Планета Шеол

Тема и пролог

Глава I У врат сада Смерти

Род МакБэн день за днем наталкивался на трудности. Он знал, что это так, но не мог ничего с этим сделать. Он удивился, если бы его оставили в покое с полуочищенным струном — продуктом столь редким и драгоценным, что его никогда не продавали — выходцам с других планет.

Он знал, что придут сумерки, когда он станет смеяться и хихикать, нести чепуху в одной из Комнат Умирающих, куда отправляют свихнувшихся из небольшого человеческого племени; или его выставят с планеты, помиловав как потомка самых древних обитателей на планете — прямой наследник Роковой Фермы. Та была спасена его пра32-дедом, который привез астероид льда, превратил его в ферму несмотря на яростные возражения соседей, и изучил ловкие трюки с артезианскими колодцами, которые заставили его травы расти, в то время как поля соседей из серо-зеленых превратились в пыль на ветру. МакБэн сохранил насмешливое старое название своей ферме — Роковой Фермы.

Род знал, придет время и ферма станет его собственностью.

Или он умрет, хихикая в месте заклания — там, где люди смеются, усмехаются и веселятся умирая.

Он обнаружил, что и сам бормочет рифму, которая была частью традиции Старой Северной Австралии:

Он получил образование, до глубины костей понимал, что его собственный мир очень своеобразный — им завидовали, их любили, ненавидели и боялись во всей галактике. Он знал, что принадлежит к народу совершенно особых людей. Другие народы и расы собирали урожаи, выращивали животных для пищи, проектировали машины или производили оружие. Норстралия ничего похожего не делала. Со своих сухих полей, из своих редких колодцев, от своих ненормальных, больных овец, они добывали само бессмертие.

И продавали его по очень высокой цене.

Род МакБэн немного прогулялся по двору. Его дом — длинная хижина, выстроенная из балок — остался у него за спиной. Диамони — балки, которые нельзя резать и гнуть. Они — твердые сверх всех пределов твердости. Их купили как подходящие на тридцать планет и привезли также и на Старую Северную Австралию. Хижина была как крепость, которая вынесла бы даже прямое попадание орудия, это была хижина, простая внутри, и перед ней был двор с перетертой пылью.

Последняя красная полоска зари белого дня.

Род знал, что не уйдет далеко.

Он слышал как женщина вышла из дома через заднюю дверь — одна из родственниц, которые пришли подстричь и приодеть его перед триумфом… или, наоборот, перед поражением.

Они и не подозревали, как много знал Род. Во время его болезни, они, годы, задумчиво бродили вокруг него, рассчитывая, что его телепатическая глухота не пройдет. Проблема была. Не без этого. Но много раз Род слышал вещи, которые, как все считали, он не слышал. Он даже запомнил маленькое печальное стихотворение о молодых людях, которые оказались не в состоянии пройти тест по той или другой причине и отправились в Дом Умирающих, вместо того, чтобы присоединиться к гражданам Норстралии и полностью признанным гражданам Ее Высочества Королевы. (Норстралийцы не имели настоящей королевы около пятнадцати тысяч лет, но они были верны традиции, и не давали таким простым фактам поколебать себя.) Маленькое стихотворение говорило: «Этот дом появился давным-давно?..» Юмор висельников.

Род стер свои следы в пыли и неожиданно вспомнил все стихотворение. С нежностью он продекламировал его про себя:

Правильно было сказано, что судьи со страхом взирают на молодость и радость. Роб не встречал никого, кто не предпочитал жизнь смерти, хотя он слышал о людях, которые выбрали смерть… он бы тоже выбрал… а кто выбирал другое, окажись он на их месте? Но выбравшие смерть были трех- четырех- пяти-рукими.

Роб знал: некоторые люди говорили, что лучше бы он был мертвым, только из-за того, что он никогда так и не обучился телепатическому общению и словно чужеземец или варвар пользовался старыми словами, которые необходимо было произносить.

Однако, Роб сам не думал, что было бы лучше, если бы он умер.

На самом деле, он иногда смотрел на нормальных людей и удивлялся, как они умудряются жить, когда у них в голове постоянно щебечут мысли других людей. Когда разум Рода просыпался так, что он мог временно «слишать», он чувствовал как сотни или тысячи разумов с невыносимой отчетливостью грохочут в его голове, он мог «слишать» даже мысли людей, которые, как они думали, отгорожены мысленной защитой. Потом, очень скоро, милосердное облако помех опустилось на его разум, и он был полностью отгорожен от остальных, что вызывало зависть у всех на Старой Северной Австралии.

Его компьютер однажды сказал ему:

— Слова «слишать» и «гаварить» исковерканные слова «слышать» и «говорить». Они всегда произносятся тоном чуть выше, так словно ты задаешь вопрос под воздействием удивления и тревоги, если произносишь слова голосом. Эти слова используются только для обозначения при телепатическом общении между гражданами или между гражданами и квазигражданами.

— Что такое квазиграждане? — спросил Род.

— Животные, видоизмененные до умения говорить, понимать, и выглядевшие, обычно, наподобие людей. Они отличались от церебоцентрических роботов тем, что роботы строились на основе мозгов настоящих животных, но механически и электронно переделанных, в то время как квазилюди целиком составлялись из живых тканей земного происхождения.

— Почему я не видел ни одного из них?

— Им не разрешают появляться на Норстралии, если они не обслуживают оборонительные укрепления Государства.

— Почему мы называем нашу планету — Государство, когда все другие называются мирами или планетами?

— Потому что твой народ — подданные Королевы Англии.

— Кто такая Королева Англии?

— Она была Земной правительницей в Самые Древние Дни, более чем пятнадцать тысяч лет назад.

— Где она сейчас?

— Я же сказал, что прошло пятнадцать тысяч лет, — объяснил компьютер.

— Я понял. — Но не может же быть какой-то Королевы Англии через пятнадцать тысяч лет? — настаивал Род. Как можем мы быть ее подданными?

— Я знаю ответ со слов людей, — донеслось из дружелюбно настроенной красной машины. — Но он ничего не говорит мне. Я процитирую его тебе так, как рассказали мне его люди. «Она могла открыть даже проклятый родник в те дни. Кто знает? Где-то среди звезд есть другая Старая Северная Австралия, и мы можем открывать новые родники, ожидая свою собственную королеву.» Она ведь могла отправиться в путешествие, когда старая Земля начала скисать, — компьютер несколько раз прокудахтал эти слова своим странным древним голосом, а потом беспомощно добавил голосом, лишенным интонации. — Может ты хочешь приказать, чтобы я перенес это в оперативную память?

— Мне не нужно столь многого. Следующий раз, когда я стану «слишать» мысли других разумов, я попытаюсь выудить что-нибудь еще.

Этот разговор произошел больше года назад, но Род так и не стал искать ответ.

Прошлой ночью он задал компьютеру более важный вопрос:

— Я завтра умру?

— Вопрос неуместный. Ответ невозможен.

— Компьютер! — закричал Род. — Ты знаешь, я люблю тебя.

— Ты так говоришь.

— Я включил твой узел истории, после того как починил тебя. К тому времени эта твоя часть не работала сотни лет.

— Точно.

— Я пробрался в это место и обнаружил ручное управление там, где мой пра14-дед оставил его, когда оно устарело.

— Точно.

— Завтра я отправлюсь на смерть, а тебя это даже не печалит.

— Я так не говорил, — ответил компьютер.

— Тебе не все равно?

— Я не запрограммирован на эмоции. С тех пор как ты починил меня, Род, ты должен был понять, что я единственный полностью механический компьютер, функционирующий в этой части галактики. Я уверен, что если бы я обладал эмоциями, я бы очень опечалился. Это самый оптимальный вариант, с тех пор как ты мой единственный приятель. Но у меня нет эмоций. Я имею дело с числами, фактами, языком и памятью — все.

— Может так случиться, что я умру завтра в Хихикающей Комнате?

— Это неправильное название. Он называется Дом Умирающих.

— Ладно, пусть Дом Умирающих.

— Приговор тебе будет вынесен современным человечеством. Он базируется на эмоциях. Пока я не знаю индивидуальные интересы членов совета, я не могу сделать хоть какое-нибудь стоящее предсказание.

— Как ты думаешь, что случится со мной, компьютер?

— Я не могу объективно судить. Я ответил. Не хочу тратить энергию на обсуждение этого вопроса.

— Ты хоть что-нибудь знаешь о моей жизни и о смерти поджидающей завтра? Я знаю, что не могу «гаварить». Но я же могу издавать звуки ртом. Могут они меня за это убить?

— Я не знаю конкретных людей, и более того, я не знаю причин происходящего, — сказал компьютер, — но я знаю историю Старой Северной Австралии до времен твоего пра14-дедушки.

— Тогда расскажи мне, — сказал Роб. Он сидел на корточках в зале, слушая установленный здесь на века компьютер контроля, который сам восстановил, и снова слышал историю Старой Северной Австралии так, как его пра14-дедушка толковал ее. Если исключить личные имена и даты, то это была простая история.

Утром жизнь Роба окажется на волоске.

На Норстралии оставалось все меньше людей, которые пытались сохранить черты, присущие Старой, Старой Земле и другой Австралии, затерянной среди звезд. Иначе поля зарастали, пустели их дома, овцы умирали в подвалах под бесконечными хибарками скучившихся и беспомощных людей. Каждый хотел сохранить характер, бессмертие и богатство — существующий особый порядок. Все это шло в противоположность темпераменту Норстралии.

Простой характер Норстралии был неизменен — самое неизменное среди звезд. Это древнее Государство было единственным человеческим институтом, древнее Содействия.

Эта история была простой. Разум компьютера с длинными цепями переиначил ее.

Возьмите фермерскую культуру со Старой, Старой Земли — Дома Рода Человеческого.

Перенесите культуру на отдаленную планету.

Коснитесь ее крылом неудач и нанесите вред засухой.

Наградите людей болезнью, деформацией, дерзостью. И пусть дела у них идут так плохо, что человек может продать одного ребенка, чтобы купить другому воды, которая даст ему еще один день жизни, в то время как сверла все глубже врезаются в сухую скалу в поисках влаги.

Научите людей бережливости, медицине, науке, боли, выживанию.

Преподайте этим людям уроки собственничества, войны, горя, алчности, великодушия, благочестия, надежды и отчаянье уйдет.

Дайте культуре выжить.

Выживут больные, деформированные, одинокие, покинутые, заброшенные.

Потом пусть им выпадет самая большая удача за всю историю человеческой цивилизации.

Через тошнотворных овец придут необъятные богатства — наркотик жизни или струн, который до бесконечности продлевает человеческую жизнь.

Продлевает ее… но со странными побочными эффектами, так что большинство Норстралийцев предпочитали умереть в возрасте тысячи лет, или около того.

Норстралия была потрясена открытием.

Как и все остальные обитаемые миры.

Но лекарство нельзя было синтезировать, сделать искусственно, продублировать процесс. Это нечто можно было добыть только из дыхания тошнотворных овец, пасущихся на равнинах Старой Северной Австралии.

Грабители и правительства пытались украсть лекарство. Раз за разом они достигали цели. Но это было давно. Со времен пра19-дедушки Роба они больше не предпринимали попыток.

Люди с других планет пытались воровать овец.

Нескольких они выкрали. (В Четвертой Битве у Новой Алисы, половина человеческого населения Норстралии погибла, под ударом Светлой Империи. Причиной послужила потеря двух тошнотворных овец — самки и самца. Светлая Империя считала, что выиграла. Овцы чувствовали себя хорошо, но народили здоровых ягнят, не выделяющих больше струна, и умерли. Светлая Империя заплатила четырьмя военными флотами за холодную коробку, полную баранины.) Монополия осталась за Норстралией.

Норстралийцы начали экспортировать наркотик жизни систематически.

Они оказались невозможными богачами.

Самый бедный человек на Норстралии был богаче самого богатого человека, включая императоров и завоевателей. Каждые руки на ферме зарабатывали в день по сотне мегакредитов Земли — измеряемые в реальной монете Старой Земли, а не в бумагах, которые последовательно путешествуют по арбитражам.

Но Норстралийцы сделали свой выбор: выбор…

Остаться самими собой.

Налогами они принудили себя вернуться к примитивизму.

Товары роскоши имели накрутку в 20 000 000 %. За те деньги, на которые вы могли бы купить пятьдесят дворцов на Олимпии, на Норстралии вы могли купить привезенный носовой платок. Пара туфель, для работы в поле, стоили столько же, сколько сотня яхт на орбите. Все машины были запрещены, кроме оборонительных и использующихся для сбора лекарств. Квазилюди никогда не производились на Норстралию и импортировались только для оборонных целей по совершенно секретным причинам. Старая Северная Австралия оставалась простой, открытой, как поселения пионеров.

Многие семьи иммигрировали, чтобы насладиться своим богатством.

Но проблема населения оставалась, наравне с налогами, простой и тяжелой работой.

Потом повторная попытка — уменьшить население, если возможно.

Но как, откуда, где? Проблема рождаемости — ужасно! Стерилизация нелюдей, нечеловекоподобных, небританцев. (Последнее было очень древним словом, обозначающим «на самом деле очень плохой».)

Потом семьи. Пусть семьи имеют детей. Пусть Государство тестирует их, когда им исполняется шестнадцать лет. Если они не подходят под стандарты, подарим им счастливую, счастливую смерть.

Но как же семьи? Вы не разрушите семьи, не в консервативном фермерском обществе, когда соседи — люди которые боролись и умирали рядом с вами сотни поколений. Тогда появился Закон Исключения. Любая семья, линия которой обрывалась, могла подвергнуть последнего выжившего наследника повторному тесту… и так до четырех раз. Если он не выдержит испытания, его будет ждать Дом Умирающих. Родственники усыновят наследника из другой семьи с передачей имени и положения.

Вскоре Норстралийцы были разделены на два класса, трудовой и привилегированный и класс наследственных уродов. Но так не могло продолжаться, ни тогда, когда все пространство вокруг пахло опасностью, не тогда, когда люди сотен миров грезили и умирали с мыслью, как бы выкрасть струн. Жители Норстралии были бойцами, но решили не становиться ни солдатами, ни императорами. Тем не менее они были бдительными, богатыми, умными, простыми и смертными.

Старая Северная Австралия стала самым жестоким, разумным, простым миром в галактике. Один за другим, без оружия, Норстралийцы ехали в другие миры, убивая всех, кто нападал на них. Правители боялись их. Обычные люди или ненавидели или поклонялись им. Глаза мужчин всей вселенной с подозрением взирали на их женщин. Содействие оставило их одних, иногда защищало, не давая Норстралийцам понять, что защищают их. (Как в случае Раумсонга, который привел весь свой мир к смерти от бедствий и вулканов, потому что был разрушен Золотистый Корабль.)

Матери Норстралийцев научились стоять с сухими глазами, когда их дети, употребляли наркотики, когда проваливали тесты, с восторгом несли чепуху и хихикая шли к своей смерти.

Пространство и подпространство вокруг Норстралии стали густыми, сверкая множеством оборонительных сооружений. Могущественные люди, живущие на разных планетах, плавали на крошечных боевых судах вокруг прибывающих на Старую Северную Австралию. Когда люди встречали Норстралийцев в портах, они думали, что Норстралийцы выглядят просто — внешний вид был ловушкой и иллюзией. Тысячи лет Норстралийцы отражали непровоцированные атаки. Они выглядели такими же простыми, как овцы, но разум их был утонченным, как у змеи.

А теперь… Роб МакБэн.

Последний наследник, самый, самый последний наследник одной из самых гордых древних фамилий был признан полууродом. Он был нормальным даже по Земным стандартам, но Норстралийцы решили, что он — не как все. Он был очень плохим телепатом. Он не мог «слишать». Другие люди не могли коснуться его разума, прочесть его мыслей. Все, что они могли различить — раскаленные пузыри и приглушенное шипение бессмысленных субсемян, обрывки мыслей, которые ничего не значили. Да и «гаварил» он плохо. Мысленно он и вовсе не мог говорить. Когда же он пытался делать это, соседи бежали в поисках защиты. Если. Род был в ярости, проклятый рев почти лишал их сознания, на них обрушивалась волна такой сильной и кровавой ярости, как мясо в руках мясника на бойне. Если он будет счастлив, это будет неправильно. Его счастье, которое он передавал, не зная об этом, отвлекаю резчиков в скалах с вкраплениями драгоценных камней. Его счастье высверливалось в людей первоначально вызывая чувство удовольствия, которое быстро сменялось острым дискомфортом и внезапным желанием оказаться без зубов. Нервы зубов выкручивало от сильного, не поддающегося описанию дискомфорта.

Люди подозревали, что он мог «слишать», но не знали, что он «слишал» всех на расстоянии нескольких миль, «слишал» с микроскопическими подробностями и телескопической четкостью. Когда его телепатия включалась на прием, защитные поля мыслей, которые возводили другие, переставали существовать. (Если бы некоторые из женщин в окрестности Фермы Рока знали, что МакБэн случайно разглядывает их мысли, они краснели бы, как раки, до конца жизни.) Как результат, Род МакБэн боролся против разнообразных несортируемых мыслей.

Предыдущая комиссия не присудила ему право владения Роковой Фермой, а послала на хихикающую смерть. Они не смогли оценить его смекалку, быстрый ум, необычную физическую силу. Но их одолели сомнения относительно его психологического барьера. Уже трижды он был на судилище.

И все три раза решение было отложено.

Они выбрали менее жестокий путь и не послали его на смерть, но с непривычного младенчества и бодрого отрочества у Рода оставалась надежда, что у него естественным способом разовьется нормальная для Норстралийцев способность к телепатии.

Они переоценили Рода.

Он это знал.

Благодаря подслушиванию, которое Род МакБэн не мог контролировать, по кусочкам и обрывкам он понял, что происходит, хотя никто не говорил ему о рациональных причинах и способах прогресса.

Получалось все уныло. Он был большим мальчиком, который поднял пыль во дворе перед своим домом одним последним бесполезным пинком, и повернул назад в хижину, прошел прямо через главную комнату к задней двери и оттуда на задний двор, где вежливо приветствовал своих родственниц, в то время как они с болью в сердцах, стали одевать его, готовя к испытанию. Они не хотели, чтобы ребенок расстраивался, даже если он, такой же взрослый, как мужчина и выглядит более спокойно. Они хотели скрыть от него страшную правду.

Род все знал.

Но притворялся, что не знает.

Сердечно, немного испуганно, но не громко, он сказал:

— Все в порядке, тетушка! Все в порядке, кузина. Здравствуй, Марибель. Здесь твоя овца. Почисти меня и приведи в порядок для известковых состязаний. Смогу ли я носить кольцо в носу или ленту с бантом на шее?

Женщины, что помоложе, рассмеялись, но самая старая его «тетя» — на самом деле четвероюродная кузина, замужем за человеком из другой семьи — серьезно и печально показала на стул во дворе и сказала:

— Садись, Родерик. Это — важное событие, и мы обычно не разговариваем до тех пор, пока все приготовления не закончатся.

Она прикусила нижнюю губу и продолжила, не потому, что хотела испугать мальчика, а потому, что хотела произвести на него впечатление:

— Вице-председатель сегодня будет здесь.

«Вице-председатель» стоял во главе правительства. Это был не Председатель Временного Правительства Государства, которого избрали на несколько тысяч лет. Норстралийцы не любили шикарности, и думали, что «вице-председатель» стоял выше всех остальных людей. С другой стороны, такой титул ставил чужаков в тупик. (На Рода он не произвел впечатление. Род «слишал» мысли этого человека. Выпал один из тех редких моментов, когда включалось «слишанье», и Род обнаружил, что голова Вице-председателя полна цифр и лошадей, результатами каждых лошадиных скачек за триста двадцать лет и прогнозами на шесть состязаний, которые, вероятно, состоятся в следующие три года.)

— Да, тетушка, — сказал Род.

— Не реви сегодня все время. Ты не должен пользоваться своим голосом, разве только придется сказать «да». Только кивай головой. Это произведет гораздо лучшее впечатление.

Род начал было отвечать, но жадно сглотнул и снова кивнул.

Тетушка утопила гребень в его густых, желтых волосах.

Другая женщина, почти девочка, принесла маленький столик и таз. По выражению ее лица Род мог бы сказать, что она «гаварит» с ним, но это был, как раз тот момент, когда он ничего не «слишал».

Тетушка особенно свирепо дернула его за волосы, в то время как девушка держала его за руки, Род не знал, что тетушка намеренна делать. С криком он дернулся назад.

Таз упал с маленького столика. И тогда Род осознал, что это простая теплая вода.

— Извините, — сказал он. Но голос его прозвучал словно крик. На мгновение Род почувствовал сильное унижение и разозлился.

«Они убьют меня, — подумал он. — … Наступит время, когда сядет солнце, а я войду в Хихикающую Комнату, смеясь и смеясь перед тем как медики сотрут все, что есть в моем котелке.»

Он упрекнул себя.

Две женщины ничего не сказали. Тетушка ушла, чтобы принести шампунь, а девушка вернулась с кувшином, заново наполнив таз.

Они встретились взглядом.

— Я хочу тебя, — сказала она, отчетливо, спокойно, с улыбкой, которая казалась ему необъяснимой.

— Что? — спросил Род.

— Только тебя, — сказала она. — Я хочу тебя для себя. Ты останешься жить.

— Ты, Лавиния, моя кузина, — сказал он, словно впервые сделал какое-то открытие.

— Ш-ш-ш, — ответила она. — Тетя возвращается.

Когда девушка успокоилась и начала вычищать грязь у Рода из-под ногтей, а тетушка тереть его волосы словно овечью шерсть, Род почувствовал себя счастливо. Его настроение изменилось безразличием к своей судьбе, легко принимая серое небо над головой, тучи, клубящиеся над землей. Хотя его одолевал маленький страх, такой маленький, что мог показаться крошечным домашним животным в миниатюрной клетке — бегающем по кругу его мыслей, но это не был страх смерти. Как-то, внезапно, Род взвесил свои шансы и вспомнил, как много других людей играло своей судьбой. Маленький страх был чем-то другим — страхом, что он не сможет вести себя как следует, если они прикажут ему умереть.

«Но тогда, — подумал он, — я не буду беспокоиться». Отрицание не слово — только подкожное впрыскивание, которое сделает так, что первую плохую новость о том, что его собственное существование под угрозой, он встретит счастливым смехом.

И приятное умиротворение неожиданно победило его «неслишанье».

Род глазами не видел Сада Смерти, но он видел его в разумах тех, кто присматривал за ним. Это был огромный фургон, спрятанный за следующим рядом холмов, где жил Старый Билли — 1 800-тонный баран. Род слышал грохот голосов в маленьком городке, расположенном в восемнадцати километрах. И он заглянул в голову Лавинии.

Там было его изображение. Но что это была за картина! Такая увеличенная, такая красивая, такая храбрая. Когда он начинал «слишать», он должен был не двигаться, держа себя в руках, чтобы другие люди не поняли, что редкий телепатический дар вернулся к нему.

Тетушка заговорила с Лавинией без шумных слов:

— В полночь мы увидим этого мальчика в гробу.

Лавиния, с извинениями, подумала совершенно обратное.

— Нет, не увидим.

Род равнодушно сидел на стуле. Две женщины, с печальными и неподвижными лицами, продолжали «гаварить», и каждая аргументировала свое мнение.

— Откуда ты знаешь… разве тебе уже так много лет? — «гаварила» тетушка.

— Он станет владельцем самой древней фермы на всей Старой Северной Австралии. Он носит старинное имя. Он… — «гаварили» ее мысли, мечась, словно она заикалась, — … очень красивый юноша, и он превратится в удивительного мужчину.

— Обрати внимание на мои мысли, — «прогаварила» тетушка снова. — Я сказала тебе, что мы увидим его в гробу ночью, а в полночь он отправится в движущемся гробу в Долгий Путь.

Лавиния вскочила на ноги. Она едва не опрокинула таз с водой во второй раз. Она напрягла горло и рот, чтобы заговорить, но лишь закашлялась.

— Извини, Род. Извини.

Род МакБэн, сохраняя прежнее выражение лица, сделал благодарный, глупый, маленький кивок, чтобы не возникло подозрений, что он «слишал», о чем они «гаварили».

Лавиния повернулась и побежала, громко крича («гаваря») тетушке:

— Пусть кто-нибудь другой делает ему маникюр. Ты — бессердечная, не оставляешь надежды. Возьми кого-нибудь другого омывать трупы. Не меня. Не меня.

— Что случилось с ней? — спросил Род у тетушки, словно он не знал.

— Она — трудный человек, только и всего. Просто трудный. Нервы, я так думаю, — прибавила тетушка каркающим голосом. Она не очень хорошо говорила, так как все — ее семья и друзья «гаварили» и «слишали». — Мы «гаварили» между собой о том, что, быть может, ты умрешь завтра утром.

— А там будет священник, тетушка? — спросил Род.

— Что?

— Священник, как в старом стихотворении, сочиненном в грубые, грубые дни, до того как наши люди обнаружили эту планету и спустили сюда наших овец. Каждый знает его:

— Там еще много другого, но я помню только часть. Разве священник не специалист в том, как умереть? Тут вокруг что-то есть?

Он читал ее мысли, в то время как она врала ему. Когда он заговорил, то имел совершенно отчетливую картину одного из их более отдаленных соседей, человека по имени Толливер, который обладал очень вежливыми манерами; но ее слова совершенно не касались Толливера.

— Некоторые вещи индивидуальное дело каждого, — сказала она, каркая словами. — Во всяком случае, эта песня вовсе не про Норстралию. Она о Рае VII. Поэтому мы покинули его. Я не знала, что ты слышал эту песню.

В ее мозгу можно было прочесть:

— Этот мальчик так много знает.

— Спасибо, тетушка, — сказал он покорно.

— Теперь ты останешься один, чтобы сполоснуться, — сказала она. — Мы использовали ужасно много воды для тебя сегодня.

Род последовал за тетушкой и почувствовал, что более доброжелательно относится к ней, когда понял, что она думает: Лавиния правильно все чувствовала, но она сделала ошибочные выводы. Этой ночью его ждет смерть.

Слишком много!

Род на мгновение заколебался, умеряя свой странно настроенный мозг. Потом он выпустил дрожащие завывания телепатической радости, по крайней мере большую ее часть. Все неподвижно застыли, затем внимательно посмотрели на него.

Вслух тетушка сказала:

— Что это?

— Что? — невинно спросил он.

— Этот шум не «гаварение».

— Это словно мысленно чихнуть, я так думаю. Я не знаю, как это получается, — глубоко в душе он хихикал. Он может и стоял на дороге, которая вела в Сад Смерти, но порезвиться пока он может.

«Глупый путь к смерти,» — подумал Род про себя.

У него появилась странная безумная идея:

«Возможно, они не убьют меня. Возможно, у меня хватит сил. Собственных сил. Ладно, скоро увидим».

Глава II Испытание

Род прошел по пыли, сделал три шага вверх по складной лесенке, спускавшейся с борта вагончика трейлера, и один раз постучал в дверь так, как его проинструктировали. Открылась дверь и он вошел, зеленый свет ударил ему в лицо.

Там был сад.

Он вдохнул сырой, сладкий воздух с запахом ладана. Чрезмерное обилие ярко-зеленых растений. Свет был не ярким; потолок создавал ощущение прозрачного синего неба. Род огляделся. Имитация Старой Старой Земли. Растения на зеленых равнинах были «цветущими». Род вспомнил картины, которые показывал ему компьютер. Картины выглядели красиво, но, к сожалению, не передавали запаха. Здесь влажный воздух. Влажный воздух всегда поддерживает запахи растений. Наконец, почти робко, Род поднял взгляд на трех судей.

С удивлением он увидел, что один из них и вовсе не Норстралиец, а местный специальный уполномоченный Содействия, Повелитель Красная Дама — тощий человек с резко очерченным, вопрошающим лицом. Двое других были старый Таггарт и Джон Беаслей. Род не слишком хорошо знал их.

— Добро пожаловать, — сказал Повелитель Красная Дама, говоря монотонно как человек из Дома Человечества.

— Благодарю, — сказал Род.

— Вы — Родерик Фредерикс Рональд Арнольд Уильям МакАртур МакБэн сто пятьдесят первый? — спросил Таггарт, хорошо зная, что Род как раз эта личность.

«Повелитель с Земли — это удача! — подумал Род. — Надо попробовать „послишать“ о чем они думают!»

— Да? — сказал Повелитель Красная Дама.

Тишина.

Двое других судей глядели на мужчину из Дома Человечества. Чужеземец посмотрел на Рода. Род внимательно — на него и потом почувствовал тошноту на дне своего желудка.

Первый раз в жизни он встретил того, в чьи мысли он хотел проникнуть своим особым восприятием.

Наконец, Род подумал:

— Я понимаю.

Повелитель Красная Дама резко и внимательно посмотрел на него, словно ожидал подтверждение своего простого «да?».

Род уже ответил — телепатически.

Наконец Старый Таггард нарушил тишину.

— Ты не умеешь говорить? Я спросил твое имя.

Повелитель Красная Дама поднял руку, призывая к терпению. Такого жеста Род раньше не видел, но немедленно понял, что он означает.

Потом Повелитель мысленно обратился к Роду:

— Ты читаешь мои мысли.

— Действительно, — подумал Род, отвечая ему.

Повелитель Красная Дама прижал руку ко лбу.

— Ты причиняешь мне боль. Ты что-то хотел мысленно сказать мне?

Уже голосом Род ответил:

— Я сказал вам, что читаю ваши мысли.

Повелитель Красная Дама повернулся к двум другим мужчинам и заговорила с ними:

— Вы оба «слишали», что он пытался «гаварить»?

— Нет, — мысленно оба ответили ему. — Только шум, громкий шум.

— Он — широкополосник, как я. И я был разжалован за это. Вы знаете, что я всего лишь Повелитель Содействия, который был разжалован из Повелителя до Специального Уполномоченного…

— Да, — «прогаварили» они.

— Вы знаете, что они не смогли вылечить меня от криков и мысли, что я умру?

— Нет, — ответили они.

— Вы знаете, Содействие решило, что я не смогу побеспокоить вас здесь и послало меня на вашу планету для исполнения этой жалкой работы, теперь вам понятно, что сбило меня с пути?

— Да, — ответили они.

— Тогда, как вы предложите поступить с этим юношей? Не пытайтесь одурачить его. Он уже все знает об этом месте.

Повелитель Красная Дама с симпатией взглянул на Рода, и подарил ему едва заметную улыбку поддержки.

— Вы хотите убить его? Сослать его? Отпустить его на свободу?

Два других человека стали беспокойно мысленно переговариваться. Род понял — они боятся, что он будет читать их мысли о себе. Они также сопротивлялись грубой стремительности Повелителя Красная Дама в вынесении решения. Род почти ощущал как плывет в густом, влажном воздухе, потом запах роз наполнил его, и он перестал чувствовать другие запахи, кроме роз. И еще он понял, что в комнате вместе с ним пять человек, хотя раньше он не видел пятого.

Пятым оказался солдат Земли в форме. Солдат был красивым, стройным, высоким, с настоящей военной выправкой. Более того он был не человеком, и в руке у него было странное оружие.

— Что это? — «прогаварил» Род, обращаясь к Землянину. Повелитель Красная Дама видел его лицо, но не мысли.

— Квазичеловек. Человек-змея. Единственный на планете. Он увезет вас отсюда, если решение будет вынесено против вас.

Беаслей отрезал почти зло:

— Ну-ка, прекратите. Это — слушанье дела, не безумное чаепитие. Не болтайте. Сохраним формальность.

— Вы хотите формального слушания? — спросил Повелитель Красная Дама. — Формальное слушанье для человека, который знает все наши мысли? Это глупо.

— На Старой Северной Австралии, мы всегда проводим формальные слушания, — сказал Старый Таггарт. С врожденной остротой восприятия личной опасности, Род как бы впервые увидел Таггарта: озабоченный старик, который, не покладая рук, проработал на бедной ферме тысячу лет; фермер, как и его предки; человек богатый только на миллионы мегакредитов, израсходовать которые у него никогда не находилось времени; человек крепкий, гордый, осторожный, педантичный, праведный и очень справедливый. Такие люди не признают нововведений. Они борются с переменами.

— Послушайте тогда, — сказал Повелитель Красная Дама, — послушайте, если таков ваш обычай, Господин и Собственник Таггарт, Господин и Собственник Беаслей.

Норстралийцы умиротворенно коротко кивнули.

Почти робко посмотрел Беаслей на Повелителя Красная Дама.

— Господин и Специальный Уполномоченный, вы скажете слова? Хорошие старые слова? Те, что помогут нам осознать наш долг и выполнить его?

Род заметил как вспышка ярости пронеслась через разум Повелителя Красная Дама, в то время как Специальный Уполномоченный Земли мысленно подумал:

— К чему все эти разговоры об убийстве бедного маленького мальчика. Дайте ему уйти или убейте его.

Но Землянин не направил свои мысли вовне, и два Норстралийца не осознали его личный взгляд на эти вещи.

Внешне Повелитель Красная Дама остался печален. Он воспользовался голосом, как Норстралийцы поступали во время великих церемоний.

— Мы здесь слышали человека.

— Мы здесь слышали его, — подтвердили двое других.

— Мы не вынесли решения и не приговорили его к смерти, хотя это еще может случиться, — сказал он.

— Может случиться, — подтвердили они.

— И куда, на Старой, Старой Земле, человек может уйти?

Они знали ответ наизусть и вместе с трудом ответили:

— Это путь Старой, Старой Земли; это путь к звездам, и не важно, как далеко уйдет человек. Семя пшеницы посеяно в темную, влажную землю. Семя человека в темной, влажной плоти. Семя пшеницы тянется вверх к воздуху, солнцу и свободе; стебель, листья, цветок и зерна — под открытым небом. Семя человека растет в соленом океане утробы — темного моря тел людей. Жнут пшеницу руки людей. Мягкие прикосновения вечности жнут людей.

— И что это значит? — нараспев произнес Повелитель Красная Дама.

— Смотреть с милосердием, решать с милосердием, убивать с милосердием, но вести жатву людскую сурово, справедливо и праведно. Пусть же пшеница растет высоко и гордо на Старой, Старой Земле.

— Кто здесь? — спросил он.

Они оба процитировали наизусть полное имя Рода.

Когда они закончили, Повелитель Красная Дама повернулся к Роду и сказал:

— Я произнес высшие церемониальные слова, но я обещаю тебе, что ты удивишься нашему решению, каким бы оно ни было. Прими его легко.

Род заглянул в голову Землянина и двух Норстралийцев. Он видел, что Беаслей и Таггард одурманены ритуальными словами, влажностью и запахом, стоящим в воздухе, и фальшивым синим небом вместо крыши трейлера. Они не знали, что делать дальше. Но Род видел резкие, победные мысли сформировавшиеся в глубине мозга Повелителя Красная Дама. «Я помогу этому мальчику спастись!» Род почти улыбался, несмотря на присутствие человека-змеи с жесткой улыбкой и неподвижными зрачками, стоящего всего в трех шагах от него и немного сзади, так что Род мог видеть его только уголком глаза.

