Пиратское солнце

13

— Он прав, — сказал Ричард Рейсс. — Если мы хотим спасти остальных, нам нельзя терять времени.

— Остальных? — Чейсон повернулся к Кестрелу. — Там, в Сонгли, ты говорил что-то о «Разрыве»…

— Не собрался же ты убеждать меня, что не был уже обо всем в курсе, — сказал Кестрел. Он отвернулся и прикрыл глаза.

Чейсон пролез через люк, на миг задумавшись, не съездить ли дверцей по самодовольной роже Кестрела.

— Да, «Разрыв»! — сказал Ричард, похлопывая Чейсона по колену, словно догадливого школьника. — Вот в нем все дело.

Озадаченный Чейсон кивнул за обшивку:

— Вы хотите сказать, что…

— Нет-нет, не вторжение гретелей, хотя оно могло быть этим косвенно спровоцировано. Я имею в виду Кестрела, нашу тюрьму — то, что нас там бросил Кормчий! Мы выудили эту историю из Кестрела, пока шли искать вас.

К ним подсела Антея. Она изо всех сил старалась избегать взгляда Чейсона.

— Но как вы вообще оказались вместе с Кестрелом?

— Ах, это. — Ричард мановением руки отмахнулся от темы. — Это совсем другая история.

— И наверняка очень интересная…

Чейсон встряхнул головой:

— Я хочу услышать о «Разрыве». И о том, что там происходит дома.

Антея незаметно попятилась в пилотскую кабину.

— Что ж, — сказал Ричард не без удовольствия, — позвольте мне рассказать вам…

— Давайте, репетируйте вашу пропаганду! — выкрикнул Кестрел.

Ричард пожал плечами и заговорил.

«Разрыв» был, пожалуй, самым уродливым кораблем во флоте Слипстрима. Чейсон и сам себя раз или два пытал, не прихватил ли он корабль с собой в экспедицию просто из неловкости — чтобы исчез из списка судов, которые постоянно полоскались в обществе. Построенный в форме пробки, немногим более шестидесяти футов в длину, зато сорока в ширину, «Разрыв» мог похвастать внешней обшивкой из стали и бетона, в которой прорубили маловато иллюминаторов, но в избытке — орудийных портов. Его двигатели, словно паразиты в вене, располагались вдоль внутренней стенки шахты, которая шла по центру корабля; защищенные таким образом, они были полностью неуязвимы, если не считать прямого выстрела с носа или кормы — а у шахты этой, если момент выдавался отчаянный, можно было накатить на устья огромные шлюзовые крышки.

Качества, делавшие «Разрыв» хорошим блокадным судном, теперь помогли ему остаться в живых. В недолгом времени после неожиданной атаки Чейсона он вернулся в порт, весь в дыму и черных шрамах. Стоял поздний послеполуденный час, жители Раша увидели его возвращение за многие мили и столпились в воздухе, размахивая флагами и строя догадки. Кое-кто в пылу приветствий запустил ревуны. Все предположили, что это часть основных флотских сил, которые ушли несколькими неделями ранее, чтобы вступить в бой с другим соседом Раша, Мавери. Эта маленькая нация серьезной угрозой не считалась, и развертывание военного флота местные жители расценивали скорее как ответ на оскорбление, чем войну, поскольку все началось именно с Мавери, выпустившего несколько ракет по сердцу Раша. Почти никто в Слипстриме не знал, что к этому Мавери подтолкнула Формация Фалкон.

— Ха! — прервал Ричарда в этом месте повествования Кестрел. — Ваша первая ложь!

— Я всего лишь излагаю для юной леди все факты, как я их понимаю, — с большим достоинством ответил Ричард. — У вас, конечно, имеется другая версия.

— Абсолютно другая, — сказал Кестрел. Он подался вперед, натянув путы. — Правда в том, что Фалкон и не собирался вторгаться в Слипстрим. В тот день их флот проводил обычные плановые маневры.

— Конечно, — саркастически заметил Чейсон, — а поскольку это были учения, они сочли необходимым наполнить свои десантные транспорта людьми… в качестве… гм, балласта?

Кестрел усмехнулся:

— В транспортах не было людей.

Чейсон прикрыл глаза. Он вспомнил, как один из транспортов Фалкона взорвался под ракетным обстрелом, разбросав людей по всем шести сторонам света. И быстротечное мгновение — должно быть, оно длилось всего несколько секунд, — пока «Ладья» под его командованием проносилась сквозь облако корчащихся человеческих фигур со скоростью двести миль в час. Хотелось бы ему позабыть, как они стучали по корпусу «Ладьи», словно тяжеленный град.

— Продолжайте, — сказал он Ричарду Рейссу.

Капитаном «Разрыва» был Мартин Эйргроув, которого назначили на него, как поговаривали кое-какие языки, из-за личного сходства с этим кораблем. Эйргроув был невысок, приземист и сварлив. Величайшая ирония сложившейся ситуации заключалась в том, что Чейсон знал, что Эйргроув лоялист. Тот с гордостью отдал бы свою жизнь за Кормчего и предполагал, что к этому и идет, когда присоединялся к экспедиционному корпусу Чейсона.

Чейсон сообщил капитанам семи кораблей, что Кормчий санкционировал их секретную экспедицию. На деле же Кормчий наложил на нее вето. Он не верил, что Фалкон вот-вот атакует.

А Чейсон верил.

— По крайней мере тут ты понял правильно, — сказал Кестрел. — Ты пошел против четко выраженной воли Кормчего. Измена.

— Изменой было бы стоять в стороне и ничего не предпринимать, пока Формация Фалкон завоевывает мою страну, — сказал Чейсон. Вопреки собственным желаниям обвинения Кестрела задели его.

Покашляв двигателями и остановившись в облаке дыма, «Разрыв» изверг Эйргроува с его старшими офицерами, которые направились прямо в адмиралтейство. «Это решение, — объяснил Ричард, — спасло им жизнь, ибо оно строго соответствовало протоколу. Весь младший персонал стоял за то, чтобы сообщить новости непосредственно Кормчему; если бы они пошли сперва во дворец, то никогда уже не вышли бы из него».

Как бы то ни было, Эйргроув попал в офис адмиралтейства и отчитался перед старшим составом еще до того, как Кормчему стало известно, что он вернулся. Тем временем экипаж «Разрыва» вылился на воздушные трассы и улицы Раша. Они поведали историю настолько странную и захватывающую, что к ночи она разошлась по всему городу.

Ричард начал рассказывать о событиях в адмиралтействе, но Кестрел перебил его.

— Я был там, — сказал он. — Кормчий послал меня узнать, что за переполох. Я вошел в комнату для брифингов и обнаружил полураспластавшегося на трибуне Эйргроува, и сотню старших штабных офицеров и контр-адмиралов, которые ловили каждое его слово. Он описывал битву, и сначала я разволновался, слушая о храбрости и изобретательности наших людей. Мы одержали победу! Я был горд. Горд! — Он печально покачал головой. — Затем постепенно до меня кое-что дошло: вся речь Эйргроува была пересыпана упоминаниями о Формации Фалкон. Ни слóва о Мавери, ни… да ни о ком другом — из того, что в разумных рамках. Эта битва, о которой он толковал, велась против союзника. Ты не представляешь, какой меня охватил ужас, пока я стоял там. Появилось такое чувство, будто отказала гравитация, потому все это вытворил ты.

Кестрел послал вестового в доки, прервав тем временем брифинг. «Это нужно довести до Кормчего!» — перекрикивал он возражения адмиралтейских.

Так началось первое противостояние из тех, которым предстояло вылиться в эскалацию кризиса.

— Вероятно, тут же все и закончилось бы, — сказал Ричард, — если бы Кормчий решил прибыть лично. Он мог бы запереться наедине с Эйргроувом и немедленно арестовать его. Но к тому времени с борта «Разрыва» уже сходили люди, и делились своей историей с любым, пожелавшим их слушать. И Кормчий решил отправить в адмиралтейство свой караул. Когда эти вооруженные люди ворвались в комнату брифингов, персонал сплотился вокруг Эйргроува.

— Это было фиаско, — признал Кестрел. Шестнадцать человек в шлемах с плюмажем направили винтовки на самых уважаемых командиров флота Слипстрима и потребовали, чтобы они выдали Эйргроува. — Приказ отдал не я, но честь и закон меня обязывали его выполнить.

Так бы Эйргроув и пропал, если бы пара капитанов и один коммодор не вытащили его через другую дверь.

Когда Эйргроув больше не появился, было отдано распоряжение об аресте членов команды «Разрыва», большинство из которых напивались в семейном кругу или пытались сбыть с рук необычайнейшие из сокровищ, что когда-либо видали ломбарды Раша. Они так рассеялись, что их было трудно найти. Противостояние в адмиралтействе продолжалось более двадцати шести часов, прежде чем Эйргроув отошел от первого приступа ярости (в равной степени направленной против Кормчего и Чейсона Фаннинга) и приказал отозвать команду на борт.

— Здесь он и переступил черту, — сказал Кестрел. — Сделав это, Эйргроув перешел из одураченных тобой лопухов в активно действующие предатели. Его люди при содействии докеров просочились под покровом ночи обратно на верфи, и снова погрузились на «Разрыв». Мы прознали об этом ровно в тот момент, когда «Разрыв» попытался отчалить, и перехватили его с помощью кораблей городской полиции.

По пробуждении жителей Раша встретила свеженькая, остро осязаемая патовая ситуация, повисшая в самой атмосфере города — в прямом и переносном смысле. Игнорировать или скрывать происходящее было невозможно. Когда история просочилась наружу, начались беспорядки.

— Половина людей в Раше даже не граждане Слипстрима, — напомнил им Кестрел. — Они из Эйри — они покоренный народ, и ненавидят Кормчего. Словом, сейчас «Разрыв» осажден, и повсюду ходят россказни агитаторов о том, как ты и адмиралтейство сопротивлялись вторжению в Эйри, и как Кормчий наложил вето на вашу атаку на Фалкон. Адмиралтейство поддерживает корабль, пуская к нему ракеты с припасами. Мы перехватываем те, что можем, но часть всегда проскальзывает. Эйргроув запечатан внутри — вот уже несколько месяцев.

— Но зачем? — спросил Чейсон. — Чего он ждет? История уже безусловно пошла гулять. Он ничего не выигрывает, оставаясь там, разве что держится подальше, спасая свою собственную шкуру, — что совершенно не в его духе.

— Ой, да ладно, — фыркнул Кестрел, качая головой. — Чтобы начали ходить слухи — это был вопрос считанных дней. И когда они подтвердились… после этого все просто вышло из-под контроля.

Чейсон был озадачен:

— Какие еще слухи?

— Ну как какие, — сказал Ричард, — что вы живы, конечно же.

Кестрел с отвращением кивнул:

— Эйргроув ждет тебя, Чейсон.

Весь чертов город ждет твоего возвращения.

14

Переход в зиму никак четко не обозначался, по крайней мере, в большинстве стран. Катамаран разогнался по касательной к Стоунклауду и границе гретелей, и свет от нескольких ближних солнц потускнел. Первоначально два солнца Гретеля были по правом борту, а фалконское — по левому. Они постепенно оставались позади и от расстояния краснели. В таких нациях, как Слипстрим, народ иногда устраивал все же фермы или фабрики в этих вечных сумерках; те, кто вырос в этих краях, частенько возвращались назад, заявляя, что им нравятся тонкие оттенки цвета, играющего здесь на облаках. Там, где свет становится слишком тусклым, не растут посевы, но большинство правительств не запрещает своим людям селиться в любой дали, если те сумеют.

В Формации Фалкон насчет таких вещей законы были жесткими. «Домов больше нет», — неожиданно заметил Ричард Рейсс после того, как они провели в полете несколько часов. Чейсон выглянул в иллюминатор и не увидел ничего, кроме бесконечной воздушной бездны царственного пурпурного цвета, с точками персиковых облачков то тут, то там. Ричард оказался прав; далеко позади, там, где вился в бирюзовом небе инверсионный след катамарана, мерцали несколько бусинок света, но по бокам и впереди не было ничего.

— Им не разрешается здесь строить, — сказала Антея. Они с Чейсоном не обменялись ни единым словом с тех пор, как Антонин Кестрел начал свой рассказ. Весь прошедший час она тихо сидела, чиня сапоги, а теперь наклонилась, чтобы тоже выглянуть в иллюминатор. — Служит довольно характерным признаком того, что вы приближаетесь к Фалкону. Отсюда можно просто увидеть, как у них зарегламентировано.

Чейсон посмотрел вперед, в лазурь зимнего воздуха. Старательно придерживаясь нейтрального тона, он спросил:

— Я так понимаю, значит, дальше в пространстве будет пусто?

— Очень пусто, — сказала она. Она по-прежнему избегала встречаться с ним взглядом. — Фалкон патрулирует зону глубиной в пятьдесят миль минимум и стреляет во все, что видит, если только оно не идет между фарватерных буйков. А ко всему, что летит по фарватеру, швартуется досмотровая команда.

— Значит, нам следует поторопиться.

Она пожала плечами:

— Мы смело можем считать, что пока они несколько отвлеклись.

Чейсон все равно прошел вперед и пристегнулся к сиденью второго пилота. Дариушу, похоже, нравилось управлять катамараном; наблюдая за мальчишкой, Чейсон уловил намек на то, каким он станет, когда вырастет в зрелого мужа, и не удержался от улыбки.

— Мы впрямь идем домой, — сказал он.

Дариуш зевнул и с наслаждением потянулся. Впереди не было ничего, кроме сгущающейся синевы.

— Только бы не заблудиться, — ответил он.

— Мы же не собираемся совсем забираться в зиму. — Тут Чейсон выпрямился на сиденье. — Или собираемся?

— Нет-нет. — Дариуш со смехом покачал головой. — Антея велела держать солнца Фалкона по левому борту, пока не найдем свое, а потом к нему напрямик. В конце концов, с нами нет Гридда, чтобы заняться за нас навигацией.

Чейсон усмехнулся, вспомнив старика, так увлеченного своими картами-ящиками с их крохотными самоцветами, нанизанными на тончайшие волоски, которые изображали города и солнца Меридиана. Гридд скончался через несколько часов после своего величайшего триумфа: он привел флагман Чейсона к легендарной сокровищнице пирата Анетина. Это напряжение стоило ему последних сил, но Гридд умер счастливым и отчаянно гордым.

Чейсон и Дариуш грустно переглянулись. Затем Чейсон сказал:

— Фалкон чистит этот район от пиратов и контрабандистов. Если тебе захочется чуток поддать газа, впереди нас вроде бы должен быть свободный воздух.

— А как же, — сказал Дариуш, — но мне через часок понадобится, чтобы меня кто-то подменил.

— Я пойду тогда вздремну. — Чейсон начал было вставать с сиденья, но потом сказал: — Сперва, однако, ты мне должен рассказать, как вы меня нашли. И как спаслись из Сонгли, и как поймали Кестрела.

Дариуш рассмеялся.

— Что, и всего-то? А больше ничего вам не надо рассказывать? — Он улыбнулся в бесконечную синеву за фонарем кабины. — Ну, тут все просто. Мы Кестрела не ловили. Это он нас поймал.

Когда Сонгли под ними начал разваливаться, бой с Кестрелом и его головорезами тут же завершился. Дариуш и Ричард оказались отделены от копов и едва успели к одной из лодок.

Импровизированная команда такелажников, лодочников и рабочих отчалила на своих цветочных лодках как раз в момент, когда Сонгли распался. Здания и улицы, канаты и дома кувыркались во все стороны, некоторые врезáлись в огромные капли воды, которые от этого рассыпáлись ливнем. Когда темные водяные стены начали смыкаться, лодочники-пилоты принялись туда-сюда перебрасывать тросы, связывая суденышки вместе. В чаше лодки Дариуша, мотавшейся как воздушный шарик на ветру, сгрудились женщины, дети и старики; сам он повис на кофель-нагеле и смотрел, как завеса воды отделила их от соседей, порвав один из тросов.

— Гребите, черт бы вас побрал, — орал их рулевой, перекрикивая оглушительный грохот сталкивающихся водяных гор. Дариуш уперся спиной во внутренний изгиб лодки и вместе с тремя другими людьми налег на ось весла. Он ощутил, как большая лопасть весла хлопнула по воде, оттолкнув лодку назад в сумрачную, сравнительно свободную полость воздуха. За ними следовали еще четыре лодки, буксируя друг друга на канатах. В них вошла крошечная часть населения города, но оставалось и множество других возможностей для бегства из города; Дариуш был — как он сказал Чейсону — «почти уверен, что большинство людей выбралось».

Синие и зеленые осколки молний, преломленных толщей потопа, высвечивали растянувшуюся перед ними длинную извилистую пещеру. Лодки рвались вперед, отчаянно пытаясь найти спасительный выход из воды. Дариуш налегал на весло до тех пор, пока у него не заломило ноги, а спина не стерлась до крови. А затем, благодаря как удаче, так равно и мастерству их рулевых, они нашли брешь в потоке и выскочили на открытый воздух.

Лодки висели среди облаков, их гребцы выдохлись, никто не разговаривал. Затем, по-прежнему молча, лодочники на всех пяти суденышках поддернули тросы, и лодки вместе поплыли дальше.

Четыре цветочные лодки были переполнены горожанами. Пятая оказалась почти пуста, если не считать дюжины человек из тайной полиции и Кестрела. Они выбросили мужчин и женщин, укрывшихся в ней, и весь последний час вообще не гребли. Всю работу сделали за них другие лодки. И вот ружейным дулом и обнаженной саблей они принялись утверждать свою власть над усталыми, растерянными людьми, которые их спасли.

— Конечно, они сразу обнаружили нас с Ричардом, — сказал Дариуш, обходя на катамаране вокруг медузообразного облака. — А раз при нас была уйма веревок, Кестрел часть взял и связал нас. После этого они продолжили помыкать всеми остальными. Не думаю, чтобы Кестрелу сильно нравилось то, чем занимались его приятели, но остановить их он даже не попытался.

— Он был иностранцем, — пожал плечами Чейсон. — Что он мог сделать?

— Мог хотя бы сказать что-нибудь. — Дариуш мрачно посмотрел на приборы. — По любому, они снова заставили нас грести. Хотели сбежать к внутренним городам, где гретели не достанут. — Тут он ухмыльнулся. — Но гретели нас нашли раньше.

С наступлением вечера небо заполнилось кораблями. Гретель собрал гигантские силы вторжения, флот легко бы захватил Слипстрим, обрати они внимание в ту сторону. Корабли, конечно, были причудливые, как и все в Гретеле, — обвешанные украшениями, знаменами и картинами со сценами из древних сказок, в которых гретели обыкновенно черпали смысл жизни. Железный крейсер, покрытый изображениями полумифологических зверей, зовущихся медведями, подплыл и потребовал, чтобы цветочные лодки сдались. Никто из головорезов не отважился спорить с этим чудищем.

— Они нас перед тем, как подтягивать к себе, долго разглядывали, — сказал Дариуш, улыбаясь при воспоминании. — Капитан вполне посочувствовал. «С простыми людьми я не ссорился, — сказал он нам. — Но эти — дело другое». Этими, конечно, были копы.

Тайные полицейские сдавались с видом блаженных мучеников, типа когда люди чувствуют, что исполнилась какая-то благородная судьба. С Кестрелом, однако, ничего подобного. «Пардон, — сказал он своим поимщикам, — я здесь иностранец. Я занимался экстрадицией этих преступников обратно в Слипстрим, и оказался втянутым в вашу войну». И указал на Ричарда и меня.

Капитан гретелей поразмышлял, потеребил бороду и попереводил взгляд с Кестрела на нас и обратно.

«Так они преступники?» — Потом он повернулся к остальным беженцам: «Это правда?»

В ответ раздалось оглушительное «Нет!».

Вот как Кестрел оказался пленником Дариуша и Ричарда. Гретели оставили у себя копов, но остальных беженцев отпустили, и цветочные лодки медленно пробирались сквозь запруженный воздух к Стоунклауду, прибыв как раз к моменту битвы города с Неверлендом.

Чейсон нежился в свете родного солнца. У каждого светила имелся свой собственный, неуловимо своеобразный спектр, и здесь свет был тем, под которым он вырос, который освещал его детскую спальню, его детские школьные учебники, лицо его первой любви. Он был невыразимо знакомым, пусть покрасневшим и смазанным расстоянием.

Адмирал на мгновение задержался на маленьком трапе, ведущем от одного корпуса катамарана к другому. Всю ночь они что было мочи гоняли единственный двигатель лодки, следуя за тусклыми далекими крапинками навигационных маяков. Рано утром дали осветились сиянием солнца Мавери, полная четверть неба выцвела до фиолетового, в ее центре виднелась зона поярче, заслоненная облаками. День Мавери немного не совпадал по фазе со слипстримовским, и когда появилось то далекое сияние, Чейсона впервые пробрало настоящее нетерпение.

Теперь они парили у края родного дома, и ему предстояли трудные решения. Большинство из них относилось к политической ситуации дома, но что сильнее всего его тяготило, так это вопрос, как поступить с Антеей.

Он постучал в люк второй гондолы катамарана.

— Войдите, — сказала она изнутри.

Восемь часов назад он глядел, как она перебирается сюда, как она цепляется за перекладины трапа, а встречный ветер рвет ее одежду и рюкзак. Чейсон чуть было не велел Дариушу сбросить скорость до упора, но они пролетали между грядами облаков, которые полностью закрывали навигационные маяки, и полагались на инерцию, чтобы не свернуть с прямой. Если бы они снизили тогда скорость, то рисковали отклониться, даже не подозревая об этом, а затем, разогнавшись снова, улететь прямо в зиму. На краю цивилизации нет ничего проще, чем заблудиться.

Держа Слипстрим в виду, они могли позволить себе послабление, поэтому, пока Чейсон забирался во вторую гондолу, встречный ветер был несильным. Антея сидела, уцепившись ногой за перекладину, и вшивала перья в одну из пулевых пробоин в своих крыльях. Возле ее головы кружили маленькие белые пушинки, словно любопытные феечки.

— Адмирал, — с нейтральным выражением произнесла она. — Мы прибыли?

— В Слипстрим? — Он поднял руку к знакомому свету, льющемуся в иллюминаторы. — Почти. Мы уже пролетели несколько грибных ферм. — Она кивнула; после небольшой паузы он сказал: — Вы все это время знали.

— Я знала о «Разрыве», и о беспорядках. — Она кивнула. — Я знала, что кто-то отправился выручать вас из тюрьмы, хотя, клянусь, я не знаю, кто это был. Верные вам сослуживцы, наверное. Вот так я оказалась в том районе.

Он кивнул. Чейсон давно прикинул, что Антея путешествовала в одиночку, а для такого впечатляющего взлома тюрьмы потребовались бы ресурсы отнюдь не одного человека. Он надеялся, что она сможет уточнить, кто это был, но раз Антея сказала, что не знает — вряд ли она в этом врала.

Она скорчила гримаску.

— Чейсон, мне действительно необходимо растолковывать, почему я утаила от вас эти факты?

— Нет, — сказал он. — Я просто раздосадован.

— Почему? — Она раздраженно бросила штопку в вязаный мешочек. — Вы с самого начала построили наши отношения на конфронтации. Я пришла к вам за информацией, а вы отказались ее мне дать. С чего бы мне что-то сообщать вам?

Он помедлил, затем сказал:

— Антея, отныне и впредь все меняется. — И услышал, как реактивный движок снаружи запел тоном выше.

Она мрачно оглядела чиненые крылья.

— Вы хотите сказать, что мы себе устраивали маленькие каникулы, отдыхали от вражды, — сказала она. — А теперь они кончились.

— Вражды? — Он поднял бровь. — Все настолько плохо?

— Нет, нет, я не имела в виду… — Она покачала головой. — Вы пришли сюда, чтобы вышвырнуть меня из лодки? Или только связать, как Кестрела?

— Давайте поговорим разумно, — сказал он. — Ключ к Кандесу никуда не денется ни завтра, ни на следующей неделе. Вряд ли ваша мечта вдруг станет несбыточной за месяц или год. Я прошу вас отложить эту вашу миссию. Дайте мне вернуться домой и сделать то, что я должен, а потом, когда все кончится, мы сможем поговорить о том, как быть с ключом. Вы, ваши люди и я.

— Ах, — сказала она. На ее глазах выступили слезы, и она яростно их вытерла. — Если бы это было так просто… — Некоторое время она скользила взглядом вокруг, направляя его куда угодно, только не на адмирала; казалось, она вот-вот заговорит, но так и не заговорила. Затем: — Маловаты оказались каникулы, а?

Он не смог удержаться от улыбки:

— А вы очень даже хороши, если прижать вас в углу. — Едва это произнеся, он сообразил, что у фразы получился двойственный смысл. Антея наконец посмотрела ему в глаза, и ее губы изогнулись в улыбке — она явно подумала о том же.

Он услышал собственный голос, выговаривающий:

— Мы еще не дома.

Огромные глаза Антеи расширились еще больше.

— Еще нет, верно. — Она задумчиво оглядела его. — Знаете, Чейсон, в вашей жизни все же случаются моменты, когда вы можете что-то сделать ради самого себя — так просто будьте собой.

— Там, в общежитии, — сказал он, — вы планировали соблазнить меня. — Она пожала плечами. — И все же не стали. Это был один из тех моментов?

— Вы же знаете, что да. — Она заколебалась. — Это был единственный раз, когда мы были честны друг с другом, правда?

— А сейчас?

— Ты же сам сказал. У нас есть пара часов.

Она взглянула прямо и испытующе.

Чейсон потянулся к ней.

После любви чейсон заснул. Он выдохся не только физически, но и эмоционально. В его сны вторгался гул мотора катамарана и мягкое покачивание, с которым тот пролагал путь в облаках. Временами ему казалось, что он снова на «Ладье», и он ожидал проснуться под звуки летящего полным ходом военного корабля; в иные моменты он страшился, что вновь оказался в камере, и как за спасательный круг цеплялся за шум двигателя.

Потом это прекратилось, и Фаннинг окунулся в бурный холодный воздух. Он рефлекторно выбросил в сторону руку, как часто это делал в камере, когда его во сне относило от стены. То есть — он попытался; руки оказались за спиной и не пошевелились, хотя между пальцев гулял ветер.

Чейсон открыл глаза. Он валился сквозь небо, усеянное зелеными шарообразными фермами и далекими огоньками домов. Впереди, в направлении, куда он падал, краснело солнце Слипстрима, готовясь выключиться на ночь. Воздух пересекал длинный голубовато-серый инверсионный след. Он услышал затихающий скрежет удаляющегося реактивного двигателя.

Он завопил и снова попытался развести руки. Теперь Чейсон чувствовал связывающие их веревки. Дико ругаясь, он все кувыркался и кувыркался в небе.

Затем его ухватила за плечо чья-то рука. В поле зрения появилась Антея и два пурпурных росчерка ее крыльев на фоне темнеющего неба. Она хмурилась и отводила от него взгляд.

