Пленница генерала драконов (СИ)

12. Её игра

Райгон.

Ужинал один. Аурэлия не пришла. Ожидаемо. Передала через дворецкого, что не голодная.

— Возможно, мне следует приказать девчонке, чтобы спустилась, мой господин? — низко кланяясь, шипит Жакар.

— Возможно, тебе следует заткнуться и не лезть не в своё дело? — не задумываясь, обрываю его неуместное рвение.

— Простите, господин генерал, — кланяется ещё ниже. — Виноват.

Молча опрокидываю в себя третью рюмку рраниса. Вязкий мятный привкус обволакивает язык, по телу бежит тепло.

— Пойди прочь, — глухо приказываю, вращая в пальцах хрупкую рюмку.

Оставшись один в полутёмном обеденном зале, жмурюсь изо всех сил и больно сдавливаю переносицу. Проклятье.

Всё зашло слишком далеко. Но и назад не повернуть.

Усмехаюсь невесело, вспомнив, когда именно меня прихлопнуло осознанием. Хорошенько так прихлопнуло.

Когда она сбежала. Пока слушал перепуганного трясущегося Жакара, с трудом сдержался, чтобы не спалить его драконьим огнём прямо на башне, к гаргульей срани.

Все внутренности стянуло железной шипастой проволокой. Единственное, что удержало — понимание, что надо найти её, как можно скорее, и не тратить время попусту. И не дай Драконий Бог, с ней что-то стряслось — об этом даже думать было невыносимо.

Въелась под кожу, протекла в мозг, пропитала кровь собою. Насквозь. И не выдрать мысли о ней, разве что только с самим собой.

Ненавидел себя за это. Потому что — человечка! Рабыня. Такой, как она, никогда не стоять рядом с драконом.

Когда всё это началось? Сейчас и не скажешь. Чувство такое, что это было всегда. С тех самых пор, как она у нас появилась.

Думал, армия излечит. Думал, годы вдали от дома помогут. Срань там!

Стало только хуже.

Опрокидываю в рот очередную стопку мятного рраниса и вспоминаю тот день, когда вернулся после вести о смерти отца.

Не признавался даже себе — когда летел в замок, много сильнее, чем отца, хотел увидеть — её. Путающийся под ногами дворецкий лишь раздражал, когда я быстрым шагом шёл с башни вниз. Скорее, скорее. Но одна новость заставила застыть на месте, как вкопанного:

— Госпожа Аурэлия покидает нас, должно быть, уже уехала.

— То есть, как это? — в голосе лёд, а внутри жарким огнём разгорается паника.

— Лорд Роквуд, да упокоит Драконий Бог его душу, освободил её, и она…

— Кто ещё знает?

Жакар пучит глаза и заикается:

— Я, ггосподин ггенерал.

— И всё? — поднимаю бровь. — Считай, этого не было. Её рабские браслеты. Где они?

— В ккабинете, — заикается и заглядывает в лицо.

— Закрыть ворота сейчас же, из замка никого не выпускать. Моя рабыня никуда не едет.

Сухое, будто мятый пергамент, лицо дворецкого, меняется на глазах, освещаясь пониманием:

— Конечно, господин генерал, — кивает с готовностью. — Всякая рабыня должна знать своё место. Даже та, что привыкла к господским покоям.

От последней двусмысленной фразы всё внутри закипает. Неужели, и правда — Аурэлия спала с отцом? Что ж, тем хуже для неё.

— Распорядись насчёт ворот, — цежу сквозь зубы и сворачиваю к кабинету.

С той самой минуты, как увидел её, понял: не отпущу. Никогда. Никуда. И не отдам. Никому.

Завладеть ей полностью, подчинить, сделать своей стало навязчивой идеей. Но Аурэлия не помогала. Наоборот, такое чувство, что задалась целью бесить и вызверять всякий раз.

Она явно не понимала, с каким играла огнём, когда флиртовала с Лингерли, когда предлагала себя в обмен на свободу, когда тёрлась о меня в темноте ритуального зала. И так хотелось в тот миг поверить в желаемое… Что она смирилась, уступила, передумала.

А в ответ — ледяным душем её возмущённый визг и то, как с отвращением вытерла рот! Будто её касался грязный попрошайка с рынка!

Вся нежность к хрупкой девочке, которую заботливо хранил где-то глубоко, оказалась вмиг сметена. Глаза застлала кровавая пелена: подчинить, заставить, завладеть во что бы то ни стало!

Любой ценой.

Не хочет — привыкнет. Не любит — полюбит.

После того, как сделаю её своей, у неё просто не останется выбора.

А у меня его и так давно нет. Детские игры закончились, теперь всё будет по-взрослому. Я это понимаю, пора и Аурэлии понять.

Намеренно дал ей время до завтра: свыкнуться с мыслью, принять новую реальность, сделать это добровольно. Должна оценить и принять с благодарностью и смирением. Именно так всё и будет. В тот момент я искренне в это верил. Глупец.

Следующим утром после завтрака первым же делом иду к ней. Громкий стук, поворот ключа, открываю дверь.

Аурэлия в светло-розовом воздушном платье стоит у окна, обхватив себя за плечи. Хрупкая, изящная и такая невинная. Раздражённо отгоняю лишние мысли. На звук моих шагов даже не поворачивает головы. Её золотистые волосы собраны в хвост и открывают тонкую шею.

— Я улетаю по делам, — говорю её ровной прямой спине, обтянутой тканью, а у самого перед глазами обнажённая кожа, которой касался совсем недавно.

