9.

Я ожидал Лайонелла в Зале светописи. Прошло уже больше месяца, но до сих пор ему каждый раз удавалось продлить свою жизнь. Кибернетическая анабиозная система не знала людей в лицо, люди были для нее номерами. Каждый при входе получал свой номер, на который откликался электронный браслет, заменяя удостоверение личности. В анабиозной камере браслет снимали, и соответствующий номер автоматически переходил из списка обитателей биодома в регистр капсульного хранилища. Любой человек мог поменяться с другим браслетами и таким образом продлить свой срок или наоборот. Но об этом никто не знал, кроме творца биопрограммы - Лайонелла Марра.

Пока нам везло. Новоприбывшие, вдосталь насладившись одиночеством и комфортом, жадно набрасывались на недоступные в нормальной жизни удовольствия и очень быстро перенасыщались. На смену приходила ужасная пустота и вместе с ней разные мысли. У многих наступал момент, когда томительное ожидание конца представлялось мукой.

Но разыскать таких среди десяти тысяч было нелегко, тем более, что после перелома почти все они опять запирались в свои комнаты, а окончательное решение принимали внезапно. Срок последнего вымененного Лайонеллом браслета кончался сегодня через несколько часов, и я очень тревожился. Я ему ничем не мог помочь в поисках - после смерти Торы я не был в состоянии даже видеть людей, а тем более разговаривать и убеждать.

Лишь здесь, в совершенно темном зале, я переносил их присутствие. Положение откидных кресел было почти горизонтальным. От этого терялось ощущение верха и низа - проплывающие по огромному потолку цветовые сочетания казались беспространственными проекциями собственных чувств и мыслей. В отличие от картин Торы электронная светопись не была искусством, но я все чаще понимал, почему она стала так необходима людям.

Иногда я минут пять подряд видел только пусть красивые, но бессмысленные узоры. И вдруг за цветным облаком цветной тенью появлялось что-то от Торы - рука, или волосы, или очертания губ, а изредка даже все лицо. Видение было мгновенным, световые линии безостановочно двигались, изменялись, благодаря этому воображение подсказывало не часть застывшего портрета, а согретую теплом и нежностью живую Тору. Это было щемящее чувство узнавания - она стояла как бы за занавесом, из-за которого выглядывал лишь фрагмент комбинезона или туники, но я ощущал ее присутствие и был счастлив.

Временами я закрывал глаза, как она в те дни. Боялась, что я вычитаю в них тщательно скрываемый неумолимый счет - осталось еще 30 часов, еще 20, еще 10, только 3… И все же отказалась, когда Лайонелл предложил ей обменяться браслетами. Она была нужна только мне и себе, а он - единственный человек, которому поверили бы, что я - Тридент Мортон - семи миллиардам.

- Трид! - внезапно окликнул меня в темноте его голос. Бесшумная походка - вот единственное, что сохранилось от прежнего Лайонелла Марра.

- Достал? - спросил я, затаив дыхание. Он молча уселся рядом со мной, и я понял - на этот раз не удалось.

- Что же делать? - вымолвил я с отчаянием. Мы говорили шепотом, никто не обращал на нас внимания - почти все посетители рассказывали соседям, какие картины видят. - Ведь у тебя осталось только несколько часов.

- Не волнуйся, Трид! Я нашел выход. Если нет живых, желающих обменять браслет, придется обмениваться с трупами. И тебе, и мне. Пока к нам не прибудут телеоператоры.

- Нет! - ужаснулся я. - Нет! Достаточно убийств! Не ради этого умерла Тора.

- Но именно ради этого отказалась прожить предложенную мною лишнюю неделю! - Лайонелл стиснул мою руку. - Ты не имеешь права забывать об этом, Трид! Не имеешь!

