Пейзанизм

Глава 50

Это была Любава. Она молотила меня по груди кулаками, подпрыгивала на моем животе и, захлёбываясь слезами, повторяла:

-- Не смей! Не смей!

Хорошо, что у меня за спиной было два мешка берёзовых веток - не зашибся при падении от её рывка. Перехватил кулачки, встряхнул пару раз:

-- Ты чего? Что случилось?

Малявка дёрнулась, перестала вырываться и зарыдала. Понять что-то сквозь поток слез и всхлипов было невозможно. Девчушка прижалась лицом к моей груди, крепко обхватила сразу и руками, и ногами. Рубаха на мне промокла в момент. Да что тут происходит, в конце концов?

Дверь открылась, на пороге появился Ноготок со светцем в руке. Сунул мне этот переносной осветительный прибор в руки, оторвал от мокрой рубахи Любаву, забрал мешки, и мы вошли в дом.

Ноготок тоже... не из славян. В смысле - свободное владение "словом"... Но суть происходящего изложил. Я в очередной раз убедился в сильной связанности мира - каждое действие вызывает массу следствий. И многие из них и неожиданны, и неприятны. Особенно, при активно функционирующем попаданце. Который по определению -- идиот изначальный.

Утром, после того как я ушёл за вениками, Доман явился в избу Потана с парой мужиков прибрать инвентарь. Логическая последовательность его действий в пересказе Ноготка выглядела так:

Потан - стукач, вражеский шпион. Подтверждено бояричем и собственным признанием Потана. Вышинский, трижды шитом факнутый. "Признание - царица доказательств".

Нам чужих соглядатаев в хозяйстве не нужны, поэтому боярин Аким Янович Рябина решил Потана с усадьбы убрать.

Поскольку Потан холоп - его продадут. Поскольку холоп семейный стоит дороже, чем бобыль, то продадут вместе со всем семейством.

Следовательно, все имущество Потана Паука следует прибрать в пользу владетеля.

Вообще говоря, на Святой Руси следуют древнему, еще древнегреческому правилу: раб принадлежит хозяину, но имущество раба - самому "орудию говорящему". Без этого ни вольноотпущенники в древних Афинах и Риме, ни самовыкупающиеся крепостные в Российской империи - были бы не возможны.

Однако Потан не просто раб, а злонамеренный. Поэтому он будет наказан. В частности - поркой. Плетями. И конфискацией. Тем более, что тащить смердовское барахло на невольничий рынок в Елно никто не будет. Все своё двуногая скотинка в руках унесёт. Естественно - только предметы первой необходимости. Остальное им никто не даст.

Пока Доман перетряхивал барахло и выбирал полезное для владетеля, новость разнеслась по усадьбе. Управитель ушёл - нагрянули соседки-подружки. Поплакали, посочувствовали, выпросили кое-какие вещички в подарки, на память, недобранные управителем. Принесли бражки и отметили грядущее расставание. Вспомнили былое, вместе прожитые годы и снова выпили.

Старинная исконно-русская песня защитника отечества и веры точно выражает ощущения молодого рекрута, эмигранта-отказника и холопа "на вывоз".

Родни у Светаны не было, но были соседи, было чувство - "оторви и выбрось" все. К закату, когда соседки отправились на вечернюю дойку пригнанного стада, она была уже... "никакая".

Тут подтянулись мужики. "Пьяная баба себе не хозяйка". Ещё одна народная мудрость, сформулированная нашим национальным менталитетом на основе многократно повторенных натурных экспериментов. Светану еще напоили, разложили и употребили. Это не было даже сексуальным насилием. Бабе было уже все равно - "А гори оно все огнём". Все что можно было в доме съесть и выпить - пошло на стол. А все усадебные мужики - к Светане между коленок.

Любавин братец еще в начале убрался куда-то в хлева. А Любава пыталась остановить разграбление отчего дома и собачью свадьбу мужского населения Рябиновки с её матерью. Получила по уху и выразительную демонстрацию своего возможного ближайшего будущего в горизонтальном положении. На наглядном примере собственной пьяненькой матушки. Еле убежала. Потом она сидела на крыльце терема в темноте и ждала меня. В качестве последней надежды.

