У меня нет денег,— напрямую заявил его спутник и отвернулся: ему было до смерти неловко признаваться, что последние несколько дней он на мели.

— Я думал, Аниэла снабжает тебя не только работой, но и деньгами… — искренне удивился северянин.

— Так-то оно так,— помялся жрец,— но долги! — Он вздохнул.— Сам понимаешь.— Он забавно развел руками.

— А как же совет твоей матушки? — не удержавшись, ехидно заметил Конан.

— Что ты имеешь в виду? — насупился Мэгил.

— Ты не пробовал применять голову как-то иначе?— спросил киммериец и с интересом воззрился на приятеля.

Мэгил печально вздохнул:

— Увы, это не принесло мне богатства.

Конан удовлетворенно хмыкнул. Они перебросились парой еще фраз на эту тему, потом вернулись к событиям, происшедшим в доме, и так за разговором не заметили, как оказались возле духана Кирима.

— Есть у тебя деньги или нет,— сказал варвар, открывая дверь,— но к Кириму мы зайдем непременно.

— Сделай это один Конан. — жрец сделал удивленно-встревоженное лицо, словно на ум ему внезапно пришла неожиданная мысль.— Я вспомнил о кое-каких делах, оставшихся со вчерашнего дня. Встретимся в доме Аниэлы.

— Подожди. — Киммериец схватил приятеля за руку, прекрасно понимая, что за дела возникли у него.— Меня десь ждут двое приятелей, и я хочу, чтобы ты послушал, что они скажут.

Жрец пожал плечами и нехотя позволил втащить себя в духан. Как обычно, в самую жару посетителей здесь было мало. Киммериец повел приятеля в угол, к креслу, занимаемому по обыкновению Тушкой, которое теперь пустовало.

— Эй, Кирим! Не делай вид, что не видел, как я пришел.

Мэгил удивленно посмотрел на молодого варвара. Из-за занавеса появился толстяк и с хитрой улыбкой на плутоватом лице подошел к ним.

— Где Тушка? — первым делом осведомился северянин.

— Они с Зулом спят наверху, — ответил духанщик и зевнул.

— Это мои приятели, — пояснил Конан.

— Они что, немедийцы? — простодушно поинтересовался жрец.

— Кто немедийцы?! — взорвался Конан.— Клянусь Белом — следующего, кто заикнется об этом проклятом Деркэто народе, я отправлю прямиком в пасть Нергала!

Он обвел грозным взглядом немногочисленных посетителей и каждый, на ком останавливался его пылающий гневом взор, кивал, молчаливо соглашаясь, что да, мол, поганый, извращенный народишко и не след вспоминать об их неприличных пристрастиях здесь, среди людей, способных по достоинству оценить женскую красоту, не говоря уж о прочих прелестях.

— Хорошо, хорошо! — поспешил успокоить приятеля Мэгил.

Он успел поймать мимолетную улыбку, промелькнувшую на хитром лице духанщика, мгновенно погашенную грозным взором киммерийца, и хотя не понял их немой игры, решил, что не стоит понапрасну упоминать о том, что неприятно его новому товарищу.

— Кром! — Конан немного успокоился, хотя взгляд его все еще оставался суров.— Чего это они дрыхнут днем?

Он вопросительно воззрился на духанщика; Тот пожал плечами:

— Всю ночь они пили, теперь отсыпаются.

По опыту Кирим знал, что на вопросы киммерийца следует отвечать четко и кратко, во всяком случае, когда тот не в духе.

— Надеюсь, что-то осталось и мне?

— Конечно, господин! — тотчас оживился Кирим, и Мэгил понял, что эта тема интересовала почтенного хозяина гораздо больше.— Они велели разбудить их, как только ты появишься.

— Так что ты болтаешься у меня перед глазами, как ослиный хвост? — Глаза варвара грозно сверкнули.— Марш наверх.

— За ними уже послали.— Лицо Кирима скрылось под привычной маской доброжелательной угодливости. Услышав за спиной поскрипывание несмазанной петли, он обернулся к двери, ведущей на верхний этаж.— Вот они.

Скрывавшие дверь занавеси в левом углу зала раздвинулись и, зевая и потягиваясь, вошли двое.

— Мы услышали твой голос, Конан, и поняли, что пора спускаться.

