Мир кружился. Петровна открыла глаза и, борясь с подкатившей к горлу тошнотой, попыталась сфокусировать взгляд… Когда бешеное кружение замедлилось, ей наконец-то это удалось. Понять, где она находится, оказалось сложнее.
Маленькое темное помещение выглядело грязным и запущенным. На исчерченном мелом полу горели свечи, по углам залегли глубокие тени. У дальней стены сидел тощий замызганный мальчишка лет двенадцати с выпученными от страха глазами.
Сама Петровна лежала посреди комнаты, прямо на перекрестье линий, тележка громоздилась поблизости. Паршивое колесо все-таки отлетело и нагло валялось перед самым носом. «Да чтоб вас всех…», – мысленно ругнулась она.
– Где я? – произнесла вслух. Вид у мальчишки сделался еще более перепуганным. Петровна попыталась подняться, однако попытка провалилась. – Эй, мальчик, ты так и будешь там сидеть? – возмутилась она. – Может, поможешь бабушке? – Паренек вздрогнул, но с места не сдвинулся. – А ну иди сюда, паршивец! – рявкнула Петровна, вспомнив годы работы в детском саду нянечкой. И присовокупила: – Живо!
Прием подействовал безотказно, мальчишку словно подбросило, он кинулся к ней… но в нескольких шагах остановился, будто налетел на невидимую стену. Петровна уже и руку протянула, но тщетно, мальчишка мялся, жался, а ближе не подходил. Поняв, что дальше орать бессмысленно, она, кряхтя, принялась подниматься самостоятельно. Порадовалась, что вместо юбки сегодня надела бриджи – сверкать трусами перед малолеткой было бы совсем позорно.
Когда поднялась, бриджи оказались полностью измазаны мелом. К счастью, хотя бы на цветастой кофте мел был почти не виден. Отряхнувшись насколько возможно, она подобрала отвалившееся колесо и, сунув его в карман, подняла тележку. Завязки у сумки не подвели – все овощи остались на месте. Подхватив колченогую таратайку, двинулась к мальчишке.
Тот побледнел, попятился, наткнулся на стену, и, взвизгнув, плюхнулся на корточки, закрывая голову руками.
– Да что с тобой такое? – Петровна растерялась. Оставив коляску, подошла ближе и наклонилась, легонько тронув его за плечо. – Эй, ты чего? Не бойся, я тебя не съем. – В ответ на ее слова мальчишка вздрогнул и обмяк, потеряв сознание. – Ну всё, приехали, – она посмотрела на бездыханное тело. – И что теперь делать?
Подозрительная комната, лежащий в беспамятстве ребенок – в такую ситуацию она еще не попадала. Вздохнув, она принялась приводить мальчишку в чувство. После четвертой пощечины тот наконец открыл глаза, уставился мутным взором, прошептал: «Бабушка», – после чего, придя в себя, попытался отползти, но Петровна не позволила – вернула на место и учинила допрос.
Поняв, что сжирать его заживо прямо сейчас никто не собирается, Алмус немного успокоился – возможно, ему повезло, и существо, которое он извлек из другого мира, это не беталисса. Несмотря на двойку по иным сущностям, он точно помнил, что беталиссы к разговорам не склонны, разве что в компании сородичей, перед тем как соберутся поесть. Он захватил арканом только одно существо. Схон сказал, что это будет человек, но мог и соврать. Вдруг это беталисса, а штуковина с ручкой – ее сородич-метаморф, и сейчас он разинет пасть, и они со «старушкой» ка-а-ак накинутся!..
В этот момент «бабуля» и впрямь потянулась к своему «мешку на колесиках», дернула за веревочку и запустила руку в раскрытую пасть.
Алмус издал вопль ужаса и снова попытался отключиться, но ему не дали, тряхнув за плечо.
«Совсем плох, – подумала Петровна, запуская руку в сумку. – Может, его тут голодом морят? Вон какой тощий». И, передумав доставать помидор, принялась искать под овощами пакет с бутербродами. Достав заветный сверток, развязала мешок и, отлепив кусок хлеба с маслом и сыром, протянула мальчишке.