Едва Ноготок закончил своё... повествование, усиленно оснащённое хмыканьем, гыканьем и паузами, как Любава, уже без воя и всхлипов "пала в ноги". Мне. Прижимаясь губами к пальцам босых, грязных моих нижних конечностей, высоким, звенящим и постоянно прерывающимся от сдерживаемых рыданий голосом, начала умолять.

-- Господине! Смилуйся! Не продавай рабу твою. Я тебе буду ноги мыть и воду пить. Всякую службу для тебя сослужу. Смерть лютую за тебя приму. Всякую прихоть, блажь твою исполню. Хоть рви тело моё белое, хоть выжги железом калёным очи мои ясные - всякая воля твоя мне радостью будет. Пожалей, господин мой и владетель, не отдавая в руки чужие, хозяевам злым, жестоким.

Поза "шавка перед волкодавом" получается у местных весьма естественно. Вот эту девчушку такому специально не учили. Вообще, пока я на усадьбе обретаюсь - телесных наказаний не замечал. Даже разница между холопами и вольными, на первый взгляд, не очевидна. Ошейников здесь не носят. А вот позиция холопа перед хозяином получается у малолетней рабыни вполне прилично. Есть некоторые огрехи, ну так ребёнок же. Откуда? Откуда у этого ребенка, который и из усадьбы-то толком не выходил, такая естественность в рабском "вежестве"? Это что, тоже наше национально-исконно-посконное? И все вокруг также готовы при всяком подходящем случае вот так встать, грязные ноги или там сапоги целовать? После татар - понятно. При татарах другие не выживали. Но сейчас?

Любава замолчала, прижавшись лбом к моим щиколоткам. Ноготок шевельнулся в дверном проёме.

-- Ноготок, где наши?

-- Там. У Светаны.

-- А ты чего не пошёл?

-- Так я сегодня мазью намазался. Ты ж сам говорил - сразу нельзя, а то - сотрётся и толку не будет.

-- А остальные с усадьбы все там побывали?

-- Ну, тебя не было, Аким не ходил - лежит, Потаня - сидит. Остальные вроде все там... отметились .

Круто. Из двадцати двух - восемнадцать. Профессионалки в полтинничном заведении в "Яме" Куприна пропускали через себя до тридцати клиентов в день. Но это не вдруг. А вот так, без подготовки-тренировки... Да и телосложение у Светаны не слишком крепкое. Могут и до смерти... залюбить. Ну и чего делать? "Даже бессмертные боги не могут сделать бывшее - не бывшим". И кто ж это такое мудрое сказал? Платон с Аристотелем? Прошлое не изменить - попробуем сделать хоть ближайшее будущее... не таким мерзким.

Крайняя изба во дворе светилась оконцами и звучала радостными и хмельными мужскими голосами. Вот туда я и направился вместе с Любавой. Хотел оставить её у себя в покоях- у малолетней рабыни потекли слезы и она снова "пала на лицо свое". Пришлось позволить следовать за собой.

В палисадничке кто-то старательно блевал. Воспитанный человек - с дорожки отошел. С крыльца доносился звук мощной струи. Молодой здесь народ, здоровый. "Раньше струя была - гравий переворачивала. А к старости ослаб - вот уже и снег не тает". У этого - "переворачивает". Журчание сменилось треском ломающегося дерева и матами упавшего мужика. Красивые Потан перильца сделал. Но - слабоватые. Мужика не держат. В сенях стоял храп. Мощный храп, периодически прерываемый спорадическим бессмысленным лопотанием. Мужики, похоже, не только Пoтановский запас бражки приговорили, но с собой принесли.

В избе было светло. Первый раз в этом мире вижу хорошо освещённое искусственным светом помещение. Кроме двух лучин в светцах, по разным углам горело еще штук шесть свечей. Сальная свеча не только светит, но еще коптит и воняет. Причём первое она делает хуже всего. Слева, в красном углу за столом десяток мужиков продолжали употреблять бражку, справа на расстеленной на полу мешковине - Светану. Доска в красном углу еще была, но уже ни икон, ни рушничка. На Светане еще была рубаха, но только на шее, лице и на вытянутых за голову руках.