— Господа и Собственники! — снова заговорил Повелитель Красная Дама.

— Господин Председатель! — ответили они.

— Могу ли я обвинить этого человека?

— Обвини его! — нараспев произнесли они.

— Родерик Фредерик Рональд Арнольд Уильям МакАртур МакБэн сто пятьдесят первый.

— Да, сэр, — сказал Род.

— Наследник Роковой Фермы!

— Это я, — сказал Род.

— Слушай его! — сказали двое других.

— Ты пришел сюда, ребенок и гражданин Родерик, не для того, чтобы мы рассудили или обвинили тебя. Раз такие вещи случились, они должны были случиться в другом пространстве или времени, и они должны были изменить людей. Единственное, что интересует нас на этих подмостках: сможешь ты или нет быть признан человеком и остаться в этом мире, в безопасности, на свободе и в достатке, не вызывая нареканий, а обратив все свое внимание на безопасность и благополучие этой планеты? Мы не наказываем, и мы не судим, но мы решаем, и мы решаем жить ли тебе. Ты понимаешь? Ты сердишься?

Род молча кивнул, упиваясь воздухом, пропитанным влажным запахом роз, и убаюканный давлением влажной атмосферы. Если сейчас все пойдет не так, то все это будет продолжаться недолго. Недолго, так как человек-змея стоит совсем рядом в пределах досягаемости. Род попытался заглянуть в мозг змеи, но ничего не услышал, кроме неожиданного и открытого неповиновения чьим-либо приказам.

Повелитель Красная Дама продолжал. Таггард и Беаслей выглядели так, словно никогда не слышали этих слов.

— Дети и граждане, вы знаете законы… Мы не обнаружили что в тебе есть изъян или что все правильно. Нет преступления, которое мы смогли бы тут осудить, нет проступка. Никакой вины. Мы хотим только рассудить простой вопрос: можешь ты дальше жить или нет? Ты понимаешь? Ты сердишься?

Род ответил:

— Да, сэр.

— И как ты себя чувствуешь, ребенок и гражданин?

— Что вы имеете в виду?

— Совет спрашивает тебя. Каково твое мнение? Ты должен жить или умереть?

— Мне нравится жить, — ответил Род. — Но я все свое детство пытался развить свои способности…

— Я не спрашиваю совета у тебя, ребенок и гражданин, — сказал Повелитель Красная Дама. — Мы спрашиваем тебя, что ты думаешь?

— Вы хотите, чтобы я сам рассудил себя?

— Да, мальчик, — сказал Беаслей. — Ты знаешь законы. Расскажи их, чтобы мы могли рассудить тебя.

Резкая дружелюбность лица соседа неожиданно оказалась необычно важной для Рода. Он посмотрел на Беаслея, так словно никогда раньше не видел этого человека. Эти люди пытаются судить его — Рода; и он, Род, должен был помочь им решить, что им делать с ним. Медицина человека-змеи и хихикающая смерть… или выйти на свободу. Род начал говорить одновременно оценивая себя. Он говорил для Старой Северной Австралии. Старая Северная Австралия была жестоким миром, гордым и жестоким миром. Не удивительно, что ему дали возможность самому принять суровое решение. Род собрался с мыслями и заговорил чисто и обдуманно.

— Я скажу — нет. Не давайте мне жить. Я не годен. Я не могу «слишать» и «гаварить». Никто не знает, на что могут быть похожи мои дети, но пока все говорит против них. Кроме одного…

— И что же это, ребенок и гражданин? — спросил Повелитель Красная Дама, в то время как Беаслей и Таггарт выглядели так, словно смотрели на последнего пятиметрового представителя лошадиного рода.

— Посмотрите на меня внимательно, граждане и члены комиссии, — сказал Род, обнаружив, что очень легко начать говорить нараспев в церемониальной манере. — Посмотрите на меня внимательно и не принимайте во внимание мое счастье, потому что вам не положено, по закону, никого судить. Посмотрите на мой талант — тот способ, которым я «слишу»; на гром, которым я «гаварю», — Род полностью собрался для финальной рискованной фразы, и когда его губы готовы были произнести, он выплюнул мысленно в них:

Гнев — красная ярость, кроваво-красная, огненная ярость, шум, вонь, ослепительное сверкание, грубость, раздражение и ненависть, ненависть, ненависть, все заботы этого горького дня, хрусть, шлеп, плюх!

Все это слилось воедино. Повелитель Красная Дама поледенел и поджал губы; старый Таггарт закрыл руками лицо, Беаслей выглядел дико и тошнотворно. В полном молчании воцарившемся в комнате Беаслей отвернулся и его вырвало.

Чуть дрожащим голосом Повелитель Красная Дама спросил:

— И что означает эта демонстрация, ребенок и гражданин?

— В усиленной форме это может быть использовано как оружие?

Повелитель Красная Дама посмотрел на двух коллег. Они «загаварили», но на их лицах ничего от отражалось, если, конечно, они «гаварили». Род не смог прочитать их мыслей. Последнее усилие стоило ему всех его телепатических сил.

— Давайте продолжим, — сказал Таггарт.

— Ты готов? — спросил Повелитель Красная Дама у Рода.

— Да, сэр, — ответил Род.

— Я продолжу, — сказал Повелитель Красная Дама. — Раз ты понимаешь свой случай, как мы увидели, нам пора решиться и вынести приговор, убить тебя немедленно или так же немедленно отпустить на свободу. После случившегося мы определяем тебя как обладающего малым, но драгоценным даром, и благодарим тебя за вежливость с которой ты продемонстрировал это решение. Без вежливости это не могло быть правильно услышано, а если бы оно было не услышано, то не приблизило бы решения, а без принятого решения не было бы безопасного суждения, обещающего безопасность на последующие годы. Ты понимаешь? Ты рассержен?

— Предположим так, — сказал Род.

— Ты в самом деле понимаешь? Ты в самом деле согласен? Это о твоей жизни идет речь, — сказал Повелитель Красная Дама. — Приготовься защитить нас.

Род хотел спросить «как», когда понял, что приказ обращен не к нему.

Человек-змея ожил и тяжело задышал. Он отчетливо выговаривал старые слова, со странными модуляциями в каждом слоге:

— По высокому или по высшему максимуму, мой повелитель?

В ответ Повелитель Красная Дама указательным пальцем правой руки ткнул прямо в потолок. Человек-змея зашипел и подобрался для атаки. Род похолодел, он ощутил как волосы на его затылке встают дыбом, он почувствовал невыносимую тревогу. Если это и был повод выставить человека-змею из вагона-трейлера, то все равно не было желающих подслушивать вынесения решения. Напряжение и угроза повисли в воздухе.

Трое членов совета держались за руки и казались спящими.

Повелитель Красная Дама открыл глаза и встряхнул головой, почти незаметно, как солдат-змея.

Солдат-змея отключился. Он вернулся в неподвижное состояние, уставившись перед собой. Члены совета были готовы и могли говорить. Род затаил дыхание. Наконец, Таггарт встал, тяжело вздохнул и обратился к Роду.

— Вот дверь, мальчик. Иди. Ты — гражданин. Свободный.

Род остановился поблагодарить его, но старик поднял правую руку:

— Не благодари меня. Долг. Помни… ни одного слова. Иди.

Род нырнул к двери, нетвердо проскочил через нее, и оказался на собственном дворе. Свободен!

Мгновение он стоял во дворе, ошеломленный.

Любимое серое небо Старой Австралии клубилось низко над головой; тут не было сверхъестественного света Старой Земли, где небеса, как говорили, вечно сияют голубизной. Род чихнул, когда сухой воздух коснулся его ноздрей. Он почувствовал прохладу одежды, когда влажные испарения стали подниматься от его тела. Он не думал, намокла его рубашка от влажного воздуха внутри трейлера или от его пота. Тут было много людей, и много света. А запах роз остался далеко, словно в другой жизни.

Лавиния стояла возле него, всхлипывая.

Он, повернувшись, посмотрел на нее, когда коллективный вздох толпы заставил его оглянуться.

Человек-змея вышел из фургона. (Это всего лишь старый фургон, понял Род, такой, в каких он бывал сотни раз.) Его земная обстановка выглядела словно кульминация богатства и разложения среди пыльных одежд мужчин и полинялых платьев женщин. Одежда Рода тоже выглядела ярко среди рыжевато-коричневых одежд Норстралийцев. Солдат отдал Роду салют.

Род не ответил салютом. Он только внимательно посмотрел на квазичеловека.

Возможно, они изменили свое решение и обрекли его на хихикающую смерть?

Солдат поднял руку. Там был бумажник, который, как казалось, был кожаным, великолепно сделанный, из материала другого мира.

Род заговорил, запинаясь.

— Это не мое.

— Это… не… твое… — сказал человек-змея, — но… это… дар… который… люди… внутри… обещали… тебе… Прими… его… потому что… мне… сухо… тут… снаружи.

Род взял бумажник и засунул его в карман.

Какой может быть ему еще дар, после того, как они подарили ему жизнь, глаза, дневной свет, ветер?

Солдат-змея смотрел на него сверкающими глазами. Он не сказал ничего, но, отдав салют, быстро вернулся назад в фургон. У двери он повернулся и посмотрел на толпу, которую словно оценивал, как бы ее побыстрее уничтожить. Он не сказал ничего угрожающего. Он открыл дверь и исчез в фургоне. Не было признака того, что кто-то из людей есть внутри. Так и должно было быть, думал Род, должен быть какой-то путь, чтобы провести и вывести их незаметно из Сада Смерти. Род прожил по соседству долгое время и никогда даже не подозревал, что в этом фургоне может быть кто-то из его соседей.

Люди же были счастливы. Они спокойно стояли во дворе, ожидая пока Род сделает первое движение.

Род напряженно повернулся и посмотрел вокруг более осмысленно.

Он поднял руки, чтобы приветствовать всех их.

Все бросились к нему. Женщины целовали его, мужчины хлопали его по спине и трясли за руку, маленькие дети стали распевать короткую песенку о Роковой Ферме. Он оказался в центре толпы, которая привела его на собственную кухню.

Многие из людей кричали от радости.

Род понял…

Они любили его.

Непостижимо сознание людей. Смутно, нелогично, они желали ему добра. Даже тетушка, которая предсказывала гроб для него — хныкала без всякого стыда, и уголком передника вытирала глаза и нос.

Он сам по себе уродец, устал от людей, но в этот момент их доброта обрушилась на него ужасной волной. Род позволил им усадить себя на своей собственной кухне. Среди бормотания, плача, смеха, тепла и фальшивого бодрого облегчения, он услышал простую фугу, повторяющуюся снова и снова. Они любили его. Он вернулся из объятий смерти. Он был Родом МакБэном.

Род чувствовал себя опьяневшим, ничего не выпив.

— Я не могу перенести это, — закричал он. — Мне нравится, что вы все так обрушились на меня, но от этих сентиментальностей с ума можно сойти…

— Разве это не приятные речи? — пробормотала старая жена одного фермера, жившего поблизости.

Полицейский, в парадной форме, согласился.

Люди постепенно уходили. Поздравления продолжались целых три дня, и все плакали от счастья и не осталось ни одной полной бутыли вина на Роковой Ферме.

Время от времени Род прислушивался своим сверхъестественным даром «слишания». Он заглядывал во все их разумы, в то время как они цитировали, пели, пили и ели, и был счастлив: они искренне радовались. Они любили его. Они хотели, чтобы ему было хорошо. Род думал, насколько такой любви может хватить, и все же наслаждался этим.

Лавиния исчезла в первый же день. На второй и третий день ее не было. Гости дали Роду выпить настоящего Норстралийского пива, которое имело 108 добавок к основному составу. Выпив его, Род забыл Сад Смерти, сладкие влажные запахи, инопланетный выговор Повелителя Красная Дама, претенциозное синее небо потолка.

Он заглядывал в мысли своих гостей снова и снова и читал одну простую мысль:

«Ты — наш мальчик. Ты прошел испытание. Ты остался жив. Удачи, Род, большой удачи тебе, парень. Мы не увидели тебя трясущимся, хихикающим и „счастливым“, идущего к дому, где тебе надлежало бы умереть.» «Я сделал это, — думал Род, — или мне просто повезло?»

Глава III Ненависть Очсека

В конце недели, празднество пошло на убыль. Собравшиеся тетушки и дядюшки, двоюродные сестры и братья вернулись в свои комнаты. На Роковой Ферме стояла тишина, и Род потратил утро, чтобы убедиться, что овцы не выели всю траву на полях в течение этого долгого праздника. Он обнаружил, что Дайси, молодую 300-тонную овцу, не переворачивали два дня и у нее появились огромные пролежни; еще Род открыл, что питательные трубки Таннера, его 1 000-тонного барана, сжались и у бедного барана опухли ноги. В остальном все было в порядке. Даже когда он увидел красного пони Беаслей, привязанного на его дворе, он не стал беспокоиться.

Весело подошел Род к своему дому, без всякого почтения приветствуя Беаслейя:

— Выпьем со мной, Господин и Собственник, Беаслей! Вы теперь не один! Да вы же просто мой сосед, сэр!

— Спасибо за приглашение, парень, но я пришел, чтобы увидеться с тобой. Я приехал по делам.

— Да, сэр, — сказал Род. — Вы — один из моих поручителей, не так ли?

— Да, но у тебя проблемы, парень, — сказал Беаслей. — Настоящие проблемы.

Род улыбнулся ему равнодушно и печально. Он знал, что старик прилагает большие усилия, чтобы говорить с ним голосом, вместо того, чтобы «гаварить» прямо в его мозг; он оценил то, что Беаслей пришел к нему лично, вместо того, чтобы прислать других опекунов. Это был знак того, что он, Род, прошел тяжелое испытание. Совершенно спокойно Род нараспев произнес:

— Всю эту неделю, сэр, я думал, что уже избежал все проблемы.

— Что ты имеешь в виду собственник МакБэн?

— Вы помните… — Род не смел упомянуть Сад Смерти, тот факт, что Беаслей был одним из тайного совета, кто признал его годным к жизни.

Тогда заговорил Беаслей:

— Некоторые вещи, мы не упомянем, парень. И этому я вижу, ты хорошо обучен.

Он остановился и внимательно посмотрел на Рода с выражением лица человека, глядящего на необычный труп перед тем как перевернуть его, чтобы идентифицировать. Род тяжело воспринял такой взгляд.

— Садитесь, парень, садитесь, — сказал Беаслей, командуя Родом в его собственном доме.

Род присел на скамейку, так как Беаслей занял единственный стул — огромный резной стул из другого мира, принадлежавший еще прадеду Рода. Он сел. Род не любил, когда ему приказывали, но был уверен, что Беаслей заботится о нем и, возможно, делает невероятные усилия говоря с помощью горла и рта.

Беаслей снова посмотрел на Рода особым выражением — смеси симпатии и отвращения.

— А теперь встань, парень, посмотри вокруг, чтобы быть уверенными, что тут точно никого нет.

— Этого можно и не делать, — возразил Род. — Моя тетушка Дорис уехала сразу после того как я был оправдан, работница Элеанор забрала телегу и отправилась на рынок, а у меня на ферме всего две пары рук.

Обычно, несущая богатство гниль гигантских полупарализованных овец поглотала все внимание любых двух встретившихся Норстралийских фермеров, несмотря на различия в возрасте и положении.

Но не в этот раз.

На уме у Беаслейя было что-то серьезное и неприятное. Он выглядел так загадочно, что Род почувствовал реальную симпатию к этому человеку.

Беаслей повторил:

— Сходи посмотри.

Род не спорил. Он послушно пошел к задней двери, заглянул за южный угол дома, никого не увидел, обошел дом вдоль северной стороны, снова никого не увидел и вошел в дом через переднюю дверь. Беаслей не пошевелился, разве только налил немного больше горького пива из бутылки в свой стакан. Род поймал его взгляд. Без всяких слов Род сел. Если человек так сильно интересуется им (а Род думал именно так), и если человек умен (о чем Род знал точно), стоило выполнить его требования и послушать, что же он скажет. У Рода до сих пор было приятное ощущение, что его сосед любит его — ощущение слабо проступало на честных лицах ожидающих его Норстралийцев, когда Род вышел снова на свой задний двор из фургона Сада Смерти.

Беаслей заговорил так, как он говорил бы о необычной пище или редкой выпивке:

— Мальчик, для этого разговора есть несколько причин. Если кто-то подслушает его, он не сможет просто так выкинуть его из головы, понятно?

Род на мгновение задумался, потом искренне ответил:

— Я слишком молод, чтобы быть уверенным, но я никогда не слышал о ком-то подслушивающем произнесенные слова, когда он может «услишать» их мысленно. Кажется, или то, или другое. Вы же никогда не говорите, когда вы «гаварите»?

Беаслей кивнул.

— Это так. Я хочу рассказать тебе кое-что из того, что не рассказал, и, конечно, когда я стану рассказывать тебе, я постараюсь говорить потише, так чтобы никто не мог подслушать нас, понятно?

Род кивнул.

— Так в чем же дело, сэр? Что-то неправильно с моим титулом наследника?

Беаслей стал пить, не сводя взгляда с Рода, глядя на него поверх кружки.

— В этом тоже есть проблемы, парень, но хоть все здесь не так плохо, об этом я могу поговорить с тобой и с другими опекунами. Тут дело более личное. И похуже.

— Пожалуйста, сэр! В чем же дело? — закричал Род, почти раздраженный всей этой таинственностью.

— Очсек заинтересовался тобой.

— Что такое Очсек? — спросил Род. — Я никогда о таком не слышал.

— Ни что, а кто, — сумрачно сказал Беаслей. — Очсек как ты знаешь — парень в правительстве Содействия. Человек, который хранит книги для Зампредседателя. Это — Поч. Сек. (что означает Почетный Секретарь или что-то доисторическое). Так его называли, когда мы впервые ступили на эту планету. Но теперь все называют его Очсеком и пишут, как и говорят. Он знает, что не может дать обратный ход приговору, вынесенному в Саду Смерти.

— Никто не может! — закричал Род. — Такого никогда не было. Каждый это знает.

— Они могут знать это, но есть гражданский суд.

— Как они могут судить меня гражданским судом, если мне даже обвинение не предъявлено? Вы сами знаете…

— Никогда, парень. Никогда не говори, что Беаслей что-то знает, или чего-то не знает. Говори только, что ты думаешь, — даже в частной беседе, только между ними двумя, — Беаслей не хотел нарушать фундаментальную тайну слушанья в Саду Смерти.

— Это только так говорится, Господин и Собственник Беаслей, — разгоряченно заговорил Род, — что гражданский суд есть нечто, что применяется к собственнику, если соседи долгое время жалуются на него. Но ведь у них не было ни времени, ни повода жаловаться на меня?

Беаслей задержал руку на чашке. Произносить слова было для него настоящей мукой. Капли пота проступили у него на лбу.

— Предположим, парень, что я знаю, — печально сказал он, — через собственные каналы о том, как проходило судилище в том фургоне… там! Я скажу, что как-то узнал об этом… и я точно знаю, что Очсек ненавидит иностранного джентльмена, который мог быть в трейлере в роли…

— Повелителя Красная Дама? — прошептал Род, в конце концов потрясенный фактом, что у Беаслея хватило сил говорить, о чем обычно даже не упоминали.

— Конечно, — кивнул Беаслей. Его гордое лицо едва не расплылось от слез. — Я уверен, что Очсек знает о тебе и чувствует, что закон нарушен, все нарушено, что ты — уродец, который может причинить вред всей Норстралии. И что же мне делать?

— Я не знаю, — сказал Род. — Возможно, все мне рассказать?

— Никогда, — сказал Беаслей. — Я — гордый человек. Дай мне еще выпивки.

Род пошел к серванту, принес еще бутылку горького пива, удивляясь, где и когда он может найти Очсека. Он никогда не имел никаких дел с правительством; его семья — в первую очередь его дед, всю жизнь, а потом его тети и кузины — брали на себя заботы обо всех официальных бумагах, разрешениях и прочих вещах.

Беаслей сделал большой глоток пива.

— Это хорошее пиво. Говорить — тяжелая работа, даже если это — хороший способ сохранить секрет, если ты совершенно уверен, что никто не сможет заглянуть в наши головы.

— Я его не знаю, — сказал Род.

— Кого? — спросил Беаслей, мгновенно прервав ход своих мыслей.

— Очсека. Я не знаю никакого Очсека. Я никогда не был в Новой Канберрии. Я никогда не видел официальных представителей, нет, даже никаких инопланетян, я никогда не встречал джентльмена, о котором мы говорили. Как может Очсек знать меня, если я не знаю его?

— Ну, ты даешь, парень. Он не был тогда Очсеком.

— Во имя овец, скажите мне, кто он! — спросил Род.

— Никогда не произноси имя Повелителя, если говоришь о Повелителе, — мрачно сказал Беаслей.

— Сожалею, сэр. Я — извиняюсь. Кто это?

— Хоугхтон Сум сто сорок девятый, — сказал Беаслей.

— У нас нет соседа с таким именем, сэр.

— Да, — грубо сказал Беаслей, так словно приближался к концу дороги неразрешимых тайн.

Род смотрел на него, по-прежнему недоумевая.

Далеко-далеко по дороге за Холмами Подушки, заблеяла гигантская овца. Возможно, это означало, что Хоппер передвинул на новое место ее платформу, так чтобы она смогла дотянуться до свежей зелени.

Беаслей наклонился к Роду. Он зашептал, и смешно было видеть нормального человека запутавшегося в собственных нашептываниях, из-за того, что он не говорил своим голосом полгода. Его слова звучали тихо, неразборчиво, так словно он начал рассказывать Роду крайне непристойную историю, или задавал ему какой-то личный и очень неподходящий вопрос.

— Твоя жизнь, парень, в опасности, — прошептал он. — Я знаю, что у тебя есть одна странность. Мне очень не хочется спрашивать тебя, но я должен. Сколько ты помнишь о своей жизни?

— А, это? — сказал Род. — Я не думал, что кто-то спросит об этом, даже если это неправильно. Я прожил четыре детства, с нуля до шестнадцати лет. Моя семья надеялась, что я научусь «гаварить» и «слишать», как все остальные, но я оставался самим собой. Конечно, я не был настоящим малышом на третий раз, когда они стерли мою память. Я стал всего лишь безликим идиотом в биологическом возрасте сорока восьми лет.

— Все это так, парень. Но можешь ли ты вспомнить те, другие жизни?

— Куски и фрагменты, сэр. Куски и фрагменты. Они не соединяются вместе… — он прервался и вздохнул. — Хоугхтон Сум! Хоугхтон Сум! Горячий и Простой. Конечно, я знаю его. Стреляный парень. Я знал его в свое первое детство. Мы были хорошими друзьями, но мы сильно ненавидели друг друга. Я был уродцем, и он — тоже. Я не мог «гаварить» и «слишать», он не мог принимать струн. Это означало, что я никогда не пройду через Сад Смерти — меня ждала хихикающая комната и великолепный гроб. А ему… ему было хуже. Он мог прожить время, отпущенное Старой Землей — сто шестьдесят лет, или около того, и потом — все. Должно быть, он сейчас самый быстро старящийся человек. Бедняга! Как же он стал Очсеком? Какая сила сделала его Очсеком?

— Сейчас ты узнаешь это, парень. Он говорил, что он твой друг, и что ему совсем не нравится делать это, но он должен проследить, чтобы ты был убит. Для блага Норстралии. Он сказал, что это — его долг. Он собрался стать Очсеком, потому что всегда отчитывался о своем долге, и люди мало печалились о нем, потому что он должен был скоро умереть. Только одна жизнь Старой Земли была дана ему, несмотря на то, что весь струн во вселенной производят у его ног. Он не мог принимать его…

— Значит они так и не вылечили его?

— Не вылечили, — согласился Беаслей. — Сейчас он старик, и озлоблен этим. И еще, он поклялся увидеть твою смерть.

— А он может сделать это? Повелитель Очсек, я имею в виду.

— Он может. Он ненавидит того иностранного господина, о котором мы говорили, потому что тот инопланетянин назвал его провинциальным глупцом. Он ненавидит тебя, потому что ты останешься жить, а он — нет. Как ты называл его в школе?

— Горячий и Простой. Мальчишеская шутка.

— Он не горячий, и не простой. Он холодный, загадочный, жестокий и несчастный. Если бы мы все не знали, что вскоре он умрет, через десять или через сто лет, мы бы сами препроводили его в Хихикающую Комнату. Из-за несчастья, которое он несет, и из-за его не компетенции. Но он — Очсек, и он заинтересовался тобой. Я сказал тебе об этом. Хоть и не должен был. Когда я увидел его лукавую физиономию, разглагольствующую о тебе, то попытался как можно скорей предупредить тебя, парень, но ты пировал со своей семьей и с соседями до последнего времени… Когда я увидел, что эта белая, лукавая рожа подкрадывается, а ты не видишь этого… тогда я сказал себе: Род МакБэн не может быть убит официально, к тому же бедный парнишка заплатил сполна за то, чтобы быть человеком, поэтому я все рассказал тебе. Я могу дать тебе шанс, хоть и задену этим свою гордость, — вздохнул Беаслей. Его ярко-красное лицо выглядело взволнованным. — Я могу нанести вред своей гордости, а это плохо здесь в Норстралии, где человек может жить сколько захочет. Но я счастлив здесь. С другой стороны, мое горло болит от этого разговора. Принеси еще бутылку пива, парень, перед тем как я встану из-за стола и уеду на своей лошади.

Без слов Род принес ему еще бутылку пива, и налил его с кивком благодарности.

Беаслей не собиравшийся больше ничего говорить, мелкими глотками пил пиво. «Возможно, — подумал Род, — он осторожно ’’слишает» вокруг, есть ли поблизости какой-нибудь человек, который мог бы подслушать телепатически весь их диалог.

Когда Беаслей поставил кружку и собрался уходить, Род не смог сдержать последний вопрос, который произнес свистящим шепотом. Беаслей уже настроился на мысленную речь, поэтому равнодушно посмотрел на Рода. «Возможно, — подумал Род, — он просит меня „гаварить“, но он забыл, что я вовсе не могу „гаварить“». Пауза возникла, поэтому Беаслей прочищал свое очень грубое горло:

— В чем дело парень? Не заставляй меня говорить больше. Мое горло исцарапано, а моя гордость растоптана.

— Но, что же мне делать, сэр? Что мне делать?

— Господин и Собственник МакБэн, это — твои проблемы. Я — не ты. Я не знаю.

— А что бы вы делали, сэр? Предположим, вы стали бы мной.

На мгновение синие глаза Беаслей уставились на Холмы Подушки.

— Улетел бы с планеты. Улетел бы. Куда угодно. За сотни световых лет или около того. Когда этот человек… он… он умрет, ты вернешься назад, свежий, как только что распустившийся цветок.

— Но как, сэр? Как я могу это сделать?

Беаслей похлопал его по плечу, подарил ему широкую, безмолвную улыбку, поставил ногу в стремена, запрыгнул в седло и посмотрел сверху вниз на Рода.

— Я не знаю, сосед. Но удачи тебе. Больше того что я уже сделал для тебя я ничего не сделаю. До свидания.

Он нежно хлопнул свою лошадь открытой ладонью и та рысцой выбежала со двора. Выехав со двора, лошадь перешла на рысь.

Род стоял в дверях своего собственного дома, совершенно один.

Глава IV Старые сокровища

После того как Беаслей ушел, печальный Род немного побродил вокруг фермы. Он чувствовал, как не хватает ему деда, который был еще жив во время его третьего детства, и который умер пока Род проходил через четвертую попытку уничтожить препятствие телепатического общения. И еще Род чувствовал как ему не хватает его тетушки Маргот, которая добровольно ушла из жизни в возрасте девятисот двух лет. Зато осталось бесполезное изобилие двоюродных сестер и родственников, у которых он мог попросить помощи. Двое работали на ферме. Возможно, ему удастся увидеть саму Мать Хиттон, потому что она некогда была замужем за его пра11-дядей. Но сейчас Род не хотел ни с кем общаться. Ему не о чем было говорить с людьми. Очсек тоже был человеком… вообразите «горячий и простой» приобрел могущество! Род знал, что эта борьба касается только его одного.

Его лично.

Что было его собственностью раньше?

Даже жизнь ему не принадлежала. Он мог вспомнить лишь отрывки различных периодов своего детства. Он даже вспомнил отдельные неприятные вспышки боли — время от времени родные возвращали его назад в младенческий возраст, в то время как биологически он становился все старше и старше. Это не он так решил. Дед приказывал делать это, или Заместитель Председателя, или тетушка Маргот просила об этом. Никто особо его не спрашивал, только говорил:

— Ты бы согласился…

Род разозлился.

Он был хорош… так хорош, что возненавидел их на все времена и удивлялся если бы они узнали, как он ненавидит их. Ненависть его никогда не остывала, потому что настоящие люди обладали полным набором чувств, которые он так жаждал получить. Но Род и любил их тоже.

Пытаясь обдумать все это, Род бродил осматривая свое имущество.

Большая овца лежала на платформе — навеки тошнотворное, навеки гигантское создание. Возможно некоторые из них еще помнили те времена, когда были ягнятами, когда могли свободно бегать по редкой траве, пробивая головами плеофильмовые покрытия каналов и сами пили, когда им хотелось пить. Теперь же они весили сотни тонн, и их кормили машины, за ними смотрели сторожевые машины, их лечили автоматические доктора. Они питались и пили при помощи рта, только потому что опыт показывал, что они станут толще и проживут больше, если у них останется хоть какое-то подобие нормальной жизни.

Тетушки Дорис, которая присматривала за домом Рода, до сих пор не было.

Его работница Элеанор, которой он платил годовую сумму много больше, чем другие планеты тратили на вооружение, задержалась на рынке.

Пастухов Билла и Хоппера тоже не было.

Да Род и не хотел говорить с ними.

Он хотел бы увидеть и поговорить с Повелителем Красная Дама, этим странным человеком с другой планеты, с которым он встретился в Саду Смерти. Повелитель Красная Дама выглядел так, словно знал больше чем Норстралийцы; так словно он пришел из более великого, жестокого, мудрого общества, чем то, которое знала большая часть людей на Старой Северной Австралии.

Но ведь вы не можете спрашивать у Повелителя. В жизни такого не бывает.

Род добрался до крайних пределов своей земли.

Дальше лежали земли Гемфри Лаусвита — широкая полоса бедных земель, за которыми присматривали только отчасти — сложенные в строение ребра давно мертвых овец. На закате они отбрасывали сверхъестественные тени. Семья Гемфри по закону обладала этими землями сотни лет. Тем не менее земля пустовала за исключением нескольких анонимных животных, которым Государство позволяло бродить по любой земле, находящейся как в общественном, так и в частном пользовании.

Род знал, что может зайти на эту землю только на два шага.

Все, что он мог сделать, это перешагнуть межевую линию и закричать, мысленно обращаясь ко всем людям. Он мог сделать это, хотя по-настоящему «гаварить» не мог. Телепатический призыв о помощи мог привести стражей с орбиты в течение семи или восьми минут. Тогда Род смог бы только сказать:

— Клянусь. Я стал уже Господином и Собственником. Я требую, чтобы Правительство защитило мою жизнь. Смотрите на меня, люди, а я еще раз все это повторю.

Тройное повторение одного и того же сделало бы его Официальным Бедняком, который не останется без надзора… но не было стражи, не было заявления — ничего, иначе ею ожидало скитание по Старой Северной Австралии и та работа, которую бы он выполнял, когда хотел, и бросал, когда хотел. Это была бы хорошая жизнь, свободная жизнь, лучшее, что Правительство могло предложить собственникам, которые прожили долгие столетия в трудах, ответственности и гордости. Это была великолепная жизнь…

Но не мог МакБэн принять этого, не мог из-за титула.

Не мог он.

Несчастным вернулся он в дом. Он прислушался к Элеанор «гаварящей» с Биллом и Хоппером и одновременно накрывающей обед — огромное блюдо с дымящейся бараниной, картошкой, круто сваренными яйцами. Сваренное на ферме пиво достали из кладовки. (Род знал, что существовали планеты, где люди никогда, до самой смерти, так и не пробовали таких блюд. Они жили питаясь обработанным картоном, который изготавливался из продукта уборных, заново насыщенного питательными веществами и витаминами, с измененным запахом, стерилизованного и выводившегося из организма на следующий день.) Род знал, что это — хороший обед, но обед его не взволновал.

Как мог он говорить об Очсеке с этими людьми? Их лица пылали от удовольствия, когда они появились справа от Сада Смерти. Они думали, что Род счастлив остаться в живых и присоединиться к наиболее уважаемым гражданам планеты. Роковая Ферма была хорошим местом, даже несмотря на то, что она не была так велика.

В самый разгар обеда, Род вспомнил дар солдата-змеи. Род положил его на верхнюю полку в своей спальне. Из-за гостей и визита Беаслея, он так и не открывал его.

Род поставил тарелку и пробормотал:

— Я вернусь.

Бумажник был на месте, в спальне. Снаружи он выглядел великолепно. Род взял его, открыл.

Внутри был плоский металлический диск.

Билет?

Куда?

Род перевернул его. Билет имел телепатическую гравировку и видимо телепатически прокричал весь маршрут ему прямо в мозг, но Род не мог «слишать» его.

Род поднес билет к масляной лампе. Некоторые диски, вроде этого, имели старинные надписи, которые по крайней мере демонстрировали главные ограничения. В лучшем случае это мог быть персональный орнитоптер до Озера Мензи, или билет на аэробус до Мельбурна и обратно. Род нашел старинные надписи. Одну старинную надпись он прочел, поднеся билет к свету:

Дом Человечества и обратно.

Дом Человечества!

Повелитель оказал ему великую милость, это была сама Старая Земля!

«Но тогда, — подумал Род, — мне удастся убежать от Очсека, и я проведу остаток своей жизни со своими друзьями, зная, что я удрал от Горячего и Простого. Но я не могу. Как-то я должен обойти Хоугхтона Сума. Обойти его на повороте. Вот так.

Род вернулся назад к столу, забросил остаток обеда себе в желудок, так словно это были катышки овец, и рано поднялся в свою спальню.

Впервые в жизни он плохо спал.

И во время сна к нему пришел ответ:

— Спроси Гамлета.

Гамлет не был человеком. Он был просто рисунком — картинкой в пещере, но он был мудрым; он сам был со старой Земли, и не имел друзей, которым мог бы выболтать секреты Рода.

С этой мыслью Род еще поворочался на своей спальной полке, а потом погрузился в глубокий сон.

Утром выяснилось, что его тетушка Дорис так и не вернулась, так что Род обратился к работнице Элеанор:

— Я уйду на весь день. Не высматривайте меня и не беспокойтесь обо мне.

— А как же ваш ленч, Господин и Собственник? Вы же будете бегать вокруг фермы и устанете.

— Тогда заверните мне чего-нибудь с собой.

