Пираты Гора

Глава седьмая. Я ВЫХОЖУ НА ОХОТУ

Затерянные в зарослях тростника и осоки, в непроницаемой темноте болот, куда не достигал отсвет от пылающих в нескольких сотнях ярдов от нас ренсовых островов, мы с Телимой — она, все еще связанная по рукам и ногам, а я в венке из мелких ренсовых цветов, — сидя на плоту, наблюдали за движением факелов по не тронутой пожаром поверхности островов и прислушивались к доносившимся оттуда крикам мужчин, женщин и детей.

Налетчики из Порт-Кара подожгли все скопище островов с дальней от пришвартованных галер стороны, чтобы огонь выгнал тех, кому удалось скрыться, проделав норы в уходящих глубоко под воду слоях переплетенного ренса или притаившись в центральных сквозных отверстиях, предназначенных для установки длинных шестов и транспортировки острова. Нашедшим себе такие убежища приходилось сейчас выбирать между перспективой сгореть заживо либо оказаться в лапах работорговцев. Мы увидели, как несколько ренсоводов, нашедших себе оказавшееся столь ненадежным укрытие, пробежали по отделяющим пылающие острова мосткам и в конце концов были пойманы захватчиками. Затем плоты, удерживающие один остров рядом с другим, были разрублены, и течение отнесло охваченные пламенем острова.

Позже, примерно за час до восхода солнца, были прочесаны в поисках ренсоводов два других, примыкающих к центральному, острова и после тщательных обысков также преданы огню.

К тому времени, когда первые лучи солнца упали на серую гладь дельты Воска, основная задача налетчиков по захвату рабов была выполнена. Теперь старые рабы, отбросив ставшие ненужными факелы, занялись погрузкой на узкие, с высокими бортами речные галеры рулонов ре-нсовой бумаги, которые они, очевидно, стащили в одно место со всех четырех островов прежде, чем поджечь их. Бумага была погружена в первую очередь и уложена с особой тщательностью так, чтобы ее не могло намочить водой, а затем уже на галеры пинками загнали пленников и рабов, расположив их на оставших свободными местах в проходах между скамьями гребцов, и утрамбовали, как рыбу в бочках, побросав людей друг на друга.

В набеге участвовало шесть кораблей. К носу каждого из них на верхней палубе было привязано по самой красивой девушке, чтобы по прибытии кораблей в Порт-Кар каждому из встречающих было понятно, что набег оказался удачным. Мне не показалось странным, что темноволосая длинноногая девушка, так самозабвенно отплясывавшая передо мной на празднестве, оказалась сейчас привязанной к носу флагманского, стоящего первым корабля. Думаю, если бы работорговцам удалось захватить Телиму, это место сейчас принадлежало бы ей. На верхней палубе второго корабля виднелась связанная сероглазая блондинка, а у носа третьей галеры — та низкорослая стройная девушка, которую я впервые увидел с рыболовной сетью на плече.

Я посмотрел на Телиму, сидящую у моих ног, связанную, не сводящую глаз с далеких, стоящих под погрузкой живого товара галер. Выражение ее лица было безразличным и отсутствующим. Рука моя легла ей на плечо. Теперь она была моей.

На острове, в самом центре, там, где до сих пор возвышался столь знакомый мне позорный столб, еще оставалась небольшая группа захваченных в плен ренсоводов, представлявших собой сейчас жалкое зрелище. Со всех сторон их в два ряда опоясывала охотничья сеть. Кое-кто из пленников цеплялся руками за крепкие волокна сети, бросая вокруг полные тоски и отчаяния взгляды, однако находящиеся поблизости охранники с копьями в руках надежно обеспечивали порядок. Здесь же стояли несколько арбалетчиков. Чуть поодаль я заметил Хенрака, с плеча которого все еще свисала широкая полоса тонкой белой шелковой материи. В руках он сжимал увесистый кожаный мешочек, очевидно, наполненный золотыми монетами. Он о чем-то оживленно переговаривался с бородатым офицером в позолоченном шлеме.