— Каникулы закончились, Чейсон, — тихо сказала она.

Какой-то миг он брызгал слюной, с его губ так и рвались всевозможные протесты и обвинения. Но все же Чейсон промолчал, потому что внезапно осознал свою ошибку: он-то полагал, что знает все движущие мотивы Антеи Аргайр — и ошибся.

— Где мы? — просипел он сдавленным голосом.

— Мы выпрыгнули пораньше, — сказала она. — Надеюсь, остальные этого вовремя не обнаружат и не найдут нас. Не волнуйтесь, мы тоже держим путь в Раш. Только в гости к другим людям.

Все его усилия пропали впустую. Его тревоги, его надежды вернуться домой; побег, бегство от Кестрела, оборона Стоунклауда — Антея все это смахнула прочь. Как бы близко ни оказался он от дома, ему его так и не увидеть, и все это отняла у него женщина, которой он с такой сдержанностью начал доверять, к которой начал проявлять участие. От горького понимания горло как пеплом забило. Он не мог говорить.

Антея тяжело вздохнула:

— Вы даже не спросите, почему? Что ж, я покажу вам, почему. — Она отстегнула что-то с шеи. Потом открыла медальон под угасающим светом солнца. Внутри лежала симпатичная, но совершенно обычная миниатюра совершенно обычной молодой женщины. У нее был тот же оттенок кожи, что и у Антеи… и похожее лицо.

— Моя сестра Телен, — сказала она. — Это она два года назад. — Теперь Антея что-то сделала с медальоном, отогнув портрет в сторону, чтобы открыть другую фотографию. — Моя сестра, такая, какая она сейчас. Или какой была через три недели после Перебоя. — Антея держала медальон перед глазами Чейсона, пока ему не пришлось дать знак, что он понимает, на что смотрит. На этот раз она встретила его взгляд.

— У кого она?

— В каком-то смысле, — тяжело сказала она, — в этом самое ужасное. Она у друзей. Во всяком случае, у мужчин и женщин, которых я считала своими друзьями… Летим, нам нужно убраться с ясного неба, а то Дариуш и Ричард увидят, что мы спрыгнули.

— Они это почувствуют, — сказал он, когда она схватила его за воротник рубашки. — Катамаран полетит иначе.

— Я рассчитывала, что они слишком устали, чтобы заметить. — Она ударила по стременам крыльев, и, ведя адмирала на буксире, трудолюбиво захлопала крыльями в направлении гряды облаков персикового цвета.

Во время полета Антея, судя по всему, решила подытожить свою позицию.

— Сказав, что, по моему мнению, Вирга попала в ловушку своих собственных технологий, я говорила чистую правду, — сказала она. — Мы заплатили слишком высокую цену за то, чтобы держать подальше Искусственную Природу; мы пожертвовали возможностью уберечь людей от грабителей, демагогов и… кормчих. Пиратов. Мне показалось — о, на целых две или три секунды, — что вы тоже могли бы посочувствовать и решите добровольно отдать ключ. Я забыла, что Слипстрим — это пиратское солнце. Вы ничем не лучше Фалкона или Гретеля.

— Откуда тебе знать, как бы я поступил.

— Я знаю то, что вы не собирались расставаться с ключом. Но… — Она надолго замолчала, и под это молчание они нырнули в промозглые облака. — Дело в том, что я бы тоже его не отдала, — сказала она наконец. — Не этим людям.

— Они не из внутренней стражи, или как?

— О, как раз оттуда! Они члены стражи, которые побывали за пределами Вирги, как и я, и видели, какие на свете есть возможности. Которые не согласны с политикой политического и технического нейтралитета стражи. Мы — они — верим, что жители Вирги заслуживают права выбирать свою судьбу. Стража заносчива и в конечном итоге служит только властям предержащим внутри Вирги. Что ж, я не захотела служить пиратам.

Чейсон ничего не ответил. В серебристой полутьме Антея связывала веревкой их вместе. Скоро совсем стемнеет, и он снова очутится в кошмаре своей камеры.

— После Перебоя некоторые члены моей группы решили действовать. Ключ так или иначе искала вся стража, но они решились не отдавать его, если найдут. Мы используем его, говорили они, чтобы вывести Виргу из нашей ужасной отсталости.

Я была экспертом по добыче информации в Меридиане, была единственной из группы, кто знал Слипстрим и его соседей. Я должна была стать той, кто выследит местонахождение ключа. Поэтому они пришли ко мне — тайно, конечно, — и попросили моей помощи.

И я, как идиотка, отказалась.

— Почему? — Он едва слышал собственный голос; облако поглощало все звуки, как и всю видимость.

— Я не доверяла мотивам наших лидеров. Даже сильнее, чем руководству всей стражи. Я думала… ну, я совершенно не верила, что нам выпадет шанс получить власть, которой домогались эти люди, и в то же время цели, которые они заявляли, мне подходили. Откуда мне было знать, что вы разграбите мифическую сокровищницу, найдете одну штучку, считавшуюся навсегда утерянной, и с ее помощью погрузите весь мир в хаос?

— Только на меня не сваливать, — сказал он. — Легко судить того, у кого руки связаны.

— У них моя сестра. Чейсон, вы должны мне поверить, я бы так не поступила, если бы был другой способ! Я должна, или они ее убьют.

— Ты должна что?

— Я должна добиться от вас ответа, где ключ к Кандесу, — сказала она.

— А если нет?

— Я доставлю вас к ним, — сказала она, отводя взгляд. — Они ждут нас. В Раше.

Чейсон долго, прерывисто вздохнул. Затем, против собственной воли, засмеялся.

— Что? — уязвленно спросила Антея.

— Кажется, в Раше нас ждут все и каждый, — пробормотал он.

— Просто скажите мне, где он, — сказала она. — И мы сможем взять курс на город. Я могу выбросить вас у какого-нибудь паба; вы встретитесь с Дариушем и Ричардом и отшутитесь про то, как едва спаслись…. И больше никогда меня не увидите.

— Ты же знаешь, я не могу дать тебе то, чего ты хочешь, — сказал он ей.

Ключ, конечно же, был у ветреной и двуличной Венеры Фаннинг. И хотя Чейсон понятия не имел, где искать жену, и хотя не такому человеку следовало бы доверять ключ, он не мог заставить себя ее выдать. Он обнаружил, что ему дела нет, чем она занималась, или ждала ли его; мысль о том, чтобы люди Антеи охотились за ней, его бесила. Он ничего им не откроет, что бы ни стряслось.

Он мрачно улыбнулся Антее, и они молча принялись ждать.

Посреди ночи, в самый холодный час Антея решила, что в окрýге чисто. Она расправила крылья, стряхивая с них росу, а затем начала без устали качать стременами, вытягивая Чейсона из тумана… прямиком в воспоминания.

Он хорошо знал эти небеса. Как бы ни было темно, воздух подсвечивали тысячи ламп и фонарей множества поселений, сгрудившихся возле Раша. Каждое отличалось характерной формой и оттенком света, и мальчишкой Чейсон выучил их все. Это были созвездия его юности.

Вон там, в поселке Блэнсон, когда ему было восемнадцать, он сотворил одну выходку. Забавное дело: в ту помесь мелкой кражи с вандализмом оказался тогда втянут и Антонин. А еще там было маленькое колесо Хэтфолла, где Чейсон недолго (и неуклюже, как он теперь понимал) волочился за девчонкой из местных. Ее родители пришли в восторг от его внимания, ведь он был высокородным. Но уж кем Чейсон в юности не был, так это искушенным любовником.

Не был, пока не встретил Венеру.

Каждые несколько секунд, когда крылья Антеи делали очередной монотонный волнообразный взмах, буксирная веревка дергала его вперед. Это безумно походило на попытку привлечь его внимание, но Аргайр молчала, а ему нечего было ей сказать. Он размышлял и глядел, как огни, хранившие его воспоминания, уходят в стороны — до них не дотянуться, не дотронуться.

По крайней мере, с Дариушем и Ричардом все будет в порядке. Может быть, Дариуш уже шагает улицами своего детства, вольный как ветер — впервые с тех пор, как разобрался в себе самом. Эта мысль на удивление глубоко воодушевила Чейсона. В войнах могут исчезать целые страны, но командир, сохранивший хотя бы одну жизнь, для спасенного — герой.

Он невольно улыбнулся.

— Эй, — позвал он в темноту. Спустя какое-то время Антея невразумительно буркнула в ответ, и он сообразил, что она летела в полузабытьи. Чейсон помянул недобрым словом свое везение; кабы знать, он мог бы вскарабкаться по своей веревке и управиться с ней… быть может.

— Что еще? — спросила она, не прерывая медленного ритма машущих крыльев.

— Что ты собираешься делать после того, как вернешь ее?

Наступило долгое молчание.

— Не спрашивайте меня об этом.

— О, теперь заткнешь мне рот?

— Чейсон, я…

— Делай все, что должна, конечно. Но знаешь что, Антея, если у тебя есть хоть какое-то чувство достоинства, то одно из того, что ты должна, так это быть со мной честной. И как минимум ты могла бы выслушать меня.

Раздался страдальческий, утомленный вздох.

— Значит, это такая мне кара?

— Нет, это такой разговор между бойцами. — Она не ответила, поэтому он продолжил. — Мы с тобой обнаружили, что стоим по разные стороны. Но я понял, что есть два типа солдат, Антея. Есть те, которые могут сражаться, только если мысленно демонизируют врага или уничижают. Чтобы с тобой сражаться, им приходится тебя ненавидеть. Но настоящий солдат может сражаться и без ненависти.

Мне просто любопытно, то ли ты всегда меня презирала, то ли тебе пришлось себя заставить презирать, чтобы набраться сил поступить… вот так.

Наступило еще одно долгое молчание. Затем еле слышное:

— А вы как думаете?

Чейсон горько рассмеялся:

— А вот не надо! Не надо и всё! Даже не проси, чтобы я вслепую угадывал, что ты чувствуешь или что думаешь — потому что я не знаю, я понятия не имею, что ты на самом деле чувствуешь в эту самую секунду, и догадки могут мне просто стоить жизни. Так что скажи мне правду — и не надо лгать, чтобы поберечь свои или мои чувства, я этого не оценю ни сейчас, ни потом. Ты переспала со мной только ради того, чтобы захватить меня тепленьким?

На этот раз тишина затянулась больше чем на минуту. Чейсон решил, это молчание само по себе ответ, но в конце концов она хрипло сказала:

— Нет. Я переспала с вами не ради того, чтобы захватить тепленьким. — Затем, прежде чем он успел ответить, она сказала: — Почему вы меня мучаете? Вы прекрасно знаете, что у меня нет выбора. Чейсон, Телен мне сестра. Они убьют ее, если я не доставлю вас.

— Хорошо, — сказал он. — Хорошо, это мне понятно. Мой вопрос к тебе такой: что будет после того, как ты доставишь меня? Что случится тогда? Они передают ее тебе, вы обе улетаете в Паквею, и на этом история заканчивается? Или ты позаботишься о ее безопасности, а потом вернешься заняться мной? В конце концов, ты эксперт по добыче информации.

— Они не планируют убивать вас, — заверила она. — Чейсон, если бы я так думала, я бы…

— Не лги мне, Антея. Потому что вот в чем штука: ты могла бы мне рассказать об этом. Ты могла бы объяснить, что на карту поставлена жизнь твоей сестры, убедить меня поговорить с теми людьми. Уверен, ты бы попробовала это сделать, если бы верила, что они меня не убьют. Но на самом деле ты так не думаешь, правда? Ты прекрасно знаешь, что за мой секрет стóит умереть и стóит убить, и ты не верила, что сможешь подобрать достаточно сильный аргумент, чтобы убедить меня пойти навстречу. Ты не попыталась убедить меня помочь тебе совместно спасти сестру, потому как знала: я все просчитаю и соображу, что не выйду из дела без потерь, даже если они оставят меня в живых.

И все же ты могла бы сказать мне правду, если бы хотела спланировать для меня путь отхода. Мы могли бы разработать его вместе — мы все, даже Кестрел, которому я нужен живым — в его собственных, конечно, целях. И все же ты предпочла этого не делать. Почему? Потому что решила: как только сестра окажется с тобой, с твоими делами здесь покончено. И со мной покончено. Правильно я говорю?

— Догадливый, да? — съязвила она.

— Да, — сказал он. — Догадливый. Но коль скоро я решил больше ничего не предполагать, то попросту спрошу — чтобы знать наверняка. Антея, ты со мной покончила? Ты оставишь меня у этих людей, не попытавшись меня спасти или как-то загладить то, что они со мной сделают?

На этот раз она вообще не ответила.

15

Антея всегда питала определенную симпатию к Слипстриму, каким бы он ни был пиратским и захватническим. Его люди отличались приветливостью и гостеприимностью, если не считать того странного политического слепого пятна, которое позволяло им при всем том задумывать и претворять в жизнь завоевание встретившихся по дороге народов. Бесконечно чарующий парадокс.

При любых других обстоятельствах она с радостью бы приближалась к столице Слипстрима, Рашу. Город потрясал великолепием даже ночью. При дневном свете по краям городских колес издалека виднелись яркие цветные паруса огромных вертушек^[5]. Ночью же глаз восторгала внушительная панорама огней на пол-неба. Позади Антеи, устало хлопающей крыльями в еще не остывшем воздухе, в небе горело не так уж много сияющих точек, но впереди огни быстро сгущались, превращаясь в клубки и круговороты сияния там, где скапливались здания. И вот в поле зрения повисло два чудесных зрелища, оспаривающие друг у друга внимание зрителя: город Раш и астероид Раш.

Городские колеса представляли собой огромные, открытые с торцов цилиндры, украшенные огнями, словно россыпями и грудами драгоценных камней. Воздух вокруг каждого квартета цилиндров светился так ярко, что даже здесь, за милю от них, можно было читать книжки. У колес висели на причалах — или медленно скользили вокруг них в небе — сотни кораблей, и до Антеи доносился низкий гул, слагавшийся из шума множества реактивных движков, разговоров, звуков машин и снующих сквозь воздух прочих предметов больших и малых.

Раш завлекал. Среди такого множества людей в нем было так нетрудно затеряться. Как радушно встречал он иностранцев! Такое гостеприимство не снилось ни одному городу Формации Фалкон. Прямо сейчас Антее с Чейсоном полететь бы в один из ночных баров, чтобы притулиться в уголке, слушать музыкантов и смех, посиживать в пахучем трубочном дыму и попивать вдвоем пиво. А потом — вместе в тесную, но замечательную комнатку. Вот чего бы ей хотелось; собственно, вот так она себе представляла приключение до того, как Телен познакомила ее со стражей и ее поразительной миссией.

Она решительно отвернула от Раша, нацелившись вместо него на второе чудо-зрелище в небе Слипстрима. В отсветах городских огней выступали из ночи исполинские очертания астероида Раш, смягченные листвой деревьев, которые покрывали его ковром. В астероиде было четыре мили в длину и две в ширину — самое громадное из скоплений материи в Меридиане. Издали, при дневном свете, он виделся сверкающим силуэтом, заслоняющим солнце Слипстрима. Когда расстояние сокращалось, вы начали различать детали, и каждая из них ломала ваше прежнее представление о его масштабах. Сначала в зеленом ковре различались деревья, потом башни и блокхаузы, выпирающие под причудливыми углами. Еще ближе, и становились видны многочисленные выемки и трещины в его поверхности.

Астероид Раш принадлежал к каменному типу, и состоял из четырех основных небесных тел и уймы гравия в роли клея между ними. Промышленность Слипстрима веками добывала этот гравий — сначала выкапывая в нем глубокие ямы, а в последнее время прорубая траншеи, которые угрожали рассечь астероид на несколько кусков. Никто не хотел этого из-за столетиями произраставшего леса и его значения для строительства, поэтому самые крупные расселины оплетались строительными подмостками и мощными балками. В глубине этих ран разливались каскады мерцающего света — от сооружений и наружного освещения заводов и литейных цехов, зарывшихся в плоть астероида. Ночью были видны как раз эти голые ямы и траншеи, потому что лес пожирал свет любых огоньков под его пологом.

Антея на исходе сил медленно подлетала к гигантскому камню шириной в сотни футов, выдернутому из родного гнезда в боку астероида. Его удерживали, противясь действию микрогравитации астероида, балки и лонжероны; он был лишен деревьев и со всех сторон покрыт шрамами от десятилетий добычи ископаемых. Светящиеся окна и расходящийся веерами свет из открытых дверей сливались в замысловатую диораму на дне чашеобразной полости под камнем. В это место Рэйхэм и сказал отправляться Антее.

Она дала крыльями задний ход, остановившись вместе с пленником в ночном воздухе. Чейсон Фаннинг последние полчаса хранил молчание; теперь он горько рассмеялся:

— Передумала? Что-то я в этом сомневаюсь.

— Я вас развяжу, — сказала она. — В этом месте обстановка слегка осложняется, и нас, скорее всего, увидят. Мне было бы трудно объяснить, отчего это я буксирую по небу связанного человека.

— Да уж, я бы сказал. — Веревка отплыла прочь, он растер запястья, а Антея достала свой тяжелый пистолет и взвела его. — Проблема в том, что у меня нет крыльев. Как я должен спускаться туда за тобой? — Он кивнул на яму.

— Будете держаться за веревку, как нормальный пассажир, — сказала она ему. Она перебросила ему конец, и он его неохотно принял. — И даже не вздумайте дергать за нее, — добавила она.

Он взялся за веревку, но покачал головой:

— Антея, ты действительно все не до конца продумываешь. Если бы я хотел поднять тарарам, стрелять в меня значило бы просто привлечь больше внимания.

— Если вы презираете меня, то вперед, поднимайте, — сказала она. — Вы можете все испортить нам обоим; или можете начать сотрудничать, и испортить себе одному. Выбор за вами.

Чейсон больше не протестовал (он ведь был человеком благородным), и просто позволил ей буксировать себя по воздуху.

Нижнюю сторону огромного камня покрыли пятна мха, глубоко изрыли машины и природа, и омыл слабый свет от строений внизу. Они пробрались между поддерживающими его балками и спустились к полукольцу хибар на дне чаши — деревянных ящиков, соединенных канатными дорожками; некоторые стояли с обыкновенными до нелепости дверями и окнами. Место это Антее было знакомо, поскольку здешняя горнодобывающая компания служила ширмой для стражи. Тут, как и в особняке Эргеза, располагались убежище и склады для всяческих операций стражи, затрагивающих нации Меридиана. Использовалась база редко.

Залетев в чашу глубже, она приметила кое-что новое. Рядом с самой большой лачугой торчало из камня скрюченное дерево с густыми ветвями. Раньше там не было никакого дерева; к чему пересаживать взрослое дерево в подобное место, где ему достанется мало воды и где недостаточно солнечного света, она не понимала.

Когда она приблизилась к хижине, дерево вздрогнуло, а затем распрямилось.

Чейсон громко выругался, и Антея обнаружила, что вполголоса вторит ему.

— Все в порядке, — сказала она. — Это друг.

Я так думаю.

Несомненно, это маскировался рубежный мотль. Толстые ветки не могли полностью скрыть его блестящую поверхность, и когда он поднялся, чтобы посмотреть на Антею, голова полностью вышла из листвы. Она узнала этот исцарапанный шар. Это был один из тех немногих мотлей, которых Антее довелось повидать совсем вблизи.

— Ты командующий Авиа двенадцать, — удивленно произнесла она. Авиа двенадцать была эскадрильей Телен.

Мотль наклонил голову, но прежде чем Антея успела сказать что-то еще, из укрытий вокруг лачуги выпорхнула дюжина крылатых человеческих фигур.

Антею быстро окружили семеро мужчин и пять женщин, взмахами взятого наизготовку оружия указывая ей спуститься. В большинстве из них она признала людей Гонлина. Место определенно оказалось правильным.

Но… «Что оно здесь делает?» — спросила она у одной из женщин, когда они приземлились рядом с лачугой. Некоторые из людей стражи нервно оглядывались на гигантское создание, словно опасаясь, что оно вытворит что-нибудь недружественное. Антея увидела, что Чейсон тоже это заметил; она обменялась с ним взглядом — впервые за долгие часы не столько неприязненным, сколько взглядом соучастника.

На ее вопрос никто не ответил. Кто-то из людей кивнул в сторону приоткрытой двери хибары. Антея с пересохшим ртом вошла, бросив веревку снаружи.

Она снова замялась, глядя на расщелину в каменном полу, ведущую к шахте. Что-то казалось неправильным.

— Что, никто не поприветствует меня? — сказала она угрюмым членам стражи. — Как насчет «добро пожаловать домой»?

Один из них, мужчина по имени Эрик, с которым она когда-то водила близкое знакомство, промолвил: «Добро пожаловать домой». На ее улыбку он не ответил.

Чейсон бросил ей еще один взгляд и едва заметно покачал головой. Антея заставила себя улыбнуться и рассмеяться: «Спасибо!» Она нырнула в расщелину, и остальные последовали за ней.

Антея как-то слышала, что местам вроде того, куда она попала, обычно миллиарды лет. Эта глыба могла родиться еще до появления жизни на старой Земле. Были времена, когда подобные факты могли произвести на нее впечатление; но она повидала смерть, и потому и прошлое и будущее вовсе не казались далекими. Они были так же близки, как воздух внутри пузыря, достижимы во мгновение ока — простым действом смерти.

Как бы то ни было, в этом месте стоял жуткий холод, что напомнило ей о стене на краю мира. За входом расщелина расширялась до тех пор, пока ее боковые стены не исчезли совсем. Антея двигалась вперед меж двух скальных поверхностей снизу и над головой, и лишь цепочка чуть гудящих газовых фонарей указывала, в каком направлении двигаться.

Однажды она побывала здесь днем и помнила, что видела вдалеке проблески света. Астероид был расколот в этой точке пополам; волнистая поверхность, которую задевала ее поднятая рука, зеркально отражала ту, которой касались носки ее ног. Были и другие входы и выходы, годные для стройной женщины, но не для горнодобывающей техники. Этот факт, учитывая обстоятельства, не следовало упускать из вида.

Впереди начинался рудничный участок, отмеченный новым скопищем огней и лачужек. Лачуги состояли всего лишь из нескольких стен, соединяющих потолок с полом; какие-то из них были открыты с одной стороны, какие-то — с двух. По большей части они служили просто местом для хранения инструментов. Но некоторые хибары были обнесены стенами со всех сторон, и в их окнах виднелся свет.

— Внутрь. — Один из людей жестом своей винтовки указал на большую лачугу. Антея неохотно двинулась к ней, слыша легкое шарканье ног идущего за ней Чейсона. Она была не в силах посмотреть на него; ей становилось дурновато.

— Значит, в твой заговор входят рубежные мотли, — пробормотал Чейсон, когда дверь лачуги начала распахиваться.

— Не в мой заговор, — прошипела она, чувствуя, что краснеет. — Больше не мой. И нет… мотль не может принимать в нем участие. Они верны не отдельным людям — только человечеству.

— Тогда что…

— Антея! Рад тебя видеть. — В полумраке снаружи хижины объявился Гонлин. Свет в дверном проеме позади него перегораживали еще несколько крупных мужчин.

Гонлин выглядел усталым, но расслабленным. Было время, когда его спокойная уверенность производила на Антею сильное впечатление. Теперь, когда он протягивал ей руку, в его приветливости прозвучала фальшь. Она же была так потрясена его беззастенчивым лицемерием, что на автомате пожала протянутую руку. Гонлин оглянулся на остальных с таким видом, как будто это что-то доказывало.

— Спасибо, — сказал он ей с напускной душевностью. — Чейсон Фаннинг, вот как! Я так понимаю, раз ты его самого привела, самостоятельно его разговорить тебе не удалось.

Антея поневоле отвела взгляд.

— Нет, — коротко ответила она.

— Все в порядке, — успокаивающе сказал Гонлин. — Даже поймать его — уже колоссальный подвиг, учитывая, что это пытается сделать целая уйма войск из двух наций. Ты всегда была нашим лучшим агентом по добыче информации, Антея, вот поэтому нам пришлось поручить эту работу тебе.

— Где моя сестра?

— Прямо здесь, вон там. — Он указал на одну из лачуг в стороне. Она увидела отблеск лампы в оконце маленького домишки. — Конечно, Антея, я хочу послушать, как тебе это удалось, от начала до конца, — сказал он, — но я знаю, что ты рассержена и волнуешься за Телен. Иди к ней, а поговорить мы можем позже.

— Поговорить? Гонлин, если ты ее хоть пальцем тронул…

Он озадаченно посмотрел на нее.

— Тронул ее? Антея, это была ее идея.

Она не сводила с него взгляда. Гонлин покачал головой с многострадальным видом.

— Ты думала, что знаешь Телен, но на самом-то деле это она знала тебя. Она знала, как тебя мотивировать. И она понимает, что такое необходимость, Антея — да так, как ты не понимала никогда…

Гонлин продолжал что-то говорить, но все это была пустая болтовня. Она вихрем повернулась и прыгнула к хижине, на которую он показывал.

Сзади донеслись еще слова — это кричал Чейсон:

— Осторожно! Он тобой манипулирует! — Она услышала приглушенный звук удара, за ним последовал шум беспорядочной возни, а затем стук захлопвыающейся двери.

Антея медленно поворачивалась, скользя между двух серых скал. Он тобой играет. Что хотел этим сказать Чейсон?

— Антея, подожди! — за ней следовал Эрик. Она не стала ждать или останавливаться, пока он не сказал: — Гонлин хотел, чтобы я тебя сопроводил.

Она рывком обернулась.

— Я теперь тоже пленница? Так?

Он отвел глаза:

— Антея, прости. Мы не знали, что у Гонлина такой план, пока ты не улетела.

— Извини, если я в это не поверю, — издевательски усмехнулась она. — Ну и? Ты здесь, чтобы не дать мне уйти? Или я могу взять сестру и валить отсюда, как обещал Гонлин?

Он подался назад: «Конечно, конечно». В его глазах мелькнул огонек каких-то расчетов, но о чем он размышляет, Антея решить не могла. Она снова повернулась и оттолкнулась от каменной плоскости.

До хижины было рукой подать. Это был грубый дощатый куб со стороной в десять футов, с единственной дверью и маленькими, занесенными пылью окошками в остальных стенах. Все прочие детали скрадывала тьма.

Нужно было разобраться, не лжет ли Гонлин. Если Телен сидела в этом замызганном ящике, пленница она или на свободе? Что она скажет, когда перед ней предстанет Антея — упадет ли она, плача, в объятия сестры или встретит с холодком?

Антея затормозила перед скалой в шаге от хижины. Она потянулась к заржавевшей щеколде, но заколебалась. Бездумная поспешность — вот чего хотел от нее Гонлин. Вот что имел в виду Чейсон: Гонлин намеренно провоцировал ее распахнуть эту дверь, не задумываясь о том, что лежит за ней.

Зачем бы ему это?