От слишком смелых воспоминаний в штанах становится тесно. Кончики пальцев начинает покалывать. Сжимаю руку в кулак:

— Вернусь вечером. Ты придёшь ко мне в девять. Всё поняла?

Оборачивается, а у меня дух захватывает от одного только взгляда на неё. Королевская осанка, наклон головы — с виду никогда не подумаешь, что перед тобой рабыня. Знатная драконица, не меньше.

Усмехаюсь про себя — ну да, как же. Хотяяя… Драконица, человечка, рабыня — какая разница? Любая нужна. Потому что моя.

— Как будет угодно господину, — с недоумением смотрю, как она склоняет голову в низком поклоне-приседании.

Это её странное поведение слегка выбивает из колеи. Нервно дёргаю плечом, разворачиваюсь и иду к выходу. Уже у двери замечаю кое-что странное:

— Где феникс? — киваю на пустую клетку.

— Господин приказал вернуть птицу, и я это сделала, — отвечает ровным голосом, глядя в пол пустым взглядом.

Проклятье! Намеренно бесит!

Не смотрит в глаза. Прищуриваюсь: ладно же, этой ночью тебе придётся смотреть на меня. Всю долгую ночь. Я возьму всё: и взгляды, и вздохи, и стоны. Всё будет моим.

Вернувшись вечером в замок, долго стою на самом краю башни, глядя на звёздное небо. Говорят, что далёкие звёзды — это души наших предков, и они наблюдают за нами.

Наверное, где-то там, в бесконечности, среди вечности есть ответы на все вопросы. Наверное, там нет соблазнов, вожделения, зависти и зла. Наверное, там много проще.

Но мы не там.

Мы здесь, на бренной земле, среди мелких страстей, низких поступков и похоти. Легко быть благородным и правильным в спокойном равнодушии. Легко хладнокровно крошить гаргулий, с холодной головой просчитывать тактику боя и разгром противника.

Легко сжать зубы и терпеть, когда сквозь плоть проходит холодная сталь или когти красных драконов, с которыми у нас вечная война, и мира никогда не будет.

О, всё это легко.

Много легче, чем то, что приходится разгребать сейчас с Аурэлией.

Прикрываю глаза и выдыхаю весь воздух. Ночной тёплый ветерок треплет волосы. Пахнет лесом. Где-то в лесу ухает филин и кричит хищная птица.

Когда всё началось? Давно. Память стремительно отматывает дни назад, в беззаботное детство.

Аурэлии и Вайету по восемь, мне одиннадцать.

Отец активно взялся за воспитание Аурэлии и старательно лепит из неё леди. Красивые платья, причёски, уроки танцев, истории, арифметики, игры на арфе.

Она словно куколка. Безупречная. Идеальная. Всеми любимая и любящая в ответ тоже всех. Кроме меня. Откуда знал? Просто знал.

Она всегда смотрела на меня как на табуретку, стол или дворового пса. Хотя нет, пожалуй, даже на пса она смотрела с большим интересом, а иногда даже подкармливала его и трепала за ухом. Совсем другое дело — Лингерли.

Как сейчас помню тот день, когда пробрался к ней в комнату, позвать сбегать тайком за ульдеей, пока у отца гости и ему не до нас. А там они с белым драконишкой. Строят замок из кубиков, играют вязаным зайцем и куклой в принцессу и принца и мило щебечут. Семья у них, видите ли. Любовь.

Аурэлия кривит губки и отмахивается от меня, никуда она не пойдёт, она будет играть с Вайетом. И вообще, у них скоро детки появятся — крашенные деревянные фигурки медведя, волка и зайца.

Разнёс к гаргульей срани весь замок, а принцу-зайцу оторвал башку. Сквозь летящие по всей комнате хлопья белой ваты наблюдал, как Лингерли трусливо жмётся за кровать, пока мы с Аурэлией дерёмся до царапин и крови. Конечно, когда прибежали взрослые, мне влетело.

«Ненавижу тебя! Ненавижу! Отстань от меня! Не приходи никогда! Хочу жить с Вайетом, хочу, чтобы он был вместо тебя! А ты пошёл прочь! Ненавижу!»

Её визг, бьющееся в истерике тельце, которое с трудом удерживал отец, взлохмаченные волосы, лицо в разводах слёз долго стояли в ушах и перед глазами.

После того случая на смену хрупкой дружбе пришла холодная ненависть, которая с годами только росла и крепла.

Я всякий раз указывал человечке на её место и старался задеть.

Аурэлия была умнее: она меня игнорировала. Прекрасно знала, как меня это бесит. Как из-за этого злится на меня отец и как жалеет её. А может быть, ей действительно было всё равно — теперь я легко в это верю.

И чем больше она меня не замечала, тем обиднее становились мои нападки — чтобы заметила.

Её детская влюблённость в ссыкуна Лингерли люто бесила.

Человечка. Рабыня. Недостойная всего, что у неё есть. Возомнившая о себе слишком много, которой давно пора знать своё место. А её место — в пыли у ног дракона. Повторял себе это из раза в раз, чтобы не сойти с ума от сжирающей изнутри ревности и злости. Повторял до тех пор, пока сам в это не поверил. И вот тогда жить стало легче.

Ненавидеть оказалось много проще, чем любить. И не стараться понравиться.