Ренсоводы внутри огороженного сетями довольно большого пространства все еще были в одежде. Их поймали последними. Их здесь было, наверное, не меньше сотни. Одного за другим их выпускали из сетей, и рабы, которые перед этим занимались погрузкой галер, теперь следили, как пленники снимают с себя одежду, затем связывали их по рукам и ногам и переносили на борт корабля, присоединяя их к своим уже находящимся здесь товарищам по несчастью.

Остров был весь завален мусором, объедками закончившегося столь неожиданно празднества, обломками разрушенных хижин и тростниковых копий и раздавленных под ногами горшков и тыквенных бутылей, вытекшее из которых вино смешалось с кровью лежащих тут же мертвых, изуродованных людей.

Два диких болотных ганта, стараясь держаться подальше от людей, бродили по острову, подбирая разбросанные повсюду остатки пищи.

Высоко в небе неторопливо пролетел хищный ул — крылатый ящер, держа путь на запад.

Вскоре после того, как взошло солнце, погрузка пленников на галеры была окончена. Рабы скатали каждую сеть отдельно и аккуратно уложили вдоль бортов. Затем они заняли свои места на длинных скамьях для гребцов и без малейшего возражения дали приковать к ним себя своим хозяевам. Последними на борт корабля поднялись Хенрак со все еще развевающимся на плече легким шелковым шарфом и бородатый офицер. Хенрак после такой операции станет в Порт-Каре богатым человеком: работорговцы города — люди умные и предусмотрительные — довольно редко предают и обращают в рабство таких вот, как Хенрак, иначе у них на болотах было бы значительно меньше подобных союзников.

До меня донесся грохот поднимаемых якорных цепей. Вскоре над водой показались облепленные тиной изогнутые трехлапые якоря, легкие и широколопастные, совсем не такие, что используются на длинных морских галерах и круглых кораблях.

Старший офицер, стоящий на мостике флагманского судна, взмахнул рукой.

Я услышал приглушенную расстоянием команду загребного мастера, по которой длинные весла, стоявшие до тех пор почти параллельно воде в каком-нибудь футе над ее поверхностью — настолько тяжело нагружены были галеры, — одновременно опустились в воду и после короткого движения лопастей к корме судна, роняя цепочки сверкающих на утреннем солнце капель, снова взлетели над водой.

Сидящая глубоко в воде галера, неповоротливая и медлительная, с трудом отошла от ренсового островa. Ярдов через пятьдесят она развернулась и взяла курс на Порт-Кар. Команды, с каждым paзом звучащие все тише, раздавались с прежней ритмичностью, и согласно им опускались в воду и взлетали над ней длинные весла.

Затем от острова отошла вторая галера и, в точности повторив все действия первой, также легла на курс на Порт-Кар. За ней последовали остальные.

Я стоял на плетеном ренсовом плоту и смотрел на удаляющиеся галеры. У самых моих ног, высунувшись из груды наваленных на плот стеблей, лежала Телима. Я сорвал с головы дурацкий венок, который весь день носил и вспомнил о котором только сейчас. Часть цветков на венке была в крови от раны, полученной мной во время налета. Я посмотрел на Телиму, которая тут же отвернулась, едва поймав мой взгляд, и швырнул венок в болото.

У меня ушло довольно много времени на то, чтобы без весел или шеста добраться до ренсового острова. На плоту валялись какие-то обрывки сетей, которыми я перевязал пучок длинных стеблей тростника и, действуя ими как веслом, как-то ухитрился подогнать плот к берегу.

Телима все еще лежала неподвижно, уставившись безучастно в пустоту.

Подойдя к краю острова, я привязал плот к нему и прислушался.

Все было тихо.

При моем приближении пара диких болотных гантов стремительно взмыла в небо и кружилась над островом до тех пор, пока не убедилась, что я не обращаю на нее никакого внимания. После этого птицы снова опустились на остров, правда, уже на дальнюю его часть.

Я увидел одиноко торчащий в самом центре острова позорный столб, к которому я еще недавно был привязан, разрушенные хижины, разбросанный повсюду мусор и объедки, среди которых лежали распростертые на плетеной поверхности острова тела убитых ренсоводов.

Я перенес Телиму на относительно чистое место и усадил неподалеку от столба.

Когда я наклонился к ней, она отшатнулась, но я притянул ее к себе и снял с нее веревки.