Она облизала пересохшие губы. Пальцы ее задрожали в дюйме от щеколды. Она вдруг уверилась, что, дернув щеколду, схлопочет пулю в сердце или шрапнель навылет. Зачем Гонлину оставлять ее в живых после его жестокого шантажа? И все же нужно было узнать, здесь ли Телен.

Она оглянулась. Эрик, стоя возле другой лачуги, наблюдал за ней. Альтернативы, похоже, не было; она обхватила пальцами задвижку.

Вдали что-то грохнуло, и она услышала крик Чейсона. Эрик повернул голову, чтобы посмотреть, и в эту краткую секунду Антея скакнула между грубым каменным потолком и полом за угол лачуги и скрылась в тени. Эрик снова оглянулся, на мгновение замер, затем решительно повернул прочь, двигаясь на звук драки. Антея как можно тише подплыла к боковому окну хижины. С колотящимся сердцем она заглянула внутрь.

Там была Телен. Она висела в воздухе, совершенно неподвижная, с абсолютно ничего не выражающим лицом. Ее взгляд был устремлен к двери лачуги.

Никаких пут.

Антея уставилась на нее, пытаясь найти подсказку, как поступить. А пока она смотрела, неподвижность Телен начинала казаться странной. Даже, можно сказать, неестественной.

Нет, она не могла быть мертва — Антея увидела, как та моргнула, и немного расслабилась. Она стала ждать, пока сестра снова моргнет, просто ради подтверждения увиденного. Потянулись секунды.

Прошло целых двадцать секунд, прежде чем Телен опять моргнула. Антея засекла время, и снова прошло ровно двадцать секунд, прежде чем сестра моргнула в третий раз.

Моргнула движением таким же медленным и выверенным, как ход часовой стрелки. По загривку Антеи пробежали мурашки. Она заглянула в окно больше минуты назад, а Телен вообще не пошевелилась. И вместе с тем она не спала, ее взгляд упирался в дверь, через которую предстояло войти Антее.

Антея отступила в тень. В чем дело? Телен одурманена? Поначалу это казалось лучшим из объяснений, но если бы она была под наркотиками, то свернулась бы в позе эмбриона, как большинство спящих в свободном падении. Телен спала в невесомости именно так, Антея это прекрасно знала. Однако мышцы Телен удерживали ее тело выпрямленным. Она не спала.

Антеей овладел какой-то сверхъестественный ужас. Она сообразила, что продолжает пятиться в глубину темной плоскости, рассекавшей надвое астероид Раш.

Должно быть, она что-то упустила, какую-то подсказку к тому, что происходит. Антея яростно ущипнула себя за предплечье. «Думай, идиотка!» — прошипела она сама себе. Что сделал бы в этой ситуации военный тактик Чейсон Фаннинг?

Он поставил бы себя на место врага. Итак, чем же только что занимался Гонлин? Выводил ее из равновесия, конечно, и вполне сознательно. Он не мог надавить на Антею, чтобы она явилась сюда, или привести ее силой, потому что она по-прежнему оставалась его человеком; насилие над ней плохо сказалось бы на морали ее прежних друзей. Притом он хотел, чтобы она явилась прямиком сюда, а не… куда? Антее больше некуда было идти.

Или же было куда? И это «куда» бросалось в глаза настолько очевидно и убедительно, что Гонлин почувствовал, что должен эмоционально врезать Антее под дых, чтобы не дать ей подумать о нем. Он не мог позволить ей раздумий, потому что то место его беспокоило — его и всех его людей. Или, точнее, перепугало и… запечатало здесь?

Она снова зашипела, на этот раз удивленно и зло. Антея отвернула прочь от рудничных лачуг и стала наощупь выбираться вдоль сужающейся каменной расщелины. Через несколько минут она вылезла из неширокого разлома меж корней клена.

Она оглянулась. Телен все еще находилась внутри. Если это действительно была она; но коли так, Гонлин точно должен с легкостью отпустить ее теперь, когда заполучил адмирала. Антея уцепилась за эту мысль и огляделась вокруг.

Она парила в странном сумеречном мире одетых в кору колонн, которые увенчивала густая листва. Длинные, похожие на канаты стволы деревьев вздымались на сотни футов над поверхностью астероида, прежде чем распуститься ветками и листьями. Сейчас, когда солнце Слипстрима переключилось в фазу техобслуживания, единственный свет давало зарево далеких окон, и лишь малая его доля пробивалась сквозь листву. Проще всего оказалось взобраться по одному из стволов до кроны дерева, откуда хоть что-то было видно. Дальше она перепрыгивала с ветки на ветку, возвращаясь в обход к гигантскому подвешенному камню.

С края кратера она кое-как разглядела зеленую поросль, под которой маскировался мотль; он засел между несколькими большими черными валунами. Среди освещенных хижин виднелись несколько людей Гонлина. Они не спускали глаз с мотля, но, если только они не выставили наблюдателя с этой стороны в темноте, то вряд ли заметят ее приближение. Времени было в обрез; с минуты на минуту кто-нибудь сообразит, что она не явилась на встречу с Телен. Ей только оставалось надеяться, что ее сестра из-за этого не пострадает.

Она соскользнула по темному склону и оказалась за валунами. Оттуда было несложно прокрасться вокруг камней до корпуса мотля. Существо знало, что она там — ведь у него были глаза по всему телу. Антея понадеялась, что оно знает и то, кто она такая.

Быстрый прыжок — и она оказалась рядом с одним из люков доступа. «Впусти меня» — прошептала она. Несколько напряженных секунд ей уже казалось, что он не послушается, затем люк скользнул в сторону. Изнутри лился красный свет, но она была с дальней стороны мотля от Гонлиновых наблюдателей. Пока она карабкалась внутрь, не прозвучало ни единого тревожного крика.

Люк за ней закрылся. Антея просочилась вокруг узкого угла — интерьер этих существ вызывал дичайшую клаустрофобию — и уселась в одно из двух командирских кресел в кабине мотля.

Их звали командирскими, а отсек — пилотской кабиной, но это не значило, что человек действительно командует рубежным мотлем. Машины обладали собственным разумом, и эти крошечные каюты скорее походили на защищенные бункеры для нечастых пассажиров-людей. Здесь стояли обзорные экраны и панели управления, но сейчас все они были погашены; Антея сомневалась, что сможет оживить их так близко от Кандеса. Если то, что ей рассказывали о мотлях, справедливо, в такой близи от солнца солнц могли активизироваться только их псевдобиологические системы. Даже красные лампы были, вероятно, биохимическими, а не электрическими. Тем не менее, его мозг будет бодрствовать, и Антея сможет поговорить с ним здесь с глазу на глаз.

Проблема заключалась в том, какой из сотни вопросов задать ему первым.

— Ты мотль моей сестры? — В этом стесненном, мертвом пространстве ее собственный голос звучал раздражающе непривычно.

Голос, который ответил ей, нервировал еще сильнее — громкий и ясный, разборчивый и понятный, но лишенный каких-либо человеческих интонаций.

— На время текущей чрезвычайной ситуации мне предписано работать с Телен Аргайр, — сказал мотль.

— Что ты здесь делаешь? Я думала, такие, как ты, только патрулируют оболочку Вирги?

— Я преследую нарушителя.

— Кого?

— На этот внутренний уровень проникло существо из-за пределов Вирги. Я выследил его внутри астероида Раш. Мне даны указания ждать здесь, пока не прибудет подкрепление или пока оно снова не начнет двигаться.

— Даны указания… кем? Гонлином?

— Нет, Распределенным Консенсусом. — Так называлась командно-управляющая организация мотлей, вспомнила Антея.

— А люди Гонлина… ты работаешь совместно с людьми из внутренней стражи, находящимися внутри этого астероида?

— Нет. Я дал им указания привести ко мне нарушителя. Они этого не сделали.

Антея обняла себя руками. Она попыталась придумать, что спросить дальше — что угодно, кроме самоочевидного следующего вопроса. Потекли секунды, пока она не осознала, что тянет время, и не сдалась:

— Как выглядит этот нарушитель?

Хотя уже знала ответ.

— У него внешность Телен Аргайр.

16

Семейное сходство было налицо. Все обернулись посмотреть на Телен Аргайр, когда она вошла в крошечную халупку, и не только оттого, что она выглядела так же экзотично, как и ее сестра. Она была ниже ростом, лицо имело скорее сердцевидные очертания, в отличие от Антеиной «перевернутой слезинки», но с таким же узким носиком и широко расставленными большими глазами. Она носила простую дорожную одежду, которая нисколько не скрывала ее фигуры.

Она была так прелестна, что Чейсон не сразу сообразил, что внезапная настороженность ее предположительных мучителей говорит не о восхищении, а о чем-то совершенно другом.

Горло Чейсона пересохло от крика в тряпку, которую ему всунули между зубов. Он едва мог сфокусировать глаза, его бил озноб, хоть он весь был в поту, и сердце, казалось, вот-вот вырвется из груди. После пребывания в тюрьме Фалкона он полагал, что познакомился со всеми способами человеческих пыток, но команда Гонлина истязала его такими методами, боли от которых он даже вообразить не мог.

И тем не менее… «Он ничего нам не выдал», — сказал тот, который представился Гонлином — бледный, похожий на лягушку человек с бегающими глазами; такого вряд ли себе представишь великим революционером. Как бы то ни было, остальные признавали его главенство — по крайней мере, пока в комнату не вошла Телен Аргайр.

Она подняла свой точеный подбородок и прищурила глаза, изучая Чейсона со змеиной отстраненностью. Затем ее голова повернулась — таким движением, словно жила совершенно отдельно от всего прочего тела — и Телен моргнула, поворотившись к Гонлину.

— Где другая? — спросила она. — Сестра?

Гонлин открыл рот:

— Я думал… она была с вами… — Он развернулся к своим людям, темнея лицом. — Я же велел сопровождать ее? Где Эрик?

Чейсон попытался иронично хмыкнуть, но ничего не вышло. Телен Аргайр, казалось, тем не менее услышала; ее голова дернулась обратно, а взгляд сосредоточился на нем.

— Почему вы не сказали им то, что они хотят знать? — Вид у нее был скорее недоумевающий, чем рассерженный.

Он сплюнул в ее сторону кровью. Она увернулась и снова обратилась к Гонлину.

— Принесите воды. У него пересохло в горле. — Чейсон уловил позади нее размытые фигуры мужчин и женщин, носящихся то в хатку, то из нее. Они перекрикивались друг с другом и людьми снаружи. Поднатужившись, он изобразил смешок.

Кто-то принес фляжку, и он отхлебнул воды. Облизнув губы, он ухмыльнулся Гонлину и Аргайр.

— Ч-что, если я п-передал его Антее?

На лице Гонлина отразилось ошеломление, но сестра Антеи лишь покачала головой.

— Нет, не передали. Но почему вы не раскрыли местоположение ключа? От того, что они с вами делают, вы могли довольно скоро умереть.

— От того, что вы со мной делаете.

Она даже не утрудилась пожать плечами, просто продолжала пристально смотреть на него. Наконец он, заикаясь, выдавил:

— Меня м-месяцами пытали в Фалконе. Они з-задавали мне вопросы, зная, что я н-не мог ответить. Эта п-практика неплохо меня п-подготовила.

Он не стал говорить всего остального: что он десятки раз отступался от себя самого во время тех пыток, или же потом, в черной пустоте своей камеры. Он обрекал себя на смерть, отринул все, кроме одной тоненькой ниточки, которая еще связывала его с жизнью. Он не забывал Венеру.

Она была единственной незавершенной частью его жизни, и он ухватился за возможность сбежать, потому что, возможно, снова увидел бы ее. Идея возвратить домой Дариуша послужила удобной легендой, предлогом, чтобы не потерять решимости в наиболее мрачные моменты — и ему действительно был небезразличен мальчишка. Но что не давало ему опустить руки — это надежда снова увидеть Венеру.

Раз и навсегда потерять этот шанс было равнозначно смерти. А если ему предстояло умереть, не увидев ее, то неважно, как больно ему сделают; по большому счету, боль так потрясала и ощущалась так непосредственно, что он принял ее почти с радостью. Сейчас в жизни ничего реальнее боли не было, и пока она продолжалось, ему оставалось с чем бороться, чего страшиться и чем напоминать себе, что он пока еще жив.

Зная, что неуязвим, он улыбнулся в глаза Телен Аргайр.

Кто-то ворвался в дверной проем.

— Эрик клянется, что видел, как она идет в будку. Должно быть, нырнула в тень или что-то в этом роде. Она сбежала.

Гонлин выругался.

— Она не сбежала. Она у мотля!

Чейсону удалось сфокусировать взгляд настолько, чтобы разглядеть выражение неприкрытого страха, разлившееся по лицу Эрика при упоминании укрывшегося в зарослях монстра. Он выплыл за дверь с расширившимися глазами.

— Отправляйся туда! — прикрикнул на него Гонлин.

Затем он повернулся к Телен Аргайр.

— Мы можем не уложиться по времени, — почти умоляющим тоном заговорил Гонлин. — Все должно было получиться не так.

Она подтянулась к Чейсону, продолжив бесстрастную оценку его состояния.

— Он не отвечает на болевое воздействие, — сказала она. — Я попробую кое-что другое. — Она подняла руку.

В тусклом свете фонаря показалось, что рука проросла паутиной. Гонлин вместе с Чейсоном пораженно смотрел, как ее пальцы расплываются во внезапно появившемся тускло-сером ореоле.

— Оно… работает здесь? — Гонлин, похоже, впал в благоговейный трепет от увиденного.

— Астероид экранирует меня от влияния Кандеса, — сказала Аргайр. — Я вам это говорила.

— Ну, да, но я это не очень представлял… — Гонлин сглотнул, наблюдая, как Аргайр потянулась вверх и возложила руку Чейсону на макушку. Тот на мгновение ощутил давление, а затем глубокий холод, словно по его черепу растеклась ледяная вода. Внезапно вся боль ушла, оставив адмирала удивленно моргающим.

Аргайр склонила голову, приблизив лицо вплотную к нему.

— Моноволокна проникли в вашу кожу и кость, и я сейчас отключаю вашу болевую реакцию, — сказала она. — Волокна начнут взаимодействовать с вашими нейронами и обучатся эмергентному языку вашего мозга. Для этого они должны на время стать частью данной системы. Соответственно, на несколько минут вы и я перестанем быть раздельными когнитивными сущностями.

Гонлин прочистил горло.

— Сомневаюсь, что ваша сес… Антея Аргайр сможет убедить мотля попытаться пробиться сюда. Но что, если она отправится к местным властям? Скажет им, что у нас в руках адмирал, которого все ищут?

Телен Аргайр холодно взглянула на него.

— Это займет всего минуту. Когда я закончу, мы сдадим адмирала Кормчему Слипстрима.

— А-а, — сказал Гонлин. — А мотль…?

— Он станет преследовать нас, — сказала Аргайр. — Мы используем население города как щит.

Гонлин явно не обрадовался этой идее, но Аргайр уже снова перевела внимание на Чейсона.

— Итак, — сказала она.

Чейсон поймал себя на том, что прокашливается.

— Не беспокойтесь, — сказал он.

Странно. С чего это он заговорил?

— Их обыкновенно страшит, — услыхал он собственный голос, — когда оказывается отброшена иллюзия индивидуальной идентичности. — Гонлин в ужасе уставился на него. Чейсон снова почувствовал, как шевелятся его собственные губы, и услышал, как внутри него отдается эхом его же собственный голос, произносящий: — Этот страх — побочный эффект процесса. На самом деле мы не стремимся к нему, потому что эмоции субъекта уже перестают оказывать существенное влияние.

Тогда до Чейсона дошла ужасная правда о том, что же с ним происходит.

И он ударился в панику.

Впереди вырисовывался второй цилиндр третьего квартета — наполовину как черная дуга, наполовину как чаша сверкающих городских огней. От каждого рывка пружинных крыльев спину Антеи иглой пронзала боль, а бедра дрожали от работы на стременах, но она была почти у цели. Дальше по курсу лежала ось гигантского городского колеса, к ней сходилась круговерть канатов, а мимо, словно свита самого цилиндра, величественно проплывали отдельные здания. В виду постоянно оказывались либо полицейские крейсера, либо гражданские суда. Если люди Гонлина вздумают здесь что-то предпринять, им это с рук не сойдет.

Если, конечно, они просто не возьмут винтовку и не пристрелят ее с расстояния в милю. У нее оставалась единственная надежда — затеряться на улицах внизу.

Она бросила еще один взгляд через плечо на темную кляксу астероида Раш. Взгляд получился прощальным — она узнала ту же самую странную дрожь в сердце, как и в тот день, когда она покидала Паквею, чтобы присоединиться к страже. Ей казалось, что она уже привыкла к подобным моментам, их случилось немало в ее жизни. Однако сегодняшняя душевная агония — ее не с чем было сравнить, хотя Антея и заслужила каждую ее секунду. Она положилась не на тех людей — нет, еще хуже, она положилась на саму себя, и в результате предала все, во что когда-либо верила, и двоих единственных людей в мире, которые ей были действительно дороги.

Ее слезы трепетали на слабом встречном ветру, рожденном полетом, и отлетали за спину, будто крохотные вешки, ведущие обратно к рубежному мотлю.

Ей замахал рукой регулировщик, и она послушно вошла в воздушный канал, обозначенный тремя тросами. Полицейский надел биолюминесцентную униформу, плюс фонари с вентиляторным наддувом на голову, запястья и лодыжки; будь у Антеи настроение хоть что-то примечать по сторонам, она бы восхитилась его фантастическим видом, словно у какого-то подводного существа, машущего руками подлетающим путешественникам. Вместо этого ее взгляд устремился в никуда, и она машинально последовала за посадочными огнями на платформу, висящую высоко над бегущими по кругу улицами Раша.

Мотль пояснил без обиняков: в теле, что двигалось и говорило, словно Телен Аргайр, ничего от нее не осталось. Это была какого-то рода инфекция, сказал мотль, нанотехнологическая лихорадка, поразившая ее нервную и иммунную системы. Мотль встречал такое раньше, много веков назад. Те, кто стал ее жертвой, не просто расстались со своим сознательным «я». Все нервы в их телах увяли, умерли, уступив место жестким заменителям, которые сообщались с холодным как сталь процессором, расположившимся там, где следовало быть мозгу.

Антее не удавалось отвлечься от мысли, что Телен могла быть еще жива, когда она отправлялась на поиски Чейсона Фаннинга. Она могла бы остаться. Она могла бы попытаться найти Телен вместо этого иностранного адмирала. Почему она этого не сделала?

А потом, когда начала осознавать, что полностью могла бы довериться Чейсону Фаннингу, почему она не рассказала ему о Телен? Он так остро почувствовал себя преданным ее поступком; и был прав. Она и в самом деле предала его.

Она двигалась, как сомнамбула, по пандусу вместе с дюжиной других полночных путников. Антея снова обратила внимание на окружающее только когда натолкнулась на кого-то из резко остановившихся попутчиков. Официально одетый мужчина, в которого она влетела, в свою очередь, едва заметил ее — он показывал на что-то своей надушенной и нарядной спутнице.

— Вон там, — сказал он. — Ты можешь поверить, они все еще взаперти? Это никакому уразумению не поддается.

Дама передернулась.

— Вот сброд, — пробормотала она. — Они как ходящая по кругу акула, выжидают, пока…

Напыщенный драматизм женщины Антея проигнорировала. А с другой стороны, то, на что они смотрели…

Это был «Разрыв», пригвожденный к месту прожекторами в зоне свободного воздуха с другого конца этого цилиндра. Теперь, когда Антея находилась в области микрогравитации городского колеса, казалось, что это «Разрыв» величественно вращается вдали; кажущееся движение противоречило неподвижности картины. Иллюминаторы корабля то и дело поблескивали отраженным светом, но в остальном оставались темными. Его двигатели не дышали выхлопом. Пусть корабль и парил в воздухе, но его опоясывала, начиная с дистанции сотни в три футов от корпуса, разреженная сфера, состоящая из людей и орудий, нацеленных на крейсер. Выглядело так, словно сову окружили воробьи. Вернее, это больше походило на застывший фотокадр с подобной сценкой.

Позади «Разрыва» величественно вращался дворец Кормчего — обособленное городское колесо. Оно все светилось, словно «Разрыв» не давал спать правительству. Так оно, вероятно, и было.

— Уверен, что верх возьмут более трезвые головы, — с сомнением сказал мужчина.

Антея скользнула мимо них и направилась к полупустому лифту-экспрессу. Когда лифтер закрыл телескопическую дверь лифтовой клетки, она снова посмотрела сквозь филигранный узор кованого железа на крошечный, похожий на игрушку «Разрыв».

Запечатаны. Все, кто был на стороне добра, оказались в ловушке, как пчелы в банке. «Разрыв» попал в ловушку, Чейсон попал в ловушку, бывшие граждане Эйри скованы военным положением и комендантским часом; а внутреннюю стражу в полном составе одурачил и переиграл Гонлин со своей шайкой. Только она осталась на свободе, но никого это, наверное, не заботило. Антея свою долю вреда уже нанесла, и теперь была неважна.

Разумеется, монстр, съевший Телен, тоже оказался в ловушке. Во всем проклятом мире оставалось только одно существо, все еще способное действовать: рубежный мотль. Да и он слишком опасался нанести сопутствующий ущерб, чтобы что-то предпринять, и потому бездействовал, лишь ожидая, когда монстр высунет голову.

Может быть, все, что требовалось, так это добрый толчок…

Когда лифт прибыл на нижний уровень и двери открылись, Антея обнаружила, что ноги несут ее во вполне определенном направлении. Возможно, она все время подсознательно держала в голове некий план, иначе отчего бы она выбрала именно этот цилиндр? Антея пробиралась между ограничительными веревками, которые отгораживали переулки, и послушно двигалась вместе с остальной толпой по указателям к стоянкам такси и кварталу общежитий. Когда бдительные взгляды полицейских наблюдателей на мгновение обратились в другую сторону, она пригнулась и нырнула в темный переулок, мчась вперед на цыпочках, чтобы каблуки не цокали по железной мостовой. Прошло несколько секунд, и она поверила, что ускользнула.

А затем ей вдогонку понеслись крики.

Полюбуйтесь на кандес, солнце солнц. Не столько предмет или даже место, сколько край, где свет и пламень пожирают материю и реальность. Каждое утро Кандес растворяется в пламени, прихватывая с собою все в радиусе сотни миль. Солнце солнц словно взывает к богам огня и приносит им в жертву самое себя, без остатка поглощается с их кратким явлением в наш мир, чтобы возродиться как физический объект на исходе дня.

Многие нации предавали этому жару своих мертвецов, ежедневно отправляя в полет свивающиеся спиралью вереницы гробов; легенда гласила, что некогда соседи-враги загоняли в Кандес целые народы — все до единого городские колеса, все здания, фермы и озера исчезали в этой ширящейся белизне. Бесчисленные миллионы проживали свои жизни, не зная иного света, кроме его. И все же в этот миг Чейсон Фаннинг обнаружил, что взирает на то, чей размер и величие затмевают Кандес с той же легкостью, с какой солнце солнц утопило бы в своем свете пламя одинокой свечи.

Он ли это вспоминал звезду Вега? Такого быть не могло; он, должно быть, переживал обрывок памяти монстра, принявшего форму Телен Аргайр. И все же адмирал был так твердо уверен, что видел ее — побывал там собственной персоной.

Вирга и Вега. Конечно же, он знал, что первая была игрушечной версией второй, моделью в масштабе миллион-к-миллиарду. Это все знали; Вирга была этаким приколом системы Веги — крохотный пузырь в кожице из углеродного волокна, заброшенный на самую окраину сферы гравитационного воздействия Веги. Он парил на границе с межзвездным пространством, куда никто никогда не заглядывал. Все мало-мальски интересное случалось где-то еще, только не там.

Или, по крайней мере, так должно было бы происходить. Но в силу поворота событий — столь же неожиданного, сколь перипетии судьбы Слипстрима, — в последнее время Вирга стала ключевой фигурой в играх власти, причем играх почти невообразимого размаха.

Вега была звездой, едва вышедшей из пеленок, с недооформившейся планетарной системой. Ее внутренние орбиты загромождали обращающиеся по ним небесные тела размером с Землю или Марс. Они регулярно сталкивались в катастрофических взрывах, способных уничтожить всякую жизнь на миллион миль вокруг; ни одна из этих недавно народившихся планет не успела достаточно состариться, чтобы обзавестись стабильной корой, и многие из них интенсивно светились не хуже молодых звезд. Они таскали за собой огромные шлейфы материи, и кочующие кольца пыли и дыма цедили свет Веги с хаотичностью калейдоскопа.

Чейсон всегда абстрактно понимал, что вода может образоваться только от сгорания водорода с кислородом. Он ни разу не развивал эту мысль до логического завершения, а именно: океан воды может получиться только из пожара мировых размеров. В буйных ярких глубинах системы Веги такие пожары были делом обычным.

Или, по крайней мере, были раньше, до колонизации.

Перед людьми-поселенцами, решившими сделать Вегу своим домом, вопрос каких-то там масштабов просто не стоял. Для них облако газа и пыли массой в семнадцать Юпитеров было всего лишь на редкость большой кучей строительного материала. Они разослали триллионы самовоспроизводящихся ассемблеров по всем уголкам системы, и те вот уже тысячелетие экспоненциально размножались, пожирая огонь, свет и пыль, и давая рождение цивилизациям.

При всем разнообразии форм вокруг Веги, ее культуры и суверенные личности носили общую черту: все они действовали на технологическом максимуме. К такому состоянию приходит всякая система, когда развивает эдисоновские искусственные интеллекты, способные сформировать за счет своего внутреннего моделирования любой мыслимый объект или устройство. Секретом человеческого творчества всегда была стоящая за ним машина естественного отбора; она была попросту эффективнее в создании новых решений, чем алгоритмические процессы. В скороварке конкуренции, в которую обратилась современная Вега, любой разум — искусственный или естественный — понимал, что ему придется мобилизовать эту силу. Всемогущие ИИ, обслуживающие человеческое население Веги, радостно избавились от сознания как от неэффективного инструмента, заменив мыслительный процесс виртуальной эволюционной средой.

Тем временем разрастание постчеловеческих видов, искусственных интеллектов и коллективного разума привело к кризису Вавилонской башни: общение между миллионами быстро развивающихся видов становилось все затруднительнее. Заполнить бреши явились переводящие системы, но, чтобы функционировать, им пришлось выйти за рамки интерпретации языков и научиться интерпретировать потребности и мотивы. Выжили и распространились те посредники, которые способны были работать с кем угодно.

Речь уже не шла о том, чтобы некто или нечто способно было мыслить. Речь шла о субъекте, способном хотеть. Все, что угодно, способное что-то пожелать, могло привлечь себе на помощь невообразимую мощь, даже если оно не обладало достаточным разумом, чтобы осознать сам факт желания. И вот в окрестностях Веги после столетий господства человека возникли новые силы: общества, чьими гражданами были насекомые, или деревья, или даже переводчики и эдисоновы ИИ. Новые силы, задумывающиеся о цели не более, нежели организмы, господствовавшие в океанах и на суше Земли в течение миллиардов лет, соперничали и сражались, соревновались и сотрудничали в колоссальных спазмах творческого миростроительства. Это была новая природа — Искусственная Природа.