Я смотрел на потолок, но уже ничего не видел - ни Торы, ни замысловатых световых сочетаний. Было просто беспорядочное скопление геометрических фигур, они метались в поисках выхода, наталкивались друг на друга, снова разбегались, и весь их безысходный, отчаянный хаос в точности отражал мои мысли. Я знал, Лайонелл прав - что значит жизнь нескольких людей по сравнению с возможностью предотвратить медленное умирание всего человечества. Тора во имя этого добровольно отказалась от семи дней - семи лет, семи веков блаженства. А я страшусь укоротить жизиь дюжины совершенно чужих мне людей, которых спустя неделю или две все равно ожидает тот же конец. Я казался себе полным ханжеских предубеждений моральным трусом. И все же вечная дилемма, имеет ли кто-либо право жертвовать меньшинством ради большинства, так и осталась без ответа. Хорошо Логосу с его электронным разумом - он-то решил ее для себя настолько основательно, что превратил в официальную религию Стабильной Системы. Еще я думал об иронии судьбы: после пирамиды трупов - несколько жалких одиночных убийств, которые Лайонелл вынужден совершить в самых гуманных целях.

- Решай! - сказал он. - Времени осталось мало.

Как бы отвечая моим мыслям, световые зигзаги и сдирали судорожно задергались, задрожали, замигали, а затем погасли. Стало совсем темно. Потом я услышал глухие взрывы и нечто вроде далекой артиллерийской канонады. В зале началась паника.

- Клановцы! Они нас убьют! Скорей!

Мы вышли последними. Коридоры были освещены, но лифты не работали. Лайонелл, перескакивая через ступени, побежал - оказалось, что и в этом доме существуют лестницы. По мере того как мы спускались, грохот все усиливался.

- Помнишь, я смеялся, когда ты отметил в качестве одного из достижений - отсутствие самоубийц? Сейчас люди избавлены от этой заботы. Достаточно не внести точно в срок десятую часть доходов. На следующий день тебя лишают жизни без всяких усилий с твоей стороны.

- Кто?

- Ку-Клукс-Клан! Название традиционное, методы современные. Пистолет в одном кармане, конторская книга в другом. Обижаются, когда их называют гангстерами.

- Я-то думал, что по части убийств государство полностью вытеснило частную инициативу, - сказал я с юмором висельника.

- Это государство в государстве. С прекрасной организацией, современным оружием, собственными кибернетиками и даже замаскированными под тотализаторы податными конторами. Каждый человек, от живущего на государственное пособие до кредимиллионера, обязан платить им дань. Вот почему самые богатые укрываются в гравидомах за частными гравистенами.

- И как это ты терпел такую конкуренцию?

Я спрашивал, он отвечал, но все это происходило словно в кошмаре. Гром взрывов становился все явственней, сплошные стены в коридорах превращались в сплошные двери, из каждой выбегали люди, паника все усиливалась.

- Разве ты забыл, Трид, для чего я жил?.. Началось еще с Телемортона. Я заключил соглашение с Джеймсом Бонелли - они поставляли нам кровь и выстрелы, а наши вертолеты предупреждали их о приближении полиции. После Стены я обеспечил Клану полную безнаказанность. Ведь при диктатуре Логоса это была единственная везможность уничтожать белых. Как ни удивительно, сам Логос тоже считал клановцев неотъемлемой составной частью Стабильной Системы. Заботился о жизненном стимуле - моя, страх перед смертью увеличивает аппетит к жизни…

В коридоре образовалась давка. Одни бежали наверх, другие, как и мы, - вниз. Мы с трудом пробились сквозь водоворот. Впереди было свободное пространство, за поворотом - следующий пролет лестницы. Я вспомнил удивившие меня бронированные стены биодома и пулеметы на крыше, которые я, отбросив видимую реальность, готов был принять за телескопы или нечто в этом роде.

- Настоящая война началась только после основания Биомортона, - невозмутимо продолжал Лайонелл. - Десятилетний план предусматривает уход в анабиоз выше трех миллиардов. Клан лишится половины доходов, вот они и нападают на биодома. Каждый анабиозник считается неисправным плательщиком и подвергается обычному штрафу - лишению жизни.

Внезапно я остановился. Спазмы сдавливали мне горло - спазмы нервического хохота. Трагедия оборачивалась такой же чудовищной трагикомедией. С одной стороны клановцы, ведущие настоящую войну ради того, чтобы уничтржить уже и так обреченных людей, с другой - ничего не подозревающие смертники, спасающиеся от так или иначе неизбежного конца.