Любава за спиной чуть слышно заскулила.

-- О! Вот и боярыч пришёл. Он у нас знаешь какой! Он с бабами такие шутки делает... Ты не смотри, что он маленький. Знаешь как он Марьяшку...

Радостный голос Николая, собравшегося поделится с присутствующими интимными подробностями общения Буратино и Мальвины пришлось прервать тычком дрючка. Я без этой... штуки... никуда - как продолжение собственной руки.

-- Здоровы будьте. Давайте-ка посиделки заканчивать. Завтра еще дела будут.

Абсолютно тоскливый и трезвый взгляд Ивашки порадовал несказанно - сухой. Он начал выбираться из-за стола. Сидевший рядом мужичина ухватил его за плечо:

-- Ты... Эта... Куда? Счас вот еще по кружечке одной выпьем, потом бабёнке этой еще по разику впрыснем... И по домам. Ты, боярыч, не тушуйся, садись к столу. Вот и тебе нальём. И на Светанке покатаешься. Что мужики, пропустим боярича не в очередь? Пущай молодой ретивое себе потешит. А то вон у него аж глаза огнём горят, неймётся отроку.

Мужик развернулся и плеснул квасом из кружки на голую задницу, ритмически двигавшуюся между Светаниными широко раздвинутыми белыми ляжками. Задница сбилась с ритма, дёрнулась, впереди задницы повернулась к нам говорящая кудлатая голова.

-- Ты чё? Сдурел?

-- Ни чё. Погляди через плечо. Сынок хозяйский пожаловал. Ты давай быстрее. А то парнишечка молодой, как бы стыда не приключилось. Насмотрится на твои качели да и в портах себе мокро наделает. Гы-гы-гы...

Мне протягивали кружку, сдвигались на скамье, освобождая почётное место. Народ меня ценит. С людьми надо жить. Будь проще, и люди к тебе потянутся. Вот эти люди потянутся ко мне. Уже тянуться - с налитой кружкой. Ивашко снова уселся. Николай пододвигал миску с квашенной капустой. Справа возобновился ритмический процесс. Сзади хлопнула дверь и радостный слегка хмельной бас провозгласил:

-- О! Ещё одна. Сейчас мы и этой подол...

Визг Любавы за спиной ударил по ушам. Я развернулся и обнаружил еще одного поддатого здоровенного бородатого мужика. Видать -- проблевался. Или -- отлил. А может -- проснулся. Одной рукой он приподнял над полом Любаву, ухваченную за волосы. Другой задрал ей до самого верха подол рубахи. Любава вопила, мужик радостно и пьяно порыкивал. Я ударил. Дрючком как штыком. Мимо Любавиного тельца, под вытягивающую с девчонки вверх рубаху руку. Прямо в солнечное сплетение. Как учили - с доворотом корпуса после касания, жёсткой фиксацией кистей в конечной фазе удара. И убиранием посоха к левому бедру, как будто в ножны шпаги. И также, зафиксировав чёткую, но очень короткую паузу, почти по технике, перехватил, поменял концы дрючка и ударил снова. Не сверху - потолок слишком низкий, чтобы поднять посох "в космос" для принятия дозы "энергии мироздания". Но поднятый посох хорошо идет и из-за плеча. По наклонной плоскости прямо в выставленную вперёд голову несколько согнувшегося противника. Сухой звук удара дерева по кости боковой части черепа. Голову мужика повернуло и, вместе со здоровенным телом, швырнуло в стену избы. Второй стук - головой в бревна. И он поехал мордой по стенке вниз.

Разворот. Застолье замерло.

-- Ты... Ты, бля, ты чего сделала? Убил. Он Вязгу убил! Ты, ублюдок, гадёныш... Мы тебе не холопы бессловесные, чтобы нас как телка - дубиной в темечко!

-- Все вон. Быстро.

