Планета для робинзонов

1

Собор стоял на склоне горы выше посёлка. Его стометровая громада придавливала к земле все остальные строения, заставляла их казаться меньше, чем на самом деле. Издали металлические конструкции обрамлений почти не были видны. Казалось, что собор весь отлит из цельной глыбы стекла. Заходящее солнце играло на его многочисленных гранях, ещё более подчёркивая первое впечатление.

— Ах, какая красота! — воскликнула Селия.

— Я же говорил, что вам понравится, — ответил мистер Мэрчисон и обратился ко второй девушке, сидевшей вместе с ними в машине. — А вам, мисс Оттилия?

— Я просто в восторге! — ответила та.

Машина бежала вверх по улице, приближаясь к собору. Справа тянулись одноэтажные кирпичные дома, слева — соломенные хижины, И те, и другие буквально тонули в зелени.

— В домах живут семьи членов Ассоциации, — рассказывал мистер Мэрчисон, — в хижинах ученики. Сейчас они все в школе. Если ехать по этой улице до конца, мы окажемся на площади. С одной стороны — собор, а отсюда, от посёлка — школьные здания. А если посмотреть налево, вы увидите за рядами хижин точно такую же улицу, только кирпичные дома на ней стоят не справа, а слева. Так что хижины учеников как бы закрыты этими домами внутри прямоугольника.

Идущая впереди машина остановилась около одного из кирпичных домов. Темнокожий мальчуган в белой рубашке и брюках открывал решётку ворот.

— А почему вы не построили для учеников такие же кирпичные дома?

— Видите ли, мисс Селия, они ведь живут у нас не долго — три-четыре года, а потом возвращаются в родные деревни. Там они снова будут жить в таких же хижинах… Стоит ли их приучать к иным условиям жизни? Мы решили, что нет. Когда-нибудь позже, когда наша культура уверенно войдёт в их быт… Но это будет очень не скоро!

Тем временем машина остановилась. Мистер Мэрчисон предупредительно распахнул дверцу.

— Мисс Селия, бой вас проводит в вашу комнату. Минут через двадцать-тридцать… Я думаю, вы успеете привести себя в порядок после дороги?

Селия утвердительно кивнула головой. В ней снова ожили все её страхи, рассеявшиеся было во время пути до посёлка.

— Вот и чудесно, — продолжал мистер Мэрчисон, казалось бы не заметивший её волнения. — Через двадцать-тридцать минут выходите в холл. Я вас представлю миссис Мэрчисон и познакомлю с подопечными. И не волнуйтесь, пожалуйста, моя матушка — замечательная женщина, а племянники — само послушание. А я тем временем отвезу мисс Хиббард к Свибрандтам.

Комната оказалась маленькой и уютной. Правда, ванной не было, но была небольшая умывальная. Собственно, это было даже больше, чем она ожидала. Селия разложила по полкам шкафа свой нехитрый багаж, сняла дорожный костюм, умылась. Против ожидания причёска почти не растрепалась, и на её восстановление ушло совсем немного времени. Она одела своё лучшее вечернее платье, оставшееся от былых времён. Ниточка красных кораллов дополнила туалет.

Мистер Мэрчисон распахнул перед ней двери гостиной и подвёл к пожилой даме, сидевшей в кресле.

— Мисс Цецилия Эплтон — миссис Мэрчисон, — представил он их друг другу.

— Очень приятно. Вы действительно милочка, — ответила пожилая дама. — Садитесь, пожалуйста, возле меня. Как вам нравится наша мебель? Собственное произведение. Это всё из ротанга.

— Очень нравится, мэм. Замечательная мебель. Лёгкая и удобная.

— Я рада, что вам нравится. Как вы перенесли дорогу? Не очень устали?

— Что вы, мэм. Дорога такая интересная, а ваш сын такой замечательный рассказчик! Он столько рассказал нам!

— О да! Это Кларенс умеет! Только не зовите меня «мэм». У нас на Юге так не говорят! У нас говорят «маам».

— Хорошо, маам, я буду стараться. Возможно, я буду иногда ошибаться, но, надеюсь, вы не будете ко мне слишком строги?

— Конечно же, нет, милочка! Вам трудно будет сразу привыкнуть… Вы ведь из тех Эплтонов? Пенсильвания?

— Да, маам.

На этом разговор как будто окончился. Селия собиралась сказать несколько обязательных слов благодарности и отойти, как вдруг миссис Мэрчисон снова обратилась к ней:

— Скажите, мисс Эплтон…

— Мама, — перебил её Кларенс, — мисс Цецилия предпочитает, чтобы её звали просто Селия.

— Если вам так приятнее, то я буду только рада. Не люблю, знаете, милочка, в домашней обстановке всех этих официальностей…

После непродолжительного разговора о погоде и других малозначительных предметах Селия была представлена мистеру Мэрчисону-старшему, высокому представительному мужчине, старшему сыну и невестке, и, наконец, ей представили её будущих подопечных — Роберта и Эрнестину — племянников мистера Кларенса.

— Вот ваши подопечные, милочка. Дети, мисс Селия будет с вами заниматься, — девочка сделала реверанс, мальчик слегка поклонился. — Я думаю, вы будете достаточно строги с, ними?

— Вряд ли это потребуется, маам. Ваши внуки производят впечатление хорошо воспитанных детей!

— Боюсь, что это вам только кажется… Они всё-таки выросли в глуши, далеко от Штатов…

— Мы будем с вами дружить, правда?

Девочка согласно кивнула головой, на её лице промелькнула улыбка. Мальчик ничего не сказал, но его взгляд, казалось, говорил: «А это мы ещё посмотрим!».

— Ну вот, милочка… Вы не обижайтесь, что я вас так называю?

Мисс Селия изобразила на своём лице максимум удовольствия.

— Заниматься вы будете с ними здесь, в этой гостиной. Мы, знаете, милочка, живём по-простому, по-сельски… Здесь и рояль стоит, здесь и стол. Вы пока не утруждайте их особенно… Ни историей, ни географией… Музыка, литература… Станут старше — тогда другое дело. А сейчас уже пора к столу. Кларенс, предложи мисс Селии руку…

Поздно вечером, укладываясь спать, Селия пробормотала:

— Нет, дядя, ты, конечно, не прав. Такая милая семья, со старыми традициями. Такие милые дети…

Несмотря на усталость после дороги и трудного дня, спать ей не хотелось. Она снова вспомнила дядю. Вот ой, погрузневший, седоватый мужчина, сидит в кресле в её комнатушке и говорит своим низким, чуть хрипловатым голосом:

— Селия, мне не нравится эта фирма — Ассоциация Свободных Людей. Понимаешь, не те люди её организовали. Что-то здесь не так… Мне бы не хотелось, чтобы ты с ними связывалась. И, вообще, девушкам не место на Новой Гвинее.

— Но, дядя, — возражала Селия, — мне же просто ничего не остаётся другого. Доходы мои стали меньше в десять раз, я уже не могу жить как раньше… Работать стенографисткой? Это выход. Но это же мизер… Вечные кредиты… А тут такие хорошие условия. И дело-то какое: учить детей из хорошей семьи! Меня же готовили к этому! Правда, в другой роли. В роли матери и хозяйки дома. Думаю, что я справлюсь и гувернанткой. Потом, когда я вернусь, можно будет подумать и о своих… Мне же всего девятнадцать! Пять лет пролетят быстро… К тому же, контракт уже подписан!

— Ты твёрдо решила, девочка?

— Да.

— Тогда послушай меня, старика. Я тут немного занимался этой Ассоциацией. Нет, нет, они не нанимают девушек, чтобы продать их потом в публичные дома. Уж в этом их никак обвинить нельзя… Меня беспокоит совсем другое. Организовал эту фирму мистер Джошуа Пендергаст, полковник. Знаешь, из тех южных полковников, которые никогда в армии не служили. Года три-четыре назад он и его друзья, как на подбор все крупные плантаторы, вдруг, ни с того, ни с сего, ликвидировали свои плантации, обратили в деньги всё имущество и поехали в Новую Гвинею… И зачем? Учить чернокожих ребятишек! Не верится мне, что всё здесь чисто! Откуда вдруг такое человеколюбие? Правда, те плантаторы, что остались, на земельной реформе потеряли гораздо больше…

— Ну вот, видишь, дядя? Они просто оказались более дальновидными.

— Так-то оно так… Но всё равно, не нравится мне это дело…

— Дядя, а может быть, это всё твои профессиональные привычки? Видеть везде и во всём преступление?

Майор Бакмастер, поседевший в борьбе с преступностью, промолчал. Через некоторое время он заговорил снова:

— Ладно, девочка, пусть будет по-твоему… Но на всякий случай я подарю тебе одну вещицу, — и вынул из кармана зажигалку.

— Зачем она мне? — удивилась Селия. — Я же не курю!?

— Это не зажигалка. Это — рация. Нажать нужно здесь… Видишь вот эту кнопочку сбоку? А говорить — сюда. Поняла?

