Пирамида Мортона

12.

Домой мы ехали в личном броневике Мефистофеля.

Улиц я не видел. Обзорный видеон находился рядом с водителем. Мы сидели сзади. У нас был только телемортоновский экран, а он давал довольно однобокое представление о том, что творится на свете. Мне хотелось видеть лица раскупающих газеты людей, понять, что они ожидают от анабиоза.

- Будь уверен, завтра же к Мильтону Анбису запишутся несколько тысяч. - Мефистофель угадал мои мысли. - А ведь риск был огромный - вложить около пятидесяти миллионов и получить взамен дохлого пса… Я ведь тогда еще не предполагал, что это будет для тебя…

- Между собакой и человеком существует некоторая разница, - заметил я с иронией.

- В принципе установка пригодна для всех высокоорганизованных животных. Конечно, потребуются огромные дополнительные затраты. Вот почему ты на долгое время, вероятно, будешь единственным.

- Уступаю свое место другому, - я отвернулся от экрана, где показывали испытания новой противоракетной системы. - Проснуться в грядущем, где все будет то же самое, что сейчас, только на высшем техническом уровне? Благодарю покорно! - отрезал я, все еще вспоминая ньюфаундленда. Я с удивлением почувствовал, что он мне не безразличен. Мне хотелось знать, каким ему покажется на вкус первый глоток воды, первая кость, какими глазами он посмотрит на первую после стольких лет встречную собаку. Именно это тревожило меня. Неужели гороскоп прав в отношении моего характера? Твердое решение, которому противодействует слабая воля; толкающее на самоубийство отвращение к жизни, которое грозит свести на нет крошечный, заново обретенный интерес к ней?

- Совершенно согласен с тобой, - Мефистофель взглянул на часы. - Но мир может измениться. Вместо Телемортона - Гравимортон. Как тебе нравится это название? Я сам его придумал.

- Для новых сигарет? - сострил я.

- Пока что для секретной лаборатории в невадской пустыне, - он сказал это шепотом, видимо, не хотел чтобы слышал водитель. - Пока что! - повторил он с ударением. - А когда-нибудь это станет таким же по. Яием, как ньютоновы законы или теория относительности.

У меня пропала охота шутить. Слишком заметным было скрытое торжество в его внезапно помолодевших глазах.

- Приехали, господин Эрквуд! - оповестил нас водитель.

Я вылез, уже готовый ступить на крыльцо отцовского дома. Он был построен еще в прошлом веке, модернизация не коснулась наружных стен, даже ступеньки крыльца оставались деревянными, вероятно, поэтому их облюбовали соседские кошки - к синтетическим материалам они относились недоверчиво. Я опустил занесенную ногу, она стукнулась о бетон, и только тогда я увидел, что мы находимся на частном мортоновском аэродроме. Нью-Йорк сливался с горизонтом, вулканическим извержением он поднимался к небу, из черного смога выглядывали лишь самые высокие небоскребы - железобетонные надгробия погибшей под пеплом времени железобетонной Помпеи.

Здесь, на взлетной полосе, воздух был почти сносен.

Еще более прозрачным показался он мне в Батл-Маунтене, куда мы долетели за час на скоростном телемортоновском самолете. Здесь мы пересели на вертолет. А когда он снизился, кругом была бескрайняя пустыня. В своих городских костюмах мы на фоне песков и редких кактусов казались фантастическими марсианами. Шныряли ящерицы, ползали какие-то невиданные зверьки, некоторые подходили совсем близко и с изумлением оглядывали нас.

- Им не так уж часто представляется возможность полюбоваться на вершину эволюции, - засмеялся Мефистофель. - На сто миль кругом ни души. Все необходимое для лаборатории и персонала доставляется раз в месяц, и то по ночам.

Вертолет улетел. Мефистофель вынул из жилетного кармана старые дедовские часы, нажал кнопку и сказал несколько слов. Я засмеялся - очень уж он походил на шпиона из последнего телемортоновского фильма, которому некое государство поручает выкрасть у соседнего государства наисекретнейшие материалы, а когда совершивший героические подвиги агент доставляет их главе некоего государства, оказывается, что это их собственные выкраденные соседним государством секреты.

- Приверженность к старым традициям? - спросил я, разглядывая серебряную, почерневшую от времени семейную реликвию,

- Не совсем! - Он нажал пружину, обе крышки отскочили. С одной стороны был микропередатчик, с другой - действительно часы. Секундная стрелка совершила несколько оборотов, из темного отверстия в полузасыпанной песками скале, которое я принял за вход в естественную пещеру, выскочил хамелеон. По его пятам выкатил «джип». Не успевший убежать хамелеон замер на месте и мгновенно принял зеленую окраску автомашины.

Когда въехали на «джипе» в тоннель, я оглянулся, ища взглядом ящерицу. На желтом фоне пустыни, почти сливаясь с ним, виднелся продолговатый желтый камень.

- Завидую ему, - сказал я.

- Понимаю тебя, Трид. Умение приспособиться к окружающему миру - ценное свойство. Но еще лучше - приспособить мир к себе. Ты это сумеешь, мой мальчик, я твердо убежден. Анабиоз - именно то, что тебе необходимо. Он поможет тебе забыть старое, а без этого невозможно по-новому мыслить.

Мы ехали долго - сначала по освещенному фарами естественному тоннелю, который уперся в стальные колоссальной толщины ворота. Здесь нас в первый раз проверяли. Потом была подземная бетонированная дорога с искусственным светом, вторые ворота, третьи… каждый раз нас заново проверяли, и когда мы, наконец добрались до самой лаборатории, мне уже не хотелось никаких чудес. Чудо прекрасно, когда оно доступно всем, кто желает его видеть. Тут оно было секретным. Я понимал, что в наше время, когда мелкота ворует бумажники, а большие люди - идеи, иначе нельзя. Но когда меня познакомили с учеными, обязанными, согласно контракту, прожить здесь десять лет, не видя божьего света, мне стало жаль и их, и само изобретение. Не самое удачное начало для первого ростка грядущего мира.