-- Гля, мужики, гнида плешивая нас еще гнать будет! Он, вишь ты, нам веселье поломать надумал. Раз боярыч так думаешь твоя власть? Ты нам велеть будешь?! Ни бражки попить, ни с бабой поиграть! Себе все забрать хочешь?! Хрен тебе - против народа - ты сопляк, недоносок. А не твоя ли мамка вот так же раскладывалась? Помню, мы одну, с Акимом в очередь, очень похоже приспособили...

Я вздёрнул дрючок и... получил в лицо полную кружки бражки. Затем меня рванули за грудки и я оказался стоящим на коленях перед здешним предводителем. Вчерашний напарник Якова, одни из Акимовых "верных". Ну, Ваня, ты только что возмущался что местные все норовят принять позу покорности. Вот тебе активный борец за всенародную свободу и равноправие. Не все здесь проникнуты холопским духом. Есть и свободолюбцы. Один такой тебя сейчас и зашибёт до смерти. За попытку прекращения народного гулянья.

Мужик поднял кулак. Но не ударил - Николай одел "верному" на голову миску с капустой. Мужик отмахнулся, не отпуская меня. Николай вылетел из-за стола кувырком, носом прямо в голую задницу, достигшую своего очередного апогея. Там охнули. Но следом охнул и "верный" - Ивашко, перегнувшись через стол, врубил тому с двух рук по почкам. Я освободился от захвата. Подхватил дрючок и отскочил в сторону.

-- Ивашка! Битых - вязать. Остальных - вышибать.

За столом разнёсся ропот. Меланхолически жевавший в углу Чарджи, наконец-то среагировал: развернулся и, упёршись ногой, сбил своих со-скамеечников на пол. Образовавшаяся куча-мала расползалась по избе и вяло материлась.

"Верного" и побитого мною здоровяка Вязгу связали, остальным помогли выйти на двор. Открывая их пьяными свободолюбивыми лбами двери. И из палисадничка проводили. С приданием ускорения путём воздействия на седалищную часть тела свободолюбцев и правдоборцев. Николая я погнал за Домной - пусть баб организует прибрать да за Светаной присмотреть. Вернувшись в избу, обнаружил продолжающийся процесс "присмотра" за Светаной в исполнении все той же кудлатой задницы.

-- Счас-счас. Счас боярич. Во-во... Вот счас кончу... Вот еще чуток. Вот еще разик.

Я несколько ошалел от такой наглости. Но тут начал вырываться "верный". Чарджи с носка врезал ему по рёбрам, получил в ответ порцию вольнолюбивых и очень образных речей в форме рассуждений о сексуальной пристрастиях в жизни матери торка. Чарджи воспринял это отнюдь не как литературный пассаж. Повторил своё футбольное движение. И не один раз. До полного замолчания свободолюбца. И далее без остановок. Пришлось вмешиваться и останавливать. Тем временем с пола прозвучало удовлетворённое озвучивание завершения не прерванного там процесса:

-- У-у-у, эх-ма!

Я же это сегодня слышал. Где? - Где-где, в березняке.

Мужик быстренько поднялся, подтянул штаны, заправил рубаху, все благодарил, что дали возможность вот дело до конца довести. Теперь он и спать будет спокойно и на душе веселей и вообще...

-- Тебя как звать?

-- Так эта... А чего меня звать - вот он я. Чего надо говори - счас сделаю.

-- Имя у тебя есть?

-- Имя? А как же. Хотеном кличут в пастухах я тут да мы же вчера с тобой за столом рядом сидели из одной миски раков ели а сегодня вот как стадо пригнали - мужики и говорят: тама Светанка всем даёт а как же такой случай да пропустить стадо-то загнали вот я прибежал зашёл на огонёк а тут уже все на мази - и баба готовая и еда и бражка уже налитая стоит и мужиков полно вот и я как все а сам-то ничего такого я же вот только разик легонько так и не попортил ничего и все и уже пошёл...

Мужик вытолкнулся задом из дома, продолжая кланяться и излагать непрерывным потоком. Вот такой у нас на усадьбе шпиён. Агент вражеской разведки.