Селия кивнула головой.

— Воспользоваться ею можно только один раз. Так что это — на крайний случай. Мало ли что может случиться? И ещё одно. Но это уже не только моя тайна. Об этом нигде, никому, никогда говорить нельзя. Там, среди учеников, есть наш человек. Мальчишка, правда. Но взрослых они к себе и не пускают. Зовут его — Каури. Странное имя. Ведь каури — раковинка, которую на многих островах в том районе используют вместо денег. К этому мальчишке можно подойти и сказать: «Каури, ты мне нужен для блага всех людей». Запомнила? Повтори.

Селия повторила пароль.

— Смотри же, никому ничего! Это только тебе на крайний случай, если вдруг окажется, что я был прав. А если там всё хорошо — забудь обо всём этом… Ну, счастливого тебе пути, племянница… Хорошо, что твоя мать до брака с твоим отцом была замужем за Локхвудом. Никто и не знает, что её девичья фамилия — Бакмастер! Ну, ещё раз — счастливо!

Селия улыбнулась своим воспоминаниям:

— Нет, дядя, ты просто старый ворчун, привыкший подозревать всех и всё. Такие милые люди… Конечно, рассказывать им я ничего не буду, зачем их обижать?

И с этими мыслями она заснула. Селия не знала, что через несколько дней после её отъезда мистер Джошуа Пендергаст получил записку:

«Майор Бакмастер докладывал, что ему, через его знакомых, удалось внедрить к вам своего человека. Это — одна из девушек, прибывших с последней партией. Имя девушки, также как и этих знакомых, установить не удалось».

И сейчас, в ночной тиши, в том же самом доме, Кларенс Мэрчисон изучал эту записку, на которой было написано чётким почерком мистера Джошуа:

«Мэрчисон! Все двадцать девять девушек отобраны вами. В любом случае её надо установить за неделю до назначенного срока. Не позже! Джошуа».

2

Прошла первая неделя, вторая, месяц… Селия привыкла к распорядку дома. Привыкла сама по утрам убирать свою комнату. («Теперь, знаете, милочка, нет слуг. Чернокожие обучаются вести хозяйство, а не служить белым»). Она привыкла к детям, и те платили ей послушанием и прилежностью в занятиях.

По вечерам после ужина взрослые собирались в гостиной. Селия и Джорджина, жена старшего брата, по очереди играли на рояле. Иногда к ним присоединялся и Кларенс. У него оказался очень приятный баритон. Он с удовольствием пел под аккомпанемент Селии, а иногда они пели дуэтом. Тогда за рояль садилась Джорджина. Постепенно Селия стала убеждаться, что этот человек ей не безразличен. Она старалась ничем не выдать себя: неизвестно, как восприняли бы это миссис Мэрчисон и все остальные члены семьи.

День в доме начинался рано. Из своей комнаты Селия слышала, как мужчины поднимались, наскоро завтракали и уходили в поле и на скотный двор. Чуть позже мимо дома проходила вереница чёрных учеников, направляющихся туда же. Селия уже привыкла к этому ежедневному шествию «чёрных гномов в белых одеждах» — так про себя она их называла. Женщины и дети поднимались немного позже и завтракали все вместе. Затем миссис Мэрчисон начинала заниматься стряпнёй. Каждое утро ей помогали две чернокожие девочки. («Вы знаете, милочка, как мне трудно снова и снова им всё объяснять. Каждый день новые девочки»).

В воскресенье все шли в собор. Белые занимали места на скамейках, по сторонам просторного нефа. Ученики стояли в проходе. Служба была очень простая. Сначала все вместе пели гимны. Белые — по молитвеннику, чёрные — на память. Потом кто-либо из старейших мужчин произносил проповедь. Снова гимн — и служба кончалась.

В первое же посещение Селия рассмотрела собор. Внутри он казался значительно меньше, чем снаружи. Может быть потому, что тот неф, в котором происходила служба, был отделён от остальных помещений. Всё громадное сооружение покоилось на пяти цилиндрических колоннах. Селии трудно было оценить их размеры, так как в неф выходила только часть их поверхности, остальное было закрыто перегородкой. Кроме того, внутри оказалось гораздо темнее, чем можно было предположить, глядя на собор снаружи. Большая часть остекления оказалась покрашенной изнутри. Так что верхняя часть колонн вообще терялась в полумраке. Во всяком случае, Селия решила, что диаметр колонн — около двадцати ярдов, а высота — около восьмидесяти. В боковых приделах угадывались ещё какие-то металлические решётчатые конструкции вдоль всей колонны. Девушка даже удивилась, как нерационально используется вся эта громада, но постеснялась высказывать своё мнение, чтобы не оскорбить хозяев.

Здесь же она встречала своих подруг, с которыми успела сдружиться за время переезда через океан. Многие, так же как и она, жили в семьях членов Ассоциации и занимались воспитанием подрастающего белого поколения. Другие, в том числе и Оттилия, работали в школе для чёрных.

— Ты не представляешь себе, какая это интересная школа, — рассказывала ей Оттилия. — Никто ничего не пишет. Даже парт нет. Все сидят на полу под стенами, а учитель ходит по проходу.

— Как же ты их учишь? — удивлялась Селия. — Ты же не знаешь их языка?

— О, они уже достаточно хорошо владеют английским! Я же занимаюсь с теми, что здесь уже третий год. С младшими занимаются другие. А у них такая память! У большинства, конечно. Стоит один раз рассказать, а на следующий день он или она тебе слово в слово всё перескажут! Их и не надо учить писать, они и так всё запомнят! Вот только надоедает рассказывать им разные евангельские истории. А ничего другого рассказывать нельзя!

— Почему?

— Ну, не знаю. Такой здесь порядок. Можно, правда, рассказывать им о сельском хозяйстве… Но тут я не специалист, боюсь напутать. А ты знаешь, — продолжала она, — у них скоро выпуск. Те, что уже третий год здесь, совсем пойдут домой. Каждый получит корову или свинью и семена для посадки, а те, что придут снова после сезона дождей, — только семена. Они все только и говорят о выпуске и о празднике, который будет перед выпуском. Прошлые годы так и было. Правда, окончательный выпуск — первый. Они все радуются, что теперь в деревнях будет много скота.

Селия слушала её и думала, что дядя сильно ошибался. Безусловно, Ассоциация делает нужное, благородное дело.

С некоторыми из девушек она встречалась и в будние дни. После занятий детям полагалась прогулка. Каждый день в сопровождении Селии они приходили на одно и то же место. Это была большая поляна за садами, где собирались белые дети со всего посёлка. Далеко не во всех семьях были гувернантки. Некоторых детей сопровождали старшие сёстры или матери. Взрослые располагались в тени под деревьями, дети весело резвились на поляне.

Однажды кто-то из девушек, приехавших вместе с Селией, предложил пойти с детьми в другое место, ну хотя бы на гору за собором, как-то надоедает, знаете ли, одно и то же.

— Мы там никогда не гуляем, — возразила ей одна из местных женщин. — Там могут быть змеи. Так что ходить туда запрещается. Даже чёрные не бывают на этой горе. Она для них табу.

Так проходили дни. И с каждым из них со всё большим нетерпением Селия ожидала вечера. Те мелкие знаки внимания, которые ей уделял Кларенс, были очень приятны. Она гораздо лучше играла и пела, если он находился в гостиной. В то же время видела, что и ему приятно быть с ней. А однажды миссис Мэрчисон завела с ней разговор, из которого Селия заключила, что эти пожилая дама склоняется к мысли увидеть в ней не только воспитательницу своих внуков.

К сожалению, Кларенс далеко не всегда проводил вечера в гостиной. Очень часто с наступлением темноты мужчины — Кларенс и его брат — исчезали из дома. Миссис Мэрчисон говорила в таких случаях, что они дежурят в школе или около собора. «Знаете ли, милочка, за этими чернокожими нужен глаз да глаз». Поскольку эти исчезновения не вызывали удивления или протеста у обеих миссис Мэрчисон, Селия тоже приняла их как печальную необходимость.

Зато на следующий день она ещё лучше играла и пела. Однажды, когда все уже покидали гостиную, а Селия собирала ноты, Кларенс вдруг сказал ей:

— Селия, — он впервые не употребил «мисс»! — завтра у меня свободный день, и я собираюсь на прогулку в окрестностях. Не хотите ли составить мне компанию?

Он так поглядел на неё, что Селия нашла в себе силы только кивнуть утвердительно и выбежала из комнаты.

— Прогулка на лошадях, так что оденьтесь соответственно! — крикнул он ей вслед.

3

Рано утром её разбудила Джорджина:

— Вставай скорее, Кларенс тебя уже ждёт!

— Я быстро! — ответила Селия, скрываясь в умывальной.

— Слушай, — говорила Джорджина из-за двери, — у тебя есть сапоги и бриджи?

— Бриджи есть, а сапог нет.

