II «АУГСБУРГ» (лето 1943)

Глава 8

Все на земле уступает трудам и храбрости.

Вольтер

Старик вытянул шею и долго стоял на месте. Уэйн шел сразу за ним — Жан служил проводником маленькому отряду. Все они одели эсэсовскую камуфляжную форму, на стволах СТЭНов навинчены длинные толстые глушители — пистолеты-пулеметы от них казались еще более уродливыми. В рюкзаках, кроме самого необходимого, лежала взрывчатка и противогазные маски (на них настоял Виктор).

Ветер качнул космы деревьев и зашумел, заперебирал зелеными листьями. Ветер показался Уэйну слишком холодным для середины июля. Они медленно, неотвратимо приближались к запретной зоне вокруг спрятанного в чащобе объекта. Виктор, привычный в юности к таежной непролазности, находил лес слишком редким, слабо укрывающим. Он, кроме автомата в руке, нес за спиной карабин с тщательно зачехленным оптическим прицелом. Иногда он, замыкающий, оглядывался на пройденный путь и без особой нужды поправлял высокий рюкзак — такой почти не цепляется за ветки. Вместо положенных сапог они обули альпийские ботинки — прочные, легкие в сравнении с подкованными сапогами и непромокаемые. Погода установилась хмурая, как они и надеялись, и разъясняться не собиралась.

Жан резко стал и вдруг медленно стащил с седой головы серо-зеленое кепи, открывая загорелую плешь. Впереди в лесу открылась поляна с какими-то черными руинами, и только через минуту все поняли, что это обломки большого самолета — обгорелый, с полураздавленным фюзеляжем, он глубоко ушел в перепаханный грунт посреди зеленой и сочной травы. Уэйн вышел вперед — уже отсюда он видел синий круг с красным центром на смятом крыле — белое кольцо почти исчезло под копотью. Он привык считать себя битым и стреляным волком, мало способным к сочувствию, но теперь у него что-то смялось внутри, как эта обшивка гиганта-«Ланкастера». Показалось было, будто перед ним тот самый самолет, на котором он летел сюда, но нет — код, еще различимый на борту, был чужой. И все-таки он не сразу отвернулся от могилы соотечественников — бомбардировщик факелом горел еще в воздухе, вряд ли экипаж мог спастись.

— Кто-то тут побывал! Тел никаких нет, а кабина закрыта. — Виктор забрался, пачкаясь в саже, на остатки ближнего к фюзеляжу двигателя и заглядывал в кабину. — Нет, — решительно сказал он, — сами они после такого выжить не могли.

Поль о чем-то быстро и тихо говорил девушке, та кивала. Чужая форма сидела на ее фигуре, как ни странно, очень хорошо. Волосы она завязала узлом и спрятала под кепи, и мало отличалась от остальных — ладный получился солдатик.

— Кто мог быть, только немцы… — Жан с почтением разглядывал почти целый двойной хвост с килями в полтора человеческих роста. Он все еще мял кепи с эмблемой черепа в кулаке. Клер печально поглядела на Джека — ему рассматривать сбитый самолет явно было тяжелее всех. Уэйн не обратил на нее внимания — он вспоминал ребят из экипажей «Ланкастеров» и не мог изгнать из ушей самодельную песню, подслушанную у казармы летчиков. Как там было…

…Под куполом ночи повис исполин,

С моторами в сотни коней.

Под нами Берлин,

Но не видно парадных огней.

Дойдем полутонными крыши взметать

Промозглой берлинской зимой.

Под шквалом огня поворачивать вспять,

Где ждет нас дорога домой…

Да, и еще в конце:

Но филин со свастикой «томми» достать

Попробует наверняка.

Нажатой устала гашетку держать

Рука хвостового стрелка.

Один из нас рушится, в землю уйдя,

Он снегом потушит огонь…

…Но нас охраняет, звеняще гудя

Удачи стеклянная бронь…

У певца, помниться, еще ломался юношески голос. Не помогла вам удача, мальчики… Джек повернулся и резко сказал:

— Ну, нечего рассиживаться! — хотя никто не сидел.

Перед тем, как уйти от руин самолета, Виктор присел на корточки, поджидая, пока остальные отойдут. Потом тихо-тихо посвистел, одними губами, и на ладонь к нему вспрыгнул маленький серый зверек. Недовольно сморщил розовый носик от запаха чужой одежды и оружия, но человек ласково заговорил с ним, погладил согнутым пальцем мохнатую спинку и грызун освоился, заерзал, дергая круглыми ушками. Виктор отпустил его и шагнул в тень деревьев. Трава сомкнулась за его башмаками.

Невидимое за облаками солнце перевалило линию небесного полудня. День отряд выбрал вынужденно — совать нос в минные поля ночью было бы самоубийством, к тому же можно не сомневаться — ночью бдительность охраны удвоиться. Продуманный план учитывал и это, и многое другое. Но планы всего только призраки будущего, и почти все они так же ложны, как миражи.

— Отсюда начинаются мины, — Жан описал рукой широкий полукруг. — И во-от там я видел патруль с автоматами. При них не было собаки, а то пришлось бы уносить ноги. Я провел тут трое суток, даже немного углубился в минное поле, не забираясь далеко. И только однажды видел двоих бошей в камуфляже. Видно, забрели случайно.

— Может и так… — Уэйн приложил к глазам бинокль. Оптика Цейса приблизила чуть заметные в траве кочки — там под зеленым ковром спала смерть. «Притаились, твари…» — подумал Виктор. Он пожалел, что не может искать мины чутьем — металлом, казалось, пахнет отовсюду. Нет, даже нечеловеческий нос не сравнить с собачим.

Вперед шагнул Поль, уже держа в руках длинную коробочку с телескопическим щупом — миноискатель, миниатюрный прибор, с огромными трудностями собранный им лично из трофейных деталей. Оставил на земле рюкзак и оружие, в одно ухо вставил наушник, ободряюще оглянулся на Клер и принялся за работу.

Почти все время ему пришлось проводить на коленях — Виктор не ошибся, неведомые саперы («чтоб им в аду котлы минировать» — ругался про себя Поль) напичкали землю погибелью так густо, что иногда расстояние между минами не превышало полуметра. Но дальше пошло легче. Проход увеличивался — Поль только морщился от постоянного писка в ухе. Он вспотел, хотя было далеко не жарко, из подмышек потекли струйки, впитываясь в плотную ткань.

