Певец из Кастагвардии

ГЛАВА 5

– Чужаков словили, мастер Спар! Лучники держали троих угрюмых мужчин.

– Там на Волчьих Зубах зимой лавина сошла. Глядим – мужики какие-то в щебенке роются. По виду охотники – пони ихние, мастер Спар, все капканами нагружены, булавами там, ножами всякими, ну и волчьих шкур полно. Только где ж это видано, чтоб охотники землю рыли? Спрашиваем, откуда такие – не говорят.

Солдаты орали и спорили друг с другом так громко, что Каспар не мог собраться с мыслями. Один повернулся к охотникам:

– Вот надо вас в собственные капканы зажать да на двор вывесить. Мигом расскажете, чего вы там искали.

– М-м… Послушайте, – начал Каспар, но слишком тихо.

Солдаты продолжали ругать пленников, раздавая порой крепкие тычки под ребра. К лицу баронского сына прилила кровь. Он поднял руку, требуя тишины, но что дальше делать – не знал. Пип уже принялся обыскивать поклажу пони.

– Погоди, – крикнул ему Каспар, – дай сначала порядок наведу.

– Да вы только взгляните, мастер Спар, – откликнулся мальчик, вытаскивая из тюков шкуры, одежду, котелки и припасы.

Вокруг стала собираться толпа. Каспара охватило чувство, будто грядет неминуемая беда. На плечо ему легла тяжелая рука. Обернувшись и подняв голову, он увидел капитана.

– Действуйте твердо, – прошептал тот. – Вам не обязательно сразу решать, что делать с этими тремя, но хотя бы дайте людям задание. Любое. Им нужно получить приказ.

– Но… – замялся Каспар.

– Позвольте, я покажу.

Капитан был от природы человеком добросердечным и всегда держал себя в руках. Каспар питал к нему глубокое почтение. Тот нес свою службу стойко и преданно, никогда не ждал награды, и Каспар знал, как ценит отец опыт этого человека.

– Олвэн, Ролло, позаботьтесь о лошади. Уилл, Брон, заканчивайте разгрузку пони, потом отведете их на конюшню, – распорядился капитан. Потом наклонился к Каспару и негромко сказал: – Это самое главное.

После этого Пипу было велено сторожить тюки и следить, чтоб никто их не трогал. Мальчишка довольно улыбнулся и отсалютовал.

– Парню всегда давайте такую работу, чтоб он чувствовал себя важным человеком, – посоветовал капитан. – Зная, что его ценят, он будет молодцом, а если нет – с ним хлопот не оберешься.

Вскоре все наладилось. Охотников поместили в караулку под надзор старого Брока. Содержимое их тюков, на удивление, аккуратно разложенное Пипом по двору, было готово к досмотру. Пробежав взглядом по большим скорняжным ножам и прочим инструментам, Каспар остановился на небольшом, прочно завязанном мешочке из кожи. Перерезав шнурок, он высыпал содержимое на ладонь. С первого взгляда могло показаться, что это простая щебенка. Но, посмотрев внимательнее, юноша увидел, как в породе поблескивают алые искорки. Потерев камень, он обнаружил, что под серым налетом скрывается ярко-красный самоцвет с золотой сердцевиной. Необработанные солнечные рубины!

Дверь в караулку распахнулась с такой силой, что у Брока глаза на лоб полезли, а охотники, сидевшие у стены, все сжались.

– На кого работаете? – заорал Каспар. Гнев придал его голосу силы и властности.

Пленные лишь мрачно на него взглянули – одинаковые, как близнецы. Брок, ухватив одного за уши, поднял его на ноги: был он хоть и немолод, но по-прежнему статен и, как все старые солдаты, давно жившие в крепости, суров, честен и прямолинеен.

– А ну отвечай, когда баронский сын спрашивает! Охотник оказался тоже не промах:

– Мы служим королю, убиваем волков, – ответил он с презрительной усмешкой.

– Тогда откуда у вас вот это? – спросил Каспар, подбрасывая на ладони мешочек с самоцветами.

– Сняли с парня, что хотел наши капканы попортить.

– Что вы копали на склоне?

– Нору нашли. Думали, там щенята.

Каспар знал, что охотник лжет, но понимал, что правды от него не добиться. Несомненно, прячась за угрюмым презрением, все трое чуть не лопались от смеха.

– Вам известно, что это? – спросил он, высыпав камни в пригоршню и показывая пленникам.

– А то, как же. Рубины. Затем и взяли. Мы ж не дураки такой трофей бросать, верно?

– Так на кого, ты сказал, вы работаете?

Капитан негромко повторил вопрос Каспара, после чего прикрыл за собой дверь и, достав меч из ножен, принялся тщательно проверять, не затупилось ли лезвие. В уголке его рта затаилась ужасная ухмылка.