— Так я сейчас принесу свои… Ну-ка, примерь, — сказала она. — Да, чуть-чуть великоваты. Впрочем, это даже хорошо. Нигде не жмут, не давят? Нет? Вот и замечательно…

— Ой, спасибо тебе большое! А я и не думала, что мне здесь придётся заниматься верховой ездой. И не взяла свои сапоги.

— Ничего страшного… Ну, счастливо тебе!

Во дворе чернокожий мальчишка держал под уздцы трёх лошадей.

— Мы с вами поедем на лошадях, Селия, — вот уже во второй раз без «мисс», — а мальчик отведёт их домой. Мы же вернёмся другой дорогой.

Селия была на всё согласна. Где-то в глубине души застыло ожидание чего-то важного и большого, что должно совершиться сегодня. Всё остальное казалось мелким и незначительным.

Лошади вынесли их на полевую дорогу. Там и сям виднелись белые фигуры учеников. Кое-где над ними возвышались на лошадях белые надзиратели. Скоро и посёлок, и поля остались далеко позади. Дорога вильнула влево и привела их в лес. Громадные деревья окружили их со всех сторон. Кларенс не торопил лошадь, дорога постепенно поднималась вверх. Деревья стали реже и ниже. Наконец лес кончился. Перед ними простирался склон горы, поросшей скудной травой. Только кое-где видны были отдельные низкорослые деревья и кустарники. Вид довольно унылый, но Селия не обратила на это внимания, она вся была в ожидании.

— За этой горой — собор и посёлок, — сказал Кларенс, — помогая Селии сойти с лошади.

Мальчик принял поводья из его рук и повернул назад. Вскоре топот копыт перестал слышаться.

— Ну вот, а мы с вами, Селия, пойдём через гору и выйдем прямо к собору.

— Эта гора — табу! — воскликнула Селия. — На ней же очень много змей!

— Не для всех.

— Как это: «Не для всех?»

— Не для всех — табу, и не для всех много змей, — увидев удивлённое лицо Селии, Кларенс поспешил уточнить свою мысль:

— Мы пойдём через гору внутри неё, по пещере. А там змей нет. Да и на горе, говоря откровенно, их тоже нет.

— А зачем же тогда запреты?

— Чтобы не было лишнего хождения.

С этими словами Кларенс вскинул на плечи рюкзак («здесь у нас завтрак и ленч») и повёл девушку вверх по склону.

— Вы знаете, Селия, чёрные говорят, что на этой горе живёт злой дух. Кто долго пробудет там — болеет и умирает. Отсюда и табу. Мы только поддержали это суеверие.

— А на самом деле?

— Кто знает? Мы не проверяли. На всякий случай стараемся здесь лишний раз не бывать.

Переговариваясь, они прошли около мили, постепенно поднимаясь вверх по склону. Около большого камня, выступающего из земли, Кларенс показал вход в пещеру.

— А не в этой ли пещере живёт злой дух? — смеясь, спросила Селия.

— Наверное, в этой. Только вам нечего его бояться: я же с вами.

— А я и не боюсь! — и Селия храбро шагнула к отверстию.

— Погодите минутку, — засмеялся Кларенс, доставая из рюкзака два фонаря. — Возьмите вот этот. Повесьте его на грудь. Вот так. Теперь можно и войти.

Некоторое время они шли молча. Кларенс первым нарушил молчание:

— Вам приходилось бывать в пещерах?

— Да, — Селия всё не отваживалась назвать его просто по имени, а называть его «мистер Кларенс» ей тоже не хотелось. — Ещё в школе. Миссис Таймер возила нас всем классом в Мамонтову пещеру.

— Ну, — протянул Кларенс, подавая ей руку, чтобы перейти через небольшой бугор, — тогда мне вас удивить нечем. Наша пещера и в подмётки не годится Мамонтовой!

— Всё равно, это очень интересно и красиво, — отвечала Селия, не отнимая своей руки, хотя бугор остался далеко позади. Она наконец решилась: — Я вам очень благодарна, Кларенс. Вы доставили мне громадное удовольствие.

Проход то сужался, то расширялся, выводил их в подземные залы, а иногда заставлял нагибаться и дважды ползти на коленях. Несколько раз Кларенс оставлял Селию и скрывался в боковых проходах, что-то там осматривая.

— Что вы там ищите, Кларенс? — спросила наконец Селия. — Не золото ли?

— Нет, не золото, — засмеялся он в ответ. — В период дождей по этому проходу несётся вода. А пещера эта выведет нас прямо в собор. Не к собору, а — в собор. Вот я и смотрю, нет ли опасности, что вода побежит в собор. Тут наши уже были. Смотрели. Решили в одном месте взорвать перемычку. И взрывчатку уже заложили. А я должен проверить — мне это поручил мистер Джошуа… — и он на минуту замолчал.

Селии это имя показалось знакомым. Но сейчас, когда она начисто забыла все предупреждения своего дяди, она никак не могла вспомнить, где слышала это имя. И поэтому очень естественно спросила:

— А кто это — мистер Джошуа? Где-то я слышала это имя, только никак не могу вспомнить — где.

— Мистер Джошуа — организатор и председатель нашей Ассоциации, — ответил Кларенс. Он стоял прямо перед Селией и его фонарь ярко освещал её лицо.

— Ах да, вспомнила! По-моему, вы однажды называли его имя.

— Возможно, — ответил Кларенс и повёл её дальше. Вскоре проход вывел их в большой зал. В свете фонарей его стены отблёскивали всеми цветами радуги.

— Это наш алмазный зал, — сказал Кларенс, — такого нет даже в Мамонтовой пещере! Давайте, Селия, немного передохнём и перекусим. Видите, нам природа приготовила стол и стулья!

Он подвёл её к большому камню с плоской поверхностью, вокруг которого лежало несколько меньших. Селия взялась за сервировку. В рюкзаке нашлась салфетка, которой она застелила импровизированный стол, разложила бутерброды и плоды. Последней из рюкзака достала большую флягу с кофе.

— Прошу вас, мистер Кларенс, — несколько торжественно произнесла она.

— А вы сами? — спросил Кларенс.

— И я с вами. Признаться, я уже успела проголодаться.

Некоторое время прошло в молчании. Оба усиленно работали челюстями. Только теперь Селия почувствовала усталость во всём теле. Они съели всё, что было на столе, и она убрала в рюкзак салфетку и остатки плодов.

— Селия, вы не возражаете, если я закурю в вашем присутствии?

— Что вы, Кларенс! Конечно, курите. Мы же не в гостиной.

Ароматные клубы дыма поплыли в воздухе.

— Мисс Эплтон…

«Как официально», — подумала Селия, а сердце забилось усиленно — вот оно, то, главное!

— Мисс Эплтон, как вы относитесь к тому, что сейчас происходит в мире?

— Что? А что сейчас происходит в мире? Я давно уже не слушала радио и не читала газет! — проклятый фонарь! И почему он его поставил так, что светит прямо в лицо?

— Ну, все эти национализации, земельные реформы, ограничение вооружений…

— Знаете, я стараюсь об этом не думать… Земельные реформы меня не касаются. Национализация… Я была ещё совсем маленькой, когда мама говорила мне, что мы потеряли всё состояние из-за них. Но ведь уже ничего не поделаешь, правда? А сокращение вооружений? По-моему, это даже неплохо…

Господи! Ну зачем он завёл этот разговор? Разве этого она ждала?

— А то, что у вас нет прислуги? И вам самой приходится убирать за собой? А моей матери самой готовить обед?

— Ах, это… Знаете, Кларенс, у меня никогда не было прислуги. В детстве, правда, была няня. Милая такая старушка… Но это же было так давно! И мама, сколько я помню, всегда сама готовила обед… Мама иногда говорила, конечно, если бы не национализация, так она сама бы ни за что не готовила… А папа просто слышать не мог этого слова… Но ведь мы же всё равно ничего изменить не можем… Так пусть уж будет, как оно есть.

— А я, знаете ли, — Селия, завидую нашим предкам, южанам, разумеется. Вот, представьте, проснулись вы утром. Ещё не встали, а вам в постель подают кофе. Или ананасовый сок… Вы что больше любите?

— Кофе.

— Вот. Значит, кофе. С пирожками, пирожными, бутербродами… С чем хотите. Выпили вы кофе. Встали — ванна приготовлена. Ни горячая, ни холодная, а такая, какую вы любите. Приняли ванну, негритянка вам накинет халат. Выходите в будуар. Заметьте, не в спальню, там уже две — три горничные порядок наводят, а в будуар. Тут вас причесали, одели как английскую королеву! Каждый каприз исполняется немедленно! Бегом и с радостью! Спускаетесь к завтраку. Няни привели детей. Смотрите, у каждого ребёнка — своя няня. Все завтракают. Мужчин уже в доме нет, все на плантациях. Хозяйский глаз, знаете, — это очень важно. Теперь, пока дети играют, вы распоряжаетесь относительно обеда. У вас три — четыре повара. Распорядились — на закуску салат, фаршированную рыбу, ещё что-нибудь. Потом суп а-ля-Бисмарк… Или бульон… К бульону — пирожки… Потом, для мужа — отбивную, для себя — что-то ещё. Детям опять-таки свои блюда… Десерт… Ну, да вы уж, наверное, лучше меня знаете, чем накормить своё семейство, правда?

