Пираты Венеры

Предисловие

Когда Карсон Нейпер покинул мою контору, чтобы лететь в остров Гуаделупа и оттуда отправиться на Марс в построенной им гигантской ракете, я был убежден, что больше никогда о нем не услышу. У меня не было сомнений, что его поразительные телепатические способности помогли бы мне получать от него информацию. Но я считал, что он погибнет через несколько секунд после начала осуществления своего безумного плана.

Однако мои опасения не оправдались. Я следил за ним во время его фантастического полета в космосе, вместе с ним дрожал от ужаса, когда притяжение Луны изменило траекторию ракеты и направило ее в сторону Солнца, у меня перехватило дыхание, когда он оказался в плену притяжения Венеры, я переживал вместе с ним его первые приключения на этой таинственной, закрытой вечным облачным покровом планете, названной ее разумными обитателями, с которыми встретился Карсон, Амтор.

Его любовь к недоступной Дуаре, дочери тамошнего короля, захват в плен жестокими тористами, самоотверженность Карсона при спасении любимой им девушки взволновали меня.

Я видел его глазами удивительного человека-птицу, уносящего Дуару со скалистых берегов Нубола к кораблю, который должен увезти ее на родину, в тот момент, когда Карсон Нейпер был схвачен сильным отрядом тористов.

Я видел это — но пусть теперь Карсон Нейпер расскажет, что произошло дальше, своими собственными словами, а я опять стану беспристрастным летописцем.

Глава 1 СЕМЬ ДВЕРЕЙ

Захвативших меня в плен тористов возглавляли ангам Муско и шпион тористов Вилор, которые задумали и осуществили похищение Дуары из ее каюты на борту «Софала».

Едва добравшись до материка на кланганах, этих странных крылатых людях Венеры, они бросили Дуару на произвол судьбы, ибо на их отряд напали волосатые дикари, от которых я спас принцессу с помощью героически защищавшего ее ангана.

И хотя похитители оставили Дуару на верную смерть, они были вне себя, когда я сумел вырвать ее из их лап и переправить на палубу «Софала». Мне помог последний оставшийся в живых анган. Теперь, когда нападавшие разоружили меня и я оказался в их власти, они осмелели и с яростью бросились ко мне.

Я наверняка был бы убит на месте, но одному из командиров отряда пришла в голову идея получше.

Вилор, у которого не было оружия, взял меч у солдата и направился ко мне с намерением, не вызывающим никаких сомнений.

— Подожди! Чем заслужил он право быть убитым быстро и без мучений? — вмешался этот командир.

— Что ты имеешь в виду? — осведомился Вилор, опуская оружие.

Страна, куда мы попали, Вилору была почти так же незнакома, как и мне, поскольку он был родом из далекой Торы. Отряд же, который помог захватить меня, состоял из жителей Нубола, которых тористы вынудили присоединиться к своему союзу, стремясь разжечь по всему Амтору раздоры и войны и уничтожить существующие государства, чтобы установить собственную невежественную тиранию.

Поскольку Вилор колебался, тот постарался его переубедить.

— У нас в Капдоре, — объяснил он, — есть гораздо более интересные способы уничтожения врагов, чем просто заколоть их мечом.

— Расскажи мне подробнее, — потребовал Муско — Этот человек заслуживает долгой и мучительной смерти. Он, оказавшись на борту «Софала» в качестве пленника вместе с другими вепайцами, возглавил бунт, в ходе которого были убиты все офицеры корабля.

Он захватил другой корабль, «Совонг», освободил пленников, ограбил корабль, потопил его большие пушки в море и принялся пиратствовать.

Он напал на «Яан», торговый корабль, на котором я, ангам Муско, плыл как пассажир. Невзирая на мои полномочия, открыл по «Яану» огонь и захватил его. Ограбив корабль и уничтожив вооружение, сделал меня пленником на борту «Софала». Он обращался со мной с крайним неуважением, лишив свободы и угрожая жизни.

За все это он должен умереть, и если его смерть будет соответствовать его преступлениям, вас не оставят без награды те, кто правит Торой.

— Давайте отведем его в Капдор, — предложил сторонник изощренных способов казни — Там у нас есть комната с семью дверями. Обещаю вам, что его мучения в стенах комнаты будут более ужасными, чем от любой раны, нанесенной мечом.

— Хорошо! — воскликнул Вилор, возвращая меч солдату, у которого позаимствовал оружие. — Эта тварь заслуживает наихудшего.

Меня повели вдоль берега в том направлении, откуда они пришли. Во время похода из их разговоров стало ясно, какое несчастное стечение обстоятельств определило злую судьбу, предавшую меня в тот момент, когда Дуара и я могли спокойно вернуться на «Софал» к своим верным друзьям.

Пленивший нас вооруженный отряд из Капдора искал сбежавшего узника, когда их внимание привлек бой между волосатыми дикарями и кланганами, защищавшими Дуару. На эту же сцену обратил внимание и я в поисках прекрасной Дуары — дочери Минтепа, джонга Вепайи.

Отряд подошел, чтобы узнать в чем дело. Здесь они встретили Муско и Вилора, сбежавших с поля сражения. Эти двое, сопровождаемые отрядом, вернулись назад именно в тот момент, когда Дуара, оставшийся в живых анган и я заметили у берега «Софал» и собирались подать ему сигнал.

Поскольку человек-птица мог перенести только одного из нас за один полет, я приказал ему, против его желания, отнести Дуару на корабль. Она отказывалась покинуть меня, а он боялся возвращаться на «Софал», ибо помогал похитить принцессу. Но в конце концов я заставил ангана взять принцессу и улететь, когда отряд тористов уже был рядом.

С моря дул сильный ветер, и меня беспокоило, что анган не сможет из-за ветра опуститься на палубу «Софала». И все же смерть в морских волнах будет гораздо лучшей участью для Дуары, чем плен у тористов, особенно во власти Муско.

Мои стражи наблюдали, как человек-птица со своей ношей борется со встречным ветром, но это продолжалось всего несколько минут. Затем они двинулись обратно в Капдор, ибо Муско опасался, что Камлот, который теперь командовал «Софалом», высадит своих людей и будет преследовать их отряд, как только Дуара сообщит ему, что я попал в плен. Вот почему они торопились уйти и быстро скрылись за острыми скалами, а анган и Дуара исчезли из виду. Очевидно мне суждено прожить оставшиеся краткие часы жизни, не зная о судьбе венерианской красавицы-принцессы, ставшей по капризу судьбы моей первой любовью.

То, что я полюбил именно эту девушку из королевства Вепайя, где так много прекрасных женщин, само по себе оказалось трагедией. Дуара была девственной дочерью джонга — короля страны, закон и традиции которой строго предписывали принцессе оставаться всю жизнь недоступной святыней.

За восемнадцать лет жизни Дуаре не было позволено говорить ни с одним мужчиной, кроме членов королевской семьи и нескольких особо доверенных приближенных. И тут по воле случая я вторгся в ее жизнь. Вскоре с ней случилось худшее. Отряд тористов похитил ее — тот же самый отряд, который потом схватил Камлота и меня.

Она была потрясена и испугана моим признанием в любви, но не стала винить меня. Видимо, она относилась ко мне с презрением до самого последнего момента на вершине каменных утесов, возвышавшихся над бурным венерианским морем, когда я приказал ангану отнести ее на «Софал». И лишь тогда она, протянув руки, воскликнула:

— Не отсылай меня от себя, Карсон! Не отсылай! Я люблю тебя!

Эти невероятные слова звенели в моих ушах, поддерживали силы даже перед лицом смерти, ожидавшей в комнате с семью дверями, о которой говорил главарь тористов.

Конвоиры очень заинтересовались моими светлыми волосами и голубыми глазами. Такого они не видели ни у одного жителя Венеры. Они расспрашивали Вилора обо мне. Он отвечал, что я — вепайец, а поскольку вепайцы — смертельные враги тористов, он не мог бы найти худшего клейма, даже окажись я не виновным в преступлениях, в которых меня обвинял Муско.

— Он утверждает, что прибыл из иного мира, находящегося далеко от Амтора. Но его схватили в Вепайе вместе с другим человеком, вепайцем, и он хорошо известен Дуаре, дочери Минтепа, джонга Вепайи.

— Какой же может быть другой мир, кроме Амтора? — усмехнулся один из солдат.

— Конечно, никакого, — кивнул другой — За пределами Амтора — только расплавленные камни и огонь.

Я был измучен событиями, которые пришлось пережить с тех пор, как рев урагана и качка «Софала» разбудили меня прошлой ночью. Когда огромная волна смыла меня за борт, пришлось бороться с морской стихией, с которой вряд ли справился бы менее сильный, чем я, человек. А когда я добрался до берега, пришлось долго бродить в поисках Дуары и ее похитителей. Еще больше истощились силы в упорном бою с клунобарганами, волосатыми зверолюдьми, напавшими на похитивших принцессу негодяев.

Вот почему я почти выбился из сил, когда мы одолели подъем и перед нами появился окруженный стенами город, лежавший на берегу моря в устье небольшой реки. Это и был Капдор, цель нашего пути. И хотя я понимал, что здесь меня ждет смерть, все же смотрел на него с надеждой, поскольку полагал, что за этими мрачными стенами смогу получить пищу и воду.

Городские ворота, через которые мы прошли, надежно охранялись. Очевидно, у обитателей Капдора много врагов. Все жители вооружены мечами, кинжалами и пистолетами. Пистолеты походили на те, с которыми я познакомился в доме Дурана, отца Камлота, в городе на деревьях Куаде — столице островного королевства Вепайи.

Я уже упоминал, что это оружие испускало пучки смертоносных р-лучей, разрушавших живые ткани. Оно опаснее, чем известные на Земле автоматические винтовки и пулеметы.

На улицах Капдора было многолюдно. Однако жители выглядели вялыми и апатичными. Даже облик голубоглазого светловолосого пленника не вызывал интереса. Мне они показались вьючными животными, выполняющими свои давно надоевшие обязанности. Казалось, они полностью утратили воображение и надежду. Так выглядели те, кто был вооружен кинжалами, но попадались и другие. Их я принял за солдат. Они носили мечи и пистолеты, выглядели живее и веселее. Очевидно, они принадлежали к привилегированному классу; впрочем, умнее, чем остальные, они не казались.

В основном город состоял из захудалых лачуг, но порой попадались и более претенциозные двух- и даже трехэтажные дома. Многие были деревянными, поскольку эта часть Амтора богата лесами. Правда, здесь не встречались те огромные деревья которые растут на острове Вепайя — первое, что меня поразило на Венере.

Вдоль улиц, по которым мы шли, стояло немало и каменных зданий. Однако они выглядели скучными коробками, без всяких признаков вмешательства вдохновения или гения искусства. В этом отношении они напомнили так называемую современную архитектуру, которая уже заявила о себе перед моим отлетом с Земли.

Вскоре стражи привели меня на широкую площадь, окруженную более высокими, хотя и не более красивыми зданиями, чем те, мимо которых мы проходили раньше. Здесь тоже чувствовалось убожество, неумение и презрение к красоте.

Мы вошли в дом, вход в который охранялся солдатами. Вилор, Муско и главарь отряда, захватившего меня, прошли внутрь, в большую комнату, где крупный, тучный человек спал в кресле, положив ноги на стол, очевидно, служивший ему и для еды, поскольку был завален бумагами и остатками пищи.

Спящий, потревоженный нашим появлением, открыл глаза и какое-то время тупо щурился на нас.

— Привет тебе, друг Сов! — воскликнул офицер, сопровождавший меня.

— А, это ты, друг Окал, — пробурчал Сов сонно. — А кто остальные?

— Ангам Муско, Вилор и вепайский пленник, захваченный мной.

При упоминании титула Муско Сов поднялся, поскольку ангам — это человек, занимающий высокое положение в иерархии тористов.

— Привет тебе, ангам Муско! — воскликнул он. — Значит, вы привели вепайца? А он случайно не врач?

— Не знаю, кто он, и меня это не интересует, — заявил Муско. — Врач или не врач, он головорез и мерзавец, и должен умереть.

— Но нам очень нужен врач, — настаивал Сов. — Мы погибаем от болезней и старости. Если у нас не будет врача, то умрут все.

— Ты слышал или нет, что я сказал, друг Сов? — отрезал Муско раздраженно.

— Да, ангам, — ответил Сов покорно — Он умрет. Должен ли я уничтожить его немедленно?

— Друг Окал сказал, что у вас есть более медленный и приятный способ уничтожения злодеев, чем с помощью лучевого ружья или меча. Мне интересно. Расскажи о нем.

— Я имел в виду комнату с семью дверями, — объяснил Окал. — Видишь ли, преступления этого человека чудовищны: он захватил великого ангама и даже угрожал его жизни.

— У нас нет наказания, соответствующего такому преступлению, — разъярился Сов, — к сожалению, мы не можем предложить ничего лучше комнаты с семью дверями, и она будет подготовлена.

— Опиши ее, — потребовал Муско — Что это такое? Что с ним произойдет? Как он умрет?

— Не будем говорить в присутствии пленника, — предложил Окал, — если хочешь получить максимум удовольствия от его мучений.

— Да, заприте его, заприте его! — приказал Муско — В камеру!

Сов вызвал пару солдат, которые отвели меня в дальнюю комнату и запихнули в темный погреб без окон. Солдаты захлопнули над головой тяжелый люк, заперли его и оставили наедине с мрачными мыслями.

Комната с семью дверями! Название интриговало. Какая ужасная смерть ожидает там? Вдруг в конце концов это окажется не так ужасно? Возможно, враги лишь пытались напугать, ожидая проявления страха или слабости.

Итак, вот чем заканчивалась моя безумная попытка попасть на Марс! Смертью в одиночестве в далекой цитадели тористов в Нуболе, о которой почти ничего не известно, кроме названия. На Венере осталось столько любопытного, а я так мало успел повидать!

Я припоминал все, рассказанное мне Данусом о Венере, так воспламенившее воображение, — отрывочные истории, напоминавшие сказки: о Карболе, холодной стране, где обитают неведомые свирепые звери и еще более странные и свирепые люди; о Траболе, теплой стране, где лежал остров Вепайя и куда случай направил ракету, на которой я прилетел с Земли. Больше всего меня интересовал Страбол, жаркая страна, поскольку я был уверен, что это — экваториальный район Венеры и за ним лежат огромные неисследованные пространства — северная умеренная зона, — о которых не имели никакого представление обитатели южного полушария.

Когда я захватил «Софал» и сделался капитаном пиратов, я надеялся, что смогу найти океанский проход на север к этим неизвестным землям. Какие странные расы, какие новые цивилизации мог я встретить там! Но теперь наступал конец не только моим надеждам, но и самой жизни.

Я решил не думать о таких вещах. Сочувствовать себе очень легко, но этого никогда не надо делать, ибо лишает присутствия духа.

За прожитую жизнь у меня накопилось достаточно приятных воспоминаний; их-то я и призвал к себе на помощь. Счастливые дни, проведенные в Индии до того, как умер мой отец-англичанин, служили пищей для чудесных картин прошлого. Припомнился старый Чандр Каби, мой учитель, и все то, что узнал от него помимо школьных учебников. Не последним из его уроков было то видение мира, которое я призвал к себе на помощь. Именно Чандр Каби научил меня, как использовать все ресурсы разума и как отправлять мысленные послания через какие угодно расстояния другому уму, настроенному на их получение. Без участия того далекого воспринимающего разума все впечатления и подробности моих удивительных приключений погибли бы вместе со мной в комнате с семью дверями.

И другие приятные воспоминания помогали разогнать мрак, окутывающий ближайшее будущее, — о славных и верных друзьях, приобретенных за краткое время пребывания на Венере: о Камлоте, моем лучшем друге, и «трех мушкетерах» на «Софале» — фермере Ганфаре, солдате Кироне и рабе Заге. Они были настоящими друзьями!

И наконец — самое приятное из воспоминаний — Дуара. Ради нее я рисковал. Ради ее последних слов, обращенных ко мне, можно и умереть. Она крикнула, что любит меня, — она, несравненная, недоступная, она, надежда Вепайи, дочь короля. Я едва мог поверить, что слух не обманул меня, ибо за все время нашего знакомства в тех немногих словах, которые она снисходительно бросала мне, она старалась неизменно внушить, что не только не предназначена для такого, как я, но и что ненавидит меня. Женщины — странные существа. И на Венере, и на Земле.

Не знаю, сколько времени прошло в темной дыре; должно быть, несколько часов. Наконец послышались шаги в комнате наверху, затем люк поднялся, и мне приказали выходить.

Несколько солдат отвели меня в грязный кабинет Сова, где этот офицер проводил время в беседе с Муско, Вилором и Окалом. Кувшин и стаканы, а также запах крепкого напитка свидетельствовали о способе, которым они оживляли беседу.

— Отведите его в комнату с семью дверями, — приказал Сов охранявшим меня солдатам. Сами же они последовали за конвоем, который вывел меня из кабинета.

Промаршировав мимо Сова, солдаты свернули в узкую извилистую аллею, и вскоре мы вышли на довольно большую площадь. В центре ее располагалось несколько строений. Среди них выделялась круглая башня, окруженная рвом и высокой каменной стеной.

Через маленькие ворота мы вошли в крытый проход — мрачный туннель, который заканчивался крепкой дверью. Один из конвоиров отомкнул ее большим ключом, переданным ему Окалом. Затем солдаты встали по обеим сторонам двери, а я вошел внутрь с Совом, Муско, Вилором и Окалом.

Мы оказались в просторной круглой комнате, в стенах которой были семь абсолютно одинаковых дверей, расположенных на равных расстояниях по окружности.

В центре комнаты стоял круглый стол. На нем — семь больших блюд с различными кушаньями и семь кувшинов с напитками. Над центром стола свешивалась веревка с петлей на конце; верхний конец ее терялся во тьме под высоким потолком, поскольку комната едва освещалась.

Я сильно страдал от жажды и умирал с голода, так что вид накрытого стола поднял мой слабеющий дух. Очевидно, даже если пришло время умирать, я не умру голодным. Тористы может быть, жестоки и бессердечны в некоторых отношениях, но несомненно в них теплилась частица доброты, иначе бы никогда не дали обреченному человеку столько еды.

— Слушай внимательно! — бросил Сов, обращаясь ко мне. — Слушай то, что я скажу.

Муско изучал комнату со злорадной ухмылкой на губах.

— Мы оставим тебя одного. Если сможешь выбраться отсюда, тебе будет сохранена жизнь. Как видишь, здесь семь дверей. Ни на одной из них нет засова или запора. За каждой начинается коридор, точно такой же, как тот, через который мы вошли в комнату. Тебе можно открыть любую из дверей и выйти в любой из коридоров. Но после того, как войдешь в дверь, пружина захлопнет ее и ты не сможешь открыть дверь с той стороны. Двери устроены так, что их нельзя ничем подпереть, чтобы оставить открытыми, за исключением той двери, через которую мы вошли в комнату. За этой единственной дверью тебя ждет жизнь, за остальными — смерть.

В коридоре за второй дверью ты обязательно наступишь на скрытую пружину, которая выпустит в тебя длинные острые стрелы; они полетят отовсюду, ты будешь пронзен ими и умрешь.

В третьем коридоре такая же пружина подожжет пламя, и ты погибнешь в огне. В четвертом ты попадешь под смертоносные р-лучи и умрешь немедленно. Когда же ты войдешь в пятую, на другом конце откроется дверь и в коридор войдет тарбан.

— Что такое тарбан? — спросил я.

Сов посмотрел на меня в изумлении.

— Ты знаешь не хуже меня! — проревел он.

— Говорю тебе, что я из другого мира, и не знаю, что это такое.

— Не будет вреда, если мы скажем, — предложил Вилор, — вдруг он в самом деле не знает и тогда не сможет по-настоящему узнать ужас комнаты с семью дверями.

— Неплохая мысль, — заметил Муско. — Опиши тарбана, друг Сов.

— Ужасный зверь, — объяснил Сов, — огромный и страшный. Покрыт жесткой, как щетина, шерстью красноватого цвета, с белыми полосами, идущими вдоль тела, а брюхо голубоватого оттенка. С могучими челюстями и острейшими когтями, и не ест ничего, кроме мяса.

Тут раздался оглушительный рев, который, казалось, мог покачнуть башню.

— Вот и тарбан, — заметил Окал с усмешкой. — Он не ел три дня и не только очень голоден, но и очень зол.

— А что за шестой дверью? — осведомился я.

— В коридоре за шестой дверью спрятаны трубки, из которых польется кислота. Она попадет тебе в глаза и выжжет их, медленно разъест плоть, но ты умрешь не слишком быстро. Вполне хватит времени, чтобы раскаяться в преступлениях, которые привели тебя в комнату с семью дверями. Лично мне кажется, что шестая дверь — самая ужасная из всех.

— Я считаю, что седьмая хуже, — возразил Окал.

— Возможно, — согласился Сов. — В седьмом коридоре смерть приходит не так быстро, и мучения длятся долго. Когда ты наступишь на скрытую пружину в коридоре за седьмой дверью, стены медленно начнут сдвигаться. Их движение так медленно, что его почти невозможно заметить, но в конце концов стены постепенно раздавят тебя.

— А зачем петля над столом? — спросил я.

— Когда ты будешь мучиться от невозможности решить, за которой дверью находится жизнь, — объяснил Сов, — у тебя появится искушение покончить с собой, для чего и висит петля. Но она с умыслом подвешена на такой высоте от стола, что ей нельзя воспользоваться, чтобы сломать шею и принять быструю смерть; ты можешь только задохнуться.

— Похоже, вы потратили много усилий, придумав столь изощренный способ уничтожения врагов, — заметил я.

— Комната с семью дверями предназначена в первую очередь не для уничтожения людей, — разуверил меня Сов. — Она используется как средство убеждения не верящих в торизм, и прямо-таки удивительно, насколько действенна комната, — добавил он со смехом.

— Могу представить, — ответил я. — А теперь, когда вы любезно познакомили меня с худшим, будет ли мне разрешено удовлетворить голод и жажду перед тем, как умереть?

— В последние часы жизни ты можешь делать со всем, находящимся в комнате, что захочешь. Но заранее предупреждаю: из семи блюд на столе одно отравлено. И прежде чем ты удовлетворишь жажду, тебе наверняка будет интересно знать, что из семи изысканных напитков, налитых в сосуды, шесть отравлены. А теперь, убийца, мы покидаем тебя. Последний раз ты глядишь на людей.

— Я с удовольствием встречу смерть, — ответил я, — если в жизни мне не осталось ничего более приятного, чем глядеть на вас.

Один за другим они покинули комнату через дверь жизни. Я внимательно глядел на эту дверь, чтобы хорошенько ее запомнить, а затем тусклый свет погас, и комната погрузилась во тьму.

Я быстро пересек помещение по прямой линии к тому самому месту, где находилась дверь. Улыбнулся про себя — какие же они простаки, коль скоро вообразили, что я немедленно потеряю ориентировку только из-за того, что погас свет. Надо надеяться, они не лгали, тогда я выйду из комнаты почти так же быстро, как они, и потребую обещанную мне жизнь.

С вытянутыми руками приблизился к двери. Неизвестно почему, но слегка кружилась голова. Было трудно сохранять равновесие. Пальцы прикоснулись к движущейся поверхности. Это стена скользила под пальцами влево. Я почувствовал, как поверхность двери проскользнула под ними, появилась и другая, потом еще одна. Все ясно — пол, на котором я стоял, крутился! Дверь, ведущая к жизни, потеряна!

Глава 2 ЗАБЛУДИЛИСЬ

На мгновение я впал в отчаяние и застыл на месте. Внезапно свет зажегся, и стало видно, как стена и двери медленно перемещаются передо мной. Какая из дверей вела к жизни?

Как-то сразу я ощутил страшную усталость и почти полную безнадежность. Меня преследовали муки голода и жажды. Подошел к столу в центре комнаты. Различные вина, молоко и вода, налитые в семь кувшинов, дразнили. Один из семи был безопасный и мог быстро утолить мучившую меня жажду, уже ставшую пыткой. Вдыхая запах, я попытался исследовать содержимое каждого кувшина. Здесь было два кувшина с водой, содержимое одного показалось мне мутным: я решил, что в другом жидкость была неотравленной.

Я поднял кувшин. Запекшееся горло умоляло об одном маленьком глоточке. Поднес кувшин к губам, но тут вновь нахлынули сомнения. Пока оставался хоть ничтожный шанс выжить, нельзя рисковать, и потому кувшин остался на столе.

Оглядев комнату, увидел в тени стул и койку у стены. Поскольку я не мог ни есть, ни пить, то по крайней мере стоило отдохнуть и, может быть поспать. Моим тюремщикам придется подождать осуществления своих ожиданий — так долго, как только возможно. Размышляя, я осторожно приблизился к койке.

Свет в комнате был очень слабый, но все же когда я был уже готов броситься на койку, мне удалось заметить, что кровать утыкана острыми, как иглы, металлическими шипами. Мечты о спокойном сне рассеялись. Ощупав стул, я понял, что и он оснащен колючками.

Как откровенно тористы проявили свою дьявольскую сущность в замысле этой комнаты и ее обстановки! В ней не оказалось ничего, что можно использовать без опасности, кроме, пожалуй, пола. Я так устал, что растянулся на нем во весь рост. На мгновение он показался роскошным ложем. Правда, неудобство моей постели становилось все более ощутимым — пол дьявольски твердый. И все же усталость взяла свое — я задремал, когда почувствовал, как что-то прикоснулось к спине — холодное и липкое.

Сразу поняв, что это какой-нибудь новый дьявольский вид пытки, вскочил на ноги. По полу извивались, подползали ко мне змеи всех размеров, и у многих был довольно устрашающий вид — змеи с саблевидными клыками, змеи с рогами, змеи с ушами, змеи голубые, красные, зеленые, белые и пурпурные. Они выползали из дыр внизу и вытягивали отвратительные головы во все стороны, словно искали меня.

Итак, даже пол, который я считал своей последней надеждой, предал меня. Осталось вспрыгнуть на стол посреди отравленной еды и напитков и там опуститься на одно колено, наблюдая, как отвратительные пресмыкающиеся извиваются внизу.

Внезапно пища начала искушать меня, но не потому, что я был голоден. В ней таилось спасение от безнадежности и ужаса моего положения. Есть ли шансы остаться в живых? Тюремщики знали, когда привели меня сюда, что отсюда нет выхода. Какой напрасной и дурацкой была бы надежда в таких обстоятельствах!

Я думал о Дуаре. Что с ней? Даже если бы мне каким-нибудь чудом удалось спастись отсюда, можно ли надеяться когда-нибудь снова увидеть ее? Невозможно даже предположить, в каком направлении лежала Вепайя, страна ее народа, страна, куда ее несомненно вез Камлот в этот момент.

После захвата в плен я лелеял надежду, что Камлот высадит с «Софала» вооруженный отряд, чтобы спасти меня. Но я давно уже оставил ее, понимая, что прежде всего он будет заботиться о Дуаре, дочери короля, и никакие соображения не удержат его от немедленного возвращения в Вепайю.

Пока я размышлял таким образом и следил за змеями, до моих ушей долетел звук, который можно было принять за крик женщины. Я немного подивился, какие еще ужасы царят в страшном городе. Как бы то ни было, я не мог помешать этому и потому не обратил на крик внимания. К тому же неожиданно змеи стали активнее.

Самая большая из них, толстое, отвратительное создание двадцати футов длиной, подняла голову на уровень стола и уставилась на меня своими немигающими глазами. Мне казалось, что я прямо-таки читаю реакцию тупого мозга гада на присутствие добычи.

Змея положила голову на крышку стола, а затем, медленно извиваясь всем телом, заскользила ко мне.

Я лихорадочно окинул комнату взглядом, пытаясь найти какой-нибудь путь к спасению. Напрасно. Лишь семь дверей, теперь неподвижных, — пол перестал вращаться вскоре после того, как свет вновь зажегся, — давали какую-то призрачную надежду. За одной из семи одинаковых дверей лежала жизнь, за остальными шестью — смерть. На полу, между дверями и мной, извивались змеи. Правда, пол был покрыт ими неравномерно. Кое-где виднелись свободные места, по которым можно было быстро пробежать, не встретив более одного пресмыкающегося. Но даже одна-единственная, будь она ядовитой, оказалась бы такой же опасной, как и все остальные, вместе взятые. Мне не давало покоя сознание того, что я ничего не знаю ни об одном из собранных здесь гадов.

Огромная голова змеи, которая заползла на стол, медленно приближалась ко мне; большая же часть ее тела извивалась по полу, волнообразно перемещаясь вслед за головой. А я не имел никакого представления о том, как она нападает. Чего надо ожидать: ударит ядовитыми клыками, или раздавит меня в сжимающихся кольцах, или попросту заглотнет широко раскрытой пастью? В детстве я видел, как змеи заглатывали лягушек и птиц. В любом случае перспектива была не из приятных. Двери манили снова. Может быть, если повезет, принять свою смерть от судьбы?

Отвратительная голова все ближе и ближе придвигалась, я отпрянул прочь, готовясь добежать до той двери, на пути к которой было меньше змей. Быстро оглядев комнату, увидел относительно свободный путь, ведущий к двери прямо за утыканными шипами койкой и стулом. У меня был один шанс из семи и отсутствовал какой-либо способ отличить одну дверь от другой. За любой дверью могла ждать жизнь или смерть. Но по крайней мере сохранялся шанс! Оставаться там, где я был, и стать добычей отвратительного гада не сулило никакого шанса вообще.

В моей жизни всегда оказывалось больше счастливых «красных» номеров, чем обычно приходится на долю человека, и сейчас будто что-то подсказывало, что судьба ведет к той единственной двери, за которой лежат жизнь и свобода. Вот почему с чувством почти гарантированного успеха я спрыгнул со стола, прочь от раскрытой пасти огромной змеи, и бросился к выбранной двери.

И все же я не забыл здравого совета: «На Бога надейся, а сам не плошай!». В данном случае я мог бы перефразировать старую поговорку так: «На судьбу надейся, но сохраняй путь к отступлению!»

Меня предупреждали, что двери открываются наружу из круглой комнаты. Если я выскочу в одну из них, она захлопнется и не позволит вернуться. Что делать?

Раздумья заняли не больше нескольких секунд. Быстро пересек комнату, уклонившись от встреч с одной или двумя змеями, оказавшимися на пути. Вокруг раздавались шипение и свист. Змеи, извиваясь, ползли вперед, чтобы догнать меня или отрезать путь.

Что подсказало схватить стул с шипами, когда я пробегал мимо него, — не знаю: озарило вдохновение, или, возможно, подсознательно я надеялся использовать его как оружие для защиты, но он пригодился совсем для другого.

Когда ближайшие змеи были рядом, я добежал до двери. Времени для дальнейших размышлений не было. Распахнул дверь и вступил в мрачный коридор. Он выглядел точно так же, как коридор, по которому меня привели в комнату с семью дверями. Надежда ожила, но все же я не забыл подпереть дверь стулом, чтобы она не закрылась.

Удалось сделать лишь несколько шагов по коридору, и тут кровь у меня застыла при звуке самого ужасного рева, который мне когда-либо приходилось слышать. В темноте передо мной пылали два огненных шара: я открыл дверь в пятый коридор, который привел в логово тарбана!

Для колебаний не было времени: во тьме мрачной дыры меня ждет смерть. Нет, она даже не ждала: она прыгнула вперед, на встречу со мной!

Я повернулся и кинулся в комнату, где свет и пространство могли дать временное убежище. Попытался вырвать стул, чтобы дверь закрылась перед пастью преследовавшего свирепого зверя. Но вышло иначе. Сильная пружина двери захлопнула ее, прежде чем я успел убрать стул, и крепко заклинила его. Тщетно я пытался вытащить стул. Он торчал там, и дверь оставалась полуоткрытой.

Мне доводилось и раньше попадать в крутые переделки, но такого еще не было. Передо мной извивались змеи, и среди них огромный гад, едва не доставший меня на столе; позади ревущий тарбан. Единственным прибежищем вновь оставался стол, с которого я бежал несколько секунд назад.

Справа от двери открылось небольшое пространство, на котором не оказалось змей. Перескочив через тех, что шипели и бросались на меня, я застыл на свободной площадке в то мгновение, когда тарбан ворвался в комнату.

Мной овладело единственное желание — оказаться на столе. Мне не приходило в голову, насколько тщетной и глупой могла быть эта мысль. Возможно, именно благодаря такой целеустремленности я все же достиг стола. И когда опять оказался среди кувшинов и тарелок с отравленной пищей и напитками, оглянулся и увидел, что дело приняло неожиданный оборот.

На полпути между дверью и столом тарбана — ревущего, вставшего на задние лапы монстра — атаковали змеи. Он хватал, бил и рвал, раздирал их в клочья, разрывал пополам, но они неудержимо нападали на него, шипя, подскакивая и обвиваясь. Он безжалостно кромсал змей, отрывал головы, но их число не уменьшалось; со всех концов комнаты на место одной уничтоженной гадины появлялось десять.

В свалке медленно и грозно поднималось вверх пятнистое тело гада, который намеревался сожрать меня. Похоже, тарбан понял, что именно эта тварь — основной противник, ибо, отметая прочь и давя меньших змей, все время поворачивался к самой большой и самые ожесточенные удары наносил ей. Но тщетно! С быстротой молнии извивающиеся толстые кольца бросались по сторонам, избегая его когтей. Змея вела себя, как опытный боксер, и с ужасающей силой успевала наносить тарбану удары в каждое незащищенное место.

Рев хищника смешивался с шипением змей, производя отвратительный шум, от которого стыла кровь в жилах.

Кто победит в битве титанов? Изменит ли это как-нибудь мою судьбу, или просто-напросто решается вопрос, в чей желудок попаду? И все же я не мог не наблюдать схватку с растущим интересом стороннего наблюдателя.

Это была кровавая схватка, но кровь лилась только из тарбана и змей поменьше. Огромная пятнистая тварь, боровшаяся за право сожрать меня, пока была невредима. Как она ухитрялась перемещать массивное тело с такой быстротой, чтобы избежать яростных и стремительных бросков тарбана, остается загадкой. Может быть, объяснение кроется в том, что она встречала каждую атаку ужасающим ударом головы, заставлявшим тарбана отшатываться назад полуоглушенным.

Вскоре тарбан прекратил атаки и начал отступать. Я наблюдал, как гибко покачивающаяся массивная голова большой змеи следовала за каждым движением противника. Змеи поменьше обвивались вокруг тела тарбана, но он и не замечал их. Внезапно зверь повернулся и прыгнул ко входу в коридор, ведущий в его логово.

Очевидно, именно этого и ждала змея, которая лежала, полусвернувшись, и теперь, как гигантская пружина, внезапно развернулась в воздухе так быстро, что я едва мог уловить, что произошло. Она в мгновение ока обвила тело тарбана полудюжиной колец, с шипением раскрыла свою пасть над его шеей и вцепилась в нее!

Ужасный рев вырвался из глотки хищника, когда могучие кольца стали сжиматься вокруг него. Я слышал, как трещат кости, видел, как из раздавленного тела потоком хлынула кровь.

Я вздохнул с облегчением, решив, что тарбан надолго удовлетворит голод чудовища и отвлечет от меня. Пока я ожидал передышки, исполинский победитель вновь свернул кольца, обвившие тело жертвы, и медленно повернул голову в мою сторону.

Мгновение я глядел, как завороженный, в холодные, немигающие глаза без век, а затем с ужасом увидел, что тварь медленно подвигается к столу. Она двигалась не так быстро, как в бою, а очень медленно. Неизбежность, проявлявшаяся в мерном волнообразном движении, парализовала меня.

Вот тварь вновь поднимает голову на уровень стола, вот ее голова скользит среди блюд в мою сторону. Я больше не мог вынести и повернулся, чтобы бежать — все равно куда, в любое место, лишь бы на мгновение перестать видеть холодный блеск страшных глаз, несущих смерть. И когда наконец обернулся, произошли две вещи: опять раздались далекие крики женщины, а лица коснулась петля, свисавшая из глубокой тени под потолком.

Крики мало тронули меня, но вид петли навел на мысль. Конечно, петля подвешена здесь не для пробуждения надежд, но все-таки могла пригодиться. Она открывала хоть какой-то путь спасения от змей, и я не стал долго раздумывать.

Холодная морда змеи коснулась моей голой ноги как раз в тот момент, когда я подпрыгнул и ухватился за веревку выше петли. Я слышал громкое яростное шипение, пока взбирался, перехватываясь руками, в густую тень, где надеялся найти по крайней мере временное убежище.

Веревка была привязана к металлическому крюку, закрепленному на большой балке. Я быстро перебрался на эту балку и поглядел вниз. Огромная змея шипела и извивалась подо мной. Она подняла вверх чуть ли не треть своего тела, пытаясь обвиться вокруг свисающей веревки и последовать за мной, но веревка раскачивалась, и попытки змеи оказывались тщетными.

Вряд ли гигантская змея сможет взобраться по такой относительно тонкой веревке. Но чтобы не оставлять ей никаких шансов, я подтянул петлю вверх и обмотал веревку вокруг балки. По крайней мере, ненадолго я был в безопасности. С облегчением вздохнул и начал осматриваться вокруг.

Тьма была густой и почти непроницаемой, и все же оказалось, что потолок комнаты еще выше. Меня окружало хитросплетение балок, подпорок и стропил. Я решил исследовать верхнюю часть комнаты с семью дверями. Поднявшись и встав на балку, осторожно начал передвигаться к стене. Добравшись до нее, обнаружил узкие мостки, пристроенные к стене. Очевидно, мостки шли вокруг комнаты. Они были фута в два шириной, без поручней. Видимо, это была часть лесов, оставленных рабочими при строительстве или ремонте здания.

Когда я исследовал узкую дорожку, тщательно выбирая, куда поставить ногу и ощупывая стену рукой, опять раздался крик, который уже дважды привлекал мое внимание. Но и сейчас меня куда больше интересовала собственная судьба, чем крики неизвестной женщины чужой расы.

В следующий момент пальцы наткнулись на то, что разом заставило забыть о кричавшей. На ощупь этс была рама двери или окна. Я исследовал находку обеими руками. Да, сомнений нет, дверь! Узкая дверь в шесть футов высотой. Нащупав петли, стал искать задвижку и наконец нашел ее. Осторожно отодвинул задвижку и вскоре почувствовал, как дверь открывается.

Что находилось за ней? Новая дьявольская выдумка, сулящая смерть или пытку? Или свобода? Я не знал, да и не мог узнать, не открыв врата тайны.

Я колебался недолго. Медленно приоткрыл дверь, приблизив глаз к узкой щели. Меня коснулось дуновение ночного воздуха, и передо мной раскрылось бледное свечение венерианской ночи.

Возможно ли, что хитроумные повелители Капдора по невнимательности или забывчивости упустили эту лазейку?

Вряд ли, но мне все равно ничего не оставалось, как продолжить поиски и узнать, что находилось снаружи.

Потихоньку открыл дверь и ступил на балкон, уходивший в обе стороны и исчезавший из поля моего зрения за изгибами круглой стены, вдоль которой он шел. На внешнем краю балкона был низкий парапет, за которым я прилег, обдумывая сложившуюся ситуацию. Похоже, мне не угрожали новые опасности, но приходилось быть настороже. Я медленно двинулся на разведку, когда мучительный крик опять прорезал тишину ночи. В этот раз он звучал отчетливее и ближе; стены здания раньше заглушали его.

Я двигался как раз в направлении звука и ускорил продвижение. Правда, я искал возможность спуститься вниз, а не несчастную женщину. Боюсь, что в тот момент вел себя далеко не по-рыцарски. Но, по правде говоря, тогда меня никак не трогало, что погибает какой-то обитатель Капдора — мужчина или женщина.

Обогнув закругление башни, я прямо перед собой увидел здание, находившееся всего в нескольких ярдах от меня. И в тот же момент заметил нечто, пробудившее надежду — узкий мостик, ведущий с балкона, на котором я находился, на такой же балкон соседнего здания.

Снова послышались крики. Они как будто неслись из здания, которое я только что обнаружил. Но я, передвигаясь по мостику, больше думал не о криках, а о том, удастся ли отсюда спуститься вниз.

Быстро перебравшись на другой балкон, я дошел до ближайшего угла и, обогнув его, заметил свет, падавший из окон, находившихся на уровне балкона.

Сначала решил вернуться, опасаясь, что меня обнаружат, когда пойду мимо окон. Но до меня снова донесся крик. Он явно исходил из помещения, откуда падал свет. В крике звучала такая безнадежность и страх, что я не мог не почувствовать сострадания. Оставив осторожность, подкрался к ближайшему окну.

Оно было широко раскрыто. Я увидел комнату, а в ней женщину во власти мужчины, который удерживал ее на кровати и колол острием кинжала. Было неясно, стремился ли он убить ее. Похоже, это скорее была пытка.

Мужчина стоял спиной ко мне и закрывал собою лицо женщины. Вновь кольнул ее, и она вскрикнула; мужчина захохотал отвратительным злорадным смехом. Я решил, что он законченный мерзавец, получающий удовольствие, причиняя боль объекту маниакальной страсти.

Он наклонился, чтобы поцеловать женщину. Та ударила его по лицу. Отвернул голову, чтобы избежать второго удара, и я увидел его в профиль. Это был ангам Муско.

Должно быть, он частично ослабил хватку, когда отпрянул, поскольку женщина приподнялась на кровати, пытаясь спастись. Она повернула лицо ко мне, и моя кровь вскипела от ярости. Это была Дуара!

Одним прыжком я перескочил через подоконник и набросился на Муско. Схватив за плечо, развернул его к себе. Увидев меня, ангам вскрикнул от ужаса и отпрянул назад, цепляясь за кобуру на поясе. Он успел выхватить пистолет. Ударом снизу я направил дуло к потолку. Муско споткнулся и рухнул спиной на койку, увлекая меня за собой.

Он выронил кинжал, когда полез за пистолетом. Пистолет же я выбил из его руки и отшвырнул прочь. Мои пальцы искали горло Муско.

Он был большим, крупным мужчиной, правда, толстым и страдал одышкой. Но все же был довольно мускулистым, а страх смерти придал ему новые силы. Он боролся с отчаянием обреченного. Я сбросил Муско с койки, чтобы не ранить Дуару. Сцепившись, мы покатились по полу. Он принялся звать на помощь, и я удвоил попытки нащупать горло, пока вопли не достигли чьих-либо ушей. Он отбивался как дикий зверь. Бил по лицу и, в свою очередь пытался схватить меня за горло. Измученный всем пережитым, а также недостатком сна и пищи, я слабел. А Муско, казалось, становился все сильнее.

Чтобы остаться в живых и не потерять Дуару, нужно победить. И как можно скорее. Собрав все силы, нанес ему удар в подбородок.

Он на мгновение поник, и в тот же момент мои пальцы сомкнулись на горле ангама. Он отчаянно извивался, пытаясь вырваться. Хотя у меня кружилась голова, я сжимал ему горло, пока, наконец, он не забился в конвульсиях и не рухнул на пол. Несколько секунд я стоял над ним, задыхаясь от напряжения.

Только после этого повернулся к Дуаре. Она, полусидя, притаилась на койке и безмолвно наблюдала за схваткой.