— Но какое… — донесся до Чейсона словно издалека его собственный голос. — Какое отношение все это имеет к нам?

Лицо Телен Аргайр маячило в нескольких дюймах от его собственного. Он понял, что это создание в женском обличье было эдисоновским ИИ. У него вообще отсутствовало мышление; оно скорее исследовало ветвящиеся деревья вероятностей, прогоняя тысячи параллельных симуляций окружающего и позволяя только самым оптимальным облекаться в планы, действия или слова.

Существо не отрываясь глядело в глаза Фаннингу.

— Силы Веги больше не могут непосредственно общаться, — ответил теперь этот вычислительный процесс. — Они слишком чужды друг другу. Что бы ни вырастало, что бы ни способно было желать, оно обладает сейчас божественной силой.

И все же необходимо достигать каких-то компромиссов. Поэтому мы выделили место, где наши силы могут безопасно соревноваться. Микрокосм, если хотите, арена, на самом краю системы Веги. На ней мы можем вести борьбу и создавать союзы, и вести переговоры, если беседа возможна, и постепенно… координировать наши усилия.

Он потряс головой:

— Но какое… Ты говоришь о Вирге?

Она покачала своей головой.

— Не о Вирге. Я говорю о много бóльшей арене, в которую Вирга входит одной из составных частей.

— Я не…

Впрочем, понимать-то он отчасти понимал — или, по крайней мере, у него мелькнули проблески воспоминаний, кажется, поясняющих сказанное. Это, конечно, были не его воспоминания — впечатление от необъятных изгибающихся черных очертаний, отсекающих звезды, десятками уходящих в невообразимую даль. Или ощущения рыбешки в бескрайнем косяке, которая проносится по каналам энергии между кустящихся конструктов, сверкающих словно полночные города, но на вид скорее взращенных, чем построенных. Чейсон припомнил — или припомнила Телен — сложные игрища, развертывавшиеся в темноте, в которых множество видов, живших вокруг Веги, учились совместным действиям. Здесь, в безопасном удалении, на краю звездной системы, они исследовали слабости друг друга, познавали чужие желания и цели, и постепенно приходили к сглаживанию отношений, пактам или нейтралитетам, которые позволяли всей системе двигаться вперед. Для человека место, которое Аргайр обозначила как арену, выглядело огромнейшим строительным проектом, и одной из его главных изюминок была Вирга.

— Цивилизации и блоки сил, обращающиеся вокруг Веги, образуют экосистему, но это незавершенная экосистема, — сказала Телен Аргайр, — она полна болезней и вымирания. Прогресс на арене для экспериментов остановился. Одна из главных сил арены, Кандес, многие столетия назад прекратила сотрудничество. Сейчас весь проект под угрозой.

Я показала вам эти подробности, потому что вам я не враг. Мой лагерь не собирается причинять вред вам или вашему народу. Мы просто хотим спасти свой собственный народ, а Кандес встал на нашем пути.

Я открыла вам свои секреты. Пришел ваш черед ответить взаимностью.

Чейсон напрягся, готовясь к эпической битве разумов с этим подлым оккупантом. А случилось лишь то, что он ударился в непрошеные воспоминания: ночные разговоры с Венерой про легенды об Анетине и ключах от Кандеса; планирование экспедиции; посещение туристического центра, чтобы найти карту Анетинова клада. Они пропархивали в голове быстро и непринужденно — образы Венеры, поднимающей ключ ближе к свету фонаря, ее отлет с флагманского корабля Чейсона к Кандесу вместе с Хайденом Гриффином и Обри Махаллан.

Он лихорадочно пытался думать о чем угодно другом, но никак не получалось. Все, что ему приходило на ум — это Венера, держащая ключ.

— Ага, — сказала Аргайр. — Спасибо. Это все, что мне требовалось знать.

Они наседали ей на пятки. Пытаясь оторваться от упорно преследующей полиции Кормчего, Антея, пригнувшись, лавировала между лужицами полумрака в арках проходов и за колоннами. Носясь зигзагами по улицам, от тени к тени, она попала в район неброских, но процветающих магазинчиков; в темных ущельях между зданиями их покачивающихся вывесок было почти не разобрать. Кое-где на верхних этажах горел свет, но в остальном город казался жутковато пустым. Никогда еще в зоне гравитации не бывало настолько пустынно — слишком редко попадалась в этом мире сила веса. Здесь стояла странная, едва ли не потусторонняя тишина.

Она не до конца была уверена, туда ли попала, и помедлила под качающейся вывеской, водя взглядом туда-сюда вдоль проспекта, который ей доводилось видеть только при дневном свете и запруженным людьми. В конце концов Антея чертыхнулась и дернула за язычок колокольчика рядом с закрытой дверью. Звяканье показалось оглушительным, и она представила себе, как лавочники по всей улице судорожно просыпаются, разбуженные павловским рефлексом. Собственная нервозность заставила ее улыбнуться — но всего на секунду. Затем она обняла себя руками и принялась ожидать.

Глухие шаги, прибывающий свет в окне — и смотровой лючок в центре двери отворился.

— Вы хоть представляете, который час? — спросил тонкий и немолодой мужской голос.

— Я ищу Мартина Шемблза, — сказала Антея.

Собеседник рассмеялся.

— Как будто это какое-то оправдание, чтобы меня будить! Мало ли кто кого «ищет», тем более — после комендантского часа. И зачем это надо тому, кого вы ищете?

— Мартин, это я, Антея Аргайр. — Он не ответил, и она подумала, не забыл ли он ее, чего доброго. — Из внутренней стражи?

Маленький лючок захлопнулся, и со скрипом наполовину приотворилась вся дверь.

— Знаю я, кто ты такая, девочка. Не мешкай, патруль будет с минуты на минуту.

Антея вздохнула, когда пожилой мужчина в бордовом халате закрыл и запер дверь. Глядя на седую копну его волос и толстые очки, она перенеслась в прошлое, и на мгновение ей показалось, будто прошлого года как и не бывало. Потом он повернулся, и она увидела новые морщины от забот на его лице. Антея уставилась в пол.

— Я не была уверена, что попала по адресу, — сказала она.

— Я тоже до сих пор не уверен, — отозвался Шемблз. Он поднял свечу, вглядываясь в ее лицо. — Ого! Что стряслось?

— Это, пожалуй, долгая история.

— Хммм! Нынче со всеми историями так. Ну, идем.

Он повел ее через магазин. Свет свечи смягчал прямые уголки сотен логарифмических линеек, которые висели в настенных шкафах или стояли на маленьких подставках в стеклянных витринах. Здесь были линейки для занятий тригонометрией, линейки для расчета траекторий ракет и всякие прочие линейки, например, для определения того, насколько нужно зауживать верхние этажи дома по сравнению с фундаментом. Самые дешевые изготавливались из дерева, лучшие — из слоновой кости или стали.

Шемблз заметил, что она восхищается товарами, и фыркнул.

— В последнее время просто бешеный спрос на оружейные прицелы, — сказал он. — Все, что я изготовил за прошлый год, теперь целятся прямо в ту маленькую лодочку, припаркованную возле адмиралтейства. Какая тонкая ирония, однако.

— Да уж, я думаю, — сказала она, проходя за ним по коридору за прилавком. — Для вас, как члена подполья Эйри и всего такого.

— Значит, вот с чем связан твой маленький визит? — спросил он ее. — Я, кажется, припоминаю, что страже наплевать на местную политику. И тебе тоже. У тебя более возвышенные и глобальные заботы, так, нет? — Он усмехнулся. — Что-то насчет реформ в самой страже, насколько мне помнится.

— Я пришла к вам, потому что не могу пойти в стражу, — призналась она. — Их местное отделение, сдается… испортилось.

Шемблз запутался в полах собственного халата. Восстановив равновесие, он сказал:

— Прогнило? Охохо, нехорошо звучит. Заходи и рассказывай обо всем.

Они перешли в маленькую гостиную, которая заодно служила мастерской и кладовой: ровно половина пола была аккуратно прибрана, у стен с этой стороны комнаты хлама не валялось, а висело несколько фотографий в рамках. Другая же половина комнаты представляла собой умопомрачительный лабиринт из ящиков и верстаков, повсюду валялись инструменты, упаковочные материалы и бумага. На чистой половине стояли два кожаных кресла, развернутых спинками к этой неразберихе.

Антея познакомилась с Шемблзом через общих знакомых. Они занимались схожей деятельностью и пользовались одной и той же сетью контрабандистов и информаторов, так что, пожалуй, их путям неизбежно предстояло пересечься. Первая их встреча вышла несколько натянутой, поскольку они пытались запихнуть две группы беженцев в одну партию бочек, направлявшихся в княжества. После того, как они избежали кровавой разборки и пришли к компромиссу, он попытался завербовать ее в подполье Эйри, а она пообещала ему место во внутренней страже.

Как-то по случаю они вместе допоздна пили портвейн, и она призналась в своих идеалистических мечтаниях передать накопленные стражей знания и науку народам. Гонлин пришел бы в ярость, если бы узнал, что она открыла эти планы постороннему, но Гонлин вообще о Шемблзе не знал, вот почему она и чувствовала себя в безопасности, придя сюда.

Шемблз поставил свечу и плюхнулся в одно из кресел. Антея только сейчас заметила, что под халатом, несмотря на поздний час, он был полностью одет. Обдумать это у нее не оставалось времени, ибо Шемблз сцепил пальцы и вытянул свои длинные ноги до середины ковра.

— Почему-то меня не удивляет твое появление, — сказал он. — Похоже, ужасные знамения о конце света вошли в порядок вещей. По улицам носятся толпы двух сортов, ты непременно либо лоялист, либо поганый агитатор, и никто из этих шаек тебе не объяснит, кто они сами такие, до того, как потребуют признаний, за кого стоишь ты. Только дай неправильный ответ, и пуфф! Чертову полицию это не волнует, у них есть теория, что обе стороны каким-то образом нейтрализуют друг друга. — Он горестно покачал головой. — С тех пор, как Слипстрим завоевал Эйри, мы с друзьями все время мечтали, чтобы случилось что-нибудь этакое. Теперь, когда оно сбылось, — мне нечего сказать кроме того, что нам в результате только хуже.

— Что, неужели все дело в том, что «Разрыв» отказывается сдаться? — спросила она. Усевшись в кресле, Антея пыталась привести в порядок свои мысли: что следовало бы Шемблзу рассказать, а что прозвучало бы слишком дико, или спугнуло бы его?

— Дело не в «Разрыве», — сказал Шемблз. — Дело в этом проклятом адмирале. В Фаннинге.

У Антеи сперло дыхание. Она уткнулась взглядом в невинные картинки на шемблзовой стене.

— Кто-то от его имени разжигает беспорядки, — продолжал Шемблз. — И делает это чертовски профессионально. Сначала я подумал — все мы так предположили — что это адмиралтейство. Но здесь в игру включилась какая-то другая сила. — Он выпрямился в кресле и прямо глянул на нее. — Это внутренняя стража? Нет, пожалуйста, скажи, что это не они!

— Это не они, — сказала Антея.

— Ха! Какое облегчение. — Он задумался на мгновение. — Ну ладно. Тогда зачем ты пришла?

Она обнаружила, что стиснула руки в замок. Антея аккуратно переложила их на подлокотники кресла.

— Дело как раз в адмирале Фаннинге, — сказала она.

У него расширились глаза.

— Ха! Ты шутишь. — Он скосился на нее. — Не шутишь? Антея, дорогая моя, ты ведь не из тех, кто повелся на их проповеди, нет?

— Я знаю, где он.

Если бы Шемблз держал чашку, он бы ее разлил. А так он на мгновение онемел, а затем сказал:

— Что?

— Я знаю, где он, и он в беде. Его пытают… одни очень-очень скверные люди в рудниках астероида Раш. Если мы хотим спасти ему жизнь, нам нужно действовать сейчас же.

Шемблз застонал и, наклонившись вперед, уронил голову на руки. Антея смотрела на это представление, ничего не понимая, пока не сообразила, что Мартин, согнувшись, теперь смотрит на нее с отчаянным выражением лица, тыча одним пальцем в сторону коридора. Удирай!

Она встала, но слишком поздно — позади кресел раздались звуки сдвигаемых ящиков и шаги. Из хаоса и теней мастерской возникли трое человек в форме полиции Слипстрима. Двое держали обнаженные сабли, один — пистолет.

— Политика сводит в одной постели странных партнеров, — сказал Шемблз, выпрямляясь. Он тяжело вздохнул. — Антея, ты, как член внутренней стражи, была бы в полнейшей безопасности, если бы этой ночью толковала со мной о чем угодно из своих обычных дел. И меньше всего я ожидал, что ты залезешь в область единственного предмета, который может заинтересовать моих… опекунов здесь.

Антея смерила троицу взглядом.

— Но почему?

— Я в роли посредника, — пояснил Шемблз, пожав плечами. — Контактная точка между правительством и мятежным простонародьем в городе. Я обговаривал условия обмена пленными, когда ты появилась.

Она вперилась в него взглядом:

— Тогда зачем ты вообще меня впустил?

Он снова вздохнул.

— Затем, что это была ты, Антея. Затем, что я считал, что ты выше таких вещей, как местная политика.

— Так и есть. Это касается безопасности самой Вирги, Мартин.

— О, теперь Вирга в безопасности, мэм, — саркастически сказал один из солдат. — Видите ли, мы тоже знаем, где находится Фаннинг. Он схвачен. Сейчас он должен быть на пути к Кормчему.

17

Они провели Антею темными узкими улочкам через несколько кварталов до крытого сарая, громоздящегося между зданий. Один из полицейских убежал вперед, и через несколько минут она услышала безошибочно узнаваемый, но странно приглушенный вой реактивного двигателя байка.

— Кормчий захочет поговорить с вами, — сказал мужчина, который не отводил пистолета от ее спины. — Даже если адмирал уже у нас.

Антея не отрывала ног от земли. Они обращались с ней учтивее, чем она могла рассчитывать. В большинстве наций Меридиана внутренняя стража пользовалась тем же статусом, что дворяне; единственная проблема заключалась в том, что кое-кто из этих солдат никогда не слыхал о страже или думал, что это сказки. Для нее в этот момент их манера обращения не имела значения; решительно все вокруг Антеи рушилось. Она только могла надеяться, что при пленении Чейсона заодно были задержаны люди Гонлина. Если ей впрямь повезло, то монстра, принявшего образ ее сестры, уже уничтожили.

Они вступили в низкий сарай, оказавшийся летным ангаром. В полу были створчатые люки самых разных размеров, над двумя из них висели байки, а над самым большим — двухмоторная лодка. С нее были переброшены сходни, и из кабины лился теплый свет, отражаясь радужными бликами на замасленном полу. Над мужчиной, сидевшим на сходнях, стояли по стойке смирно двое солдат. Мужчина был высок и худощав, с привлекательным лицом и мальчишеской копной черных волос. Он, хоть и явный узник, носил парадную форму офицера военного флота Слипстрима. Когда Антея подошла, пленник поднял глаза; для человека, которого вот-вот отпустят, он выглядел чересчур уныло.

Антея уселась рядом с ним. Никто не возразил.

— Антея, — сказала она, протягивая руку.

Он мрачно пожал ее.

— Трэвис, — ответил он. — Правду говорят об адмирале?

Она пожала плечами.

— Не знаю. Наверное.

Он на миг уставился вдаль. Затем:

— Вы не та, на кого меня обменивают, нет?

— Нет, — сказала она со вздохом. — Просто следую дальше.

Некоторое время они сидели молча, понуро, в позе побежденных, словно зеркальное отражение друг друга. Затем он пробормотал в пространство:

— Они меня, строго говоря, и не пытали. Не в том стиле, от которого шрамы остаются. В конце концов, я все еще флотский чин, причем немалый, и статус у меня… непростой. Но вопросы они задавали очень своеобразно… И угрожали всем, кого я знаю — моей семье. Я ничего им не сказал. Но все это геройство, я так полагаю, теперь ничего не стоит, да?

Из переулка выбежал солдат с криком: «Они готовы!». Трэвис поднялся на ноги и улыбнулся ей.

— Надеюсь, ваше пребывание во дворце не затянется, — сказал он с грустной улыбкой.

— Подозреваю, так и будет, — ответила она, и его повели прочь.

Антея сидела во вновь наступившей тишине, размышляя о том, что вокруг нее происходит. События разворачивались полным ходом, это без сомнения. По крайней мере, она знала, что допрос у Гонлина не стоил Чейсону жизни. Теперь эта жизнь будет зависеть от Кормчего.

Погрузившись в эти невеселые думы, она не слышала приближающихся шагов, пока знакомый голос не произнес: «Поверить не могу!»

Антея подняла глаза. Над ней в кольце солдат стоял Антонин Кестрел. Левой рукой он растирал правое запястье, а в правой держал объемистую папку с документами.

— Кестрел. Судя по виду, вам все нипочем, — бесстрастно проговорила она. Он не отозвался, и она снова глянула вверх. По правде сказать, выглядел он расстроенным и, кажется, соображал, что бы ей ответить. — Что не так? — спросила она, внезапно испугавшись, что Чейсон мертв, и Кестрелу уже об этом известно.

— Пойдем, — сказал он и не оборачиваясь прошагал в лодку. Один из солдат предложил ей руку. Освободившись, теперь Кестрел, по-видимому, здесь командовал.

— Значит, адмиралтейство обменяло вас на этого Трэвиса? — спросила она, когда они пристегнулись ремнями к сиденьям с противоположных сторон крошечной каюты. Кестрел хмыкнул. Раздраженная его молчанием, она решила подколоть его. — Честная хоть вышла сделка?

Из солдат втиснуться рядом с ними сумели только двое; остальные залезли на откидные сиденья снаружи лодки.

— Меня на лучшего офицера Чейсона Фаннинга? — Кестрел поджал губы. — Я бы сказал, с обеих сторон примерно равноценно.

— А вы как оказались на попечении адмиралтейства?

Он проигнорировал ее и хлопнул пилота по плечу:

— Выдвигаемся. Я должен немедленно увидеться с Ним.

Пилот поднял руку и дернул за выпускной рычаг. Створки двери в полу с грохотом распахнулись, а лебедка, удерживающая лодку в воздухе, отцепилась. Они немедленно выпали в ночной воздух Вирги, в вихрь городских огней. Реактивные двигатели ожили, и они стартовали прочь от квартета номер три, второго цилиндра.

По салону перекатывался шум реактивных двигателей. Кестрел кивнул, с него внезапно слетел рассеянный вид. Он наклонился вперед, жестом приглашая Антею сделать то же самое.

— Мне нужно поговорить с вами, — сказал он ей на ухо. Она от удивления отпрянула. Он только поморщился и выждал, и тогда она снова склонила к нему голову.

Кестрел заговорил тихо, так чтобы солдаты не услышали.

— Я уверен, вы уже сообразили, что вашим друзьям Ричарду и Дариушу недолго пришлось искать бунтовщиков из адмиралтейства, стоило нам добраться до города, — сказал он. — Они были в бешенстве, когда узнали, что вы забрали Чейсона. Сначала я подумал, что их ярость наигранна, но… — он покачал головой. — Мальчик не актер, хоть и мнит себя смышленым. Они и на самом деле вам не доверяли, и я подумал, что это странно, раз это вы с самого начала их спасали.

Антея была озадачена. Зачем он ей это говорит?

Она обдумала только что сказанное им.

— Дариуш и Ричард не ожидали, что их будут спасать, — сказала она. — Как и Чейсон. — Он кивнул, но явно ожидал от нее чего-то большего. Потом она сообразила. — Нет! — бросила она. — Я в жизни не работала на адмиралтейских мятежников. Я действительно из внутренней стражи. Я вытащила его по своим собственным причинам.

За исключением, конечно, того, что Антея не вытаскивала Чейсона из тюрьмы. Это сделал кто-то другой, а кто — она не знала. Она в отчаянии носилась кругами, не в силах придумать плана, как вызволить его, когда он так удачно свалился ей прямо в руки. Ей было некогда задумываться о том, кто же на самом деле освободил его, и в то же время выгодно, чтобы он считал, будто это сделала она.

Теперь она гадала, не адмиралтейство ли развалило тюрьму. Она могла бы сказать это Кестрелу, но тот уже кивал, словно то, что она ему сообщила, подтверждало какие-то его подозрения. Но что там он бы ни думал, счастливее он определенно не выглядел.

Устав от догадок, она спросила:

— К чему вообще это все?

Он открыл папку с документами. На свет появились несколько черно-белых фотографий. Антея взяла одну и присмотрелась к картинке в косом свете от городских огней.

Там в основном были размытые пятна перенасыщенной белизны и полнейшей черноты, но она разглядела серый овал, который мог означать корабль, и маленькие точки, рассыпанные поверх чего-то вроде облачной гряды. Она ничего не сказала, просто перевернула фотографию и бросила на Кестрела испытующий взгляд.

— Их дали мне в адмиралтействе, отнести Кормчему, — сказал он. — Они из бумаг с «Разрыва», и хотя я бы предпочел усомниться в их подлинности… но некоторые детали… — Он увидел, что она все еще не поняла, и пояснил: — Это фотографии, сделанные боевым самописцем «Разрыва». Они низкого качества, потому что сняты в облаках и при свете фальшфейеров. Во время битвы с флотом Фалкона. — Она понимающе кивнула, и он порылся в папке. — Адмиралтейство хочет, чтобы я передал Кормчему, что если он не отступит, они распечатают новостные листки с некоторыми из этих изображений. С изображениями типа… вот этого. — Он повернул маленький квадрат, чтобы поймать свет.

Антея ахнула. На нем была поистине дьявольская картина падения сотен человек. Те, что по краям картинки, совершенно размывались, но те, что ближе к центру, виделись четко: руки и ноги разбросаны в разные стороны, у некоторых были крылья или ласты, но при этом большинство сжимало винтовки и тяжелое снаряжение. Воздух вокруг них усеивали шлемы, фляги, сапоги и не поддающиеся опознанию обломки.

Кестрел снова подался вперед:

— Чейсон утверждал…

Она подняла глаза от фотографии. Лицо Кестрела исказилось от эмоций:

— Чейсон утверждал, что десантные транспорты были набиты людьми. Что Фалкон вышел не просто на маневры. Говорил он…?

— Говорил ли он правду? — Она вернула фотографию. — Кестрел, я не могу сказать вам с уверенностью. Меня там не было. Я могу сказать вам, что он ничего не знал о «Разрыве» или кризисе с адмиралтейством, пока не услышал от вас.

Кестрел глубоко вздохнул. Он сунул фотографии в папку и откинулся на спинку. Видя, что он не отвечает, Антея перегнулась к нему:

— Что собираетесь делать?

Он покачал головой.

Антея тоже откинулась назад и нахмурилась. Оставшуюся часть пути они с Кестрелом избегали смотреть друг другу в глаза.

— Чтобы дошло до такого… — бормотал Мартин Шемблз, возвращаясь по коридору в свою мастерскую. — Работать для врага… сдавать друзей…

Снаружи, в переулке рядом с его магазином, офицеры дворцовой охраны занимались обменом заключенными, о котором вел переговоры Шемблз. Он отдал им Антею Аргайр, чтобы те отвезли ее к Кормчему, и от этого у него в горле стоял комок. В эту минуту Мартину не хотелось глядеть ни в одно из лиц ожидающих там людей.

Кроме того, у него было очень мало времени и много дел впереди. Он расчистил письменный стол, небрежно смахнув на пол бумаги и ручки; затем сел и набросал три записки.

В первой говорилось: Скажите ему, что дела идут к развязке. Назначьте наглядную демонстрацию как можно скорее. На завтра или послезавтра. Не ждите лучших обстоятельств.

Он свернул послание и, встав на колени, поднял не прибитую половицу. Под ней открылась небольшая выемка, вмещающая несколько латунных трубок с заглушками на концах и секцию блестящей металлической трубы, которая уходила куда-то под дом. Он распечатал одну из трубок и вложил в нее записку, затем надел колпачок обратно на трубку. Шемблз вверил сообщение секретной пневматической трубе, которую повстанцы Эйри установили год назад; раздался шипящий звук.

Он понятия не имел, где находится другой конец этой трубы, но был уверен, что людям Кормчего о ней не известно. Они полагали, что у него есть связи с преступным миром (что не особенно расходилось с истиной), и в этом, вероятно, заключалась причина того, что они не трогали его все эти годы: ждали дня вроде нынешнего, когда им могут понадобиться его услуги. Мудро, и вместе с тем глупо, поскольку они не удосужились выяснить, на чьей он стороне на самом деле.

Его связные получат сообщение за считанные часы. Потом будут пущены в ход события, которые могут разорвать Слипстрим на куски — или же, если он ошибся с выбором времени, укрепить его и порушить всю кропотливую работу Мартина Шемблза.

В виду этой ужасной перспективы второе послание приобретало особую важность. Он засел за него не только из чувства вины, что подставил очаровательную юную Антею Аргайр. Он скормил ее акулам совершенно непреднамеренно, но скормить все же пришлось. На кону стояло много большее, чем ее судьба. А именно статус Чейсона Фаннинга, который, скорее всего, склонит в ту или иную сторону чаши весов — не только в конфликте между Кормчим и его непокорным флотом, но и между Слипстримом и покоренным им вассальным государством, Эйри.

Когда-то Мартин полагал, что Фаннинг в ответе за уничтожение нового секретного солнца Эйри. Он ненавидел этого человека как врага всего разумного — равно как и его народа. Лишь недавно он узнал, что Фаннинг в этом преступлении не участвовал. Хайден Гриффин поведал ему об адмирале совершенно другую историю, и если это правда, то Фаннинг мог оказаться одним из немногих высокопоставленных слипстримеров, которые захотели бы оказать Эйри помощь в достижении независимости.

Тем не менее перо Мартина замерло над бумагой. Он даже не знал толком, кому, собственно, адресует письмо. Кормчий скоро заполучит Фаннинга, и адмиралтейские бунтари о его захвате и так узнают быстро; Мартин об этом позаботится. Повстанцы Эйри, в лице самого Шемблза, уже знали.

Однако в городе имелась и четвертая фракция. Мартин лично для себя именовал их «валютчиками» — люди-тени, явные иммигранты, чей странный акцент и скрытные повадки заставили о себе говорить весь Раш. Они крепко держали язык за зубами, организовывались в тесные маленькие коммуны внутри многоквартирных домов там и тут на городских колесах. Профессиями они владели самыми чудными, а у иных и вовсе не было никаких профессий, но все подчинялись какому-то центральному руководству, обсуждать которое не собирались. Полиция Кормчего оказалась полностью бессильна прорвать их круг молчания или хоть кого-то из них уличить хоть в каком-нибудь преступлении. Шемблз, однако, знал, что это именно от них исходила таинственная новая валюта, наводнявшая улицы.