Прошло почти три часа, хотя Поль работал очень быстро, со сноровкой профессионала. Много, очень много мин он снимал до этого, но еще больше ставил. И пришел момент — Поль вернулся, утирая пот со лба, к товарищам, дать необходимые инструкции. Командир Уэйн молча хлопнул его по плечу.

Они пошли гуськом, в траве почти по колено. Ветер задувал под полы курток, не спасали даже капюшоны. Поль — впереди, за ним, след в след — остальные, последним лесник.

Никому не известно точно, что случилось. То ли Жан был уже немолод для прогулки, и споткнулся, то ли не ко времени оглянулся и шагнул мимо. Поль мог поклясться, что тропа очищена полностью.

В спину Джека толкнуло негромким хлопком. Так звучит выстрел из духового ружья. Когда он развернулся в поясе, не отрывая ног от земли, старик еще падал на тропу. Брякнул металл оружия, и более ни звука. Англичанин сквозь зубы приказал не двигаться и медленно шагнул вперед. Невольно сморщился, опускаясь над товарищем на колени.

Ступни не было. Вместо нее нога лесничего ниже колена оканчивалось кровоточащим обрубком. Мина-сюрприз оказалась маломощной, рассчитанной именно на такую ситуацию. Жан не закричал и не застонал, наверное, от шока. Он смотрел сквозь Уэйна до жути прозрачными глазами и шептал неслышно. Склонясь, Джек прочел по губам: «Тереза, Тереза, девонька, не ходи, мама вернется…» Трава под Уэйном, минуту назад зеленая, становилась бурой все быстрее. Джек видел такие раны и знал, что они означают.

Он оглянулся вокруг и подумал не к месту: какой же впереди еще долгий путь. Жан заворочался перед ним — анестезия, подаренная телу шоком, начала проходить. «Пора» — сказал голос внутри Джека. Он бережно приподнял левой голову раненого, правой достал из кобуры на поясе свой «Хай стандарт», прижал длинную трубку глушителя к влажному седому виску и нажал спуск.

Как всегда, пистолет сработал безукоризненно.


Минное поле закончилось, как кончается ночной кошмар. Клер сразу села на траву, и все последовали ее примеру, кроме Уэйна. Тот продолжал стоять, глядя назад. Молчали, переводя дух. Девушка подвинулась к Виктору. Так, чтобы не заметили другие, коснулась его предплечья под грязной коричнево-зеленой материей.

— Да. — Он едва повернул голову. Сильные и немного исцарапанные руки вяло лежали на коленях.

— Вик. — Она откинула капюшон и заглянула в пугающе темные глаза. — Виктор, я знаю, видела, как все было, и хочу попросить.

— За спрос не бьют в нос. Проси!

— Если со мной будет… то же. Тогда застрели меня ты.

— Еще не лучше.

— Нет. Для Джека будет слишком большой груз. Он хочет казаться спокойным, но я-то женщина. Я чувствую, как ему… Поль просто не сможет.

— Да.

— Что «да»?

— Не сможет. Я вижу.

— А тебе будет проще всего.

— Не уверен. — Он вздохнул и пошевелился, так что рука Клер повисла в воздухе и опустилась. — Но я сделаю.

— Спасибо.

— Советую желающим сходить в кустики, поизучать ботанику! Дальше возможность вряд ли будет, — заявил Виктор и поднялся сам.


— Видно? — Виктор согласно кивнул на вопрос Уэйна, прижимая к глазницам влажные холодные окуляры бинокля. Потом сказал:

— Вход где-то рядом. Зуб даю. А, вон он!

«Где там у меня завалялись плоскогубцы?» — невинно подумал Джек. Вик на лету поймал эту мысль и оскалился. Красоты в его грязной физиономии не прибавилось.

Они вдвоем лежали за кочкой, нюхали холодный, пахнущий мокрой хвоей воздух. Блюдечки листьев лопуха перед глазами чуть потряхивал сырой ветер. Виктор про себя отметил обилие озона, а ведь грозы не предвидится. Неладно это. Туман висел хорошо, основательно, на западе подкрашенный розовым. Там, до границы видимости, уже не стояли деревья, и в почти незаметном холмике перед двухметровым бетонным забором зияла горизонтальная щель. По гребню серых с потеками плит тянулась тонкая поблескивающая паутина колючей проволоки. Ни с той, ни с другой стороны конца преграды не было видно, кажется, она разделяла мир пополам. «Хорошо окопались, хоть из пушки пали» — подумали оба на разных языках одновременно.

— Я скоро. Работаем по плану. — Русский исчез так быстро, что Джек не успел удивиться — фраза прозвучала прямо в голове.

Виктор лежал, прижимаясь к поваленному стволу сосны — аккуратно спиленному стволу. Уперся подбородком в гладкий округлый приклад, голову приходилось держать повыше, чтобы взгляд лежал на линии прицеливания. На скрещении нитей вздрагивало изображение — так всегда бывает при работе с оптикой, не нужно волноваться. В амбразуре маячила серая каска и поблескивал кожух пулемета — стрелок иногда поводил стволом MG-34. Одиноко бдил.

Расстояние — 560 метров. Много для короткого карабина с только четырехкратной оптикой. Ветер тянул от цели, поправок не надо, и ладно. Виктор осторожно спустил предохранитель. Хорошо бы его усыпить, зануду, но тут уже не мирно дрыхнущие пейзане, подобраться так близко не получится. И очень нужны будут силы. Каждое сверхъестественное действие — тяжелый, мучительный откат, хуже любого похмелья, его можно отсрочить на сутки — двое, но уж не избежать никак.

Снайпер в работе не должен испытывать ни гнева, ни жалости. Цель для него — только цель и расходный материал. «Не смей никого жалеть» — заклинанием повторил себе Виктор. Сделал глубокий вдох и в ту секунду после выдоха, когда прицел вернее всего, выжал крючок.

Хлопок. Тяжелая пуля вошла в щетинистый кадык, и голова пропала. Вороненый дырчатый кожух замер. Мысленно Виктор позвал товарищей, и скоро четверо собрались возле серо-зеленой металлической двери за бункером. Удивился внутреннему голосу один Поль — Уэйн глядел на русского друга со смесью уважения и приязни, Клер — с непонятным выражением на бледном красивом лице. Поль приготовился доставать взрывчатку, взглядом отыскивая признаки сигнализации возле двери, но нелюдь остановил его:

— Погодите, погодите, ребята. Не спеши. Три минутки.