— Ты! — воскликнула она. — Не может быть!

— И все-таки это я!

Она медленно встала с кровати и подошла ко мне. Я тоже приблизился к ней и раскрыл объятья, чтобы прижать к себе.

— Нет! — крикнула она. — Не прикасайся.

— Но ведь ты сказала, что любишь меня. И знаешь, что я люблю тебя.

— Это ошибка, — возразила она. — Я не люблю тебя. Страх, благодарность, симпатия, помутнение разума от того, что перенесла — вот что заставило мои губы произнести нелепые слова, которые не выражают чувств, скрытых в моем сердце.

Внезапно я почувствовал холод, усталость и безразличие. Надежда на счастье умерла в моей груди. Я отвернулся от нее. Меня больше не заботило, что будет дальше. Но отчаяние только на миг овладело мною. Не имеет значения, любит она меня или нет, — мой долг оставался прежним: вырвать ее из Капдора, из лап тористов и, если возможно, вернуть отцу, джонгу Вепайи, Минтепу.

Подойдя к окну, я прислушался. Насколько можно судить, призывы Муско о помощи не услышаны. Никто не торопился сюда. И если окружающие не обращали внимания на крики Дуары, то почему бы их привлекли вопли Муско? Я решил, что вряд ли кто-нибудь захочет узнать, в чем дело.

Вернувшись к телу Муско, снял с него перевязь, на которой висел меч в ножнах, затем поднял кинжал и пистолет. Теперь я чувствовал себя гораздо лучше. Обладание оружием делает чудеса даже с теми, кто не привык его носить. А до того, как оказался на Венере, я вообще никогда не носил оружия.

Потом исследовал комнату — вдруг в ней есть то, что пригодится нам в попытке вырваться на свободу. Помещение было довольно большое. Его пытались обставить замысловато и с претензией, но в результате получился образец дурного вкуса.

Однако в одном углу оказалось кое-что, вызвавшее мое живейшее одобрение. Это был стол, ломившийся от яств.

— Хочу увезти тебя из Нубола, — обратился я к Дуаре. — Попытаюсь вернуть в Вепайю. Может быть, мне и не удастся, но сделаю все, что смогу. Будешь ли ты доверять мне и пойдешь ли со мной?

— Как ты можешь сомневаться? — ответила она. — Если сумеешь вернуть меня в Вепайю, тебя вознаградят и окажут почести.

Ее слова разозлили меня. Я повернулся, и с губ был готов сорваться горький упрек, но не произнес ни слова. Какая польза от слов? Все свое внимание я обратил на стол.

— Я обещал попытаться сиасти тебя. Но не смогу этого сделать на пустой желудок и потому хочу поесть, прежде чем уйти отсюда. Не соизволишь ли присоединиться?

— Нам нужны силы, — заметила она. — Я не голодна, но будет разумно, если мы оба поедим. Муско ириготовил все для меня, но я не могла есть в его присутствии.

— Значит, Карсон не так неприятен тебе, как Муско?

Прежде чем ответить, она секунду молча на меня смотрела, затем произнесла:

— Нет, не так.

Я подошел к столу. Вскоре она присоединилась ко мне. Мы поели в молчании. Самой разнообразной еды было вдосталь, а также свежей воды, вина и других напитков. Я набросился на все, как голодный волк.

Каким же образом Дуара попала в Капдор? Однако из-за ее жестокого и труднообъяснимого обращения со мной прямо спрашивать об этом не стал. Но вскоре понял, что веду себя, как капризный ребенок, и попросил рассказать обо всем, что произошло с тех пор, как я приказал ангану лететь с ней на «Софал» и до того момента, когда обнаружил ее в лапах Муско.

— Почти нечего рассказывать. Вспомни, как боялся анган возвращаться на «Софал», опасаясь наказания за участие в моем похищении. Ведь они очень убогие существа с неразвитым мозгом, которые реагируют только на самые примитивные естественные побуждения — самосохранение, голод, страх…

Мы находились почти над палубой корабля, когда анган заколебался, а затем повернул назад к берегу. Я спросила, что он делает. Анган ответил, что боится мести моих людей за то, что он помогал украсть меня.

Я обещала заступиться и уверяла, что ему не причинят никакого вреда, но он не поверил. Ответил, что первые господа — тористы наградят его, если он доставит меня к ним. Это он знал хорошо, а мне не поверил, считая, что Камлот убьет его.

От мольбы я перешла к угрозам, но тщетно. Негодяй летел прямо к этому ужасному городу и передал меня капдорцам. Когда Муско узнал, что я здесь, он воспользовался своей властью и объявил меня своей собственностью… Остальное ты знаешь.

— А теперь, — предложил я, — мы должны отыскать способ выбраться на побережье. Возможно, «Софал» еще не уплыл. Не исключено, что Камлот отправил отряд на поиски.

— Из Капдора выбраться нелегко, — напомнила Дуара. — Когда анган принес меня сюда, я заметила высокие стены и часовых.

Я покачал головой.

— Будем пытаться, Ну, а для начала нужно выбраться из этой тюрьмы. Тебе не удалось что-нибудь рассмотреть?

— Кое-что. На первом этаже сразу от входа большой длины зал ведет прямо к лестнице, расположенной в задней части здания. В зал выходят двери нескольких комнат. В двух ближайших ко входу были люди, но что находится в остальных, я не увидела — двери были закрыты. Возможно, что комнаты не пустуют.

— Надо узнать. Если услышим внизу шум, то подождем, пока все заснут. А сейчас выйду на балкон и погляжу, нет ли какого-нибудь более безопасного пути вниз.

Я вылез в окно и обнаружил, что начался дождь. Медленно обошел здание вокруг, глядя вниз на улицу. Там не было заметно никаких признаков жизни — похоже, дождь разогнал всех по домам. Вдали смутно виднелись очертания городских стен. Все было слабо освещено странным ночным светом, характерным для амторских пейзажей. С балкона на землю не вело никаких лестниц или выступов. Спуститься вниз можно только внутри здания.

Я вернулся к Дуаре.

— Пошли, — позвал я. — Попробуем выбраться.

— Подожди! — воскликнула она. — Я вспомнила кое-что из услышанного на борту «Софала» относительно обычаев тористов. Ведь Муско — ангам.

— Был ангамом.

— Это неважно. Суть в том, что он был одним из правителей так называемой Свободной Земли Торы. Его власть, особенно здесь, где нет других членов олигархии, абсолютна. Но его не знал ни один из жителей Капдора. Как же тогда он мог подтвердить свой высокий титул?

— Не знаю. Наверное, должны быть какие-нибудь верительные грамоты.

— На указательном пальце его правой руки ты найдешь большое кольцо. Я полагаю, оно-то, очевидно, и является знаком высокого положения.

— Ты думаешь, мы сможем воспользоваться кольцом, чтобы пройти мимо часовых?

— Возможно.

— Но неправдоподобно. Даже в самом диком полете фантазии никто не сможет принять меня за Муско — разве только я раздуюсь от собственного самомнения.

Слабая улыбка появилась на губах Дуары.

— Тебе вовсе не обязательно выглядеть так же, как он. Эти люди очень невежественны. BceFo несколько солдат видели Муско, когда он прибыл сюда. Вряд ли они стоят в карауле до сих пор. Сейчас ночь, а во тьме, под дождем, опасность разоблачения твоего самозванства невелика.

— Стоит попробовать, — наконец согласился я и, подойдя к телу Муско, нашел и снял кольцо с его пальца. Оно было мне велико, поскольку пальцы у Муско были толстые. Но если найдется простак, который примет меня за ангама, то он вряд ли заметит такую малость.

Потом мы с Дуарой тихо выбрались из комнаты, подошли к лестнице и замерли, прислушиваясь. Внизу было темно, но доносились звуки голосов, приглушенные, словно они исходили из-за закрытых дверей. Крадучись мы спустились по лестнице. Я чувствовал тепло тела девушки, когда она прикасалась ко мне, мною все сильнее овладевало желание обнять ее, и крепко прижать к себе. Но я продолжал идти.

Мы попали в длинный зал и ощупью двинулись к выходу на улицу. Я уже внутренне ликовал, когда внезапно открылась дверь в конце зала и в проход упал свет из комнаты.

В дверном проеме я увидел очертания человеческой фигуры. Человек говорил с кем-то в комнате, из которой он выходил. Еще миг — и выйдет в зал. В какую сторону пойдет?

Рядом со мной находилась дверь. Осторожно отодвинув засов, я приоткрыл ее. Помещение за ней было погружено во тьму. Есть ли кто-нибудь там или нет? Зайдя в темную комнату, я увлек Дуару за собой и прикрыл дверь, оставив только узкую щель.

Вскоре мы услышали, как человек, стоявший в дверном проеме, сказал: «До завтра, друзья. Спите спокойно». Дверь захлопнулась, и зал опять погрузился во тьму.

Послышались шаги, приближающиеся к нам. Я осторожно вытащил из ножен меч Муско. Шаги приблизились. Они замедлились перед дверью, за которой я ждал, но, может быть, так мне только показалось. Наконец шаги стали удаляться, и я услышал, как человек поднимается по лестнице.

И тут меня встревожило другое. Что, если человек войдет в комнату, где лежит тело Муско? Он, разумеется, поднимет тревогу. Нужно торопиться.

— Быстрее, Дуара! — прошептал я. Мы выскочили в коридор и почти бегом пустились к дверям.

Через несколько секунд мы оказались на улице. Моросящий дождь перешел в ливень. На расстоянии нескольких ярдов ничего нельзя было разглядеть. Это было нам на руку.

Мы поспешили вдоль улицы, направляясь к стене и воротам. По счастью никто не попался навстречу. Ливень все усиливался.

— Что ты скажешь часовому? — неожиданно задала вопрос Дуара.

— Не знаю, — ответил я чистосердечно.

— У него появится подозрение, если не придумать подходящий предлог. Согласись, рискованно покидать стены города в такую ночь. Тем более без охраны идти туда, где бродят свирепые звери и не менее свирепые люди.

— Постараюсь придумать что-нибудь, — буркнул я. — Другого выхода нет.

Она промолчала, и мы продолжали путь к воротам. Они были недалеко от того здания, из которого мы бежали, и маячили перед нами сквозь дождь большим темным пятном.

Часовой, укрывшийся в нише, заметил нас и осведомился, что мы делаем здесь в такой час и в такую ночь. Правда, ответ его не сильно интересовал, ему не приходило в голову, что мы намереваемся выйти из ворот. Он принял нас всего лишь за пару горожан, возвращающихся домой.

— Сов пришел? — спросил я.

— Пришел ли Сов? — воскликнул он изумленно. — Что будет Сов делать здесь в такую ночь!

— Он должен встретиться со мной. Я приказал ему явиться.

— Ты приказал Сову явиться! — часовой засмеялся. — А кто ты такой, чтобы давать приказания Сову?

— Я — Муско, ангам.

Часовой изумленно поглядел на меня.

— Я не знаю, где Сов, — наконец ответил он, насторожившись, как мне показалось.

— Ладно. Неважно, — махнул я рукой. — Он скоро будет здесь. А ты тем временем открой ворота, потому что нам надо спешить.

— Я не могу открыть ворота без приказания Сова, — проворчал часовой.

— Ты отказываешься подчиниться ангаму? — спросил я самым грозным голосом, какой только смог изобразить.

— Я никогда не видел тебя раньше, — отпарировал он. — Откуда мне знать, что ты ангам?

Я протянул руку с кольцом Муско на указательном пальце.

— Ты знаешь, что это такое?

Он осмотрел кольцо.

— Да, ангам! — пробормотал часовой со страхом. — Я знаю.

— Тогда открывай ворота, и поживее! — прикрикнул я.

— Давай подождем, пока придет Сов. У нас будет достаточно времени.

— Я не могу ждать, приятель. Открывай, как я приказал. Только что бежал вепайский пленник, и мы с Совом и отрядом солдат будем искать его.

Упрямый часовой все еще медлил. До нас донесся сильный шум с той стороны, откуда мы пришли. Я решил, что человек, который прошел мимо нас по коридору, обнаружил труп Муско и поднял тревогу.

Мы слышали, как бегут люди. Больше нельзя было терять ни секунды.

— Вот идет Сов с отрядом! — гаркнул я. — Открывай ворота, дурак, или тебе будет хуже! — Я вытащил меч, намереваясь пронзить солдата, если он не подчинится.

— Зачем открывать их сейчас, ангам? — спросил он, колеблясь. — Почему бы не подождать, пока не подойдет Сов?

— Мы сэкономим время, если откроем их, — вот почему. Поспеши, пока я не разозлился!

Наконец он начал выполнять мое приказание. Возбужденные голоса приближавшихся к нам людей становились все громче и громче. Из-за дождя было плохо видно, но когда ворота распахнулись, я разглядел во мраке приближавшиеся фигуры.

Взяв Дуару за руку, я пошел в ворота. Часовой все еще сомневался и хотел остановить нас, но уверенности в нем не было.

— Скажи Сову, чтобы он поспешил, — крикнул я напоследок. И прежде чем часовой успел собраться с духом, мы с Дуарой шагнули в окружающую тьму и исчезли из его глаз.

Я намеревался добраться до побережья и двинуться вдоль него, не дожидаясь дня. Оставалось надеяться и молиться, чтобы мы увидели «Софал» у берега, тогда бы мы смогли подать сигнал.

Всю эту ужасную ночь мы ощупью пробирались сквозь тьму и ливень. Мы не слышали за собой погони, но и до океана не добрались.

Дождь прекратился перед рассветом; слабый дневной свет разлился вокруг. Мы жадно стали оглядываться в поисках моря. Но вокруг виднелись только низкие холмы, на которых тут и там росли деревья. А вместо моря темнел лес.

— Где же море? — тихонько спросила Дуара.

— Не знаю, — признался я.

На Венере стороны света можно определить только на рассвете или на закате в течение нескольких минут: в это время направление, где находится солнце, можно заметить по чуть более яркому свету над горизонтом на западе или на востоке.

И сейчас солнце поднялось слева от нас. Но если бы мы шли в направлении, где, как я считал, расположен океан, оно поднялось бы справа…

Сердце у меня упало — я понял, что мы заблудились.

Глава 3 КАННИБАЛЫ

Дуара, пристально следившая за моим лицом, догадалась, что дело неладно.

— Ты не знаешь, где находится море? — настойчиво обратилась она ко мне.

Я покачал головой:

— Нет.

— Значит, мы заблудились?

— Боюсь, что так. Мне очень жаль, Дуара. Я был уверен, что мы найдем «Софал» и ты будешь в безопасности. Это все из-за моей глупости и невежества.

— Не говори так. Никто бы не знал, куда идти в темноте, да еще в дождь. Возможно, мы в конце концов найдем море.

— Даже если мы сможем это сделать, боюсь, будет поздно…

— Ты думаешь, «Софал» отплывет?

— Конечно, есть и такая опасность. Но больше всего боюсь, что нас опять захватят тористы. Они наверняка бросятся туда, где схватили нас вчера. Они не такие уж дураки и понимают, что мы будем искать «Софал».

— Когда мы выйдем к океану, то сможем спрятаться на берегу, — предложила Дуара, — пока они не устанут искать и не вернутся в Капдор. И если «Софал» будет там, мы спасемся.

— А если его нет? Что ты знаешь о Нуболе? Не найдется ли здесь дружественного народа, который поможет нам вернуться в Вепайю?

Она покачала головой.

— Мне мало известно про Нубол, но то немногое, что помню, не обещает ничего хорошего. Эта малозаселенная страна простирается до Страбола, жаркой страны, где люди не могут жить. Там только звери и племена дикарей. А здесь лишь редкие поселения вдоль берега. Большинство захвачено и покорено тористами; да и другие, конечно, для нас будут не менее опасны, поскольку их жители всех чужаков считают врагами.

— Да, перспективы не блестящие, — признал я. — Но не надо отчаиваться. Что-нибудь придумаем.

— Если кто-нибудь и сможет это сделать, так только ты, — улыбнулась она.

Комплимент Дуары был мне сладок. За все время нашего знакомства она всего один раз сказала мне ласковые слова, да и то потом взяла их обратно.

— Я бы совершал чудеса, если бы ты любила меня, Дуара.

Она надменно выпрямилась.

— Ты не должен говорить так, — произнесла она с истинно королевской холодностью.

— Дуара, почему ты ненавидишь меня — человека, который тебя любит?

— Я не ненавижу тебя, — помолчав ответила она, — но ты не должен говорить о любви дочери джонга. Тебе необходимо это знать. Возможно, мы долго пробудем вместе, и потому помни, что я не должна слышать слова любви из уст ни одного мужчины. То, что мы просто говорим друг с другом, — уже преступление, но в сложившихся обстоятельствах нам не остается ничего иного, как нарушить закон и обычай. До того, как меня украли из дома джонга, никто, кроме членов нашей семьи, не говорил со мной, за исключением нескольких верных слуг отца. И до тех пор, пока мне не исполнится двадцать лет, это будет тяжким грехом для меня и преступлением для любого человека, который преступит древний закон королевских семей Амтора.

— Ты забыла, — напомнил я, — что один человек обращался к тебе в доме твоего отца.

— Бесстыжий негодяй, — отрезала она, — он должен был умереть за свое безрассудство.

— Однако ты никому не сказала о случившемся.

— Вот почему я так же виновата, как и ты, — ответила она, покраснев — Это постыдный секрет. Он останется со мной до самой смерти.

— Чудесное воспоминание, которое всегда будет поддерживать мои надежды! — воскликнул я.

— Фальшивые надежды, способные привести тебя к смерти, — промолвила она и добавила — Почему ты напоминаешь мне о том дне? Думая о нем, я невольно начинаю тебя ненавидеть. А я не хочу ненавидеть тебя.

— Это уже кое-что.

— Твое нахальство и твои надежды питаются из очень скудного источника.

— Кстати, о питании… Хорошо бы найти и какой-нибудь источник пищи для наших тел. Они не могут существовать на столь легкой диете, как надежда.

— В лесу может быть дичь, — она показала на лес, по направлению к которому мы двигались.

— Поглядим, а потом вернемся и будем искать океан, — сказал я.

Венерианский лес — замечательное зрелище. Растительность не слишком яркая — преобладают орхидеи, гелиотропы и фиалки, но стволы деревьев великолепны. Они окрашены в яркие цвета и часто так блестят, что кажутся лакированными.

Лес, к которому мы приблизились, состоял из мелких разновидностей деревьев, достигающих в высоту от двухсот до трехсот футов, и в диаметре от двадцати до тридцати футов. Здесь не было ни одного из тех колоссов с острова Вепайя, которые возносят свои вершины на высоту пяти тысяч футов и пронизывают нижний облачный слой, вечно укутывающий планету.

Внутри лес был освещен таинственным свечением, исходившим от почвы. Вот почему, в отличие от земных лесов в облачный день, он отнюдь не казался ни темным, ни мрачным. И все же в нем было что-то зловещее. Я не мог объяснить, почему и отчего возникало подобное ощущение.

— Мне не нравится это место, — произнесла Дуара, вздрагивая, — нет ни следов зверей, ни голосов птиц.

— Возможно, мы распугали всех, — предположил я.

— Не думаю. Скорее, здесь есть что-то другое, пугающее их.

Я пожал плечами.

— Тем не менее, нам надо найти пищу, — напомнил я и продолжал идти по зловещему и в то же время великолепному лесу, напоминавшему красивую, но злую женщину.

Несколько раз мне чудилось какое-то движение за стволами деревьев, когда же мы подходили ближе, там никого не было. По мере углубления в лес чувство надвигающейся угрозы становилось все сильней. Как будто что-то страшное таилось вокруг, готовое броситься из засады.

— Там! — внезапно прошептала Дуара, показав, — там что-то… вон за тем деревом. Я видела, как оно двигалось.

Что-то слева от нас привлекло мое внимание. Я быстро повернулся, какая-то тень скользнула за ствол большого дерева.

Дуара обернулась и воскликнула:

— Они вокруг нас!

— Ты можешь понять, что это такое?

— Мне показалось, я видела волосатую руку, но не уверена. Они быстро движутся, невозможно рассмотреть. О, давай вернемся! Это страшное место, я боюсь.

— Хорошо, — согласился я. — Так или иначе, не похоже, чтобы здесь можно было удачно поохотиться, а в конце концов, больше нам ничего и не надо.

Мы повернулись, чтобы вернуться по пройденному пути. Внезапно вокруг раздался хор хриплых голосов — получеловеческих, полузвериных, как рычание и рев животных, смешивающиеся с голосами людей. И сразу на нас со всех сторон набросилось из-за деревьев множество волосатых человекоподобных существ.

Я тут же узнал их — это были клунобарганы, такие же волосатые человекообразные существа, как и те, что напали на похитителей Дуары. Они были вооружены грубыми луками со стрелами и пращами для метания камней. Мне стало ясно, что нас хотят захватить живыми, поскольку нападавшие не пользовались оружием.

Но я не собирался легко сдаваться. Нельзя было допустить, чтобы Дуара попала в руки зверолюдей. Подняв пистолет, я выстрелил смертоносными р-лучами. Несколько нападавших упали, другие скрылись за деревьями.

— Не отдавай меня им, — произнесла Дуара ровным голосом, не подвластным эмоциям — Если увидишь, что нам не спастись, убей.

Ужасная мысль! Но я знал, что скорее выполню ее просьбу, чем допущу, чтобы она попала в лапы этих существ.

Я выстрелил из пистолета в высунувшегося клунобаргана. Он упал, но на меня сзади посыпался град камней. Я повернулся и выстрелил, и в тот же момент свет померк в моих глазах.

Первое, что я почувствовал, придя в сознание, было невыносимое зловоние. Вслед за этим — как что-то грубое обдирает мою руку. Еще я почувствовал, что мое тело ритмично встряхивается. Эти ощущения вряд ли осознавались мной в тусклом свете возвращающегося рассудка. Когда же сознание вернулось полностью, я понял, что меня несет, перекинув через плечо, сильный клунобарган.

От запаха его тела буквально перехватывало дыхание, грубая шерсть, обдиравшая мне спину, раздражала сильнее, чем даже его шаги, болью отдававшиеся в теле.

Я попытался освободиться. Поняв, что я пришел в сознание, он швырнул меня на землю. Вокруг были отвратительные рожи и волосатые тела клунобарганов. В воздухе распространялось исходившее от них ужасное зловоние.

Уверен, что это были самые грязные и самые отталкивающие создания, которых я когда-либо встречал. Возможно, они предки человека на пути его эволюции от зверя; но они стали хуже, чем звери. Ради привилегии ходить прямо на двух ногах, что освободило руки от вековечного закабаления, и ради дара речи они принесли в жертву все, что есть прекрасного и благородного в звере.

Я убежден, что человек не просто произошел от животных, но и опустился до достигнутого ими уровня, а потом потратил бесчисленные годы, чтобы вновь подняться на уровень своих древних предков. Но в некоторых отношениях ему это не удалось до сих пор, даже на вершине той цивилизации, которой он так гордится.

Оглядевшись, я увидел Дуару — огромный клунобарган тащил ее за волосы. Еще я обнаружил, что у меня отняли оружие. Уровень разума клунобарганов настолько низок, что они не способны пользоваться оружием цивилизованных людей, попадающим в их руки, так что они просто все выкинули.

Но даже разоруженный, я не мог видеть, как Дуара подвергается столь позорному обращению. Не раздумывая, прыгнул вперед, прежде чем твари смогли задержать меня, и бросился на существо, осмелившееся так обращаться с дочерью джонга, которую я любил.

Я дернул клунобаргана за волосатую руку и, развернув лицом к себе, сбил с ног сокрушительным ударом в подбородок. Его товарищи немедленно начали громко ржать — их насмешило, что он свалился с ног. Правда, тут же они набросились на меня, и можете быть уверены — их методы не отличались особой вежливостью.

Звероподобная тварь, которую я свалил, шатаясь, поднялась на ноги, отыскала меня взглядом и бросилась с яростным ревом. Это могло дорого обойтись мне, если бы не вмешался другой. Массивный и высокий, он встал между мной и моим противником. Тот остановился в замешательстве.

— Стой! — приказал мой защитник, и если бы я услышал, как говорит горилла, то не был бы удивлен больше. Так я познакомился с примечательным фактом: все человекоподобные расы Венеры (по крайней мере те, с которыми я вступал в контакт), говорят на одном и том же языке. Возможно, кто-нибудь сможет объяснить это, но не я. Когда я позже расспрашивал амторских ученых, те были просто ошеломлены моим вопросом — они даже и не предполагали, что могло быть по-другому. Вот почему мне не довелось получить никакого вразумительного объяснения.

Конечно, языки различаются в соответствии с культурой народов. Там, где меньше желаний и меньше знаний, там и слов меньше. Язык клунобарганов, вероятно, самый ограниченный — им могло хватить и сотни слов. Но основные, корневые слова оставались одинаковыми повсюду.

Вскоре оказалось, что существо, защитившее меня, было джонгом, или, точнее, вождем племени. Как я узнал позже, он руководствовался не гуманностью, а желанием приберечь меня для другого…

То, что я сделал, привело к кое-каким изменениям — оставшуюся часть похода Дуару не тащили за волосы. Она поблагодарила за то, что я защитил ее. Эти слова стоили того, чтобы вынести и самые страшные муки. Она предостерегла, чтобы я не разжигал их гнева еще больше.

Обнаружив, что хотя бы одно из существ может произнести по крайней мере одно слово из амторского языка, я попытался заговорить с ним в надежде узнать, зачем они захватили нас.

— Почему вы схватили нас? — обратился я к зверю, сказавшему «стой».

Он удивленно посмотрел на меня, а те, кто стоял близко и слышал вопрос, начали гоготать и повторять его. Их смех отнюдь не был довольным, беззаботным или успокаивающим. Они скалили зубы в отвратительной гримасе и издавали звуки, больше всего напоминавшие рвоту от морской болезни. Да и в глазах не было веселости.

— Албарган не знает? — спросил вождь, прервав смех. «Албарган» означает буквально «без — волос — человек», то есть безволосый.

— Не знаю, — ответил я. — Мы не причинили вам вреда. Искали берег моря, где нас ждут люди.

— Албарган скоро узнает, — и он засмеялся снова.

Я попытался придумать способ подкупить его, но поскольку с нас сняли и выбросили все ценные вещи, это казалось безнадежным. Мне нечего было предложить.

— Скажи, что ты больше всего хочешь, — еще раз попытался я, — и мне удастся дать тебе это, если ты приведешь нас на берег.

— У нас есть все, что мы хотим, — отрезал он, и этот ответ опять вызвал у них смех.

Теперь я шел с Дуарой рядом, и ее взгляд не выражал никакой надежды.

— Я боюсь того, что нас ждет, — наконец произнесла она.

— Это моя вина. Если бы я смог выйти к океану, такое бы никогда не случилось.

— Не вини себя. Никто не смог бы сделать больше, чтобы защитить и спасти меня, чем ты. Пожалуйста, не думай, что я не ценю этого.

Дуара никогда раньше не говорила мне столько добрых слов, и они сверкнули, как солнечный луч, во мраке моего отчаяния. Такое сравнение могло родиться только на Земле, поскольку на Венере не видно Солнца. Оно ближе к Венере, чем к Земле, и ярко освещает внутренний облачный слой, но это рассеянный свет, не отбрасывающий четко очерченных теней и не создающий резких контрастов. Здесь все кругом наполняет сияние с неба, смешивающееся с постоянным свечением почвы. В результате повсюду возникают мягкие и прекрасные пастельные цвета.

Стражи отвели нас далеко в глубь леса. Мы шли практически весь день. Они переговаривались редко и односложно. Хорошо хоть больше не смеялись. Трудно представить себе более отвратительный звук.

Мы могли лучше рассмотреть их за время долгого перехода. Было непонятно — зверовидные ли это люди или человекоподобные звери. Их тело целиком покрыто шерстью, ступни большие и плоские, а пальцы на ногах и руках снабжены толстыми острыми ногтями, похожими на когти. Фигуры крупные и массивные, с широкими плечами и толстыми шеями. Глаза посажены чрезвычайно близко к переносице, а лица походят на морды бабуинов, так что их головы имеют сходство с головами собак, а не людей. Мужчины мало отличались от женщин, которых в отряде было несколько. Последние в свою очередь поведением не отличались от самцов и держались на равных с ними. Они тоже несли луки со стрелами и пращи для метания камней, небольшой запас которых помещался в кожаных мешочках, повешенных через плечо.

Наконец мы вышли на опушку у маленькой речки, где стояло несколько очень грубых и примитивных жилищ, сооруженных из веток всех размеров и форм, переплетенных без всякого порядка и прикрытых сверху листьями и травой. В нижней части каждой постройки виднелось единственное отверстие, через которое можно пролезть лишь ползком. Все это напоминало мне крысиные норы, увеличенные во много раз.

Здесь были другие члены племени, включая нескольких детей, которые бросились вперед с возбужденными криками. Вождь и другие члены отряда с трудом отогнали их, не позволив разорвать нас в клочья.

Меня и Дуару запихнули в одно из таких зловонных гнезд и поставили у входа часового. Подозреваю, это было сделано скорее для того, чтобы защитить от своих соплеменников, чем предотвратить наше бегство.

Грязь в хижине невозможно описать. В полутьме помещения я нашел короткую палку, которой разгреб в стороны гниющий мусор, покрывающий пол, расчистил место, достаточно большое, чтобы мы могли прилечь на относительно чистой земле.

Мы легли головами в сторону входа, чтобы получить хоть немного свежего воздуха. Отсюда было видно, как несколько дикарей роют в мягкой земле две параллельные канавы — каждая около семи футов в длину и двух футов в ширину.

— Что они делают, как ты думаешь? — спросила Дуара.

— Не знаю, — ответил я, хотя начал кое-что подозревать, уж очень они походили на могилы.

— Может быть, нам удастся бежать, когда они заснут, — предположила Дуара.

— Конечно, мы воспользуемся первой же возможностью, — поддержал я, но надежды у меня не было. Когда клунобарганы отправятся спать, нас скорее всего уже не будет в живых.

— Посмотри, что они делают теперь, — позвала Дуара вскоре, — они наполняют канавы сучьями и сухими листьями. Ты не думаешь?.. — воскликнула она и затаила дыхание.

Я взял в свою руку ее ладонь и сжал ее.

— Мы не должны ничего думать, — произнес я. — Не надо воображать лишние ужасы. — Наверняка она сделала тот же вывод. Дикари готовили костры для приготовления жаркого.

Мы молча наблюдали, как эти существа трудятся над двумя канавами. Они соорудили подобие стен из камня и земли высотой в фут вдоль длинных сторон обеих канав, уложили поперек стенок жерди на расстоянии нескольких дюймов друг от друга. Мы видели, как на наших глазах постепенно появляется сооружение, очень напоминающее два гриля.

— Это ужасно, — прошептала Дуара.

Ночь наступила раньше, чем приготовления закончились. Настал момент, когда вождь подошел к нашей тюрьме и приказал выходить. Когда мы вышли, нас схватили несколько самок и самцов, державших длинные крепкие лианы.

Нас бросили на землю и оплели лианами. Дикари оказались очень неуклюжими и неумелыми. Они не умели завязывать узлы и потому оборачивали лианы вокруг нас до тех пор, пока, по их мнению, мы уже не могли освободиться.

Меня скручивали крепче, чем Дуару, но все равно их работа казалась на редкость неуклюжей. Однако они добились своей цели, поскольку мы не могли сопротивляться, когда нас подняли и положили на два ряда палок.

Завершив приготовления, клунобарганы медленно отодвинулись, образовав кольцо. Около нас внутри кольца сидел самец, который добывал огонь самым примитивным способом, вращая конец заостренной палки в наполненной гнилушками дырке в колоде.

Изо ртов закружившихся вокруг дикарей вырывались странные звуки, которые не были ни речью, ни песней. Я подумал, что они пытались нащупать какую-то мелодию песни, а своим неуклюжим кружением стремились найти самовыражение в танцевальном ритме.

Мрачный лес, слабо освещенный таинственным свечением почвы — характерной особенностью амторской ночи, — нависал темной массой над жуткой сценой! Вдали слышался угрожающий рев зверей.

Пока волосатые дикари кружили вокруг нас, самец у колоды наконец добыл огонь. Струйка дыма медленно поднялась от гнилушек; самец подложил несколько сухих листьев и подул на слабый огонек. Крошечный язычок пламени вырвался вверх, и кружащиеся танцоры издали восторженный крик. Из леса на него откликнулся рев зверя, который мы уже слышали незадолго до того. Теперь он раздавался ближе, и его сопровождали такие же громоподобные голоса других зверей.

Клунобарганы приостановили танец, с опаской вглядываясь в темный лес. Они выражали неудовольствие ворчанием и тихим рычанием. Самец около огня начал зажигать факелы, груда которых лежала рядом с ним. Он стал передавать их окружающим, и те возобновили танец.

Крут сжимался, и то и дело кто-нибудь из танцоров выскакивал из круга и делал вид, что поджигает хворост под нами. Пылавшие факелы освещали эту жуткую сцену, отбрасывая причудливые тени, которые прыгали и играли, как гигантские демоны.

Недвусмысленность нашего положения теперь была слишком очевидной, хотя еще задолго до того, как нас положили на костер, мы заподозрили, что нас собираются поджарить в качестве лакомого угощения на празднике каннибалов.

Дуара повернула ко мне лицо.

— Прощай, Карсон Нейпер, — шепнула она. — Прежде чем меня не станет, хочу сказать тебе, что оценила жертву, которую ты принес ради меня. Но я бы предпочла, чтобы ты сейчас плыл на борту «Софала», в безопасности среди верных друзей.

— Лучше я буду здесь с тобой, Дуара, чем где-нибудь во Вселенной без тебя.

Она отвернулась и ничего не ответила. Огромный лохматый самец подскочил с горящим факелом и поджег хворост в канаве под ней.

Глава 4 ОГОНЬ

Из леса донесся близкий рев голодных зверей, но эти звуки не трогали: меня заполнял ужас при виде страшной участи Дуары.

Она отчаянно извивалась в своих путах, я сам извивался в них — но мы не могли справиться с обмотанными вокруг нас прочными лианами. Небольшие языки пламени под ее ногами подбирались к более крупным ветвям. Дуара сумела отползти к передней части ямы, и пламени под ней не было. Она по-прежнему боролась со своими путами.

Я почти не обращал внимания на клунобарганов, но внезапно осознал, что они прекратили свои танцы и песни. Бросив взгляд, обнаружил, что они стоят, вглядываясь в сторону леса, и сжимая факелы в руках, однако еще не подожгли хворост подо мной.

Снова послышался громоподобный рык зверей — опять он звучал совсем рядом. Между деревьями скользили смутные силуэты, и во мраке блестели горящие глаза.

Вскоре огромный зверь выскользнул из леса на поляну. Я узнал его по описаниям Сова — жесткая щетина, покрывавшая лопатки, шею и спину, белые продолговатые полосы, оттенявшие красноватую шерсть, голубоватое брюхо и огромная пасть. Это был тарбан, огромный хищник, напоминающий льва.

Клунобарганы тоже следили за ним. Они принялись громко кричать и метать в него камни из пращей, стараясь испугать и отогнать его, но он не отступал. Наоборот, медленно подходил ближе, страшно рыча, а следом за ним шли другие — два, три, дюжина, два десятка тарбанов, появлявшихся из лесной чащи. Они непрерывно рычали, и их могучий рык сотрясал все вокруг.

Клунобарганы дрогнули и начали отступать. Огромные звери, вторгшиеся в деревню, бросились вперед, и внезапно волосатые дикари повернулись и побежали. Тарбаны помчались за ними.

Настоящим откровением оказалась скорость выглядевших столь неуклюжими нобарганов. (Я опускаю амторскую приставку множественного числа «клу» и использую менее громоздкую и более знакомую форму земного языка). Они стремительно исчезли в темном лабиринте леса, и было неясно, настигнут ли их тарбаны, хотя они двигались так же быстро, как атакующий лев.

Хищники не обратили внимания на нас с Дуарой. Вряд ли они даже заметили нас, их привлекали дикари.

Наконец Дуаре удалось скатиться с решетки на землю; пламя уже почти лизало ее ноги. На какое-то время она избавилась от опасности, и я про себя прочитал краткую благодарственную молитву. Но чего ждать от будущего? Лежать здесь, пока вернутся нобарганы или на нас набредут тарбаны или какие-нибудь другие звери?

Дуара поглядела на меня, продолжая бороться с путами.

— Мне кажется, я смогу освободиться, — произнесла она, — меня связали не так крепко, как тебя. Только бы успеть до того, как они вернутся!

Я молча наблюдал за ней. Казалось, прошла вечность, прежде чем она наконец освободила руку. Все остальное пошло относительно легко. Выбравшись на свободу, Дуара быстро развязала меня.

Как два призрака в таинственном свете амторской ночи, мы исчезли среди теней мрачного леса. Не сомневайтесь в том, что мы направились не в ту сторону, куда помчались львы и каннибалы.

Приподнятое настроение, охватившее меня после того, как мы спаслись от нобарганов, быстро прошло, когда я обдумал наше положение. Мы одиноки, без оружия, заблудились в незнакомой стране, где нас окружали, как уже стало ясно с первых шагов, грозные опасности. Воображение рисовало сотни бед, еще более страшных, чем те, с которыми мы встречались до сих пор.

Дуара, выросшая в строго охранявшемся уединении в доме джонга, имела такое же представление о флоре, фауне и природных условиях Нубола, как и я, пришелец с далекой планеты. Несмотря на цивилизованность, природную сообразительность, мою недюжинную физическую силу, наше положение было немногим лучше, чем у заблудившихся в дремучем лесу детей.

Мы брели в тишине, вглядываясь и вслушиваясь в ночь, ожидая в любой момент какую-нибудь новую опасность. Дуара тихо произнесла, словно задавая вопрос самой себе:

— Вернусь ли я когда-нибудь в дом отца, джонга? Поверит ли он в историю, которую я ему расскажу? Что я, Дуара, дочь джонга, прошла через такие невероятные опасности и осталась живой, — она повернула голову и посмотрела мне в лицо. — Ты веришь, Карсон Нейпер, что мне суждено когда-нибудь вернуться в Вепайю?

— Не знаю, Дуара, по правде сказать, это почти невозможно. Неизвестно, куда мы попали и где находится Вепайя. Быть может, мы никогда не найдем Вепайю и проведем много лет вместе? Останемся ли мы просто знакомыми? Или у меня сохраняется надежда? Надежда завоевать твою любовь…

— Разве я не сказала, что нельзя говорить со мной о любви? Девушке, которой не исполнилось двадцати лет, не подобает говорить и даже думать о любви, а мне, дочери джонга, и подавно. Будешь продолжать настаивать, я вообще перестану разговаривать с тобой.

Мы долго шли молча. Очень устали, хотели есть и пить, но на время все подчинилось стремлению уйти подальше от нобарганов. Наконец я понял, что силы Дуары на исходе и надо сделать привал.

Выбрав дерево, на нижние ветви которого легко забраться, мы стали карабкаться, пока я не наткнулся на грубое подобие гнезда, — возможно, его соорудило какое-нибудь существо, обитающее на деревьях, или это был мусор, принесенный ураганом. Куча сучьев лежала на двух почти горизонтальных ветвях, отходивших от ствола примерно на одном уровне, и была достаточно большой, чтобы нам вдвоем на ней поместиться.

Когда мы вытянули усталые тела на не слишком удобном, но тем не менее желанном ложе, донесшееся снизу рычание большого зверя убедило нас, что убежище отыскалось вовремя. Я понимал, что нам может грозить от хищников, которые живут или охотятся на деревьях, но все мысли о том, чтобы не спать, были сломлены полным истощением и тела, и разума.

Засыпая, я услышал голос Дуары. Он был сонным и далеким.

— Скажи мне, Карсон Нейпер, а что такое любовь?

Когда я проснулся, наступил новый день. Я поглядел на сплетение ветвей и листвы подо мной и какое-то время не мог понять, где нахожусь и как попал сюда. Повернув голову, увидел лежащую рядом со мной Дуару и сразу вспомнил последний вопрос, который она задала мне, и понял, что так на него и не ответил.

Два дня мы продвигались в том направлении, где, как нам казалось, лежал океан. Пищей служили яйца и разные плоды, имевшиеся в лесу в изобилии. Лес кишел жизнью — неведомые птицы, обезьяноподобные существа, которые бегали, непрерывно болтая, по деревьям, пресмыкающиеся, травоядные и плотоядные животные. Многие из них выделялись размерами и свирепостью. Худшими из тех, кого мы видели, были тарбаны; но нам удавалось избегать их благодаря привычке этих зверей рычать и реветь, что предупреждало об их близости.

Другим существом, заставившим нас пережить несколько неприятных моментов, был басто. Я уже встречался с ним и раньше, когда мы с Камлотом отправились в злосчастную экспедицию за тареллом. Поэтому пришлось быстро влезть на деревья, едва только мы завидели одного такого зверя.

Верхняя часть головы басто напоминает американского бизона — у него такие же короткие, мощные рога и плотная вьющаяся шерсть на затылке и на лбу. Маленькие глаза окаймлены красным ободком. Шкура голубая и немного напоминает шкуру слона, с редко растущими волосами, за исключением головы и кончика хвоста, где волосы гуще и длиннее. Плечи зверя поднимаются очень высоко, но спина быстро опускается к огузку. Передние ноги, чрезвычайно короткие и массивные, переходят в трехпалую ступню. Задние ноги более длинные и тонкие, и ступни меньше. Передние несут на себе три четверти веса зверя. Морда похожа на кабанью, только шире; снаружи видны два больших изогнутых клыка.

Басто — всеядное животное, легко раздражается, так что от него лучше держаться подальше. Благодаря басто и тарбанам мы с Дуарой за первые несколько дней скитаний по лесу стали первоклассными древолазами.

В нашем противоборстве с природой меня больше всего удручало отсутствие оружия и неспособность добыть огонь. Возможно, — последнее самое худшее, потому что огонь необходим и как защита от зверей, и для приготовления пищи.

На каждом привале я экспериментировал. Дуара тоже увлеклась этим, и ни о чем другом мы не думали и не говорили. Зато постоянно проверяли всевозможные комбинации из камней и кусков дерева, которые подбирали по пути.

Я много раз читал, как первобытные люди добывают огонь, и теперь перепробовал разные способы. Натер мозоли, вращая палочки, ударяя камнями друг о друга. Наконец, измучившись, я готов был прекратить свои попытки.

— Не верю, что кто-нибудь может добыть огонь, — ворчал я.

— Ты же видел, нобарган смог, — напомнила Дуара.

— Там была какая-то хитрость, — настаивал я.

— Ты хочешь прекратить попытки? — не унималась она.

— Конечно, нет. Это вроде гольфа. Большинство людей не может научиться играть в гольф, но лишь немногие бросают попытки овладеть искусством игры. Я, наверное, буду продолжать свои мучения до самой смерти или до тех пор, пока Прометей не спустится на Венеру, как когда-то на Землю.

— Что такое гольф и кто такой Прометей? — спросила Дуара.

— Гольф — помутнение рассудка, а Прометей — миф.

— Я не понимаю, как они могут тебе помочь.