Любава плакала над матерью. Потом сняла с её лица подол рубахи. Светана, тяжко разлепив на яркий свет опухшие глаза на таком же лице, выдохнула ядрёным перегаром и поинтересовалась:

-- Чего? Гуляем? Ну и ладно.

И снова накрыла лицо подолом. Наконец появилась Домна, оглядело разорение в доме, повздыхала. Но на мою просьбу организовать баб для приведения всего в порядок отозвалась резко отрицательно:

-- Мне с утра людей кормить. Не посплю - утром Доман с меня шкуру спустит. А бабам я только на поварне начальница. Не пойдут они. Иди к Доману или к Акиму. С ними договаривайся.

C-c-субординация. Основа порядка и правильного функционирования иерархических систем. Разделение зон ответственности, подчинённость... Только меня в местной иерархии еще нет. Домна - хорошая баба, правильная, но... Да и пошли они все...

-- Домна... Не сделаешь по моему слову - сам с тебя шкуру спущу. Своей властью. Ремнями нарежу и сжевать саму заставлю.

Домна хмуро посмотрела на меня. Кажется, собираясь послать куда подальше. Но влез Ивашко:

-- Точно нарежет. И из тебя и из Домана. Храбрит-то покойный уж какой орёл был...

Я велел Ивашке заткнуться. Но до Домны дошло. Что именно дошло - не знаю, она уточнять не стала, а просто нас выгнала. Связанных потащили в погреб, а меня потребовал к себе Аким. Громкая болтовня недогулявших мужиков во дворе усадьбы разбудила старика. И не его одного - возле постели господина живьём наблюдались обе его руки: правая и левая - Яков и Доман. Интересно, какой именно орган в организме недо-боярской усадьбы олицетворяет собой Ванька-ублюдок? Шило в заднице?

Дед, против обыкновения, не кинулся сразу ругаться. Простое "ну" в качестве "доброго вечера". В лаокоонисты переквалифицировался? Или устал, наверное. А вот моё хамство неистощимо и неутомимо. Сказал Доману насчёт Домны и отправил управителя присмотреть и распорядится. Удивительно - дед не начал взбрыкивать. Приказывать чужим слугам мимо хозяина... Доман, явно, тоже удивился. Даже несколько подождал. Вдруг будет команда "отставить". Но пришлось-таки пойти любезному - мои команды исполнять.

Вот теперь можно и говорить. О том, что "бритва Оккама" в контрразведке не работает. Что надо использовать "полный перебор" в формулировке "папаши Мюллера": "Верить нельзя никому. Мне - можно".

-- Соглядатаев было двое. Может и еще есть, но двоих я знаю. Один - Потаня. Его использовали "в тёмную". Он встречался со своей любовницей. Та, постоянно избиваемая мужем, согласилась передавать сказанное Потаном Паукам. Зовут её Шарка. Так? Мужа её, отца Потана, звать Хрысь. Откуда знаю? Слушай дальше. Есть еще один... человечек. Пастух наш, звать Хотеном. Сегодня он с какой-то бабой в лесу встречался. Поимел её, поболтал - и сам назад в стадо. Баба после ушла за Угру в Паучью весь. Вот он и рассказал этой бабе и про "межевые версты", и про Потана в порубе. Сам слышал. А у вас тут что?

Тяжёлый вздох Акима был, как мне сперва показалось, единственным и исчерпывающим ответом. Однако - отнюдь. Аким говорил медленно, через силу. Иногда повторяясь или надолго замолкая. Смысл прошедшей сегодня встречи "на высшем уровне" сводился к полному восстановлению статус-кво и отказу от взаимных претензий. Очередному восстановлению и таковому же отказу. Таких соглашений за время существования Рябиновки было с десяток. О "межевых верстах" речь не шла. Поскольку Хохряк, злорадствуя, сообщил новость.