– В темницу их! – радостно крикнул Пип.

Каспар застонал. Этот-то откуда тут взялся? Меньше всего на свете ему хотелось сажать охотников в подземелье, почти к самому Некронду.

– Можно их подвесить на решетку ворот, – предложил Брок, пихая одного из пленных в ребра толстым концом посоха. – Как вороны над ними закружатся – сразу все скажут.

Подойдя ближе, он вдруг буквально воткнул кулак в живот охотнику, тот согнулся, и старик ударом посоха в лицо отшвырнул его к стене. Охотник сплюнул кровь. Его товарищи сидели бледные от ужаса.

Каспар поежился. Ему необходимо было получить ответ, но не таким же способом! Хорошо бы тут был кто-нибудь еще… Во всяком случае, дозволять избиение пленных нельзя.

– Хватит, – сказал он, положив руку на плечо Брока. Охотники вздохнули с облегчением.

– Отведите их на курган, привяжите к столбам и оставьте на ночь рядом с телом Морригвэн, – велел Каспар.

Капитан отсалютовал, но во взгляде его читалось сомнение. Едва ли такую кару можно было назвать суровой – ночи стояли теплые, а волки не подошли бы так близко к крепости.

Пип был разочарован:

– Мастер Спар, а ведь тех, что раньше, барон в темницу посадил!

– Тогда Морригвэн еще не умерла, – ответил Каспар загадочно, чтобы скрыть свою неуверенность.

Все смотрели на него, и он знал, что не может больше проявлять нерешительность.

– Лучше бы их в темни… – заспорил Пип, но Брок взял его за шиворот и поволок к двери. – А вот мастер Халь бы их наказал, как следует. И Абеляр бы знал, что сделать, – крикнул мальчишка напоследок, вывернувшись. Несомненно, его ждала крепкая выволочка.

Ночь Каспар собрался провести без сна – следить за охотниками, привязанными возле иссохшего, но нетронутого тела Карги. Он ожидал, что под кожей поселятся черви, однако ничего подобного не произошло, труп даже не подавал явных признаков разложения. Морригвэн будто тихо уснула на закате, только казалась замерзшей и одинокой. Брид и Керидвэн тщательно расписали ей грудь голубыми рунами любви и защиты.

Пока что пленники не падали духом.

– И это все, что осталось от великой Торра-Альты? – насмехались они над Каспаром. – Неужто думаешь, мы перетрусим, если проведем ночку рядышком с дохлой ведьмой? Слабо тебе людьми командовать. Подумать только, пограничная крепость под началом у пацана! Ха! Да ты нас жалеешь так же, как волков своих поганых. Оно и понятно, почему тут ими все так и кишит.

Не обращая на них внимания, Каспар принялся нараспев читать молитвы Великой Матери. Он надеялся, что близость к нагому телу Морригвэн, омытому дождями, придаст ему сил. Здесь отчего-то было очень хорошо. Вечерний ветерок играл с волосами старой жрицы.

Смотреть в глаза пленникам – те плевались и обзывали его волколюбом, убийцей детей – Каспар избегал. Возможно, здесь, на кургане, он сумеет что-то узнать. Постепенно тьма распахнула свой плащ над ущельем. Перекличка на стенах Торра-Альты утихла. Юноша разогнал все мысли и думал лишь о Морригвэн. Больше не у кого было искать совета. В голове начало яснеть.

Странно, что Май до сих пор не вернулась. Несомненно, вести о том, что Карга умерла, не могли не достигнуть ее, куда бы она ни уехала. Не было и Халя.

Сосредоточиться мешали охотники, перешептывающиеся между собой. Что с ними делать? Вот взять бы Некронд, вызвать какое-нибудь чудовище – у них тут же поджилки затрясутся и все они расскажут. Но нет, нельзя. Он ведь обещал матери не трогать талисман, а торра-альтанец – человек слова.

Тяжко вздохнув, Каспар плотнее запахнулся в плащ из медвежьей шкуры и вновь стал молиться. Шли часы. Разные страхи то подкатывались к нему, то вновь таяли. Он вспомнил, как незадолго до смерти Морригвэн говорила о Гвионе – брате Керидвэн, которого вырастила как собственного сына, и о том, что в посмертии боится его повстречать.

«Я ощущаю его присутствие. – При этих словах голос Карги дрожал. – Мне кажется, что он все еще жив и до сих пор ждет возможности меня отравить».

Каспар тогда пытался ее разубедить. На его глазах мощь рунного меча низвергла жреца с утеса, и он разбился насмерть. Была пурга, и тела он так и не увидел, зато слышал, как Гвион, падая, кричал. Нет, выжить предатель никак не мог.