Я склонился над кучей гнилушек, прилежно ударяя друг о друга разными камешками, которых мы набрали днем.

— Я тоже не понимаю, — пробормотал я, со злостью ударяя двумя новыми камнями. Сноп искр вырвался из-под пальцев и поджег гнилушки.

— Прошу прощения у Прометея! — воскликнул я. — Он вовсе не миф!

Благодаря огню я смог сделать лук, заострить копье и стрелы. Я натянул на лук на тетиву из волокон прочной лианы и приладил к стрелам перья птиц в качестве оперенья.

Дуара очень заинтересовалась моей работой. Она собирала перья, расщепляла их и привязывала к стрелам длинными стеблями очень прочной травы, росшей в изобилии по всему лесу. Наша работа облегчалась использованием острых кусочков камня, служивших прекрасными скребками.

Не могу найти слов, чтобы описать перемену, произошедшую со мной после изготовления оружия. Раньше я чувствовал себя, как зверь, на которого охотятся и чье единственное спасение — в бегстве, а это самая неподходящая ситуация для человека, который хочет произвести впечатление на объект любви своими героическими качествами.

Не могу сказать, что в то время я думал именно так, однако, все лучше осознавая тщетность моей мечты и постоянно ощущая, как во мне растет комплекс неполноценности, и в самом деле начал стремиться предстать пред Дуарой в более выгодном свете.

Теперь все изменилось. Я стал охотником, а не добычей. Мое жалкое, несовершенное оружие изгнало сомнения из моего рассудка. И я готов поспорить с любой опасностью.

— Дуара, я найду Вепайю и привезу тебя домой, к твоему отцу!

Она посмотрела на меня с сомнением.

— В последний раз, когда мы разговаривали, — напомнила она, — ты сказал, что не имеешь понятия, где находится Вепайя, и даже если бы знал, то не надеешься попасть туда.

— Но тот наш разговор был несколько дней назад. Теперь все изменилось. Теперь, Дуара, мы можем охотиться и у нас будет мясо на ужин. Следуй за мной, чтобы не распугать дичь.

Я зашагал вперед со своей былой самоуверенностью и, возможно, несколько неосторожно. Дуара шла в нескольких шагах позади. В этой части лес густо зарос кустарником, и я не мог видеть далеко ни в одном направлении. Мы шли звериной тропой, быстро и бесшумно.

Вскоре я заметил какое-то движение в зелени перед собой, а затем различил очертания большого животного. И почти сразу тишина леса была разбужена мычанием басто и громким треском ломающегося кустарника.

— На дерево, Дуара! — крикнул я, тут же повернувшись и побежав назад, чтобы помочь ей избежать опасности. Но Дуара неожиданно споткнулась и упала.

Басто опять замычал. Оглянувшись, я обнаружил, что свирепое создание стоит на тропе всего в нескольких шагах от меня. Он не бросился в атаку, но медленно приближался, и я понимал, что зверь обязательно догонит нас раньше, чем мы успеем залезть на дерево. И все из-за секундной задержки, вызванной падением Дуары.

Оставалось одно — задержать зверя, пока Дуара не окажется в безопасном месте. Я вспомнил, как Камлот убил одно из этих существ, сумев отвлечь внимание зверя при помощи ветки с листьями в левой руке, и затем правой рукой вонзив меч под лопатку. Но у меня нет ветки, а всего лишь грубое деревянное копье.

Басто был почти рядом со мной, его налитые кровью глаза горели, белые клыки блестели. Моему возбужденному воображению он показался таким же огромным, как слон. Басто склонил голову, и новый громовой рев вырвался из его глотки.

Затем он бросился вперед.

Глава 5 БЫК И ЛЕВ

Пока басто несся на меня, я думал только о том, чтобы отвлечь его внимание от Дуары. Может быть, она успеет скрыться. Все произошло столь быстро, что не было времени подумать о своей собственной судьбе.

Бросившись в атаку, зверь стоял так близко, что не смог сильно разогнаться. Он приближался с опущенной головой, такой могучий и внушающий трепет, что я даже не надеялся остановить его своим слабым и практически бесполезным оружием.

Наоборот, я отбросил его. Все мои мысли сосредоточились на одном — как бы не попасть на эти короткие острые рога.

Я схватился за них, когда басто ударил меня. Благодаря своей силе я смог ослабить удар и не дать рогам вонзиться в меня.

Почувствовав мой вес, зверь резко мотнул головой вверх, пытаясь сбросить меня. Последнее ему удалось, да так, что далеко превзошло все, что могли ожидать и я, и он.

Подброшенный мощными рывком, я взлетел вверх, сокрушая ветки. К счастью, не ударился головой ни обо что крупное, не потерял сознания и даже сохранил присутствие духа, ухватившись за ветку, на которую упал. Оттуда я быстро переполз на более надежный толстый сук.

Моя первая мысль была о Дуаре. В безопасности ли она? Успела ли залезть на дерево до того, как басто напал на меня?

Мои страхи сразу кончились, как только я услышал ее голос.

— О, Карсон, Карсон! Ты ранен? — кричала она. Ее неприкрытое страдание послужило достаточным вознаграждением за все полученные раны.

— Пожалуй, нет. Только немного стукнулся. Как у тебя дела? Где ты?

— Я здесь, на соседнем дереве. О, я думала, что он убил тебя!

Я ощупал свои суставы, руки, ноги и голову, но не обнаружил ничего серьезного, одни синяки. Правда, их было более чем достаточно.

Пока я осматривал себя, Дуара перебралась по густым переплетенным ветвям и вскоре оказалась рядом со мной.

— Кровь? — испугалась она. — Ты ранен!

— Это только царапины. Пострадала лишь моя гордость.

— Твоя гордость!? Как она могла пострадать?

— Я был уверен в себе мгновение назад и так доволен своим новым оружием. А теперь погляди на меня — безоружного и довольного тем, что сижу на дереве, спасаясь от первого же встреченного зверя.

— Тебе нечего стыдиться. Ты должен гордиться тем, что сделал. Я видела. Оглянулась, когда встала на ноги, и увидела, что ты стоишь прямо на пути этого ужасного зверя, заслоняя меня.

— Возможно, я слишком испугался, чтобы бежать, страх сковал меня.

Она улыбнулась и покачала головой.

— Я лучше знаю, как было. Я слишком хорошо знаю тебя.

— Я готов пойти на любой риск, лишь бы заслужить твое одобрение.

Она секунду помолчала, глядя вниз на басто. Чудовище рыло землю и мычало, время от времени останавливаясь и глядя на нас.

— Он кажется очень злым, — заметила девушка. — Хотелось бы мне оказаться подальше от него.

— Он ждет, когда мы свалимся с дерева, судя по тому, как он поглядывает на нас. Интересно, сколько времени он здесь проторчит?

— Давай попробуем уйти от него по деревьям, — предложила Дуара. — Они здесь растут очень близко друг от друга.

— И бросим мое новое оружие?

— Ох, я и забыла о нем. Конечно, этого нельзя делать.

— Возможно, он уйдет в скором времени, — предположил я. — Как только поймет, что мы не спустимся.

Но басто не уходил. Он мычал и рыл землю, а затем улегся под деревом.

— Этот парень — оптимист, — заявил я.

— Почему ты так считаешь?

— Он думает, что если останется здесь, то дождется нас.

Девушка засмеялась.

— Может быть, он рассчитывает на то, что мы умрем от старости и свалимся вниз?

— Ну, тогда он будет разочарован — ведь он не знает, что нам введена сыворотка долголетия.

— Но пока что тут не очень сладко — я голодна.

— Дуара, смотри, — шепнул я, увидев что-то мелькнувшее в чаще кустарника позади басто.

— Что это? — спросила она тоже шепотом.

— Не знаю, что-то большое.

— Оно так тихо пробирается через заросли. Карсон, ты думаешь, что еще какой-нибудь ужасный зверь учуял нас?

— Ну, мы все-таки на дереве, — успокоил я ее.

— Да, но многие из здешних тварей отлично лазают по деревьям. Вот если бы у тебя было оружие!

— Когда басто на минуту отвлечется, я спущусь и заберу его.

— Ни в коем случае — ты станешь добычей кого-нибудь из них двоих.

— Он подходит, Дуара! Смотри!

— Это тарбан, — прошептала она.

Злая морда жестокого хищника высунулась из подлеска неподалеку от басто, за его спиной. Последний ничего не замечал, и его ноздри не чуяли запаха огромного хищника, напоминающего гигантскую кошку.

— Он не видит нас, — произнес я, — следит за басто.

— Ты полагаешь… — начала Дуара, но ее слова были оборваны самым жутким рычанием, какое я только слышал, вырвавшимся из глотки тарбана в тот миг, когда тот прыгнул на застигнутого врасплох басто. Тарбан вскочил ему на загривок, глубоко вонзив клыки и когти.

Рев басто смешался с рыком тарбана в ужасающей какофонии звериной ярости, от которой, казалось, дрожал весь лес.

Огромный бык неистово вертелся и пытался вонзить рога в хищника на его спине. Тарбан яростно наносил удар за ударом по морде басто, разрывая шкуру и мясо до костей. Его коготь вырвал глаз соперника.

Басто, голова которого превратилась в кровавую массу, неожиданно с почти кошачьей ловкостью опрокинулся на спину, пытаясь придавать своего мучителя; но тарбан успел отскочить в сторону и, едва бык поднялся на ноги, вновь прыгнул ему на спину.

На этот раз басто, развернувшись с невероятной скоростью, поймал тарбана на рога и подбросил высоко в воздух.

Огромный хищник пролетел всего в нескольких футах от нас с Дуарой; размахивая лапами и рыча, он свалился вниз.

Словно огромный кот, тарбан упал на четыре лапы. Басто с вытянутым хвостом уже нагнул голову, чтобы поднять его на рога и еще раз подбросить. Тарбан упал прямо на могучие рога, но когда басто мотнул мощной шеей еще раз, тарбан не полетел вверх. Он вцепился когтями и клыками в голову и шею своего противника, раздирая горло и спину басто, пока тот пытался стряхнуть его с себя. Ужасными ударами когтей тарбан буквально рвал басто в клочья.

Израненный зверь превратился в кровавое мессиво. Полностью ослепленный, он кружился в причудливом и бессмысленном танце смерти. Ревущая Немезида висела на нем, нанося раны в бешеном слепом гневе, и ужасный рык смешивался с предсмертными стонами раненого быка.

Вдруг басто остановился, ноги широко разъехались. Некоторое время он стоял, слабо шатаясь. Кровь лилась из шеи таким потоком, что я понял — у него разорвана яремная вена. Конец близился, и я удивлялся, с каким невероятным упорством зверь цепляется за жизнь.

Тарбану тоже нельзя позавидовать. Он был проткнут рогами, и кровь из ран смешивалась с кровью басто. Шансы остаться в живых у него почти столь же малы, как и у быка, уже, видимо, мертвого, хотя еще стоящего на ногах.

Но откуда я мог знать о невероятной жизнеспособности могучих созданий!

Внезапно тряхнув головой, бык напрягся, затем опустил рога и слепо бросился вперед, со всей силой и страстью жажды жизни.

Это была короткая атака. Рога с силой ударили в ствол дерева, на котором мы притаились. Ветка, за которую мы держались, дернулась и закачалась так, словно налетел ураган. Нас с Дуарой буквально скинуло с нее.

Тщетно пытаясь уцепиться за что-нибудь, мы свалились прямо на тарбана и басто. Я испугался за Дуару, но боятся было нечего. Ни один из борцов не бросился на нас — они даже не пошевелились. Несколько конвульсивных судорог были последними признаками жизни. Так их смерть спасла нас от гибели.

Тарбан оказался зажат меж стволом дерева и массивным лбом быка. Ударом он был смят в лепешку. Басто умер, отомстив тарбану.

Мы свалились на землю рядом с телами титанов и теперь, целые и невредимые, вскочили на ноги. Дуара была бледна и дрожала, но все-таки храбро улыбнулась мне.

— Наша охота оказалась успешнее, чем мы могли мечтать, — крепясь, выговорила она. — Здесь хватит мяса на десятерых.

— Камлот говорил, что нет ничего вкуснее мяса басто, зажаренного на костре.

— Вот и чудесно. Я уже глотаю слюнки.

— Я тоже, но без ножа мы ничего не сделаем. Посмотри-ка на его толстую шкуру.

Дуара удрученно поглядела.

— Бывает же так, чтобы людям постоянно не везло! Но ничего. Возьми свое оружие, и, возможно, мы найдем что-нибудь, чтобы разрезать быка на части или приготовить целиком.

— Подожди! — воскликнул я, развязав мешочек, висевший у меня через плечо на прочной веревке. — Я сохранил камень с заостренным краем, которым делал лук и стрелы. Теперь он пригодится нам.

Работа оказалась тяжелой, но я успешно справился с ней. Пока разделывал тушу, Дуара собрала гнилушки и дрова.

Она удивила нас обоих, добыв огонь, чем была очень довольна и горда. За всю свою жизнь ей, изнеженной, никогда ничего не приходилось делать по хозяйству. Так что даже такое маленькое достижение наполнило ее радостью.

Обед был незабываемым, прямо-таки историческим, эпохальным. Он ознаменовал становление первобытного человека, его выход из состояния дочеловеческого существования. Человек добыл огонь, сделал оружие, убил более сильного, чем он, зверя, первый раз в жизни ел приготовленную на огне пищу. И мне хотелось продолжить метафору чуть дальше и думать о помощнице во всех свершениях как о своей подруге. Я вздохнул, представив себе то счастье, которое мы могли бы испытать, если бы Дуара ответила на мою любовь.

— В чем дело? — осведомилась Дуара. — Почему ты вздыхаешь?

— Вздыхаю, потому что не настоящий первобытный человек, а лишь его слабое подобие.

— Почему ты хочешь быть первобытным человеком? — поинтересовалась она.

— Потому что первобытный человек не ограничен никакими дурацкими условностями. Если он хочет женщину, а она не хочет его, хватает ее за волосы и тащит на свое ложе. Все делается очень просто.

— Хорошо, что я не живу в то время, — заметила Дуара, — не хотела бы, чтобы меня тащили за волосы на ложе. Если кто-нибудь попытается это сделать, я убью его.

Прошло несколько дней скитаний по лесу. Мы безнадежно заблудились, и хотелось поскорее выбраться из мрачного леса. Он действовал на нервы. Мне удавалось убивать мелких животных при помощи лука и стрел, здесь было изобилие плодов и орехов, полно воды. Что касается еды, то мы жили как короли. Нам везло и еще в одном отношении: мы больше не сталкивались с крупными животными. К счастью, не встречались и хищники, обитающие на деревьях. В этом отношении нам тоже везло, поскольку в лесах Амтора много ужасных существ, охотящихся на деревьях.

Дуара, несмотря на все трудности и опасности, редко жаловалась. Она оставалась жизнерадостной, хотя было абсолютно ясно, что у нас нет никакой надежды найти далекий остров, где ее отец был джонгом. Но иногда она надолго замолкала. Я решил, что в такие моменты она грустила, однако со мной своими печалями не делилась. А мне так этого хотелось! Мы ведь делимся своими тревогами с теми, кого любим.

Как-то раз она внезапно присела и зарыдала. Я так удивился, что несколько минут стоял, уставясь на нее, прежде чем решился что-то сказать; правда, я не смог придумать ничего утешительного.

— Дуара, что ты? — крикнул я. — В чем дело? Ты больна?

Она потрясла головой и попыталась остановиться.

— Извини, — наконец, выговорила она. — Я не хотела… Я пыталась удержаться… Но этот лес! О, Карсон, он сведет меня с ума! Он преследует меня даже во сне, он бесконечен, тянется и тянется без конца — мрачный, отвратительный и полный ужасных опасностей. Там!.. — воскликнула она и махнула рукой, словно хотела рассеять неприятные видения. — Ладно, теперь все в порядке, больше не повторится. — Дуара улыбнулась сквозь слезы.

Я хотел обнять ее и успокоить. Как сильно мне хотелось это сделать! Но я только положил руку ей на плечо.

— Я понимаю, что ты чувствуешь. И испытываю то же самое уже давно. Жаль, что не умею плакать, мне было бы легче. Я борюсь, ругаясь втихомолку. Так не может продолжаться вечно, Дуара. Очень скоро все кончится. К тому же не забывай, что лес кормит нас, защищает и укрывает.

— Как тюремщик кормит, защищает и укрывает преступника, осужденного на смерть, — отозвалась она вяло. — Ладно, идем!

Подлесок опять стал густым, и мы пошли по звериной тропе, такой же неровной, как большинство звериных троп. Думаю, густые заросли угнетали Дуару даже больше, чем сам лес. Во всяком случае, меня они заставляли постоянно держаться настороже. Тропа была широкой, и мы шли рядом. Внезапно за поворотом лес кончился. Перед нами лежало открытое пространство, а за ним — очертания далеких гор.

Глава 6 ВНИЗ ПО ОТКОСУ

Вскоре мы вышли к краю высокого обрыва. Далеко внизу, по крайней мере, в пяти тысячах футов, простиралась широкая долина. Впереди в невероятной дали виднелись силуэты гор, окаймлявших долину с противоположной стороны. Справа и слева они терялись в дымке из-за большого расстояния.

Во время наших многодневных блужданий по лесу мы, видимо, постоянно шли в гору, но подъем был настолько незначительным, что его попросту не ощущали. Зато вид глубокой котловины просто ошеломлял. Как будто смотришь в огромную яму, лежащую гораздо ниже уровня моря. Такое впечатление, однако, быстро рассеялось — вдалеке виднелась большая река, мягко извивающаяся по долине. И она обязательно текла к какому-нибудь океану.

— Новый мир! — восхищенно вздохнула Дуара. — Как он прекрасен по сравнению с ужасным лесом!

— Будем надеяться, что он окажется к нам не менее милосердным, чем лес.

— Да он не может не быть немилосердным! Он так прекрасен, — мечтательно произнесла она. — Здесь должны жить люди благородные, добрые и такие же красивые, как долина. Не может быть зла в таком замечательном месте. Возможно, они помогут нам вернуться в Вепайю. Я уверена, что помогут.

— Я тоже надеюсь, — согласился я.

— Гляди! Там маленькие речки, текущие в ту большую реку, и равнины с деревьями, и леса, но не та ужасная чаща, которая все тянется и тянется без конца и края.

Она помолчала, а потом поинтересовалась:

— Карсон, ты видишь какие-нибудь селения и следы людей?

Я покачал головой.

— Нет, не вижу. Мы очень высоко над долиной, и большая река, на которой должны бы стоять поселения и города, далеко от нас. Отсюда удалось бы заметить только город-гигант с высокими зданиями. Не исключено, что дымка над долиной скрывает даже большой город. Придется спуститься в долину, чтобы узнать, так ли это.

— Я сгораю от нетерпения!

Тропа, по которой мы пришли к обрыву, резко поворачивала налево и шла вдоль его края. Но от нее ответвлялась более узкая тропинка, которая направлялась вниз.

Еле заметная дорожка вилась по почти отвесному склону. У слабонервных людей закружилась бы голова, а по спине побежали мурашки.

— Здесь мало кто ходит, — заметила Дуара, заглянув через край обрыва на головокружительный спуск.

— Может быть, лучше пройти дальше и поискать более безопасный спуск, — предложил я, думая, что она боится.

— Нет, — запротестовала Дуара, — я хочу поскорее вырваться из леса. Ведь кто-то ходит по дорожке вверх и вниз? И если он может пройти, то пройдем и мы.

— Тогда держись за меня, тут очень круто.

Она сделала, как я велел. В качестве посоха я отдал ей свое копье. Потом начался рискованный спуск. Даже теперь страшно вспоминать его. Спуск не только был опасным, но и выматывал все силы. С десяток раз я решал, что мы обречены, когда казалось, что дальше идти нельзя, а вернуться наверх невозможно, потому что не один раз попадались места, где нам приходилось слезать с выступов, на которые мы не смогли бы снова взобраться.

Дуара оказалась очень храброй. Она изумляла меня. Замечательной была не только ее смелость, но и выносливость, почти невероятная для такого хрупкого существа. К тому же она оставалась веселой и добродушной, часто смеялась, когда оступалась и чуть не падала, а ведь падение означало бы верную гибель.

— Я говорила, — вспоминала она во время одного из привалов, — что кто-то должен ходить по тропе вверх и вниз. Интересно, что за существо?

— Возможно, горные козлы. Больше никто не способен пройти здесь.

Она не знала, кто такие горные козлы, а я не знал венерианского животного, с которым их можно сравнить. По ее мнению, по тропе может ходить мистал. Никогда не слышал о таком животном, но из описания Дуары решил, что зверь по виду напоминает домашнюю кошку.

Отдохнув, мы продолжили спуск. Внезапно я услышал шум где-то ниже нас и выглянул за край выступа, на котором мы стояли.

— Наше любопытство будет скоро удовлетворено, — прошептал я Дуаре. — Сюда идет тот, кто проложил тропинку.

— Мистал? — спросила она.

— Нет, но и не горный козел. Такое существо может ловчее всех взбираться по вертикальному склону. Как он называется?

Это был огромный, страшного вида ящер двадцати футов в длину. Он медленно карабкался вверх прямо туда, где мы стояли.

Перегнувшись через мое плечо, девушка взглянула вниз. Она тихо вскрикнула от ужаса.

— Думаю, что животное зовут виром, — прошептала она, — и если это так, мы пропали. Я никогда не видела, но читала о них и встречала изображения — выглядит он так же, как на картинках.

— Они опасны? — спросил я.

— Ужасно опасны.

— Посмотри, не можешь ли ты сойти куда-нибудь с тропы. А я попытаюсь задержать зверя здесь, пока ты не будешь в безопасности.

Я повернулся к животному, медленно взбиравшемуся наверх. Вир покрыт красными, черными и желтыми чешуйками, переплетавшимися в замысловатом узоре. Расцветка и узор красивы, но на том красота твари и кончалась. Голова напоминала крокодилью, а по обеим сторонам челюсти шел ряд ослепительно белых рогов. Почти всю верхнюю поверхность головы вира занимал единственный глаз, состоящий из бесчисленных фасеток.

Он пока не обнаружил нас, но через полминуты оказался бы рядом. Я расшатал камень и кинул вниз, думая, что смогу заставить животное повернуть назад. Мой снаряд ударил вира по морде. Он с рычанием поднял голову и увидел меня.

Его огромные челюсти раскрылись, и изо рта выстрелил самый удивительный язык, какой мне только приходилось встречать. Как молния, он обвился вокруг меня и потащил прямо в раскрытую пасть, из которой вырывался резкий, ревущий свист.

Я не был мгновенно проглочен только потому, что оказался крупноватым кусочком и застрял поперек пасти. Оставалось бороться изо всех сил, чтобы избежать горькой участи.

Глотка, куда мне не хотелось попасть, была большой и мокрой. Очевидно, существо заглатывало добычу целиком, а рога, видимо, служили исключительно для защиты. Из зева исходил зловонный запах, от которого мутилось сознание. Возможно, это были ядовитые испарения, парализующие жертву. Чувствовал, как слабею, кружилась голова. Внезапно я увидел Дуару.

Она сжимала обеими руками мое копье и с яростью ударяла им в морду вира. Какой маленькой, хрупкой и беззащитной она казалась, напав на страшного зверя!

Дуара рисковала жизнью, чтобы спасти меня, хотя и не любила. Ничего удивительного — ведь есть благородные чувства, гораздо менее эгоистичные, чем любовь. Верность, например. Но я не мог позволить ей принести себя в жертву верности.

— Уходи, Дуара! — крикнул я. — Ты не спасешь меня — я пропал. Беги, пока можешь, иначе мы погибнем оба.

Она не обратила внимания на мои слова и опять взмахнула копьем. На этот раз оно вонзилось в фасеточный глаз. Пронзительно шипя от боли, ящер кинулся на девушку и попытался поддеть ее рогами, но она удержалась на ногах и вонзила копье между раскрытыми челюстями, глубоко в розовую плоть отвратительной глотки.

Видимо, копье пронзило язык, потому что хватка внезапно ослабла, и я вырвался из его пасти.

Моментально вскочив на ноги и схватив Дуару за руку, оттащил ее в сторону, когда вир слепо бросился в атаку. Он промчался мимо нас, шипя и воя, а затем повернулся, но не в том направлении.

Я понял, что тварь ослепла. Рискуя сорваться, мы с Дуарой соскользнули с выступа, на котором столкнулись с ящером. Если бы остались там еще на мгновение, то были бы убиты или изувечены яростно стегающим во все стороны хвостом разъяренного чудовища.

Счастье благоприятствовало нам. Мы оказались на другом выступе, находившемся немного ниже. Над нами раздавались шипящие вопли вира и удары хвоста по каменистому склону.

Из страха, что тварь может спуститься вслед за нами, мы спешили, рискуя даже больше, чем раньше, и не останавливались, пока не оказались на относительно плоской площадке. Там присели отдохнуть, задыхаясь от усталости.

— Ты была восхитительна! — обратился я к Дуаре. — Но рисковала жизнью, чтобы спасти меня. В следующий раз будь осторожнее.

— Мне просто страшно остаться одной. И я заботилась только о себе.

— Не верю. — По правде говоря, я не хотел верить ее словам. Другое объяснение было бы гораздо милее и приятнее.

— Так или иначе, — заключила Дуара, — а мы узнали, кто проложил тропинку.

— И что наша прекрасная долина может оказаться не такой безопасной, как кажется, — добавил я.

— Но тварь поднималась из долины в лес, — возразила Дуара, — наверное, вир живет там.

— Короче, нам надо постоянно быть настороже.

— Теперь у тебя нет копья. Большая потеря — ведь оно спасло тебе жизнь.

— Видишь, чуть дальше внизу, — указал я, подняв руку, — изгибается полоса леса. Она, видимо, следует за извивами ручья. Там мы, пожалуй, сделаем новое копье. И там вода — я прямо-таки погибаю от жажды.

— И я тоже, — заявила Дуара, — и хочу есть. Может, ты убьешь еще одного басто?

Я засмеялся.

— Теперь я и тебе смастерю копье и лук со стрелами. Судя по тому, как ты с ними управляешься, басто скорее убьешь ты, чем я.

Мы неторопливо двигались по лесу. До него оставалось около мили по мягкой траве бледно-фиолетового оттенка. Вокруг в изобилии росли цветы — пурпурные, голубые и бледно-желтые; их листья, как и они сами, совершенно непривычны для земного глаза. Иные оттенки цвета человеческий глаз никогда не видел, а в языке нет подходящих названий.

Такое необычное восприятие рождало странное ощущение. Я бы назвал его одиночеством чувств. Ведь каждое наше чувство живет в своем собственном мире; рядом с ним существуют другие чувства, но само оно ничего не знает о мирах других чувств.

Мои глаза видят цвет, но пальцы, уши, нос, язык никогда не воспримут этого цвета. Я не могу даже описать его так, чтобы вы ощущали данный цвет так же, как и я. Тем более если речь идет о цвете, который вы никогда не видели. Еще труднее описать запах и вкус или ощущение от восприятия какой-нибудь неизвестной доселе субстанции. Только с помощью сравнений можно охарактеризовать ландшафт, расстилавшийся перед моими глазами, так как в земном мире нет ничего для сравнения: сияющий облачный покров над головой, неяркие луга и леса мягких пастельных цветов и далекие, закутанные в туман горы — без густых теней и резких контрастов, странные, прекрасные и волшебные, все интригующее, возбуждающее, неотразимое, всегда зовущее к более близкому знакомству и новым приключениям.

На равнине между обрывом и лесом росли одиночные деревья. Под ними лежали и паслись на открытых местах животные, которых мне никогда не доводилось видеть — ни здесь, ни на Земле. Даже при первом взгляде было ясно, что представлено несколько различных семейств и многочисленные роды.

Некоторые большие и неуклюжие, другие — мелкие и изящные. Все они находились слишком далеко от меня, чтобы различить подробности. Впрочем, я был этим доволен, ибо среди диких зверей по крайней мере некоторые могут оказаться опасными для человека. Но, как и все животные, за исключением голодных хищников и людей, они не обнаруживали намерений напасть на нас, пока мы не сталкивались с ними или не подходили слишком близко.

— Я вижу, мы не останемся голодными, — заметила Дуара.

— Надеюсь, что некоторые из маленьких существ превосходны на вкус, — засмеялся я.

— Например, вон тот под деревом наверняка очень вкусен, — она показала на огромное, как слон, лохматое существо. У Дуары определенно было чувство юмора.

— По-видимому, ему в голову пришла та же самая идея насчет нас, — предположил я. — Оно приближается!

Огромный зверь двигался к нам. До леса все еще оставалось около сотни ярдов.

— Может, побежим? — спросила Дуара.

— Боюсь, что это может плохо кончиться. Ты знаешь, зверь почти инстинктивно станет преследовать существо, бегущее от него. Думаю, что лучше всего продолжать не спеша двигаться к лесу. Если тварь не увеличит скорости, мы дойдем до деревьев быстрее его, если же побежим, он наверняка нас догонит, потому что из всех существ человек, похоже, одно из самых медлительных.

Продолжая идти, мы все время оглядывались на идущее за нами лохматое чудище. Оно брело по-прежнему спокойно, но его широкие шаги постепенно сокращали расстояние между нами. Стало ясно, что он догонит нас раньше, чем мы доберемся до леса, и я чувствовал полное бессилие своего хилого лука и тоненьких стрел перед приближающейся горой мяса.

— Прибавь шагу, Дуара, — приказал я.

Она пошла быстрее, но, сделав несколько шагов, оглянулась.

— А ты?

— Не спорь, — оборвал я разговор несколько резко. — Делай, что тебе говорят.

Она остановилась, поджидая меня.

— Я сделаю то, что ты просишь, но не хочу, чтобы ты жертвовал собой ради меня. Если тебе суждено умереть, умру с тобой. Кроме того, Карсон Нейпер, помни: я дочь джонга и не привыкла, чтобы мне приказывали.

— Если бы меня не занимали более важные вещи, я бы выдрал тебя, — прорычал я.

Она посмотрела на меня испуганно, затем гневно топнула маленькой ножкой и закричала:

— Ты помыкаешь мной, потому что нет никого, кто бы защитил меня, — выкрикивала она. — Я ненавижу тебя, ты… ты…

— Но я стараюсь защитить тебя, Дуара, а ты затрудняешь мне задачу.

— Я не нуждаюсь в твоей защите, лучше умру. Больше чести в том, чтобы умереть, чем позволить говорить так: я дочь джонга!

— Как мне кажется, ты уже сообщала это несколько раз раньше, — спокойно заметил я.

Она вскинула голову и пошла не оглядываясь. Даже ее маленькие плечи и спина излучали оскорбленное достоинство и сдерживаемый гнев.

Я оглянулся. Могучее животное было меньше чем в пятидесяти футах, лес впереди примерно на таком же расстоянии. Дуара не оборачивалась. Я остановился и повернулся лицом к колоссу. К тому времени, как он разделается со мной, Дуара, возможно, будет в безопасности на ветвях ближайшего дерева.

Я поднял было лук, но стрелы остались в грубом колчане, который я соорудил, чтобы держать их за правым плечом. У меня хватило разума понять, что они лишь разъярят волосатую гору мускулов.

После того как я остановился, животное стало приближаться медленнее и более осторожно. Два широко расставленных маленьких глаза внимательно оглядывали меня, два больших ослиных уха нацелились вперед, дрожащие ноздри расширились.

Теперь зверь приближался очень медленно. Внезапно костистая выпуклость, простирающаяся от его носа до лба, начала подниматься, и я с изумлением увидел торчащий рог. Рог поднимался, пока не стал выдаваться вперед под углом в сорок пять градусов. Это было ужасное оружие нападения.

Он еле двигался. Знание земных животных научило меня, что редко кто начинает атаку, если его не провоцировать. Я поставил свою жизнь на то, что такое же правило действует на Венере. Разумеется, имеются и другие побуждения, кроме чувства страха и злобы; самое действенное из них — голод. Однако существо казалось мне травоядным; оставалось надеяться, что это действительно так. Но я не мог забыть басто, который по виду напоминал американского бизона, однако был всеядным.

Осторожный зверь подходил ближе и ближе, медленно, очень медленно, как будто все сильнее сомневался. Он возвышался надо мной, как живая гора. Я ощущал его горячее дыхание на своем теле; но, что гораздо важнее, — мог чувствовать его запах, — приятный запах травоядного животного. Мои надежды возрастали.

Животное приблизило свою морду; низкий рев вырвался из огромной груди; ужасный рог коснулся меня, затем ткнулся холодный, мокрый нос. Оно фыркнуло. Рог медленно опустился.

Внезапно животное повернулось и помчалось прочь, поднимаясь на дыбы и подпрыгивая, словно игривый молодой бычок, скачущий и подпрыгивающий, вытянув короткий хвост. Вид у него самый нелепый — как у паровоза со скакалкой. Я засмеялся, возможно, немножко истерически, потому что колени внезапно ослабели и задрожали. Если я и не побывал рядом со смертью, то во всяком случае мысленно уже приготовился к ней.

Повернувшись к лесу, увидел, что Дуара стоит на опушке и глядит на меня. Глаза ее широко раскрылись, она дрожала.

— Ты очень храбрый, — еле выговорила она. Похоже, что ее гнев прошел — Ты остался там, чтобы я спаслась.

— Просто ничего другого мне не пришло в голову, — небрежно отозвался я. — Ладно, все позади. Давай посмотрим, не удастся ли нам найти чего-нибудь поесть. Хорошо бы не такую гору бифштексов, а что-нибудь помельче. Нам надо добраться до лесного ручья. Попробуем найти брод или водопой, куда приходят все звери.

— На равнине много маленьких животных, — напомнила девушка — Почему бы тебе не поохотиться там?

— Животных-то действительно много, да деревьев мало, — ответил я со смехом. — А на охоте могут понадобиться деревья. Я мало что знаю об амторских зверях, так что не хочу рисковать без нужды.

Мы вступили под нежную листву леса и пошли меж непривычных ярко окрашенных стволов с белой, красной, желтой и синей, словно бы лакированной корой.

Вскоре мы вышли к маленькой речке, лениво вьющейся между фиолетовыми берегами. Маленькое существо пило там воду. Размером с козу, оно отдаленно напоминало ее. Острые уши все время двигались, как будто пытались уловить малейшие признаки опасности, а пушистый хвост нервно вздрагивал. Ожерелье из коротких рогов опоясывало шею в том месте, где оно соединялось с головой. Рога слегка наклонены вперед. Их около дюжины. Я не мог не удивиться, для чего нужно такое приспособление, пока не вспомнил про вира, из чьей пасти только что спасся. Такое ожерелье почти наверняка отпугнет любую тварь, имеющую привычку целиком заглатывать свою жертву.

Мягко толкнув Дуару за дерево, я пополз вперед, прилаживая стрелу к тетиве. Едва изготовился к выстрелу, как существо резко подняло голову и полуобернулось. Возможно, оно услышало меня. Я подползал сзади, но, изменив свое положение, оно подставило левый бок, и первая же стрела попала прямо в сердце.

Мы разбили лагерь около реки и пообедали сочными бифштексами, изысканными фруктами и чистой водой из маленького ручья. Вокруг царила идиллия. Незнакомые птицы пели нам, древесные зверьки сновали по веткам, мелодично болтая что-то монотонными голосами.

— Здесь прелестно, — протянула мечтательно Дуара. — Мне даже захотелось, чтобы я не была дочерью джонга.

Глава 7 МРАЧНЫЙ ЗАМОК

Нам обоим так понравилось это чудесное место, что мы провели там целых два дня. Я изготовил оружие для Дуары и новое копье для себя.

Я соорудил маленькую площадку на дереве, свисавшем над рекой, где ночью мы были в относительной безопасности. Мягкая музыка журчащей воды убаюкивала нас, но в любой миг сон мог быть внезапно нарушен яростным рычанием охотящихся зверей или криками их жертв. Далекое мычание и блеяние огромных стад на равнине добавляли гармоничные полутона к первобытной симфонии.

В последнюю ночь в столь приятном лагере мы сидели на маленьком помосте, наблюдая, как резвятся и прыгают рыбки в реке.

— Я мог бы вечно быть здесь счастлив — с тобой, Дуара, — обратился я к ней.

— Нельзя думать только о своем счастье, — задумчиво ответила она, — есть еще и долг.

— Но что же делать, когда обстоятельства не дают возможности выполнить долг? Может, это послужит оправданием, если мы стараемся приспособиться к судьбе и пользоваться случаем там, где найдем его?

— Что ты имеешь в виду? — спросила она.

— Ведь у нас практически нет шансов вернуться в Вепайю. Мы даже не знаем, где она расположена, а если бы знали, у нас вряд ли найдется малейший шанс остаться в живых среди опасностей, которые встретятся на пути, ведущем в дом Минтепа, твоего отца.

— Понимаю, что ты прав, — устало произнесла она, — но я должна попытаться. И никогда не смогу прекратить свои попытки, до конца жизни. Неважно, сколь малы будут шансы на успех.

— Тебе не кажется такое поведение немного неразумным?

— Ты не поймешь, Карсон Нейпер. Будь у меня брат или сестра, все могло бы оказаться по-другому. Но их нет, мы с отцом — последние в роду. Я должна вернуться не для себя и не для отца, а для моей страны — род джонгов Вепайи не должен пресечься, а кроме меня его некому продолжить.

— А когда мы вернемся — что тогда?

— После того, как мне исполнится двадцать лет, я выйду замуж за благородного человека, которого выберет отец. В случае смерти отца стану ваджонг — королевой. (Ваджонг происходит от слов «ваджа» — «женщина» и «джонг» — «король»). А когда моему старшему сыну исполнится двадцать лет, джонгом будет он.

— Но ведь благодаря изобретенной вашими учеными сыворотке долголетия отец никогда не умрет. Зачем же тогда возвращаться?

— Надеюсь, он не умрет. Но ведь бывают роковые случайности, войны, покушения. О, но к чему спорить! Королевский род должен продолжаться!

— А что станет со мной, когда мы вернемся в Вепайю? — спросил я.

— Что ты имеешь в виду?

— Будет ли у меня какой-нибудь шанс?

— Не понимаю.

— Если твой отец даст согласие, ты выйдешь за меня замуж? — выпалил я.

Дуара покраснела.

— Сколько раз повторять, что со мной нельзя говорить о таких вещах!

— Ничего не могу поделать — я люблю тебя. Меня не волнуют обычаи, джонги и династии. Я скажу твоему отцу, что люблю тебя и что ты любишь меня.

— Я не люблю тебя, и ты не имеешь права говорить так. Это грешно и безнравственно. Один раз в минуту слабости я потеряла голову и произнесла то, что не соответствует действительности. И нельзя постоянно напоминать мне об этом.

Сказано было совсем по-женски. Все время, что мы были вместе, я боролся с собой, стараясь не говорить о любви. Пожалуй, не могу вспомнить другого случая, когда бы потерял контроль над собой, и тем не менее она обвинила меня в том, что постоянно тычу ей в лицо тем неосторожным признанием в любви.

— Ладно, — угрюмо пробормотал я. — Все же поступлю так, как сказал, когда вновь увижу твоего отца.

— Знаешь, что сделает он?

— Ну, как настоящий отец, скажет: «Благословляю вас, дети мои».

— Он прежде всего джонг, а не отец, и казнит тебя. Даже если ты не сделаешь столь сумасшедшего признания, мне придется применить всю силу убеждения, чтобы спасти тебя от смерти.

— Почему же он захочет убить меня?

— Ни один человек, который говорил с джанджонг — принцессой — без королевского разрешения, не должен оставаться в живых. То, что ты пробудешь наедине со мной месяцы, а может быть, годы, прежде чем мы вернемся в Вепайю, еще более усугубит тяжесть ситуации. Я перечислю твои заслуги, расскажу, как ты бессчетное число раз рисковал жизнью, спасая меня. Наверное, этого будет достаточно, чтобы сохранить тебе жизнь. Но, разумеется, ты будешь изгнан из Вепайи.

— Приятная перспектива. Я могу умереть и наверняка потеряю тебя. Ты полагаешь, что в таких обстоятельствах я буду продолжать поиски Вепайи с растущим энтузиазмом и старанием?

— Возможно, без энтузиазма, но со старанием. Ты сделаешь это ради меня, ради того, что называешь любовью. Я уже поняла, что ради нее ты сделаешь все, что угодно.

— Возможно, ты права, — пробормотал я, зная, что так оно и есть.

На следующий день, в соответствии с выработанным планом, мы отправились вниз по речке к большой реке, по которой могли добраться до моря. Что делать дальше, было неясно. Мы решили подождать, пока не доберемся до моря, и лишь тогда обсудить дальнейшие планы. Мы не знали, что нас ожидает. Но если бы предвидели все ожидавшие нас впереди ужасные испытания, то охотно вернулись бы даже в тот угрюмый лес, который с таким удовольствием недавно покинули.

Уже поздним вечером нам пришлось пересечь небольшое открытое место, где река делала большую петлю. Переход оказался довольно трудным, пришлось перебираться через завалы камней и валунов, и вдобавок местность прорезали неглубокие овраги. Валуны и скальные выступы торчали повсюду и ограничивали обзор во всех направлениях, даже когда мы выбирались наверх. А уж на дне оврагов мы видели только то, что было прямо перед нами.

Мы карабкались вверх по склону особенно глубокого оврага, и я, случайно обернувшись, увидел странного зверя, стоявшего на противоположном краю оврага и следившего за нами. Размером он приблизительно напоминал немецкую овчарку, но на этом сходство кончалось. Массивный, изогнутый клюв, совсем как у попугая; тело покрыто перьями. Но это не птица: у него нет крыльев и он ходит на четырех лапах. Прямо перед короткими ушами торчали рога, по одному у каждого уха, а третий рог рос посредине головы. Когда он повернулся назад, чтобы взглянуть на что-то, чего мы не видели, я заметил, что у него нет хвоста. Лапы издали напоминали птичьи.

— Видишь ли ты зверя, Дуара? — спросил я, кивнув в сторону невиданной твари. — Или у меня горячка?

— Конечно, вижу, — подтвердила она, — но не знаю ничего об этом звере. Уверена лишь, что на острове Вепайя нет таких существ.

— Вон еще один такой же, и еще, и еще! — воскликнул я. — Боже! Да их тут дюжина!

Они стояли кучкой, разглядывая нас. Внезапно тварь, которую мы увидели первой, подняла свою несуразную голову и издала хриплый, воющий звук. Затем кинулась в овраг и помчалась к нам быстрым галопом, за ней последовали другие члены стаи, издавая те же отвратительные звуки.

— Что нам делать? — крикнула Дуара. — Как ты думаешь, они опасны?

— Не знаю, опасны или нет, но мне бы хотелось, чтобы рядом было дерево.

— Лес имеет свои преимущества, — признала Дуара. — И все же, что будем делать?

— Бегство не поможет, так что придется оставаться здесь и разобраться с ними. У нас есть преимущество, пока они взбираются по склону оврага.

Я наложил стрелу на тетиву, и Дуара сделала то же самое. Мы стали ждать их приближения. Они легко пересекли дно оврага и начали подниматься. Похоже, они не очень спешили, хотя могли бегать быстрее. Но не торопились, вероятно, потому, что мы не убегали от них.