— Но разве Господин и Собственник не может мне сказать, куда он отправляется? — В ее голосе были неприятные нотки, так словно она все еще следила за ним, как за ребенком. Род этого не любил, но с искренностью ответил:

— Я не покину ферму. Поброжу вокруг. Мне надо подумать.

Она сказала более доброжелательно:

— Подумай, Род. Иди и думай. Но если ты спросишь меня, то я посоветую тебе оставаться с семьей…

— Я знаю, что ты скажешь, — сказал Род, перебив ее, — Я не стану принимать сегодня важных решений, Элеанор. Только поброжу и подумаю.

— Все правильно, Господин и Собственник. Поброди вокруг и прояви беспокойство о земле, по которой ты ходишь. Ты ведь должен беспокоиться о ней. Я обрадовалась, когда мой отец официально объявил себя нищим. Мы же постараемся разбогатеть, — неожиданно она вспыхнула и засмеялась над собой. — Теперь ты один из нас, Род. Вот твоя пища. А воду ты взял?

— Позаимствую у овец, — непочтительно сказал он. Элеанор знала, что Род шутит, и помахала ему на прощание.

Старая, старая дыра вела на задний двор дома. Ею Род и воспользовался. Он не хотел долго обходить дом, чтобы ни один человеческий глаз, ни одна человеческая мысль не смогла обнаружить его секрет — то, что он нашел в возрасте восьми лет. Через всю боль и все проблемы пронес он этот секрет — глубокая пещера полная ломаных и запрещенных сокровищ. Туда-то он и собирался пойти.

Солнце стояло высоко в небе, нарисовав ярко-серую полоску на фоне серых облаков, когда Род скользнул в щель, выглядевшую словно сухая оросительная канава.

Он сделал по канаве несколько шагов, потом остановился и внимательно прислушался, действуя очень осторожно.

Не было слышно никаких звуков, кроме фырканья молодого барана в миле отсюда.

Род внимательно огляделся.

Вдалеке так же лениво, как объевшийся ястреб, парил полицейский орнитоптер.

Род отчаянно пытался как можно больше „услишать“.

Он ничего не „услишал“ мысленно, но его уши уловили медленную, тяжелую пульсацию собственной крови, прилившей к голове.

Значит нужно попробовать.

Потайная дверца была тут, прямо в стене канавы.

Род поднял ее, открыл, и резко, словно голубь, как пловец продирающийся в родную гавань, нырнул в нее.

Он знал дорогу.

Его одежда чуть порвалась, но вес тела протолкнул его через сужающийся дверной проем.

Он протянул руки и, словно акробат, поймал внутренний рычаг. Дверь со щелчком закрылась. Как он испугался, когда он, еще маленьким, попал в эту западню в первый раз! Он соскользнул по веревке и взял факел, так и не поняв необходимость ловушки-двери в склоне оврага в первое свое посещение.

Сейчас это было легко.

С глухим стуком он приземлился. Яркий, странный свет залил все вокруг. Замурлыкал кондиционер, компенсируя влажное дыхание Рода, которое могло испортить сокровища, собранные в комнате.

Там было два десятка драма-кубов, с двумя различными размерами проекторов. Там были груды мужской и женской одежды, сохранившейся с давних времен. В углу, в сундуке, находилась маленькая машина Века Космоса — грубый, но прекрасный механический хронограф, а на его поверхности было написано древнее имя: „Джаегер Лe Коултре“. Его привезли с земли пятнадцать тысяч лет назад.

Род сел в совершенно непозволительное кресло — одно из которых, казалось, было комплексной конструкцией из подушек на скрепленной раме. Прикосновение к креслу излечило Рода от забот. Одна ножка его была сломана, дедушкой Рода в порыве страстей в девятнадцатом колене во время Чистящего Уничтожения.

Чистящее Уничтожение было последним политическим кризисом Старой Северной Австралии, который случился много столетий спустя, когда последние квазилюди были выловлены и выдворены с планеты, и когда все опасные излишества были отвергнуты правительственными авторитетами, и были выкуплены собственниками за цену в двадцать раз большую, чем первоначальная. Последние усилия по сохранению простоты, богатства и благополучия Норстралии. Каждый гражданин поклялся, что он сохранил для себя только самое необходимое, и за приносящими клятву следила тысяча телепатов. Существование тайного убежища свидетельствовало о высшей ментальной силе, которая позволила Роду МакБэну СXXХ нанести только символический вред своим любимым сокровищам, некоторых из которых даже не было в списке разрешенных к выкупу, вроде например инопланетных драма-кубов. Ему удалось спрятать эти вещи в дальнем углу своего поля; спрятать так хорошо, что ни грабители, ни полиция не заподозрили о их существовании за прошедшие сотни лет.

Род взял свой любимый драма-куб — „Гамлет“ Уильяма Шекспира. Куб активировался только когда его касался человек. Край куба превращался в маленькую сцену, появлялись прекрасные миниатюрные актеры и говорили на Древне-Английском — языке очень близком к языку Старой Северной Австралии; и шли телепатические комментарии, реплики на Старом Общем Языке, разъясняющие историю. Так как Род был невосприимчив к телепатии, он изучил Великий Английский, пытаясь понять драму, без комментариев. С самого начала ему не понравилось то, что он видел, и он потряс куб, пока пьеса не подошла к концу, Наконец, Род услышал, как в последней сцене уже знакомый голос Гамлета произнес:

Род осторожно потряс куб и сцена сменилась. Гамлет сказал:

Род осторожно опустил куб. Яркие световые фигуры исчезли.

В комнате стало тихо.

Но он получил мудрый ответ. И мудрость, возраст которой был сопоставим с возрастом человечества, была провозглашена, возвращена к жизни. Род понял, что нашел ответ к основной проблеме.

Но ответ не к его собственной проблеме. Ответ к проблеме Хоугхтона Сума — Горячего и Простого. Сум был Очсеком, который умирал. Следовательно, гонимым. Это Очсек, которого „смерть, свирепый страх, быстро схватил“, точно отрежиссировал его арест, даже если на это ему потребовалось несколько десятилетий, вместо нескольких минут. Он, же — Род МакБэн, жил. Его старый знакомый умирал, и умирая (да, умирал всегда, всегда!), не мог забыть свое негодование. Даже если бы Род любил Очсека в этом было бы немного горечи.

Значит, Очсек.

Но при чем тут он?

Род отряхнул бесценную груду, бесценные манускрипты и подобрал маленькую книгу названную „Реконструкция версии позднего английского языка“. На каждой странице, стоило только открыть ее, молодой человек и женщина семи сантиметров ростом поднимались и начинали декламировать текст. Род пролистал страницы книги, так что фигуры появлялись и дрожа исчезали словно слабые языки пламени в светлый день. На одной из них, посреди какого-то стихотворения, взгляд Рода задержался. Фигурка процитировала:

Род посмотрел в нижнюю часть страницы и увидел имя: Казимир Колегров. Конечно, он видел это имя раньше. Поэт древности — хороший поэт. Но что слова значат для него — Рода МакБэна, сидящего в тайной норе на своей собственной земле. Он господин и собственник, во всем кроме последнего титула, и он должен бежать от врага, которого не может установить.

„Мой вызов обязал меня…“

Вот ключ ко всему! Он бежит не от Очсека. Он бежит от себя самого. Он сам осудил себя как врага, потому что это соотносится с детством продолжительностью в шестьдесят лет и бесконечными неприятностями, уступчивостью по отношению к вещам, которых он никогда не знал. Как может он „слишать“ и „гаварить“ как другие люди, если где-то в космосе господствуют совсем иные отличительные черты для людей? Разве не могло настоящее правосудие осудить и очистить его?

Он сам — вот, кто был жесток.

Другие люди были добры. (Посторонние люди помогли ему.)

Род имел собственное, внутреннее чувство беспокойства и использовал его в своем отношении к внешнему миру, словно ужасное маленькое стихотворение, которое прочитал давным-давно. Та книжка находилась где-то в этой комнате, и когда Род впервые прочитал ее, он почувствовал, что давно умерший поэт пережил это сам. Но это было нереально. Другие люди имели другие проблемы, и стихотворение было намного старше, чем Род МакБэн. Оно звучало:

''Богов-машин, — подумал Род. — Вот ключ к разгадке. У меня единственный на планете полностью металлический компьютер. Ставка — урожай струна, выиграть или проиграть все.»

Юноша встал.

— Бороться, — сказал он кубам на полу. — И большое спасибо тебе, прадед в девятнадцатом колене. Ты столкнулся с законом, и ты не проиграл. А теперь ты помог мне снова стать Родом МакБэном.

Он повернулся и прокричал себе:

— К земле!

Крик смутил его. Он почувствовал, что на него смотрят невидимые глаза. Он чуть не покраснел и возненавидел себя за это.

Он стоял возле сундука сокровищ, и в ярости перевернул его на бок. Две больших золотых монеты, бесценных, ко ничего не стоящих, как монеты, были странными, бесшумно упали на толстые старые ковры. Снова Род мысленно послал «прощай» тайной комнате и подпрыгнул к Рычагу. Он схватился за него, подтянул его к подбородку, поднялся повыше, закинул ногу на него, но не удержался. Потом поставил на рычаг вторую ногу и осторожно, но напрягая все мускулы, потянулся к черному пятну над ним. Неожиданно свет потух, кондиционеры снова зажужжали, и дневной свет упал на Рода, когда от его прикосновения люк-ловушка открылся.

Род высунулся в канаву. Дневной свет казался тускло-серым после яркого комнаты сокровищ.

Все тихо. Все чисто. Род крутанулся в канаве.

Дверь тихо, могучим движением, сама закрылась за ним. Род не знал, что она запиралась генетическим кодом предков Рода МакБэна. Если любая другая личность коснулась бы ее, она простояла бы закрытой долгое время — почти вечность.

Понимаете, это и в самом деле была его дверь. Род был тем самым мальчиком, которому она предназначалась.

— Эта земля породила меня, — сказал Род, вылезая из канавы и оглядываясь. Проснулся молодой баран. Его фырканье прекратилось и над холмом прокатился его стон. Снова его мучает жажда! Роковая Ферма была не столь уж богата, чтобы беспредельно поить водой эту гигантскую овцу. Тут жили по суровым законам. Род мог бы попросить опекунов дать овце побольше воды, если бы наступила настоящая жажда. Но никакой земли в обмен на воду.

Никакой земли.

Нет земли на продажу.

Казалось, земля к нему не относится, зато Род относился к этой земле — бескрайним сухим полям, покрытым реками и каналами, скрытым дренажным сооружением, ловившим каждую каплю, которая в противном случае могла уйти к соседям. Это был пасторальный бизнес: его продукт — бессмертие, вид оплаты — вода. Содружество могло бы затопить планету, могло бы создать маленькие океаны и финансово поддерживать их существование, но планета и люди считались единым целым с точки зрения экологии. Старая Австралия — легендарный континент старой Земли, ныне покрытый руинами покинутого Китайского города-мира Нанбейна — первоначально была просторной, сухой, открытой, прекрасной. Планета Старая Северная Австралия, неся мертвый вес старых традиций, оставалась прежней.

Вообразите деревья. Вообразите листву — растительный продукт несьеденным опадающий на землю. Вообразите веду льющуюся тысячами тонн, и ни у кого нет слез облегчения или счастливого смеха! Вообразите Землю. Старую Землю. Дом Человечества. Род пытался представить себе целую планету населенную Гамлетами, пропитанную музыкой и поэзией, по колено утопленные в крови и трагедиях. На самом деле это невозможно было представить, хотя Род и пытался.

Словно ребенок, дрожа, трепеща каждым нервом он думал: «Вообразите себе Земную женщину!»

Они, должно быть, ужасающе прекрасные существа! Посвященные древним и развращенным искусствам. Окруженные вещами, которые давным-давно забыты на Норстралии, они потакают опытам, которые закон нашего мира давно запретил! Если Род встретится с ними: он не сможет ничего сделать. Что, что же станет он делать, когда встретится с гением земной женщины?

Он спросит у своего компьютера! Пусть даже соседи смеются над ним, но он имеет единственный на планете настоящий компьютер.

Но ведь его соседи не знают, что делал его дедушка в девятнадцатом колене. Он хотел поймать компьютер на лжи. Компьютер знал о забытых вещах, которые Закон Чистки вымел из жизни Норстралии. И еще компьютер завирал как извозчик. Род, кстати, удивлялся, мог ли быть «извозчик» неким архаичным официальным лицом Земли, который ничего не делал, но говорил неправду, день ото дня, всю жизнь. Но ведь компьютер обычно не лгал ему — Роду?

Если дедушка-19 поступал так дерзко с компьютером, и Род мог поступить как угодно. А может быть его компьютер знает все о женщинах.

«Хороший компьютер!» — думал Род, пока бежал вдоль длинных — длинных полей к своему дому. Элеанор будет усталой до изнеможения. Может вернуться Дорис. Билл и Хоппер разозлятся, если им придется ждать хозяина, опаздывающего на обед. Прибавив скорости Род направился к маленькому обрыву за домом, надеясь, что никто не заметит, как он там спрыгнет. Род был намного сильнее большинства людей, которых он знал, но он был озабочен по некоторой личной необъяснимой причине, не известной остальным.

Никого не было.

Род добрался до обрыва.

Никто не увидел.

Он спрыгнул. Вначале его ноги, а потом колени ударились о каменистую осыпь, в то время как он скатился к основанию склона.

А там оказалась тетушка Дорис.

— Где ты был? — спросила она.

— Пойдемте, мэм, — сказал он.

Она насмешливо поглядела на него, но она знала что больше лучше не спрашивать. Разговор всегда был ей неприятен. Она ненавидела звук собственного голоса, который, как она считала, звучал гораздо выше, чем нужно. Дело сделано.

Они обедали в доме, закрыв двери и запалив масляные лампы. Серый мир был безлунным, беззвездным, черным. Это была ночь, его собственная ночь.

Глава V Ссора за обеденным столом

В конце трапезы Роду захотелось, чтобы Дорис говорила с грацией Королевы. Она так и делала, но ее глаза, спрятанные под густыми бровями, выражали не благодарность, а совсем другое.

— Ты уедешь, — заявила она. Слова ее прозвучали как обвинение, а не как вопрос.

Двое «слишавших» людей посмотрели на него с большим сомнением. Неделю назад он был мальчиком. Теперь же он был, официально признанным Гражданином.

Служанка Элеанор тоже посмотрела на него. Она ненавязчиво улыбалась. В отличие от всех остальных присутствующих тут, она была на его стороне. Когда же они были одни, она изводила Рода, как только могла. Она знала его родителей до того как те отправились в сильно запоздалый медовый месяц и были перемолоты в молекулы в битве между налетчиками и полицией. От этого у нее по отношению к Роду развилось чувство собственничества.

Род попытался «пагаварить» с Дорис, надеясь, что это может сработать.

Это не сработало. Оба работника соскочили со своих мест и выбежали во двор. Элеанор осталась сидеть на своем месте, крепко держась за стол. Она ничего не говорила, и тетя Дорис стала бранить его так громко, что Род не мог вставить ни одного слова.

Род знал, она хочет, чтобы он закричал ей: «Прекрати!», но вместо этого он дружелюбно посмотрел на нее.

Так начался скандал.

Скандалы были частым событием в жизни Норстралии, потому что Отцы учили, что скандалы — своего рода терапия. Дети ссорились, пока взрослые не останавливали их. Свободные люди скандалили, пока Господа не включались в спор, А Собственники ссорились и скандалили до бесконечности, пока сами не прекращали. Никто не скандалил в присутствие людей с других планет, когда объявлено состояние боевой готовности, не скандалили с членами оборонного комитета и с полицией на службе.

Роб МакБэн был Господином и Собственником, но он еще находился под опекунством. Он был гражданином, но бумаги его еще не были выправлены. Он был уравновешенной личностью.

Законы же были для всех равны.

Хоппер вернулся назад к столу и пробормотал:

— Сделай это снова, парень, и я дам тебе такую затрещину, которую ты никогда не забудешь!

Хоппер редко пользовался своим голосом. У него был прекрасный резонирующий баритон, полнозвучный, сердечный и искренне звучащий.

Билл не сказал ни слова, но состроил рожу, и Род стал прикидывать, что он «гаварит» остальным.

— Если вы «гаварите» обо мне, Билл, — сказал Род с каплей высокомерия, которого раньше не чувствовал, — вы сделаете мне большое одолжение если будете пользоваться словами, когда говорите, иначе вы вылетите с моей земли!

Голос Билла звучал хрипло, как у старой машины:

— Я думаю, вы знаете, вы — помни[4], что у меня на свое имя больше денег в банке в Сиднее, чем стоите вы и вся ваша вонючая земля. Не говорите мне больше, чтобы я убирался с вашей земли, вы ублюдочный недоросток, или я и впрямь уберусь. Заткнитесь!

Род почувствовал что его желудок свело от ярости.

Он разозлился еще сильнее, когда почувствовал как рука Элеанор, словно сдерживая его, легла на его руку. Он хотел, чтобы никто, кроме нее из этих проклятых бесполезных нормальных людей не указывал ему, когда он должен «гаварить», а когда «слишать». Неожиданно тетя Дорис спрятала лицо в передник. Она начала, как делала всегда, плакать.

Только, когда Род собрался заговорить снова, возможно о том, чтобы Билл навсегда покинул ферму, его разум свернул на таинственные пути, как иногда делал он. Теперь Род мог «слишать» на мили. Люди вокруг него ничего не заметили. Род увидел гордую радость Билла от мысли о деньгах на его счету в Банке Сиднея, на которые можно купить не одну ферму; он выжидал время, когда сможет выкупить назад землю, которую отец потерял. Род понял честную досаду Хоппера и был немножко пристыжен, увидев, что Хоппер смотрит на него с гордостью и с забавной привязанностью. В Элеанор Род ничего не разглядел, только безмолвное беспокойство, страх, что она может потерять его так как она уже потеряла многих из-за «хмммммм» и «гммммм», странно бессмысленных упоминаниях, которые обретали форму в ее мозгу, но выглядели совершенно бесформенно для Рода. И он услышал, как мысленно причитает тетушка Дорис:

«Род, Род, Род не покидай нас! Пусть он всего лишь мальчик, но я из рода МакБэнов. Я никогда не пойму как вести себя с уродом вроде него.»

Род стоял спокойно ожидая пока ей ответят, когда другая мысль коснулась его разума:

«Ты — дурак… Ступай к своему компьютеру!»

«Кто это сказал?» — подумал Род, не пытаясь «гаварить». «Твой компьютер,» — повторил издалека тоненький голосок.

«Ты не можешь „гаварить“. Ты — просто машина, и в тебе нет ни грамма живого мозга,» — сказал Род.

«Когда ты вызываешь меня, Родерик Фредерикс Рональд Арнольд Уильям МакАртур МакБэн сто пятьдесят первый, я могу сам ’’загаварить» через большое расстояние. Я намекал тебе, но ты закричал мысленно только сейчас. Я почувствовал как ты «загаварил» со мной.

— Но… — сказал Род вслух.

— Полегче парень, — отрезал Билл. — Возьмите полегче. Я не то имел в виду.

— Ты использовал одно из своих заклинаний, — сказала тетушка Дорис, неожиданно высунув покрасневший нос из-под передника.

Род встал.

Вот, что сказал он им всем:

— Извините. Пойду пройдусь. Прогуляюсь в ночи.

— Вы пойдете к компьютеру? — спросил Билл.

— Не ходите, мистер МакБэн, — сказал Хоппер. — Не давайте нам повода сердиться на вас. То место плохое даже днем, а ночью оно просто ужасно.

— Откуда вы знаете? — повторил Род. — Вы же никогда там не были ночью, как и я. Много времени…

— Там мертвые люди, — сказал Хоппер. — Это — старый военный компьютер. Ваша семья никак не могла вернуть его на первоначальное место. Но его на ферме быть не должно. Вещь вроде этой должна находиться в космосе, на орбите.

— Все будет в порядке, Элеанор, — сказал Род. — Вы сказали мне, что делать. Каждый из вас, — прибавил он умерив последний всплеск ярости. Когда его «слишанье» смолкло, он увидел вокруг себя обычные непроницаемые лица.

— Ладно, Род. Убирайтесь к своему компьютеру. У вас странная жизнь, и вы живите ею, Господин МакБэн, и никого тут в округе не будет.

Род встал.

— Извините, — сказал он снова, вместо «до свидания».

Он остановился в дверях, заколебавшись. Роду больше хотелось сказать «до свидания», но он не знал как выразить свои чувства словами. Однако, он не мог «гаварить»; не мог «гаварить» так, чтоб они «слишали». А слова сказанные голосом были такими грубыми, такими плоскими для чувств, которые ему необходимо было выразить.

Все присутствующие смотрели на него, а он на них.

— Н-д-да! — сказал он в грубом карканье полу насмешки и почувствовал отвращение к самому себе.

Их лица выразили восприятие его чувств, хотя слова для них ничего не значили. Билл кивнул, Хоппер посмотрел на него дружелюбно и немного беспокойно. Тетушка Дорис перестала хныкать и начала вытягивать руку, но прервала жест на половине, а Элеанор неподвижно сидела за столом, поглощенная своими собственными; проблемами.

Род повернулся.

Куб освещенный светом — хижина-комната, остались позади. Впереди была тьма ночи Норстралии. Очень редко тьму разрезали вспышки молний. Род посмотрел на дом, единственное, что он мог ясно видеть во тьме, и куда он мог вернуться. Дом был забытым, покинутым храмом. Где-то там находился семейный компьютер МакАртура, который был старше компьютера МакБэна и который называли Дворцом Правителя Ночи.

Глава VI Дворец Правителя Ночи

Род бежал вприпрыжку по раскинувшимся просторам земли — его земли.

Другие телепатически нормальные Норстралийцы «слишали» слова из ближайших домов. Род не мог прогуливаться как телепат, так что он насвистывал сам себе мелодии в каком-то странном ключе с множеством бемолей. Свист эхом отдавался в его бессознательном мозгу через безмерно развитые барабанные перепонки, которые он истощал компенсируя неспособность «слишать». Впереди оказался косогор и Род поднялся на него. Он лез, продираясь через группу кустов. Тут он услышал своего самого молодого барана — Сладкого Уильяма, громко фыркающего овце, находившейся двумя холмами дальше.

Вскоре Род увидел его.

Дворец Правителя Ночи.

Самое бесполезное здание на всей Старой Северной Австралии.

Закаленный и конечно невидимый глазом солдат, если забыть о его чудовищных контурах, очерченных пылью, припорошившей здание.

Дворец и правда некогда был дворцом на Хафи 11, который вращался и всегда одной стороной был обращен к одной из звезд. Люди там творили дела, которые были сравнимы с богатством Старой Северной Австралии. Они открыли Пушные Горы альпийской конфигурации, на которой рос цепкий неземной лишайник. Лишайник был мягким, мерцающим, теплым, прочным и безмерно красивым. Люди зарабатывали состояния осторожно срезая его с гор, чтобы не повредить, и продавали в самые богатые миры, за баснословные деньги. На Хафи 11 было два правительства. Одно для людей живущих в дневное время, которые в основном торговали и занимались маркетингом. Горячее солнце лишало возможности собрать богатый урожай лишайника, этим и занимались ночные обитатели — те, кто далеко уходил в поисках чахлых лишайников — великолепных растений, неизменной и нежной красоты.

Диамони пришли на Хафи 11, так же как они пришли на многие другие планеты, включая Старую Землю — Дом Человечества. Они пришли откуда-то и куда-то ушли. Некоторые люди думают, что они были человеческими существами, которые перестроили себя для жизни в субпространстве. Другие считают, что Диамони с искусственной планеты на внутренней поверхности которой они жили. А есть и третьи, кто считает, что они просто решили выпрыгнуть из нашей галактики. А некоторые считали, что никаких Диамони не существует. Последнее предположение не утвердилось, потому что Диамони внесли в архитектуру свое очень эффективное слово — здания, которые были не подвержены действию коррозии, эрозии, возраста, тепла, холода, вибрации и оружия. На самой Земле их величайшим чудом был Земной порт — словно бокал двадцати пяти километров высотой с невероятным посадочным полем на ее вершине. На Норстралии Диамони ничего не оставили. Возможно, они не хотели встречаться с Старо-Северо-Австралийцами, которые имели репутацию существ грубых и плохо относящихся с чужестранцам попадающим на их планету. Было очевидно, что Диамони решили проблему бессмертия своим собственным способом. Они были выше большинства рас рода человеческою, пропорциональные и красивые. По их виду нельзя было сказать молоды они или стары. Они выглядели до тошноты неуязвимыми, говорили с методичной тяжеловесностью, и покупали сокровища для собственного коллективного пользования, а не для перепродажи или извлечения выгоды. Они никогда не пытались добыть струн или необработанный вирус, который нужно было еще очистить. Хотя торговые корабли Диамони избегали военных дорог, они конвоировались военным флотом Старой Северной Австралии. Была одна сцена, когда эти две расы встретились в главном порту Олимпии. Норстралийцы — высокие, откровенные, любящие жизнь и чрезвычайно богатые. Диамони — богатые, сдержанные, красивые, лоснящиеся и бледные. Страх (и со страхом, обида) появилась у Норстралийцев перед Диамони. Элегантность и снисходительность была на стороне Диамони. Так они относились ко всем остальным, включая Норстралийцев. Их встреча не имела успеха. Норстралийцы не ожидали встретить людей, которые не заботились о своей бессмертности, даже пенни за бушель не давали. Диамони презрительно относились к расе, которая не только не ценила архитектуру, но и пыталась не пустить архитекторов на свою планету, кроме как архитекторов оборонительных сооружений; расу, которая собиралась вести грубую, пасторальную жизнь до конца времени. Но до тех пор пока Диамони не ушли, чтобы никогда не вернуться, Норстралийцы не поняли, что упустили самую выгодную сделку всех времен — удивительные здания, которые Диамони так щедро разбрасывали по планетам, которые они посещали по торговым целям или просто нанося визиты вежливости.

На Хафи 11, Повелитель Ночи вынес древнюю книгу: и сказал:

— Я хочу это.

Диамони, который имел наметанный глаз на пропорции и формы, сказал:

— Мы возьмем эту картинку в наш мир. Это — здание Древней Земли. Некогда его называли великим храмом Дианы Ефесианской, но он был разрушен до начала космического века.

— Это то, что я хочу, — сказал Повелитель Ночи.

— Достаточно легко воспроизвести, — сказал один из Диамони, которые все выглядели словно принцы. — Мы возведем его для вас завтра ночью.

— Минутку, — сказал Повелитель Ночи. — Я не хочу точное воспроизведение этого здания. Только фасад… для украшения моего дворца. В остальном я совершенно доволен своим дворцом, и пусть мои системы обороны будут встроены прямо в него.

— Если мы построим вам дом, — мягко сказал один из Диамони, — то он не будет нуждаться в системе обороны. Только роботы закрывающие окна на случай мегатоннах бомб.

— Вы, господа, хорошие архитекторы, — сказал Повелитель Ночи, причмокнув губами над моделью города, который они показали ему, — но я привык к тем системам безопасности, которые знаю. Я хочу, чтобы вы построили мне только фасад. Как на этой картинке. Более того, я хочу, чтобы он был невидимым.

Диамони перешли на свой язык, который звучал, словно был земного происхождения, но который так и не расшифровали несмотря на то, что существовало несколько записей их разговоров.

— Ладно, невидимый, — сказал один из них. — Значит вы хотите получить великий храм Дианы Ефесианской со старой Земли.

— Да, — ответил Повелитель Ночи.

— Зачем… если никто не сможет видеть его? — сказал Диамони.

— Это третья особенность здания, господин. Я хочу, чтобы видеть ее мог я и мои наследники, а больше никто.

— Если здание будет материально, но невидимо, то каждый придет посмотреть на него, и тогда ваше мероприятие провалится.

— Я смогу позаботиться об этом, — сказал Повелитель Ночи. — Я заплачу столько, сколько мы говорили — сорок тысяч избранных кусков Пушистого Горного Меха. Но вы сделаете этот дворец видимым только для меня и моих наследников.

— Мы — архитекторы, а не волшебники! — заявил Диамони с самым длинным плащом, который мог быть их предводителем.

— Вот это мне и нужно.

Диамони заспорили между собой, обсуждая некоторые технические проблемы. Наконец один из них подошел к Повелителю Ночи и сказал:

— Я — корабельный хирург. Можно я осмотрю вас?

— Зачем? — спросил Повелитель Ночи.

— Посмотрим, сможем ли мы построить здание специально для вас. Хуже будет, если мы не решим, в каких особых характеристиках мы нуждаемся.

— Подойди, — сказал правитель. — Осмотри меня.

— Здесь? Сейчас? — удивился доктор Диамони. — Не предпочли бы вы спокойное место, или отдельную комнату? Или может быть вы сможете подняться на борт моего корабля? Это было бы много удобнее.

— Для вас, — заявил Повелитель Ночи. — Не для меня. Здесь мои люди держат вас на прицеле. Вы никогда не вернетесь на свой корабль, если захотите ограбить меня — украсть мои Пушистые Горные Меха, или украсть меня так, чтобы продать самому себе в обмен за мои сокровища. Вы осмотрите меня здесь и сейчас или вообще не осмотрите.

— Вы, Повелитель, грубый, глупый человек, — сказал другой элегантный Диамони. — Может лучше вы скажете своей страже, что вы попросили осмотреть вас. В противном случае они могут не понять нас и получить физические повреждения, — сказал Диамони со слабой улыбкой.

— Приступайте, иностранцы, — разрешил Повелитель Ночи. — Мои люди следят за всем, что происходит, подслушивают через микрофон, вделанный в мою верхнюю пуговицу.

Он пожалел о своих словах через две секунды, но было уже слишком поздно. Четыре Диамони подняли его и повернули так ловко, что стражи и не поняли, как это было сделано и Повелитель Ночи в три секунды потерял все свои одежды. Один из Диамони то ли погрузил его в ступор, то ли загипнотизировал. Повелитель Ночи не мог даже вскрикнуть. После, он не мог даже вспомнить, что с ним делали.

Стражи задохнулись от удивления, когда увидели как Диамони выдернули бессчетное количество иголок из глазных яблок их босса. Никто не видел, как их втыкали. Стражи опустили свое оружие, когда Повелитель Ночи повернулся от ярости чуть ли не светясь зеленым изнутри. Он задыхался, морщился, а потом его вырвало, когда Диамони залили в него невероятное количество лекарства. На все это им понадобилось менее получаса.

Повелитель Ночи голый, покрытый пятнами, сидел на полу. Его рвало.

Один из Диамони спокойно сказал стражам:

— Ему не причинили никакого вреда, но он и его наследники смогут видеть часть спектра — ультрафиолетовые лучи. Это свойство распространится на много поколений. На ночь положите его в постель. Утром он будет чувствовать себя хорошо. И пусть никого не будет перед его дворцом завтра ночью. Мы все сделаем так, как он просил. Великий храм Дианы Ефесианской.

Старший офицер стражи ответил:

— Мы не сможем убрать стражу перед дворцом. Это — меры предосторожности и никто, даже Повелитель Ночи, не сможет отменить их. Люди Дня снова могут атаковать меня.

Диамони ласково улыбнулся:

— Тогда перепишите имена стражников, и пусть они скажут слова прощания. Мы не будем бороться с ними, офицер, но они окажутся замурованными в стенах нового дворца. Вдовы и дети смогут завтра восхищаться статуями своих мужей и отцов.

Офицер стражи посмотрел на своего Повелителя, который лежал на земле, закрыв голову руками. Повелитель Ночи кашляюще произнес:

— Оставьте… меня… одного!

Офицер посмотрел на равнодушно стоящих в стороне Диамони и сказал:

— Я сделаю все, что смогу, сэр.

Ефесианский храм появился утром.

Колонны были античными колоннами древней земли. На фризе были изображены боги, жрецы и лошади. Здание было изысканных пропорций.

Повелитель Ночи видел его.

Его приспешники не видели.

Было уплачено сорок тысяч кусков Пушного Горного Меха.

Диамони улетели.

Повелитель Ночи умер. Но у него был наследник, который тоже мог видеть здание. Оно было видимо только в ультрафиолетовой части спектра и обычные люди Хафи видели его только, когда его засыпало снегом в сильный шторм.

Но сейчас оно принадлежало Роду МакБэну, и находилось на Старой Северной Австралии, а не Хафи 11.

Как это произошло?

Кто захотел купить невидимый храм?

Уильям Дикий, вот кто. Дикий Уильям МакАртур, которым восхищались и по отношению к которому испытывали досаду, неприязнь, удивление все поколения Норстралийцев. И все из-за его диких шуток, его прихотей, его капризов.

Уильям МакАртур был двадцать вторым дедушкой Рода МакБэна по материнской линии. Он был человеком своего времени, настоящим человеком. Счастливый, вечно пьяный, но совершенно трезвым разумом. Очаровательно трезвый, когда он был смертельно пьяным. Своими словами он мог сбить овцу с ног, когда расходился. Он мог говорить все, что угодно о Государстве. Что он и делал.

Он мог.

Государство выкупало все дома Диамони, которые смогло обнаружить, используя их в оборонительных целях. Хорошенькие, маленькие коттеджи под викторианскую эпоху Я были отправлены на орбиту, как дальний ряд укреплений. Поле действия войны перенеслось в другие миры и через я пространство доползло до Старой Северной Австралии. Я Стали бомбить убежища и ветеринарные центры для лечения тошнотворных, производящих богатство овец. Никто я не мог укрыть здание Диамони. Оно было построено так, Я что можно было снять здание с фундамента, поместить его на ракеты или на платформу, а потом перевести через ж пространство на новое место. Норстралийцы не спускали дворец с орбиты. Они его просто сбросили. И это ничуть не повредило зданию. Некоторое время здания Диамони стояли в стороне, потому что хоть Диамони просили делать постройки разборными, но строили они прочно.

Хафи 11 лежал в руинах. Лишайники подхватили растительную инфекцию и вымерли. Несколько Хафианцев, которые остались нищими, попросили у Содействия статус беженцев и эмигрантов, Государство вернуло им их маленькие здания, но даже Государство Старой Северной Австралии не знало, что делать с невидимым и невероятно красивым греческим храмом.

Дикий Уильям посетил храм. Он в трезвом виде навестил полностью невидимый храм, используя «глаза снайпера» настроенные на ультрафиолет. Он убедил правительство дать ему возможность истратить половину своего необъятного состояния для перевозки здания в долину рядом с Роковой Фермой. Потом, он некоторое время наслаждался храмом. Сильно напившись он упал и сломал шею, и его безутешная дочь вышла замуж за красивого и практичного МакБэна.

И теперь храм принадлежал Роду МакБэну.

И приютил его компьютер.

Его собственный компьютер.

Род мог говорить о нем как о добавлении к тайнику спрятанных сокровищ; говорить о нем, в другой раз, как о месте, которое само по себе говорит; голос посреди поля и сверкающий красно-черный металл старого компьютера был покрыт изысканными миниатюрами. Род мог прийти к этому странному зданию — Дворцу Повелителя Ночи, встать как некогда стояли поклонники Дианы и крикнуть:

— Великая Диана Ефесианская!