Ещё здорово помогли военная академия и служба в армии. Они неплохо отвлекали, помогали не думать, не вспоминать. С полной отдачей крошить гаргулий и красных драконов, выстраивать хитроумные военные кампании и дерзкие вылазки.

И быстро продвигаться наверх в военной карьере. Доказывать себе и всем вокруг, что это я — лучший. Я! А не какой-то белый ссыкун и дохляк.

И всё это работало, ровно до того момента, когда не появилась реальная опасность — потерять её навсегда.

И вот теперь ненависть бесполезна. Казалось бы, теперь-то и нужна любовь. Вот только, как выяснилось, для неё уже слишком поздно.

И мы снова в замкнутом круге, из которого не выбраться.

Она никогда не полюбит. А я никогда не отпущу. И мы возвращаемся к тому, с чего начали.

Если Аурэлия не хочет быть со мной добровольно — я привяжу её силой. Брачные узы крепче рабских браслетов.

Убираю руку в нагрудный карман и достаю маленькую деревянную коробочку, которая кажется игрушечной в моих руках. Крышка с лёгким щелчком откидывается наверх. Внутри фамильный перстень из лунного золота с крупным чёрным бриллиантом в окружении прозрачных, как слеза, бриллиантов поменьше.

После смерти матери он хранился в сокровищнице горных гномов — самом надёжном месте во всей империи. И вот сегодня я забрал его.

Я не стану просить её руки, потому что знаю заранее: откажет. Я просто надену ей это кольцо после того, как всё случится. Брачная церемония будет простой формальностью. У Аурэлии не будет выбора.

Да, неправильно. Криво. Наоборот. Но лучше так, чем навсегда её потерять.

Прячу кольцо, разминаю шею, разворачиваюсь и быстрым шагом иду к лестнице вниз.

Ужинаю снова один, быстро и не чувствуя вкуса еды. Отбрасываю салфетку и встаю из-за стола. Быстрым шагом, перепрыгивая через две ступени, поднимаюсь наверх, в свою комнату.

Тёплая ванна после долгого полёта — то, что целитель прописал. Расслабляет и помогает поймать нужный настрой.

Малейшие сомнения в правильности задуманного исчезают, стоит закрыть глаза и представить Аурэлию. Яркие образы встают перед глазами, словно наяву. Сочные ягодные губы, манящие и мягкие. Нежная кожа бедра, аккуратная грудь, которую видел лишь мельком, когда лечил её спину. И та картинка с тех пор не даёт покоя.

Хочется ощутить её в своей ладони. Заранее уверен — ляжет в неё идеально, потому что для неё и создана.

Одуряющий цветочный аромат, мягкое мерцание плеч, шёлковые волосы.

Сжимаю руку в кулак, борясь с желанием немедленно пропустить их сквозь пальцы.

Разве есть другой путь для меня и для неё? Нет. А значит, всё правильно.

После ванны натягиваю чёрные брюки, белую рубашку оставляю расстёгнутой на груди.

Опускаюсь в кресло, ещё раз щёлкаю крышкой с фамильным кольцом, передающимся женщинам рода Роквуд. Прячу его в карман брюк. Жду.

В четверть десятого отталкиваюсь ладонями от подлокотников кресла и иду к выходу.

Даже в таком простом приказе Аурэлии надо меня разозлить. Хотя, казалось бы, что сложного? Прийти ровно в девять.

Ну, что ж. Если человечка не идёт к дракону, значит, дракон пойдёт к человечке. Главное — не злиться, хотя бы сегодня. Особенно сегодня. Вот только девчонка в этом не помогает.

В коридорах замка пустынно и тихо. Даже удивительно, куда все запропастились. Ни горничных, ни вездесущего Жакара.

Останавливаюсь перед знакомой дверью. Никогда так не волновался, даже перед самым важным боем.

Проклятье, хватит уже. Сколько можно!

Надавливаю на дверную ручку и распахиваю дверь. Застываю на пороге, готовый ко всему.

Но не к тому, что вижу.

Внутри полумрак.

Аурэлия в розовом лёгком платье из тонкой ткани и накидке. Скорее раздета, чем одета, потому что её наряд больше показывает, чем скрывает. По крайней мере, я вижу абсолютно всё.

Приближаюсь и останавливаюсь. Нас разделяет низкий чайный стол. Убираю руки в карманы брюк. Смотрю в сторону и цежу сквозь зубы:

— Надеюсь, при дворецком ты не ходишь в подобном виде?

Потому что я готов выколоть глаза любому, кто увидит то, что вижу сейчас сам.

— Разумеется, нет, Райгон, — тихим смущённым голосом. — Только перед тобой одним.

Хмурюсь ещё больше, когда замечаю дальнюю часть комнаты. Всего парочка крохотных круглых светильников на прикроватной тумбочке дают разглядеть расправленную постель, усыпанную красными лепестками драконфлоса. Втягиваю носом их сладковато-шипровый аромат.

Всю злость как рукой снимает: она не думала сопротивляться. Она просто хотела, чтобы всё случилось на её ммм… территории. И даже, выходит, готовилась?

Где-то в груди чувствительно жмёт, потому что я не знаю, как вести себя с этой новой Аурэлией — покорной и тихой. Я растерян.

На чайном столике внизу блюдо с разделанным пьёрпулом, чьи светло-жёлтые зернистые дольки с чёрными крапинками покоятся на чешуйчатой фиолетовой кожуре и полная миска красных ягод ульдеи — нашей с ней ульдеи.

Смотрю на Аурэлию хмуро и исподлобья, ищу подвох. И… не нахожу.