Возможно, наше поведение удивило их, поскольку вскоре твари перешли на шаг и стали осторожнее. Они перестали выть и лаять. Перья на спинах встали дыбом, пока они подкрадывались к нам.

Тщательно прицелившись в переднего, я спустил тетиву. Стрела вонзилась зверю в грудь, и он, взвыв, остановился и вцепился лапами в оперенное древко, торчавшее из тела. Остальные остановились, издавая странные кудахтающие звуки.

Раненое существо зашаталось и рухнуло. Немедленно остальные набросились на него, разрывая на куски. Какое-то мгновение оно яростно сопротивлялось, защищаясь, но тщетно.

Когда остальные начали пожирать погибшего члена стаи, я побудил оцепеневшую Дуару следовать за мной. Мы повернулись и побежали к деревьям, видневшимся в миле впереди, там, где река, снова сделав петлю, пересекала наш маршрут. Но не успели убежать далеко — за нами вновь раздались знакомые звуки. Стая снова шла по нашим следам.

В этот раз они нагнали нас, когда мы переходили по дну неглубокой лощины. Мы снова остановились. Однако вместо того, чтобы сразу атаковать нас, звери подкрадывались, оставаясь вне пределов досягаемости, как будто поняли, где проходит черта, за которой они в безопасности, и медленно окружали нас.

— Если набросятся все разом, — шепнула Дуара, — мы пропали.

— Возможно, мы сумеем убить пару. Тогда другие остановятся, чтобы сожрать их, а у нас прибавится шансов подойти к лесу, — возразил я с напускным оптимизмом, которого на самом деле не ощущал.

Ожидая последующих действий наших преследователей, мы услышали громкий звук сверху. Бросив взгляд наверх, я увидел на краю лощины человека, сидящего верхом на каком-то четвероногом животном.

При звуке голоса человека окружившие нас звери повернули головы к нему и немедленно принялись кудахтать. Человек медленно двинулся к нам. Когда он подъехал к кольцу зверей, они неохотно расступились и дали ему проехать.

— Вам повезло, что я успел вас заметить, — произнес незнакомец, когда животное, на котором он сидел, остановилось перед нами, — мои казары — свирепые звери. — Он внимательно оглядывал нас, особенно Дуару — Кто вы и откуда? — спросил он.

— Мы из другой страны и заблудились в здешних местах. Я из Калифорнии — Мне не хотелось говорить ему, что мы из Вепайи, пока не узнаю о нем побольше. Если это торист, он был врагом, и чем меньше знает о нас, тем лучше. Тем более что мы были из страны джонга Минтепа, самого злого врага тористов и потому предмета их особой ненависти.

— Калифорния, — повторил он. — Никогда не слышал о такой стране. Где она находится?

— В Северной Америке, — ответил я, но он только покачал головой.

— А кто ты? — в свою очередь задал вопрос я. — И как называется страна, в которой мы находимся?

— Нубол, как вы, конечно, знаете. Эта часть известна под названием Моров. Я — Скор, джонг Морова. Но вы не назвали свои имена.

— Женщину зовут Дуара, — ответил я, — а меня Карсон — Свою фамилию называть не стал, потому что они редко используются на Венере.

— И куда вы идете?

— Мы хотим выйти к океану.

— Откуда вы пришли?

— Мы недавно были в Капдоре, — объяснил я.

Его глаза зловеще сузились.

— Значит, вы тористы, — крикнул он.

— Нет, — горячо заверил я его, — мы не тористы. Мы были пленниками в Капдоре. — Я надеялся, что мелькнувшее предположение было правильным и он не расположен дружески к тористам. Единственным основанием для моих надежд была тень, пробежавшая по его лицу, когда я упомянул Капдор.

К моему облегчению, выражение его лица изменилось.

— Хорошо, что вы не тористы, иначе я не помог бы вам.

— Значит, ты поможешь нам? — спросил я.

— С удовольствием — Он говорил, глядя на Дуару. Мне не очень понравился тон его голоса и выражение лица.

Казары окружили нас, кудахча и присвистывая. Когда кто-нибудь из них подходил слишком близко, Скор стегал его длинным хлыстом, и существо отскакивало, кудахча еще громче.

— Пойдемте, — предложил он. — Я отведу вас к себе домой, там мы сможем обсудить планы на будущее. Женщина может поехать позади меня на зорате, а ты пойдешь пешком. Здесь совсем недалеко.

— Я лучше пойду пешком, — произнесла Дуара. — Я привыкла.

Глаза Скора сузились. Он хотел что-то сказать, но оборвал себя. В конце концов пожал плечами.

— Как хочешь, — буркнул он и повернул верхового зверя в направлении дома.

Зорат — существо, на котором Скор ехал, — не походило ни на одно животное, которое я видел раньше. Размером с небольшую лошадь. Длинные, стройные ноги говорили о том, что он может развивать большую скорость. Они оканчивались круглыми копытами, без пальцев. Из-за почти вертикальных бабок казалось, что у него очень жесткий шаг, но это не так. Позже я узнал, что почти горизонтальные плечевые и бедренные кости поглощали толчки, и ездить верхом на зорате очень легко.

Выше холки у него поднимались мягкие подушечки или миниатюрные горбики, которые образовывали прекрасное седло с естественными луками. Голова короткая и широкая, с двумя большими, похожими на блюдца глазами и длинными ушами. Судя по зубам, зорат травоядное животное. Я не заметил каких-либо других средств защиты, кроме скорости, хотя позднее имел случай узнать, что он способен очень эффективно кусаться, тем более, что нрав его нельзя назвать кротким.

Мы направились вместе со Скором к дому, а причудливые казары послушно следовали за нами по команде их хозяина. Наш путь вел прямо к большой излучине реки, которую мы хотели обойти, и к лесу, тянувшемуся по ее берегам. Из-за близости казаров я нервничал, потому что то и дело какой-нибудь оказывался рядом с нами. Я опасался, что свирепые твари могут поранить Дуару, прежде чем я смогу вмешаться. Я спросил Скора, для чего ему нужны казары.

— Я использую их на охоте, — объяснил он, — но главным образом для защиты. У меня есть враги, кроме того, здесь, в Морове, обитает множество свирепых зверей. Казары бесстрашные и очень жестокие бойцы. Самый большой их недостаток — склонность к каннибализму: они прервут бой, чтобы сожрать своего собственного раненого товарища.

Вскоре после того, как мы достигли леса, показалось большое и мрачное каменное здание, похожее на крепость, возведенное на небольшом холме у самой воды. Река омывала кладку. Каменная стена, соединявшаяся со стенами строения, огораживала несколько акров земли перед зданием. Тяжелые ворота закрывали единственный вход, видневшийся в стене.

Когда мы приблизились, Скор крикнул:

— Открывайте! Это джонг! — Ворота медленно распахнулись наружу.

Мы вошли. Несколько вооруженных людей, сидевших под одним из многочисленных деревьев, явно оставленных при расчистке места под постройку, поднялись и встали со склоненными головами. Их вид говорил о тяжелой и печальной участи. Больше всего меня поразил странный оттенок их кожи — отталкивающая нездоровая бледность, свидетельствующая о сильном малокровии. Я встретился взглядом с одним из них, случайно поднявшим голову, когда мы проходили мимо, и вздрогнул. У него были тусклые глаза без блеска, без жизни. Я подумал, что парень слепой, но его глаза, встретившись с моими, быстро опустились. У другого была страшная открытая рана на щеке от виска до подбородка, на вид совсем свежая, но она не кровоточила.

Скор отдал короткий приказ, и двое людей загнали стаю казаров за крепкую ограду около ворот. Мы направились к дому. Наверно, его стоило назвать замком, поскольку по виду он был похож именно на замок.

Огороженный двор, через который мы прошли, содержался в редком беспорядке и был замусорен всевозможным хламом. Старая обувь, тряпки, осколки посуды, кухонные отбросы громоздились там и сям беспорядочными кучами. Единственным местом, которое хоть как-то пытались держать в чистоте, была каменная площадка в несколько сот квадратных футов перед главным входом в здание.

Здесь Скор сошел на землю, а из здания вышли трое понурых людей, таких же, что были у ворот. Один из них отвел животное Скора прочь, а остальные встали по обеим сторонам дверей, пока мы проходили внутрь.

Дверной проем был маленьким, а дверь, закрывавшая его, толстой и тяжелой. Похоже, что это был единственный путь в дом. На уровне второго и третьего этажей я увидел маленькие зарешеченные окна. На углу здания размещалась башня, возвышавшаяся еще на два этажа над главной частью замка. В ее стенах были маленькие окошки, некоторые зарешечены.

Внутри помещение оказалось темным и мрачным. Вместе с обликом обитателей оно вызывало во мне чувство подавленности, от которого я никак не мог отделаться.

— Должно быть, вы голодны, — предположил Скор. — Проходите во внутренний двор — там приятнее. А я пока распоряжусь, чтобы принесли еду.

Мы последовали за ним по короткому коридору и через узкую дверь вышли на внутренний двор. Все, что я увидел, напоминало мне тюремный двор. Он был замощен камнем. Здесь не росло ни травинки. Серые каменные стены с прорезанными в них маленькими окнами вздымались с четырех сторон. Не было сделано никакой попытки как-нибудь их украсить — хотя бы с помощью примитивного орнамента. Сам двор тоже безотраден. Те же груды мусора и хлама, которые, очевидно, проще выбрасывать, чем выносить наружу.

Меня одолевали дурные предчувствия и сожаление, что мы попали сюда. Правда, пока Скор проявлял себя скорее добрым и заботливым хозяином, чем злодеем, и, похоже, хотел помочь нам. Но я уже сомневался в том, что он действительно джонг, поскольку ни в его окружении, ни в образе жизни не было никаких признаков королевского величия.

В центре двора стоял деревянный стол в окружении грязных скамеек. На нем валялись остатки еды. Скор милостиво указал нам на скамьи, затем три раза хлопнул в ладони, перед тем как самому усесться во главе стола.

— Я редко принимаю гостей, — любезным тоном произнес он. — Это для меня большое удовольствие. Надеюсь, вам понравится. — Он так глядел на Дуару, что происходящее мне не нравилось все больше.

— Я уверена, что мы получим удовольствие, и была бы рада остаться, — быстро ответила Дуара, — но мне нужно вернуться в дом отца.

— Где он находится? — спросил Скор.

— В Вепайе.

— Никогда не слышал о такой стране, — покачал головой Скор — Где она расположена?

— Ты никогда не слышал о Вепайе?! — воскликнула Дуара недоверчиво — Вся нынешняя свободная от тористов земля называлась Вепайей, пока они не завладели ею и не изгнали оставшихся былых хозяев на остров. Теперь остров — последнее, что осталось от древней империи Вепайи.

— О да, я слышал, — признал Скор, — но все происходило очень давно и в далеком Траболе.

— А разве здесь не Трабол? — спросила Дуара.

— Нет, — ответил Скор. — Мы находимся в Страболе.

— Но Страбол — жаркая страна, — возразила Дуара. — В Страболе нельзя жить.

— Сейчас вы в Страболе. Какую-то часть года тут действительно жарко, но не настолько, чтобы жара оказалась непереносимой.

Мне стало интересно. Если сказанное Скором правда, то, значит, мы пересекли экватор и находимся в северном полушарии Венеры. Вепайцы рассказывали мне, что Страбол — необитаемые жаркие и влажные джунгли, где живут страшные кровожадные звери и опасные пресмыкающиеся. Все северное полушарие оставалось для людей из южного полушария неизвестной землей. Поэтому-то мне и хотелось изучить его.

Приняв на себя ответственность за Дуару, я не мог всерьез заниматься исследованиями, но сейчас представился случай разузнать кое-что от Скора. Я стал расспрашивать его о странах, лежащих дальше к северу.

— Там нет ничего хорошего, — неохотно начал он. — Там страна дураков. Они косо смотрят на подлинные науки и прогресс. Изгнали меня и хотели убить. Тогда я пришел сюда и основал королевство Моров. Все произошло давно — может быть, сто лет назад. С тех пор я не возвращался на родину. Но иногда люди оттуда попадают сюда, — и он как-то неприятно засмеялся.

Наконец из дома вышла женщина средних лет, очевидно, чтобы исполнить приказания Скора. Ее кожа была того же самого отталкивающего оттенка, что и у мужчин, которых я видел, и очень грязной. Рот разинут, а язык, опухший и обветренный, высовывался наружу, глаза тусклые и вытаращенные, а двигалась она медленной, неуклюжей и шаркающей походкой. Вслед за ней пришло двое мужчин. Они выглядели так же. Во всех них сквозило что-то неописуемо отталкивающее.

— Уберите все! — приказал Скор, махнув рукой на грязную посуду. — И принесите еду.

Они собрали блюда и зашаркали прочь. Никто из них не проронил ни слова. Скор не мог не заметить выражение ужаса в глазах Дуары.

— Тебе не нравятся мои слуги? — спросил он с раздражением.

— Я ничего не говорила, — возразила Дуара.

— Я прочел это у тебя на лице, — Скор внезапно рассмеялся.

В смехе не было веселья, и в его глазах тоже, — в них проскользнуло иное выражение, страшная вспышка, которая исчезла так же быстро, как и появилась.

— Они прекрасные слуги, — произнес он нормальным голосом, — не говорят много, и делают только то, что я им прикажу.

Вскоре слуги вернулись, неся блюда с едой. Мясо, полусырое, пол у обугленное и совершенно невкусное; фрукты и овощи, оказавшиеся немытыми, и вино. Только оно и годилось в пищу.

Обед не был удачным. Дуара не могла есть. Я потягивал вино и наблюдал, как Скор прожорливо ест с грязного стола. Из приоткрытой двери выбежало несколько маленьких животных и суетливо подбежали к столу. Скор кинул им обглоданную кость, и они начали драться за нее, а Скор глядел и смеялся. Существа были грызунами примерно с земную кошку.

Я увидел, что Дуара тайком сбрасывает еду из своей тарелки на пол, когда Скор не глядел на нее. Следуя ее примеру, я стал делать то же самое. Таким образом мы смогли не есть, не оскорбляя хозяина, а мисталы получили обильную трапезу.

Уже стемнело, когда Скор поднялся из-за стола.

— Я покажу вам ваши комнаты, — предложил он. — Вы, наверное, устали.

У него были тон и манеры образцового хозяина.

— Завтра вы сможете продолжить свое путешествие.

Успокоенные его обещанием, мы вошли за ним в дом: темное и мрачное жилище, холодное и безрадостное. Последовали за нашим хозяином вверх по лестнице на второй этаж и, поднявшись, пошли по длинному темному коридору. Вскоре он остановился перед дверью и распахнул ее.

— Спокойного сна, — пожелал он Дуаре, поклонившись и приглашая ее войти.

Дуара медленно переступила порог, и Скор закрыл за ней дверь. Он провел меня до конца коридора, мы поднялись вверх по двум лестничным пролетам и вошли в круглую комнату, которая, как я решил, находилась в башне.

— Надеюсь, что ты проснешься бодрым, — произнес он вежливо и вышел, закрыв за собой дверь.

Я услышал, как он спускался с лестницы, и постепенно шаги его затихли. Я подумал о Дуаре, оставшейся в одиночестве внизу, в мрачном и таинственном замке. У меня не было явных причин думать, что ей что-то угрожает, но какие-то неясные подозрения томили меня. Так или иначе, я не собирался оставлять ее там в одиночестве. Если что-нибудь произойдет, я хотел быть рядом, чтобы защитить Дуару.

Я подождал немного, чтобы Скор успел уйти к себе. Когда все стихло, шагнул к двери, намереваясь пойти к Дуаре, и попытался открыть ее. Она была заперта снаружи. Я быстро подбежал к окну. Оно было зарешечено. И мне послышался издевательский, жуткий смех где-то вдали.

Глава 8 ДЕВУШКА В БАШНЕ

Комната в башне, где я оказался узником, освещалась только таинственным сиянием, рассеивающим ночную тьму на Венере. Смутно вырисовывалась убогая обстановка комнаты. Она больше походила на тюремную камеру, чем на спальню для гостя.

Я подошел к комоду и вытянул ящики. Они были наполнены разным хламом: остатками поношенной одежды, обрывками тканей, кусками веревок. Я ходил из угла в угол, все больше беспокоясь о Дуаре. Как помочь ей? Я не мог ничего сделать. Бесполезно колотить в дверь или звать на помощь. Воля того, кто запер меня, господствовала здесь. И только он мог освободить.

Усевшись на грубую скамейку около маленького стола, я попытался продумать план действий, найти какую-нибудь лазейку для спасения. Я встал и еще раз осмотрел решетку на окне и дверь — они были сделаны на века.

В конце концов я подошел к шаткой кровати, стоявшей у стены, и прилег на покрывавшую ее старую вонючую шкуру. Вокруг царила абсолютная тишина — тишина могилы. Она долго ничем не нарушалась. Однако постепенно я различил какой-то звук над собой. Я вслушался, пытаясь понять его происхождение. Он походил на тихие шаги босых ног — взад-вперед, взад-вперед — над моей головой.

Я считал, что нахожусь на верхнем этаже башни, но теперь решил, что над комнатой, в которой меня заперли, имеется еще одна, если только звук, который я слышал, действительно вызывали шаги человека.

Монотонный звук успокаивал мои измученные нервы. Раза два я начинал задремывать, хотя не хотел засыпать, как будто что-то подсказывало, что нужно бодрствовать, но сон одолел меня.

Не знаю, сколько времени я спал. Проснулся внезапно, от какого-то прикосновения. Неясная фигура склонилась надо мной. Я начал подниматься. Тут же мое горло обхватили сильные пальцы — холодные, липкие. Казалось, это пальцы самой Смерти.

Защищаясь, я в свою очередь искал горло противника. Мне удалось добраться до него — оно тоже было холодным и липким. Я сильный человек, но напавший на меня был сильнее. Попытался ударить его кулаком. От двери донесся тихий, жуткий смех. От ужаса у меня встали волосы дыбом.

Я понимал, что смерть близка как никогда. Множество мыслей промелькнули в голове. Но самой главной была мысль о Дуаре и мучительное сожаление, что вынужден оставить ее здесь в когтях злодея, который, несомненно, был вдохновителем нападения. Наверняка он хотел избавиться от меня и тем самым убрать единственное препятствие, могущее встать между ним и Дуарой, которой он явно домогался.

Я продолжал бороться, когда меня чем-то ударили по голове. Затем наступило забытье.

Когда пришел в себя, уже рассвело. Я лежал на кровати и, глядя в лотолок, пытался собраться с мыслями, мучительно вспоминая, что же произошло. Внезапно увидел прямо над собой щель, как будто там находился полуоткрытый люк. И через щель на меня смотрели два глаза.

Какой-то новый кошмар? Я не двигался и лежал словно зачарованный, наблюдая, как люк медленно открывается. Наконец появилось лицо — лицо очень красивой девушки, но сейчас оно было напряжено и искажено, а глаза выражали сильный испуг.

Девушка заговорила шепотом.

— Ты жив?

Я приподнялся на локте.

— Кто ты? Это какая-то очередная пытка?

— Нет. Я тоже узница. Он ушел. Возможно, мы сможем спастись.

— Как? — Я был настроен весьма скептически, считая ее союзницей Скора.

— Ты можешь подняться сюда? Здесь на окнах нет решеток, потому что они так высоко, что никто не может выпрыгнуть отсюда, не разбившись или не покалечившись. Если бы у нас была веревка!

Прежде чем ответить, я какое-то время размышлял. Возможно, очередная хитрость? Может ли в проклятом замке в одной комнате быть хуже, чем в другой?

— Здесь есть веревка, — наконец произнес я. — Прихвачу ее и поднимусь. Возможно, веревки не хватит, но я принесу все, что нашел.

— Как же ты поднимешься?

— Это несложно. Подожди, я возьму веревку.

Подойдя к комоду, вытащил все веревки, которые обнаружил в предыдущую ночь. Потом передвинул комод так, что он оказался прямо под люком.

Встав на комод, легко дотянулся до края люка. Передав веревку девушке, подтянулся на руках и влез в ее комнату. Она закрыла люк, и мы оказались лицом друг к другу.

Несмотря на ее растрепанный и испуганный вид, я понял, что она еще красивее, чем показалась сначала. Когда же взгляд прекрасных глаз встретился с моим, я перестал опасаться предательства. За этим прелестным лицом не могло скрываться двуличие.

— Не сомневайся во мне, — она будто прочла мои мысли, — хотя и не удивительно, что ты ждешь предательства в столь ужасном месте…

— А как же ты доверяешь мне? Ведь ты меня не знаешь.

— Знаю достаточно, — возразила она. — Я видела из окна, как вы со своей спутницей пришли вчера со Скором, и поняла, что у него появились две новые жертвы. Слышала, как тебя прошлой ночью привели в нижнюю комнату. Я не знала, кто из вас там остался. Хотела предупредить, но очень боюсь Скора. Долго ходила по комнате, пытаясь придумать, что делать.

— Значит, это твои шаги я слышал наверху?

— Да. А потом услышала, что они пришли опять. До меня доносились звуки борьбы и ужасный смех Скора. Как я ненавижу этот смех и как страшусь его! Потом стало тихо. Я думала, что они убили тебя, если там был ты, или увели девушку, если ее заперли в комнате внизу. О, бедняжка! А она такая красивая. Надеюсь, что она выбралась отсюда и теперь в безопасности, хотя надежды мало.

— Выбралась отсюда? Что ты имеешь в виду? — изумился я.

— Она скрылась рано утром. Не знаю, как убежала из комнаты, но видела из окна, что девушка пересекла внешний двор, взобралась на стену, идущую вдоль реки и, должно быть, прыгнула в реку.

— Дуара бежала! Ты уверена, что это она?

— Да, та красивая девушка, которая вчера пришла сюда с тобой. Примерно через час Скор обнаружил побег. Он выскочил из замка в ярости, забрал с собой всех тех несчастных, которые стерегут ворота, всю свору своих свирепых казаров и отправился в погоню. Если мы сейчас не постараемся бежать, то, может быть, нам больше никогда не выпадет другого шанса.

— Тогда к делу! — воскликнул я. — У тебя есть план?

— Да. По веревке мы спустимся на крышу замка, а с нее во двор. Никто не стережет ворота, казаров нет. Если нас увидят, придется положиться на ноги. Но в замке осталось только трое или четверо слуг Скора, а они не очень-то бдительны, когда его нет.

— У меня есть оружие, — вспомнил я. — Скор не отобрал его, и если кто-нибудь попытается остановить нас, он будет мертв.

Она покачала головой.

— Ты не сможешь убить их, — прошептала она, содрогнувшись.

— Что ты имеешь в виду? Почему я не смогу убить их?

— Потому что они уже мертвы, — ответила она с ужасом.

Я глядел на нее с изумлением, пока значение ее слов медленно проникало в мой потрясенный разум. Так вот чем объясняется странный вид этих жалких созданий, возбудивший у меня страх и отвращение!

— Но как они могут быть уже мертвыми? Я видел, как они движутся и выполняют приказы Скора.

— Не знаю. Это страшная тайна Скора. И вскоре ты, если не спасешься, станешь таким же, как они, и девушка, которая пришла с тобой, и я — чуть погодя. Он немного побережет нас во плоти для своих ужасных опытов. Каждый день берет у меня немного крови. Ищет секрет жизни. Говорит, что может воспроизводить клетки тела, и с их помощью вкладывает искусственную жизнь в существа, воскрешенные из могилы. Но это только пародия на жизнь. В мертвых венах не течет кровь, а мертвый разум приводится в движение только теми мыслями, которые Скор передает им какими-то тайными телепатическими способами.

Главная цель Скора — воспроизвести зародышевые клетки и таким путем создать новую расу существ, полностью подчиненных его желаниям. Поэтому он берет кровь у меня, поэтому ему нужна девушка, которую ты называешь Дуарой. Когда в наших телах останется так мало крови, что смерть будет близка, Скор убьет нас, но не оставит в замке, а заберет в город, где правит как джонг. Здесь же держит только несколько несчастных, деградировавших экземпляров, однако утверждает, что в Корморе много удачных.

— Так Скор действительно джонг? Я не верил ему.

— Он сам провозгласил себя джонгом и создал вот таких подданных.

— И держит тебя, чтобы брать кровь?

— Да. Он не похож на других мужчин, в нем нет ничего человеческого.

— Сколько же времени ты в этом доме?

— Долго. Но пока жива, потому что Скор почти все время находился в Корморе.

— Нам нужно убираться отсюда, до того как он вернется. И надо найти Дуару. Она погибнет одна.

Я подошел к окну — ни на одном не было решеток — и поглядел вниз; до крыши замка около двадцати футов. У нас было несколько кусков веревки общей длиной футов сорок — более чем достаточно, причем веревка толстая. Я связал куски и вернулся к окну. Девушка все время не отходила от меня.

— Кто-нибудь может увидеть нас отсюда? — спросил я.

— Оживленные не очень бдительны, они находятся в комнате на первом этаже с другой стороны замка. Когда Скора нет, просто сидят. Вскоре двое принесут еду. Нам надо бежать до их прихода, потому что иногда они забывают, что должны вернуться назад, и тогда часами сидят у моей двери. Видишь, в двери решетка, через нее увидят, что мы пытаемся бежать.

— Тогда пошли сейчас же, — предложил я. Затем сделал петлю на одном конце веревки, завязал беседочным узлом и показал девушке, как сидеть в веревочной петле, пока я буду спускать ее на крышу.

Без малейших колебаний она поднялась на подоконник и, перегнувшись через край, уселась в петле. Уперев ноги в стену, я быстро начал спускать ее вниз и вскоре почувствовал, что веревка в руках ослабела.

Затем подтянул веревку, развязал узлы и спустил оба свободных конца в окно. Середину накинул на ножку стола, подтащив его к окну. Крепко ухватившись за обе свисающие веревки, пролез в окно и быстро соскользнул к ожидавшей внизу девушке. Не мешкая, потянул за один конец веревки, и она целиком упала на крышу. Теперь ее можно было использовать для следующего спуска.

Мы быстро пересекли крышу и подошли к ее краю, выходившему на внешний двор, куда и собирались переправиться. Никого не было видно, и я уже начал спускать веревку вниз, когда позади нас раздался громкий крик.

Повернувшись, увидели, что из нижнего окна крепости с противоположного конца внутреннего двора глядят трое слуг Скора, которые почти в тот же момент исчезли, и было слышно, как они шумно бегут по замку.

— Мы пропали! — воскликнула девушка. — Мертвые выйдут на крышу через дверь в башне и поймают нас. Это не слуги, а трое стражников. Я думала, что все ушли с ним, но ошиблась.

Я молча схватил ее за руку и побежал к дальнему концу крыши. Во мне вспыхнула внезапная надежда, рожденная рассказом девушки о бегстве Дуары.

Мы бежали так быстро, как могли, и, добравшись до края крыши, увидели реку, огибающую стену замка двумя этажами ниже. Я снова сделал петлю с беседочным узлом. Девушка не задавала вопросов и не спорила, быстро перелезла через низкий парапет, села в петлю, и я начал спускать ее в реку.

До меня донесся страшный крик. Я повернулся: трое мертвецов бежали ко мне по крыше. Пришлось опускать веревку так быстро, что она обожгла ладони. Но времени не было. Я боялся, что они настигнут меня раньше, чем я опущу девушку.

Поспешные шаги и бессвязные выкрики оживленных трупов звучали все ближе. Послышался всплеск, и веревка провисла в моих руках. Теперь можно было обернуться назад. Ближайший из мертвых уже протягивал руки, чтобы схватить меня. Это был один из тех, что стояли вчера у ворот. Я узнал его по бескровному шраму на щеке; глаза ничего не выражали — тусклые и вытаращенные, — но рот исказился в ужасном рычании.

Чтобы он не схватил меня, оставался единственный выход: вскочить на парапет и прыгнуть. Я хорошо нырял, но сомневаюсь, чтобы когда-нибудь в своей жизни нырнул лучше, чем сейчас, прыгнув ласточкой с парапета мрачного замка Скора, джонга Морова.

Вынырнув на поверхность и отфыркиваясь, огляделся в поисках девушки. Ее нигде не было видно. Я знал, что она не могла доплыть до берега за короткое время, прошедшее с того момента, как я опустил ее в реку. Из-за отвесной кладки замка и стен, продолжавшихся выше и ниже строения, на расстоянии в несколько сот футов в обоих направлениях не за что ухватиться, а до другого берега слишком далеко.

Оглядываясь вокруг, пока течение несло вниз, я увидел, что голова девушки показалась над водой неподалеку. Рванулся к ней, но голова исчезла под водой. Я нырнул вслед за ней и подхватил тонущую. Она еще была в сознании, но обессилела и обмякла в моих руках, как неживая.

Оглянувшись на замок, я увидел, что наши преследователи исчезли с крыши. Очевидно, они вскоре появятся на берегу реки, готовые схватить нас, когда мы доплывем туда. Но я не собирался вылезать на их стороне.

Поддерживая девушку, направился к другому берегу. Здесь река была значительно глубже и шире, чем у замка. Я не имел понятия, какие неизвестные существа населяют ее глубины. Оставалось только надеяться, что если и тут есть большие и хищные твари, они не увидят нас.

Девушка не шевелилась. Я начал опасаться за ее жизнь и напряг все силы, чтобы побыстрее доплыть до берега. Течение сносило нас вниз, увлекая все дальше от замка и слуг Скора.

Наконец я достиг берега и вытащил девушку на маленький пятачок бледно-фиолетовой травы. Попытался сделать искусственное дыхание, но только приступил, как она открыла глаза и поглядела на меня. Тень улыбки пробежала по ее губам.

— Через минуту со мной все будет в порядке, — слабо шепнула она. — Я просто испугалась.

— Ты не умеешь плавать?

— Нет — Она покачала головой.

— И ты позволила спустить тебя в реку, не предупредив? — Я был изумлен ее храбростью.

— Больше ничего не оставалось. Если бы я сказала, ты не стал бы спускать меня, и нас обоих схватили. Я даже сейчас не понимаю, как ты успел спуститься и почему тебя не поймали.

— Я нырнул.

— Ты прыгнул с крыши замка? Это невероятно!

— Значит, ты не из страны, где много воды, — засмеялся я.

— Почему ты так думаешь?

— В противном случае ты бы много раз видела, как прыгают с высоты в воду.

— Моя страна находится в горах, наши реки — бурные потоки, и в них нельзя плавать.

— А где находится твоя страна?

— О, очень далеко. Я даже не знаю, где.

— А как ты попала в страну Скора?

— Во время войны враги захватили меня в плен вместе с другими. Нас увели на большую равнину. Однажды ночью я и еще один пленник бежали. Моим спутником оказался солдат, долго служивший моему отцу. Он был глубоко предан нам и пытался вернуться на родину, но мы заблудились. Не знаю, сколько времени блуждали, но в конце концов вышли к большой реке.

Там были люди, плававшие по реке в лодках. Они постоянно жили в лодках и ловили рыбу. Они попытались схватить нас. Мой спутник погиб, а я опять попала в плен. Но не пробыла там долго. В первую же ночь мужчины поспорили: каждый считал меня своей собственностью. Пока они ссорились, я успела взять маленькую лодку, привязанную к большой, и уплыла вниз по реке.

Плыла много дней и чуть не умерла с голоду, хотя видела, что по берегам растут фрукты и орехи. Но у лодки отсутствовали весла, а она такая тяжелая, что я не могла направить ее к берегу наперерез быстрому течению.

В конце концов лодка застряла на песчаной отмели, где река делает большую петлю и течет медленно. Случилось так, что Скор охотился поблизости и увидел меня. Вот и все. Я провела здесь много времени, даже не знаю, сколько.

Глава 9 ПИГМЕИ

Едва девушка кончила рассказывать, как я заметил трех мертвых, стоящих на другом берегу реки. Они недолго колебались, увидев нас, и сразу кинулись в воду.

Я подхватил девушку и помог ей подняться. Наше спасение в скорости. Хотя мне пришлось расстаться с копьем, остались лук и стрелы. Стрелы надежно упакованы в колчане, а лук я закрепил петлей на плече перед тем, как бежать из замка. Но могут ли стрелы спасти нас от мертвецов?

Бросив еще один взгляд на преследователей, я увидел, что они неуклюже барахтаются в воде. Стало ясно, что никто не умеет плавать. Они беспомощно размахивали руками, а течение быстро несло мертвых вниз. Иногда всплывали вверх спинами, иногда лицами. Большую же часть времени головы были под водой.

— Их можно не опасаться, — обратился я к девушке — Все они утонут.

— Они не могут утонуть, — заметила девушка с содроганием.

— Я не подумал об этом. Но по крайней мере вряд ли доберутся до берега. Во всяком случае не раньше, чем их снесет далеко вниз. У нас есть время.

— Тогда пойдем. Ненавижу это место.

— Пока не найду Дуару, не уйду отсюда.

— Да, верно. Мы попытаемся отыскать ее. Но где и как?

— Она наверняка постарается дойти до большой реки и вдоль нее до океана. Скорее всего Дуара рассудит так же, как и мы, — безопасней всего идти вдоль речки вниз до слияния с большой рекой, поскольку по пути она сможет скрываться в лесу.

— Нам нужно остерегаться мертвых, — предупредила девушка. — Если они доберутся до этого берега, нам надо быть готовыми к встрече с ними.

— Хорошо бы узнать, где они выберутся на берег; я хочу пересечь реку и поискать Дуару на той стороне.

Некоторое время мы осторожно и молча шли вдоль реки, стараясь не упустить никаких звуков, которые могли означать опасность. Я думал о Дуаре и ее участи, а потом мои мысли обратились к девушке, которая шла рядом со мной. Меня восхищали ее храбрость во время побега и готовность пожертвовать своим спасением, во имя спасения Дуары. Несомненно, благородство характера соответствовало красоте лица и фигуры. А я даже не знал, как ее зовут!

Это поразило меня, тем более, что мы узнали друг о друге всего час назад. Взаимное доверие, возникшее в борьбе с общей бедой и опасностью, связало нас так прочно, что казалось — я знал ее всегда.

— Послушай, — обратился я, повернувшись к ней, — ведь мы не знаем имен друг друга! — И назвал свое имя.

— Карсон Нейпер! — повторила она. — Странное имя!

— А твое?

— Налте ву джан кум Балту, что означает Налте, дочь Балту; народ называл меня Ву Джан — «дочь», но мои друзья всегда звали Налте.

— А как я должен называть тебя?

Она ответила удивленно:

— Конечно, Налте.

— Спасибо за то, что приняла меня в число своих друзей.

— Но разве ты сейчас не мой лучший и единственный друг во всем Амторе?

Я признал ее рассуждения весьма здравыми.

Мы шли, стараясь не терять речку из виду. Налте внезапно взяла меня за руку и показала на противоположный берег, одновременно оттащив за куст.

Прямо напротив нас на берег выбирался мертвый, а чуть пониже еще двое других наших преследователей. Пока мы смотрели, они медленно поднялись на ноги. Первый подозвал остальных. Три мертвеца совещались, бормоча и жестикулируя. Это было ужасно. Я чувствовал, как по коже бегут мурашки.

Куда они направятся? Продолжат поиски или вернутся в замок? Чтобы искать, надо переправиться через реку, а они, должно быть, поняли, что такое им не по силам. Но, значит, мертвые мозги способны мыслить! Я спросил Налте, поскольку она знала о мертвых больше, чем я.

— Ничего не могу сказать. Видишь, они совещаются и, наверное, обладают каким-то разумом. Вначале я считала, что мертвые действуют только благодаря гипнотическому воздействию Скора, как бы думают его мыслями. Но сейчас они самостоятельно принимают решения, ведь Скора нет. Как утверждал Скор, они разумны. Он стимулировал их нервную систему, так что его подопечные получили подобие жизни, хотя кровь и не течет по жилам. Последние жизненные впечатления, полученные перед смертью, влияют меньше на их разум, чем та система поведения, которую Скор вложил в мертвые мозги. Он признает, что мертвые обитатели замка очень тупые, но считает, что они и в жизни были тупыми людьми.

Мертвые еще некоторое время совещались, а затем медленно пошли вверх по реке в направлении замка. Мы с облегчением наблюдали за их уходом.

— Теперь постараемся найти подходящее место для переправы, — произнес я. — Надо поискать на той стороне какие-нибудь следы Дуары. Возможно, остались отпечатки ног на мягкой почве.

— Здесь, ниже по реке, брод, — ответила Налте. — Когда Скор захватил меня, мы переправлялись через него на пути в замок. Я точно не помню, где-то недалеко.

Мы прошли вниз по реке около двух миль, не заметив никаких следов переправы. Внезапно я услышал знакомое кудахтанье, доносившееся откуда-то издалека.

— Слышишь? — спросил я.

Она прислушалась. Кудахтанье стало громче.

— Да, — уверено ответила Налте, — это казары. Надо прятаться.

Мы поспешили укрыться за кустами и стали ждать. Кудахтанье становилось все громче — казары приближались.

— Ты думаешь, нас преследует Скор? — шепотом обратился я к Налте.

— Скорее всего. Если верить Скору, в окрестностях нет другой стаи.

— А дикие казары?

— Он рассказывал, что на той стороне большой реки диких нет. Они бродят по другой стороне. Наверняка его стая.

Затаившись, мы ждали в молчании и вскоре увидели, как по противоположному берегу бежит новый вожак стаи. За ним тянулась еще несколько причудливых зверей, а затем показался и Скор, верхом на зорате, окруженный свитой мертвых.

— Дуары среди них нет! — прошептала Налте. — Скор не нашел ее.

Мы следили за Скором и его отрядом, пока они не скрылись из виду за деревьями. Я со вздохом облегчения перестал видеть последнего, как я надеялся, джонга Морова.

Сознание того, что Скор не нашел Дуару, радовало меня, но я все равно опасался за ее участь. Одинокая и беззащитная, она встретилась бы со многими опасностями в дикой стране. Но где ее искать, я не знал.

После проезда Скора мы продолжили путь вниз по реке. Вскоре Налте указала на цепочку небольших водоворотов, протянувшуюся от берега к берегу в том месте, где река расширялась.

— Здесь брод. Но пересекать его и искать следы Дуары бессмысленно. Если бы она осталась на том берегу, то казары давно бы нашли ее. Значит, Дуары там нет.

Я не был уверен. Мне было неизвестно, умеет ли Дуара плавать, но скорее всего нет, потому что родилась и выросла в городе на деревьях Куаде, в тысяче футов над поверхностью Венеры. И все же я не понимал, почему свора не взяла след.

— Возможно, они нашли ее и убили, — предположил я, содрогаясь от подобной мысли.

— Нет, — не согласилась Налте. — Скор не допустил бы этого, она ему нужна.

— Но Дуару могло погубить еще что-нибудь. Ведь они могли отыскать ее мертвой.

— Скор привез бы ее в замок и вдохнул такую же искусственную жизнь, которая движет другими мертвыми, — возразила Налте.

Но я все еще не был убежден.

— Как казары ищут след? По запаху?

Налте покачала головой.

— У них слабое обоняние, но зрение очень хорошее. Когда идут по следу, они полагаются только на свои глаза.

— Тогда, может бьггь, они вообще не вышли на след Дуары?

— Возможно, но не похоже, — ответила Налте. — Скорее всего, ее убил или съел какой-нибудь зверь.

Такое объяснение уже приходило мне на ум, но я отвергал его.

— Тем не менее я буду искать ее, — настойчиво произнес я. — Сейчас мы легко переберемся на другой берег. Если идти вниз по течению большой реки, то надо обязательно пересечь поток, а другой брод может и не встретиться, поскольку река ближе к устью становится шире и глубже.

Брод был широким и легко прослеживался благодаря ряби на воде, и переход на противоположный берег казался нетрудным. Однако приходилось внимательно смотреть под ноги, поскольку брод шел двумя изгибами, образовывавшими букву S. Стоило оступиться, как течение тут же понесло бы нас.

В результате нас едва не постигла беда. По чистой случайности я взглянул вперед, на другой берег реки. Я шел чуть впереди Налте. Для большей безопасности мы держались за руки. То, что я увидел, заставило остановиться так неожиданно, что девушка налетела на меня. Затем она взглянула туда, куда я смотрел, и непроизвольно вскрикнула.

— Что это?

— Не знаю. А ты знаешь?

— Нет. Никогда раньше не видела таких существ. Как они ужасны!

У воды, поджидая нас, стояло полдюжины человекообразных существ. К ним то и дело присоединялись другие, которые выходили из леса, спрыгивая с деревьев, и неуклюже ковыляли к броду. Ростом они были около трех футов и полностью покрыты длинными волосами, сначала я решил, что это обезьяны, хотя их черты ошеломляюще походили на человеческие. Но когда они, поняв, что мы обратили на них внимание, заговорили, стало ясно, что перед нами совсем не обезьяны.

— Я Ул, — крикнул один из них. — Уходите из земли Ула. Я Ул, я убью!

— Мы не причиним вам вреда, — как можно любезнее ответил я. — Мы только хотим пройти через вашу страну.

— Уходите! — прорычал Ул, обнажая острые клыки.

Теперь у берега собралось десятков пять разъяренных маленьких людей, рыча и угрожая нам. На них не было одежды или украшений, они не носили никакого оружия, но их острые клыки и мощные мускулы рук свидетельствовали, что угрозы Ула были не пустым звуком.

— Что же делать? — жалобно спросила Налте. — Они разорвут нас в клочья, едва мы ступим на берег.

— Может быть, нам удастся убедить их пропустить нас, — сказал я. Но после пяти минут бесплодных усилий пришлось признать свое поражение. Все ответы Ула на мои слова были:

— Уходите! Я убью! Я убью!

Мне не улыбалось возвращаться, поскольку нам так или иначе придется пересекать реку, а нового брода мы могли и не найти. Наконец, очень неохотно, я повернул назад, держа Налте за руку. Дойдя до берега, мы оглянулись. Маленькие волосатые люди молча наблюдали за нами. Мы углубились в лес и больше их не видели.

Всю оставшуюся часть дня мы шли вниз по течению реки, искали следы Дуары. Все усилия оказались безуспешными. Я терял надежду, чувствуя, что больше никогда ее не увижу. Налте пыталась приободрить меня, но ее слова не утешали.

Поздно вечером я сумел убить небольшого зверька. Поскольку мы оба ничего не ели в этот день, то буквально умирали с голода, так что быстро развели костер и поджарили куски нежного мяса.

После ужина я соорудил грубый помост на ветвях большого дерева. Охапки крупных листьев послужили нам и матрасом, и одеялом. Когда спустилась тьма, мы с Налте устроились не так уж неудобно в нашем убежище.

Некоторое время мы лежали молча, размышляя каждый о своем. Не знаю, о чем думала Налте, но мои мысли были мрачными. Я проклинал тот день, когда задумал построить огромную ракету, доставившую меня на Венеру. Но тут же и благословил его, поскольку узнал и полюбил Дуару.

Тишину нарушила Налте. Она спросила, будто прочитав мои мысли:

— Ты очень сильно любил Дуару?

— Да, — вздохнул я.

Налте тоже глубоко вздохнула.

— Должно быть, очень грустно потерять супругу.

— Она не была моей супругой.

— Нет? — удивилась Налте. — Но вы любили друг друга?