По спине пробежали мурашки. Где-то рядом бурлила смертельная угроза. Каспар подумал: много ли людей желают ему зла? И вдруг осознал: много. Ведь он в ответе за бесчисленное количество смертей. Десятки тысяч ваалаканцев погибли, когда он призывал зверей Иномирья, чтобы прорвать осаду Торра-Альты. Юноша еще плотнее закутался в плащ.

Прошла полночь. Круг луны поднялся над ущельем, ее лучи коснулись башен Торра-Альты, и те пронизали темное небо, словно белые свечи. Странно, но Каспару показалось, что с его плеч будто свалился груз ответственности.

Рядом был кто-то еще. Сон как рукой сняло. Кто-то из пленников завыл от страха, однако Каспар оставался спокоен. Тело Морригвэн шевельнулось. Над ним повисло белесое облачко. Юноша перебрался поближе к алтарной плите в середине круга камней и потянулся к призраку. Вдруг на него глянул блеснувший красным глаз. Постепенно очертилось лицо – лицо красивой молодой женщины. Кожа ее блестела серебром, на груди сияли знаки луны и звезд.

– Некронд, – проговорила она слабым голосом, и рука ее с мольбой потянулась к Каспару.

Тот взял ее ладонь… Костистые, узловатые пальцы старухи! Женщина схватила его и потянула к себе.

Воздух задрожал. Из-под остроконечных обелисков стал подниматься какой-то пар. Вот в его клубах показались четыре туманные фигуры обнаженных дев… Или почудилось? Нет, у одной, длинноволосой, из пальцев били языки пламени, с другой лились струи воды, третья кружилась, как вихрь, четвертая же, выглядевшая сильнее прочих, двигалась медленно. Ундины, понял Каспар. Духи четырех стихий.

Цепляя Каспара за плечи и за волосы, ундины пытались оторвать его от Морригвэн. Но та – помолодевшая – одним жестом разметала их в стороны, вскочила и заплясала, радуясь вернувшейся свободе. Отскочив от нее, духи стихий принялись за охотников: одному на голову опрокинули кувшин воды, другому дохнули в лицо огнем… Те кричали и корчились от страха.

В сознании у Каспара будто зажужжал пчелиный рой. От этого звука ему сделалось не по себе. Запахло плесенью. Рыжеволосую женщину вновь втянуло в труп Морригвэн. Тело старухи изогнулось, мертвый рот скривился, словно от боли.

Потянуло дымом. Вдруг стало жарко; Каспар услышал голоса. Он тут же понял: это истончается завеса между краем живых и Иномирьем, и вот… – вот он увидел подземелья Абалона. Четверо золотоглазых обитателей Ри-Эрриш зажали Морригвэн в тиски и загоняли ей в суставы локтей и коленей длинные стержни. Жрица страшно кричала.

Одного из охотников стошнило. Двое других мямлили что-то о демонах. Каспар их не слушал.

– Довольно, – произнес с мольбой женский голос.

Тринадцать членов Высокого Круга стояли на смотровой галерее. Говорила Сайлле – дух ивы: Каспар хорошо ее помнил.

– Старший лесничий, нельзя так мучить старую женщину. Перестаньте.

Хрупкий человечек в зеленых обтягивающих штанах, голый до пояса, поднял голову и с почтением взглянул на нее. Каспар скрипнул зубами от ненависти – он ожидал, что это окажется Талоркан, старший лесничий, чарами принудивший Брид полюбить себя и желавший похитить ее душу. Но нет: этот был выше и тоньше в кости, с узкими глазами. Значит, Талоркана сняли с должности.

– Нет, продолжайте, – приказал Тинне – злобный дух падуба.

Лесничий решил подчиниться ему, а не Сайлле, и взял с жаровни раскаленную докрасна кочергу.

– Не следует делать исключений из общего правила. Эта пожилая женщина сама повинна в том, что претерпевает муки в палате пыток. Ей нужно лишь отречься от своей жизни и двинуться через лес к Аннуину, – спокойно произнес Фагос, вертя в пальцах выдернутый из бороды буковый орешек.

Каспар-то был уверен, что Морригвэн жаждет блаженства Аннуина. Неужели Карга столь отчаянно желает вернуться к ним, что готова пойти на такие страдания?

– Она Одна из Трех. Никогда еще Троица не разрушалась, – возразила Сайлле. – Ей должно позволить возвратиться.

– Нет! – ответил неумолимый Фагос. – Закон ясен. Она прожила намного дольше, чем большинство других людей, и лишь по своей собственной вине не выполнила всего, что ей следовало. Если за сто пятнадцать лет ей не удалось найти наследницу Девы, нет причин полагать, что она сумеет это сделать сейчас. Времени у нее было достаточно. Продолжайте, лесничий.