Быстрый взмах ресниц, она наклоняется вниз, чтобы взять два полных бокала.

Жадно слежу за полоской ткани у неё на груди, которая отгибается, открывая взгляду больше, чем нужно. Нервно сглатываю, и резко поднимаю голову, чтобы тут же встретиться с её голубыми глазами.

Непривычно мягкими и добрыми. Ни следа былой ярости, злости и летящих в меня проклятий.

Улыбается смущённо и нежно, медленно и неторопливо обходит столик, удерживая в руках два бокала, наполненных до краёв бордовой жидкостью.

Приближается ко мне вплотную, почти касаясь проступающей под тонкой тканью платья грудью ткани моей рубашки.

Наклоняет голову набок и протягивает мне один из бокалов:

— Выпьем за нас.

Не сводя с неё пристального взгляда, принимаю бокал. Аурэлия улыбается уголками губ. Сколько раз мечтал я видеть эту её улыбку: мягкую, нежную, обещающую.

Не разрывая зрительный контакт, делаю несколько больших глотков в безнадёжной попытке прогнать во рту сухость волнения. Замечаю, как при этом нервно дёргается уголок рта Аурэлии. Списываю это на её волнение перед близостью.

Она прячет улыбку в бокале, чуть отпивает и снова поднимает глаза. Делает жест рукой в сторону диванчика:

— Присядем? Я бы хотела, — облизывает губы, и снова эта нервная улыбка. — Немного поговорить, настроиться, перед тем, как… в общем, ты понял.

— Можно, — киваю в ответ и первым иду к дивану.

Когда она покорна и ласкова, и мнётся в руках, будто послушный воск, совсем не хочется быть с ней грубым. Хочется дать ей всё, что попросит, и даже больше.

Возвращаю бокал на столик и опускаюсь на мягкий диван. Мигом вязну в пухлых подушках. Раскидываю руки в обе стороны поверх спинки, занимая собой большую часть дивана.

Аурэлия с тихим стуком ставит бокал на столик и садится на самый краешек дивана. Её спина выпрямлена и напряжена, ладони сложены на колени. Она вся словно натянутая струна арфы.

Хочется немедленно коснуться её. Нежно провести ладонью по позвонкам. Борюсь с этим желанием и побеждаю. Сижу неподвижно и просто внимательно за ней наблюдаю.

Аурэлия, будто решившись на что-то, поворачивает голову. Снова эта непривычная дёрганная улыбка, так ей несвойственная. Подозрительно прищуриваюсь, но развить мысль не успеваю.

— Почему ты хочешь этого? — её вопрос повисает в воздухе.

Не спешу отвечать. Поднимаю и опускаю подбородок, обдумывая, как следует, что лучше сказать. Уж точно не правду, чтобы не подняла на смех и всё не испортила. Лучше придерживаться проверенной тактики. Заодно и прощупать всю глубину её смирения, проверить его на прочность, убедиться, что весь этот спектакль — подлинный, а не какая-то её хитровыдуманная игра.

— Почему бы и нет? — небрежно пожимаю плечами. — Я мужчина, ты женщина. Хочу тебя.

— И это всё? — шепчет недоверчиво.

— Да, — отвечаю не задумываясь.

Кивает и выдыхает, будто с облегчением. Тянется к своему бокалу. Глядя на меня, делает глоток. Провожаю взглядом её тоненькую ручку, возвращающую бокал на место.

— Какой-то скучный у нас разговор, не находишь? — усмехаюсь и вытягиваю шею, рассматривая кровать.

Аурэлия вмиг оказывается рядом. Подаётся вперёд, прижимаясь, кладёт прохладные ладони мне на грудь и заглядывает в глаза:

— А что дальше, Райгон?

— В каком смысле?

Хмурюсь в ответ. Её близость, запах её кожи и дыхания, напрочь сносят крышу. С трудом слежу за нитью разговора. Держу себя в руках, чтобы не наброситься на неё прямо сейчас, не подмять её под себя прямо тут, на диване…

— Ты меня отпустишь? Пусть не сразу, а позже, когда надоем? Ведь да?

Опять она за своё! Опять эти её глупые вопросы! Как же бесит! Как до сих пор не поняла?!

— Нет! — рявкаю ей прямо в губы, останавливаясь в сантиметре от них. — Я не отпущу тебя никогда, Аурэлия. Чем раньше ты с этим смиришься, тем лучше.

Она напрягается, замирает. Чувствую, как стучит её маленькое сердечко. Чувствую, как меняется её запах, когда её тело бросает в жар. В воздухе пахнет испугом, безнадёжностью и… злостью? Неужели?

Внимательно за ней наблюдаю, готовый уловить малейшие изменения на её лице. Крупицы эмоций, которые подскажут, что у неё на душе на самом деле. Но огонь, на мгновение вспыхнувший в голубых глазах, мигом потушен.

— Но как же так, Райгон? — шепчет она, доверчиво хлопая ресницами и прижимаясь ещё сильнее.

Жар её тела, её бедро, касающееся моего бедра, напряжённые вершинки груди, трущиеся о мою грудь сквозь тонкую ткань её розовой тряпки и моей рубашки, туманят мозг хлеще мятного рраниса.

Сжимаю и разжимаю пальцы рук, по-прежнему раскинутых в стороны. Проклятье. Знала бы она, что у меня сейчас треснут штаны — не жалась бы столь опасно и откровенно.