— Дуара не любила меня, — ответил я. — По крайней мере говорила так. Понимаешь, она дочь джонга и не могла никого любить, пока ей не исполнится двадцать лет.

Налте засмеялась.

— Любовь не подчиняется никаким законам или обычаям и приходит, когда захочет.

— Но даже если Дуара и любила меня, а это было не так, она не могла признаться, ибо ей запрещалось даже думать о любви. Ведь она дочь джонга, к тому же слишком юная. Я этого не понимаю, так как пришел из другого мира и ничего не знаю о ваших обычаях.

— Мне девятнадцать лет, — произнесла Налте, — и я тоже дочь джонга, но если бы я полюбила кого-нибудь, то не стала скрывать.

— Наверное, законы и обычаи вашей страны и той, откуда родом Дуара, разные?

— Они наверняка сильно различаются. В моей стране мужчина не говорит девушке о любви, пока она сама не заявит, что любит его. Дочь джонга выбирает супруга по своему желанию.

— Возможно, такой обычай имеет свои преимущества, но если я полюблю девушку, то захочу иметь право сказать ей об этом самому.

— О, мужчины находят способы дать девушке знать, не говоря ни слова. Я могу сразу сказать, любит ли меня тот или иной человек, но когда сама полюблю очень сильно, то не буду ждать его признания.

— А что, если он не любит тебя? — спросил я.

Налте вскинула голову.

— Полюбит.

Да, не полюбить Налте было очень трудно. У нее стройная фигура, оливковая кожа и густые темные волосы в прелестном беспорядке. Глаза сияли задором и умом. Черты лица правильные, почти мальчишеские, но во всем облике ощущалось достоинство. Я не сомневался, что она действительно дочь джонга. Похоже, мне суждено постоянно встречаться с дочерьми джонгов! Я упомянул Налте об этом.

— И многих ты встретил? — тут же поинтересовалась она.

— Двух, — ответил я. — Тебя и Дуару.

— Ну не очень много, если учесть, сколько на Амторе джонгов и сколько у них дочерей. У моего отца семь.

— И все они такие же красивые?

— Ты считаешь, что я красивая?

— Ты и сама это знаешь.

— Но мне нравится слушать, как говорят другие. Мне нравится слушать, когда так говоришь ты, — добавила она, помолчав.

Из темного леса до нас время от времени доносился рев охотящихся зверей и жалобные крики жертв. Затем наступала тишина, нарушаемая лишь журчанием реки, текущей к неведомому морю.

Обдумывая, как потактичнее ответить на откровенную реплику Налте, я задремал и уснул.

Проснулся оттого, что меня трясли за плечо. Я открыл глаза и встретился взглядом с Налте.

— Ты собираешься проспать весь день? — спросила она со смехом.

Было совсем светло. Я сел и огляделся вокруг.

— Еще одну ночь пережили.

— И встретили новый день. Каким он будет? — спросила она.

— Кто знает?

Я собрал фруктов, приготовил еще немного мяса, оставшегося от вчерашней добычи. Мы прекрасно позавтракали и направились вниз по реке — в поисках чего?

— Если сегодня мы не найдем Дуару, — начал я, — придется признать, что безвозвратно потерял ее.

— И что тогда? — спросила Налте.

— Ты хочешь вернуться в свою страну?

— Конечно.

— Тогда направимся вверх по большой реке к твоему дому.

— Может быть, мы никогда не дойдем туда, — после паузы заметила Налте, — но…

— Что но?

— Я подумала, что мы можем быть очень счастливы, пока будем добираться до Анду, — решилась она.

— Анду? — переспросил я.

— Так называется моя страна, — объяснила она. — Горы в Анду очень красивы.

В ее голосе послышалась нотка тоски, а глаза мысленно видели пейзаж, совершенно мне неизвестный. Внезапно я осознал, какой храброй была девушка, какой жизнерадостной она оставалась во время трудностей и опасностей бегства, невзирая на почти полную безнадежность нашего положения. Я мягко коснулся ее руки.

— Мы сделаем все, что в наших силах, чтобы ты вернулась в прекрасные горы Анду.

Налте задумчиво покачала головой.

— Я больше никогда их не увижу, Карсон. Даже большой отряд воинов не сможет вынести тех опасностей, что встретятся на пути до Анду. А тысяча копов по жестокой и враждебной земле — разве можно надеяться преодолеть их вдвоем?

— Тысяча копов — далековато, — согласился я. — Все действительно выглядит безнадежным, но не надо сдаваться!

Уже упоминалось, что амторцы делят окружность на тысячу частей и получают свой хита, или градус; а коп — это одна десятая градуса долготы на экваторе (или того, что амторцы называют Малым Кругом), около 2¹/₂ земных миль; следовательно тысяча копов — примерно равно 2500 миль.

Такая арифметика убедила меня, что Налте не могла проплыть вниз по большой реке 2500 миль без еды, и я поинтересовался, уверена ли она, что Анду находится так далеко.

— Нет, — призналась она, — но мне кажется, что очень далеко. Мы долго блуждали, прежде чем дошли до реки, а затем я плыла по ней так долго, что я потеряла счет времени.

Тем не менее, если мы найдем Дуару, встанет серьезная проблема. Одна девушка должна идти вниз по течению в поисках своей страны, а другая — вверх! И только одна из них имеет смутное представление, где лежит ее страна!

Глава 10 В ПОСЛЕДНЮЮ СЕКУНДУ

Вечером, на второй день поисков, мы подошли к большой реке, которую мы с Дуарой видели с верхней точки обрыва. Это была та самая река, по которой Налте приплыла в когти Скора.

Пожалуй, ее можно сравнить с Миссисипи. Она бежала мимо низких утесов из сияющего белого известняка, тихо стремясь из одной неизвестности в другую. Над ее широкими просторами — оттуда, где она величественно появлялась перед глазами, огибая низкий мыс, и до того места, где опять исчезала за поворотом, — не было никаких признаков жизни. На обоих берегах — только Налте и я. Я чувствовал благоговейный трепет перед великолепием этой реки. Рядом с ней остро ощущалось собственная ничтожность.

Не находилось слов, чтобы выразить свои чувства. Я был доволен, что Налте стояла молча, вглядываясь в речной простор.

Девушка глубоко вздохнула. Это напомнило мне о необходимости действовать. Нельзя стоять завороженными, когда столько неотложных забот.

— Ну вот, — заметил я, — мы так и не перебрались через реку — Я имел в виду тот приток, вдоль которого мы шли вниз от замка Скора.

— Хорошо хоть, что нам не надо переправляться через большую реку, — заметила Налте.

— Нам и так придется нелегко, когда мы будем пересекать эту, — предупредил я.

Приток тек слева от нас и делал внезапный поворот, прежде чем слиться с большой рекой. Ниже по течению — бурный водоворот, который засыпал ближний берег мусором: листьями, ветками и сучьями всех размеров, даже стволами крупных деревьев.

— Как же мы переправимся? — поинтересовалась Налте. — Здесь нет брода, а она выглядит слишком широкой и быстрой, чтобы ее переплыть, даже если бы я хорошо плавала. — Она быстро взглянула на меня — похоже, ей пришла в голову новая мысль. — Я обуза для тебя. В одиночку ты без труда переплывешь реку. Не обращай на меня внимания. Я останусь на этом берегу и пойду вверх по реке в сторону Анду, а ты переправишься, чтобы найти Дуару.

Я взглянул на нее и улыбнулся.

— Ведь ты сама не веришь своим словам и не сомневаешься, что я не сделано ничего подобного. Разумнее построить плот из вон того хлама и переплыть на нем через реку, — я указал на обломки деревьев, наваленных на берегу.

— Конечно, мы так и сделаем, почему бы нет? — воскликнула Налте.

Она прямо-таки излучала готовность взяться за работу и через секунду присоединилась ко мне, помогая вытаскивать то, что могло пригодиться для плота.

Это была тяжелая работа. Постепенно мы собрали достаточно материала. Предстояло связать детали будущего плота так крепко, чтобы река не могла разломать его, прежде чем мы доберемся до противоположного берега.

Для этого мы набрали лиан, и хотя трудились так быстро, как только могли, уже стемнело, когда мы завершили работу.

Пока я оценивал итоги наших усилий, я увидел, что Налте с сомнением рассматривает крутящуюся воду.

— Мы будем переправляться сейчас, — не глядя на меня, спросила она, — или дождемся утра?

— Сейчас почти темно. Я думаю, лучше подождать до завтра.

Она заметно повеселела и вздохнула с облегчением.

— Тогда подумаем об ужине, — объявила Налте. Я понял, что в этом отношении девушки на Венере не отличаются от своих земных сестер.

Наш ужин состоял только из фруктов и кореньев, но их было достаточно. Я снова соорудил площадку в ветвях дерева и помолился, чтобы нас не обнаружил какой-либо лазающий по деревьям хищник.

Каждое утро, просыпаясь на Венере, я удивлялся, что еще жив. Утро на большой реке не было исключением.

Позавтракав, мы сразу же направились к плоту и после некоторых затруднений сумели спустить его на воду. Я положил на него несколько длинных палок и несколько более коротких. Ими можно будет воспользоваться как веслами, когда мы попадем на глубокое место. Разумеется, они были неважной заменой весел. Я полагал, что водоворот донесет нас до мелководья у противоположного берега, где мы сможем с помощью длинных палок добраться до суши.

Плот держался на воде гораздо лучше, чем я предполагал. Я боялся, что его будет заливать водой, но, очевидно, дерево оказалось легким настолько, что поверхность плота поднималась над водой на несколько дюймов.

Едва мы отчалили, водоворот подхватил нас и понес вверх по течению, постепенно затягивая в центр. Пришлось потрудиться, чтобы плот не затащило в воронку. Отчаянно работая шестами, мы старались удержаться на краю водоворота. Но вскоре река стала такой глубокой, что шесты больше не доставали до дна. Мы схватили импровизированные весла и принялись отчаянно грести. Это была очень напряженная работа, но Налте не бросала ее.

Наконец нас вынесло к левому берегу, и мы опять взяг лись за шесты, но, к своему разочарованию, я обнаружил, что вода здесь слишком глубока. Течение оказалось гораздо сильнее, чем у другого берега, и наши жалкие подобия весел были почти бесполезны.

Река безжалостно держала плот крепкой хваткой и увлекала в водоворот. Мы яростно гребли и добились своего, не попали в центр бурлящего потока, хотя нас и далеко отнесло от левого берега.

Вскоре плот оказался посреди реки и как будто застрял на самом краю водоворота. К этому времени мы оба выдохлись, но не позволяли себе остановиться хотя бы на мгновение. Последним отчаянным усилием мне удалось вырвать плот из цепких когтей потока, тащившего в объятия водяного тайфуна. Нас сразу же подхватило основное течение. Плот крутился и качался; без всякого управления его несло вниз, к большой реке.

Я отложил бесполезное весло.

— Мы сделали все, что смогли, Налте, — объявил я, — но это не помогло. Теперь остается надеяться, что наш плот не развалится, пока нас не вынесет на какую-нибудь большую реку.

— Нам нужно поскорей пристать к берегу, — заметила Налте.

— Почему?

— Когда Скор нашел меня, он сказал, что мне повезло, раз я выбралась здесь на берег, поскольку дальше река низвергается с утесов водопадом.

Я поглядел на низкие скалы, тянущиеся по обоим берегам реки.

— Тут мы не сможем высадиться.

— Возможно, нам повезет немного ниже, — предположила Налте. Течение стремительно несло нас, иногда подтаскивая близко к одному берегу, иногда к другому, поскольку фарватер был довольно извилистым. Порой плот опять относило на середину. Иногда мы видели небольшие расселины в утесах, где можно было бы высадиться, но каждый раз замечали их слишком поздно, и течение проносило нас мимо раньше, чем мы успевали направить к расселине неуклюжий плот.

Когда плот прибивало близко к берегу, мы с надеждой искали какие-нибудь перемены в береговых ландшафтах, но каждый раз бывали разочарованы: высадиться там было невозможно. Наконец, обогнув выдающийся в реку мыс, мы увидели два города. Один лежал на левой стороне реки, другой — на правой, прямо напротив первого. Город слева выглядел серым и однообразным даже издалека. А тот, что возвышался на правом берегу, был белоснежным, прекрасным и радостным, окруженным красивыми стенами и башнями из известняка, с многоцветными крышами домов.

Налте кивнула в сторону города на левом берегу:

— Наверное, — это Кормор. Скор говорил мне, что он расположен где-то здесь.

— А другой город?

Она покачала головой.

— Скор никогда не упоминал про второй город.

— Возможно, перед нами один город, но расположенный на обоих берегах реки, — предположил я.

— Нет, не думаю. По утверждению Скора, люди, живущие на другом берегу реки, напротив Кормора, его враги, но он никогда ничего не рассказывал про город. Я считала, что он имел в виду лишь племена дикарей. Но, посмотри, какой великолепный город — гораздо больше и красивее Кормора!

Мы пока не могли составить более ясного суждения ни об одном из городов, но когда подплыли ближе, стало очевидно, что город на правом берегу протянулся по реке на несколько миль. Его было проще рассмотреть, потому что река текла здесь по прямой, почти как канал. Город на левом берегу — Кормор — оказался значительно меньше и протянулся по реке всего на милю. Оба города обнесены стенами, в том числе и со стороны реки. У Кормора была небольшая пристань перед воротами примерно в средней части городской стены. Пристань другого города казалась длинным проспектом, тянущимся далеко, насколько хватало глаз.

Некоторое время нас несло мимо города на правом берегу, потом потащило ближе к Кормору. На длинном причале первого города было несколько рыбаков и других людей, возможно, часовых, которые стояли на стене. Многие из них заметили нас, показывали друг другу и явно обсуждали событие. Но нас ни разу не прибило достаточно близко к берегу, чтобы можно было разглядеть их или окликнуть.

Мы оказались недалеко от пристани Кормора. От нее отчалила небольшая лодка. В ней сидело трое: двое гребли, а третий расположился на носу. Было ясно, что они намереваются перехватить нас.

— Это люди Скора, — заявила Налте, содрогаясь.

— Как ты думаешь, чего они хотят от нас? — спросил я.

— Захватить и передать Скору, конечно. Но я им не достанусь! — она отступила на край плота.

— Что это значит? — крикнул я. — Что ты хочешь сделать?

— Прыгнуть в реку.

— Но ты не умеешь плавать и наверняка утонешь.

— Этого я и хочу. Я не позволю Скору снова схватить меня.

— Подожди, Налте, — принялся умолять я. — Они еще не захватили нас. Может быть, им не удастся.

— Нет, удастся — возразила она, потеряв надежду.

— Никогда не надо отчаиваться, Налте. Обещай мне, что подождешь. Ты сможешь выполнить свой план даже в последнюю секунду.

— Подожду, — пообещала она, — но в последнюю секунду ты лучше присоединись ко мне. Мы умрем вместе. Это лучше, чем попасть в руки Скора и стать одним из тех лишенных радостей жизни существ, которых ты видел в его замке. Ведь тогда ты не сможешь найти спасение даже в смерти.

Лодка подошла ближе, и я окликнул ее экипаж.

— Что вам нужно от нас?

— Вы должны плыть к берегу с нами, — объявил человек на носу.

Он теперь был достаточно близко, и я мог хорошо его рассмотреть. Вначале я предположил, что передо мной один из живых мертвецов Скора, но сейчас увидел щеки человека, розовые от здоровья и полнокровия.

— Мы не поплывем с вами, — ответил я. — Оставьте нас, мы не причиним никому вреда. Дайте нам спокойно продолжать свой путь.

— Вы переправитесь на берег с нами, — повторил человек.

Теперь его лодка подошла еще ближе.

— Убирайтесь, или я убью вас! — крикнул я, натягивая тетиву лука.

Человек засмеялся сухим мрачным смехом. В ту же секунду я увидел его глаза. Меня охватил озноб. Это были мертвые глаза трупа!

Я выпустил стрелу. Она вонзилась прямо в грудь существу, но он снова рассмеялся и оставил торчать стрелу в груди.

— Ты разве не знаешь, — крикнула Налте, — что не можешь убить мертвого? — Она отступила на дальний край плота.

— Прощай, Карсон, — проговорила она тихо, — последняя секунда пришла.

— Нет! Нет, Налте! — воскликнул я. — Подожди! Это еще не конец!

Я снова повернулся к приближающейся лодке. Ее нос был уже на расстоянии фута от плота. Прежде чем существо, стоявшее на носу, поняло мои намерения, я прыгнул на него.

Он сжал меня своими мертвыми руками. Мертвые пальцы обхватили мое горло. Но нападение было слишком быстрым и неожиданным. Он потерял равновесие, и в то же мгновение я сильным толчком бросил его за борт.

Двое других гребли, сидя спинами вперед, и не подозревали, что им угрожает опасность, пока я не схватился с их вожаком. Когда тот упал за борт, ближайший из гребцов поднялся и повернулся ко мне. Его щеки тоже были отмечены подобием жизни, но мертвые глаза нельзя замаскировать.

Он бросился ко мне с ужасным нечленораздельным воплем. Я встретил его бросок ударом справа в челюсть, который мог надолго уложить живого человека. Поскольку невозможно послать такую тварь в нокаут, я послал его за борт.

Беглый взгляд на этих двоих, оказавшихся в воде, убедил, что мое предположение было верным — как и подобные им существа в замке, они не умели плавать, а беспомощно барахтались в потоке, несущем их вниз. Но оставался еще один.

Он шагнул через банки навстречу мне.

Я прыгнул вперед, стараясь нанести боковой снизу в челюсть. Удачный удар мог бы послать его за двумя другими, если бы попал в цель. Этого, к сожалению, не случилось. Наши прыжки раскачали лодку, я потерял равновесие, и, пока поднимался, мертвый бросился на меня.

Он был очень сильным, но боролся без огня и желания — как холодный, мертвый механизм. Схватил меня за горло; хватать за горло его самого было бесполезно. Я не мог задушить жизнь в теле, которое уже безжизненно. Все, что оставалось — вырваться из его хватки и ждать удачного стечения обстоятельств, которое могло и не наступить.

Я довольно сильный человек и сумел отбросить на секунду тварь. Но гребец немедленно напал снова. Он не говорил ничего, не подал ни одного звука. В тусклых глазах не было никакого выражения, но тонкие губы обнажили желтые зубы в злобной гримасе. Его вид и прикосновение холодных, липких пальцев сводили с ума; а также странный запах, тяжкий, гнетущий — запах смерти. Это было невыносимо.

Он опять шел на меня, пригнув голову и вытянув руки. Я бросился на него и обхватил голову сверху правой рукой. Шея мертвеца оказалась у меня под мышкой. Потом я схватил себя за правое запястье левой рукой и зажал противника в замок. Затем резко повернулся и сразу выпрямился. Я едва не перевернул лодку, зато мертвец потерял равновесие и почти повис на мне. Последним усилием подсек его ударом ноги и разжал руки. Он полетел через борт в воду. Как и остальных, течение быстро понесло тварь прочь.

В стороне покачивался плот с Налте, застывшей и напряженной от возбуждения. Схватив весло, я подгреб к ней и, протянув руку, помог перебраться в лодку. Она вся дрожала.

— Испугалась?

— Да, за тебя. Неужели ты сумел справиться со всеми тремя. Даже сейчас не могу в это поверить. Никто не мог сделать то, что сделал ты.

— Мне помогла удача и то, что удалось застать их врасплох. Они не ожидали ничего подобного.

— Как быстро все меняется, — произнесла Налте. — Только что я была готова утопиться от отчаяния, а теперь все изменилось. Опасность миновала и вместо бесполезного плота у нас удобная лодка.

— Это еще раз доказывает, что никогда не надо терять надежду.

— Я не буду, пока ты со мной, — пообещала она.

Я внимательно следил за пристанью Кормора, ожидая, что в погоню пошлют еще одну лодку, но ничего подобного не случилось. Рыбаки и часовые на пристани бросили свои занятия и наблюдали за нами.

— Поплывем к ним и посмотрим, как они поведут себя, — повернулся я к Налте.

— Я боюсь. Мы в Анду говорим, что чем дальше незнакомцы, тем они кажутся лучше.

— Ты думаешь, что нам причинят вред?

Налте пожала плечами.

— Не знаю, но, скорее всего, тебя убьют, а меня схватят.

— Постараемся избежать этого. Но мне хочется хоть ненадолго задержаться здесь и поискать Дуару.

— Ты не можешь высадиться на левом берегу, пока из Кормора видят лодку, — заметила Налте. — Иначе нас быстро поймают.

— А если мы высадимся поблизости от другого города, люди оттуда, как ты считаешь, тоже погонятся за нами?

— Давай поплывшем вниз, пока не скроются оба города. Подождем до ночи, прежде чем возвращаться в Кормор, поскольку искать Дуару надо именно там.

Согласившись с Налте, я позволил лодке плыть вниз по течению. Вскоре Кормор остался позади, но белый город на другом берегу тянулся еще две мили. Пожалуй, его протяженность по берегу реки была не меньше пяти миль, и во всю длину простиралась широкая пристань, за которой возвышалась сцяющая белая стена. В ней было несколько ворот — я насчитал шесть или семь.

Сразу за городом река повернула вправо, и утесы скрыли от нас оба города. Одновременно изменился и пейзаж вокруг. И белые известковые утесы исчезли, река текла между низких берегов. Здесь она разливалась очень широко, но впереди снова сужалась, втекая в ущелье между скалами, которые были гораздо выше тех, мимо которых мы плыли раньше. Утесы впереди были покрыты лесами.

До моих ушей донесся смутный, непрекращающийся гул. Вначале он казался журчанием, но постепенно становился все громче и громче.

— Ты слышишь шум? — спросил я. — Или у меня шумит в голове?

— Далекий грохот?

— Да. Теперь уже грохот.

— Должно быть, водопад, о котором рассказывал мне Скор, — вспомнила Налте.

— Боже! Да, конечно, он! — воскликнул я. — Нам лучше высадиться на берег, пока не поздно.

Течение несло нас ближе к правому берегу, и прямо впереди я заметил маленький ручей, впадавший в реку. На дальнем берегу ручья начинался лес, а на ближнем к нам росли отдельные деревья. Место, идеальное для лагеря.

Мы без труда достигли берега, поскольку течение не было сильным. Я загнал лодку в устье ручья, но здесь оказалось мелко. Однако мне удалось затащить лодку и привязать ее к низко склонившейся над водой ветке дерева. Тут ее не могли заметить возможные преследователи из Кормора, спустившись вниз по реке в поисках нас.

— Теперь, — объявил я, — меня больше интересует еда!

— И меня тоже, — призналась Налте, рассмеявшись. — Куда ты пойдешь охотиться? Похоже, что лес на том берегу ручья полон дичи.

Она говорила, глядя на лес. Я же стоял спиной к нему. Внезапно ее лицо изменилось, и она схватила меня за руку с тревожным криком:

— Карсон! Что там такое?

Глава 11 ЖИЗНЬ ИЛИ СМЕРТЬ?

Я резко обернулся. Краем глаза заметил, как что-то мелькнуло за низкими кустами на другом берегу ручья. Или мне просто померещилось?

— Что ты заметила, Налте? Ты кого-нибудь видела?

— О, наверно, все-таки не то, что я подумала, — прошептала она со страхом. — Скорее всего я ошиблась.

— А что ты подумала?

— Вон другой — там, гляди! — крикнула она.

И тогда я увидел его. Он вышел из-за ствола большого дерева и, глядя на нас, ворча, оскалил клыки. Это был человек, передвигавшийся на четвереньках, как зверь. Его ноги были короткими, и он ходил словно на цыпочках. От пяток к коленям шли сухожилия, как у животных. Руки выглядели более человеческими, и он опирался на ладони. Плоский нос, широкий рот, тяжелые, выдвинутые вперед челюсти с могучими зубами дополняли его облик.

Да еще глаза — маленькие, очень близко посаженные друг к другу и чрезвычайно свирепые. Белая кожа не имела волос, которые росли только на голове и на лице.

— Ты не знаешь, кто они такие? — спросил я у Налте.

— Я слышала о них в Анду. Никто, правда, не верил, что они существуют. Это занганы. По рассказам, они ужасно свирепы. Охотятся стаями и пожирают людей и животных без разбора.

«Занган» означает «человек-зверь», и никакое выражение не могло описать точнее то существо, которое разглядывало нас с другого берега маленького ручья. Все новые и новые занганы появлялись из-за кустов и стволов деревьев.

— Нам лучше поохотиться еще где-нибудь, — пробормотал я, пытаясь пошутить.

— Давай вернемся в лодку, — предложила Налте. Мы уже немного отошли от места, где я причалил судно.

Повернувшись, я увидел, что несколько занганов вошли в ручей и приближались к лодке. Они были гораздо ближе к ней, чем мы, и добрались бы до нее прежде, чем я смог отвязать лодку и оттащить ее на глубину.

— Слишком поздно! — крикнула Налте.

— Давай медленно отходить к той маленькой горке. Возможно, я смогу удержать их.

Мы медленно отступали, следя за занганами, пока они перебирались через ручей на нашу сторону. Выйдя на берег, они отряхнулись, как собаки, и стали подкрадываться к нам, вытянув шеи и шевеля губами.

Порой они рычали и кусали друг друга, обнаруживая нрав, более злобный, чем у других зверей. В любой момент я ожидал атаки, понимая, что когда она начнется, наши с Налте неприятности закончатся навсегда. Нет никаких шансов спастись от свирепой стаи.

Нападавших было около двух десятков, в основном самцы. Но среди них я заметил пару самок и двух или трех детенышей. На спине одной из самок сидел малыш, крепко обнимавший шею матери.

Хотя существа наводили на нас леденящий ужас своим видом, они так осторожно следовали за нами, словно немного побаивались. Но расстояние неуклонно сокращалось.

Наконец мы добрались до маленького холма, к которому отступали. Они находились ярдах в пятидесяти от нас. Когда мы начали подниматься на холм, вперед выскочил крупный самец и издал низкий, раскатистый рев, как будто понял, что мы пытаемся спастись, а он должен предотвратить это.

Я остановился и повернулся к нему, натягивая тетиву лука. Оттянув ее до предела, пустил стрелу. С легким шорохом она сорвалась с тетивы и через мгновенье вонзилась ему точно в грудь. Он замер, взревел и вцепился в оперенное древко, торчащее из тела. Затем сделал несколько шагов, зашатался и рухнул на траву, судорожно задергался и затих.

Остальные остановились, наблюдая за агонией. Внезапно молодой самец подбежал и стал яростно колотить его по голове и шее. Отскочив, он поднял голову и издал ужасающий рев. Я решил, что это вызов, так он грозно глядел на других членов стаи. Скорее всего он заявил права на роль вожака после павшего от моей руки.

Никто не был готов оспаривать его власть, и тогда он обратил внимание на нас. Он не стал прямо приближаться к нам, но отошел в сторону. Затем повернулся и заворчал на своих товарищей. Стало очевидным, что он отдавал им приказ, потому что они немедленно стали расходиться, окружая нас.

Не медля, я выпустил еще одну стрелу, теперь в нового вожака. Она вошла ему в бок прямо над бедром и вызвала такую симфонию боли и ярости, какой, я надеюсь, мне никогда не придется слышать снова — по крайней мере, не в таких обстоятельствах.

Молниеносно протянув руку, человек-зверь вцепился в древко и вырвал стрелу из тела, нанося себе гораздо более серьезную рану, чем та, что сделал мой выстрел. Теперь вопли и рев буквально сотрясали окрестности.

Другие остановились, внимательно глядя на него, и я увидел, что большой самец тихо подкрался к раненому вожаку. Последний заметил его и набросился на смельчака, скаля клыки и испуская свирепое рычание. Честолюбивый самец, очевидно, поняв, что претензии преждевременны, повернулся и убежал. Новый вожак дал ему уйти и снова повернулся к нам.

К этому времени мы были на три четверти окружены. На нас надвигалось двадцать свирепых зверей, а у меня оставалось меньше дюжины стрел.

Налте взяла меня за руку.

— Прощай, Карсон, — промолвила она, — теперь уже точно пришла последняя секунда.

Я покачал головой.

— Постараюсь оттянуть приход той секунды, что принесет нам смерть. До тех пор не хочу знать ни о какой последней секунде. А потом думать будет некогда.

— Я восхищаюсь если не твоим разумом, то твоей храбростью, — произнесла Налте, и тень улыбки пробежала по ее губам — Но смерть по крайней мере будет быстрая — видел, как тот тип терзал вожака, подстреленного тобой? Такой конец лучше, чем от руки Скора.

— По крайней мере, мы умрем, — заметил я.

— Они близко! — крикнула Налте.

Да, они приближались с трех сторон. Я посылал в них стрелу за стрелой и ни разу не промахнулся. Те, в которых я попадал, останавливались, но оставшиеся в живых продолжали наступать.

Они были уже рядом с нами, когда я выпустил последнюю стрелу. Налте прижалась ко мне. Я обнял ее одной рукой.

— Обними меня крепче, — попросила она. — Я не боюсь умирать, но не хочу оставаться одна — даже на мгновение.

— Ты еще не мертва, Налте. — Больше я ничего не мог придумать. Должно быть, мои слова прозвучали глупо, но Налте не заметила.

— Ты был очень добр ко мне, Карсон, — прошептала она.

— А ты молодчина, Налте, своя в доску, хоть вряд ли понимаешь, что значит такое выражение.

— Прощай, Карсон! Наступила действительно последняя секунда!

— Кажется, ты права, Налте, — я наклонился и поцеловал ее. — Прощай!

Сзади и выше нас со склона внезапно донеслось гудение и потрескивание, напоминающее шум, который издает работающий рентгеновский аппарат. Я сообразил, что происходит, даже не глядя на корчащиеся тела занганов, падавших перед нами, — это был звук амторского лучевого ружья!

Я обернулся и взглянул на вершину холма. Там стояла дюжина людей, обрушивших потоки смертельных лучей на окружавшую нас стаю. Это продолжалось всего несколько секунд, но никто из кровожадных зверей не ушел. Один из наших спасителей (или будущих стражей?) подошел к нам.

Он, как и его товарищи, был почти идеального телосложения, с красивым, одухотворенным лицом. У меня мелькнула мысль, что если это обитатели того белого и светлого города, то мы, должно быть, забрели на Олимп, населенный исключительно богами.

Подошедший человек был облачен в военные доспехи амторцев. На плече виднелся знак различия — зигзаг из белого шнура. Его наряд был красивым, хотя без особых украшений. Зигзаг и знаки на повязке вокруг головы, по-видимому, означали, что он офицер.

— Вы оказались в большой опасности, — произнес он любезно.

— Пожалуй, даже в слишком большой, чтобы это было приятно, — отозвался я. — Мы благодарим вас за спасение.

— Я рад, что успел вовремя. Мне случилось быть на городской стене у реки, когда вы проплывали мимо. Я видел вашу стычку с мертвыми из Кормора. Мне стало интересно. Зная, что ниже по реке вас ждет водопад, я взял нескольких своих людей и поспешил за вами, чтобы предупредить.

— Довольно необычный интерес к незнакомцам для человека Амтора, — произнес я, — но заверяю вас, что ценю вашу услугу, хотя и не догадываюсь о ее мотивах.

Он усмехнулся.

— Это все из-за схватки, когда ты расправился с тремя мертвецами Скора, — пояснил он. — Я увидел, что в таком человеке кроются большие возможности. Мы же всегда ищем людей с хорошими способностями, чтобы улучшить расу Гавату. Но позвольте мне представиться. Я — Иро Шан.

— А это Налте из Анду. Я же — Карсон Нейпер из Калифорнии.

— Я слышал об Анду, — кивнул он. — Там сумели создать исключительно красивую расу. О твоей стране ничего не знаю. До сих пор никогда не видел человека с голубыми глазами и желтыми волосами. А что, все люди в Кали…

— Калифорнии, — подсказал я.

— … в Калифорнии вроде тебя?

— О, нет! У нас есть все цвета — и волос, и глаз, и кожи.

— Но тогда как вы размножаетесь, чтобы сохранить идеальный тип? — спросил он.

— Никак, — признался я.

— Весьма неприятно, — заметил он как бы самому себе, — аморально, аморально в расовом отношении. Но как бы там ни было, похоже, что ваша система произвела в твоем случае превосходный тип. Теперь, если вы пойдете со мной, мы вернемся в Гавату.

— А мы вернемся, — осведомился я, — как гости или как пленники?

Он улыбнулся, но лишь бледной тенью улыбки.

— А существует ли разница — как и в том, хотите вы пойти со мной или нет?

Я взглянул на вооруженных людей за его спиной и усмехнулся.

— Нет, не существует.

— Все же давайте будем друзьями, — произнес он. — В Гавату вас ожидает суд. Если вы заслужите право называться гостями, с вами будут обращаться как с гостями, а если нет… — он пожал плечами.

Поднявшись на вершину холма, мы увидели низкую открытую автомашину без верха с сиденьями поперек салона. Строгость очертаний кузова и отсутствие украшений говорили о том, что перед нами военная машина.

Мы с Иро Шаном и Налте уселись на заднем сидении. Его люди заняли места впереди. Иро Шан подал команду, и машина мягко тронулась с места. Водитель сидел слишком далеко от меня, к тому же его закрывали люди, занявшие места между нами, так что я не мог рассмотреть, как он управляет машиной. Она двигалась по неровному грунту быстро и без тряски.

Вскоре, поднявшись на очередной холм, мы увидели белый город Гавату, раскинувшийся перед нами. В плане он имел форму полукруга, причем прямая сторона лежала вдоль реки. Со всех сторон его окружали стены.

Ниже города река поворачивала вправо. Путь, которым мы следовали, привел нас к воротам, расположенным в нескольких милях от реки. Форма и размеры ворот были удивительно пропорциональны, а сами ворота — подлинным произведением искусства. Они свидетельствовали о высокой цивилизации и культуре. Городская стена, сложенная из белого известняка, украшена красивыми рельефами, изображавшими, как я понял, историю города или населяющего город народа. Эта работа была задумана и выполнена с редким вкусом. Рельефы тянулись, насколько видел глаз.

Если принять во внимание, что стена имела в длину не менее тридцати миль и была вся покрыта искусными рельефами, можно представить, сколько труда и времени понадобилось, чтобы воплотить такой замысел на обеих сторонах двадцатифутовой стены.

Когда у ворот нас окликнули часовые, я увидел над входом надпись на общеамторском языке: «Таг Кум By Кламбад», что означает Ворота Психологов.

За воротами начинался прямой широкий проспект. Он вел к центру прибрежной стороны. Движение на нем оживленное — машины различных размеров и очертаний проносились бесшумно и быстро во всех направлениях. Нижний уровень проспекта занимался машинами, пешеходам же предоставлялись дорожки, проходившие на высоте вторых этажей зданий и соединенные виадуками во всех направлениях.

Здесь практически не было шума — не слышалось ни звуков сирены, ни визга тормозов — движение регулировало само себя. Я обратился к Иро Шану.

— Все очень просто, — пояснил он. — Экипажи получают энергию от центральной станции, которая излучает ее на трех частотах. На приборной доске каждого экипажа имеется указатель, он позволяет водителю выбрать нужную ему частоту. Одну — для проспектов, идущих от внешней стены к центру города, другую — для поперечных проспектов, третью — для движения вне города. Первые две включаются и выключаются попеременно. Когда включена одна, движение в поперечном направлении автоматически замирает у перекрестков.

— Но почему одновременно не останавливается движение между перекрестками? — спросил я.

— Это регулируется еще одной частотой, — объяснил он. — За сто футов до перекрестка фотоэлементы автоматически устанавливают указатель на приборной доске на частоту, соответствующую данному перекрестку.

Налте была взволнована всем, что видела. Девушка из маленького горного государства, она впервые попала в большой город.

— Он изумителен, — объявила она. — И как красивы здесь люди!

Это же подметил и я. Мужчины и женщины в машинах, проезжавших мимо, отличались совершенством черт лица и сложения.

Кламбад Лат, проспект Психологов, привел нас прямо к полукруглой площади у прибрежной стены города. От нее расходились к внешней стене главные проспекты подобно спицам колеса от ступицы к ободу.

Среди пышного парка возвышались великолепные здания. Иро Шан провел нас в роскошный дворец. В парке я заметил множество людей, входивших и выходивших из различных зданий. Не видно спешки, суеты или беспорядка, но никто не слонялся без дела. Все говорило о тщательно продуманной, неспешной целесообразности. Голоса беседующих приятны, хорошо поставлены. Я уже устал повторять о красоте людей.

Мы следовали за Иро Шаном. Войдя в здание, двинулись по широкому коридору. Многие из тех, мимо кого мы проходили, приветствовали нашего спутника. На нас смотрели с заметным дружеским интересом, но без всякого назойливого любопытства.

— Прекрасные люди в прекрасном городе, — пробормотала Налте.

Иро Шан повернулся к ней с быстрой улыбкой.

— Я доволен, что тебе понравились мы и наш город, — произнес он. — Надеюсь, ничто не омрачит твоего первого впечатления.

— Ты думаешь, это возможно? — спросила Налте.

Иро Шан пожал плечами.

— Все зависит от тебя, — ответил он. — Или, скорее, от твоих предков.

— Не понимаю, — пожала плечами Налте.

— Скоро поймешь.

Он остановился перед дверью и распахнул ее, приглашая нас войти. Мы оказались в маленькой приемной, в которой работали несколько служащих.

— Пожалуйста, сообщите коргану кантуму Мохару, что я хочу его видеть, — обратился Иро Шан к одному их них.

Тот нажал какую-то кнопку на столе и произнес:

— Корган, сентар Иро Шан хочет видеть вас.

Низкий голос, раздавшийся откуда-то, как мне показалось, из крышки стола, ответил:

— Пусть войдет.

— Прошу, — предложил нам Иро Шан. Мы пересекли приемную и подошли к двери, ее перед нами распахнул служащий. Войдя в кабинет, мы оказались лицом к лицу с человеком. Он взглянул на нас с таким же дружеским интересом, какой проявляли попадавшиеся нам наверху люди.

Когда нас представили коргану кантуму Мохару, он поднялся с поклоном, затем пригласил сесть.

— Вы — иностранцы в Гавату. Не часто иностранцы входят в наши ворота, — он обратился к Иро Шану. — Как все произошло?

Иро Шан рассказал о моей схватке с тремя существами из Кормора.

— Мне стало очень жаль, что такой человек погибнет в водопаде, — закончил он, — и я решил доставить его в Гавату для экзамена. Вот почему привел их прямо к тебе. Надеюсь, ты согласен со мной?

— Что ж, это не принесет вреда, — согласился Мохар. — Экзаменационный Совет сейчас заседает. Уведи их. Я сам извещу Совет, что разрешил экзамен.

— Что за экзамен и в чем его смысл? — спросил я. — Может быть, мы не хотим сдавать его.

Корган кантум Мохар улыбнулся.

— Решаете не вы, — объявил он.

— Ты имеешь в виду, что мы пленники?

— Лучше скажем так — вынужденные гости.

— Так ты не назвал нам цель экзамена?

— Отчего же. На нем решится, будет ли вам позволено остаться в живых.

Глава 12 ГАВАТУ

Все они были очень вежливые, приятные, умные и хорошо знали свое дело. Вначале мы вымылись, затем у нас взяли анализ крови, обследовали сердце, измерили давление, проверили рефлексы. И, наконец, ввели в большую комнату, где за длинным столом сидело пять человек.

Иро Шан все время сопровождал нас. Как и все остальные, он был дружески настроен и приветлив. Ободрял нас, говоря, что мы наверняка успешно выдержим экзамен. И все же я не понимал, что происходит, и снова обратился к нему с вопросом.

— Твоя спутница отметила, как красив Гавату и его люди, — ответил он. — Ваш экзамен — объяснение этой красоты и многих других вещей… Ты еще не знаешь о них.

Пять человек, сидевших за длинным столом, производили такое же приятное впечатление, как и все остальные жители Гавату. Они спрашивали нас в течение часа, а затем отпустили. Из заданных вопросов я понял, что один из них биолог, второй психолог, третий химик, четвертый физик, а пятый — военный.

— Корган сентар Иро Шан, — произнес человек, который, очевидно, возглавлял Экзаменационный Совет. — Возьми под свою охрану мужчину, пока результат экзамена не будет оглашен. Хара Эс будет охранять девушку, — он указал на женщину, которая вошла в комнату с нами и стояла подле Налте.

Налте придвинулась ко мне.

— О, Карсон! Они собираются разлучить нас, — прошептала она.

Я повернулся к Иро Шану с протестом, но тот жестом призвал меня к молчанию.

— Вам придется подчиниться, — заметил он, — но, думаю, у вас нет причин для беспокойства.

Затем Хара Эс увела Налте, а Иро Шан повел меня с собой. Его ждала машина. На ней мы приехали в район красивых жилых домов и остановились у одного из них.

— Это мой дом, — объявил мой спутник. — Ты будешь гостем, пока не объявят результатов экзамена. Я хочу, чтобы ты отдохнул и хорошо провел время. Отбрось все тревоги, они вредны для здоровья. Налте в безопасности, о ней позаботятся.

— Что ж, по крайней мере мне дали красивую тюрьму и приятного тюремщика, — заметил я.

— Пожалуйста, не считай себя узником, — стал умолять Иро Шан. — Иначе мы оба будем несчастливы, что в Гавату запрещено.

— Я далеко не несчастен. Наоборот, в восторге от всего окружающего, но никак не могу понять, в чем нас с Налте обвиняют, причем от решения суда будет зависеть наша жизнь.

— Перед судом предстал не ты, а твоя наследственность, — объяснил он.

— Такое объяснение, — возразил я, — оставляет меня так же в потемках, что и прежде.

Беседуя, мы вошли в дом, и я оказался в таком прелестном окружении, какого никогда не видел. Хороший вкус продиктовал не только внешний вид дома, но и его убранство. От входа в конце широкого холла открывался чудесный вид на красивый сад. Иро Шан провел меня в сад, а из него мы попали в помещение, находившееся за садом.

— Здесь ты найдешь все, что потребуется, — обратился он. — Я отдам приказ человеку обслуживать тебя. Он будет вежлив и послушен. Но он также будет отвечать за твою персону, когда тебя опять потребуют в Центральную Лабораторию — А теперь, — он присел в кресло у окна и повернулся ко мне, — давай я отвечу на твой последний вопрос более подробно: Гавату и населяющая его раса — результат отбора в ряде поколений, основанного на научной культуре. Изначально мы были народом, которым правили наследственные джонги. При них различные клики боролись за власть ради собственного обогащения, совсем не принимая во внимание благосостояние остального населения.

Когда во главе стоял разумный джонг с сильным характером, годы его правления приносили процветание стране; в противном случае политиканы управляли нами из рук вон плохо. Они были приспособленцами, демагогами или еще того хуже, и по большей части некультурными, неумными людьми, поскольку лучшие представители всех слоев не шли в политику, не желая иметь дело с непорядочными дельцами.

Половина нашего народа жила в ужасающей нищете, в пороках и грязи. Они размножались, как мухи. Остальные, не желающие, чтобы их дети жили в таком мире, начали быстро сокращаться по численности. Везде правили невежество и посредственность.