Когда он подходил с нужной стороны, перед ним была полная консоль, автоматически открывавшаяся при его появлении, так как показал Роду его дедушка, три детства тому назад, когда старый МакБэн еще питал большие надежды на то, что Род превратится в нормального Старо-Северо-Австралийского мальчика. Дедушка использовал свой персональный код, открывая доступ к контролю и предлагая компьютеру сделать собственные записи для идентификации личности Рода, так чтобы Родерик Фредерикс Рональд Арнольд Уильям МакБэн CLI навсегда запомнился машине, неважно какого он будет возраста, неважно как изувечен или внешне изменен, неважно каким тошнотворным и жалким он может вернуться к машине отцов. Старик даже не спрашивал машину, каким образом она проводила идентификацию. Он доверял компьютеру.

Род по ступеням поднялся во дворец. Его второе зрение рисовало ему колонны, увитые древней резьбой. Род совершенно не знал, почему может видеть в ультрафиолетовой части спектра, так как он не наблюдал различий между собой и другими людьми в части зрения, если исключить частые головные боли, которые начинались у него в особенно светлые дни. Но в случае Дворца разница была налицо. Это было его место, его храм, его собственность. Он видел, что многие из его двоюродных братьев и сестер видели Дворец в ночной время. Они видели его так как их фамильной чертой было видеть фамильный храм, который не мог видеть ни один из их друзей. Но они не имели туда доступа.

Только Род имел доступ сюда.

— Компьютер, впусти меня, — крикнул он.

— Излишне сообщение, — сказал компьютер. — Для вас вход всегда открыт.

Голос был голосом мужчины Норстралийца и в нем звучали театральные нотки. Род никогда не был уверен, что это голос его предка. Потом, изменив голос на тот, которым она обычно пользовалась, машина ответила Роду:

— Информация относительно этого голоса была стерта. Исторически, со времени установки здесь и в последующее время, когда меня кодировали, очевидно, предполагалось, что я — мужчина.

Род был полон жизни и испытывал жгучую боль из-за чувства страха перед Дворцом Повелителя Ночи, который яркий и видимый стоял под темными облаками Норстралии. Он хотел сказать что-нибудь, что облегчило бы ему душу, но только пробормотал:

— Я здесь.

— Наблюдайте и относитесь с уважением, — прозвучал голос компьютера. — Если бы я был личностью, я мог бы высказать поздравления, что вы остались живы.

— Что я должен делать сейчас? — спросил Род.

— Вопрос слишком глобальный, — ответил компьютер. — Вы хотите выпить воды или отдохнуть в комнате? Я могу сказать вам где одно и где второе. Вы хотите поиграть со мной в шахматы? Я выиграю как и в том множестве партий, что мы играли по вашей просьбе.

— Заткнись, старый дурак! — закричал Род. — Это не то, что я имею в виду.

— Компьютеры могут быть дураками, если только они неисправны. Я — исправен. Заявление, что я дурак — нелогично, и я вычеркиваю это из своих запоминающих систем. Повторите вопрос, пожалуйста.

— Что мне делать со своей жизнью?

— Ты можешь работать, ты можешь жениться, ты можешь стать отцом сто пятьдесят второго Рода МакБэна и других детей, ты можешь умереть и твое тело с большими почестями отправят на орбиту. Ты можешь делать все, что хочешь.

— Предположим я сломал бы себе шею в эту ночь? — стал спорить Род. — Тогда бы ты ошибся?

— Я бы ошибся, но я учитываю степени вероятности.

— Что мне делать с Очсеком?

— Повторите.

Роду пришлось рассказывать историю несколько раз, прежде чем компьютер понял в чем дело.

— Я не нашел данных относительно человека, которого вы называете Хоугхтоном Сумом, а иногда «Горячим и Простым». Его история не известна мне. Шансы против того, что вы убьете его расцениваются как 11,713 к одному, потому что многие люди знают вас и знают как вы выглядите. Я дам вам совет как решить проблемы с Поч. Секом.

— У тебя есть какие-то идеи?

— У меня есть ответы, а не идеи.

— Тогда дай мне кусочек кекса с изюмом и стакан молока.

— Это будет стоить вам двенадцать кредитов и прогулки в ваш кабинет, где вы сможете все это получить. Тем временем я куплю их в Крайней Централи.

— Я сказал, что хочу, — сказал Род.

Машина зажужжала. На консоли замерцали лампочки.

— Крайняя Централь позволила мне самому использовать каналы снабжения. Завтра вам нужно будет заплатить за доставку. — Дверца открылась. Из нее выскользнул поднос с сочным куском кекса с изюмом и стаканом Дымящегося, свежего молока.

Род подошел и поел.

Между делом он сказал компьютеру:

— Ты должен знать, что делать с Горячим и Простым. Это ужасно пройти через Сад Смерти и потом столкнуться с тупицей вроде этого докучливого зануды.

— Он не может докучать вам настолько, чтоб убить. Вы слишком сильны.

— Узнаю идиота, ты — слабоумная задница! — сказал Род.

Машина сделала паузу.

— Идиот отождествлен. Корректировка сделана. Приношу вам извинения, дитя МакБэн.

— Я проверяю Централь, — сказал компьютер. Огоньки замигали и последовала длинная пауза. Наконец компьютер ответил. — Ваши статусы изменились. Оба. Вы теперь уже Господин и Собственник Роковой Фермы и меня. Но вы еще по-прежнему ребенок МакБэнов до тех пор, пока ваши опекуны не оформили бумаги.

— Когда они сделают это?

— Добровольное действие. Человек. Выбор неточный. За четыре или пять дней, так кажется. Как только они сделают это Поч. Сек. получит реальное право арестовать вас как некомпетентного и опасного Собственника. С вашей точки зрения это будет очень плохо.

— А что ты думаешь? — сказал Род.

— Я думаю, что этот фактор должен беспокоить. Я сказал тебе правду.

— И что из этого всего следует?

— Все, — сказал компьютер.

— Ты не можешь остановить Поч. Сека?

— Но не без того, чтобы остановить еще кое-кого.

— А как ты думаешь, что станут делать люди? Посмотри, компьютер, ты говоришь с людьми много сотен лет. Ты знаешь наши имена. Ты знаешь мою семью. Разве ты ничего не знаешь о нас? Разве ты не сможешь помочь мне? Что ты думаешь обо мне?

— Какой вопрос первый? — сказал компьютер.

Род с яростью швырнул пустой поднос и стакан на пол храма. Руки робота втянули их в контейнер мусора. Он посмотрел на старый полированный металл компьютера. Металл должен был быть полированным. Род потратил сотни часов полируя его — все шестьдесят шесть панелей — только потому, что машина была его детищем.

— Ты не знаешь меня? Ты не знаешь какой я?

— Ты — Род МакБэн сто пятьдесят первый. Особенности: ты — позвоночник с маленькой грудной костяной клеткой и головой на одном конце и с воспроизводящим инструментом на другом. Внутри костяной клетки у тебя материал, напоминающий жесткое свиное сало с кровью. И этим вы думаете… думаете лучше чем я, хотя я имею более пяти миллионов синаптических связей. Вы — удивительный объект — Род МакБэн. Я знаю вас. Я могу отделить человеческую часть вашего «я» от звериной.

— Но ты же знаешь, я в опасности.

— Я это знаю.

— Что ты говорил о том, что нельзя остановить Горячего и Простого без того, чтобы не остановить кого-то еще? Ты можешь остановить кого-то еще?

— В начальной части вопроса ошибка. Я не могу никого остановить. Если я попытаюсь использовать силу, военные компьютеры Обороны Государства уничтожат меня раньше, чем я начну планировать собственные действия.

— Ты же частично военный компьютер.

— Так принято считать, — произнес неутомимый, неторопливый голос компьютера, — но Государство обезопасило меня до того как твои предки получили меня в пользование.

— Что ты можешь сделать?

— Род МакБэн сто сороковой приказал мне не рассказывать никому об этом.

— Я отменяю этот приказ.

— Это невозможно сделать таким образом. Твой пра8-дедушка записал предупреждение, которое ты должен выслушать.

— Давай, — сказал Род.

Наступила тишина, и Род подумал о том, что машина перерывает в древних архивах драма-кубы. Род стоял в перистиле Дворца Повелителя Ночи пытаясь разглядеть Норстралийские облака ползущие по небу у него над головой. Казалось это какая-то особенная ночь. Но кроме темноты по ту сторону освещенного портика храма, он не видел ничего.

— Вы поняли как нужно скомандовать? — спросил компьютер.

— Я не слышал никакого предупреждения, — сказал Род.

— Он «гаварил» из куба памяти.

— Ты «слишал» это?

— Я не могу понять этого. Это только между людьми. Только для семьи МакБэна.

— Тогда, — сказал Род, — я приказываю сделать это.

— Приказано, — сказал компьютер.

— Как я могу остановить все это.

— Ты можешь на время обанкротить Норстралию, купив Старую Землю, а потом вести переговоры требуя чего-то.

— О, боже! — сказал Род. — Ты снова стал логичным, компьютер! Это одна из твоих ситуаций «если».

Голос компьютера не изменил тона. Он не мог. Последовательность слов однако содержала упрек.

— Это не невообразимая ситуация. Я — военный компьютер, и я продумал экономические военные действия. Если ты сделаешь именно так, как я велю тебе, ты легальным способом подложишь большую свинью всей Старой Северной Австралии.

— Как долго это будет продолжаться? Две сотни лет? Старый и Простой уложит меня в могилу.

Компьютер не мог смеяться, он мог сделать паузу. И он сделал паузу.

— Я только проверю время на Бирже Нового Мельборна. Сигналы с Биржи говорят, что она будет открыта через семнадцать минут. Так как ваш голос приказал мне это сделать, то это будет сделано. Мне понадобится четыре часа. Это означает, что вам придется подождать четыре часа семнадцать минут, плюс минус пять минут.

— Ты думаешь, что сможешь это сделать?

— Я просто компьютер, устарелая модель. Во все остальные встроены мозги животных, чтобы избегать ошибки. У меня этого нет. Более того, ваш пра12-дедушка превратил меня в оборонительную ячейку.

— А разве Государство не отключила эти твои функции.

— Я компьютер, в который заложено умение лгать всем, кроме семей МакАртура и МакБэна. Я солгал Государству, когда они проверяли, что я могу. Я вынужден говорить правду только вам и вашим законным потомкам.

— Я это знаю, но что же делать?

— Я предсказываю, что мое влияние на дела космоса больше влияния Правительства, — произнесено это было неприятным, равномерно звучащим голосом. Род и сам начал верить в это.

— И ты этим воспользуешься?

— Я играл в военные игры более сотни миллионов раз. Пока я ждал тебя, мне больше нечего было делать.

— И ты никогда не проигрывал.

— Я проигрывал много раз, когда начинал первым. Но за последнюю тысячу лет я не проиграл ни одной военной игры, когда использовались реальные данные.

— А что случится, если сейчас ты проиграешь?

— Ты будешь опозорен и станешь банкротом. Я буду продан и демонтирован.

— И все? — радостно воскликнул Род.

— Да, — сказал компьютер.

— А я смогу остановить Старого и Простого, если стану хозяином Старой Земли. Пойдем.

— Я не хожу никуда, — сказал компьютер.

— Я говорю образно, начинай.

— Ты имеешь ввиду то, что я должен купить Землю, как мы и говорили?

— Что еще? — взвыл Род. — О чем еще мы говорим?

— Ты должен съесть немножко супа, горячий суп и транквилизаторы. Я не могу работать оптимально, если тут будет находиться возбужденное человеческое существо.

— Все правильно, — сказал Род.

— Ты должен уполномочить меня купить их.

— Я уполномочиваю тебя.

— Это будет стоить три кредита.

— Во имя семи здоровых овец, что это значит? Сколько стоит Земля?

— Семь тысяч миллионов мегакредитов.

— Добавь три кредита за суп и таблетку, если это не помешает твоим вычислениям.

— Вычел, — сказал компьютер. Появилась тарелка с супом и пилюля.

— Теперь давай купим Землю, — сказал Род.

— Вначале выпей суп и съешь пилюлю, — сказал компьютер.

Род выпил суп и проглотил пилюлю.

— Теперь пошел, приятель.

— Повторяй за мной, — сказал компьютер. — Я закладываю свою овцу Сладкого Уильяма за сумму в пять сотен тысяч кредитов Бирже Нового Мелбурна…

Род повторял и повторял.

Время превратилось в кошмар повторения.

Компьютер понизил голос до тихого бормотания, почти шепота. Когда Род запинался, компьютер останавливал его и поправлял.

— Первая закупка… короткая оплата… выбор покупки… полупустой резерв… жертвую на продажу… предлагается временное резервирование… первая параллель… вторая параллель… депозит счетов… конверт СНЗ кредитов… конверт ГИД кредитов… двенадцать тысяч тонн струна… заклад вперед… гарантия покупки… гарантия продажи… держать… резерв… параллельные гарантии предыдущих депозитов… обещание выплаты против залога земли… гарант… земля МакБэнов… земля МакАртуров… сам компьютер… условно юридически… купить… продать… гарантии… залог… удержание… предлагаемые подтверждения… предлагаемые отмены… четыре тысячи миллионов мегакредитов… приемлемая цена… приемлимый отказ… депозит против интереса… параллельный предварительный залог… условная доставка… солнечная погода… купить… продать… задаток… отказ от маркетинга… отказ от продажи… не имеющиеся в распоряжении… не собранные сейчас… зависимость от радиации… условный маркетинг… купить… купить… купить… купить… устойчивое наименование… неустойчивое наименование… сделки заключены… переоткрытие… регистрировать… зарегистрированно… подтверждение центральной Земной… сделки заключены… пятнадцать тысяч мегакредитов…

Голос Рода превратился в шепот, но компьютер уверенно диктовал, компьютер не устал, компьютер отвечал на все вопросы приходящие извне.

Много раз Род и компьютер выслушивали телепатические предупреждения встроенные в гнездо торгового коммуникатора. Компьютер оставлял их без внимания, а Род не «слишал» их. Предупреждения оставались неуслышанными.

— … купить… продать… поддержать… выступить… депозит… конвертировать… гарантировать… выступить в арбитраже… сообщить… Государственный налог… коммисионные… купить… продать… купить… купить… купить… купить… сделать взнос! сделать взнос! сделать взнос!

Процесс покупки Земли пошел.

К тому времени как первые серебряно-серые лучи зари осветили небо, сделка была завершена. У Рода кружилась голова от усталости и смущения.

— Иди домой и ложись спать, — сказал компьютер. — Когда люди обнаружат, что ты сотворил при моей помощи, многие из них, возможно, придут в возбуждение и захотят поговорить с тобой достаточно обстоятельно. Я считаю, что ты не должен им ничего говорить.

Глава VII Смертоносный воробей

Пьяный от усталости, Род побрел по собственной земле назад в свою хижину.

Он не верил в то, что что-то произошло.

Если Дворец Повелителя Ночи…

Если Дворец…

Если компьютер сказал правду, он уже самый богатый человек, когда-либо живший на свете. Он рискнул и выиграл не несколько тон струна, планету или две, и такое количество кредитов, которое достаточно для того, чтобы до основания потрясти Государство. Он владелец Земли — планеты перед которой любая сверхдеспозит — пустое место, настолько высока верхняя граница. Он хозяин планеты, стран, шахт, дворцов, тюрем, полицейских служб, флотов, телохранителей, ресторанов, фармацевтических предприятий, текстильных предприятий, ночных клубов, театров, авторских свидетельств, лицензий, земель, множества овец, множества земель, множества струна. Он выиграл.

Только на Старой Северной Австралии появился человек, который мог сделать такое без солдат, репортеров, телохранителей, полиции, экспертов, налоговых инспекторов, предсказателей, докторов, общественных лидеров, травли, расследования, сострадания, ненависти и оскорблений.

Старая Северная Австралия хранила безмолвие.

Тайна, простота, бережливость… добродетель пронесла их через мир-ад Рая VII, где горы ели людей, вулканы травили овец, отравляющий кислород заставлял людей бредить с блаженством, когда они метались перед смертью. Норстралийцы пережили множество бед, включая тошнотворность и деформацию. Если Род МакБэн вызвал финансовый кризис, об этом не было напечатано в газете, не было никаких передач по видовым коробкам, никакого возбуждения среди народа. Правительственные авторитеты получили известие о кризисе в рабочие корзины после того как выпили чая и поели сладостей на следующее утро. Если все сработало, то все оплачено честно и грамотно. Если не сработало, то, так как сказал компьютер, земля Рода будет выставлена на аукционе, а его самого мягко выпроводят с планеты.

То есть как раз то, что Род собирался сделать тем или иным способом прежде чем до него доберется Очсек. — Горячий и Простой, надоедливый человек с карликовой жизнью, с детства затаивший ненависть и лелеющий ее много лет!

Род на минутку остановился. Вокруг него вытянулась равнина его собственной земли. Далеко впереди, налево от него, мерцал стеклянный червь речного покрытия, выгнувшегося длинной бочкообразной трубой. Там хранилась драгоценная вода, собранная из испарений. Она тоже принадлежала Роду.

Может быть будет принадлежать. После того как закончится эта ночь.

Род подумал было броситься на землю и уснуть прямо здесь. Он делал так раньше.

Но не в это утро.

Не теперь, когда он мог оказаться таким человеком — человеком, который с помощью своего богатства заставил крутиться вокруг себя многие миры.

Компьютер с легкостью заварил всю эту кашу. Род мог не контролировать свою собственность, или контролировать, но только в том случае, если бы попал в крайне критическое положение. Компьютер создал критическое положение продав по рыночным ценам сантаклар[5], который будет добыт в последующие четыре года. Серьезное критическое положение для любого воспитанника пасторального общества.

Из-за этого последовало и все остальное.

Род сел.

Он не пытался вспоминать. У него в голове все воспоминания сбились в кучу. Он хотел только восстановить дыхание, вернуться домой, уснуть.

Рядом с Родом было дерево с термостатически контролируемым куполом, который поднимался всякий раз, когда ветер был слишком сильным или слишком сухим. Подземное орошение сохраняло дереву жизнь, когда на поверхности ощущался недостаток влаги. Это была одна из экстравагантных штучек МакАртуров, которые унаследовали предки МакБэна и присоединили к Роковой Ферме. Дерево было видоизмененным земным дубом, очень большим, высотой в полных тринадцать метров. Род гордился деревом, хотя не любил его. Он имел родственников, которые завидовали его дереву и совершали трехчасовые поездки, только чтоб посидеть в его тени — тусклой и рассеянной — тени подлинного дерева Земли.

Когда Род посмотрел на дерево, он услышал резкий шум:

Безумный, неистовый смех.

Смех без шуток.

Тошнотворный дикий смех пьяного головокружения.

Род разъяренно огляделся. Кто смеется над ним? Кто мог нарушить границы его владений? И что тут было смешного?

(Всем Норстралийцам известно, что юмор — «удовольствие от неправильного срабатывания». Так написано в Книге Риторики, которую вручали Назначенные Родственники, если дети были признаны гражданами после тестов в Саду Смерти. Тут не было ни школ, ни классов, ни библиотек, ни учителей — только частные учреждения. Тут существовало семь либеральных художественных училищ, шесть научно-практических училищ и пять полицейских и военных училищ. Специалисты обучались за пределами этого мира, но они набирались среди выживших в Саду и никто из них не мог отправиться дальше садов, если бы не спонсоры — те, кто рисковал жизнями студентов, когда решался вопрос природной склонности к тому или иному делу — вещи гарантирующие то, что известно как восемнадцать отраслей знания Норстралийцев. Книга Риторики была второй, шла прямо после Книги Овцы и Чисел, так что все Норстралийцы знали почему смеются и что такое смех.)

Но этот смех!

А-а-х, кто же это мог быть?

Усталый человек? Невозможно. Враждебная галлюцинация, навеянная Поч. Секом, его Очсековскими способами с помощью необычной телепатической силы? Едва ли.

Тут Род и сам рассмеялся.

Редкое и прекрасное животное. Птица кукабара. Такие же птицы смеялись в Настоящей Австралии на Старой Старой Земле. Всего несколько экземпляров птицы попало на новую планету. Размножались они не очень хорошо, хотя Норстралийцы с уважением относились к ним, любили их и желали им здравствовать.

Большой удачей считалось услышать смех птицы. Если услышал ее смех, значит у людей впереди хороший день. Удача в любви, защита от вражеского глаза, свежее пиво в холодильнике, или хорошего шанса в торговых делах.

«Смех, птичий смех!» — подумал Род.

Возможно, птица поняла его. Смех стал громче, обрел безумное веселье. Голос птицы звучал так, словно она смотрела самую смешную птичью комедию, на которую приглашали только птичью аудиторию, и птичьи шутки заставляли надрываться от хохота, биться в конвульсиях, невероятно, специфически, дерзко и ошеломляюще смеяться. Птичий смех стал истерическим, с нотками страха. В нем слышалось предупреждение.

Род шагнул к дереву.

Пока он не видел кукабару.

Заглянув искоса в крону дерева, Род стал разглядывать побледневшее небо, говорившее о том, что скоро наступит утро.

Для Рода дерево казалось ослепительно зеленым, так как сохранило большую часть земного цвета не став бежевой или серой, как земные травы адаптировавшись и разросшись на земле Норстралии.

Можно было быть уверенным, птица была там — крошечная, гибкая, смеющаяся, наглая.

Неожиданно птица закаркала. Это уже был не смех.

Пораженный, Род отступил и стал оглядываться в поисках опасности.

Этот шаг спас ему жизнь.

Небо взвыло у него над головой, хлестнул ветер. Темная тень пронеслась позади него со скоростью пули и исчезла. Она летела над землей и Род успел разглядеть ее.

Безумный воробей.

Воробьи достигали веса двадцати килограммов и имели напоминающие мечи клювы, почти в метр длинной. Долгое время Государство не обращало на них внимания, потому что они охотились на гигантских вшей — размером с футбольный мяч, которые разрослись так же как тошнотворные овцы. То и дело воробьи сходили с ума и нападали на людей.

Род повернулся, посмотрел вслед улетающему воробью, который был уже в сотне метров.

Некоторые безумные воробьи, как говорили слухи, были и вовсе не безумными, а ручными, посланными с миссией зла и смерти к людям Норстралии, чей разум был обращен к преступлению. Это было редкостью, но случалось.

Может Очсек уже нападал?

Род схватился за пояс с оружием, когда воробей снова поднялся в воздух. Хлопая крыльями он стал подниматься вверх, словно невинная пташка. У Рода с собой ничего не было, кроме светлого, достаточно длинного пояса и жестяной коробки. Что мог сделать человек голыми руками против меча, который разрезал воздух по прихоти обезумевшего птичьего мозга?

Род приготовился к следующему птичьему броску, держа жестяную коробку на манер щита.

Но коробка по размерам не могла заменить щит.

Птица понеслась вниз, со свистом рассекая воздух головой и клювом. Род высматривал ее глаза, а когда увидел их, прыгнул.

Взметнулась пыль, когда гигантский воробей чиркнул по земле своим, напоминающим копье клювом, раскрыв крылья, лупя по воздуху, чтобы преодолеть гравитацию, затормозить в нескольких сантиметрах от поверхности и отлететь в сторону с помощью могучих взмахов крыльев. Род стоял и спокойно смотрел, радуясь тому, что спасся.

Его левая рука была мокрой.

Дождь был такой редкостью на равнинах Норстралии, что Род о нем даже не подумал. Он глупо посмотрел вниз.

Кровь. Его собственная кровь.

Клюв птицы-убийцы промахнулся, но птица коснулась Рода краем крыла, давно превратившегося в оружие, и напоминающего острую бритву. Лопасти больших перьев были угрожающе твердыми, переходя на кончиках в острые ножи. Птица порезала Рода так быстро, что он даже не почувствовал.

Как любой добропорядочный Норстралиец, Род подумал о первой помощи.

Кровь лилась не очень сильно. Вначале он должен перевязать себе руку или попытаться спрятаться пока не началась новая атака?

Птица за него ответила на вопрос.

Зловещий свист прозвучал снова.

Род бросился на землю, пытаясь добраться до основания ствола — туда, где птица не смогла бы его достать.

Птица, хоть и ранила Рода, сделала несколько тактических ошибок. Она спокойно приземлилась, похлопав крыльями, постояла на земле, склонив голову набок и глядя на Рода. Когда птица задвигала головой, меч-клюв зловеще засверкал в слабом свете восходящей зари.

Род добрался до дерева и поднялся, прячась за ствол, но едва не поплатился жизнью. Он забыл с какой скоростью воробей может бегать по земле.

Секунду птица стояла — комичное и злое создание, изучая Рода своими проницательными, яркими глазами. В следующую секунду нож-клюв вонзился в тело Рода, чуть пониже плеча.

Род почувствовал как вниз от плеча побежал ручеек. Ноющая боль в теле предшествовала резкой боли. Род ударил птицу световым поясом, но промахнулся.

Теперь, получив две раны, Род начал слабеть. Руки его были залиты кровью, к телу прилипла рубашка, намокшая от крови.

Птица, отскочив, снова изучала его, наклонив голову. Род попытался оценить свои шансы. Один точный удар, и птица была бы мертва, но она лишила его такой возможности.

Если его удар не достигнет цели… победа окажется за птицей, и Поч. Сек. — бывший Горячий и Простой победит!

Теперь уже Род не сомневался, что Хоугхтон Сум устроил это нападение.

Птица бросилась на Рода.

Род забыл о своем плане обороны.

Вместо этого он ударил птицу ногой, а потом схватил ее тяжелое, грубое тело.

Оно показалось Роду большим футбольным мячом, наполненным песком.

От удара нога Рода подвернулась, но птица отлетела на добрых шесть или семь метров. Род метнулся за дерево и посмотрел назад на птицу.

Кровь толчками била из его плеча.

Птица-убийца оставалась на ногах. Она шла уверенно и спокойно вокруг дерева. Одно крыло у нее слегка обвисло. Удар ногой, кажется повредил крыло, а не ноги, и не эту ужасную, сильную шею.

Птица снова комично наклонила голову. Это кровь Рода капала с ее длинного серебристо-серого клюва, теперь ставшего красным. Роду хотелось бы больше знать об этих птицах. Он никогда не был так близок к мутировавшему воробью, и он понятия не имел, как с ним сражаться. Все, что он знал: воробьи нападают на людей очень редко и иногда люди умирают в результате таких встреч.

Род попытался «гаварить», испустив крик, который должен был привести родственников и летающую полицию к нему на помощь, но обнаружил, что телепатические силы и вовсе оставили его, и тогда он сосредоточил все свои мысли и внимание на птице, зная что ее любое следующее движение приведет к непоправимой смерти. Это была не временная смерть, когда поблизости спасательный отряд. Тут не было никого из родственников, никого, кроме возбужденного и симпатичного кукабара, безумно ухохатывающегося над Родом, сидя на дереве.

Род закричал на птицу, надеясь испугать ее.

Птица-убийца отплатила ему не большим вниманием, чем если бы была глухой рептилией. Дурацкая голова снова была наклонена. Маленькие, сверкающие глазки смотрели на Рода. Красный меч-клюв быстро становился коричневым в сухом воздухе. Он рыскал из стороны в сторону, выискивая нужное направление, чтобы пронзить мозг или сердце Рода. Он удивился, как птица решает эти проблемы с точки зрения геометрии — угол атаки, направление удара, движение клюва, вес и направление бегства жертвы — его, Рода.

Род отодвинулся назад на несколько сантиметров, намериваясь взглянуть на птицу с другой стороны ствола.

Что-то прошипело в воздухе. Беспомощное шипение маленькой, ласковой змейки.

Птица, когда Род снова увидел ее, выглядела странно. Неожиданно Роду показалось, что у птицы два клюва.

Род изумился.

По-настоящему он не понял, случившегося, пока птица внезапно не покачнулась, не упала набок, и не осталась так лежать — мертвая… на сухой, холодной земле. Глаза воробья остались открытыми, но стали пустыми. Тело птицы немного искривилось. Крылья развернулись в предсмертных спазмах. Одно крыло почти дотянулось до ствола дерева, но механизм, охраняющий дерево, поднял пластиковый жезл и предотвратил удар, Замечательный механизм, к сожалению, не был ориентирован на защиту людей.

Только потом Род разобрал, что второй «клюв» и вовсе был не клювом, а дротиком. Его заточенное острие, пробив череп птицы, вонзилось в мозг.

Не удивительно, что птица сразу упала замертво!

Когда Род огляделся вокруг, ища своего спасителя, земля вздыбилась и он, падая, ударился о нее.

Он терял кровь намного быстрее, чем предполагал.

Словно ребенок, у которого кружится голова, Род огляделся.

Бирюзовое мерцание. Над ним стояла Лавиния. У нее была открытая медицинская сумка, и она заливала раны Рода криптогермом — живым бинтом, который был таким дорогим, что только на Норстралии — экспортере струна, его можно было держать в аптечке первой помощи.

— Не двигайся, — сказала Лавиния. — Не двигайся, Род. Вначале мы должны остановить кровотечение. Прошу прощения, но у тебя большие неприятности.

— Кто?.. — слабо спросил Род.

— Поч. Сек., — ответила она.

— Ты знаешь? — спросил он, удивившись, что она так быстро во всем разобралась.

— Я сказала тебе — не разговаривай, — она взяла походный нож и разрезала его вонючую рубашку так, чтобы поднести флакончик и брызнуть прямо на рану. — Я была уверена, что у тебя неприятности, когда приехал Билл и сказал что-то безумное, словно ты вместе с обезумевшей машиной поставил на кон полгалактики. Я не знаю, где ты был, но я думаю, что ты мог оказаться в своем старом храме, который остальные не могут видеть. Я не знала, какая опасность подстерегает тебя, поэтому я принесла это, — она хлопнула себя по бедру. Глаза Рода округлились. Она украла одно-килотонную гранату у своего отца. Сейчас она держала ее наготове, на случай нового нападения. На следующий вопрос Рода, Лавиния ответила раньше, чем он спросил. — С этим все в порядке. Я сделала холостую гранату и подложила ее, когда забрала эту. Когда я забирала ее, включился монитор Защиты. Я просто объяснила, что задела ее своей новой метелей, которая оказалась длиннее, чем обычно. Ты думал, я дам Горячему и Простому убить тебя? Я — твоя двоюродная сестра, твоя знакомая и родственница. Всем известно, что я — двадцатая прямая наследница Роковой и всех удивительных вещей, что есть на ферме, после тебя.

Род попросил:

— Дай мне воды.

Он подозревал, Лавиния говорит с ним, чтобы отвлечь его внимание от боли. Рука горела. Лавиния прыскала ее криптогермом. Когда лекарство впиталось, боль успокоилась. Потом она вколола диагностическую иглу и прочитала крошечную светящуюся надпись на конце иглы. Род знал, что эта штука оснащена как анализаторами и антисептиками, так и установкой рентгеновских лучей, но он никогда не думал, что ее будут использовать вот так, в поле.

Лавиния ответила на вопрос Рода, раньше, чем он задал его. Она была очень чувствительной девушкой.

— Мы не знаем, что сделает Очсек дальше. Он умеет уничтожать людей с той же легкостью, как животных. Я не хочу вызвать помощь, пока вокруг тебя друзья.

Род выдавливал слова. Казалось, ему не хватает дыхания.

— Откуда ты узнала, что это — он?

— Я видела его лицо… я «слишала», когда заглянула в мозг птице. Я чувствовала как Хоугхтон Сум каким-то странным способом разговаривал с птицей. Я видела твое мертвое тело глазами птицы и чувствовала волну любви и одобрения, счастья и радости, которая прокатилась через сознание птицы, когда работа была закончена. Я думаю, этот человек — зло, зло!

— А ты сама знаешь его?

— А какая девушка в округе его не знает? Он — гадкий человек. Он испорчен с детства, с того момента как узнал, что ему суждена короткая жизнь. Для него нет границ. Люди пожалели его и решили, что он сможет выполнять работу Поч. Сека. Если бы спросили меня, я послала бы его в Хихикающую Комнату давным-давно! — лицо Лавинии стало пурпурным от гнева. Выражение у нее было таким, что, обычно спокойная и веселая, она была сама на себя не похожа. Род удивился, откуда такая глубокая ненависть могла появиться у нее.

— Почему ты ненавидишь его?

— Потому что это — он.

— Что он такого сделан?

— Он смотрел на меня, — ответила девушка. — Он смотрел на меня так, как девушкам не нравится. Потом он заполз в мой мозг, пытался показать мне все непристойное, грязное, бесполезное, которое хотел сделать.

— Но он же не сделал ничего?.. — спросил Род.

— Да, — фыркнула она. — Руками он ничего не делал. Я не могла заявить на него. Но теперь-то я заявлю. Теперь он стал делать то, о чем «гаварил» мне.

— Ты можешь заявить и об остальном, — сказал Род, пытаясь говорить, но тем не менее втайне радуясь, что он не единственный враг Очсека.

— Нет, я не смогу, — сказала Лавиния. Ее лицо пылало от ярости, растворенной в горе. Горе было более глубоким и более реальным, чем ярость. Впервые Род ощутил интерес к Лавинии. Что же могло случиться с ней?

Девушка посмотрела на него и заговорила, повернувшись к мертвой птице.

— Хоугхтон Сум самый противный человек из всех, кого я знаю. Надеюсь, он умрет. Он никогда не избавится от своего гнилого детства. Постаревший, противный мальчишка — враг людей. Мы никогда не знали, каким он может быть. И если бы ты, Род сто пятьдесят первый, немного отвлекся от своих проблем, то помнил бы, кто я такая.

— Кто же ты на самом деле? — удивившись, сказал Род.

— Я — Дочь того Отца.

— И что? — спросил Род. — Все девочки такие же.

— Значит ты никогда ничего не знал обо мне. Я — Дочь того Отца из «Песни Дочери Отца».

— Я никогда не слышал ее.

Лавиния посмотрела на Рода. На глазах у нее навернулись слезы.

— Тогда послушай. Я спою ее тебе сейчас. Все это — правда, правда, правда…

— Я вижу, ты слышал ее тоже, — вздохнула она. — Так мой отец написал. О моей матери. О моей матери!

— Ах, Лавиния, — сказал Род. — Извини. Я никогда не думал, что это имеет к тебе какое-то отношение. И ты моя троюродная или четвероюродная сестра. Но, Лавиния, тут что-то не так. Как могла твоя мама сойти с ума, если она на прошлой неделе была в моем доме и выглядела так хорошо?

— Она никогда не сходила с ума, — сказала Лавиния. — Это — мой отец сошел с ума. Он сочинил эту жестокую песню о моей матери, чтобы досадить соседям. Он мог выбрать Хихикающую Комнату, чтобы умереть или отправиться в какое-нибудь тошнотворное место, и жить там бессмертным и безумным. Сейчас он так и делал.