Глава 9

Мышка бежала, хвостиком махнула…

«Курочка Ряба»

Крысы живут везде.

Это научно доказанный факт, столь же непреложный, как «Вертится!» Галилея, слово, которое он вряд ли произнес вслух перед трибуналом инквизиции, разве что совсем уж не дружил с головой. Умные, одаренные звери всюду оставляют следы лапок и хвостов. Они красивы, эти сильные ловкие существа. Глупые и недалекие люди боятся их, чувствуя в глубине сознания: когда человечество погибнет, развалины мира после него примут тараканы, вороны и они — крысы.

Виктор любил крыс, в душе восхищаясь ими. Он вообще прочих Божьих тварей предпочитал людям, и не собирался менять симпатии.

В крысином мире чужак — разведчик на вражеской территории, он обречен, его немедленно убивают. Но маленький Афанасий проник глубоко под землю живым и здоровым. По пути к нему присоединялись местные жители, в два раза крупнее его самого. И словно маленький адмиральский катер перед броненосцами, он вел и вел их за собою.

Усы серых воинов подергивались, розовые носы трепетали — отряд нашел бреши в обороне и рванулся в бой, не понимая, что с ними происходит, но сознавая, как надо действовать.

Кабели, провода, распределительные щиты — нескольких смельчаков мгновенно убило током, но остальные прогрызли и выдернули именно то, что следовало.

Афанасий потянул усами и послал старшему другу огонек своего ощущения — «все благополучно». Получил в ответ теплую волну одобрения.

Далеко-далеко наверху, нелюдь толкнул стальную плиту кончиками пальцев. Она беззвучно отошла — охрана положилась на электрозамки и не закрыла обычный, механический. А может, то был какой-то личный фокус Виктора.

— Слушай, Вик, — спросил Джек, — а может, ты уже знаешь, чем все это кончится? Может, нам и идти не надо было?

— Если бы знал, разве потащился с вами? — Виктор передернул затвор карабина, поднял желтоватую гильзу и положил в карман.

— Э, нет, я первым! — Уэйн проскользнул меж ним и дверью, на которой рогатились бесполезные рукоятки. Начал спускаться в бетонный коридор со слабыми лампочками на потолке. Лампочки горели, крысы не тронули кабели освещения, только запоры и сигнализацию — основную и дублирующую. Скоро повреждения найдут, подумал Уэйн, но к тому времени должно быть поздно. Надеюсь, будет поздно.

Коридор делал поворот, так, чтобы нельзя было забросить гранату. Виктор ухватил Джека за плечо и повернул к себе:

— Давай попробуем по-моему, ладно?

Нелюдь подошел к повороту, беззвучно ступая. Там он сделал странный жест — словно оторвал что-то от груди обеими руками. Глаза слабо засветились, на щеки легли две глубокие складки. Теперь Виктор мог пронестись внутренним взглядам далеко сквозь помещения впереди. Запахи ударили в ноздри, туда словно ввернулись два буравчика. Голову сжал обруч ватного тепла.

Еще один, страхующий пулеметчик за поворотом в бетонном отнорке покачнул каской и ткнулся носом в амбразуру. Когда отряд проходил мимо, Виктор заглянул к нему и для верности добавил ребром ладони по открытой шее.

— Вот примерно так меня учили. — сказал он телу, которое едва ли очнется.

За пулеметчиком оказались две стальные двери. Виктор подошел к правой, погладил серо-зеленую краску:

— Помещение охраны. Пять человек, все спят. Там же — проход в ДОТ наверху.

— Да, — отозвался Уэйн и достал «боуи» из ножен. Первым проник Виктор, потом — англичанин. Перед этим они лишь переглянулись, ничего не говоря. Телепатия здесь не участвовала: волки одной стаи тоже понимают друг друга без слов. Первым вышел Джек, вытирая лезвие чужим платком. Потом русский, тот ножа и не доставал, с содроганием поняла Клер. На груди у обоих поблескивали странные значки — черная свастика поверх отвесно поставленного рукоятью вверх серебряного меча на белом гербовом щите. Виктор сунул такие же в ладони французам.

Разглядывая тонкую чеканку, Поль дивился тяжести украшения, пока не перевернул его — на обороте стояла проба.

Золото.

— Надеть всем! — приказал Уэйн и соизволил пояснить, — может, примут за охрану.

Левую дверь они открыли ключом из казармы охраны. Такой же серый бетонированный коридор с небольшим уклоном.

— Дети подземелья, — пробормотал Виктор. Никто его не понял.

Время от времени по сторонам попадались металлические дверцы с красной надписью Havarieschrank. Уэйн переглядывался с Виктором и сворачивал все в новые коридоры, словно получая мысленные команды. Несколько раз попались обесточенные двери поперек прохода, их открывал тот же Виктор, внешне — без особого труда. Поль начал думать, что взрывчатка была взята напрасно. Но здесь он ошибся.

— Стой! — Джек прижался к стене у поворота, все сделали то же. Жестом коммандос показал — кто-то впереди. Виктор показал два пальца. Уэйн кивнул и выставил ладонь — оставайтесь на месте. Довольно крупный, увешанный амуницией англичанин плавно перетек за угол, ускользающим движением опуская глушитель автомата. Прощелкало, и они услышали стон. Виктор пошел вторым, Клери, хотя и бледная, но спокойная, перед Полем.

Уэйн стоял, расставив ноги, над двумя телами в серо-зеленых комбинезонах. Один лежал лицом кверху — совсем мальчик. Виктор показал пальцами букву V — он и Уэйн все лучше понимали друг друга. Клер посмотрела, кажется, с жалостью, на лицах специалистов-убийц не отражалось ничего.

Впереди коридор оканчивался двустворчатой дверью, половинки остались приоткрыты. Над дверью висела ярко-красная таблица с желтыми буквами: «Сектор D-27. Входить только персоналу!» Чуть выше световое табло вроде тех, какие встречают перед рентгеновским кабинетом. Табло не горело, и прочитать его было нельзя.

Остальные, конечно, не почуяли, но Виктор уловил — из-за дверей резко и неприятно пахло чем-то, похожим на нашатырный спирт.