И вот на трон взошел великий джонг. Он отменил существующие законы, отставил правительство и сосредоточил всю власть в своих руках. Он получил два эпитета — один — пока был жив, и другой — после смерти. Первый — Манкар Кровавый, второй — Манкар Спаситель.

Он проявил себя как великий полководец, и воины пошли за ним. Проявив, как тогда казалось, полную безжалостность, он изгнал всех политиков и на их посты назначил лучшие умы Гавату — физиков, биологов, химиков и психологов.

Он поощрял рождение детей у тех, кого ученые определили как пригодных для этого, и запретил иметь детей всем остальным. Он следил, чтобы люди, физически, морально или умственно неполноценные, не могли иметь потомства. Ни одному неполноценному ребенку не было позволено остаться в живых.

Перед смертью он создал новую форму правления — правительство без законов и без короля. Он отрекся от престола и вручил судьбы Гавату Совету Пятерых, которые правят и судят.

Из этих пятерых один — сентар (биолог), второй — амбад (психолог), третий — калто (химик), четвертый — кантум (физик) и последний корган (солдат). Совет Пятерых называется Санджонг (буквально — пять королей), и пригодность его членов для работы в Совете определяется экзаменом, аналогичным тому, через который прошел ты. Экзамен проводится каждые два года. Любой гражданин имеет право участвовать в нем; любой гражданин может войти в Санджонг. Это самая высокая честь, какую может заслужить гражданин Гавату. И он способен получить ее только благодаря своим личным качествам. Избиратели не вправе нудить и квалифицировать кандидата, поскольку на них влияют страсти и заблуждения политической кампании или случайностей рождения, делающие одного человека рабом, а другого — королем.

— И эти пятеро издают законы и осуществляют правосудие? — поинтересовался я.

— В Гавату нет законов, — ответил Иро Шан. — За много поколений после Манкара мы вырастили расу разумных людей. Они знают, как отличить правое от неправого, и потому для них не нужны законы, которые бы регламентировали их поведение. Санджонг только управляет, а не судит. Когда возникают новые проблемы, с которыми не знакомы наши люди, Санджонг принимает то, что считает целесообразным. Если гражданин не хочет следовать предложениям Санджонга и наносит городу вред, он предстает перед судом.

Конечно, мы не совершенны, ни один человек никогда не сможет стать идеальным, но преднамеренные действия, которые наносят вред нашим согражданам или Гавату в целом, чрезвычайно редки.

— У вас не бывает трудностей с подбором соответствующих людей для Санджонга? — спросил я.

— Никогда. В Гавату есть тысячи людей, которые могут служить достойно и с честью. Существует тенденция воспитывать кандидатов в Санджонг среди пяти или шести классов, на которые естественным образом разделен народ Гавату.

Когда ты познакомишься с городом, ты узнаешь, что полукруглый район перед Центральной Лабораторией разделен на пять секций. Секция, ближайшая к реке и выше Центральной Лаборатории, зовется Кантум. Здесь размещаются физики. Между физиками и любым из других пяти классов нет каких-либо кастовых различий, но поскольку все они живут в одном и том же районе и поскольку их интересы одинаковы, они с большим желанием общаются друг с другом, чем с представителями других классов. В результате они чаще выбирают супругов из своего класса — законы наследственности делают остальное, и раса физиков в Гавату постоянно улучшается. В результате каждый раз место в Санджонге получают все более талантливые физики.

Следующий район — Калто. Здесь живут химики. Центральный район — Корган, там живу я. Он отведен для воинов. Дальше идет Амбад, секция психологов; и, наконец, Сентар, предназначенный для биологов, лежит вдоль реки ниже Центральной Лаборатории.

Гавату выстроен как половина колеса с Центральной Лабораторией в центре. Главные секции города ограничены четырьмя концентрическими полуокружностями. Внутри первой находится Гражданский Центр, где расположена Центральная Лаборатория. Именно это место называется центром. Между ним и следующей полуокружностью лежат пять подрайонов, которые я только что описал. Между ними и третьей полуокружностью находится самый большой район, который называется Джорган; здесь живут простые люди. А в четвертой секции, узкой полосе вдоль стены, размещаются склады, магазины и заводы.

— Все это очень интересно, — заметил я, — но самое интересное для меня, что городом управляют без законов.

— Без законов, придуманных человеком, — поправил Иро Шан. — Нами управляют естественные законы, с которыми знакомы все разумные и нормальные люди. Применяя законы евгеники и отбора, мы избавились от неумных, неразумных людей.

Конечно, иногда случается, что гражданин совершает поступок, причиняющий вред другому человеку или спокойствию города, поскольку гены, ответственные за порочные или антиконформистские черты характера не полностью удалены из половых клеток граждан Гавату.

Если кто-нибудь совершает деяние, направленное против других или общего благосостояния, он предстает перед судом. Суд не интересуют процедурные тонкости или прецеденты. Принимая во внимание все факты данного случая, включая наследственность подсудимого, суд выносит решение, которое является окончательным и не подлежит обжалованию.

Результат самого деяния не обсуждается; суд интересуют только причины. У нас нет наказания в том смысле, как понималось раньше. Единственное назначение суда — не допустить повторения антисоциального действия в данном или следующих поколениях.

Если это первый проступок в семье подсудимого за четыре поколения, то он просто записывается в родословную. После второго, менее тяжкого проступка за провинившимся родом устанавливается наблюдение. За более серьезные нарушения или повторение предыдущих члены данной семьи лишаются возможности воспроизводить потомство; за любой четвертый проступок, как правило, подсудимый уничтожается.

— Мне кажется, что слишком жестоко наказывать человека за проступки предков, — заметил я.

— Но мы не наказываем, — объяснил Иро Шан, — мы только стремимся улучшить свою расу с целью достичь наибольшего счастья и благополучия. Антиконформисты — неважный материал для улучшения расы, как и люди, делающие слишком много ошибок.

— Должно быть, Гавату, в котором нет плохих людей, идеальное место для жизни, — предположил я.

— О, здесь есть плохие люди, — возразил Иро Шан, — потому что плохие гены имеются у всех нас. Но мы умный народ, а чем умнее люди, тем больше они способны контролировать свои дурные наклонности. Иногда в Гавату попадают иностранцы — плохие люди из города, лежащего за рекой. Как им удается — тайна, которая до сих пор не разгадана, но мы знаем, что они появляются и время от времени похищают наших мужчин и женщин. Тех из них, кого удается поймать, мы уничтожаем. Наши люди редко совершают преступления. Обычно они вызываются приступами страсти. Правда, иногда имеют место и преднамеренные преступления. Последние — угроза для расы, и совершившим их мы не позволяем остаться в живых и передать свои черты будущим поколениям или влиять на окружающих дурным примером.

В комнату вошел атлетически сложенный человек.

— Ты посылал за мной, корган сентар Иро Шан? — спросил он.

— Заходи, Герлак, — протянул ему руку Иро Шан. Затем обратился ко мне. — Герлак станет служить тебе и стеречь, пока не объявят результат экзамена. Ты найдешь в нем услужливого и приятного спутника. — Герлак, — продолжил он, обращаясь к моему стражу, — этот человек — иностранец. Он только что предстал перед Экзаменационным Советом. Ты отвечаешь за него, пока не будет объявлено решение Совета. Его зовут Карсон Нейпер.

Человек наклонил голову, подтверждая, что он понял.

— Вы оба пообедаете со мной через час, — объявил Иро Шан, собираясь уходить.

— Если хочешь отдохнуть перед обедом, — предложил Герлак, — в соседней комнате стоит кровать.

Я пошел туда и прилег, а Герлак сел в кресло в той же комнате. Было очевидно, что он не собирается спускать с меня глаз. Я очень устал, но спать не хотелось, поэтому начал беседовать с Герлаком.

— Ты служишь в доме Иро Шана?

— Я солдат в его подразделении, — ответил он.

— Офицер?

— Нет, простой солдат.

— Но он попросил тебя пообедать с ним. В моем мире офицеры не общаются так близко с простыми солдатами.

Герлак засмеялся.

— То же самое было в Гавату много веков назад, — пояснил он, — но сейчас положение иное. У нас нет социальных различий. Мы слишком умны, слишком культурны и уверены в себе, чтобы нуждаться в искусственных условностях, определяющих наше значение в обществе. Не так важно, подметает человек улицы или заседает в Санджонге; самое главное, как он выполняет свои обязанности, как придерживается принятой в нашем обществе морали и культуры.

В мире, где все люди умны и культурны, они должны быть более или менее общительными, и ни один офицер не потеряет свой авторитет, если будет близко общаться с подчиненными.

— Но разве солдаты не используют близость, чтобы как-то влиять на офицеров? — удивился я.

Герлак посмотрел с изумлением.

— А зачем? — в свою очередь спросил он. — Они знают свои обязанности так же хорошо, как офицер свои. Цель жизни каждого гражданина — выполнение своего долга, а не уклонение от него.

Я покачал головой, вспомнив о том беспорядке, который царит на Земле, потому что там люди ни в одной стране не применяют к человеческой расе простые правила, хотя соблюдают их для улучшения собак, коров и свиней.

— А люди из различных классов вступают в брак друг с другом? — поинтересовался я.

— Конечно, — ответил Герлак, — таким образом мы поддерживаем высокий моральный и умственный уровень людей. Если бы происходило обратное, то джорганы, то есть простой народ, деградировали бы, а остальные классы общества так отдалились бы друг от друга, что в конце концов не осталось бы ничего общего, никакой основы для взаимного понимания и уважения. Наступило бы непонимание, раздоры, споры и неизбежная гибель расы.

Я опять не мог не вспомнить о тех же самых вещах на Земле, которые сложились из-за веков неравенства в рождении, и помолился, чтобы и в моем мире появился Манкар Кровавый.

Мы долго еще говорили в ожидании обеда, и простой солдат из Гавату рассуждал о науке и искусстве с гораздо большим пониманием, чем я. На мой вопрос, не получил ли он особенно хорошего образования, Герлак ответил, что нет — все мужчины и женщины в Гавату получают одинаковое образование до определенного уровня, после чего серия детальных экзаменов определяет то призвание, к которому они более всего пригодны и в котором могут достичь наивысшего успеха.

— Но откуда у вас берутся дворники? — улыбнулся я.

— Ты говоришь так, как будто есть в чем упрекнуть подобную профессию, — запротестовал он.

— Но такую работу многие находят у нас низкой, — возразил я.

— Необходимая и полезная обществу работа никогда не будет низкой для человека, который лучше всего приспособлен для ее выполнения. Конечно, интеллигентные люди предпочитают творческую работу. И те необходимы, но более или менее простые работы, которые, между прочим, в Гавату выполняются при помощи механических приспособлений, никогда не станут жизненным призванием ни одного человека. Их может выполнять любой, так что каждый делает такую работу по очереди — каждый из джорганов. Таков его вклад в общественное благосостояние — налог, оплачиваемый полезным трудом.

Вошла девушка и пригласила нас обедать. Она была прелестна. А одежда — что-то вроде саронга из прекрасного материала — и со вкусом подобранные украшения лишь подчеркивали ее красоту.

— Она из семьи Иро Шана? — спросил я Герлака, когда она вышла.

— Она работает в его доме, — ответил Герлак. — У коргана сентара Иро Шана нет семьи.

Я уже слышал, как к имени Иро Шана добавляли титул «корган сентар». Оказывается, эти два слова означали «солдат-биолог», но я не мог понять смысла титула и спросил Герлака, когда мы пересекали сад, направляясь в столовую.

— Такой титул означает, что он и солдат и биолог, и выдержал экзамены, допускающие в оба разряда. То, что он, помимо коргана, является также членом одной из четырех секций, делает его офицером и дает право на титул. Мы, обычные солдаты, желаем служить у выдающегося, одаренного человека. Поверь мне, лишь блестяще одаренные люди способны выдержать вступительный экзамен в один из научных классов, поскольку приходится держать экзамен и в те три класса, в которые они не стремятся.

Герлак провел меня в просторный зал, где уже сидели Иро Шан и еще трое мужчин и шестеро женщин, улыбающихся и непринужденно беседующих. Разговор стих, едва мы вошли в комнату. В мою сторону было брошено несколько заинтересованных взглядов. Иро Шан вышел вперед, чтобы встретить и представить другим гостям, которые любезно приветствовали меня.

Насколько я помню, мужчин звали амбад Агон, калто Бо Гасто и джорган Данар, женщин — Луан, Гара Ло, Гамби Кан, Оросо, Кабелл и Джоран. Все присутствующие — красивые и умные, хотя некоторые принадлежали к классу джорганов.

На обеде я сидел между Луан и Гарой Ло. Обе чрезвычайно красивые и приятные. Никогда в жизни прежде я не присутствовал в столь блестящем обществе. Искрометное остроумие, легко текущая беседа казались совершенно естественными и совершались без усилий, как дыхание. Никто не напрягался, чтобы произвести какой-либо эффект или выдать вымученную шутку, и нередко наступала тишина. Казалось, никто не чувствовал, что необходимо говорить, так что паузы не бывали напряженными и не вызывали неловкости.

Луан расспрашивала меня о стране, откуда я прибыл. Я объяснил, что прибыл сюда из другого мира, и она попросила рассказать, как и где существует мой мир.

Я вкратце изложил то, что знают наши астрономы о Солнечной Системе. Расстояния ошеломили ее.

— Двадцать шесть миллионов миль? — воскликнула она, когда услышала, какое расстояние отделяет Амтор от моей родной Земли.

Упомянул и про звезды — другие солнца, разбросанные в космосе, и что до ближайшей из них 255 миллионов миль. К тому времени все за столом с удивлением слушали меня.

— Наши ученые давно предполагали, — заявила Луан, что старая теория о том, что Амтор — диск, плавающий в море из расплавленного камня, неверна. Они смутно ощущали что-то подобное, о чем говоришь ты. Должно быть, у вас очень мудрые ученые, раз они разработали такую теорию. К тому же, как ты утверждаешь, они доказали ее истинность.

— У наших ученых есть большое преимущество. Они наблюдают другие планеты и звезды ночью, а солнце днем. Наш мир не окружен постоянно облачным слоем, как Амтор.

— Ты рассказал Экзаменационному Совету обо всем этом? — обратилась Луан ко мне.

— Меня не спрашивали, — ответил я.

— Они не должны уничтожать тебя! — воскликнула Луан. — Возможно, у тебя есть ключ ко многим секретам, которые они ищут веками.

— Ты считаешь, меня могут уничтожить? — спросил я.

— Как я могу знать то, чего не знает даже сам Экзаменационный Совет?

Глава 13 ПРОФЕССОР АСТРОНОМИИ

Хотя моя жизнь висела на волоске, я хорошо выспался. Герлак спал на койке недалеко от меня. Я назвал его часовым при смертнике, и он был достаточно вежлив, чтобы сделать вид, будто ему понравилась моя шутка.

Иро Шан, Герлак и я позавтракали вместе. Нам прислуживала девушка, пригласившая нас вчера на обед. Ее ослепительная красота меня сильно смущала: казалось, что не она, а я должен ей прислуживать. Девушка выглядела очень молодой, но в то время все, кого я видел на Амторе, казались молодыми.

Впрочем их молодость не удивляла меня, я уже знал о сыворотке долголетия, изобретенной амторскими учеными. Мне тоже была сделана прививка против старости. Но все же спросил Иро Шана о секрете их молодости.

— Да, — подтвердил он, — мы можем жить вечно, если так постановит Санджонг. По крайней мере, не умрем бы от старости или болезней. Но они решили иначе. Наша сыворотка обеспечивает иммунитет на двести или триста лет, что зависит от естественного здоровья индивидуума. Когда сыворотка перестает действовать, смерть наступает быстро.

— Но почему вы не живете вечно, раз существует такая возможность? — спросил я.

— Если бы жили вечно, то число детей, которых будет разрешено иметь, окажется слишком маленьким и не приведет к сколько-нибудь значительному улучшению расы. Поэтому мы отказались от бессмертия в интересах будущих поколений и всего Амтора.

После завтрака Иро Шану был передан приказ немедленно доставить меня в Экзаменационный Совет. Вместе с сопровождающим нас Герлаком мы сели в машину Иро Шана и поехали по Клукорган Лат, или проспекту Воинов, к Центральной Лаборатории.

И Иро Шан, и Герлак были необычно сосредоточенными и серьезными все время поездки. Мне показалось, что они предчувствуют самое худшее. Я тоже не проявлял жизнерадостности, хотя меньше всего беспокоился об уготованной мне судьбе — все мысли были о Дуаре и Налте.

Величавые правительственные здания Центральной Лаборатории, или Сера Тартум, как называли их, выглядели очень красиво в пышном окружении Манкар Пола — парка, названного в честь великого последнего джонга Гавату. Мы подъехали и остановились перед зданием, в котором днем раньше я экзаменовался.

То, что здания назывались лабораторией, выразительно объясняет психологию правления Гавату. Управление они сделали наукой, а ученые проводят исследования и эксперименты в лабораториях. Мне понравилась такая идея, и я рекомендую землянам не название, а применение науки для улучшения земной расы в условиях, в которых она живет.

Нам не пришлось долго ждать после того, как мы вошли в здание, — нас немедленно провели в Экзаменационный Совет. Мрачные лица экзаменаторов предвещали недоброе, и я приготовился к худшему. Хотя сознание спешно продумывало планы бегства, что-то подсказывало мне: эти люди настолько хорошо все делают и организуют, что я не смогу избежать участи, предназначенной Советом.

Кантум Шоган, председатель Совета, предложил мне сесть. Я занял стул перед августейшей пятеркой. Иро Шан сел справа от меня, Герлак слева.

— Карсон Нейпер, — начал кантум Шоган, — наш экзамен обнаружил, что ты не лишен достоинств. Физически ты находишься близко к тому совершенству, к которому постоянно стремится наша раса; интеллектуально способен, но дурно образован — у тебя нет культуры. Это может быть исправлено, но с огорчением сообщаю тебе, что ты обладаешь врожденными психическими недостатками, которые, будучи переданы потомству или восприняты другими при общении с тобой, могут принести неисчислимый вред будущим поколениям.

Ты — несчастная жертва унаследованных предрассудков, комплексов и страхов. И хотя в значительной степени преодолел столь деструктивные черты, твои хромосомы полны порочных генов и представляют потенциальную угрозу для еще не родившихся поколений.

В результате, хотя и с глубоким сожалением, мы не можем не сделать вывод, что в интересах человечества тебя необходимо уничтожить.

— Могу ли спросить, по какому праву вы решаете, оставить ли меня в живых или нет? Я не гражданин Гавату. И не пришел в Гавату по собственной воле. Если…

Кантум Шоган поднял руку в жесте, восстанавливающем тишину.

— Я повторяю, мы сожалеем о такой необходимости. Но говорить больше нечего. Твои достоинства не столь велики, чтобы перевесить твои врожденные недостатки. Весьма прискорбно, но, конечно, нельзя ожидать, что Гавату должен страдать из-за тебя.

Итак, мне предстояло умереть! После всего, через что я прошел, все завершилось так нелепо только потому, что какой-то из моих предков не догадался проявить немного ума при выборе невесты. Но пройти такой длинный путь, чтобы умереть! Это заставило меня улыбнуться.

— Чему ты улыбаешься? — спросил один из членов Совета. — Смерть кажется тебе такой забавной вещью, или надеешься избежать смерти посредством какой-нибудь уловки?

— Я улыбаюсь, хотя, наверное, нужно рыдать при мысли о том труде, знаниях и энергии, которые потратил, чтобы преодолеть двадцать шесть миллионов миль. И все для того, чтобы умереть, потому что пять человек из другого мира считают, что мною унаследованы недостаточно хорошие гены.

— Двадцать шесть миллионов миль? — воскликнул один из членов Совета. А другой спросил:

— Другой мир! Что это значит?

— Только то, что я прибыл сюда из другого мира, лежащего в двадцати шести миллионах миль от Амтора, из мира, в некоторых отношениях гораздо более развитого, чем ваш.

Все члены Совета проявили живейший интерес к моему заявлению. Я слышал, как один из них сказал другому:

— Его слова подтверждают теорию, которой давно придерживаются многие из нас.

— Очень интересно и весьма правдоподобно, — согласился другой — Я бы хотел послушать еще.

— Ты говоришь, что Амтор — не единственный мир? — спросил кантум Шоган. — Тогда где же находится другой?

— Небеса наполнены бесчисленными мирами. Ваш мир, мой и по крайней мере восемь других миров обращаются вокруг огромного шара из раскаленных газов. Мы называем его Солнцем. Солнце с обращающимися вокруг него мирами, или планетами, зовется Солнечной Системой. Бесконечное пространство небес наполнено бесчисленным количеством других солнц, многие из которых являются центрами иных планетарных систем. Никто не знает, сколько всего существует миров.

— Подожди, — произнес кантум Шоган. — Ты сказал… достаточно, чтобы сделать вывод: наш экзамен относительно тебя был неверным, поскольку он строился на основе постулата, что мы обладаем всей суммой ценных человеческих знаний. Как теперь стало ясно, ты можешь обладать знаниями такой огромной важности, что они способны перевесить все присущие тебе биологические недостатки.

Мы подробнее расспросим тебя относительно изложенных представлений. Исполнение приговора откладывается. Окончательное решение касательно твоего будущего зависит от исхода дальнейшей беседы. Наука не может игнорировать возможные источники знания. И если твои представления окажутся разумными и откроют новые области для исследования, ты будешь освобожден, чтобы пользоваться всеми радостями жизни в Гавату. Ты также не останешься без вознаграждения.

Хотя я получал награды, обучаясь в колледже с очень высоким уровнем преподавания, сейчас, перед этими выдающимися деятелями науки, я понял — все, что кантум Шоган сказал обо мне, было правдой. В сравнении с ними я малообразован и некультурен, мои ученые степени ничего не значат, мой диплом простая бумага. И все же в одной области науки мои знания оказались значительнее. Когда объяснял строение Солнечной Системы и рисовал ее устройство, то чувствовал их живой интерес и готовность к пониманию.

Сейчас они впервые слышали объяснение феномена смены дня и ночи, времен года и приливов. Их взгляд был ограничен сплошным облачным покровом, вечно окутывающим Венеру. Они не могли наблюдать ничего из того, на чем можно основать правильное представление об их собственной планете и мироздании. Не удивительно, что астрономия была совершенно неизвестной наукой, а Солнце и звезды до сих пор как бы не существовали.

Они слушали и задавали вопросы целых четыре часа. Затем приказали Иро Шану и Герлаку выйти вместе со мной в приемную и ждать, пока не вызовут снова.

Долго сидеть не пришлось. Минут через пятнадцать мы вновь предстали перед Советом.

— Наше единогласное мнение, — объявил кантум Шоган, — что твоя ценность для человечества перевешивает опасность, которой оно подвергается из-за твоих врожденных дефектов. Ты останешься в живых и будешь наслаждаться свободой в Гавату. Твои обязанности будут заключаться в обучении других новой науке, которую ты называешь астрономией, и в применении ее на благо человечества.

Поскольку сейчас ты единственной член своего класса, можешь жить в той секции города, которую выберешь сам. Все, что необходимо для твоих личных нужд и для развития науки в твоей области, будет предоставлено Сера Тартумом.

Некоторое время тебе рекомендуется оставаться на попечении коргана сентара Иро Шана, поскольку ты иностранец и должен поближе познакомиться с нашими обычаями и привычками.

С этими словами он отпустил меня.

— Прежде чем уйти, я хотел бы узнать о судьбе той девушки, Налте, что была вместе со мной, — осведомился я.

— Она признана пригодной, чтобы остаться в Гавату в секции джорганов. Когда ее обязанности окончательно определятся, ей будет выделено жилище, тебе дадут знать, где ее найти.

Я с чувством облегчения оставил Сера Тартум и вышел с Иро Шаном и Герлаком. Налте, как и мне, ничто не угрожало. Если бы только найти Дуару!

Следующие несколько дней я знакомился с городом и приобретал вещи, которые требовались для нормальной жизни. Мне усердно помогал Иро Шан. В их числе была машина. Получить ее оказалось очень просто — достаточно было подписать поручительство.

— Но как они проверят мои расходы? — спросил я своего друга — Я даже не знаю, насколько велик мой кредит.

— Зачем им проверять, сколько ты тратишь? — спросил он.

— Но я могу оказаться нечестным. Например, буду покупать вещи, которые мне не нужны, а затем перепродавать их.

Иро Шан рассмеялся.

— Они знают, что ты так не сделаешь. Если бы психолог, который исследовал тебя, не знал, что ты честный человек, то даже знание астрономии не спасло бы тебя. Это, кстати, единственный порок, который мы не терпим. Когда Манкар уничтожал продажность и испорченность, он почти полностью искоренил эти пороки, и за ряд последующих поколений мы сумели закончить начатую им работу. В Гавату нет нечестных людей.

Я часто говорил с Иро Шаном про Дуару. Мне хотелось пересечь реку и начать искать ее в Корморе, но Он убеждал, что такая попытка равносильна самоубийству. У меня не было веских причин верить, что Дуара находится именно там, и я отбросил эту идею.

— Если бы у меня был самолет, — заметил я, — то можно было бы облететь Кормор.

— Что такое самолет? — спросил Иро Шан. А когда я объяснил, он заинтересовался еще больше, поскольку авиация на Амторе попросту неизвестна, по крайней мере, в тех странах, с которыми я знаком.

Идея полета в воздухе так сильно заинтриговала моего товарища, что он едва мог говорить о чем-нибудь другом. Я описал различные типы аппаратов тяжелее воздуха, рассказывал о ракете, в которой пересек пространство с Земли до Венеры. Он попросил меня нарисовать несколько типов аппаратов, про которые я рассказывал. Его интерес превращался в навязчивую идею.

Однажды вечером, вернувшись в дом, который я теперь разделял с Иро Шаном, я обнаружил, что меня ожидает послание. Оно было от клерка, служащего в Экзаменационном Совете, и извещало об адресе дома, в котором жила Налте.

Поскольку я был уже знаком с городом, то после ужина отправился на машине нанести визит Налте. Я поехал один, потому что Иро Шан получил другое приглашение. Думаю, он встречался с Гарой Ло, одной из тех девушек, что присутствовали на обеде в тот день, когда нас доставили в Гавату.

Я отыскал дом, в котором жила Налте, в секции джорганов на тихой улице недалеко от Клукорган Лат, проспекта Воинов. В доме жили женщины, которые убирались в подготовительных школах на Клукорган Лат по соседству. Одна из них приветливо встретила меня и объявила, что позовет Налте. Она провела меня в гостиную, где находились восемь или девять женщин. Одна из них играла на музыкальном инструменте, другие рисовали, вышивали или читали.

Когда я вошел, они оставили свои занятия и любезно приветствовали меня. Среди них не было ни одной, которая была бы некрасивой; все они выглядели умными и развитыми. И такими в Гавату были уборщицы! Отбор в течение поколений сделал с народом то, что он сделал с нашими призовыми молочными стадами — он продвинул их всех к совершенству.

Налте была очень обрадована, увидев меня. Мне хотелось побыть с ней наедине, и я пригласил ее прокатиться по городу.

— Как хорошо, что ты успешно выдержала экзамен, — заметил я, когда мы поехали в сторону Клукорган Лат.

Налте весело рассмеялась.

— Я еле преодолела его, — призналась она. — Интересно, какова была бы реакция в Анду, если бы там узнали, что я, дочь джонга, была признана пригодной только для мытья полов в Гавату? — и она беззаботно рассмеялась. Ее гордость явно не страдала от такого назначения. — Но в конце концов, — продолжала она, — высокая честь, что мне разрешили остаться среди расы суперменов даже на таких условиях.

Теперь настала моя очередь смеяться.

— А я вообще не прошел экзамен и был бы уничтожен, если бы не мое знание науки, неизвестной в Амторе. Это большой удар по моему самолюбию.

Мы проехали по проспекту Воинов через обширный общественный парк и парадную площадь, в центре которой находился великолепный стадион, а затем по проспекту Ворот, по большой дуге с внутренней стороны стены, окружающей Гавату с суши.

Здесь, между проспектом Ворот и Джорган Лат, на широком проспекте в пределах городских стен, находились заводы и магазины. Главные магазины размещались вдоль проспекта Ворот. Проспект и магазины сияли огнями, по улицам мчались экипажи, а пешеходные дорожки на уровне вторых этажей кишели людьми.

Мы дважды проехали вдоль всего проспекта, любуясь жизнью и красотой зданий. Налюбовавшись окружающим, мы поставили машину на одной из специальных стоянок. С ними сообщаются все нижние этажи на основных магистралях. Оставив машину, мы поднялись по эскалатору на уровень выше.

Здесь витрины магазинов были заполнены товарами, как в американских городах. Мне показалось, что многое было выставлено просто, чтобы порадовать глаз, а отнюдь не для привлечения внимания покупателей.

Ученые Гавату изобрели особое освещение — очень яркое и в то же время мягкое. В результате они достигли эффектов, которые невозможно получить с помощью наших относительно грубых способов освещения. Источник света вообще не виден. Он отбрасывает мягкие тени и не дает тепла. Свет напоминает солнечный, но способен давать также мягкие, пастельные тени различных оттенков.

После того, как мы целый час наслаждались необычным зрелищем, смешиваясь со счастливой толпой на пешеходных дорожках, я сделал несколько небольших покупок, в том числе подарок для Налте. Устав, мы вернулись к машине, и я отвез свою спутницу домой.

Весь следующий день был занят организацией занятий по астрономии. Желающих обучаться оказалось так много, что пришлось организовать несколько больших классов. Поскольку работе обычно посвящалось четыре часа в день, стало очевидно, что вначале придется заняться обучением инструкторов, чтобы быстро изложить основы науки всем, кто заинтересовался ею.

Мне очень льстил состав учеников. Среди них не только ученые и солдаты из пяти классов Гавату, но и все члены Санджонга, правящего Совета Пятерых. Жажда этих людей к полезным знаниям была ненасытной.

Закончив свою работу в тот день, я получил приглашение посетить коргана кантума Мохара, солдата-физика, который руководил нашим с Налте экзаменом.

Зачем я ему понадобился? Может быть, меня ждет еще один экзамен? Я подумал, что теперь всегда буду связывать имя Мохара с экзаменом.

Когда я прибыл в назначенное время в Сера Тартум, он сам встретил меня и приветствовал в той же приятной манере, что и при нашей первой встрече. Правда, его приветливость не успокаивала, ведь он был столь же приветлив, когда сообщил мне, что если не выдержу экзамен, то расстанусь с жизнью.

— Заходи и садись рядом, — пригласил он. — Есть кое-какие вопросы, которые я хотел бы обсудить с тобой.

Я сел в кресло рядом с ним и увидел разбросанные по столу рисунки воздушных кораблей, сделанные мною для Иро Шана.

— Все рисунки принес мне Иро Шан, который описал их, как мог. Он был очень возбужден и пылал энтузиазмом. Должен признаться, что часть своего энтузиазма ему удалось передать мне. Я очень заинтересовался и хотел бы знать больше об этих кораблях, плавающих по воздуху и не падающих.

Около часа я объяснял ему и отвечал не вопросы. В основном речь шла о практических возможностях авиации — дальности полетов, достижения больших скоростей, а также способов применения самолетов в мирное время и на войне. Корган кантум Мохар был действительно глубоко заинтересован. Его вопросы обнаруживали четкий ум исследователя, а также солдата, человека действия.

— Можешь ли ты построить один из таких кораблей? — спросил он в конце нашей беседы.

Я ответил, что могу, но для этого потребуются достаточно длительное время и эксперименты. Нужны также материалы для постройки надежного самолета.

— В твоем распоряжении двести или триста лет, — ответил он с улыбкой, — и ресурсы расы ученых. Материалы, которых у нас сейчас нет, мы можем создать — для науки нет ничего невозможного.

Глава 14 НОЧНОЕ ПОХИЩЕНИЕ

Мне представили мастерские рядом с Таг Кум By Клукантум — воротами Физиков, в конце проспекта Физиков. Я выбрал это место, потому что за воротами простиралась обширная плоская равнина. Она была бы отличной взлетной полосой. Да и собранный воздушный корабль можно было легко вывезти за пределы города, не нарушая движения транспорта.

По рекомендации Санджонга, проявившего глубокий интерес к новому начинанию — аэронавтике, как и к новой науке астрономии, я разделил свое время на две части.

Я работал гораздо больше, чем обычные четыре часа в день. Но мне нравилась работа, особенно построение воздушного корабля. Мной все крепче овладевала мечта исследовать Венеру на своем собственном воздушном корабле.

Необходимости отдыхать и развлекаться народ Гавату придает особое значение. Поэтому Иро Шан постоянно отрывал меня от чертежной доски или совещаний с группой помощников, которых предоставил в мое распоряжение Мохар, чтобы пригласить посетить то или иное место.

Театры, выставочные залы, интересные лекции, концерты, различные спортивные соревнования в закрытых залах и на большом стадионе — всего этого в городе было в изобилии. Многие из состязаний оказались чрезвычайно опасны, и смерть или увечья сопровождали их. На большом стадионе по крайней мере один раз в месяц люди сражаются с дикими зверями или друг с другом насмерть, а раз в год проводится большая военная игра. Иро Шан, Тара Ло, Налте и я присутствовали на большой игре настоящего года. Для нас с Налте все было совершенно ново. Стоя на стадионе, мы не знали, чего ожидать.

— Возможно, мы станем свидетелями таких чудес науки, на которые способны только люди Гавату, — предположил я.

— Не имею ни малейшего представления о том, что нас ждет, — ответила Налте. — Никто ничего не хочет рассказывать. Они говорят: «Подожди — сама увидишь. Ты будешь восхищена, как никогда раньше».

— Эта игра, без сомнения, основана на использовании новейших научных способов ведения военных действий, — попробовал угадать я.

— Ну, — заметила она, — скоро узнаем. Игра вот-вот начнется.

Большой стадион, рассчитанный на двести тысяч человек, был заполнен до отказа. Наряды и украшения женщин и благородные костюмы мужчин создавали замечательную картину. Высокая культура жителей Гавату позволяла им в полной мере наслаждаться красотой и искусством. Но даже великолепное предстоящее зрелище не могло сравниться с поразительной красотой людей.

Внезапно раздались приветственные крики.

— Идут! Идут! Воины идут!

На поле с двух сторон вышли по сто мужчин. Они были обнажены и различались только по зигзагам: у одной группы они были белыми, у другой — красными. Вооружение воинов состояло из изящных коротких мечей и щитов. На некоторое время они замерли, чего-то ожидая. На поле выехали две небольшие автомашины. В каждой сидели водитель и молодая женщина, вернее, выглядевшая молодой — ей могло быть сколько угодно лет — от восемнадцати до трехсот. Ведь люди на Амторе не стареют после наступления зрелости; по крайней мере внешне они не меняются.

Одна из машин была красной, другая белой. Красная машина подъехала к группе воинов, которая носила красные зигзаги, а белая — к белым.

Затем обе группы обошли поле стадиона по часовой стрелке. Зрители громко приветствовали их криками поддержки и восхваления. Воины прошли по кругу и снова заняли места на противоположных сторонах поля.

Вскоре прозвучал сигнал трубы. Красные и белые приблизились друг к другу. Теперь их строй изменился. Они разделились на авангард, арьергард и фланги. Машины остановились позади, прямо перед арьергардом. На подножках, шедших кругом машин встали по нескольку воинов.

Я наклонился к Иро Шану.

— Расскажи, в чем смысл игры, чтобы лучше понять ее и получить больше удовольствия.

— Все очень просто, — ответил Иро Шан. — Они будут сражаются пятнадцать вир (что равно шестидесяти минутам земного времени), и побеждают те, кто большее количество раз захватит королеву противника.

Признаюсь честно, я никак не ожидал того, что последовало. Красные перестроились клином, острием обращенным к белым и бросились в атаку. В последовавшей схватке трое воинов были убиты, более дюжины ранено, но белые сумели защитить свою королеву.

Если королева подвергалась серьезной опасности, ее машина разворачивалась и отъезжала, а арьергард отражал атаки противника. Схватка перемещалась взад и вперед по полю. Иногда казалось, что белые вот-вот захватят королеву красных, но тут же над их собственной королевой нависала опасность. Было много отдельных поединков, которые демонстрировали великолепное мастерство фехтования.

Все так не гармонировало с тем, что я видел в Гавату раньше, что я никак не мог подыскать происходящему объяснения. Высочайшая культура и цивилизация, которую только может вообразить человек, внезапно превратились в варварство. Это было необъяснимо. И самым странным для меня было наслаждение, с которым люди наблюдали кровавое зрелище.

Должен признать, что оно действительно захватывало. Но я был доволен, когда оно кончилось. За всю игру королеву взяли в плен только один раз: уже в самом конце игры красная королева попала в руки белых, но только после того, как пали последние ее защитники.

Из принимавших участие в игре двухсот человек все оказались ранены, пятьдесят убито, и, как я узнал потом, еще десять человек скончались позже от ран.

Когда мы ехали со стадиона домой, я спросил Иро Шана, как они могут терпеть такое дикое и жестокое зрелище, а тем более наслаждаться им, это они-то — утонченные и культурные люди.

— Мы почти никогда не воюем, — ответил он. — Веками война была естественным состоянием человека. В ней он реализовал свою страсть к приключениям, которая является частью его генетической наследственности. Наши психологи пришли к заключению, что человек должен иметь какой-нибудь выход для своей вековечной потребности. Если он не сможет реализовать ее в войнах или опасных для жизни играх, то он будет искать случай удовлетворить ее, совершая преступления и вступая в конфликты с товарищами. Лучше уж таким образом. Иначе человек может впасть в стагнацию или умереть со скуки.

Подобная философия показалась мне странной, но я был вынужден принять ее, как принял все рожденное мудростью Гавату.

Теперь я работал над воздушным кораблем с растущим энтузиазмом, поскольку видел, как быстро движется дело.

Рождался самолет, который, как я искренне верил, невозможно было построить нигде на Амторе, кроме Гавату. Здесь в моем распоряжении имелись материалы, которые могли создать только прекрасные химики, — искусственная древесина, сталь и ткань, обладавшие высочайшей прочностью в сочетании с малым весом.

Горючее для двигателя самолета, как и для двигателей «Софала» и «Совонга», включало элемент ВИК-PO, неизвестный на Земле, и вещества ЛОР. В результате действия элемента ВИК-PO на элемент ЛОР-АН, содержащийся в веществе ЛОР, происходит аннигиляция. Горючее, необходимое для моего самолета на все время его существования, уместилось бы на ладони. А материалы, из которых строился воздушный корабль, по оценке физиков, принимавших участие в его постройке, гарантировали примерно пятьдесят лет его работы. Можете представить себе, с каким нетерпением я дожидался завершения наших трудов!

И, наконец, воздушный корабль был построен! Весь последний вечер я с большой командой помощников тщательно проверял его. Утром предстояло вывезти корабль через Таг Кум By Кантум для испытательного полета. Я был уверен, что полет пройдет успешно. Да и мои помощники не сомневались. То, что он должен летать, было фактом. После работы я решил немного отдохнуть. Позвонив Налте по системе беспроволочной связи, не требовавшей ни приемников, ни передатчиков, очередное чудо Гавату, я спросил, не поужинает ли она со мной. Налте согласилась с готовностью и видимым удовольствием, которое согрело мое сердце.

Мы пообедали в маленьком саду на крыше здания, что стояло на углу Джорган Лат и Гавату Лат около стены в нижнем конце Гавату Лат — проспекта, который тянется вдоль реки.

— Как хорошо, что я снова вижу тебя, — радовалась Налте. — Со дня военной игры прошло так много времени. Я подумала, что ты забыл меня.

— Нет, нет, — заверил ее я, — просто день и ночь работал над своим воздушным кораблем.

— Я слышала о нем, но похоже, что все, с кем я говорила, мало в нем понимают. Что он собой представляет и для чего нужен?

— Корабль, который летит по воздуху быстрее самых быстрых птиц.

— А какая от него польза?

— Он может быстро и безопасно перевозить людей из одного места в другое, — объяснил я.

— Уж не хочешь ли ты сказать, что на нем будут летать люди? — воскликнула она.

— Конечно. А для чего же я его строил?

— Но как он удержится в воздухе? Будет махать крыльями, словно птица?

— Нет. Просто парить, подобно птице на раскинутых крыльях.

— А как же ты пролетишь через густой лес, где деревья растут друг около друга?

— Я полечу над лесом.

— Так высоко? О, как опасно! — испугалась она. — Пожалуйста, не делай этого, Карсон Нейпер!

— Полет совершенно безопасен, — заверил я, — гораздо безопаснее, чем идти через лес пешком, подвергаясь нападениям людей и зверей. Ни дикий зверь, ни дикарь не смогут причинить вред тому, кто путешествует на воздушном корабле.

— Подумать только — летать выше деревьев! — удивлялась Налте, слегка вздрагивая.

— И даже еще выше. Я буду летать над самыми высокими горами.

— Но ты никогда не поднимешься над большими деревьями Амтора.

Она имела в виду гигантские деревья, которые вздымают вершины на пять тысяч футов над поверхностью Амтора, чтобы получать влагу из внутреннего облачного слоя.

— Вполне возможно, что пролечу даже над ними, хотя меня и не вдохновляет слепой полет в плотном облачном слое.

Она покачала головой.

— Мне станет страшно всякий раз, когда я узнаю, что ты летишь на своем корабле.

— Ты перестанешь бояться, как только поближе познакомишься с ним. Скоро я возьму тебя с собой в полет.

— Нет, нет! — принялась отказываться Налте. — Только не меня…

— Ты не понимаешь… Ведь мы сможем улететь в Анду. Я думал об этом еще раньше, чем начал строить корабль.

— В Анду? — пораженно воскликнула она. — Домой! О, Карсон, неужели это возможно?

— Теперь возможно! Надо только найти Анду. Воздушный корабль доставит нас куда угодно. Мы можем находиться в воздухе пятьдесят лет. Конечно, не удастся запастись на столько лет водой и провизией. Разумеется, чтобы найти Анду, столько времени не потребуется.

— Мне нравится в Гавату, — промолвила она мечтательно, — но, в конце концов, дом есть дом. Я хочу посмотреть на свой народ… Но потом мне захочется вернуться назад в Гавату. Правда, при одном условии…

— При каком? — спросил я.

— Если ты собираешься остаться здесь.

Я приподнялся и через стол пожал ей руку.

— Мы стали хорошими друзьями, не правда ли, Налте? Будет очень грустно знать, что больше не увижу тебя.

— Пожалуй, у меня никогда не было лучшего друга, чем ты, — призналась она, а потом взглянула на меня и рассмеялась. — Знаешь… — начала Налте, но внезапно остановилась и опустила глаза, слегка покраснев.

— Знаю — что? — спросил я.

— Ладно, пожалуй, теперь могу сказать. Я очень долго считала, что люблю тебя.

— Это для меня большая честь, Налте.

— Я пыталась скрыть свое чувство, зная о твоей любви к Дуаре. Но вот недавно Иро Шан пришел навестить меня, и я поняла, что такое настоящая любовь.

— Ты полюбила Иро Шана?

— Да.

— Очень хорошо. Он великолепный парень. Вы будете с ним счастливы.

— Может быть, ты прав, но есть одна малость, — смутилась она.

— Что именно?