— Как же так? — ведёт подушечками пальцев по моей груди, ставшей каменной от внутреннего напряжения. — Что я буду здесь делать, когда у тебя появится жена, дети или другие женщины?

Что, мать твою? Готов расхохотаться от подобной нелепицы. Но вряд ли такой ответ устроит Аурэлию.

— Не появятся, — припечатываю её одной фразой.

Аурэлия открывает было рот, но тут же его закрывает. Наверное, видит что-то в моём взгляде. Что-то такое, что даёт ей понять, что я не шучу.

На всякий случай решаю прояснить всё раз и навсегда:

— У меня больше не будет других женщин. А у тебя не будет других мужчин. Никогда, Аурэлия. Слово дракона. Запомни это хорошо и смирись.

Её глаза расширяются в ужасе или страхе — мне уже надоело играть с ней в гляделки. И глупая болтовня мне надоела тоже.

Откидываю затылок на спинку дивана и прикрываю глаза. По телу разливается приятная расслабленность. Так, ну, всё.

Открываю глаза, чтобы встать и заняться уже тем, зачем пришёл. У Аурэлии опять бокалы в руках:

— Выпьем ещё, — она улыбается, но глаза подозрительно бегают.

— Я не хочу, и тебе не советую, — мотаю головой и тянусь к её лицу.

Провожу костяшками пальцев по её щеке. На удивление, Аурэлия не отшатывается. Наоборот, улыбается и трётся щекой о мою руку, принимая ласку.

— Но мне хочется, Райгон, — смотрит на меня влажным взглядом, в котором обещание, просьба, предвкушение. — Пойми, мне страшно, ведь у меня это в первый раз.

Проклятый ублюдок Жакар! Выходит, он всё лгал насчёт Аурэлии и отца! Скормлю гаргульям подлую мразь!

Шумно вдыхаю. А вот Аурэлия не лжёт — вижу по глазам. Да и какой ей смысл лгать, если я узнаю правду прямо сейчас?

— Хорошо, что сказала, — медленно киваю, машинально принимая из её рук бокал.

— За нас, — с тихим звоном бокал Аурэлии ударяется о мой, после чего она улыбается и делает глоток.

Смотрю на неё и отпиваю тоже. Возвращаю бокал на стол.

— Всё, иди ко мне, — раскрываю объятия, чтобы принять её, успокоить, целовать каждый сантиметр, заверить, что буду осторожен, как с самой большой драгоценностью.

Но Аурэлия подаётся назад, а затем и вовсе резко отодвигается на другой край дивана. Натыкаюсь на её расширенные в ужасе глаза. Опять то же самое! Да что с ней не так? Ведь всё было норма… нормлно…

Язык не слушается, во рту горчит. Откуда горечь? И металлический привкус… Догадка молнией проносится в уплывающем сознании… Она подсыпала что-то…

Глаза закрываются, перед внутренним взором — рвущийся на свободу дракон. Глаза в глаза с ним. Он чувствует, как слабеет человек, и как наша добыча, наша женщина ускользает. Беснуется и изо всех сил рвётся на свободу.

Пытаюсь встать на ноги, но стены плывут, а потолок будто рушится вниз. Падаю на колени, задевая рукой блюдо с фруктами и бокалы. Звон бьющегося стекла, бордовые капли на розовом ворсе ковра. Упираюсь ладонью в мягкий ковёр и роняю голову вниз.

Смотрю на предплечье и замечаю, как под тонкой тканью рубашки проходит судорога и проступают чёрные стальные чешуйки. Ногти заостряются и растут. Частичная трансформация — это плохо, очень плохо.

Человек слабеет быстрее, чем зверь. Совсем скоро я не смогу его контролировать. Счёт идёт на секунды.

С запредельным усилием поднимаю голову. Последнее, что вижу: пятящуюся назад Аурэлию с распахнутыми в ужасе глазами, её ладони прижаты ко рту.

Глупая, что ты наделала?

— Бе-ги, — хриплю еле слышно, прежде чем окончательно провалиться во тьму.

Аурэлия, днём ранее.

После унизительного ультиматума Райгона убегаю к себе наверх. Меряю шагами комнату, топаю ногами, рву волосы на голове, пытаясь найти выход.

Я так и знала, что он уничтожит меня, рано или поздно, и вот этот день настал. Вернее, настанет завтра. Если я ничего не сделаю.

Зачем ему это? Решил опустить меня до наложницы! Но если Вайет узнает… Нельзя! Нельзя, чтобы Райгон меня касался. Потому что после этого Вайет уже никогда на меня не посмотрит… Безумие!

В комнате полутьма. Окно распахнуто настежь. Холодный ночной воздух надувает белоснежные занавески как паруса и гуляет по комнате, словно хозяин. Пахнет ночной прохладой и лесом. Вдали ухает филин. Мои ладони ледяные, а щёки горят лихорадочным огнём.

Замираю рядом с клеткой Харса. Падаю перед ней на колени, обнимаю прохладные гладкие позолоченные прутья, прислоняюсь к ним лбом, закрываю глаза. Слёзы катятся по щекам.

Отдаться Райгону и погибнуть. Или довериться Вайету и спастись.

Почему я до сих пор не рассказала ему? Единственному близкому человеку. Единственному, кто всегда относился ко мне с пониманием и теплом. Да потому что Райгон меня запугал, будь он неладен! А я поверила! Дура!

Выход есть! Он на поверхности, всегда там был! Давно надо было это сделать!