Каспар в отчаянии смотрел в затянутое дымом окно Иномирья. Привязанные пленники рыдали и бились. Лесничий кивнул своим помощникам, и те ненадолго вынули стержни из рук и ног Морригвэн. Она бессильно хватала ртом воздух.

– Прими свою новую жизнь, женщина. Сними с себя ответственность. Поиск девочки больше не твоя забота.

Взгляд жрицы зиял отчаянием.

Лесничий плюнул на горячий кончик кочерги. Слюна зашипела. Больше он не медлил. Приложил инструмент к животу Морригвэн, навалился всем весом. Раскаленный металл вошел глубоко в тело. Корчась от боли, с глазами навыкате, старуха протянула руку к Каспару.

– Некронд!.. – успела она прохрипеть прежде, чем потерять сознание.

Лесничий, упершись ногой ей в грудь, выдернул кочергу и кивнул подручным:

– Оттащите ее в камеру. Если, очнувшись, она будет все так же упорствовать, верните сюда.

Видение исчезло. Каспар смотрел на мертвое тело Морригвэн. Вдруг он вскочил, обхватил труп за костлявые плечи и принялся трясти так, что голова моталась из стороны в сторону:

– Отступись от своей жизни, Морригвэн! Мы найдем новую Деву. Отдыхай. Покойся в мире. Теперь это наша забота, а не твоя.

Волчонок, до сих пор молча сидевший в тени, вскочил на камень и завыл, глядя на луну.

Каспар отпустил Морригвэн и прижался щекой к ее лицу, обтянутому тонкой, как бумага, кожей.

– Не позволяй им себя мучить.

Ее голова запрокинулась, между голубыми губами показался язык, а веки приподнялись, и Каспар не понял – то ли ему показалось, то ли он вправду взглянул в глаза молодой и полной жизни женщине. В ужасе он отпустил тело. Упав на камень, хрупкий череп треснул. Изо рта вытекла, пузырясь, струйка крови. И с нею – почудилось? – слово: «Некронд…»

Из уха Морригвэн выполз белый червяк. Каспар закашлялся – к горлу подкатил комок – он слишком боялся за душу Карги, которую подвергали сейчас пыткам в подвалах Абалона, чтобы долго думать о своем отвращении. Ей надо было помочь! Как? Воспользоваться Некрондом! Именно это жрица и имела в виду: при помощи Некронда Каспар должен вытащить ее из Иномирья. Да, конечно, он обещал матери – но разве просьба Морригвэн не освобождает его от данного слова?

По тропе, вившейся вокруг Тора, он не поднялся – взлетел. Следом, не отставая, молча бежала Рунка. Стражники у ворот переполошились. Кто-то разбудил капитана, и тот вышел в ночную прохладу с бело-голубым от луны лицом. Поймал Каспара за руку:

– Мастер Спар, что…

– Пусти! Я должен спасти Морригвэн, – крикнул юноша, не понимая, что похож на безумца с выпученными глазами.

Он вырвался, пересек двор и, задыхаясь, скатился по ступенькам в подземелья. Морригвэн пытают, он может это прекратить.

Странный запах, беспокоивший Каспара в последние месяцы, исчез, но он это едва заметил. Теперь тут было просто сыро, да порой тянуло серой из колодезной. С ключами он провозился долго, но нашел наконец нужный и отпер дверцу в углу.

Не меньше месяца прошло с тех пор, как Каспар в последний раз видел Яйцо. Он весь дрожал – так хотелось вновь напоить взгляд созерцанием сокрытой силы талисмана. Во рту пересохло. Опустившись на колени, юноша поднял крышку ларца (все три волоска, оставленные им, были на месте) и поднес факел поближе.

На лбу выступил ледяной пот, дыхание стало слабым и частым. Чтобы не упасть, Каспар привалился к мокрой стене. Ларец был пуст.

Каспар вытащил его из каморки, надеясь – превыше надежды, – что Некронд закатился куда-то в угол. Переворошил сухой белый мох. Ничего.

Это невозможно. Керидвэн взяла? Нет, провожая ее, Каспар почувствовал бы близость Яйца. Брид? Тем более. Некронд кто-то похитил. Внезапно до Каспара дошло: Морригвэн не просила применить талисман, а предупреждала о его пропаже.

Что за зло ждет их теперь? Если это не жрицы забрали Яйцо – то кто? Ни днем, ни ночью Каспар ни на минуту не оставлял ключи без присмотра. Мысли прыгали. В крепости перебывало столько народу!

Каспар сел, опершись спиной о стену, и стал думать. В волосах запуталась паутина; он провел рукой по голове и задел старую ссадину. Она больше не болела! Впервые юноша понял, что ранка заживает и уже не кровоточит при малейшем прикосновении. Если поразмыслить, окажется, что она уже несколько дней его не беспокоит (правда, сколько именно, он не помнил). Просто Каспар был слишком занят, чтобы обращать на это внимание.