А Очсек, Очсек угрожал вернуть его родственникам, если я не стану делать то, что он хочет. Ты думаешь, я забуду это? После всего? После того как люди поют эту ужасную 1 песню с тех пор как я себя помню? Ты удивлен, что я знаю об этом?

Род кивнул.

Проблемы Лавинии потрясли его, но у него самого были неприятности.

Солнце никогда не пылало над Норстралией, но Род неожиданно почувствовал жажду и ему стало жарко. Род хотел спать и удивлялся опасностям, которые окружали его.

Лавиния встала рядом с ним на колени.

— Прикрой глаза, Род. Я стану тихо «гаварить», так чтобы никто не услышал кроме Билла и Хоппера на твоей ферме. Когда они придут, мы спрячемся днем, а ночью сможем добраться до твоего компьютера и спрятаться там.

Я попрошу их принести поесть.

Она заколебалась.

— И, Род?

— Да? — спросил он.

— Забудь обо мне.

— Почему?

— Из-за моих неприятностей, — с раскаянием сказала она.

— Сейчас у меня самого много проблем, — сказал он. — Давай не обвинять друг друга, но ради овец, дай мне поспать.

Он погрузился в сон, а она сидела рядом с ним, насвистывая громкую, чистую мелодию. Она долго-долго тянула каждую ноту. Род знал некоторых людей, особенно женщин, которые насвистывали, когда пытались сконцентрироваться на телепатическом «гаварении».

Род, прежде чем уснуть, посмотрел на нее. Он увидел, что глаза Лавинии глубокой, странной синевы. Они безумно походили на далекие небеса самой Старой Земли.

Род уснул и во сне почувствовал, что его несут.

Руки, которые несли его, казались дружелюбными, и Род погрузился в глубокий… глубочайший сон без сновидений.

Глава VIII СНЗ-деньги, ГИД-деньги

Когда, наконец, Род проснулся, он почувствовал, что его раненное плечо туго забинтовано. Раненная рука пульсировала. Род чувствовал слабость, потому что боль усилилась и он временами терял сознание.

Бормотание голосов?

Не было на всей Старой Северной Австралии места, где бормочут голоса. Люди сидели вокруг и «гаварили» друг с другом, «слишали» ответы не произнося ни одного звука. Телепатия давала возможность яркого и быстрого общения. Чтобы мысли беседующих не разбегались и были установлены соответствующие телепатические щиты так, чтобы беседа производила эффект разговора шепотом.

Но тут звучали голоса. Голоса. Много голосов.

И запах был другой. Воздух был влажным… роскошно, экстравагантно влажным, словно скупец загнал бурю с дождем в свою хижину!

Атмосфера напоминала атмосферу в трейлере Сада Смерти.

Проснувшись, Род увидел Лавинию, которая пела странную песню. Он слышал ее раньше, она была сильно навязчивой, имела мучительно однообразную мелодию. Лавиния пела, и звучало это вроде одного из тех сверхъестественных плачей, который его народ пел, оплакивая экспериментальную группу на покинутой планете Рай VII. Судьба этой группы людей оказалась ужасной.

Глаза Рода открылись. И в самом деле пела Лавиния. Род видел ее уголком глаза. Тут не было дома. Тут была коробка, больница, тюрьма, корабль, пещера или крепость. Обстановка казалась механизированной и роскошной. Свет — искусственный, цветом почти как жемчуг. Из задних комнат, доносился шум, словно чужеродные машины освобождали силу для целей, которые законы Норстралии запрещали достичь чистым лицам. Повелитель Красная Дама склонился над Родом. Фантастический человек нарушил песню, нараспев произнеся:

Когда он увидел очевидные признаки того, что Род сбит с толку, он взорвался смехом.

— Это самая древняя песня из тех, что вы слышали, мой мальчик. Это докосмическая песня. Ее пели, когда корабли напоминали большие железные дома. Они плавали по воде и сражались друг с другом. Мы ждали, когда вы проснетесь.

— Воды, — сказал Род. — Пожалуйста, дайте мне воды. Почему вы все говорите?

— Воды! — закричал Повелитель Красная Дама кому-то за своей спиной. Его резкое, тонкое лицо горело от возбуждения, когда он повернулся к Роду. — Мы говорим, потому что я включил зуммер. Если люди на корабле разговаривают вслух, им намного веселее.

— На корабле? — переспросил Род, потянувшись к чашке ледяной воды, которую протянула ему чья-то рука.

— Это — мой корабль, Господин и Собственник Род МакБэн сто пятьдесят первый. Земной корабль. Я вызвал его с орбиты и посадил тут с позволения Государства. Конечно, они не знают, что вы на борту. Они не обнаружат правду, потому что мое Робото-гуманоидное Мозговое Дефазовое Устройство осталось там. Никто не догадается, не додумается, а кто телепатически попытается проникнуть на это судно, не получит ничего, кроме головной боли.

— Откуда вы взялись? — спросил Род. — Что происходит?

— Все в свое время, — ответил Повелитель Красная Дама. — Давайте вначале я расскажу вам предысторию. Вы знаете этих людей, — он махнул в сторону собравшейся группы.

Лавиния сидела держа Рода за руку. Билл и Хоппер с их начальницей Элеанор и с теткой Рода Дорис выглядели странно, так как сидели на низкой, мягкой, роскошной земной мебели. Они все маленькими глотками потягивали какую-то земную выпивку цвета, которого Род никогда раньше не видел. Выражение их лиц было различным. Билл выглядел успокоенным, Хоппер — счастливым, тетя Дорис — полностью смущенной. Лавиния выглядела так, словно любовалась сама собой.

— И потом здесь… — продолжал Повелитель Красная Дама.

Человек на которого он показал, мог и не быть человеком. Он полностью напоминал людей Норстралии, но был гигантом. Существа такого рода не выходили из Сада Смерти.

— К вашим услугам, — сказал гигант почти трехметрового роста. Казалось, если он встанет в полный рост, то ударится головой в потолок. — Я — Дональд Дамфри Хордерн Энтони Гарвуд Гаинес Вентворт четырнадцатого поколения, Господин и Собственник МакБэн, военный хирург. К вашим услугам, сэр!

— Но это — тайна. Хирург не работает ни на кого, только на правительство.

— Я работаю на Земное Правительство, — сказал Вентворт-гигант. Лицо его расплылось в широченной улыбке.

— И я вместе с ним, — продолжал Повелитель Красная Дама. — Мы оба инструменты и как дипломаты представляем Земное Правительство. Я нанял этого человека. Сейчас он находится под охраной Земных законов… Через два-три часа вам станет лучше.

Доктор Вентворт, посмотрел на свою руку так словно у него был хронограф.

— Два часа и семнадцать минут.

— Ну, а здесь наш последний гость, — сказал Повелитель Красная Дама.

Слегка сердитый мужчина встал и подошел к Роду. Он посмотрел на Рода и протянул руку:

— Джон Фишер сотый. Мы уже знакомы.

— Да? — сказал Род, но совершенно равнодушно. Он просто следил за происходящим.

— Ферма Хорошего, Неопытного Кенгуренка, — сказал Фишер.

— Я там не был, — ответил Род. — Но я слышал о ней.

— Вам не нужно было ездить туда, — фыркнул сердитый Фишер.

— Меня представили тебе как дедушку.

— О, да, Господин и Собственник, — сказал Род, не вспомнив ни о чем, но удивившись, почему низкорослый, краснолицый человек так сердит на него.

— Ты не знаешь, кто я? — спросил Фишер. — Я управляю кредитами и доходами Правительства.

— Удивительная работа, — сказал Род. — Уверен, это — сложное дело. Вы можете дать мне поесть?

Повелитель Красная Дама перебил его:

— Вам нравится французский фазан с китайским муссом, вымоченный в воровском вине с Виолы Сидерии? Это блюдо будет стоить вам шесть тысяч тонн очищенного золота, находящегося на орбите Земли. Если я прикажу, его отправят вам специальным курьером.

По какой-то необъяснимой причине, вся комната взвыла от смеха. Мужчины поставили свои бокалы, чтобы не пролить их содержимое. Хоппер воспользовался удобным случаем, чтобы заново наполнить бокал. Тетя Дорис смотрела весело и гордо, так, словно сама откладывает драгоценные яйца, или делает нечто единственно удивительное. Только Лавиния, хоть и смеялась, ухитрилась посмотреть на Рода с симпатией, так что он не почувствовал в ее взгляде насмешки. Повелитель Красная Дама засмеялся так же громко, как и остальные, и даже низкорослый, сердитый Джон Фишер позволил себе слабую улыбку, тоже протянув руку и заново налив себе. Животное — небольшое и выглядевшее очень похожим на маленького человечка, подняло бутылку и наполнило его бокал. Род заподозрил, что это — «обезьяна» со Старой, Старой Земли. Он слышал много историй об этом существе.

— Это — шутка? — сказал Род, хотя отчасти понимал, что все дело именно в нем. Он лишь вернул им слабую улыбку, чувствуя как растет в нем чувство голода.

— Мой робот приготовил для вас земное блюдо — французский тост с кленовым сиропом. Вы могли прожить десять тысяч лет на этой планете и никогда его не попробовать. Род, вы не понимаете, почему мы смеемся? Вы знаете, что вы сделали?

— Очсек пытался убить меня, я так думаю, — сказал Род.

Лавиния прижала руку ко рту, но было слишком поздно.

— Так вот, кто это был, — сказал доктор Вентворт, голосом величественным, как и он сам.

— Но вы же не смеетесь надо мной потому что… — начал Род.

Потом он замолчал.

Ему в голову привала ужасная мысль.

— Вы имеете в виду, что этот безумный план и в самом деле сработал… эта глупость старого, семейного компьютера?

Снова грохнул смех. Доброжелательный смех. Но это был смех бедных людей, страдающих от скуки; людей, которые встречали необычное в штыки или смехом.

— Да, — сказал Хоппер. — Ты купил биллион миров.

Джон Фишер фыркнул на него:

— Не преувеличивайте. Он использовал струн только за шесть лет. За эту сумму не купить биллион миров. Во-первых заселенных миров намного меньше, чем биллион.

Даже миллиона не насчитать. Во-вторых, не так-то много миров можно купить. Я сомневаюсь, что он смог бы скупить миров тридцать или сорок.

Маленькое животное, побуждаемое неким незаметным сигналом Повелителя Красная Дама, вышло из комнаты и вернулось с подносом. Запах, идущий с подноса заставил всех людей в комнате принюхаться: он сочетал остроту и сладость. Обезьянка ловко поставила поднос в щель у изголовья кровати Рода. После этого обезьянка сняла воображаемую шапочку, отдала салют и пошла на свое место за стулом Повелителя Красная Дама.

Повелитель Красная Дама кивнул.

— Поднимись и поешь, мальчик, это за мой счет.

— Странная пища, должен я сказать, — заметил огромный доктор Вентворт. — Это — самый богатый человек из многих миров, и он не может заплатить за роскошную Я трапезу?

— В этом есть нечто странное? Мы всегда обязаны добавлять двадцать миллионов процентов к товарам, — с яростью фыркнул Джон Фишер. — Вы хоть понимаете, я что люди, прилетающие на орбиту вокруг нашего солнца, только и ждут когда мы изменим наш образ мышления. Тогда они смогут продать нам половину всего хлама вселенной. Мы окажемся по колено в утиле, если уменьшим наши тарифы. Я удивляюсь вам, доктор, забыть фундаментальные законы Старой Северной Австралии.

— Он не жалуется, — сказала тетя Дорис. От выпивки она стала болтливой. — Он — думает… Мы — пьем.

— Конечно, мы все думаем. Или это — дневные грезы. Я Некоторые из нас уезжают богатыми людьми, отправляются в другие миры. Некоторые из нас даже ухитряются вернуться назад к суровым условиям, когда понимают на что похожи другие миры. Я говорю, — сказал доктор, — то ситуация Рода очень смешна для всех, кроме нас, Норстралийцев. Мы богатеем за счет импорта струна, но мы остаемся бедными, пытаясь выжить.

— Кто бедный? — огрызнулся Хоппер, словно его задели за живое место. — Я могу посостязаться с вами в количестве мегакредитов, Док, как только вы решите рискнуть. Или я встречу вас метая ножи, если вам так больше нравится. Я такой же, как любой другой человек!

— Это, как раз то, что я имею в виду, — сказал Джон Фишер. — Хоппер может поспорить с кем угодно на этой планете. Мы одинаковы, пока мы свободны, но мы жертвы нашего собственного богатства… Норстралия наша родина!

Род посмотрел на свою пищу и сказал:

— Господин и Собственник Фишер, вы говорите ужасно хорошо для того, кто не является уродцем, вроде меня. Как вам это удается?

Фишер с яростью снова взглянул на юношу. Он разозлился по-настоящему:

— Вы думаете, что финансовые записи можно надиктовать телепатически? Я потратил столетие своей жизни, надиктовывая их в звуковой микрофон. Вчера я потратил большую часть дня, диктуя различные документы, касающиеся неприятностей, которые вы устроили финансовой службе Государства на ближайшие восемь лет. Вы знаете, что я должен сделать на следующем собрании Государственного Консилиума?

— Что? — спросил Род.

— Я должен вынести приговор вашему компьютеру. Он слишком хорош, чтобы находиться в частном владении.

— Вы не можете его отобрать! — выкрикнула тетушка Дорис, чуть мягче чем нужно из-за обилия выпитого земного напитка. — Компьютер фамильная собственность МакАртуров и МакБэнов.

— Вы сможете сохранить храм, — сказал Фишер, — но ни одна семья больше не станет диктовать, что делать всей планете. Вы знаете, что мальчик, сидящий здесь, имеет четыре мегакретита на Земле?

Билл икнул.

— Я и сам имею больше.

Фишер фыркнул в его сторону.

— На Земле? СНЗ денег?

В комнате наступило молчание.

— СНЗ деньги. Четыре мегакредита? Он может купить Старую Австралию и этот корабль вместе с нами! — быстро протрезвел Билл.

Тут нежно заговорила Лавиния.

— Что такое СНЗ деньги?

— А вы знаете, Господин и Собственник МакБэн? — спросил Фишер тоном, не допускающим возражений. — Вам лучше это знать, потому что вы гораздо больше увязли в этом, чем кто-либо из присутствующих.

— Я не хочу говорить о деньгах, — сказал Род. — Я хочу узнать, что сделает Очсек…

— Не беспокойся о нем! — засмеялся Повелитель Красная Дама. Встав на ноги, он драматически ткнул в себя пальцем. — Как представитель Земли, я зарегистрировал шестьсот восемьдесят пять тяжб одновременно. Все тяжбы были возбуждены против вас от имени должников Земли, которые боятся, что вы можете причинить им неприятности…

— В самом деле? — поинтересовался Род. — Уже причина?

— Конечно нет. Все они знают ваше имя и тот факт, что вы оставили их не у дел. Но они станут беспокоиться, если узнают. Как ваш агент я свяжу Поч. Сека. Хоугхтона Сума законами так, как никто на этой планете не был связан ранее.

Большой доктор захихикал.

— Бросьте умничать, хоть вы и мой господин, и начальник. Должен сказать, вы знаете нас — Норстралийцев, очень хорошо. Мы настолько свободно мыслящие, что если даже и предъявим Очсеку обвинение в убийстве, у него будет время еще много чего натворить, прежде чем его осудят по обвинению. Но это по цивилизованному методу! Горячие овцы! Пусть лучше Очсек просто не сможет никогда выбраться с этой планеты.

— Он и дальше останется Очсеком? — спросил Род.

— Что вы имеете в виду?

— У него останется должность Очсека?

— Да, — сказал Фишер. — Мы дали ему эту должность на две сотни лет, а проживет он всего лет сто двадцать. Он — несчастный парень. Большую часть отведенного ему времени он вынужден будет держать себя в цивилизованных рамках.

Наконец Род выдохся. Он поел. Маленькая сверкающая комната с ее механической элегантностью, влажным воздухом, звучащими голосами… Роду казалось, что он спит. Здесь стоял взрослый человек, рассуждающий так, словно находился на Старой Земле. Все собравшиеся интересовались делами Рода не потому что он был Родериком Фредериксом Рональдом Арнольдом Уильямом МакАртуром МакБэном сто пятьдесят первым, а потому что он был Родом — мальчиком, по сравнению с ними; мальчиком, который столкнулся с опасностью и которому улыбнулась судьба. Род оглядел комнату. Разговоры стихли. Все посмотрели на Рода, и тот увидел на лицах собравшихся то, чего раньше не замечал. Что же это? Это была не любовь. Внимание совмещенное с каким-то сортом удовольствия и снисходительного интереса. Род понял, что взгляды многозначительные. Собравшиеся поклонялись Роду, как обычно поступают сдержанные игроки в крикет, в теннис и великие следопыты… словно он тот чудесный Хопкинс Харвей — парень из другого мира, который выиграл борцовый матч с «тяжелым человеком», с Верелда Шемеринга.

И как их воспитанник, Род неопределенно улыбнулся собравшимся и почувствовал, что плачет.

Все стояли, затаив дыхание. Большой доктор — Господин и Собственник Вентворт, нарушив тишину, заметил:

— Время сказать Господину и Собственнику Фишеру. Род лишится всей своей собственности, если мы ничего не предпримем. Может он даже лишится жизни.

Лавиния вскочила и заплакала:

— Тебя, Род, не смогут убить…

Доктор Вентворт остановил ее:

— Садись. Мы не собираемся убить его. А вы прекратите эти глупости! Мы здесь все — друзья.

Род проследил за взглядом доктора и увидел, как Хоппер резко отдернул руку от большого ножа, который носил на поясе. Он был готов вступить в бой с любым, кто попытается напасть на Рода.

— Садитесь, садитесь, все вы садитесь, пожалуйста, — сказал Повелитель Красная Дамз, говоря как-то возбужденно с акцентом Земли. — Я — здесь хозяин. Садитесь. Никто этой ночью Рода не убьет. Доктор, садитесь за мой стол. Садитесь. Вы угрожаете или пробить мне потолок, или разбить себе голову. Вы, вы — Мадам и Собственница, тоже, — сказал он тетушке Дорис. — Теперь, доктор, мы сможем все обсудить.

— Не можете ли вы подождать? — спросил Род. — Я хочу спать. Вы же должны спросить мое мнение? Я не принимал никакого решения, и не приму, пока все не узнаю. Всю ночь я провел с компьютером. Потом — долгая прогулка. Птица Очсека…

— Вы уже ничего не сможете решить, если не решили это ночью, — сказал доктор твердо и уверенно. — Иначе вы окажетесь мертвецом.

— Кто же убьет меня? — спросил Род.

— Любой из тех, кто захочет заработать. Или хочет получить силу. Или, кому хочется жить ни в чем себе не отказывая. Или кто еще в чем-то нуждается. Месть. Женщина. Наваждение. Наркотики. Вы сейчас не просто персона, Род. Вы — воплощение Норстралии. Вы — Мистер Деньги! Не спрашивайте, кто может убить вас? Мы не сможем… я думаю. Но не искушайте нас.

— Сколько у меня денег? — спросил Род.

Разозлившись, Джон Фишер отрезал:

— Так много, что компьютер засбоил, подсчитывая их. Доход за полтора ару новых года. Возможно, три сотни лет полного дохода Старой Земли. За прошедшую ночь вы послали больше сообщений, чем правительство Государства за последние двенадцать лет. Сообщения дорогие. Один килокредит в СНЗ-деньгах.

— Я уже давно спросила, что значит «СНЗ»-деньги, — сказала Лавиния, — и никто не может объяснить мне.

Повелитель Красная Дама вышел в центр комнаты. Он встал там в позу, которую на Старой Северной Австралии раньше не видели. Это была настоящая поза мастера церемоний, открывающего вечер в большом ночном клубе, но для людей, которые никогда не видели такие щепетильные жесты. Его движения выглядели сверхъестественно и странно красиво.

— Дамы и господа, — сказал он, используя фразу, которую большинство из присутствующих только читали в книгах. — Я предлагаю вам пить, пока остальные разговаривают. Я прошу каждого обратить внимание. Доктор, вы сможете подождать, пока будет говорить финансовый секретарь?

— Я думаю, что парень хочет подумать над собственным выбором, — раздраженно сказал доктор. — Он хочет, чтобы я сделал ему операцию здесь, в полночь, или нет? Я думаю, она будет иметь приоритет, ведь так?

— Дамы и господа, — сказал Повелитель Красная Дама, — Господин и Доктор Вентворт в самом деле имеет очень хорошее предложение. Но не надо спрашивать Рода о чем он не имеет представления. Господин Финансовый Секретарь, вы могли бы рассказать нам все, что случилось в эту ночь?

Джон Фишер встал. Он был круглолицым. Его карие, подозрительные, разумные глаза разглядывали их. Мы на Норстралии не носим с собой денежных знаков, но на некоторых планетах существуют кусочки бумаги или металла, которые используются для расчетов при финансовых операциях. Мы говорим о переводе наших денег центральному компьютеру, который совершает все перемещения капиталов за нас. Что бы случилось, если захотел бы я сейчас пару туфель?

Никто не ответил. Он и не ждал от слушателей ответа.

— Я бы, — продолжал он, — пошел в магазин, нашел на экране туфли, которые торговцы из внешних миров держат на орбите. Я бы выбрал туфли, какие хотел. Я заплатил бы хорошую цену за туфли на орбите?

Хопперу надоели эти теоретические вопросы, поэтому он громко сказал:

— Шесть шиллингов.

— Правильно. Шесть миникредитов.

— Но это — деньги, которые туфли стоят на орбите. Вы забыли про тариф, — сказал Хоппер.

— Определенно. И каким же будет тариф? — спросил Джон Фишер, фыркнув.

Хоппер фыркнул в ответ:

— В две сотни тысяч раз больший, так установили ваши проклятые дураки в управлении Государства.

— Хоппер, вы можете купить туфли? — спросил Фишер.

— Конечно, я могу! — его руки воинственно дернулась, но Повелитель Красная Дама наполнил его стакан. Он вдохнул аромат, вздохнул и сказал: — Все правильно, это вы имеете в виду?

— Так вот, на орбите находятся ГИД-деньги. Г — от «гарантированности», И — от «и», и Д — от «доставки». И любое количество денег может скрываться за этим. Со струном лучше всего обращаться так, и с золотом все в порядке, и с редкими металлами, и с хорошей мануфактурой. Вывозя эти вещи, деньги покидают планету, попадают в руки получателей. Сколько раз корабль может слетать на Старую, Старую Землю?

— Пятьдесят или шестьдесят, — неожиданно сказала тетя Дорис. — Даже я знаю это.

— И как много кораблей летают туда и обратно?

— Все, — сказала она.

— Нет, — одновременно закричало несколько человек.

— Каждый корабль совершает от шестидесяти до восьмидесяти перелетов, в зависимости от интенсивности солнечного излучения, от искусства прокалывать пространство, и капитана, от того, что может случиться на земле. Кто-нибудь из вас видел старого капитана?

— Да, — ответил Хоппер с мрачным юмором, — одного мертвого в гробу.

— Итак, если вы хотите что-то получить с Земли, вы отчасти оплачиваете корабль, часть заработной платы капитана и его команды, вы оплатите страховку их семьям. Вы знаете, сколько будет стоить доставить этот стул назад на Землю? — спросил Фишер.

— В три сотни раз больше стоимости стула, — сказал Доктор Вентворт.

— Почти правильно. В двести восемьдесят семь раз.

— Откуда вы знаете так много дерьма? — спросил Билл, приподнимаясь. — И зачем вы тратите наше время на этот пердеж?

— Попридержите-ка свой язык, — сказал Джон Фишер. — Не надо говорить гадости в присутствии дам. Я рассказываю вам, потому что мы должны будем отправить этой ночью на Землю, если мы хотим, чтобы Род остался живым и не потерял свои богатства…

— Вот это я и хочу сказать! — закричал Билл. — Пусть он вернется к себе домой. Мы можем вооружиться маленькими бомбами и держать их наготове, на тот случай, если кто-то сможет прорваться через Норстралийскую оборону. Зачем играть в мерзких извозчиков, если вы не уверены, что мы будем в безопасности? Заткнись и отпусти мальчика. Пошли, Хоппер.

Повелитель Красная Дама вышел на середину комнаты. Он не гарцевал по-земному, показывая представления. Он сам был старым сотрудником Содействия, и не раз спасал себе жизнь с помощью грубого оружия и грубых поступков. В руках он держал что-то, что никто из присутствующих не мог хорошенько разглядеть.

— Убийство случится сейчас, если кто-нибудь двинется, — сказал он. — Я сделаю это. Я сделаю. Шевельнитесь и увидите. И если я совершу убийство, я буду вынужден арестовать сам себя, держать сам себя под стражей и оправдаю себя. У меня есть странная сила, люди. Не вынуждайте меня использовать ее. Не вынуждайте меня продемонстрировать ее, — сверкающая вещь исчезла в его руке. — Господин и Доктор Вентворт, вы находитесь под моей командой. Остальные — мои гости. Все предупреждены. Не трогайте мальчика. Это — территория Земли. — Он отошел немного в сторону, внимательно следя за всеми собравшимися своими странными проницательными глазами землянина.

Хоппер демонстративно плюнул на пол.

— Значит, я буду превращен в лужу мерзкого клейстера, — если брошусь на помощь старине Биллу?

— Что-то вроде того, — сказал Повелитель Красная Дама. — Хотите попробовать? — Теперь хорошо было видно то, что он сжимал в руках. Его взгляд метался между Биллом и Хоппером.

— Заткнись, Хоппер. Мы заберем Рода, если Род нас об этом попросит. Но если он не попросит, это будет совсем другое дело. Так как Господин и Собственник МакБэн?

Род оглянулся в поисках своего давным-давно умершего дедушки. Потом он понял, что все смотрят на него.

Повертев головой, он ответил:

— Я не хочу сейчас никуда идти, парни. Спасибо вам. Продолжайте, господин секретарь, свой рассказ про СНЗ-деньги и ГИД-деньги.

Оружие исчезло из рук Повелителя Красная Дама.

— Мне не нравится оружие с Земли, — сказал Хоппер. Он говорил грубо и конкретно, ни к кому не обращаясь. — И люди с Земли мне не нравятся. Они — грязные. В них нет ничего хорошего и честного.

— Пей, парень, — сказал Повелитель Красная Дама с демократической добротой, которая была так фальшива, что работница Элеанор, молчавшая весь вечер, дико закаркала, засмеялась, словно Кукобара на дереве. Повелитель Красная Дама внимательно посмотрел на нее. Он поднял бокал и кивнул финансовому секретарю, Джону Фишеру, чтобы он закончил свой рассказ.

Фишер был взволнован. Ему, очевидно, не понравилась угроза землянина и то, что у него было оружие, но Повелитель Красная Дама (покрывший себя позором и высланный со Старой Земли) был тем не менее полномочным дипломатом Содействия, а Старая Северная Австралия не могла отмахнуться от Содействия. Миры, которые так поступали сами оставались внакладе.

Он продолжал с печалью и обидой в голосе:

— К этому можно немного прибавить. Если деньги пересчитывают из расчета тридцать три и треть процента за поездку, и если цена возрастает еще на пятьдесят пять процентов за доставку обратно на Старую Землю… вам нужно будет заплатить гору денег, чтобы получить один миникредит на Земле. Иногда лишнее препятствие лучше. Правительство Государства ждет месяцы и годы реально хороших перемен и, конечно, мы берем во фрахт космические корабли, которые не могут садиться на планету. Оно будет ждать сотни или тысячи лет, в то время как наши крейсеры летают вокруг только для того, чтобы быть уверены, что никто нас не ограбит. Существовали такие Норстралийские роботы, о которых не знает ни один из вас и даже не знает Содействие, — он бросил быстрый взгляд на Повелителя Красная Дама, промолчавшим при этом, — которые делают это так же хорошо, не толкаясь вокруг планеты. Мы ничего не оставляем грабителям. И у нас есть другие вещи, которые даже похуже чем Мать Хиттон и ее «малинькие катята». Так вот, деньги и струн, которые финально достигают Старой Земли, становятся деньгами СНЗ. СНЗ!

С — от «свободы», Н — значит «на», 3 — от «Земли». Это самый хороший вид денег, находящихся на Старой, Старой Земле… Земля имеет центральный компьютер. Или имела…

— Имела? — удивился Повелитель Красная Дама.

— Он был разрушен в прошлую ночь. Род разрушил его. Перегрузил.

— Невозможно! — закричал Повелитель Красная Дама. — Я должен проверить.

Он подошел к стене, опустил стол. Все увидели невероятно миниатюрную консоль. Меньше чем через три секунды она засветилась. Красная Дама что-то сказал в микрофон. Его голос был чистым и холодным, как лед.

— Приоритет… Содействие… Военный вызов… Настоятельный вызов… Настоятельный вызов… Вызывает Красная Дама… Земной порт…

— Подтверждаем, — сказал голос Норстралианца. — Подтверждаем и поручаемся.

— Земной порт, — сказала консоль свистящим голосом. Эти слова наполнили комнату.

— Красная Дама… Содействие… официально… запрос… все… в порядке… вопрос… задан… груз отправлен… вопрос…

— Запрос… все… в порядке… груз… послан… — пришел ответ и наступила тишина.

Люди в комнате выглядели потерянными. Даже по стандартам Норстралии, послания отправляющиеся со скоростью больше скорости света были вещью, которую одна семья могла использовать не чаще двух раз за тысячу лет. Они смотрели на Красную Даму, пока он колдовал над этими таинственными силами. Быстрый ответ Земли этому худому человеку заставил всех их вспомнить, что хоть Старая Северная Австралия и производит богатства, распределяет большую их часть Земля, и супер-правительство Содействия может дотянуться до самых далеких уголков, куда Норстралия и сунуться бы не рискнула.

Повелитель Красная Дама заговорил с нежностью в голосе.

— Кажется, центральный компьютер снова работает, на тот случай если правительство захочет проконсультироваться с ним. Груз мальчика здесь.

— Вы говорили обо мне с Землей? — спросил Род.

— Почему нет? Мы хотим, чтобы ты отправился жить туда.

— Но безопасность?.. — начал доктор.

— Я имею рекомендации, о которых никому ничего не известно, — сказал Повелитель Красная Дама. — Заканчивайте, господин Финансовый Секретарь. Расскажите молодому человеку, что у него есть на Земле.

— Ваш компьютер обошел правительство, — сказал Джон Фишер сотый. — И он заложил все ваши земли, всех ваших овец, все ваши торговые права, все ваши семейные сокровища, право на ношение имени МакАртура, право на ношение имени МакБэна и самого себя. Потом он купил товары. И, конечно, считается, что не он сделал это, а вы — Род МакБэн.

Глядя в полном недоумении, Род обнаружил, что его правая рука метнулась ко рту, так удивлен он был.

— Я?

— Потом вы перевели товары в струн, вы предоставили его для продажи. Вы вернули назад заложенное, титулы и изменили цены, так что даже центральный компьютер не понял, что вы делаете. Вы скупили почти весь струн на восемь лет вперед, кое-что на семь и отдельные лоты на шесть лет. Вы заложили все, что купили и это позволило вам купить еще больше. Потом неожиданно вы уничтожили рынок, завалив его предложениями фантастических товаров, вернув заложенное на шесть, семь и восемь лет. Ваш компьютер очень расточительно использовал Текущие Донесения, так что министерство обороны Государства вызвало своих сотрудников посреди ночи. Но за время пока они вычисляли, что могло случиться, это случилось. Вы зарегистрировали монополию на двухгодичный экспорт, что невозможно было предсказать. Правительство попыталось принять меры, но пока они делали это, вы зарегистрировали право на владение Землей и перевели все в СНЗ-деньги. С СНЗ-деньгами вы скупили весь импорт Старой Северной Австралии, и когда, наконец, правительство провозгласило критическое положение, вы стали обладателем импорта струна на полтора года, владельцем множества мегакредитов, СНЗ-денег — мегакредитов, всего, чем земные компьютеры могут управлять. Вы — самый богатый человек из тех, что жили. И даже из тех, кто будет жить на свете. Этим утром мы изменили много законов, и я сам подписал новые договоры с земной стороной, подтвержденных Содействием. Тем не менее, вы самый богатый в этом мире, и вы достаточно богаты, чтобы купить всю Старую Землю. Факт: вы заранее оговорили то, что купите ее если Содействие не заплатит больше.

— Почему мы? — спросил Повелитель Красная Дама. — Зачем нам это? Мы лучше посмотрим, что он станет делать с Землей, после того как ее купит. А если что-то пойдет не так, мы просто убьем его.

— Вы убьете меня, Повелитель Красная Дама? — спросил Род. — Я думал, вы хотите меня спасти?

— И то, и другое, — сказал доктор, поднимаясь, — правительство Государства не станет отбирать у вас вашу собственность, хотя есть сомнения относительно того, что вы будете делать с Землей, когда приобретете ее. Члены правительства не дадут вам остаться на этой планете и подвергнуться опасности стать человеком, выкрав которого, преступники смогут потребовать самый большой выкуп. Завтра они начнут отбирать у вас ваше имущество, и им не помешает то, что вы попытаетесь убежать. Земное правительство идет своими путями. Если вы сможете организовать свою собственную систему обороны, то советую это сделать. Конечно, полиция будет защищать вас, но что из того? Я — доктор, и я здесь для того, чтобы сопровождать вас в путешествии, если вы надумаете.

— А я — представитель правительства, и я арестую вас, если вы не согласитесь, — заявил Джон Фишер.

— А я — представитель Содействия, которое не провозглашает себя полицией, и меньше всего по отношению к чужестранцам. Но это — моя персональная полиция, — сказал Повелитель Красная Дама, вытянув руки и перекрутив пальцы в бессмысленном, гротескном жесте, но каким-то очень угрожающим образом, — которая проследит, чтобы мальчик в безопасности добрался до Земли, и по заслугам воздаст ему, если он попытается сюда вернуться!

— Вы будете защищать его на время всего путешествия! — воскликнула Лавиния, с радостью посмотрев на него.

— На время всего путешествия. Насколько смогу. Пока я жив.

— Слишком большое самомнение у этих напыщенных хвастунов, — пробормотал Хоппер.

— Следите за своим языком, Хоппер, — сказал Повелитель Красная Дама. — Род?

— Да, сэр?

— Ваш ответ? — Повелитель Красная Дама говорил тоном, не допускающим возражений.

— Я еду, — сказал Род.

— Что вы собираетесь делать на Земле? — спросил Повелитель Красная Дама с некой церемониальностью.

— Хочу достать подлинный «треугольный Мыс».

— Что? — воскликнул Повелитель Красная Дама.

— «Треугольный Мыс». Почтовая марка.

— Что такое почтовая? — спросил Повелитель Красная Дама, и в самом деле озадаченный.

— Оплата за пересылку.

— Но что вы собираетесь делать с этими отпечатками пальцев или рисунками глазной сетчатки?

— Нет, я имею в виду кусочек бумаги, — возразил Род.