– На-ка, пожуй.
Мальчишка ошарашенно посмотрел на бутерброд, затем на Петровну, нервно сглотнул и, наконец, робко протянул руку. Взял, понюхал, а затем осторожно откусил с краешка.
– Ешь, не бойся. Не отравлено.
Мальчишка поперхнулся.
«Бедняга, – подумала Петровна, хлопая его по спине, – беспризорник, наверное. Сирота, ни кола ни двора, спит под забором, питается на помойках». Сама Петровна с такими детьми не сталкивалась, зато одна из нянечек рассказывала. Тогда эти рассказы ее не впечатлили, мало ли у кого какая жизнь, но сейчас, когда один из таких бедолаг сидел напротив, ей стало не по себе. Захотелось отдать ему и второй бутерброд, но она вовремя опомнилась – пока неизвестно, где она оказалась, нельзя разбазаривать стратегический запас. Впрочем, мальчишке и одного бутерброда хватило. Доев, он немного успокоился.
– Ну что, – произнесла Петровна, – давай, рассказывай, что за ерунда тут происходит, и как я здесь оказалась, – парень посмотрел на нее настороженно, не торопясь отвечать. – Ладно, – решилась Петровна, – давай, ты расскажешь, а я тебя за это угощу помидоркой. Она достала из сумки сочный гладкий плод, нарочно самый крупный выбрала.
– Расскажу! Я все расскажу! – в ужасе завопил мальчишка, не сводя взгляда с помидора.
Это был конец. Уж лучше бы это оказалась беталисса – они сжирают своих жертв быстро, практически мгновенно. А вот гортеры любят поедать по частям, оставляя пищу в живых долгие месяцы. У них для этого есть помощники-симбионты, которых гортеры таскают с собой и скармливают потенциальной жертве. Картинка из учебника возникла перед глазами Алмуса во всех подробностях: рядом с кучкой больших красных шаров лежала раздувшаяся от их поедания жертва. У «бабули» симбионтов имелся целый мешок. Всесветлые Небеса, притащить в свой мир гортера – большее невезение трудно себе представить! Тут можно посочувствовать не только себе, но и миру, которому придется расхлебывать его, Алмуса, головотяпство еще очень долго. Если вообще получится расхлебать.
– Ну? – произнес гортер в ответ его заминку, – я слушаю, – красный шарик по прежнему находился в его руке, и Алмус прилип к нему взглядом, не в силах вымолвить ни слова. «Бабуля»-гортер вздохнула и… внезапно впилась в симбионта зубами. Откусила, брызнув алым соком, и принялась жевать. Сочно, с удовольствием. Этого разум Алмуса вынести уже не смог и снова отключился.
Да что же такое с этим мальчишкой? Петровна доела помидор и, вытерев руки о бриджи (все-равно грязные), снова принялась приводить беднягу в чувство. Это ж надо, так ребенка довести, что он то и дело в обморок падает.
Когда мальчишка открыл глаза, она, решив больше его не мучить, протянула ему помидорку. Тот взвыл, отшатнулся, впечатавшись затылком в стену, и снова потерял сознание.
Нет, это уже ни в какие ворота не лезло. Петровна решила оставить мальца в покое и действовать самостоятельно. Она встала, еще раз обошла комнату, подергала дверь, и тут ей в голову пришла интересная догадка. Подойдя к по-прежнему лежащему без чувств парнишке, она принялась проверять его карманы. Короткие стоптанные сапоги тоже могли хранить секреты – мало ли что можно туда засунуть – но этот этап поисков она решила оставить напоследок.
Куртка из грубой ткани, похожей на мешковину, ее не порадовала – в ней удалось найти лишь огрызок бумаги с какими-то каракулями и схемой, похожей на звезду. Зато в кармане штанов обнаружился ключ, подошедший к входной двери. Приоткрыв ее, Петровна осторожно выглянула.