Говорил огромный бритый наголо негр, одетый лишь в короткие, выше колен, коричневой замши штаны. Больше, на нем из одежды не было ничего. Зато сзади у пояса висела внушительных размеров секира.

Мэгил повернулся в сторону говорившего, и глаза его невольно округлились от удивления. Могучий, быть может, не уступавший в силе Конану, негр выглядел невероятно живописно, но рядом со своим спутником, при взгляде на которого жрец сразу понял, кого из двоих зовут Тушкой, терялся. Такого же роста, как и Зул, тот был, что называется, поперек себя шире.

Мэгил оторопело смотрел, как приближалась облаченная в синие шелковые шаровары, заправленные в невысокие сапоги, фигура, и не мог вымолвить ни слова. Впрочем, улыбка незнакомца, несмотря на раскосые глаза и невиданную доселе жрецом прическу, состоявшую из затянутой тугим узлом на затылке копны смоляных волос, была приятной и вызывала расположение. Тушка сел в кресло, жалобно скрипнувшее под ним.

— Это Мэгил.— Конан по-приятельски похлопал жреца по спине.— Ну а как звать моих друзей, ты уже слышал,— сказал он сидевшему рядом бывшему служителю Митры.

Все трое улыбнулись друг другу. Кирим по-прежнему стоял рядом и ждал. Конан обернулся к Мэгилу:

— Так ты все еще отказываешься?

Тот отрицательно мотнул головой, и киммериец пожал плечами, показывая, что больше настаивать не намерен.

— Ну, а тебя я не спрашиваю,— сказал он убежденно, но все-таки вопросительно посмотрел на Тушку.

Тот широко улыбнулся:

— Ты ведь знаешь, что постоянное чувство голода — естественное состояние моего тела, а уж после сегодняшней ночи, когда мы с Зулом только пили, я голоден…

Он поморщился, подыскивая подходящее слово, и Зул решил прийти ему на помощь:

— Как волк?

Мэгил посмотрел на негра голодными глазами. Тот ждал ответа приятеля, но Тушка отрицательно помотал головой.

— Как волчья стая!

Жрец проглотил слюну, готовясь терпеть пытку голодом, сидя за столом, заваленным снедью.

— Тушка прав,— Зул кивнул Конану,— я вполне разделяю его чувство, хотя ты знаешь мою умеренность.

Конан расхохотался. Он прекрасно знал об «умеренности» дружка, ничуть, впрочем, не уступавшей его собственной, и повернулся к духанщику.

— Ты все слышал?

Тот расплылся в улыбке, ибо под сердцем у него сладко засосало, когда он попробовал прикинуть, сколько принесет ему этот обед.

— Для Конана у старого Кирима всегда найдется все необходимое, но вот сегодня могут возникнуть трудности.

Киммериец нахмурился:

— Уж не собираешься ли оставить нас голодными?

— Наоборот,— улыбка духанщика стала еще шире,— трудность в выборе. Ты ведь знаешь, я не беру товар на рынке — у меня свой поставщик. Накануне вечером пришли две подводы, и я изрядно пополнил свои запасы.

— Говори!

— Перепела и рябчики, — начал перечислять Кирим,— жирные голуби, несколько нежных поросят дожидаются своего часа в леднике…

Мэгил закрыл глаза, изо всех сил пытаясь казаться равнодушным, а духанщик продолжал:

— Есть оленина и свежая баранина, копченая свинина просто тает во рту,— он аппетитно причмокнул, и, к ужасу своему, Мэгил ощутил на языке божественный вкус нежнейшей ветчины и едва не застонал,— петушиные гребешки, моченые в белом вине, и перепелиные яйца…

— Хватит! — отрезал Конан, чувствуя, как рот стремительно наполняется слюной.— Сегодня я плачу за всех! Значит, так…

Жрец резко открыл глаза.

— Почему ты сразу не сказал?

— А что? — Киммериец с интересом посмотрел на приятеля.

— Это сильно меняет дело,— молвил тот и скромно опустил глаза к столу, чувствуя, как уши его стремительно наливаются кровью, становясь похожими на злосчастные гребешки упомянутых хозяином петухов-неудачников. В это мгновение он впервые пожалел, что не обладает роскошной шевелюрой молодого северянина.