Тем, кого это может касаться, — написал он. — Очень вероятно, что к тому времени, когда вы получите эту записку, Чейсон Фаннинг прибудет в цепях во дворец Кормчего. Эта информация подтверждается как дворцовыми войсками, так и некой Антеей Аргайр из внутренней стражи. Кормчий и адмиралтейство могут обнародовать известие о поимке Фаннинга или этого не делать, поэтому я призываю вас незамедлительно связаться со своими людьми во дворце, чтобы проверить сказанное мною.

Вообще-то Мартин не знал, есть ли у валютчиков люди во дворце, но он был в курсе, что его секретная организация не единственная, кто действует в городе. Еще до инцидента с «Разрывом» он понял, что есть еще одна группа, хотя и не знал, на кого она работает, кроме того, что не на правительство. Недавно он решил, что они и валютчики — одни и те же люди. У Мартина были свои уши в дворцовых стенах; почему бы им не быть y этой другой группы?

Одно он знал наверняка: слух о том, что Чейсон Фаннинг возвращается в Слипстрим, распустили валютчики. Он вернется, гласили слухи, и все снова поправит. Новости эти были самого мессианские толка, и часто они сопровождались инструкциями шепотом, и маленькими клочками бумаги — валютой прав, — наделявшими тех, кто их получал, странным могуществом.

Валютчики работали не на аристократию и не на военных. Если и существовала в Слипстриме фракция, которую заботили интересы простого люда, так это были они.

Пришло время простому люду взять эти дела в собственные руки.

У Мартина появилось искушение подписать записку «Друг», но сейчас было не время для пряток.

Я не знаю, какие у вас ресурсы, поэтому предлагаю свои собственные. Я Мартин Шемблз, владелец магазина «Счетная палочка» на Бауэр-лейн. Я бы пояснил вам, куда сбрасывать письма, чтобы связаться с моей сетью, но у нас нет времени. Я готов действовать открыто, так как думаю, что все решится в ближайшие сутки. Пошлите кого-нибудь поговорить со мной. У меня есть люди, деньги, оружие и снаряжение.

Мартин перечитал написанное и содрогнулся. Он долгие годы ухаживал за этим маленьким магазинчиком, выручал скромный доход и наслаждался работой и своими покупателями, при всем при том координируя работу ячеек организации, занятой возрождением нации Эйри. Многих из его оперативников схватили, но сеть выстояла, и никто так и не смог выследить его самого.

Сложив и запечатав письмо, он скинул халат и направился к двери.

Если его загребет любая из облав комендантского часа, то все, ради чего он работал, будет уничтожено одним махом. Он помедлил, прежде чем отворить входную дверь, затем вздохнул и порылся за прилавком в поисках пистолета, который хранил там. Оружие все покрылось пылью. Он сунул его во внешний карман пиджака и вернулся к двери.

Из переулка донеслись голоса. Очевидно, там только что обменялись пленными.

— Ричард Рейсс! Даже не верится!

Мартин Шемблз вгляделся в тень, где молодой человек — очевидно, только что получивший свободу пленник, — обнимал седовласого мужчину с родимым пятном цвета портвейна на щеке. Солдаты Кормчего покинули переулок; теперь там оставались только люди адмиралтейства, собравшиеся в кучку возле лавки Мартина.

Вновь освобожденный офицер отступил назад и испытующе посмотрел Рейссу в лицо:

— Солдаты только что сказали мне, что адмирала схватили. Это правда?

У Рейсса сделался потрясенный, а потом и вовсе удрученный вид.

— Ох… — сказал он. — Это возможно. Возможно. Он ведь был с нами, Трэвис. Мы странствовали с ним долгие дни, добираясь сюда… а потом эта ведьма из стражи, Антея Аргайр, увела его у нас. Несомненно, она сдала его Кормчему за награду.

— Нет, не сдала, — не раздумывая, сказал Мартин. Они посмотрели на него, пораженные его внезапным появлением. — Ее тоже только что забрали. Странная награда, если она сдала адмирала, не находите?

Рейсс нахмурился, его винное родимое пятно причудливо исказилось.

— Тогда что же произошло?

— Я знаком с упомянутой юной леди, — сказал Мартин после минутного колебания. С него причитается как-то защитить ее, решил он. — Она пришла ко мне сегодня ночью, но здесь уже были солдаты и арестовали ее. Она говорила, что адмирал в опасности — что-то насчет астероида Раш…

— Но она похитила его у нас! — Рейсс посмотрел на Мартина. — Вы хотите сказать, что кто-то перехватил его у нее?

— Очевидно, — медленно проговорил Мартин, — она действительно сдала его, но не Кормчему. Кажется, она чувствовала сильное раскаяние после своего поступка. Так вот почему она пришла ко мне, — сказал он, осененный пониманием. — Бедняжка…

— Если он попал к Кормчему, мы должны действовать быстро, — сказал Рейсс Трэвису. — Ну что, парни, — сказал он прочим бунтарям-адмиралтейцам, — мальчик и я, мы действовали с самыми честными намерениями. Мы ведь доставили вам Кестрела! Видите, присутствующий здесь Трэвис меня знает. Пришло время дать мне доступ к вашему внутреннему кругу. Мне просто необходимо поговорить с вашим руководством!

— Как и мне.

Тут опешили все; они обернулись, чтобы взглянуть на Мартина Шемблза. Тот пожал плечами:

— Время масок прошло. Вашей команде понадобится помощь моей команды. Я хочу освободить адмирала и могу помочь вам в этом.

— И кто же вы такой, собственно говоря? — спросил Ричард.

— Я друг Хайдена Гриффина.

Это имя определенно произвело впечатление на Трэвиса и Ричарда — глаза у них расширились, они переглянулись, и Трэвис выругался. Потом оба сразу принялись засыпáть его вопросами.

Мартин рассмеялся и поднял руку:

— Вам нужно сообщить свои новости вашим людям. Вот этим и займитесь, после возвращайтесь сюда. Скажем, через два часа? Тогда сядем и, быть может, впервые все перезнакомимся.

Не дожидаясь ответа, он повернулся и скрылся во мраке комендантского часа. Он слышал, как они возбужденно перешептывались, а затем отправились восвояси. Если у них есть хоть капля здравого смысла, то, когда он вернется, они будут ждать его здесь.

Он расправил записку в кармане, размышляя. С правильными купюрами, сунутыми в правильные руки, его маленькое письмецо стрелой долетит до места назначения. Если повезет, еще до окончания ночи он узнает, кто такие или что такое эти валютчики.

Чейсона окружали размазанные лица; слова, капающие из их ртов, доносились несколько секунд спустя. Весь мир таял и растекался воском, кроме огней — городских огней, хрустальных и ярких, незыблемого, словно скала, цвета.

Однажды с ним случилась лихорадка, после того, как в сабельную рану занесло инфекцию. Тогда, как и теперь, Чейсон понимал, что у него бред. Теперь, как и тогда, понимание ничуть не помогало.

В голове все еще звенело после того, что сотворила с ним фальшивая Телен Аргайр. Металлический привкус ее мыслей и воспоминаний пропитал его насквозь, и Фаннинг опасался, что от ощущения нечистоты уже не избавиться. Он лихорадочно перепрыгивал от мысли к мысли, от воспоминания к воспоминанию, выискивая хоть что-то — что угодно — что принадлежало бы только ему и не было замарано ее вторжением. Он метался внутри собственного черепа, а его лицо под гул моторов лодки обдувал прохладный ночной воздух.

— …придет в себя? — Это был Гонлин, вожак. О ком он говорит?

Искусственная природа уже здесь. От этого вывода никуда не денешься. После того, как Чейсон заглянул внутрь сознания поддельной Аргайр, он хорошо понимал, что ждет Виргу. Все, чего коснулась И.П., должно стать средством, продуктом, сырьем или ресурсом потребления. Роза не может оставаться розой, ей положено преображаться хоть в лилию, хоть в орхидею — по прихоти ее владельца. Даже опыту и памяти предстояло стать гибкими, взаимозаменяемыми. Весь мир целиком, надо думать, будет потреблен.

Теперь становилось очевидным, что женщина, которая поведала Чейсону о технологии под названием «радар», вообще не была человеком. Обри Махаллан явилась в Слипстрим этакой бродягой-путешественницей, заявившей, что она прибыла с «туристической станции», примостившейся на внешней поверхности Вирги. Венера путешественницей заинтересовалась, и этот интерес побудил его жену «обнаружить» местонахождение ключа от Кандеса. Если поразмыслить, Обри, должно быть, и подвела ее к открытию. Махаллан казалась вполне обычным человеком; да она, вероятно, и сама так полагала. Однако у нее, скорее всего, не было ни рождения, ни детства, вместо этого ее личность собрали из компонентов с открытым исходным кодом где-то среди бурлящей бесконечности данных Веги. Это не имело значения — почти, до поры, пока вы не осознавали, что вместо человеческого подсознания ей управляли некие бессознательные процессы; а вот у них на повестке дня стояли цели, совершенно не связанные с мечтами и надеждами ее сознательного «я». Разум фальшивой Телен Аргайр для Чейсона все четко прояснил: в мире искусственной природы человеческое сознание редко встречалось в ином качестве, нежели маска, скрывающая что-то чуждое, неумолимое и холодное.

Оставалось только надеяться, что Обри не довелось самой о себе этого узнать.

От этих мыслей, в считанные секунды проскочивших в голове у Чейсона, его мир, похоже, стал чуть устойчивее. Он сморгнул и понял, что сидит, привязанный к сиденью, в трехмоторной лодке, вместе с Гонлином, Телен Аргайр и несколькими громилами Гонлина — бывшими стражами, если верить Антее. Они выписывали дугу между гигантскими вращающимися цилиндрами Раша, которых только что коснулся мерцающий свет зари. Прямо по курсу висело адмиралтейство, и возле него дворец Кормчего.

Что это там одиноко парит в прожекторном зареве близ адмиралтейства — «Разрыв»? Для адмирала, от шока при его виде, мир снова потерял связность. Фаннинг позабыл, где находится, в голове замелькали разрозненные картинки бумажных самолетиков и йо-йо, и как он ребенком бежит по железным тротуарам. Ему виделись сосредоточенные лица других детей, глядящих на него из лишенных тяжести лачуг рядом с родительским поместьем. Чейсон слышал свой голос, задающий вопрос, но уже не помнил, о чем, — помнил только, что на него не ответили.

— Быстрее!

Громкий выкрик полоснул по сознанию, и все путаные образы развалились. Он снова сидел в лодке. Гонлин и его люди смотрели назад, за плечо Чейсона — на что? Чейсон с трудом тоже повернул голову — посмотреть.

То, на что они глядели, взмывало с заросшего лесом бока астероида Раш, с надменной непринужденностью стряхивая растительность со своих крыльев. Утренний свет солнца Слипстрима облил рубежного мотля золотом. На мгновение тот завис в воздухе, а затем взорвался движением.

— Быстрее!

Голос Гонлина выдавал, что он на грани паники. Чейсон засмеялся. Вот человек, которому все еще оставалось, что терять. Забавно было очутиться по другую сторону, потеряв все, и сознавать, насколько бессмыслен и глуп страх этого человека.

Последняя мысль заставила его снова повернуться вперед. Да, они определенно приближались к дворцу Кормчего. Чейсона выдали за награду? Тогда зачем здесь, с Гонлином, Телен Аргайр? Выставить ее напоказ означало увлечь за собой рубежного мотля. Они могли пойти на это только в отчаянных обстоятельствах. Наверное, их нору раскрыли.

Он снова рассмеялся.

— Знаешь, эта штука тебя рано или поздно съест, — уведомил он Аргайр. Та не ответила, зато Гонлин бросил на Чейсона высокомерный взор.

— Нет, если до того его убьют люди Кормчего, — сказал он.

Чейсон перевел взгляд с Гонлина на приближающегося мотля. Теперь он разобрался в плане: заманить мотля в зону досягаемости дворцовых орудий и разделаться с ним.

— Надеетесь, что они начнут стрелять по мотлю, как только разберут, что это такое?

— Если он начнет дырявить дворец, чтобы добраться до нас, то да, — сказал Гонлин. — Потому что это будет выглядеть так, словно он пришел за Кормчим.

— О, народу это не понравится, — засмеялся Чейсон. — Защитник Вирги, атакующий Кормчего? Да Кормчий станет выглядеть еще бóльшим негодяем, чем сейчас.

— А кто здесь хоть раз видел мотля? Кормчий просто заявит, что это такой монстр, которого вы выманили из зимы, чтобы устроить хаос в Раше. Кроме того, мы ведь везем ему вас, так ведь? Нет, не стоит беспокоиться о том, как это кому понравится, Фаннинг. Кормчий уничтожит мотля, а потом мы найдем вашу жену и заберем ключ.

— Вы действительно думаете, что сможете контролировать вот это, когда доберетесь туда? — Чейсон кивнул на Телен Аргайр, которая, казалось, игнорировала их разговор. — Я побывал внутри ее сознания, Гонлин. Она не собирается просто «отрегулировать ниже» защитное поле Кандеса. Она собирается его ликвидировать.

Гонлин ничего не ответил, и Чейсон понял, что тот прекрасно это знал — и, возможно, с того самого дня, когда заключил союз с этим чудовищем.

— Это вы отдали им сестру Антеи? В подарок или в качестве жертвы? Уж конечно, она добровольцем не вызывалась.

Гонлин впервые занервничал:

— Она сама нарвалась. После Перебоя мы отбивали вторжение извне. Телен приперла в угол одного из нарушителей, но вместо того, чтобы его уничтожить, сделала ошибку — попыталась завязать с ним разговор. К тому времени, когда мы ее нашли, она уже была вот такой. — Он кивнул на женщину, сидящую рядом с ними. — Мы могли бы разделаться с ней прямо там — у нас хватало мотлей, — но, к счастью, все из людей, кто там был, входили в нашу маленькую группу. В группу недовольных. Поэтому я решил рискнуть и договориться.

— Но оно не собирается соблюдать никаких соглашений, которые оставили бы Кандес нетронутым.

Гонлин пожал плечами.

— Знаю. Я махнул на это рукой. Сейчас оптимальный вариант — это позволить искусственной природе преобразить Виргу во что-то новое. Мы — те, кто правильно сориентировался, — мы станем богами, когда эта реальность, — он обвел жестом окружающее, — растворится в большей вселенной. — Он наклонился ближе и сказал со спокойной уверенностью: — Вирга обречена, адмирал. Через месяц ничего из этого больше не будет.

— А что его заменит?

— Все, чего мы пожелаем, — улыбнулся Гонлин.

18

В тот самый момент, когда Антея достигла вершины мраморных ступеней, ведущих от дворцовой пристани, раздались крики и звуки стрельбы из тяжелого оружия. Кестрел шел в нескольких шагах впереди нее, в теплом освещении пышного приемного зала к нему с разных сторон стекались сановники и дворцовая стража. При первом гулком буханье выстрелов, от которого содрогнулся пол, все они сбились с шага.

Кестрел оглянулся на Антею. Та неопределенно качнула головой.

Кто-то крикнул: «Это „Разрыв“!» и началась всеобщая паника. Кестрел заорал, призывая к порядку, но люди разбегались кто куда — все, кроме охранников Антеи, которые придвинулись к ней. Один взял ее за руку, то ли защищая, то ли не давая сбежать — трудно было сказать. Кестрел остановил мужчину в высоком шлеме с плюмажем и потребовал, чтобы тот выяснил, что происходит, и доложил. Мужчина что-то пробормотал, поклонился и умчался прочь.

— Это может быть и «Разрыв»», — сказала Антея, когда Кестрел вернулся к ней. — Если они узнали, что Чейсон схвачен…

— В точности то, что я подумал, — сказал он. — Дела могут пойти скверно. Джентльмены, — обратился он к охранникам Антеи, — не могли бы вы сопроводить эту даму в один из защищенных гостевых апартаментов? Проследите, чтобы она нас не покинула. — Он замялся, затем неуверенно улыбнулся Антее. — Я не позволю причинить вам вред. Мне просто нужно разобраться… кое в чем… с Кормчим.

Антея позволила увести себя прочь. Даже здесь, в нижнем вестибюле, красовались золотые статуи и богатые гобелены. Их роскошь выглядела непристойно — они кричали о том бездушном делении на богатых и бедных, которое так упорно пыталась преодолеть Телен. В эту секунду Антее ничего так не хотелось, как увидеть все это в огне.

Чейсона уже заперли где-то среди этих стен? Он ранен? Или его тоже должны были поместить в «гостевые апартаменты» и в конце концов простить, потому что он, в конце концов, нобиль — пусть даже его сторонников массами казнили на улицах?

Она покачала головой. Он был не из таких; просто с горя ей в голову лезли всякие мысли.

Позади нее раздались какие-то возгласы. Она повернулась, ее охранники тоже остановились, оглядываясь. Человек в шлеме с плюмажем мчался обратно по коридору, что-то выкрикивая. Единственным словом, которое уловила Антея, было:

— …Монстр!

Мужчина, державший Антею за руку, снова потащил ее вперед.

— Подождите! — попросила она. — Думаю, я знаю, что происходит.

— Вас не касается, — сказал солдат. — Идемте.

— Но… — Она напрягла слух, чтобы расслышать, что говорят Кестрел и другие. Ясно донеслось «Не „Разрыв“», и еще «угроза дворцу».

— Кестрел! — крикнула она, упираясь каблуками. — Это рубежный мотль! Он здесь, чтобы остановить гнус…

Ее охранники проволокли ее сквозь пару железных дверей, которые захлопнулись за ней с тяжкой бесповоротностью.

Через несколько минут Антея осталась в одиночестве в центре маленькой приятной гостиной. Это место было темницей, но темницей для знати. Она представила себе, как в этом номере время от времени содержали заложников из соседних наций, или местных негодяев из власть имущих, чьи преступления становились столь вопиющими, что на них больше нельзя было смотреть сквозь пальцы. Здесь стояли мягкие кресла и диваны, резные кофейные столики, украшенные цветочными композициями; широкие двери вели соответственно в ванную комнату из полированного камня и в большую спальню.

В дальнем конце комнаты располагались два высоких окна. Она подошла к ним, откинув тяжелые бархатные портьеры и обнажив зарешеченное стекло. За ним простирались город Раш и полное прелести небо.

Утренний свет и дымка смягчали все краски до пастельной нежности. Левее и выше вдали вращались за квартетом квартет массивные миллионотонные колеса-города, и их полотнища-паруса полоскались на ветру; длинные полосы золотых облаков служили им фоном. Справа внизу, слегка окрашенный дымкой, закутался в свой лес астероид Раш. Ближний край окружало облачко — его собственная погода. Над астероидом в прозрачном воздухе сверкали, точно застывшие на лету искры, бесчисленные окраины и особняки невесомых кварталов города.

Эти опорные точки ландшафта медленно вращались вокруг Антеи — по мере оборота ее собственного городского колеса. По центру поля зрения висел осажденный «Разрыв», а за ним — адмиралтейство. «Разрыв» походил на покрытую шрамами консервную банку, окружившие его орудийные гнезда покрасили в камуфляжный серо-голубой цвет, а вязь соединяющих их тросов-стабилизаторов напоминала бледную паутину на фоне воздушных просторов. Далее вокруг них расположились корабли личной гвардии Кормчего, и, покрывая предыдущие слои, целая туча гораздо более крупных кораблей, верных Чейсону Фаннингу. И на все это отбрасывало длинную черную тень колесо самого адмиралтейства, не уступающее размером дворцу Кормчего.

Совсем, казалось бы, недавно каждое орудие или телескоп в Слипстриме целилось в «Разрыв», но вот уже десятки их разворачивались на шарнирах, и им начинали вторить прочие, в то время как вдоль всей панорамы бешено бегали зигзагами лучи прожекторов, а на кораблях завыли сирены. В воздухе засверкали вспышки, извивающиеся клубы дыма поплыли навстречу рубежному мотлю, устремившемуся сквозь шквал враждебного огня прямо ко дворцу Кормчего.

Антея ухватилась за решетку на своем окне и завопила: «Давай!» Она подпрыгивала, дергая за холодный металл, словно могла оторвать его прочь, и на мгновение даже сама поверила, будто и впрямь сможет. Она чувствовала каждое движение тела мотля, когда тот кружил и увертывался от пушечного огня и ракет, которые сыпались на него дождем. Не так давно, во время Перебоя, Антея долгими днями напролет жила внутри близнеца этого мотля — а вот этот самый нес ее сестру.

Теперь она могла разглядеть каждую черту его серебристого тела, и в том числе — ужасные раны, которые оставляла на нем шрапнель. «Ещё чуть-чуть! Ну давай!»

Стрельба прекратилась — мотль оказался почти вплотную ко дворцу, Артиллеристы не могли больше стрелять, не рискуя попасть в сам дворец. Антея отпрянула назад и восторженно рассмеялась, когда увидела, как мотль невозмутимо взмывает вверх и исчезает из виду — прямо над ней. Она представила себе, как он садится на крышу спальни Кормчего, как его когтистые лапы давят горгулий и раскалывают сланцевую черепицу. Действительно, через несколько секунд мимо ее окна пролетело несколько кусков каменной кладки, отправившись устроить утренний переполох какому-нибудь бедолаге в окружающем дворец городе.

— Ну же! — крикнула она. — Чего ты ждешь? Выковыривай ублюдков!

И только тишина в ответ — молчание орудий, молчание наверху.

Мотль снова запечатал фальшивую Телен. Как и ранее, на астероиде Раш, он не рискнет человеческими жизнями, чтобы добраться до этой дряни. Дворцовая же стража не рискнет разрушить колесо, чтобы добраться до него, так что на данный момент установилась патовая ситуация.

Антея отвернулась от окна. Внезапно вся роскошь вокруг нее показалась просто похабством. Она пнула резной столик, и тот упал с радующим грохотом. Не успела она опомниться, как уже крушила всю комнату.

К вящему удовольствию Антеи, никто не явился, чтобы остановить ее.

— Прекратите кто-нибудь этот адский шум! — Адриан Семпетерна III, Кормчий Слипстрима, упер руки в бока и уставился на расписной потолок. Когда приглушенные взрывы наконец стихли, извещая об окончании атаки на мотля, монарх резко кивнул и сказал: — Благодарю вас.

Семпетерна снова направил свое внимание на Чейсона. Чейсон, силой поставленный на колени на знакомый мраморный пол в приемном зале Кормчего, дерзко уставился в ответ. У него наконец-то прояснилась голова, и надо что-то придумать, чтобы она ясной и оставалось. Нельзя, чтобы этот жеманный денди разглядел, насколько он уязвим.

Внешне Кормчий выглядел невыразительно: мутные глаза на лице, нависающем над худыми плечиками, и бледные паучьи ручки, постоянно переплетенные одна с другой — когда не бродили по всему костюму, бессознательно поправляя то тесьму, то пуговицу или полу. Сегодня Семпетерна был в бирюзовом; его волосы скрывались под парчовой шапочкой той же расцветки, а позади расходился веером жестко накрахмаленный шлейф, и всякий раз, когда владелец поворачивался, скреб по полу. Чейсону все еще лезли в голову странные мысли, и, поглядывая за передвижением Кормчего, он гадал, велик ли ворох пыли и оброненной мелочевки, который под этим шлейфом собирается.

Единственное, чем Кормчий обладал, так это голос. Он редко умел подобрать правильные слова, но когда ему давали зачитать хорошую речь, то мог, как говорится, заставить рыдать даже статую. Его ораторские способности тесно смыкались с чувством самосохранения, и Чейсон часто думал, что это единственная причина, по которой он все еще жив.

Из-за озаренной лампами колонны выступил Кестрел.

— Ваше величество, — молвил он. — Я вернулся.

Семпетерна моргнул, глядя на него.

— А, так ты вернулся, Кестрел, так ты вернулся. Отличная работа!

— Нам следует обсудить важный предмет, — подходя, сказал Кестрел. В руке он держал большую пачку бумаг.

— Силы небесные! Ты каких-то десять минут как на свободе, и уже приходишь ко мне с бумажками? — Из лица Кормчего вышел бы прекрасный этюд на тему «Изумленная недоверчивость». — Можешь ты какое-то время просто порадоваться своему возвращению, Кестрел? Кроме того, мне еще надо насладиться моей собственной победой. — Он улыбнулся Чейсону. — Кое-что, которым я намерен заняться прямо сейчас.

Он повел пальцем, и дворцовый гвардеец поднял Чейсона на ноги, а потом снова бросил адмирала на колени недалеко от Семпетерны близ одного из огромных витражных окон зала приемов, похожего на собор. Чейсон много раз бывал в этой комнате, но на помосте — никогда; на этом возвышении в любом другом королевстве расположился бы трон, но в Слипстриме вместо него стояло несколько диванчиков, столиков, ковров и растений в кадках. Кормчий Слипстрима правил не с трона, а с кушетки. Конечно, никто, кроме него, его непременных телохранителей и нескольких доверенных приближенных, не мог ступить на ворсистый ковер, покрывавший помост, так что формально Семпетерна оказал Чейсону огромную честь, позволив ему подняться сюда.

Он с важным видом приблизился к Чейсону, шурша шлейфом.

— Итак, твой мелкий заговор наконец-то раскрыт, — промурлыкал он. — Нет, молчи! — сказал он, подняв руку. — Ты испортишь мне момент.

— Не было заговора, — сказал Чейсон. — И вы это знаете.

— А, что касается этого. — Кормчий уставился на свои ногти. — Куда удобнее, чтобы он был. Ой, не смотри на меня так! Это политика, дружок, и тебе бросаться на собственный меч не просто так. — Он наклонился, насколько позволял его наряд, чтобы заглянуть Чейсону в глаза. Понизив голос почти до шепота, он сказал: — Ты действовал благородно, и, может быть, когда-нибудь я смогу публично это признать. Хотя, вероятнее, нет, учитывая, что мне придется из тебя сделать поучительную историю и пример. Но мы оба знаем, что общественное благо сейчас важнее правды, верно ведь? Или не важнее? Чейсон, посмотри мне в глаза и заяви, что очистить твое имя важнее, чем положить конец этому мятежу и предотвратить дальнейшее кровопролитие.

На миг Чейсон лишился дара речи. Он уже было ответил «Мы можем сделать и то, и другое», но Семпетерна опять выпрямился и рассмеялся.

— Ах, какое облегчение! — сказал он. — Ты таки доставил мне чуточку беспокойства, Фаннинг. Твои поклонники были такие… рьяные.

Тут он сделал вид, что только сейчас заметил Гонлина и его команду.

— Это те добрые люди, которые передали нам адмирала?

Кто-то кивнул. Кормчий подошел прямо к Гонлину и пожал ему руку.

— Моя благодарность и благодарность Слипстрима будут вечными, — значительно объявил он. — К кому я имею удовольствие обращаться?

— Гонлин Мак, из внутренней стражи Вирги.

Кормчий уронил руку и отступил, заметно вздрогнув.