А ведь эти ученые не были отрешенными от всего, кроме своего научного конька, стариками вроде Мильтона Анбиса. Среди них была лишь одна молодая привлекательная женщина, девушка почти.

- Вам тут не скучно? - банальная фраза, но не стану же я объяснять, что радостнее было бы видеть ее где угодно, пусть даже в пуоличном доме, только не и этой подземной тюрьме.

- Привыкла. И потом - мы смотрим не только обычные телемортоновские передачи, по нашему желанию нам показывают старые видеопленки… Вас я тоже частенько видела на экране, господин Мортон. Никогда не думала, что встречусь с вами наяву.

Куда бы я ни приходил, где бы ни находился - я был Тридентом Мортоном. Миллиардами, а не человеком. А лет через десять, если соглашусь погрузиться в анабиозный сон, эти миллиарды удесятерятся. Я буду удесятеренным Тридентом Мортоном, и пропорционально этому уменьшусь как человек. Стоит ли ради этого переноситься в будущее?..

Зал, в который мы вошли, был очень высоким, но не большим. Металлические стены, металлическая галерея с тянущимися до самого потолка приборными досками.

Почти всю площадь занимал тяжелый металлический диск диаметром в двадцать футов. Главный конструктор взобрался по винтовой лестнице на галерею. Загудели невидимые машины, налились разноцветным огнем выглядывавшие из панелей сигнальные глазки.

- Можно? - спросил сверху главный конструктор.

- Пожалуйста! - Мефистофель отошел oт диска, я инстинктивно последовал его примеру. Тишина, Потом я услышал самый обыкновенный звук - конструктор нажимал кнопку. Тяжелый диск, словно обретя крылья, медленно поплыл вверх и застыл у самого потолка.

Девушка, взяв меня за руку, повела под свободно парящий над головой металлический купол. Я невольно замедлил шаг, боясь наткнуться на преграду. Но под ним не было ничего, кроме вибрирующего чуть тепловатого воздуха.

Потом мне объясняли что-то про магнитно-гравитонные волны, а я думал о том, что ошибался во многом, а может быть, и во всем. Мир может стать иным! Я представил себе хотя бы ту же самую Индию, Индию вчерашнего дня, но уже с общедоступными гравитонными аппаратами-крыльями. Вот с неба спускается десант, спускается, чтобы обагрить кровью воды священного Ганга, но он уже никому не страшен. Десятки тысяч паломников, даже самые немощные калеки, поднимаются в небо, улетают от опасности…

Горящие танки врываются на рыночную площадь, но на ней уже никого нет, все улетели… Дивизия идет в наступление, но противник перелетает через нее - не существует больше линии фронта, наступления и контрнаступления становятся бессмыслицей. Кое-что из своих мечтаний (возможно, под влиянием шампанского) я высказал вслух.

Мефистофель засмеялся:

- Совсем неплохо, если вспомнить, как профессор Холин вначале представлял себе практическое применение своего открытия, - он похлопал главного конструктора по плечу. - А ведь он не простой ученый, даже не простой гений… когда-нибудь человечество упомянет его рядом с Эйнштейном… Помните, Артур, как вы пришли ко мне со своим первым проектом?

- Еще бы, - главный конструктор сконфуженно улыбнулся. - Домашняя хозяйка, за которой несутся вслед на грави-крыльях сделанные ею тяжелые покупки. Я ведь тогда думал только об одном - как облегчить людям жизнь… Великое вторглось само собой… Не будь Стеллы, я бы, вероятно, так и сошёл в могилу, не поняв, что открыл.

Он благодарно посмотрел на сидевшую рядом со мной девушку.

- Ну нет, - Мефистофель покачал головой. - За это вы, в первую очередь, должны сказать спасибо Лайонеллу Марру. Это он ее искал, как звезду в огромной туманности, это он ее откопал, одну-единственную среди тысяч и тысяч, способную пробить потолок современного научного мышления. И то - специальная психологическая подготовка, специальный гипноз. Почти на полгода ей пришлось забыть все прежние знания… Только тогда она приобрела способность совершить невероятнейший прыжок от парящего диска к тому, что, надеюсь, когда-то будет называться Грави-Мортоном.

- Не понял, - сказал я. - Стелла, может быть вы сами объясните, что там изобрели?

- Стены! Магнитно-гравитонные защитные стены. Формула закона уже выведена, но напрасно так восторгается господин Эрквуд - до реализации еще очень-очень далеко.

- Гравитонные стены? - переспросил я с удивлением. - Вокруг дома?..

- И такое не исключается, если кому-нибудь захочется… Но их можно воздвигнуть вокруг страны, континента, хотя бы всей планеты. Причем такие прочные, что их не пробить ни глобальной ракетой, ни ядерным взрывом.

И тогда лишь я осознал, что мое видение, в котором население целого города спаслось от бомбежки при помощи гравиаппаратов, находилось на том же мыслительном уровне, что и крылатые авоськи главного конструктора. Мир без войн, без их разъедающей щелочи, без орудий убийств, которые даже в мирное время уродуют душу, навязывая любым человеческим отношениям философию насилия, - в таком мире стоило жить. Даже мне, Триденту Мортону! Ибо тогда мои десять, а может быть, к тому времени уже сто миллиардов, можно будет раздать всем людям, не боясь, что они перегрызут друг другу горло.

В эту минуту я бесповоротно решил: анабиоз!