- Внимание! Внимание! - прогудел над нашими головами механический голос. - Клановцы ворвались во внутренний корпус! Три нижних этажа объявляются опасной зоной! Укрывайтесь в верхних! Лифты сейчас начнут работать!

Мы были на третьем этаже. Отсюда бой уже не представлялся хаотическим побоищем. Ясно слышались одиночные залпы и разрывы гранат, вперемежку с криками раненых и хриплыми командами.

- Внимание! Внимание! - оглушительно гремел бесстрастный механический голос. - Через минуту лестницы и шахты лифтов между третьим и четвертым этажом будут перекрыты! Спасайтесь в верхних этажах! Там вам ничего не грозит!.

Я оглянулся. Из сотни находившихся с нами анабиозников большинство повернуло обратно, стараясь по возможности быстрее уйти из зоны опасности. Но кто-то пробежал мимо меня, еще один, еще, еще. Я вырвался из рук пытавшегося удержать меня Лайонелла и, сам не зная, как, очутился во главе бегущих.

- Вперед! - закричал я, задыхаясь от сумасшедшего бега. - Вперед!

Клич моего века, так часто цитируемый в книгах моих современников, который столь же часто вызывал во мне ироническую насмешку. Сейчас я понимал, что это значит - прорываться сквозь огонь, чтобы или пасть на полпути, или вырваться на свободу. Клановцы пробили бронированную завесу между внешним и внутренним корпусом. А за внешним корпусом был мир - кедры и скалы, земля и небо. Я не думал ни о чем, мною владело одно лишь желание - выбраться из этой проклятой тюрьмы, пусть со свинцовым грузом десятка пуль, но выбраться и умереть под настоящим небом.

Мы уже были на самом нижнем этаже. Свет не горел.

Оранжевые вспышки гранат и зеленые трассирующие пули озаряли пробоину в стене, через которую пытались проникнуть клановцы в надвинутых на лицо полупрозрачных металлических балахонах. Полицейские в черных комбинезонах и цилиндрических касках с защитными забралами встречали их искрометным огнем трехствольных автоматов. Каждая очередная вспышка освещала раскиданные вдоль пробоины трупы - чьи, невозможно было разобрать.

Я невольно остановился. Почти вся длина коридора отделяла нас от места боя. Было страшно двинуться вперед; но иного пути не было. И вдруг я увидел Лайонелла. Должно быть, он спустился на лифте, иначе ему не удалось бы опередить нас. Он бросился в самую гущу сражения; схватил валявшийся возле трупа автомат и, не обращая внимания на летевшие вдогонку пули, побежал нам наперерез.

- Стой! - крикнул он, наводя на нас автомат.

Я прыгнул, чтобы выбить из его рук оружие, но страшный удар в челюсть отбросил меня назад. Падая, я услышал над ухом троекратный залп. И даже успел подсчитать примерное количество обреченных, которых трехствольный автомат Лайонелла лишил возможности хотя бы умереть на свободе…

Я очнулся в своей комнате. Сначала я увидел браслеты, а уже потом Лайонелла. Он деловито пересчитывал их, как будто это не все, что осталось от живых людей, а игорные фишки. Моя голова отчаянно гудела. Мне казалось, что я тяжело ранен и, протянув руку, действительно нащупал на одеяле липкую кровь.

- Не волнуйся, Трид! - он улыбнулся. - Это моя!

Киберврач уже сделал мне перевязку, так что все в порядке.

- В порядке? А браслеты? Ты их убил так же безжалостно и хладнокровно, как делал это всегда. Чем ты отличаешься от Логоса? Цель оправдывает средства, не так ли? - 'Все во мне кипело от гнева. Как это часто бывает, последняя маленькая капля оказалась весомее целого океана.

- Смотря, какая цель! - Лайонелл словно вел научный диспут. - Разве ты забыл, что должен стать Тридентом Мортоном - ради Торы, ради миллиардов ей подобных? Официально признанным Тридентом Мортоном! Вчера был один шанс против ста выбраться живым из биодома. Но я не остановил бы тебя, существуй хоть маленькая надежда, что это приведет к цели. Представь себе, мы бы явились в ближайший город. Я снимаю свою маску, во мне сразу признают Лайонелла Мацра, остается только засвидетельствовать, что ты - Тридент Мортон. А дальше?