Он вздрогнул: у двери кашлянули.

– Спар! Знакомый голос.

– Спар, чего стряслось? Крепость вся на ушах стоит, а капитан в караулку притащил троих охотников, так они от страха лыка не вяжут. И все говорят, что ты свихнулся.

– Он пропал! – чуть не со слезами простонал Каспар. Неужели в помощь ему остался один Папоротник? Лёсик повертел носом, понюхал и скорчил рожу:

– Волки.

– Просто плесенью воняет.

– Нет, волками.

А ведь Папоротник видел в толпе кого-то, про кого тоже говорил, что тот пахнет по-волчьи. Каспар посмотрел на него. Тот так еще и не обулся; ногти на пальцах ног были толстые и черные, как копытца. Юноша вздернул его за воротник:

– Помнишь того человека?

Взгляд лёсика блуждал туда-сюда, ноздри раздувались.

– Волки! – повторил он, будто не слыша вопроса.

Каспар выпустил его и опять стал думать. Значит, Некронд украл незнакомец с запахом волка. Возвращения Халя ждать нельзя – чем горячее след, тем лучше. И так уже потрачено слишком много времени. Коснувшись темени, он припомнил, что в последний раз ранку саднило примерно тогда, когда умерла Морригвэн. Теперь все стало ясно. Ему сделалось лучше потому, что исчезло Яйцо.

– Отправляемся сейчас же! Немедленно! Гарнизон не поднимаем, – распорядился он. – Папоротник, собирай вещи.

– Да нет у меня вещей, – пожал плечами лёсик.

Так. Что надо взять с собой? Лук, еду, пару одеял. Оседлать Огнебоя. Папоротник на пони садиться не захочет, побежит так. Метнувшись на кухню, Каспар прихватил там хлеба, круг йотуннского сыра, что получше, окорок, немного соленой говядины и оленины, потом мясо выложил обратно – лёсик расстроится. По счастью, кухарка опять напекла целое блюдо медовых лепешек. Они, конечно, понадобятся ей для завтрака, в воздух полетят деревянные черпаки, скалки и ругательства, а солдатам придется жевать печенье на соде. Каспар хотел было оставить ей записку, но не смог придумать, что написать.

Оставалось взять еще кое-что. Бегом он поднялся в комнату Морригвэн на верхнем этаже западной башни. Отворил тяжелую дверь. Без пламени, пылавшего в камине, покуда Карга была жива, тут стало холодно и неуютно. Комната была прибрана, чего никогда не случалось при жизни хозяйки, вечно кипятившей на очаге какие-то зелья и разбрасывавшей по неметеному полу травы, книги и утварь.

Теперь не приходилось ни смотреть под ноги, чтобы не наступить на что-нибудь хрупкое, ни остерегаться, как бы котелок не плюнул в тебя темной жидкостью, мало что горячей, так еще и пятна на одежде оставляющей. Варево на дне застыло густой жижей, ритуальный нож и серп лежали на трехногом столике, рядом стояла чаша. Хоть искать долго не пришлось. Каспар взял серп, бывший чуть больше, чем с его ладонь, и сунул за пояс.

Драконий коготь покрылся пылью. В нишах поселились крупные пауки. С потолочной балки все так же свисали сладко пахнувшие травы, а вот тритоньи хвосты, сушеных головастиков и лапки крапивников кто-то собрал с пола и сложил аккуратными кучками. Комната сделалась нежилой. Раньше Каспару тут нравилось больше.

Книги Морригвэн, прежде валявшиеся по стульям и грозившие сверзиться с каминной полки, тщательно расставили по шкафам, причем тот, кто это сделал, вряд ли умел читать – порядок он выбрал не по алфавиту, не по тематике, а по размеру.

Где же она – маленькая черная книжица, к которой жрица никому не позволяла прикасаться? Даже ослепнув, Карга по-прежнему часто брала ее и перелистывала страницы, будто нащупывая слова пальцами. Брид и Керидвэн уехали, Морригвэн мертва, но находится в Иномирье. Возможно, Каспар сумеет с нею связаться. Найти бы только книжку.

Ага, вот! Спасибо тому, кто тут прибирался – положил ее на видное место, на самую верхнюю полку. Каспар подтащил стул, влез на него, встал на цыпочки, дотянулся, взял томик и, не глядя, сунул его в карман.

Теперь руны. Карга никогда не держала их в мешочке – вечно либо вертела в пальцах, либо разбрасывала по гадательному кругу. На овладение этим искусством требуются годы, но кое-чему Брид Каспара научила, и, вероятно, если он отыщет руны, Великая Матерь дарует ему понимание, как ими пользоваться. В конце концов, он ведь сын высшей жрицы.