— Иро Шан не любит меня.

— Откуда ты знаешь? Просто не представляю, как он может не полюбить тебя. Если бы я не знал Дуару…

— Но тогда он бы сказал, — прервала Налте. — Иногда мне кажется, он думает, что я принадлежу тебе. Мы ведь пришли сюда вместе и сейчас часто бываем вместе. Но к чему все рассуждения? Если бы он любил меня, ему не удалось бы скрыть свои чувства.

После обеда я предложил немного прокатиться по городу, а затем пойти на концерт.

— Давай лучше не покатаемся, а немного погуляем, — ответила Налте. — Смотри, какой чудесный вид открывается отсюда.

В таинственном сиянии амторской ночи просторы огромной реки словно еще больше расширялись и терялись во мраке выше и ниже города. На противоположном берегу мрачный Кормор казался всего лишь более темным пятном в ночной тьме. Только кое-где мелькало несколько тусклых огней, в резком контрасте с сияющим Гавату, раскинувшимся у наших ног.

Мы прошли по пешеходной дорожке вдоль Гавату Лат до узкой боковой улицы, отходившей от реки.

— Давай повернем сюда, — сказала Налте. — Мне сегодня хочется тишины и неярких огней, а не блеска и многолюдия.

Улица, на которую мы свернули, находилась в секции джорганов. Освещение ее было действительно неярким, а пешеходная дорожка оказалась пустынной. Тихая и спокойная улица, даже по сравнению с далеко не шумными главными проспектами Гавату. Там, кстати, очень решительно пресекают всякие мешающие шумы.

Мы совсем немного отошли от Гавату Лат, когда я услышал, что позади нас открылась дверь, мимо которой мы только что прошли. Сзади послышались шаги. Шли двое. Я не придал этому никакого значения. Правильнее сказать, я просто не успел ни о чем подумать — внезапно кто-то грубо напал на меня сзади. Повернувшись, я увидел, как еще один человек схватил Налте, зажал ей рукой рот и втащил в дверь, из которой вышли эти двое.

Глава 15 ГОРОД МЕРТВЫХ

Я пытался вырваться из железной хватки державшего меня человека, но он был очень сильным. Однако я сумел повернуться и даже ударить его. Я сделал это несколько раз, нанося удар за ударом в лицо, в то время как он тянулся к моему горлу.

Должно быть, мы подняли изрядный шум на этой тихой улице, хотя боролись молча — из одного окна высунулась голова, а вскоре из домов выбежали мужчины и женщины. Прежде чем кто-нибудь из них добежал до нас, я сделал подсечку противнику и оказался на нем, сжимая его горло. Я бы задушил его, если бы несколько человек не оттащили меня от него.

Они были шокированы таким нарушением порядка. Ссоры были редкостью на улицах Гавату. Нас задержали, не желая слушать того, что я пытался сказать им.

— Тебя выслушает судья, — вот все, что я слышал в ответ.

— Нам не дано судить.

Каждый гражданин в Гавату наделен полномочиями полицейского, поскольку здесь нет собственно полицейских сил. Так что задержки, связанной с ожиданием прибытия полиции, неизбежной в любом земном городе, здесь не было.

Нас впихнули в большую машину, принадлежащую одному из граждан, и под охраной увезли в Сера Тартум.

В Гавату все происходит быстро. Не знаю, есть ли в городе тюрьма; полагаю, что имеется. Но зря время здесь не теряют, и государство не терпит излишних расходов. Поэтому нас не посадили в камеру, а сразу приступили к делу.

Срочно собрали пятерых человек, по одному из каждого класса — они и были судьями в последней инстанции. Заседание проходило в большом кабинете, напоминавшем огромную библиотеку. Судивших обслуживала дюжина клерков.

Судьи сначала опросили арестовавших нас людей, выясняя, почему мы попали сюда. Во время опроса один из корганов, очевидно, найдя то, что искал, положил какую-то книгу открытой перед судьями. Другой продолжал поиски.

Один из судей прочел вслух в раскрытой книге официальную запись обо мне, начиная с появления в Гавату, включая неблагоприятный результат экзамена, которому я подвергся.

Судья велел мне дать показания. В нескольких словах я рассказал о нападении на нас и похищении Налте. В заключение заявил:

— Вместо того, чтобы тратить время и судить меня за то, что я стал жертвой неспровоцированного нападения и защищался от обидчика, вы бы лучше помогли организовать поиск похищенной девушки.

— Покой в Гавату важнее, чем жизнь любого отдельного лица, — возразил судья. — Когда мы установим ответственность за нарушение спокойствия, будут рассмотрены и другие обстоятельства.

Второй клерк подошел к судье и доложил:

— Имя арестованного, который называет себя Мал Ун, отсутствует в списках жителей нашего города.

Все взгляды обратились в сторону моего противника, Мал Уна. Только сейчас я впервые хорошенько разглядел его при ярком свете. Сразу же обратил внимание на глаза. Немедленно вспомнил, что раньше отметил лишь подсознательно — холод рук и горла, когда боролся с ним. А теперь эти глаза! Глаза мертвого человека.

Я повернулся к судьям.

— Я все понял! Когда я попал в Гавату, мне сказали, что в городе нет опасных людей, но время от времени — никто не знает как — такие люди проникают сюда из Кормора. Они похищают здесь мужчин и женщин. Этот человек из Кормора! И не живой человек, а труп! Он и его товарищи пытались похитить Налте и меня для Скора!

Тут же были сделаны несколько коротких и простых, но тем не менее эффективных, тестов над Мал Уном. Судьи немного посовещались, не покидая своих мест. Затем председательствовавший на суде объявил:

— Мал Ун, ты будешь обезглавлен и кремирован немедленно. Карсон Нейпер, ты оправдан. Тебе разрешается проводить поиски своей спутницы. Можешь прибегнуть к помощи любого гражданина Гавату, какая бы помощь тебе ни потребовалась.

Покидая комнату, я слышал мрачный смех, вырвавшийся из мертвого рта Мал Уна. Он все еще звенел в моих ушах, когда я вышел в ночь. Мертвый человек смеялся, потому что его приговорили к смерти!

Естественно, первым, о ком я подумал в сложившихся обстоятельствах, был Иро Шан. Моя машина стояла там, где я ее оставил — на углу проспектов Джорган Лат и Гавату Лат, но с помощью общественного транспорта я быстро добрался до дома, где Иро Шан проводил вечер.

Входить не стал, а попросил передать, что хочу поговорить с ним о крайне неотложном деле. Через мгновение он шел из дома навстречу мне.

— Что привело тебя сюда, Карсон? Я думал, что ты у Налте.

Я вкратце рассказал, что случилось. Иро Шан страшно побледнел.

— Нельзя терять ни минуты! — крикнул он. — Ты сможешь найти тот дом?

— Конечно, могу! Эта дверь отпечаталась в моей памяти навсегда.

— Отпусти свою машину, поедем на моей.

Не прошло и минуты, как мы уже мчались к месту, где была похищена Налте.

— Как я сочувствую тебе, мой друг… — проникновенно заговорил Иро Шан. — Потерять женщину, которую любишь… И такую женщину! Такое горе не могут выразить никакие слова.

— Да, — ответил я, — и если бы я действительно любил Налте, огорчение было бы не меньше.

— Даже если бы ты любил Налте! — повторил он недоверчиво — Но, дружище, разве ты не любишь ее?

— Мы были только друзьями. Правда, очень близкими, — ответил я. — Но Налте любит не меня.

Иро Шан не ответил. Он молча гнал машину. Мы очень быстро добрались до места похищения. Та часть улицы, где стоял нужный нам дом, располагалась рядом с большим проспектом с оживленным движением. Вот почему улица была приспособлена только для пешеходов.

Иро Шан остановил машину у ближайшей лестницы. Мы поднялись по ней на пешеходную дорожку и через пару секунд уже стояли возле зловещей двери. На наши звонки никто не ответил. Я попробовал открыть дверь и обнаружил, что она не заперта.

Мы вошли в неосвещенное помещение. Я пожалел, что у нас нет оружия, но в мирном Гавату его никто не носит. Иро Шан нашел выключатель. Комната, куда мы вошли, озарилась светом, и мы увидели, что она совершенно пуста.

Два этажа здания возвышались над пешеходной дорожкой, а еще один этаж находился на уровне улицы. Сначала мы осмотрели верхние этажи и крышу. В этой части города на большинстве крыш разбиты сады, где легко укрыться. Но мы не нашли никаких следов, свидетельствующих о том, что здесь недавно кто-то побывал. Осмотр нижнего этажа тоже не дал никаких результатов. Тут было помещение для стоянки машин и несколько темных кладовых.

— В доме нет ни одного живого существа, кроме нас, — произнес Иро Шан. — Должно быть, они увели Налте в какой-нибудь другой дом. Необходимо произвести обыск, но дом гражданина можно обыскать только с согласия Санджонга. Идем! Надо получить разрешение.

— Иди. А я останусь здесь. Надо тщательно следить за домом.

— Ты прав, — ответил он. — Я скоро вернусь.

После того как Иро Шан ушел, я еще раз принялся внимательно осматривать здание. Снова прошел по всем комнатам в поисках тайника, куда можно было бы спрятать человека.

Осмотрев верхние комнаты дома, я спустился на первый этаж. Повсюду толстым слоем лежала пыль. И вот тут я заметил, что в одной из задних комнат слой пыли нарушен. На темном полу и в таком месте, куда мы с Иро Шаном не заходили, виднелись какие-то следы. Тогда это ускользнуло от нас. Теперь я почувствовал, что тут кроется разгадка исчезновения Налте.

Я тщательно исследовал пол. На нем виднелись следы ног. Они вели к стене. На полу явно протоптана дорожка к определенному месту у стены. Я осмотрел стену. Она покрыта обычным в Гавату синтетическим деревом, но когда я тихонько постучал по ней, она отозвалась гулкой пустотой.

Стена была покрыта панелями, шириной каждая фута три. В самом верху той панели, что я исследовал, была маленькая круглая дырка около дюйма в диаметре. Просунув туда палец, я нашел именно то, что хотел, — защелку. Нажал на нее, и панель отошла в сторону, открыв потайной ход.

Я смутно различил уходившую вниз лестницу и внимательно прислушался. Ни звука не доносилось из тьмы, в которой исчезала лестница. Почти наверняка похититель Налте утащил ее этим путем.

Конечно, следовало подождать возвращения Иро Шана. Но когда я подумал, что, может быть, в этот момент Налте угрожает смертельная опасность, то почувствовал, что не могу тратить на ожидание ни одной минуты.

Решительно шагнул на лестницу и начал спускаться. Панель тут же закрылась за мной, приведенная в действие пружиной; послышался щелчок замка. Я оказался в абсолютной темноте. Приходилось искать дорогу на ощупь. В любой момент можно наткнуться на подстерегающего меня похитителя Налте. Признаюсь, ощущение было чрезвычайно неприятным.

Лестница была вырублена в известняке, на котором стоял Гавату, и, видимо, уходила на большую глубину. Опустившись до конца, я попал в узкий коридор. Время от времени останавливался и прислушивался. Поначалу ничего не слышал — тишина была поистине могильной.

Вскоре я почувствовал на стенах сырость, на голову начали падать капли воды. Низкий приглушенный звук заполнял подземный коридор. Было ощущение неясной, но реальной угрозы, таящейся неизвестно где.

Я продолжал на ощупь продвигаться вперед. Идти быстро было невозможно, поскольку приходилось ощупывать перед собой каждый новый участок коридора, прежде чем сделать шаг. Я совершенно не представлял, что находилось впереди.

По моим расчетам я прошел так довольно большое расстояние, пока не наткнулся на какое-то препятствие, исследовал его, обнаружил ступеньку лестницы, которая, похоже, вела наверх.

Я начал подниматься по ней и снова уперся в стену. Опыт подсказал, где искать выход: сообразил, что дальнейшему продвижению мешает дверь, а у дверей, как правило, бывают замки.

Вскоре пальцы нащупали то, что искали. Дверь подалась. Медленно приоткрыл ее, пока узкая щель не позволила заглянуть за нее.

Я увидел угол комнаты, слабо освещенной ночным светом Амтора. В той части, которую я видел, никого не было. Открыл дверь шире — в комнате пусто. Я втиснулся в нее, но прежде чем позволил двери закрыться, отметил отверстие, через которое отпирался замок с наружной стороны.

Комната, куда я попал, оказалась грязной, отвратительный запах свидетельствовал о запустении.

В противоположной стене темнели три отверстия — дверное и два оконных, но ни оконных рам, ни двери не было. За дверным проемом виднелся двор, ограниченный стеной здания и еще какой-то высокой стеной. Этот двор казался еще более запущенным, чем комната, но пока он меня не интересовал.

На первом этаже, куда я вышел были три комнаты. Я наскоро обыскал их — поношенная мебель, старые тряпки и грязь. Потом я поднялся наверх. Еще три комнаты, но в них ничего интересного, как и в комнатах внизу.

Кроме шести заброшенных комнат, больше ничего примечательного в доме не нашлось. Налте надо искать в другом месте. В доме ее не было.

Я осторожно осмотрел двор из окна на втором этаже. За стеной виднелась грязная, мрачная улица. Дома, стоявшие на ней, казались одинаковыми и обветшавшими. Не требовалось долго глядеть на них, чтобы понять, где я нахожусь. Я уже давно догадался, что попаду в Кормор — город, где правил жестокий джонг Морова. Туннель, через который я попал из Гавату, проложен под большой рекой, которая, кстати, называлась Герлат Кум Ров, Река Смерти. Теперь было абсолютно ясно, что Налте похищена людьми Скора.

Из окна были видны немногочисленные пешеходы. Они шли тихой, шаркающей походкой. Я невольно содрогнулся, рассматривая отвратительные фигуры, которым уже давно надлежало стать прахом в могилах, но не позволил себе долго предаваться подобным гнетущим размышлениям. Страшная тревога владела мной — где-то здесь, в городе мертвых, находилась Налте, и ей угрожало такое же существование. От одной мысли об этом меня охватил озноб. Я должен найти ее! Но как?

Спустившись во двор, я проскользнул через ворота на улицу. Она освещалась только естественным ночным светом. Я заколебался, выбирая, в какую сторону идти, понимая, что необходимо постоянно двигаться, чтобы не привлекать к себе внимания.

Должен признаться, что я чувствовал себя слабым и не подготовленным к стоявшей передо мной непростой задаче — борьбе со Скором!

То, что я знал о Скоре, подсказывало, что там, где находится он, вероятнее всего будет и Налте. Поэтому надо найти дворец джонга. Казалось, можно просто остановить одного из прохожих и спросить его; но я не осмеливался это сделать, поскольку открыть свое неведение означало признать себя чужаком, а следовательно, врагом.

Навстречу медленно приближались два человека. Как можно спокойнее я прошел мимо них, обратив внимание на их мрачную одежду. Я увидел также, что они остановились, завидев меня, и внимательно рассматривают. Однако со мной не заговорили, и чуть позже я с облегчением убедился, что они побрели по своим делам дальше.

Только тут я сообразил, что одеждой, живым, быстрым тагом и осанкой буду резко выделяться в Корморе. Требовалось как можно скорее замаскироваться. Принять такое решение оказалось легче, чем выполнить. И все же это надо было сделать. Иначе я не смогу разыскать и спасти Налте: ведь в любой момент меня могли опознать и схватить люди Скора.

Резко повернувшись, я направился обратно к лачуге, которую только что покинул. Вспомнил, что видел там обноски и остатки разных тряпок и одежды, среди которых, как я надеялся, можно выбрать себе подходящие, чтобы надеть на себя взамен моего прекрасного платья.

Уже через несколько секунд я вышел на улицу, одетый в наиболее чистые из тех обносков, из которых мог выбирать. Чтобы полностью замаскироваться, я медленно шаркал ногами, словно какая-то жалкая дохлятина из давно забытой могилы.

Встречные прохожие теперь не останавливали на мне внимания, и я понял, что маскировка удалась. По всем внешним признакам я был всего лишь одним из ходячих трупов в темном мрачном городе.

В нескольких домах горели тусклые огни, но я не слышал голосов, а тем более пения или смеха. Улицы ужасали грязью, надо всем витал гнетущий запах склепа. Где-то в городе-могиле находилась Налте. Такое чудесное создание дышало этим смрадным воздухом! Само по себе это было отвратительным, но гораздо нестерпимее было сознание того, что ее жизнь висит на волоске.

Если Скор в городе, он может моментально убить ее в припадке ярости, ибо она однажды уже бежала от него. Я рассчитывал, что Скор находился в своем замке за городом и его подчиненные будут сторожить Налте, не причиняя ей вреда, пока он не вернется в Кормор. Но как узнать, так ли это?

Расспрашивать кого-либо из обитателей города опасно, но другого способа быстро отыскать дом Скора не было. Необходимо спешить, если я намеревался найти Налте, прежде чем окажется слишком поздно.

За все время своих странствий по городу я не обнаружил ничего, что могло бы сойти за центр города, его лучший район, такой, в котором, по моему мнению, мог бы находиться дворец джонга. Все дома были низкими, мрачными и некрасивыми, а улицы кривыми и грязными.

Я увидел человека, стоявшего на перекрестке, и подошел к нему. Он посмотрел на меня своими стеклянными глазами без всякого интереса.

— Я потерялся, — произнес я глухим, бесцветным голосом.

— Все мы потерялись, — ответил он, ворочая мертвым языком в мертвом рту.

— Я не могу найти дом, где живу.

— Иди в любой дом, какая разница?

— Я хочу найти свой дом, — настаивал я.

— Ступай и найди. Как я могу знать, где он находится, если ты не знаешь?

— Он рядом с домом джонга.

— Тогда иди к дому джонга.

— Где он находится? — спросил я все тем же глухим голосом.

Мертвый показал вдоль улицы, затем повернулся и зашаркал прочь в противоположном направлении, а я побрел в ту сторону, куда он махнул рукой. Не терпелось быстрее добраться до места, но я не осмелился ускорить шаг, опасаясь привлечь ненужное внимание, и волочил ноги, как другие прохожие.

Где-то впереди лежал дворец Скора, джонга Морова. Теперь появилась уверенность в успехе поисков Налте. Но что потом?

Глава 16 НЕОЖИДАННАЯ ВСТРЕЧА

Дворец Скора представлял собой трехэтажное здание из серого камня, похожее своим уродством на его замок в лесу у реки. Правда, этот был значительно больше. Он стоял на открытом пространстве, и с ним соседствовали убогие лачуги. Дворец окружала высокая стена, а перед мощными воротами стояла дюжина воинов. Он выглядел неприступным.

Я медленно прошаркал мимо ворот, разглядывая их краем глаза. Бесполезно даже пытаться здесь пройти. Часовым наверняка дан приказ не пускать тех, у кого нет дела внутри. Какую причину мог указать я, чтобы пройти? Какой довод подействует на караул?

Требовалось изыскать какой-нибудь иной способ проникнуть внутрь. В крайнем случае вернусь к воротам. Должен признаться, что перспектива попасть внутрь казалась безнадежной.

Обошел высокую стену, окружавшую дворец, но нигде не обнаружил места, где на нее можно взобраться. В высоту она достигала двенадцати футов — слишком высоко, чтобы ухватиться руками за гребень, даже с разбега.

Убедившись, что удобного места нет, вернулся к задней стороне дворца. На грязных улицах, окружавших стену, высились горы мусора, но ничего, что можно использовать как лестницу, не попадалось.

На другой стороне улицы теснились жалкие лачуги, многие из которых выглядели заброшенными. Лишь несколько тусклых огней указывали на то, что там кто-то живет. Прямо напротив меня на одной петле висела открытая дверь. Это подтолкнуло мой уснувший было разум.

Шаркая, я пересек улицу. Ни в одном из ближайших домов не было света. Тот, перед которым я стоял, казался нежилым. Осторожно подкрался к двери и прислушался. Из темноты не доносилось ни звука, но следовало убедиться, что там действительно никого нет.

Едва дыша, я вошел в дом, а вернее, в одноэтажную развалину, состоявшую из двух комнат. Обыскал их. Дом был пуст. Тогда я вернулся к двери и осмотрел петлю, на которой она висела. К моей радости, дверь легко снималась.

На улице по-прежнему никого не было ни справа, ни слева. Подняв дверь, снова перешел на другую сторону и прислонил свою находку к дворцовой стене. Еще раз огляделся по сторонам. Все было спокойно.

Я осторожно влез на дверь. Выпрямившись и вытянув руки, зацепился пальцами за верх стены. Отбросив осторожность, подтянулся и спрыгнул во двор резиденции Скора. Даже мгновенная задержка на верху стены грозила бедой, ибо меня могли увидеть из окон дворца или с улицы.

Вспомнив про свирепых казаров, которых Скор держал в своем лесном замке, я взмолился, чтобы их здесь не оказалось. Но никто на меня не набросился и ничто не говорило, что мое вторжение замечено.

Передо мной возвышался дворец, темный и страшный, хотя внутри горел свет. Мощеный двор такой же голый, как и в лесном замке. Правда, куч мусора хватает.

Быстро перебежав от стены к зданию, крадучись, двинулся вдоль него, отыскивая вход. Я заметил по крайней мере две башни; вероятно, их было больше. Многие окна зарешечены, но не все. За одной из таких решеток, возможно, томилась Налте. Мне предстояло выяснить, за какой.

Я не осмелился подойти к главному входу дворца: там бы меня наверняка заметила стража и принялась выяснять, кто я и что здесь делаю. Приходилось искать какой-нибудь другой вход в здание. Вскоре я наткнулся на маленькую дверь, единственную на этой стороне здания. К несчастью, она надежно заперта. Пройдя чуть дальше, обнаружил открытое окно, комната за ним была темной; казалось, в ней никого нет. Я прислушался, но ничего подозрительного не услышал. Тогда потихоньку забрался на подоконник и мягко спрыгнул внутрь. Наконец-то я проник во дворец джонга Морова.

На противоположной стороне помещения нащупал дверь. Осторожно отворив ее, увидел тускло освещенный коридор. Через открытую дверь до моих ушей доносились приглушенные звуки, идущие из покоев дворца.

Коридор был пуст. Я осторожно вошел в него и направился в сторону, откуда доносились звуки. За поворотом передо мной открылся более широкий и ярче освещенный коридор. Здесь то и дело сновали, если можно сказать так про ходячие трупы, мертвые мужчины и женщины. Некоторые несли блюда с едой, другие навстречу им — пустые.

Я осознавал, что меня могут опознать и разоблачить, но понимал, что рано или поздно столкнусь с этим — так какая разница, когда все случится? Еще я подметил, что встреченные мною трупы были словно раскрашены в цвета жизни и здоровья; истину выдавали только глаза и шаркающая походка. Я не мог переменить глаза, но опустил их, когда зашаркал по коридору вслед за человеком, несшим поднос с едой.

Мы прошли в большой зал, в котором за праздничным столом сидело два десятка мужчин и женщин. Здесь собрались живые люди — хозяева Кормора. Они не казались уж очень веселой компанией, но и понятно — в таком месте не очень-то повеселишься. Мужчины были красивы, женщины прекрасны. Я удивлялся и гадал, что могло привести их сюда и что удерживает здесь — в отвратительном городе смерти.

Интересной особенностью собрания оказались зрители, наполнявшие помещение. Их было так много, что едва оставалось свободное место, чтобы слуги могли подойти к столу. Зрители были так искусно подкрашены, что я поначалу принял их за живых людей.

В этой толпе было легко затеряться; я пробрался сначала в задний ряд, а потом начал медленно и как можно незаметнее и естественнее продвигаться в передний ряд наблюдателей, пока не встал прямо позади большого, похожего на трон кресла, которое стояло во главе стола и, как я решил, принадлежало самому джонгу — Скору.

Близкое соседство с мужчинами и женщинами, окружавшими пирующих, показало, что я, без сомнения, единственное живое существо среди них. Никакой внешний облик, никакая раскраска их мертвых лиц, как бы правдоподобно она ни выглядела, не могла скрыть отсутствие выражения в мертвых глазах, вернуть огонь жизни или огонь душ. Бедные существа! Как я жалел их, хотя они растерзали бы меня, узнав, зачем я сюда пожаловал.

От парадного входа донесся звук труб. Все пирующие поднялись и посмотрели в том направлении. В банкетный зал вошли плечом к плечу четыре трубача. За ними появилось восемь воинов в великолепных доспехах. В центре процессии шли мужчина и женщина, частично скрытые от моего взгляда воинами и трубачами, шагавшими перед ними. Замыкали шествие еще восемь воинов.

Трубачи и воины разделились на две шеренги и образовали проход, по которому прошли мужчина и женщина. Наконец-то я смог разглядеть их, и сердце мое упало. Скор и… Дуара! Мужчина, которого я ненавидел, и женщина, которую я боготворил, моя первая и единственная любовь!

Голова Дуары была высоко поднята — невозможно сломить этот гордый дух, но отвращение, страдание и безнадежность в ее глазах поразили меня, кинжалы впивались в сердце. И все же надежда вспыхнула в моей груди, когда я увидел ее глаза. Они не были безжизненными, их выражение свидетельствовало о том, что Дуара жива — Скор еще не успел сделать с ней самого худшего.

Они подошли к столу и заняли свои места. Скор во главе стола, Дуара справа от него, чуть ли не в трех шагах от меня. Гости вновь опустились на свои места.

Я пришел за Налте, а нашел Дуару! Как ее спасти? Я понимал, что нужно проявить выдержку и не делать опрометчивых поступков. Столкнувшись с непреодолимыми препятствиями в твердыне врага, вряд ли можно рассчитывать на силу. Находчивость и осторожность — вот что могло помочь.

Я оглядел банкетный зал. На одной его стороне были окна, в середине противоположной стены виднелась маленькая дверца, а в дальнем конце зала располагались большие парадные окна. Прямо за спиной у себя я обнаружил еще одну небольшую, плотно затворенную дверь.

Я пока не придумал никакого плана, но было разумно запомнить декорации на сцене.

Но вот Скор стукнул по столу кулаком. Гости посмотрели на него. Скор поднял кубок, и гости послушно сделали то же самое.

— За джонга! — крикнул он.

— За джонга! — повторили гости.

— Пейте! — приказал Скор, и гости выпили.

Затем Скор обратился с речью. Правда, речью это назвать трудно, скорее монолог, обращенный к себе, который внимательно выслушали. Скор явно считал свою речь веселым анекдотом. Закончив, он сделал паузу, ожидая смеха. В ответ — мертвая тишина.

Скор нахмурился.

— Смейтесь! — приказал он, и гости засмеялись — глухим, лишенным подлинного веселья смехом. Когда я услышал смех, у меня зародились подозрения.

Скор опять начал длинный монолог. И снова, когда он окончил, наступила тишина и продолжалась до тех пор, пока он не скомандовал:

— Хлопайте!

Последовали аплодисменты. Скор улыбнулся и поклонился, благодаря за них, как будто аплодисменты были искренними и родились самостоятельно.

— Пируйте! — скомандовал он, и гости принялись пировать.

Спустя некоторое время Скор приказал:

— Беседуйте! — И они начали разговаривать.

— Давайте веселиться! — крикнул Скор. — Это счастливый день для Морова. Я привел к вам вашу будущую королеву! — И он показал на Дуару.

Опять наступила гнетущая тишина.

— Хлопайте! — прорычал Скор, и, когда они исполнили приказание, опять стал побуждать их веселиться.

— Давайте смеяться! — последовал новый приказ. — Начиная слева от меня, смейтесь по очереди, и когда смех обойдет вокруг стола и дойдет до вашей будущей королевы, повторите смех еще и еще!

Гости стали смеяться. Волна смеха, поднимаясь и опадая, обошла вокруг стола. Боже! Что за зловещая пародия на застольное веселье!

Меня сильно толкнули, и я оказался прямо за стулом Скора. Если бы Дуара посмотрела в мою сторону, она бы заметила меня, но этого не произошло. Она сидела, глядя прямо перед собой, стараясь не обращать внимание на ужасных зрителей и их мертвые глаза.

Скор наклонился к ней и заговорил.

— Ну не прекрасны ли эти образцы? Ты видишь, я подхожу все ближе и ближе к исполнению своей заветной мечты. Невозможно не заметить, как все люди в Корморе отличаются от презренных существ в моем замке. Посмотри хотя бы на гостей за столом. Даже в глазах что-то подобное настоящей жизни. Скоро я вложу в мертвых полноценную жизнь! Подумай, какую расу тогда создам! И буду джонгом над новым народом, а ты станешь ваджонг!

— Я не хочу быть ваджонг, — ответила Дуара словно в пустоту. — Я хочу только свободы.

Мертвый человек, сидевший напротив нее, отозвался:

— Каждый из нас желает ее, но мы никогда не получим свободу.

Затем настала его очередь смеяться, и он засмеялся. Смех прозвучал нелепо, ужасно. Я заметил, как Дуара вздрогнула и побледнела.

Желтое лицо Скора исказилось от ярости. Он взглянул на говорившего.

— Я был готов дать тебе жизнь, — крикнул злобно Скор, — но ты не заслужил ее.

— Мы не хотим жизни, — возразил мертвый — Мы желаем смерти. Дай нам смерть и забвение. Позволь мирно вернуться в наши могилы.

При этих словах Скор задрожал в припадке гнева. Он приподнялся с кресла и, вытащив меч, ударил им по лицу говорившего. Острое лезвие оставило ужасную рану от виска до подбородка. Края раны широко разошлись, но из нее не потекла кровь.

Мертвый рассмеялся.

— Ты не можешь убить меня, — поддразнил он Скора.

Скор трясся от ярости. Он пытался что-то сказать, но не мог. Гнев душил его. На губах выступила пена. Если мне и доводилось видеть бесноватого, то это было сейчас. Внезапно он набросился на Дуару.

— Все из-за тебя! Не смей больше говорить подобные слова моим подданным. Ты будешь королевой! Я сделаю тебя королевой Морова, живой королевой, или превращу в подобие этих. Что ты выбираешь?

— Дай мне смерть, — тихо ответила Дуара.

— Ты никогда не получишь настоящую смерть, а только суррогат, такую, какую видишь перед собой — ни жизнь, ни смерть. Одумайся, пока не поздно!

Наконец ужасный пир подошел к концу. Скор поднялся и приказал Дуаре следовать за ним. Он покинул комнату не так, как вошел — его не сопровождали ни трубачи, ни воины. Он подошел к маленькой дверце в задней части комнаты. Толпа присутствующих зрителей безучастно расступилась перед ним и Дуарой.

Скор внезапно обернулся; я испугался, что он увидит меня. Но если и увидел, то не узнал. Он и Дуара подошли к двери. Я последовал за ними, каждое мгновение ожидая, что на мое плечо опустится рука и остановит меня. Но, похоже, никто не обратил внимание. Вошел в дверь вслед за Скором и Дуарой без всяких осложнений. Скор даже не повернулся, когда отодвинул портьеры в проходе и дал им сомкнуться за спиной.

Мягко и бесшумно двигался я вслед за ними. Коридор, по которому мы шли, был пустынным и коротким и упирался в тяжелую массивную дверь. Скор отворил ее; за ней оказалась комната, похожая на кладовую. Она была набита разнообразным хламом: мебелью, посудой, массивными вазами, одеждой, оружием, картинами и чем-то еще. Все перемешано в беспорядке и покрыто пылью и грязью.

Скор секунду помедлил на пороге, очевидно, оглядывая свою сокровищницу. В его голосе прозвучала нескрываемая гордость:

— Что ты думаешь об этом?

— Думаю о чем? — переспросила Дуара.

— Да об этой прекрасной комнате! — произнес он, входя туда и увлекая за собой Дуару. Дверь осталась открытой — На всем Амторе не может быть более изысканной комнаты, — продолжал он. — Нигде больше нет такого собрания редкостных вещей. А теперь я добавляю к ним самое прекрасное — тебя! Здесь будет твоя комната, Дуара, — личные апартаменты королевы Морова.

Я вошел в комнату и прикрыл за собой дверь, ибо убедился, что вокруг, кроме нас троих, никого нет. Это явный риск. Но вряд ли потом представится столь благоприятный момент для решительных действий.

Входя, я старался не шуметь. Скор в отличие от меня был вооружен. Оставалось наброситься на него сзади и одолеть прежде, чем он применит оружие. Но замок двери предательски щелкнул, Скор обернулся.

Когда взгляд джонга Морова встретился с моим, он мгновенно узнал меня, дико рассмеялся и молниеносно выхватил меч. В общем, моя атака закончилась позорным концом — никто не может рассчитывать на победу с острием меча у своего живота.

— Та-а-ак! — протянул он. — Это ты? Ну-ну! Приятно снова увидеть тебя. Признаться, я не ожидал подобной чести. Я полагал, что судьба очень милостива ко мне, когда вернула двух юных женщин. А теперь пожаловал и ты! Получается чудесный вечер!

С последними словами его тон, до этого саркастически поддразнивающий, изменился — он буквально прошипел последние слова. Выражение лица тоже изменилось. Оно внезапно стало исступленно-злорадным, в глазах засверкал тот огонь безумия, который я наблюдал и раньше.

За ним стояла Дуара, ее широко раскрытые глаза остановились на мне с выражением изумления, смешанного с ужасом.

— О, зачем ты пришел, Карсон?! — крикнула она. — Скор убьет тебя!

— Я скажу, зачем он пришел. Он пришел за другой девушкой, за Налте, а не за тобой. Ты находишься здесь уже давно, но Карсон не приходил. Сегодня один из моих людей похитил девушку Налте в Гавату, и он, дурак, немедленно примчался, чтобы спасти ее. Мне давно известно, что они в Гавату. Мои шпионы видели их там. Не знаю, как он проник сюда. Но теперь останется здесь навсегда, можешь быть уверена!

Скор уколол меня острием меча.

— Как ты желаешь умереть, дурень? Быстрый удар в сердце? Такой почти не искалечит тебя. Будешь прекрасным образчиком моего искусства. Ну, что скажешь? Помни, у тебя последний шанс подумать своими собственными мозгами — потом я буду думать за тебя. Будешь сидеть в моем банкетном зале и смеяться, когда прикажу. Будешь лицезреть двух женщин, которые любят тебя, но постараются ускользнуть от прикосновения твоих липких рук, твоих холодных, мертвых губ. И всегда на глазах у тебя они будут со Скором, в жилах которого течет горячая кровь жизни!

Положение казалось безнадежным. Меч у живота был достаточно острым. Я мог схватиться за него, но края лезвия сразу прорезали бы руки до костей, и меч все равно вонзился бы в тело. И все же я намеревался действовать, а не ждать, как овца ждет смертельного удара мясника.

— Ты не ответил, — снова прошипел Скор. — Очень хорошо, очень хорошо… Мы быстро кончим дело! — Он отвел руку с мечом назад, чтобы размахнуться.

Дуара стояла прямо за ним, рядом со столом, заставленным всяким хламом, к которому Скор так неравнодушен, — его идиотскими произведениями искусства. Скор на мгновение замер — видимо, решая, как лучше насладиться моей агонией. Но явно разочаровался — я не доставил такого удовольствия. Чтобы лишить радости победы, рассмеялся ему в лицо.

В это мгновение Дуара схватила со стола тяжелую вазу, высоко подняла и обрушила на голову Скора. Он обмяк и без звука свалился на пол.

Я наклонился над его телом, а потом подошел к Дуаре, желая заключить ее в объятия. Она гневно оттолкнула меня обеими руками.

— Не прикасайся ко мне! Если хочешь выбраться из Кормора, нельзя терять ни минуты. Идем со мной! Я знаю, где девушка, за которой ты пришел.

Похоже, ее отношение ко мне изменилось. Моя гордость была уязвлена. Молча последовал за ней из комнаты. Она вышла в коридор, по которому мы прошли в злополучную комнату. Открыв дверь сбоку, Дуара поспешила по другому коридору и остановилась перед массивной дверью, запертой на несколько тяжелых засовов.

— Она здесь.

Я с трудом отодвинул засовы и открыл дверь. Посреди комнаты стояла Налте, глядя на меня. Она вскрикнула от радости и бросилась ко мне на шею.

— О, Карсон! Карсон! — повторяла она. — Я верила, что ты придешь! Что-то говорило мне, что ты придешь! Знала, ты меня не оставишь!

— Нам надо спешить, — обратился я к ней. — Мы должны немедленно выбираться отсюда.

Я повернулся к двери. Дуара стояла там, высоко подняв голову, ее глаза пылали. Она не произнесла ни слова.

Налте увидела ее и узнала.

— О, Дуара! Ты жива! Я так рада. Мы боялись, что ты погибла.

Дуара была озадачена искренностью Налте. Она не ожидала, что Налте окажется рада тому, что соперница жива. Она немного смягчилась.

— Если мы хотим спастись, хотя я и сомневаюсь, что нам это удастся, надо выбраться из дворца, — произнесла она. — Кажется, я помню выход из замка — секретный путь, которым пользовался Скор. Однажды он показал мне дверь, во время очередного приступа безумия. Ключ он держит при себе. Надо завладеть ключом, прежде чем двинемся дальше.

Мы вернулись в комнату, где оставили Скора. Войдя, я увидел, что джонг Морова уже сидит и даже пытается подняться на ноги. Он не умер, хотя невозможно представить, как остался жив после такого удара по голове. Мы пришли вовремя.

Я подбежал к нему и вновь бросил на пол. Он еще не полностью пришел в себя и почти не сопротивлялся. Я понимал, что лучше всего убить его, но не смог заколоть мечом беззащитного человека — даже такого негодяя, как Скор. Крепко связал его и сунул в рот кляп. Затем обыскал и обнаружил целую связку ключей разной формы и величины.

Дуара провела нас на второй этаж дворца в большую комнату, обставленную в том же странном вкусе Скора. Она прошла через помещение и отодвинула пеструю портьеру, за которой скрывалась маленькая дверь.

— Вот эта дверь. Попробуй отыскать ключ, который подходит к замку.

Я перепробовал несколько ключей и, наконец, нашел нужный. За дверью нам открылся узкий коридор. Мы вошли в него, не забыв задвинуть портьеру и запереть дверь. Через несколько шагов мы оказались у верхнего конца винтовой лестницы. Я шагнул первым, держа меч Скора, который забрал у него вместе с ключами. Обе девушки следовали за мной.

К счастью, лестница была освещена, что позволяло нам спускаться быстро, не рискуя сломать шею. Внизу проходил еще один коридор. Я подождал, пока обе девушки не оказались рядом со мной.

— Ты знаешь, куда ведет коридор? — спросил я Дуару.

— Нет, не знаю. Скор только сказал, что он может выйти из здания, и никто его не увидит. Он всегда приходит и уходит этим путем. Практически все, что он делает, даже самые обычные вещи, окружены таинственностью.

— Судя по высоте лестницы, — заметил я, — думаю, что мы уже ниже первого этажа дворца. Конечно, хорошо бы знать, где заканчивается коридор, но чтобы выяснить, есть лишь один способ. Пошли!

Глава 17 ЖИВЫЕ И МЕРТВЫЕ

Коридор освещался только светом с лестницы, и чем дальше мы уходили от нее, тем темней становилось. Довольно долго коридор вел прямо и закончился у подножья деревянной лестницы. Я на ощупь поднялся на несколько ступенек. Внезапно моя голова наткнулась на что-то твердое. Ощупав препятствие, понял, что оно из досок. Очевидно, крышка люка. Я попытался поднять ее, но не смог. Наученный опытом, принялся шарить по краю люка пальцем и, наконец, нашел то, что искал, — защелку. Отомкнув ее, снова нажал на люк, и он подался. Приоткрыл только на дюйм или два, но в щели не появилось никакого света. Тогда поднял крышку выше и высунул голову наружу.

Теперь стало виднее, но не намного. Мы попали в помещение с единственным крошечным окном, через которое слабо пробивался ночной свет Амтора. Сжав меч крепче, я осторожно поднялся по ступенькам. Вокруг все тихо.

Девушки последовали за мной и теперь стояли рядом. В глухой тишине я без труда слышал их дыхание. Постояли некоторое время, чутко прислушиваясь. Глаза медленно привыкали к полумраку. Мне казалось, что рядом с единственным окном находится дверь. Я подошел и провел рукой. Да, действительно дверь, но что за ней?

Приоткрыл ее… и оказался на одной из грязных улиц Кормора. Огляделся, пытаясь сориентироваться. Наконец понял, что улица — одна из тех, что вели от дворца Скора. Сам дворец возвышался темной громадой над стеной справа от меня.

— Пошли! — прошептал я и вместе с девушками вышел на улицу. Сразу повернули налево. — Если встретим кого-нибудь, — предупредил я, — помните, что надо идти как мертвые, шаркая ногами. Смотрите в землю. Именно ваши глаза могут выдать нас.

— Куда мы идем? — спросила Дуара шепотом.

— Надо отыскать дом, через который я попал в город, но не знаю, удастся ли мне.

— А если не удастся?

— Тогда постараемся выбраться за стены города. Ничего, мы найдем дорогу, Дуара.

— А какая разница? — пробормотала она как бы про себя. — Если мы выберемся отсюда, разве что-нибудь изменится? Лучше бы мне умереть, чем снова идти куда-то.

Нотки безнадежности в ее голосе никак не связывались с прежней Дуарой.

— Ты не должна так говорить и думать, Дуара, — горячо начал я. — Когда мы вернемся в Гавату, ты найдешь там и безопасность, и счастье. А я приготовил для тебя сюрприз, который вдохнет в тебя новую надежду.

Я имел в виду воздушный корабль, на котором мы сможем попытаться найти Вепайю, родину Дуары, которую она отчаялась когда-нибудь увидеть.

Она покачала головой.

— Для Дуары больше нет надежды. Надежды на счаыье.

Какие-то фигуры, показавшиеся вдали на ухабистой, грязной улице, положили конец нашему разговору. Мы приближались к ним с опущенными глазами и шаркающей, вялой походкой. Они безучастно прошли мимо, и я с облегчением перевел дух.

Бесполезно описывать напрасные поиски дома. Я так и не нашел его, хотя мы искали всю оставшуюся часть ночи. С приближением рассвета я понял, что нужно поскорее найти место, где можно спрятаться, пока снова не настанет ночь.

Я увидел дом с выбитой дверью, что не выглядело необычным в угрюмом Корморе. Быстрый осмотр показал, что дом необитаем. Мы вошли в него и поднялись на второй этаж. Здесь, в задней комнате, мы кое-как устроились и приготовились отдыхать весь долгий день.

Мы очень устали, окончательно выбились из сил, так что дружно улеглись на грубые доски пола и попытались заснуть. Мы молчали, каждый ушел в свои собственные мрачные мысли. Спустя какое-то время я понял по ровному дыханию, что девушки уснули. А вскоре и я погрузился в тяжелый, беспокойный сон.

Не знаю, сколько времени спал. Меня разбудили шаги в соседней комнате. Кто-то там ходил, и я слышал невнятное бормотание человека, разговаривающего с самим собой.

Я тихо поднялся на ноги, держа меч Скора наготове. То, что он бесполезен против мертвых, не пришло мне в голову. Но если бы и вспомнил — то все равно с мечом чувствовал бы себя уверенней.

Шаги приблизились к двери комнаты, где мы нашли прибежище. Мгновением позже на пороге появилась старуха. Глаза ее широко раскрылись от изумления.