Я вспомнил свой вчерашний неистовый порыв и чуть не простил Лайонеялу добытые такой жестокой ценой браслеты. Действительно, любое наше действие вне биодома немедленно натолкнулось бы на противодействие Тристана Мортона. С таким же успехом можно сразу же отправляться в анабиоз - по крайней мере конец будет менее мучительным.

- Вот видишь! - Лайонелл подытожил мои мысли. - Ты рвался на свободу, точно так же, как это делает пойманный в клетку зверь. Я тоже был таким - всю жизнь. А кончил тем, что загнал себя в собственную клетку… У русских - почему-то в последнее время я все чаще думаю о них - существует другое понятие. Свобода - осознанная необходимость! Но разве вчера ты внял бы иной философии, чем логика кулака и автомата? А браслеты… - он замолчал, как-то сразу сгорбившись. - Верь или нет, после смерти Торы что-то во мне сломалось. Вчера я убедился, что больше не способен умерщвлять. Даже ради самой великой цели… Я стрелял в воздух. Браслеты сняты с убитых клановцами анабиозников…

Мне стало сразу как-то легче. Тупая боль в голове исчезла. Вместо навязчивой мысли о трупах, как неизбежных ступенях к любой, даже самой человеколюбивой цели, возникли другие, но менее мучительные.

- Сейчас, после нападения клановцев, Телемортон едва ли изберет наш биодом для очередной передани?

- Наоборот. Атака была быстро отбита. Количество жертв ничтожно мало, отчасти благодаря мне. И главное - об этом я вчера больше всего заботился - никто не разбежался. Логос мыслит не так плоско и прямолинейно, как политические мудрецы былых времен. С его точки зрения, наш биодом как раз самое наглядное доказательство того, что люди всем довольны и находятся под надежной защитой…

Лайонелл задумался. Уже после он признался:

- Знаешь, Трид, я его ненавидел, даже больше, чем ненавидел белых. Он мой смертельный враг. Но сейчас наша, единственная надежда на Логоса. Для него не существует людских пристрастий и личных выгод. Поэтому - ты ему нужен. Не как человек. Ему плевать на твою биографию, плевать, кому будет принадлежать Пирамида Мортона - тебе или Тристану и прочим ничтожествам из вашей семейки. Ты нужен ему в качестве единственного пока доказательства, что анабиоз возможен. Придуманный Тристаном Мортоном якобы уцелевший биобарометр - не плохой пропагандистский трюк. Но Логос наверняка преподчет ему живого воскресшего человека.

Так оно и было.

Однажды утром меня разбудил механический голос:

- Желающих участвовать в телевизионной передаче просим в ресторан «Стрип»!

Мы пришли с Лайонеллом последними. На вертящейся сцене раздевались ослепительные красавицы.

Даже их улыбки казались ослепительнее, чем обычно - возможно, наведенные на них телеобъективы будили в магнитной памяти какие-то смутные воспоминания о блестящих дебютах в старых телемортоновских, фильмах.

Столь же большим вниманием операторов пользовались бегающие столики. Анабяозникам приходилось заказывать в один прием огромное количество разных блюд, которые они не были бы в состоянии съесть и после недельной голодовки. Ресторан напоминал огромный Лукуллов пир. Время от времени операторы задавали присутствующим заранее подготовленные вопросы. Ответы, точно как и в мое время, прерывались на полуслове восхищенными комментариями. Так и мнилось - телемортоновские сотрудники готовы прямо после передачи сами лечь в анабиоз.

Мы с Лайонеллом протиснулись вперед. Пьяных было много, но, пожалуй, ни один не дегустировал вина с таким восторженным видом, как мы оба. Один телеоператор подмигнул другому. В момент, когда Лайонелл, подняв изумительной красоты пластмассовый бокал, произнес панегирический тост за Биомортона, телеобъектив нацелился на нас. В ту же секунду Лайонелл вскочил и содрал с себя пластическую маску.