— Ну, — сказал он. — Теперь не засыпайте. Пошла морока.

Глава 10

Убивайте всех: Господь узнает своих.

Папский легат Арнольд де Сато

Тела они спрятали в одном из аварийных шкафов. Виктор подал знак — в помещении за дверью никого. Тогда они вошли.

Первое, что заметила Клери — два больших панорамных окна под потолком огромного зала на противоположной стене. Окна сверху наполовину прикрывали желтые сдвижные ставни. Стекла затягивала редкая сетка.

— Там тоже никого нет, — сказал Виктор.

Он только мельком глянул на окна. Посреди зала размером с футбольное поле (как показалось сперва) неизвестные конструкторы установили сложную ферменную конструкцию, похожую на стрелу крана. Стрелу окружало множество лесенок, серебристых мостков с легкими релингами, в чащу балок уходили провода, кабели и шланги разных цветов, присоединенные к разъемам в полу. Некоторые трубы достигали толщины человеческого бедра. Наверху по «стреле» шли рельсы и на них стояло нечто наподобие тележки с лапами захватов сверху. Над конструкцией в потолке располагался раздвижной прямоугольный люк, который мог бы пропустить железнодорожный вагон.

— И всего-то навсего? — Уэйн глядел печально и устало.

— Что «навсего»? — Клер не очень разбиралась в технике, потому не поняла.

— Все это — пусковая установка для «Фау», — пояснил англичанин. — Конечно, сведения ценные, но мы уже знаем об оружии возмездия, его так называют немцы. Что-то типа управляемых по радио самолетов-снарядов[12].

— Телеуправление[13]? — Виктор с интересом посмотрел на вершину конструкции. — Значит, что-то да у них получилось, — заключил он. — Ладно, Джек, пойдем дальше.

— Минировать будем? — вмешался Поль. Ему уже надоело кожей чувствовать за спиной груз взрывчатки.

— А зачем? — искренне удивился Уэйн. — Это не единственная установка, и чертежи у них есть. Лучше выжечь этот сортир ковровой бомбардировкой. А это…

— …значит, что мы-то должны тихо выйти отсюда живьем, — закончил русский. — Нам вон туда. Думаю, тут ты можешь дать волю своим пакостливым ручонкам, Поль. Они у тебя давно чешутся. — И он указал на серые стальные ворота в торце зала с аккуратнейшей красной надписью: «Внимание, химическая опасность! Не курить!»


Поль подошел к делу ответственно — разместил брикеты ВВ, упакованные в желтую непромокаемую бумагу, подвел бикфордов шнур, наискось срезал его конец. В голове у него встало детское воспоминание: вот он закапывает в песок на пляже петарду, оставляя торчащий хвостик, а остальные мальчишки стоят поодаль и наблюдают, как будто за ритуалом.

— Все отойдите подальше! — скомандовал он. Достал никелированную зажигалку «Зиппо» с обломанной петелькой, откинул крышечку. Желтый огонек лизнул дырчатую насадку. Зажигалку подарил механик-водитель его «Сомуа» за две недели до того, как закончил жизнь в горящем танке. Шнур с красной нитью в плетении, способный гореть под водой, слабо зашипел. Шепотом Поль отсчитал: «Три, два, раз…»

Грохнуло изрядно. Полетела строительная пыль, сухая, белесая. Ворота разошлись, одну створку перекосило, и она проскрежетала по бетонному полу.

Войдя, Уэйн ткнул пальцем в стену — помещение было куда меньше, размерами с гараж — и на стене над стандартной стальной дверью напротив входа рельеф.

На белом рыцарском щите скорчилась свастика, объятая алым пламенем. По верхнему обрезу щита готикой написано: «Аугсбург», под щитом такие же буквы гласили на латыни «Судьба побеждать».

А под рельефом стоял самолет, единственное, что здесь было. На низком сером трейлере с маленькими дутыми колесами. Длинный, сигарообразный фюзеляж без колпака кабины, бочки двигателей по обе стороны хвоста, скошенные крылья с белыми крестами. Сверху самолет-снаряд был желто-палевый, в мелком коричневатом крапе, низ — серо-голубой. По острому носу шел белый шрифт: ST-0393.

Виктор первым подошел, заглянул под крыло — не очень высокое, весь аппарат был размером с истребитель. Принялся ковыряться там в каких-то проводках, откинув длинный люк.

Уэйн смотрел почти равнодушно — враг разочаровал его. Клер прикрыла глаза, и Поль обнял ее за плечи, стараясь подбодрить. «Господи, и ради этого поганого железа погиб Старик?»- подумала она, чувствуя, что в глазах рябит от усталости.

— А вы зря радуетесь! — неожиданно сказал Виктор, распрямляясь осторожно, чтобы не стукнуться о крыло. — Вы думаете, это просто новая модель их гребаного «Фау»? Джек, и вы, остальные, подойдите сюда.

В отсеке, закрывавшемся люком, не смогла бы уместиться даже обезьянка уистити. Но тем не менее там стоял пульт в рычажками и кнопками. Даже изо всех сил вытянув протянутую в люк руку, человек не мог их нажимать.

— Это органы управления! — никто не спросил, откуда Виктор это знает, говорил он совершенно уверенно. — И никаких следов радиоаппаратуры. Вот так, други мои. Мнения есть?

— Пилоты-лилипуты. — Поль почесал черные завитки на затылке.

— И самоубийцы вдобавок. Отсек открывается только снаружи.

— Тогда что? — в глазах Уэйна появился интерес ищейки.

— А хрен его знает! — слово «хрен» он сказал по-русски, не найдя эквивалента, Клер удивленно подняла брови. — Давайте сюда взрывчатку. Самое время.

— Хорошо бы прямо на старте… — предложил Поль, но русский отверг:

— Перед стартом обязательно осмотрят досконально. Ставь часовую мину.

— Какое время?

— Сутки, я думаю.

— Жаль только, таймеров у меня маловато. Если тут рядом проходят топливные магистрали, может получиться совсем хорошо, чем бы этот гроб не питался, оно горит.

— Оставь немного на дверь. — Уэйн шумно высморкался в кепи, не смущаясь, нахлобучил снова. — Раз так, двигаем дальше. Кто возражает? Поль, может, вы с ней пойдете назад? Ты ее проведешь. А мы с Вик…

— Нет! — Клер глянула им в глаза.