— Так! Значит, стража сочла за лучшее вмешаться, верно? Мудрое решение, не сомневаюсь. Вы почувствовали, что в Слипстриме слишком выросла перспектива анархии? Или… — он взглянул вверх, и его брови приподнялись во внезапном озарении. — Фаннинг что, якшался с монстрами? Это его тварь уселась на крыше моего дворца?

— Именно так, ваше величество, — сказал Гонлин.

— Да, я так и думал, — сказал Семпетерна. — Надеюсь, вы здесь, чтобы покончить с ним?

— Нам может… понадобиться для этого ваша помощь, — признался Гонлин.

Чейсон насмешливо фыркнул. Он с трудом отслеживал нить разговора, но упрямо цеплялся за те мелкие обрывки, которые мог разобрать. Ему следовало прямо сейчас что-то сказать Кормчему, но он не мог сообразить, что именно. Чейсона переполняла беспомощная ярость. Он хотел бы всыпать Семпетерне по первое число прямо здесь и сейчас, но не мог даже встать на ноги.

— Какая прекрасная возможность помочь внутренней страже помочь мне! Разумеется, я за нее схвачусь.

Гонлин поспешно продолжал:

— Чудовище охотится не только за вами, но и за нами. Умоляю вас, позвольте нам укрыться здесь, в вашем дворце, пока это существо не будет уничтожено.

— Ну конечно! Это ведь не все, чего вы хотите за то, что доставили мне адмирала? Или все? Что ж, конечно, вы же та самая знаменитая стража… Тогда хорошо! — Семпетерна раздраженно обернулся. — А это еще что такое?

У его локтя стоял Кестрел, выставив перед собой, как щит, стопку бумаг.

— Это касается «Разрыва», — быстро проговорил он. — Вы должны на них посмотреть.

— «Разрыва», ты говоришь? — Кормчий взглянул на толстую папку, в которой, как было видно сейчас Чейсону, лежали фотографии. — Какая теперь в них может быть важность? Адмирал-то у нас.

Кестрел глубоко вздохнул и сказал:

— Бунтовщики из адмиралтейства заявляют, что у них есть доказательства того, что адмирал говорил правду о намерениях фалконского флота. Вот копия этих доказательств. Они хотят начать переговоры с вами, иначе обнародуют этот материал.

Целых десять секунд Кормчий стоял столбом, пристально глядя на папку. Затем взял ее из рук Кестрела.

— Что здесь у нас? — спросил он негромко. Он раскрыл ее, вглядываясь то в одно, то в другое изображение или в лист бумаги. — Документация… из журналов и с камер «Разрыва». Ловко, ловко…

— Особое беспокойство, сир, вызывают эти изображения. — Кестрел развернул фото, чтобы Кормчий посмотрел на них.

— Люди в воздухе, — озадаченно сказал Семпетерна.

Слова обрушились на Чейсона, словно ушат холодной воды. Он посмотрел на Кестрела. Антонин вернул ему взгляд. Чейсон, не разжимая губ, кивнул Кестрелу.

— В адмиралтействе утверждают, что нет таких флотов, которым зачем-то потребовалось бы проводить маневры с десантными кораблями, набитыми людьми, — сказал Кестрел. — Если в операции проверялась готовность флота, то для балласта сошли бы мешки с водой. Учения по посадке-высадке вообще лучше всего устраивать отдельно. Эти люди могли там находиться по единственной причине — их собирались использовать. В настоящем вторжении.

Кормчий, надувая губы, некоторое время изучал самые существенные кадры. Потом пожал плечами.

— Мы с тобой это знаем, — сказал он Кестрелу. — А народ этого не знает. И прямо сейчас меня главным образом заботит, что подумает народ. Возможно, в конце концов, Формация Фалкона действительно проводит флотские маневры, используя свою армию вместо балласта… Мы объясним это какой-нибудь веской причиной. Это не кризис пока, Кестрел, — не сегодня, когда мы схватили самого адмирала.

Он захлопнул папку и вручил обратно Кестрелу. И, отворачиваясь, сказал:

— Опять ты отвлекаешь меня в час моего триумфа. Не будешь ли ты так добр хоть раз проникнуться духом момента?

Кестрел за спиной Кормчего впился в него убийственным взглядом.

— Мне только что пришла в голову замечательная идея, — внезапно сказал Семпетерна. — Она все это упакует в маленькую чудненькую связочку и вернет людям веру в меня. Кажется, сегодня утром у нас необычно большая аудитория, — размышлял он вслух, бросив искоса взгляд в один из прозрачных кусочков витражного окна.

Чейсон тоже посмотрел и увидел толпы людей — темные облачка крапинок в утреннем воздухе, — что начали собираться возле адмиралтейства. Может статься, они пришли поглазеть на мотля, но он почему-то подозревал, что они ожидали большего. Дело шло к развязке, и они это знали. Возможно, просочились новости о его поимке.

— Будет просто позором отправить их всех домой без шоу, — сказал Кормчий. — Кестрел! — Он повернулся к сенешалю, который отступил на мраморный пол и стоял футах в двадцати. — Что планируется, чтобы избавиться от этой штуки на моей крыше?

Антонин нахмурился.

— Мы закладываем заряды в карниз под его ногами, ваше величество. Его выбросит в открытый воздух, а затем он будет поражен прицельным ракетным залпом.

— Очень хорошо. Все готово?

— Почти.

— Тогда вот что мы сделаем. — Кормчий хлопнул в ладоши. — Я пришибу нашу маленькую надоеду, — сказал он, ткнув пальцем вверх. — Прямо на виду у собравшихся горожан. Мне нужны наплечный ракетомет и костюм позаметнее. Мы будем стрелять от моего бассейна. Ты, — сказал он Чейсону, — пойдешь со мной. Наверняка твой монстр не нападет на меня, если со мной рядом будешь стоять ты, а?

Чейсон пожал плечами:

— Он вообще на вас не нападет. Это не мой монстр, и он не для того сюда пришел, чтобы охотиться на вас.

Семпетерна с великолепным высокомерием вздернул одну бровь:

— Какая еще у него может быть цель?

— Вообще-то, она. — Чейсон указал на Телен Аргайр. Люди из внутренней стражи все еще никуда не уходили, сбившись в кучку возле одной из колонн. Гонлин следил за Чейсоном и Кормчим; он щурился, но расслышать их с такого расстояния, вероятно, не мог.

— Чейсон, о чем это ты говоришь? — Семпетерна прислонился к неброским перильцам, идущим вдоль основания окна. С виду он совершенно расслабился, и лишь вяло изображал интерес, будто на каком-нибудь придворном балу обсуждал, как разводить дельфинов.

— Этот монстр — рубежный мотль, и он следует за той женщиной, не за мной. Она не человек; она — снаружи.

— Да? Как та интересная молодая женщина, которую ты как-то брал на службу… напомни, как ее там звали? Махаон?

— Махаллан. Обри Махаллан. Именно так. Сир, это создание — прямая угроза безопасности самой Вирги. Я понимаю, это звучит нелепо, но…

Кормчий поднял руку. Отвернувшись лицом к окну, он очень тихо сказал:

— Чейсон, я не дурак. Я понимаю, что не стою того, чтобы за мной наведывался рубежный мотль, и что ты можешь быть кем угодно, только не колдуном, вызывающим глубинных чудищ. Спасибо, что указал его настоящую цель, я прослежу, чтобы о ней позаботились.

Чейсон тоже развернулся, пряча лицо от стражи — и от взгляда Телена, — и заметил:

— Сомневаюсь, что у вас хватит огневой мощи. Сир.

— Если я сумею прикончить мотля, я сумею прикончить и ее. Кроме того, похоже, я буду вынужден пойти на такой риск, — пробормотал Семпетерна. Он поморщился, поворачиваясь к Чейсону на миг той своей стороной, о которой тот даже не подозревал. На свет выглянул кто-то хитрый, расчетливый и скрытный. Этот «кто-то» напомнил адмиралу, что речи и внешность — это одно, а действия — другое, и что этот Кормчий правит уже многие годы.

— Массам нужно их шоу, а мне нужно завершение всей этой безобразной интермедии, — продолжал Кормчий. — Ты один из жертвенных агнцев, и этот мотль станет другим. Вот таким образом.

Он повернулся обратно, заведя локти за перила, и позвал:

— Кестрел! Иди и убедись, что все готово. Я хочу, чтобы толпе сказали, что вот-вот начнутся исторические события.

— Очень хорошо, ваше величество. — Кестрел с ничего не выражающим лицом повернулся и вышел из зала.

— Как только мотль будет мертв, я объявлю, что ты у меня в руках, — сказал Семпетерна Чейсону. — Я скормлю им историю о том, как ты призвал мотля из зимних пучин, чтобы он напал на меня, и как я лично тебя поймал, а с ним расправился. Это должно заткнуть на время рты сброду. Адмиралтейство пойдет на соглашение. Как знать, я даже могу оставить тебя в живых, если сделки без этого условия не выйдет. Но вот эту штуку, — он кивнул в сторону «Разрыва», — я увижу сданной на слом в любом случае.

Чейсон кивал, уже его не слушая. Он наблюдал за Гонлином, Телен и прочей внутренней стражей. Человеческая часть команды погрузилась в свои переговоры, точно так же не обращая внимания на Семпетерну, как и он на них. Телен Аргайр просто стояла, устремив взгляд в никуда — если только она не наблюдала сквозь саму каменную кладку за чем-то, невидимым для простых смертных.

Кормчий категорически ошибался на ее счет, в этом Чейсон был уверен. С какой стати человеческое оружие могло хоть что-то сделать тому, что создано в почти всемогущих кузнях искусственной природы?

Сегодня театральщины будет хоть отбавляй, и вся она станет отвлекающим шоу. Единственное реально значимое действующее лицо стояло, глядя пустыми глазами и ожидая своего выхода. Если мотля уничтожат или хотя бы временно выведут из строя, лже-Телен покажет, что она такое на самом деле, — отследит ключ к Кандесу и завладеет им, а затем переключится на само солнце солнц.

Кормчий усмехнулся, отцепился руками от перил и хлопнул в ладоши.

— Тогда приступим, — сказал он. — Кестрел, иди и все устрой, чтобы поднять на воздух этого надоедливого монстра. Вы, — он указал на гвардейцев, — ознакомьте адмирала с каким-нибудь комфортабельным помещением. Что касается меня, — он сосредоточенно осмотрел свои ногти, — то мне нужно выбрать наряд для шоу.

Потянулось время. Чейсон расхаживал взад-вперед по комнате — в сущности, золотой клетке, — куда его поместили. Он размышлял о Венере — жива ли она, а если да, то в городе ли. Монстр в облике Телен Аргайр наметил ее своей следующей целью, а виноват в этом был он. Ему следовало бы найти способ как-то воспротивиться чужому вмешательству; в голове раз за разом прокручивалось воспоминание о том, как чудовище вторгалось в самые сокровенные уголки его разума.

По дворцу эхом отдавался неясный стук. То ли ремонтировали крышу, то ли, что более вероятно, под видом ремонта закладывали заряды. Сам он сделал бы именно это. Но прошло уже три часа с тех пор, как Кормчий отправил Чейсона сюда, и пока никаких намеков на следующий ход. Адмирал прикинул, что у него был шанс выклянчить свою жизнь у Кормчего, и он сам от него отмахнулся. Никакие решения сейчас от него не зависели — и это теперь, когда туман боли и шока с прошлой ночи наконец-то рассеялся. Какая тонкая ирония судьбы!

Что касалось Антеи Аргайр — Фаннинг разрывался между желанием пристрелить ее на месте и восхищением тем, как лихо она ушла от людей Гонлина. Может быть, ей действительно было наплевать, что случится с ним, а может быть, она просто сбежала, но он в этом сомневался. В конце концов, она была в страже экспертом по вытаскиванию информации из людей и людей из передряг; она бы что-нибудь придумала. Решающий вопрос стоял так: разобралась ли она, что сталось с ее сестрой? Или употребила всю свою энергию на освобождение Телен, и в результате снова должна была загнать сама себя в ловушку?

В дверь камеры постучали, и к нему через маленькое окошечко обратился слуга.

— Извините, сэр? — произнес он с сильным акцентом. — Мне поручили сервировать здесь для вас ленч. Могу ли я войти?

Ирония ситуации немного развеяла уныние Чейсона; он рассмеялся.

— Безусловно, — ответил он. — Я никуда не собираюсь.

Дворецкий вкатил тележку.

— Боюсь, в основном остывшая вырезка, но есть немного апельсинового сока с личных деревьев Кормчего.

Чейсон учтиво кивнул. Затем дверь камеры закрылась, и манера поведения слуги резко переменилась.

— Съешьте все, — распорядился он. — Если мы собираемся вытаскивать вас отсюда, вам потребуется энергия.

— Повторите?

— Смотрите сами: если они решат перевести вас в обычную тюрьму, — сказал слуга, указывая вниз, — тогда вам ни за что не выбраться. У нас и так узкое окно возможностей. Вы в состоянии драться?

— Если придется — буду, — вытаращился на него Чейсон. — На кого вы работаете? У вас иностранный акцент.

Слуга поклонился.

— Гастони Мейфэр, из Оксорна, к вашим услугам. Что касается того, на кого я работаю, — на этот вопрос очень сложно ответить. Но мы сочувствуем вашему делу.

— Кто это «мы»?

— Мы — это те, кто обязан своей жизнью покровительству леди Амандеры Трейс-Гайлс, — торжественным тоном заявил Мейфэр. — Леди хотела бы видеть вас в безопасности.

— Никогда о такой не слышал. — Однако от предложенной помощи он не собирался отказываться, насколько бы смутным ни был источник,

Мейфэр бесцеремонно взял Чейсона за руку и подвел к зеркалу. Он усадил адмирала напротив стеклянной поверхности и принялся выстраивать рядом с его лицом тюбики с косметикой. Так он быстро подобрал основу, румяна, карандаш для бровей и пудру; затем вынул из внутреннего кармана пиджака парик и протянул его Чейсону.

— Ваша задача — выглядеть как я, — сказал он. — Мы поменяемся одеждой и…

Чейсон громко расхохотался:

— И в этом ваш план? Надеяться, что я смогу просто так, загримированным под вас, не торопясь выйти отсюда? Думаете, охрана сошла с ума? Или тупа?

Мейфэр насупился:

— Ну, другого плана у нас нет. Или принимайте этот, или забудем о нем.

— Даже если бы я вылез из этой камеры, то из дворца ни за что бы не выбрался, — разъяснил Чейсон. — У них будут расставлены люди на всех мыслимых выходах, и стрелки — караулить воздух вокруг дворца. — (Мейфэр принялся было возражать, но потом понурился и кивнул.) — Так что забудем о нем, — заключил Чейсон. — Я не дам вам бесцельно пожертвовать своей свободой.

— Но что вы собираетесь делать? — Вид у Мейфэра был расстроенный; Чейсон подозревал, что после долгих усилий по успешному внедрению во дворец ему давно не терпится приступить к действиям. — Мы не можем просто сидеть и отсчитывать часы до той минуты, когда они вас повесят!

— Тут я с вами согласен, уж поверьте. — Чейсон принялся мерить шагами комнату. — Прежде всего мне нужно знать, кто вы такие и что происходит в этом городе. Кто участвует в игре? Кого поддержит гражданское население? Кого они ненавидят? Кто во всем этом хаосе борется за власть?

Мейфэр охотно заговорил. Его собственная партия, как выяснилось, состояла из иностранцев, эмигрантов с разрушенного города-колеса под названием Спайр. Когда он погиб, их спасла и привезла в Раш таинственная Амандера Трейс-Гайлс, ставшая их патронессой. Она, похоже, намеревалась сбросить Кормчего, но в связи с чем — Мейфэр не смог или не захотел объяснить.

Если верить Мейфэру, Трейс-Гайлс наладила контакты как с повстанцами Эйри, так и с адмиралтейством. Она могла стать очень полезной.

Пока Мейфэр описывал настроения в городе и диспозицию различных соперничающих сил, Чейсон поймал себя на том, что прикидывает различные маневры, на которые была бы способна та или иная группа. Навязчиво давила глубоко въевшаяся привычка тактика — мысленно переворачивать поле боя и представлять, что может делать противник. Чейсон, пусть даже он больше не мог никак повлиять на события, обнаружил, что не в силах сопротивляться тяге планировать, как если бы он все еще был возглавляющим флот адмиралом.

И, может статься, у него бы…

Чейсон сделал глубокий вдох и решился на вещь, которая могла оказаться заключительным штрихом полнейшего сумасшествия.

— Есть одна вещь, которую вы можете сделать, Мейфэр, — произнес он. Когда тот с готовностью кивнул, Чейсон предостерегающе поднял руку и сказал: — Потребуется запомнить очень длинное и очень подробное сообщение, а потом его нужно будет передать одному человеку во дворце, причем такому, раскрыться перед которым вы бы рискнули в самую последнюю очередь…

19

Крыши дворца Кормчего возвышались одна над другой — длинные парящие изгибы гонта и свинца; некоторые из них, словно официанты, несущие подносы, поддерживали в воздухе платформы и балконы. Издалека крыши напоминали набегающие в штормовую погоду волны какого-то земного моря — если не считать того, что они смыкались в кольцо диаметром в полмили. Дворец Семпетерны был самостоятельным городским колесом, хотя его почти полностью занимало одно многоэтажное здание с множеством крыш. Пустое внутреннее пространство кольца пересекали десятки лифтовых шахт, а на его оси вращения располагались обычные причалы для служебных и прогулочных судов.

И еще кое-что сверкало и вращалось в этой же зоне невесомости, словно золотой трюфель. Много лет назад Семпетерна построил грандиозный плавательный бассейн, непохожий ни на один другой в мире. Его изюминка заключалась не в том, что он был невесомым — вода с нулевой тяжестью была на Вирге скорее правилом, чем исключением. Нет, формы, в которые была заключена вода — вот что делало эту палату уникальной.

Уже несколько минут Антея, поднимаясь в кабине лифта, чувствовала, как тает ее вес. Когда лифт остановился, она вместе со своими охранниками выскользнула в шестиугольный пассаж на оси вращения дворца. Из вычурно разукрашенных окон открывался вид на город и величественно поворачивающееся вокруг них колесо.

— Сюда, пожалуйста, — сказал один из стражников.

Коридоры были задрапированы красным бархатом и оснащены множеством шнуров и канатов. Вдоль таких прекрасно оборудованных проходов можно было нестись с поразительной быстротой; эскорт же Антеи, однако, предпочитал медленное и плавное скольжение. Так и вышло, что все великолепие бассейна Кормчего открывалось перед ней неспешно, представая через просвет входа, выполненного в форме раскрытых уст.

Само здание представляло собой стеклянный, отдаленно грушевидный многогранник, ребра которого сияли золотом. Ребра длинными шпицами на концах целились в город, а обратной стороной, сквозь ось, — в причалы. К ребрам на манер коконов крепились всяческие раздевалки и сушильные гнездышки.

В центре сооружения висела гигантская водяная сфера, внутри которой плавали многочисленные пузыри в рост человека, и в некоторых из них — шкафчики с напитками и прочие удобства. Можно было пронырнуть сквозь сферу, сунуть голову в пузырь и беседовать там с друзьями, потягивая изысканные ликеры. Они напомнили Антее, как они с Чейсоном нашли пузырь среди потопа, поглотившего Сонгли.

В самом бассейне не было ничего исключительного. Но зато его со всех сторон окружали десятки поблескивающих, прозрачных животных — дельфинов, китов, птиц и даже людей — самые маленькие размером фут в поперечнике, самые большие двадцати или более футов в длину, а то и крупнее. Это были скульптуры из воды; их поверхности сохраняли замысловатые формы с помощью почти невидимых сеток из навощенных волосков, которые искусные мастера разместили на золотых филигранных каркасах. Эта форма искусства работала с поверхностным натяжением воды.

Антея слыхала, что Семпетерна любил во время утреннего моциона заплыть в такое животное и пройти его насквозь. Он заныривал внутрь скопы или акулы, заставляя их бока дрожать и рваться из хрупких оболочек; он скользил, как рыба, от одного края прозрачного зверя к другому, выныривая со всплеском, чтобы устремиться к следующему, в то время как первый зверь либо распадался на мириады капель, либо медленно восстанавливал свою фантастическую форму.

Антее недолго пришлось любоваться роскошью, пока ее вели к сужающейся горловине той стороны бассейна, что была обращена к городу. В ней была распахнута стеклянная дверь. Антея увидела изрядное сборище людей, ожидающих снаружи.

— Проходите, пожалуйста, — сказал из-за ее спины гвардеец.

Так что Антея прошла и взобралась на головокружительный насест, венчающий золотой флагшток, вытянувшийся на пятьдесят футов над верхушкой стеклянной луковицы.

Здесь уже находился сам Семпетерна, вяло паря за стеклянным (предположительно пуленепробиваемым) щитом. Его телохранители расположились вокруг него в воздухе звездой — к нему ногами, а головами и оружием наружу. Ближе к Кормчему висели различные чиновники, инженеры, водитель с работающим на холостом ходу байком, шеф-повар с корзиной лакомств, два доктора, дворцовый архивариус с двумя писцами, Кестрел и — заслоненный матерчатой ширмой — Чейсон Фаннинг.

Фаннинг обернулся и увидел ее. Антея вздрогнула и отвела взгляд, не успев разглядеть выражение его лица. Не хотелось и знать.

Фоном для происходящего служил город Раш. Четыре огромных квартета величественно вращающихся городских колес хлопали яркими парусами в неспокойном полуденном воздухе; астероид, висящий за роем сопровождающих колеса невесомых зданий, походил на заросшего лесом кита, волочащего за собой облачные покровы. А за ним? Раскаленный жар: необитаемая область, окружающая термоядерное солнце Слипстрима; дальнейшие детали тонули в его белизне.

Кормчий о чем-то разглагольствовал, пока портной подгонял его наряд цвета лайма. Фотограф наблюдал за происходящим, щуря глаз в свои линзы. Из общей сцены выбивался единственный элемент — базука, болтающаяся у Семпетерны в ногах.

Антея старательно разглядывала дворец: это помогало не смотреть на сторону Чейсона. Дворцовое колесо медленно оборачивалось вокруг плавательного бассейна. Чтобы не думать, Антея занялась подсчетами, оценивая скорость вращения: выходило около одного оборота в минуту. Отсюда, разумеется, она ничего не видела, кроме крыш и садов — за одним исключением. Рубежный мотль только что миновал двенадцатичасовую отметку и, прежде чем она его выискала, подкатил к двум часам, но, единожды обнаружив, потерять его было невозможно. Его массивные серебристые конечности частично ушли в крышу над залом приемов. Одновременно с тем, как Антея приметила его, несколько сланцевых черепиц скатились вниз по крыше и, отскочив, ушли в свободное падение по касательной к колесу.

Сверкнула яркая вспышка; Антея повернулась и увидела, как расслабляется позировавший с ракетометом в руках Кормчий. Небрежным взмахом руки он отпустил фотографа и повернулся к немногочисленной свите, устроившейся на насесте позади него, как птицы.

— А сейчас я застрелю монстра. Как только я это сделаю, случится большой взрыв, так что крепче держитесь, пожалуйста. Кестрел любезно заложил несколько… дополнительных зарядов под крышу. Под монстром, как вы понимаете. Его подбросит в воздух, а затем остальная часть нашей огневой группы его прикончит. — Он махнул рукой в общем направлении дворца.

Антея снова посмотрела, но никого на крышах не увидела. Что, огневая группа Кормчего на подоконниках сидела, или как?

— После чудища дальше на повестке дня демонстрация толпе адмирала Фаннинга, — продолжил Семпетерна. — Мы оценим их реакцию и решим, пристрелить ли мне Фаннинга прямо здесь, или отведем его внутрь для суда. Верно? Все готовы?

Кестрел с мрачным лицом перебирался вдоль флагштока на руках. Оказавшись возле Антеи, он сделал секундную остановку.

— Я тут встретил в коридоре общего друга, — сказал он, и направился дальше.

Направился он туда, где ждал под охраной Чейсон Фаннинг. Антея, озадаченная только что произнесенными словами Кестрела, смотрела, как он удаляется.

Позади них готовился стрелять Кормчий.

Антея все не смотрела на Чейсона, что чертовски раздражало, потому что тому и в самом деле нужно было безотлагательно привлечь ее внимание. Кормчий водрузил ракетную установку на плечо, осторожно перекладывая ее вперед-назад, чтобы прочувствовать массу. Все взгляды устремились к нему — все, кроме взгляда Антонина Кестрела. Сенешаль с угрюмым выражением лица скользил к Чейсону.

Он задержался на миг между Чейсоном и Антеей и бросил: «Когда он выстрелит, прикройте глаза» — не громче, чем следовало, чтобы услышали эти двое. Чейсон увидал совершенно дивное выражение изумления на лице у Антеи, воззрившейся на сенешаля. Он не выдержал и прыснул.

— Тихо, — шикнул Кестрел. — Ты все испортишь.

— Так ты получил мое сообщение? — прошелестел адмирал. Кестрел проигнорировал. Его глаза были прикованы к Семпетерне.

— Ии… пошли, — сказал монарх Слипстрима. Он нажал на спуск ракетомета, и вдруг — фьюуу! и его окатил ливень искр. Чейсон закрыл глаза.

Даже с закрытыми веками свет ударил по лицу как пощечина. Быстрой череде вспышек вторили испуганные и недоуменные выкрики со всех сторон. Мгновением позже Чейсон ощутил на своем запястье руку, и Кестрел крикнул: «Туда!»

Фаннинг поднял веки. Все хватались за свои глаза — кроме него, Кестрела и Антеи. Как один они прыгнули к подрагивающему на холостом ходу байку. Чейсон ухватился за него, заскакивая в пассажирское седло, и тут же обнаружил Антею, приближающуюся с другой стороны. Та отпрянула. Чейсон зарычал и, схватив ее за отворот куртки, притянул к себе.

— Приготовились! — рявкнул Кестрел, открывая дроссельную заслонку.

Мотор байка взревел, заглушая растерянные крики временно ослепшей толпы. Не успели они уйти и на десять футов, как раздался выстрел, потом еще один. Чейсон вытянул шею, чтобы посмотреть, кто это стреляет.

Кормчий, ругаясь, тер глаза, как и его телохранители — большинство, но не все. Трое добросовестно высматривали угрозы с прочих, кроме мотля, направлений, и им хватило дисциплинированности, чтобы не оглянуться украдкой на Кормчего, когда тот стрелял. Все трое палили теперь по байку из своих магазинных винтовок.

Тем не менее маленький турбоджет пролетел добрых пятьдесят футов, прежде чем ему разнесли вентиляторы. Байк завизжал, изверг черное облако дыма и закувыркался. Все три ездока держались изо всех сил, раскинув в воздухе ноги трехлучевой звездой. Пусть беспомощные, они тем не менее падали в общем направлении «Разрыва».

— Что он пытается сделать? — крикнула Антея. — Доставить нас на «Разрыв»?