— Сними с меня ошейник, — сказал я. Не слушающимися ее пальцами она развязала узел на стягивающей мне шею лиане.

— Ты свободен, — прошептала она.

Я отвернулся. Интересно, осталось на острове что-нибудь съедобное, кроме этой набившей мне оскомину ренсовой пастилы? Не может быть, чтобы пирующие ренсоводы подмели все подчистую. Да и питьевой воды неплохо бы отыскать.

Я неторопливо двинулся по острову, стараясь идти так, чтобы солнце было у меня за спиной и по тени я мог бы следить за действиями девушки.

Не успел я сделать и пары шагов, как заметил, что она потихоньку подкралась к валявшемуся обломку охотничьего трезубца в ярд длиной и быстро схватила его.

Я повернулся и посмотрел ей в лицо.

Она замерла на месте. Затем, словно очнувшись, она подняла оружие и, держа его наперевес, двинулась ко мне. Я спокойно ждал, поворачиваясь к ней лицом всякий раз, когда она пыталась зайти мне за спину. Наконец с криком она ринулась ко мне, занеся трезубец для удара, но удара не последовало, поскольку я, шагнув ей навстречу, перехватил древко у самой ее руки и, вывернув, отшвырнул его в сторону.

Она отступила назад, прижимая ладони к дрожащим губам.

— Не пытайся больше убить меня, — сказал я. — У тебя ничего не получится. Она покачала головой.

— Этой ночью, — сказал я» — мне показалось, что ты очень боишься попасть в рабство.

Она подошла ближе.

Только когда я развязал ей руки здесь, на острове, я увидел не замеченную мной прежде выжженную у нее на плече начальную букву слова «кеяджера», что на горианском означает «рабыня». Все это время она искусно скрывала от меня клеймо: днем — под туникой, а ночью, в хижине — лежа на другом плече, и у меня не было возможности его разглядеть.

— Раньше тебе уже пришлось быть рабыней, — сказал я.

Она опустилась на колени и, закрыв лицо руками, разрыдалась.

— Насколько я понимаю, — продолжал я, — тебе каким-то образом удалось удрать из рабства. Содрогаясь от рыданий, она кивнула.

— Я уплыла, — едва слышно пробормотала она, — на двух связанных бревнах. Сначала по каналам, потом добралась до болот.

Считалось, что рабыне невозможно убежать из Порт-Кара, но как и все подобные утверждения, они справедливы лишь наполовину. Однако побег из изрезанного многочисленными каналами Порт-Кара, защищенного с одной стороны Тамберским проливом и безбрежной Тассой, а с другой — бесконечными болотами, кишащими акулами и тарларионами, действительно редко оканчивается успешно. Не пройди Телима суровую школу жизни в ренсоводческих общинах, ей бы никогда не добраться сюда живой. Хо-Хаку, насколько я знаю, также удалось бежать из Порт-Кара. Несомненно, где-то есть и другие счастливчики.

— Ты, наверное, очень храбрая женщина, — сказал я.

Она отняла руки от заплаканного, красного от слез лица.

— И ты, должно быть, ненавидела своего хозяина.

В ее глазах блеснула ярость.

— Как тебя звали, когда ты была рабыней? — допытывался я. — Какое имя дал тебе хозяин?

Она не ответила и только ниже опустила голову и вздрагивающие плечи.

— Он называл тебя просто хорошенькой рабыней, не так ли?

Она вскинула на меня глаза и тут же, упав лицом на плетеную поверхность острова, разрыдалась с новой силой.

— Да! — воскликнула она. — Да! Да!

Я оставил ее и, поднявшись на ноги, снова направился в глубь острова. Набрел на остатки ее хижины и разбросанные поблизости почти не тронутые скудные пожитки девушки. Больше всего меня порадовала тыквенная бутыль с водой и кожаная сумка с едой, прежде висевшая у девушки на поясе. Под разодранным половиком я обнаружил ее тунику, так демонстративно снятую ею, когда мы остались на ночь в хижине одни, за какие-нибудь мгновения до того, как она приказала ласкать себя, и перед тем, как нас выгнало наружу известие о нападении. Я поднял тунику и вместе с остальными вещами отнес девушке, все так же рыдающей у столба.