— Что ты здесь делаешь?

Если она была удивлена, то я не меньше, потому что до сих пор не видел на Амторе старых людей. Ее скрипучий голос разбудил девушек, и я услышал, что они быстро поднимаются на ноги за моей спиной.

— Что вы делаете здесь? — повторила старуха брезгливо — Убирайтесь вон из моего дома, проклятые трупы! В моем доме не будет ни одного из этих исчадий злого разума Скора!

Я посмотрел на нее в изумлении.

— Разве ты не мертвая?

— Конечно, нет!

— И мы тоже.

— Как? Не мертвые? — Старуха подошла поближе. — Дайка мне посмотреть в твои глаза. Да, они не похожи на глаза мертвецов. Но говорят, что Скор нашел какой-то грязный способ осветить мертвые глаза фальшивым светом жизни.

— Мы не мертвые, — настаивал я.

— Тогда что вы делаете в Корморе? Я думала, что знаю здесь всех живых мужчин и женщин, но вас не видела. И женщины тоже живые?

— Да, мы все живые.

Я лихорадочно соображал. Можно ли доверить ей наш секрет и попросить помощи?

Она явно ненавидела Скора. А мы были целиком в ее власти. Я чувствовал, что в любом случае хуже не будет.

— Мы были узниками Скора и бежали. Хотим выбраться из города. Мы в твоей власти. Поможешь нам или выдашь Скору?

— Я не выдам вас Скору, — отрезала она. — Я не выдам злодею даже последний труп, но не знаю, чем могу помочь. Вы не выберетесь из Кормора. Часовые вдоль стены никогда не спят.

— Я вошел в Кормор так, что меня не видели часовые, — объяснил я. — Мне только надо найти тот дом, и мы выберемся отсюда.

— Какой дом? — спросила она.

— Дом, в который выходит туннель, идущий под Герлат Кум Ров из Гавату.

— Туннель из Гавату! Никогда не слышала ни о чем подобном. Ты уверен?

— Я прошел по нему вчера ночью, — заверил я.

Она покачала головой.

— Ну, не знаю, где он находится, но попробую помочь. По крайней мере, спрячу вас и накормлю. Мы всегда помогаем друг другу в Корморе. Мы, живые.

— А есть и другие живые люди в Корморе? — спросил я.

— Несколько человек. Скор не смог выследить всех. Живем мы ужасно, все время прячемся и боимся. Но это все-таки жизнь. Если он отыщет нас, то сделает такими же, как остальные жители Кормора.

Она подошла поближе.

— Я все еще не могу поверить, что вы живые, — по-прежнему сомневалась она. — Наверное, вы обманываете — Старуха прикоснулась к моему лицу, а затем ощупала пальцами верхнюю часть моего тела — Ты теплый, — объявила она, и затем потрогала пульс — Да, ты действительно живой.

Таким же образом она осмотрела Дуару и Налте и, наконец, поверила, что мы говорим правду.

— Пошли! — позвала она. — Я отведу вас в место получше, чем здесь. Там удобнее и безопаснее.

Она провела нас вниз по лестнице во двор. За двором стоял совсем убогий и полуразвалившийся дом. Старуха отвела нас в заднюю комнату и велела оставаться в ней.

— Уверена, что вы голодны. Сейчас принесу поесть.

— И пить, — добавила Налте. — Я ничего не пила со вчерашнего вечера, ни капельки.

— Бедняжка, — посочувствовала старуха. — Принесу тебе воды. Как ты молода и красива! Когда-то я тоже была молодой и красивой.

— Почему ты состарилась? Я думал, что все люди на Амторе знают о сыворотке долголетия.

— Да. Но как достать сыворотку в Корморе? У нас она была, пока не пришел Скор. Он отнял ее и объявил, что создаст новую расу, которой она не понадобится, потому что никто не состарится и без сыворотки. Действие моей последней прививки давно кончилось, и теперь я старею и скоро умру. Умереть не так уж плохо, если только Скор не найдет труп. Мы, оставшиеся в живых, тайно хороним своих мертвецов в подвалах домов. Мой муж и двое наших детей лежат под этим полом… Пойду-ка принесу для вас пищу и свежую воду. Скоро вернусь.

— Бедное старое создание, — вздохнула Налте. — Ее ничего не ждет впереди, кроме могилы, а Скор может лишить и этого.

— Как странно она выглядит! — в глазах Дуары застыл испуг. — Вот какова старость! Никогда не видела такого раньше. И я стала бы такой, если бы не сыворотка?! Как ужасно! О, лучше умереть, чем стать старой. Старость! О, как ужасно!

Удивительная ситуация. Я видел реакцию девятнадцатилетней девушки, которая прежде никогда не встречалась с тем, что делает с человеком старость. Невольно задумаешься, не оказывает ли старость такой же эффект на подсознание молодых, даже привыкших видеть ее?

Мои размышления прервало возвращение старой женщины, и тогда я узнал еще одну, новую для меня черту характера Дуары.

Когда старуха вошла в комнату с увесистыми свертками, Дуара подбежала к ней и забрала у нее все.

— Мне надо было пойти с тобой и помочь. Я моложе и сильнее.

Затем поставила еду и воду на стол, с доброй улыбкой обняла старуху за высохшие плечи и отвела к скамье.

— Садись, отдохни. Мы с Налте приготовим пищу. Посиди и подожди, пока все будет готово, а потом мы поедим вместе.

Старая женщина секунду смотрела на нее в изумлении, а потом заплакала. Дуара присела на скамью рядом и нежно обняла ее.

— Почему ты плачешь?

— Я не знаю, почему, — всхлипывала старуха. — Мне хочется петь, а я плачу. Так давно не слышала добрых слов, потому что никого не заботило, хорошо мне или плохо, устала я или уже отдохнула.

Я увидел, как слезы наворачиваются на глаза Дуары и Налте. Им пришлось поскорее заняться завтраком, чтобы скрыть свои чувства.

Ночью дюжина живых обитателей Кормора собрались в доме Круны — так звали старую женщину, приютившую нас. Все они были очень старыми, некоторые старше Круны. Они посмеивались над страхами Круны, будто Скор хочет их найти, и доказывали — как, вероятно, делали уже множество раз: если бы Скору нужны были старые тела, он давно бы разыскал их. Ведь старость была наглядным доказательством, что они живые. Но Круна упорно настаивала, что всем грозит большая опасность. Я скоро понял, что это у нее навязчивая идея, без которой она была бы еще несчастней, чем сейчас. Видимо, Круна испытывала какое-то удовольствие, живя в постоянной тревоге и прячась то в одном доме, то в другом.

Все живые обитатели Кормора единодушно решили, что нам действительно угрожает очень большая опасность. Чудесные старики наперебой предлагали свою помощь. Они были готовы приносить нам еду и воду, прятать от врагов. Это было все, что они могли сделать, так как никто не верил, что из Кормора можно выбраться.

Пока мы оставались на прежнем месте. Рано утром следующего дня приковылял очень старый человек, с которым мы познакомились предыдущей ночью. Он был взволнован и сильно обеспокоен. Его старческие руки дрожали.

— Они разыскивают вас по всему городу, — прошептал он. — Рассказывают ужасные вещи, что вы сделали со Скором и что он сделает с вами, когда поймает. Он пролежал ночь, день и еще ночь, связанный и беспомощный, там, где вы оставили его, пока один из мертвых нашел и освободил Скора. Теперь они подняли на ноги город. Обыскиваются все дома. Могут нагрянуть сюда в любую минуту.

— Что же делать? — спросила Дуара. — Где спрятаться?

— Вам ничего не остается, — прошамкал старик, — как ждать их прихода. Во всем Корморе не останется места, которое они не обыщут.

— Кое-что можно сделать, — вступила в беседу Налте. — Помоги раздобыть краски, такие, какие используют мертвые, чтобы выглядеть живыми.

— Хорошо, — ответил старик.

— Только поскорее принеси их, — попросила Налте. Старик заковылял из комнаты, что-то бормоча про себя и тряся головой.

— Ты права, это единственный способ, Налте! — воскликнул я, поняв ее замысел. — Если он вернется вовремя, мы сможем обмануть их, ведь мертвецы сообразительностью и разумом не отличаются.

Казалось, прошла целая вечность, пока старика не было. Наконец он вернулся и принес большую коробку с гримировальными красками. Это был богатый набор, который, по словам старика, он взял у художника, своего друга, тоже живого человека. Тот применяет свое мастерство, делая грим мертвым.

Налте тут же принялась за работу и скоро превратила Дуару в старуху с морщинами и дряблой кожей. Труднее всего было с волосами. В конце концов удалось достичь желаемых результатов, хотя пришлось истратить все белила, втирая их в волосы.

После этого мы с Дуарой занялись Налте, поскольку понимали, что нельзя терять ни минуты, — старик сказал, что обыск идет уже в соседнем квартале. Затем Налте и Дуара быстро превратили меня в жалкого старика.

Круна заявила, что мы должны чем-нибудь заняться, чтобы выглядеть естественно. Она всучила Дуаре и Налте какие-то старые тряпки, и они делали вид, будто шьют из них одежду, а меня послала во двор копать яму. Такое занятие было очень кстати, ведь у меня оставался меч Скора. Если бы его обнаружили, нас ничто бы не спасло.

Завернув меч в тряпье, взял его с собой. Можете мне поверить, яму я вырыл за несколько секунд. Когда я засыпал меч мусором, принялся копать другую яму рядом с первой, а землю бросал на кучу, под которой лежал меч.

Едва я кончил работу, как ворота во двор отворились и отряд мертвых с шарканьем вошел вовнутрь.

— Мы ищем чужаков, которые бежали из дворца, — обратился ко мне один из них. — Они здесь?

Я приложил руку к уху и крикнул:

— Что ты сказал?

Мертвый повторил свой вопрос, громко прокричав. Я опять проделал то же самое. Тогда он оставил меня в покое и вошел в дом, сопровождаемый остальными.

Я слышал, как они обыскивают его. Каждую секунду ожидал услышать радостный крик, когда кто-нибудь из них обнаружит и разоблачит маскировку Дуары и Налте.

Глава 18 ПОДОЗРЕНИЕ

Мертвые слуги Скора обыскали дом Круны гораздо основательнее, чем другие дома. Конечно, Скор понимал, что из всего населения Кормора именно живые охотнее окажут помощь живым. Так что приказ он отдал разумный.

Наконец мертвые стражники вышли из дома и зашаркали прочь. Я опустился на кучу мусора и отер пот со лба. Это был пот отнюдь не от тяжелой работы. Просто мало кому случалось за пятнадцать минут испытать такое нервное напряжение. Тут мог бы выступить и кровавый пот.

Войдя в дом, я увидел, что Дуара, Налте и Круна сидят молча, как бы оглушенные. Они словно не понимали, что мы успешно прошли испытание.

— Ну, — бодро заметил я, — все кончилось.

Мой голос словно разрушил заклятие, висевшее над ними, и они зашевелились.

— Знаешь, что спасло нас? — спросила меня Налте.

— Конечно, знаю — маскировка.

— Да, — согласилась она, — и она помогла. Но настоящее спасение связано с их глупостью. Они едва глядели на нас. Они искали то, что спрятано, а поскольку мы не прятались, на нас не обратили внимание.

— А можно ли теперь избавиться от грима? — спросила Дуара. — В нем очень неприятно.

— Лучше оставить, — предложил я. — Ведь они нас пока не нашли. Наверняка Скор прикажет сделать еще один обыск. А в следующий раз можно не успеть замаскироваться, тем более, что у нас нет больше красок.

— Наверное, ты прав, — согласилась Дуара. — В конце концов, это неудобство — ерунда по сравнению с тем, что было.

— Маскировка имеет одно преимущество, — заметила Налте. — Можно свободнее передвигаться, не опасаясь, что нас обнаружат. Ведь невозможно все время сидеть в крошечной душной каморке. Я хотя бы переберусь в переднюю комнату, чтобы подышать воздухом посвежее.

Это было неплохое предложение, и мы с Дуарой присоединились к Налте. Круна занялась какими-то домашними делами. Передняя комната на втором этаже выходила на улицу. Было слышно, как в соседнем доме идет обыск и как по пыльной улице бредут редкие прохожие.

Внезапно Налте схватила меня за руку.

— Видишь этого человека? — ее голос дрожал от возбуждения.

По улице шаркал рослый мертвый, приукрашенный под подобие живого. Его одежда была гораздо лучше, чем у большинства обитателей Кормора. И только характерная походка открывала посвященному, что он был не живым человеком, а живым мертвецом; Смерть выдавала себя за жизнь.

— Да, вижу, — ответил я, — а что?

— Этот человек похитил меня из Гавату.

— Ты уверена?

— Абсолютно. Пока жива, не забуду его физиономию.

У меня сразу возник план, который лучше назвать внушением свыше.

— Прослежу за ним. Скоро вернусь. Надейтесь на лучшее, — повернулся и выскочил на улицу.

Через секунду я уже брел за этим типом. Если мои предположения правильны, он в конце концов приведет меня к входу в туннель, идущий в Гавату. Возможно, не сегодня, но если узнать, где он живет, то в какой-нибудь другой день.

Его шаг был поживее, если можно так сказать применительно к мертвецу, чем у обычного жителя Кормора. Он шел, двигаясь к определенной цели. Видимо, это было одно из самых удачных творений Скора. Вот почему он был выбран в качестве агента джонга в Гавату. Обычный мертвый из Кормора не смог бы там долго выдавать себя за живого человека.

Следуя за ним, я старательно запоминал приметы улицы, по которой мы шли, чтобы потом найти обратную дорогу. Когда он свернул на улицу, идущую к реке, мои надежды возросли, и я тщательно запомнил дома на перекрестке.

Около реки мертвый направился в маленькую аллею, прошел по ней на следующую улицу и затем свернул еще ближе к реке. Прямо впереди, даже прежде, чем он подошел к нему, я узнал дом, в который выходил туннель.

У ворот, ведущих во двор перед домом, человек впервые остановился и внимательно оглядел улицу. Наверняка, чтобы убедиться, что за ним никто не наблюдает. И тут он увидел меня.

Мне ничего не оставалось делать, как продолжать брести вперед. Я опустил глаза и не обращал на него внимания, приближаясь к нему, — хотя остро чувствовал его недоверчивый взгляд. Казалось, прошла вечность, прежде чем я дошаркал до него. Я уже готов был вздохнуть с облегчением, пройдя мимо, когда он заговорил.

— Кто ты такой и что здесь делаешь?

— Я ищу себе дом, в котором жить. В моем вывалились все окна и двери.

— Здесь нет для тебя дома. Таким, как ты, не позволено бывать в этом районе. Убирайся отсюда и никогда больше не показывайся.

— Да, — я покорно повернул назад.

К моей радости, он дал мне уйти. Через мгновение я повернул в аллею и скрылся с его глаз. Я узнал все, что хотел, и трепетал от радости. Теперь только случайность могла помешать мне увести Дуару и Налте в Гавату.

Пока возвращался по улицам Кормора к дому Круны, мой разум строил и строил один за другим планы спасения. Я решил отправиться в путь, как только стемнеет, и уже обдумывал, что буду делать после возвращения в Гавату из Кормора.

Но когда я вошел в дом Круны, то сразу почувствовал опасность. Дуара и Налте бросились ко мне, и было видно, что обе очень встревожены.

Круна и старик, принесший нам гримировальные краски, — о чем-то возбужденно говорили друг с другом, жестикулируя.

— Вернулся, наконец! — воскликнула Налте. — Мы думали, что ты никогда не придешь!

— Может быть, даже сейчас не слишком поздно, — произнесла Дуара.

— Я хотела увести их и спрятать, — прокаркала Круна, — но они не хотели уходить без тебя. Они заявили, что если тебя схватят, то пусть забирают и их тоже.

— Вначале объясните, о чем вы говорите, — попросил я. — Что случилось?

— Все просто, — объяснил старик. — Художник, у которого я позаимствовал краски, чтобы превратить вас в старых людей, предал нас. Он хотел выслужиться перед Скором. Один человек слышал, как он велел своему слуге пойти во дворец и сообщить Скору, что может указать место, где вы прячетесь. Этот человек был моим другом. Он пришел и рассказал мне, что слышал. Люди Скора могут нагрянуть с минуты на минуту.

Не раздумывая, я повернулся к Дуаре и Налте.

— Сотрите грим как можно быстрее, я сделаю то же самое.

— Но тогда мы наверняка пропадем! — воскликнула Дуара.

— Наоборот, — ответил я и принялся счищать краску со своих светлых волос.

— Они тут же узнают нас без грима, — настаивала Дуара. Тем не менее они с Налте послушно последовали моему примеру.

— Теперь лучшей маскировкой будет наша молодость, — объяснил я. — Создания Скора не обладают острым умом. Когда их пошлют искать трех беглецов, замаскировавшихся под старых людей, они будут смотреть только на тех, кто выглядит очень старым. И если уберемся из дома раньше, чем они придут, наверняка избежим ареста.

Мы работали быстро и скоро избавились от малейших следов грима. Затем сердечно поблагодарили Круну и старика, попрощались с ними и покинули дом. Выйдя на улицу, мы увидели, что со стороны дворца приближается отряд воинов.

— Чуть-чуть не успели, — вздохнула Налте. — Может, попробуем убежать?

— Ни в коем случае, — запротестовал я. — Так только привлечем их внимание. Они непременно погонятся за нами и скорее всего схватят. Идем! Прямо навстречу им…

— Что? — спросила Дуара с ужасом. — Ты собираешься сдаваться?

— Ну нет, — возразил я. — Конечно, мы рискуем, но выбора нет. Когда они увидят, что три человека идут прочь, они заинтересуются нами. Тогда нас схватят. А вот увидав, как приближаемся к ним, они решат, что мы их не боимся, и, следовательно, не те, кого они ищут. Шагайте такой же шаркающей походкой, как мертвые, смотрите в землю. Дуара, ты первая, Налте в нескольких шагах от тебя. Я перейду на другую сторону улицы. Разделившись, мы меньше привлечем их внимание. Ведь ищут троих людей, которые держатся вместе.

— Надеюсь, ты рассуждаешь правильно, — согласилась Дуара, но было видно, что она не слишком верит в мои доводы. Не могу сказать, что мне самому план был по душе, но придумать что-нибудь лучшее не было времени.

Я пересек улицу и оказался на той стороне, по которой приближались воины. Выбрал их сторону именно потому, что воины с меньшей вероятностью узнают меня, чем Дуару, которая довольно долго пробыла во дворце Скора.

Должен признаться, чувствовал себя не слишком уверенно. Расстояние между мной и воинами постепенно уменьшалось. Медленно брел, шаркая ногами, безучастно опустив глаза.

Наконец поравнялся с ними. Их предводитель шагнул ко мне. Сердце у меня остановилось.

— Где дом Круны? — спросил он.

— Не знаю… — глухо ответил я и зашаркал дальше. Я ждал, что в следующее мгновение меня схватят, но воины направились прочь. Хитрость удалась!

Едва я почувствовал себя в безопасности, перешел на другую сторону улицы. Оказавшись рядом с девушками, велел им идти следом, но близко не подходить.

До захода солнца оставался примерно час. Рискованно приближаться к туннелю, пока не стемнеет. Надо найти место, где спрятаться и не бродить по улицам.

Свернув в боковую улицу, я вскоре нашел пустой дом. Их в Корморе предостаточно. Спустя короткое время мы опять оказались в укрытии.

Обе девушки впали в уныние. Я понял это по их мрачному молчанию и глубокой апатии. Будущее казалось им безнадежным. Но они не жаловались.

— У меня хорошие новости, — попробовал ободрить их я.

Дуара поглядела на меня без всякого интереса, как будто для нее больше не существовало хороших новостей. Она была необычно тихой все время, начиная с момента нашего бегства из дворца Скора, говорила только в тех случаях, когда к ней обращались, и избегала разговоров с Налте, хотя и не относилась к ней с явным недружелюбием.

— Какие хорошие новости? — спросила Налте. — Признаюсь, я уже начинаю терять надежду.

— Я отыскал вход в туннель, что ведет в Гавату.

Это сообщение произвело такой эффект, будто Налте ударило током. Но оно, похоже, не привлекло внимания Дуары.

— В Гавату… — протянула она. — Я буду столь же далеко от Вепайи.

— Но твоей жизни ничто не будет угрожать.

Она пожала плечами.

— Не знаю, зачем мне жить.

— Не падай духом, Дуара, — ободрил я ее. — Когда мы окажемся в Гавату, я постараюсь найти способ доставить тебя в Вепайю.

Я думал о готовом воздушном корабле, ожидавшем в ангаре на Кантум Лат, но ничего не сказал о нем. Мне хотелось сделать ей сюрприз. Кроме того, мы еще не выбрались из Кормора.

Два часа, которые пришлось ждать, пока полная темнота не накроет город, тянулись бесконечно.

Наконец решил, что можно попытаться добраться до брошенного пустого дома у реки.

К счастью, улица была пустынной, когда мы покинули наше укрытие. Теперь-то я хорошо знал, как дойти до места назначения. Без каких-либо задержек или приключений мы добрались до заброшенного дома, в котором находился путь к спасению.

Я провел девушек в дом. Мы остановились в темноте и прислушались. Жалко, что со мной не было меча, отобранного у Скора и зарытого во дворе дома Круны. Он безусловно дал бы мне чувство большей безопасности.

Убедившись, что в доме никого нет и нас никто не преследует, я подошел к двери, закрывавшей вход в туннель. Дуара и Налте последовали за мной.

Без труда нашел защелку, и через мгновение мы уже спускались в темный коридор. Правда, оставалась вероятность, что мы встретим на своем пути одно или несколько созданий Скора, возвращавшихся из Гавату. Все же ситуация как будто складывалась в нашу пользу, поскольку вряд ли человек, за которым я следил, будет возвращаться.

Ничто не говорило, что пришельцев из Кормора в Гавату много.

Те двое, напавшие на Налте, действовали на свой страх и риск, без помощи жителей Гавату. Если так, то, видимо, Скор никогда не направлял из Кормора больше двух своих слуг. Оставалось надеяться, что так оно и будет.

В тишине и полной темноте мы пробирались по холодному сырому коридору под Рекой Смерти. На этот раз я двигался и ориентировался смелее и свободнее, чем в прошлый раз, когда брел по туннелю в Кормор. Я знал, что на моем пути нет ловушек.

Мы шли, еще не веря в спасение. И даже удивились, когда добрались до лестницы, ведущей наверх из туннеля. Мгновением позже я уже стоял у двери, отделяющей нас от Гавату. Я не стал ждать и прислушиваться — меня уже ничто не могло остановить. Сейчас я бы схватился с дюжиной трупов из Кормора, окажись они на пути.

Но ни мертвые, ни живые не встретились нам, когда мы вышли на нижний этаж пустого здания на Гавату Лат. Быстро выбрались из дома и через минуту стояли на знакомом проспекте с его сияющими огнями и двумя нескончаемыми потоками машин.

Выглядели мы достаточно подозрительной троицей в наших грязных и рваных одеждах, которые помогали спастись в Корморе. Теперь на нас то и дело бросали взгляды.

Я быстро поймал такси и попросил водителя отвезти нас к дому Иро Шана. Устроившись на удобных сиденьях, мы впервые расслабились за все прошедшее время.

Неожиданно для себя во время поездки мы разговорились, особенно я и Налте. Видимо, сказывалось предшествовавшее нервное напряжение. Дуара, напротив, сидела очень тихо. Она оживлялась только при виде красоты города и окружавших чудес. Это было ей внове и поражало, но затем она опять уходила в себя.

Водитель глядел на нас с подозрением сразу, как мы сели в машину. Высаживая перед домом Иро Шана, он вел себя весьма странно.

Иро Шан был очень рад, увидев нас. Прежде всего он позаботился о еде и напитках. И не мог успокоиться, пока мы не рассказали всю нашу историю несколько раз. Он поздравил меня с тем, что я нашел Дуару. Я обратил внимание, как он был счастлив оттого, что Налте вернулась. Он сиял и прямо-таки пожирал ее глазами.

Девушки устали и нуждались в отдыхе. Мы уже собрались отвезти их в дом Налте, и вот тут-то, словно гром с ясного неба, раздался первый удар, поставивший под угрозу жизнь двоих из нас. Он сверг нас с высот счастья в глубины отчаяния.

У главного входа позвонили, и почти сразу в комнату вошел слуга. За ним шел отряд воинов под командой офицера.

Иро Шан поглядел на эту процессию с изумлением. Он был знаком с офицером и назвал его по имени, спросив, что привело его сюда, да еще с вооруженными людьми.

— Мне очень жаль, Иро Шан, — ответил офицер, — но у меня приказ Санджонга — арестовать трех подозрительных человек, которых видели входившими в твой дом некоторое время назад.

— Послушай! — воскликнул Иро Шан. — В мой дом не входил никто, кроме Карсона Нейпера, которого ты знаешь, и двух молодых женщин. Все они мои друзья.

Офицер критически оглядел наши обноски — они явно внушали подозрения.

— Вероятно, это именно те, за которыми меня посылали, если больше никто не входил в твой дом сегодня вечером, — произнес он после некоторого колебания.

В итоге нам пришлось следовать за конвоем. Иро Шан отправился с нами, и вскоре мы оказались перед следственной комиссией, состоящей из трех человек.

Свидетелем обвинения оказался тот самый шофер, который довез нас от входа в туннель до дома Иро Шана. Он объяснил, что живет по соседству и, зная о похищении Налте, немедленно насторожился, когда увидел трех человек, одетых в тряпье.

Он решил, что мы шпионы из Кормора, и настаивал, что все трое лишь раскрашенные мертвецы, как и тот человек, который был схвачен после похищения Налте и затем предстал перед судом.

Члены следственной комиссии выслушали и мой рассказ, после чего быстро опросили Дуару и Налте. Они расспрашивали Иро Шана относительно нас и, не покидая комнаты, оправдали Налте и меня. А Дуаре было приказано явиться для дальнейшего расследования, которое должен был провести официальный Экзаменационный Совет на следующий день.

Было очевидно, что они не оставили подозрения относительно Дуары. Да и Иро Шан тоже, хотя и признался только после того, как мы отвезли девушек в дом Налте и остались одни.

— Конечно, правосудие в Гавату иногда ошибается, — заявил он серьезно. — Наши решения в вопросах, связанных с Кормором, во многом определяются ненавистью города ко всему, что с ним связано. Дуара признает, что провела в Корморе некоторое время. Она рассказала, что жила во дворце Скора, джонга. Экзаменационный Совет не знает про нее ничего, кроме того, что говорит она и что говоришь ты. Но, как ты понимаешь, они не знают, можно ли верить кому-либо из вас. Вспомни, что результат твоего экзамена не таков, чтобы тебе могли полностью доверять.

— Ты считаешь, что жизнь Дуары в опасности? — спросил я.

— Не могу ничего сказать, — ответил он. — Все может кончиться благополучно. С другой стороны, если у Совета появится малейшее подозрение относительно Дуары, он прикажет уничтожить ее. Согласно нашим взглядам, лучше причинить несправедливость одному человеку, чем подвергать опасности благополучие многих. Иногда такая позиция чересчур жестока, но результаты показывают, что она предпочтительнее мягкотелой сентиментальности.

В эту ночь, несмотря на усталость, я не мог спать спокойно. Меня терзал страх за исход завтрашнего суда.

Глава 19 БЕГСТВО ПО ВОЗДУХУ

Мне разрешили сопровождать Дуару на экзамен. Ее охраняла та самая женщина, что стерегла Налте во время нашего экзамена, Хара Эс.

Чтобы хоть как-то провести часы, оставшиеся до оглашения результата, я отправился в ангар — осмотреть воздушный корабль. Он был в прекрасном состоянии. Мотор работал бесшумно. В обычных обстоятельствах я не смог бы противиться искушению вывести самолет на равнину за городом для пробного полета. Сейчас же я был так обеспокоен судьбой Дуары, что ничего не хотел делать.

Я провел час в ангаре в полном одиночестве. Ни одного из моих помощников не было, все они, закончив постройку самолета, вернулись к своим обычным занятиям. Затем я отправился в дом, где жил вместе с Иро Шаном.

Его не было. Я попытался читать, но не мог сосредоточиться. Глаза следили за странными амторскими буквами, но мысли постоянно возвращались к Дуаре. Наконец бросил книгу и вышел прогуляться в сад. Беспричинный страх овладел мной, буквально парализуя тело.

Не знаю, сколько времени я так бродил, но внезапно мои печальные размышления были прерваны звуком шагов в доме. Я знал, что Иро Шан выйдет в сад, и стоял в напряженном ожидании, глядя на дверь, через которую он должен появиться. В то мгновение, когда я увидел его, сердце мое замерло. По выражению его лица понял, что мои худшие опасения подтвердились.

Он подошел и положил свою руку мне на плечо.

— Я принес плохие новости, мой Друг, — произнес он печально.

— Знаю, я прочел это в твоих глазах. Они приказали уничтожить Дуару?

— Правосудие ошиблось, Карсон, но ничего не поделаешь. Мы должны согласиться с решением, поскольку Совет чистосердечно убежден, что именно так будут соблюдены интересы Гавату.

— Я ничего не могу сделать?

— Ничего.

— Они не разрешат увезти ее из Гавату?

— Они так боятся оскверняющего влияния Скора и его созданий, что никогда не оставят в живых тех, кто попадал в их руки.

— Но она не имеет никакого отношения к созданиям Скора! — настаивал я.

— Наверное. Они тоже в этом не убеждены, но сомнение истолковывается в пользу города, а не подсудимого. Больше ничего сделать нельзя.

— Как ты думаешь, позволят ли мне повидаться с ней?

— Возможно, — ответил он. — По каким-то причинам ее казнят только завтра.

— Ты не попытаешься организовать мне свидание, Иро Шан?

— Конечно. Подожди здесь, а я узнаю, чем смогу помочь.

Я никогда не проводил более долгих и горьких часов, чем эти, ожидая возвращения Иро Шана. Никогда раньше не чувствовал себя таким беспомощным. Если бы я имел дело с обычными людьми, оставался бы хоть маленький луч надежды. Здесь же надежд не было. Честность обитателей Гавату не давала возможности подкупить даже самого последнего сторожа. Не поддадутся они и на призыв к милосердию — холодная, жесткая логика их мышления превращала разум в неприступную крепость. Штурмовать ее было абсолютно бесполезно.

Я сказал, что у меня не осталось надежды, но это было не совсем верно. Чем питалась надежда, не знаю, но мне казалось совершенно невозможным, что Дуара будет казнена, и мой разум каким-то уголком не мог принять безысходную реальность жизни.

Стемнело, когда вернулся Иро Шан. Я не смог прочесть ни отчаяния, ни надежды по выражению его лица, когда он вошел в комнату, где я дожидался. Он выглядел очень серьезным и очень усталым.

— Ну? — нетерпеливо спросил я. — Каково решение? Ты чего-нибудь добился?

— Это оказалось нелегко. Мне пришлось пройти все инстанции, чтобы добраться до Санджонга, но в конце концов я получил для тебя разрешение повидать ее перед смертью.

— Где она? Когда я смогу ее увидеть?

— Я сейчас же отвезу тебя к ней.

Когда мы сели в его машину, я спросил, как ему удалось добиться свидания.

— Мне помогла Налте, которую я привел с собой. Она знает о тебе и обо всем, через что вы с Дуарой и с ней прошли вместе, больше, чем кто-нибудь в Гавату. Некоторое время я даже надеялся, что ей удастся убедить Санджонг изменить приговор относительно Дуары. Но увы! Только благодаря ее обращению они дали согласие на вашу последнюю встречу. Обычно так не бывает.

Он помолчал и продолжил:

— От Налте я узнал очень много о тебе и Дуаре. Гораздо больше, чем ты говорил мне, и узнал еще кое-что…

— Что же? — спросил я, поскольку он опять замолчал.

— Я понял, что люблю Налте, — серьезно ответил он.

— А тебе известно, что она любит тебя?

— Да. Если бы не твое несчастье, сегодня я был бы самым счастливым человеком в Гавату. Но откуда ты знаешь, что Налте любит меня?

— Она сама призналась мне.

— А ты ничего не сказал!.. — произнес он укоризненно.

— Я не мог, пока не узнал, что ты тоже ее любишь.

— Налте рассказала, что ты собираешься повезти ее обратно в Анду. Теперь, наверно, в этом не будет необходимости — похоже, что она довольна жизнью в Гавату.

Мы ехали по Корган Лат в сторону стадиона, а затем Иро Шан повернул на боковую улицу и остановился около маленького, уютного на вид дома.

— Приехали, — он повернулся ко мне. — Это дом Хары Эс, которой поручено стеречь Дуару. Хара ждет тебя. Я останусь здесь. Тебе разрешено пробыть с Дуарой пять вир.

Пять вир — чуть больше двадцати земных минут. Срок показался мне слишком коротким, но все же лучше, чем ничего. Я подошел к двери дома, и после моего звонка Хара Эс впустила меня.

— Я ждала тебя, — проговорила она. — Следуй за мной.

Она провела меня на второй этаж и, отперев дверь, распахнула ее.

— Входи, — распорядилась она. — Через пять вир я приду за тобой.

Когда я вошел в комнату, Дуара поднялась с кровати. Хара Эс закрыла дверь и заперла ее. Я услышал, как она спустилась с лестницы. Мы с Дуарой были одни, в первый раз за долгое время, за бесконечно долгое время.

— Зачем ты пришел? — спросила Дуара устало.

— И ты меня спрашиваешь! — воскликнул я. — Ты знаешь, зачем.

Она покачала головой.

— Ты не сможешь ничего для меня сделать, Карсон Нейпер. Наверное, никто не сможет. Тебе имело смысл прийти, если бы ты мог помочь. Но раз это невозможно, то не стоило приходить попусту.

— Я пришел, потому что люблю тебя.

— Не говори мне о любви. Моя смерть на пороге, но я все еще дочь джонга Вепайи.

Даже в крайних обстоятельствах Дуара оставалась жертвой ограничений, наложенных королевской кровью. Я решил не омрачать ее последние минуты, демонстрируя свои чувства, хотя с чрезвычайным трудом сдерживался, чтобы не обнять и не покрыть прекрасные губы поцелуями.

Попробовал развеселить Дуару, но она заявила, что не чувствует себя несчастной.

— Я не боюсь смерти, Карсон Нейпер. Поскольку мне не суждено вернуться в Вепайю, лучше умереть. Я никогда не смогу быть счастлива. Лучше мне умереть.

— Зачем ты так говоришь? — спросил я.

— Это моя тайна. Я заберу ее с собой в могилу.

— Я не хочу, чтобы ты умирала, Дуара! Ты не должна умереть! — воскликнул я.

— Ты так думаешь, Карсон, но мы ничего не можем сделать.

— Надо что-то предпринять. Кроме тебя и Хары Эс, сколько еще человек в доме?

— Никого.

Внезапно мной овладела безумная мысль. Я быстро оглядел комнату. В ней не было ничего, кроме абсолютно необходимого. Глаз не замечал ни одной вещи, с помощью которой я смог бы осуществить свой план. Время летело.

Хара Эс должна скоро вернуться. Наконец мой взгляд остановился на длинном шарфе, который был на Дуаре, обычном предмете одежды женщин Амтора.

— Позволь мне взять его, — произнес я, подойдя к ней.

— Зачем? — спросила она.

— Не спрашивай. Делай, что говорю!

Дуара давно научилась подавлять свою гордость, когда мой тон говорил ей, что угрожает опасность, и немедленно подчинялась. То же сделала и сейчас: быстро размотала шарф и отдала мне.

— Вот возьми. Что ты с ним сделаешь?

— Увидишь. Встань здесь справа. Сюда идет Хара Эс, я слышу ее шаги.

Я быстро отступил в сторону, чтобы оказаться за дверью, когда она отворится. Мне было нужно, чтобы Хара Эс не видела меня, когда войдет. Оставалось ждать. На карту поставлено больше, чем моя жизнь, но я был спокоен. Сердце билось так ровно, будто я не замышлял ничего, кроме приятного визита в гости.

Я услышал, как Хара Эс остановилась перед дверью. Повернулся ключ. Затем дверь распахнулась, и Хара вошла в комнату. Едва она сделала пару шагов, как я схватил ее сзади за горло и захлопнул дверь ногой.

— Если ты издашь хоть звук, ты умрешь.

Она не потеряла спокойствия.

— Ты глупец, — с трудом выговорила она. — Это не спасет Дуару и будет означать твою смерть. Ты не сможешь выбраться из Гавату.

Я ничего не ответил, а стал быстро и бесшумно действовать. Надежно связал Хару шарфом и всунул в рот кляп. Затем поднял с пола и положил на кровать.

— Прости меня, Хара Эс, что я вынужден так поступить. Теперь избавлюсь от Иро Шана. Он не знает, что я сделал. Пожалуйста, объяви Санджонгу, что Иро Шан никак не ответствен за происшедшее. Я оставлю тебя здесь, пока не избавлюсь от Иро Шана, не возбудив его подозрений. Дуара, стереги Хару Эс до моего возвращения. Смотри, чтобы она не ослабила путы.

Я наклонился и поднял с пола оброненный ключ, затем покинул комнату, заперев дверь. Через мгновение я сидел в машине рядом с Иро Шаном.

— Давай поскорее вернемся домой, — попросил я и погрузился в мрачное молчание. Иро Шан, уважая мою печаль, не стал нарушать ее.

Мы ехали быстро, но, казалось, прошла вечность, прежде чем машина оказалась в гараже около дома. Поскольку в Гавату не было воров, замки были не нужны, так что двери гаража всегда стояли распахнутыми. Моя машина стояла рядом с машиной Иро Шана.

— Ты почти ничего не ел весь день, — заботливо произнес Иро Шан, когда мы вошли в дом, — думаю, пора подкрепиться.

— Нет, спасибо. Пойду в свою комнату. Я не могу сейчас есть.

Он положил руку мне на плечо, но ничего не сказал и тут же, оставив меня, ушел. Иро Шан чудесный друг. Ужасно предавать его, но я бы предал самого Господа, лишь бы спасти Дуару.

Я зашел в свою комнату, но только для того, чтобы взять оружие, затем вернулся в гараж. Усевшись в машину, я поблагодарил небо за то, что моторы в Гавату бесшумные. Подобно призраку, машина выскользнула из гаража, и я тихо попрощался с Иро Шаном.

Приближаясь к дому Хары Эс, я впервые за все это время начал беспокоиться. Дом выглядел по-прежнему пустынным. Быстро вошел в него и взбежал по лестнице на второй этаж.

Отперев дверь комнаты, в которой оставил Дуару и ее стражницу, я вздохнул с облегчением, увидев их обеих. Подошел к кровати и осмотрел путы Хары Эс. Они выглядели вполне надежными.

— Идем! — позвал я Дуару. — Нам нельзя терять время.

Она вышла со мной из комнаты. Я запер дверь, нашел другой шарф для Дуары на первом этаже, и через мгновение мы уже были в моей машине.

— Куда мы едем? — спросила она. — Мы не сможем спрятаться в Гавату. Нас найдут.

— Мы покинем Гавату навсегда, — ответил я, и в этот момент заметил, как мимо проехала машина и остановилась перед домом, который мы только что покинули. В ней сидело два человека. Один из них выскочил и пошел к двери. Я резко прибавил скорость.

Дуара тоже их видела.

— Теперь они все обнаружат, — горько усмехнулась она, — убьют тебя. Я предчувствовала, что произойдет катастрофа. О, почему ты не дал мне умереть одной? Я хочу умереть!

— Никогда!

Она замолчала. Мы мчались по почти пустынным улицам к Воротам Физиков.

Мы уже проехали две мили из трех, что отделяли нас от цели, когда раздался зловещий звук, какого никогда прежде не слышал в Гавату. Он был подобен завыванию сирен на полицейских машинах в городах Америки. Конечно, это сигнал тревоги. Видимо, человек, вошедший в дом Хары Эс, обнаружил ее, и теперь о нашем бегстве стало известно.

Звуки сирен раздавались все ближе и ближе, пока я подруливал к ангару, где стоял воздушный корабль. Вой сирен раздавался отовсюду. Я не удивился тому, что они догадались, где нас искать, поскольку даже последнему дураку было очевидно, что именно здесь находился единственный шанс нашего спасения.

Буквально таща Дуару за собой, я выпрыгнул из машины и вбежал в ангар. Большие двери открывались от одного нажатия кнопки. Я подсадил Дуару в кабину. Она не задавала никаких вопросов, на это просто не было времени.

Я занял свое место рядом с ней. Корабль я делал для учебных полетов, и в нем было два сиденья, каждое на двух человек. Запустил мотор — бесшумный, мощный, не требовавший прогрева!

С работающим мотором вырулил на Кантум Лат. Сирены раздавались совсем рядом. Я увидел огни машин, мчавшихся к нам. Развернув самолет к Воротам Физиков, услышал сзади звуки стрельбы из амторских ружей. Нас обстреливали!

Потянул ручку на себя. Колеса оторвались от земли. Большие ворота маячили прямо по курсу. Выше! Выше! Быстрее! Быстрее! Затаил дыхание. Удастся ли? Легкая машина послушно поднялась почти вертикально. В последний момент чуть не задела ворота, но пронеслась от них буквально в нескольких дюймах.

Мы спасены!

Заключение

Далеко внизу мерцали огни Гавату. Я развернул самолет к сияющей ленте, которая звалась Рекой Смерти, — для нас она была Рекой Жизни и Надежды. Она должна привести нас к неизвестному океану, где мы сможем найти Вепайю.

Дуара молчала. Я чувствовал, как дрожит ее рука рядом с моей. Я положил на нее свою ладонь.

— Почему ты дрожишь? Теперь ты в безопасности.

— Что это за штука, в которой мы летим? — в свою очередь спросила Дуара. — Почему она не падает на землю? Что ее держит в воздухе?

Я объяснил ей, как мог. Постарался убедить, что не надо бояться, самолет не упадет. Лишь тогда она глубоко и облегченно вздохнула.

— Если ты уверен, что мы в безопасности, я больше не боюсь. Но скажи мне, зачем ты пошел на такую жертву ради меня?

— Какую жертву? — удивился я.

— Ты не сможешь теперь вернуться в Гавату; тебя убьют.

— Я и не собираюсь возвращаться в Гавату, раз ты не можешь жить там в безопасности.

— Но ведь там Налте! Вы любите друг друга, а теперь больше никогда не увидитесь.

— Я не люблю Налте, и она не любит меня. Я люблю только тебя, Дуара, а Налте и Иро Шан любят друг друга.

Дуара долго сидела молча. Но вот она повернулась и посмотрела мне в лицо.

— Карсон! — позвала она тихо.

— Да, Дуара, что такое?

— Я люблю тебя!

— Я не мог поверить, что правильно расслышал ее слова, слишком невероятным они мне показались.

— Но, Дуара, ты же дочь джонга Вепайи! — воскликнул я.

— Это я знала всегда, — шепнула она. — Но только теперь поняла, что прежде всего я женщина.

Тогда я обнял ее. Я мог бы держать ее в объятиях вечно, но пришлось отпустить уже через секунду, чтобы выправить самолет, устремившийся в штопор.

Перевод И. Гиляровой