Кестрел сморщился.

— Я думал, в наших обстоятельствах это недурной план. Черт! Эти охранники должны были поддаться соблазну и смотреть все в одну сторону.

Антея неистово захохотала.

— Теперь что? Отцепляемся?

— Держимся!

Мимо них с шипением проносились пули. Весь город наблюдал за пантомимой Кормчего и в точности представлял, куда смотреть, когда он выпалил из своего оружия. Эта часть плана Чейсона с самого начала вся была не более чем отчаянной авантюрой. Даже если почти всех ослепило вспышками фейерверков, которые Кестрел подложил под мотля вместо взрывчатки, этого «почти всех» оказалось недостаточно.

— Что с моим остальным планом? — спросил Чейсон.

Кестрел кивнул:

— Насколько я знаю, в действии.

— Какой план? — Антея таращилась на них обоих чуть ли не с ужасом. — Что вы там устроили?

— Мне поручили наблюдать за размещением взрывчатки под мотлем, — объяснил Кестрел. — После того, как первая группа инженеров заложила свои заряды, я отослал их с поручением, затем отправил вторую команду, чтобы обезвредить бомбы, а затем королевскую команду пиротехников, чтобы установить светошумовые бомбы. Довольно просто, в общем-то.

Чейсон оглянулся на дворец. Мотль все еще восседал на крыше, изрыгающей полотнища черного дыма, которые завивались во вращательных ветрах спиралью. Повсюду красовались дыры и расколотые карнизы; тщательно просчитанные пуски ракет, которые должны были прикончить мотля, не попали в цель, потому что того не сбросило, как планировалось, с крыши. Эти промахнувшиеся ракеты попали в основном по самому дворцу.

Адмирал засмеялся:

— Вот бардак! Мы как минимум заставили Семпетерну всем показать, какой он придурок.

Показались два байка. Они быстро описали петлю вокруг покалеченного турбоджета, дворцовые гвардейцы на их сидениях извернулись, наводя оружие на троих несостоявшихся беглецов. «Готовьтесь к буксировке!» — сказал один из охранников.

Кестрел и Чейсон обменялись взглядами. Кестрел передернул плечами.

— Прости, что не поверил тебе, Чейсон. Ты видел… Семпетерна признал, что Фалкон вышел в рейд для вторжения к нам. Уже одни фотографии заставили меня сомневаться, а потом ваши подтверждения при том перелете, — сказал он Антее, — добавили мне колебаний. Но когда Кормчий увидел фотографии и только плечами повел… ты был прав, Чейсон, и ты спас Слипстрим. Мне до сих пор трудно поверить, что ты до прошлой ночи не поддерживал связей с адмиралтейскими, но… — Он смущенно пожал плечами.

Чейсон ухмыльнулся своему другу, пока тем временем дворцовый стражник цеплял крюк к байку и разворачивал свой аппарат, чтобы отбуксировать их обратно к бассейну. Он с тоской посмотрел на удаляющиеся очертания «Разрыва». Так близко…

— Он тронулся, — поразился вдруг Фаннинг, хотя и знал, что этого можно было ожидать.

Двигатели «Разрыва» ожили, воздух позади него расплылся. Кораблю, с его массой, придется потратить несколько секунд, прежде чем он выйдет за кордон неприятельских орудий, окружавших его, но орудия эти пока что были дезорганизованы, потому что большинство их расчетов ничего не видели, как и все остальные. Внутри «Разрыва», однако, для наблюдения за событиями крошечных окон хватало не всем, и Чейсон представил себе, как в считанные секунды ослепший персонал заменяется зрячим на каждом из ключевых постов. Судя по всему — к тому моменту, когда Кестрел поднял байк в воздух, к «Разрыву» уже вернулось зрение. Провал попытки Кестрела прорваться заметили, что привело в действие один из резервных планов Чейсона.

— Они увидели вас, — сказала Антея. — Чейсон, они идут за вами!

Внезапно судно окутали взрывы. Не только оно быстро оправилось от своей слепоты, то же самое случилось и с другими большими кораблями. Теперь все полицейские канонерские лодки и дворцовые куттеры стреляли по «Разрыву», пренебрегая опасностью для толп, клубившихся в городском воздухе. Чейсон видел, как одна ракета пошла мимо и врезалась в особняк с другой стороны адмиралтейства. Здание взорвалось с дребезгом бьющегося стекла и разлетающейся щепы.

«Разрыв» скрылся за огнем и дымом. Звуковые удары словно молотом сшибли Чейсона; он оторвался от байка и бешено замахал руками, и тут обнаружил протянутую руку Антеи. Он осознал, что безбожно ругается, и захлопнул рот.

Антея подтянула его к себе.

— Время пришло, — сказал он. — Тебе придется драться.

Она сказала:

— Чейсон, я…

— Я знаю, почему ты сделала то, что сделала, — хрипло сказал он. — И я знаю, что ты пыталась это исправить. — (Она на миг прикрыла глаза, потом неуверенно улыбнулась.) — Готовься к прыжку, — продолжал он, не глядя на нее. — Идем на захват Кормчего.

Но Семпетерна посреди гущи телохранителей уже заскакивал в луковицеобразное здание бассейна, в то время как его свита кто как мог цеплялась за флагшток и стеклянные стенки, или беспомощно дрейфовала в сотрясающемся воздухе.

Чейсон собрался что-то сказать — а возможно, просто выругаться, он позже никак не мог вспомнить, что именно — когда вновь появился «Разрыв». Тот вынырнул менее чем в четверти мили из клубящейся завесы дыма, огрызаясь редким огнем. Крейсер направлялся прямо к бассейну Семпетерны.

Меж дворцом и городом эхом прокатились гулкие удары, стеклянные панели бассейна местами треснули. Сзади за «Разрывом» разгорелся полномасштабный бой между полицейскими катерами, подчиненными Кормчему, и кораблями адмиралтейства. И сквозь все это слабо пробивались крики двадцати тысяч человек, пустившихся наутек по укрытиям.

Казалось, небо разверзлось вокруг них, и тогда сомнения и колебания Чейсона испарились. К подобному хаосу его и готовили. В этом заключалась его работа — создавать моменты вроде этого, а затем направлять безумие в нужное русло. Наконец он был в своей стихии.

Он оглянулся на Кормчего, потом на приближающийся корабль, анализируя, что происходит и что следует делать.

Когда подбитый байк Кестрела мягко стукнулся о флагшток бассейна, а дворцовая стража покинула сиденья, чтобы окружить их, Чейсон сказал:

— «Разрыв» использует дворец как щит. Вы должны добраться до него. Я иду за Кормчим.

Кестрел моргнул:

— Это как?

— А под эскортом этих замечательных людей, — иронически разъяснил Чейсон. — Им нужен я, а не ты. Вперед!

Не дожидаясь ответа, Чейсон устремился к шлюзу в здание бассейна. Раздались крики, и его схватили прежде, чем он смог проскочить в отверстие. Это было неважно, потому что Антонин Кестрел и Антея Аргайр воспользовались моментом и прыгнули в другую сторону. Гвардейцы, как и ожидалось, последовали за Чейсоном.

Стражники вяло стрельнули несколько раз по сбегающей парочке, но те уже миновали изгиб здания-луковицы и теперь превратились лишь в тени на стекле.

Чейсон улыбнулся и повернулся к своим конвоирам.

— Ну что, делайте свое дело, — сказал он. — Ведите меня к Кормчему.

«Разрыв» продырявило в дюжине мест, и при вращении от него отлетали куски бетона и железа, но его тяжело бронированные двигатели по-прежнему работали. Он прошел не более чем в двухстах футах под Антеей и Кестрелом, однако воздух поблизости от корабля все еще расшивало тонким ажуром пуль, а он, вертясь, отвечал нападавшим тем же. Подойти к нему не было возможности, поэтому они вдвоем держались за раззолоченный железный каркас бассейна Кормчего и ожидали.

Антея бросила взгляд назад. Чейсона подгоняли вслед за покидающим это место Кормчим, но выглядел он целым и невредимым. Бросать его так выглядело со стороны безумием, но она уже уяснила, что он просчитал тактические и моральные аспекты и понял, что сейчас самое безопасное для него место — рядом с Семпетерной.

Кормчий не станет убивать единственного человека, который мог бы договориться о выходе из этой неразберихи.

«Разрыв» теперь находился внутри вращающегося дворцового кольца. Антея никогда не видела подобного сумасшествия, даже во время осады Стоунклауда: адмиралтейский крейсер в дымном шлейфе попросту врезался в несущие конструкции лифта и крепящие тросы, опутавшие внутренность колеса, продираясь сквозь них, как обезумевший зверь. Секции лифтового колодца ударились о крыши внизу, и те просто исчезли в облаках кирпичной пыли и разлетевшейся кубарем черепицы. И все это под сопровождение ужасающего грохота сражения кораблей в воздушном пространстве между дворцом, адмиралтейством и городом.

«Разрыв» не был создан для скорости, но зато приземистое, как консервная банка, судно могло поворачиваться, просто вращаясь вокруг собственного центра тяжести. Когда корабль достиг середины дворцового колеса, то именно так он и поступил. Антея увидела лестницу от обода до оси, величественно движущуюся по кругу в его направлении, и с оторопью разобрала на этой лестнице человеческие фигуры. Они начали нырять с лестницы за секунды до того, как «Разрыв» ее подрезал и разметал в куски. Люди кувыркались в воздухе, их быстро уносило по касательной на крыши. Она отвернулась.

— Пошли, — сказал Кестрел мгновение спустя. — Самое время.

По «Разрыву» больше никто не стрелял. Он выкроил себе место внутри вращающегося колеса дворца и теперь просто висел, позволяя кольцеобразному зданию вращаться вокруг себя. Несмотря на то, что его корпус завис всего в дюжине футов над самой высокой крышей, «Разрыв» все еще оставался невесомым, поскольку не участвовал во вращении более крупной конструкции. Он разъяренной тучей гремел мимо окон фрейлин, сотрясал подоконники дворецких, горничных и чиновников, — но двигались они, не он. Обмотанный тросами, курящийся дымом, «Разрыв» ждал следующего хода врага.

Этот ход оказался довольно обыденным, и Антея рассмеялась бы, если бы не очевидное расстройство Кестрела из-за ущерба, нанесенного дворцу. По одному из немногих нетронутых тросов из бассейна медленно спускалась переполненная кабина лифта; девушка могла разглядеть Семпетерну, Чейсона и отряд охранников, втиснувшихся в него бок о бок.

Кестрел отвернулся.

— Как у вас с прыжками в длину? — спросил он ее.

Антея одарила его уверенной улыбкой:

— Мы на родине только так и передвигались.

В детстве бóльшую часть своего времени она провела в свободном падении; поэтому, как и большинство малышни, Антея выучилась безошибочно перепрыгивать между зданиями, которые могло разделять расстояние до четверти мили друг от друга. Из-за неверного прыжка можно было застрять в воздухе или, еще того хуже, стать посмешищем для своих друзей. Она знала, что — как бы ни была устала, голодна и разбита, — сумеет покрыть расстояние от этого места до «Разрыва» без особых трудностей.

— Это если они нас не расстреляют на подлете, — пробормотал Кестрел, упираясь ногами в окантовывающую бассейн стенку.

— Кто?

Ах, да. Теперь, когда дым вокруг «Разрыва» рассеялся, она увидела, что тяжело бронированные двери ангара медленно раздвигаются. У дверей столпилась куча людей с ружьями и саблями, ожидая подходящего момента, чтобы спрыгнуть с корабля на крыши дворца.

Антея, сосредотачиваясь, охватила взглядом корабль как целое. Затем они с Кестрелом резко оттолкнулись, сразу за этим протянув друг другу руки.

Окруженные несущейся шрапнелью и пулями, летя навстречу вращающимся крышам дворца, они вверились траектории, подправить которую уже не могли. Взявшись за руки, они медленно плыли к дымящемуся «Разрыву».

— Ты сговорился с ним! Я должен был догадаться — вы двое всегда были слишком дружны. — Семпетерна пулей вылетел из лифта, заставив своих охранников пуститься бегом, чтобы догнать его. — С Кестрелом! Чтобы он меня предал…

Чейсон покачал головой.

— Может, это из-за того раза, когда вы пытались убить нас обоих в Хейле.

— Ну, учитывая то, что вы только что вытворили, я был прав, что попытался, или не так? — Кормчий остановился и уставился на Чейсона. — Что теперь? Твой корабль собирается взорвать мой дворец?

С потолка над головой Семпетерны внезапно обвалился пласт штукатурки. Сила Кориолиса утянула его в сторону, так что он в белом облаке пыли приземлился в трех футах от Кормчего. Из-за стен до Чейсона доносились стонущие звуки.

— Может быть, ему и не придется, — сказал он. — Если оборвалось достаточное количество этих канатов…

Кормчий насупился, затем повернулся к одному из своих приближенных.

— Эвакуировать всех, кроме службы безопасности, в безопасные комнаты и на всякий случай заприте их.

— Мы должны договориться, чтобы положить этому конец, — продолжал Чейсон. — К счастью, мы это можем.

— Ничего подобного мы делать как раз не должны, — отрезал Кормчий. — Ты думаешь, — он взмахом руки обвел здание вокруг них, — это кризис? Ты со своей мелкой бандой бунтовщиков можешь забрать себе этот дом. Это всего лишь здание. Но вам ни за что не…

По коридору бежал капитан дворцовой стражи в съехавшей набекрень шляпе с плюмажем.

— Спускаются с крыши! — крикнул он. — Их человек тридцать — сорок, и еще на подходе.

Семпетерна ухмыльнулся.

— А вас там сколько? Двести? Навалитесь на них!

Пол затрясся, и попáдало еще больше штукатурки. Появился еще один гвардеец и Чейсон услышал: «…отрезали остальных наших!» Он кивнул сам себе.

— «Разрыв» стреляет из своих тяжелых орудий по крыльям, окружающим этот зал, — сказал он Кормчему. — Они изолировали вас здесь. Не думаю, чтобы у вас было двести человек, чтобы справиться с экипажем «Разрыва».

У Семпетерны впервые показались признаки неподдельного беспокойства. Он повернулся к своему начальнику стражи.

— Ваше высочество, лодочные причалы под нами, — сказал гвардеец. — Нам нужно доставить вас на куттер и покинуть дворец.

— Но… — Кормчий с диким взглядом повернулся к Чейсону. На мгновение показалось, что он вот-вот заговорит, но потом он с проклятием отвернулся. — Ведите меня к причалам! Я лучше посмотрю, как это место разнесут на куски, чем буду договариваться с этими… этими пиратами.

Они поспешили вперед, и Чейсон последовал за ними. Один из гвардейцев взглянул на адмирала и вызверился:

— Чего это ты улыбаешься?

Чейсон даже не подозревал, что улыбается. Вопреки всякому здравому смыслу и всем опасениям он обнаружил, что весьма недурно проводит время.

20

Падение на «Разрыв» оставило Антее массу времени, чтобы понаблюдать за разворачивающейся в воздухе битвой вокруг адмиралтейства. Честь Кормчего защищали две дюжины полицейских и армейских катеров разного размера, в основном приплюснуто-веретенообразных, окрашенных в камуфляжно-серый цвет. Им противостояли два средних военных крейсера, ощетинившиеся орудиями, и шесть ударных катеров с длинными металлическими таранами на носу. Несмотря на грохот и взрывы, все корабли воздерживались применять свои тяжелые ракеты, опасаясь попадания в город. Им вполне хватало разрушительной мощи артиллерии ближнего боя.

Вокруг больших кораблей с ревом кружили рои байков и катамаранов — дворцовые гвардейцы с роскошными плюмажами против авиаторов адмиралтейства в темных мундирах. Эти также воздерживались от стрельбы из пулеметов и винтовок, поэтому их битва превратилась в рыцарский турнир. Люди проносились друг мимо друга на встречных скоростях в сотни миль в час, полосуя воздух абордажными саблями в надежде зацепить чужого пилота. Некоторые пилоты объединились в пары, натянув тонкие тросы между байками, и вместе бросались на врага, пытаясь разрезать его пополам.

Вид на город быстро заволокло дымом и тонким кровавым туманом; так что прошло несколько секунд, прежде чем Антея увидела, что там происходит.

Она развернула Кестрела, показывая ему:

— Смотрите!

Жители четырех квартетов вращающихся городских колес покидали свои жилища. В воздухе роились тысячи человеческих фигур, расправляющих всевозможные крылья, ласты и приводные вентиляторы, готовясь к движению. Там и тут поблескивало на металле солнце: горожане несли с собой сабли и винтовки. Исход протекал беспорядочно, но людские тучи двигались в обход битвы. У них, похоже, была другая цель.

У Кестрела от увиденного отпала челюсть.

— Они летят сюда!

Антее больше некогда было думать о том, что происходит в городе, потому что к ним быстро приближался «Разрыв». Казалось, он волшебным образом повис в воздухе над стремительно мчащимися шпилями и крышами дворца. Каждый раз, когда появлялась крыша, на которой сидел рубежный мотль, в воздух взмывали двое — трое из авиаторов, сгрудившихся у люков потрепанного корабля, причем куда энергичнее, чем могли бы их унести собственные ноги — должно быть, они соорудили какие-то топорные катапульты. Без этого дополнительного импульса они бы врезались в мчащиеся крыши на скорости более ста миль в час; а так — вламывались в окна или черепичную плоскость — куда придется, быстро пробивая собственные дыры рядом с теми, что оставил мотль. Само же это существо наблюдало за их играми со слегка рассеянным видом, явно равнодушное к битве, взрывам фейерверков и огню, который продолжал тлеть прямо у него под ногами.

Было очевидно, что Антею и Кестрела заметили, потому что несколько короткорылых пулеметов, торчащих из корпуса корабля, заворочались и принялись сопровождать их движение в небе. К тому же Антея увидела, как некоторые из авиаторов показывают на них, так что она на всякий случай — авось выйдет на пользу — им помахала.

— Вы уверены, что они видели, как мы пытались спасти Чейсона? — сказала она нарочито беспечным тоном. Кестрел пожал плечами.

— Предполагалось, что друг Чейсона, дворецкий, передаст план в адмиралтейство. Он, конечно, не один их тамошних — не знаю, на кого он работает, — но у него там есть связи. Планировалось, что я подожгу пиротехнику, улечу на «Разрыв» с Чейсоном и, возможно, с вами, если сумею, а после мы сплотим адмиралтейство и народ.

Антея оглянулась.

— Ну, до народа кто-то добрался.

— Приготовьтесь, — сказал Кестрел. Они почти прибыли на «Разрыв».

Никто в них пока не стрелял, но если капитан был не в настроении принимать посетителей, то секунд через пять им предстояло отскочить от черного, покрытого шрамами корпуса судна и уплыть неизвестно куда — быть может, прямо в сердце битвы.

Из люков на нее смотрело множество лиц; а затем на корпус без лишней помпы ступил, держась за веревку, человек, и оттолкнулся в их направлении. Он протянул руку, и Кестрел вцепился в нее, запястьем к запястью. Антея узнала встречавшего по минувшей ночи.

— Трэвис!

— Первый помощник Чейсона, — пояснил Кестрел.

Трэвис кивнул ей:

— Захвачен с адмиралом после битвы в Фалконе, обменян в Слипстрим обратно вместе с остальными членами его команды. — Он проницательно покосился на нее. — Я слыхал, вы освободили его из тюрьмы.

Она закусила губу, но ничего не ответила.

Веревка натянулась, и их затащили в «Разрыв». Антея ожидала, что после всех приключений и долгой осады корабль будет вонять отходами и немытыми людьми. Небольшой запашок присутствовал, но вовсе не такой ужасный, как она полагала. Она сочла, что Кормчий никак не мог помешать адмиралтейству забрасывать на «Разрыв» воду полными ведрами, как только им требовалось.

Зато было темновато; они, наверное, нормировали ламповое масло. Внутри корабль имел странные очертания: все его переборки выгибались вокруг центрального ядра, в котором находились двигатели. Ей был виден небольшой скругленный кусок помещения по обе стороны от моторной шахты, да небольшие проходы спереди и сзади до перекрывающих обзор платформ и грузовых сетей — и это все. Вероятно, корабль толком не просматривался ни из одной точки.

Мрачные небритые мужчины дюжинами выстраивались в очередь, чтобы забраться на нелепые самодельные катапульты, установленные рядом с открытыми люками. Располагая временем, экипаж корабля явно кропотливо спланировал этот штурм. Они, пожалуй, лучше кого-либо в королевстве представляли, чем закончится осада. На глазах у Антеи приземистый авиатор с абордажной саблей в руке взобрался на безногий стул, превращенный в гигантскую рогатку. Пока он ерзал, пытаясь определиться с центром тяжести в этой штуке, четверо других человек оттягивали стул за привязанные к нему ремни. Авиатор произнес:

— И…

— …рраз! — на этом слоге им выстрелили из корабля. Она смотрела, как он прикрыл голову руками и свернулся в клубок как раз вовремя, чтобы быть пойманным и проглоченным без остатка проносящимся мимо слуховым окном.

Трэвис увидел изумленное выражение на лице Антеи и пожал плечами:

— Проведя здесь несколько месяцев, они готовы на что угодно, лишь бы выбраться отсюда.

Кестрел покачал головой:

— Но как пробрались внутрь вы? Еще прошлой ночью я видел вас в городе, а «Разрыв» все время окружали часовые.

— Мы попали на борт ровно так, как должны были вы, — сказал Трэвис. — Мы сидели верхом на байке, кружили на скорости. В тот момент, когда сработала пиротехника, мы нацелились на «Разрыв». Успели за две секунды до того, как лоялистские пулеметчики открыли по нам огонь.

— «Мы»? — переспросила Антея.

— Именно, предательница ты такая, — произнес знакомый голос. Она повернулась и увидела Дариуша Мартора, карабкающегося вверх, будто обезьяна, по внутренней канатной сетке корабля. За ним лез Ричард Рейсс. Дариуш ухмылялся, Ричард напустил на себя свой самый представительный вид.

— Я… — Она понятия не имела, что им сказать.

— Мы были почти дома! — рявкнул Дариуш. — А ты украла его у нас, чтобы сдать Кормчему…

Ричард положил руку ему на плечо и покачал головой.

— Насколько я понимаю, не Кормчему, — сказал Рейсс. — В сообщении, которое Чейсон передал через Кестрела, говорилось, что вы были вынуждены сдать его. Что-то о том, что жизни вашей сестры угрожали? — (Она безмолвно кивнула.) — Понимаю. И ваша сестра?..

Она моргнула, отводя глаза.

— Мертва, — сказала она. — Все усилия были напрасны. Она мертва.

— Ох. — Дариуш явно разрывался между выбором, что ему делать: негодовать или соболезновать. — Это паршиво.

Отчаянно желая сменить тему, она спросила:

— Что ты здесь делаешь? Чейсон привез тебя домой, чтобы ты мог освободиться от этого всего. — Она жестом обвела корабль вокруг них.

Теперь настала очередь Дариуша принять смущенный вид.

— У нас тут незаконченное дельце осталось, — отозвался он.

— Он боится своей свободы, — не без сочувствия сказал Рейсс. — Мы вышли на улицы Раша, и я сказал: «Вот оно, паренек, ты дома!» И он уставился на толпу, а затем отшатнулся и прижался ко мне.

— Потому что ты мне так вцепился в плечо — не оторвешь! — Дариуш прожег дипломата взглядом. — Так или иначе, — произнес он более сдержанным тоном, — что мне оставалось делать, раз прошло столько времени?

Рейсс с затравленным видом кивнул:

— И что теперь?

Последовало неловкое молчание. Наконец Антея сокрушенно покачала головой и сказала:

— Если вы собрались туда, — она указала на открытый люк, — я хотела бы попытаться загладить то, что натворила.

Кестрел покачал головой.

— Я больше не буду участвовать в этом варварстве, — сказал он. — Кормчий, может, и неправ, однако не годится на одно преступление громоздить другое.

Дариуш ухмыльнулся:

— Адмирал там и живой?

Антея кивнула. Дариуш протиснулся в начало очереди и забрался в сиденье катапульты, не обращая внимания на протесты ожидающих авиаторов.

— Тогда давайте вытащим его!

— Небольшой тебе урок политической целесообразности, — поучал Кормчий, пока они вместе спускались по ступенькам к причалу. — Ничем хорошим не кончится, если население узнает, что Формация Фалкон пыталась вторгаться к нам. Вот скажи — чему послужит разжигание ненависти к людям Фалкона?

— Это если предполагать, что наши люди тупицы, — возразил Чейсон. — А они отнюдь не тупы. Они вполне способны отличить правительство Фалкона от его народа.

Семпетерна рассмеялся.

— Неужели? И какие гарантии ты мне готов дать, что, если я возьму с собой тебя, встану на дворцовом крыльце и расскажу всему городу — что именно происходило в прошлом году на самом деле, — то они этим удовлетворятся?

Чейсон приставил к уху ладонь, якобы усердно внимая:

— А не поздновато ли вы спохватились? Непохоже, чтобы их вообще удовлетворяло ваше правление.

Снизу раздались крики, и Чейсон уткнулся в шедшего впереди него человека. Там, куда вела лестница, сильно посветлело, а сзади задул резкий ветер. Он вытянул шею, чтобы посмотреть, что происходит.

— Пол! Он пропал!

Поднявшись на цыпочки, Чейсон наконец уяснил, о чем говорит гвардеец. Они были как раз над ангаром, который представлял собой длинное сооружение, подвешенное под днищем колеса; в его полу имелись люки разного размера, в которые можно было сбросить байки или лодки. Чейсон видел один или два байка, все еще болтающихся на своих цепях — но болтались они над воздушной пустотой. Пола в ангаре не было, лишь из стен торчало несколько покривившихся лонжеронов. Внизу проносились голубое небо и облака, и стекающий по лестнице воздух изливался туда непрерывным потоком.

Все разразились проклятиями и принялись разворачиваться, а его пихнули обратно вверх по лестнице; Чейсон улыбнулся. По крайней мере эта часть плана шла как по маслу.

В кои-то веки у Кормчего не нашлось, что сказать.

Они успели спуститься довольно далеко, так что к тому времени, когда опять поднялись на вершину лестницы, и Семпетерна, и Чейсон тяжело дышали. С верхних этажей слышались непрерывные раскаты перестрелки. Капитан стражи показал рукой:

— Приемный зал — это безопасное место. Мы устроим оборону там.

— Оборону? — Шокированный Кормчий уставился на него. — С каких это пор мы начали обороняться?

— Идемте, сир.

Капитан потянул Кормчего за собой, словно непослушного ребенка. Они вошли в просторную комнату ожидания, примыкавшую к залу. Здесь отсутствовали окна, стены были увешаны до неприличия богатыми гобеленами, а пол усеян некрупными островками мебели и разноцветными ковриками. Комната могла без особых усилий вместить сотню человек. В настоящий момент в ней скопилось около двадцати дворцовых гвардейцев, толкущихся вокруг высоких дверей в зал. Последние были закрыты.