Проклятый негр раскатисто расхохотался и это был обидно. Мэгил попытался скрасить испорченное впечатление, обрести утраченное достоинство.

— Почтенный хозяин так живописал предполагаемую трапезу, что мне тоже невольно захотелось съесть что-нибудь.— Он наивными глазами посмотрел на Конана и, как ни в чем не бывало, добавил: — Просто чтобы поддержать компанию. Скажем, бокал вина и немного фруктов.

— Вина и фруктов,— повторил Конан Кириму.— По правде говоря, в глотке и у меня пересохло.— Он задумался.— Поросенка мы бы съели.

— Поросенка нужно готовить,— возразил Кирим.

— Что есть прямо сейчас? — спросил Зул, которому тоже уже не терпелось.

— Десяток гусей жарится и будет готов совсем скоро,— чуть подумав, ответил Кирим.

— Гусятины я бы, пожалуй, поел…— задумчиво произнес Мэгил и добавил поспешно, поймав на себе ехидный взгляд северянина: — За компанию.

— Прости, Конан, но гусям еще нужно чуток дойти,— духанщик поморщился и виновато посмотрел на киммерийца,— самую малость.

— Кром! Ты что, издеваешься?! — взревел варвар.

— Совсем немного! — принялся оправдываться Кирим, и тут же обрадовано закричал: — Зато баран совсем готов!

— Ага! — Конан мгновенно утихомирился. — Баранья нога — это совсем неплохо.

— Баранья нога… — мечтательно повторил Мэгил, и Конан мгновенно повернулся к нему.

— За компанию? — спросил он просто и бесхитростно, хотя в глазах притаился озорной огонек.

Тот все так же задумчиво кивнул, и Зул с Тушкой грохнули со смеху, а Конан кивнул Кириму:

— Ты все понял? Поторапливайся!

Духанщик развернулся и пошел на кухню, и тут Мэгил словно проснулся:

— Гребешков в вине принеси и копчености не забудь — их ведь не надо готовить!

Конан загоготал вместе с остальными, а Мэгил лишь посмотрел на него и пожал плечами — мол, чего уж там!

Вино и фрукты появились мгновенно, почти одновременно с мясом. Конан первым делом влил в себя объемистый кубок пуантенского, удовлетворенно крякнул и потянулся за куском ветчины.

— Ну, что молчите? — спросил он, когда увидел, что, приятелям его понадобилась передышка перед очередным возлиянием.

— Плохо дело.— Тушка вернул на стол бокал, из которого только что собирался отпить.

— Что так? — Киммериец насторожился.

— Мы думали, что наш противник Хараг,— ответил за приятеля Зул,— но оказалось, что это не так.

Мэгил насторожился, а киммериец лишь пожал плечами:

— Клянусь ядовитыми жвалами Затха, ты что-то напутал, приятель. Я видел ублюдка собственными глазами.

— Я не то имел в виду.— Негр помотал головой.— Мы думали, что Хараг действует один, но оказалось, что их двое.

— Что, два Харага? — невесело пошутил Конан.

— Перестань дурить.— Тушка отложил баранью ногу, над которой самоотверженно трудился, и серьезно посмотрел на киммерийца.— Рамсис здесь.

Тушка посмотрел другу в глаза и услышал, как сдавленно вздохнул сидевший рядом Мэгил.

— Это серьезно,— выдавил из себя жрец.

— А мы не знали! — огрызнулся северянин.

— Так вот,— Зул наклонился через стол к самому лицу киммерийца,— дело в том, что эти два мерзавца сговорились действовать сообща и на сегодняшнюю ночь задумали нечто такое…— Он помялся.— В общем, стражник сказал, что к завтрашнему утру настанет конец и тебе, и Мелии.

— Ее надо увезти из Шадизара! — не выдержал Мэгил.

— Кром! — Конан ударил кулаком по столу, и многочисленные б люда, чаши, кубки и кувшины, стоявшие на нем, испуганно подпрыгнули.— Свежая мысль! Вот ты и скажи им об этом,— Конан залпом опрокинул в рот остатки вина и вытер губы тыльной стороной ладони,— а я уже устал от подозрений ее папаши!

— Но ведь ты говорил, что отдал Талисман, так чего им нужно от девушки? — Отставной жрец непонимающе взглянул на своего молодого друга.