— Наверное!

— Вот. Распорядились и пошли заниматься с детьми. Музыка, чтение, игры разные… Тут возвращаются мужчины. Все обедают. Потом — отдых. Вечером дети ложатся спать, а взрослые собираются в гостиной. Снова музыка, развлечения… Или надо ехать в гости — у соседей праздник — день рождения, свадьба… Вы сшили себе платье для этого случая. Не сами, конечно, держали иголку. Для этого тоже есть негритянки. Съездили на бал, затмили всех соседок своим сногсшибательным платьем — и выкинули его! И шьёте следующее, для другого бала. Хотели бы вы так жить?

— Красиво, конечно… Только для меня ли это? Я ведь…

— Ну, зачем так? — перебил её Кларенс. — Вы — полноправная хозяйка плантации! Полновластная! Вы ведь — жена плантатора!

— Какая там жена! Я — гувернантка из хорошей, но обедневшей семьи.

— А вы выходите за меня замуж, вот и будете женой плантатора!

Вот оно, наконец, сказано. Но каким сложным путём! Даже радости никакой нет, только горький осадок.

— Или вы не хотите за меня?

— Господи! Кларенс, ты же знаешь, что хочу!

Она и сама не заметила, как очутилась рядом с ним. Сильные руки осторожно обняли её, губы их встретились…

— Ну, хочешь быть женой плантатора?

— Я хочу быть твоей женой, Кларенс! А плантатор… По-моему, это — беспочвенные мечтания. В наше время на Земле это невозможно.

— Да, на Земле невозможно.

4

«Счастливые часов не наблюдают» — эта древняя истина полностью подходила и для Селии. Она очень удивилась, когда Кларенс сообщил ей, что они провели в алмазном зале почти три часа.

— Нам надо торопиться, милая Селия, — сказал он — Я обещал матери постараться вернуться к обеду. В нашем распоряжении немногим более двух часов.

Они вышли из алмазного зала, миновали ещё два — три перехода. Неожиданно стены резко разошлись в стороны. Селия даже вскрикнула от неожиданности: почти у самых её ног расстилалась абсолютно гладкая поверхность.

— Что это? Вода?

— Да. Это — подземное озеро. Единственное в своём роде.

— А её можно пить?

— Мы не пробовали. Да и тебе не советую. Возможно, в ней есть отложения каких-либо солей… Вспомните, что я вам говорил про злого духа… Это ведь его владения.

Кларенс повёл Селию по тропинке в обход озера. Это не была торкая широкая тропа. Чувствовалось, что нога человека не часто проходила этим путём. И в то же время под ногами не было мелких, неустойчивых камней, кое-где были даже ступеньки. Тропинка то опускалась к самой воде, то поднималась под стены. Несколько раз луч фонаря метнулся вверх, освещая неожиданно низкий потолок. Противоположной стены видно не было.

— Кларенс, а эта гора не обвалится на нас?

— Нет, глупышка. Она же простояла века.

— Ну, вот, — обиделась Селия. — Теперь ты уже называешь меня глупой!

Кларенсу пришлось остановиться и успокоить Селию.

— Ну, прости, милая. Просто мы с тобой сейчас в торцевой части зала… Он длинный и узкий. Вот выйдем на длинную сторону, ты сама увидишь… И прости, пожалуйста, за глупышку. Просто мне хотелось сказать тебе что-то нежное…

У Селии не было особого желания обижаться и она милостиво простила Кларенса. Поцелуй закрепил примирение. Они прошли ещё около сотни ярдов, когда Кларенс неожиданно остановил Селию:

— Теперь смотри на ту сторону.

Противоположная стена оказалась очень близко. В ней чернело большое, почти овальное отверстие.

— Через этот проход мы с тобой прошли, Селия, — сказал Кларенс. — Мы были последними людьми, прошедшими через него!

— Почему?

— А вот мы с тобой пройдём ещё с полста ярдов вдоль озера, а потом взорвём проход. Во время дождей по нему может пойти вода. Уровень озера поднимется, и вода может попасть в собор.

Селию вполне удовлетворило это объяснение. Они прошли полсотни ярдов. Здесь, на выступе скалы, стояла какая-то машина, от которой вдоль по стене тянулись два провода. На всякий случай Кларенс заставил Селию укрыться за скалой. Всё-таки любопытство сильнее страха. Девушка высунула голову, пытаясь увидеть отверстие. Но оно было слишком далеко от них. Вдруг яркая вспышка осветила проём. Селия увидела, как дрогнули стены. Потом всё погрузилось в темноту. По гладкой поверхности воды пробежала лёгкая волна и с плеском разбилась о камни у её ног.

— Какая ленивая, — удивилась Селия. Ещё несколько небольших волн прибежали вслед за первой, и поверхность озера успокоилась.

— Кларенс! Почему так? Совсем нет волн!

— Эта вода тяжелее обычной.

— Такая солёная!? Как в Мёртвом озере… Помните? «Простаки за границей»? Я сейчас попробую… — и она склонилась к поверхности воды.

Сильная рука Кларенса схватила её за другую и резко отдёрнула в сторону.

— Не смейте! — Это не обычная солёная вода! Это — тритиевая вода.

В школе для девочек миссис Таймер, которую успешно окончила в своё время Селия, давали очень поверхностное представление о физике и химии. Поэтому Селия не знала, что такое тяжёлая вода, а тем более — тритиевая. Она надула губки и отвернулась от Кларенса. Последнему пришлось довольно долго успокаивать её. Наконец прощение было получено, и они смогли идти дальше.

— Кларенс, а как же мы теперь сможем попасть в алмазный зал?

— С той стороны. Хотя, возможно, и там произошли обвалы. Помните тот низкий проход, где мы лезли на четвереньках? Там тоже могла обвалиться кровля.

— Так теперь в алмазный зал нельзя будет попасть?

— Зачем нам туда?

— Ну, не нам, так другим… Такая красота!

— Другие меня не интересуют… А мы не скоро сможем повторить прогулку. Может быть — и никогда…

Неожиданно перед ними показалась металлическая эстакада, нависшая над свинцовой поверхностью воды. Не ожидая новых вопросов, Кларенс скупо объяснил:

— Когда мы ещё не знали, что это за вода, мы думали поставить здесь насос, чтобы качать воду в посёлок.

По металлической лесенке они поднялись на эстакаду и вышли в прямой коридор, постепенно поднимавшийся вверх. Между каменными плитами, устилавшими пол, тянулись два рельса. Это был самый тяжёлый участок пути. Ровный пол заставлял выполнять одни и те же движения и не давал никакого разнообразия в работе мышц. К концу коридора Селии стало казаться, что ещё один шаг и она больше не сможет идти. Но вот, наконец, он кончился. Они оказались в громадном помещении. Селия увидела несколько широких цилиндров, скрывающихся в перекрытии.

— Это основание колонн собора? — спросила она, Кларенс ответил утвердительно. Пол помещения так же был вымощен большими каменными плитами. Его пересекали в разных направлениях рельсы, которые обрывались у цилиндров. Селия спросила Кларенса, почему так.

— Мы иногда используем пространство в основании колонн для складов, — отвечал Кларенс. — Надо же где-то хранить всякие вещи, которые могут понадобиться не очень часто.

И ещё Селия обратила внимание на запах. Пахло чем-то знакомым. Небольшое усилие памяти — и она вспомнила. Так пахло в зоопарке, около клеток животных.

— Как странно, — сказала она. — Пахнет так, как будто здесь держат скот.

— Когда-то, — засмеялся Кларенс, — ещё не были готовы скотные дворы, мы получили партию скота. А разместить его было негде. Поставили сюда. Ненадолго, на неделю примерно. И с тех пор здесь стоит такой запах. Что только не делали! И полы мыли, и прочищали швы между камнями… Ничего не помогает!

Они всё ещё шли вдоль рельсов, уходящих в темноту коридора, ведущего к озеру. Рельсы скрылись под большой двустворчатой дверью. Кларенс повёл Селию в обход кирпичных стен, ограничивающих какое-то помещение. Девушке показалось, что они находятся прямо под центром собора.

— Здесь мы думали поставить насос, — сказал Кларенс. — А теперь тут живёт наш прощальный привет! — и он внимательно досмотрел на Селию. Но она чувствовала себя настолько уставшей, что даже не обратила особого внимания на его слова.

Ещё несколько шагов, и Кларенс распахнул перед ней боковую дверь. Яркий солнечный свет брызнул им навстречу.

5

В воскресенье, после службы, было сделано объявление. Оказалось, что ещё несколько девушек, из тех, что прибыли вместе с Селией, выходят замуж. Свадьбы были назначены «через неделю после выпуска».