Трижды перерыв комнату и ничего не обнаружив, Каспар вышел за дверь и вновь вошел, чтобы взглянуть свежими глазами. Куда бы он положил руны на месте человека, не имеющего о них ни малейшего представления? В мешочек, а мешочек поставил бы в середину гадательного круга. Однако на полу ничего не было. Он перевернул каждую подушку и заглянул под каждый шкаф. У камина, рядом с кочергой, стоял рунный посох Морригвэн, для Каспара совершенно бесполезный. Но все же юноша прихватил и его (оказалось, что посох ему по руке): так он выглядел мудрее, а внешность, говаривал Халь, штука важная. Вообще-то Каспар никогда этому не верил и посмеивался над дядюшкой, особенно над его вечным и несбыточным желанием заполучить себе полные латы – что от них толку в горах? Однако теперь Каспару требовалось что-нибудь, что придало бы ему уверенности в себе.

Мешочек с рунами обнаружился в принадлежавшей Май корзинке для шитья – его туда запихали вместе со всякой другой мелочью, которой не нашлось места на полках. Каспар в последний раз окинул комнату взглядом. Возле небольшой склянки, будто подернутой инеем – в ней, как он знал, находилась камфара, – лежал костяной гребешок, украшенный орнаментом в виде не то орлиного крыла, не то конской челюсти.

Резкий, проясняющий голову запах камфары ему нравился; однажды Каспар видел, как Морригвэн взяла несколько кристалликов, бросила их в пар, подымавшийся над котелком, и они вспыхнули. Гребешок же принадлежал Май – позабыла в спешке, убегая от него. Проведя ногтями по костяным зубьям, Каспар извлек череду отрывистых скучных звуков. Глубоко вздохнув при воспоминании о густых каштановых кудрях девушки, положил гребешок в карман. Как могла Май его бросить, когда она так ему нужна?

Теперь, достав все, за чем пришел, он спустился во двор, легко перескакивая через ступеньки, и кинулся к конюшням. Огнебой уловил, что хозяин торопится, и выбежал из стойла, храпя и попутно зацепив дверной косяк. Папоротник уже ждал возле ворот.

К караулке шел, задумчиво глядя под ноги, капитан. Услышав, как ржет конь, бросая вызов утреннему солнцу, он вскинул голову:

– Мастер Спар! Солдаты привели пленников обратно в крепость. Все трое сошли с ума. Вам было бы лучше всего…

– Прости, мне некогда, – выпалил юноша. – Яйцо пропало, я должен его вернуть. – Что еще он мог сказать? Терять время было нельзя. Огнебой грыз удила и нетерпеливо бил копытом. – Халь скоро вернется. Передай ему… – Каспар замялся. – Передай, что я прошу прощения.

Он проскакал под поднятой решеткой. Вслед раздалось гавканье и возбужденный визг. Огнебой взбрыкнул, и Каспар, взглянув вниз, увидел, что у ног жеребца прыгает Трог, а вокруг него вьется белый волчонок: эти двое сделались неразлучной парой.

– Домой, – приказал он.

Пес яростно замотал хвостом и вроде бы оскалился, но назад не повернул. Каспар его выругал и велел убираться, однако Трог прижал уши к голове, будто отказываясь слушать. Пришлось уступить. Прав был Халь: испортила Брид собаку.

К тому времени как он вернулся к телу Морригвэн, уже совсем рассвело. Золотые иглы солнечных лучей пронзили тучку, прилегшую на горизонт у востока. Бледно-голубое небо над головой перечеркнули узкими лентами розовые облака. Но в самом ущелье было еще темно и холодно. Густая роса одела буйное разнотравье серебром, а паутина напоминала шелк, унизанный жемчугом. Сквозь растрескавшуюся кожу сапог сочилась сырость. Где-то ухнула сова – видать, не насытилась за ночную пору охоты.

На коже Морригвэн тоже блестели капли воды, но вскоре солнце поднялось выше, между двумя утесами по краям ущелья, и согрело ее. Каспар на цыпочках вошел в круг камней, держа черную книжку перед собой, как щит – от ундин.

Он поднял над головой рунный посох:

– Я пришел не со злой волей! – Но все же духи стихий шатнулись ему навстречу, злобно шипя в лицо и целя призрачными пальцами в глаза. – Морригвэн сама хотела бы этого!

Каспар замахнулся посохом на ундин, одна из них в ответ дохнула на него огнем. Он невольно присел, и тут же духи вцепились ему в волосы. Стиснув зубы и не обращая внимания на леденящие кровь вопли, Каспар двинулся вперед, держа в одной руке книжку, а в другой золотой ритуальный серп.