— Ты меня об этом спрашиваешь? — Киммериец невесело усмехнулся.— Помнится мне, Аниэла говорила, будто некий жрец вернется из дальней поездки, и тогда прояснится все.— Он запустил руку в спутанную шевелюру.— Проклятье! Забыл его имя!

— Понимаешь,— Мэгил по примеру приятеля задумчиво поскреб лохматую голову,— если бы речь шла о Зите, все было бы понятно, но ума не приложу, как Мелия может заменить сестру.

— Значит, может! — отрезал северянин.

— Похоже на то.— Мэгил задумчиво покрутил губу.— Быть может, Фабиан сумеет что-то прояснить, ведь он был там,— И тут же засуетился.— Что ж я сижу? Время дорого. К тому же я кое-что обещал ему.— Он с жалостью посмотрел на недоеденный кусок: не подозревая, что уйдет так скоро, он старался держаться скромнее и ел мало.— Жаль только, что не удалось составить вам компанию.

— А ты возьми с собой,— посоветовал Зул, — глоток будет напоминать тебе, что мы незримо рядом.

Близился вечер, когда вернувшийся Мэгил застал троих друзей на прежнем месте за мирно текущей беседой. Вернулся он не один. На руке его, одетой в перчатку, гордо восседал сокол.

Жрец сел на покинутое, как ему показалось, целую вечность, место и принялся за еду, словно снятый с потерпевшего крушение судна моряк, без еды дней десять проболтавшийся в море. Сокол вспорхнул с его руки и, провожаемый удивленными взглядами приятелей, уселся на спинке кресла за спиной Тушки.

— Что за птица? — поинтересовался Конан.

— Долго рассказывать. Мэгил неопределенно махнул рукой и вновь принялся за еду. Наконец он насытился и виновато посмотрел на Конана. — Ты не поверишь, но эта птица,— он кивнул на мирно сидевшего за спиной Акаямы сокола,— сожрала баранью ногу, которую я взял для себя. — Учитывая аппетит хозяина, несложно предположить, как могло изголодаться его бедное животное,— спокойно заметил Зул.

— Не называй его животным.

Конан нахмурился:

— Быть может, ты все-таки объяснишь, откуда он взялся?

Но Мэгил вновь отмахнулся:

— После. Есть более важный разговор.

— После так после,— проворчал киммериец, лишь мимолетно глянув на прожорливого сокола.

Тот внимательно смотрел на каждого говорившего, и северянин не мог отделаться от впечатления, что птица понимает их разговор. Это было непонятно, непривычно и неправдоподобно, но следующая фраза Мэгила отвлекла его от этих мыслей.

— Душа Зиты оказалась запертой в камне вместе с Незримым,— заговорил, наконец, Мэгил.

— Что это меняет? — хмуро поинтересовался варвар.

— Все.— Жрец убежденно кивнул.— Душа может покинуть тело, может вселиться в него вновь, и не обязательно в свое. Улавливаешь?

Конан мрачно кивнул:

— Ты хочешь сказать?..

Зул сжал челюсти. Его мало касались дела какой-то аристократки. Лишь то, что она дорога Конану, заставляло его участвовать в них, но услышанное сейчас меняло все. У себя на родине он повидал людей, лишенных душ, и одним из них стал его брат… После этого Зул ушел на север, где, как он слышал, нет черного колдовства, но оказалось, что и здесь не избавился от этого кошмара.

— Да.— Жрец кивнул.— Они выкрадут девушку, пересадят в нее душу сестры, и тогда уже ничто не помешает Памеле окончательно овладеть душой девушки и новым телом, и пророчество сбудется. После этого ее принесут в жертву Затху, время еще есть.

Конан поморщился:

— Как-то все это сложно и глупо.

— Что тебе кажется сложным? — не понял жрец.

— Кром! Да разве ты сам не видишь, что цепь превращений растянулась до бесконечности?

Жрец запустил пальцы во всклокоченные волосы и поморщился.

— Давай вернемся к началу.— Он дождался кивка Конана и продолжил: — Жрецы собирались оживить своего бога-паука, но для этого им нужна была сила Памелы.