С понедельника Селия стала готовиться к этому событию. Миссис Мэрчисон подарила чудесный белый муслин на платье. Лёгкий и нарядный.

— Я, знаете ли, милочка, не терплю современной синтетики. По-моему, нет ничего лучше натуральных материалов. На веранде стоит швейная машина, милочка. — Селии показалось, что теперь эта «милочка» в её устах звучит немного иначе, чем раньше, — как-то ласкательно. — Вам придётся самой заниматься своими платьями. И вообще, надо обновить свой гардероб.

Машина оказалась древней конструкции — ножная («Мы, знаете ли, милочка, не очень привыкли рассчитывать на электричество. Даже для освещения предпочитаем свечи. Это как-то приятнее»). В помощь Селии пришли две ученицы — высокие полногрудые девочки, и они вместе с Эрнестиной занялись этим увлекательным делом. Весь день кроили, смётывали, примеряли… Селия с интересом присматривалась к своим чернокожим помощницам. Их лица сильно отличались от физиономий африканских негров, к которым Селия привыкла.

— Они ведь — не негры, — объяснила ей Джорджина. — Они — папуасы. У них очень смешное племенное имя — каним-ха. Но мы все зовём их неграми. Так нам привычнее.

Девочки говорили между собой по-английски. В доме белых им запрещалось пользоваться родным языком. Целиком погружённая в свои заботы, Селия почти не интересовалась их жизнью и нравами. На языке у девочек только и было, что скоро выпуск, и они уедут домой. И как хорошо, что они помогают «белой миссе» шить платья, потому что им скоро тоже выходить замуж, и они тоже сошьют себе такие платья.

— Торопитесь, милочка, — говорила ей миссис Мэрчисон, — скоро из Штатов приедет мистер Джошуа. И сразу же будет выпуск. А там остаётся всего неделя!

В этих трудах прошли два дня. Третий начался как обычно. Селия кроила очередное платье, как вдруг два раза ударил колокол собора.

— Это общий сбор, — сказала Джорджина. — Надо идти.

В соборе все заняли свои привычные места. Откуда-то из глубины вышел мистер Мэрчисон-старший, вслед за ним двое молодых белых вывели чернокожего мускулистого мальчишку лет пятнадцати.

— Слушайте все! — торжественно изрёк мистер Мэрчисон. — Этот человек, — театральный жест в сторону мальчика, — презрел законы белого человека. Он забыл все заветы Господа Бога нашего и злом ответил на добро. Он посмел поднять глаза на дочь Авеля, на белую женщину!

— Слышишь, Селия, — зашептала ей сидевшая рядом с ней Оттилия, — это он про меня! Представь себе, этот мальчишка, его имя — Каури, подошёл ко мне и спрашивает: «Мисс Тили, я вам не нужен?». Я его спрашиваю; «А для чего ты мне можешь быть нужен?» А он и говорит: «Для всеобщего блага!» Представляешь? А мальчишка, так, ничего… В Штатах я бы ещё и подумала…

Она что-то ещё говорила. Говорил и мистер Мэрчисон. Но Селия их не слушала. Её мысли приняли совсем другое направление.

— Ах, дядя, ну зачем было устраивать всё это? — с возмущением думала она. — Если бы не твои глупые подозрения… Этот мальчик не стал бы искать ту девушку, которая должна к нему подойти. Это ведь только я знаю, что означают его слова.

Ей захотелось немедленно сказать Кларенсу, что мальчик не виноват, что во всём виноваты подозрения её дяди… По присутствие большого количества народа сдержало её.

— Потом, — решила она. — Вечером. Наедине.

Тем временем мистер Мэрчисон окончил свою филиппику, двое мужчин сорвали рубашку с мальчика, обнажив его мускулистую спину, бросили его на скамью, видимо заранее поставленную для этой цели, и произвели экзекуцию — десять палочных ударов по обнажённой спине.

Все вышли из храма. Селия постаралась отстать от Оттилии и своих будущих родственников. Чувство вины перед этим мальчиком усилилось, и она боялась, что её состояние заметят. Придётся отвечать на расспросы, она наверняка расплачется и расскажет про дядю и его подозрения. А ей не хотелось рассказывать об этом всем и каждому. Неторопливо шла она по дороге к дому. Прямо перед ней двое учеников вели под руки несчастного мальчика, завели его в хижину и уложили на веранде. Селия машинально отметила, что это была третья хижина от собора. Один из сопровождающих уселся около него, чтобы отгонять мух от его кровоточившей спины.

Весь остальной день Селия находилась под гнетущим впечатлением увиденной сцены. Девочки, по-видимому, тоже. И они проработали молча до конца дня. Около четырёх часов пополудни девочки, как обычно, попросили разрешения уйти и удалились. Селия тоже вышла, — где-то в её вещах был кусочек ярко-зелёного шёлка, который она решила использовать для отделки своего нового вечернего платья. Собственно, это был только предлог для себя самой, ей не хотелось оставаться вдвоём с Джорджиной.

Окно в комнате было распахнуто настежь — ещё не пришло время закрыть его москитной сеткой, и Селия неожиданно услышала голоса девочек, проходивших под окном:

— Каури только сказал — говорила одна из них, — а мне масса Кларенс каждый раз, как я выйду из комнаты, гладит грудь… И ничего…

Вторая что-то ей ответила, но Селия уже не слышала слов.

— Что? Что она сказала? — вихрем неслось в голове. — Кларенс гладил её грудь? Не может этого быть! Это, наверное ошибка! Сейчас же спрошу его об этом!

И она кинулась искать Кларенса. Но его нигде не было. Прошли часы послеполуденного отдыха. За обедом Кларенса тоже не оказалось, как, впрочем, и остальных мужчин.

— Сегодня наши мужчины заняты, — сказала миссис Мэрчисон, — скоро выпуск. Надо к нему готовиться.

Сославшись на головную боль, Селия сразу же после обеда ушла в свою комнату. Она уселась у раскрытого окна, ожидая Кларенса. Прошёл час, два. Одно за другим гасли окна и в их доме, и в соседних домах. Чёрная тропическая ночь полностью завладела посёлком. А Кларенса всё не было… Только откуда-то со стороны собора доносился неясный гул.

Селия не могла больше ждать. Слова девочки всё время стояли у неё в ушах. Она больше ни о чём не могла думать. Чувство глубокой безысходности, неотвратимого несчастья заполнило её целиком. Только Кларенс мог развеять это чувство. Только он мог утешить её, сказать, что это неправда, что девочки что-то напутали, или что они говорили про какого-то другого Кларенса, не про него.

Селия решительно двинулась к окну: ей не хотелось, чтобы в доме услышали, что она выходила ночью. Потом какая-то мысль её остановила. Она быстро скинула яркое платье, в котором ходила весь день, надела другое — чёрное в серебряных разводах и вылезла в окно.

6

На площади перед собором никого не было. Шум доносился откуда-то слева, из-за угла величественного здания. Скрываясь за деревьями, окружающими площадь, Селия стала пробираться к этому месту. Боковые ворота в подвал были распахнуты настежь, но прямо перед ними стояла большая крытая машина. В узкие щели между машиной и воротами падал яркий свет. Видно было, что в подвале мелькают какие-то тени.

— Это мужчины разгружают машину, — поняла Селия, — и на тележках перевозят к тем цилиндрам. Как же мне найти Кларенса? Или заглянуть в подвал?

Но что-то удержало её на месте. Неожиданно две мужские фигуры отделились от здания и направились в её сторону. Ей показалось, что один из них — Кларенс.

— Неужели он меня увидел?

Но нет, они шли не к ней. Неподалёку от неё уселись на траве. Тихо заговорили. С самого детства Селии внушали, что подслушивать нехорошо. В другое время она ни за что в жизни не стала бы слушать разговоры, которые её не касались. Но сейчас — совсем другое дело! И Селия решительно, и в то же время осторожно, отошла от скрывавшего её дерева и мелкими шажками, не отрывая от земли ног, двинулась в сторону говоривших. Нашлось дерево и неподалёку от них. Как к любимой матери, приникла она к нему. Теперь ей всё слышно.

— Так, с этим мне всё ясно, — произнёс голос Кларенса. — Что ещё передал старик?

— Мистер Джошуа передаёт, что майор докопался до «малышки».

— Этот Бакмастер глубоко копает.

— Пусть покопает. Все концы давно отрезаны.

— Ну, и слава богу. Собственно, теперь уже всё равно. Осталось так немного — четыре дня. И наша «малышка» даст такой фейерверк! Чертям тошно станет!

— А озеро точно рванёт?

— Точно. Я зашпаклевал все щели, так что оно не может не рвануть. В общем, мы застрахуем себя от того, что когда-то к нам там, далеко, — он взмахнул рукой куда-то вверх, — явятся все эти стрекулисты… Ах, ах, рабы несчастные! Ах, ах, свобода! Я признаю только одну свободу — свободу белого человека!