— Ну уж, я тебя не брошу!.. — Поль поглядел на Уэйна как-то виновато. — И вас тоже, ребята…

Офицерский сектор 12/131-КZ

— Вальтер, вечером мы тебя ждем — у Макса день рождения!

— Постараюсь прийти. — Он отвернулся от Бауэра, когда тот закрывал дверь в комнату, но уснуть не удалось. — Цум тойфель!

Словам таким Вальтер научился от батюшки, тот начал карьеру столяром и знал толк в выпивке и ругани. Первое его и доконало, когда Вальтеру исполнилось четырнадцать. Отец приветствовал приход Гитлера и сумел как-то угодить новой власти так, что получил доходную должность в аппарате, а сына смог отдать в интернат СС.

Вальтер вытянулся на койке — двухметровый нордический красавец, белокурый и голубоглазый. Хотя остальные из отряда 131-КZ носили сероватую полевую форму СС, их командир ходил в любимом черном, с серебряными нашивками штурмбаннфюрера. Недурно для двадцати трех лет, если даже не вспоминать о почетном мече из рук рейхсфюрера СС. За «Аугсбург». Ступень отменной лествицы. Конечно, многие завидовали, особенно когда пополз слух, что Вальтера единственного в столь молодые годы пригласили в замок Вавельсбург[14], к фюреру. Черт бы заткнул болтливые глотки.

О «крещении кровью» в подземельях замка у Вальтера остались самые смутные воспоминания, но уж встреч с фюрером он не забыл. Дважды видеть этого мирового гения — не всякий армейский генерал такого удостоится! От Гитлера просто било энергией воли.

Вальтер взял со столика у кровати и надел золотые швейцарские часы — ничего, скоро у Германии будут лучше, только закончим войну. Тогда и жирным потомкам Телля не удержаться в стороне.

В отличие от казарм охраны, в комнатах 131-КZ жили по двое и стояли нормальные кровати с панцирными сетками. Вальтер не одобрял такого комфорта — воины Рейха не должны себя баловать. Ладно, ребята и так выкладываются за день, пусть хоть поспят на мягком.

Вальтер вышел в коридор с голыми лампочками под потолком. Спустился узкой бетонной лестницей в офицерскую столовую. Сегодня на ужин была свинина с капустой, «истинно тевтонское блюдо», говорил Бауэр. Иногда Вальтеру нравилась его болтливость, оберштурмфюрер развлекал его лучше, чем это сделал бы попугай.

Гитлер тогда сказал: «Вы — истинная надежда Рейха». Конечно, не единственная, не будем страдать манией величия. Были иные тайные силы.

В столовой почти никого не было, низкое сводчатое помещение слабо освещал пяток ламп в сетках. Над окном раздачи — надоевший за год девиз насчет судьбы.

Вальтер воткнул вилку в кусок свинины, поморщившись — он не любил мясо с прослойками сала. И тут же замер, наклонившись к столу. Еда пахла как-то… Как-то неправильно. Такое значит — нечто произойдет в ближайшем будущем. Предвидение укололо иглой правый висок — а что-то уже произошло.

Пища отдавала кровью.

Подземные коммуникации

«Добро пожаловать в метро «Аугсбург»!

Уэйн прочитал это на картонном плакатике над дверью в конце коридора. Время двигалось неумолимо, и предчувствия становились все хуже и хуже.

— Тащи ее сюда! — кто-то отчетливо сказал за дверью по-немецки.

— Зо, зо!

Уэйн прижал спину к стене — судя по шуму, там что-то грузили и переговаривались человек десять, не меньше. Он знаками показал, как действовать. С сожалением погладил одну из гранат у пояса — все взяли по две, для большего просто не было места.

Он ногой распахнул стальную дверь, (какой легкой она оказалась), и четыре ствола изрыгнули серии щелчков. Взвизгнула какая-то шалая пуля.

Серо-зеленые фигуры падали, лязгнуло несколько раз, один вскрик и все. Одиннадцать человек умерло, не поняв, что происходит. Клери тяжело дышала, смаргивая невольные слезы.

— И правда, метро, — сказал Поль, опуская СТЭН и вынимая пустой магазин.

Перед ними открылось низкое и очень просторное помещение из того же голого бетона. Два рельсовых пути, вмурованных в пол, уходили в полукруглые тоннели, там мог бы проехать грузовик. Над темными жерлами тоннелей белые таблички с цифрами: 1 над правым и 3 над левым. Меж обычными рельсами лежал ярко-желтый, токопроводящий. На стене — герб, ниже — красная надпись «АУГСБУРГ-2». Вместо названия станции.

Пути сближались, оканчиваясь у поворотного круга перед металлическими воротами, за кругом рельсы уходили под створки. На кругу стоял маленький желтый локомотив с открытым вагончиком, наполовину загруженным зелеными длинными ящиками — несколько таких лежали поодаль. По бортам поезда проходила черная полоса, на носу тягача, под единственной фарой — черный номер 24.

Виктор обошел тела, касаясь их временами носком ботинка. Рядом с двумя лежало оружие, какого никто из них не видел. Среднее между карабином и легким пулеметом?

— Сколько осталось патронов, Джек? — спросил он, поднимая один такой агрегат и дергая затвор.

— У меня не больше магазина, — признался тот, — а что у вас?

— По два на человека, — сказала Клер, вытирая пот с виска. Поль просто кивнул.

— Эта фиговина — ничего сложного, но ее патроны не подходят ни к винтовке, ни к пистолету. — Виктор вытащил оставшийся собственный магазин и протянул Джеку. Потом он нагнулся, положил СТЭН и отцепил от пояса мертвеца два брезентовых подсумка с изогнутыми магазинами к новому оружию. Что-то послышалось? Далекое звяканье в тоннеле? Нет, стон.

Один из немцев завозился на полу. Вся грудь его была месивом фарша, ткани и запекающейся крови — Виктор даже не подошел к этому. Теперь русский закинул за спину трофей и опустился на колени рядом с поверженным врагом, положил ладонь ему на грудь, пачкаясь кровью.

— Поль, что-то едет сюда по первому туннелю. Поставь там растяжку. Не наступай на рельсы, — приказал он, не поворачивая головы. Поль пожал плечами и отправился направо.