Однако отступница отказалась, и тогда, не желая искушать судьбу, ее сожгли на костре. Пламя уже лизало тело колдуньи, когда она изрекла пророчество, пригрозив воплотиться в одном из своих потомков через десять веков.

— Постой-ка! — остановил его киммериец.— Я сам слышал это пророчество из уст Зиты. Она говорила о рождении девочки, которая силой своей затмит знаменитую бабку!

— Да,— Мэгил кивнул,— это были последние слова Памелы, но я читал ее дневники, сохранившиеся в семейном архиве. Оказывается, колдунья предвидела для себя возможность трагического исхода, и со смертью тела душа ее не отлетела на Серые Равнины, а стала незримым хранителем семьи.

— Что-то я не заметил, чтобы в ту ночь нас кто-то охранял! — Конан невесело усмехнулся.— Скорее уж наоборот.

Жрец кивнул:

— Все верно. Она и не могла помочь вам ничем. Она уже была внутри Зиты.

Конан недоверчиво посмотрел на Мэгила, но жрец видел, что сомнения уже борются в нем с недоверием. Тушка и Зул молча слушали их разговор, предпочитая не вмешиваться, наблюдая, чтобы ничто из сказанного не достигло нескромных ушей, время от времени, то наливаясь вином, то принимаясь за еду.

Конан вспоминал. Обе девушки понравились ему тогда, но Мелия безоговорочно, а в отношении Зиты что-то постоянно настораживало. Тогда он решил, что это его всегдашнее предубеждение против людей, владеющих колдовством, но теперь он думал, что если сказанное Мэгилом, правда,— а судя по всему, так оно и было — то причина иная.

Он припомнил мысли, которые в ту ночь, очарованный красотой сестер, гнал от себя прочь. Он вспомнил, в частности, как не понравилось ему то, что Зита скрыла от Фабиана грозящую ему опасность. Трудно было предположить, что она не знала того, что знал безымянный жрец, направивший его самого в дом. По сути, она хладнокровно приговорила своего воздыхателя к смерти.

Киммериец мрачно уставился на Мэгила:

— Ты уверен в том, что говоришь?

Тот кивнул:

— Я разговаривал с Мелией. Она не очень-то хотела говорить об этом, но потом сказала, что и ее неприятно удивили странные перепады в настроении сестры, которые начали случаться с ней после первого посещения дома, примерно луну назад. Прежде ласковая, эта по-детски наивная почти еще девочка вдруг начала временами проявлять жесткость в высказываниях и поступках, а временами и просто жестокость. Это тревожило Мелию, но вслед за этим Зита становилась прежней, и девушка все приписывала раннему взрослению сестры.

Конан поднял руку:

— Хватит. Я уже верю.— Он на миг задумался.— Значит, ты думаешь, что воплощение уже произошло?

— Нет. Это не так быстро, но вот в том, что душа

Памелы слилась с душой Зиты и стала с ней неразделима, у меня сомнений нет. Все началось медленно и потихоньку, но время шло, и процесс стремительно ускорялся. Я думаю, к полнолунию все должно завершиться. Не зря жрецы Затха назначили именно этот срок. К перевоплощенной Памеле вернутся все ее силы, но она еще не успеет полностью овладеть ни ими, ни новым телом, для того чтобы отстоять и защитить себя.— Он обвел внимательным взглядом присутствующих и остановился на Конане.— Теперь ты понимаешь, что они собрались сейчас проделать без ее согласия то, что им не удалось сделать прежде?!

Киммериец кивнул и налил вина себе и жрецу.

— Ополосни горло.

Тот благодарно припал губами к ледяной влаге, не сводя при этом глаз с киммерийца, который жадными глотками осушил свой кубок.

— Талисман ведь у них,— сказал киммериец,— что мешает им освободить находящуюся внутри душу? — Он вопросительно посмотрел на жреца, и тот утвердительно кивнул. — Ну и принесли бы ее в жертву.

Мэгил недовольно поморщился:

— Ты понимаешь, все жертвенные обряды созданы в расчете на принесение в жертву человека, а человек — это тело и душа, слитые воедино. Человек, приносимый в жертву, лишается жизни, которую забирает бог, таким образом, овладевающий душой жертвы. Умерщвляют его, как правило, медленно и мучительно, чтобы богу легче было забрать жизнь, высосав ее по капле, а ослепленному болью человеку труднее воспротивиться этому.