— Слушай, а ты точно всё рассчитал? Взрыв нас не затронет?

— Тебе я скажу. Больше об этом никто не знает. В нашем посёлке считанные люди знают вообще о «малышке».

— Ничего себе — «малышка». Пятьдесят мегатонн!

— Хватит. Мы с Сиббардом сделали автоматику. Через пять часов сработает релюшка, и тележка покатится. Взрыв произойдёт в воде. А коридор к тому времени обвалится. Там тоже заложена взрывчатка. В замкнутом пространстве всё пойдёт как по маслу.

— Хорошо продумано. Скорее бы. Уже надоело притворяться. Знаешь, как я устал расшаркиваться перед всеми этими неграми? Администрация, — с издёвкой протянул он. — Каждый из себя что-то строит. Каждому поклонись… На конюшню его! Да влепить ему плёток! Да на хлопок!

— Не переживай. Всё в своё время. А сейчас — терпение и ещё раз — терпение. Нельзя выдавать себя раньше времени. Нервы не только у тебя на пределе. Чем ближе к концу, тем лучше надо держать себя в руках.

— Тебе хорошо говорить. У тебя стальные нервы.

— Нет, и у меня не стальные. Я тоже — человек. И сегодня сорвался. Там моей будущей жене две девчонки помогают, шьют, вышивают и всё такое прочее… Такие, доложу тебе, пумпончики… Ух! Так, знаешь, не выдержал, погладил одну по груди. Свеженькая! Прелесть! Надо будет уговорить старика, чтобы включил в свои законы право первой ночи.

— Не плохо бы… А что на это скажут наши жёны?

— А что жёны? Это же негритянки? А негритянки — не в счёт!

Так вот он какой, благословенный Юг!

— Ладно. Мы отвлеклись. Спасибо, Кларенс. Отвёл я с тобой душу. Теперь меня ещё на несколько дней хватит. Терпение и ещё раз — терпение, — почти пропел он. — Слушай, последнее. Старик завтра вылетает из Штатов. Послезавтра будет здесь. У него там есть что-то новенькое…

— Послезавтра? Это хорошо. Значит, в воскресенье — «выпуск!»

— Точно. Ну, пошли, поможем ребятам. Там ещё часа на полтора работы. А я хочу к утру быть на побережье. Завтра привезу последнюю партию и — аминь!

Они удалились. Селия почти бежала по посёлку. Если бы не страх, что её увидят, она точно мчалась бы, как вихрь. Но вот и спасительное окно. Влезла. Прислушалась. Нигде — ни звука. Она упала на кровать и застыла. Что делать? Что делать? Так вот он какой, благословенный Юг! Все воспитанные, культурные… Играют на пианино, поют… А негритянки не в счёт! Право первой ночи!? А жена ожидай, когда господин осчастливит её своим появлением в спальне, чтобы она могла родить следующего белого ребёнка! Да лучше уж повеситься, чем такая жизнь! Ах, дядя, дядя! Как ты был прав! А я… «Условия какие хорошие…»

Но постепенно в голове стало проясняться. Ещё ничего не потеряно. Выпуск — в воскресенье. Четыре дня! Надо немедленно сообщить дяде. Она потянулась к шкафу: где-то здесь была зажигалка-рация. А сумеет ли она всё объяснить по радио? Говорить надо много, хватит ли мощности? Нет, лучше написать письмо!

Селия включила ночник и при его неясном свете быстро набросала письмо. Кажется, ничего не упустила. Всё есть. И про «малышку», про тритиевое озеро, теперь она вспомнила, что читала где-то про тяжёлую воду… Так, теперь конверт…

Селия выглянула в окно. Посёлок спал. Она снова выскользнула в окно. Где эта хижина, на веранде которой лежит мальчишка? Какое счастье, что не успела рассказать Кларенсу о дяде! Ага, вот хижина… А остался ли Каури на веранде? Вдруг он ушёл в комнату? Что тогда делать? Нет, слава богу, лежит на веранде кто-то. Один. Укрыт лёгким одеялом и стонет во сне.

— Каури, — прошептала в самое ухо, — Каури, ты мне нужен для блага всех людей!..

Через некоторое время мужчины в соборе окончили разгрузку. Машину отогнали от ворот, посмотрели внутри и снаружи — пустая формальность, конечно, но так уж заведено. Потом тщательно зашнуровали брезент покрытия.

— Ну, с богом! — напутствовал водителя Кларенс. — Ждём тебя завтра.

Тот помахал рукой, хлопнул дверцей и машина помчалась. И никто не заметил, как метрах в стопятидесяти от собора, когда машина замедлила ход на повороте, из кустов метнулась небольшая тёмная фигура и вцепилась в задний борт.

7

Теперь главное — не выдать себя. И Селия с утра — воплощение счастья и радости. Она ластится к миссис Мэрчисон, ласкова с детьми. Какое счастье, что Кларенса нет за завтраком! Потом повседневные заботы несколько отвлекают её и затушёвывают это состояние напряжённого ожидания. В крайнем случае можно будет сослаться на головную боль и уйти в свою комнату.

За ленчем сообщают новость:

— Вы знаете, милочка, а этот мальчишка… Ну, которого вчера высекли… Сбежал, паршивец!

— Его ловят? — слава богу, вопрос задала Джорджина.

— Нет. Не стали связываться. Он же, наверное, убежал в свою деревню… Нам лучше. На одну корову меньше отдавать надо…

Хорошо. Каури уже на побережье. Лишь бы его не обнаружили в пути… Тогда завтра, в крайнем случае — в субботу, дядя будет в курсе дела… А успеет ли он? Но всё равно, остаётся только одно — ждать. Как они там говорили? Терпение и ещё раз — терпение? Да, теперь это и её девиз.

К вечеру в доме появляется дорогой гость — сам мистер Джошуа Пендергаст. Селия немного побаивается его пронзительного взгляда. Ей всё кажется, что он отгадает её мысли. И она садится за пианино и играет, играет… Лишь бы только не участвовать в общем разговоре!

Всё семейство Мэрчисонов увивается около дорогого гостя. Миссис Мэрчисон взбивает ему коктейль, мистер Мэрчисон обрезает кончик сигары, и обе дамы уговаривают его курить в гостиной, им так приятен сигарный дым! Кларенс извлекает Селию из-за пианино: он должен представить её мистеру Джошуа. Селия краснеет и волнуется. Заплетающимся языком она произносит обязательные слова. Её волнение благосклонно принято миссис Мэрчисон («не правда ли, какая она милочка?»).

Мистер Джошуа вещает. Все его слова пропитаны чувством, что он только один такой на всём белом свете. Он купается в лучах своей славы. Постепенно разговор сводится к выпуску. Он у всех на уме. Мистер Джошуа молчит. Пока. Он делает многозначительные паузы, всем своим видом показывая, что вот-вот он скажет наконец, то, что все от него ждут.

Миссис Мэрчисон рассказывает ему, как Селия готовится к свадьбе. Сколько платьев уже она пошила! Теперь Селия слышит в её словах подспудную мысль, видите, как мы торопимся. Ведь потом ей будет некогда!

И вдруг мистер Джошуа говорит:

— А кто вам сказал, что выпуск обязательно должен быть в воскресенье? А мы возьмём и устроим его в субботу! — его пронзительный взгляд устремлён на Селию.

Селия теряется. Что? Значит не в воскресенье? Значит в субботу? Так суббота — это же послезавтра! Дядя же не успеет!

А мистер Джошуа продолжает:

— Завтра с утра прекратить все работы в поле. Мобилизовать всех чёрных девчонок — пусть готовят. Ученики должны быть накормлены до отвала. И напоены…

Он что-то ещё говорит. Но Селия не слушает. Слава богу, на неё никто не смотрит. Она тихонько выскальзывает из гостиной и бежит в свою комнату. Где же эта чёртова зажигалка! Ага, есть! Куда он говорил надо нажать? Сюда? С лёгким шелестом вытягивается ниточка антенны.

— Майор Бакмастер! Здесь Селия Эплтон…

Дверь комнаты распахивается. В комнату врывается Кларенс и мистер Джошуа. Зажигалка выхвачена из рук Селии.

— Видите, Мэрчисон. Я же вам говорил. А вы мне: «Она ничего не знает!» Значит знает, раз пыталась сообщить. Ну, не страшно, теперь все равно уже никто ничего сделать не успеет — ни майор Бакмастер, ни сам Господь Бог!

8

Подготовка к празднику заняла весь день. Школа была построена по семейному признаку — класс Мэрчисонов, класс Пендергастов и так далее. Всего тридцать четыре класса — по числу семей — членов Ассоциации. В каждом классе от пятидесяти до шестидесяти учеников. Соответственно, две хижины — мальчиков и девочек. Весь класс работал на одних и тех же полях, его попечению принадлежали одни и те же животные. И обучали их члены одного семейства. Работе на полях — мужчины, приготовлению пищи и работе по дому — женщины. Теперь всем предстояло показать, чему они научились за это время.