За дверью оказалась крутая лестница, ведущая наверх. И оттуда, сверху, шел свет.
Петровна принялась карабкаться по ступеням, стараясь не шуметь. Сделать это на скрипучей лестнице было непросто, но она старалась. До цели добралась усталая, еле дыша, словно с полными сумками до автобуса пробежалась. Подождав, пока перестанет шуметь в ушах, приблизилась к приоткрытой двери и навострила уши.
Из-за двери не доносилось ни звука, словно с той стороны никого не было.
Приободренная этим фактом, Петровна сделала щель пошире, а потом и вовсе высунулась наружу.
Взору предстал обшарпанный коридор с раздолбанной тумбочкой, на которой стоял засохший цветок в уродливом глиняном горшке. Дальше по коридору находилась какая-то комната, разглядеть которую было сложно, как и понять, есть ли в ней кто-нибудь из людей. Чутье, которое обычно не отказывало, утверждало, что комната пуста, как и остальная часть дома. Выглядело жилище на редкость заброшенным, словно хозяева давно его покинули.
Все также стараясь не шуметь, Петровна отправилась на разведку,
Предусмотрительность оказалась излишней – дом действительно оказался пуст. Но совершенно точно обитаем – в раковине на кухне обнаружилась грязная кружка с остатками непонятной жидкости, на столе – брошенный впопыхах носок, а на подоконнике в щербатой кружке – пучок зеленой травы. Бардак и пылища намекали на то, что мальчишка жил здесь один. Другой вопрос – как такое допустили органы опеки? Впрочем, стоило выглянуть в окно, как этот вопрос тут же сменился другим, более насущным – «где я?!»
Петровна считала себя женщиной бывалой, с крепкими нервами, но от увиденного ей стало не по себе – срочно захотелось присесть, а еще лучше – проснуться. Подтянув к себе табуретку, она грузно плюхнулась на нее, с трудом переводя дух. Отдышалась, а затем вновь уставилась на странный мир по ту сторону стекла.
Окно выходило в заросший травою двор, за невысоким забором виднелась дорога, по которой как раз в этот момент лошадь тянула телегу, полную глиняных горшков. Мужик, который правил лошадью, выглядел так, словно сошел с полотна древней картины. Двухэтажный дом по ту сторону дороги со свисающим на улицу бельем вызывал те же чувства. «И помои из окон выливали» – всплыло в голове Петровны. Средневековье какое-то. Словно в дополнение ее мыслей, за забором прошла парочка местных кумушек в чепцах и с кошелками – их темные юбки, жилетки со шнуровкой и фартуки, сразили наповал. Мужик, который прошел следом, тоже выглядел допотопно. Только кошка оставалась кошкой – мелкая серая «дворянка», вскочив на забор, бросила равнодушный взгляд на Петровну и потопала по штакетнику дальше, задрав хвост. «Может, это фильм снимают, или карнавал какой-нибудь проходит?» – мелькнула спасительная мысль.
Единственный, кто мог дать ответ, валялся без чувств в подвале. Петровна уже хотела отправиться за ним, когда мальчишка, жмурясь и покачиваясь, сам появился в дверях кухни. Вздрогнул от неожиданности, увидев, что не один, хотел сбежать, но ему не дали.
– А ну-ка живо иди сюда! – рявкнула Петровна. – Сейчас же рассказывай, что это за дичь! – она указала на окно.
Образ суровой нянечки сделал свое дело – мальчишка перешагнул порог и с опаской остановился недалеко от выхода, готовый в любой момент броситься прочь.
– Вы кто? – спросил он осторожно.
– Конь в пальто, – ответила Петровна. К испугу на лице мальчишки добавилась озадаченность. Это уже совсем никуда не годилось. – Зинаида Петровна, – представилась она. И неожиданно для себя добавила: – можешь звать меня баба Зина, – никому из детей она никогда не позволяла такой вольности.
Мальчишка почему-то напрягся еще больше.