Прежде он не раз задавался вопросом: зачем три жрицы носят их с собой? Сегодня понял. Изогнутое лезвие прекрасно подходило для его целей. Дрожащими пальцами Каспар стал листать страницы в поисках рун знамения, которые направят его руку.

Папоротник, стоявший за кромкой круга, испуганно повизгивал:

– Так только хищники делают!

Не слушая его, Каспар прочел древние слова: «Золотым клинком рассечь тело от горла до живота и отвернуть кожу». Выгнав из головы зудевшую мысль «что же я такое творю», он сделал первый надрез. Кровь не брызнула, лишь вытекло немного густой жидкости, но работа оказалась куда труднее, чем Каспар ожидал. За серпом оставался неровный рваный след. Тело Карги приходилось придерживать, чтобы оно не моталось из стороны в сторону.

Наконец, дойдя до низа живота, Каспар уткнул нос и рот в плечо, чтобы хоть чуть-чуть заглушить дурной запах, запустил пальцы в мягкие ткани и раскрыл брюшную полость. Внутренности кишели червями. Когда юноша стал ощупывать легкие и селезенку, а потом – огромный шмат слишком крупной печени, под руками у него захлюпало. Он вытащил кишки, заскользившие по камню, как живые змеи. Тут его чуть не стошнило. Каспар потряс головой, роняя со лба капли холодного пота. Надо быть сильным.

До сих пор все шло легко, но чтобы разломить грудную клетку, пришлось потрудиться. Вдруг кости хрустнули, и Каспар, потеряв равновесие, едва не упал лицом прямо в белые ребра. В ужасе он отшатнулся. Кишки Морригвэн шевелились сами, он их больше не трогал. Сердечная мышца билась. Сначала Каспар подумал, что в ее теле отложил свои личинки какой-то большой жук-паразит. Потом догадался: нет, просто он видит ее внутренности такими, каковы они в Иномирье, где сердце ее колотится, а в животе копаются пыточными инструментами лесничие.

Каспар опять раскрыл книгу, оставляя на страницах пятна крови и слизи. Дальше надлежало осмотреть размер и положение печени и сердца, а также извлечь кишечник. Предсказание направлений осуществлялось по величине печени, предсказание цели – по опухолям в пищеварительных органах. Правда, все эти слова Каспару ничего не говорили, поскольку никогда прежде видеть вскрытого человека ему не доводилось.

Папоротник тем временем чуть не помер от ужаса.

Глядя в лицо Карги, Каспар взмолился:

– Пожалуйста, Морригвэн, объясни мне, где искать Некронд.

Он разложил кишки вокруг тела, как предписывалось в книге. Теперь требовалось взять молодой побег ясеня. Поспешно оглядевшись, Каспар нашел ближайшее дерево, отломил с нижнего сука веточку с зелеными листьями, пробормотав при этом извинения, и вложил ее в рот Морригвэн. Ясень должен был указать истину – выпотрошенное тело жрицы отражало большую картину мира.

– Твое сердце было здесь, в Торра-Альте, – сказал ей Каспар. – Значит, твое тело соответствует всей остальной Бельбидии… Может быть…

Из кустов выпорхнул крапивник. Он уселся на один из камней, покачивая коротким хвостиком. Каспар вытащил из мешочка три руны и, несколько раз повернувшись вокруг себя – справа налево, против хода солнца, – подбросил их в воздух. Пока руны падали, с губ его слетело древнее имя Великой Матери, а слово это не произносят просто так. Голос прозвучал странно: хрипло, по-стариковски. По плечам пробежала дрожь. Ощущение того, что рядом таится что-то огромное и живое, ошеломило Каспара. Озарение – мгновенная вспышка: он увидел нити, связующие все на свете, и цель бытия. Крапивник сорвался с места, будто ястреб.

Каспар хотел было выругаться, но вспомнил о поверье, что эта птица способна говорить с мертвыми. Морригвэн слышала его просьбу и, несомненно, найдет способ указать ответ.

Две руны упали к его ногам перевернутыми, знаки на костяных пластинках нельзя было прочесть. Третью держал в коготках, прыгая на одной лапке, крапивник. Он клюнул ее, потом отпорхнул чуть подальше, явно напуганный шипящими ундинами, и весь ощетинился – перья встали дыбом, как у птенца. Чтобы отвлечь ундин, Каспар громко стукнул по алтарю посохом. Те принялись злобно виться вокруг него, и вдруг огненная дунула ему в рот. Горло обожгло болью.

Юноша вскрикнул и отмахнулся посохом. Тут крапивник отважно скакнул на тело Морригвэн и выронил руну ей на плечо. Склонив голову набок, птица задумчиво взглянула Карге в лицо. Потом потянулась клювом к ресницам. Каспар прогнал ее и стал рассматривать руну.