— Бумажные послания? — спросил Повелитель Красная Дама, он выглядел так, словно кто-то упомянул боевой корабль из травы, безволосую овцу, тучную женщину или что-то еще столь же невозможное. — Бумажное послание? — повторил он, а потом засмеялся совершенно очаровательно. — Ох! — сказал он таким тоном, словно совершил невероятное открытие. — Вы имеете в виду антиквариат?..

— Конечно, — сказал Род. — Нечто существовавшее раньше, чем человек вышел в космос.

— На Земле много антиквариата, и я уверен, вам понравится изучать и коллекционировать его. Это будет великолепно. Только не делайте никаких неверных поступков или у вас и в самом деле возникнут неприятности.

— Что такое неверные поступки? — спросил Род.

— Покупка настоящих людей или попытка сделать это. Миграция религии с одной планеты на другую. Контрабанда квазилюдей.

— Что такое религия? — спросил Род.

— Позже, позже, — сказал Повелитель Красная Дама. — Вы узнаете это позже. Доктор, можете продолжать.

Вентворт встал осторожно, так чтоб его голова не ударилась в потолок. Он слегка нагнул голову.

— Род, у нас есть две коробки.

Когда он произнес это, дверь утонула в стене, открыв им маленькую комнату. Там была большая коробка, напоминающая гроб и маленькая коробочка, похожая на те, в которых женщины любят хранить свои украшения.

— Есть преступники, дикие правительства, заговорщики и авантюристы… и даже простые, хорошие люди порой совершают неверные поступки, когда становятся богатыми — они все ждут вас, чтобы украсть вас, или ограбить, или даже убить…

— Зачем им убивать меня?

— Для того, чтобы оказаться на вашем месте и попытаться присвоить ваши деньги. — сказал доктор. — Теперь посмотрите. Перед вами важный выбор. Если вы выберете большую коробку, мы передадим вас конвою и вы будете ждать сотню или тысячу лет подходящего каравана. Но вы останетесь в безопасности на девяносто девять и девять десятых процента. Или мы пошлем большую коробку по регулярной космолинии, тогда кто-нибудь сможет украсть вас. Или мы «скунем» вас и поместим в этой маленькой коробке.

— Этой маленькой коробке? — воскликнул Род.

— Скуненого. Вы же скунуете овец, не так ли?

— Я слышал об этом. Но человека, нет. Дегидрировать мое тело, замариновать голову и заморозить все это в навозную массу? — воскликнул он.

— Именно так. Совершенно правильно! — радостно воскликнул доктор. — Это даст вам реальный шанс остаться в живых.

— А кто потом соберет меня. Мне нужен будет свой собственный доктор?.. — его голос неестественно задрожал перед лицом такого рискованного мероприятия, которое выглядело достаточно опасно.

— Вот ваш доктор. Он уже прибыл, — сказал Повелитель Красная Дама.

— Я к вашим услугам, — произнес маленький земной зверек — «обезьянка», отвесив легкий поклон собравшейся компании. — Меня зовут О’гентур, и я дипломированный врач, хирург и парикмахер.

Женщины задохнулись от удивления. Хоппер и Билл с ужасом смотрели на маленького зверька.

— Вы — квазичеловек! — завопил Хоппер. — Мы никогда не давали ублюдочным тварям свободно расхаживать на Норстралии.

— Я не квазичеловек. Я — животное. Условно к…

Обезьяна подпрыгнула. Тяжелый нож Хоппера запел словно музыкальный инструмент, впившись в мягкий металл стены. В другой руке Хоппер держал длинный тонкий нож. Он был готов метнуть его в сердце Повелителя Красная Дама.

Левая рука Повелителя Красная Дама вытянулась. Что-то было в его руке безмолвное, ужасное. В воздухе послышалось шипение.

Там, где был Хоппер, осталось только облако маслянисто-густого дыма, воняющего горелым мясом. Дым медленно поднимался к вентиляторам. Одежда Хоппера и его личные вещи, включая фальшивый зуб, лежали на стуле, где он сидел. Они были без повреждений. Его выпивка стояла на полу, рядом со стулом, навсегда оставшаяся недопитой.

Глаза сверкнули, когда он отстраненно посмотрел на Повелителя Красная Дама.

— Принято к сведению и будет доложено военно-воздушным силам Старой Северной Австралии, — сказал Фишер.

— Я тоже доложу о случившемся, — сказал Повелитель Красная Дама, — так как на дипломатически неприкосновенной территории было использовано оружие.

— Не важно, — сказал Джон Фишер сотый, и вовсе не разозлившись. Он только побледнел и стал выглядеть немного болезненно. Случившееся не испугало его, но придало решимости. — Давайте закончим с этим. Какая коробка, мальчик, большая или маленькая?

Служанка Элеанор встала. Она ничего не сказала, но теперь она завладела всеобщим вниманием.

— Возьмите его, — сказала она, — и вымойте его как вымыли для Сада Смерти. Я хочу, чтобы все было сделано именно так. Вы видите, — согласилась она. — Я всегда хотела увидеть синие небеса Земли, переехать в дом, который стоял у большой-большой воды, Я выберу большую коробку, Род, и если я останусь живой, ты будешь в долгу, позволишь мне поразвлекаться на Земле. Ты возьмешь маленькую коробку, Родди. И этот маленький доктор, покрытый мехом, позаботится о тебе, Род.

Род встал.

Все смотрели на него и на Элеанор.

— Вы согласны? — спросил Повелитель Красная Дама.

Он кивнул.

— Вы согласны быть «скуненым» и оказаться в маленькой коробочке для того, чтобы отправиться на Землю?

Он снова кивнул.

— Вы заплатите все экстра-расходы.

Он снова кивнул.

Доктор сказал:

— Вы позволите мне разрезать и уменьшить вас, в надежде, что будете снова восстановлены на Земле?

Род снова кивнул ему.

— Кивка головы недостаточно, — сказал доктор. — Ваше согласие должно быть записано.

— Я согласен, — спокойно сказал Род.

Тетушка Дорис и Лавиния вышли вперед, чтобы отвести Рода в раздевалку и демонстрационную. Только когда они взяли его за руки, доктор похлопал Рода по спине быстрым, резким движением. Род подпрыгнул.

— Глубокий гипноз, — сказал доктор. — Вы сможете хорошо подготовить его тело, но следующее слово, которое нужно сказать: пожелать ему большой удачи на Старой, Старой Земле.

Глаза женщин были навыкате, но они повели Рода очиститься перед операцией и путешествием.

Доктор повернулся к Повелителю Красная Дама и к финансовому секретарю Джону Фишеру.

— Хочется, чтобы все получилось удачно, — сказал он. — Однако, жаль этого человека.

Билл сидел спокойно, от горя примерзший. Он смотрел на пустую одежду Хоппера, оставшуюся на сидении рядом с ним.

Консоль звякнула.

— Двенадцать часов по Гринвичу. Нет неприятных погодных условий от побережья Ла-Манша до Мэя. Мефла и здания Земного порта. Все в порядке!

Повелитель Красная Дама приготовил выпивку для господ. Он протянул новый бокал Биллу. Но тот не притронулся к выпивке.

За дверью, где очищали тело, одежду и волосы, перед тем как полностью загипнотизировать Рода, Лавиния и тетушка Дорис, бессознательно возвращались к церемонии в Саду Смерти, Они понизили голоса до речитатива.

Трое оставшихся в зале, некоторое время внимательно прислушивались. Из ванной комнаты доносились звуки. Элеанор в одиночестве, не привлекая внимания, мылась. Она тоже готовилась к долгому путешествию и возможной смерти.

Повелитель Красная Дама тяжело вздохнул:

— Выпивка, Билл. Хоппер сам виноват.

Билл отказался говорить с ним, но протянул свой бокал.

Повелитель Красная Дама наполнил его бокал и бокалы других. Он повернулся к Джону Фишеру сотому и сказал:

— Вы полетите с ним?

— С кем?

— С мальчиком.

— Думаю так и будет.

— Лучше не надо, — сказал Повелитель Красная Дама.

— Вы имеете ввиду — опасность?

— Это только половина проблемы, — ответил Повелитель Красная Дама. — У вас не получится доставить его прямо в Земной порт. Отправьте его в хорошую больницу. Есть такая одна, достаточно хорошая, на Марсе, если они еще не закрыли ее. Я знаю Землю. Половина людей Земли захочет поприветствовать его, а другая половина захочет его ограбить.

— Вы представляете правительство Земли, Сэр и Специальный Уполномоченный, — сказал Джон Фишер. — Странно, что вы так говорите о ваших соотечественниках.

— Они не всегда такие, — засмеялся Повелитель Красная Дама. — Только когда они сильно распалены. Секс не может сравниться с большими деньгами, когда речь идет о людях Земли. Все они думают, что хотят силы, свободы и еще шесть невозможных вещей. Я не говорю от имени правительства Земли, только от себя.

— Если мы сами не полетим, то кто же? — требовательно спросил Фишер.

— Содействие возьмет опеку над ним.

— Содействие? Вы же не занимаетесь коммерцией. При чем тут вы?

— Мы не занимаемся коммерцией, но мы столкнулись с критическим положением. Я могу остановить крейсер, совершающий далекий рейд, и Род пробудет на его борту многие месяцы, прежде чем кто-то его найдет.

— Военный корабль! Разве вы не можете использовать пассажирский!

— Могу ли я? — переспросил Повелитель Красная Дама с улыбкой.

— Содействие? — сказал Фишер и улыбаясь добавил. — Но цена будет ужасной. Как вы заплатите за это? Цена слишком велика, чтобы быть оправданной.

— За это заплатит Род. Особые пожертвования, для особых услуг. Один мегакредит за такое путешествие.

Финансовый секретарь присвистнул.

— Это ужасная цена за простое путешествие. Вы хотите ГИД-деньги, и никаких денег на поверхности. Я правильно понял?

— Нет. СНЗ-деньги.

— Горячие, промасленные лунные лучи! Это в тысячи раз более дорогое путешествие, чем мог бы совершить человек.

Большой доктор прислушивался к ним обоим.

— Господин и Собственник Фишер, — сказал он, — я рекомендую прислушаться к этому совету.

— Вы? — с яростью воскликнул Джон Фишер. — Вы — Норстралиец, и вы хотите ограбить этого бедного мальчика?

— Бедного мальчика? — фыркнул доктор. — Он не бедный. Путешествие не пойдет ему на пользу, если он не останется в живых. Наш местный друг экстравагантен, но его идеи — пустой звук. Я внесу одну поправку.

— Какую же? — быстро спросил Повелитель Красная Дама.

— Полтора мегакредита за билет туда и обратно… если он останется жив-здоров и с ним ничего не произойдет, разве что по естественным причинам. Но есть одно условие. Только один килокредит, если вы доставите его на Землю мертвым.

Джон Фишер потер щеку. Он подозрительно взглянул на Повелителя Красная Дама, который сел и посмотрел на доктора, чей голос доносился из-под потолка.

Голос позади него заговорил:

— Пусть так, Мистер Финансовый Секретарь. Мальчик все равно не сможет использовать деньги, если умрет. Вы не сможете бороться с Содействием, вы лишь можете быть благоразумны с Содействием, и вы не сможете купить Содействие. Со своими возможностями они поработят нас на тысячи лет и заимеют большую часть струна, который мы производим. Они припрячут его где-нибудь. Ведь так! — Билл посмотрел на Повелителя Красная Дама. — Вы имеете представление о том, откуда у Содействия взялись деньги?

Повелитель Красная Дама нахмурился:

— Никогда не думал об этом. Я уверен, что средства должны быть ограниченны. Но я никогда не задумывался о том, откуда они взялись. Для этого вопроса у нас есть бухгалтеры.

— Видите, — сказал Билл. — Даже Содействие не любит терять деньги. Примите предложение доктора, Повелитель Красная Дама. Примите его, Фишер, — то, что он использовал их суримена — было очень невежливо, но на это не обратили внимания.

— Я так и поступлю, — сказал Повелитель Красная Дама. — Это правила очень близкие к обычной письменной страховке, которую мы не имеем права давать, но я напишу такой договор.

— Я подпишу его, — сказал Джон Фишер. — Пройдут тысячи лет прежде чем другой финансовый секретарь Норстралии заплатит такие деньги за билет, но… он заплатит. Я согласую это со счетом Рода. Тем, что на нашей планете, по крайней мере.

— Я буду свидетелем этого, — сказал доктор.

— Вы не можете, — отрезал Билл, — У мальчика нет здесь друзей, кроме меня. Пусть я буду свидетелем.

Они посмотрели на него. Все трое.

Он опустил взгляд.

Потом он заговорил:

— Сэры и Господа, пожалуйста, разрешите мне стать свидетелем.

Повелитель Красная Дама кивнул и открыл консоль. Он и Джон Фишер надиктовали контракт. В конце Билл назвал свое имя, как имя свидетеля.

Две женщины привели Рода МакБэна обнаженного в комнату. Он был совершенно чистым, и смотрел вперед, так словно грезил наяву.

— Это комната для операции, — показал Повелитель Красная Дама. — Я обрызгаю нас всех антисептиком, если не возражаете.

— Конечно, — сказал доктор. — Это необходимо.

— Вы станете резать и вываривать его прямо здесь и сейчас? — воскликнула тетя Дорис.

— Здесь и сейчас, — согласился Повелитель Красная Дама, — если доктор одобрит. Но Роду повезет, если после этого нормально восстановят.

— Я согласен, — сказал доктор. — Я одобряю.

Он взял Рода за руку, повел его в комнату с длинным гробом и маленькой коробкой. По знаку Повелителя Красная Дама стены открылись, показав комплект хирургических сокровищ.

— Подожди минутку, — сказал Повелитель Красная Дама. — Пусть ваш коллега присоединится.

— Конечно, — сказал доктор.

Обезьянка выпрыгнула из своей корзины, когда услышала как ее позвали по имени.

Гигант и обезьянка вместе уложили Рода в маленькой сверкающей комнате. Потом они закрыли дверь.

Те, кто остались за дверью, сидели и нервничали.

— Господин и Собственник Красная Дама, — сказал Билл, — с тех пор как я здесь кроме выпивки мне ничего не предлагали.

— Конечно, Сэр и Господин, — сказал Повелитель Красная Дама, не имея ни малейшего представления, как титуловать Билла.

Род не кричал, не стучал, не протестовал. Пересыщение сладким ужасом неприятной медицинской процедуры вызывало у него мурашки по всему телу. Две женщины сидели неподвижно, так же как и все остальные. Элеанор, закутавшаяся в невообразимо большое полотенце сидела вместе с ними. Когда пошел второй час операции над Родом, Лавиния заплакала.

Она ничем не могла ему помочь.

Глава IX Ловушки, судьба и наблюдатели

Всем известно, что нет коммуникационных систем без утечки информации. Даже внутри трудно достижимых коммуникационных контуров Содействия были слабые места, гнилые места, болтливые люди. Компьютер МакАртура-МакБэна, укрытый во Дворце Повелителя Ночи, не имел времени работать с абстрактной экономикой и богатыми моделями, компьютер не мог попробовать любви или человеческой безнравственности. Все сообщения, касающиеся операции Рода относительно экспорта сантаклара и струна, были ясны и понятны. И не удивительно, что на многих мирах люди увидели в Роде шанс, удобный случай, жертву, благодетеля или врага.

Все знали старое стихотворение:

И в этом случае это применимо. Люди бежали разгоряченные или охлажденные от новости.

На Земле, в один прекрасный день, в Земном порту.

Специальный Уполномоченный Тидринкер впился зубами в карандаш.

Четыре мегакредита СНЗ-денег уже пришли, а деньги все шли и шли.

Тидринкер жил в лихорадке вечного унижения. Он сам так выбрал. Он называл это «почетным позором» и шло от экс-Повелителей Содействия, которые выбрали длинную жизнь вместо службы и почета. Он был тысячником, что означало, что он продал свою карьеру, репутацию и авторитет за долгую жизнь в тысячу или более лет. (Содействие узнало, давным-давно, что лучший способ защитить своих членов от соблазна было соблазнить их самим. Предложение «почетного позора» и понижение, спокойная работа внутри Содействия, для тех из Повелителей, кто мог соблазниться и продать секреты в обмен на долгую жизнь. Но при этом их физические недостатки сохранялись. Тидринкер был одним из них.)

Он знал новости, и был искусным, мудрым человеком. Относительно денег МакБэна он ничего не мог сделать, но такие деньги вызывали удивление на Земле. Тидринкер мог купить малое — немного гордости. Возможно, он даже мог фальсифицировать записи и даже попытаться снова жениться. Он легко вспорхнул, несмотря на то, что прошли сотни лет с тех пор как от него ушла первая жена, когда увидела его ходатайство о долгой жизни и почетном позоре:

— Иди и живи, ты — дурак. Живи и наблюдай как я умру без тебя, после того как истекут четыре сотни лет, которые может прожить любой человек, если захочет того; наблюдать как умирают твои дети, твои друзья, наблюдать как все ваши увлечения и идеи летят в тартарары. Ступай, ужасный маленький человечек, а я умру, с точки зрения человеческого существа.

Несколько мегакредитов могли бы помочь этому.

К Тидринкеру могли заявиться неожиданные гости. Его квазичеловек, Б’данк происходящий от крупного рогатого скота держал пауков-мусорщиков — насекомых весом в тонну, которые выполняли работы в том крайнем случае, если слуг башни оказывалось недостаточно. Ему нет необходимости долго держать в плену этого торговца Норстралии… только на такой срок, чтобы успеть выполнить приказ и быстро убить.

А может и нет. Если Содействие поймает его, они будут удивлены, открыв вещи ужаснее чем сам Шеол.

А может и да. Если он преуспеет, он спасется от скуки бессмертия и сможет весело провести несколько десятилетий.

Он снова сжал зубы.

— Не делай ничего поспешного, Тидринкер, — сказал он сам себе, — только думай, думай, думай. Те пауки выглядят так, словно могут все.

На Виоле Сидереа, на Совете Гильдии Воров.

— Предположим, два полицейских крейсера вращаются вокруг солнца. Отметимся у них для регистрации фрахта или продажи, так чтобы нам не захотелось бежать в полицию. Пошлем агента на каждую линию, которая соединена с Земным портом. Помните, нам не нужен человек. Только его багаж. Будьте уверены, что он везет полтонны или около того струна. Если нам повезет, он заплатит половину того, что мы потеряли на деле Бозарта. Лучше бы мы никогда не слышали о Бозарте. Ничего. Пусть три старших вора будут в самом Земном порту. Надо быть уверенными, что нам не подсунут фальшивый струн, разбавленный один к тысяче. Но так как они перевозят МакБэна багажом, есть шанс… Я знаю, все это стоит денег, но вы заплатите деньги, чтобы заработать еще больше. Согласны, джентльмены воровского искусства?

Хор согласия пронесся над столом. Не согласился только один старый, мудрый вор, который сказал:

— Вы знаете мою точку зрения.

— Да, — подтвердил председатель, с безразличной вежливой ненавистью, — мы знаем твою точку зрения. Грабить трупы. Расчищать обломки. Стать гиенами вместо волков.

С неожиданным юмором старик сказал:

— Грубо. Но точно… и безопасно.

— Мы будем голосовать? — спросил председатель, оглядев столы.

Раздался хор возражений.

— Тогда принято, — сказал президент воров. — Крепко ударим. Ударим по маленькой цели, а не по большой.

Десять километров под поверхностью Земли.

— Он приезжает, отец! Он приезжает.

— Кто приезжает? — спросил голос, похожий на гром.

П’ламелаини сказала это так, словно это была мольба:

— Благословенный, предопределенный, гарант наших людей, новый вестник от роботов, крыс и Копта согласия. С деньгами, которые он несет, он поможет нам, спасет нас, откроет нам свет дня и бескрайние просторы небес.

— Ты богохульствуешь, — сказал О’телекели.

Девушка смолкла. Она не только уважала своего отца. Она поклонялась ему, как религиозному вождю. Его глаза сверкали, когда он смотрел через тысячи метров грязи и скалы в глубины пространства. Возможно он и правда мог предвидеть… Даже его люди не могли быть уверены насколько далеко простираются его возможности. Его белое лицо и белые волосы придавали взгляду чудодейственно проницательную способность.

Печально и добродушно он прибавил:

— Моя дорогая, ты ошибаешься. Мы просто не знаем кто такой на самом деле этот МакБэн.

— Разве этого не было написано? — взмолилась она. — Разве этого не было обещано? Это тот, которого робот, крыса и Копт послали назад нам с особым посланием. «Из самых дальних далей придет тот, кто принесет несчетные сокровища и полное спасение.» Разве это не может быть он? Ведь может быть?

— Моя дорогая, — ответил он, — у тебя неправильное представление о реальных ценностях, если ты думаешь, это — мегакредиты. Иди почитай Книгу Шрама, потом подумай и скажи мне, что ты думаешь. Но пока — никакой больше болтовни. Мы не должны вызывать волнения у наших бедных, угнетенных людей.

Временный Совет Содействия на Старой Северной Австралии.

— Все подонки со всего мира. Они все попытаются надавить на нас через глупого мальчика.

— Правильно.

— Если он останется здесь, они прибудут сюда.

— Правильно.

— Пусть он уезжает на Землю. Я чувствую, что маленький негодяй Повелитель Красная Дама как-то ночью вывезет его контрабандой и избавит нас от проблем.

— Правильно.

— Потом же совершенно правильно будет ему вернуться назад. Он не подгадит нашей системе безопасности, заставив ее выглядеть глупо. Я боюсь, что хоть он и яркая личность, по земным стандартам он — деревенщина.

— Правильно.

— Может нам послать еще двадцать или тридцать Родов МакБэнов, так чтобы нападающие и в самом деле потеряли его?

— Нет.

— Почему нет, Сэр и Собственник?

— Потом что это будет выглядеть ловким ходом. Мы никогда не делаем ловкие ходы. У меня есть следующий вопрос получше.

— Какой же?

— Предположительно, что мы во всех мирах выставим хороших претендентов, тем, кто хочет наложить руки на деньги МакБэна. Сделаем предположительно так, чтоб они не узнали, что мы организовали это. Звездные закоулки наполнятся Родами МакБэнов, в комплекте с описаниями случившегося на Норстралии, и этого хватит на ближайшую пару сотен лет. И никакой уверенности, что мы все вернем на свое место. Глупость есть глупость. Если они решат, что мы ловкие, и нас вовлекут во всю эту кутерьму! — говоривший вздохнул. — Но как заставить непроходимых дураков поверить, что наши предки не были ловкими, хоть им и удалось выскользнуть с Рая VII? Как могут они не считать нас ловкими, если мы держим нашу монополию тысячи лет? Они не сделают глупость, если подумают об этом, но надо не дать им так подумать. Правильно?

— Правильно.

Глава X Ссылка

Род проснулся со странным чувством, что все в порядке. В уголке его разума сохранились воспоминания об аде кромешном: ножах, крови, медицинских препаратах, обезьяне, работающей как хирург. Странные грезы! Он огляделся вокруг и тут же попытался вскочить с кровати.

Весь мир был охвачен огнем!

Ярко сверкал невыносимый огонь, словно паяльная лампа.

Но он лежал на кровати. Он осознал, что на нем удобный, свободный жакет, заканчивающийся завязками, которые некоторым образом приковывали его к кровати.

— Элеанор! — закричал он. — Подойдите сюда.

Он вспомнил как безумная птица напала на него. Лавиния дотащила его к хитрому Землянину, Повелителю Красная Дама. Он вспомнил медицину и суету. Но это… что же это?

Когда дверь открылась, невыносимый свет еще больше залил его. Это было так, словно все облака соскользнули с неба Старой Северной Австралии, оставив только сверкающие небеса и раскаленное солнце. Были люди, которые видели, что случилось, когда погодные машины случайно сломались и дали урагану пробить брешь в облаках, но что-то другое происходило в этот раз.

Вошел красивый человек, но он не был Норстралийцем. Его плечи были хрупкими, а лицо — чистое и свежее как у ребенка. Он был одет в старый медицинский костюм, весь белый, а на устах играла комбинация улыбки и профессиональной симпатии хорошего психиатра.

— Я вижу, вы чувствуете себя лучше, — сказал он.

— Я на земле? — спросил Род. — На сателлите? Тут я чувствую себя как-то странно.

— Вы не на Земле, человек.

— Я понял, что нет. Но я никогда тут не был. Где это место?

— Марс. Станция Старой Звезды. Я — Джеанджакуес Вомакт.

Род пробормотал его имя, повторяя, но так переврал, что незнакомцу пришлось повторять его по складам. Когда с этим покончили, Род снова принялся разглядывать нового знакомого.

— А где это, Марс? Вы можете развязать меня? Откуда исходит этот свет?

— Я развяжу вас сейчас, — сказал доктор Вомакт, — но оставайтесь в кровати, пока не поедите и не пройдете некоторые тесты. Свет… это — свет солнца. Я бы сказал, что пройдет еще около семи часов по местному времени, до того как оно зайдет. Сейчас позднее утро. Вы знаете, что такое Марс? Это — планета.

— Новый Марс, вы имеете в виду, — гордо сказал Род. — Это тот, который полон необычных магазинов и зоологических садов.

— Единственный магазин, который есть тут у нас — кафетерий и РХ. Новый Марс? Я слышал, что где-то есть такое место. Там и впрямь большие магазины и какие-то представления с животными. Слоны, которых вы можете подержать на руках. Они там тоже есть. Это не то место. Подождите секунду, я подвезу вашу кровать к окну.

Род выглянул из окна и испугался. Голое, темное небо. Никаких облаков в поле зрения. Тут и там было несколько нор. Они выглядели словно «звезды», которых видели люди, когда перелетали на космических кораблях с одной планеты густо покрытой облаками, на другую. Все было залито ярким ужасным светом из светильника, подвешенного высоко в небе. По позе доктора, склонившегося рядом с ним, он определил, что доктор не боится этого постоянного сияния гидрогенных бомб.

Говоря тем же голосом, и не пытаясь, чтобы он звучал по-мальчишески, Род спросил:

— Что это?

— Солнце.

— Не морочите мне голову. Скажите мне правду. Каждый называет свою звезду солнцем. Что это за звезда?

— Солнце. Настоящее солнце. Солнце Старой Земли. Так же как это равнина — равнина Марса. Старого Марса, а не Нового Марса. Марса — соседа Земли.

— Эта штука не падает, а поднимается и потом… бум!., или падает?

— Солнце, вы имеете в виду? — спросил доктор Вомакт. — Нет, я не думаю, что оно «бум!». Я уверен, что оно проделывает тот же путь, что ваши и мои предки наблюдали полтора миллиона лет, когда они все голыми бегали по Земле, — доктор занимался какими-то своими делами, говоря об этом. Он провел по воздуху странно выглядевшим маленьким ключом, завязки упали с рук Рода и повисли свободно. Род посмотрел на свои руки в ярком свете, они показались ему странными. Они выглядели обнаженными и чистыми, как и руки доктора. Сверхъестественные воспоминания вернулись к нему, но его неумение «гаварить» и «слишать» телепатически заставило почувствовать себя не в своей тарелке.

— Если это — Старый Марс, как же получается, что вы говорите со мной на языке Старой Северной Австралии? Я думал, мой народ единственный во вселенной говорит на Древнем Английском, — он гордо передвинулся, и грубо заговорил на Старом Общем Языке. — Вы видите, моя семья так же хорошо научила меня и этому языку, но я раньше никогда не покидал свой мир.

— Я говорил на вашем языке, потому что выучил его, — ответил доктор. — Я изучил его, потому что вы заплатили мне за это очень щедро. За месяцы, которые потребовались, чтобы вас восстановить, это было нетрудно. Мы только сегодня закончили восстановление части памяти, но я говорил с вами уже сотни часов.

Род попытался снова заговорить.

Он не смог произнести ни слова. Его горло сжалось и он испугался, что даже поесть не сможет… если вообще станет что-то есть.

Доктор дружески взял его за руку.

— Полегче, Господин и Собственник МакБзн. Когда вы выйдете отсюда все будет в порядке.

Род захрипел:

— Я был мертв? Мертвым. Я?

— Не полностью мертвым, — сказал доктор, — но близким к тому.

— Коробка… это маленькая коробка! — закричал Род.

— Что маленькая коробка?

— Пожалуйста, доктор… скажите, меня привезли в ней?

— Та коробка не была такой уж маленькой, — сказал доктор Вомакт. Он начертил в воздухе куб, по размеру похожий на маленькую дамскую шляпную коробку, которую Род видел в личной операционной Повелителя Красная Дама. — Она была вот такой. Ваша голова полностью сохранила свой натуральный размер. Именно поэтому так легко и так быстро было вернуть вас в нормальное состояние.

— А Элеанор?

— Ваша спутница? Она тоже уже пришла в чувства. Никто не перехватил корабль.

— Вы имеете в виду, что остальное тоже правда. Я до сих пор самый богатый человек во вселенной? И я уехал, уехал из дому? — Роду захотелось уткнуться в покрывало и зарыдать, но он этого не сделал.

— Я рад видеть, что вы так ярко реагируете на создавшуюся ситуацию, — сказал доктор Вомакт. — Это показывает, что не нужно ни успокоительного, ни гипноза, но я хочу знать, как бы мы могли помочь вам вернуться к нормальной жизни? Простите меня за этот разговор. Я говорю так как предписано в медицинском журнале. Это тяжело быть другом пациенту, даже когда он на самом деле похож на…

Вомакт был маленьким человеком, на целую голову ниже Рода, но столь пропорционально сложен, что не выглядел карликом или малышом. Его лицо было тонким, с космами неукротимых черных волос, которые торчали во все стороны. Среди Норстралийцев, такой фасон прически можно было бы назвать эксцентричным. У остальных землян же волосы росли свободно и носили их длинными. Прическа его была земного фасона. Род находил это глупым, но не отвратительным.

Но не появление Вомакта было причиной подобного настроения у Рода. Он был тем человеком, от которого звенело в каждой поре тела. Вомакт мог стать печальным, когда хотел, по своей медицинской мудрости, как приказывали доброта и спокойствие, но такие вещи ничуть не привлекали его. Он был живым, поддающимся смене настроений, любящим жизнь, разговорчивым, но он также чувствовал человека с которым говорил. Он никогда не скучал. Даже среди женщин Норстралии, Род никогда не видел человека, настроение которого было столь переменным, Когда Вомакт говорил, его руки находились в неприятном движении — что-то чертили в воздухе, вычерчивали кривые, зависали в каких-то точках. Говоря, он улыбался, хмурился, вопросительно поднимал брови, взглядом изображал удивление, смотрел в сторону с удивлением. Род подумал о двух Норстралийцах, имеющих долгий телепатический разговор, «гаварящих» и «слишащих» друг друга, в то время как их тела реагировали, устраивались поудобнее и меняли положение. Их разумы работали напрямую. Делать все это, говоря живым голосом… для Норстралийца, удивительно. Было что-то грациозное и милое в движениях земного доктора, который являл полную противоположность быстрому и решительному, при приближении опасности, Повелителю Красная Дама. Род начал думать, что если Земля полна людей, похожих на Вомакта, она может оказаться удивительным, но суматошным местом. Вомакт однако намекнул, что его семья была необычной, так что даже в долгие, утомительные годы совершенствования, когда каждый еще имел номера, они сохранили в секрете свою фамилию, не забыв ее.

Однажды в полдень Вомакт предложил пойти прогуляться по Марсианской равнине на несколько километров, до руин первого человеческого поселения на Марсе.

— Мы будем разговаривать, — сказал он. — Через мягкие шлемы легко разговаривать. Моцион хорошо скажется на вас. Вы молоды, и должны много двигаться.

Род согласился.

В последующие дни они стали друзьями.

Род обнаружил, что доктор не придавал значения тому, что он выглядел так молодо, всего на десять или около того лет старше его. Доктору было сто десять лет, и он сделал себе первое омоложение всего десять лет назад. У него еще будет два, а потом он умрет в возрасте четырехсот лет, если на Марсе сохранится нынешнее положение дел.

— Вы, мистер МакБэн, можете подумать, что вы странный, дикий тип. Я могу пообещать вам, молодой буко, что старая Земля столь счастлива и безопасна в эти дни, как никогда ранее. Вы не слышали о Возрождении Человечества?

Род заколебался. Он не обращал внимания на такие новости, но не хотел дискредитировать свою родную планету, показав, что на ней игнорируют подобные вещи.

— Это как-то связанно с языком, не так ли? И продолжительностью жизни тоже? Я никогда не уделял особого внимания инопланетным новостям, за исключением технических новинок или больших битв. Я думаю, некоторые люди на Старой Северной Австралии сохранили интерес и к Старой Земле… Так что же это такое?

— Содействие наконец взялось за реализацию большого плана. На Земле не осталось опасности, надежды, наград, будущее простиралось в бесконечность. У каждого тысяча-и-один шанс прожить четыре тысячи лет как позволено личностям, которые всю свою жизнь могут заниматься любимым делом…

— Почему же каждый так и не сделает? — перебил его Род.

— Содействие относится к недомеркам очень порядочно. Оно предлагает им удивительно прелестные и возбуждающие пороки, после того как им исполняется семьдесят лет. Это — комбинация электроники, лекарства и секса в субъективном понимании. Тот, кто не может много работать становится блаженным и окончательно умирает совершенно счастливым. Кто хочет прожить больше сотни лет, когда может прожить пять-шесть тысяч лет оргий и пережить множество приключений каждую ночь.

— Для меня это звучит ужасно, — сказал Род. — У нас есть Хихикающие Комнаты, но там люди умирают сразу. Они не причиняют беспокойство, умирая среди своих родственников. Думать о том ужасном, что случится, и оставаться нормальными.

Лицо доктора Вомакта затуманилось от гнева и горя. Он отвернулся и посмотрел на бесконечную равнину Марса. Дорогая синяя Земля дружески висела в небе. Он посмотрел на звезду Земли с ненавистью, а потом сказал Роду, склонив голову:

— Вы можете остаться здесь, мистер МакБэн. Моя мать была недомерком и после того как она поступила так, мой отец последовал за ней. А я — нормальный. Но я не уверен, что смогу стать чем-то большим, чем есть. Конечно, они не были моими настоящими родителями — никакой грязи не было в моем роду — но они оказались моими последними адептами. Я всегда думал, что ваши Старо-Северо-Австралийцы — безумные, богатые варвары, которые убивают детей в двухлетнем возрасте, если они не могут как-то там прыгнуть или сделать что-то вроде того. Я считал вас совершенными варварами. Разве вы не живете со сладко-тошнотворной вонью смерти в своих апартаментах.

— Что такое апартаменты?

— Это то, где мы живем.

— Вы имеете в виду дом, — сказал Род.

— Нет. Апартаменты — часть дома. Две сотни тысяч апартаментов иногда составляют один дом.

— Вы имеете в виду, что две сотни тысяч семей живут в одной ненормально большой комнате? — спросил Род. — Такая комната должна быть длинной в несколько километров.

— Нет, нет, нет! — сказал доктор, рассмеявшись. — Каждые апартаменты имеют свою жилую комнату, спальные секции, которые выдвигаются из стены, обеденные секции, свои ванные комнаты, чтобы вы и ваши гости смогли одновременно принять ванну, оранжерею, кабинет и личные комнаты.