Алмус вконец растерялся – он читал про баббароков, буккалонов, иттазинов, и баббов, но вот бабазины ему ни в одной книге не попадались. Первые три были духами-паразитами и питались мозгами, четвертый – мифическое существо из мира туманов – пил кровь лягушек и змей. Чем питались бабазины он и предположить не мог, но очень надеялся, что не человечиной. Все-таки странный мир ему попался. Если бы не обстоятельства, можно было бы поизучать.
Тем временем гостья (язык не поворачивался назвать ее пленницей) поинтересовалась, как его зовут. Называть свое имя был страшно, мало ли как работает магия у этих бабазинов, но долг вежливости пересилил, и Алмус представился, после чего все-таки спросил:
– Я правильно расслышал, вы бабазина, а не баббарока? И получив утвердительный ответ, сопровождающийся почему-то сочувственным взглядом, поинтересовался: – А чем вы питаетесь?
Мальчишка явно был не в себе. Или это последствия от удара головой?
– Кстати, о питании, – произнесла Петровна, – ты бы сумку-то мою принес. Ту, что в подвале осталась, – идея отправить в подвал ударенного головой ребенка была не слишком хороша, но снова спускаться в это странное место она не стала бы ни за какие коврижки, а овощи и сумку было жалко. Вид у мальчишки сделался совсем несчатный. – Ладно, – вздохнула Петровна. – Можешь просто напоить меня чаем. От бутерброда или какой-нибудь еды я бы тоже не отказалась, – она еще раз окинула взглядом бомжеватую кухню и добавила: – если у тебя есть, конечно.
Судя по поникшему взгляду мальчишки, догадка оказалась верной – в доме шаром покати.
– Ладно, я схожу, – обреченно произнес он, поднимаясь. – А что это за красные штуки в сумке?
– Странный вопрос, – уставилась на него Петровна. – Ты что, помидоров никогда не видел? Овощи такие, в огороде растут, – пояснила она, изображая руками куст со свисающими плодами. И тут же спохватилась, что тот сейчас сбежит с перепугу.
– А ну-ка стой… точнее, сядь. Расскажи-ка мне, Алмус, для начала, что это за ерунда там, за окном, творится.
Мальчишка посмотрел на нее озадаченно, затем, подошел к окну и выглянул на улицу, а потом, обернувшись произнес:
– Тут такое дело…Как бы вам объяснить…
Этот бегающий взгляд Петровна отлично помнила еще со времен работы нянечкой. И всегда, абсолютно всегда он сулил одно – крупные неприятности. В нынешнем случае он тянул на десять баллов из десяти.
– Ну ты уж постарайся, объясни как-нибудь, – мрачно произнесла она.
Легко сказать «постарайся», – подумал Алмус. Он только успел немного успокоиться, решив, что бабазины – это какой-то человеческий подвид, раз питаются овощами, а значит эта пожилая женщина вряд ли станет его пожирать, во всяком случае, сейчас. А потом это будет уже не его проблема. И даже решил, что красные штуковины из ее сумки, наверное, стоит попробовать, раз уж сама бабазина до сих пор жива. Но этот вопрос…
Как объяснить ей то, чего он и сам до конца не понимал (из-за чего и лишился места в магической школе, завалив экзамен). Объяснять ей про искривление пространства и разрывы материи, создающие перекрестье миров? Про переходы? Про охотников? Или, может, рассказать про запрещенный аркан, узнав о котором, стражи мигом потащат его на суд, а оттуда – на рудники, из которых он уже не вернется?
И все из-за глупого отчаяния – не надо было соглашаться на предложение Схона, лучше бы и дальше получать тумаки в трактире, чем вот так молчать и не знать, что ответить старушке, которая, между прочим, ничего плохого не сделала и теперь справедливо желала знать, в какую передрягу попала. Алмус сжал кулаки – что ж, виноват, значит придется расхлебывать – и решил рассказать правду. Точнее, часть правды, оставив кое-что на потом. Так, на всякий случай.