Вчера к вечеру в Паучью весь забрёл мимоходом один из приказчиков княжьего наместника из Елно. Ехал мужичок по своим делам и заглянул своих местных родственничков-свойственничков навестить. Среди разных разностей вспомнили и о Рябиновке. В этом году заканчивался данный Акиму при получении надела срок безналогового существования. Теперь пришло время определяться - или Аким получает боярство, или становиться податным. В Елно уже решили что Аким Рябина на боярина не тянет. Стало быть, будет хуторянином. "Житьи люди". Платить подати и справлять повинности. Тщательно и долго лелеемая мечта Акима выбиться в "вятшие" - накрывалась. Медным тазом. Аким так надеялся, несмотря на все обиды и несправедливости десятилетней давности, пробиться, доказать всем своим прежним друзьям и недоброжелателям... Хотя бы Ольбега "вывести в люди"... А так - будет внучек стоять навытяжку перед всяким княжьим и боярским человеком, в затылке чесать да спину под кнут подставлять.

Я никак не мог понять все глубины Акимовой тоски. Пришлось деду прочитать бестолочи в моем лице целую лекцию. О землевладении на Руси.

На Руси земля - разная. Кажется очевидная истина. А вот до моих современников доходит с трудом. Разная не в смысле качества: супеси с суглинками попаданцы не различают вообще. Но хоть берёзовый лес отличат от елового. Наверное.

Но главное, в чем попадуны и попаданки "ни ухом, ни рылом", - земля разная и по владетелям своим.

На обывательском уровне моими современниками всегда предполагается личная форма собственности. "Все моё ношу с собой". Что унёс - то твоё. После падения коммунистов в народное сознание хоть с трудом, но пробивается и понятие частной форма собственности. Что-то, что в кармане не унести, что является "средством производства", а не закуской к праздничку.

Например, свой кусок земли, на котором сажают картошку и продают на базаре.

Так вот - такой собственности на землю на Святой Руси почти нет.

До корпоративной собственности мои современники тоже почти доросли. На уровне законов, но не массового сознания. Общенародную - похерили. Коллективную - почти. Поскольку - "от коммуняков все это. Свят, свят...".

А Святая Русь именно и есть общенародная собственность. В форме корпоративного имения "Рюрик и сыновья".

Внутри этого корпоративного владения есть конкретные "хозяйствующие субъекты". Причём, весьма ограниченные в своих правах владения и даже хозяйствования.

Есть земля монастырская. Тоже корпоративная форма собственности, почти полное право владения.

Но... "почти" потому что не наследуется. У монастыря наследников нет. Не закладывается и иными способами не отчуждается. И не продаётся - нельзя. Ибо - дар есть. Дар от владетеля земного царю небесному. Поэтому и налогами не облагается.

Земля боярская. Вотчины. Тут владение, отягчённое условиями. Термин моего времени: условное владение. И наследуется, и отчуждается. Но только по суду. По княжескому. Не продаётся. И не дробится. Ибо условие владения: "служба". А службу боярскую: выставить столько-то конных, столько-то пеших воинов, оружных, добрых, доброконных - без смердов не исполнить. Смерды на земле сидят. Нет вотчины - нет смердов - нет дохода - нет боярской дружины - нет боярина. Беспоместного боярина не бывает. Точнее - у них название другое: боярские дети. Второй сорт с надеждой на лучшее. Повезёт - выбьется в бояре, не повезёт - осмердячится. Или вообще в холопы попадёт. Может, и сам продаться. А пока большинство из этих "детей" - служит. Кто князьям, кто настоящим боярам.

Вотчина - основа мобилизационной готовности в княжестве. Вот от этого все и пляшется. Например, поскольку баба дружину боярскую не поведёт, то и наследование только по мужской линии. "Не гоже лилиям прясть" - это не закон Франции, приведшей к Столетней войне. Это юридическая норма всего мира. И Востока, и Запада. Основа обороноспособности каждого феодального владения данной эпохи. "Барон" от слова "баро" - человек. Женщина - не человек, бароном быть не может. И вообще - любой другой тип владетеля, кроме здоровенного мужчины-барона, - государственная измена и дырка в системе национальной безопасности. Допускается только в исключительных случаях при отягчающих обстоятельствах.