Зул покачал огромной бритой головой. Киммериец налил себе еще вина и залпом выпил его.

— Клянусь рогами Нергала, знай, я об этом вчера, Хараг не ушел бы от меня живым!

Мэгил тоже выпил, и вид у него был не менее мрачным, чем у молодого варвара.

— Я думаю, Зиту убивали бы очень медленно и очень болезненно.

Конан подумал, что если Мэгил прав и этим отродьям Затха удастся выкрасть девушку, то все предназначавшееся Зите они обрушат на Мелию. Ее божественное тело, которое он ласкал, тело, дарившее ему свою любовь и нежность, каких ему вовек не забыть, станут извращенно, со знанием дела убивать, обрушив на него океан боли. Непроизвольно он сжал кубок, и тонкая бронза, хрустнув, проломилась. Острые края излома впились в руку, и только тогда Конан очнулся, отогнав страшное видение корчившейся в невыносимых муках девушки.

— Дерьмо! Он отбросил обломки в сторону.

— Успокойся, Конан! Видя, что киммериец собирается броситься прочь, бежать неведомо куда, Мэгил схватил его за руку: — Прошлого не воротишь, но грядущее зависит от настоящего, которое творим мы своими поступками! Успокойся! Нельзя действовать необдуманно, ибо ошибка непоправима!

— Он прав,— Тушка потрепал друга по плечу,— согласись, пока ведь все идет нормально, а понадобится, так пойдем и передавим этот клоповник! Как его — Йезуд?

Молодой варвар начал успокаиваться.

Кирим, ни слова не говоря, принес новый кубок и собственноручно наполнил его. Конан выпил и, казалось, окончательно успокоился.

— Хорошо, ты меня убедил. Им нужно тело, в которое можно вселить душу, но зачем такие сложности? Взяли бы любую рабыню. Быстро и никаких хлопот.

Мэгил прожевал кусок и запил вином. Довольный тем, что удалось успокоить вспыльчивого киммерийца, он не спешил с ответом, давая ему дополнительное время успокоиться.

— Не все так просто.— Он сыто вздохнул.— Многие думают, что колдовством можно легко добиться чего угодно. На самом деле все гораздо сложнее.

— Кром! — воскликнул киммериец, однако на этот раз вполне миролюбиво.— Да ведь ты недавно говорил совсем иначе!

— Да,— кивнул жрец,— вселить можно любую душу в любое тело, но не удержать в нем против воли! — Он назидательно поднял указательный палец.— Не забывай о том, что душа несет в себе отпечаток, как бы образ тела, и если новое тело — это тело сестры, настолько похожее на твое, что ты, очутившись в нем, не замечаешь разницы, то ты не заподозришь подвоха, а значит, у тебя и не возникнет желания покинуть его.

— Да разве душа Зиты не помнит, что с ней произошло, и не знает, что тело ее безвозвратно умерло и предано огню? — возразил северянин.

— Боюсь, что так,— вздохнул жрец.

— Не понимаю, — пожал плечами варвар.

— Тут все несколько сложнее.— Он вновь принялся теребить себя за губу, как делал обычно, когда не мог с ходу найти подходящий ответ.— Душа Зиты, соединившаяся с душой Памелы, скована силой Талисмана, и где-то там в таком же состоянии находится Незримый. Они как бы отрезаны от внешнего мира и погружены в сон,— он поморщился, словно сказанное не вполне соответствовало его мысли,— они как бы умерли на время, их души вморожены в Талисман — не знаю, как сказать точнее. Но могу тебя уверить, что Зита не знает о том, что происходит в мире, равно как и Незримый.

— Ну, хорошо, а дальше?

— Извлеченная из Талисмана душа сразу окажется в теле Мелии. Жрецы позаботятся о том, чтобы все прошло гладко, а для этого нужно освободить тело Мелии от собственного я непосредственно перед вселением в него нового хозяина.— Он вздохнул.— Я думаю, что обряд будет длительным и болезненным, ведь если не удастся подавить волю Мелии страхом, все может сорваться.

— Хорошо, но ты не ответил на мой вопрос.

Мэгил вновь потеребил себя за губу:

— Я представляю это так. Когда жрецы освободят душу Зиты, она некоторое время будет не способна трезво оценить ситуацию.