— Что такое личная комната?

— Это — маленькая комнатка, где мы делаем те вещи, которые мы не хотим, чтобы видели другие члены нашей семьи, — сказал доктор.

— Мы называем их туалетными комнатами.

Доктор остановился.

— Это одна из тех вещей, из-за которых мне очень трудно объяснить вам Земную жизнь. Вы старомодны. Вы говорите на старом языке — Английском, вы сохранили систему семей, свои имена, свою бесконечную жизнь…

— Не бесконечную, — возразил Род. — Просто длинную. Мы работаем над этим и проводим тесты.

Доктор печально посмотрел на Рода.

— Я не хочу критиковать вас. Вы — другие. Совершенно отличаетесь от живущих на Земле. Вы найдете Землю нечеловеческой. Для примера, те апартаменты, о которых мы говорили. Две трети их пустуют. Квазилюди живут в подвалах. Записи утеряны; работа забыта. Если бы у нас не было таких хороших роботов, все вокруг нас рано или поздно развалилось бы на куски, — он посмотрел на Рода. — Вижу, вы не понимаете меня. Давайте разберем практический случай. Можете ли вы мысленно убить меня?

— Нет, — сказал Род. — Вы мне нравитесь.

— Я не это имею в виду. Не реального меня. Предположим, вы не знаете, кто я, и вы обнаружили, что я покушаюсь на ваших овец или на ваш струн.

— Вы не станете красть мой струн. Мое правительство защищает мою собственность, и вы не сможете ко мне подобраться.

— Ладно, ладно, не струн. Предположим, я проберусь на вашу планету без разрешения. Тогда вы убьете меня?

— Я не убью вас. Я сообщу о вас в полицию.

— Предположим, я направил на вас оружие?

— Тогда у вас будет сломана шея, — сказал Род. — Или нож в сердце. Или рядом с вами взорвется минибомба.

— Вот! — воскликнул доктор, широко улыбнувшись.

— Что вот? — спросил Род.

— Вы знаете, как убивать людей, если возникает необходимость!

— Все граждане знают, как, — сказал Род. — Но это не значит, что они станут делать это. Мы не совершаем нападений друг на друга, так как считают некоторые из земных жителей.

— Точно, — сказал Вомакт. — И именно таким Содействие пытается сделать человеческий род сегодня. Снова сделать жизнь опаснее и интереснее. У нас теперь есть опасности, болезни, сражения. Это — удивительно.

Род посмотрел налево, на группу сараев, мимо которых: они проходили.

— Я не вижу никакого признака этого здесь, на Марсе.

— Здесь военное хозяйство. Оно осталось вне зоны Возрождения Человека, до тех пор пока эффект проекта не будет изучен лучше. Тут, на Марсе, мы до сих пор ведем совершенную, спокойную жизнь. Никаких опасностей, никакого риска.

— Как же вы тогда узнали свое имя?

— Мой отец дал его мне. Он официально был Героем Пограничных Миров, вернулся домой и вскоре умер. Содействие привило людям любовь к именам до того как они научились получать за них привилегии.

— А что вы делаете здесь?

— Работаю.

Доктор пошел дальше. Род не чувствовал страха перед своим спутником. Землянин был просто бесстыдным и болтливым. Общаться с ним было нелегко.

Род взял Вомакта за руку.

— Слишком много для того…

— Вы все знаете, — сказал Вомакт. — У вас хорошее восприятие. Могу ли я рассказать вам все о себе?

— Почему нет? — удивился Род.

— Вы — мой пациент. Это может плохо сказаться на вашем самочувствии.

— Начинайте, — предложил Род. — Вы должны понимать, что я — выносливый.

— Я — преступник, — сказал доктор.

— Но вы живете, — ответил Род. — В моем родном мире, мы или убиваем преступников, или высылаем их с планеты.

— Я и был выслан, — сказал Вомакт. — Это не мой родной мир. Для большинства нас, живущих здесь, Марс не дом, а тюрьма.

— Что же вы сделали?

— Это так пугающе… — сказал доктор. — Я стыжусь этого. А они приговорили меня к условному заключению.

Род окинул его взглядом. Мгновение Род удивлялся: не мог ли он стать жертвой какой-то грубой шутки. Но доктор был серьезен. Его лицо выражало замешательство и горе.

— Я поднял мятеж, сам не понимая этого, — сказал доктор. — Люди могут сказать что хотят, и они могут напечатать по двадцать копий того, что хотят напечатать, и за всем этим стоит куча коммуникаций. Даже противозаконное напечатать. Когда началось Возрождение Человека, мне поручили работать над Испанским языком. Я долго исследовал «La Prensa»[6] Шутки, диалоги, всевозможные объявления, доклады о том, что случилось в древнем мире. Но потом меня поразила одна яркая мысль. Я пошел в Земной порт и собрал новости с новоприбывших кораблей. Что случилось здесь, что случилось там. Вы и не представляете, Род, насколько это интересно человечеству! И то, что мы делали… выглядело так комично, так странно, так жалко. Конечно, новости поступали в машины, все маркированные «только для официального использования». Я игнорировал это, и напечатал один выпуск — ничего кроме правды. Настоящий выпуск газеты — все одни факты… Я напечатал настоящие новости… Род, рухнула крыша! Все люди, которые понимали Испанский были подвергнуты тестированию. Меня спрашивали, знал ли я закон? Точно, ответил я, я знал закон. Никаких массовых средств общения, не подлежащих цензуре правительства. Новости — мать общественного мнения, мнение — причина заблуждения масс, заблуждение — источник войны. Закон был прост, а то, что я думаю — не важно. Это был всего лишь старый закон. Я ошибся, Род, ошибся. Они не обвинили меня в нарушении новых законов. Они обвинили меня в бунте… против Содействия. Они приговорили меня к немедленной смерти. А потом они вынесли этот суровый приговор, приговор: прочь с планеты и всего хорошего. Когда я попал сюда, они выпустили меня, поставив условие, чтобы мои действия были лояльны. Но я не могу разгадать загадку: в любой момент я могу вернуться на Землю. Тут нет никаких проблем. Если они думали, что мое злодеяние до сих пор имеет отклики, они наказали бы меня, погрузив в сон, или выслали бы прочь с этой планеты еще куда-нибудь. Если они думали, что это неважно, они бы восстановили мое гражданство и просто посмеялись над случившимся. Но они не знают как одержать над этим верх. Мой квазичеловек изучил Испанский и квазилюди хранят эту газету в тайне. Я даже не могу себе вообразить, что чиновники сделают со мной, если обнаружат, что все идет не так, и узнают, кто начал все это. Вы, Род, считаете, что я не прав?

Род посмотрел на доктора. Он не участвовал во взрослых решениях, и его раньше никто никогда не просил об этом. На Старой Северной Австралии люди держались в отдалении друг от друга. Самый подходящий способ делать все правильно — держаться своей возрастной группы.

Желая быть справедливым, он попытался думать как взрослый и сказал:

— Конечно, я думаю, вы, Господин и Врач Вомакт, ошиблись. Но не очень. Никто из нас не станет шутить с такой вещью как война.

Вомакт схватил Рода за руку. Жест был истерическим, почти безобразным.

— Род, — прошептал он очень настоятельно. — Вы — богаты. Вы из влиятельной семьи. Вы могли бы забрать меня на Старую Северную Австралию?

— Почему нет? — спросил Род. — Я в состоянии заплатить за всех гостей, которых приглашу.

— Нет, Род. Я не то имею в виду. Я хочу стать иммигрантом.

Такой поворот заставил Рода задуматься.

— Иммигрантом? — удивился он. — Кара за иммиграцию — смерть. Мы убиваем наших граждан, чтобы не способствовать росту населенности. Как вы думаете, мы дадим чужаку поселиться среди нас? И дадим ему струна? Что вы скажете на это?

— Ничего умного, Род, — ответил Вомакт. — Я не стану снова беспокоить вас этой просьбой. Я не стану снова просить. Это тяжело, прожить много лет, когда за дверью стоит смерть, стоит только позволить. Из-за этого я и не женат. Как я могу так жить? — Причудливая вибрация исказила его лицо, его бодрое настроение исчезло. — У меня есть лекарство, Род, лекарство для доктора, пусть он даже бунтовщик. Вы знаете, что это?

— Транквилизатор? — Род был потрясен вот таким открытым предложением помочь в иммиграции на Норстралию. Он никак не мог привести в порядок свои мысли.

— Работа — мое лекарство, — сказал маленький доктор.

— Работать всегда хорошо, — сказал Род, чувствуя помпезность утверждения. Все волшебство этого дня растаяло.

Доктор тоже почувствовал это. Он вздохнул:

— Я покажу вам старые хижины, которые первоначально построили тут люди с Земли. А потом я пойду работать. Вы знаете, в чем заключается моя главная работа?

— Нет, — равнодушно ответил Род.

— Вы, — сказал доктор Вомакт, с печальной и злой улыбкой, — вам хорошо, но я должен сделать так, чтобы вам было еще лучше. И я должен сделать еще некоторые анализы.

Они добрались до хижин.

Руины не производили впечатления старых. Они напоминали дома скромных ферм Норстралии.

По дороге назад, Род печально заметил:

— Что вы собираетесь делать со мной дальше, сэр и доктор?

— Все, что захотите? — с легкостью сказал Вомакт.

— Прямо сейчас. И что же можно?

— Хорошо, — сказал Вомакт. — Повелитель Красная Дама заплатил за весь комплекс услуг. Сохранить вашу личность. Сохранить ваши мысли. Изменить ваш внешний вид. Сменить вашу служанку на молодую девушку, которая будет выглядеть так, как вам нравится.

— Вы не можете ничего сделать с Элеанор. Она обладает гражданскими правами.

— Но не здесь, не на Марсе. Тут она ваш багаж.

— Но ее официальные права!

— Это Марс, Род, но это — земная территория. Она подпадает под Земную юрисдикцию. Под прямой контроль Содействия. Мы должны сделать все правильно. Суровые вещи. Вы согласитесь перейти в разряд квазилюдей?

— Я никогда их не видел. Откуда мне знать? — ответил Род.

— И вы не сгорите со стыда?

Род засмеялся, ответив таким образом.

Вомакт вздохнул.

— Вы, Норстралийцы, смешные люди. Я скорее умру, чем допущу, чтобы меня перепутали с квазичеловеком. Это позор, презрение! Но Повелитель Красная Дама сказал, что вы можете гулять по Земле свободно, как ветер, если мы сделаем вас похожим на человека-кота. И я хочу еще кое-что сказать вам, Род. Ваша жена уже здесь.

Род остановился.

— У меня нет жены.

— Ваша жена-кошка, — сказал доктор. — Конечно, это не настоящее супружество. Квазилюдям это не позволяется. Но они имеют спутников жизни, и это чем-то похоже на женитьбу, мы иногда ошибаемся и называем их мужем и женой. Содействие уже выбрало девушку-кошку, которая станет вашей «женой». Она отправится назад на Землю с Марса вместе с вами. Вы будете всего лишь парой милых кошечек, которые занимаются танцами и акробатикой для скучающего персонала ферм.

— А Элеанор?

— Я уверен, что кто-то убьет ее, приняв за вас. Ведь именно для этого вы привезли ее, не так ли? Разве вы не достаточно для этого богаты?

— Нет, нет, нет, — возразил Род, — богатство там ни при чем. Нам надо подумать о чем-то другом.

Пока шли обратно, они строили различные планы относительно того как защитить и Элеанор, и Рода.

Выйдя в шлюз и сняв шлемы, Род спросил:

— Когда я смогу увидеть эту мою жену?

— Вам она не понравится, — сказал Вомакт. — Она дикая, как огонь, и в два раза прекрасней, чем можно вообразить.

— У нее есть имя?

— Конечно, — сказал доктор. — Как у всех.

— Как же ее зовут?

— K’Mgjjgto.

Глава XI Гостеприимство и ловушки

Тут и там люди ждали. Если бы новости достигали всех уголков мира, население всей земли из любопытства, страсти или жадности, прибыло бы в Земной порт. Но новости были давно запрещены. Люди знали только то, что касалось именно их. Земные центры остались непобеспокоенными. Тут и там, пока Род совершал путешествие с Марса на Землю, дарило предвкушение чего-то. Более того, мир Старой, Старой Земли оставался спокойным, кроме вечно бурлящих внутренних проблем,

На Земле, день прилета Рода, внутри Земного порта.

— Они не допустили меня до встречи этим утром, хоть я и отвечаю за гостей. Это означает, что нечто витает в воздухе, — сказал Специальный Уполномоченный Тидринкер своему квазичеловеку Б’данку.

Б’данк, ждал весь скучный день, жуя жвачку и сидя на стуле в углу. Он знал намного больше об этом случае, чем его хозяин. Он изучал дополнительную информацию из секретных источников квазилюдей, но он решил ничего не рассказывать Тидринкеру. Поспешно проглотив жвачку, он сказал голосом, полным печали, успокаивая самого себя:

— Могут быть какие-то другие причины, Господин и Хозяин. Если они посчитали, что пора продвинуть вас по службе, они бы не допустили вас до встречи. А вы определенно заслуживаете продвижения по службе, Сэр и Господин.

— Пауки готовы? — сердито спросил Тидринкер.

— Кто может что-то сказать о мыслях гигантских пауков? — печально ответил Б’данк. — Вчера я с помощью простых знаков три часа говорил со старшим пауком. Он хотел двенадцать емкостей меда. Я сказал, что дам ему больше… десять. Бедный дьявол не мог посчитать, хотя он-то был уверен, что сможет. Потом он радовался, что сумел заключить со мной выгодную сделку. Они должны забрать личность, на которую вы укажете, на вершину башни Земного порта, и спрятать ее так, чтобы люди долго не могли ее найти. Когда появлюсь я с емкостями меда, они передадут этого человека в мои руки. Но есть люди, которые выходят наружу из здания порта, они могут заметить меня и всех остальных. Я должен отвести схваченного человека в руины прямо под Бульваром Альфа Ральфа, туда, куда вы мне показали, Сэр и Господин, и там держать его в сносных условиях до тех пор пока вы не придете и не сделаете то, что собираетесь.

Тидринкер посмотрел в противоположный угол комнаты. Большое, напыщенное, красивое лицо было так печально, что он почувствовал досаду. Тидринкер слышал, что люди-быки (потому что они происходили от крупного рогатого скота) некогда были подвержены припадкам безумной неконтролируемой ярости, но он никогда не видел никаких признаков этого у Б’данка.

Он огрызнулся.

— Что тебя беспокоит?

— Почему я должен беспокоиться, Сэр и Господин? Вы должны беспокоиться за нас обоих.

— Чтоб тебя поджарило!

— Это не инструкция к действию, — сказал Б’данк. — Я могу предложить что-нибудь поесть, хозяин. Это успокоит ваши нервы. Все что угодно может произойти сегодня, и настоящему человеку очень тяжело ждать неведомо чего. Я видел как многие люди от этого расстраивались.

Тидринкер усмехнулся сквозь зубы от такого максимального благоразумия. Он равнодушно взял дегидрированный банан из ящика стола и стал жевать его.

Одновременно он внимательно смотрел на Б’данка:

— Ты хочешь?

Б’данк с удивительной легкостью соскользнул со своего стула. Он очутился у стола, вытянул свои ненормальные, похожие на окорока руки и сказал:

— Да, сэр, в самом деле. Я люблю бананы.

Тидринкер дал ему один, а потом раздраженно сказал:

— Ты уверен, что никогда не встречался с Повелителем Красная Дама.

— Уверен, как может быть уверен любой квазичеловек, — ответил Б’данк, жуя банан. — Мы никогда не знаем, кто проводит меры по улучшению нашего физического состояния. Мы как бы заново рождаемся и не обременены знанием. Все, что было до этого забыто.

— Значит, ты допускаешь, что можешь оказаться шпионом или агентом Повелителя Красная Дама?

— Могу, но я не чувствую ничего такого.

— Ты знаешь, кто такой Повелитель Красная Дама?

— Вы говорили мне о нем, сэр. Говорили, что он самое опасное человеческое существо во всей галактике.

— Это правильно, — сказал Тидринкер. — И если я начну что-то делать против Повелителя Красная Дама, то с тем же успехом я могу перерезать себе горло.

— Сэр, проще будет и вовсе не похищать этого Мак-Бэна, — сказал Б’данк. — Элемент опасности заключен именно в этом. Если вы не сделаете ничего, все пойдет по-старому — тихо, спокойно.

— Ужас и беспокойство! Так всегда бывает. Не думаешь же ты, что я хочу уйти отсюда не попробовав снова обрести силу и свободу?

— Вы можете сделать так, сэр, — сказал Б’данк, надеясь, что Тидринкер угостит его еще одним восхитительным сухим бананом.

Тидринкер находился в замешательстве и не сделал этого.

Он встал и вышел из комнаты, в отчаянье, мучаясь от надежды, опасности и вынужденного промедления.

Вестибюль Колокола и Банка.

Дама Джоанна Гнэйд была первой. Она была очищенной, хорошо одетой, встревоженной. Повелитель Джестокост, который следовал за ней, удивлялся: имеет ли она личную жизнь. Среди Руководства Содействия считалось плохими манерами спрашивать о личных делах другого Руководителя, даже персональные истории друг друга. Каждый день и минута которых были записаны в компьютерном кабинете в углу. Джестокост знал об этом, потому что он взглянул в свои собственные записи, используя имя другого Руководителя, так что смог увидеть, сколько печальных незаконностей записано о нем самом. Они, все кроме одной — самой большой, касались его дела с девушкой-кошкой К’мель. Ему удачно удалось стереть эту историю. (Теперь записи показывали его дремлющим.) Если же Госпожа Джоанна имела какие-то секреты, она хранила их при себе.

— Мой Сэр и Коллега, — сказала она. — Я подозреваю вас в явной настойчивости и любопытстве… порок более присущий женщинам.

— Когда вы постареете, моя милая, разница в характере между мужчиной и женщиной станут трудно различимыми, если в самом деле, они и существовали первоначально. И вы, и я — яркие личности, и каждый из нас имеет хороший нюх на опасность или неприятности. Не похоже, чтобы мы оба высматривали кого-то с невозможным именем Родерик Фредерикс Рональд Арнольд Уильям МакАртур МакБэн сто пятьдесят первый. Я помню об этом! Ты не думаешь, что это ловкая выходка с моей стороны?

— Скорее, — сказала она, тоном, который подразумевал обратное.

— Я ожидаю его сегодня утром.

— Вы? — спросила она с подъемом в голосе, который показывал, что он знал нечто неподходящее. — В сообщениях об этом ничего нет.

— Это так, — сказал Повелитель Джестокост, улыбнувшись. — Я беспокоюсь из-за того, что солнечная радиация на Марсе поднялась на несколько десятков единиц, пока еще он не улетел. Этим утром она вернулась на три десятка. Это означает его приближение. Умно с моей стороны, не так ли?

— Слишком умно, — ответила она. — Почему вы спросили меня? Я никогда не думала что для вас имеет значение мое мнение. Однако, почему вы из кожи лезете вон? Почему бы вам просто не отправить его на корабле подальше так, чтобы это заняло большую часть его жизни, даже несмотря на воздействие струна, а потом вернуть его обратно?

Он внимательно смотрел на нее до тех пор, пока она не смутилась, но ничего не сказал.

— Мое… мое предложение было неприятным, я уверена, — запинаясь сказала она. — Вы и ваше чувство справедливости! Делая что-то неправильно вы всегда пытаетесь опереться на нас.

— Я не это имел в виду, потому что я думаю о Земле, — тихо сказал Джестокост. — Вы знаете, что он владелец этой башни?

— Земного порта?! — закричала Джоанна. — Невозможно.

— Возможно, — произнес Джестокост. — Я сам продал здание его агенту десять дней назад. За сорок мегакредитов денег СНЗ. Это больше, чем мы могли надеяться иметь на Земле. Когда он внес их, мы стали платить ему три процента в год за использование его денег в своих интересах. Но это еще не все. Я продал ему и океан, тот который в древности назывался Атлантическим. И я продал ему три сотни тысяч привлекательных квазиженщин обученных для различных задач вместе с семью сотнями простых женщин соответствующего возраста.

— Вы имеете в виду, что все это сделали для того чтобы спасти доход Земли в три мегакредита в год?

— А разве нет? Понимаете, это же СНЗ деньги.

Она надула губы, потом расцвела в улыбке.

— Вас никогда никто не любил так, как я, мой Повелитель Джестокост. Вы самый чудесный человек из тех, кого я знаю и вы никогда не забываете ничего из того, что узнаете!

— Но это не конец, — сказал он с очень хитрой, милой улыбкой. — Разве вы не читали Список Улучшений (Возрождения) семьсот одиннадцать — девятнадцать — тринадцать Р, за который вы сами голосовали одиннадцать дней назад?

— Я просматривала его, — защищаясь сказала она. — Мы все читали его. Это о том, что случилось с фондами Земли и фондами Содействия. Представитель Земли не смог выразить недовольство. Мы все проголосовали за него, потому что доверяем вам.

— Вы знаете, что это значит?

— Честно говоря, не совсем. Вы не можете ничего сделать с этим богатым стариком, МакБэном?

— Не уверен, что он стар, — сказал Повелитель Джестокост. — Он может быть и молод. Однако все это слишком легко подняло налоги до одного килокредита. Налоги делятся поровну между Землей и Содействием, и предусматривают, что собственник не может вольготно обращаться с имуществом. Налог составляет один процент в месяц. Это очень маленькое замечание в сноске внизу на седьмой странице расценок.

— Вы… вы имеете в виду… — она задохнулась от смеха, — что продав бедному человеку Землю, вы не только отобрали у него три процента дохода в год, но и сдираете с него двенадцать процентов налога. Благословение ракетам, вы — чудо. Я люблю вас. Вы самый умный, самый смехотворный из всех — Управляющий Содействия! — Из Дамы Джоанны Гнэйд изливался поток смеха. Джестокост не знал обижаться или радоваться.

Пока она была в столь редко хорошем настроении, он собрался напомнить ей про полусекретный проект:

— Но не думаете ли вы, моя любезная, поскольку мы имеем такой неожиданный кредит, мы сможем немного меньше тратить на импорт струна?

Ее смех замер.

— Что? — резко спросила она.

— Для квазилюдей. Для лучших из них?

— Нет. Нет! Не для животных, пока люди страдают. Вы безумны, думая об этом, мой повелитель.

— Я безумный, — сказал он. — Все правильно, я безумен. Безумие — для справедливости. И это я называю простым правосудием. Я не прошу вас вот так прямо согласиться. Но надо же относиться к ним чуть более справедливо.

— Они — квазилюди, — сказала она равнодушно. — Они — животные, — так словно эти слова привели ее к важному решению.

— Вы никогда, моя дорогая, не слышали о собаке по имени Джоан? — его вопрос содержал множество намеков.

Она не увидела в этом подвоха и равнодушно ответила:

— Нет.

Потом она пошла обратно, изучая повестку дня на этот день.

В нескольких километрах под поверхностью Земли.

Старые машины поворачивались словно единый поток. Запах горячего машинного масла. Тут, внизу, не было излишеств. Жизнь и плоть тут были дешевле транзисторов. С другой стороны тут было меньше радиации, и труднее было быть обнаруженными. В ревущих глубинах жили спрятанные и забытые люди. Они думали о своем предводителе — маге, О’телекели. Иногда он думал и о себе.

Его белое, красивое лицо напоминало бессмертный мраморный бюст, его измятые крылья прижимались к нему от усталости. Он позвал к себе своего ребенка первого яйца, девушку О’лемеяаини.

— Он пришел, моя дорогая.

— Один, папа? Так обещано.

— Богатый.

Ее глаза расширились. Она была его дочерью, но не всегда понимала его силу.

— Откуда вы знаете, отец?

— Если я скажу тебе правду, ты согласишься дать мне стереть это из своего разума, так чтобы не было опасности измены.

— Конечно, отец.

— Нет, — сказал человек-птица с мраморным лицом, — ты должна сказать правильные слова…

— Я обещаю, отец, что если ты наполнишь мое сердце правдой, и если моя радость от этой правды будет полной, так что я мысленно взвою всем разумом, без страха, надежды или оговорок, и тогда я сама попрошу тебя забрать из моего разума всю правду или часть правды, которая может повредить нашему роду именем Первого Забытого, именем Второго Забытого, именем Третьего Забытого и ради Д’джоанны, ради тех, кого мы любим и помним.

Он встал. Он был высокого роста. Его ноги заканчивались ненормальными ступнями птицы с белыми когтями, сверкающими словно мать жемчужин. Его человеческие руки втянулись в места сочленения его крыльев. Или он сделал доисторический жест благословения над своей головой, в то же время нараспев цитируя звенящим гипнотическим голосом:

— Дать правду тебе, моя дочь, чтобы ты была счастлива, обладая этой правдой. Зная правду, моя дочь, ты получаешь свободу и право забыть!

— Дитя, мое дитя, кто твой брат, маленький брат, которого ты любишь…

— Оаакасус! — сказала она детским голосом, напоминающим голос впавшей в транс.

— Оикасус, как ты помнишь, изменил мне, своему отцу, перейдя в тело маленького обезьяно-человека, так что настоящие люди путают его в животным. Люди обучили его на хирурга и приставили к Повелителю Красная Дама. Он прилетел на Марс вместе с молодым МакБэном. Именно на Марсе молодой МакБэн встретился с К’мель, которую я рекомендовал Повелителю Джестокосту для поручений. Все они вместе с этим человеком прилетят на Землю сегодня. Возможно, этот МакБэн хорошо отнесется к нам. Теперь ты узнала то, что хотела, дочь моя?

— Расскажи мне, отец, расскажи мне. Откуда ты узнал?

— Запомни истину, девочка, и не забудь ее! Сообщение пришло с Марса. Мы не можем коснуться Большого Мерцания или машин передающих кодом, потому что каждая запись у них ведется новым кодом. Но поменяв место работы друг может передать эмоции, идеи и иногда имена. Мне послали слова вроде: «богатый, обезьяна, маленький, кот, девочка, кое-что, хорошо» установив определенную скорость и высоту звука записи. Послание достигло нас и ни один криптограф в мире не сможет обнаружить их.

— Теперь ты знаешь, и теперь, теперь, теперь ты должна забыть!

Он снова поднял свои руки.

О’лемелаини посмотрела на него с естественной и радостной улыбкой.

— Я так рада и счастлива, папочка, хоть и знаю, что я только что забыла что-то хорошее и удивительное!

Тогда отец церемониально сказал:

— Не забудь.

И она ответила как положено:

— Я не забуду.

Глава XII В высоте небесной

Род прогуливался по краю маленького парка. Тут все было совершенно не похоже ни на один корабль, который он видел и о котором слышал на Норстралии. Тут не было шума, не было вибрации, никакого признака вооружения — только хорошенькая маленькая кабинка, откуда осуществлялся контроль полетом, да поляна невероятно земной травы. Род гулял по этой траве после пыльной земли Марса. Слышалось мурлыканье и шепот. Фальшивое синее небо — очень красивое, нависло над ним, будто небесный свод.

Род чувствовал себя странно. Он стал обладателем усов — словно кот; усов в сорок сантиметров длинной, нависающих над его верхней губой — по двенадцать усиков торчало в каждую сторону. Доктор подкрасил радужную оболочку его глаз в ярко-зеленый свет. Его уши приобрели заостренную форму. Род выглядел словно человек-кот и нежил одежду профессионального акробата. К’мель была одета так же.

Он не повелевал девушкой.

На фоне К’мель любая женщина Старой Северной Австралии выглядела как мешок топленого жира. Она была тощей, гибкой, угрожающей и прекрасной; мягкой при прикосновении, жесткой в движениях, быстрой, настороженной и прижимистой. Ее рыжие волосы сверкали с шелковистостью животного огня. Ее голос звучал сопрано, словно колокольчик. Ее предки по мужской и женской линии скрещивались с целью получения самой соблазнительной девушки Земли. Задача оказалась достигнута. Даже по реакции, К’мель казалась самой чувствительной. Ее широкие бедра и внимательные глаза возбуждали его мужское начало. Ее кошкообразное опасное женское тело чуть-чуть менялось при встречи с новым мужчиной. Настоящие мужчины, которые смотрели на нее, зная, что она — кошка, не могли отвести от нее глаз. Женщины обращались с ней так, словно она — нечто ужасное. К’мель путешествовала как акробат, но она уже тайком сообщила Роду МакБэну, что ее профессия — «гейша» — самка, фигуристая, язвительная, тренированная словно для того, чтобы играть роль госпожи для гостей из другого мира, в соответствии с законами и привычками для того, чтобы вызвать у них любовь. В то же время под страхом смертной казни ей запрещалось делать на это акцент.

Род понравился ей, хоть он и был вначале болезненно робок. Но с ее стороны не было ни шика, ни бахвальства. Однажды она пыталась заниматься бизнесом. Тогда ее невероятное тело увяло и превратилось в тень. Глядя на нее уголком глаз Род замечал это, потому что оно наложило отпечаток на ее мысли, ее сообразительность, ее юмор. А хороший юмор помогал им вместе коротать время. Род обнаружил, что пытается произвести на нее впечатление, хочет доказать, что он — взрослый мужчина, только открывший, что в самостоятельных, искренних порывах, подсказанных ей ее сердцем, ее ничуть не заботит его положение. Он был просто ее партнером, и они работали вместе. Его работа заключалась в том, чтобы остаться в живых, а ее работа заключалась в том, чтобы сохранить его живым.

Доктор Вомакт сказал, чтобы Род не разговаривал с другими пассажирами: ни о чем не говорить друг с другом в присутствии других, и молчать если к ним кто-то обратится.

Там было десять пассажиров, которые смотрели друг на друга с неприятным удивлением.

Их было десять.

И все десять были Родами МакБэнами.

Все десять выглядели точно как Родерик Фредерикс Рональд Арнольд Уильям МакАртур МакБэн сто пятьдесят первый. Кроме К’мель и маленькой обезьянки-доктора. О’гентур был единственным, кто не был МакБэном, как и сам МакБэн. Настоящий МакБэн стал человеком-кошкой. Все остальные — каждый сам по себе был убежден, что именно он — настоящий Род МакБэн, а другие девять только пародии. Все они взирали друг на друга со смесью уныния и с подозрением, к которому примешивалось удивление. Точно так же поступил бы настоящий МакБэн, если бы оказался на их месте.

— Один из них, — говорил доктор Вомакт, — ваша спутница Элеанор с Норстралии. Другие девять — роботы. Все они скопированы с вас. Хорошая работа, не правда ли? — Он не мог скрыть своего профессионального удовольствия.

И теперь они все вместе увидят Землю.

К’мель отвела Рода к краю маленького мирка корабля и нежно сказала:

— Я хочу спеть тебе «Песню Башни» до того как мы приземлимся на вершину Земного Порта.

И ее удивительный голос пропел короткую, старую песню:

Род почувствовал себя немного странно, стоя здесь и глядя в никуда, но ему нравилось ощущение — голова девушки прижалась к его плечу. Его руки обняли ее. К’мель, как казалось, не нуждалась в нем, и не совсем доверяла Роду. Она не чувствовала себя взрослой… просто девочкой, не имеющей никакой цели в жизни и находящейся не у дел. Она была всего лишь девушкой. Его девушкой на время. Это было приятно, и у Рода появилось странное предвкушение будущего.

Скоро мог прийти день, когда у него будет постоянная девушка, не на день, а на всю жизнь, не для того, чтобы скоротать опасное время, а для того, чтобы сложить судьбу. Род надеялся, что сможет стать таким же расслабленным и нежным с той девушкой, с которой он познакомится, как он был с К’мель.

К’мель сжала его руку, предупреждая о чем-то.

Род повернулся, посмотрел на нее, но она уставилась вверх и кивнула.

— Посмотри, — сказала она. — Прямо впереди — Земля.

Род обернулся к одеялу искусственного неба силового поля корабля. Оно было однотонным, но приятного синего цвета, подразумевавшем глубину, которой на самом деле не было.

Изменение произошло так быстро, что Род не был уверен — реально ли то, что он увидел.

На мгновение небо стало безжизненно синим.

Потом фальшивое небо скользнуло в сторону, так словно рассеченная резинка — резинка мелькнувшая синими пятнами и исчезнувшая.

И там было синее небо — Земное.

Дом Человека.

Род глубоко вздохнул. В это было трудно поверить. Небо само по себе не так уж отличалось от фальшивого «неба», которое окружало корабль во время путешествия с Марса, но это небо казалось живым и сырым, не похожим ни на одно другое небо.

Но не вид Земли удивил Рода… его удивил запах. Род неожиданно понял, что на Старой Северной Австралии запахи были приглушены, пыльны для Землян. Земной воздух пах жизнью. Тут были запахи растений, воды, вещей, которые Род и представить себе не мог. Воздух закодировал в себе миллионы лет воспоминаний. В этом воздухе люди взрослели, а потом покоряли звезды. Влага не была той взлелеянной влажностью одного из закрытых каналов его родины. Тут существовала дикая, свободная сырость, которая рисовала существ живущих, умирающих, вытягивающихся и извивающихся, занимающихся любовью в окружении изобилия, которое не Норстралиец не мог понять. Не удивительно, что описание Земли всегда казалось неприятным и преувеличенным! Что такое струн, если люди могли платить за него водой — водой, дающей и несущей жизнь. Это был его дом, неважно, сколько поколений его предков прожило в искаженном аде Рая VII или среди сухих сокровищ Старой Северной Австралии. Род глубоко вздохнул, чувствуя как в него вливается протоплазма Земли, быстрые потоки создавшие человека. Род снова вдохнул земной воздух… И что такое долгая жизнь, даже со струной, для человека, который парил словно те корабли, летящие по расписанию в двадцати километрах над поверхностью планеты.

В этом воздухе было что-то странное, что-то чисто-сладкое для обоняния человека, освещающее дух. Один прекрасный запах господствовал над всеми остальными. Что это был за запах?

Род принюхался, а потом совершенно отчетливо сказал сам себе:

— Соль!

К’мель напомнила ему, что он рядом с ней.

— Тебе это нравится, К’род?

— Да, да. Это лучше чем… — слова стихли. Он посмотрел на свою спутницу. Ее милая, дружеская улыбка дала ему почувствовать, что она разделяет каждую частицу его восторга. — Но почему вы без пользы тратите соль, распыляя ее в воздухе? — спросил он. — Что в этом хорошего?

— Соль?

— Да… в воздухе. Он такой густой, такой влажный, такой соленый. Или он как-то очищается кораблем?

— Кораблем? Мы не на корабле, К’рот. Мы уже приземлились на крышу Земного порта.

Род задохнулся.

Не на корабле? В Старой Северной Австралии не существовало гор больше чем на шесть километров возвышающихся над ГНУ — главным наземным уровнем, и все горы были пологие, стершиеся, старые, сглаженные за долгие эпохи ветрами в плавные складки. Вот такие горы были у него на родине.

Род огляделся.

Платформа была в две сотни метров длиной и одну сотню шириной.