Пиршество готовилось грандиозное. Мэрчисоны забили лучшую корову и четыре свиньи. Выгребли почти весь запас овощей. Ученикам сказали:

— Не страшно. В воскресенье, перед уходом домой, соберёте ещё. И вам, и нам хватит на все каникулы.

Между собой ученики решили, что белые люди очень жадные и устроили праздник в субботу, чтобы не угощать их родителей, которые должны прийти за ними в воскресенье. Они и не предполагали, что их родителям передали: приходить за учениками в следующее воскресенье!

С утра на площади перед собором установили столы для белых и расстелили брезенты. Всё, что было приготовлено в течение вчерашнего дня, было выставлено на этих столах. Мистер Джошуа Пендергаст выступил с приветственным словом:

— Дети мои! Сегодня вы в последний раз находитесь здесь, в нашей школе. Завтра с утра, если на то будет воля божья, вы возьмёте то, что вам причитается, и пойдёте по домам. Те, кто хорошо учился все три года, получит телёнка, те, что похуже, — поросёнка. И все возьмут семена растений, которые вы у нас привыкли возделывать. Мы надеемся, что вы с пользой примените те знания, которые у нас получили. И помните: что бы с вами ни случилось — на всё есть Божья воля. Без его соизволения и волос не упадёт с головы человека! Приступайте же к трапезе, дети мои! Не знаю, как скоро вам удастся поесть в следующий раз!

Примерно через полчаса после начала, когда столы сильно опустели, по знаку мистера Джошуа, разнесли и вручили каждому ученику большую кружку с каким-то напитком. Содержимое кружки издавало очень приятный и вкусный запах.

Все белые оставили свои столы и собрались среди учеников со стаканами в руках. Мистер Джошуа произнёс тихо:

— Да будет милость Божья с нами! Да сопутствует нам успех во всех наших начинаниях!

— Все пьют до дна! — белые зорко следили, чтобы не было ни одного ученика, который не выпил бы содержимое своей кружки.

— А теперь поешьте ещё и будем начинать танцы! Но танцы начинать не пришлось.

Не прошло и десяти минут, а площадь уже обратилась в сонное царство. Все эти чернокожие мальчишки и девчонки, одетые в белоснежные платья и костюмы, старательно отутюженные с вечера, лежали на асфальте и спали непробудным сном.

И началась работа. Откуда-то из недр подвала собора появились тележки. В считанные минуты были убраны столы и посуда. Мужчины хватали ребятишек и по двое — трое укладывали на тележки. Бегом в подвал. Здесь каждого из них раздевали догола, укол в руку — на тележку, и вот уже она скрылась в одном из цилиндров. Скоростной лифт доставил их наверх. Датчики к рукам и ногам, маска на лицо. В ячейку! Проверить показания — всё в порядке. Ячейку — закрыть. Следующий!

Именно в это время Кларенс Мэрчисон и его брат вывели из подвала Селию.

— Ну, милая Селия, — сказал Кларенс, — можете посмотреть, как закладывается основа плантации, от которой вы имели глупость отказаться! Помните, вы на меня обиделись, что я назвал вас глупышкой? Теперь я постараюсь, чтобы вы всё увидели. А потом решу, что с вами делать дальше. Может быть, вы всё же передумаете и согласитесь стать хозяйкой плантации? Подумайте.

Селия не удостоила его ответом.

— Молчите? Ну, наверное, вам виднее.

С этими словами они подвели её к дереву, к которому был привязан стул.

— Видите, я даже позаботился, чтобы вам было удобно, — они усадили её на стул и привязали руки и ноги. — Это чтобы вы не вздумали убежать и ещё как-нибудь попытаться сообщить майору Бакмастеру о нас. Посидите тут и подумайте.

И они кинулись туда, где кипела работа. Через какие-нибудь час-полтора только куски брезента, валявшиеся там и сям на асфальте, свидетельствовали о том, что ещё совсем недавно здесь происходил праздник.

Подошла очередь скота. Машины одна за другой подвозили молодняк со скотных дворов. Работал тот же конвейер — два укола, тележка, лифт, датчики, ячейка. Мистер Мэрчисон снова подошёл к Селии:

— Видите, Селия, как быстро мы управились? Конечно, этот молодняк — малая часть того, что мы берём с собой. Большая часть и не появлялась на скотном дворе. Сразу — в ячейку. Мы, к сожалению, не можем позволить себе роскошь брать взрослый скот, он занимает слишком много места. Он полетит только в качестве мяса. А какой хороший скот! Коровы — аргентинские, свиньи — датские, овцы — австралийские… А ведь женщин я тоже отбирал только породистых. Только чистой англосаксонской крови. Никаких примесей. Жаль, очень жаль, что вы не захотели быть царицей всего этого… Давайте, я уговорю мистера Джошуа простить вас? Что же вы молчите? Ну, хорошо, подумайте. Я ещё подойду к вам. Только помните, следующий раз будет последним!

И он снова ринулся в предотъездную суету. Основные запасы инвентаря и инструмента, оружие были погружены раньше. Загружено мясо. Пришла очередь самих хозяев. На сборы давалось только полчаса. Но этого вполне достаточно, если чемоданы со всеми личными вещами приготовлены заранее! Вот уже и они скрылись в недрах подвала. Кларенс и его брат направились к Селии.

— Зачем она тебе? — спросил старший.

— А где я возьму другую? — ответил Кларенс. — Должен признаться, она мне очень и очень импонирует. В ней чувствуется порода, чёрт возьми!

Однако стул под деревом был пуст. Валялись только верёвки.

— Смотри-ка, ей удалось развязаться! — удивился Кларенс. — Ну, да чёрт с ней! Таково её счастье! — и они бегом кинулись в подвал.

9

Больше суток Селию продержали в подвале. Там было темно и страшно. Сначала она плакала, потом перестала. Даже спала немного. Счёт времени был потерян. Ей казалось, что она пробыла в подвале бесконечно долго. Один раз дверь открылась — это Джорджина принесла ей поесть. Оказалось, что уже утро субботы, и вот-вот начнётся праздник.

Сначала её пытались расспрашивать — она молчала. Оба, и Кларенс, и мистер Джошуа, пришли к выводу, что сообщить она ничего не успела. Они прекрасно разбирались в возможностях того аппарата, который у неё отобрали. А главное — они считали, что ей известно совсем немного. Им и в голову не пришло связать исчезновение Каури с попыткой Селии сообщить миру что-либо об их замыслах.

Мистер Мэрчисон пытался воззвать к её чувствам напоминал о своей любви, но она только гордо отворачивалась, опасаясь, что ему удастся её уговорить. Всё-таки она его любила!

Теперь, привязанная к стулу, она видела, что вес её усилия оказались напрасными. Дядя сегодня не появится. А если и появится, то слишком поздно. Помешать полёту она не в состоянии. Даже если ей удастся каким-то чудом освободиться, то всё равно она ничего сделать не сможет. Конечно, она прекрасно понимала, что Мэрчисон (она даже мысленно не позволяла себе называть его Кларенсом) попытается забрать её с собой. Взять её он мог только в качестве жены, а женой ему она не будет! В качестве же гувернантки она им не нужна. Всех их, белых девушек из хороших семей с чёткой родословной, нанимали в гувернантки только для того, чтобы выдать замуж за холостых членов Ассоциации! Как породистый скот! Это ей популярно объяснила Джорджина, когда принесла еду. Кое у кого даже остались в Штатах настоящие жёны и дети. Но мистер Джошуа забраковал их, как «нечистокровных».

Теперь ей были понятны и те сказочные условия, которыми она соблазнилась, — 5000 в год на всём готовом. Итак, Селия была готова к тому, что её убьют. Даже если бы Мэрчисон и не решился на это, мистер Джошуа всё равно заставит его. Поэтому каждый раз, когда Кларенс подходил к ней, она внутренне вся подбиралась и ожидала выстрела. Но он снова отходил, и смерть откладывалась до следующего раза. И вот он отошёл в последний раз. Всё. В следующий раз он принесёт ей смерть! И вдруг:

— Мисс, — услышала она за спиной, — не двигайтесь и не удивляйтесь. Я развязал верёвки.

А Селия и не почувствовала, что натяжение верёвок ослабло! Она попыталась пошевелить руками и ногами, но ничего не получилось, всё тело затекло и не хотело двигаться.

— Шевелите, шевелите руками, — требовал шёпот за спиной. — Только тихонько, чтобы оттуда не заметили.

Но никто и не смотрел на неё. Казалось, тысячи иголок впились в её несчастное тело. Селия даже застонала от боли. Постепенно кровообращение восстанавливалось. Вот она почувствовала, что руки её слушаются, вот уже и ноги подчиняются её желаниям. Очень осторожно она поднялась со стула, сделала шаг — другой и упала на руки Каури: ноги отказались повиноваться ей. Каури волоком потащил её в кусты.