Сердито шмыгаю носом, вытираю насухо щёки. Поднимаюсь на ноги и подхожу к туалетному столику. Уверенным движением щёлкаю выдвижным ящиком, достаю шершавый лист пергамента, гладкую чернильницу, перо.

Вздрагиваю от стука в дверь. Пока та открывается, спешно прячу письменные принадлежности. Секунда — и я у двери.

— Госпожа Аурэлия, — поджав губы, цедит Жакар, глядя мне за спину. — Ужин подан.

Надо же, я опять «госпожа»?! Какой неожиданный взлёт!

— Я не голодна, — отвечаю поспешно. — Оставь меня!

— Но господин генерал…

— Будет недоволен, увы и ах! — кривляюсь, передразнивая его. — Ничего, переживёт! Всё, пойди прочь!

Иду на него грудью, буквально выталкивая из комнаты, после чего закрываю дверь. Прислушиваюсь к его удаляющимся шагам. Хмурюсь: я не слышала звука поворачивающегося в замке ключа.

Неужели, прислужник Райгона забыл меня запереть? Выждав ещё некоторое время, поворачиваю дверную ручку: и точно! Дверь не заперта! Хм.

Возвращаюсь за туалетный столик. Снова достаю пергамент, чернильницу и перо.

Пишу кратко, сосредоточенно и быстро. Главное — успеть.

— Харс, малыш, — почёсываю грудку феникса после того, как привязала к его лапке клочок пергамента. — Мне нужна твоя помощь. Лети к своему хозяину, прошу, найди его как можно скорее!

Открываю дверцу клетки, подставляю предплечье, на которое перебирается птица. Несу феникса к распахнутому настежь окну, за которым осенняя ветреная ночь — не самое удачное время для полёта, но ждать нельзя.

Подставляю свой лоб, Харс трётся о него хохлатой головкой, понимающе курлыкает. Чувствуя тяжесть тела феникса, выставляю руку за окно, слегка подбрасываю птицу и чувствую, как когти феникса отрываются от моего предплечья. Вот и всё. Дело сделано.

Тесса приносит ужин. Жую что-то, не чувствуя вкуса и запаха пищи. Думаю лишь о письме и о том, как Вайет отнесётся к моей просьбе. Вот только чтобы осуществить задуманное, одного письма мало.

Думай, Аурэлия, думай! До глубокой ночи меряю шагами комнату, после чего беру в руки настольный канделябр и выскальзываю в тёмный коридор.

Ступая осторожно и тихо, крадусь к лестнице для слуг. Свет канделябра не способен прогнать кромешную тьму, в которую погружён спящий замок. Но я знаю его как свои пять пальцев и ориентируюсь без труда.

Едва дыша и молясь, чтобы не скрипнула ни одна ступенька, спускаюсь на первый этаж. Вдруг мне чудятся шаги в дальнем углу коридора. Вжимаюсь спиной в стену. Не дышу. Показалось?

В несколько шагов преодолеваю оставшееся расстояние и нажимаю прохладную дверную ручку. Едва не плачу от счастья: Драконий Бог, как же мне повезло! Не заперто!

Проскальзываю внутрь, тихонько прикрываю за собой дверь, прислоняюсь к ней спиной, и только после этого с облегчением выдыхаю. Пляшущий тусклый свет канделябра выхватывает из темноты массивный рабочий стол, пустое кожаное кресло, аккуратную стопку листов пергамента на краю стола, перьевые ручки в подставке. Пахнет чернилами и воском.

Это кабинет старого лорда.

Делаю несколько шагов, ставлю увесистый канделябр на середину стола. В памяти тут же встают привычные сцены: вот старый лорд сгорбился нал листом пергамента и что-то старательно пишет, а я, будучи ещё малышкой, забираюсь к нему на колени, мешаю. И вместо того, чтобы отругать меня, он лишь треплет по голове, откладывает свой лист и даёт мне чистый — рисовать.

Его глаза в окружении сети глубоких морщинок лучатся бескрайней добротой, теплом и любовью.

От горьких воспоминаний в носу начинает щипать.

Моргаю несколько раз: всё в прошлом. Старого лорда, моего защитника, больше нет. Как нет и смысла ворошить давно ушедшее, у кабинета сейчас новый хозяин. При одной только мысли о Райгоне меня захлёстывает дикая злость.

Решительно обхожу стол, опускаюсь на колени. Открываю и закрываю, один за другим, несколько ящиков. Я должна найти замковую книгу! Не может быть, чтобы Райгон её уничтожил, она слишком ценная. Важнейший документ, в который вносятся все важные события, случившиеся в округе. В ней должна быть и запись о моём освобождении!

Вот она! Обнаружена в нижнем ящике! Тяжеленный талмуд с пыльной тёмно-зелёной обложкой. С глухим хлопком водружаю книгу на стол, пододвигаю канделябр, склоняюсь над ней. Сдуваю слой пыли с обложки и принимаюсь старательно перелистывать страницы.

Старательно слюнявлю палец, слышен лишь шелест страниц, да потрескивание фитиля в свече.

Спустя час тщетных поисков я готова реветь в голос от разочарования. Указано, сколько лошадей мы приобрели, сколько пшеницы собрали, сколько младенцев родилось в деревне за месяц, и даже покупка нового обеденного сервиза — отражены!

А обо мне ни слова! Обо мне и моей свободе — ничего! Словно меня здесь никогда не было!