Десять «Родов МакБэнов» разговаривали с несколькими людьми в форме. На противоположной стороне площадки на невообразимую высоту поднимался шпиль — возможно еще на полкилометра. Род посмотрел вниз.

Там лежала Старая, Старая Земля.

Водяное сокровище лежало перед ним — миллионы тонн воды, которая могла напоить галактику овец, омыть бесконечное количество людей. В воде, направо, у самого горизонта было множество островов.

— Западные острова, — сказала К’мель проследив направление его взгляда. — Они поднялись из моря, когда Диамони построили для нас это здание. Я имею в виду людей, когда говорю «нас».

Род не обратил внимание на поправку. Он внимательно смотрел на море. Там медленно двигались маленькие пятнышки.

Он показал пальцем на одно из них и спросил К’мель.

— Это — мокрые дома?

— Как ты назвал их?

— Дома, которые мокрые. Дома, которые стоят на воде. Это они?

— Корабли, — сказала К’мель, ничуть не насмехаясь над Родом. — Да, это — корабли.

— Корабли? — воскликнул он. — Ты никогда не показывала мне их в пространстве. Почему ты называешь их кораблями?

К’мель начала очень спокойно объяснять.

— Люди построили корабли для путешествий по воде раньше, чем они построили корабли для путешествий по космосу. Я думаю, Старый Общий Язык позаимствовал название для космических судов из общеизвестных слов.

— Я хочу увидеть город, — сказал Род. — Покажи мне город.

— Отсюда я не смогу ничего показать. Мы слишком высоко. Никто не может много увидеть с вершины Земного порта. Но я могу тебе показать кое-что другое. Иди сюда, дорогой.

Когда они отошли от края, Род заметил, что маленькая обезьянка держится рядом с ними.

— Что вы тут делаете, возле нас? — спросил Род без всякой любезности.

Нелепое маленькое лицо обезьянки скривилось в знакомой улыбке. Лицо скривилось так же как и раньше, но выражение лица было иным — более самонадеянным, более чистым, более расчетливым, чем раньше. Смех и сердечность звучали в голосе обезьянки.

— Мы — животные должны подождать, пока пройдут люди.

«Мы — животные?» — подумал Род. Он вспомнил о том, что голова его теперь покрыта мехом, о заостренных ушах и кошачьих усах. Не удивительно, что он так легко чувствовал себя с этой девушкой, и что она так легко чувствовала себя с ним.

Десять Родов МакБэнов спустились по трапу, так что казалось, что дверь медленно проглотила их, начиная с ног. Люди прошли к простому регистратору, который казался головой без тела, лежащей на полу. Тем временем ноги последнего МакБэна стали исчезать. В самом деле выглядело это странно.

Род посмотрел на К’мель и О’гентура и искренне спросил их:

— Если люди имеют такой большой, влажный, красивый мир, полный жизни, почему они хотят убить меня?

О’гентур печально покачал обезьяньей головой, так словно он хорошо знал это, но говорить ему об этом было невыразимо тяжело и печально.

К’мель ответила:

— Ты — тот, кто ты есть. Ты обладаешь невероятной силой. Ты знаешь, что эта башня принадлежит тебе?

— Мне! — воскликнул Род.

— Ты купил ее, или кто-то купил ее для тебя. Большая часть этой воды — твоя, тоже. Когда ты имеешь так много всего, люди у тебя все время чего-то просят. Или они сами забирают это у тебя. Земля — прекрасное место, но я думаю — это опасное место, для такого иномирца как ты. Не ты ли причина всех преступлений и подлостей в мире? Все бы негодяи спали, если бы ты не разбудил их.

— Почему я?

— Потому что вы — самый богатый человек, который ступил на эту планету, — ответил О’гентур. — Хоть эта планета большей частью и является вашей собственностью. Жизни миллионов людей зависят от ваших решений.

Они достигли противоположной стороны края платформы. Здесь, на краю земли, текли реки. Большую часть земли закрывали облака пара, такие как Род видел в Норстралии, когда закрывал канал с лопнувшим покрытием. Эти облака — неподдающиеся оценке — сокровища дождя. Род видел, как облака расходились у подножья башни.

— Погодная машина, — сказала К’мель. — Все города оснащены погодными машинами. Разве у вас на Старой Северной Австралии нет погодных машин?

— Конечно, — согласился Род. — Мы не тратим воду, давая ей плыть по открытому небу, вот так. Это хорошо. Я думаю экстравагантность этого, заставляет меня критиковать. Разве вы — земные люди, не найдете применения воды… вместо того, чтобы давать ей разливаться по земле или плавать по ней?

— Мы — не люди Земли, — сказала К’мель. — Мы — квазилюди. Я — кошка, а он — из обезьян. Не называй нас людьми. Это неприлично.

— Вздор! — заявил Род. — Я просто задал вопрос о Земле, не докучая вашим чувствам, когда…

Он прервался на полуслове.

Все трое обернулись.

На скате двигалось что-то, напоминающее сенокосилку; Человеческий мужской голос закричал где-то там. Крик был полон ярости и страха.

Род шагнул было вперед.

К’мель заметила его движение.

Она поймала его руки и всем своим весом стала тянуть его назад.

— Нет! Род, нет! Нет!

О’гентур замедлил его при движении, так что теперь Род не видел ничего, кроме вселенной коричного меха. Он чувствовал как крошечные ручки впились в его волосы и потянули его. Род остановился и дотянулся до обезьянки. О’гентур предчувствовал это и метнулся на землю до того как Род сумел ударить его.

Машина поднималась по шпилю, почти исчезая из поля зрения, растворившись в небе. Раздался чей-то тонкий голосок.

Род посмотрел на К’мель.

— Все в порядке? Что это? Что случилось?

— Это — паук. Гигантский паук. Он похитил или убил Рода МакБэна.

— Меня? — пронзительно взвыл Род. — Лучше бы он не касался меня. Я остался бы в стороне.

— Ш-ш-ш! — сказала К’мель.

— Успокойтесь, — сказала обезьянка.

— Не шикайте на меня, и не успокаивайте меня, — сказал Род. — Я не позволю этим насекомым паразитам дотянуться до моей шкуры. Скажите лучше, что это за тварь. Это — настоящий паук? Или робот?

— Нет, — ответила К’мель. — Насекомое.

Род прищурился, глядя на сенокосилку, лезущую по поверхности шпиля башни. Он совершенно отчетливо разглядел человека в ее клешнях. Когда К’мель сказала: «насекомое», что-то щелкнуло в мозгу Рода. Ненависть. Внезапная перемена чувств. Сопротивление грязи. Насекомые на Старой Северной Австралии были маленькими, бессчетными и свободными существами. Но даже в них Род чувствовал своих наследственных врагов. (Кто-то говорил ему, что земные насекомые превратились в настоящий ужас Норстралийцев, пока те жили на Рае VII.)

Род закричал на паука, стараясь, чтобы его голос прозвучал как можно громче.

— Эй… ты… спускайся!

Мерзкая тварь на башне задрожала с явным самодовольством и как казалось поудобнее сжала лапы. Она отправилась вверх.

Род забыл, что предположительно он — кот.

Он глубоко вдохнул влажный, но приятный воздух. На мгновение или два Род зажмурился. Он мысленно ненавидел, ненавидел, ненавидел насекомое. Потом он телепатически, что есть силы закричал так громко, как кричал дома:

ненависть… плевок… плевок… рвота! грязь… грязь… грязь-взрыв!

разрушение:

обломки:

тошнота… сжатие… гниение… исчезновение! ненависть… ненависть… ненависть!

Яростный рев его беззвучного «гаварения» повредил даже ему самому. Род увидел как безвольно упала на землю обезьяна. К’мель побледнела и выглядела так, словно могла в любой момент исторгнуть пищу.

Род отвернулся от них и посмотрел вверх на «паука». Достал ли он его?

Достал.

Медленно, медленно двигались в спазме тонкие лапы паука, освободив человека, чье тело полетело вниз. Род взглядом проследил полет «Рода МакБэна» и наклонился, когда влажный шлепок сказал ему, что тело его дубликата со всплеском разлетелось о жесткий настил верхней площадки башни. Тело падало с высоты в сотню метров. Род снова посмотрел на «паука». Тот еще какое-то время карабкался на башню, а потом полетел вниз. Он тоже сильно ударился о пол и теперь лежал, умирая. Его лапы выгнулись, в то время как он погружался в свою личную, вечную ночь.

Род выдохнул.

— Элеанор. Ах, может быть это Элеанор!

Его голос сорвался на плач. Он побежал было взглянуть на факсимиле своего тела, забыв, что он человек-кот.

Голос К’мель прозвучал пронзительно, как вой, хотя был ниже по тональности:

— Молчи! Молчи! Стой! Заблокируй свои мысли! Молчи. Мы умрем, если ты не замолчишь!

Род остановился, тупо глядя на нее. Потом он заметил, что она совершенно серьезна. Он подчинился. Он остановился и не пытался говорить. Заблокировал свои мысли, закрылся от телепатии, напрягся до такой степени, что его черепная коробка разболелась. Маленькая обезьянка — О’гентур, поползла по полу. Она выглядела потрясенной и больной. К’мель оставалась бледной.

Люди бежавшие к спуску, увидели их и направились к ним.

Послышалось хлопанье крыльев.

Необычная птица — нет, это был орнитоптер — приземлилась, впившись когтями в башню. Из него выпрыгнули люди в форме.

— Где он?

— Он спрыгнул! — закричала К’мель.

Люди последовали туда, куда она указала, а потом повернули обратно, к ней.

— Глупости! — сказал один из них. — Человек не может тут спрыгнуть. Тут барьер, поддерживающий корабли на месте. Что вы видели?

К’мель была хорошей актрисой. Она притворилась потрясенной и задохнулась, проглотив слова. Человек в форме надменно посмотрел на нее.

— Коты и обезьяна, — сказал он. — Что вы делали здесь? Кто вы?

— Меня зовут К’мель. Профессия — гейша. Прописка — Земной порт, нахожусь под началом Специального Уполномоченного Тидринкера. Это — мой дружок без положения. Имя — К’родерик. Он кассир ночного банка расположенного внизу. Он? — она кивнула в сторону О’гентура. — Я ничего не знаю о нем.

— Имя — О’гентур. Профессия — дополнительный хирург. Статус — животное. Я не квазичеловек. Всего лишь животное. Я прилетел на корабле с Марса с мертвым человеком, лежащим вот там и несколькими другими свободными людьми, которые были на него похожи. Они уже спустились.

— Заткнитесь, — приказал человек в форме. Он повернулся к приближающемуся к ним чиновнику и сказал. — Почетный субшеф, Сержант 587 докладывает. Использовавший телепатическое оружие исчез. Здесь только несколько тварей: два человека-кота и маленькая обезьяна. Они могут говорить. Девушка-кошка сказала, что видела как кто-то спрыгнул с башни.

Почетный субшеф был рыжим и в форме выглядел намного красивее сержанта. Он ухватился за К’мель.

— Как он сделал это?

Род знал, что К’мель достаточно хороша, чтобы понять, что она вывернется от приближающихся неприятностей с помощью своих женских чар и бессвязных ответов. Естественно, она сохранит полный контроль над ситуацией. К’мель бормоча ответила:

— Я так думаю, что он прыгнул. Я не знаю, как.

— Это — невозможно, — возразил субшеф. — Вы видели куда он пошел? — рявкнул он на Рода МакБэна.

Род задохнулся от неожиданности… С другой стороны К’мель отвечала офицеру совершенно спокойно. Оказавшись между этими двумя не допускающими возражений существами, Род сказал:

— Э… ах… ах… вы видели…

Маленькая обезьянка-хирург бесстрастно перебила его:

— Сэр и господин, субшеф. Эти люди-кошки не слишком уж смышленые. Не думаю, что вы много вытяните из него. Красив, но глуп. Как и вся его порода…

Род замолчал и слегка покраснел после этого замечания, но заметил быстрый взгляд, которым наградила его К’мель. Она хотела, чтобы он молчал.

А потом она встряла в разговор:

— И еще я видела одну вещь, господин. Это может быть важным.

— Именем Колокола и Банка, животное! Говори, — закричал субшеф. — Перестань решать за меня, что я должен знать!

— Кожа того человека имела странный синий оттенок.

Субшеф отшатнулся. Его солдаты и сержант уставились на него. Серьезно и прямо он обратился к К’мель:

— Вы уверены?

— Нет, мой повелитель. Я только так думаю.

— Вы видели только одного? — пролаял субшеф.

Род, вдохновленный глупостью, поднял четыре пальца.

— Этот идиот думает, что видел четырех. Он умеет считать? — с криком обрушился субшеф на К’мель.

К’мель посмотрела на Рода так, словно считала, что это прекрасное животное и вовсе не имеет мозгов. Род, взглянув на нее, понял всю свою глупость. Это было именно то, что получалось у Рода очень хорошо, с тех пор как он понял, что никогда не сможет «гаварить» или «слишать» дома. Он просиживал бесконечные часы среди разговаривающих людей, имея самое слабое представление о чем идет речь. Очень рано Род обнаружил, что если он сидит спокойно и выглядит глупо, люди и не пытаются втянуть его в разговор. А когда обращаются к нему голосом, кричат так, словно он глухой. Род попытался изобразить привычную, старую рожу и скорее обрадовался, что не может ее хорошенько повторить, так как К’мель смотрит на него. Даже когда она была серьезной, борющейся за их свободу и играющей — все это одновременно, ее корона волос сверкала словно само солнце. Среди всех этих людей, собравшихся на платформе ее красота и ее разум выделяли ее — хоть она и была кошкой. Род вовсе не был удивлен тем, что на него смотрят сквозь пальцы, когда рядом с ним была такая яркая личность. Он лишь хотел стать еще более незаметным, незаметно отойти и посмотреть, кто разбился: Элеанор или один из роботов. Если Элеанор уже погибла из-за него, в первые минуты большого аттракциона — посещения Земли, он понимал, что не простит себе этого до конца жизни.

Разговор о синем человеке сильно удивил его. Синие люди присутствовали в Норстралийском фольклоре как раса магов, живущая далеко-далеко; раса, которая с помощью науки или гипноза, может превращать себя в невидимок для других существ, если захочет. Род никогда не говорил с офицерами безопасности Старой Северной Австралии о проблемах охраны сокровищ струна от нападения невидимых людей. Ни о том, что они оказались не в состоянии проникнуть на Норстралию, ни о том, что Норстралийские официальные лица не принимают их чересчур серьезно. Он удивился, почему земляне не привели пару телепатов первого класса, и те не обследовали каждое живое существо, на верхней площадке башни, но судя по щебету голосов, который продолжался, и судя по тому, что Род видел, Земляне имели сверхъестественно слабые органы чувств, и не принимали меры, которые казались Роду правильными и эффективными.

Вопрос об Элеанор сам по себе получил ответ.

Часть солдат собиралась в группу, ожидая приказа и, опии из них, наконец, прервал спор между К’мель и О’гентуром — бесконечный спор относительно того, сколько синих людей могло быть на площадке башни, если тут вообще кто-то был.

Субшеф кивнул солдату, который доложил.

— Сэр и субшеф примите рапорт. Тело — не тело. Это всего лишь робот, который выглядит как человек.

В сердце Рода день вернул себе прежние, яркие краски. Элеанор была в безопасности где-то внизу в громадной башне.

Замечание, как казалось, придало решительности молодому человеку.

— Вызовите уборочную машину и сыщиков, — приказал он сержанту. — Осмотрите все вокруг и загляните вниз.

— Сделано, — сказал солдат.

Род задумался над странным замечанием, потому что ничего вокруг вроде бы не происходило.

Субшеф отдал другую команду.

— Пусть сыщики-убийцы появятся до того, как мы спустимся на скат. Любая ошибка в идентификации автоматически приведет к уничтожению объекта сканнирующими автоматами. Это и нас касается, — и он добавил, обращаясь к своим людям. — Мы же не хотим, чтобы какой-то синий человек вышел вместе с нами из башни.

К’мель неожиданно и уверенно шагнула к офицеру, и что-то прошептала ему на ухо. Его глаза округлились. Он слегка покраснел, а потом изменил свои приказы:

— Отмените вызов сыщиков-убийц. Я хочу, чтобы все оставалось как есть, и все были на прежних местах. Извиняюсь, люди, но вам на несколько минут придется соприкоснуться с квазилюдьми. Я хочу, чтобы мы были уверены, что никто не прокрадется в башню вместе с нами.

(Позже К’мель рассказала Роду, что она призналась молодому офицеру, что она может оказаться существом смешанного типа — получеловеком и отчасти животным, и что она — особая гейша для двух внеземных магнатов Содействия. Она сказала, что думает, что она точно идентифицирована, но не уверена; и что сыщики-убийцы могут уничтожить ее, если она не будет соответствовать конкретному образу. Сыщики могли бы, как она потом сказала Роду, поймать любого квазичеловека выдающего себя за человека, или любого человека, выдающего себя за квазичеловека, и они бы убили жертву разрушив магнетическую схему его органического тела. Эти машины очень опасны с тех пор как они стали убивать нормальных, узаконенных людей и квазилюдей, которые просто оказались не в состоянии оказаться в четком фокусе.)

Офицер был в левом переднем углу живого прямоугольника людей и квазилюдей. Они сомкнули ряды. Род почувствовал, как два солдата рядом с ним вздрогнули, когда прикоснулись к его «кошечьему» телу. Они отвернули от него свои лица, так словно от него плохо пахнет. Род ничего не сказал. Он только посмотрел вперед и сохранил на лице выражение довольной глупости.

То, что последовало после этого было удивительно. Люди пошли странным образом: все они одновременно подняли свои левые ноги, а потом правые ноги. О’гентур не мог сделать так же, так что после согласия — кивка сержанта, К’мель взяла его на руки и понесла, прижав к груди. Неожиданно солдаты стали стрелять во все стороны, простреливая всю площадку.

«Это, — подумал Род, — должно быть двоюродный брат оружия, которым Повелитель Красная Дама угрожал несколько недель назад, когда приземлил свой корабль на моей земле.» (Род вспомнил Хоппера, его нож, дрожащий как голова змеи, угрожающий жизни Повелителя Красная Дама; и он вспомнил неожиданный беззвучный взрыв — черный, маслянистый дым, и унылого Билла, глядящего на стул, где секунду назад сидел его приятель.)

Это оружие давало мало света, намного меньше, но его сила чувствовалась в вибрации пола и поднявшейся пыли.

— Ближе, люди! Правой! Не дайте синему человеку затесаться в наши ряды! — закричал субшеф.

Люди подчинились.

В воздухе запахло горелым.

На скате не осталось ничего живого, кроме них.

Когда скат повернул, впереди открылась самая необычная комната из тех, что видел Род. Она занимала всю верхнюю часть Земного порта. Род не смог даже приблизительно прикинуть, сколько гектаров она занимает, но в ней вполне могла бы разместиться небольшая ферма. Там было несколько человек. По команде субшефа человеческие шеренги распались. Офицер внимательно посмотрел на людей-кошек Рода и К’мель и на обезьяну О’гентура.

— Вы останетесь здесь, пока я не вернусь!

Они остались не сказав ничего.

К’мель и О’гентур заняли дозволенные места.

Род смотрел вокруг так, словно глазами хотел выпить весь мир. В этой необычной комнате было больше антикварных вещей и богатств, чем на всей Старой Северной Австралии. Занавеси из невероятно богатого материала мерцали, спускаясь с тридцатиметрового потолка; некоторые из них казалось были грязными или находились в плохом состоянии, но даже одна из них, после уплаты 20 000 000 процентов пошлины на импорт, могла стоить больше, чем был в состоянии заплатить любой житель Старой Северной Австралии. Тут и там стояли стулья, некоторые из них достаточно хорошие, чтобы получить место в Музее Человека на Новом Марсе. Но здесь ими явно пользовались. Люди не выглядели особенно счастливыми несмотря на окружающие их богатства. Впервые в жизни Род понял, насколько спартанская полуобманчивая бедность делала его жизнь дома более ценной. Его народ имел не много, хотя имел право на бесконечное число огромных торговых судов с сокровищами, производящимися во всех мирах для их планеты в обмен на продлевающий жизнь струн. Но если бы их завалили сокровищами, они бы ничего не заметили и не смогли бы ничего получить. Род подумал о собственной коллекции спрятанного антиквариата. Тут, на Земле, ее бы даже постеснялись выбросить в мусорный ящик, но на Роковой Ферме она могла сделать его значительным человеком до конца жизни.

Мысль о своем доме заставила его удивиться тому, что Старый и Простой — Поч. Сек. мог бы сделать со своим противником на Земле.

«Долгий, долгий путь нужно пройти, чтобы добраться сюда,» — подумал Род.

К’мель привлекла его внимание, ущипнув за руку.

— Держи меня, — приказала она, — потому что я боюсь, что могу упасть, а Оикасус недостаточно сильный, чтобы поддержать меня.

Род удивился, кто такой Оикасус, когда с ними была только маленькая обезьянка О’гентур. Он также удивился тому, что К’мель нуждается в поддержке. Норстралийская дисциплина заставила его подчиниться, не задавая вопросов. Он поддержал К’мель.

Неожиданно, она резко упала так, словно ослабела или уснула. Род подхватил ее одной рукой, а другой наклонил ее голову к своему плечу, чтобы со стороны показалось, что ей тяжело и она переполнена чувством любви, а не лишилась сознания. Как приятно было держать ее маленькое тело, чувствуя насколько оно хрупкое и нежное. Ее волосы — сбившиеся и взлохмаченные ветром пахли соленым морским воздухом, который так удивил Рода час назад. «Она сама, — так подумал он, — самое величайшее сокровище Земли». Он заберет ее? Что станет он делать с ней на Старой Северной Австралии? Квазилюди отчасти под запретом, кроме тех случаев, когда они используются в военных целях под полным контролем правительства Содействия. Род не мог вообразить К’мель правящую сенокосилкой, или подстригающую гигантскую овцу. Мысль о К’мель сидящей всю ночь с одинокой и испуганной овцой была смешна. К’мель была гейшей, обрамленной в человеческое тело. Для таких как она не было места под комфортабельными, серыми небесами его дома. Красота К’мель увяла бы в сухом воздухе. Ее запутанные мысли увяли бы от утомительного однообразия фермерской культуры: собственность, ответственность, оборона, недоверие, трезвость. Новый Мельборн мог бы показаться ей сборищем грубых лачуг.

Род почувствовал, что у него начинают замерзать ноги. На башне его согревал солнечный свет, несмотря даже на прохладный соленый, влажный ветерок с удивительных «морей» Земли. Здесь, внутри было холоднее и более влажно. Род никогда раньше не сталкивался с влажным холодом, и ощущение оказалось необычным и неприятным.

К’мель пришла в себя, как только они увидели офицера, идущего к ним из другого конца огромной комнаты.

(Позже К’мель поведала Роду, что она пережила, когда потеряла сознание).

Вначале ее словно позвали, но как она не могла объяснить. Это заставило ее предупредить Рода. «Оикасус» был, конечно, О’икасусом. Так звучало настоящее имя обезьянки, ныне величающей себя О’гентуром.

Потом, когда она почувствовала себя плывущей в полусне, а сильная рука Рода крепко обняла ее, К’мель услышала рев труб — двух или трех, играющих различные фрагменты чего-то путаного — милые музыкальные отрывки. Иногда они звучали в унисон, а иногда превращались в какофонию. Или человек, или робот — телепатически заглянул в ее мысли, пока она слушала музыку. Впечатление было такое, что к’девушка подсоединилась к одному из множества телепатических развлекательных каналов, которых на Земле полным-полно.

Наконец, пришли сообщения. Но их невозможно было отделить от музыки. Музыка вызывала всевозможные образы в ее разуме, потому что она была К’мелью — единственной в своем роде, индивидуальностью. Особенные фигуры или даже индивидуальные записи достигали ее разума и эмоции, вызывали у нее старые, давно забытые ассоциации. Вначале она подумала: «Огромная птица летит…» Все как в той песне, которую она пропела Роду. Потом она увидела глаза, огромные глаза, в которых светилось знание. И тут К’мель почувствовала странные запахи из Глубины — рабочего города, где трудились квазилюди, поддерживая цивилизацию, цветущую на поверхности, и где прятались нелегальные квазилюди. Наконец, К’мель увидела Рода, большими шагами спускающегося с площадки прогулочным шагом Норстралийцев. Это получилось просто. К’мель впала в забытие, в покинутые, запретные палаты безымянного страха, но быстро вернулась назад. Музыка в ее голове смолкла и она проснулась.)

Подошел офицер.

Он посмотрел на них пытливо и зло.

— Все в порядке. Расследование Особого Уполномоченного не обнаружило никакого синего человека. Мы все слышали о синих людях. И, конечно, мы знаем, что кто-то активировал телепатическую бомбу. Какая мощность! Половина людей в этой комнате повалилась с ног, когда она взорвалась. Такое оружие запрещено использовать в атмосфере Земли.

Он задрал голову.

К’мель благоразумно молчала. Род практиковался, изображая глупую мину, а О’гентур выглядел беспомощной, маленькой обезьянкой.

— Забавно, — сказал офицер. — Дежурный Особо Уполномоченный приказал мне отпустить вас. Откуда кто-то может знать, что вы — квазилюди здесь? Кто вы такие?

С минуту он с любопытством смотрел на них, а потом его любопытство увяло.

Он фыркнул.

— В чем дело? Убирайтесь. Убирайтесь. Вы — квазилюди, и вам не позволено оставаться в этой комнате, что бы там не случилось.

Он повернулся и ушел.

— Куда нам идти? — прошептал Род, надеясь, что К’мель сможет сказать, как ему спуститься вниз, на самую Старую Землю.

— Вниз на дно мира, а потом… — К’мель прикусила губу —… и потом, дальше. У меня есть определенные инструкции.

— Могу ли я подбодрить и посмотреть на Землю? — спросил Род. — Ты, конечно, будешь со мной.

— Когда смерть прыгает вокруг нас высекая искры? Конечно, нет. Пойдем, Род. Скоро ты обретешь свободу, если раньше кто-нибудь не убьет тебя. Оикасус, ты отправишься своей дорогой.

Они сделали несколько шагов, а потом резко остановились.

Род тоже резко остановился.

Они — все вместе — втроем, обернулись.

Лицом к ним стоял высокий человек, одетый в официальные одежды. На его лице читались разум, храбрость, мудрость и какой-то особый оттенок элегантности.

— Я так и предполагал, — сказал он. — Вы меня знаете, — сказал он К’мель.

— Мой повелитель, Джестокост!

— Вы должны спать, — приказал он О’гентуру, и маленькая обезьянка рухнула грудой меха на пол. — Я — Повелитель Джестокост — один из Содействия, — сказал странный человек. — И я пришел, чтобы наскоро поговорить с вами. Может показаться, что мне нужно много времени, чтобы детально все обсудить, но на самом деле это займет несколько секунд. Необходимо, чтобы вы знали свою судьбу.

— Вы имеете в виду мое будущее? — спросил Род МакБэн. — Я думаю, что вы, или кто-то еще, устроил все это.

— Мы можем на многое закрывать глаза, но устраивать похищения мы не станем. Я говорил с Повелителем Красная Дама. Относительно вас у меня есть планы. Возможно они сработают.

Легкая, недовольная улыбка появилась на лице выдающегося человека. Левой рукой он сделал К’мель предупреждающий знак, чтобы она не вмешивалась. Красивая девушка-кошка шагнула вперед, а потом выказав согласие жестом, остановилась и стала просто наблюдать.

Повелитель Джестокост упал на колени. Он гордо и свободно поклонился, затем наклонившись вперед — он уставился на Рода МакБэн.

Оставаясь на коленях, Повелитель Джестокост сказал церемониально:

— Когда-нибудь, молодой человек, вы поймете то, что видели сегодня. Я — Повелитель Джестокост, не преклонял колени не перед мужчиной, ни перед женщиной всю свою жизнь. А я прожил столько лет, что и сам не все помню. Но теперь я преклоняю голову перед человеком, который купил Землю. Я предлагаю вам свою дружбу и свою помощь. Я предлагаю и то и другое без всяких оговорок. Сейчас я встану и поприветствую вас, как своего молодого друга.

Он встал и протянул руку Роду. Род пожал ее, по-прежнему сбитый с толку.

— Вы видели работу людей, которые хотели вашей смерти. Я протянул вам руку (и я могу сказать вам, что человек, который послал паука будет очень сильно и очень долго сожалеть об этом). Другие люди будут пытаться охотиться за вами за то, что вы сделали или из-за того, что вы — это вы. Я приготовил для вас то, что обезопасит вашу собственность и вашу жизнь. Вы на собственном опыте сможете убедиться каково ваше сокровище… если станете жить тут. У вас нет шанса остаться в живых без моей помощи. Я исправлю это. У вас один шанс из десяти тысяч остаться в живых. Со мной, если вы станете слушаться моих распоряжений, которые поведает вам К’мель.

Ваши шансы неизмеримо возрастут, тысяча к одному — в вашу пользу, вы будете жить…

— А мои деньги! — неожиданно «прагаварил» Род, даже не понимая, что он делает.

— Ваши деньги на Земле. Они — Земля, — улыбнулся мудрый, могущественный, старый чиновник. — Это — оплата необычных налогов. Это — ваша судьба, молодой человек. Помните это, и будьте готовы подчиниться этому. Когда я подниму руку, повторяйте за мной. Вы понимаете?

Род кивнул. Он не боялся, но не понимал сути происходящего. Внутри него начинал зарождаться звериный страх. Он не боялся того, что могло случиться с ним. Он боялся странной, дикой свирепости, таящейся во всем происходящем. И еще — Род никогда не слышал о человеке или мальчике, который оказался бы настолько одиноким.

Одиночество в невозможности вернуться домой было физическим. Одиночество несмотря на миллионы людей вокруг. Род чувствовал, что прошлое осталось за спиной и теперь жило собственной жизнью. Девушка-кошка рядом немного успокаивала его. Встретиться с ней ему помог доктор Вомакт. К Вомакту его послал Красная Дама. С Красной Дамой Род познакомился в своем родном мире. Все звенья были на месте, и их нельзя было поменять местами.

Но дальше никакой цепи не было.

Род понимал, что стоит над пропастью настоящего, смотрит на комплект необъяснимой громады земного прошлого. Это было место откуда произошли все люди. В древности в этих океанах ползали примитивные существа. Потом они выползли из этих соленых, богатых морей на сушу, которая лежала далеко внизу. И тогда они увидели звезды. Земля — дом всех людей, и он поглотит его — Рода.

Слова, мысли быстро текли из разума Повелителя Джестокоста, прямо в мозг Рода. Все было так, словно Джестокост обнаружил какой-то путь в обход препятствия и стал игнорировать врожденный дефект Рода.

— Это сама Старая Земля, откуда мы все родом, и куда мысленно, если не физически, возвращаются все люди. Это — самый богатый из миров, хотя богатства его измеряются в сокровищах и воспоминаниях, а не в струне.

Многие люди пытались править этим миром, У очень немногих это получилось и совсем ненадолго.

Неожиданно Повелитель Джестокост поднял правую руку, Не зная, почему он это делает, Род повторил его жест.

— … У очень немногих это получилось и совсем ненадолго.

— Содействие сделало это невозможным…

Правая рука Рода оставалась в том же, поднятом положении. Род повторил:

— … Содействие сделало это невозможным.

— А теперь вы, Род МакБэн, со Старой Северной Австралии сами стали ее владельцем.

Рука оставалась поднятой.

— И теперь я, Род МакБэн, со Старой Северной Австралии стал ее владельцем.

Рука упала, но Повелитель продолжал «гаварить».

— Идите, тогда и смерть будет вокруг вас. Идите, повинуясь желанию своего сердца. Идите с любовью, не важно, выиграете вы или проиграете. Идите в мир, и это будет новый дом для вас. Идите к диким приключениям и к безопасному возвращению. Внимательно относитесь к К’мель. Она — мои глаза, следящие за вами. Моя рука на вашем плече. Я защищаю вас. Но идите… Идите, — рука поднялась.

— Иду, — отозвался Род.

Повелитель исчез.

К’мель потянула Рода за рукав.

— Твой путь, мой муж, ведет туда. Сейчас мы попадем на саму Землю…

Осторожно и быстро побежали они по ступеням, которые вели к невообразимой Земле.

Так Род МакБэн стал обладателем своего наследства, и удача улыбнулась ему.

Эпилог и итоги

Как Род МакБэн CLI использовал выпавший ему шанс и наслаждался своим наследством… Во всем что случилось дальше ощущался привкус той первой и главной его встречи с Повелителем Джестокостом. Детали же того, как все это происходило несомненно очаровательны (и несомненно, как-нибудь позже) я вам о них расскажу, но причина по которой эта хроника заканчивается на этом месте в том, что игроки сделали движения, как бы подводящие черту.

Часть игроков сошла с шахматной доски.

Старая Северная Австралия. Контора Содействия.

— Вы, бывший Поч. Сек. нашего правительства, обвиняетесь в превышении пределов полномочий Очсека и попытке нанести увечья или убить личность из особо приближенных к Ее Отсутствующему Величеству — господину Родерику Фредериксу Рональду Арнольду Уильяму МакАртуру МакБэну сто пятьдесят первому. И вам в дальнейшем предъявляется обвинение в злоупотреблении официальным инструментом правительства Государства для того, что называется незаконными целями, и использование одного мутировавшего воробья, серийный номер 0919487, особый номер 2328525, весом сорок один килограмм и стоящего 685 миникредитов. Вы что-нибудь хотите сказать?

Хоугхтон Сим CXLIX закрыл лицо руками и заплакал.

Предсказывающая машина Абба Динго.

Джестокост был одним из Повелителей Содействия, который собрался напрямую воспользоваться предсказывающей машиной Абба Динго, находящейся в середине колонны, поддерживающей Земной порт. Большую часть времени машина вовсе не работала. Большая часть людей не обладала достаточным интеллектом, чтобы воспользоваться ей, но Джестокост решил попытаться.

В ночь после прибытия Рода, он спросил:

— Что случилось в мире?

Машина ответила:

— Что? Что? Все в порядке вещей.

— Сегодня в мире начало происходить что-то необычное? — закричал Джестокост.

Ответа долго не было. Джестокост подумал, что машина выключилась, но, наконец, машина заговорила с акцентом прошлых веков:

— Эта машина — холодная… холодная… холодная. Эта машина — старая… старая… старая. Ей тяжело говорить. Это — точно. Но что-то случилось в мире. Что-то странное — словно упали первые несколько капель надвигающейся бури с грозой, словно едва-едва сверкнула приближающаяся комета. Грядут перемены. Не те перемены, что можно остановить силой оружия. Эти перемены подкрадываются, словно забытые сны. Может быть это — хорошо. Перемены, перемены… и в центре всего этот мальчик. Один мальчик. Эта машина не может увидеть его…

Наступила долгая пауза, наконец Джестокост понял, что машине нечего больше сказать. Он прервал связь, и глубоко-глубоко вздохнул.