Я ужаснулся. В продолжение нескольких месяцев разум освоился с мыслью, что за румяным молодым лицом скрывается старик. Но такого я не ожидал. Это была мумия. Одни сплошные морщины, и почти безгубый рот, с неестественной силой выкрикнувший на весь зал:

- Я - Лайонелл Марр! А рядом со мной стоит Тридент Мортон, воскреснувший после полувекового анабиоза!

Лайонелла узнали. В зале поднялся невообразимый шум. А потом тысячи глаз прожорливой стаей набросились на меня. Почти все они видели меня на старых телемортоновских видеопленках, и сейчас, когда сам «Спаситель Человечества» засвидетельствовал мое реальное существование, я мгновенно превратился из случайной копии оригинала в живое божество.

Одни лишь операторы не поддались общему психозу.

Тристан Мортон, как мы и ожидали, следил за передачей. По наушным микропередатчикам поступил приказ.

Немного помешкав, операторы отвели от нас объективы.

Это был момент наивысшего напряжения. Лайонелл знал, что Логос тоже смотрит все телемортоновские передачи и имеет непосредственную связь с операторами.

Но поступит ли он соответственно предсказанию Лайонелла?

И вдруг по залу разнесся голос уже знакомого мне телемортоновского диктора:

- Государственный секретарь только что объявил, что сообщение спасательной экспедиции Биомортона, якобы установившей смерть Тридента Мортона в результате землетрясения, является инспирированной Ку-Клукс-Кланом грубой фальсификацией. Тридент Мортон жив! Не отходите от экранов Вы сейчас увидите его, окруженного обитателями Биодома N 53, которые в его лице встречаются с уготованным им чудесным будущим!

Телекамеры надвинулись на нас вплотную. Лайонелл обнял меня - этот жест был одновременно и напутствием, и последним прощанием. Он Достаточно изучил Логоса, чтобы знать, что его ожидает. Но примененные к биокукольному двойнику средневековые пытки - это было бы наказанием, и только. Логос был слишком разумен, чтобы упустить еще одну возможность окружить анабиоз подобающим ореолом.

Спустя минуту тот же диктор объявил:

- Понимая, что тяжелое бремя государственной ответственности ему более не по силам, и желая собственными глазами лицезреть грядущие прекрасные плоды своих долголетних трудов, на благо нации, президент Соединенных Штатов Свободного Мира Лайонелл Марр уходит в анабиоз! Согласно его пожеланию, торжественная церемония состоится немедленно, на глазах у семи миллиардов зрителей. Приветствуем в последний раз Основателя Эры Стены, Спасителя Человечества, великого Лайонеяла Марра!

Пятьдесят с лишним лет назад я видел на контрольном экране смерть Торы В а леско. Сейчас такой ложе существовал. Переносный телеон, укрепленный на спине первого телеоператора. Сам он продолжал снимать царившее в ресторане веселье - анабиоз ни в коем случае не должен был восприниматься, как траурный обряд.

Перед его объективом пели и обнимались люди, обнажались бесподобные искусственные красавицы, молниеносно исполнили любое пожелание идеальные четырехногие официанты. А на его спине - с подобающим почетом укладывали в капсулу Лайонелла Марра. Уже и так искаженное беспощадной старостью лицо казалось безобразной карнавальной маской - каждая морщинка беззвучно смеялась. Потом его закрыли прозрачной крышкой, что-To загудело, и вместе с жизнью исчез смех.

Минуту спустя меня провозгласили новым президентам. Зазвучал государственный гимн - за неимением другого исполнял его тот же оркестр биокукол.

А когда торжественная часть кончилась и нанялось новое грандиозное биоревю, я увидел вдребезги пьяную девушку, которая, срывая с себя золотой комбинезон, полезла на вертящуюся сцену. Телосложением она, действительно, могла соперничать с телемортоновскими красотками. «Я имел возможность в этом лично убедиться - в тот словно выжженный в памяти час, когда новая обитательница бывшей Ториной комнаты прямо из ванной подбежала к невыключенному телеону. Кто-то пытался ее оттащить, но было слишком поздно. Она прыгнула на намагниченную сцену, током ее тотчас убило.

Загрузка...