— Как так? — не понял Конан.

— Она очнется, словно от глубокого сна, понимаешь?

Так возвращаются из страшного мира, навеянного чарами: черного лотоса. Ей понадобится какое-то время, чтобы окончательно сбросить дурман и понять, что происходит.

— Сколько на это потребуется времени?

— Не знаю,— Магия пожал плечами,— но это и не важно.

— Что ты имеешь в виду?

— Жрецы Затха тоже знают об этом и наверняка примут меры для того, чтобы не выпустить ее из этого состояния. Одурманенная душа Зиты вселится в тело Мелии. Она будет живой, но как бы полупьяной. Возможно, непосредственно перед тем, как принести в жертву, ей вернут ясность мысли, но не раньше, чем в последний миг, когда спастись уже не будет возможности.

Он замолчал. Молчал и Конан. То, что он услышал, сильно не нравилось ему. Получалось так, что если теперь они потерпят неудачу, то он не просто потеряет любимую женщину. Мир получит ожившего бога-паука! Останется плюнуть на все и отправиться в место, неподвластное ему…

Если такое отыщется!

— Значит, если мы позволим выкрасть Мелию…

Он посмотрел в глаза вольного жреца, не зная, как договорить то, что хотел сказать, то, что чувствовал в глубине своей дикой души и что не мог выразить словами. Перед глазами его маячил призрак грядущего конца света, перед которым Большая Катастрофа, о которой он что-то слышал вскользь, покажется блаженным отдыхом от воцарившегося кошмара!

Конан не сказал этого, не знал, как сказать, но Мэгил прочел невысказанное в глазах киммерийца.

— Я не знаю, что ответить тебе, северянин. Никто не ведает, что ждет нас, пожалуй, кроме жрецов Затха. Я знаю лишь, что они надеются оживить своего бога-паука. Не спрашивай, возможно ли это, но раз они не расстались с этой идеей за десять пролетевших веков, значит, надежды их не беспочвенны, и о том, что будет, если их план удастся, я предпочитаю не думать.

Вновь воцарилось мрачное молчание. Киммериец посмотрел на Зула, на Тушку.

— Что скажешь, Акаяма?

Он нечасто обращался к приятелю по имени, и сейчас был один из тех редких случаев.

— В моем мире поклоняются дракону. Дракон силен и мудр. Он может быть благороден, может быть коварен. Дракон способен на все! Но паук лишь пьет кровь. От бога-паука я не ожидаю ничего хорошего!

— Ты что скажешь, Зул?

— В моих краях поклоняются многим богам, и кое-кто из них будет похлеще паука! — Он равнодушно пожал плечами.— Я отношусь к этому спокойно, потому что у нас божки, не боги. Каждый из них имеет силу в лесу, в озере, на болоте — там, где живет племя, поклоняющееся ему, приносящее ему жертвы. Они не имеют силы на чужой территории. Здесь все иначе, и я согласен с Акаямой.— Он помолчал, и глаза его грозно сверкнули.— Я еще скажу. Моего брата лишили души… Можешь рассчитывать на меня.

Жрец же думал о своем:

— Плохо, что их двое, каждый силен и действуют они сообща.

— Вот это новость, клянусь Белом! А мы-то этого и не знали!

— Не злись, Конан. Я просто пытаюсь размышлять.

Мэгил примирительно взял его за руку. Киммериец посмотрел в глаза Акаяме и тот кивнул.

— Ладно, хоть кто-то что-то пытается сделать! — Он бросил в рот финик и замер, словно пораженный внезапной догадкой.— Слушай,— обратился он к жрецу,— может, это и не так плохо, что их двое?

— Что ты имеешь в виду? — не понял его Мэгил.

— А ведь он прав,— кивнул Зул, соглашаясь с невысказанной другом мыслью.

— Клянусь ядовитыми клыками Сета, мы стравим этих ублюдков!

— Верно! — обрадовался Мэгил.— Каждый выигранный день может оказаться решающим! Вот только как это сделать?! — Жрец с надеждой посмотрел на Конана и протянул ему финик.— На-ка съешь, может, еще чего придумаешь.