— Хсс-с… — пробитые легкие ротенфюрера издавали хлюпающий посвист. Рыжеватые волосы склеились от пота, голубые глаза слепо таращились в потолок. На вид ему было на больше двадцати лет — Виктор почувствовал в горле ворсистое прикосновение.

— Говори быстрее, — сказал он. Клер со смутным ужасам поняла, что теперь глаза Вика светятся совсем не по-людски, мертвенным серебристым сиянием, а на лбу меж бровями набухло красное пятно, словно чудовищный гнойник.

— Х-х… — неожиданно четким горловым голосом, выплевывая бордовые сгустки, умирающий заговорил: — Мюнхен, Альберт…штрассе 22. Маме и так скажут, ей не надо. Альберт… мама ее не знает… Хели… Хелен Пфальтц…

— Хелен Пфальтц, Мюнхен, Альбертштрассе двадцать два. Я передам.

— Спас… — Виктор закрыл нестерпимо сияющие глаза и прислушался из глубины себя: тук, тук… тук… Он мысленно сдавил пробитое сердце под ладонью, стараясь не сделать больно. Тук… Замолчало.

Когда они покатили в тоннель № 3, и светлый полукруг входа остался позади, все расслышали там глухой удар. Но только Виктору показалось, что затем зазвучали стоны. Он промолчал. Фара не горела, а лампочки попадались самое большее через триста шагов, бессильные прожечь темноту дальше, чем на расстояние вытянутой руки.

Офицерская столовая

Вальтер отодвинул чашку крепкого кофе и затеребил серебряное шитье на углу воротника мундира. Что-то… или кто-то… а скорее, то и другое вместе, приближалось, сокращало расстояние в пространстве и во времени. Проклятые способности не помогли понять яснее. Погладил ветвистый шрам на затылке — боль давно прошла. «Вивисекторы» — не впервые с ненавистью подумал он.

В этот самый момент прервалась связь с объектом «Аугсбург-2».

Глава 11

Постой, паровоз, не стучите, колеса.

Есть время судьбе взглянуть в глаза.

Русская народная песня

Поезд, вопреки ожиданиям, катился почти бесшумно, иногда позвякивая железной утробой. Виктор достал пистолет с глушителем — они с Джеком ехали на локомотиве, сидя с обеих сторон на кожухе мотора.

— Ребята, вы все слышали разговор? — спросил Виктор, — Мюнхен, Альбертштрассе 22, Хелена Пфальтц. Пожалуйста, передайте, если я не смогу. («Если кто-то из нас нечаянно останется жив» — подумал он).

Туннель немного изогнулся, Уэйну представилась кишка кашалота. Интересно, как он оправляется, этот кашалот? И… сколько? Никогда не размышлял над этим раньше.

— Может, я возьму карабин, Вик? Не тяжело? — он вгляделся в силуэт рядом. Почудилось, что глаза у того светятся, словно бледные лампочки.

— Ладно. — Джек повесил оружие за спину.

Документы из карманов убитых Виктор вынул, и теперь передал стопочку попорченных кровью бумаг англичанину. Ничего интересного, кроме того, что служили они все в отдельном охранном батальоне СС «Зигфрид». Может, значки на куртках и есть эмблема «Зигфрида»?

Виктор скорчился на секунду от боли в спине, та побежала, побежала по позвоночнику вниз и растаяла в копчике. Осталось предчувствие. Что бесшумное оружие очень скоро не понадобится — он едва не свинтил с пистолета глушитель. Нечто очень важное и неблагожелательное проснулось и насторожилось впереди. Нечто, от которого виски отозвались игольными уколами. А может, некто? Или и то и другое.

— Хоть бы уж скорее, — выдохнул он сквозь зубы.

Кабинет 103. Без доклада не входить

— Да нет никаких поводов для беспокойства, штурмбаннфюрер! — Вальтер с тайным отвращением смотрел на пряжку ремня штандартенфюрера. Посреди толстого брюха слова «Моя честь-верность» смотрелись совсем неуместно. Над дубовым двухтумбовым столом штандартенфюрера висели портреты Гитлера и Гиммлера. Гитлер был мрачен, глаза рейхсфюрера СС чему-то улыбались сквозь пенсне.

— Техники уже выяснили причину временного перерыва связи. Представьте себе, штурмбаннфюрер, — (И зачем он меня титулует? Забыл, как зовут, или этот боров так ставит меня на место? Экая скотина!) — крысы! Всего-то навсего крысы! Начальник технической службы сказал, что в жизни не видел такого месива, набились буквально везде и все погрызли! Так что успокойте свою подозрительность, в А-2 порядок. Ха, думаете, менши уже научили воевать крыс?

— Никак нет, герр…

— Оставьте, оставьте звания. Я просто дружески вас успокоил. Вы свободны.

Он вскинул руку и вышел, не дожидаясь, пока эта стельная корова ответит. Теперь уже совершенно ясно было, что в Аугсбурге-2 не все в порядке. Тойфель, да как может фюрер полагаться на такое мурло… А где возьмешь новых? Как говорил Господь, ну нет у меня для вас других людей!

Пора собирать ребят из КZ, они единственные, кому можно полностью довериться. Они поймут сами, если уже не зачуяли беду. А беда будет. Вальтер дернул плечом — забытая детская привычка неожиданно вернулась.

Метро «Аугсбург»

Белый полукруг приближался, ярче, чем на самом деле, из-за темноты кругом. (Ну, черепаха болезная! Двигай же быстрей…)

Свет! Дрезина выскочила из тоннеля, и тут же негромко застучало в руках Уэйна — англичанин срезал двоих возле рельсов. Все, больше никого не было.

Помещение оказалось точно таким же, только зевов тоннелей было четыре, а на стене надпись объявляла «Аугсбург-3» с осточертелым горящим пауком внизу.

Эти два мертвеца были одеты в медицинские халаты со значками, повторяющими герб, но под халатами — все та же эсэсовская форма, у одного — даже бригаденфюрера.

— Вик, что на них есть? — Джек взмахом руки пригласил остальных, — Приехали, начинаем пикник!

— Ничего. — Виктор ловко обыскал убитых — кроме золотой зажигалки и пачки «Житан» (странный вкус, однако же!) и впрямь — ничего.