— Скорее, — шептал мальчик, — скорее! Надо убежать как можно дальше!

Вот, наконец, спасительные заросли сомкнули над ними свои ветви. Каури упал на землю рядом с Селией. Он был окончательно измучен. Немного отдохнув, он начал шептать ей на ухо:

— Я приехал ещё вчера с той же машиной. И никак не мог найти вас! Я бродил около дома! И сегодня утром всё высматривал вас, пока готовили этот праздник. И куда это они утащили ребят? Что они там с ними делают?

— Ты передал письмо? — спросила Селия.

— Да, я занёс его в комиссариат, и его тут же передали по радио. Майор приказал не трогать их. Он со своими людьми будет здесь сегодня ночью!

— Как ночью! — воскликнула Селия. — Ночью уже будет поздно! Сейчас ещё нет и двенадцати, а у них — уже почти всё готово!

— Ладно, сказал Каури, — давайте пока убежим подальше!

— Нам нельзя убегать, — сказала Селия. — Давай лежать тихо. Надеюсь, они не станут меня искать! Некогда.

Они видели, как к её стулу подошли братья Мэрчисоны. Видела разочарованный жест младшего, и ей даже на минуту стало его жалко. Но вот они скрылись в подвале. Некоторое время на площади царила тишина. Даже не верилось, что совсем недавно здесь кишел человеческий улей. Но вот вдруг упали стены собора, сделанные из стекла и лёгкого металла. Разошлась в стороны крыша, и взорам Селии и Каури открылись пять вертикальных цилиндрических башен.

— Ракеты, — вскричал Каури. Селия тоже узнала их. Сколько раз она видела их на экранах телевизоров! Теперь увидела их воочию.

Неожиданно одна из них дёрнулась, поползла, полезла вверх, вытягивая из земли своё продолжение. Клубы пламени и дыма вырвались из подвала собора. Потом снизу ударило море огня, в уши ворвался грохот.

— Открой рот! — закричала она Каури, зажимая уши руками.

Корабль сорвался с места и ринулся в безоблачное небо. В тот же момент зашевелился второй. Вот и он взлетел. Затем третий, четвёртый… И вот уже вместо величественного собора стоят только обгорелые останки конструкций…

— Всё, мисс Селия, — сказал Каури, — они улетели. Теперь и мы можем уходить.

— Нет, Каури, нам уходить нельзя. Остаётся ещё «прощальный привет». Надо как-то помешать этому, раз уж дядя не успеет, — и она рассказала ему о подземном озере. К её удивлению, Каури очень быстро всё понял:

— Понятно. Получается термоядерная бомба очень большой мощности. Вряд ли уцелеет весь остров. — Увидев её удивлённое лицо, Каури засмеялся.

— Я ведь учился в школе Порт-Морсби. Это меня отец сюда послал. И о планах их я кое-что знал, подслушал. Только не знал — когда? Я всё равно хотел уходить, но старик Пендергаст меня обманул: я думал — до выпуска ещё неделя!

Селия рвалась к собору.

— Подождите, — останавливал её Каури, — там ещё всё раскалённое.

Только через полтора часа стены остыли настолько, что они смогли войти в подвал.

10

Теперь, когда в перекрытии зияли громадные дыры, в подвале было светло. Там и сям валялись тележки, какие-то обгорелые обломки. Но проход от большой железной двери, до входа в пещеру был свободен.

Селия попыталась потрогать дверь. Она не открывалась. Металл был тёплым. К стенам ещё нельзя было прикоснуться. Каури быстро осмотрел дверь и покачал головой:

— Мы ничего не сможем сделать — они из сплошного металла. Да и стоит ли? Вдруг там всё заблокировано, и она рванёт, как только откроется дверь?

Селия кивнула в ответ:

— Наверное надо загородить проход. Давай сначала поставим тележки поперёк пути, чтобы очи не могли укатиться в проход.

Так и сделали. А потом кинулись собирать всякие обломки и наваливать их сверху. Но обломков оказалось так мало! И вдруг Селия вспомнила:

— Стены!

Они выбежали наружу. Это было далеко не так просто — вытаскивать из кучи битого стекла и металла отдельные куски. К счастью, строители собора предусмотрели то обстоятельство, что стены должны упасть. И сделали узлы крепления так, чтобы они сами распались на отдельные элементы, как только будет освобождён верхний узел. Селии и Каури было абсолютно всё равно, как это было сделано. Да они и не разобрались бы в этом сложном инженерном решении, которое так сильно им помогло. Их вполне устраивало то, что они легко могли взять отдельные элементы бывшего каркаса и положить их поперёк прохода. Они уже перестали обращать внимание на ожоги, когда касались горячих стен подвала, на царапины, появлявшиеся на руках, как только они прикасались к битому стеклу. Очень скоро у них образовался громадный штабель металлических элементов бывших стен. Каури выбрал наиболее исправную тележку. Ещё час работы — и проход в пещеру намертво завален кучей металла.

— Всё, — сказала Селия, — теперь она наверняка в пещеру не попадёт! Но у нас осталось мало времени! Всего — час!

— Подумаешь. — сказал Каури, — там на улице стоит столько машин. А за час мы будем очень далеко!

Они выбежали из собора. Машин действительно стояло много, но… Все они были неисправны! Видимо, в последний момент водители-хозяева сознательно портили их. Они перебегали от машины к машине, чтобы лишний раз убедиться, что и эта тоже не поможет им. И теряли такое драгоценное время!

Тогда они бросились бежать. Каури повёл Селию за посёлок:

— Скорее! Может, найдём лошадей!

Вот и скотные дворы и конюшни. Но какая тишина! Они толкнули ближайшую дверь: только трупы животных. Всё, что будущие плантаторы не смогли взять с собой, было уничтожено! Оставалось тридцать пять минут!

Селия вспомнила о входе в пещеру. Вот где они смогли бы укрыться. Но до входа надо было около часа ехать на лошади!

— Скорее! Каури, бежим на ту сторону горы. Она нас укроет!

И они кинулись бежать вдоль горы. А ведь по этой дороге она совсем недавно (или это было когда-то очень давно?) счастливая и жизнерадостная ехала на прогулку с человеком, который казался ей дороже всех на свете.

Они подбежали к лесу. Бывшего собора уже не было видно — его скрыл отрог горы. Сплошная стена зелени. Лианы и кустарники переплелись между собой, и никакой надежды пробраться! Так думала Селия, но Каури думал иначе. Руководствуясь только ему известными признаками, он быстро нашёл тропинку в этой, казалось бы, сплошной стене.

Конечно, о том, чтобы бежать, не могло быть и речи! Теперь они просто шли, перелезая через упавшие деревья, протискиваясь между стволами или пробираясь на четвереньках в зарослях кустарников. Вдруг Каури схватил Селию за руку:

— Смотрите!

На земле лежало громадное дерево, поваленное ураганом. В том месте, где были его корни, зияла большая яма. Селия взглянула на часы. Если считать, что первая ракета взлетела без одной минуты двенадцать, то до пятичасового срока оставалось ещё несколько минут. Их хватило только на то, чтобы срубить несколько веток ножом Каури и бросить их поперёк ямы.

Селия первая спустилась в яму и улеглась на мягкой земле. Каури ещё пытался что-то положить на ветки.

— Брось Каури, — закричала Селия, — время наше истекло! Скорее спускайся.

Мальчик растянулся рядом с ней. Селия смотрела на свои часы:

— Ну, что же она? Слушай, Каури, а может быть она вообще не взорвётся?

— Хорошо бы! Но радоваться ещё рано. Будем ждать.

Селия ежесекундно смотрела на часы. Ей казалось, что стрелки застыли на месте. Тогда она просто стала следить за секундной стрелкой. Шесть, семь, десять… Четырнадцать минут… А потом где-то вдалеке полыхнуло пламя! В лес ворвалась волна! Громадные деревья, переплетённые между собой лианы и кустарники — вся зелёная масса леса была сметена гигантским воздушным бульдозером, срезана у самой поверхности, вырвана с корнем и брошена на землю.

Несколько громадных стволов упали сверху на яму, где, вжавшись в землю, прикрывая лицо руками, лежали мальчик и девушка! Потом сверху упала зелёная масса, бывшая раньше лесом, и в яме стало совсем темно…

Их нашли совершенно случайно на четвёртый день. Нашёл их специальный отряд, производивший дезактивацию леса. Бывшего леса. Оба были совершенно изнурены, измучены голодом… Но живы!

Если вам случится побывать на Новой Гвинее, на термоядерной электростанции Эплтон, обратите внимание на барельеф при въезде на территорию. На нём юная белая девушка и мальчик-папуас, взявшись за руки, стоят, наклонившись навстречу неведомой опасности. По их напряжённым лицам видно, что оттуда, из дали, невидимой зрителю, на них надвигается что-то страшное. Но они твёрдо стоят плечом к плечу. «Выстоять и победить!» — эти слова написаны под барельефом.