Конан принялся задумчиво жевать, и внезапно его разобрал смех. Он начал смеяться и, подавившись, закашлялся. Зул хлопнул его по спине, и косточка, вылетев, угодила прямо в горшок для костей, стоявший в углу. В горшок для сливовых косточек. Киммериец вспомнил Лисенка, и его разобрала злость, но он подавил ее.

Он выпил вина, протянутого Зулом, и, вытерев слезящиеся глаза, обернулся к Мэгилу:

— Не могу есть ничего, кроме мяса — сам видишь.— Он еще раз глотнул из кубка.— Помнишь, ты предложил увезти Мелию?

Жрец кивнул:

— Это было бы лучшим выходом.

— Верно,— подтвердил киммериец,— но они и слушать об этом не захотели. Утром я предложил им сделать вид, что Мелия уехала, и они согласились.

— Совсем неплохо, — кивнул Тушка. — Погоня за несуществующей беглянкой может отнять у них несколько дней.

— Нет,— Конан махнул рукой.— Про это можно забыть.

— Почему? — удивился Зул.— Идея совсем неплоха.

— Предлагая это, я забыл о том, что в доме есть предатель, и, клянусь Белом, теперь об этой идее можно забыть!

— Да, — покачал головой Мэгил, — как говорят немедийцы — «это не ест корошо». Кто же это?

— Не знаю.— Конан равнодушно пожал плечами и глотнул вина — в горле все еще першило.— Это может быть Сурия — ее купили недавно.

— Вряд ли,— поморщился жрец.— Слишком хитер должен был оказаться Хараг, чтобы загодя подослать в дом шпионку, да еще таким сложным способом.

— Верно.— Киммериец кивнул.— Проще подкупить или запугать кого-то из домашних. В одном я уверен — этот человек не пришел вместе с Тефилусом.

— Откуда ты знаешь? А ты уверен, что предатель вообще есть? — одновременно спросили Зул и Тушка.

Конан кивнул и бросил на стол смятую бумажку.

— Что это?

Все трое склонились над листком.

— План дома с кладовками, погребами, стенными шкафами — всем тем, о чем могут знать только свои.

— М-да,— Мэгил запустил пятерню в шевелюру,— и где это нашлось?

— В кармане жреца, которого я захватил в первую ночь.

— Плохо дело.— Мэгил помрачнел.— Это значит, что если в доме будет идти какая-то подготовка, то Xapaг c Рамсисом тут же узнают об этом?

— Не забывай, что кто-то должен будет покинуть дом и сообщить им.

— Все равно тайну долго не сохранить.

Киммериец пожал плечами:

— Это верно.

— Что ты предлагаешь?

— Вы все подготовите,— он посмотрел на друзей,— и когда мы отобьем ночное нападение, Зул на карете подведет к воротам, и я вынесу связанную Сурию. Вы проедете мимо храма Затха и подержите ее в укромном месте, пока все не утихнет.

— Вы сумеете отбиться? — с беспокойством посмотрел на приятеля Акаяма.— Судя по тому, что сказал копейщик, они приготовили нечто серьезное.

— Сумеем! — ночной бой мало волновал киммерийца, но он опять вспомнил разбитое лицо мальчика и сжал кулаки. — Но придется почтенному Тефилусу браться за дело! Пусть поднимает свою сотню и ставит хоть по человеку у каждого окна!

— А ты уверен, что девушка согласится? — гнул свое Мэгил.

— Кром! Никто не собирается спрашивать ее об этом. Кстати, вам придется держать ее взаперти, на случай, если предавала она.— Северянин нацелился пальцем в Акаяму.— Подумай об этом.

— Будет ли прок? — с сомнением покачал головой Зул.— Как жрецы узнают о нашей шутке?

— Об этом не беспокойся,— усмехнулся Конан,— за домом следят. Кстати, если доносительница — Сурия, мы избавимся от шпионки.

— А если нет,— тут же возразил Тушка,— паучьи прихвостни утром узнают, что Мелия никуда не пропала, и проку от всей затеи не будет никакого.

— Я спрячу ее, — успокоил друга киммериец. — За домом есть флигель, в котором я обосновался. Укрою ее там.

— Со вкусом придумано,— ехидно ухмыльнулся Мэгил.— Кажется, это называется сочетать приятное с полезным?


Загрузка...