Младшие братья живут в усадьбе, или отделяются и строят свои. Но остаются под властью старшего брата и на его земле. В надежде унаследовать все. Ибо вотчина не дробится, чтобы не усложнять процесс сбора ратей, не допускать обнищания боярских родов, и соответствующего снижения качества утилизируемого по княжескому призыву ополчения.

Феодализм это система. А отнюдь не беспредел на коне и в доспехах типа большой консервной банки. Система чётко и очень жёстко прописанная. С весьма детально очерченными правами и обязанностями. В части имущественной, в части формы одежды, в части приветствия "по уставу"...

Император германский Фридрих Барборосса договаривается о личной встрече с папой римским. Ритуал предусматривает три действия: император становится перед конным папой на колени, целует папскую туфлю и ведёт папского коня к крыльцу. Две первых операции у Барбороссы возражений не вызывают. На коленях постоять, к папиной обувке губами императорскими приложиться - нормально. А вот взять коняшку под уздцы и сделать пару шагов - оскорбление чести и достоинства. Международный конфликт и ущемление государственных суверенитета с престижем. Почему?

Да потому, что две первые операции относятся к символике христианской, церковной. Коленопреклонение и лобызание. А вот прогулка с папской лошадью - действие слуги, конюха в отношении своего господина. Это уже из области светской. Признание отношений вассальной зависимости между владетелями. Такие мелочи мои современники-попаданцы просто не ловят. А для туземцев это - как дышать. Система.

Княжеские земли...

Изначально все земли на Руси были пустые. В том смысле, что жили на них угро-финские племена. Рыболовы-охотники-собиратели. Дикари лесные.

"Андрофаги" по Геродоту. Потом на пустые земли пришли настоящие люди: словене, славяне, русичи и те куски земли, которые они засели своими общинами, стали общинными.

Как американцы гомстеды раздавали?

-- Воевал против Севера? Нет? Сбор 10 долларов, участок 65 га. Пустой земли.

-- Так там же эти... аппачи с команчами, дакота с сиу...

-- Ага. А еще бизоны, койоты и кролики. Охота там... Ну сказано же: пустые земли.

Сидящий Бизон и Маленькая Лошадь долго возражали. Бизоны -- года два-три. Аппачи - вообще только одну кампанию. Потом их всех загнали в ущелье и положили. 18 тысяч кровожадных дикарей. То есть, конечно, собственно дикарей было 20%, остальные -- кровожадные дикарки и дикарёнки. С грудного возраста начиная. Разновидность дичи, встречающейся на "пустых землях".

У нас тут не там. Мы гранты любим, а вот генерал Грантов... Так что вепсы, к примеру, и в третьем тысячелетии будут жить в территории Тверской губернии. Но -- не все. И - по нашему.

А у нас - коллективная форма собственности и хозяйствования - колхоз. А иначе не выжить.

Немецкие колонисты в Российской империи расселялись по-разному. Под Одессой - отдельные богатые хутора, даже поместья. На Волге - земля врозь, но жить селом. В Сибири даже в конце девятнадцатого века пришлые немцы селились русской общиной. Общиной, даже в тайге, даже немцы, - выжить могут.

О русской общине много чего написано. Легенды и мифы... Можно Степняка-Кравчинского почитать насчёт русского "мира" и украинской "громады". До сих пор эта форма собственности в нашем менталитете сидит. Потому что это не только собственность, но и образ жизни. Это и в государственном устройстве, например, отражается. Именно "общинность". Хуторяне хоть и тоже на земле сидят, а думают иначе, чем деревенские. Чем "общинники".

Вокруг каждой общины земли на Руси остались прежними - свободными. И сами общины были свободными. Потом пришли князья и стали собирать дань.

Старое бюрократическое правило: "бумажка сама не ходит". Аналогично: "земля сам дохода не даёт". Поэтому хоть и говорят "дань с таких-то земель", а имеют ввиду - с общин, которые на этой земле сидят. И которых власть - "доит". "Это наша корова, и мы будем ее доить". В различных формах. Называется - "фискальная политика", налогообложение.

Сначала было самое простое - "полюдье". Пошёл "по люди" и отобрал сколько смог. Только общины на месте не сидят - переходят постоянно с места на место.