Не знаю, сколько времени я сижу на полу позади письменного стола старого лорда, уронив голову на согнутые в локтях руки и жалея себя. Проклятые рабские браслеты давят на запястья, лоб и виски. Намеренно ударяюсь о них головой, словно наказывая себя. Как же я их ненавижу! Как мечтаю их снять!

Райгон никогда не позволит мне этого сделать. Единственный способ снять рабские браслеты, не получив на то добрую волю господина — его кровь. Вот только добровольно дракон её тоже не отдаст. А если не… добровольно?

Замираю, оглушённая этой мыслью. На что я готова пойти ради свободы и Вайета? В слепой жажде мести Райгону за все мои унижения, прошлые, настоящие и будущие?

Ответ ужасает. Я погружена в свои мысли и не замечаю, что уже не одна в кабинете.

Вздрагиваю и подскакиваю на месте, когда на плечо ложится чужая рука. С ужасом оборачиваюсь.

— Фосия! — выдыхаю, рассмотрев морщинистое бледное лицо кухарки в тусклом отблеске свечи, которую та держит в руке. — Напугала меня!

— А я думаю, кто здесь скребётся! Думаю, не ровен час, крысы завелись! — шепчет в ответ она. — Господин давно наверх поднялся, остальные спят, только я припозднилась, пока настойку процеживала. Ты что здесь забыла-то?

— Лучше не спрашивай, — мотаю головой и роняю её обратно на руки.

Слёзы снова просятся наружу. Тем более благодарный слушатель под рукой, кому можно пожаловаться и знать, что поймёт и поддержит. Жаль только, ничем не поможет.

— Да что случилось-то? — слышу испуганный шёпот.

— Всё кончено, Фосия, — шмыгаю носом, глотая солёные слёзы. — Я не хочу завтра просыпаться.

— Да что это! Скажи толком, а не загадками! — слышу сверху её перепуганный шёпот.

— Райгон приказывает стать его наложницей, — поднимаю заплаканное лицо и смотрю на кухарку сквозь мутную пелену. — Приказал завтра прийти к нему и раздвинуть ноги!

— Батюшки! — охает Фосия. — Какая гаргулья его укусила?

— Я не знаю, — качаю головой. — Только знаю, что никогда мне не снять проклятые браслеты и никогда не видеть больше Вайета. После того, что случится…

Снова захлёбываюсь в рыданиях.

— Делаа, — озадаченно тянет Фосия.

Чувствую её мягкие морщинистые пальцы у себя в волосах. Тихо потрескивает и шипит свеча в канделябре. Пахнет деревом, к которому я прислонена спиной. Во рту солёно, глаза пощипывает от слёз.

— Разве всё так плохо? — вздыхает Фосия. — Райгон хороший человек, он даст тебе защиту и не обидит…

— Не обидит? — взвиваюсь я. — Не обидит? Шутишь, что ли? Кто бросил меня в темницу, будто грязную нищенку? Кто нацепил мне, свободному человеку, эти рабские браслеты? — потрясаю в воздухе своими запястьями с металлическими железяками. — Кто держит меня в комнате, как собаку в конуре? Разве хороший человек так поступает? Опомнись! Не обидит! Скажешь тоже! Да он только это и делает! Он живёт этим! Хочет моей смерти, и знаешь что, кажется, он победил, потому что я и сама уже не понимаю, зачем мне жить!

— Ну-ка брось мне эти разговоры! — строго рявкает Фосия. — Ишь, чего удумала! Даже не заикайся! Всегда есть выход, всегда! А сейчас поднимайся. Вставай, кому говорю!

Чувствую, как меня тянут за рукав вверх.

— Не хватало ещё, чтобы тебя здесь увидели. Жакар прознает — проблем не оберёшься. Идём ко мне на кухню. Там и подумаем, как быть. Идём, идём. Чай заварю с ульдеей, твой любимый.

Вытираю щёки, заталкиваю на место замковую книгу, с тяжёлым вздохом встаю на ноги и иду за Фосией.

После истерики накатывает странная апатия. Я ничего уже не хочу. Всё становится безразличным.

Сижу на уютной тёплой кухне, за массивным грубо сколоченным деревянным столом, подперев щеку ладонью и глядя в одну точку — выступающий камень у печки.

Вдыхаю фруктовый аромат любимого красного чая на листьях ульдеи, но пить его не спешу. Отодвигаю полное пышных пирожков блюдо, и даже аромат ванильной сдобы не разжигает аппетит. Мне всё безразлично, и это состояние, словно ядовитая зараза, разливается по телу всё больше и больше.

Вероятно, что-то в моём взгляде заставляет Фосию засуетиться.

— Свобода, говоришь, — причитает кухарка, — а что бы ты делала с этой своей свободой-то?

— Съездила бы в Драконью обитель, как того хотел старый лорд, повидалась бы с Вайетом, — при одном только воспоминании о белом драконе всё внутри болезненно сжимается. — Жила бы в столице, вышла бы замуж… когда-нибудь.

— И наверняка, за молодого Лингерли? — хитро подмигивает Фосия.

— Если бы он позвал — пошла бы не раздумывая, — соглашаюсь с ней и мечтательно разглядываю тонущий в темноте потолок.

Рабские браслеты противно звякают о деревянный стол. Смотрю на них раздражённо и чувствую, как зажёгшийся было в глазах огонь — гаснет.

— Ладно, уже поздно, — говорю и не узнаю свой голос. — Я пойду. Не знаешь случайно, дверь на главную башню открыта? Хочу постоять подышать воздухом перед сном.