Подойдя к ней, я бросил тунику у ее ног.

Она посмотрела на нее, не веря своим глазам. Затем подняла на меня удивленный взгляд.

— Одевайся, — сказал я.

— Разве я не твоя рабыня? — спросила она.

— Нет, — ответил я.

Она натянула тунику, а я тем временем вытряхнул на пол содержимое сумки с продуктами. Здесь оказалось немного ренсовой пастилы, несколько кусков сушеной рыбы и пара лепешек.

Мы поделили еду поровну.

Телима с понурым видом опустилась на колени напротив меня.

— Ты останешься со мной? — спросила она.

— Нет, — ответил я.

— Ты отправишься в Порт-Кар?

— Да.

— Но почему? Мне кажется, ты там не живешь.

— У меня там дела. Она помолчала.

— Могу я спросить, как тебя зовут? — поинтересовалась она.

— Боcк, — ответил я.

На глаза ей снова навернулись слезы.

У меня не было желания сообщать, что меня зовут Тэрл Кэбот. Имя это ничего не говорит жителям некоторых городов Гора. Но чем меньше людей будут знать, что Тэрл Кэбот ищет возможность попасть в Порт-Кар, тем лучше.

Запасов ренса на острове предостаточно, лиан тоже, поэтому мне не составит большого труда смастерить себе лодку, на которой я смогу добраться до Порт-Кара. Девушка тоже не пропадет. Она сильная и смелая, закаленная выпавшими на ее долю испытанияжи. Сделает себе лодку и отправится в глубь дельты, где отыщет какую-нибудь маленькую ренсоводческую общину, которая не откажется принять ее к себе.

С этими мыслями я дожевал последний кусок сушеной рыбы. Телима поднялась на ноги и, оглянувшись, направилась к краю острова.

Я увидел, как она взяла за руки одно из лежащих на острове мертвых тел и потащила его к воде.

Я вытер руки об обрывок валяющейся рядом туники и подошел к ней.

— Что ты делаешь? — спросил я.

— Мы, ренсоводы — люди воды, — ответила она. — Мы выходим из воды и после смерти должны возвращаться обратно.

Я кивнул.

Она столкнула мертвое тело в воду. К нему тут же направился тарларион.

Я помогал девушке в ее нелегком, скорбном занятии. Много раз нам приходилось возвращаться с центра острова к его берегам, но погибших ренсоводов, казалось, не становилось меньше.

Наконец, отодвинув в сторону обломки одной из хижин, я наткнулся на тело ребенка.

Я невольно опустился перед ним на колени и разрыдался.

Телима подошла и остановилась у меня за спиной.

— Это Зекиус, — тихо сказала девушка.

Она нагнулась, чтобы взять ребенка. Я убрал ее руки.

— Он тоже из ренсоводов и должен вернуться в воду.

Я молча поднял ребенка и понес его к краю острова.

Здесь я посмотрел на запад, в том направлении, куда двинулись галеры работорговцев из Порт-Кара.

Тело ребенка было легким, словно невесомым.

Я поцеловал его в лоб.

— Ты знал его? — спросила Телима. Я опустил тело в воду.

— Он был единственным на острове, проявившим ко мне доброту, — ответил я.

Это был тот самый ребенок, что принес мне, привязанному к столбу, лепешку, и получивший за это нагоняй от своей матери.

— Принеси мне оружие, — сказал я Телиме. Она кивнула.

— Тяжело груженным галерам, наверное, понадобится много времени, чтобы добраться до Порт-Кара? — поинтересовался я.

— Да, они приплывут не скоро, — ответила она.

— Неси оружие, — сказал я.

— Но там же больше сотни воинов, — заметила она внезапно повеселевшим голосом.

— И самое главное, не забудь длинный лук и стрелы, — напомнил я.

Она вскрикнула от радости и немедленно убежала.

Я снова посмотрел на запад, в ту сторону, куда уплыли галеры. Затем перевел взгляд на воду у края острова: поверхность ее, окрашенная кровью, уже была спокойна.

Я начал собирать стебли ренса, выдирая наиболее длинные из плетеной поверхности острова: лодка должна быть прочной, способной выдержать длительное плавание.