Теперь Семпетерна закивал.

— Очень хорошо. Да. — Он повернулся к Чейсону. — Эти двери выдержат взрыв бомбы, если я правильно помню. Сюда ведет только этот вход, и еще мой личный, который аналогично защищен. Ладно, — крикнул он, хлопая в ладоши, чтобы привлечь внимание всех гвардейцев. — Мы используем зал приемов как нашу базу. Десять человек остаются здесь для передачи сообщений и охраны двери, остальные идут со мной. Мы намерены потребовать прекращения этих боевых действий, или мы немедленно казним адмирала. — Он хмуро посмотрел на Чейсона. — Поправка: лично я казню его.

— Сир! — Подбежал, торопливо отсалютовав, один из гвардейцев от внутренних дверей. — Мы закрыли двери, чтобы уменьшить шум, сир. — Когда Семпетерна лишь поднял бровь, человек продолжил: — Окна в дальнем конце зала разбиты. Вращательный ветер там воет совершенно кошмарно.

— Мы вполне перетерпим эту мелочь несколько минут, пока со всем разберемся.

Кормчий жестом приказал им открыть двери. Пока они входили внутрь, тяжелые створки едва не сбили с ног придерживавших их людей, и Чейсон почувствовал, как напирает в спину поток воздуха. Для описания шума, идущего от разбитой витражной стены в дальнем конце, «вой» оказался самым верным словом. Когда отряд гвардейцев вступил в устланную коврами зону ассамблей, кое-кто зажал уши ладонями. Кормчий прошагал ее всю, брезгливо скривившись при виде кавардака из стекла и кусков свинцового переплета, испортивших ковры.

Витражи простирались на полных тридцать футов от пола до потолка, и их симметрию нарушала только опоясывающая зал галерея. Окна с этого конца зала смотрели на расположившийся веером сад и открытое небо за ним. Зал был выстроен на самом краю дворцового колеса, так что на другом конце, почти в двухстах футах отсюда, за помостом Семпетерны, сиял открытый воздух, а за ним — город. Обычно с той стороны лучился свет солнца Слипстрима, кидаясь мириадами цветных бликов в посетителей и оставляя на мраморных полах длинные тени.

Теперь же во всю длину помещения тянулись полосы белого света, ярко расцвечивая мраморный пол под помостом Кормчего. Камень был усыпан стеклом.

Гвардейцы захлопнули двери и опустили поперек них засов. Семпетерна кивнул и зашагал навстречу шуму и хаосу в своем конце зала.

Зал выглядел пустым, и Чейсон тихо выругался. Он понимал, что ему нужно бежать, причем немедленно, но не знал, в какую сторону. Он огляделся, пытаясь уловить признаки того, что, как ему было известно, должно здесь быть.

Крики и выстрелы — и кто-то ринулся мимо Чейсона. «О нет, только не это!» — прочел адмирал в глазах Семпетерны, когда один из гвардейцев снова попытался накрыть Кормчего собой. Повелитель Слипстрима увернулся в сторону и заскочил за колонну.

Люди, только что возившиеся с засовом в дверях, попадали, сбитые пулями с галереи в пятнадцати футах над ними. Катамаранов или байков, которые привезли засадную команду, нигде не было видно; вероятно, после того, как они разбили окна в пустом зале и высадили своих пассажиров, их снова отогнали на открытый воздух. Потом вторгшиеся спрятались на галерее.

Чейсон делал ставку на то, что Семпетерна вернется в эту часть дворца. Здесь находились королевские покои, и здесь же начинался лифт до бассейна. Наконец к нему повернулась удача!

Теперь все гвардейцы стояли за колоннами вместе с Кормчим. Чейсон было бросился к лестнице на галерею, но услышал за собой щелчок взводимого оружия. Он оглянулся и обнаружил по меньшей мере пять стволов, целящихся в него. Группа на галерее не могла вести приличного прикрывающего огня под таким углом; Чейсон остался один в центре на полу, полностью открытый для людей Кормчего. Грязно выругавшись, он поднял руки и побрел обратно к ним. Стоило ему это сделать, как всякая стрельба прекратилась.

Конечно, его команда уже была на галерее. Ему следовало сбежать, как только он вошел в зал.

— Чейсон? — Кормчий стоял лицом к стене, тесно прижавшись спиной к колонне. — Это твои люди? — Он смотрел на Чейсона ошалевшими глазами. В миг секундного затишья сквозь визг ветра прорезался грохот от чего-то массивного, ударившего в двери зала.

— Это моя стихия, — прокричал в ответ Чейсон. — Хаос. Да, это я привожу его в движение. Но это не значит, что я могу им управлять. — «Я просто хватаюсь и качусь на нем», — подумалось ему. — «И надеюсь, что этого окажется достаточно».

Мгновение колебаний несколько секунд назад, однако, могло стоить ему жизни. Капитан стражи жестом поманил Чейсона и приставил пистолет к его виску. Он хмуро глянул на Семпетерну, который, казалось, что-то взвешивал, но потом помотал головой.

— Эй, вы, на галерее! — закричал капитан; ревущий ветер смазал — но не заглушил совсем — его тренированный голос. — У нас ваш адмирал. Сдавайтесь, или мы его пристрелим!

Последовала долгая пауза. Затем — едва различимо — слова:

— Тогда мы пристрелим вас.

Чейсон чувствовал холодный кружок дула у своего уха. Дуло нервно прыгало.

Кормчий расправил плечи и подчеркнуто глубоко вздохнул, глядя куда-то вдаль. Затем повернулся к Чейсону.

— Все, что нам требуется — это придержать их, пока остальные мои люди не выломают двери, — сказал он. — Что не займет много времени. Тогда они сдадутся или умрут.

Чейсон глянул на двери. Семпетерна был прав. Дворцовые гвардейцы в зале ожидания услышали стрельбу и активно ломились в двери. Те, несмотря на бронирование, скоро должны были пасть.

Он с тоской посмотрел на разбитые окна. Слишком далеко, чтобы сделать к ним рывок.

— Тогда ладно, — сказал он. — Давайте просто договоримся сейчас же с этим покончить. Тогда мы с вами сможем выйти отсюда и пожать друг другу руки перед всем городом. Вы по-прежнему останетесь Кормчим и можете изгнать меня — как угодно, если только пощадите команду «Разрыва».

Семпетерна на мгновение отвел взгляд.

— А как же Фалкон? — спросил он.

— Если вы часом не заметили, их сейчас одолевает Гретель. Не думаю, чтобы Фалкон представлял собой проблему.

— Действительно. — Семпетерна покачал головой взад-вперед, размышляя. Затем проговорил: — Пожалуй, это не лишено смысла. Давайте…

Что бы он ни сказал после, все заглушил громовой треск, с которым двери в комнату ожидания разлетелись в клубах дыма.

Кормчий засмеялся:

— Хотя, опять же, может, и лишено!

— Ниже голову, парень! — крикнул Ричард Рейсс. — Мы не для того с тобой так долго цацкались, чтобы тебя убило в последний момент!

Антея увидела, как он подает пример Дариушу, пригибаясь и петляя в сторону лестницы на галерею. Еще не замерли пылающие куски дверей в зал, а люди из экипажа «Разрыва» рассыпались веером под огромными витражами. Она вбежала тоже и без разговоров пошла спиной к спине с Трэвисом; они водили оружием по сторонам, выглядывая цель.

— Хорошая работа, Дариуш! — крикнула она. Мальчишка ухмыльнулся.

Как только экипаж «Разрыва» с грохотом ссыпался по последнему лестничному пролету на этаж входа в зал, Дариуш помчался вперед. Трэвис чертыхнулся и попытался ухватить его, но паренек оказался слишком быстр. Когда они достигли главного коридора, Антея увидела, что гвардейцы устроили шестифутовую баррикаду из мебели поперек величественной, отделанной золотой филигранью арки слева. Коль скоро это был оборонительный рубеж, тогда на вершине завала следовало бы находиться людям, однако там никого не оказалось. Дариуш подбежал было к нагромождению стульев и шкафчиков, но, когда с другой стороны барьера раздались крики, притормозил.

Паренек с ужасом на лице огляделся: он стоял совершенно открыто посреди коридора. Когда трое гвардейцев взобрались на вершину кучи, он едва успел нырнуть под стул с ее края.

Антея вовремя подалась назад и повернулась с раскинутыми руками, преграждая путь.

— Тшшш! — прошипела она, кивнув в направлении Дариуша. — В двадцати футах отсюда.

Трэвис выглянул из-за угла. Затем усмехнулся:

— Идеально! — Он повернулся к паре бывалых авиаторов устрашающего вида. — Прикройте меня на пять секунд огнем.

Антея смотрела, как мужчины выскочили с яростной пальбой, и рядом с ними осторожно шагнул в коридор Трэвис. Он склонил голову набок, прижимая что-то руками к груди. Затем согнулся, отставив одну ногу назад, и взмахнул рукой. Что-то маленькое быстро покатилось прочь.

Все трое отступили, а то место, где они только что стояли, пронизал град пуль. Трэвис подмигнул Антее.

— Подкатил мальчонке гранату, — сказал он.

Спустя почти две минуты баррикада взлетела на воздух. Задержка вышла настолько долгая, что тело Антеи начало расслабляться, поэтому, когда произошел взрыв, ее так тряхнуло, что она прикусила язык. Авиаторы проскочили в коридор мимо кувыркающихся шкафов и стульев, и она, сплевывая кровь, последовала за ними.

Дариуш все еще стоял, прижавшись спиной к стене рядом с аркой; видно было, что его оглушило. Люди с «Разрыва» пробежали мимо и вступили в ожесточенную, но недолгую перестрелку. Антея подошла к Дариушу и обняла руками за голову. Он моргнул, глядя на нее, и неуверенно улыбнулся.

Когда мгновение спустя стрельба прекратилась, лицо его посуровело, и он отступил на шаг от нее. В этот миг Антея поняла, что старания Чейсона вернуть мальчика домой не имели смысла. Дариуш не знал ничего, кроме войны. Он никогда не оставит флот; и его безрассудная целеустремленность означала, что жизнь его, вероятно, будет короткой.

Неужели ее саму точно так же приговорила преданность своему делу?

Остальные заложили взрывчатку в двери зала приемов, и теперь ворвались внутрь. Покои оказались огромными — длинный прямоугольник из света и камня, ныне устланный щебнем и стеклом. В дальнем конце шел какой-то бой, и Антея устремилась в ту сторону.

Люди «Разрыва» под прикрытием огня с галереи выбивали кучку гвардейцев, пытавшихся прорваться к единственной из оставшихся дверей зала — та находилась рядом с возвышающимся помостом, покрытым битым витражным стеклом. Антея огляделась, отметила фигуру Дариуша, который медленно вступал в зал, затыкая ухо пальцем, и побежала вперед.

Внезапно стрельба прекратилась. Подоспевшая Антея обнаружила, что ее товарищи развернулись в полукруг вокруг помоста, где на ногах оставалось всего двое. Одним из них был Кормчий. Одной рукой он сжимал горло Чейсона Фаннинга, другой держал у головы адмирала пистолет.

— Вижу, к чему все идет! — закричал Семпетерна, перекрывая рев ветра. — Ну захватят твои люди город, Чейсон, и что? Ты-то этого не увидишь!

Кормчий вместе с Фаннингом отходил к большой бреши в стеклянной стене. Из дыры вырывался поток завихряющегося воздуха. Если Кормчий повернется и прыгнет, то окажется в свободном падении посреди городского воздуха и исчезнет, прежде чем кто-либо успеет добраться до окна. Антея понимала, что он, ускользая, убьет Чейсона, но, хотя на Кормчего были направлены винтовки шестнадцати человек, точно прицелиться не мог никто.

Чейсон поднял глаза, и Антея встретилась с ним взглядами. На его лице застыла горькая улыбка покорности судьбе. В ней не было испуга, одна усталость.

Двое мужчин почти достигли бреши в окне. Чейсон сбился с шага, пытаясь вывести их обоих из равновесия, но Семпетерна устоял. Он взглянул на окно, явно прикидывая, достаточно ли он близко подошел, чтобы прыгнуть в него. Сердце у Антеи, казалось, остановилось, дыхание перехватило, а рука невольно потянулась вперед.

А потом ударом беззвучного грома сцену залил солнечный свет. Кормчий вздрогнул и попятился.

Антея повернулась, закрылась поднятой рукой и увидела, как то же самое делает Ричард Рейсс. В дальнем конце зала, за двести футов от них, в обрамлении окон явилось белейшее сияние, в центре которого блистала крошечная точка невозможной яркости.

— Солнце! — вскрикнул кто-то. — Новое солнце!

Все на мгновение замерли, охваченные почти что суеверным трепетом. Солнце было техническим устройством; да, конечно, его можно было построить, но некоторые важные детали мог обеспечить лишь Кандес. Солнце было просто светом, но в Вирге такое сияние, безмолвно забушевавшее там, где несколько мгновений назад небо окрашивала одна густеющая синева необитаемой зимы, — такое сияние возвещало о рождении нации.

Антея услышала позади себя какие-то звуки. Она закружилась, вскидывая пистолет, и успела уловить момент, когда Чейсон вырвался из хватки Семпетерны и бросился на пол. Мгновение Кормчий стоял как завороженный, ошеломленно глядя на сверкающее око, раскрывшееся где-то на краю территории Слипстрима. Затем прозвучал одинокий выстрел.

Голова Кормчего откинулась назад. Он привалился к золотым и зеленым стеклышкам, а затем сполз вниз и рухнул на пол.

Не успел Чейсон встать на ноги, как Антея оказалась возле него. Она притянула его к себе и яростно обвила руками, уткнувшись лицом ему в шею. Потом услышала, как он хмыкает и говорит: «Ну, ну, пóлно», как будто это она чуть не погибла несколько секунд назад.

Антея отстранилась — ровно настолько, чтобы оглядеться, — и увидела, что кое-кто из адмиралтейских авиаторов пялится на нее с Чейсоном, а кое-кто уставился вверх.

Кто-то спикировал с перил галереи вниз, и в свете двух солнц пролегла глубокая тень. Новоявленная фигура расправила гигантские крылья и изящно приземлилась в нескольких футах от них.

Крылья у нее были черными, как у вороны; сама она носила черные кожаные бриджи и жакет из малиновой парчи. У женщины были выразительные черты и черные волосы. Единственное, что портило совершенство ее загорелого лица, — это белый шрам на подбородке.

В руках женщина держала дымящееся ружье.

— Я вижу, вы познакомились с моим мужем, — констатировала она.

Кроме нее Чейсон ничего вокруг не различал. Венера выглядела замученной заботами, но, главное, была жива, а ее кожа дышала здоровьем. Волосы ее были тщательно уложены, наряд — как всегда, безупречен, а у ключиц сверкали драгоценные камни — он их сразу узнал, ведь они их вместе вынесли из сокровищницы Анетина. И тем не менее ее взгляд, как всегда прямой, в чем-то все же отличался; в глазах стоял лишь вопрос, не гнев.

Он не смог удержаться от улыбки.

Чейсон посмотрел на Антею. Та ему грустно улыбнулась, а затем отступила назад.

— Адмирал, — пробормотала она. — Я рада, что вижу, как вы вернулись домой.

— Так ты не собираешься предста… — Чейсон не дал Венере договорить, потому что притянул ее к себе и яростно и долго целовал. Когда он отпустил ее, она сказала: «Ого» — и ничего более.

— Антея, — сказал Чейсон, оборачиваясь в ее поисках, но та уже миновала стрелков, с шумом спускавшихся по ступеням галереи к дверям. Ему захотелось побежать за ней, но дальше-то что? Его сковал ужасный паралич, а потом мгновение ушло, и она исчезла из виду.

Венера проследила за его взглядом.

— Богатое на события было время, — сказала она, практически сделав из утверждения вопрос.

— Это ты стреляла? — Он кивнул на неподвижное тело Адриана Семпетерны III.

Прежняя Венера ухмыльнулась бы и не преминула порисоваться, но у этой, разглядывающей павшего владыку Слипстрима, на лице появилось куда более сложное выражение.

— Без сомнений, это еще обернется чем-нибудь малоприятным, — сказала она отстраненным тоном.

Их внезапно обступили ликующие люди. Вперед выступил Ричард Рейсс и пожал Чейсону руку.

— Отменный план, старина. Сработал как часы.

— Я не знал, все ли получили мои сообщения, — сказал он. — И вообще… — Он прищурился на неожиданно появившееся новое солнце, разбросавшее пыльные лучи света по всему залу. — Этого я не планировал.

— Зато мы планировали. — Через обломки осторожно шагал седовласый человек в очках. Позади него набралась уже приличная и постоянно растущая толпа мужчин и женщин в обычной уличной одежде. В разбитые двери в дальнем конце зала втягивались еще люди.

Седой мужчина подошел и протянул руку:

— Мартин Шемблз, из Эйри. Это там наше солнце, — сказал он. — Построено для нас благодаря вашему другу, адмирал. Одному молодому авиатору, который одно время работал на вашу жену.

Чейсон удивленно моргнул.

— Но ведь не… Хайден Гриффин же?

— Он шлет привет с новой территории Эйри, выкроенной из зимы светом нашего нового солнца. — Шемблз переключил внимание на Венеру. — Мне сказали, что настоящая движущая первопричина всех событий — это вы. Я так полагаю, Амандера Трейс-Гайлс?

Венера серьезно кивнула:

— Одно из моих имен.

Шемблз быстро закивал:

— Конечно-конечно. Это вы распустили слухи о том, что Фаннинг жив и что он возвращается. Вы печатаете пропаганду, финансируете недовольных… — Он помолчал, на его лице отразилась борьба. — Вы манипулировали общественным мнением. Потому что намеревались совершить переворот.

— Конечно, — фыркнула она. — Что из того?

— Но воля народа…

— Всегда была моей волей, — сказала она с улыбкой превосходства.

У Шемблза сделался удрученный вид.

— Тогда что теперь? Кормчий мертв, стало быть, — он многозначительно посмотрел на Чейсона, — да здравствует Кормчий?

Венера нырнула под руку мужа.

— Звучит просто восхитительно, мне кажется.

Беспрерывно выпутываясь из передряг, Чейсон настолько сосредоточился на выживании, что даже в мыслях не держал подобной возможности. Он повертел в голове идею: стать Кормчим грезил каждый мальчишка; править из этого дворца — уже не всего лишь адмиралом, но сувереном…

Ему представились лица мужчин и женщин, являющихся с прошениями перед его помостом, отчего-то среди них выделилось лицо Корбуса. Что бы сказал о таком повороте событий бывший Атлас? Он бы презрительно покачал головой и отвернулся. Даже Антея пеняла Чейсону, что он не более чем очередной аристократ, страшно далекий от народа.

Чем дальше Чейсон об этом размышлял, тем больше мысль о правлении вселяла в него клаустрофобический ужас — тот самый, что нападал на него по ночам в камере, когда его относило от стен. Застрять здесь взаперти, опутанным жесточайшими узами традиций и ответственности, и обреченным жить, максимально отдалившись от простых людей.

Венера поглядывала на него и слегка хмурилась. Она всегда была честолюбива, в том числе и в отношении своего мужа, и пост Кормчего, с ее точки зрения, был бы пиком карьеры Чейсона. Зная, как в жене кипели в последние годы ярость и обида, чего он мог ожидать от нее, если откажется от этого шанса?

Он сделал глубокий вдох, открыл было рот — и Венера положила руку ему на сердце.

— Звучит просто восхитительно, — сказала она, — но я уверена, что ответ моего мужа — нет. У него нет желания быть Кормчим.

Чейсон изумленно вытаращился на нее. Венера прикрыла глаза и тряхнула шевелюрой:

— Я же, с другой стороны…

Он не удержался и захохотал, и она присоединилась к нему.

— Нет; если взвесить еще раз — пожалуй, нет, — сказала она.

Чейсон посмотрел ей в глаза. Много месяцев назад у границы Кандеса он оставил совсем иную женщину.

— Что…

— Сэр!

Он поднял глаза и увидел знакомое лицо, возникшее из толпы. Чейсон ненадолго выпустил Венеру, чтобы хлопнуть молодого офицера по плечу, и вскричал:

— Трэвис! И ты участвовал в этом заговоре?

Тот пожал Чейсону руку, в то время как Венера, надувшись, отступила (не то чтобы, впрочем, совсем разобиженная).

— Адмирал… и что же мы видим?

— Подозреваю, будущее правительство Слипстрима. — Увидев выражения на лицах Трэвиса и его бойцов, адмирал нахмурился. — Нет, не меня. Их. — Он указал на толпу крутящихся рядом горожан.

— Их? — Венера исподлобья посмотрела на делегацию. — Я бы стала Кормчим получше, чем любой из этих плебеев. — И поймала взгляд Чейсона, снова вскинув на него лукавые глаза. — Но подозреваю, что не смогла бы править лучше, чем все они вместе. — Она поклонилась толпе. — Нация в ваших руках. Да будет ваше правление долгим и мудрым.

Начались овации, и Чейсон это счел идеальным моментом для поцелуя — но тут по залу раскатился чей-то крик. Все взглянули в сторону далекого входа, на невысокого краснолицего человека в капитанской форме. Это был Эйргроув, капитан «Разрыва».

— Боже мой, что ты наделал, Фаннинг! — взревел он. — Мы просто хотели поговорить с этим человеком, а не стрелять в него! Если бы я знал, что вы собираетесь…

Язык дымного пламени подхватил Эйргроува и отбросил его на десяток футов. Из входа в зал повалил дым, и из него, пошатываясь, вышла стройная фигура. И упала на четвереньки.

Антея, кашляя, попыталась подняться, однако упала опять. Она заговорила, но ее слова отнесло ветром. Она попыталась снова:

— Чейсон, я пыталась их не впустить…

Существо, которое выглядело как Телен Аргайр, прошагало мимо Антеи, будто ее там и не было. У Чейсона кровь застыла, когда он снова увидел его. Одежда на ИИ в обличьи человека изорвалась, вся кожа зияла черными дырами от пуль, но крови не было. Оно обвело взглядом огромную комнату, и его глаза остановились на Венере. Существо рвануло бегом.

— Чейсон, кто…?

Он схватил Венеру за руку.

— Ключ с тобой? — Она уставилась на него, и он в отчаянии затряс ее. — Ключ от Кандеса! Он у тебя?

— Я… он всегда со мной. — Она бросила взгляд на свой жакет.

— Огонь! — Он показал на Телен Аргайр, сам оттаскивая Венеру к окну. — Застрелить эту женщину!

Авиаторы «Разрыва» открыли огонь, городской люд завопил и стал нырять в укрытия. В воздухе за спиной Аргайр замелькали обрывки одежды, волос и кожи; черты ее лица исказились от попадавших в лоб и в нос пуль. И тем не менее она не останавливалась.

Чейсон огляделся. Дальше отступать было некуда, и теперь они уже стояли над телом Кормчего. Пули не убьют это существо; ему виделся лишь один способ прикончить его, но чудище-Аргайр будет чересчур смышлено, чтобы клюнуть на удочку. Если только Чейсон не даст ему в точности того, чего оно хочет…

— Прости, дорогая, — сказал он и толкнул Венеру поперек дороги Аргайр. Венера взвизгнула, когда чудовище протянуло клешнеподобные руки, чтобы вцепиться в ее жакет. Оно вырвало белый ключ от Кандеса и торжествующе воздело его.

Чейсон схватился с ним.

Похоже было на то, словно с разбега влетаешь в стену, и если бы не мощная вытяжка из разбитых окон, Аргайр могла бы даже не шелохнуться. А так она зашаталась, и мгновение спустя она, Венера и Чейсон вылетели сквозь брешь. У Чейсона перехватило дыхание и помутилось в глазах, когда вращение дворца выстрелило ими прочь со скоростью более ста миль в час. Он углядел красную-с-черным фигуру и изогнулся телом в ее сторону. Через мгновение Чейсон ухватил Венеру за талию, она развернула крылья, и они начали тормозить.

Он оглянулся как раз вовремя, чтобы увидеть нечто серебристое, блеснувшее в свете двух солнц. Рубежный мотль спикировал на Телен Аргайр, и она заверещала странным, нечеловеческим голосом, похожим на захлебывающуюся сирену, прежде чем исчезнуть в вихре когтей.

Чейсон и Венера плотно прижались друг к другу, а над ними трепетали ее крылья. Постепенно встречный стремительный ветер превратился во вполне терпимый бриз. Они все еще падали — и дворец уже остался в миле позади, — но скорость больше не грозила смертью.

Их окружали бескрайние небеса: небо вверху и внизу, небо слева и справа. Белые облака испятнали голубизну бесконечно уходящими вдаль узорами. Все было свободным и живым в этом небе — птицы и рыбы, людские жилища, и сами мужчины и женщины — небе детства и юности Чейсона. По-прежнему сияло его солнце, пусть даже у него появился новый товарищ.

Рубежный мотль завершил свое дело истребления. За ним в небе остался грязный мазок мусора, но адмирал увидел, как меж кончиков двух когтей бесстрастно улетающий мотль сжимает что-то маленькое и белое.

— Вот и конец ключу, — сказал он.

— Это к лучшему, — сказала Венера. Она крепко обнимала его посреди скользящего мимо теплого воздуха. И так продолжалось долго, пока она вдруг не нахмурилась.

— Ничего из этого бы не потребовалось, — укорила она его, — если бы ты просто оставался на месте, как тебе говорили.

— Оставался на месте? О чем ты?

— В тюрьме. Когда я пришла спасать тебя. Это был блестящий план, если уж я сама так говорю, но ты все поломал к черту, когда уперся и полез спасать своих людей…

— Это была ты?

— Конечно, это была я. А ты как думал, кто бы это мог быть?

— Ты искала меня потом?

— Всюду и везде. Я чуть-чуть разминулась с тобой в этом развороченном городе, Сонгли, и потом снова — в Стоунклауде…

— Ты пустила слухи, что я возвращаюсь.

Она кивнула.

— Этот твой псевдоним…

— Со Спайра. Я там пробыла какое-то время. — Она просияла, как будто что-то припомнив. — Я бы привезла тебе лошадь… но она упала с края, когда наступил конец света.

— Что?

— Позже объясню.

Наступило долгое молчание.

— Значит, тебе нравятся женщины с большими глазами?

— Э-э, Антея просто… ну, собственно, это она отдала меня тому монстру.

— С каких это пор ты стал запинаться, когда доходит до женской двуличности?

— Собственно… я тут неравнодушен к одной конкретной двуличной женщине, за которой числится спасение моей жизни.

— А, ну да, — беззаботно ответила она, — я ни разу не пожалела, что шантажировала отца, чтобы он позволил тебе жениться на мне.

— Что?

— Прости, я что, сказала это вслух?

Последовало еще одно долгое молчание. Затем:

— И что такого смешного?

— Нам с вами, мисс «Трейс-Гайлс», — сказал он, смеясь, — явно много чего предстоит друг о друге узнать.