— Воздухом, значит, — осуждающе качает головой Фосия. — Ну-ну.

Она скрещивает руки на груди и принимается ходить из одного угла кухни в другой, задумчиво нахмурив брови. Вздыхаю и рассматриваю связку сушёных грибов над печкой, вышитую заботливыми руками Фосии салфетку на столе.

Улыбаюсь кончиками губ, услышав привычный скрип третьей от стены половицы — она всегда скрипит. Впитываю в себя всё это. Запоминаю с теплом и благодарностью, затем встаю из-за стола и иду к выходу, не прощаясь. Хватит. Достаточно наревелась, больше нет слёз.

— Есть такая трава, сонный хмель называется, запрещённая и опасная, — доносится мне в спину сердитый шёпот. — Кто выпьет, будет спать так, что не добудишься, сутки, двое, трое. Лишку дашь — человек может и вовсе не проснуться.

Замираю на месте и оборачиваюсь очень медленно. Круглое лицо кухарки сосредоточенно, губы решительно сжаты. Вижу по ней, что нелегко ей далось это решение. Но оно принято. И мы обе сейчас понимаем, о чём речь.

Прищуриваюсь хитро, впервые осмысленно и заинтересованно, после разговора с Райгоном:

— А дракон?

— Не знаю, — пожимает плечами та. — На них никто не проверял, во всяком случае, мне о том неведомо.

— Значит, я буду первой.

Спустя некоторое время выхожу из кухни с крохотным пузырьком настойки сонного хмеля и новой надеждой в сердце. Помощь пришла, откуда я совсем не ждала. Я всё продумала.

Будет по-моему.

Сегодня ночью все в замке будут спать крепче обычного — Фосия о том позаботится.

А я не стану наложницей чёрного дракона. Навсегда покину замок врага свободным человеком. И уйду не одна. А с тем, кому давно отдала и мысли, и сердце. Красивый и идеальный план. Был в теории. Вот только на практике всё улетело в гаргулью срань.

Сонный хмель подействовал на человека, но не на дракона…

Прямо сейчас мощное тело Райгона скручивают судороги трансформации. Он пытается подавить её, удержать зверя внутри, но тщетно: расширенными от ужаса глазами замечаю и чёрные стальные чешуйки, вспарывающие белую ткань рубашки, и острые, как бритва, смертоносные когти.

Его глаза налились кровью, вены на багровом лице и шее вздулись, того и гляди, лопнут.

Я в оцепенении. Застыла и не могу двинуться с места. Ноги будто вросли в ковёр.

— Бе-ги, — последнее, что успевает прохрипеть Райгон, прежде чем человек в нём выключается окончательно.

И я остаюсь один на один с его истинной ипостасью — разъярённым чёрным драконом, который не может окончательно вырваться на свободу.

Райгона не узнать. Это не он.

Острые жёлтые когти, местами чёрная стальная чешуя проступает на порванной рубашке. Грудь и половина лица полностью покрыты чёрными стальными чешуйками, но самое пугающее — глаза. Это не глаза человека, хотя и такие же — янтарные с вертикальным зрачком. Но сейчас в них нет человеческого разума, лишь звериная ярость и тьма.

Это… уже не человек, но ещё не дракон.

Монстр напротив меня опускает голову, встаёт на четвереньки. Я сглатываю и наконец-то прихожу в себя. Беги? Эээ… пожалуй, так и сделаю.

Осторожно обхожу его по дуге как можно дальше и бросаюсь к двери. Гладкая ручка скользит во влажных от страха ладонях и не сразу проворачивается, но, наконец-то, мне это удаётся.

Тяну дверь на себя, но в этот миг пласт дерева сотрясается от оглушительного удара когтистой лапой, и дверь с треском встаёт на место. Визжу от ужаса, когда чувствую, как меня подбрасывает вверх, затем потолок и стены делают сальто, и я не сразу понимаю, что происходит — монстр взвалил меня на плечо и куда-то тащит, пошатываясь из стороны в сторону.

Что? Куда? Зачем?

Гаргулья срань!

Швыряет спиной на кровать и тут же грубо переворачивает на живот. Брыкаюсь ногами, пытаюсь перевернуться обратно на спину или хотя бы отползти подальше, но когтистые лапы дракона обхватывают мои бёдра и тянут обратно.

Еду животом и грудью по покрывалу вниз к изножью кровати.

Кашляю и отплёвываюсь от лепестков дракофлоса, которые забиваются в нос и рот, словно насмешка над романтичным обрядом, насмешка надо мной, той, что сыпала их, прекрасно зная, что это лишь декорация, фальшивая уловка, чтобы притупить бдительность…

— Моя! — слышу за спиной звериное рычание. — Моя, аррр…

Боже мой, что? Он не хочет меня убить, он хочет… другое?!

— Нет! — визжу что есть силы. — На помощь! Кто-нибудь!

— Моя! — когти дракона до крови царапают ягодицы.

— Райгон, нет, слышишь? Райгон!

Какое там!

Шиплю возмущённо, когда плечо пронзает болью от укуса. Дракон наваливается сзади и сверху, придавливает всем телом. Не шевельнуться, не вдохнуть, не перевернуться.

Кошмар, ставший реальностью.

— Моя!

Цепляюсь кончиками пальцев за покрывало, сжимаю его. Глупая человечка. Думала, получится переиграть дракона, а переиграла саму себя. Жмурюсь изо всех сил, готовясь к боли.