Еще одно отличие от покинутой станции — схема на стене у двери. Виктор, подходя, мгновенно запечатлел ее в памяти, и только после принялся за подробное изучение. Англосакс заговорил:

— Подземные ветки не показаны целиком, только в самом начале, но и так понятно, что их четыре. Четвертая идет куда-то к морю. — Джек замолчал, оглянулся на русского друга. Станцию отмечала красная стрелка. Часть плана, где она находилась, рисовалась черным цветом, часть — синим, в том числе и пунктир по всему периметру. Внимание Виктора привлекли опоясанные отдельным пунктиром синие прямоугольники с надписями «Аффель[15] 1, 2, 3 и 4». Что за обезьянник?!

— Джок, похоже, черный обозначает подземную часть, синий…

— И так понятно. Куда топаем? И не зови меня «Джок». Идет?

— Ну, вот эти комнаты недалеко обозначены «Lab-1» и так далее. Вырви мне зуб, ты давно хотел, если Лаб — не «лаборатория».

— Потерпишь. Там — главные ворота, но все простреливается, кошке ясно, а вот еще выходы — раз, два, три…

Пока они подымались наверх, в голове Виктора все крутился непонятный «обезьянник».


Пришлось подорвать еще пару дверей. (Поль очень тщательно отмерял взрывчатку, стараясь сэкономить и произвести поменьше шума. Парень и вправду отменно знал свое дело). Убили нескольких в белых халатах и одного охранника уложил из пистолета Вик, когда дурак сунулся не в тот коридор не в то время.

И все же до подземелий, обозначенных «лаб» они не дошли. Помешала Клер — она первой острыми глазами заметила неброскую табличку на серой двери: «Архив». Уэйн лишь виновато развел руками — он не запомнил это место на плане. Дверь была заперта.

— Погоди, — Виктор остановил Поля, положив тому руку на плечо — француз хотел достать оставшуюся взрывчатку. Их сапер засунул пистолет за ремень, забросил СТЭН за спину — патроны к пистолету-пулемету остались только у Джека и Клер. — Тут все не так.

— Что еще за «не так»? — Поль уставился на дверь.

— Тут не могли не оставить паскудного подарка… — пояснил Виктор, и принялся ощупывать дверь, начиная с круглой ручки. Причем он бормотал нечто вроде «а по полю нашему-то трактора, трактора…» Клер на минуту подумала, что Вик тронулся, Уэйн — что русские, верно, все со странностями, иначе не строили бы коммунизм. Поль один очень внимательно следил за движениями товарища, покусывая губу.

— И не одна трава помята! В смысле, все открыто, — Виктор улыбнулся как человек, сваливший тяжелую работу. — Если бы рванули, погибли б все документы — остроумно сделано! — С такими словами он потянул огнеупорную дверь и она отошла от косяка.

…Объект № 2189. Имя: Суханов Василий Ильич. Г. р. 1905, воз. 38 лет (полных). Поступил из лагеря Заксенхаузен 23.09.1942. Здоров. Противопоказаний нет. Произведена трепанация по методу проф. Риксенберга 10. 11. 1942. Послеоперационный период перенес без осложнений. Проявление М-способности на третий день, R-способности на пятый день. S-способность не проявилась. Наблюдение в течение трех месяцев. Повышение М с 0,5 до 2,3; R с 0,1 до 0,39. Объект подлежит превентивному уничтожению до 10.03.1943. [16]

И черно-синий штамп: «Уничтожен», с припиской от руки: 02.03.43.

Объект № 347к. Имя: Франсуа Роньяр. Г. р. 1935, воз. 8 лет (полных). Поступил из лагеря Бухенвальд 03.01.1943. Здоров. Легкий недостаток мышечной массы. Противопоказаний нет. Произведена трепанация по методу проф. Риксенберга и иссечение мозолистого тела по методу проф. Гауспера 02.05.1943. Послеоперационный период: прогрессирующая глухота, паралич правой руки. Проявления спец. способностей не обнаружено. В связи с дальнейшей бесперспективностью работ уничтожить не позднее 01.06.1943.

«Уничтожен 29.05.43.»

«К, наверное, означает kinder?» — Виктор сложил бумагу и сунул в карман.

— Дьявол! Да что ж это такое!! — Поль отбросил пачку бумаг, они разлетелись по комнате, уставленной зелеными шкафами. С белых прямоугольных бирок смотрели цифры и условные сокращения.

— Посмотрите вот эти, — Клер поставила на стол тяжелый ящик с надписью Freiwillig[17].

— Унтершарфюрер Пауль Вейнеке. Карл Хайнес, обершарфюрер. Но даты здесь совсем недавние. — Девушка переворошила пачку.

— Ну вот. Что-то уже понимаю. — Виктор поднял взгляд к потолку, прислушиваясь. — Но какая мразь, Боже…

— Какого лешего тебе понятно! — Уэйн хлопнул открытой ладонью по столу, скривился.

— Они начали оперировать добровольцев из СС после того, как потренировались на заключенных. Бросовый материал — в концлагерях людей пускают на ветер тоннами. А дети, я думаю, для чистоты эксперимента. А может, хотят выводить юберменшей еще в утробе матери.

— Юберменшей? — Клер глядела на него, медленно покачивая головой.

— Сверхчеловеков. То, что я получил от рождения, они делают с людьми искусственно. Телепатия, телекинез — догадываюсь, как управляются ракеты на расстоянии безо всякого радио. Да хрен его знает что еще такое… Все, уходим отсюда!

— Пошли. — Уэйн с полным доверием относился к чувству опасности коллеги. — Кто там? — спросил, когда оказались в коридорах.

— Они. — Виктор почти перешел на бег, сбросив с плеча трофейное оружие. — Они…


— …уже здесь. — Вальтер поправил ремень автомата. 131-КZ шел за нм в полном составе. Охрану они поднимать из спячки не стали — эти тупые скоты, сказал Вальтер друзьям, не верят в предчувствия. Да их помощь и не нужна лучшим бойцам Германии. Штурмбаннфюрер сейчас ощущал себя безотказным оружием в руке Родины — он любил упругое напряжение мускулов и нервов. Если бы не СС, подумал Вальтер, я стал бы в автогонщиком или истребителем.


— Проверь! — Джек вытянул руку в сторону двери с надписью «Лаборатория-12». Виктор помнил, что там должен быть выход в параллельный коридор. Им едва удалось вывернуться на этот раз только благодаря нечеловеку, теперь тот зажимал левое запястье, не имея времени дать команду крови свернуться — себя, в отличие от других, лечить он умел. Но хвала Всевышнему, задело только его, и двоих они, похоже, оставили там. Теперь Уэйн тоже держал трофейный автомат — глушители стали бесполезны. Виктор вспомнил, что предсказывал такой поворот событий.