Княгиня Ольга и сама полюдье собирала. Сбор дани проходил в форме похода по первому снегу. На местах, где она стоянки в этих зимних походах устраивала, города теперь поднялись. А общины - "примучивали". Убедили платить. Все земли стали княжескими. Вся Русь Святая стала собственностью корпорации "Рюрик энд санз". Как Роснефть или Газпром - на разных участках трубы разные начальники. А собственность у них - общая. Так и говорят - "национальное достояние". И гоняются по этому достоянию вооружённые отряды. Всю зиму. Так было при Рюрике, Олеге, Игоре.

Но Ольга начала ломать такую форму форму фискальной политики. Накладно это и неэффективно. Стала раздавать землю боярам в вотчины, а на все остальные земли ставить управителей. Тиуны, погостные бояре...

Свободных земель на Руси мало осталось. Только на окраинах да в глухих местах. А все веси, которые на княжеских землях стоят - платят князю подати. И повинности исполняют. То есть земля у них с одной стороны - общинная. Её община пашет, с неё живёт. А с другой стороны - княжеская. Община свою землю продать не может, наследования - нет. Каждый год -- передел семейных долей. Обычно -- по едокам. Пашни мало - работников - хватает. У общины на эту землю из прав - только пользование на условиях уплаты податей. Нет платежей - князь может похолопить всех. И продать. Или, что чаще бывает, отдать кусок земли с общиной боярину в вотчину. Снова условное владение.

И вотчинную землю и общинную - заложить нельзя. Ибо заимодавец не сможет такой заклад забрать. А вот доход с них - можно. По "Правде" - весь урожай ржи за год с семейного надела идет за пол-гривны. Можно еще и управление передать. На определённый срок с определёнными условиями.

Князь общинную землю не может продать. Потому, что не его. А вот подарить - можно. Но князь этой землёй тоже не владеет. Князь сидит на уделе. На правах управителя. Скажет великий князь - и погнали "светлого" удельного князя с удела. Снова владение условное. Условие - соответствовать верховной власти Великого Князя Киевского. Иначе - вполне по моей современности: "освободить от занимаемой должности в связи с утратой доверия". Но пока князь на уделе сидит - может кусок земли отдать боярину в вотчину. Навечно. Тоже знакомо: приватизация, тендеры и аукционы на федеральную и местную собственность. Бесконкурентные.

Если на этом куске община сидит - будут смерды не княжеские повинности и подати нести, а боярские.

Смерды лично свободные, ни к земле, ни к боярину не привязаны. Нет еще на Руси крепостного права. И смерды - не холопы, не "орудие говорящие" рабовладельца. Вроде бы - хорошо, не любо - встал да пошёл. А куда? А как? А труда столько в эту землю вбито... Получается баланс рисков: боярин хочет больше, но рискует остаться без смердов. Без их хлеба он, может, и проживёт. Но выставить бойцов не сможет. Перестанет быть боярином, следом вообще вотчины лишится.

Смерды и хотели бы владетеля послать куда подальше, но тогда нужно самим уходить. А это тяжко. И куда пойдёшь? Из под боярского кнута да под княжескую плеть?

Бояре хотят взять в вотчины по-больше. Князья не дают - с вотчин есть рати, но нет податей. Что князю важнее - иметь доход или собирать ополчение? Пока боярин сидит на своей вотчине - он за смердами присмотрит, всякого баловства, разбоя на своих землях не допустит. Владетель о вотчине заботится, рвать сильно не будет - там семейство его, родовое владение. Надо сохранить и приумножить, братьям-детям-внукам оставить. Тиун княжеский - наёмник. Временщик. У него и интерес другой, и спрос иной. Вот и прикидывай - что лучше.

А еще есть собственно княжеские поместья. Это аналог боярской вотчины. Только не отягчённой условием службы. Поскольку сам князь - всегда в службе. Эти княжеские земли малы. В Новгороде вообще запрещено и князю, и княгине, и людям его покупать землю в собственность. Там князю земли дают в "кормление" - вот тебе кусок, на котором не ты - мы сами соберём налоги и тебе отдадим, с них и живи.