Она лежала к востоку от сердца, обозначавшего Торра-Альту, но все равно неумелый гадатель не видел, какой в этом смысл. Тогда он поднял пластинку, полагая, что сам знак все объяснит, и тут же скривился от разочарования. У Морригвэн в мешочке было больше рун, чем у Брид, и в их числе такие, что Дева ему никогда не показывала. Каспар поискал, нет ли чего подобного в книжке, и не нашел.

Вдруг он расхохотался. Вечно Морригвэн все усложняет. На кости была вырезана не одна руна, а целых три, сплетенные воедино: Нуйн, Дуйр и Хуатэ, символы ясеня, дуба и боярышника. Что значит их сочетание, Каспар не знал, но оно явно обладает могучей силой.

Он сел и стал думать. Как стала бы толковать руны жрица? Нуйн – ключ к пониманию внутренних связей вселенной. Дуйр дарует мощь и защиту, а также открывает путь к сакральным тайнам. Хуатэ – древо целомудрия, чистоты и воздержания. Все вместе никак не складывалось. Спустя некоторое время Каспар вспомнил совет Брид: не надо искать смысл слишком глубоко, подожди, пока он сам придет к тебе. Дева говорила, что нередко самый простой ответ и есть верный, и его легко проглядеть.

Хорошо. Что проще всего? «Направляйся на восток к ясеню, дубу и боярышнику»? Ну, это уж слишком просто. Впрочем, почему бы и нет? К востоку от Торра-Альты, не доезжая Желтых гор, в тенистых долинах росло немало лесов. Олений Выгон, Грачевье, Ежевичная пуща, Лихоросль… Конечно же! Лихоросль! Неужели правда? Там кое-где ясени, дубы и боярышник стоят так тесно, что порой их стволы сплетаются в один узел. Такие деревья пользовались дурной славой, и Май говорила, что ни один лесной житель к ним ни за что не приблизится.

Каспар улыбнулся. Лучше места, чтобы спрятаться самому и укрыть Некронд, и не найдешь. В тех горах никто не селился, а попасть в Лихоросль можно, лишь продравшись через колючие кусты Ежевичной пущи. К тому же там во множестве водятся медведи. Ни один человек в своем уме не станет там ходить.

– Прости меня, Морригвэн, – сказал Каспар, в последний раз взглянул с сожалением на растерзанное тело и, резко встав, махнул Папоротнику: идем.

– А почему сюда? – недовольно спросил тот. – Волчий человек на юг ушел. Нам тоже надо на юг.

Каспар застонал, но ответил:

– Потому что я предсказал, что нам следует направляться на восток, в сторону леса.

– Поганки, – пробормотал лёсик. – И ядовитый плющ. – Вероятно, для оленя это было самое что ни на есть грубое ругательство. – Вот узнает леди Керидвэн, как ты со старушкой обошелся, – что скажет?

Каспар старался избегать мыслей об этом. Он ведь произнес имя Великой Матери, и та послала ему на помощь крапивника. Надо быть увереннее в себе. Как Брид. И как Халь… Нельзя, чтобы Папоротник заставлял тебя сомневаться.

Лёсик взглянул на юношу и засопел носом. Он где-то подхватил дурную привычку постоянно что-нибудь жевать, и запас зелени у него во рту никогда не иссякал.

– Папоротник, Великая Матерь указала мне искать Некронд на востоке, в Лихоросли. По-твоему, кого я стану слушать – ее или тебя?

Нахмурившись, Папоротник зашагал следом за Каспаром.

– А что это у тебя в сумке? Все вы варвары. Мясом пахнет, чую. – Он красноречиво ткнул в Каспара обвиняющий палец.

Хотя обостренное чувство опасности, которым обладал лёсик, могло пригодиться, Каспар уже жалел, что взял его с собой.

– В последний раз тебе говорю: они ушли по дороге прямо на юг, – повторил Папоротник.

Тонкие сильные ноги Огнебоя несли Каспара на север, к каменному мосту над Жеребячьим бродом – ближайшей переправе через Лососинку.

– Может, Морригвэн поумнее тебя будет? – огрызнулся он. – Ты вообще кто такой, чтобы ныть все время?

– Это ты кто такой? – ответил лёсик. – Я пока что нипочем не знаю, что ты важнее меня.

Каспар закусил губу. Он не чувствовал себя никем важным. Возможно, Папоротник прав. Но все же юноша намеревался перейти через реку и ехать по тропе на восток, в Лихоросль.

– Не нравится – оставайся дома, – сказал он.

Лёсик оглянулся на высокий Тор, вздохнул, пожал плечами и затрусил вслед за Каспаром.