— Иду! — Выбитый точным пинком замок, и русский влетел в помещение. И тут же, еще в движении, дернулся назад — подкорковое волчье предчувствие сработало раньше сознания, раньше сверхъестественных качеств.

Все. Опоздал. Лязгнуло за левым плечом и проем наглухо перекрыла стальная противопожарная пластина, красная с косыми черными полосами.

Виктора ударило прямо в мозг, глаза изнутри точно пробили раскаленные острия, из уха плеснул фонтанчик крови, темной в неярком свете потолочных плафонов.

Он не услышал, как о пол ударился автомат, но вбитые лубянскими стражами самого гуманного в мире государства рефлексы не подвели — тут же Виктор согнулся, ловя оружие. Мог поклясться душой, что оно не выпало само — автомат вырвало из рук. Теперь на полу его не было. Зрение приходило в норму — он мог рассмотреть сквозь слезы боли решетчатый балкон в просторном зале, некие механизмы у стен — больше ничего не было.

Внутри его головы кто-то тихо смеялся.

— Вот и свидание, — тихо сказал тот же голос. — Оно не подвело — ты кинулся, куда надо, аффлинг[18].

«Оно?»

— Предчувствие, — любезно ответил голос. — Не беспокойся за остальных, ими есть кому заняться.

И русский увидел за тонкими поручнями балкона высокую черную фигуру.

— Видишь, менш, я без оружия. — Он сочится удовольствием, подумал Виктор, как кот над мышью. Тьфу, ну и сравнение, жаль, лучше нет. Он снова собрал себя в одно целое — как волк понял, что эта немецкая овчарка не слезет с его загривка. Кровь перестала течь из дырки в запястье.

Ну, дурак, неужто думаешь, устроим тут турнир по шашкам. Виктор приготовился выхватить бесшумный «хай-пауэр» (бляха, не зацепился бы глуши…)

Надежнейший «браунинг» просто взорвался в руке! Части полетели в разные стороны, кожух-затвор едва не отсек стрелку ухо. Виктор отбросил останки, тряхнув обожженной кистью.

— Всегда обожал финал старых фильмов — один на один без оружия! — Вальтер стиснул кулаки. Он все более поддавался веселой и грозной ярости. Чувство берсерка, а они непобедимы. Нет, он не мог отдать такую возможность — самому, без оружия, раздавить обезьяну, в наглости вообразившую себя сверхчеловеком. Он сжал вриль[19] в комок и ударил.

Виктор

От разрывающей боли в мозжечке заложило уши, и тут же тело перестало слушаться. Вдруг, бес его знает, отчего, закрыла все вокруг стена огня, и между нею и глазами заплясали, заизвивались жуткие и богомерзкие рожи, точно вурдалаки в ночь святого Андрея. Он пытался прогнать наведенные судороги разума, но тщетно.

«Нет, я тебе не Хома Брут» — мысль пришла четкая и сверкающая веселыми злыми гранями, и нечто в ней было такое, что помогло — Виктор больше не прогонял огонь, хотя ясно чувствовал жар все ближе, теперь поднималось из памяти накопленное за годы жизни, и особенно облегчительными оказались воспоминания детства — две венчальные свечи на божнице древней прабабки.

«Рожа твоя бесстыдобная», говорила та бедокуристому правнуку. Прабабка умерла, когда Витьке было шесть. И вот теперь, на чужой земле в чужом аду, она помогла — он снова мог видеть врага, огонь исчез.

«Закажу за упокой прабабкиной души», подумал Виктор, и вспомнил, что не видел во Франции еще ни одной православной церкви. Вряд ли набожной старушке понравился бы католический молебен.

Он нащупал на шее серебряный крестик на тонкой цепочке, неожиданно для себя сунул его в рот, дернул подбородком — цепочка оборвалась. И пошел к лестнице, ведущей на балкон.

Вальтер

Слишком много затрачено сил — и сам он не ожидал такого, слишком крепок оказался противник. Сверхобезьяна устояла и отбросила юберменша к стене. Теперь она шагает к нему, собираясь достать из-за пазухи нож — будто он не может читать мысли питекантропа, хоть и наделенного, ошибкой Создателя, той же силой. А где остальные? Эсэсовец прислушался внутренним, духовным ухом — тойфель, еще двое! Курт ранен, а Хайнес, кажется, погиб. Пора кончать с недоноском. Он перекинул из-за спины автомат — шутка с честным безоружным боем и так затянулась.

Виктор

Самое трудное — держать, держать в голове мысль о ноже. Проклятье, он словно граблями в мозгах шарит! Больно же, мать твою! А, вот и иссякло у тебя чувство юмора, сучий выродок — тянется за автоматом.

Виктор изо всех сил разогнал реакцию, уходя в сторону, и бросил нож.

Вальтер

А, все верно! Какая реакция у ублюдка! Вальтер описал стволом полудугу и выдавил крючок. Куда ты, к дьяволу, уйдешь от пули! Штурмбаннфюрер изящно крутанулся на каблуке, пропуская мимо плеча блеснувшую рыбку ножа — если бы не ускоренные рефлексы, получил бы лезвие в сердце.

И с криком выдавил воздух из легких от боли в правом глазу. Своей очереди Вальтер не услышал.

Виктор

Тело в черном грянулось о бетон с сухим треском — череп не выдержал. Ничего, подумал Виктор, тебе больно не было. Пуля сбила кепку и вырвала клок волос на макушке — а ведь стрелял уже мертвец.

Он перевернул тело ногой, расколотая голова болтнулась, кровь потекла гуще. Голубой глаз уставился ему в лицо.

Конечно, нож прошел мимо. Вершина тупости — недооценить такого противника, но роль свою нож сыграл. С броском ножа русский плюнул немцу в глаз по всем правилам ниндзюцу.

Из правой глазницы свисала цепочка — Виктор потянул за нее, и крестик вылез из глубины черепа с чвякающим звуком. Потекла желтоватая жижа из разорванного глазного яблока, мешаясь с кровью.

Нечеловек вытер цепочку о рукав и сунул в карман. Пора выручать остальных, а то еще напугаются одни.

Загрузка...